Выпуск №9(69), 2012

Наверно, в брюссельских коридорах Европейской Комиссии вздохнули с облегчением большим, чем виновники торжества. В Нидерландах по итогам досрочных парламентских выборов евроскептики проиграли, а победили две партии, которые не ставят под сомнение европейский выбор страны. Досрочное голосование было вызвано распадом прежней, весьма хрупкой правительственной коалиции, которая состояла из либералов и христианских демократов, пользовавшейся парламентской поддержкой крайне правой Партией свободы. Отличительной чертой последней было решительное неприятие иммигрантов и ислама. В результате атипичной избирательной кампании, в ходе которой несколько раз менялись лидеры забега, победу с минимальным отрывом друг от друга одержали либералы и социал-демократы из Партии труда. Как ожидается, именно они сформируют новую правительственную коалицию. Наиболее вероятным ее лидером станет нынешний премьер, представитель либералов Марк Рютте, которому, видимо, удастся редкое в голландской политической жизни достижение – сохранение премьерского поста по итогам выборов. Предвыборная кампания была не совсем обычной. В течение длительного времени в фаворитах шел лидер радикальной Социалистической партии Эмиль Румер. Одно время опросы населения прочили «помидорным» (эмблема партии – красный помидор с белой звездой на месте черенка) чуть ли не первое место. Эта партия решительным образом выступает против нынешней политики жесткой экономии в ЕС, с помощью которой предпринимаются попытки преодолеть кризис зоны евро. Вместо этого радикальные социалисты, вспоминая свои марксистские и даже маоистские корни, предлагали принимать меры для стимулирования экономики, против резких бюджетных сокращений. Но в итоге голландские избиратели за этими лозунгами не пошли, и партия сохранила те же позиции, что имела в прежнем составе нижней палаты парламента. Результаты правых радикалов из Партии свободы Герта Вилдерса оказались еще хуже. Спровоцировав эти досрочные выборы, надеясь укрепить свои позиции, они потеряли почти треть депутатских мандатов. Антииммигрантская тематика оказалась в предвыборных дебатах на заднем плане, поскольку наибольший интерес избирателей привлекли темы экономики и отношений с ЕС. Призывы Г.Вилдерса к выходу Нидерландов из ЕС и евро испугали даже часть его прежних сторонников. «В Брюсселе должны ликовать, это жалко», – сказал он после подведения итогов голосования. Однако, по его словам, «битва не закончена», «партия залечит раны» и продолжит борьбу «против исламизации Нидерландов». Зато блестящую кампанию провел новый лидер Партии труда Дидрик Самсом. Этот 41-летний атомщик, имеющий за плечами опыт работы в радикальной экологической организации «Гринпис», возглавил партию лишь в марте. За прошедшие месяцы ему удалось стать ее полноценным лидером, а перед выборами он привлек всеобщее внимание блестящими выступлениями, в первую очередь, по телевидению. Он не прятал свою частную жизнь, снялся даже в рекламном ролике в кругу семьи. Он женат, имеет двоих детей, не скрывает свой атеизм, вегетарианство, веру в здоровый образ жизни и занятия спортом: даже играет до сих пор в любительской ватерпольной команде. Сторонники говорили даже о магнетизме его взгляда и исходящей от него энергии. Как бы то ни было, Д.Самсом вытащил партию с политических задворок, куда она скатилась в последние несколько лет, и она прошла практически вровень с подтвердившими политическое первенство в стране либералами во главе с М.Рютте. Эти две политические силы, которых определяют как левоцентристскую и правоцентристскую, получили на двоих число депутатских мандатов, которое позволяет им создавать прочную правительственную коалицию. Остальные партии далеко отстали от них. Их поддержка даже может не понадобиться победителям, хотя в традиционно фрагментированном голландском политическом спектре коалиции обычно бывают сложными по составу. Возможно даже, что кабинет сможет рассчитывать на поддержку в той или иной форме провалившихся христианских демократов, входивших в прежнее правительство, и небольшой проевропейской партии Д-66. Тем не менее, формирование правительства может оказаться делом долгим и непростым. При общей ориентации на продолжение взаимодействия с Брюсселем пятой по масштабу экономики зоны евро, либералы и социал-демократы занимают далекие друг от друга позиции по многим вопросам, важным для повседневной жизни голландцев. В поиске путей выхода из кризиса еврозоны М.Рютте ориентируется на жесткий подход соседней Германии, с которой тесно взаимодействовал до сих пор. «Больше ни одного евро Греции!» – провозглашал он в ходе предвыборных баталий. Правда, распад прежней коалиции был вызван именно тем, что экономическое положение самих Нидерландов стало ухудшаться, что сделало необходимым некоторые решительные шаги в области бюджетной экономии, о которых как раз и не удалось договориться. Что касается Д.Самсома, то он предпочитает делать акцент не на мерах экономии, а на стимулировании экономики, хотя и не в таких масштабах, как его социалистические оппоненты слева. Лидер социал-демократов в этом плане предпочитает смотреть не на Берлин, а на Париж, где президент Франсуа Олланд призывает, экономя, не забывать об обеспечении развития и помощи странам еврозоны, попавшим в полосу бедствия. Среди основных проблем, по которым будущим партнерам по правительственной коалиции придется договариваться, значатся повышение возраста выхода на пенсию, ужесточение одной из наиболее мягких в ЕС систем выдачи ипотечных кредитов, сокращение расходов на здравоохранение и социальные нужды. Цель состоит в обеспечении возврата к сбалансированности государственного бюджета при сохранении одного из самых низких в ЕС уровней безработицы. Но коалиционные переговоры – дело внутриполитической техники. Главное для Брюсселя и партнеров Нидерландов состоит в том, что угроза прихода к власти или даже заметного укрепления позиций антиевропейски настроенных правых и левых радикалов не реализована. Валерий ВАСИЛЬЕВСКИЙ №9(69), 2012

Франция и Румыния продвинулись по пути решения проблемы румынских цыган, высылаемых с французской территории на родину с лета 2010 года по распоряжению бывшего президента Николя Саркози. Впрочем, эту практику продолжило и нынешнее правительство социалистов. Более того, благодаря жесткой позиции министра внутренних дел Франции Мануэля Вальса в отношении кочевых нелегалов он уже стал самым популярным деятелем нового кабинета, как и его противоречивые лозунги: «Твердость и гуманизм» и «Твердая рука и права человека». По официальным данным, в Румынии проживают около 620 тысяч цыган, а по оценкам международных гуманитарных организаций – более двух миллионов. Во Францию, на окраины крупных городов, перебрались уже примерно 15 тысяч кочевников, половину которых намерены репатриировать французские власти. В середине сентября М.Вальс посетил Бухарест, где был принят премьер-министром Виктором Понтой и президентом Румынии Траяном Бэсэску. Глава французского МВД заявил собеседникам, что «наши общие усилия должны быть направлены на то, чтобы цыгане могли интегрироваться в своих странах, очень важную роль в этом должны сыграть власти наших государств». По итогам переговоров подписано двустороннее рамочное соглашение о содействии Франции в обустройстве 80 депортированных семей. В то же время, министр дал понять, что ликвидация цыганских таборов во Франции будет продолжена, а их обитатели должны вернуться на родину. В ответ Бухарест попросил содействия в получении финансовой помощи из фондов Европейского Союза на период с 2014 по 2020 год для осуществления программы достойной интеграции цыган в румынское общество. Франция уже оказывает помощь Румынии в содержании одного из центров интеграции цыганских детей. Кстати Французская, прежде всего парижская, полиция обеспокоена количеством правонарушений среди выходцев из Румынии, особенно – молодых. За последние два года уровень преступности среди румын возрос почти на 70%, сообщает газета «Паризьен» со ссылкой на данные властей. «Эта цифра подтверждает необходимость бороться с такими преступлениями, как проституция, незаконная эксплуатация женщин и детей, совершаемыми иммигрантами из Румынии», – заявил глава МВД Мануэль Вальс. В минувшем году за различные нарушения закона во Франции задерживались около 20 тысяч румын. №9(69), 2012

Никто не ожидал такой смелости от председателя Европейской Комиссии Жозе Мануэла Баррозу. Обычно его выступления осторожны, он предпочитает не отходить от написанного текста. Однако 12 сентября, выступая перед Европейским Парламентом с ежегодной речью о состоянии дел в ЕС, он сформулировал целый ряд смелых инициатив на темы, которые раньше европейские лидеры предпочитали избегать. Глава исполнительного органа власти Союза сказал, что возникает необходимость «идти к федерации национальных государств. Таков наш политический горизонт. Это должно определять направление нашей работы в предстоящие годы». Признав, что такой поворот возможен лишь при изменении законодательных основ ЕС, он отметил, что нынешний кризис еврозоны показал отсутствие политического единства партнеров. Этот кризис, по его оценке, показал необходимость рывка вперед к политической интеграции, которая должна дополнить нынешние усилия по выравниванию экономической и налоговой политики стран-членов. ЕС, продолжал Ж.М.Баррозу, нуждается в «демократической федерации национальных государств, которая смогла бы противостоять нашим общим проблемам путем разделения суверенитета таким образом, чтобы каждая страна и ее граждане могли бы наилучшим образом управлять своей судьбой». Главным конкретным предложением председателя Европейской Комиссии стала идея передачи под надзор Европейского центрального банка (ЕЦБ) примерно 6 тысяч банков стран-членов. Это, по его мнению, должно стать первым шагом на пути банковского союза в рамках «двадцати семи». Появление такого банковского союза должно состоять из трех элементов. ЕЦБ получит право надзора над деятельностью банков в еврозоне; создается фонд для покрытия последствий разорившихся банков; создается система защиты банковских депозитов в еврозоне. Он пообещал до конца года подготовить соответствующие документы, начать дискуссию в рамках ЕС, чтобы приступить к необходимому пересмотру основополагающих документов после выборов в Европейский Парламент в 2014 году. «Многие скажут, что это – слишком амбициозный замысел, что он нереалистичен, – возражает Ж.М.Баррозу воображаемым оппонентам. – Но, позвольте, разве реалистично продолжать идти по тому пути, по которому мы до сих пор шли?» Федерализация ЕС долгое время была темой запретной, поскольку задевала множество противоположных интересов стран-членов. Взгляд на перспективу европейского строительства был весьма далеким, взять хотя бы столицы трех крупнейших государств – Берлин, Париж и Лондон. В общественных настроениях в разных государствах пропасть – не меньше, население склоняется к замыканию в себе, а значительная часть правящих сфер, напротив, нацеливается на большую интеграцию. В условиях нынешнего кризиса евро, в определенной мере поставившего под вопрос будущее самого ЕС, Ж.М.Баррозу рискнул выступить со своей инициативой – и мир не перевернулся. В значительной мере изложенные им взгляды перекликаются с той позицией, которую с конца лета открыто отстаивает канцлер Германии Ангела Меркель. Открывается путь для передачи части суверенитета странами-членами в наднациональные структуры. Но французы и слышать не хотели о федерализме в ЕС, голландцы полагают, что и так в центральные органы ЕС передано слишком много национального суверенитета, а британцы вряд ли вообще захотят рассматривать подобные проекты. А ирландцы? За последние годы их дважды приходилось заставлять пересматривать на референдумах антиинтеграционные результаты этих голосований. Способны ли они снова испортить обедню? Дело, действительно, имеет и сложное юридическое измерение. По сути, речь идет о передаче все новых полномочий в наднациональные, невыборные структуры, например, Европейской Комиссии. Не обсуждая пока политическое содержание такой реформы, упомянем хотя бы о юридической стороне. Во-первых, проведение подобной реформы потребует пересмотра Лиссабонского договора, который был одобрен всего три года назад, после чудовищно тяжелого процесса утверждения. Этот документ лежит в основе нынешнего здания Европейского Союза, поэтому любая существенная перестройка потребует нового текста. Во-вторых, передача части национального суверенитета в Брюссель потребует в ряде стран-членов проведения референдумов, результат которых непредсказуем. Ирландию мы уже упоминали, вспомним, как во Франции и Нидерландах отклонили проект Европейской конституции. Так что прецеденты есть. Наконец, самое веселое: Германии вообще придется менять конституцию, которая в нынешнем виде не позволяет совершить операцию по федерализации ЕС. Чтобы изменить конституцию, нужно квалифицированное большинство в Бундестаге, следовательно, согласие христианских демократов и социал-демократов, которые могут образовать большую коалицию по итогам предстоящих парламентских выборов, где канцлер Ангела Меркель постарается добиться избрания на третий срок, что, в свою очередь… Читатель все понял? Валерий ВАСИЛЬЕВСКИЙ №9(69), 2012

Маастрихстский договор, который был утвержден в сентябре 1992 года и положил начало нынешнему этапу развития Европейского Союза, не был бы утвержден сейчас, поскольку французы проголосовали бы «против» на общенациональном референдуме. Тогда они одобрили его незначительным большинством в 51%. Теперь, свидетельствует опрос населения, проведенный по заказу парижской газеты «Фигаро», «за» отдали бы голоса лишь 36% французских избирателей. Исследование показало нарастание недовольства жителей Франции нынешним состоянием дел в ЕС. Среди опрошенных 67% считают, что «двадцать семь» идут в неправильном направлении. Планы проведения единой экономической и бюджетной политики в Союзе негативно воспринимаются 60% опрошенных. Введение евро (это предусматривалось Маастрихтским договором) негативно сказалось на экономике страны (61%), на безработице (63%), на ценах (89%). №9(69), 2012

Долговой кризис, продолжающийся в странах зоны евро, был вызван избыточным частным кредитованием, а не чрезмерными государственными расходами, делает вывод Центральный банк Ирландии. В своем недавнем исследовании он указывает не только на главные болевые точки этой небывалой в Европе эпидемии, но и выступает с рекомендациями властям. По мнению аналитиков ирландского ЦБ, политические деятели должны быть готовыми, по меньшей мере, к нескольким видам решительных действий. Во-первых, они должны требовать от финансовых учреждений, чтобы их капитализация соответствовала абсолютным, а не пропорциональным суммам. А в случае неспособности собрать необходимые средства, долги следует амортизировать. Во-вторых, политиков необходимо наделить более широкими полномочиями, позволяющими покончить с «заражением» старыми кредитами новых. В-третьих, инъекции государственного капитала должны играть важную роль, а Фонд спасения евро – самый подходящий инструмент для этого, если правительствам удастся договориться об уступке своего контроля над банками общеевропейскому регулятору. В исследовании отмечается, что теперь экономика стран, оказавшихся в долговом кризисе, страдает от нехватки кредитов. Обжегшись на собственной щедрости, банки особенно неохотно ссужают деньгами мелкие и средние предприятия. Это наглядно подтверждает ситуация в Испании с ее высочайшим уровнем безработицы: в стране немало мелких и средних предприятий (за пределами хронически больной строительной отрасли), которые вполне могли бы развиваться и рекрутировать рабочую силу, но из-за отсутствия доступа к финансовым ресурсам вынуждены стагнировать. К выводам ирландских финансовых экспертов стоило бы прислушаться, ведь «изумрудный остров» одним из первых и едва ли не сильнее других стран зоны евро пострадал от кризиса, который разразился в 2008 году и поставил это небольшое государство на грань катастрофы. Следы бедствия и сегодня видны невооруженным глазом: в городах до сих пор пустуют десятки тысяч домов, возведенных во время строительного бума, который и способствовал образованию гигантского «финансового пузыря». Теперь власти приступили к сносу первых домов-призраков, чтобы они не провоцировали несчастные случаи (недавно погиб мальчик, проникший в одно из таких сооружений), и не портили пейзаж. По словам министра жилищного строительства Йэн О'Салливэн, «если никто не хочет жить в этих домах, их надо снести». Это – самый практичный выход из сложившейся ситуации, добавила она. С начала кризиса цены на жилье в Ирландии упали ровно в два раза, и, тем не менее, около 15% жилого фонда сегодня пустует. За десятилетие бума, когда Ирландию называли «европейским тигром», в стране построены дома более чем на 550 тысяч квартир. И это при населении в 4,5 миллиона человек! Сегодня почти 295 тысяч квартир не могут найти себе владельцев. Более того, правительство вынуждено выделить около 8 миллионов евро на обеспечение безопасности зданий-фантомов. На месте части из них – тех, что возведены в пригородах, – будут воссозданы сельскохозяйственные угодья. Александр СОКОЛОВ №9(69), 2012

Как британский таблоид терроризировал политиков Сомнительные методы работы журналистов издания «Ньюс оф зе уорлд», закрытого после громкого скандала о незаконной прослушке в прошлом году, снова оказались в фокусе внимания. Бывший депутат парламента от лейбористов Клэр Ворд заявила в начале сентября, что тактика запугивания, примененная к ней репортером этого таблоида, могла быть истинной причиной того, что ее ребенок родился мертворожденным. Дело прошлого, но едва ли такие трагические события, наносящие непоправимый урон психическому здоровью, имеют что-то подобное сроку давности. На заре своей карьеры, в 2001 году, Клэр Ворд стала жертвой сотрудника «Ньюс оф зе уорлд», который требовал, чтобы она призналась во внебрачной любовной связи с неким морским пехотинцем по прозвищу «Капитан Ханк» во время поездки в Косово. «Я сказала ему, что все эта история – полный вздор… На что тот заявил, что он всегда во всем прав, и затем добавил: «Я свалил Робина Кука (министра иностранных дел Великобритании), и я с тобой сделаю то же самое». Перед публикацией этой выдуманной истории ей позвонила сама Ребека Брукс, могущественная редактор издания, доверенное лицо газетно-телевизионного магната Руперта Мердока, которая дала понять, что автор – один из ее лучших репортеров, и что материал будет растиражирован. Так и случилось, и эту публикацию можно найти в Интернете. Непонятно, почему Клэр Ворд не стала судиться, защищая свою честь и достоинство в суде через иск о диффамации. Сейчас она объясняет свою растерянность тем, что ей было тогда всего 28 лет, она была малоопытна и страшно боялась этих звонков по пятницам, когда в таблоиде верстали свои склизкие новости на основе реального или вымышленного компромата на известных людей, особенно политиков. Впрочем, навязчивое внимание репортеров «Ньюс оф зе уорлд» к Клэр Ворд на этом эпизоде не закончилось. В декабре 2004 года она стала получать новые звонки с угрозами: признайся, а не то будет хуже. Она пока не стала раскрывать всех деталей, умолчав, чего именно добивалась от нее на этот раз. В любом случае, телефонный шантаж привел к серьезному и затяжному стрессу, который пришелся на ранние стадии ее беременности и в результате, как она думает, к потере плода в мае 2005 года. Как бывший парламентарий, Клэр Ворд все равно считает, что пресса имеет право спрашивать с политиков за то, что они говорят и делают. Однако это не должно быть равнозначно лицензии на запугивание. Личную жизнь Ворд подвергли, по ее словам, «интенсивному и регулярному» просвечиванию. Самое страшное, цитирует пострадавшую газета «Гардиан», что у журналистов есть «ужасная власть», позволяющая уничтожать политиков. «Все те 13 лет, что я была депутатом парламента, – говорит Клэр Ворд, – газета «Ньюс оф зе уорлд» (см. «Таблоид вышел в тираж после 168 лет») держала всю нашу политику железной хваткой». Владимир МИХЕЕВ №9(69), 2012

Гениальное изобретение Томаса Эдисона – привычная всем лампочка накаливания – приказала долго жить. Пока только в странах Европейского Союза. С 1 сентября 2012 года вступила в силу директива Еврокомиссии, запрещающая продажу лампочек мощностью более 60 ватт во всех 27 странах интеграционного объединения. Это позволит экономить электроэнергию, поскольку теперь будут использоваться только энергосберегающие лампочки. А меньшее потребление повлечет за собой сокращение вредных выбросов тепловых электростанций в атмосферу. Три года назад прекратилась продажа 100-ваттных ламп накаливания, а в 2010-м и 2011-м такая же участь постигла соответственно 75-и и 60-ваттные. С 1 сентября запрещено и производство этой устаревшей продукции. Правда, и новая не лишена недостатков, главные из которых – более высокая цена для потребителей и проблемы с утилизацией использованных ламп, поскольку они содержат опасную для здоровья ртуть. №9(69), 2012

считал кардинал-вольнодумец по прозвищу «анти-папа» Духовное наследие кардинала Карло Марии Мартини, ушедшего в лучший мир в последний день августа, не скоро порастет быльем, травой забвения. Тому порукой его не вполне ортодоксальные взгляды на окружающую действительность и на саму римско-католическую церковь (РКЦ), вскормившую, неожиданно для себя, несостоявшегося реформатора. Прозванный «анти-папой», этот князь церкви, чуть было не ставший римским первосвященником вместо Бенедикта XVI, был бельмом на глазу у священников-ригористов и отрадой для глаз узкой группы либералов внутри такого сложного и композитного организма, как РКЦ. В то время когда Ватикан безоговорочно отказывал женщинам в праве быть рукоположенным в сан, отвергал однополые браки и осуждал теологию освобождения (ее адепты подверглись преследованиям при Иоанне Павле II), кардинал Мартини, странствуя по миру, проповедовал своего рода идею открытых дверей. Он выступал за то, чтобы принять под омофор даже тех заблудших чад, чьи поведенческие стандарты не укладываются в канонические рамки. В 2007 году кардинал Мартини, к примеру, заявил: «Церковь не отдает приказы. Нужно слушать, что говорят другие, и, обращаясь к ним, использовать понятия, которые им ясны». Да, он смотрелся беспримесным радикалом на фоне других высших иерархов, но придерживался сбалансированных взглядов. В числе почти еретических высказываний кардинала с распространенной фамилией можно найти слова в поддержку гендерного равноправия – он ратовал за возведение женщин в сан священников. Но! Он не призывал распахнуть двери семинарий для всех, кто ведет родословную от Евы. Да, он одобрял применение презервативов для предохранения от распространения СПИДа, называя это «меньшим злом», но не требовал отказаться от официальной позиции РКЦ, не допускающей «искусственную контрацепцию». Каким образом сформировалось у носителя красной кардинальской шапочки столь критическое восприятие матери-церкви, неизвестно. В 17 лет он пошел на выучку к иезуитам, что проявлялось даже в том, как он смотрел на собеседников, нередко не поднимая взгляда выше их губ. В 25 лет стал священником. В течение трех десятилетий занимался теологической наукой, в чем заметно преуспел: его перу принадлежит немало монографий, хотя заодно он писал и авторские колонки в авторитетную газету «Коррьере делла сера». По весомости академических заслуг был назначен ректором престижного Библейского института в Риме. Он смотрелся чистым теоретиком. Его манера общения, утверждают знающие люди, отдавала холодком. Что не помешало Иоанну Павлу II назначить его уже в статусе архиепископа в важнейшую епархию – Милан. В 1983 он стал кардиналом. В столице северной Италии у Карло Марии Мартини был непререкаемый авторитет. Прихожане его обожали. Не все, естественно. Находясь на своем высоком посту в течение 22 лет, он был объектом скрытых, а подчас и не завуалированных нападок со стороны консервативно настроенной части духовенства и паствы. Кардинал, как отмечает английская «Гардиан», никогда «прямо не критиковал» Иоанна Павла II, отличавшегося строгими воззрениями на веру, но «его несогласие было очевидным». В качестве оружия кардинал Мартини часто избирал иронию, и даже юмор. Когда все в римской курии готовились с пышностью отмечать приход 2000 года от Рождества Христова, чтобы на волне праздничного энтузиазма привлечь новых обращенных, кардинал Мартини, облаченный в одеяние теолога, вдруг заявил, что Иисус, в действительности, родился в шестом году до нашей эры, а, следовательно, РКЦ опоздала с отмечанием юбилея. В 1994 году, когда папа римский издал энциклику, запрещающую верным католикам даже обсуждать тему рукоположения в сан женщин, кардинал Мартини прокомментировал это так: срок действия этого указа распространяется только на текущее тысячелетие, то есть на шесть лет. Не трудно было предсказать, что вопреки немалой популярности Мартини у него не было шансов когда-либо стать римским верховным понтификом. В свое окружение Иоанн Павел II брал почти исключительно приверженцев старой школы, традиционалистов, консерваторов. Среди них был и нынешний первосвященник, Бенедикт XVI, в миру Йозеф Алоис Ратцингер, которого по следам его непорочной службы в качестве главы Конгрегации доктрины веры (высшая идеологическая инстанция РКЦ), заслуженно или нет – не ведомо, прозвали «Ротвейлер Иисуса». Едва ли бы конклав кардиналов, выбирающий в Сикстинской капелле следующего римского понтифика, достойного носить «кольцо рыбака», остановил свой выбор на Карло Марии Мартини. Но факт остается фактом: при выборах преемника польского папы в первом раунде голосования итальянец Мартини лидировал, опередив немца Ратцингера. И это несмотря на то, что кардинал Мартини сдал миланскую епархию в 2002 году по причине поразившей его редкой разновидности болезни Паркинсона. Он вновь занялся теологий: жил сперва в Иерусалиме, затем вернулся в Милан. Показательно, что Мартини, как только объявили диагноз, незамедлительно отошел от активной деятельности в отличие от страдавшего также от проклятия Паркинсона Иоанна Павла II, который продолжал долгие годы зачитывать обращения по бумажке в трясущихся руках. Финальным аккордом долгой жизни миланского вольнодумца (ему было 85 лет) стало интервью газете «Коррьере делла сера», с которой он долго и успешно сотрудничал. Опубликовали, по просьбе кардинала, только после его смерти. В этом своеобразном завещании Мартини с болью говорит: «Наша культура устарела, наши церкви огромные, но пустые, наши ритуалы и наши сутаны чересчур помпезные». Дальше – больше: «Церковь должна признать свои ошибки и провести радикальные перемены, начиная с папы и епископов. Последние скандалы с педофилией должны заставить нас встать на путь трансформации». Мартини констатировал: как следствие, РКЦ «теряет молодое поколение». И, наконец, кардинал вынес самый суровый приговор: католическая церковь «отстала от жизни на 200 лет». Какими бы эпитетами не гвоздили кардинала Мартини его многочисленные оппоненты, он вовсе не был еретиком, а только хотел приспособить древнейшую форму человеческой самоорганизации к реалиям современного мира. И все, что ни делал кардинал Мартини, он делал, по глубокому убеждению, «ad maiorem Dei gloriam» – к вящей славе Божьей. На его похороны пришло 200 тысяч прихожан. Приехал почтить память выдающегося теолога премьер-министр Италии Марио Монти. Однако Бенедикт XVI не счел нужным воздать последние почести своему идейному антиподу, который был убежден, что католическая церковь, если хочет существовать и в XXII веке, должна восприниматься всеми как общественный институт semper reformanda – постоянно меняющийся. Владимир МИХЕЕВ №9(69), 2012

