Выпуск №10(26), 2008

Должно было рассматриваться дело некоего контрабандиста, уже не в первый раз попавшегося на незаконном ввозе в Германию представителей редких видов фауны. Его обвиняли в том, что он втихую протащил в страну из Греции 180 черепах, которые относятся к строжайше охраняемым видам. Этому человеку накануне процесса обязаны были отправить копию официального обвинительного заключения. Что прокурор и сделал. Правда, по непонятной оплошности в конверт он положил рабочую копию, на которой его рукой было написано: «Суду следует назначить этому засранцу защитника». Точнее, он употребил несколько другое слово, в немецком языке звучащее значительно грубее. Провинившегося прокурорского работника отстранили, перед обвиняемым извинились, от газетчиков кое-как отбились, авторитет прокуратуры постарались сохранить, слушание дела перенесено на более поздний срок в связи с вызовом свидетелей из-за рубежа… Но контрабандисту не позавидуешь, ведь теперь обозленный унижением коллеги новый обвинитель будет рыть землю, чтобы отмерить ему все что положено и еще чуть-чуть. №10(26), 2008

Да-да, конституционный суд германской земли Рейнланд-Пфальц нанес удар по запрету, введение которого считалось крупной победой германских борцов за здоровый образ жизни. Этот орган правосудия признал запрет на курение в пивных противозаконным. Владельцы небольших заведений ликуют, и это еще слабо сказано! Речь идет о кнайпах, состоящих из одной-единственной комнаты, которым из-за этого запрета приходилось просто отваживать курящих клиентов, лишаясь таким образом своего законного дохода. Так вот, теперь делать это нет никакой необходимости, поскольку суд решил, что такой запрет угрожает самому существованию подобных заведений и ограничивает право их хозяев свободно заниматься избранной профессией. По мнению суда, запрет привел к тому, что маленькие заведения потеряли для многих своих клиентов значительную часть привлекательности, и нет никакой вины их хозяев в том, что они не могут выделить отдельный зал для некурящих. Законодателям предложено до 31 декабря 2009 года переработать действующие установления таким образом, чтобы для пивных, состоящих из одного помещения, было сделано исключение. Между прочим, это уже второй серьезный удар по запрету: в Баден-Вюртемберге и Берлине для маленьких кнайп он успешно отменен еще летом. №10(26), 2008

На очередной своей встрече министры внутренних дел стран ЕС вновь приняли – в который уже раз? – решение о том, что надо лучше управлять трудовой миграцией в Европу и всеми силами бороться с притоком нелегальных мигрантов. Министры согласовали «Европейский пакт по иммиграции и предоставлению убежища». Нет сомнений, что там сказаны абсолютно правильные слова и намечены необходимые ориентиры. Но… Документ – это не закон, а скорее благопожелание, а потому не является обязывающим. По настоянию Германии и ряда других стран в него включено положение, согласно которому, в конечном счете, ответственность за рынки труда конкретных стран в первую очередь несут их правительства. И опять вроде бы все правильно, но приведет только к тому, что из булки будут выковыривать изюм, то есть каждый станет выполнять из предписываемого в основном то, что ему удобнее. Обсуждался и вопрос, принимать ли в Европе иракских христиан, и как. Решение должно появиться к концу этого года, утверждает министр внутренних дел ФРГ Вольфганг Шойбле. Но уже ясно, что Союзу надо готовиться к приему многих тысяч беженцев. На долю одной только Германии придется, как полагают, порядка пяти тысяч человек. Еще столько же примут, вероятно, остальные государства ЕС. Точнее, наверное, можно будет сказать после того, как высокопоставленные чиновники посетят лагеря беженцев в соседних с Ираком странах – Сирии, Иордании. Но это, надо полагать, только начало. Ведь в этих двух государствах сейчас получили приют два миллиона иракских беженцев… Конечно, не все они относятся к представителям преследуемых меньшинств, но масштаб проблемы очевиден. №10(26), 2008