Интеграция – сложный, многоплановый, неоднозначный процесс. Всюду и всегда, вне зависимости от набора участников интеграционного проекта, его осуществление сталкивается с большим числом самых разнообразных трудностей и проблем. Оно идет зигзагообразно. От успехов к провалам. От бесконечных кризисов к их более-менее удачному сглаживанию. Разрешению. Преодолению. Однако до последнего времени преобладали победные реляции. Интеграцию представляли как чуть ли не линейный процесс. Как безусловный успех. Если и не панацею от всех бед, то, во всяком случае, нечто очень похожее. Позволяющее снимать былые противоречия между нациями. Обеспечивать прогресс. Сбалансированный рост экономики. Высокий уровень благосостояния. Политическую и социальную стабильность и безопасность. Лишь с недавних пор заявления и выводы критически настроенных исследователей перестали предавать анафеме. Выяснилось, что интеграция, даже в ее самых совершенных, просвещенных и продвинутых формах, неплохо уживается с экономической стагнацией. Безработицей. Свертыванием социальных программ. Что она может сопровождаться чрезмерной политизацией принимаемых экономических решений, чреватой грубыми ошибками и просчетами. С самыми негативными последствиями, от которых страдают фактически все. И население стран, вовлеченных в интеграционный процесс. И национальный бизнес. И соседи. Исправлять же допущенные ошибки и отыгрывать назад, чтобы минимизировать потери от просчетов, очень непросто. Охвативший весь мир глобальный экономический кризис оставил страшные незаживающие раны. Они будут кровоточить еще очень и очень долго. Да и выход из него пока отнюдь не так убедителен, как хотелось бы. Среди его жертв оказались Европейский Союз, еврозона, страны региона. Все они пережили особенно болезненный удар. И осуществляемый ими интеграционный проект послужил спасательным кругом лишь вначале. Однако ни шельмовать достижения ЕС (их много, они по-настоящему весомы), ни перегибать палку, акцентируя внимание скорее на недостатках интеграции, нежели на ее достоинствах, нет никаких оснований. Нужен научно обоснованный, выверенный, сбалансированный анализ. Необходимо беспристрастно разобраться в том, что ввело ЕС в штопор суверенной задолженности, парализующей все усилия. Почему меры, предпринятые ЕС, не дали желаемой отдачи. Что не сработало в той модели интеграционного процесса, который выбрали государства-члены. Какие коррективы потребуется вносить в практическую политику всем тем, кто верит в интеграцию. Надеется на нее. Считает, несмотря ни на что, что за ней будущее. Пора, вслед за Владимиром Маяковским, сказать: «Профессор, снимите очки-велосипед». Пусть непосредственные участники событий, «мобилизованные и призванные» кризисом, разъяснят логику своих действий. Пусть традиционные экзальтированные апологеты западноевропейской интеграции несколько потеснятся, отойдут в сторону и пропустят на подиум тех, кто воспринимает происходящее в ЕС со здоровой долей скептицизма. Тогда мы сможем с уверенностью сказать: «Да. Эра романтизма в оценке классических интеграционных процессов и, в частности, западноевропейского интеграционного проекта ушла в прошлое. Наконец-то, появилась возможность перестать все происходящее в ЕС рассматривать через розовые очки. Наступила эра реализма. Эра, когда все видится без прикрас. Когда «за» и «против» взвешивают по конечному результату, а не по заранее анонсированному прорыву в светлое будущее и всеобщее единение». В предлагаемом вашему вниманию эссе разбираются лишь три из всего многообразия элементов, характеризующих эру реализма в оценке западноевропейского интеграционного проекта. Но они достаточно показательны и позволяют хотя бы схематично представить себе общую картину. Каждому из них посвящен отдельный раздел. Дал этим разделам символические названия, вызывающие вполне определенные ассоциации. Первый озаглавил, пользуясь Тургеневскими образами, «Отцы и дети». Второй – более заземлено: «Мухи – отдельно, котлеты – отдельно». Третий – популярным советским лозунгом «Построение коммунизма в одной отдельно взятой стране».   Отцы и дети Нынешнее отношение к Евросоюзу очень напоминает отношение молодого поколения к образу жизни предшествующего, так хорошо описанное в одноименном романе. Есть революционный замах. Есть желание спать на гвоздях. Нигилизм. Стремление на все взглянуть по-другому. Иначе. Не так как в прошедшие десятилетия. Все пересмотреть. Переиначить. Сделать с большим размахом. Более твердо. Последовательно. Решительно. Но не очень понятно, что в действительности предлагается взамен тому, от чего призывают теперь отказаться. Чем это лучше. Какую даст отдачу. Чем будет полезно. Каковы предполагаемые издержки. И почему ими можно пренебречь. Почему раньше все возражали, не хотели, сопротивлялись. А теперь вдруг осознали, что нужно именно так, и никак иначе. Буквально еще несколько лет назад Европейский Союз рассматривался как эталон. Просто эталон. Или почти эталон совершенства. Да он и сам навязывал себя всем остальным в качестве образца. Нормативистской силы. Примера для подражания. Центра, из которого исходят новые идеи, касающиеся внутреннего демократического развития государств. Господства права. Ценностных ориентиров. А равно международной повестки, включая устойчивое развитие, «зеленую экономику», обусловленную помощь, спасение климата, вмешательство во внутренние дела тех или иных стран в целях защиты населения. И, вообще, исходят рецепты решения большинства глобальных проблем. В какой-то степени Евросоюз пытался осчастливить всех своих партнеров проекцией своего внутреннего развития на весь остальной мир. Или убедить конкурентов в том, что от этого все выиграют. Те «благодатные» времена прошли. В нынешних условиях любые предложения, которые исходят от Европейского Союза, воспринимаются критически. Опыт Европейского Союза тоже оценивается несколько иначе, чем в прошлом. Одно дело, когда вы на коне, и у вас все получается. Остальные завидуют. Думают, вот бы нам что-то подобное. Желательно в связке с теми, кто уже преуспел. Не получится, то хотя бы благодаря привилегированным отношениям со столь успешным и влиятельным интеграционным объединением. И совсем другое, когда все сыплется. Международная конкурентоспособность падает. Нужно всем давать разъяснения. Хуже – обращаться за помощью и пониманием. Так, все последние саммиты Россия-ЕС начинаются с попыток представителей Брюсселя убедить Кремль в том, что им предпринимаются достаточные и адекватные меры по преодолению кризиса суверенной задолженности, коллапса зоны евро не произойдет и от евро бежать не надо. В этих условиях опыт интеграционного развития, накопленный Евросоюзом, все его свершения оцениваются отдельно, а нынешнее состояние ЕС отдельно. Все кому не лень заявляют о том, что основная угроза дестабилизации мировой экономики исходит именно от Евросоюза, и что Брюсселю нужно срочно предпринять ожидаемые от него решительные меры. Дальше – больше, поучают Брюссель. Выговаривают. Читают назидательные проповеди. Складывается впечатление, что все крупнейшие мировые игроки и не только они радостно бросились спекулировать по поводу нынешних трудностей интеграционного объединения и сами же поверили в сказочки, распространяемые ангажированными экспертами и публицистами. Мол, Европейский Союз слабеет. Он уже не тот, что раньше. Ему не угнаться за более молодыми, шустрыми и амбициозными конкурентами. ЕС и входящие в него государства сдают позиции. С учетом демографической ямы, в которую они объективно проваливаются, превращаются в музей под открытым небом. Красивый. Богатый. Благополучный. Благоухающий. С тысячами великолепных, сказочных, красивейших экспонатов, но музей. То есть в нечто такое, куда другие будут приезжать, чтобы насладиться искусством, комфортом, познакомиться с историей. А вот возможность творить эту историю оставят за собой. Много уничижительных соображений высказывается по поводу того, что ЕС, дескать, сам спровоцировал тот жесточайшие кризис суверенной задолженности, который он сейчас переживает. Будь он порешительней, сумей вовремя прийти на помощь Греции, оказавшейся в преддефолтном состоянии, развитие событий пошло бы по принципиально иному сценарию. Чтобы спасти Афины до того, как на них накинулись валютно-финансовые спекулянты, а доступ к дешевым заимствованиям на открытом рынке оказался перекрыт, достаточно было нескольких десятков миллиардов евро. Теперь спасение обойдется ЕС и уже обходится в сотни миллиардов. Добавьте к этому распространение аналогичной «болезни» на соседей Греции по Средиземноморью – Испанию, Италию, Португалию (четверка, обозначаемая аббревиатурой ПИГС – свинья, в переводе с английского). И вообще, что это за мощнейшая экономическая группировка из 27 преуспевающих богатых государств, которая на протяжении уже нескольких лет демонстрирует полную неспособность вытащить из кризиса одного из слабейших своих участников. Нонсенс. Исключи другие страны Грецию пару лет назад из еврозоны быстро и решительно, никто бы уже не вспоминал какой-то там кризис суверенной задолженности. Целый ряд инвектив связан с провалами ЕС в смежных областях внутренней политики и рисуемым другими якобы неопределенным будущим интеграционного объединения. Ведь согласно прогнозным данным, публикуемым экономическими оракулами, пользующимися заслуженным международным авторитетом, включая, в том числе, и Евростат, ЕС не приходится рассчитывать на высокие темпы экономического роста. Низкими темпами на уровне буквально нескольких процентов ЕС придется расплачиваться за выход из кризиса суверенной задолженности на протяжении еще целого десятилетия. За это время конкуренты, развивающиеся намного более динамично, успеют сравняться с ЕС по многим показателями, оттеснить Брюссель и даже выйти вперед. Необходимость же экономить, придерживаться бюджетной дисциплины, расплачиваться по долгам и т.д. существенно ограничит возможности для маневра и в социальной сфере. Жизненный уровень населения будет падать. В лучшем случае, о его росте на некоторое время придется забыть. Масштабная безработица сохранится. Она будет зашкаливать. Социальное недовольство начнет прорываться наружу. Прежде всего, от него пострадают мигранты, которым уготована роль громоотвода. Хотя на орехи достанется, конечно, и властям, и крупному капиталу. От терпимости, мультикультурализма, снисходительности к политическим, религиозным и иным меньшинствам придется отказываться. ЕС и страны региона ждет политическая радикализация и все более активное вовлечение в политический процесс крайне правых со всеми вытекающими отсюда не очень приятными последствиями. Они уже сейчас заметны невооруженным взглядом – посмотрите на итоги последних выборов во Франции, Бельгии, Нидерландах, Северной Европе. В общем, крокодиловы слезы проливаются охотно и в больших количествах. Безотносительно к тому, есть для этого реальные основания или нет. Ведь утерев их, можно приняться за самое приятное и сладостное. За то чтобы поучать ЕС. Ставить ему в пример других. В частности быстро растущие экономики. Советовать заняться реиндустриализацией и возвращением тех или иных производств, перенесенных в Азию, Африку и Латинскую Америку, обратно на свою территорию. Повышенное внимание уделять инновационному развитию. Больше тратить на научные исследования и разработки, создание и освоение новых технологий. Указывать, что решения надо принимать быстро, ответственно, воздерживаясь от того, чтобы перекладывать бремя своих забот на чужие плечи. А такие речи слышны из самых разных уголков планеты. Из Вашингтона, Москвы, Пекина, Дели, Сингапура. На самом деле список гораздо длиннее. Обычно корректные постоянный глава Европейского Совета Херман ван Ромпей и председатель Европейской Комиссии Мануэл Баррозу даже взбеленились. Коллеги, – повторили они несколько раз на различных пресс-конференциях, – не зарывайтесь. Хватит. Достаточно. Сравните качественные и количественные показатели экономики, жизненного уровня населения, потенциала ЕС с тем, что есть у вас, и все встанет на свои места. И действительно, «хоронить» ЕС, сетовать по поводу того, что интеграционное объединение сдает позиции, и его ждет незавидное будущее, явно преждевременно. Во-первых, все страны, не входящие в ОЭСР, включая все быстро растущие экономики, сильно отстают от ЕС и его государств-членов по всем заслуживающим внимания параметрам. Доходам на душу населения. Уровню жизни. Благосостоянию. Развитости социальной сферы. Производительности труда. Технической и энерговооруженности. Тому, в какой степени экономика диверсифицирована. У кого сконцентрированы патенты на большинство значимых, с точки зрения мирового развития, технологий и ноу-хау. Кто осуществляет прорывные эпохальные научные проекты. Во-вторых, качество жизни в еврозоне на порядок выше. Под углом зрения жилого фонда. Социальной защищенности населения. Накопленного странами богатства. Сглаживания противоречий между городом и деревней. Чистоты воды и воздуха. В целом, охраны окружающей среды. Рукотворного ландшафтного, природного и любого другого разнообразия. Исторических, архитектурных и иных памятников и т.д. В-третьих, за исключением распавшегося Советского Союза, никому и никогда не удавалось добиться такого единения ранее враждовавших между собой народов. Интеграционный проект, осуществленный государствами-членами Европейского Союза, позволил им создать общее пространство в полном смысле этого слова. Общее пространство благополучия, стабильности и безопасности. Да и такой уровень солидарности в решении общих проблем, ставшей для ЕС нормой, никому в прошлом не удавалось демонстрировать. В-четвертых, Европейский Союз и его государства-члены уже внесли серьезные коррективы в осуществляемый ими интеграционный проект. В результате интеграции станет на порядок больше. Брюссель получит дополнительные полномочия. Наднациональные механизмы станут работать эффективнее. Из Брюсселя будут диктовать национальным государствам, в том числе, и какую экономическую политику проводить, и как расходовать бюджетные средства. Причем под недремлющим оком все новых контролирующих органов. В целом, закручивание гаек в том, что касается соответствия требованиям пакта стабильности, продолжится. Будет усилен также надзор за соблюдением дисциплины в финансовой и банковской сфере. В-пятых, своих проблем хватает у всех мировых игроков, лезущих в критики и наставники Европейского Союза. Суверенная задолженность стран ЕС не идет ни в какое сравнение с долгами, накопленными США или Японией. Коррумпированность китайской и российской экономики стала притчей во языцех. Во всех третьих странах разрыв между бедными и богатыми гораздо глубже, чем в ЕС. Абсолютно всем надо проводить болезненные структурные реформы. Всем предстоит модернизировать социальную сферу. А некоторым вообще только еще заняться ее созданием. Общий вывод. Да, в оценках опыта ЕС и потенциала интеграционного проекта сейчас гораздо больше реализма, чем раньше. Но к оценке тех трудностей, с которыми столкнулся ЕС, следует подходить очень и очень взвешенно. Какое-либо шапкозакидательство недопустимо. Социально-экономическая модель, выпестованная ЕС, несовершенна. У нее много слабостей. Их нужно видеть. Обязательно. В ней много прорех. Но ничего лучшего никто и нигде на настоящий момент не предложил. Все полностью аналогично тому, что говорится по поводу демократических форм общественного устройства. Их эффективность низка. Недостатков – море. Но ничего лучшего на сегодня истории не известно. Хотите чего-то другого, чего-то большего, тогда дайте ответ на все или хотя бы большинство из упоминавшихся выше вопросов. Вот они. Какая модель экономического развития лучше, нежели та, которая предлагается Европейским Союзом? Какая модель построения общества по сравнению с неэффективной, устаревшей, никому не нужной демократией, лучше, нежели эта демократия? Где эксцессы капиталистического общества более сглажены, чем в Евросоюзе? Где разрыв между простыми гражданами и элитой меньше, нежели в Европейском Союзе? Пока они не прозвучат, мы с вами будем оставаться в логике противостояния отцов и детей, когда новые поколения отвергают прежний опыт и прежние устои просто потому, что они прежние, а не по каким-то иным причинам. Можно, конечно, учить ЕС, как ему жить дальше. Можно объяснять, каких стандартов ему следует придерживаться, в том числе, в области защиты прав человека, прав потребителей, ограничения вредных выбросов, темпа перехода на рельсы «зеленой экономики», вмешательства в дела других стран и пр. Можно. Но лучше, по всей видимости, подтягиваться к этим стандартам, не забывая, естественно, о том, что кто конкурентоспособнее, тот и прав, в конечном итоге.   Мухи – отдельно, котлеты – отдельно Полемизируя по поводу настоящего и будущего Европейского Союза, эксперты и политики, как у нас, так и за рубежом, склонны забывать о том, что ЕС крайне сложное социально-экономическое и политическое образование. Подходить к анализу процессов, разворачивающихся в ЕС, с традиционными мерками нельзя. Или, во всяком случае, крайне нежелательно. Мы можем прийти к заведомо ошибочным выводам. Поддаться соблазну «мерить среднюю температуру по больнице». Что означает этот образ, всем хорошо известно. Итак, Европейский Союз – это сверхсложная система многоуровневого управления. Она складывается из государственного управления на уровне всех субъектов, входящих в интеграционное объединение, со всеми присущими им спецификой и самобытностью, и наднационального управления. Они дополняют друг друга. Накладываются друг на друга. Находятся в постоянно меняющемся динамическом равновесии. Какие-то функции и полномочия национальное государство передает на более высокий уровень. Какие-то обратно себе возвращает. При определенных условиях взаимодействие национальных и наднационального уровней управления дает синергетический эффект. При каких-то других достичь такого эффекта не получается. В тех или иных сферах человеческой деятельности в отношениях между ними превалирует тенденция к сотрудничеству со строгим следованием установленной иерархии. В других она уступает место соперничеству. В третьих движение вперед вообще оказывается заблокированным. А ведь нужно еще учитывать крайне сложное устройство общественной жизни в государствах, сделавших ставку на объединение своих ресурсов и достижение согласованных целей. Плюс парламентское измерение многоярусного управления. Подключение социальных партнеров к процедуре формулирования политики, выработки общих правил игры и принятия решений. Подтягивание гражданского общества и гражданских инициатив. Разнонаправленный лоббизм и много другого прочего. Значит, нужно совершенно четко различать, кто за что отвечает. Что к чему относится. За что хвалить или ругать тот или иной уровень управления. Что «инкриминировать» институтам Европейского Союза и самому ЕС, а что входящим в него национальным государствам. Какие претензии в связи с кризисом суверенной задолженности предъявлять и какому или каким слагаемым многоуровневого управления. Какие его элементы менять, модифицировать, совершенствовать, модернизировать и как, каким образом, в какой последовательности. Какие новые черты система многоуровневого управления, образующая ЕС, может или должна приобрести в результате реформ. При таком подходе выясняется, что нынешний провал ЕС, утрата валютно-финансовой стабильности, лихорадка, охватившая биржи из-за неспособности правительств самостоятельно размещать суверенные заимствования под низкий процент на открытых финансовых площадках и соответственно своевременно обслуживать свои долговые обязательства – это кризис не столько европейского интеграционного проекта, сколько национального государства в эпоху глобализации. Делается очевидным, что, прежде всего, отдельные государства-члены оказались не готовы к резкому изменению экономической конъюнктуры, вызванной глобальным экономическим кризисом, схлопыванию рынков, падению спроса и т.д., а не ЕС в целом. Хотя и он тоже. Национальные финансовые институты отдельных стран, системообразующие банки, инвестиционные фонды, страховые и прочие компании, а не ЕС в целом, накопили колоссальное количество обесценившихся активов, вынудив национальные государства брать на себя их обязательства в целях спасения национальных финансовых систем. Экономика главным образом отдельных стран, а не ЕС в целом, нуждается в ускоренном проведении давно назревших структурных реформ и коренной модернизации. Осуществление европейского интеграционного проекта на предыдущем витке развития Европейского Союза позволило ускорить экономическое развитие региона. Обеспечить трансграничный перелив современных технологий, политических, социальных, управленческих, информационных, производственных. Подтягивание относительно отсталых стран к уровню развития более передовых. Помогло расширить зону процветания, вовлечь в нее все новые и новые страны, вне зависимости от того, в какой степени они были к этому готовы или этого «заслуживали». Но оно не привело к созданию гомогенного экономического пространства. К унификации очень несхожих моделей экономического развития, используемых в разных странах. К выработке и осуществлению единой экономической политики. До кризиса такая задача не ставилась. Соответствующие полномочия у ЕС отсутствовали. По большому счету интеграционный проект на это и не был рассчитан. Ведь тогда бы речь шла уже не об интеграции, а, по сути, о тех или иных формах федерализации Европейского Союза, утрате его субъектами характера независимых суверенных образований в гораздо большей степени, чем сейчас. Многими членами ЕС подобное развитие событий воспринималось и воспринимается по-прежнему как невозможное, нежелательное и недопустимое. В какой мере – другой вопрос. В любом случае по состоянию на настоящий момент в масштабах континента используется с полдюжины различных модификаций европейской модели социально-экономического развития. Строятся несовпадающие типы социального государства, отличающиеся между собой по многим очень важным, узловым параметрам. Применяются индивидуализированные схемы вовлечения мигрантов в жизнь общества. Проводится экономическая политика, ориентированная на решение задач, специфических для каждого государства или групп государств. Учитывающая уровень их экономического развития, исторически сложившиеся традиции, менталитет, национальные особенности и предпочтения. С некоторой долей условности можно говорить о германской модели социально-экономического развития или, иначе, модели, принятой в Германии и ряде тяготеющих к ней стран. Североевропейской или скандинавской. Британской. Средиземноморской. Модели, которая сформировалась за последние годы в странах Новой Европы. Ведь новички ЕС, будь то отдельные страны Центральной и Восточной Европы или страны Балтии, не ограничились тем, что взяли на вооружение трафареты догоняющего развития. Они сумели сыграть на опережение и заранее осуществить ряд насущных структурных и социальных реформ, долгие годы стоящих в повестке дня старожилов ЕС, – таких, как в первую очередь Греция, Италия и другие страны Средиземноморья. Так вот, кризис суверенной задолженности в той форме, в которой его переживает Европейский Союз, вскрыл слабости и продемонстрировал сильные стороны различных моделей. Фактически он означает фиаско средиземноморской вольницы, тренд к игнорированию национальной специфики и отказу от ее учета в качестве чего-то краеугольного и победу германской и североевропейской модели над всеми остальными. Да, и как иначе можно охарактеризовать ситуацию, когда все остальные вручили Германии заботу о спасении и выживании зоны евро. Превращение Германии, единственного европейского тяжеловеса, в «европейского тигра», восходящую экономику, столь же динамичную, как Китай, Индия и другие быстро растущие центры, произошло на наших глазах. Еще недавно Германию объявляли больным человеком Европы. Она пренебрежительно нарушала пакт стабильности ЕС. Казалось бы, впустую тратила десятки миллиардов евро бюджетных денег на переналадку хозяйственного механизма и обустройство своих восточных земель. Была парализована противостоянием федеральных и местных органов власти и управления, контролируемых конкурирующими политическими партиями. Не могла даже подступиться к осуществлению серьезных социальных и структурных реформ, требуемых жизнью. И, тем не менее, правящий класс Германии нашел в себе силы сплотиться, пойти на создание коалиционного правительства, вобравшего в себя представителей противостоящих политический партий, и запустил реформы. Судя по тому, насколько уверенно Германия встретила глобальный экономический кризис, справилась или справляется с его последствиями, подчиняет другие страны зоны евро своим экономическим интересам, наращивает экспортные поступления, они оказались успешными. Более того, именно они обеспечили Германии, германским фирмам, германской промышленности, германским товарам лидирующие позиции на европейском и мировом рынках. Это уже потом Германия, как пылесос, стала высасывать из других стран ЕС бегущие оттуда капиталы. Их сделалось на порядок выгоднее размещать и вкладывать именно здесь. Коли так, давайте вместе посмотрим, в чем опыт Германии имеет универсальное значение. В чем он подтверждает или опровергает классические представления о факторах конкурентоспособности, рачительного и рационального ведения хозяйства. Каким императивам экономического развития, отстаиваемым Берлином, впредь придется следовать большинству стран континента. Назовем только главные, на многие из которых до сих пор в ЕС смотрели сквозь пальцы. Теперь ситуация меняется. Новым руководством Испании, Италии и всех тех, кто слишком сильно пострадал от кризиса, они воспринимаются как своего рода катехизис. Эксплицитно или имплицитно (в зависимости от обстоятельств и политической конъюнктуры). Для решения задач обеспечения конкурентоспособности необходимо повышать производительность труда. Иного не дано. Это определяющий фактор. От него зависит все остальное. Производительность труда на производстве. В сфере услуг. На отдельных предприятиях. В экономике в целом. Для этого делать ставку на инновационный тип развития. На постоянное обновление основных фондов. Надежность институтов государственного управления и гражданского общества и их ориентацию на поощрение инновационного поведения как неотъемлемой части политической, экономической и бизнес культуры. Стабильный рост капиталовложений в разработку и усвоение новейших технологий. Сохранение и постоянную модернизацию национальной промышленности. Обеспечение ее достаточно весомого удельного веса в ВВП. Представления о том, что в постиндустриальном обществе значение материального производства падает, что наступает эра безраздельного господства сферы услуг, что она будет оттягивать на себя основную часть трудовых ресурсов, похоже, оказались ошибочными или неправильно понятыми. Точно также как и представления о том, что для обеспечения социального мира и стабильности необходимо растворить рабочий класс в других слоях общества, перевести его на положение маргинала, сделать так, чтобы в силу своей малочисленности он не мог оказывать серьезного влияния на формирование и проведение экономической политики. Сопоставление количественных показателей говорит само за себя. В странах Средиземноморья и Великобритании доля промышленного производства в ВВП упала до 11-16%. В Германии она на порядок выше. (Кстати, в Китае только в 2010-е годы она опустилась ниже 50%). Отсюда и большая устойчивость германской экономики и способность абсорбировать высвобождающиеся трудовые ресурсы. Деиндустриализация в Германии не зашла так далеко, как у соседей. И проблема реиндустриализации не стоит так остро. Вот и получается, что тендер на переоснащение железных дорог Великобритании подвижным составом выигрывает Сименс, а не английские фирмы. Придание национальной экономике максимальной гибкости, чтобы происходил постоянный переток капиталов. Чтобы они устремлялись в наиболее перспективные отрасли – сейчас это «зеленая экономика». В постоянном режиме поддерживалась здоровая конкуренция. Сохранялся низкий порог входа и утверждения на новых рынках. Неизменно снимались и демонтировались административные барьеры. Особенно такие коррупционные и создающие закрытые цеха, как чрезмерная плата за лицензию на те или иные виды деятельности. Венчурный капитал был уверен в поддержке центральных и местных властей. Мелкие и средние фирмы пользовались безусловной защитой со стороны государства и могли рассчитывать на его помощь в плане доступа к государственным закупкам, длинным деньгам, осуществлению проектов в режиме государственно-частного партнерства. Ведь у крупнейших фирм лишь командные высоты. Основную ткань экономики создают именно они, мелкие и средние фирмы. За их эффективностью, высокой вооруженностью новейшими технологиями, ориентированностью на лучшие образцы, конкурентоспособностью и способностью быстро адаптироваться к потребностям рынка следить нужно особенно пристально. Рынок труда также обладал максимально высокой гибкостью. Чтобы вслед за перетоком капиталов обеспечивалась и соответствующая миграция рабочей силы. Как территориальная, так и межотраслевая. Чтобы излишки трудовых ресурсов можно было быстрее сбрасывать и, точно также, легче находить квалифицированных работников, удовлетворяя тем самым растущие нужды в специалистах, владеющих новыми востребованными профессиями и профессиональными навыками. Чтобы эффективно работали механизмы стимулирования подготовки и переподготовки персонала и обучения именно тем профессиям, на которые есть спрос. Вместе с тем, рост заработной платы, социальных выплат и государственных расходов ни в коем случае не опережал рост производительности. Следовать этому золотому правилу многие страны ЕС вновь стали только после начала глобального экономического кризиса. В результате они и оказались в столь уязвимом положении. Прежде всего, Греция. Но также и все другие страны Средиземноморья. Даже во Франции в нулевые годы рост заработной платы превышал возможности экономики страны, что привело, в конечном итоге, к падению ее конкурентоспособности по сравнению, в частности, с хозяйственным комплексом большого северного соседа и утрате высокого суверенного рейтинга, присваиваемого мировыми рейтинговыми агентствами. Только когда деваться было уже некуда, все пошли на осуществление мер жесткой экономии, включая сокращение числа государственных служащих, снижение заработной платы, уменьшение объема социальных выплат, повышение пенсионного возраста и т.д. Германия же отважилась на то, чтобы навести у себя порядок заранее. Чуть ли не на десятилетие она заморозила рост заработной платы внутри страны и только после того, как в этом отношении произошла санация национальной экономики, вновь отпустила гайки. Рост заработной платы вновь пошел, но на прочной, здоровой основе, не угрожающей конкурентоспособности страны по сравнению с новыми экономическими гигантами Азии, где стоимость рабочей силы как фактора производства заведомо ниже. Бюджетная дисциплина. Сбалансированный бюджет – не прихоть. В этом убедились все государства-члены ЕС. Он совершенно необходим для нормального, устойчивого, поступательного развития. Без надувания мыльных пузырей. Без неприятных сюрпризов и временных «пике». В то же время сбалансированный бюджет – не удавка на шее национальной экономики. В целях решения тех или иных краткосрочных задач государство должно иметь широкие возможности для маневра. Не для разбазаривания и проедания средств, а именно для маневра. Однако после решения тактических задач возвращение к норме обязательно. Только тогда можно избежать высокой инфляции. Это безусловный императив. Вся предыдущая история научила немцев, что высокая инфляция губительна для экономики. Берлин усвоил урок. Другие нации нет. Поэтому Германия навязала всем своим партнерам по ЕС новый базовый договор – соглашение о фискально-бюджетном союзе – в качестве юридически обязывающего инструмента, дополняющего и развивающего учредительные договоры ЕС. То есть такого инструмента, которому будет подчиняться все вторичное право интеграционного объединения. По которому будут жить все институты и органы ЕС. От контроля за соблюдением которого, жесткого, последовательного, порой даже принудительного, они не смогут уклониться. В то же время спекуляции по поводу нового договора, получившие хождение в среде экспертного сообщества, не имеют под собой оснований. Документ содержит массу исключений и изъятий в отношении дерогации от следования его требованиям при особых обстоятельствах, что придает ему необходимую гибкость. Однако дерогации только тактического характера без ущерба общей стратегии рачительного хозяйствования, под которой под давлением Германии подписались все государства-члены ЕС, кроме Великобритании и Чехии. Все, не только члены еврозоны, но и не входящие в нее страны. Еще один штрих, касающийся гибкости. В соглашении о фискально-бюджетном союзе, на котором настояла Германия, нет ничего ортодоксального и с точки зрения мировой практики. Достаточно напомнить, что многие штаты Северной Америки живут по гораздо более драконовским правилам. Согласно принятому ими законодательству утверждение дефицитных бюджетов вообще не допускается. Правда, они все равно залезают в долги, однако это уже совсем другое дело. Приоритетность требования жить по средствам. Другим измерением данного требования является возможно более подробное и обстоятельное государственное регулирование финансовой сферы и банковской деятельности. И в докризисный период, и в настоящее время на мировой арене продолжается упорная борьба между двумя кардинально противоположными подходами к вмешательству государства в финансовую сферу. Соединенные Штаты выступали и выступают, хотя сейчас и в несколько завуалированной форме, за ее тотальную дерегуляцию. За то, чтобы проблемы, возникающие на рынке вторичных финансовых обязательств и при обороте деривативов, решал сам рынок. Они исходят из того, что свобода рук американским финансовым институтам выгодна. Им так легче использовать особую роль доллара в мировой торговле и беспрецедентную мощь стоящей за ними национальной экономики для извлечения прибыли и привлечения свежих капиталов. У Германии совершенно другие установки. Берлин не испытывает никаких иллюзий по поводу последствий дерегуляции финансовой сферы. Он всегда считал и продолжает считать их потенциально катастрофическими. По его мнению, утрата контроля за рынком и оборотом деривативов открывает ящик Пандоры. Она ведет к экспансии паразитического капитала. Его преобладанию над инвестиционным. Неограниченному росту спекуляций. Усилению зависимости национальной экономики от внешних факторов. Постепенному удушению его реального сектора и производительной части сферы услуг. То есть несет опасность всему тому, что составляет стержень хозяйственного комплекса страны. Тому, на чем основывается успех германской модели социально-экономического развития. Тому, что определяет для немцев ценностные ориентиры. Соответственно и в ЕС, и в G20 Берлин (тандемом с Парижем) выступил неприкрытым лоббистом разработки и принятия таких правил игры в масштабах региона и мировой экономики, которые позволили бы решить как минимум следующие задачи. Поставить под государственный и международный контроль финансовую сферу. Ослабить зависимость национальной экономики от системообразующих финансовых учреждений. Сделать все страны подотчетными международному сообществу в плане раскрытия информации об общем состоянии их финансов. Привести бонусы и другие выплаты менеджменту банков и других финансовых компаний в соответствие с результатами их деятельности. Сформировать такую правовую среду, в которой финансовые спекуляции потеряли хотя бы часть своей привлекательности или, по крайней мере, сделались не столь выгодными. Ввести в этих целях налог на все или специфические финансовые транзакции. Однако в G20 у Германии и тогда, когда она действует от своего имени, и тогда, когда выставляет вперед Европейский Союз, много влиятельных оппонентов. Что-то из лоббируемого Берлином прошло, что-то нет. Да, и от достижения общего согласия до имплементации оказалась дистанция большого размера. В ЕС все вышло более споро. И в плане принятия новейшего наднационального законодательства, ужесточающего требования к банкам и другим финансовым компаниям, и в плане создания сетевых и наднациональных контрольных органов нового поколения. Такова вкратце и очень схематично экономическая парадигма, которую остальные страны ЕС вынуждены были в значительной степени разделить с Германией в обмен на спасение преддефолтных экономик отдельных стран региона, еврозоны и ЕС в целом. Она проливает дополнительный свет на специфику многоуровневого управления. Такое управление, безусловно, – шаг вперед по сравнению с простой корреляцией между государственным уровнем управления и договоренностями, достигаемыми на международном уровне. Вместе с тем, оно эффективно работает только тогда, когда государства, участвующие в интеграционном проекте, передают на наднациональный уровень суверенные полномочия (в данном случае в разработке и осуществлении экономической политики) в достаточном объеме. Достаточном для того, чтобы иметь возможность быстро принимать необходимые решения. Выступать перед лицом новых вызовов единым фронтом. Принуждать отдельные (нерадивые) страны строго следовать достигнутым договоренностям, облаченным в норму права. Денно и нощно контролировать исполнение, имея для этого уполномоченные на то наднациональные органы. Тренд, который наметился в ЕС под влиянием глобального экономического кризиса и кризиса суверенной задолженности, состоит в движении Европейского Союза и его государств-членов именно в этом направлении. Проведенный ими «разбор полетов» показал: в том, что ЕС и страны региона переживают тяжелые дни, виноват не Союз, а государства-члены. Причина экономических неурядиц кроется в том, что они не следовали предписаниям проанализированной выше парадигмы. Ответственность за них должны нести не интеграция или излишние полномочия, делегированные на наднациональный уровень, а то, что государства-члены не передали «наверх» их в достаточном объеме. Вывод однозначен: надо идти дальше по пути углубления интеграции. Она не может иметь половинчатый характер. Интеграционные структуры и механизмы необходимо достраивать. И делать так, чтобы все страны четко следовали лучшим образцам. Сканирование ситуации, сложившейся в ЕС, под углом зрения многоуровневого управления, таким образом, позволяет реабилитировать интеграционный проект. Более того, вопреки спекуляциям по поводу его провала и неминуемого заката Европы, вновь, в который раз акцентировать, как много он уже дал, продолжает и, скорее всего, будет давать реализующим его государствам. Даже в условиях кризиса ЕС сумел продемонстрировать, насколько жизненными являются выигрышные стороны этого проекта. Так, хотя в частичной утрате управляемости национальных экономик виноваты отдельные страны, все остальные члены интеграционного объединения и ЕС в целом решились на то, чтобы спасать их, помогать им, вести их всем миром. Как бы это ни было тяжело и накладно. Какими бы рисками для других спасательная операция ни сопровождалась. Вряд ли кто-то возьмется оспаривать, что это и есть солидарность в действии. Не пустые призывы. Не формальные договоренности. Не бумажные заверения. А реальная практическая солидарность. Хотя совместно разработанные, или согласованные, или одинаково проводимые меры по выходу из кризиса суверенной задолженности иногда очень похожи на поэлементный отказ от государства всеобщего благоденствия и кажутся очевидно недостаточными, их внутренняя логика на самом деле хорошо прослеживается. Все эти меры направлены на сохранение и консолидацию всех тех ценностей, на верность которым присягнул Европейский Союз и его государства-члены, только на обновленной, более здоровой экономической основе. Затягивание поясов, увольнение избыточной армии чиновников, сокращение заработной платы и т.д. нужны для того, чтобы избавиться от нахлебничества в экономике, иждивенчества, процветания за чужой счет. В конечном итоге, для санации экономики. С их помощью решаются задачи по восстановлению баланса между производством благ и их потреблением, между тем, что люди, фирмы, страны зарабатывают, и тем, что они тратят. Какой-либо ущерб ценностям ЕС они не наносят. Напротив, необходимы для того, чтобы оградить их от возможного ущерба, который мог бы иначе нанести им глобальный кризис и кризис суверенной задолженности. Хотя в адрес ЕС продолжает раздаваться бешеная критика в связи с тем, что он просмотрел проблемы Греции и вовремя не вытащил ее из преддефолтного состояния и сейчас по-прежнему затягивает с принятием давно перезревших решений, даже казус с Грецией имеет оборотную сторону. Он показывает, насколько тесно переплелись экономики стран еврозоны. Насколько общей сделалась судьба европейских стран. Насколько далеко зашло строительство единого экономического пространства, складывающегося из экономик стран, вовлеченных в интеграционные процессы. Стоит в этом убедиться, как становятся понятными общая стратегия действий стран ЕС по выходу из кризиса и те идеологические императивы, которые положены в основу ее концептуального обоснования. Таких императивов сравнительно много. О тех из них, которые касаются государственного измерения многоуровневого управления, вкратце было сказано выше. Приведу буквально несколько примеров для того, чтобы проиллюстрировать императивы, относящиеся к верхнему этажу многоуровневого управления. Максима номер один – достижения интеграции, завоевания интеграции, успех интеграции чрезвычайно весомы. Они имеют самодостаточную ценность. Это плацдарм, с которого можно двигаться дальше. Их ни в коем случае нельзя растерять ни при каких обстоятельствах. Забота об их сохранении и умножении относится к высшим приоритетам. Поэтому, как бы ни были велики тяготы вытаскивания из кризиса пошатнувшихся экономик, на них нужно пойти. Даже если выигрыш не очевиден. Даже если риски не до конца просчитаны. Ставки слишком высоки. На кону стоит сам интеграционный проект, отождествляемый с будущим всех европейских стран, всего европейского континента в целом. Максима номер два – в самой критической ситуации поиски решений, которые устраивают всех, которые выгодны всем, которые могут принести наибольшую отдачу, должны продолжаться. Даже тогда, когда время поджимает. Ресурсов недостаточно. Кто-то считает, что ему выгодно отдельно (как, например, в случае с фискально-бюджетным союзом). Расчет делается не просто на win-win сценарий, при котором никто не проигрывает. Нет. Цель несколько иная. Должна ставиться задача отыскать такой сценарий, при котором каждый участник интеграционного процесса может максимизировать свой выигрыш. Благодаря этому общий выигрыш, как слагаемое частных, не считая синергетического эффекта, оказывается на порядок более весомым. Или даже наивысшим. Применительно к списанию суверенных долгов отдельных членов ЕС речь идет (или шла) о нахождении приемлемого баланса интересов между спасаемыми экономиками, включая экономику еврозоны в целом, и кредиторами (читай частными банками). Применительно к оказанию финансовой помощи отдельным странам – о балансе интересов между этими странами, ЕС в целом и Германий (плюс теми из государств-членов, кто также могли бы выступить в качестве доноров). Но – и это «но» дорогого стоит – каждый раз с учетом максимы номер один. Наконец, максима номер три – любые взаимоприемлемые решения должны быть ориентированы в будущее, а не в прошлое. Повторение пройденного бессмысленно и не нужно. Возврата к деголлевским представлениям о Европе правительств не произойдет, какой бы неожиданно высокой популярностью не пользовались крайне правые во Франции, взявшие на вооружение этот лозунг, и/или в других странах. Также как и отката от политического, валютного, экономического и фискально-бюджетного союзов обратно к зоне свободной торговли и простому согласованию внешнеполитических курсов, как до Маастрихтского договора, в поддержку чего ломают копья неугомонные английские тори. Вернее, некоторая их часть. Дабы не связывать себе руки и оттенить свою самостийность, они даже вышли из состава Европейской народной партии, объединяющей правые и правоцентристские силы региона. Правда, себе в убыток – для всех остальных это очевидно. Допустимо лишь движение вперед. К все более глубокой интеграции. В этом состоит стратегическая цель ЕС, говорить о мнимом отсутствии которой стало к настоящему времени общим местом. Каждый новый кризис, тем более такой масштабный, как нынешний, – возможность сделать рывок в осмыслении интеграционных процессов, формулировании новых целей интеграции и осуществлении интеграционного проекта. Как раз сейчас эта возможность и реализуется Европейским Союзом. Во всяком случае, ЕС и его государства-члены пытаются ее реализовать. Бог им в помощь! Может быть, эти попытки сделаются несколько более смелыми и продуманными, когда в политическую и экономическую жизнь ЕС вольется новое поколение – те, кто вкусил от плодов мобильного общества. Те, кто получают высшее образование, путешествуя по ЕС, переезжая из страны в страну, добирая «кредиты» в самых разных университетах. Те, кому программа «Эразмус» позволила стать космополитами, гражданами Европы, а не только своего собственного государства. Те, кто мыслят масштабами континента и воспринимают его как свою Родину.   Построение коммунизма в одной отдельно взятой стране Много лет назад перед дилеммой строить коммунизм в одной отдельно взятой стране или уповать на перманентную победоносную революцию, революцию во вселенском масштабе, стояли большевики. Они сделали рациональный выбор. В исторически исключительно короткие сроки Советский Союз превратился в мощного индустриального гиганта, сверхдержаву, идеологического лидера, за которым потянулись многие другие. При этом СССР никогда не отказывался от ставки на то, что капиталистическая система станет своим собственным могильщиком. Ответ, который до последнего времени давал Европейский Союз на тот же самый вопрос, если под коммунизмом понимать всеобщее процветание и благоденствие, был очень похожим. Интеграционный проект нужен нам самим. С его помощью мы решим все внутренние проблемы и утвердимся на международной арене. Он превратит нас в бастион, крепость, непотопляемый авианосец. Все же остальные приглашаются следовать нашему примеру. Подражать нам. Усваивать наш опыт. Переносить его на свою почву. Воспринимать в качестве прообраза будущего мирового правительства и действовать соответственно. Подобного рода мессианство на протяжении нескольких поколений воспринималось как вполне логичное и обоснованное. Дела у ЕС шли по нарастающей. Успешность проекта не вызывала сомнений. СССР гонку проиграл. Альтернативных проектов не было. Все соседи выстраивались в очередь на вступление в интеграционное объединение. Кризисы, регулярно переживаемые ЕС, на проводимом им экспансионистском курсе и мессианских претензиях никоим образом не сказывались. Каждый из них давал новый импульс интеграционным процессам. Помогал находить новые, нетривиальные решения. Способствовал углублению интеграции. Из кризисов ЕС выходил окрепшим, усилившимся, более конкурентоспособным. Результатом кризисов становилось «больше Европы», больше интеграции. До последнего времени… Однако сейчас ситуация другая. Во-первых, вновь появился альтернативный проект. Им стал Шанхайский консенсус. Проникновение китайского капитала в различные регионы Азии, Африки и Латинской Америки, несмотря на крайне слабые стартовые позиции, оказалось значительно более эффективным, нежели разрекламированная помощь развитию, которую Запад всегда ставил себе в заслугу. Китайские деньги, рабочая сила и инженерный напор воплощаются в реальные стройки, производственные и инфраструктурные решения. Китай и остальные участники БРИКС дают другим развивающимся странам не назидания, которыми сначала потчуют своих клиентов бывшие колониальные державы, а то, что от них ждут в первую очередь, – шахты, школы, фабрики, дороги. В результате монопольные позиции на площадке содействия развитию и общеисторического мессианства, утвердившиеся за ЕС и США после развала СССР, пошатнулись. Во-вторых, эталонный характер, всегда признававшийся за западноевропейской интеграцией, несколько поблек. Все увидели, что и ЕС сталкивается с немалыми трудностями. У него далеко не всегда есть готовые ответы. Принимаемые решения диктуются зачастую конъюнктурными и политизированными (политическими – одно, политизированными – совсем другое) соображениями. И в ЕС разрыв между богатым центром и не столь преуспевающей периферией очень велик. И в ЕС власть концентрируется в руках немногих. На поверку общие институты зачастую являются ширмой. Когда дело доходит до по-настоящему серьезных вещей, рычаги управления без обиняков берут в свои руки ведущие державы ЕС. У народа же вообще не спрашивают. Или спрашивают исключительно для проформы. В-третьих, нынешний глобальный кризис по остроте и глубине своих последствий оказался не по зубам даже ЕС. Он вызвал разлад в стане интеграционного объединения. ЕС пришлось пожертвовать полновесным участием Великобритании в спасении зоны евро. Он породил сомнения в том, что ЕС удастся выйти из него, следуя былой формуле «больше Европы». Не исключено, что Союзу все же придется пойти по пути разноскоростной эволюции и создания внутри интеграционного объединения множества союзов с различной геометрией. В-четвертых, ЕС ощутил, что «построение коммунизма в одной отдельно взятой стране» и у него не слишком получается. Его зависимость от внешнего мира сильно возросла. Зона евро вошла в спираль углубляющейся суверенной задолженности не только в силу действия объективных факторов, но и по причине неослабевающих атак со стороны мирового спекулятивного капитала. Сильно подорвали позиции зоны мировые рейтинговые агентства, начавшие наперегонки снижать как суверенные рейтинги многих стран ЕС, так и рейтинги их банков. Полностью взять на себя предоставление пакетов финансовой помощи Венгрии, Румынии и другим странам ЕС и еврозоны Брюссель и Берлин не решились. Они прибегли к дополнительным гарантиям МВФ. И создание почти триллионных «противопожарных» запасов на случай новой волны кризиса Берлин поставил в зависимость от выделения МВФ третьими странами дополнительных средств заимствования. В-пятых, абсорбционные возможности ЕС и его государств-членов также оказались ограниченными. Еще до завершения «большого скачка» – включения в свой состав большой группы стран Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы ЕС испытал «усталость» от расширения. Против бездумного, скоропалительного, безграничного расширения выступил широкий спектр политических сил. Радикально изменились настроения обывателя. Заметными стали проявления ксенофобии, исламофобии и других фобий. Лозунги об искусственном сдерживании иммиграции, продвигавшиеся ранее в основном крайне правыми, были восприняты правящими партиями. Новая волна законодательных актов существенно ограничила свободу въезда и передвижения по ЕС экономических мигрантов из третьих стран. Повсюду появились трудно преодолимые препоны на пути получения гражданства ЕС и его государств-членов. Переговоры о вступлении в ЕС Турции оказались фактически замороженными (на время председательства Кипра в ЕС они вообще прекратились). В том числе по причине боязни включения в свой состав густонаселенной страны с (пока еще) другой культурой и религией. Идеи мультикультурализма, которых на протяжении десятилетий придерживались гранды ЕС и ЕС в целом, потерпели крах. В-шестых, и, видимо, этим стоит ограничиться, ЕС пришлось признать очевидное. В эпоху глобализации для решения критически большого числа мировых проблем требуется объединение усилий с третьими странами и группами государств. Для решения проблем экологии и предотвращения дальнейшего изменения климата. Повсеместного становления общей культуры устойчивого развития и формирования широкой коалиции сил в поддержку утверждения зеленой экономики в масштабах планеты. Предотвращения сползания ведущих держав к политике протекционизма, чреватой схлопыванием внешних рынков, без которых нормальное функционирование экспортно-ориентированных хозяйственных комплексов уже невозможно, и развалом мировой экономики. Регулирования миграции – ЕС уже давно начал обуславливать экономическое сотрудничество и помощь развитию требованиями к странам-получателям технического содействия самостоятельно сдерживать эмиграцию, бороться с организованной преступностью, коррупцией, отмыванием грязных денег, но это мало что дало. Отсюда стремление ЕС и его ведущих государств-членов принуждать третьи страны, вне зависимости от сложившейся в них социокультурной среды, переходить на технические стандарты ЕС и включать в свое законодательство т.н. acquis europeen. Отсюда желание навязать всем странам через G20 выгодные им общие подходы и перераспределить ответственность за происходящее в мировой экономике. Отсюда настойчивость в продвижении на мировой арене своей политической и социально-экономической модели развития и тех ценностей, которые лежат в основе европейского интеграционного проекта и присущи ему. Как мы видим, мечта о преуспеянии и благоденствии в масштабах одного конкретного региона планеты так и осталась мечтой. Хотя еще совсем недавно казалось, что дела у Европейского Союза идут очень неплохо. С «построением коммунизма в одной отдельно взятой стране» не получилось у СССР – не получается и у ЕС. Однако это не значит, что опыт интеграционного развития, накопленный ЕС, утрачивает свою ценность. Или что разработанные им рецепты интеграции можно «упрятать в стол», «положить поглубже в ящик» и забыть. Отнюдь. Напротив, уход от романтизма в восприятии интеграционных процессов и наступление эры реализма позволяют гораздо четче и яснее выделить те элементы или условия, которые делают интеграцию успешной, без соблюдения которых все скатывается лишь к имитации интеграции или ее насаждению сверху. Назовем часть из них хотя бы тезисно с самыми лапидарными комментариями. Господство права и правовое поведение. Для Европейского Союза и государств-членов европейская интеграция – политический проект. Точно в такой же степени, как евразийская интеграция для Евразийского союза и входящих в него стран. Но в то же время и правовой. Сила ЕС, его успешность – в том, что политические решения облекаются в форму права и реализуются как правовые установления. То есть все заранее договариваются об общих правилах игры, а затем их придерживаются. Благодаря этому обеспечивается постоянное воспроизводство ситуации, когда к разным субъектам, вне зависимости от их места во властной иерархии, находящимся в одном и том же положении, применяются абсолютно одинаковые критерии и предъявляются абсолютно одинаковые требования. Правовая гармонизация. Речь ни в коем случае не идет о том, чтобы стричь всех под одну гребенку, вне зависимости от исторического прошлого, национальных традиций, социокультурной специфики. Никто таким образом вопрос не ставит. Подобный подход был бы контрпродуктивным. Гармонизация как раз и противостоит унификации. Это типичное право результата. Как – оставляется на усмотрение национального государства. Важен итоговый результат – чтобы всюду было установлено сходное однотипное регулирование, обеспечивающее сходное однотипное поведение. Тогда сотрудничество и взаимодействие переводятся в качественно иную плоскость. Властные и иные органы, все субъекты правоотношений играют по одним правилам, движутся в одном направлении, а не просто договариваются о том, что они для этого будут делать. Правовая определенность. Простым людям, бизнесу, государственным служащим – всем нужно четко знать, каковы установленные правила игры. Быть уверенными, что завтра они не будут радикальным образом отличаться от того, что есть сегодня. Что никто их произвольно менять не будет. Эти ожидания могут быть реализованы только в условиях определенности права. Она имеет место там, где формальные договоренности и процедуры главенствуют над неформальными. Обеспечены транспарентность и доступ к информации. Закон есть закон, а судебное решение по степени обязательности приравнено к закону и не может пересматриваться в чрезвычайном порядке. Любые новации являются ожидаемыми. О них заранее, заблаговременно предупреждают, чтобы все успели подготовиться, прежде всего, те, кого они могут касаться. С ними проводятся предварительные консультации. Их мнение учитывается. Если же что-то предпринимается в пожарном порядке, предусматривается компенсация. А когда правила нарушаются, государство, наднациональные институты и их конкретные представители несут ответственность. Высокое качество регулирования. О характере законодательства ЕС часто судят по далекому прошлому европейской интеграции, когда подготавливаемые и принимаемые правовые акты были зачастую по определению туманными и обтекаемыми, и уже правоприменительная практика Европейской Комиссии и Суда ЕС придавала им необходимую четкость, стройность и наднациональное звучание. С тех пор много воды утекло. Подход ЕС к качеству регулирования на каждом этапе эволюции интеграционного объединения становился все более требовательным. После падения кабинета Сантера, перехода Европейской Комиссии к работе в соответствии с критериями деонтологии и завершения реформы гражданской службы ЕС качество регулирования было поставлено во главу угла их деятельности. Затем уже при Мануэле Баррозу Европейская Комиссия утвердила целый комплекс процедур, неукоснительное следование которым должно было поднять качество разрабатываемых правовых актов ЕС и придать им системный характер. Наконец, Лиссабонский договор окончательно превратил acquis europeen в систему учредительных договоров, законов и подзаконных актов. Но успешность наднационального регулирования и в прошлом, и сейчас определяется, прежде всего, готовностью национальных физических и юридических лиц бороться против национальных властей, отказывающихся по тем или иным причинам следовать предписаниям права ЕС, обслуживающим их интересы лучше, нежели национальное законодательство. Социальное государство. Европейская модель экономического развития, вне зависимости от всех ее модификаций, разобранных выше, подразумевает минимизацию пропасти между богатыми и бедными, теми, кто имеет все, и теми, кто не имеет ничего. С ее помощью решаются задачи обеспечения социального мира, политической стабильности, вовлечения граждан в жизнь общества, искоренения бедности. На протяжении жизни нескольких десятилетий она ошибочно прочитывалась некоторыми как бездумное неограниченное потребление, нахлебничество и иждивенчество, возможность получать вспомоществование за счет других, за счет работающего и последующих поколений, ничего не делая. После кризиса и в результате кризиса ЕС проводит серьезную корректировку модели, принуждая всех к ответственному поведению и жизни по средствам. Другая цель корректировки – сбросить с ЕС и национального государства излишние и неоправданные обязательства, которые они, в любом случае, не могут выполнить. Конкурентные рынки. Из общего правила всегда есть отдельные или относительно многочисленные исключения. Из этого тоже. Они касаются концессией, государственно-частного партнерства, предоставления общественно значимых услуг и некоторых других случаев, на которые требования справедливой конкуренции могут не распространяться. В остальном конкуренция является стержнем и обязательным условием нормального, рачительного, эффективного хозяйствования. Чем выше качество и ниже цена товаров и услуг, потребляемых обществом, тем оно богаче, тем больше у него возможностей для поступательного гармоничного развития. Эти задачи решает добросовестная конкуренция. Она же залог устойчивого развития, когда на производство товаров и услуг требуется все меньше невозобновляемых ресурсов и энергии. Как показал ход истории, никакие другие инструменты и механизмы в долгосрочной перспективе заменить свободную конкуренцию не в силах. Рано или поздно к ней все равно приходится возвращаться. В начале пути страны ЕС к общественно значимым услугам относили транспорт, энергетику и некоторые другие отрасли, внеэкономическое регулирование которых и подконтрольность властям стимулировали производство и потребление и обеспечили общеэкономический рывок. Впоследствии доминирующим трендом сделался поэтапный отказ от изъятий. Что это дает, лучше всего иллюстрирует переход ЕС к политике «открытого неба» в отношении пассажирских и грузовых авиаперевозок, позволяющий любым надежным авиатранспортным компаниям осуществлять полеты между неограниченным числом аэропортов в пределах интеграционного объединения. Сохранение за государством исключительно регулятивных функций. Власть, конечно же, – отнюдь не «ночной сторож». Это сказочка для наивных барышень. Она определяет стратегию развития. Расставляет приоритеты. Осуществляет перераспределение заработанного среди членов общества. Оплачивает перспективные НИОКР. Борется с привилегиями. Предотвращает скатывание к ручному управлению. Проводит «спасательные» операции в годину кризиса. Но она ни при каких обстоятельствах сама не занимается предпринимательской деятельностью и не допускает, чтобы ею занимались под ее прикрытием или от ее имени. Подчинение экономических решений политическим целям. Рынок слеп, бездумен и бездушен. Им надо управлять. Как и во имя чего, определяет политическая стратегия. В свое время Франции и Германии нужно было выбраться из кошмарного порочного круга бесконечных войн и взаимного истребления – родился интеграционный проект. Потом преодолеть партикуляризм национальных экономик – ЕС совершил рывок от таможенного союза к единому рынку, пускай и незавершенному. Выяснилось, что экономики мало – создал политический союз, слабый, рудиментарный, но тем не менее. После объединения Германии потребовалось подтвердить ее приверженность европейской интеграции – так появилась зона евро. Теперь на повестке дня стремительное продвижение к гораздо более тесному и многоплановому союзу, к сближению моделей развития, большей дисциплине и ответственности. Единственно, нужно отдавать себе отчет в том, что главенство политики при принятии экономических решений всегда повышает риски. Оно усиливает вероятность того, что оптимальные решения будут подменяться популистскими или односторонними решениями. Заставляет ориентироваться не на то, что реально требуется, а на то, что хочет та или иная лоббистская группировка.   Вместо заключения Руководство ЕС и государств-членов уже наделало, по мнению весомой части экспертного сообщества, слишком много ошибок. Будем надеяться, что здравый смысл возобладает, и ЕС удастся выбраться из омута рецессий, экономической стагнации и утраты относительной конкурентоспособности. У европейской интеграции слишком много сильных выигрышных черт, которыми нельзя не воспользоваться. Но для того чтобы ЕС вновь вышел на траекторию уверенного развития, важно покончить с романтическим самообманом и придерживаться реалистического видения интеграции. Понимать, что на пути интеграции случаются не только приобретения, но и потери. Что принимаемые решения и практическая политика должны учитывать интересы не только участников интеграционного проекта, но и третьих стран. Тем более стратегических партнеров. Тогда и внешняя политика ЕС в отношении России претерпит коренную трансформацию. Россия и ЕС должны быть вместе. Это один из обязательных выводов, который должен следовать из переоценки ценностей и признания того, что эра реализма в осуществлении европейского проекта действительно наступила. © Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор, вице-председатель Российской ассоциации европейских исследований, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России * Журнальная версия выступления на круглом столе «Системный кризис и эволюция интеграционных теорий XXI века» международной научной конференции «Актуальные проблемы глобальных исследований-2012: современный системный кризис и проблемы глобального развития», организованной Московским государственным университетом им. М.В.Ломоносова на базе Факультета глобальных процессов и Учебно-научного центра экономической интеграции и системного анализа ЕС, Москва, 21 мая 2012 г. №9(69), 2012

История эта тянется уже не первый месяц. Несколько парламентских комиссий, в которые входят представители всех партий, пытаются разобраться: каковы же масштабы провалов германских спецслужб, присматривавших за деятельностью правоэкстремистских террористов? Народные избранники хотят выяснить, почему неонацисты многие годы преспокойно перемещались по Германии и даже совершали тяжкие преступления, оставаясь безнаказанными. Конечно, все спецслужбы мира покрывают свою агентуру, спуская ей с рук многое, но чтобы в таких масштабах… Тут уже отговорками об оперативной необходимости не отделаешься. Недаром газеты оценивают случившееся как национальный позор. Дело еще и в том, что оскандалившиеся ведомства не сильно спешили помочь парламентариям в их изысканиях. Дошло до того, что в Федеральном криминальном ведомстве (Бундескриминальамт – БКА) целый ряд документов, в том числе записи прослушки ряда «объектов», как выяснилось еще в феврале, безосновательно уничтожались*1. Не отстали от криминалистов и коллеги из спецслужб. Это стоило места трем высокопоставленным руководителям – главам двух земельных ведомств по охране конституции, читай: германской политической полиции, саксонскому Райнхарду Боосу и тюрингскому Томасу Зиппелю, а также президенту федерального ведомства – Хайнцу Фромму. Теперь пришел черед еще одному столпу триады германских спецслужб, который и до последнего скандала не без серьезной борьбы отстаивал свое право на существование. Речь идет о военной контрразведке (Милитэришеабширмдинст – МАД). Её уже давно клеймят как реликт «холодной войны», созданный в 1956 году для контрразведывательного обеспечения германского бундесвера. А вот теперь в её архивах парламентарии обнаружили документы, датированные 1995 годом, в которых зафиксировано как оперативники МАД пытались сделать своим информатором члена национал-социалистического подполья Уве Мундлоса. Этого военнослужащего расспрашивали, в частности, о том, может ли он сообщить что-либо о преступлениях вроде нападения на общежитие беженцев и соискателей политического убежища. Сейчас МАД заявляет, что эта беседа вовсе не была вербовочным подходом, да и вообще в те далекие годы кто же мог предполагать, что Уве Мундлос позднее станет убийцей? Но их оправдания слушать никто не хочет. Парламентарии, среди которых, видимо, немало тонких знатоков теории и практики оперативной работы контрразведчика, категорично заявляют, что этот случай – не что иное, как свидетельство некомпетентности МАД. Дело, конечно же, еще и в том, что многие месяцы на все вопросы о наличии каких-либо материалов по Мундлосу военные контрразведчики категорично отвечали «нет». Ну, вот теперь им и тычут в глаза тем, что, как говаривал домовенок Кузька, тот не хозяин, кто своего хозяйства не знает. А если знает и сознательно врет народным избранникам, так это и того хуже. В общем, куда ни кинь, всюду клин… Теперь спецслужбы должны выслушивать от господ политиков и журналистов еще и сущие благоглупости, вроде требований о роспуске вообще всех ведомств подобного рода (Юрген Триттин, лидер партии «зеленых»). Разумеется, одновременное уничтожение Федерального ведомства по охране конституции (Бундесферфассунгсшутц, БФС), Федеральной информационной службы (Бундеснахрихтендинст, БНД – внешняя разведка) и МАД может себе вообразить только человек с самой необузданной фантазией. Даже занятно было бы понять, как можно столько лет вращаясь в политике и заседая в парламенте, выступать с такими пропозициями. Нет, все понятно, демократия, транспарентность, верховенство закона и тыды и тыпы, но такой подход к обеспечению естественных потребностей государства в самозащите представляется, право же, слишком задорным. Так или иначе, но у МАД дела особенно плохи: похоже, что карающий меч парламентариев занесен над ней вполне всерьез. Логика незатейливая: у нас же есть БФС, так зачем нам еще и МАД? Если речь идет о простой перетасовке ведомственных кресел, это еще полбеды: подчинят одну контору другой – и дело с концом. Но говорят-то о роспуске за ненадобностью, а это уже свидетельствует о незнании специфики функционирования такого непростого организма, как армия. В то, что всю тысячу военных контрразведчиков – именно столько сотрудников насчитывается сейчас в МАД – отправят по домам или на стройки народного хозяйства, все же верится с трудом. Но сейчас им не позавидуешь. Обвинили их даже в том, что в штате ведомства нет подразделения по связям с прессой – кстати, совершенно непонятный промах руководства, неужели не нашлось в конторе толкового офицера предпенсионного возраста и двух старших лейтенантов для работы на побегушках? Они бы и организовали в каких-нибудь влиятельных изданиях интервью шефа, отсутствие которых ему сейчас вменяют в вину сторонники транспарентности. Может, тогда не пришлось бы выслушивать премудрые вопросы о том, почему это-де, в вашем ведомстве из пяти управлений всего два занимаются непосредственно оперативной работой, а три – выполняют «всего лишь» управленческие и хозяйственные функции? Свой шматок грязи не преминула запустить в МАД и Федеральная счетная палата: неэффективно расходуются государственные средства. Дармоеды, дескать, зря государево жалованье переводят, окоротить бы не мешало. Пока за МАД вступился только один высокий руководитель – министр обороны Томас де Мезьер*2. Правда, этот один стоит многих, благодаря весьма доверительным отношениям с главой кабинета Ангелой Меркель. Но что возразишь в ответ на перечисление стародавних грехов? В 70-е годы прошлого века поставили на прослушку квартирку секретарши министра обороны, заподозренной в шпионаже на ГДР? Поставили… Незаконно? Незаконно… Ничего не доказали? Не доказали… Только тогдашнему министру обороны Георгу Леберу пришлось уйти в отставку. Заподозрили генерала Гюнтера Кислинга в гомосексуальных связях и вытекающей из этого подверженности шантажу со стороны противника? Ну, да… Не было для этого оснований? Не было… А тогдашний министр обороны Манфред Вёрнер, не разобравшись, под горячую руку досрочно выпер служаку на пенсию. Конечно, не забыли главный прокол: в 1990 году в ходе воссоединения Германии выяснилось, что многолетний заместитель руководителя МАД был сотрудником министерства государственной безопасности ГДР. В общем, вываляли военных контрразведчиков в грязи так, что мало не покажется. А политический исход этого шумного скандала пока остается открытым. Сергей ПЛЯСУНОВ *1 Уверяют, что у криминалистов произошло все по недоразумению. Дескать, простая оплошность и ничего более, сбой программы. В результате уничтожен изрядный массив информации, накопленной между 14 декабря 2011 года и 10 февраля 2012 года. Вскрыли ситуацию специалисты из фирмы «Зюборг», которые по договоренности с полицией обрабатывают эти, в общем-то, секретные данные. Криминалисты утверждают, что речь идет о материалах, не имеющих отношения к ведущимся расследованиям: те, якобы, все классифицированы и должным образом зафиксированы. Что ж, и то слава богу… И у охранителей конституции картина та же: какие-то документы размагнитили, какие-то – отправили в шреддер. А результат такой же – безвозвратно утрачены материалы по трио из национал-социалистического подполья в Цвиккау – Беате Цшепе, Уве Бонхардту и Уве Мундлосу, которыми заинтересовались парламентарии. Здесь все пытались списать на «человеческий фактор»: ошибка нерадивых сотрудников, которые строго наказаны и … Словом, виноваты, впредь не повторится и тому подобные оправдания. И все же ушедший в отставку президент БФС Хайнц Фромм признал, что его сотрудники сознательно скрывали факт уничтожения этих документов. Решающей причиной его отставки он назвал именно то, что подчиненные врали. Ошибку простить можно, введение руководства в заблуждение – нельзя, дал понять Х.Фромм. *2 Ангела Меркель уже пообещала, что федеральное правительство «сделает все, чтобы прояснить это дело». Но, оказывается, Томас де Мезьер еще весной был осведомлен, что МАД вела с Уве Мундлосом беседы. И парламент он об этом не проинформировал, надеясь решить проблему в своей излюбленной манере – без лишнего шума. Да только не получилось… А когда обнаружилось личное дело рядового Мундлоса, тут уж просто святых вон неси… Из этих бумаг можно сделать вывод, что на его правоэкстремистские пристрастия контрразведчики и командование просто закрыли глаза. Между тем Уве Мундлос за 12 месяцев службы – с апреля 1994 по март 1995 года – не раз вступал в конфликты с полицией. Так, 13 августа 1994 года в Хемнице он принимал участие в демонстрации, посвященной памяти Рудольфа Гесса, заместителя Гитлера по партии. Там он участвовал в стычке с правоохранителями и за наличие у него предметов с нацистской символикой 24 часа провел в околотке. При обыске его квартиры было обнаружено несколько листовок Национал-демократической партии Германии и 15 кассет с неонацистской музыкой. Разумеется, эти данные были переданы в бундесвер. Но командир 6-й роты 381-го мотострелкового батальона не нашел причин для вмешательства. Он не увидел в случившемся основания не только для демобилизации, но даже и для служебного расследования. К тому же командование рядовым Мундлосом было полностью довольно. Хотя семь суток ареста «за нарушение демократического общественного строя» (это не авторская вольность, а формулировка из 8 параграфа Закона о правовом положении военнослужащих ФРГ) он все-таки схлопотал. Но это не помешало потом повысить его в звании до ефрейтора, а затем и до старшего ефрейтора. Хотя вербовочный подход, предпринятый за несколько дней до демобилизации, вроде бы и сорвался, но МАД не теряла следа Мундлоса как минимум до 2001 года. Есть в его бундесверовском личном деле и указание на то, что он ушел в подполье и попал в федеральный розыск, есть и сведения о его участии в изготовлении взрывных устройств. Может, в этом повышенном внимании МАД к судьбе демобилизованного мотострелка и кроется причина того, что с этими документами долго не хотели знакомить народных избранников? Теперь объясняться придется Томасу де Мезьеру, которого парламентская комиссия намерена вызвать на ковер. №9(69), 2012

Кардинал Мартини (кардинал-вольнодумец по прозвищу «анти-папа» – см. «Ватикан отстал от жизни на 200 лет») не случайно одобрял относительное гендерное равноправие в РКЦ. Сегодня уже половина всех христианских церквей признает посвящение в сан женщин. В первых шеренгах борцов за торжество женского начала в религиозных делах идут протестанты всех разновидностей, особенно в США: шансы, что их духовным наставником, которому они могли бы регулярно обращаться с исповедью и покаянием, будет представительница прекрасного пола, сегодня равны 50%. Тенденция зародилась в начале 1970-х годов, когда здравомыслящий феминизм взял очередной бастион, и женщины стали быстро осваивать различные профессии, считавшиеся прежде чисто мужскими. В это же время случился наплыв девушек в духовные семинарии. К середине нулевых годов, как писал американский журнал «Тайм», каждый третий семинарист когда-то в детстве заплетала косички и была набожной прихожанкой. В Соединенных Штатах в 1984 году Конвенция баптистов Юга приняла решение раздвинуть границы участия женщин в отправлении всех религиозных обрядов, но не рекомендовало посвящение их в сан. Но поскольку эта резолюция не имела обязательной силы, в каждом городке и сельской глубинке церковные власти сообразовывались с местными реалиями. В итоге женщин-священников становилось все больше. Недаром баптисты вышли из рясы великого реформатора Лютера, протестовавшего против подчинения и финансовой дани Ватикану. Но баптисты далеко не единственные, кто следует велению времени. Второй Ватиканский собор в первой половине 1960-х годов расчистил дорогу для привлечения мирян к церковному служению. С тех пор многие из них нашли свое призвание в выполнении роли нравственного наставника. Вкупе с давней проблемой – хронической нехваткой священников в римско-католической церкви – приход мирян подготовил почву для облачения в рясу женщин. Спрос породил предложение, как гласит библия рынка. Прогноз экспертов довольно дерзок: поскольку тенденция отражает изменения ролевых функций мужчин и женщин в светском обществе, то недалек тот день, когда святой престол в Ватикане займет прямая наследница Евы. Случись такое, и будет задним числом пересмотрена роль в истории церкви Иоанны, дочери немецкого монаха-евангелиста родом из Ингелъгейма. Благодаря своим выдающимся познаниям и дипломатическому такту, в 855 году, после смерти Папы Льва IV, она была избрана конклавом кардиналов его преемников под именем Иоанн VIII. По преданию, которому раньше верилось с трудом, а теперь с охотой, в праздник Вознесения у церкви Святого Климента, когда Папа Иоанн VIII приветствовал(а) верующих, восседая на муле, у нее начались родовые схватки, и вскоре из широких одежд появился на свет божий младенец. Толпа вначале оторопела, потом рассвирепела и в полном соответствии с духом мракобесного времени забила папессу и ее плод камнями. Чтобы избежать конфуза в дальнейшем, римская курия постановила проводить процедуру опознания: претендента на роль понтифика сажали в кресло с дыркой в сиденье, и проверяющий, удостоверившись в принадлежности к мужскому полу, торжественно произносил ритуальную фразу: «У него две тестикулы, и обе отлично свисают». Правда ли, что этот эпизод достоверен? В пользу правдоподобности легенды свидетельствует два факта: деревянный стул с отверстием в седалище под названием sella stercoraria поныне хранится в Ватиканском музее, а понтифики с того самого XIII века избегали следовать злополучным маршрутом между базиликой Сан-Джованни-ин-Латерано и собором Святого Петра в Риме, где Иоанна раскрыла свою женскую сущность. Между тем стало привычным, когда паства в глухом местечке может рассчитывать только на приезд священника по большим церковным праздникам. Этакого странствующего пастыря. В остальное же время его функции выполняет тот, кто более всего достоин. И все чаще им, вернее, ею оказывается женщина. В роли, как было сформулировано в одном из декретов папы римского, «духовного руководителя». Так что не стоит исключать ситуацию, что наступит день, когда католики смогут боготворить особенного папу. Папессу. Папу женского рода. ... А вы разве до сих пор не поверили последовательным феминисткам, утверждающим, что Бог на самом деле – женщина?! Напрасно. Владимир МИХЕЕВ №9(69), 2012

Неожиданную находку сделали испанские палеонтологи: древние обитатели речки Мансанарес, протекающей через современный Мадрид, использовали в пищу мясо слонов. И происходило это сравнительно недавно – в период между 40 тысячами и 127 тысячами лет назад. В одном из районов испанской столицы ученые обнаружили останки скелетов этих гигантов и явные следы охоты человека на них. Правда, пока не удалось с точностью установить, были ли это слоны исчезнувшей разновидности или мамонты. Исследовательскую работу ведут ученые из Мадридского университета «Комплутенсе». №9(69), 2012

Как определить, лжет ваш собеседник или говорит правду? Тот, кто внимательно изучает киносказки вроде «Одиннадцати друзей Оушена», без промедления даст ответ: его выдаст направление взгляда. Дескать, если человек смотрит вверх и вправо, значит – врет, как сивый мерин. Если влево – говорит правду. Вот так все просто. И это убеждение разделяют не только авторы киносценариев, но и ведущие занятий по технике коммуникаций. И те и другие ссылаются на то, что так учит нейролингвистическое программирование. Британская исследовательница Кэролайн Уатт из Эдинбургского университета решила провести эксперимент, чтобы выяснить, так ли все обстоит на самом деле? Отобрали 32 правши, которым нейролингвисты приписывают особую склонность врать, обязательно глядя вверх и вправо. Некоторых из них в определенных случаях попросили непременно лгать, других – непреклонно говорить правду. Эти беседы сняли на видеокамеру, тщательно изучили и пришли к выводу: никакой связи между направлением взгляда и достоверностью или недостоверностью высказывания нет. На следующем этапе круг участников расширили до 50 человек. С утверждением нейролингвистов познакомили только часть из них. Итоговый результат у тех и у других ничем не отличался. Не входя в дальнейшие детали эксперимента, подведем итог: предположения специалистов по чтению по глазам не подтвердились. С таким выводом полностью согласен профессор берлинского Свободного университета Михаэль Нидегген. Связь между движением глазных мышц и истинностью высказывания представляется ему установленной сугубо произвольно. Менять направление взгляда во время разговора свойственно не только завзятым лжецам, считает он. Точно так же непонятно, откуда взялась часто встречающаяся в Интернете цифра: человек лжет до 200 раз в день. Кто-то ссылается на американских ученых, кто-то – на британских, но все это неконкретно, без имен и названий работ. Однако есть и более достоверные источники. Скажем, американская исследовательница Белла Депауло попросила 147 испытуемых вести дневник и там точно указывать все свои большие и маленькие неправды. Так вот, представьте себе, что их набралось в 100 раз меньше, чем вышеприведенная широко растиражированная цифра – всего по 2 в день! Стоит отметить, что самая часто встречающаяся типично американская ложь из вежливости – ответ «Отлично!» на вопрос «Как поживаешь?» – в этой статистике не учитывалась. Но есть и другое исследование, в ходе которого было выявлено, что многие люди все же врут значительно чаще, чем дважды в день. В особенности это происходит, когда хотят кому-то понравиться или произвести хорошее впечатление. Роберт Фельдман из Массачусетского университета пригласил 121 студента на двухминутную беседу с незнакомыми им людьми. Испытуемым было велено приложить все усилия, чтобы понравиться своим собеседникам, создать о себе впечатление симпатичных и компетентных людей. Затем самим студентам прокрутили видеозапись этой встречи и попросили их самих подсчитать, сколько раз они соврали. В результате выяснилось, что 60% участников эксперимента прибегли ко лжи – большой или маленькой. Маленьким враньем, к примеру, считалось такое, когда кто-то говорил, что испытывает к собеседнику расположение, которого на самом деле не было и в помине. Большим – случай, когда один студент объявил себя членом рок-группы, хотя на самом деле медведь наступил ему даже не на одно, а на оба уха. Особенно охотно к бахвальству прибегали мужчины, а дамы вели себя скромнее и сдержаннее, не столько расписывая свои достоинства, сколько подыгрывая собеседнику. В остальном же никаких больших различий между представителями обоих полов не было. В целом, все испытуемые были весьма удивлены тем, как часто они лгут. Средний показатель был 2,9! И это, заметим, в разговоре, продолжавшемся всего-то две минуты! Участников следующего эксперимента разделили на две группы. Первой предложили побеседовать с незнакомым человеком, сказав ему, что они больше никогда в жизни с ним не встретятся. Второй части испытуемых сообщили, что им предстоит еще 3 беседы с ним же. Вы, наверное, решили, что первые врали куда охотнее? А вот и нет! В обоих случаях доля ложных высказываний составила почти 80%. Женщины лгали куда активнее, когда их предупреждали, что предстоят новые встречи с тем же человеком. Похоже, для них стремление произвести впечатление было настолько важно, что они шли на риск оказаться разоблаченными во время следующих бесед. Вообще же из этого исследования можно сделать вывод, что вранье – действие ситуативное, куда больше зависящее от обстоятельств, точнее, от того, как человек их воспринимает, нежели от особенностей личности. Особенно много вралей Фридман обнаружил среди представителей возрастной категории от 18 до 34 лет. Люди старшего поколения проявляли гораздо большее благоразумие. Целый ряд исследователей – и индивидуальных, и больших коллективов – приходят к неутешительному выводу: привычка лгать и обманывать распространяется среди молодежи подобно эпидемии. По данным статистики, до 64% учеников признают, что прибегают к обману, стремясь получить хорошие оценки или наладить отношения с нужными людьми. Скажем, в германском сегменте Интернета есть целый ряд сайтов, где школьники и студенты обмениваются опытом того, как с помощью сотовых телефонов, искусно изготовленных шпаргалок и прочих ухищрений водить за нос экзаменаторов. Несомненно, есть такие ресурсы и в других странах. Молодые и амбициозные люди лгут чаще еще и потому, что с помощью этого стремятся расчистить дорогу к успеху. Исследования также показывают, что хорошо зарабатывающие люди врут чаще и красочнее тех, чьи доходы невелики. В деловых переговорах они часто играют краплеными картами, а в конкурентной борьбе не останавливаются перед тем, чтобы нарушить правила, дабы обойти соперника. Казалось бы, к чему обманывать, если у тебя и так дела идут вовсе неплохо? А вот поди ж ты… Ученые подозревают, что в определенных кругах, в частности – в бизнес-сообществе, сложилась собственная система ценностей, не особенно совпадающая с общепринятой. Алчность и эгоизм в ней стоят выше, чем правдивость и способность к совместным действиям. И дело здесь не в том, что богатство само по себе делает человека лживым. Просто тот, кто стремится к обогащению любой ценой, готов ради этого врать без зазрения совести. Врать потому, что вращается среди людей, которые не видят в этом большого греха. Даже более того, считают это чуть ли не профессиональной доблестью брокера, риэлтора, инвестиционного банкира и… продолжите перечень самостоятельно. Вот и выходит, что решающую роль играет не гражданство, религия или образовательный ценз, а тот социум, в котором вращается человек – семья, друзья, коллеги, соученики, партнеры. Ученые подчеркивают: неверно представление о том, что всякий лжец – пропащая душа, неискоренимо аморальный человек, расчетливо преследующий собственную выгоду. Нидерландские исследователи выяснили, что чаще всего человек врет инстинктивно, а не обдуманно и корыстно. Для этого был проведен следующий эксперимент: 76 его участников получили стаканчики для игры в кости, но такие, в которых можно было подглядеть, как легли кубики. Всем предстояло сделать по 3 броска, а затем сообщить результаты руководителю эксперимента. За каждое очко выплачивались деньги и, таким образом, каждый оказывался перед выбором – наврать и получить побольше или остаться честным и недосчитаться определенной суммы. При этом одним участникам не давали большого времени на размышление: управиться надо было за 20 секунд. Других не ограничивали никакими сроками. Так вот те, кому ввели временной лимит, в среднем заявили, что набрали 4,6 очка, а все прочие назвали иную цифру – 3,9, что было куда ближе к статистически ожидаемому результату в 3,5 очка. На этом основании можно сделать вывод: человеку нужно время, чтобы услышать голос собственной совести. А, будучи втиснутым в жесткие временные рамки, он может пойти по линии наименьшего сопротивления. Ученые подсчитали, что в посланиях, отправляемых по электронной почте, оказывается на 50% больше вранья, чем в письмах, написанных от руки. Руководитель этого исследования Шарль Накэн считает это плохой новостью не только для страстных приверженцев интернет-общения, но и для налогового ведомства, поскольку декларации, заполняемые в режиме он-лайн, могут содержать заметно больше недостоверной информации, нежели обычные бумажные. Так может быть, стоит шире применять детектор лжи, с помощью которого в фильмах выводят на чистую воду шпионов и преступников? Увы… Эта бездушная машина оказывается бессильной, если ей противостоит человек с крепкими нервами и хорошей памятью: подловить такого крайне трудно. Андрей ГОРЮХИН №9(69), 2012

Очередное исследование, проведенное в стокгольмском Институте Каролинска, подтвердило благотворное влияние на профилактику сердечнососудистых заболеваний такого продукта, как шоколад. Изучение фокус-группы из 37 тысяч (!) мужчин длилось целое десятилетие. Выяснили, что у любителей этой сладости на 17% ниже вероятность получить инфаркт. Сусанна Ларсон, проводившая это длительное исследование, установила опытным путем, что содержащиеся в шоколаде вещества – «флавонойды» – выступают в роли антиоксидантов и имеют положительный эффект на кровяное давление, уровень холестерина и проводимость сосудов. В зачет принимались и другие исходные данные каждого из добровольных «кроликов», такие как вес, следование какой-либо диете, курение и так далее. Но даже с учетом всех этих дополнительных факторов, вывод остался без изменений: шоколадный допинг полезен организму. Вместе с тем, как пишет британская «Дейли телеграф», не нужно становиться фанатиком. Ричард Либман из одного нью-йоркского научно-исследовательского института считает: «Эту новость нужно принимать с определенным скепсисом». Пока это лишь теория. Что до «флавонойдов», то их можно найти также в яблоках, сое, орехах, брокколи и даже чае. Если же начать увлекаться шоколадом, говорит американский доктор, то возрастает риск других напастей: ожирение и заболевание диабетом. Похоже, что к этому очередному дифирамбу в адрес шоколада и его профилактических достоинств следует отнестись с позиции житейской мудрости: все должно быть в меру, и не сотвори себе панацею. Вадим ВИХРОВ №9(69), 2012

The purpose of this report is to assess the potential short- to medium-term effects of further negative economic shocks from the euro area on some economies in Central and Eastern Europe (CEE) and the Commonwealth of Independent States (CIS). We examine three possible channels of transmission – trade, foreign direct investment and bank flows –by using the econometric technique of Vector Auto Regression (VAR). We conclude that economies in the CEE and, to a lesser extent, in the EU's Eastern Neighbourhood could potentially be negatively affected by further economic stress emanating from the euro area, given the numerous linkages and therefore also transmission channels between these economies and the euro area. Полный текст в формате PDF №9(69), 2012

In 2013 the European Council for the first time since long will deal with European defence. An excellent opportunity: to move key Pooling & Sharing projects to the implementation stage in the short term, and to launch a permanent and structured approach to the development of European military capabilities for the long term. Полный текст в формате PDF №9(69), 2012

Sovereign debt had risen dramatically in the vast majority of European states even before the worldwide financial and economic crisis struck in 2008. The European Union is attempting to bring mushrooming sovereign debt under control via a new instrument, the Fiscal Compact of March 2012, which calls for all signatory states to impose a cap on national debt comprising a maximum structural deficit of 0.5 percent of GDP. The Compact's debt brake rules leave much to be desired when it comes to promoting economic growth. Bertelsmann Stiftung and Prognos AG propose a sovereign debt framework which would be much more conducive to economic growth than the inflexible Fiscal Compact. The new sovereign debt framework (Maastricht 2.0) takes into account national peculiarities, but is by no means arbitrary in nature. Полный текст в формате PDF №9(69), 2012

Editorial by Hrant Kostanyan The enactment of the Lisbon Treaty raised the level of expectation for the EU's role on the global stage to a new high. One of the major institutional innovations, the European External Action Service (EEAS) and its head, the new High Representative and Commission's Vice-President (HR/VP) Catherine Ashton, in particular, were expected to ‘put right' a whole series of problems that have beset EU foreign policy for years. The range of issues demanding attention include: improving the decision-making process, pooling diplomatic expertise, reacting in a timely and appropriate manner to world events, bringing greater consistency and coherence to the EU's external action ­– and all this at minimal cost. In the first year and a half of its existence, however, the EEAS and its head have become the target of extensive criticism for the shortcomings of EU foreign policy; shortcomings that date back to the creation of the European Union. The EU's diplomatic service has been blamed variously for ‘lacking clarity,' ‘acting too slowly' and ‘being unable to bridge the institutional divide'. These criticisms have often remained rather general, however, lacking empirical foundation and not taking into consideration the distribution of competences between the EU institutions and the EU member states (MS), or indeed the complex decision-making processes that govern the interaction between them. Moreover, recriminations have often been ‘personalised' and directed to the HR/VP, who is taken to be the embodiment of the EEAS itself. But any responsible critique of the EEAS' performance should make a distinction between, inter alia, what the desirable foreign policy goals of the EU are and the policy space available to the EEAS to actually achieve these goals. An examination of the Eastern Partnership multilateral framework reveals that criticism directed to the EEAS is unfair. The discretionary power of the EEAS in this policy area is limited to that of an agenda-setter and for the rest is greatly dependent on the largest common policy denominator between a wide variety of stakeholders. The EEAS' performance in the Eastern Partnership should therefore be evaluated against the backdrop of constraints imposed by the environment in which the EU's diplomatic service operates. The Eastern Partnership's objectives are implemented through twin bilateral and multilateral tracks. Unlike the bilateral dimension, the multilateral track functions largely outside of the legal framework. It is the result of political process and complements bilateral relations. Institutionally, the Eastern Partnership's multilateral dimension encompasses the biannual Summit of the Heads of State or Government, annual ministerial meetings, senior officials' gatherings on four thematic platforms, supported by expert panels. These structures incorporate all the relevant actors of the Partnership. The EEAS plays a role at each level of the Eastern Partnership multilateral framework. The HR/VP takes part in the summits and ministerial meetings. In coordination with the directors-general of the Commission, the EEAS is the ‘first mover' in the preparation of the Eastern Partnership Roadmaps, which function as a broader work programme within the cooperation. Moreover, the EEAS' Director of Russia, the Eastern Partnership, Central Asia and the OSCE, chairs the Platform N1 dealing with ‘Democracy, good governance and stability.' This grants the EEAS the power of agenda-setter on the political platform of the Eastern Partnership, (the director is assisted by the EEAS' III.B.1 unit, which also deals with the Regional Cooperation and the Organisation for Security and Co-operation in Europe (OSCE)). Furthermore, the EEAS supports the work of the three other thematic platforms that are chaired by the Commission. The EEAS therefore has some limited powers. The EEAS' discretionary power in the Eastern Partnership multilateral framework is nevertheless restricted by the decision-making procedure, by the MS and the partner countries' competences, as well as by the EU institutions, international organisations and the Civil Society Forum (see below for more on this body). Decision-making in the multilateral framework of the Eastern Partnership requires consensus among 33 states (27 MS and 6 Eastern partners). The EEAS' role is therefore limited to conducting the ‘orchestra' of 33 ‘musicians' in such a way that all the partners agree to play from the same score. As an illustration of consensus-building prior to decision: to prepare the Eastern Partnership Roadmaps 2012-2013, the EEAS held four consultations with the Council's Working Party on Eastern Europe and Central Asia (COEST) where all the MS are represented. Besides the COEST, the EEAS held separate meetings with some MS bilaterally and in smaller groups (e.g. the Visegrad Group). During nearly three months of consultation, the EEAS sought the ex ante ‘indication' of MS' support, which also maintain the right to endorse the Roadmaps in the Council conclusions ex post. Finding a consensus among the MS on the Roadmaps is complemented by the search for agreement among the Eastern partners themselves. The EEAS held three rounds of consultations with the six partner countries together and two rounds of consultations with the each of them bilaterally. Collectively, the MS and the Eastern partners also participate and take decisions in the summits, ministerial meetings and thematic platforms. Divergent interests, conflicting preferences and different priorities among the MS and partner governments characterise relations among the Eastern Partnership member governments. For the EU's diplomatic service to find common ground among the states involved in the Eastern Partnership is therefore a multifaceted process. To varying degrees, the European Commission, the European Parliament (EP), the Committee of Regions, the European Economic and Social Committee (EESC), the European Investment Bank (EIB) and the European Bank for Reconstruction and Development (EBRD) are also involved either as ‘full' or ‘permanent' participants of the Eastern Partnership thematic platforms. The formal decision-making right is reserved only to the ‘full participants.' The European Commission is present at the summits and ministerial meetings, chairs two-to-four thematic platforms and is a ‘full participant' of the Platform N1. The EP is invited to take part in the summits and is a ‘permanent participant' of platforms. The EP also holds discussions in its Committee on Foreign Affairs (AFET), issues resolutions in plenary sittings and in the newly created EURONEST parliamentary assembly. The Committee of Regions focuses on the role of the local governments, primarily through the Conference of the Regional and Local Authorities for the Eastern Partnership (CORLEAP). The EESC issues advisory opinions arguing for, inter alia, greater involvement of civil society actors and social partners. The EIB and EBRD are ‘permanent participants' of the Platform N2 (Economic integration and convergence with EU policies) and N3 (Energy security) and are involved in a number of flagship initiatives. Through their respective roles, the aforementioned bodies thus function as ‘institutional checks' on the EEAS, further limiting its discretionary power. A number of relevant international and regional organisations are also invited to some of the platforms as ‘permanent participants', not enjoying decision-making powers. The Organisation for Security and Co-operation in Europe (OSCE) is invited to take part in Platform N1, for example. The Council of Europe is a participant in Platforms N1 and N4 (Contacts between people). The United Nations Educational, Scientific and Cultural Organization (UNESCO) takes part in Platform N4. The Civil Society Forum has assumed the role of ‘third party' monitor of the Eastern Partnership multilateral framework. The Forum brings together the EU's and partner countries' civil society actors to facilitate their input into the Eastern Partnership. The Forum participates in all platforms and in the ministerial meetings. It is also consulted by the EEAS in matters related to the Roadmaps and the agenda of the Partnership. The Civil Society Forum, with its national platforms and thematic groups, is well placed to sound the ‘fire alarm' should the EEAS not fulfil or even overstep its mandate. To conclude, in the case of the Eastern Partnership multilateral framework, the EEAS is closely monitored and tightly ‘controlled' by the member states and a multiplicity of actors at national, European and intergovernmental level. This applies to many other domains where the EEAS is active. The mode of decision-making places a substantial number of brakes on the discretionary power of the EEAS. Any responsible analysis or critique of the EEAS in coordinating positions should therefore take these constraints into consideration. Ultimately, the EEAS is only able to craft EU foreign policy insofar as it is allowed to do so. Hrant KOSTANYAN CEPS Associate Research Fellow CEPS European Neighbourhood Watch. Issue 85 №9(69), 2012