В ЕС меняются условия приема квалифицированных специалистов По обе стороны Атлантики, похоже, начинается нешуточная борьба за привлечение иностранной рабочей силы, но не какой-нибудь, а только высококвалифицированной. Министры труда и внутренних дел Европейского Союза договорились в конце сентября учредить «синюю карточку» для привлечения зарубежных специалистов, желающих эмигрировать в страны ЕС. Этот документ призван расширить и защитить на местном рынке права таких переселенцев из третьих стран. И хотя на встрече в Брюсселе прозвучали заверения, что это коллективное решение – вовсе не ответ европейских властей на аналогичную инициативу Соединенных Штатов – «зеленую карту», аналогия напрашивается сама собой. А это значит, что борьба за иностранцев, обладающих востребованными профессиями, началась, и будет неизбежно нарастать в ближайшие годы. Что касается ЕС, то поиск и привлечение нужных иммигрантов входит в компетенцию каждого из 27 государств этого интеграционного объединения, в соответствии с их потребностями и действующими соглашениями с третьими странами. Как же намерены участники Союза конкурировать с весьма привлекательным и емким американским рынком труда? Прежде всего, квалифицированным иностранцам уже через полтора года работы в одном из государств ЕС предоставят право трудиться и в других странах Союза, правда, при соблюдении установленных каждым из «двадцати семи» квот. Кроме того, этим особо ценным трудящимся разрешат воссоединиться с семьей, а члены их семьи даже получат доступ к местному рынку труда. Иммигрантам, чтобы стать обладателем заветной «синей карточки» на срок от одного года до пяти лет, придется предъявить диплом о высшем образовании и доказать наличие не менее чем пятилетнего профессионального опыта работы. Еще одно требование – наличие контракта, который предусматривает, что заработок квалифицированного приезжего, по меньшей мере, в полтора раза превышает местную среднюю зарплату. Не будут ли новые, более привлекательные условия стимулировать «утечку умов» из развивающихся стран? На этот счет министры сделали особую оговорку: «Государства-члены ЕС должны воздерживаться от заключения активных контрактов в развивающихся государствах в тех отраслях, которые испытывают нехватку специалистов». Однако прислушаются ли к этой рекомендации, скажем, владельцы частных клиник в ЕС, испытывающих нехватку медицинского персонала, который в развивающихся странах еще более дефицитен? Как бы то ни было, но создание «синей карты» вписывается в разработанный Францией как председателем ЕС «Европейский пакт иммиграции и предоставления убежища». Он был одобрен на саммите Союза в середине октября. Этот документ формулирует пять главных критериев в области иммиграционной политики: организация каждым государством ЕС легальной иммиграции с учетом приоритетов, потребностей и возможностей принятия приезжих; борьба с незаконной иммиграцией, предусматривающая возвращение нелегалов в страну происхождения; более эффективный пограничный контроль; облегчение в Европе процедуры предоставления убежища нуждающимся в нем; налаживание глобального взаимодействия со странами происхождения и транзита иммигрантов. Игорь ЧЕРНЫШЕВ Кстати Сейчас на территории стран ЕС проживают не менее 8 миллионов незаконных иммигрантов. Падение рождаемости и старение населения потребуют в ближайшие 40 лет как минимум 40 миллионов легальных иммигрантов для поддержания европейской рабочей силы на нынешнем уровне. По данным «Евростата», в 2007 году почти четыре пятых прироста населения ЕС (2 миллиона 390 тысяч человек), достигшего 497,5 миллиона жителей, дали иностранные переселенцы. Лишь за один год число иммигрантов увеличилось более чем на 16%. При этом в 9 странах – Болгарии, Венгрии, Румынии, Германии, Италии, Португалии, Латвии, Литве и Эстонии – уровень смертности превысил рождаемость. По мнению демографов, уже через несколько лет естественный прирост населения в Союзе вообще может стать отрицательным. «Евростат» констатировал также рост ожидаемой средней продолжительности жизни, причем лидирует Испания с показателем в 81 год. На втором месте – Швеция (80,7 года), а самый низкий показатель в Литве – 70,9 года. №10(26), 2008

На Родосе 10-11 октября в рамках 6-го ежегодного конгресса Всемирного общественного форума «Диалог цивилизаций», как это уже стало традицией, под председательством Оливье Жискар д'Эстэна и Марка Львовича Энтина прошло заседание юридической секции. В нем приняли участие эксперты, приехавшие из разных стран и регионов планеты – Азии, Европы, Латинской и Северной Америки. Участниками секции был охвачен широчайший спектр актуальных, жгучих, тяжелейших проблем, с которыми человечество столкнулось последнее время. Были высказаны самые разные, порой диаметрально противоположные точки зрения. Но обсуждение носило исключительно корректный, уважительный характер. Общим знаменателем для всех выступавших стал тезис о том, что господству права на национальном, региональном и общемировом уровне не может быть альтернативы. Около трех десятков выступлений были разбиты на несколько основных кластеров таким образом, чтобы оставить побольше времени на дискуссию и придать ей максимально свободный и открытый характер. Некоторое представление о тех вопросах, которые поднимались на Родосе, дают предлагаемые вашему вниманию заметки. Директор Института права