Предлагаем вашему вниманию очередной выпуск бюллетеня CEPS European Neighbourhood Watch. Issue 85 Editorial Hrant Kostanyan: "The EEAS and the Eastern Partnership: let the blame game stop" Полный текст в формате PDF №9(69), 2012

На замкнутом рынке авиастроения произошла сенсация. Две крупнейшие европейские компании этой отрасли – франко-германская ЕАДС и британская «Бритиш аэроспейс» объявили, что ведут переговоры о слиянии. Цель этой операции – объединить усилия, чтобы успешнее противостоять американскому «Боингу» в конкуренции в мире и особенно в США. Объединенная компания, капитализация которой может достичь 30 миллиардов фунтов стерлингов, должна создать условия для развития сильных сторон каждой из ныне самостоятельных групп. Это касается в первую очередь производства военного назначения, а также возможностей проникновения на рынок США, где у британцев имеются сильные позиции, но ограничены производственные возможности. Американская клиентура и особенно Пентагон очень важны для двух компаний, которые в случае объединения могут осуществлять в этом регионе до четверти продаж. «Бритиш аэроспейс» является крупным поставщиком для военного ведомства США, тогда как ЕАДС сталкивается с большими преградами в конкуренции с продукцией «Боинга» в этом регионе. В соответствии с реальными масштабами каждой из двух компаний, в объединенной структуре 40% капитала должно отойти к нынешним акционерам «Бритиш аэроспейс», а 60% – к акционерам ЕАДС. Оба участника переговоров объявили, что слияние не должно повлечь за собой крупные сокращения персонала, а производственные мощности во Франции, Германии, Великобритании, Испании и США сохранятся. Вместе с тем, остается урегулировать множество проблем. Британское, германское и французское государства в различной форме участвуют в капитале этих стратегически важных компаний. Если, например, правительству Великобритании в «Бритиш аэроспейс» принадлежит «золотая акция» (она дает право вето, например, на покупку компании зарубежным капиталом), то Париж владеет напрямую 15% капитала ЕАДС. В принципе, на правительственном уровне положительно воспринимают перспективу слияния двух компаний, однако всем сторонам надо договориться о форме их будущего участия в делах объединенной группы. Еще одна проблема – участие германской «Даймлер Бенц» в капитале ЕАДС. Некоторое время назад она объявила о намерении сократить свой пакет акций. Предстоящее слияние не заставило ее изменить эти планы. Информация о готовящемся слиянии была по-разному воспринята на биржах. Акции «Бритиш аэроспейс», положение которой далеко от блестящего, немедленно подскочили, зато акции ЕАДС пошли вниз, хотя и не так заметно. Обе компании имеют опыт взаимодействия. В настоящее время они сотрудничают в создании истребителя «Юрофайтер Тайфун» и ракеты МБДА. Одно время британцы имели долю в капитале ЕАДС, но 6 лет назад продали ее. Андрей СЕМИРЕНКО №9(69), 2012

При появлении первых признаков того, что кризис в еврозоне начинает сказываться на экономике Швеции, правительство этой страны приняло решение, которое противоречит распространенным в ЕС мерам по преодолению такого рода проблем. С 2013 года Стокгольм существенно снижает налоги на компании – с 26,3% до 22%. Эта мера обернется потерей 16 миллиардов крон (около 2 миллиардов евро) для государственной казны. Однако расчет делается на другое. Швеция должна стать более привлекательной для компаний. Им должно стать более интересно работать в стране. Со своей стороны, Центральный банк снизил банковские учетные ставки на четверть пункта – до 1,25% годовых. Это призвано облегчить получение банковских кредитов для финансирования различных проектов. Одновременно правительство объявило о масштабной программе инвестиций в развитие инфраструктуры и научные исследования. Это также должно стать стимулом для развития двух важных сфер деятельности, привлечения туда дополнительного капитала и создания новых рабочих мест – как квалифицированных в научной сфере, так и неквалифицированных в строительстве инфраструктурных объектов. Шведская казна может себе позволить дополнительные расходы и некоторое снижение поступлений. Государственный долг страны составляет 30% ее ВВП. У стран-партнеров этот показатель приближается к 90% ВВП, что существенно ограничивает их возможности для финансового маневра. Экономика Швеции ориентирована на экспорт. Еще в первом квартале текущего года она показывала стабильный рост, однако во втором квартале стали появляться признаки замедления, вызванные сокращением спроса в терпящей бедствие зоне евро. Это побудило Стокгольм к принятию нынешних мер. Светлана ФИРСОВА

Сеньор Хуан Росель довольно потирает руки. Еще бы! Правительство Испании уступило, наконец, в том, чего глава объединения предпринимателей добивался долгие годы: упростило условия увольнения «излишней» рабочей силы. Впрочем, Х.Росель признает, что долгожданную победу одержала не столько его организация, сколько продолжающийся в Европе финансовый кризис. Именно это затянувшееся бедствие, а вовсе не патронат или власти, диктует сегодня правила игры в области занятости населения и права на труд. Начальник объединения бизнесменов уверен: это далеко не последняя уступка властей. Под нарастающим давлением государственного долга и рецессии во многих странах зоны евро, правительства вынуждены всё больше экономить за счет рабочей силы, чтобы сделать свои страны более привлекательными для инвесторов. Особенно болезненно этот процесс происходит, пожалуй, в Греции. Профсоюзные лидеры Эллады возмущены тем, что «Европа превращается в рай для предпринимателей за счет интересов трудящихся». Многие радикальные меры, принимаемые властями в экстренном порядке, вряд ли способны облегчить положение на рынке труда, где зашкаливает безработица, прежде всего, среди молодого поколения. Чего только стоит увеличение минимального возраста выхода на пенсию! Это решение резко обострило конкуренцию за рабочие места, что уже очевидно на примере той же Греции. А реформы, проведенные в феврале этого года в Испании, заметно и почти исключительно сыграли на руку предпринимателям: норма прибыли в компаниях увеличилась. Аналогичные реформы проводит и правительство Италии, что с удовлетворением признает Эмма Марчегалья, глава конфедерации промышленников – Конфиндустрия. Надо сказать, что эти болезненные для трудящихся меры – отнюдь не изобретение южно-европейских стран. Они позаимствованы у Германии – опоры и надежды всей зоны евро. Именно немцы сумели в последние годы за счет замораживания заработной платы заметно повысить рентабельность предприятий. Канцлер Ангела Меркель имеет полное право поучать партнеров по еврозоне: «С точки зрения успешной международной конкуренции, единственным средством, которым располагает Европа для успешного противостояния растущим державам, таким как Китай и Бразилия, является ее превращение в такую же конкурентоспособную, как Германия». Почувствуйте разницу – в то время как с 2004 по 2011 год производство автомобилей в ФРГ выросло на 22%, аналогичный показатель Франции и Италии упал почти на 30%. Как при такой разнице достичь цели, провозглашенной Европейской Комиссией, по превращению Европейского Союза к 2020 году в самый конкурентоспособный регион мира? Многие экономисты предупреждают, что стремление повысить рентабельность предприятий исключительно за счет экономии на рабочей силе имеет пагубное последствие – сокращение внутреннего спроса, стимулирующего рост экономики. Образуется замкнутый круг, выход из которого пока не просматривается. Его поиски затрудняют и все более массовые выступления рабочих, фермеров и «офисного планктона» в странах Южной Европы. Дмитрий ИСАЕВ №9(69), 2012

Доходы от туризма в 2011 году достигли в Европейском Союзе рекордной суммы – более 508 миллиардов евро. Эта отрасль экономики обеспечивала работой 7,3 миллиона жителей Европы, свидетельствует Всемирный совет по туризму. Старый Свет по праву занимает первое место в мире по количеству зарубежных гостей, приезжающих отдохнуть и ознакомиться с его достопримечательностями. Число посетителей 27 стран ЕС в целом увеличилось на 6%. В Греции этот показатель достиг 14%, в Ирландии – 13%, в Португалии – 11% и в Испании – 8%. Более быстрому развитию этой одной из ведущих отраслей европейской экономики препятствует наличие визового режима для граждан таких стран, как Россия и Китай. За «более современную визовую политику» высказывается, в частности, Антонио Таяни, член Европейской Комиссии, ответственный за туризм в ЕС. №9(69), 2012

Сказать, что сентябрьские решения Европейского центрального банка (ЕЦБ), объявленные его главой Марио Драги, вызвали в германском обществе большое беспокойство, значит, ничего не сказать. Очень многие, причем, отнюдь не только эксперты и финансисты, увидели в этом полный разрыв с традиционной для ФРГ денежной политикой. Акцент всеми делается на том, что Драги употребил эпитет «неограниченно» применительно к объемам покупки ЕЦБ государственных долговых обязательств проблемных стран, входящих в зону евро. Что ж, слово сказано… А решение совета ЕЦБ, в котором у всех 23 членов по одному голосу, что у ФРГ, что у Мальты, принято. И если на юге континента оно вызвало подъем настроения, чтобы не сказать больше, то в Германии – скорее испуг: а что же дальше? Довольно своеобразно отреагировал на это Бундесбанк: он выступил с заявлением, в котором подчеркнул, что его шеф Йенс Вайдман на заседании совета ЕЦБ голосовал против покупки этих обязательств. Почему? Да потому, что финансирование проблемных государств таким образом будет осуществляться с помощью печатного станка. Это спряжено с немалыми финансовыми рисками и потому требует демократической легитимации – утверждения парламентом. Конечно, ЕЦБ, понимая, что мотор инфляции может раскрутиться на полные обороты, пообещал нейтрализовать свеженапечатанные деньги. Но вот только получится ли это? Остается лишь надеяться, что – да. У многих германских финансистов, в том числе у президента Германского союза сберегательных касс и жиробанков Георга Фареншона, надежды на это нет. Он считает, что ЕЦБ «пошел по неверному пути» и финансирование проблемных государств не входит в его обязанности. Не просматривается и увязка финансовой помощи – будем называть вещи своими именами – с необходимыми политическими и структурными реформами в кризисных государствах. Положим, проблемное государство «мамой поклянется», что выполнит все обязательства, взятые на себя в обмен на выделенную помощь. А потом ничего не предпримет или сделает, вежливо говоря, только кое-что. И ЕЦБ тогда прекратит покупку его обязательств? Ой, что-то плохо в это верится! Ведь это практически означает объявление такого государства банкротом. И как это можно себе представить с политической точки зрения? Есть ли у ЕЦБ такие полномочия? Вот почему сторонники резких определений считают все эти увязки и обусловленности очковтирательством. В оборот уже запущен язвительный термин «лирализация» евро, намекающий на превращение единой европейской валюты в итальянскую лиру, никогда не славившуюся своей прочностью. Не было обойдено вниманием и то, что балансовый итог ЕЦБ за четыре года вырос в два с лишним раза и достиг почти 3 триллионов евро. Оно бы и ладно, да только качество весомой части имеющихся у него ценных бумаг вызывает большие сомнения. Во всяком случае, Бундесбанк никогда не считал их надежным вложением средств, тем более, что срок этих сделок доходит порой до трех лет. Ведь германский Центральный банк весьма редко дает деньги больше чем на неделю. Для большинства гешефтов традиционный срок – сутки. А тут речь идет о годах! Известно же, что чем на больший срок заключена сделка, тем труднее из неё выйти. Несправедливо было бы не привести хотя бы одну позитивную оценку решения ЕЦБ. Главный экономист «Беренберг банка» Хольгер Шмидинг считает так: «С годами рынки приучились к тому, что играть против Федерального резервного банка США – себе дороже. А теперь они должны приучиться к тому, что ввязываться в игру против Европейского центрального банка тоже не стоит». Ну что ж, блажен, кто верует… Тем временем многие греческие и испанские банки принялись активно увеличивать имеющуюся у них долю государственных обязательств. А о чем беспокоиться, если ЕЦБ все равно все купит – «в неограниченных количествах»? Пока же факт остается фактом: Марио Драги решил переложить долги проблемных государств на бюджеты их стран-партнеров. И это еще вполне деликатная формулировка! На самом деле речь идет не только о перераспределении благосостояния между Севером и Югом. Все риски банков и других инвесторов будут сперва переложены на крепкие плечи эмиссионных банков, а затем и дальше – прямо на хилые спины налогоплательщиков, потребителей и бережливых вкладчиков из центрально-европейских и северных стран Европы. И что это такое, если не обесценение сбережений и рост стоимости жизни? Конечно, на деле всегда бывает так, что кто везет, на того и наваливают, но должны же быть какие-то пределы? Но в нынешней ситуации деваться немцам некуда: Федеральный конституционный суд признал, что формирование Европейского механизма стабильности не противоречит основному закону ФРГ и европейским договорам, и тем самым своим авторитетом утвердил европейскую политику госпожи Меркель*1. Одно маленькое «но»: Берлин больше не сможет диктовать эту политику, канцлер утратит ведущую роль в спасении евро. Александр ВАРВАРИН *1 Решение конституционного суда ФРГ, которое вступило в силу после его подписания президентом ФРГ Йоахимом Гауком, открыло путь к тому, чтобы практика трансферов «с севера на юг» укоренилась и разрослась до необозримых размеров. Тем не менее, многие газеты, и даже не отличающаяся большой симпатией по отношению к фрау канцлерин – американская «Нью-Йорк таймс» – оценили это как большую победу главы германского кабинета министров*2. Но теперь встала другая проблема: если раньше Германия хотя и платила, но определяла повестку мероприятий по спасению евро, то нынче ситуация изменилась. С уходом Саркози распался тандем, способный проводить в жизнь германские идеи – вспомните важную победу Меркель, когда ей удалось убедить 25 стран согласиться с немецким вариантом «долгового тормоза»! Нынешний французский президент Олланд куда более сдержанно относится к основной идее Меркель: доверие рынков можно вернуть с помощью проведения насущных реформ. Испанские и итальянские коллеги ей в этом не помощники: деньги им дают под все более высокие проценты, а граждане демонстрируют все большее недовольство, и они предпочли переметнуться в противоположный лагерь. А в Германии день ото дня становится все меньше желающих отвечать по долгам южных соседей. В общем, ФРГ явно не позволят играть главную роль в установлении правил спасения единой валюты. И немцы все больше и больше устают от необходимости разрываться между любовью к европейскому единству, в достижение которого они вложили, пожалуй, как никто много сил, и любовью к твердой валюте – основе их процветания, достигнутого тяжелым и продолжительным трудом. И все больше похоже на то, что партия под названием «спасение евро» переходит в эндшпиль. Вот только конечный результат пока не просматривается. *2 А как оценивает решение Конституционного суда ФРГ один из тех, кто его принимал – Ханс Херберт фон Арним? Считает ли он его неоспоримой победой Ангелы Меркель? Политически – да, отвечает юрист. Но ведь кризис, по его мнению, и надо преодолевать политическими средствами. И, тем не менее, господин фон Арним не берется ответить на вопрос, может ли нынешняя политика фрау канцлерин успешно функционировать долгое время. Хотя сама она не однажды подчеркивала, что путь к успеху может быть очень долгим. Кроме того, он обращает внимание еще на один весьма существенный момент: суд отказал истцу, но и ввел определенные ограничения для политиков. Теперь они не смогут без согласия бундестага превысить границу германских гарантий должникам в 190 миллиардов евро – это раз. А сотрудникам Европейского механизма стабильности ограничили иммунитет. Что имеется в виду? Теперь, будучи приглашенными в бундестаг, они больше не могут ссылаться на обязательство хранить молчание, даваемое при приеме на работу. Отныне они должны без каких бы то ни было ограничений проинформировать германских парламентариев обо всем, что тех заинтересует. Таким образом, суд предусмотрительно перевел стрелки на народных избранников. Пусть, дескать, несут свою долю ответственности за возможные политические ошибки. Вот только захотят ли депутаты идти против воли правительства? Есть у конституционного суда ФРГ своя точка зрения и на то, каков должен быть политический аспект европейской интеграции. Во всяком случае, господин фон Арним полагает, что Ангеле Меркель и её министру финансов Вольфгангу Шойбле пора уже не просто декларировать, что надо передать больше компетенций Единой Европе, а предпринять неизбежные в этом случае шаги. Движение в направлении федеративного европейского государства требует изменения существующих конституционных норм, и решать это должен сам народ, уверен юрист. А политикам надо, наконец, внятно объяснить, куда они ведут людей. Тогда может начаться дискуссия по существу, прозвучат аргументы сторонников различных точек зрения. «Это могло бы дать очень важный результат – возрождение доверия к правительству. Доверия, которого в этом вопросе сейчас нет», – считает фон Арним. – Даже если народ скажет «нет», то это еще далеко не значит, что дело европейской интеграции навсегда проиграно». №9(69), 2012

«Евро спасен!» – так можно расценить реакцию биржевого и финансового сообщества на решение Европейского центрального банка (ЕЦБ) о безлимитном выкупе долговых обязательств, выпущенных государствами зоны евро на срок от одного года до трех лет. Объявляя об этом, председатель ЕЦБ Марио Драги оговорил будущую практику строгим выполнением соответствующими странами согласованных антикризисных программ. В частности, речь идет об оздоровлении налогово-бюджетной сферы и увеличении конкурентоспособности. Любопытным было также замечание банкира о том, что правление приняло решение не единогласно – против был один представитель: «Сами догадайтесь, кто это». Он его не назвал, но все поняли, что речь шла о представителе Бундесбанка. Чуть позже сам Бундесбанк выпустил коммюнике: «В ходе последних дискуссий председатель (германского федерального банка. – А.С.) Йенс Вайдманн подтвердил критическую позицию относительно выкупа облигаций. Такой план может обернуться срывом реформ». Немцы восприняли демарш ЕЦБ как шаг навстречу печатанию денег для затыкания финансовых прорех. В принципе, именно так сейчас действуют центральные банки других развитых стран, столкнувшихся с кризисом, – Федеральная резервная система США или Банк Англии. Но в некотором роде за достойную капитуляцию в вопросе о безлимитном выкупе долговых обязательств стран еврозоны Берлин получил политическую компенсацию. Чуть позже председатель Европейской Комиссии Жозе Мануэл Баррозу изложил программу федерализации ЕС, созвучную берлинским пожеланиям (см. «Баррозу предлагает федеральную Европу»), а в это же время Конституционный суд Германии не счел противоречащим Основному закону страны создание европейского фонда по выкупу государственных облигаций стран еврозоны. Таким образом, баланс интересов соблюден. Оставим финансовым аналитикам обсуждение механизмов, с помощью которых «Супер Марио», как часто за глаза называют главу ЕЦБ, намерен стабилизировать зону евро. С политической точки зрения очевидно, что этот деятель, влияние и авторитет которого стремительно растут в ЕС (но не в Германии) на фоне беспомощных шараханий европейских политиков, бросает всю мощь возглавляемого им учреждения на чашу весов битвы за единую валюту. Введение евро необратимо, подчеркивает он: «В пределах своего мандата ЕЦБ сделает все необходимое, чтобы проводить валютную политику, последствия которой были бы равномерно распределены, чтобы гарантировать стабильность цен и евро». Объявленные им шаги призваны стабилизировать, прежде всего, Испанию и Италию, долговые и бюджетные проблемы которых приближаются к опасной черте. Крупный сбой в этих странах, относящихся к числу тяжеловесов еврозоны, мог бы иметь необратимые последствия для единой валюты. Шаг ЕЦБ добавляет немного клея в довольно шаткую систему, на которой был основан евро. Это позволит выиграть время для более глубоких реформ и успокоить финансовые рынки, немного сбив с них спесь. Будет ли нынешний момент еврокризиса поворотным, или же он впишется в череду действий, которые позже оказывались полумерами? С начала нынешнего кризиса в 2010 году лидеры стран ЕС уже 19 раз встречались для обсуждения этой проблемы и принятия очередных судьбоносных решений… Светлана ФИРСОВА №9(69), 2012

Разумеется, в банковских кругах стран-должников решение ЕЦБ было встречено с восторгом. И значит гора сомнительных бумаг, которая уже сейчас весьма высока, продолжит накапливаться. Проблемные страны добивались возможности занимать деньги под низкие проценты, и она им предоставлена. Чем это чревато с германской точки зрения? Высокие проценты, которые сейчас требуют от властей Рима или Мадрида – это, несомненно, плетка, которая сечет, и пребольно. Но таким образом господам политикам вгоняют ума в задние ворота: корректируйте проводимый вами курс. Пусть это тяжело, а порой и мучительно, но ваши сограждане со временем только выиграют от назревших перемен. А теперь скажите, видели ли вы живого политика, который заставит своих избирателей годами выносить изрядные тяготы, если вместо этого можно по дешевке взять взаймы, сколько душа пожелает? Такого былинного богатыря в Испании или Италии просто представить себе невозможно. Умом он может понимать, что финансовые вливания, тот самый «европейский союз трансферов», оформления которого всеми силами пытались избежать немцы, крайне опасен и рано или поздно может взорвать Европу изнутри – как говорится, были прецеденты. Ну, так это еще когда будет, если вообще случится. Глядишь, на наш век хватит. А разгневанный избиратель – вот он, под окнами правительственной резиденции, и его настроения не оставляют сомнений в том, кого он вполне демократически приведет к власти на следующий срок. Скареда, выжимающего из всех последние соки, или ловкого парня, сумевшего выгодно призанять деньжат до лучших времен, а то и вовсе до греческих календ? Ответ очевиден. Но поскольку, как учат нас знатоки экономической науки, бесплатного в мире ничего не бывает, то за этот банкет все же кому-то придется расплатиться. Вот несколько наводящих вопросов. А кто у нас в зоне евро страна с самой мощной экономикой? А кто основной поставщик денег в сундуки Европейского центрального банка? Вот он, бундесбюргер, и будет нести основные риски, раскошеливаясь за себя и за того парня с юга Европы. Остается один вопрос: надолго у этого среднестатистического Мюллера- Майера–Шульце хватит терпения выполнять обязанности дойной коровы? Пуск печатного станка на полые обороты – без этого ЕЦБ в нынешней ситуации не обойтись – таит в себе опасность инфляции. Но даже если нынешняя скверная конъюнктура выправится, денежные вливания все равно потащат за собой цены. И тут встает большой вопрос: как в этой ситуации поведет себя ЕЦБ? Нажмет на тормоз или проследует по пути наименьшего сопротивления, проводя привычную линию? Кто знает… Многие эксперты указывают, что Марио Драги и его коллеги по совету ЕЦБ оказали медвежью услугу Италии. Её Центральный банк, в отличие от немецкого, всегда несгибаемо выдерживавшего сильнейший нажим политиков, требовавших от него установления процентов, удобных для оживления экономики, обычно куда легче сдавался под напором римских лидеров. Отсюда и почти постоянно высокий уровень инфляции, и огромная государственная задолженность. Правда, некоторые наблюдатели считают, что Драги просто выполнил за политиков грязную работу, в то же время позволив им замедлить темп необходимых преобразований и дав некоторую передышку. Вспомните, на путь реформ Италию привело, прежде всего, стремление войти в зону евро, для чего требовалась твердая денежная и налоговая политика. Затем последовало успокоение и даже не то, чтобы почивание на лаврах, а просто заметный откат. Только с началом кризиса евро в Риме забеспокоились, начали наводить прядок. Раз уж ЕЦБ снова устроит аттракцион неслыханной щедрости, то будет кто-то на берегах Тибра особенно напрягаться? Сомнительно. Не создается впечатления, что наступит такой момент, когда в ЕЦБ возобладает «центрально-северо-европейский» подход к финансовой и денежной политике. Пока похоже на то, что зажатые в угол доноры обречены трясти мошной, уступая угрозам из серии «а то вон чего будет». И жизнеспособность такого союза у многих вызывает все большие сомнения. К тому же любой финансист вам скажет, что деньги, к которым нет доверия, не стоят бумаги, на которой они напечатаны. После решения, принятого ЕЦБ, весьма интересен вопрос о том, как его оценили немцы. Более половины опрошенных считают, что таким образом Европа вступила на опасный путь, ведущий в неизвестность, еще треть вообще не понимает, что происходит, и лишь оставшееся меньшинство поддерживает франкфуртских финансистов в их начинании. Вот и судите кто тут прав – политики, гнущие свою линию, или глава Бундесбанка Йенс Вайдман, высказавший особое мнение, разделяемое, кстати, большинством его сограждан. Он считает, что намерения руководства ЕЦБ диаметрально противоположны мандату этой организации, основная задача которой состоит в поддержании стабильности евро. А инфляции немцы боятся, как черт ладана. Видимо, тягостный период гиперинфляции оставил в национальной памяти слишком заметные рубцы. Наверное, это немецкая особенность, ведь гиперинфляция на самом деле не такая уж редкость: по подсчетам ученых, зафиксировано 56 подобных случаев. Чтобы уточнить количественные параметры, стоит указать, что приставкой «гипер» слово инфляция можно снабжать с того момента, когда её месячный темп превышает 50%. А началась история гиперинфляций с Франции, где в 1795 году зафиксирован первый ее случай. Во время французской революции находящиеся в обращении бумажные деньги («ассигнации») дорожали на 304% в месяц. Однако чемпионом всех времен и народов можно считать Венгрию, которую продолжавшаяся почти год – с августа 1945 по июль 1946 года – гиперинфляция просто парализовала. Темп роста цен составлял тогда 207%, причем не в год, и не в месяц, а в день. Да, превысить такой рекорд будет трудновато… Экономисты подсчитали, что цены тогда в Венгрии удваивались каждые пятнадцать часов – форменный сумасшедший дом. В Германии гиперинфляция продолжалась с августа 1922 по декабрь 1923 года. Она входит в пятерку тяжелейших гиперинфляций в мировой истории. Наивысший уровень месячных темпов инфляции составил тогда 29.500%. В пересчете на день подорожание составляло 20,9%, что тоже впечатляет. А удваивались цены в тогдашней Германии каждые четыре дня. Деньги куда быстрее теряли в цене, чем их можно было потратить. Поэтому многие граждане их просто жгли: выходило дешевле, чем покупать топливо. Последний из доказательно зафиксированных случаев «бешенства цен» произошел в Зимбабве и продолжался с марта 2007 года по ноябрь 2008-го. Темп подорожания составил 98%, а удваивались они каждые 25 часов. Недаром в перечне антирекордов Зимбабве стоит на втором месте после Венгрии. В 2010 году эта экономическая хворь поразила Северную Корею, но исследователи не располагают достаточным материалом, чтобы можно было точно оценить количественные показатели. С некоторыми допущениями можно вести речь о том, что рекордный месячный темп инфляции составил 496%, а ежедневное подорожание – более шести процентов. №9(69), 2012

Альтернативные деньги обретают популярность Серхи Алонсо, 30-летний испанский компьютерный инженер, помог создать личные странички в Интернете и обучил, как с ними обращаться, многих соседей. Взамен с ним рассчитались не бумажными купюрами со значком евро, а условными единицами, обозначающими время, потраченное Серхи на оказание своих технологических услуг. Вознаграждение депонировали на его счет в своеобразном «банке времени», которые стали бурно размножаться в охваченной эпидемией финансового кризиса Испании. Еще пример. Психолог Анхель Корколес за свой семинар для женщин, нуждающихся в обретении уверенности в себе, получила гонорар в виде чека. Сумма была проставлена не в евро, а в часах. Будучи членом сетевого сообщества, где расчеты производятся не в денежных единицах, а кредитными баллами, А.Корколес теперь сможет обменять 10 часов своих консультаций на занятия по йоге, оплату плотника по вызову для мелкой починки дома и/или на поход к парикмахеру. Наконец, стоит упомянуть 65-летнего Дэвида Чапмана, англичанина, который вот уже четверть века постоянно проживает в Испании, в Малаге, ставшего отцом-основателем движения за использование виртуальных денег. Недавно он продал шесть собранных им своими руками солнечных установок. С ним расплатились им же придуманными условными денежными единицами, которыми он собирается, в свою очередь, расплатиться с теми, кто возьмется покрасить его дом. Удивительное дело, Чапман оказался провидцем – свою идею он стал реализовывать еще три года назад, словно предвидел приход финансовых неурядиц и наступление тощих годов. В его социальную сеть входило сперва 250 человек, теперь уже 4670. Причем большинство новообращенных относятся к категории молодых в возрасте от 20 до 40 лет. На центральной площади рыбацкого городка Виланова-и-ла-Желтру в Каталонии можно обнаружить булочную, бакалею и магазинчик бытовой техники с надписью в витрине: Turutas aqui si, что означает – здесь принимают в оплату «турутас». Эти своеобразные купоны назвали в честь традиционного духового инструмента. Есть и банк, где можно хранить «турутас», но никаких процентов по ним не начисляется. Пока такими купонами пользуются только 190 энтузиастов из 67 тысяч жителей, но круг их ширится. В Барселоне, на заметку, уже функционирует более 100 «банков времени», и у некоторых из них значится по 3000 клиентов. Пример оказался заразительным: опыт перенимают в Португалии и Греции. В качестве «моралите» можно привести цитату из «Гардиан», объясняющую суть происходящего: «Цель этого эксперимента – вернуть общество на уровне местных общин во времена, когда товары и услуги обменивались по бартеру, и когда еще не было ни процентных ставок, ни спекуляций и деривативов, которые усложнили жизнь в финансовом мире». Появление виртуальных или даже альтернативных денег стало реакцией на резко ухудшившееся социально-экономическое положение в стране, где каждый четвертый не имеет сейчас работы. В Барселоне и Малаге «банки времени» превратились в часть повседневного быта. В общей сложности в Испании уже функционируют 325 подобных финансовых учреждений, клиентами которых стали десятки тысяч граждан. По мнению английской «Гардиан», имеет место «самый масштабный эксперимент с социальными деньгами в современной истории». Идея, в принципе, не нова. Питер Норт, преподаватель Ливерпульского университета, автор двух книг на эту тему, подчеркивает, что подобные эрзац-деньги появлялись и раньше. Практика введения в обращение альтернативных денег или купонов была принята в отдаленных шахтерских городках, в странах, находившихся под чужеземной оккупацией, во времена экономических кризисов. Но они так же быстро исчезали, как и появлялись, когда ситуация возвращалась в норму. Однако, по мнению исследователя Норта, на этот раз эксперимент может затянуться надолго, поскольку в Испании его поддерживает – по идейным соображениям – общественное движение 15М, или, как они себя называют, «разгневанные» (indignados). Изначально его основали возмущенные молодые люди из числа тех, кто подхватили инициативу «Оккупируй Уолл-стрит», давшую толчок аналогичным протестным акциям в мире под лозунгом «Оккупируй…» (вставить по вкусу). В публикациях «Вашингтон пост» и «Гардиан», рассказавших об этом новшестве, вернее, инициативе, идущей из низов, в подтексте угадывается идеологический фон. Жорди Мореро, 25-летний парень, владелец хлебопекарни, признает, что на виртуальные деньги он не может покупать муку, соль, сахар и другие ингредиенты для своего ремесла. Но он готов на самопожертвование и дополнительные тяготы, потому что уверен: «Ничто так не ограничивает нашу жизнь, как деньги». Владимир МИХЕЕВ №9(69), 2012

Беда приходит, откуда ее меньше всего ждешь. На этот раз угроза единой европейской валюте исходит от одной из самых благополучных стран Старого Света – Финляндии. В Европейской Комиссии нарастает тревога в связи с вероятным желанием Хельсинки покинуть еврозону. Именно так можно истолковать недавнее заявление министра финансов северной страны Ютты Урпилайнен, предупредившей, что Финляндия «не намерена цепляться за евро любой ценой», и что финны не собираются взваливать на себя чужие долги. Более того, в европейской прессе появились сообщения, что финское правительство уже анализирует ситуацию на случай отказа от единой валюты. Не исключено, что Финляндия решится пойти на блокирование «обобществления» долгового бремени всей еврозоны. Словом, «семнадцать» могут потерять одного из валютных доноров, который, правда, невелик. Но в период кризиса каждый вклад в общую копилку – на вес золота… Сегодня Финляндия может похвастать самым низким, после Эстонии и Люксембурга, отношением государственного долга к ВВП – 53%, тогда как в среднем по зоне евро он достигает 91%. Однако в памяти не только властей, но и многих простых финнов еще живо болезненное преодоление острого финансового кризиса, который пережила их страна в 1990-годы. В Хельсинки считают, что попавшие в долговую удавку южные страны Европы должны самостоятельно выходить из тяжелой ситуации. Такое мнение объясняется еще и тем, что в отличие от Германии и Франции торгово-экономические связи Финляндии с Грецией, Италией и Испанией сравнительно невелики, а главные партнеры – Швеция, Россия и Норвегия – не входят в еврозону. Причем на долю стран, в которых используется единая валюта, приходится немногим более трети финского экспорта. Как бы то ни было, но большинство финнов пока выступают за дальнейшее использование удобной единой валюты. Во всяком случае, это показывают опросы населения. Игорь ЧЕРНЫШОВ №9(69), 2012

С просьбой об экстренной финансовой помощи уже в ближайшее время к Европейской Комиссии может обратиться Словения. Она стала первой страной бывшего социалистического лагеря, вступившей в валютный союз Европы в 2007 году. Как же дошла эта бывшая югославская республика до жизни такой? Страна переживает глубокую рецессию. Во втором квартале текущего года ВВП сократился на 3,2% относительно аналогичного периода прошлого года. Сильно уменьшились инвестиции, а также не только внутреннее потребление, но и экспорт – основа словенской экономики. Этому способствовали нарастание «плохих» кредитов в трех крупнейших банках с государственным участием и «пузырь» на рынке недвижимости. Власти страны еще летом предупреждали о неизбежности обращения за финансовой поддержкой к партнерам по ЕС. Ранее на этот шаг были вынуждены пойти правительства Греции, Ирландии, Португалии, Кипра и Испании. Аналитики считают, что словенцам потребуется лишь один миллиард евро – совсем небольшая сумма по сравнению с теми, которые направлены Греции или Испании. Да и масштабы экономики Словении с ее двухмиллионным населением невелики – всего 0,4% от экономики всей еврозоны. Гораздо важнее другое – обращение очередного государства за помощью усиливают пессимизм в отношении выживания единой европейской валюты. На эту же мельницу льют воду и сообщения о решении Болгарии отложить переход на евро, а также требования политиков некоторых стран вывести проблемные государства из еврозоны. №9(69), 2012

Наиболее востребованное европейскими пассажирами место в самолетах значится под номером 6А. Это показали результаты опроса, проведенного сайтом «Скайсканнер» среди одной тысячи клиентов низкобюджетных авиакомпаний. Они объяснили это тем, что кресло с таким номером находится достаточно близко к переднему входу-выходу авиалайнера и довольно далеко от туалетов, поэтому позволяет находиться в стороне от почти постоянного хождения пассажиров по самолету. Кроме того, кресло расположено рядом с одним из иллюминаторов, поэтому сосед не особенно мешает во время рейса. Так что не удивляйтесь, услышав вежливый отказ на просьбу продать вам авиабилет именно на кресло под этим номером и с этой литерой. Желающих немало и помимо вас. №9(69), 2012

Германия остается единственной страной не только в Европе, но и в мире, в которой не существует ограничений скорости на ее знаменитых автобанах. Протяженность этих скоростных автострад, позволяющих «лететь» со скоростью 250-300 километров в час, – более 8 тысяч километров из около 13 тысяч километров всех асфальтированных дорог. При этом удивительно, что по числу дорожно-транспортных происшествий на каждые 100 тысяч жителей – четыре с половиной смертельных случая в год – ФРГ отнюдь не лидирует в Европейском Союзе; этот показатель значительно хуже, например, в соседней Франции, где автомобилисты не должны превышать скорость в 130 километров в час. Эксперты объясняют относительно низкую смертность и травматизм на автомобильном транспорте в Германии не только здравомыслием и дисциплинированностью ее водителей. Большое значение имеет и идеальное состояние дорог. Достаточно сказать, что толщина битумного покрытия на скоростных автострадах в среднем составляет 70 сантиметров – на треть больше, чем в той же Франции! Поэтому на асфальте трудно найти трещину, а тем более – вмятины, столь опасные при движении на высокой скорости. Автобаны оснащены тысячами видеокамер, с помощью которых круглосуточно ведется непрерывный мониторинг движения, погодных условий и т.п. При возникновении затруднения далеко впереди лихачи своевременно получают соответствующую информацию и заранее снижают скорость. Конечно, все это стоит денег, и немалых. Безупречное содержание каждого километра автобана обходится примерно в 300 тысяч евро в год. Причем это – бюджетные деньги, а не сборы с платных дорог (пользование автобанами, напомним, бесплатно). Протяженные шоссе «мечта водителей» – одна из достопримечательностей Германии: не случайно туристические фирмы приглашают иностранцев прокатиться «с ветерком» по автобанам. №9(69), 2012

Этот классический прутковский завет можно с полным правом адресовать тем, кто сейчас занимается реформированием германской энергетики. Только не надо причислять автора к замшелым ретроградам, боящимся неуклонной поступи прогресса. К развитию энергетики, основанной на возобновляемых источниках, он относится сугубо положительно. Пусть бы просто говорили об экономии энергетических ресурсов. Но эйфорические рассуждения о скором наступлении «века солнца и ветра» вызывают неприятие просто потому, что за ними просматривается стремление набить себе цену. Оно бы и ладно: мало ли кто что говорит. Но останавливать действующие АЭС, которым еще работать и работать? Причем просто в надежде на то, что мир уже стоит на пороге эры «чистой» энергетики? Воля ваша, но выглядит это как минимум недальновидно. Представляю, как воспринимают эти политические экзерсисы профессионалы. Нет, они не молчат, они высказывают свое мнение, пытаются сопротивляться, но, как известно, против лома нет приема. И, тем не менее, давайте прислушаемся к их аргументам. Хотя бы затем, чтобы по наивности не попадаться на приманки сладкоголосых сирен. Вот 300-страничное исследование, подготовленное Германским энергетическим агентством, в котором прямо указывается: при нынешней организации энергетического рынка ФРГ электроэнергия, получаемая из возобновляемых источников, даже в 2050 году не сможет продаваться на рыночных условиях. То есть её получение останется сугубо дотационной затеей, призванной утешить преданных, но не очень технически грамотных сторонников партии «зеленых». А на деле и сорок лет спустя, Германии придется сохранить большое число традиционных электростанций. Да еще при этом она будет вынуждена импортировать до 22% потребляемой электроэнергии. Реформы, однако… Между тем, согласно стратегическим наметкам германского правительства, именно к 2050 году 80% электроэнергии должно производиться за счет использования ветра, солнца и биомассы. Авторы исследования приходят к выводу: при меняющихся ценах на сырье этого добиться невозможно и надо пересматривать принципы ценообразования. А если сказать попросту, то электричество, вырабатываемое солнечными батареями и ветроэнергетическими установками, честной конкуренции не выдерживает. Дело еще и в том, что даже к 2050 году возможности накопления электроэнергии не превысят 9% от объема её потребления, а этого явно недостаточно, чтобы гарантировать стабильность энергоснабжения при неизбежных колебаниях объема производства солнечной и ветровой энергии. «Зеленая» электроэнергия может составить только 24% гарантированного объема производства, ведь от погодных условий не зависит лишь один из трех столпов возобновляемой энергетики – электричество, изготовляемое из биомассы. А самое крамольное, с точки зрения «экологически сознательных» граждан, заключается в том, что и к середине этого века 60% гарантированного объема производства электроэнергии по-прежнему будет генерироваться на угольных и газовых электростанциях. Поскольку нынешние станции к тому времени отработают свое, для компенсации выпадающих объемов производства придется построить новые мощностью около 49 гигаватт, то есть примерно 50 больших электростанций. Вот объясните мне теперь, какой это инвестор захочет вкладывать деньги в строительство таких станций, которые будут работать только время от времени, что называется, на подхвате. Почему? Да потому, что сохраняться, скажем, с помощью гидроаккумулирующих электростанций, будет в первую очередь «зеленое» электричество. А как же! Надо же потрафить борцам за чистоту окружающей среды, неспособным к честной конкуренции. При этом очевидно, что от случая к случаю работающие традиционные электростанции тоже будут убыточны. Занятная получается экономика! Есть, конечно, и другой вариант – строить резервные тепловые электростанции по дешевке, не заморачиваясь всякими экологическими прибамбасами. Но о каком спасении природы тогда стоит вести речь? Утешать себя тем, что они будут работать по нескольку месяцев в год. Вот только это и остается. Еще один момент. Чтобы компенсировать неравномерность работы ветроэнергетических и солнечных генераторов, вместо нынешних 160 гигаватт Германии придется обзавестись 240 гигаваттами мощностей, иначе не выдержать период пиковых нагрузок. Не на этом ли основании политики уверяют, что реформы к подорожанию электроэнергии для потребителей не приведут? Ну-ну… Эксперты поступают честнее и открыто говорят: электричество подорожает, и весьма заметно. Есть у «зеленой» электроэнергетики и еще один изъян. Начиная с 2020 года, её продукция временами будет производиться в большом избытке, заметно выше спроса на неё. К примеру, в таких погодных условиях, когда и солнце светит ярко, и ветер дует так, как надо, а потребление остается довольно низким. И в период до 2050 года примерно 66 тераватт-часов, то есть около 15% производимого в Германии электричества не найдет спроса – ни в стране, ни за рубежом, предрекают эксперты. А в пасмурную и безветренную погоду придется импортировать 134 тераватт-часа или 22% внутреннего объема производства. Но об этом мы уже говорили… А что же «экологически сознательные» граждане? Они расценили этот доклад как «фронтальную атаку на экологические реформы». Прозвучали и другие мантры вроде «игнорирования научной компетентности, неверия в технологический прогресс и попыток блокировать насущные изменения». Но, как обычно, кроме звучной риторики почтенной публике ничего предложено не было и никаких попыток опровергнуть содержащиеся в докладе расчеты и цифры, тоже пока не предпринято. А тут еще член берлинского кабинета министров Петер Альтмайер, возглавляющий ведомство, отвечающее за охрану окружающей среды, признался, что озабочен тем, насколько быстро в стране увеличивается число ветроэнергетических установок. Прекрасно отдавая себе отчет, что «Гринпис» и иже с ними тут же спустят на него всех собак, П.Альтмайер заявил: «Не каждый, кто предлагает немного сбавить темп, хочет торпедировать энергетические реформы». С этой разумной мыслью в принципе трудно не согласиться, поскольку и в самом деле нет никакого резона создавать новые мощности, когда соответствующим образом не расширяются возможности линий электропередачи. По солнечным батареям правительство уже установило верхнюю границу: когда общий объем подобных мощностей в стране достигнет 52 гигаватт, дотирование их установки будет прекращено. По сообщению журнала «Фокус», в ведомстве федерального канцлера уже размышляют над аналогичным решением для ветроэнергетических установок. Кстати, у ветряков, кроме унылого внешнего вида, уродующего традиционные германские ландшафты, обнаружилось еще одно неприятное свойство. Лопасти турбин, вращаясь, трансформируют ровный солнечный свет в мерцание. Собственно, так этот эффект и называется – мерцание теней. Особенно отчетливо это проявляется, когда солнце стоит низко над горизонтом – на рассвете и на закате. Многих людей эта пульсация раздражает, кое у кого вызывает головную боль. Те, кому приходится жить рядом с генератором, частенько жалуются и на низкочастотный гул, тоже явно не укрепляющий здоровье. Пустые капризы? Не скажите! Уже есть один доказанный случай негативного влияния ветряков на состояние человека. Директор британской тюрьмы «Уайтмор» Мартин Адлер добился того, чтобы ветряки, расположенные рядом с подведомственным ему пенитенциарным заведением, каждое утро на несколько часов отключали. Мерцание теней крайне негативно сказывалось на поведении заключенных с расшатанной психикой. Вот вам и капризы! И на солнечных батареях тоже есть свои пятна. Поскольку в Германии до сих пор продолжают субвенционировать их установку, китайцы буквально по самое некуда завалили всю страну своим дешевым импортом, а местные производители при этом остаются на бобах. Уже подано несколько жалоб, и дело может вылиться в полномасштабную торговую войну. Кстати, эти споры омрачили августовскую поездку в Китай канцлера ФРГ Ангелы Меркель и министра по охране окружающей среды Петера Альтмайера. Скоро Европейской Комиссии предстоит принять соответствующее решение. Если будет доказано, что китайцы и в самом деле продают свою продукцию на 30-50% ниже себестоимости, то на них задним числом могут быть наложены преизрядные штрафы. Китайская сторона настаивает на том, что не нарушала никаких правил и полна решимости отстаивать свои законные интересы. Местные компании, не теряя времени, подали иск на германских и других европейских коллег, по дешевке ввозящих в Поднебесную поликристаллический кремний, из которого изготавливают модули солнечных батарей. Если факт демпинга удастся доказать, то особенно сильно пострадает мюнхенский концерн «Вакер хеми», четверть оборота которого основано на производстве поликристаллического кремния – из него также изготавливаются и полупроводники. Компания и в самом деле экспортирует его в Азию, преимущественно в Китай. Возмущение китайской стороны, возможно, и обоснованно: сильно страдают местные производители. Но и немцев можно понять, ведь свыше 80% устанавливаемых сейчас в Германии солнечных батарей имеют марку «Мэйд ин Чайна». И почти все крупные и средние германские производители солнечных батарей несут от этого огромные убытки, а то и вовсе сворачивают производство. Андрей НИЖЕГОРОДЦЕВ №9(69), 2012

В призывах рачительно относиться к энергоресурсам нет ничего дурного: бережливость – качество хорошее. И все же давайте присмотримся повнимательнее к тому, к каким конкретным результатам приводит стремление экономить нефть и газ, запасы которых и в самом деле не бесконечны. Вообразим человека по имени Отто Нормальфербраухер (по-русски – Отто Обычныйпотребитель), как любят именовать вымышленного среднестатистического персонажа германские маркетологи. И представим, что он, экологически сознательный человек, душевно преданный идее сохранения родной природы, заранее, еще до вступления в силу запрета на использование ламп накаливания, во всем доме – от подвала до чердака – заменил их на энергосберегающие. А также приобрел экономное реле времени для включения телевизора и купил немыслимо эффективный новый холодильник класса «А трипл плюс». Кроме того, наш милый Отто не забыл о наружном утеплении стен дома, установил тепловой насос, повышающий эффективность системы отопления, а в стиральной машине его бережливая жена использует только программы, не нагревающие воду выше 30 градусов. Все равно белье получается почти такое же чистое, как при включении расточительной сорокаградусной программы, не говоря уже о немыслимых 60 или 95 градусах! И теперь семья Нормальфербраухеров по праву может гордиться тем, что благодаря всем этим затеям экономит 300 евро в год. Если бы примеру этого вымышленного немца последовали все его реальные сограждане, что за жизнь бы настала! И все германское правительство не просто мечтает об этом, но строит на таком допущении стратегическую программу реформирования национальной энергетики. Все её сценарии исходят из того, что к 2020 году потребление электроэнергии в ФРГ можно снизить на 10%, а к 2025 году – на 25%. Пожалуйста, не спрашивайте, как это согласуется с намерением к тому же моменту электрифицировать значительную часть национального автомобильного парка. Кабинет министров решил – вот у него и требуйте ответа. Он знает все, в том числе и то, как при этом к 2020 году можно снизить потребление ископаемых энергоносителей – нефти, газа и угля – на 20%, как того требуют решения Европейской Комиссии. Они – что в Брюсселе, что в Берлине – видать, знают особое петушиное слово, которое поможет решить эту задачу. Нытикам и маловерам, которые нудно интересуются, не приведет ли это все к снижению качества жизни, а то и к замедлению экономического роста, правительство уверенно отвечает: надо увеличивать эффективность использования энергоресурсов и дело будет в шляпе. Ой ли? Нет ли в этом некой попытки приукрасить действительность? Попробуем разобраться. Для начала, вслед за некоторыми недостаточно сознательными депутатами бундестага, обратим внимание на такой прискорбный факт: после почти 20-летней непреклонной борьбы за эту самую эффективность, потребление электроэнергии в ФРГ сейчас остается почти на том же уровне, что и в 1990 году. Похоже, все же не доборолись до нужных показателей. Между прочим, апологеты энергетической эффективности и апостолы «зеленой» политики должны были обратить внимание на то, что довольно давно уже известно экспертам: прямой зависимости между бережным использованием ресурсов и снижением их потребления нет! Ну, нет её и все! Чтобы окончательно испортить настроение экологически сознательным гражданам пойдем еще дальше и скажем, что зависимость-то наблюдается, но скорее обратная: чем эффективнее используется ресурс, тем больше его потребляется. «Экономить благодаря эффективному использованию? Это широко распространенная попытка выдать желаемое за действительное», – уверенно говорит профессор Райнхард Мадленер из Рейнско-Вестфальской высшей школы. – В активно развивающейся системе это иллюзия». Давайте вернемся к нашей семье Нормальфербраухеров. Отто, конечно, человек экономный, но раз уж он развесил везде энергосберегающие лампочки, то почему бы и не осветить всю дорожку до гаража? Кто сказал, что рачительный человек обязан топать в темноте? Или даже с фонариком? Прогресс, так прогресс! Совесть у Отто и членов его семьи чиста, о природе они заботятся, а значит, можно поставить на регуляторе своего экологичного и экономного отопления температуру повыше, а иначе к чему все старания? Топить придется больше еще и потому, что из опасения развести плесневый грибок в своем идеально изолированном от внешней среды доме, они будут чаще открывать окна – да-да, тройной стеклопакет, что же еще? Новый суперплоский телевизор – диагональ 1500 миллиметров – рекордсмен по потреблению электроэнергии на квадратный сантиметр экрана, сознательный Отто специально выбрал эту модель. Но электричества он все равно жрет вдвое больше, чем старый телик с электронно-лучевой трубкой. Экологичный автомобиль так мало затрагивает окружающую среду, что можно отправиться в отпуск подальше от привычных родных мест – не в Баварию, а на юг Франции, а то и Испании. Ну что за беда, что бензина на путешествие семья потратит в этот раз намного больше, чем прежде: надо же вознаградить себя за старания и бережное отношение к окружающей среде. Вот здесь-то и становится понятно: так происходит то, что эксперты называют «эффектом рикошета». В случае с использованием автомобиля германские эксперты уже просчитали: «рикошет» съедает до 67% экономии, достигнутой немалыми инженерными ухищрениями. В США результат получился еще выше – 87%. Представляете, какие приходится предпринимать усилия, чтобы выиграть скромные 13%? Заметим, что составители перспективных моделей развития, по мнению профессора Мадленера, до сих пор совершенно или слишком незначительно учитывают влияние «эффекта рикошета». Похоже, что это относится и к оптимистическим сценариям энергетических реформ, принятым федеральным правительством ФРГ. В реальности поставленных целей если и удастся достичь, то огромным напряжением сил и с большими затратами. На розовые, извините, «зеленые» мечтания это будет мало похоже. Вообще, пренебрежение вышеописанным эффектом весьма удивительно, ведь речь идет не о недавней новинке: он известен уже свыше ста пятидесяти лет. Еще в 1865 году британский экономист и философ Уильям Стэнли Джевонз показал, что «экономное использование топлива не приводит к снижению его потребления». С тех порт тот факт, что эффективность способна вызывать нарастание объема потребления так и называется – парадокс Джевонза. Заняться рассмотрением этого феномена побудил шотландский изобретатель Джеймс Ватт, в 1864 году получивший заказ от Университета Глазго на создание эффективной паровой машины, способной заменить прожорливую предшественницу. Свою задачу Ватт решил столь блестяще, что при той же мощности его детище смогло потреблять на 60% меньше угля. И что, большой удалось получить выигрыш? Куда там! Паровая машина Ватта стала одним из спусковых крючков промышленной революции, в результате чего потребление угля выросло до несопоставимых с прежним уровнем масштабов. Причем по всей стране, а позднее – и по всему миру. И сейчас уголь проклинают все экологи, возлагая на него большую долю ответственности за глобальные изменения климата. А что происходит в автомобильной отрасли? Конечно, не желая быть козлом отпущения, она создает показательные модели с низким уровнем потребления горючего. И они находят своего покупателя. Но все же основной упор делается на создание машин, которые при том же расходе топлива развивают большую мощность. Немудрено, что объем потребления бензина и дизтоплива в ФРГ за многие десятилетия практически не снизился. И это при огромном росте эффективности автомобильных двигателей! Дело в том, что число «лошадей» под капотом немецких авто постоянно увеличивается: если еще в 2009 году их там скрывалось в среднем 118, то в первой половине этого года уже 138! Хотите вернуться от автомобилей к осветительным приборам? Пожалуйста. Но и там картина окажется примерно той же. В Британии с 1800 по 1900 год спрос на осветительные приборы, прошедшие путь усовершенствования от сальных свечей до газовых горелок, вырос в 80 раз. К 2000 году использование света на душу населения, рассчитываемое в люмен-часах, выросло по сравнению с 1800 годом в 6500 раз. А валовой внутренний продукт, кстати, за то же время увеличился всего в 15 раз. Но все дело в том, что лампы накаливания стали массовым товаром – именно благодаря гигантскому росту их эффективности. А использование ими энергоресурсов не только не снизилось, но в огромной степени выросло. Так на чем же основаны надежды на то, что с энергосберегающими ламами в итоге все получится иначе? Тайна сия велика есть… Если свет будет обходиться все дешевле – а новые лампы именно это и обещают – то их число неизбежно увеличится. Мало ли еще осталось в Европе темных уголков, которые можно задешево подсветить? Вот и выходит, что единственной мерой, способной привести к реальному снижению абсолютных величин потребления энергоресурсов остается прямой налог. Тут все просто, как апельсин: больше использовал – больше оплатил. Хотите ездить на могучем авто – не жалуйтесь, что налог высок. Свет горит во всех углах, а счетчик крутится как бешеный? Пожалуйте к кассе. Все другие попытки обернутся в лучшем случае самообманом. Поэтому хочешь, не хочешь, а если решили реформировать энергетику, то и систему взимания налогов тоже придется менять. Андрей НИЖЕГОРОДЦЕВ №9(69), 2012

Рост цен на нефть на мировом рынке и постепенная девальвация евро относительно доллара медленно, но верно поднимают цены на бензин в странах еврозоны. Это вынуждает многих автомобилистов как можно реже пользоваться личным транспортом и отдавать предпочтение общественному. При этом цены на бензоколонках довольно заметно отличаются от страны к стране. Самые дорогие бензин и дизельное топливо не только в зоне единой валюты, но и вообще в Европейском Союзе – в Дании. На втором месте – Испания (81,9 евроцента за литр 95-го бензина до налогообложения). Однако, благодаря низким налогам, жители этой страны платят за горючее гораздо меньше, чем их соседи. А в Италии и Германии цена такого бензина приблизилась к 2 евро за литр. Зато правительство Франции сумело достичь договоренности с производителями и продавцами горючего о сокращении цены на 6 евроцентов за литр на полугодовой период. В Европе сохраняется значительная разница в ценах на высокооктановый бензин и дизельное топливо. В некоторых странах, например, в той же Испании, около 80% парка легковых машин оснащены дизельными двигателями, поэтому их владельцы меньше ощущают дороговизну горючего.

Исследование Шведского агентства по питанию показало, что половина жителей страны имеют избыточный вес. В течение 2011-2012 годов ученые изучили более 2 тысяч сограждан и установили, что у 49% из них индекс массы тела превышает 25 пунктов, которые считаются порогом, после чего начинается ожирение. Такое зафиксировано у 57% мужчин и 42% женщин. При этом ожиревшими (индекс массы тела 30 пунктов и выше) оказались 13% мужчин и 14% женщин. Рост веса шведов происходит постоянно на протяжении последних десятилетий. Аналогичные исследования показывали, что в 2004-2005 годах этим страдали в Швеции 51% мужчин и 37% женщин, тогда как в 1988-1989 годах – 37% мужчин и всего 27% женщин. Одновременно Агентство отмечает, что в последние годы жители страны стали питаться более здоровым образом. Вместе с тем, говорится в докладе, «многие, особенно молодые, потребляют слишком мало овощей, фруктов и злаков, слишком много жиров и сладостей, особенно соков и сладких напитков. Большинство жителей также едят пересоленную пищу». Светлана ФИРСОВА №9(69), 2012

Что чужеземцы примечают в стране розовых туманов У каждого из нас, как водится, – свой Пушкин. Равно как у каждого из нас, странствующего, свой Петербург, своя Венеция, свой Париж и свой Лондон. Что именно нравится чужеземцам в старой доброй Англии? Что их приятно поражает в сравнении со своей исторической родиной? Какие такие притягательные атрибуты английского ландшафта, климата, быта и характера заставляют сторонних наблюдателей, возможно, уже длительное время пребывающих на Британских островах в качестве переселенцев-мигрантов, восхищаться своеобычной землей и нацией на западной окраине Европы? Задавшись целью предоставить трибуну для высказываний иностранцам с пытливым прищуром, способным охватить английские реалии во всем их многообразии и противоречивости, строгая в своих убеждениях, а потому считающаяся рупором консерваторов газета «Дейли телеграф» поместила подборку кратких откровений тех, кому есть что сказать. Послушаем: Джилиан Слово, романист и драматург из Южной Африки, поставил на первое место в списке своих любимых родовых черт Англии… «серое небо». У него особое отношение к световому решению английского неба. Удивлены? Вчитайтесь в его исповедь: «Я пробую пронзить взглядом это небо, где фильтруются оттенки серого. И стремлюсь увидеть сочные краски из моего детства. Так продолжалось до того момента, когда я однажды шел по Хэмстед-хит (Хэмпстедская пустошь – лесопарковая зона на севере Лондона). Дождило – не так сильно, как это могло быть в Йоханнесбурге, но весьма деликатно, воздух не был пропитан влагой как при муссонах, но он был бесконечно влажным в типично английском стиле. В одно мгновение на небе из серого фона появилось голубое окошко, а затем столп золотистого света пронизал дождь, и я невольно воскликнул: «Чудо, это поистине великолепно». Так оно и сделалось впредь. Не яркое флуоресцентное сверкание моей отчизны, но мягкое бледное спокойное очарование моей новой обретенной родины». А вот Лайонел Шрайвер, американский журналист и писатель, поет осанну… английскому молоку и проклинает американский аналог, который называет «безвкусным, водянистым и слегка кисловатым». Американские «тяжелые сливки» бывают только одного вида: «сверх-пастеризованные». Это означает, пишет Шрайвер, что «их разогревали до температуры Марса». В отличие от британских двойных сливок, разумной жирности и нежно желтого отлива, американский эрзац отличается тем, что он – «жиденький, голубого оттенка и на вкус напоминает расплавленную пластмассу». Разгневанный литератор забивает гвоздь в репутацию американского молока, которое «не портится сколь угодно долго (что уже звучит зловеще)…Таким же свойством обладает «перспекс» (органическое стекло). Но это вовсе не значит, что оргстекло можно добавлять в клубнику». Дальше – больше: «Наше масло похоже на воск, оно полупрозрачное и пресное, и если его намазать на тост, то тост начнет рассыпаться. А вот у британского масла есть сладкое послевкусие, оставляемое во рту, при этом оно тает при комнатной температуре, и даже крохотный кусочек достаточен для того, чтобы придать аромат целой тарелке с зелеными бобами». В свою очередь, Грег Прупс, комедиант по профессии и соотечественник Лайонела Шрайвера, восторженно откликается на стиль и манеру англичан завязывать дружбу. Она возникает не так спонтанно и не носит такой поверхностный характер, как у американцев, и отличается искренностью. «В Британии, прежде чем кого-то назвать другом, ему или ей дают испытательный срок! – восклицает Прупс. – Поначалу британцы могут быть весьма чопорными и официальными с вами, но как только они в вас поверят, они становятся удивительно преданными вам и на всё готовы ради вас. Хороший способ продемонстрировать, что теперь вы один из них – это пригласить вас на чай в неожиданное время – когда все бывают пьяны, в два часа утра. У британцев, похоже, так принято». Довольно неожиданное суждение у Кейт Гренвилль, австралийской писательницы, подлинного книжного червя, ценящего тишь библиотек и возможность прикоснуться к памятникам прошлого. «Когда вы работаете в австралийских архивах, вам выдают белые перчатки и заставляют сдать пластмассовые бутылочки с питьевой водой, а также пишущие принадлежности, прежде чем допустить до самого заурядного документа, датированного девятнадцатым веком. В 2000 году в Государственной регистрационной палате города Кью, где я разыскивала следы своего предка, осужденного на ссылку в Австралию, я не поверила своим глазам, когда мне выдали Реестр петиций о помиловании от 1804 года – это был пергамент и притом очень хрупкий. Выдали, как если бы этот документ был не более ценен, чем вчерашняя газета. Никаких жестких правил в отношении принесенной с собой питьевой воды не было, как и не было никаких заглядывающих через плечо работников библиотеки». Госпожа Гренвилль, напомню, австралийка с английскими корнями, полагает, что раскрыла секрет такого толерантного отношения к артефактам: в жизни островитян много истории, очень много, просто завидное изобилие. Щедрость местных архивариусов была вознаграждена: «Для меня, как для автора исторических романов, а также потомка морского разбойника, промышлявшего на Темзе, эти документы стали источником вдохновения, что помогло мне написать целую трилогию на эти сюжеты». Каждому – свое, и это наглядно продемонстрировала Биргит Хъорт Соренсен, датская актриса, для которой Англия ассоциируется не с историческим, а цветочным изобилием. Она поклонница расцветок ткани знаменитого торгового дома «Либерти», построенных на флористических мотивах. «Я впервые открыла для себя «Либерти» в возрасте 19 лет во время поездки в Лондон, – делится сокровенным Соренсен. – Я шила брюки, и мне нужен был материал для карманов. Я увидела эту материю в полоску и с тех пор просто ею одержима; в каждый свой приезд я отправляюсь в «Либерти», а заказываю эту материю я в Дании через Интернет». Ткань «Либерти» считается эталонной. В 1875 году Артур Ласенби Либерти, человек тонкого вкуса, открыл свой магазин на Риджен Стрит, предлагая изысканные украшения, ткани и диковинные вещицы. Цветочные мотивы и вся стилистика стиля ар-нуво стали родовым признаком линии «Либерти». Кому люба ткань в полоску, а кому английские пляжи, «обдуваемые свежими солеными ветрами». Ими восторгается Джон Тороуд, шеф-повар родом из Австралии, казалось, знающий цену хорошим песчаным пляжам у себя дома. Однако же в фаворитах у повара – пляж Уотергейт-бей в Корнуолле. «Плавать там немного страшно, потому что вода холодная, но зато в солнечный день можно запускать воздушного змея, погружая пальцы ног в песок,– и это невероятно здорово». В панораме мнений выделяются интеллектуальные пассажи Дэвида Ванна, американского литератора, который цокает языком, как ценитель-сомелье, процеживая английскую речь. У него специфический взгляд: «Англосаксы создали половину того языка, которым я пользуюсь, когда сочиняю. Они сдвоили тяжелые акценты старого размера английского языка. Hringedstefna isig ond utfus. «Обледенелые корабли с изогнутым носом, готовые отправиться в плавание». В этом пассаже Ванн приводит классический перевод этого образа из англосаксонского эпоса «Беовульф»: «Челн крутогрудый вождя дожидался… льдисто искрящийся корабль на отмели». Для писателя, из-под пера которого выходят преимущественно трагедии (этот жанр он считает наиболее удобным, чтобы «раскрыть всё то плохое, что есть в нас»), прикосновение к англосаксонским корням вдвойне полезно. Во-первых, «Британия дает мне то, чего не может дать Америка: убедительную связь с историей». А во-вторых, «красота, возникающая от вычищения грамматики и наполнения языка смысловыми понятиями. И это именно то, что мне больше всего нравится в варварах-германцах, превратившихся в англичан: их грубый язык, не поддающийся изменениям». Соотечественница Ванна, Салли Беделл Смит, автор биографий известных в Америке людей, обожает мелкие детали типично английского быта: изысканные вечерние трапезы, завершаемые «к восторгу моего супруга портвейном и сигарами. Атмосфера непринужденная, разговор ведется живой, сопровождаемый смехом. Собаки тихо посапывают, а потом ловят куски со стола, в саду срезают свежие цветы, в подсобке складированы высокие сапоги для долгих пеших прогулок после ужина, которые устраивают иногда на близлежащих полях для гольфа, где собакам рады не меньше, чем людям». Миссис Смит также восхищается английским английским языком, припоминая ехидное замечание Джорджа Бернарда Шоу о том, что Англия и Америка – это две страны, разделенные общим языком. Она ценит идиомы либо забытые, либо и вовсе никогда не использовавшиеся переселенцами в Новый Свет: резкое замечание, разнос или отпор – “flee in his ear”; точка и перенос в другой столбик “dot and carry one”; жалующийся зануда – “crumping bore”; не относящийся к эстетам – “non-swanks” (not pretentiously stylish) и т.д. Самым романтичным в своем восприятии Англии оказался Уилбур Смит, писатель, англичанин, родившийся в Африке, который пропел осанну… лебедям. Которых он обожает и за «королевскую осанку», и даже за «высокомерие». Мистер Смит заслужил обильного цитирования: «Когда я стою на бережку, и появляется семейство лебедей, спускающееся к воде, один из родителей бросает в мою сторону взгляд как если бы хотел сказать: «Послушай, парень, я надеюсь, ты не доставишь нам хлопот, потому что это наша река». В свою очередь, когда я собираюсь подсечь форель, а поверху в это время плавают лебеди, я им говорю: «Вы меня извините, но не могли бы вы перенести свои чудесные оперённые попы в другое место? Мне нужна рыба!» Мне также симпатичны лебеди в Гайд-Парке, но я больше восхищаюсь лебедями с манерами провинциальных джентльменов». …Попробуем сложить мозаичное панно из этих буколических образов Англии. Спокойное очарование серого неба. Масло, оставляющее сладкое послевкусие. Полосатая ткань от «Либерти». Чай с приятелем в два часа утра. Холодный пляж, обдуваемый соленым ветром. Подсобка, где лежат высокие сапоги для долгих пеших прогулок после ужина. Уважение к собственной истории. Метафоричный язык. Наконец, лебеди с королевской осанкой. Из такого исходного высокохудожественного материала можно составить иконостас английского ландшафта, климата, быта и характера. Уверен, что каждый, кому довелось открывать для себя Британские острова, сможет дополнить эту картину не менее сочными красочными мазками. Владимир МИХЕЕВ №9(69), 2012

Муниципальные власти самого известного города на воде – и на сваях из сибирской лиственницы – вынуждены идти на поклон к крупным рекламодателям, чтобы изыскать средства на восстановление этого мирового архитектурного шедевра первой величины. Как объявил Алессандро Маджони, ответственный за общественные работы в Венеции, городская казна скудна, и ничего не остается, кроме как пригласить всех желающих заявить о себе в рекламных панно, которые натянут на одну из самых открыточных достопримечательностей – мост Риальто. В средневековой древности, когда был объявлен конкурс, по-современненькому, тендер на возведение моста, интерес к этому проекту проявили такие знатные архитекторы, как Микеланджело, Палладио и Сансовино. Однако высокую честь оказали Антонио де Понте, наверно потому, что его фамилия «Понте» переводится с итальянского как «мост». Будучи деревянным, мост Риальто неоднократно разрушался. В XVI веке дож Паскуале Чиконья повелел возвести его в камне и разместить там купеческие лавки. И сегодня их не менее 24. Под мостом – 12 тысяч свай, забитых в дно лагуны. Последняя его версия красуется над Большим каналом с 1591 года. Но время – жестокий разрушитель. Постоянные приливы из лагуны и орды топающих туристов медленно, но верно подтачивали основы моста, нуждающегося ныне в основательной реставрации. Уже решено, что работы продлятся 18 месяцев и завершатся, паче чаяние, в апреле 2015 года. Идея допустить рекламодателей до Риальто была встречена в штыки ревнителями старины. В 2010 году просвещенная общественность ополчилась на чиновников за то, что те позволили задрапировать Мост Вздохов, пусть и временной, но зато объемной рекламой «кока-колы». Знающие английский язык аборигены даже поиграли словами, переименовав Мост Вздохов в Мост знаков (Bridge of Sighs – Bridge of Signs). Сейчас оппозиция не менее, если не более голосиста. Для многих венецианцев мост Риальто – почти «наше все». У Уильяма Шекспира в пьесе «Венецианский купец» есть такой пассаж: «Я буду покупать у вас, продавать вам, ходить с вами, говорить с вами и прочее, но не стану с вами ни есть, ни пить, ни молиться… Что нового на Риальто?» Вскоре в числе нового может оказаться огромное изображение, скажем, гамбургера. Алессандро Маджони пытается утихомирить страсти, указывая на то, что защитной материей укроют только одну четвертую часть моста, и только на одной ее трети будет красоваться чья-то реклама. Еще один довод: по крайней мере, это может быть посимпатичнее нынешнего граффити. Вадим ВИХРОВ №9(69), 2012

О 2012 годе, и о том, что в этот год должно произойти нечто из ряда вон выходящее, заговорили давно – и серьезные ученые, и шарлатаны. Поводом для мыслей о последних временах служили и астрономические выкладки, и знаменитый календарь майя, где нынешний год якобы указан концом света, вспоминали и заключительную книгу Библии – «Откровение Иоанна Богослова», или «Апокалипсис». И чем больше разговоров, публикаций, толкований и «обоснований» появляется, тем быстрее просыпается серьезный интерес к тому, чтобы самому хотя бы попытаться прикоснуться к ныне таинственному, что, возможно, было известно нашим далеким предкам. И если календарь майя появился в совершенно отличной в целом от европейской социо-культурной среде, и данные из него дошли до нас в обрывочном и, возможно, искаженном виде, то текст Откровения родился в рамках мировоззрения, более близкого и понятного нам. Он сохранился в том виде, каким принял его на греческом острове Патмос святой Иоанн Богослов. Не мудрено, что именно в нынешнем году дорога на этот греческий остров становится особенно интересной, если не сказать знаковой. Без сомнения, остров Патмос – место особенное, и к его посещению необходимо подготовиться. В нынешних условиях путь до него, конечно, уже с трудом можно назвать подвигом. Тем не менее, времени он займет несколько больше, чем на другие соседние острова. Добраться до Патмоса можно только на пароме – аэропорта на нем не было, нет и никогда не будет – так постановлено греческими законами. В них прописано, что святой остров Патмос, или как его еще называют, остров Откровения, является религиозно-историческим заповедником и должен сохранять дух и традиции своей более чем двухтысячелетней истории. Паром швартуется в порту Патмоса – горы, традиционные белые домики, голубое море и небо… Казалось бы, мрачные строки о последних днях должны были родиться в каком-то более суровом месте. Но нет! В голове – никаких дурных мыслей! Практически сразу на одной из самых высоких точек острова замечаешь крепость, настоящую крепость с башнями и неприступными высокими стенами. На самом же деле это сама суть острова – монастырь святого Иоанна Богослова. А как крепость он был построен из-за частых набегов на Патмос морских пиратов. Этот монастырь – основа жизни всего острова. «Культура, образование, вера, само существование острова обязано монастырю», – говорит настоятель монастыря архимандрит Антипа. Монастырь был основан в 1088 году преподобным Христодулом – настоятелем лавры на горе Латрос в Малой Азии. Он с монахами был вынужден спасаться от набегов турок, и в итоге обосновался на острове Кос. Затем обратился к византийскому императору Алексию I Комнину дать ему и его монахам вместо плодородного Коса возможность обосноваться на пустынном и каменистом Патмосе, который когда-то служил местом ссылки. Желание преподобного было удовлетворено. Сейчас в монастыре постоянно живут около 20 монахов, которые продолжают малоазийские традиции насельников горы Латрос, и опекают основную христианскую святыню острова – пещеру Откровения, где две тысячи лет назад святой Иоанн Богослов записал пророчества о том, «чему быть вскоре». Пещера находится поодаль от монастыря. В нее ведет крутая лестница белого камня. При входе справа слова из Откровения: «Я, Иоанн, был на острове, называемом Патмос, за слово Божие». По-над входом написано: «Это место, производящее неизгладимое впечатление, не что иное, как дом Бога; это – дверь на Небеса». За двустворчатой дверью полумрак, рассеиваемый лишь светом свечей. Свод пещеры как бы расколот натрое – по преданию, это произошло как свидетельство о Боге-Отце, Сыне и Святом Духе в тот момент, когда Иоанн Богослов получал Откровение. И тишина… Ровно в шесть вечера ежедневно двери пещеры изнутри закрывает молчаливый хранитель, который затем начинает службу. Один... Архимандрит Антипа возвращает нас в день сегодняшний. «Откройте «Откровение», там черным по белому написано про сегодняшние проблемы и про то, какие опасности ожидают людей в ближайшем будущем и в отдаленной перспективе. Все это две тысячи лет назад было открыто христианам, что есть, и что будет, – говорит он. – Этот текст реалистичен, но от нас требуется духовная работа для того, чтобы понять и воспринять то, что через Иоанна Богослова было нам открыто». И хоть Откровение и называют одной из самых сложных для интерпретации книг Библии, во многом поэтому ее крайне редко используют в богослужениях, настоятелю монастыря крайне просто удается растолковать основы и причины происходящего – это касается и мирской жизни – кризиса, от которого сейчас страдает и Греция, и войн, и проблем с экологией. Кстати, в сравнении со многими соседними островами, где земля выжжена солнцем, Патмос – более зеленый и приветливый. Причину этого опять же надо искать за монастырскими стенами. Еще основатель монастыря преподобный Христодул начал засаживать остров деревьями. Традиция не прерывалась, так что некогда каменистый и суровый остров к настоящему времени позеленел и облагородился. Между тем, архимандрит Антипа продолжает разговор о том, что так часто слышит русский человек в Греции – о единоверии и духовном братстве русского и греческого народов. Несмотря на то, что греческое государство сейчас переживает не самый простой период жизни, братия монастыря выражает готовность принимать у себя священнослужителей и богословов из России, желающих посетить святой остров. «Наш монастырь имеет возможность принять священнослужителей, исследователей и богословов на два-три дня в стенах нашей обители при условии соблюдения ими полного монастырского устава», – говорит настоятель монастыря. «На острове есть также 10 скитов, которые в летнее время пустуют, и мы можем обсудить возможность расселения в них священнослужителей с семьями на более длительный период», – отмечает он. Наступает вечер. Прибрежные поселки расцветают ночными огнями, и лишь где-то высоко, на вершине неразличимой во тьме горы, подсвечиваются прожекторами стены древнего монастыря-крепости, который продолжает хранить мир и покой святого острова и всего православного мира. Артем ПРОХОРОВ о. Патмос – Москва №9(69), 2012

Канарский архипелаг являет собой уникальный природный заповедник. Еще Гомер в «Одиссеи» живописал провидимые его фантазией елисейские поля на краю земли, куда он поместил души умерших героев и благочестивых людей. Долгое время считалось, что эти семь островов на окраине Африки и в подбрюшии пиренейского полуострова и были той землей обетованной для особо достойных. Главный остров Канарского архипелага — Тенерифе - возник около 12 миллионов лет назад в результате извержений вулканов, длившихся невесть сколько, но явно носивших характер масштабного стихийного бедствия. Результат, правда, оказался сродни величественной композиции. Упоминавшийся в древних скрижалях остров Нивария (от латинского слова нива — niva, снег) скорее всего и есть Тенерифе, потому что в зимнюю пору доминирующий над всем вулкан Тейде покрыт снегом, который был виден издалека первым мореплавателям, сделавшим соответствующие записи в бортовые журналы. Пейзаж одновременно и лунный, и ветхозаветный: не случайно здесь снимали одну из первых серий «Звездных войн» и «Битву титанов».   Первые поселения были вынуждены тесниться на узких полосках прибрежной земли у подножья гор. Пляжи, главный магнит для туристов. Но! Каменисто и ветрено…   Драконово дерево. Легенда гласит: давным-давно в Аравийском море на острове Сокотра обитал кровожадный дракон, нападавший на слонов и выпивавший их кровь. Но однажды один старый и сильный слон упал на дракона и сделал из него лепешку. Кровь двух гигантов перемешалась, смочив землю окрест. И тогда там проросли деревья, названные драценами, что в переводе означает «самка дракона». На снимке: одно из древнейших драконовых деревьев растет в местечке Икод-де-лос-Винос на Тенерифе.   А вот так купалась в роскоши и жуировала оккупационная власть, то есть испанцы, сумевшие с немалым трудом одолеть племена туземцев - гуанчей.   Напоказ выставлена богохульственная эклектика: проповедник и шеф-повар соседствуют, и никому это не кажется неполиткорректным.     Соотечественники предпочитают либо тусоваться в местах, где меню написано на языке родных осин, а не тенерифских пальм, либо проводить свой отдых активно — в экипировке серфингиста, чтобы оседлать капризную и весьма холодную атлантическую волну. А вот «питерские» оставляют о себе метку (Saint. P) в виде граффити.Наверное, «чтобы помнили».   Доблестный идальго, Дон Кихот Ламанчский служит безмолвным неподвижным зазывалой в книжно-сувенирную лавчонку.   Впечатления будут неполными, если не отведаете местного варианта «паэльи». Помимо риса, подкрашенного шафраном до ярко-выраженного горчичного цвета, с добавлением курицы, морепродуктов и овощей, присутствует еще неведомый вкус какой-то травки… Не подумайте чего…   Совершенный восторг способны вызвать образцы животного мира со всех уголков света, что представлены в зоопарке «Лоро».   Словом, Тенерифе заслуживает того, чтобы об этом суровом, выросшем на вулканической почве, но все же райском — по совокупности достоинств флоры и фауны — уголке не читали и не разглядывали фотографии, а проводили рекогносцировку на месте. Попутного вам ветра! Владимир МИХЕЕВ Фото автора №9(69), 2012