Польской академии наук Владислав Чаплинский на примере своей страны продемонстрировал возможности права в достижении целей примирения стран и народов со своим собственным прошлым. Ведь непримиримые трактовки прошлого рвут ткань настоящего, вызывают острейшие противоречия в обществе, настраивают разные группы населения друг против друга. Законодательное и судебное урегулирование гражданско-правовых споров, связанных с неоднозначным прошлым страны, споров, грозящих политическими взрывами и обострениями, позволяет подвести черту под прошлым, с тем, чтобы историей в дальнейшем занимались историки, а не политики. Заведующий кафедрой государственно-правовых дисциплин Финансовой академии при Правительстве России Николай Михайлович Чистяков нарисовал широкое полотно правовых средств, использование которых могло бы дать более эффективный ответ на вызовы глобализации. Он показал, для решения каких групп проблем могли бы быть востребованы соответственно международное право, право международных организаций, сравнительное правоведение, унификация и гармонизация правового регулирования и т.д. В постановочном ключе им было высказано предложение о формировании глобального права. Вице-спикер Палаты депутатов парламента Чешской республики Филип Войтех затронул проблему, ставшую, к сожалению, особенно актуальной в последнее время, – проблему неприменения силы. Он показал, что для ее решения необходимо сочетание национального законодательства, вводящего определенные типы запретов, международно-правовых актов и действенных международных структур. Не менее важно также и сбалансированное мироустройство, до которого пока очень и очень далеко. Понятно только, что однополярный мир несправедлив, неустойчив, он не может обеспечить политическую стабильность и гармоничное развитие. Советник Конституционного суда России Бахтияр Раисович Тузмухамедов проанализировал взаимодействие двух уровней правового регулирования – международно-правового и конституционного. Он попробовал ответить на вопрос, в какой степени решения высших судов разных стран должны приниматься ими во внимание при решении схожих проблем, как воспринимается различными юрисдикционными органами логика рассуждений и юридическая аргументация, развиваемая отдельными национальными, международными и наднациональными судами. Как подчеркнул заведующий кафедрой конституционного права Московского государственного института (университета) международных отношений Юрий Иванович Лейбо, только национальное право в состоянии обеспечить мягкое, органичное приобщение граждан и всего населения к общему правовому наследию человечества. Его обязательными элементами выступают все те правовые нормы, которые обеспечивают как закрепление и защиту прав человека, так и достоинство человеческой личности и надлежащее качество жизни. Таким образом, имея совершенно различный предмет регулирования, экологическое право, право собственности, пенсионное право, правовое регулирование здравоохранения и системы образования и т.д. – все призваны обслуживать общую цель: высокий статус личности и ее благосостояние. Но для этого общество и государство должны пресекать пропаганду насилия и заботиться о том, чтобы СМИ приподнимали человека, а не унижали его. Реагируя на первый кластер докладов, участники дискуссии отметили, что всемирного права нет, и в ближайшее время оно вряд ли появится. Но было бы крайне опасно даже не противопоставлять, а просто отделять глобальное, региональное и национальное право друг от друга. Вместе с тем, в этом плане вновь весьма актуальной становится постановка вопроса о глобальной конституции или ее аналоге, а, может, даже и инициативная работа над ее составлением. Проблемам национальной государственности посвятила свое выступление член Европарламента от Латвии Татьяна Жданок. Основное внимание ею было уделено недискриминации. В этой связи она указала на недостаточность подхода, который ограничивается лишь гарантиями прав личности. Отдельные социальные общности, социальные группы также должны пользоваться правовой защитой. Особенно актуальной, как и в прошлом, остается проблема эффективной правовой защиты меньшинств – национальных и языков. Европарламентарий подчеркнула, что для демократического развития общества нужны позитивная дискриминация и набор мер, которые помогли бы реальному равноправию между группами населения и титульной нацией. Не ассимиляция – это искоренение самобытности и разнообразия, а равноправие и недискриминация. И не интеграция – к сожалению, в последние годы правящие элиты отдельных стран все чаще прикрывают этим термином практическую политику все той же самой ассимиляции всех тех, кто отличается от титульной нации. От его использования