Для топ-менеджеров британских компаний, входящих в престижный список FTSE 100, утешительная – в пользу бедных – сентенция из латиноамериканских мыльных мелодрам, мол, «богатые тоже плачут» непонятна. У них нет повода огорчаться, выяснили авторы доклада по формированию пенсий 351 члена совета директоров, образующих, по сути, альтернативное правительство Британии. За последний год накопления, из которых формируются пенсии высших должностных лиц в корпорациях, этих «верхних» трех с половиной сотен, выросли на 400 тысяч фунтов стерлингов и достигли, в среднем, суммы в 4,3 миллиона. Исследование подготовлено под эгидой Конгресса тред-юнионов. Генеральный секретарь этой влиятельной организации Брендан Барбер заявил по случаю обнародования доклада, что «компании продолжают отламывать от пенсий рядовых работников, премируя своих высоких руководителей солидными вознаграждениям «платинового» достоинства, исчисляемыми сотнями тысяч фунтов». Процитировавшая главу британских профсоюзов газета «Гардиан» привела конкретные примеры. Так, сэр Фрэнк Чапман, 59-летный глава энергетического тяжеловеса BG Group, уже обрел личный пенсионный фонд в размере 19,4 миллиона фунтов, что позволит ему ежегодно получать доход в размере одного миллиона. Или Питер Бреннан, в недавнем прошлом босс компании AstraZeneca: его годовая пенсия составила 978 тысяч фунтов. Один из руководителей Национальной ассоциации пенсионных фондов Даррен Филп настаивает: «Необходимо больше прозрачности в том, как советы директоров решают вопрос с пенсиями. Они должны раскрывать эти детали для акционеров, чтобы те могли призвать высшее руководство компаний к ответственности». Новость не слишком приятная для «жирных котов». Подсчитано: средняя пенсия начальника в Британии растет опережающими темпами и в настоящий момент она почти в 25 раз превышает пенсию рядового наемного работника: 240 тысяч против 9828 фунтов в год. Самое большое раздражение вызывает то обстоятельство, отметил Брендан Барбер, что члены советов директоров получают свое вознаграждение «вне зависимости от того, насколько успешны в бизнесе их компании, и в каком состоянии находится национальная экономика». Вадим ВИХРОВ №9(69), 2012

Оценили чувство юмора европейцев «Ты знаешь, что Ангела Меркель делает со старой одеждой?», – спрашивает один немец другого. – «Нет…» – «Она ее носит». Французские журналисты провели пусть и поверхностный, но убедительный блиц-анализ способности европейцев различать смешное в окружающей действительности и в себе самих. В серии обозрений представлены образцы юмора ряда наций. Сделана попытка обозначить родовые признаки чувства юмора, которые, на самом деле – такой вывод напрашивается – имеют много общего, потому что берут истоки в универсальной человеческой природе. Вдобавок авторы постарались развенчать расхожие стереотипы, скажем, миф, будто немцы в принципе неспособны шутить и подшучивать. Ничего подобного, у тевтонов есть чувство юмора, с едва уловимой иронией подмечает Сесиль Бутеле: «Даже если для иностранцев он (юмор) подчас кажется недоступным, так это потому, что он у них… лучше организован». Классический пример – такой общественный институт смеха, как кабаре, существовавший во все эпохи прошлого века (расцвет пришелся на 1920-е годы), за исключением режима Третьего рейха. Автор парижской газеты «Монд» удивляется, что кабаре со скетчами, заточенными под политическую сатиру, существовало и в ГДР, причем получало средства из госбюджета. Дирк Нелднер, директор самого известного в Восточном Берлине кабаре «Дистель», утверждает: «Нет никакого другого примера того, как диктатура сама платила артистам, чтобы они высмеивали режим». Причина толерантности кроется в давних традициях того, что называют «политической гигиеной», позволяющей через смех выпускать общественное недовольство, что примиряет с реалиями жизни и власть предержащими, к которым у нас, и это неизменный фактор, всегда немало претензий. У итальянцев не меньше поводов язвить и ёрничать по поводу своих политиков, и они это делают, но при этом могут в блистательной манере высмеивать и друг друга. Достаточно взять такого киноперсонажа как Уго Фантоцци, тихого клерка со всем набором житейских слабостей, ленивого, но ловкого, попадающего во все возможные передряги. Джованантонио Форбоско, руководитель центра по изучению юмора в Равенне, объясняет феерический успех этого придуманного антигероя у публики: «Когда мы смеемся над Фантоцци, мы смеемся над самим собой». Драгоценный вклад в сокровищницу мирового кинематографа принесло итальянское кино 1970-х годов. Эпоха неореализма с его подчас лирическим, а когда и язвительным юмором, черпавшим вдохновение в commedia dell'arte с его архетипами (мелкий воришка, занудный школьный учитель, карабинер-простофиля и т.д.), а также в традициях буффонадного площадного сценического искусства времен Древнего Рима. Составной частью итальянского юмора, провоцировавшего подшучивать над соседом, по мнению поэта Джакомо Леопарди, творившего в первой половине XIX века, является «осознанное отчаяние», порождающее сарказм. Отсюда берутся примеры того, как в городке Бергамо, откуда был родом Труфальдино, охотно вышучивают жителей городка Брешия, расположенного всего-то в 40 км. А во Флоренции тычут пальцем в обитателей Сиены, другого тосканского города, между которыми на протяжении столетий шли споры и распри, нередко переходившие в вооруженные конфликты. Существуют и целые пласты анекдотов, которые северяне рассказывают о южанах, и наоборот. Точно так же, как это делают фламандцы в отношении валлонов, шведы по поводу норвежцев или же французы в адрес бельгийцев, причем другая сторона платит той же монетой. Кстати, о би-этническом королевстве бельгийцев. Здесь сосуществуют два стиля – фламандский, допускающий огульные нападки на монархию и религию, и валлонский, вытекающий, как пишет «Монд», из самоиронии, уничижительной самооценки, «отсутствия коллективной гордости». До сих пор многим икается, когда вспоминают выпуск теленовостей в 2006 году: ведущий в прямом эфире объявил, что Бельгии как страны больше не существует. Или анекдот про франкофонов, судя по выводам «Монд», отнюдь не авторства фламандцев, а собственный, доморощенный: «Сколько позиций у Камасутры по-валлонски? Всего два: включено и выключено». У испанцев склонности по части юмора, видимо, более кровожадные, если самым популярным антигероем служит у них продажный полицейский Торренте, характеризуемый его создателем, режиссером, сценаристом и основным актером Сантьяго Сегуро как «презренный тип, пошлый, плохой христианин, отвратительный, грубый». Не говоря уже том, что Торренте еще и расист, гомофоб и сексуальный маньяк, который спит с женой своего лучшего друга и вырывает мороженое из рук проходящего мимо ребенка. В 2011 году Сегуро поместил свой персонаж в контекст финансового кризиса, переживаемого всем обществом: и вот уже Торренте кормится на улице у дармовой суповой кухни и просит подаяние, чтобы затем полученные от некого доброхота два евро потратить на поход в кабинку секс-шопа. Кинокритик Жорди Коста, оценивая художественные достоинства этого телесериала, писал: «Автор представляет свое разочарование Испанией, которая живет только футболом, телевизором и проституцией. Это уже почти политическое кино… Торренте – это и гротеск, и карикатура в своей самой завершенной форме. Это чудовище, порожденное испанским подсознанием, это наш коллективный мистер Хайд…» Про английский юмор, учитывая его своеобычность, можно говорить бесконечно долго (винтажный анекдот: «Новости дня: китайцы запустили в космос женщину-астронавта. Чего только они не придумают, только чтобы избавиться от своих женщин»). Но «Монд» ограничивается комментарийным пассажем: в жизни британцев юмор занимает привилегированное место, а способность шутить относится к числу едва ли не самых главных достоинств, своего рода мерилом привлекательности личности. Антрополог Кейт Фокс считает, что если у других наций юмор является самостоятельным элементом, используемым «в особых случаях» «и при особых обстоятельствах», то у англичан он угадывается в каждом подтексте и присутствует практически повсеместно, ежеминутно и ежечасно. Самый последний анекдот, порожденный летним спортивным ристалищем в Лондоне. «Испарина, боль, терпение и выносливость, люди, которые превозмогают все это… так выглядело лондонское метро в дни Олимпиады». Наконец, самый неожиданный выбор французов – юмор у румын, про которых долго и подробно рассказывается, как они страдали под авторитарным режимом Чаушеску и находили утешение в политической сатире у себя на кухне. Как потом наступили счастливые дни после вхождения в Евросоюз: все расслабились, занялись материальным обогащением, стали рабами потребительского общества и позабыли, как травить анекдоты. Но затем налетел шквальный экономический кризис. Многие вспомнили ностальгически о временах стабильности при дяде Чау. И снова стали популярными (перелицованные со старых) шутки на злобу дня. Вот достойная иллюстрация. Сидит румын на берегу озера. Подходит американец, спрашивает, что тот делает. «Ничего, смотрю на озеро». «Хорошо, но ты мог бы взять удочку и ловить рыбу». «Зачем?» «Часть рыбы ты съешь, а остальное продашь, заработав деньги». «Зачем?» «С этими деньгами ты купишь лодку и станешь ловить еще больше рыбы». «Зачем?» «Ну, ты даешь… С большими деньгами ты сможешь купить рыболовный сейнер, нанять работников, которые будут ловить рыбу вместо тебя, а ты сможешь сидеть на берегу и смотреть на озеро». «Так я это и так делаю». …Шутить мы все горазды, и в основе юмора почти всегда лежат парадоксы и противоречия, заложенные в человеческую природу. Однако всегда сказываются культурные традиции, «память рода», психологическая матрица, которые окрашивают шутки в цвета национального характера. Владимир МИХЕЕВ №9(69), 2012

Жизнь среднего европейца легко себе представить без серьезных книг и толстых литературных журналов – их читают все меньше и меньше, если вообще читают. Без шахмат – после добровольной самоизоляции Бобби Фишера они так и не смогли восстановить былую популярность. Даже без футбола – все равно смотреть на бразильцев приятнее, даже когда они проигрывают. Но только не без цветов. Порой мы не отдаем себе отчет в том, насколько большую роль они играют в нашем каждодневном существовании. С их помощью мы проявляем любовь и нежность. Выражаем пристрастия. Посылаем тайные сигналы. Свидетельствуем уважение. Говорим последнее прости. Соблюдаем десятки самых разных ритуалов и церемоний. Просто украшаем квартиры. Дома. Подоконники. Балконы. Улицы. Города. Однако об истинном значении цветов для нашей цивилизации современные люди даже не догадываются. Страницы, на которых оно описывалось, вытравлены из учебников. Книги, посвященные ему, давно сожжены. Исследования заморожены. Закрыты. Запрещены. Причем многие века назад. Следы заметены. Филигранно. Скрупулезно. Почти идеально. Знания утрачены. И далеко не случайно. Присмотритесь – вокруг мириады цветов. Попробуй отыскать иголку в стоге сена – вспомнить, в чем их глубинное предназначение, не легче. Особенно постарались все скрыть наши друзья голландцы, завалив планету безумным количеством тюльпанов. Выведя тысячи сортов. Один лучше другого. Роскошных. Бесподобных. Изысканных. Плюс рынок наводнен некогда редкими или даже редчайшими тропическими и другими экзотическими цветами. Они поставляются ныне со всех концов света. Огромные. Душистые. Благоухающие. Кроме того, и местные полевые цветы, радующие сердце и глаз своей милой непосредственностью и красотой, вовлечены в ожесточенную конкурентную борьбу. Как здесь не запутаться? Как разобраться, в чем главное предназначение цветов, вернее одного цветка? Тем более что даже мельчайшие крупицы понимания вытравлены из памяти. Хотя, оказывается, не до конца… … На заре цивилизации, в Золотой век, было совсем иначе. Человек прекрасно знал иерархию цветов. Чтил ее, понимая, что к чему. Жизнь готов был положить, если понадобится, ради ее сохранения. Ибо культ цветов лежал в основе всего. Служил фундаментом мироздания. Выступал стержнем, на который нанизывается все остальное. Вернее, культ одного цветка. Этим цветком, конечно же, была роза – величественный, королевский цветок. Единственный и неповторимый. О том, что ее когда-нибудь на высочайших гербах сменит лилия или чертополох, в ту эпоху и помыслить было нельзя. Шутника, который бы такое предположил, упекли бы куда подальше или забросали камнями. Ведь это была совсем другая роза. Не чета ее нынешним соплеменницам, унаследовавшим лишь ее внешний вид и только. Это был божественный цветок, как бы дарованный свыше для того, чтобы человек чувствовал в своем сердце, пронося сквозь годы и века, свою личную сопричастность всему сущему. Чтобы он, каждый по отдельности и все вместе, царствовал в этом мире. Чтобы он, человек с большой буквы, был венцом природы. Чтобы в каждом божественное находило свое воплощение. Потому что именно роза – великая, несравненная предшественница и прародительница нынешней – являлась гарантом Золотого века. Благодаря ней человек благоденствовал и не знал забот: Земля одаривала его всем. Отовсюду били родники с чистейшей хрустальной питьевой водой. Поля родили без устали все, что человеку требовалось. Бесчисленным стадам ничто не угрожало. Во всем царило изобилие. И вот за счет чего. В центре всех земель располагалась долина роз. Отовсюду в долину вели короткие тропы. Но пройти по ним могли только лучшие – те, кто свою энергию, силы, ум, знания готовы были положить на алтарь служения другим. Те, кто свято верил в необходимость сохранения установленного порядка вещей. Чтобы его никто и ничто не нарушало. Чтобы все люди были и оставались равными. Чтобы изобилие было для всех. Ни в коем случае не для избранных. Исповедуемая ими вера позволяла пройти короткими путями и принести из долины роз свежие ростки. С их помощью закладывались постоянно обновляемые цветники. А каждый высаженный в землю куст сразу давал сотни отростков. Цветники же источали запах свободы. Им была пропитана человеческая жизнь. С рождения и до глубокой старости. И пока человек вдыхал его, ничто не могло нарушить всеобщее благоденствие Золотого века. Ничто не могло помешать изобилию. Дух свободы не давал пошатнуть установленный порядок вещей и рождал все новые и новые поколения тех, кто способен был пройти по короткой тропе в долину роз. Естественно, что власть в те времена была выборной, и ее отдавали только тем, кто возвращался из долины с полными руками. Однако власть эта была полной противоположностью нынешней. Смысл ее состоял в служении. Добившиеся ее становились слугами общества. Они работали на остальных и видели в том свое предназначение, а не возвышались над ними. Такой круговорот вещей, духом которого и божеством были розы, повторялся из года в год и мог бы поддерживаться вечно. Во всяком случае, святилище – долина роз обладала бесконечным ресурсом. Даже если бы планета Земля показалась человеку тесной, и он заселил соседние миры, долина роз служила бы ему точно также. И сейчас она есть. Она осталась. Она такая же, как в былые времена. Потерялись заросли, распались, иссякли короткие пути. Сделались непроходимыми для человека. Потому что сам человек изменился. Своими собственными руками он разрушил лучшее, что у него было. Погубил то, что дарило ему счастье и давало изобилие. Неизвестно, откуда она взялась, как смогла зародиться, а затем сподобилась проникнуть в головы людей, проложить путь к их сердцу, завладеть их душами. Совершенно непонятно, как вообще такое могло случиться. Но факт остается фактом. Мысль о том, что устоявшийся порядок глубоко порочен, завладела массами. Адепты нового учения утверждали: истинное равноправие – это когда все для всех. Когда равенство распространяется на все. Без исключения. Абсолютно на все. Когда обеспечено подлинное равенство возможностей. А нынешнее равенство в кавычках решительно противоречит этому императиву, этому базовому постулату. Оно делит людей на чистых и нечистых. На тех, кому дано и кому не дано. На тех, кто «получил крылья», и тех, кто нет. На имеющих доступ к власти и всех остальных. На тех, кому открыты короткие тропы, и всех прочих. Такого не должно быть. Это последовательное отрицание истинного равенства. Его извращение. Полная его противоположность. Имя этому равенству в кавычках олигархия. Она недопустима. Она по своей сути преступна. Она противоречит человеческому естеству. Человек достоин большего. Он может и вправе рассчитывать на демократическое устройство общества. Это когда все имеют право на доступ к власти. Все могут баллотироваться в слуги общества. Все достойны того, чтобы ходить короткими тропами. Вы прекрасно знаете: когда идеи овладевают массами, спасения нет и быть не может. Разум засыпает и больше не в состоянии пробудиться. Лучшие шельмуются как худшие. А худшие преподносятся как лучшие. Логика делается настолько витиеватой, что отыскать ее в головах людей и в совершаемых ими поступках становится невозможно. Но главное – всё приходит в движение. Все начинают действовать. И остановить их уже нереально. В итоге череды хорошо сдирижированных бунтов, очень похожих на «арабскую весну», право быть избранным во власть было предоставлено всем. Его провозгласить и провести в жизнь оказалось проще пареной репы. Вот с всеобщим доступом к коротким путям оказалось посложнее. Они не открывались тем, кто представлял опасность для долины роз. Они не выдерживали тех, кто не принадлежал к когорте достойных. В бессильной злобе люди, вернее те, кого в своей слепоте, в своем необъяснимом умопомешательстве они избрали в правители, запретили короткие пути. Однако жаждущие правды, стремящиеся к справедливости, думающие о благе для других все равно по ним шли и возвращались с новыми ростками роз и закладывали новые цветники былой, попираемой ныне свободы. И тогда, науськанные новыми правителями, люди и власть стали преследовать лучших. Избивать их и изничтожать. Кончилось все, увы, предсказуемо трагично. Всех тех, кто верил в человека, заботился об общем благе, боролся за равенство в счастье, свободе и изобилии, просто-напросто растерзали. Ни одного из тех, кто защищал былые устои, старый порядок, ломаемый новой властью, не оставили в живых. Золотой век канул в лету. Растворился в призрачной дымке прошлого. Превратился в легенду. А затем легенда была исковеркана и переиначена. Власть из раба людей превратилась в деспота. Из слуги в господина. Из бессребреника в алчного, неудержимого, жестокого и беспринципного стяжателя. Вора. Грабителя. Душителя. Убийцу. И палача. Именем народа. И «на благо народа». Который, по правде сказать, изменился подстать власти. Человек с большой буквы из реальной жизни переместился в эпос, а впоследствии на страницы книг. Но как что-то эфемерное. Неосуществимое. О нем тоже стали слагать легенды, хотя и совсем другого свойства. В обиходной речи и научных трактатах это крылатое выражение сейчас неизменно используется как нечто сугубо утопическое. С закатом Золотого века и перерождением власти кончилась и эра изобилия. Всего сделалось мало. Всего стало не хватать. Люди разделились на богатых и бедных. На тех, у кого есть, и у кого нет. На тех, кто имеет, и тех, кто не имеет. Дальше – больше. Пришли болезни. Страшные. Тяжелые. Неизлечимые. Эпидемии. Пандемии. От которых не было спасения. Землю захлестнули войны, немыслимые в прошлом. Жестокие. Кровавые. Разрушительные. Беспощадные. Затихающие на короткий период передышки и кажущегося относительного благополучия только для того, чтобы вспыхнуть снова. И сделаться еще более изуверскими. Вроде бы, человечество достигло колоссального технического прогресса. Пробралось к кладовым Земли. Освоило новые виды энергии. Придумало невиданные средства общения и передачи знаний. Тем не менее, сути извращенного тогда, давно-давно, на сломе Золотого века, общественного порядка, злобного и глубоко антигуманного, оно не изменило. А если так, то человечество приближается к последней черте. Ибо демократия для недостойных, иначе, розовая сказочка для бедных и обездоленных, число которым миллиарды, – это тупиковая ветвь развития цивилизации. Чтобы не свалиться в бездну, чтобы не погубить планету, чтобы не растоптать последнее, есть лишь один путь спасения. Пора сказать себе и начертать над поднимаемыми над головой знаменами: власть должна принадлежать лучшим. Ее надо отдать достойным. Тем, кто вернет пониманию власти ее первоначальный смысл и вновь поставит ее на службу человеку и обществу. Подчинит нуждам людей. Их реальным, сокровенным потребностям. И тогда короткие пути вновь откроются. Лучшие опять смогут возвращаться из долины роз с новыми ростками. Ведь долина роз никуда не исчезла. Она рядом. Она заложена, чтобы быть и нести свет всегда. Волшебные цветы вновь насытят человеческие жилища, поселки и города священным ароматом свободы, счастья, вдохновения. Для всех, а не только избранных. А вслед за свободой от власти, от господства и подчинения, от разобщенности и цинизма, вслед за равенством и равноправием в его истинном значении, лишенном наслоений последних тысячелетий социального варварства и насилия, придут изобилие и благополучие. Обязательно придут. Не могут не прийти. И Золотой век вернется. Он вновь воцарится на земле. Только ценить его будут в стократ выше. И никогда уже не дадут кощунственно разрушить. © Н.И. ТНЭЛМ №9(69), 2012

Приверженцы новомодной концепции “R2P” (Responsibility to protect) уверены, что совершают переворот в праве и международных отношениях, ломают устоявшиеся представления о невмешательстве во внутренние дела и государственном суверенитете. Наивные! Им можно только посочувствовать. На самом деле они повторяют зады того, что уже много раз прокручивалось в истории, и от чего человечество в какой-то мере рассчитывало избавиться. Естественно, несколько другими словами, с слегка иначе разделанным основным блюдом, нарезанным гарниром и приправленным соусом. Вспомним: во времена Великой Римской империи, послужившей колыбелью для всей нашей европейской цивилизации, разве было не так? Разве не Рим, предоставляя остальным право и возможность править по-своему, определял, когда вмешиваться и когда нет? Направляя одновременно неиссякающий поток рабов на строительство дорог и дворцов, на арены цирков и в услужение. Уже в Новое время по итогам Венского конгресса члены «европейского концерта» установили своего рода директорию на европейском континенте. Если что-то угрожало монархическим устоям, они резервировали за собой право вмешиваться и широко пользовались им по своему усмотрению, жестоко подавляя смуту то в польских землях, то в Венгрии или где-то еще. Про колониальные времена и говорить нечего. Бывшие метрополии до последнего разговаривали с колониальными народами языком канонерок. И сейчас пытаются. А их граждане пользовались экстерриториальным статусом. Для защиты и продвижения их интересов можно было позволить себе абсолютно все. Казалось бы, после Второй мировой войны что-то должно было измениться. Тем не менее, «выстраивая» послевоенную Европу, Штаты убрали из правительства Франции коммунистов, авторитет которых заметно вырос благодаря их самоотверженной борьбе в рядах Сопротивления, и задушили коммунистическое движение в Греции. Со своей стороны, Советский Союз, в рамках созданного им социалистического лагеря, железной рукой проводил политику интернационализма. Впоследствии она эволюционировала в т.н. «доктрину Брежнева». Ее суть – необходимость совместного подавления инакомыслия, угрожающего социалистическому выбору, в любой из стран блока. Танки стран ныне распущенного Варшавского договора на булыжной мостовой Праги в 1968 году не скоро выветрятся из памяти. Так что ничего нового в “R2P” нет. Пускай вторжения происходят под иными лозунгами – прогуманитарной или продемократической интервенции, за дымовой завесой общемирового информационного промывания мозгов проступает все то же стремление к насильственной смене политических режимов, приведению во власть своих клиентов, усилению своего глобального влияния и/или захвату эксклюзивного доступа к ресурсам и выгодным контрактам на восстановление «спасаемой» страны. Ничего-то ничего, однако, из виду упускается, что печальная история вмешательства в чужие дела, повсеместного насаждения своих порядков и презрения к нравам и обычаям других народов началась задолго до Великой Римской империи. Может быть, даже за миллионы лет. Вот, как утверждают провидцы, духовные близнецы-братья головачевых, пиратовых и лукьяновых, пала расцветшая тогда на Земле гиперборейская культура… С точки зрения классических канонов, гиперборейцы были божественно красивы (может, поэтому древние греки в своих мифах и легендах спутали их с богами). Высоченные. Под три метра. Гармонично сложенные. С правильными чертами лица. И сами правильные. Благородные. Доброжелательные. Обходительные. Улыбчивые. Уравновешенные. Обладающие удивительными способностями, которые впоследствии были утеряны. Загублены. Выкорчеваны с корнем. В наши дни даже намек на что-то похожее и редкие проявления подобных способностей воспринимаются как чудо. Гиперборейцы могли общаться между собой на расстоянии. Любом. Мгновенно. И самым доверительным образом. Какие-то технические приспособления им для этого были не нужны. Они перебрасывались мыслеобразами. Кроме того, гиперборейцы без труда перемещались во времени и пространстве. Силой воображения создавали материальные объекты. Приближали или отдаляли прошлое, настоящее и будущее. Единственно, гиперборейцев было мало. Они жили тысячелетиями. Не старея. Общались с неограниченным кругом соплеменников. Никого не боялись. Любовь ценили ради нее самой. И не видели нужды в том, чтобы заводить «на черный день» многочисленное потомство. Землю они отобрали у титанов. Обустроили на славу. Сделали из нее конфетку. Превратили в самую чудесную планету Галактического братства. Но титанов вынуждены были заковать в заклятья и запереть в ее недрах. Победа над ними далась гиперборейцам дорогой ценой. Их стало еще меньше. И они не могли рисковать будущим своей цивилизации. Титаны не заслуживали снисхождения. Никакого. Ни малейшего. Кроме своих собственных страстей их ничего на свете не интересовало. Другие для них ничего не значили. Просто не существовали. Следуя на поводу своих страстей, они безостановочно уничтожали окружающий их мир и создавали на его месте что-нибудь новое. А затем это новое вновь уничтожали. Подчиняясь лишь своей прихоти. Гармония, стабильность, преемственность, которые были столь дороги сердцу гиперборейцев, без которых они совершенно не представляли свою ойкумену, у титанов вызывали дикое раздражение и неудержимые приступы ярости. Титаны не оставили гиперборейцам выбора. Чтобы совладать с ними, чтобы утихомирить стихии – не подчинить себе, не приручить, а всего лишь обезвредить, гиперборейцы вынуждены были поступить с ними так, как подсказывал здравый смысл. Одних они лишили пространства, других – воздуха, третьих – огня, четвертых – еще чего-нибудь, в чем они нуждались, дабы впадать в транс разрушения. И всех спеленали по рукам и ногам или тому, что их заменяло. Заточив титанов, гиперборейцы сделали доброе дело не только для Земли, но и для всего Галактического братства. Во всяком случае, они в этом были уверены. Ведь разграбив, взорвав, испепелив, превратив в пустыню Землю, титаны в любой момент могли взяться за любую другую планету Братства – у них повсюду были родственники и приверженцы. Каково же было удивление гиперборейцев, когда на них отовсюду обрушился шквал уничижительной критики. В чем только их ни обвиняли! В авторитаризме, тоталитаризме и всяких других «измах». Забвении элементарных базовых принципов свободы и демократии. Избиении политических противников. Удушении оппозиции. Насаждении единомыслия. Отказе бедненьким несчастненьким меньшинствам – это титаны-то бедненькие и несчастненькие! – в праве на самовыражение. От такого наглого, ничем не прикрытого вранья у гиперборейцев волосы на голове встали дыбом и так стоять и остались. Но что-нибудь изменить в начавшейся информационной войне, запущенной против них, оказались не в силах. На их объяснения сильным мира сего в Галактическом братстве было глубоко наплевать. У них были свои, далеко идущие цели, о которых гиперборейцы даже не подозревали. И не догадывались. А зря. Очень зря. За бедолагами в этом перевернутом мире укрепилась устойчивая слава «тиранов», «душителей свободы», «коррупционеров», «мерзких себялюбцев». И этот отвратительный имидж ничем уже было не перебить. На все их опровержения неизменно следовало нечто вроде «черного кобеля не отмоешь добела». Дальше – больше. Гиперборейцев поместили в черный список. И понеслось, и поехало. Титаны были убраны с глаз долой и обезврежены тысячелетия назад. На страницах же ежегодных докладов блюстителей галактической нравственности в леденящих душу подробностях расписывались все новые зверства гиперборейцев. Что титаны сидят без суда и следствия. Что их прошения об освобождении никто не рассматривает. Их содержат в «нечеловеческих» условиях. Над ними издеваются и измываются. Применяют пытки и т.д. Их политические и все остальные свободы всячески попираются. И все ради того, чтобы не допустить политического разнообразия, ротации политической власти. Чтобы удержать ее навсегда в одних и тех же коррумпированных руках… Но что доклады – так, комариный укус. Гораздо страшнее было то, что гиперборейцев стали опускать во всех общегалактических рейтингах. Мол, и по качеству жизни они уступают всем другим, поскольку часть населения в застенках. И со свободами хуже всех, ведь нигде нет такого большого количества политзаключенных на душу населения. Плюс главная крамола – тех, кто вякал, также по застенкам распихали. И по демографии они на самом последнем месте из-за катастрофического превышения смертности над рождаемостью (интересно, как могло быть иначе после стольких потерь, понесенных при укрощении титанов). Конечно, на всякие там доклады гиперборейцам было наплевать. Они-то знали цену этим заказным опусам. Вот из-за пакостных рейтингов становилось больно на сердце – от них зависело слишком многое. Туризм. Инвестиции. Отношение соседей. Влияние на окружающих. Способность отстаивать свою точку зрения. К рейтингам стоило отнестись иначе. Не сидеть, сложа руки. Но их значение они, увы, как показало дальнейшее, сильно недооценили. В принципе ведь и рейтинги крепкому, здоровому, умному, красивому народу были «по барабану». Ну, врут о них почем зря. Ну, злопыхательствуют. Ну, юродствуют. Так черт с ними. Пусть им на том свете воздастся. Они-то знают, что им хорошо. Что у них хорошо. Что они лучше всех. Или почти лучше. Так-то оно, конечно, так, и все же… И вот тут гиперборейцы допустили роковую небрежность, забыв про то, что в Галактическом братстве как сквозь лупу отслеживают каждый их шаг, каждый поступок, каждое движение. В жизни самых разных народов случаются периоды, о которых потом вспоминают с сожалением. Периоды религиозных войн. Спорного социального экспериментирования. Свержения артистических и других авторитетов. Европе это известно лучше кого-либо. На континенте и иных-то периодов почти не было. На нее обрушивались то нигилизм – то символизм, то кубизм – то марксизм, то фашизм – то конструктивизм, не говоря уже про крутые волны сексуальных революций. Вот и у гиперборейцев в какой-то момент крыша поехала. Стало страшно модно спать с самыми опасными и неожиданными дикими животными – пантерами, гиенами, слонихами и бог знает с кем еще доисторическим. Мода быстро прошла. Расхлебывать же последствия пришлось долго. Создания, народившиеся от этих противоестественных связей (отголоски того времени только в очень сглаженном и перевоплощенном виде нашли косвенное отражение в индуистской символике), оказались неудержимо злобными и свирепыми. Звероборейцы ненавидели весь мир и, прежде всего, себя, себе подобных и своих прародителей. Из лучших побуждений, чтобы те не перегрызли друг друга, гиперборейцы расселили их по разнообразным резервациям с самыми разными режимами содержания. Вот тут и начался форменный шабаш. В Галактическом братстве как будто только того и ждали. Общественное мнение возбудилось. СМИ в голос закудахтали и запричитали. Все большие лидеры и чуть поменьше сочли своим долгом выступить с заявлениями и осуждениями. Официальные органы Братства тут же потребовали отпустить звероборейцев на свободу. Безоговорочно и без каких-либо предварительных условий. Предоставить им возможность самоопределиться. Дать всю полноту избирательных прав. Сделать все для их социализации. Ожидаемо, гиперборейцы не отреагировали. Да и смешно было бы прислушиваться к подобной паранойе. Они-то были в курсе. Они понимали, что к чему. Думали, ну, заблуждаются эти, из Галактического братства. Ну, бывает, что же поделаешь. Пройдет. Отработают номер, повышлепываются чуток и перестанут. Так гиперборейцы совершили еще одну, теперь уже роковую оплошность. СМИ неистовствовали. Обеспокоенные граждане на других планетах били посуду перед зданиями посольств и консульств гиперборейцев и беспрепятственно закидывали их склянками с фосфоресцирующей жидкостью. Большие лидеры и чуть поменьше, а за ними официальные органы Братства призывали к введению санкций. Как будто санкции когда-нибудь чему-нибудь помогали. Несмотря на здравые голоса, которые все еще робко раздавались, Знающие, чего они хотят, уже безошибочно и бесшабашно принялись раскручивать спираль эскалации вмешательства в несуществующий конфликт на Земле гиперборейцев. Контракты на поставки гиперборейцам всякой всячины, в которой они не нуждались, и закупку того, чем они никогда не торговали, были разорваны. Доступ гиперборейцев на другие планеты Братства ограничен. Многие из них объявлены «невъездными». Нормальное сообщение с Землей прервано. Счета заморожены. Отсутствующая оппозиция объявлена единственно законным представителем народов Земли, в первую очередь, само собой, титанов и звероборейцев, но и гиперборейцев, в том числе. Как и предписывал сценарий вмешательства, все эти кривляния на гиперборейцев никакого эффекта не возымели. Да и не должны были. Их поощряли и проплачивали с единственной целью подлить масла в огонь. Чтобы пожар посильнее разгорелся. Чтобы дымом все напрочь заволокло. Невесть откуда взявшаяся ненависть к подлым гиперборейцам достигла заоблачных высот. И никто больше не сомневался, с пеной у рта требуя наказать супостатов, в законности и справедливости планируемых карательных мер. С такими мерами, как вы понимаете, задержки не последовало. Знающие, чего хотят, по-быстрому провели резолюции о формировании коалиционных сил для восстановления мира на Земле гиперборейцев. Через кого, правда, в Галактическом братстве так и не поняли. Да это и не имело значения. Все равно, что в действительности происходит на Земле, в Братстве давно уже перестали понимать – все уши плотно забила повторяемая изо дня в день дезинформация. Сколотили армию вторжения и бросили ее против гиперборейцев. Костяк армии составили мыслящие черви. По классификации, принятой в Братстве, они проходили как человеко-черви. Знающие, чего хотят, в натуре знали. И не только это, но и как действовать. Рассчитали они все правильно. По-настоящему гиперборейцы никогда не воевали. Они лишь устраняли угрозы планете и мирозданию. Они обезвреживали носителей опасности. Не более. Человеко-черви под эту категорию не подпадали. Угрозу жизни гиперборейцам в прямом смысле не несли. Как и планете в целом. Они лишь стремительно размножались, наподобие саранчи. Все пожирали вокруг. И своими экскрементами унавоживали то, что осталось. Вся хитрость заключалась в том, что ничего не оставалось, – одна плоская поверхность. Без дорог, садов, архитектурных и любых других сооружений. Пустыня. Своими стальными челюстями человеко-черви перемалывали все. В какой-то момент они добрались до ограждения резерваций, разобрали их и выпустили на волю звероборейцев. Образовался символический второй фронт. Знающие, чего хотят, получили возможность выступать от их имени. Потом пробрались в недра планеты и перегрызли заклятья, удерживавшие титанов. Вот тут и началась настоящая вакханалия. Всех убитых и изувеченных, все разрушения автоматически списывали, естественно, на счет садистов гиперборейцев. Это был конец. Объединенного надругательства над своей сказочной, мудрой, древней, красивейшей цивилизацией гиперборейцам было не вынести. Титаны на радостях от нежданно-негаданно свалившегося на них освобождения разносили все в пух и прах. Звероборейцы калечили все живое. Человеко-черви оставшееся превращали в прах, труху, перегной. А знающие, чего хотят, неустанно снабжали все эти разношерстные отряды всем необходимым. С высоких же трибун рассказывали о падении последнего оплота мракобесия и победном шествии добра, демократии, свободы и законности. По отдельности гиперборейцы их, наверное, укротили бы. Не в первой. Но с единым фронтом ненависти, предательства, лжи и вседозволенности справиться были не в состоянии. И тогда гиперборейцы поступили так, как подсказывала им забота о сохранении разума, чести и достоинства будущих цивилизаций, тех, которые обязательно должны были прийти им на смену. Пусть и через миллионы лет. Собрав последние силы, они забросили титанов в далекий космос, откуда те не могли больше угрожать ни Земле, ни планетам Галактического братства. Землю закрыли от Знающих, чего они хотят, непреодолимой ширмой, ограничив в этой части пространства-времени скорость света предельной величиной. Звероборейцев превратили в мистических существ. Человеко-червям же, несмотря на то, что обещали себе так больше никогда не поступать, и врожденную гадливость, дали потомство со своими доминантными генами. Через бесконечное количество поколений человеко-черви должны были стать людьми. Так и произошло. Обрушившееся на гиперборейцев нашествие уничтожило их, растоптало созданную ими и с такой любовью выпестованную цивилизацию. И все же им удалось заложить основы новой, которая получила возможность стать достойной продолжательницей всего того, ради чего они жили и принесли себя в жертву, что ценили и чему радовались на этом свете. Единственно, чтобы она, эта возможность, реализовалась, важно, чтобы люди иногда вспоминали, какую роль концепция “R2P” всегда играла и до сих пор играет в человеческой истории… © Н.И. ТНЭЛМ №9(69), 2012

Итальянская семья – чемпион мира по совокупному долгожительству – недавно отпраздновала 105-летие старшей сестры, Консолаты. Младшей из них, Мафальде, сейчас 78 лет. А суммарный возраст девяти сестер и братьев, живущих на Сардинии – 818 годков! И никто пока не жалуется на здоровье: 99-летняя Клаудина, например, призналась репортерам, что, несмотря на предписание врачей, до сих пор не принимает никаких лекарств. По ее словам, «моя единственная болезнь – старость, а она не лечится». Этот итальянский остров давно славится своими долгожителями. Ученые ломают голову над загадкой, почему именно там на каждые 100 тысяч населения приходятся 22 столетних сардинца, а средняя продолжительность жизни приближается к 82 годам. Эти достижения сравнимы только с завидными показателями японской Окинавы. Итальянские медики сходятся во мнении, что свою роль играет целый набор различных факторов – генетика, образ жизни, местная кухня, экология и даже старые традиции, хранимые во многих местных семьях. Что касается питания, то некоторые специалисты указывают, в частности, на благотворное влияние на организм человека сардинских груш и слив. Заинтересовали исследователей и магнитные поля, обнаруженные в некоторых поселках острова. №9(69), 2012

Британские вузы могут недосчитаться учащихся и денег Перед самым началом учебного года иностранные студенты Лондонского Метрополитен университета, приехавшие не из стран Европейского Союза, были ошарашены плохой новостью, перевернувшей их жизнь с ног на голову. Их вузу отказали в праве принимать и обучать чужестранцев, а 2500 учащимся предписали возвращаться туда, откуда они приехали. Предписание поступило из Пограничной службы Соединенного Королевства, которая выдает своего рода лицензии вузам на право рекрутировать иностранцев в качестве студентов. Эта государственная структура выяснила, что у каждого четвертого студента университета, известного по своей аббревиатуре «Мет», нет правильно оформленной визы на въезд в страну. Формальность, но, надо признать, необходимая. С таким доводом не поспоришь, хотя следует разобраться: по чьей вине? Строго говоря, в этом случае действительно могут быть нарушения. Новые правила предполагают, что студенты из-за рубежа могут проходить обучение в местных вузах сроком до трех лет, а затем оставаться в Британии еще в течение четырех месяцев, но не более. Если же они захотят остаться дольше, то им необходимо оформить визу другой категории. Это и понятно. Визовой режим никто не отменял. Непонятны два других аргумента, приводимых пограничниками, которые вызывают, мягко говоря, недоумение. Из числа опрошенных 50 студентов 20 были уличены в плохом знании английского языка. Но ведь при поступлении в Мет проводилось соответствующее собеседование, по результатам которого выяснялась именно степень владения языком Шекспира и Камерона. Если в столичном вузе сочли, что абитуриенты смогут обучаться на английском, то почему в эту академическую сферу встревают блюстители государственных границ? Еще более пугающе-странным выглядит третий аргумент тех, кто имеет право депортировать чужеземцев за пределы острова: у 142 из 250 проверенных ими иностранных студентов Мета оказались «проблемы с посещаемостью» занятий. Этим тоже занимаются пограничники? Впрочем, потенциальным изгнанникам дали отсрочку: у них есть 60 дней, чтобы найти себе другой вуз, не лишившийся лицензии и статуса т.н. «Highly Trusted Sponsors». Если не справятся, извините, будут депортированы. Никого, похоже, не волнует, что два месяца – слишком короткий срок для того, чтобы найти подходящую замену вузу, а тем более, чтобы подкрепить свой переход суммой первого взноса, ведь очередной семестр уже оплачен. «Я обеспокоен, смогу ли найти что-либо приличное за это время, если нас рассматривают как потенциально нелегальных иммигрантов. А мне еще три года учиться»,– печалится Бабатунде Хазат, 23-летний юноша из Лагоса (Нигерия), приехавший в Лондон грызть азы бизнеса. «Это унижение, – полна разочарования Камила Альварес, 25-летняя бразильянка, изучающая маркетинг. – Мы здесь в Британии на законных основаниях, мы прошли строгие процедуры, прежде чем сюда приехать». «Моя семья вложила в мое обучение здесь 60 тысяч фунтов, – возмущен Пунтсок Тсеринг, 26-летний студент из Индии, посвятивший себя архитектуре. – У меня просто стресс… мне оставался всего один год учебы». С жертвами бюрократического произвола солидарна и британская профессура, и студенческие союзы. Вице-канцлер Бристольского университета профессор Томас выражает мнение свое и своих коллег: «Мы считаем, что у Пограничной службы были другие способы урегулировать эти проблемы, и что решение отозвать лицензию у университета может быть только самой последней из всех возможных мер». Глава Национального союза студентов Лайем Бернс предсказывает, что у этих санкций могут быть «катастрофические последствия». Намекнул об этих возможных последствиях Эдвард Ванамбва, один из ведущих юристов, который специализируются на вопросах иммиграции: «Если университет (Мет) не сумеет быстро оспорить законность этого решения в Верховном суде, то к нему могут быть поданы судебные иски на суммы в десятки миллионов фунтов; к тому же ему придется вернуть, частично или, может, полностью, уже полученные им деньги за учебу». Для университета Мет, пишет газета «Индепендент», возврат оплаты за учебу может обернуться недостачей 30 миллионов фунтов стерлингов. Это реальная оценка, поскольку британские вузы, по статистике, за счет обучения иностранцев зарабатывают ежегодно… 12,5 миллиарда фунтов! Нельзя не учесть и репутационные издержки от инициативы пограничников. Известие о депортации, резюмирует Салли Хант, генсек Союза университетов и колледжей, «разнесется по всему миру» и будет воспринято иностранными абитуриентами однозначно: в Британии они стали отныне нежелательными элементами. Владимир МИХЕЕВ №9(69), 2012

За неделю до начала очередного учебного года английские вузы напоминали базарных коробейников, отчаянно зазывающих покупателей, чтобы сбыть с рук так и не распроданный за день товар. В семи из 24 университетов, входящих в престижную ассоциацию «Рассел групп», оказались не заполнены вакансии на более чем 1000 преподаваемых учебных курсах. Призыв «записывайтесь в вуз» повисал в воздухе. На 11 сентября, по статистике, высшая школа Англии недосчиталась, по сравнению с прошлым годом, 30 тысяч 76 абитуриентов. В колледже «Королевы Мэри» в рамках Лондонского университета оставались свободными места на 178 из 194 учебных дисциплин, которые читают различные преподаватели. В Шеффильдском университете это соотношение равнялось 257 из 326 – не были выбраны квоты по таким предметам, как английская литература и право. В Университете Эксетера – 191 из 316, притом недобор зарегистрирован на курсах психологии и древних языков. Уэнди Пиатт, генеральный директор «Рассел групп», уверена, что тому виной – решение кабинета министров повысить плату за обучение. В среднем годовое обучение теперь обходится в 8123 фунта. В выигрыше оказываются, по мнению госпожи Пиатт, не претенциозные вузы, не взимающие высокую плату, что неправильно. Такая политика «ни повысит качество обучения, ни расширит возможности выбора для студентов». Ситуация, на самом деле, почти тупиковая. По новым правилам, если университет не может набрать абитуриентов с высокими баллами – все три ключевые оценки ААА – по итогам экзаменов, то государство откажет ему в финансировании. А если вуз примет к себе вчерашних школяров с более низкими оценками (от АВВ и ниже), то будет подвергнут санкциям (штрафу). Сэлли Хант, генеральный секретарь профсоюза университетов и колледжей Британии, считает, что попытка правительства Камерона создать, по ее словам, «искусственный рынок для высококвалифицированных студентов» может обернуться провалом. Она уверена, что этого делать никак нельзя. Напротив, «во времена, когда высок уровень безработицы, нужно облегчать поступление в вузы, а не отваживать желающих высокими ценами». Правда, помимо финансового барьера сыграли пагубную роль и два других фактора. Во-первых, демографический – поколение 18-летних англичан заметно поредело. Во-вторых, ужесточили требования для поступающих в вузы, и это мгновенно отсекло всех неусидчивых. Как следствие, недобор студентов скажется на бюджете вузов: за ближайшие три года, по прогнозам, они недополучат 700 миллионов фунтов стерлингов. Вадим ВИХРОВ №9(69), 2012

Ватикан взялся популяризировать язык квиритов После реформ, предпринятых после Второго ватиканского собора в 1960-е годы, значение латыни как официального языка Римско-католической церкви, оказалось приниженным. Многие уверовали, что это либо уже мертвый, либо тихо умирающий язык. Исправить положение и вернуть кованой латыни былую привлекательность решил ныне папа римский Бенедикт XVI, который намерен с этой целью учредить новое учебное заведение высшего достоинства – Pontificia Academia Latinitatis. Этот мозговой центр призван собрать под своей крышей и эгидой именитых лингвистов и теологов, посвятивших себя изучению языка, на котором говорили и писали, и делали это умело, Цицерон и Цезарь, квириты, служители бога Квирина, как называли себя древние римляне. В интервью английской «Дейли телеграф» официальный представитель Ватикана, озвучивающий позицию Святого престола, отец Чиро Бенедеттини вспомнил, как в пору своей юности он повстречал на границе Италии и Австрии группу священников: «Мы разговаривали не на немецком или на итальянском языках, мы беседовали на латыни». Помимо основания специальной академии, Ватикан будет популяризировать латынь в качестве достойного предмета для изучения в школах и университетах. Как заметила «Дейли телеграф», этому решению будет аплодировать мэр Лондона Борис Джонсон, большой поклонник латыни. Замысел прозрачен: чем больше людей в мире будут способны разбирать тексты на латыни и понимать, что говорится католическими проповедниками с амвона, тем шире будет потенциальная паства. Первая попытка популяризации латыни была предпринята Ватиканом в 2003 году, когда вышел в тираж словарь 15 тысяч слов и выражений, которыми языком Цицерона обозначались современные реалии. Получилось довольно забавно. Так, фотокопия переводилась как «exemplar luce expressum» – если буквально, то копия в световом изображении, а парашют был переведен метафорично: «umbrella descensoria» – зонтик для спуска вниз. Кто знает, может совокупные усилия Ватикана и Бориса Джонсона возродят интерес к языку квиритов, даже если они не знали, не ведали про существование «зонтика для спуска вниз». Вадим ВИХРОВ №9(69), 2012

Серьезная угроза нависла над знаменитым французским сыром сорта «рокфор». И исходит она не от финансового кризиса, а от... волков. Этот пахучий деликатес производят в южных районах Франции, в которых минувшим летом впервые с 1920-х годов отмечены нападения волков на стада овец, пасущихся в горах. Хищники расплодились, появившись в этих краях из французских Альп и Италии. Местные фермеры несут ощутимые потери. За летние месяцы погибли более 62 животных, сильно покусаны более 70. Сыровары предупреждают, что не смогут обеспечивать высокое качество «рокфора», поскольку его изготовление требует молоко от овец, свободно пасущихся круглые сутки на лугах. Один из французских законов позволяет отстреливать серых разбойников только имеющим лицензии государственным егерям. И только в том случае, если «все остальные меры не дают результатов». Поэтому для противостояния хищникам фермерам приходится заводить сторожевых собак. Традиция производства этого сорта сыра насчитывает около тысячи лет.   Самый юный угонщик Этот итальянский малыш далеко пойдет, точнее, поедет, если, конечно, полиция не остановит. Представьте себе: двухлетний ребенок увел у рассеянной мамаши ключи от автомобиля, сел за руль, завел мотор и успел проехать около 50 метров, пока машина не застряла в канаве. Этот случай произошел в поселке Бреда-ди-Пьяве. К счастью, ни маленький автолюбитель, ни окружающие не пострадали.   И все-таки Эйфелева башня! Какой туристический объект самый дорогой в Европе? Ответить на этот вопрос попыталась торговая палата итальянских городов Монца и Брианца. Ее эксперты оценивали главные достопримечательности с помощью экономических, социальных, культурных, туристических и многих других критериев. Итальянские специалисты пришли к выводу, что лидирует в этом списке, причем, с большим отрывом, парижская Эйфелева башня с ее 7 миллионами посетителей в год. В денежном выражении ее стоимость, впрочем, не физическая, а имиджевая – 434 миллиарда евро, или пятая часть ВВП Франции! На втором месте – римский Колизей (91 миллиард), на третьем – не завершенный до сих пор католический храм архитектора Гауди в Барселоне Святое Семейство (90 миллиардов евро).   Вулкан лишился «шапки» Если кто-то сомневается в том, что климат в Северном полушарии заметно теплеет, должен посетить Исландию, чтобы воочию убедиться в этом. Минувшим летом к изумлению местных жителей полностью обнажилась вершина вулкана Снэфеллз, которая была покрыта огромным ледником с момента последнего извержения еще в 1219 году. В последние полтора десятилетия белая корка неуклонно утончалась, достигнув скорости полтора метра в год. Любопытно, что этот вулкан упоминается в приключенческом романе француза Жюля Верна «Путешествие к центру Земли», написанном в 1864 году. Писатель-фантаст, никогда не бывавший в Исландии, изобразил его тогда без ледовой «шапки». Теперь, похоже, это описание стало пророческим, как и многие другие, принадлежащие перу знаменитого француза. №9(69), 2012

Интеграция – сложный, многоплановый, неоднозначный процесс. Всюду и всегда, вне зависимости от набора участников интеграционного проекта, его осуществление сталкивается с большим числом самых разнообразных трудностей и проблем. Оно идет зигзагообразно. От успехов к провалам. От бесконечных кризисов к их более-менее удачному сглаживанию. Разрешению. Преодолению. Однако до последнего времени преобладали победные реляции. Интеграцию представляли как чуть ли не линейный процесс. Как безусловный успех. Если и не панацею от всех бед, то, во всяком случае, нечто очень похожее. Позволяющее снимать былые противоречия между нациями. Обеспечивать прогресс. Сбалансированный рост экономики. Высокий уровень благосостояния. Политическую и социальную стабильность и безопасность. Лишь с недавних пор заявления и выводы критически настроенных исследователей перестали предавать анафеме. Выяснилось, что интеграция, даже в ее самых совершенных, просвещенных и продвинутых формах, неплохо уживается с экономической стагнацией. Безработицей. Свертыванием социальных программ. Что она может сопровождаться чрезмерной политизацией принимаемых экономических решений, чреватой грубыми ошибками и просчетами. С самыми негативными последствиями, от которых страдают фактически все. И население стран, вовлеченных в интеграционный процесс. И национальный бизнес. И соседи. Исправлять же допущенные ошибки и отыгрывать назад, чтобы минимизировать потери от просчетов, очень непросто. Охвативший весь мир глобальный экономический кризис оставил страшные незаживающие раны. Они будут кровоточить еще очень и очень долго. Да и выход из него пока отнюдь не так убедителен, как хотелось бы. Среди его жертв оказались Европейский Союз, еврозона, страны региона. Все они пережили особенно болезненный удар. И осуществляемый ими интеграционный проект послужил спасательным кругом лишь вначале. Однако ни шельмовать достижения ЕС (их много, они по-настоящему весомы), ни перегибать палку, акцентируя внимание скорее на недостатках интеграции, нежели на ее достоинствах, нет никаких оснований. Нужен научно обоснованный, выверенный, сбалансированный анализ. Необходимо беспристрастно разобраться в том, что ввело ЕС в штопор суверенной задолженности, парализующей все усилия. Почему меры, предпринятые ЕС, не дали желаемой отдачи. Что не сработало в той модели интеграционного процесса, который выбрали государства-члены. Какие коррективы потребуется вносить в практическую политику всем тем, кто верит в интеграцию. Надеется на нее. Считает, несмотря ни на что, что за ней будущее. Пора, вслед за Владимиром Маяковским, сказать: «Профессор, снимите очки-велосипед». Пусть непосредственные участники событий, «мобилизованные и призванные» кризисом, разъяснят логику своих действий. Пусть традиционные экзальтированные апологеты западноевропейской интеграции несколько потеснятся, отойдут в сторону и пропустят на подиум тех, кто воспринимает происходящее в ЕС со здоровой долей скептицизма. Тогда мы сможем с уверенностью сказать: «Да. Эра романтизма в оценке классических интеграционных процессов и, в частности, западноевропейского интеграционного проекта ушла в прошлое. Наконец-то, появилась возможность перестать все происходящее в ЕС рассматривать через розовые очки. Наступила эра реализма. Эра, когда все видится без прикрас. Когда «за» и «против» взвешивают по конечному результату, а не по заранее анонсированному прорыву в светлое будущее и всеобщее единение». В предлагаемом вашему вниманию эссе разбираются лишь три из всего многообразия элементов, характеризующих эру реализма в оценке западноевропейского интеграционного проекта. Но они достаточно показательны и позволяют хотя бы схематично представить себе общую картину. Каждому из них посвящен отдельный раздел. Дал этим разделам символические названия, вызывающие вполне определенные ассоциации. Первый озаглавил, пользуясь Тургеневскими образами, «Отцы и дети». Второй – более заземлено: «Мухи – отдельно, котлеты – отдельно». Третий – популярным советским лозунгом «Построение коммунизма в одной отдельно взятой стране».   Отцы и дети Нынешнее отношение к Евросоюзу очень напоминает отношение молодого поколения к образу жизни предшествующего, так хорошо описанное в одноименном романе. Есть революционный замах. Есть желание спать на гвоздях. Нигилизм. Стремление на все взглянуть по-другому. Иначе. Не так как в прошедшие десятилетия. Все пересмотреть. Переиначить. Сделать с большим размахом. Более твердо. Последовательно. Решительно. Но не очень понятно, что в действительности предлагается взамен тому, от чего призывают теперь отказаться. Чем это лучше. Какую даст отдачу. Чем будет полезно. Каковы предполагаемые издержки. И почему ими можно пренебречь. Почему раньше все возражали, не хотели, сопротивлялись. А теперь вдруг осознали, что нужно именно так, и никак иначе. Буквально еще несколько лет назад Европейский Союз рассматривался как эталон. Просто эталон. Или почти эталон совершенства. Да он и сам навязывал себя всем остальным в качестве образца. Нормативистской силы. Примера для подражания. Центра, из которого исходят новые идеи, касающиеся внутреннего демократического развития государств. Господства права. Ценностных ориентиров. А равно международной повестки, включая устойчивое развитие, «зеленую экономику», обусловленную помощь, спасение климата, вмешательство во внутренние дела тех или иных стран в целях защиты населения. И, вообще, исходят рецепты решения большинства глобальных проблем. В какой-то степени Евросоюз пытался осчастливить всех своих партнеров проекцией своего внутреннего развития на весь остальной мир. Или убедить конкурентов в том, что от этого все выиграют. Те «благодатные» времена прошли. В нынешних условиях любые предложения, которые исходят от Европейского Союза, воспринимаются критически. Опыт Европейского Союза тоже оценивается несколько иначе, чем в прошлом. Одно дело, когда вы на коне, и у вас все получается. Остальные завидуют. Думают, вот бы нам что-то подобное. Желательно в связке с теми, кто уже преуспел. Не получится, то хотя бы благодаря привилегированным отношениям со столь успешным и влиятельным интеграционным объединением. И совсем другое, когда все сыплется. Международная конкурентоспособность падает. Нужно всем давать разъяснения. Хуже – обращаться за помощью и пониманием. Так, все последние саммиты Россия-ЕС начинаются с попыток представителей Брюсселя убедить Кремль в том, что им предпринимаются достаточные и адекватные меры по преодолению кризиса суверенной задолженности, коллапса зоны евро не произойдет и от евро бежать не надо. В этих условиях опыт интеграционного развития, накопленный Евросоюзом, все его свершения оцениваются отдельно, а нынешнее состояние ЕС отдельно. Все кому не лень заявляют о том, что основная угроза дестабилизации мировой экономики исходит именно от Евросоюза, и что Брюсселю нужно срочно предпринять ожидаемые от него решительные меры. Дальше – больше, поучают Брюссель. Выговаривают. Читают назидательные проповеди. Складывается впечатление, что все крупнейшие мировые игроки и не только они радостно бросились спекулировать по поводу нынешних трудностей интеграционного объединения и сами же поверили в сказочки, распространяемые ангажированными экспертами и публицистами. Мол, Европейский Союз слабеет. Он уже не тот, что раньше. Ему не угнаться за более молодыми, шустрыми и амбициозными конкурентами. ЕС и входящие в него государства сдают позиции. С учетом демографической ямы, в которую они объективно проваливаются, превращаются в музей под открытым небом. Красивый. Богатый. Благополучный. Благоухающий. С тысячами великолепных, сказочных, красивейших экспонатов, но музей. То есть в нечто такое, куда другие будут приезжать, чтобы насладиться искусством, комфортом, познакомиться с историей. А вот возможность творить эту историю оставят за собой. Много уничижительных соображений высказывается по поводу того, что ЕС, дескать, сам спровоцировал тот жесточайшие кризис суверенной задолженности, который он сейчас переживает. Будь он порешительней, сумей вовремя прийти на помощь Греции, оказавшейся в преддефолтном состоянии, развитие событий пошло бы по принципиально иному сценарию. Чтобы спасти Афины до того, как на них накинулись валютно-финансовые спекулянты, а доступ к дешевым заимствованиям на открытом рынке оказался перекрыт, достаточно было нескольких десятков миллиардов евро. Теперь спасение обойдется ЕС и уже обходится в сотни миллиардов. Добавьте к этому распространение аналогичной «болезни» на соседей Греции по Средиземноморью – Испанию, Италию, Португалию (четверка, обозначаемая аббревиатурой ПИГС – свинья, в переводе с английского). И вообще, что это за мощнейшая экономическая группировка из 27 преуспевающих богатых государств, которая на протяжении уже нескольких лет демонстрирует полную неспособность вытащить из кризиса одного из слабейших своих участников. Нонсенс. Исключи другие страны Грецию пару лет назад из еврозоны быстро и решительно, никто бы уже не вспоминал какой-то там кризис суверенной задолженности. Целый ряд инвектив связан с провалами ЕС в смежных областях внутренней политики и рисуемым другими якобы неопределенным будущим интеграционного объединения. Ведь согласно прогнозным данным, публикуемым экономическими оракулами, пользующимися заслуженным международным авторитетом, включая, в том числе, и Евростат, ЕС не приходится рассчитывать на высокие темпы экономического роста. Низкими темпами на уровне буквально нескольких процентов ЕС придется расплачиваться за выход из кризиса суверенной задолженности на протяжении еще целого десятилетия. За это время конкуренты, развивающиеся намного более динамично, успеют сравняться с ЕС по многим показателями, оттеснить Брюссель и даже выйти вперед. Необходимость же экономить, придерживаться бюджетной дисциплины, расплачиваться по долгам и т.д. существенно ограничит возможности для маневра и в социальной сфере. Жизненный уровень населения будет падать. В лучшем случае, о его росте на некоторое время придется забыть. Масштабная безработица сохранится. Она будет зашкаливать. Социальное недовольство начнет прорываться наружу. Прежде всего, от него пострадают мигранты, которым уготована роль громоотвода. Хотя на орехи достанется, конечно, и властям, и крупному капиталу. От терпимости, мультикультурализма, снисходительности к политическим, религиозным и иным меньшинствам придется отказываться. ЕС и страны региона ждет политическая радикализация и все более активное вовлечение в политический процесс крайне правых со всеми вытекающими отсюда не очень приятными последствиями. Они уже сейчас заметны невооруженным взглядом – посмотрите на итоги последних выборов во Франции, Бельгии, Нидерландах, Северной Европе. В общем, крокодиловы слезы проливаются охотно и в больших количествах. Безотносительно к тому, есть для этого реальные основания или нет. Ведь утерев их, можно приняться за самое приятное и сладостное. За то чтобы поучать ЕС. Ставить ему в пример других. В частности быстро растущие экономики. Советовать заняться реиндустриализацией и возвращением тех или иных производств, перенесенных в Азию, Африку и Латинскую Америку, обратно на свою территорию. Повышенное внимание уделять инновационному развитию. Больше тратить на научные исследования и разработки, создание и освоение новых технологий. Указывать, что решения надо принимать быстро, ответственно, воздерживаясь от того, чтобы перекладывать бремя своих забот на чужие плечи. А такие речи слышны из самых разных уголков планеты. Из Вашингтона, Москвы, Пекина, Дели, Сингапура. На самом деле список гораздо длиннее. Обычно корректные постоянный глава Европейского Совета Херман ван Ромпей и председатель Европейской Комиссии Мануэл Баррозу даже взбеленились. Коллеги, – повторили они несколько раз на различных пресс-конференциях, – не зарывайтесь. Хватит. Достаточно. Сравните качественные и количественные показатели экономики, жизненного уровня населения, потенциала ЕС с тем, что есть у вас, и все встанет на свои места. И действительно, «хоронить» ЕС, сетовать по поводу того, что интеграционное объединение сдает позиции, и его ждет незавидное будущее, явно преждевременно. Во-первых, все страны, не входящие в ОЭСР, включая все быстро растущие экономики, сильно отстают от ЕС и его государств-членов по всем заслуживающим внимания параметрам. Доходам на душу населения. Уровню жизни. Благосостоянию. Развитости социальной сферы. Производительности труда. Технической и энерговооруженности. Тому, в какой степени экономика диверсифицирована. У кого сконцентрированы патенты на большинство значимых, с точки зрения мирового развития, технологий и ноу-хау. Кто осуществляет прорывные эпохальные научные проекты. Во-вторых, качество жизни в еврозоне на порядок выше. Под углом зрения жилого фонда. Социальной защищенности населения. Накопленного странами богатства. Сглаживания противоречий между городом и деревней. Чистоты воды и воздуха. В целом, охраны окружающей среды. Рукотворного ландшафтного, природного и любого другого разнообразия. Исторических, архитектурных и иных памятников и т.д. В-третьих, за исключением распавшегося Советского Союза, никому и никогда не удавалось добиться такого единения ранее враждовавших между собой народов. Интеграционный проект, осуществленный государствами-членами Европейского Союза, позволил им создать общее пространство в полном смысле этого слова. Общее пространство благополучия, стабильности и безопасности. Да и такой уровень солидарности в решении общих проблем, ставшей для ЕС нормой, никому в прошлом не удавалось демонстрировать. В-четвертых, Европейский Союз и его государства-члены уже внесли серьезные коррективы в осуществляемый ими интеграционный проект. В результате интеграции станет на порядок больше. Брюссель получит дополнительные полномочия. Наднациональные механизмы станут работать эффективнее. Из Брюсселя будут диктовать национальным государствам, в том числе, и какую экономическую политику проводить, и как расходовать бюджетные средства. Причем под недремлющим оком все новых контролирующих органов. В целом, закручивание гаек в том, что касается соответствия требованиям пакта стабильности, продолжится. Будет усилен также надзор за соблюдением дисциплины в финансовой и банковской сфере. В-пятых, своих проблем хватает у всех мировых игроков, лезущих в критики и наставники Европейского Союза. Суверенная задолженность стран ЕС не идет ни в какое сравнение с долгами, накопленными США или Японией. Коррумпированность китайской и российской экономики стала притчей во языцех. Во всех третьих странах разрыв между бедными и богатыми гораздо глубже, чем в ЕС. Абсолютно всем надо проводить болезненные структурные реформы. Всем предстоит модернизировать социальную сферу. А некоторым вообще только еще заняться ее созданием. Общий вывод. Да, в оценках опыта ЕС и потенциала интеграционного проекта сейчас гораздо больше реализма, чем раньше. Но к оценке тех трудностей, с которыми столкнулся ЕС, следует подходить очень и очень взвешенно. Какое-либо шапкозакидательство недопустимо. Социально-экономическая модель, выпестованная ЕС, несовершенна. У нее много слабостей. Их нужно видеть. Обязательно. В ней много прорех. Но ничего лучшего никто и нигде на настоящий момент не предложил. Все полностью аналогично тому, что говорится по поводу демократических форм общественного устройства. Их эффективность низка. Недостатков – море. Но ничего лучшего на сегодня истории не известно. Хотите чего-то другого, чего-то большего, тогда дайте ответ на все или хотя бы большинство из упоминавшихся выше вопросов. Вот они. Какая модель экономического развития лучше, нежели та, которая предлагается Европейским Союзом? Какая модель построения общества по сравнению с неэффективной, устаревшей, никому не нужной демократией, лучше, нежели эта демократия? Где эксцессы капиталистического общества более сглажены, чем в Евросоюзе? Где разрыв между простыми гражданами и элитой меньше, нежели в Европейском Союзе? Пока они не прозвучат, мы с вами будем оставаться в логике противостояния отцов и детей, когда новые поколения отвергают прежний опыт и прежние устои просто потому, что они прежние, а не по каким-то иным причинам. Можно, конечно, учить ЕС, как ему жить дальше. Можно объяснять, каких стандартов ему следует придерживаться, в том числе, в области защиты прав человека, прав потребителей, ограничения вредных выбросов, темпа перехода на рельсы «зеленой экономики», вмешательства в дела других стран и пр. Можно. Но лучше, по всей видимости, подтягиваться к этим стандартам, не забывая, естественно, о том, что кто конкурентоспособнее, тот и прав, в конечном итоге.   Мухи – отдельно, котлеты – отдельно Полемизируя по поводу настоящего и будущего Европейского Союза, эксперты и политики, как у нас, так и за рубежом, склонны забывать о том, что ЕС крайне сложное социально-экономическое и политическое образование. Подходить к анализу процессов, разворачивающихся в ЕС, с традиционными мерками нельзя. Или, во всяком случае, крайне нежелательно. Мы можем прийти к заведомо ошибочным выводам. Поддаться соблазну «мерить среднюю температуру по больнице». Что означает этот образ, всем хорошо известно. Итак, Европейский Союз – это сверхсложная система многоуровневого управления. Она складывается из государственного управления на уровне всех субъектов, входящих в интеграционное объединение, со всеми присущими им спецификой и самобытностью, и наднационального управления. Они дополняют друг друга. Накладываются друг на друга. Находятся в постоянно меняющемся динамическом равновесии. Какие-то функции и полномочия национальное государство передает на более высокий уровень. Какие-то обратно себе возвращает. При определенных условиях взаимодействие национальных и наднационального уровней управления дает синергетический эффект. При каких-то других достичь такого эффекта не получается. В тех или иных сферах человеческой деятельности в отношениях между ними превалирует тенденция к сотрудничеству со строгим следованием установленной иерархии. В других она уступает место соперничеству. В третьих движение вперед вообще оказывается заблокированным. А ведь нужно еще учитывать крайне сложное устройство общественной жизни в государствах, сделавших ставку на объединение своих ресурсов и достижение согласованных целей. Плюс парламентское измерение многоярусного управления. Подключение социальных партнеров к процедуре формулирования политики, выработки общих правил игры и принятия решений. Подтягивание гражданского общества и гражданских инициатив. Разнонаправленный лоббизм и много другого прочего. Значит, нужно совершенно четко различать, кто за что отвечает. Что к чему относится. За что хвалить или ругать тот или иной уровень управления. Что «инкриминировать» институтам Европейского Союза и самому ЕС, а что входящим в него национальным государствам. Какие претензии в связи с кризисом суверенной задолженности предъявлять и какому или каким слагаемым многоуровневого управления. Какие его элементы менять, модифицировать, совершенствовать, модернизировать и как, каким образом, в какой последовательности. Какие новые черты система многоуровневого управления, образующая ЕС, может или должна приобрести в результате реформ. При таком подходе выясняется, что нынешний провал ЕС, утрата валютно-финансовой стабильности, лихорадка, охватившая биржи из-за неспособности правительств самостоятельно размещать суверенные заимствования под низкий процент на открытых финансовых площадках и соответственно своевременно обслуживать свои долговые обязательства – это кризис не столько европейского интеграционного проекта, сколько национального государства в эпоху глобализации. Делается очевидным, что, прежде всего, отдельные государства-члены оказались не готовы к резкому изменению экономической конъюнктуры, вызванной глобальным экономическим кризисом, схлопыванию рынков, падению спроса и т.д., а не ЕС в целом. Хотя и он тоже. Национальные финансовые институты отдельных стран, системообразующие банки, инвестиционные фонды, страховые и прочие компании, а не ЕС в целом, накопили колоссальное количество обесценившихся активов, вынудив национальные государства брать на себя их обязательства в целях спасения национальных финансовых систем. Экономика главным образом отдельных стран, а не ЕС в целом, нуждается в ускоренном проведении давно назревших структурных реформ и коренной модернизации. Осуществление европейского интеграционного проекта на предыдущем витке развития Европейского Союза позволило ускорить экономическое развитие региона. Обеспечить трансграничный перелив современных технологий, политических, социальных, управленческих, информационных, производственных. Подтягивание относительно отсталых стран к уровню развития более передовых. Помогло расширить зону процветания, вовлечь в нее все новые и новые страны, вне зависимости от того, в какой степени они были к этому готовы или этого «заслуживали». Но оно не привело к созданию гомогенного экономического пространства. К унификации очень несхожих моделей экономического развития, используемых в разных странах. К выработке и осуществлению единой экономической политики. До кризиса такая задача не ставилась. Соответствующие полномочия у ЕС отсутствовали. По большому счету интеграционный проект на это и не был рассчитан. Ведь тогда бы речь шла уже не об интеграции, а, по сути, о тех или иных формах федерализации Европейского Союза, утрате его субъектами характера независимых суверенных образований в гораздо большей степени, чем сейчас. Многими членами ЕС подобное развитие событий воспринималось и воспринимается по-прежнему как невозможное, нежелательное и недопустимое. В какой мере – другой вопрос. В любом случае по состоянию на настоящий момент в масштабах континента используется с полдюжины различных модификаций европейской модели социально-экономического развития. Строятся несовпадающие типы социального государства, отличающиеся между собой по многим очень важным, узловым параметрам. Применяются индивидуализированные схемы вовлечения мигрантов в жизнь общества. Проводится экономическая политика, ориентированная на решение задач, специфических для каждого государства или групп государств. Учитывающая уровень их экономического развития, исторически сложившиеся традиции, менталитет, национальные особенности и предпочтения. С некоторой долей условности можно говорить о германской модели социально-экономического развития или, иначе, модели, принятой в Германии и ряде тяготеющих к ней стран. Североевропейской или скандинавской. Британской. Средиземноморской. Модели, которая сформировалась за последние годы в странах Новой Европы. Ведь новички ЕС, будь то отдельные страны Центральной и Восточной Европы или страны Балтии, не ограничились тем, что взяли на вооружение трафареты догоняющего развития. Они сумели сыграть на опережение и заранее осуществить ряд насущных структурных и социальных реформ, долгие годы стоящих в повестке дня старожилов ЕС, – таких, как в первую очередь Греция, Италия и другие страны Средиземноморья. Так вот, кризис суверенной задолженности в той форме, в которой его переживает Европейский Союз, вскрыл слабости и продемонстрировал сильные стороны различных моделей. Фактически он означает фиаско средиземноморской вольницы, тренд к игнорированию национальной специфики и отказу от ее учета в качестве чего-то краеугольного и победу германской и североевропейской модели над всеми остальными. Да, и как иначе можно охарактеризовать ситуацию, когда все остальные вручили Германии заботу о спасении и выживании зоны евро. Превращение Германии, единственного европейского тяжеловеса, в «европейского тигра», восходящую экономику, столь же динамичную, как Китай, Индия и другие быстро растущие центры, произошло на наших глазах. Еще недавно Германию объявляли больным человеком Европы. Она пренебрежительно нарушала пакт стабильности ЕС. Казалось бы, впустую тратила десятки миллиардов евро бюджетных денег на переналадку хозяйственного механизма и обустройство своих восточных земель. Была парализована противостоянием федеральных и местных органов власти и управления, контролируемых конкурирующими политическими партиями. Не могла даже подступиться к осуществлению серьезных социальных и структурных реформ, требуемых жизнью. И, тем не менее, правящий класс Германии нашел в себе силы сплотиться, пойти на создание коалиционного правительства, вобравшего в себя представителей противостоящих политический партий, и запустил реформы. Судя по тому, насколько уверенно Германия встретила глобальный экономический кризис, справилась или справляется с его последствиями, подчиняет другие страны зоны евро своим экономическим интересам, наращивает экспортные поступления, они оказались успешными. Более того, именно они обеспечили Германии, германским фирмам, германской промышленности, германским товарам лидирующие позиции на европейском и мировом рынках. Это уже потом Германия, как пылесос, стала высасывать из других стран ЕС бегущие оттуда капиталы. Их сделалось на порядок выгоднее размещать и вкладывать именно здесь. Коли так, давайте вместе посмотрим, в чем опыт Германии имеет универсальное значение. В чем он подтверждает или опровергает классические представления о факторах конкурентоспособности, рачительного и рационального ведения хозяйства. Каким императивам экономического развития, отстаиваемым Берлином, впредь придется следовать большинству стран континента. Назовем только главные, на многие из которых до сих пор в ЕС смотрели сквозь пальцы. Теперь ситуация меняется. Новым руководством Испании, Италии и всех тех, кто слишком сильно пострадал от кризиса, они воспринимаются как своего рода катехизис. Эксплицитно или имплицитно (в зависимости от обстоятельств и политической конъюнктуры). Для решения задач обеспечения конкурентоспособности необходимо повышать производительность труда. Иного не дано. Это определяющий фактор. От него зависит все остальное. Производительность труда на производстве. В сфере услуг. На отдельных предприятиях. В экономике в целом. Для этого делать ставку на инновационный тип развития. На постоянное обновление основных фондов. Надежность институтов государственного управления и гражданского общества и их ориентацию на поощрение инновационного поведения как неотъемлемой части политической, экономической и бизнес культуры. Стабильный рост капиталовложений в разработку и усвоение новейших технологий. Сохранение и постоянную модернизацию национальной промышленности. Обеспечение ее достаточно весомого удельного веса в ВВП. Представления о том, что в постиндустриальном обществе значение материального производства падает, что наступает эра безраздельного господства сферы услуг, что она будет оттягивать на себя основную часть трудовых ресурсов, похоже, оказались ошибочными или неправильно понятыми. Точно также как и представления о том, что для обеспечения социального мира и стабильности необходимо растворить рабочий класс в других слоях общества, перевести его на положение маргинала, сделать так, чтобы в силу своей малочисленности он не мог оказывать серьезного влияния на формирование и проведение экономической политики. Сопоставление количественных показателей говорит само за себя. В странах Средиземноморья и Великобритании доля промышленного производства в ВВП упала до 11-16%. В Германии она на порядок выше. (Кстати, в Китае только в 2010-е годы она опустилась ниже 50%). Отсюда и большая устойчивость германской экономики и способность абсорбировать высвобождающиеся трудовые ресурсы. Деиндустриализация в Германии не зашла так далеко, как у соседей. И проблема реиндустриализации не стоит так остро. Вот и получается, что тендер на переоснащение железных дорог Великобритании подвижным составом выигрывает Сименс, а не английские фирмы. Придание национальной экономике максимальной гибкости, чтобы происходил постоянный переток капиталов. Чтобы они устремлялись в наиболее перспективные отрасли – сейчас это «зеленая экономика». В постоянном режиме поддерживалась здоровая конкуренция. Сохранялся низкий порог входа и утверждения на новых рынках. Неизменно снимались и демонтировались административные барьеры. Особенно такие коррупционные и создающие закрытые цеха, как чрезмерная плата за лицензию на те или иные виды деятельности. Венчурный капитал был уверен в поддержке центральных и местных властей. Мелкие и средние фирмы пользовались безусловной защитой со стороны государства и могли рассчитывать на его помощь в плане доступа к государственным закупкам, длинным деньгам, осуществлению проектов в режиме государственно-частного партнерства. Ведь у крупнейших фирм лишь командные высоты. Основную ткань экономики создают именно они, мелкие и средние фирмы. За их эффективностью, высокой вооруженностью новейшими технологиями, ориентированностью на лучшие образцы, конкурентоспособностью и способностью быстро адаптироваться к потребностям рынка следить нужно особенно пристально. Рынок труда также обладал максимально высокой гибкостью. Чтобы вслед за перетоком капиталов обеспечивалась и соответствующая миграция рабочей силы. Как территориальная, так и межотраслевая. Чтобы излишки трудовых ресурсов можно было быстрее сбрасывать и, точно также, легче находить квалифицированных работников, удовлетворяя тем самым растущие нужды в специалистах, владеющих новыми востребованными профессиями и профессиональными навыками. Чтобы эффективно работали механизмы стимулирования подготовки и переподготовки персонала и обучения именно тем профессиям, на которые есть спрос. Вместе с тем, рост заработной платы, социальных выплат и государственных расходов ни в коем случае не опережал рост производительности. Следовать этому золотому правилу многие страны ЕС вновь стали только после начала глобального экономического кризиса. В результате они и оказались в столь уязвимом положении. Прежде всего, Греция. Но также и все другие страны Средиземноморья. Даже во Франции в нулевые годы рост заработной платы превышал возможности экономики страны, что привело, в конечном итоге, к падению ее конкурентоспособности по сравнению, в частности, с хозяйственным комплексом большого северного соседа и утрате высокого суверенного рейтинга, присваиваемого мировыми рейтинговыми агентствами. Только когда деваться было уже некуда, все пошли на осуществление мер жесткой экономии, включая сокращение числа государственных служащих, снижение заработной платы, уменьшение объема социальных выплат, повышение пенсионного возраста и т.д. Германия же отважилась на то, чтобы навести у себя порядок заранее. Чуть ли не на десятилетие она заморозила рост заработной платы внутри страны и только после того, как в этом отношении произошла санация национальной экономики, вновь отпустила гайки. Рост заработной платы вновь пошел, но на прочной, здоровой основе, не угрожающей конкурентоспособности страны по сравнению с новыми экономическими гигантами Азии, где стоимость рабочей силы как фактора производства заведомо ниже. Бюджетная дисциплина. Сбалансированный бюджет – не прихоть. В этом убедились все государства-члены ЕС. Он совершенно необходим для нормального, устойчивого, поступательного развития. Без надувания мыльных пузырей. Без неприятных сюрпризов и временных «пике». В то же время сбалансированный бюджет – не удавка на шее национальной экономики. В целях решения тех или иных краткосрочных задач государство должно иметь широкие возможности для маневра. Не для разбазаривания и проедания средств, а именно для маневра. Однако после решения тактических задач возвращение к норме обязательно. Только тогда можно избежать высокой инфляции. Это безусловный императив. Вся предыдущая история научила немцев, что высокая инфляция губительна для экономики. Берлин усвоил урок. Другие нации нет. Поэтому Германия навязала всем своим партнерам по ЕС новый базовый договор – соглашение о фискально-бюджетном союзе – в качестве юридически обязывающего инструмента, дополняющего и развивающего учредительные договоры ЕС. То есть такого инструмента, которому будет подчиняться все вторичное право интеграционного объединения. По которому будут жить все институты и органы ЕС. От контроля за соблюдением которого, жесткого, последовательного, порой даже принудительного, они не смогут уклониться. В то же время спекуляции по поводу нового договора, получившие хождение в среде экспертного сообщества, не имеют под собой оснований. Документ содержит массу исключений и изъятий в отношении дерогации от следования его требованиям при особых обстоятельствах, что придает ему необходимую гибкость. Однако дерогации только тактического характера без ущерба общей стратегии рачительного хозяйствования, под которой под давлением Германии подписались все государства-члены ЕС, кроме Великобритании и Чехии. Все, не только члены еврозоны, но и не входящие в нее страны. Еще один штрих, касающийся гибкости. В соглашении о фискально-бюджетном союзе, на котором настояла Германия, нет ничего ортодоксального и с точки зрения мировой практики. Достаточно напомнить, что многие штаты Северной Америки живут по гораздо более драконовским правилам. Согласно принятому ими законодательству утверждение дефицитных бюджетов вообще не допускается. Правда, они все равно залезают в долги, однако это уже совсем другое дело. Приоритетность требования жить по средствам. Другим измерением данного требования является возможно более подробное и обстоятельное государственное регулирование финансовой сферы и банковской деятельности. И в докризисный период, и в настоящее время на мировой арене продолжается упорная борьба между двумя кардинально противоположными подходами к вмешательству государства в финансовую сферу. Соединенные Штаты выступали и выступают, хотя сейчас и в несколько завуалированной форме, за ее тотальную дерегуляцию. За то, чтобы проблемы, возникающие на рынке вторичных финансовых обязательств и при обороте деривативов, решал сам рынок. Они исходят из того, что свобода рук американским финансовым институтам выгодна. Им так легче использовать особую роль доллара в мировой торговле и беспрецедентную мощь стоящей за ними национальной экономики для извлечения прибыли и привлечения свежих капиталов. У Германии совершенно другие установки. Берлин не испытывает никаких иллюзий по поводу последствий дерегуляции финансовой сферы. Он всегда считал и продолжает считать их потенциально катастрофическими. По его мнению, утрата контроля за рынком и оборотом деривативов открывает ящик Пандоры. Она ведет к экспансии паразитического капитала. Его преобладанию над инвестиционным. Неограниченному росту спекуляций. Усилению зависимости национальной экономики от внешних факторов. Постепенному удушению его реального сектора и производительной части сферы услуг. То есть несет опасность всему тому, что составляет стержень хозяйственного комплекса страны. Тому, на чем основывается успех германской модели социально-экономического развития. Тому, что определяет для немцев ценностные ориентиры. Соответственно и в ЕС, и в G20 Берлин (тандемом с Парижем) выступил неприкрытым лоббистом разработки и принятия таких правил игры в масштабах региона и мировой экономики, которые позволили бы решить как минимум следующие задачи. Поставить под государственный и международный контроль финансовую сферу. Ослабить зависимость национальной экономики от системообразующих финансовых учреждений. Сделать все страны подотчетными международному сообществу в плане раскрытия информации об общем состоянии их финансов. Привести бонусы и другие выплаты менеджменту банков и других финансовых компаний в соответствие с результатами их деятельности. Сформировать такую правовую среду, в которой финансовые спекуляции потеряли хотя бы часть своей привлекательности или, по крайней мере, сделались не столь выгодными. Ввести в этих целях налог на все или специфические финансовые транзакции. Однако в G20 у Германии и тогда, когда она действует от своего имени, и тогда, когда выставляет вперед Европейский Союз, много влиятельных оппонентов. Что-то из лоббируемого Берлином прошло, что-то нет. Да, и от достижения общего согласия до имплементации оказалась дистанция большого размера. В ЕС все вышло более споро. И в плане принятия новейшего наднационального законодательства, ужесточающего требования к банкам и другим финансовым компаниям, и в плане создания сетевых и наднациональных контрольных органов нового поколения. Такова вкратце и очень схематично экономическая парадигма, которую остальные страны ЕС вынуждены были в значительной степени разделить с Германией в обмен на спасение преддефолтных экономик отдельных стран региона, еврозоны и ЕС в целом. Она проливает дополнительный свет на специфику многоуровневого управления. Такое управление, безусловно, – шаг вперед по сравнению с простой корреляцией между государственным уровнем управления и договоренностями, достигаемыми на международном уровне. Вместе с тем, оно эффективно работает только тогда, когда государства, участвующие в интеграционном проекте, передают на наднациональный уровень суверенные полномочия (в данном случае в разработке и осуществлении экономической политики) в достаточном объеме. Достаточном для того, чтобы иметь возможность быстро принимать необходимые решения. Выступать перед лицом новых вызовов единым фронтом. Принуждать отдельные (нерадивые) страны строго следовать достигнутым договоренностям, облаченным в норму права. Денно и нощно контролировать исполнение, имея для этого уполномоченные на то наднациональные органы. Тренд, который наметился в ЕС под влиянием глобального экономического кризиса и кризиса суверенной задолженности, состоит в движении Европейского Союза и его государств-членов именно в этом направлении. Проведенный ими «разбор полетов» показал: в том, что ЕС и страны региона переживают тяжелые дни, виноват не Союз, а государства-члены. Причина экономических неурядиц кроется в том, что они не следовали предписаниям проанализированной выше парадигмы. Ответственность за них должны нести не интеграция или излишние полномочия, делегированные на наднациональный уровень, а то, что государства-члены не передали «наверх» их в достаточном объеме. Вывод однозначен: надо идти дальше по пути углубления интеграции. Она не может иметь половинчатый характер. Интеграционные структуры и механизмы необходимо достраивать. И делать так, чтобы все страны четко следовали лучшим образцам. Сканирование ситуации, сложившейся в ЕС, под углом зрения многоуровневого управления, таким образом, позволяет реабилитировать интеграционный проект. Более того, вопреки спекуляциям по поводу его провала и неминуемого заката Европы, вновь, в который раз акцентировать, как много он уже дал, продолжает и, скорее всего, будет давать реализующим его государствам. Даже в условиях кризиса ЕС сумел продемонстрировать, насколько жизненными являются выигрышные стороны этого проекта. Так, хотя в частичной утрате управляемости национальных экономик виноваты отдельные страны, все остальные члены интеграционного объединения и ЕС в целом решились на то, чтобы спасать их, помогать им, вести их всем миром. Как бы это ни было тяжело и накладно. Какими бы рисками для других спасательная операция ни сопровождалась. Вряд ли кто-то возьмется оспаривать, что это и есть солидарность в действии. Не пустые призывы. Не формальные договоренности. Не бумажные заверения. А реальная практическая солидарность. Хотя совместно разработанные, или согласованные, или одинаково проводимые меры по выходу из кризиса суверенной задолженности иногда очень похожи на поэлементный отказ от государства всеобщего благоденствия и кажутся очевидно недостаточными, их внутренняя логика на самом деле хорошо прослеживается. Все эти меры направлены на сохранение и консолидацию всех тех ценностей, на верность которым присягнул Европейский Союз и его государства-члены, только на обновленной, более здоровой экономической основе. Затягивание поясов, увольнение избыточной армии чиновников, сокращение заработной платы и т.д. нужны для того, чтобы избавиться от нахлебничества в экономике, иждивенчества, процветания за чужой счет. В конечном итоге, для санации экономики. С их помощью решаются задачи по восстановлению баланса между производством благ и их потреблением, между тем, что люди, фирмы, страны зарабатывают, и тем, что они тратят. Какой-либо ущерб ценностям ЕС они не наносят. Напротив, необходимы для того, чтобы оградить их от возможного ущерба, который мог бы иначе нанести им глобальный кризис и кризис суверенной задолженности. Хотя в адрес ЕС продолжает раздаваться бешеная критика в связи с тем, что он просмотрел проблемы Греции и вовремя не вытащил ее из преддефолтного состояния и сейчас по-прежнему затягивает с принятием давно перезревших решений, даже казус с Грецией имеет оборотную сторону. Он показывает, насколько тесно переплелись экономики стран еврозоны. Насколько общей сделалась судьба европейских стран. Насколько далеко зашло строительство единого экономического пространства, складывающегося из экономик стран, вовлеченных в интеграционные процессы. Стоит в этом убедиться, как становятся понятными общая стратегия действий стран ЕС по выходу из кризиса и те идеологические императивы, которые положены в основу ее концептуального обоснования. Таких императивов сравнительно много. О тех из них, которые касаются государственного измерения многоуровневого управления, вкратце было сказано выше. Приведу буквально несколько примеров для того, чтобы проиллюстрировать императивы, относящиеся к верхнему этажу многоуровневого управления. Максима номер один – достижения интеграции, завоевания интеграции, успех интеграции чрезвычайно весомы. Они имеют самодостаточную ценность. Это плацдарм, с которого можно двигаться дальше. Их ни в коем случае нельзя растерять ни при каких обстоятельствах. Забота об их сохранении и умножении относится к высшим приоритетам. Поэтому, как бы ни были велики тяготы вытаскивания из кризиса пошатнувшихся экономик, на них нужно пойти. Даже если выигрыш не очевиден. Даже если риски не до конца просчитаны. Ставки слишком высоки. На кону стоит сам интеграционный проект, отождествляемый с будущим всех европейских стран, всего европейского континента в целом. Максима номер два – в самой критической ситуации поиски решений, которые устраивают всех, которые выгодны всем, которые могут принести наибольшую отдачу, должны продолжаться. Даже тогда, когда время поджимает. Ресурсов недостаточно. Кто-то считает, что ему выгодно отдельно (как, например, в случае с фискально-бюджетным союзом). Расчет делается не просто на win-win сценарий, при котором никто не проигрывает. Нет. Цель несколько иная. Должна ставиться задача отыскать такой сценарий, при котором каждый участник интеграционного процесса может максимизировать свой выигрыш. Благодаря этому общий выигрыш, как слагаемое частных, не считая синергетического эффекта, оказывается на порядок более весомым. Или даже наивысшим. Применительно к списанию суверенных долгов отдельных членов ЕС речь идет (или шла) о нахождении приемлемого баланса интересов между спасаемыми экономиками, включая экономику еврозоны в целом, и кредиторами (читай частными банками). Применительно к оказанию финансовой помощи отдельным странам – о балансе интересов между этими странами, ЕС в целом и Германий (плюс теми из государств-членов, кто также могли бы выступить в качестве доноров). Но – и это «но» дорогого стоит – каждый раз с учетом максимы номер один. Наконец, максима номер три – любые взаимоприемлемые решения должны быть ориентированы в будущее, а не в прошлое. Повторение пройденного бессмысленно и не нужно. Возврата к деголлевским представлениям о Европе правительств не произойдет, какой бы неожиданно высокой популярностью не пользовались крайне правые во Франции, взявшие на вооружение этот лозунг, и/или в других странах. Также как и отката от политического, валютного, экономического и фискально-бюджетного союзов обратно к зоне свободной торговли и простому согласованию внешнеполитических курсов, как до Маастрихтского договора, в поддержку чего ломают копья неугомонные английские тори. Вернее, некоторая их часть. Дабы не связывать себе руки и оттенить свою самостийность, они даже вышли из состава Европейской народной партии, объединяющей правые и правоцентристские силы региона. Правда, себе в убыток – для всех остальных это очевидно. Допустимо лишь движение вперед. К все более глубокой интеграции. В этом состоит стратегическая цель ЕС, говорить о мнимом отсутствии которой стало к настоящему времени общим местом. Каждый новый кризис, тем более такой масштабный, как нынешний, – возможность сделать рывок в осмыслении интеграционных процессов, формулировании новых целей интеграции и осуществлении интеграционного проекта. Как раз сейчас эта возможность и реализуется Европейским Союзом. Во всяком случае, ЕС и его государства-члены пытаются ее реализовать. Бог им в помощь! Может быть, эти попытки сделаются несколько более смелыми и продуманными, когда в политическую и экономическую жизнь ЕС вольется новое поколение – те, кто вкусил от плодов мобильного общества. Те, кто получают высшее образование, путешествуя по ЕС, переезжая из страны в страну, добирая «кредиты» в самых разных университетах. Те, кому программа «Эразмус» позволила стать космополитами, гражданами Европы, а не только своего собственного государства. Те, кто мыслят масштабами континента и воспринимают его как свою Родину.   Построение коммунизма в одной отдельно взятой стране Много лет назад перед дилеммой строить коммунизм в одной отдельно взятой стране или уповать на перманентную победоносную революцию, революцию во вселенском масштабе, стояли большевики. Они сделали рациональный выбор. В исторически исключительно короткие сроки Советский Союз превратился в мощного индустриального гиганта, сверхдержаву, идеологического лидера, за которым потянулись многие другие. При этом СССР никогда не отказывался от ставки на то, что капиталистическая система станет своим собственным могильщиком. Ответ, который до последнего времени давал Европейский Союз на тот же самый вопрос, если под коммунизмом понимать всеобщее процветание и благоденствие, был очень похожим. Интеграционный проект нужен нам самим. С его помощью мы решим все внутренние проблемы и утвердимся на международной арене. Он превратит нас в бастион, крепость, непотопляемый авианосец. Все же остальные приглашаются следовать нашему примеру. Подражать нам. Усваивать наш опыт. Переносить его на свою почву. Воспринимать в качестве прообраза будущего мирового правительства и действовать соответственно. Подобного рода мессианство на протяжении нескольких поколений воспринималось как вполне логичное и обоснованное. Дела у ЕС шли по нарастающей. Успешность проекта не вызывала сомнений. СССР гонку проиграл. Альтернативных проектов не было. Все соседи выстраивались в очередь на вступление в интеграционное объединение. Кризисы, регулярно переживаемые ЕС, на проводимом им экспансионистском курсе и мессианских претензиях никоим образом не сказывались. Каждый из них давал новый импульс интеграционным процессам. Помогал находить новые, нетривиальные решения. Способствовал углублению интеграции. Из кризисов ЕС выходил окрепшим, усилившимся, более конкурентоспособным. Результатом кризисов становилось «больше Европы», больше интеграции. До последнего времени… Однако сейчас ситуация другая. Во-первых, вновь появился альтернативный проект. Им стал Шанхайский консенсус. Проникновение китайского капитала в различные регионы Азии, Африки и Латинской Америки, несмотря на крайне слабые стартовые позиции, оказалось значительно более эффективным, нежели разрекламированная помощь развитию, которую Запад всегда ставил себе в заслугу. Китайские деньги, рабочая сила и инженерный напор воплощаются в реальные стройки, производственные и инфраструктурные решения. Китай и остальные участники БРИКС дают другим развивающимся странам не назидания, которыми сначала потчуют своих клиентов бывшие колониальные державы, а то, что от них ждут в первую очередь, – шахты, школы, фабрики, дороги. В результате монопольные позиции на площадке содействия развитию и общеисторического мессианства, утвердившиеся за ЕС и США после развала СССР, пошатнулись. Во-вторых, эталонный характер, всегда признававшийся за западноевропейской интеграцией, несколько поблек. Все увидели, что и ЕС сталкивается с немалыми трудностями. У него далеко не всегда есть готовые ответы. Принимаемые решения диктуются зачастую конъюнктурными и политизированными (политическими – одно, политизированными – совсем другое) соображениями. И в ЕС разрыв между богатым центром и не столь преуспевающей периферией очень велик. И в ЕС власть концентрируется в руках немногих. На поверку общие институты зачастую являются ширмой. Когда дело доходит до по-настоящему серьезных вещей, рычаги управления без обиняков берут в свои руки ведущие державы ЕС. У народа же вообще не спрашивают. Или спрашивают исключительно для проформы. В-третьих, нынешний глобальный кризис по остроте и глубине своих последствий оказался не по зубам даже ЕС. Он вызвал разлад в стане интеграционного объединения. ЕС пришлось пожертвовать полновесным участием Великобритании в спасении зоны евро. Он породил сомнения в том, что ЕС удастся выйти из него, следуя былой формуле «больше Европы». Не исключено, что Союзу все же придется пойти по пути разноскоростной эволюции и создания внутри интеграционного объединения множества союзов с различной геометрией. В-четвертых, ЕС ощутил, что «построение коммунизма в одной отдельно взятой стране» и у него не слишком получается. Его зависимость от внешнего мира сильно возросла. Зона евро вошла в спираль углубляющейся суверенной задолженности не только в силу действия объективных факторов, но и по причине неослабевающих атак со стороны мирового спекулятивного капитала. Сильно подорвали позиции зоны мировые рейтинговые агентства, начавшие наперегонки снижать как суверенные рейтинги многих стран ЕС, так и рейтинги их банков. Полностью взять на себя предоставление пакетов финансовой помощи Венгрии, Румынии и другим странам ЕС и еврозоны Брюссель и Берлин не решились. Они прибегли к дополнительным гарантиям МВФ. И создание почти триллионных «противопожарных» запасов на случай новой волны кризиса Берлин поставил в зависимость от выделения МВФ третьими странами дополнительных средств заимствования. В-пятых, абсорбционные возможности ЕС и его государств-членов также оказались ограниченными. Еще до завершения «большого скачка» – включения в свой состав большой группы стран Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы ЕС испытал «усталость» от расширения. Против бездумного, скоропалительного, безграничного расширения выступил широкий спектр политических сил. Радикально изменились настроения обывателя. Заметными стали проявления ксенофобии, исламофобии и других фобий. Лозунги об искусственном сдерживании иммиграции, продвигавшиеся ранее в основном крайне правыми, были восприняты правящими партиями. Новая волна законодательных актов существенно ограничила свободу въезда и передвижения по ЕС экономических мигрантов из третьих стран. Повсюду появились трудно преодолимые препоны на пути получения гражданства ЕС и его государств-членов. Переговоры о вступлении в ЕС Турции оказались фактически замороженными (на время председательства Кипра в ЕС они вообще прекратились). В том числе по причине боязни включения в свой состав густонаселенной страны с (пока еще) другой культурой и религией. Идеи мультикультурализма, которых на протяжении десятилетий придерживались гранды ЕС и ЕС в целом, потерпели крах. В-шестых, и, видимо, этим стоит ограничиться, ЕС пришлось признать очевидное. В эпоху глобализации для решения критически большого числа мировых проблем требуется объединение усилий с третьими странами и группами государств. Для решения проблем экологии и предотвращения дальнейшего изменения климата. Повсеместного становления общей культуры устойчивого развития и формирования широкой коалиции сил в поддержку утверждения зеленой экономики в масштабах планеты. Предотвращения сползания ведущих держав к политике протекционизма, чреватой схлопыванием внешних рынков, без которых нормальное функционирование экспортно-ориентированных хозяйственных комплексов уже невозможно, и развалом мировой экономики. Регулирования миграции – ЕС уже давно начал обуславливать экономическое сотрудничество и помощь развитию требованиями к странам-получателям технического содействия самостоятельно сдерживать эмиграцию, бороться с организованной преступностью, коррупцией, отмыванием грязных денег, но это мало что дало. Отсюда стремление ЕС и его ведущих государств-членов принуждать третьи страны, вне зависимости от сложившейся в них социокультурной среды, переходить на технические стандарты ЕС и включать в свое законодательство т.н. acquis europeen. Отсюда желание навязать всем странам через G20 выгодные им общие подходы и перераспределить ответственность за происходящее в мировой экономике. Отсюда настойчивость в продвижении на мировой арене своей политической и социально-экономической модели развития и тех ценностей, которые лежат в основе европейского интеграционного проекта и присущи ему. Как мы видим, мечта о преуспеянии и благоденствии в масштабах одного конкретного региона планеты так и осталась мечтой. Хотя еще совсем недавно казалось, что дела у Европейского Союза идут очень неплохо. С «построением коммунизма в одной отдельно взятой стране» не получилось у СССР – не получается и у ЕС. Однако это не значит, что опыт интеграционного развития, накопленный ЕС, утрачивает свою ценность. Или что разработанные им рецепты интеграции можно «упрятать в стол», «положить поглубже в ящик» и забыть. Отнюдь. Напротив, уход от романтизма в восприятии интеграционных процессов и наступление эры реализма позволяют гораздо четче и яснее выделить те элементы или условия, которые делают интеграцию успешной, без соблюдения которых все скатывается лишь к имитации интеграции или ее насаждению сверху. Назовем часть из них хотя бы тезисно с самыми лапидарными комментариями. Господство права и правовое поведение. Для Европейского Союза и государств-членов европейская интеграция – политический проект. Точно в такой же степени, как евразийская интеграция для Евразийского союза и входящих в него стран. Но в то же время и правовой. Сила ЕС, его успешность – в том, что политические решения облекаются в форму права и реализуются как правовые установления. То есть все заранее договариваются об общих правилах игры, а затем их придерживаются. Благодаря этому обеспечивается постоянное воспроизводство ситуации, когда к разным субъектам, вне зависимости от их места во властной иерархии, находящимся в одном и том же положении, применяются абсолютно одинаковые критерии и предъявляются абсолютно одинаковые требования. Правовая гармонизация. Речь ни в коем случае не идет о том, чтобы стричь всех под одну гребенку, вне зависимости от исторического прошлого, национальных традиций, социокультурной специфики. Никто таким образом вопрос не ставит. Подобный подход был бы контрпродуктивным. Гармонизация как раз и противостоит унификации. Это типичное право результата. Как – оставляется на усмотрение национального государства. Важен итоговый результат – чтобы всюду было установлено сходное однотипное регулирование, обеспечивающее сходное однотипное поведение. Тогда сотрудничество и взаимодействие переводятся в качественно иную плоскость. Властные и иные органы, все субъекты правоотношений играют по одним правилам, движутся в одном направлении, а не просто договариваются о том, что они для этого будут делать. Правовая определенность. Простым людям, бизнесу, государственным служащим – всем нужно четко знать, каковы установленные правила игры. Быть уверенными, что завтра они не будут радикальным образом отличаться от того, что есть сегодня. Что никто их произвольно менять не будет. Эти ожидания могут быть реализованы только в условиях определенности права. Она имеет место там, где формальные договоренности и процедуры главенствуют над неформальными. Обеспечены транспарентность и доступ к информации. Закон есть закон, а судебное решение по степени обязательности приравнено к закону и не может пересматриваться в чрезвычайном порядке. Любые новации являются ожидаемыми. О них заранее, заблаговременно предупреждают, чтобы все успели подготовиться, прежде всего, те, кого они могут касаться. С ними проводятся предварительные консультации. Их мнение учитывается. Если же что-то предпринимается в пожарном порядке, предусматривается компенсация. А когда правила нарушаются, государство, наднациональные институты и их конкретные представители несут ответственность. Высокое качество регулирования. О характере законодательства ЕС часто судят по далекому прошлому европейской интеграции, когда подготавливаемые и принимаемые правовые акты были зачастую по определению туманными и обтекаемыми, и уже правоприменительная практика Европейской Комиссии и Суда ЕС придавала им необходимую четкость, стройность и наднациональное звучание. С тех пор много воды утекло. Подход ЕС к качеству регулирования на каждом этапе эволюции интеграционного объединения становился все более требовательным. После падения кабинета Сантера, перехода Европейской Комиссии к работе в соответствии с критериями деонтологии и завершения реформы гражданской службы ЕС качество регулирования было поставлено во главу угла их деятельности. Затем уже при Мануэле Баррозу Европейская Комиссия утвердила целый комплекс процедур, неукоснительное следование которым должно было поднять качество разрабатываемых правовых актов ЕС и придать им системный характер. Наконец, Лиссабонский договор окончательно превратил acquis europeen в систему учредительных договоров, законов и подзаконных актов. Но успешность наднационального регулирования и в прошлом, и сейчас определяется, прежде всего, готовностью национальных физических и юридических лиц бороться против национальных властей, отказывающихся по тем или иным причинам следовать предписаниям права ЕС, обслуживающим их интересы лучше, нежели национальное законодательство. Социальное государство. Европейская модель экономического развития, вне зависимости от всех ее модификаций, разобранных выше, подразумевает минимизацию пропасти между богатыми и бедными, теми, кто имеет все, и теми, кто не имеет ничего. С ее помощью решаются задачи обеспечения социального мира, политической стабильности, вовлечения граждан в жизнь общества, искоренения бедности. На протяжении жизни нескольких десятилетий она ошибочно прочитывалась некоторыми как бездумное неограниченное потребление, нахлебничество и иждивенчество, возможность получать вспомоществование за счет других, за счет работающего и последующих поколений, ничего не делая. После кризиса и в результате кризиса ЕС проводит серьезную корректировку модели, принуждая всех к ответственному поведению и жизни по средствам. Другая цель корректировки – сбросить с ЕС и национального государства излишние и неоправданные обязательства, которые они, в любом случае, не могут выполнить. Конкурентные рынки. Из общего правила всегда есть отдельные или относительно многочисленные исключения. Из этого тоже. Они касаются концессией, государственно-частного партнерства, предоставления общественно значимых услуг и некоторых других случаев, на которые требования справедливой конкуренции могут не распространяться. В остальном конкуренция является стержнем и обязательным условием нормального, рачительного, эффективного хозяйствования. Чем выше качество и ниже цена товаров и услуг, потребляемых обществом, тем оно богаче, тем больше у него возможностей для поступательного гармоничного развития. Эти задачи решает добросовестная конкуренция. Она же залог устойчивого развития, когда на производство товаров и услуг требуется все меньше невозобновляемых ресурсов и энергии. Как показал ход истории, никакие другие инструменты и механизмы в долгосрочной перспективе заменить свободную конкуренцию не в силах. Рано или поздно к ней все равно приходится возвращаться. В начале пути страны ЕС к общественно значимым услугам относили транспорт, энергетику и некоторые другие отрасли, внеэкономическое регулирование которых и подконтрольность властям стимулировали производство и потребление и обеспечили общеэкономический рывок. Впоследствии доминирующим трендом сделался поэтапный отказ от изъятий. Что это дает, лучше всего иллюстрирует переход ЕС к политике «открытого неба» в отношении пассажирских и грузовых авиаперевозок, позволяющий любым надежным авиатранспортным компаниям осуществлять полеты между неограниченным числом аэропортов в пределах интеграционного объединения. Сохранение за государством исключительно регулятивных функций. Власть, конечно же, – отнюдь не «ночной сторож». Это сказочка для наивных барышень. Она определяет стратегию развития. Расставляет приоритеты. Осуществляет перераспределение заработанного среди членов общества. Оплачивает перспективные НИОКР. Борется с привилегиями. Предотвращает скатывание к ручному управлению. Проводит «спасательные» операции в годину кризиса. Но она ни при каких обстоятельствах сама не занимается предпринимательской деятельностью и не допускает, чтобы ею занимались под ее прикрытием или от ее имени. Подчинение экономических решений политическим целям. Рынок слеп, бездумен и бездушен. Им надо управлять. Как и во имя чего, определяет политическая стратегия. В свое время Франции и Германии нужно было выбраться из кошмарного порочного круга бесконечных войн и взаимного истребления – родился интеграционный проект. Потом преодолеть партикуляризм национальных экономик – ЕС совершил рывок от таможенного союза к единому рынку, пускай и незавершенному. Выяснилось, что экономики мало – создал политический союз, слабый, рудиментарный, но тем не менее. После объединения Германии потребовалось подтвердить ее приверженность европейской интеграции – так появилась зона евро. Теперь на повестке дня стремительное продвижение к гораздо более тесному и многоплановому союзу, к сближению моделей развития, большей дисциплине и ответственности. Единственно, нужно отдавать себе отчет в том, что главенство политики при принятии экономических решений всегда повышает риски. Оно усиливает вероятность того, что оптимальные решения будут подменяться популистскими или односторонними решениями. Заставляет ориентироваться не на то, что реально требуется, а на то, что хочет та или иная лоббистская группировка.   Вместо заключения Руководство ЕС и государств-членов уже наделало, по мнению весомой части экспертного сообщества, слишком много ошибок. Будем надеяться, что здравый смысл возобладает, и ЕС удастся выбраться из омута рецессий, экономической стагнации и утраты относительной конкурентоспособности. У европейской интеграции слишком много сильных выигрышных черт, которыми нельзя не воспользоваться. Но для того чтобы ЕС вновь вышел на траекторию уверенного развития, важно покончить с романтическим самообманом и придерживаться реалистического видения интеграции. Понимать, что на пути интеграции случаются не только приобретения, но и потери. Что принимаемые решения и практическая политика должны учитывать интересы не только участников интеграционного проекта, но и третьих стран. Тем более стратегических партнеров. Тогда и внешняя политика ЕС в отношении России претерпит коренную трансформацию. Россия и ЕС должны быть вместе. Это один из обязательных выводов, который должен следовать из переоценки ценностей и признания того, что эра реализма в осуществлении европейского проекта действительно наступила. © Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор, вице-председатель Российской ассоциации европейских исследований, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России * Журнальная версия выступления на круглом столе «Системный кризис и эволюция интеграционных теорий XXI века» международной научной конференции «Актуальные проблемы глобальных исследований-2012: современный системный кризис и проблемы глобального развития», организованной Московским государственным университетом им. М.В.Ломоносова на базе Факультета глобальных процессов и Учебно-научного центра экономической интеграции и системного анализа ЕС, Москва, 21 мая 2012 г. №9(69), 2012

Неожиданную находку сделали испанские палеонтологи: древние обитатели речки Мансанарес, протекающей через современный Мадрид, использовали в пищу мясо слонов. И происходило это сравнительно недавно – в период между 40 тысячами и 127 тысячами лет назад. В одном из районов испанской столицы ученые обнаружили останки скелетов этих гигантов и явные следы охоты человека на них. Правда, пока не удалось с точностью установить, были ли это слоны исчезнувшей разновидности или мамонты. Исследовательскую работу ведут ученые из Мадридского университета «Комплутенсе». №9(69), 2012

Как определить, лжет ваш собеседник или говорит правду? Тот, кто внимательно изучает киносказки вроде «Одиннадцати друзей Оушена», без промедления даст ответ: его выдаст направление взгляда. Дескать, если человек смотрит вверх и вправо, значит – врет, как сивый мерин. Если влево – говорит правду. Вот так все просто. И это убеждение разделяют не только авторы киносценариев, но и ведущие занятий по технике коммуникаций. И те и другие ссылаются на то, что так учит нейролингвистическое программирование. Британская исследовательница Кэролайн Уатт из Эдинбургского университета решила провести эксперимент, чтобы выяснить, так ли все обстоит на самом деле? Отобрали 32 правши, которым нейролингвисты приписывают особую склонность врать, обязательно глядя вверх и вправо. Некоторых из них в определенных случаях попросили непременно лгать, других – непреклонно говорить правду. Эти беседы сняли на видеокамеру, тщательно изучили и пришли к выводу: никакой связи между направлением взгляда и достоверностью или недостоверностью высказывания нет. На следующем этапе круг участников расширили до 50 человек. С утверждением нейролингвистов познакомили только часть из них. Итоговый результат у тех и у других ничем не отличался. Не входя в дальнейшие детали эксперимента, подведем итог: предположения специалистов по чтению по глазам не подтвердились. С таким выводом полностью согласен профессор берлинского Свободного университета Михаэль Нидегген. Связь между движением глазных мышц и истинностью высказывания представляется ему установленной сугубо произвольно. Менять направление взгляда во время разговора свойственно не только завзятым лжецам, считает он. Точно так же непонятно, откуда взялась часто встречающаяся в Интернете цифра: человек лжет до 200 раз в день. Кто-то ссылается на американских ученых, кто-то – на британских, но все это неконкретно, без имен и названий работ. Однако есть и более достоверные источники. Скажем, американская исследовательница Белла Депауло попросила 147 испытуемых вести дневник и там точно указывать все свои большие и маленькие неправды. Так вот, представьте себе, что их набралось в 100 раз меньше, чем вышеприведенная широко растиражированная цифра – всего по 2 в день! Стоит отметить, что самая часто встречающаяся типично американская ложь из вежливости – ответ «Отлично!» на вопрос «Как поживаешь?» – в этой статистике не учитывалась. Но есть и другое исследование, в ходе которого было выявлено, что многие люди все же врут значительно чаще, чем дважды в день. В особенности это происходит, когда хотят кому-то понравиться или произвести хорошее впечатление. Роберт Фельдман из Массачусетского университета пригласил 121 студента на двухминутную беседу с незнакомыми им людьми. Испытуемым было велено приложить все усилия, чтобы понравиться своим собеседникам, создать о себе впечатление симпатичных и компетентных людей. Затем самим студентам прокрутили видеозапись этой встречи и попросили их самих подсчитать, сколько раз они соврали. В результате выяснилось, что 60% участников эксперимента прибегли ко лжи – большой или маленькой. Маленьким враньем, к примеру, считалось такое, когда кто-то говорил, что испытывает к собеседнику расположение, которого на самом деле не было и в помине. Большим – случай, когда один студент объявил себя членом рок-группы, хотя на самом деле медведь наступил ему даже не на одно, а на оба уха. Особенно охотно к бахвальству прибегали мужчины, а дамы вели себя скромнее и сдержаннее, не столько расписывая свои достоинства, сколько подыгрывая собеседнику. В остальном же никаких больших различий между представителями обоих полов не было. В целом, все испытуемые были весьма удивлены тем, как часто они лгут. Средний показатель был 2,9! И это, заметим, в разговоре, продолжавшемся всего-то две минуты! Участников следующего эксперимента разделили на две группы. Первой предложили побеседовать с незнакомым человеком, сказав ему, что они больше никогда в жизни с ним не встретятся. Второй части испытуемых сообщили, что им предстоит еще 3 беседы с ним же. Вы, наверное, решили, что первые врали куда охотнее? А вот и нет! В обоих случаях доля ложных высказываний составила почти 80%. Женщины лгали куда активнее, когда их предупреждали, что предстоят новые встречи с тем же человеком. Похоже, для них стремление произвести впечатление было настолько важно, что они шли на риск оказаться разоблаченными во время следующих бесед. Вообще же из этого исследования можно сделать вывод, что вранье – действие ситуативное, куда больше зависящее от обстоятельств, точнее, от того, как человек их воспринимает, нежели от особенностей личности. Особенно много вралей Фридман обнаружил среди представителей возрастной категории от 18 до 34 лет. Люди старшего поколения проявляли гораздо большее благоразумие. Целый ряд исследователей – и индивидуальных, и больших коллективов – приходят к неутешительному выводу: привычка лгать и обманывать распространяется среди молодежи подобно эпидемии. По данным статистики, до 64% учеников признают, что прибегают к обману, стремясь получить хорошие оценки или наладить отношения с нужными людьми. Скажем, в германском сегменте Интернета есть целый ряд сайтов, где школьники и студенты обмениваются опытом того, как с помощью сотовых телефонов, искусно изготовленных шпаргалок и прочих ухищрений водить за нос экзаменаторов. Несомненно, есть такие ресурсы и в других странах. Молодые и амбициозные люди лгут чаще еще и потому, что с помощью этого стремятся расчистить дорогу к успеху. Исследования также показывают, что хорошо зарабатывающие люди врут чаще и красочнее тех, чьи доходы невелики. В деловых переговорах они часто играют краплеными картами, а в конкурентной борьбе не останавливаются перед тем, чтобы нарушить правила, дабы обойти соперника. Казалось бы, к чему обманывать, если у тебя и так дела идут вовсе неплохо? А вот поди ж ты… Ученые подозревают, что в определенных кругах, в частности – в бизнес-сообществе, сложилась собственная система ценностей, не особенно совпадающая с общепринятой. Алчность и эгоизм в ней стоят выше, чем правдивость и способность к совместным действиям. И дело здесь не в том, что богатство само по себе делает человека лживым. Просто тот, кто стремится к обогащению любой ценой, готов ради этого врать без зазрения совести. Врать потому, что вращается среди людей, которые не видят в этом большого греха. Даже более того, считают это чуть ли не профессиональной доблестью брокера, риэлтора, инвестиционного банкира и… продолжите перечень самостоятельно. Вот и выходит, что решающую роль играет не гражданство, религия или образовательный ценз, а тот социум, в котором вращается человек – семья, друзья, коллеги, соученики, партнеры. Ученые подчеркивают: неверно представление о том, что всякий лжец – пропащая душа, неискоренимо аморальный человек, расчетливо преследующий собственную выгоду. Нидерландские исследователи выяснили, что чаще всего человек врет инстинктивно, а не обдуманно и корыстно. Для этого был проведен следующий эксперимент: 76 его участников получили стаканчики для игры в кости, но такие, в которых можно было подглядеть, как легли кубики. Всем предстояло сделать по 3 броска, а затем сообщить результаты руководителю эксперимента. За каждое очко выплачивались деньги и, таким образом, каждый оказывался перед выбором – наврать и получить побольше или остаться честным и недосчитаться определенной суммы. При этом одним участникам не давали большого времени на размышление: управиться надо было за 20 секунд. Других не ограничивали никакими сроками. Так вот те, кому ввели временной лимит, в среднем заявили, что набрали 4,6 очка, а все прочие назвали иную цифру – 3,9, что было куда ближе к статистически ожидаемому результату в 3,5 очка. На этом основании можно сделать вывод: человеку нужно время, чтобы услышать голос собственной совести. А, будучи втиснутым в жесткие временные рамки, он может пойти по линии наименьшего сопротивления. Ученые подсчитали, что в посланиях, отправляемых по электронной почте, оказывается на 50% больше вранья, чем в письмах, написанных от руки. Руководитель этого исследования Шарль Накэн считает это плохой новостью не только для страстных приверженцев интернет-общения, но и для налогового ведомства, поскольку декларации, заполняемые в режиме он-лайн, могут содержать заметно больше недостоверной информации, нежели обычные бумажные. Так может быть, стоит шире применять детектор лжи, с помощью которого в фильмах выводят на чистую воду шпионов и преступников? Увы… Эта бездушная машина оказывается бессильной, если ей противостоит человек с крепкими нервами и хорошей памятью: подловить такого крайне трудно. Андрей ГОРЮХИН №9(69), 2012

Очередное исследование, проведенное в стокгольмском Институте Каролинска, подтвердило благотворное влияние на профилактику сердечнососудистых заболеваний такого продукта, как шоколад. Изучение фокус-группы из 37 тысяч (!) мужчин длилось целое десятилетие. Выяснили, что у любителей этой сладости на 17% ниже вероятность получить инфаркт. Сусанна Ларсон, проводившая это длительное исследование, установила опытным путем, что содержащиеся в шоколаде вещества – «флавонойды» – выступают в роли антиоксидантов и имеют положительный эффект на кровяное давление, уровень холестерина и проводимость сосудов. В зачет принимались и другие исходные данные каждого из добровольных «кроликов», такие как вес, следование какой-либо диете, курение и так далее. Но даже с учетом всех этих дополнительных факторов, вывод остался без изменений: шоколадный допинг полезен организму. Вместе с тем, как пишет британская «Дейли телеграф», не нужно становиться фанатиком. Ричард Либман из одного нью-йоркского научно-исследовательского института считает: «Эту новость нужно принимать с определенным скепсисом». Пока это лишь теория. Что до «флавонойдов», то их можно найти также в яблоках, сое, орехах, брокколи и даже чае. Если же начать увлекаться шоколадом, говорит американский доктор, то возрастает риск других напастей: ожирение и заболевание диабетом. Похоже, что к этому очередному дифирамбу в адрес шоколада и его профилактических достоинств следует отнестись с позиции житейской мудрости: все должно быть в меру, и не сотвори себе панацею. Вадим ВИХРОВ №9(69), 2012