надо отходить. Благодаря такому более прогрессивному и единственно законному подходу можно преодолеть зарождение и развитие конфликтов в обществе. Поэтому те страны, которые, как Франция, исходят из моноэтничности общества, не должны создавать прецедента и служить примером – в данном случае сугубо отрицательным – другим странам с принципиально иной структурой населения. Судья Международного трибунала по морскому праву Жозеф Акль, оттолкнувшись от констатации того, что международные отношения остаются и в ближайшем будущем по-прежнему будут высоко конфликтными, высказался за дальнейшее совершенствование международной системы разрешения споров. Она должна базироваться на Уставе ООН и общепризнанном международно-правовом принципе их мирного урегулирования. Магистральным путем совершенствования такой системы он назвал повышение обязательности обращения к судебным инструментам. На конкретных примерах судья Международного трибунала показал, насколько политически нейтральным, выгодным и приемлемым для государств, больших и малых, может служить судебное урегулирование и правовая определенность, которую оно несет. Почетный президент Международного общества права вооруженных конфликтов Дитер Флек подробно проанализировал свод принципов и норм, регулирующих столь важный институт современного миропорядка, как осуществление миротворческих операций. Главный вывод, который он попытался сформулировать, – мандат миротворческих сил должен быть максимально определенным. Сами операции – опираться на твердую политическую поддержку всех основных международных игроков. Все страны – исходить из необходимости строго правового/судебного контроля над любыми действиями в рамках миротворческих операций. Практикующий юрист из Канады, работающий в Нью-Йорке, Лео Адлер предложил юридическую конструкцию, свидетельствующую о том, что идеалы права и справедливости могут пробивать себе дорогу в реальную жизнь. На примерах из международного уголовного права и права прав человека он показал, как она работает, более того, что она может быть эффективной. Наиболее ярким подтверждением того, что правовая реальность в принципе способна эволюционировать в соответствии с требованиями морали и нравственности, если государства и международное сообщество проявляет достаточную настойчивость, служит Международный уголовный суд. Хотя опыт деятельности самого Суда остается не столь впечатляющим. Да и происходящее в Судане настраивает, скорее, на пессимистический лад. В целом, получается, что пока преследовать за преступления против человечности и военные преступления оказывается проще, прибегая к временным уголовным трибуналам, а не к помощи Международного уголовного суда. Какое-то время, по мнению ученого, данная тенденция будет превалировать. О перспективах правового обеспечения стабильного социального развития в XXI веке рассказал бывший посол Японии в России, президент Академического совета Европейского центра мира и развития Японии Такехиро Того. Он убедительно показал, что право в состоянии играть превентивную и объединяющую роль при одном обязательном условии – если человечеству действительно удастся исключить войну из числа применяемых и применимых инструментов проведения внешней политики. В таком случае и все другие принципы, нормы и институты международного права окажутся и востребованными, и эффективными. В том числе, ключевые универсальные договоры в области экономики, экологии и т.д. В ходе последовавшей дискуссии были затронуты вопросы применимости международно-правовых конструкций к негосударственным образованиям, как, например, в случае негосударственных сил безопасности и их вовлеченности в боевые действия. Прозвучало предложение о том, чтобы создать рабочую группу многонационального состава для подготовки инициатив по совершенствованию международной системы разрешения споров, которая представила бы на обсуждение секции доклад по этим вопросам в рамках следующего, 7-го ежегодного форума «Диалога цивилизаций». Второй день работы секции начался с выступления Василки Санчин из Люблянского университета. Она акцентировала внимание на важности работы Комиссии международного права как одного из наиболее авторитетных механизмов кодификации и прогрессивного развития международного права, дала обстоятельный обзор ее деятельности, высказала конкретные предложения, направленные на повышение эффективности ее функционирования. С убедительной речью в защиту права, международного и национального, выступила заведующая кафедрой Российской академии правосудия Татьяна Николаевна Нешатаева. Она категорически высказалась против принижения права, правового неверия, правового нигилизма, за приоритет естественных прав личности. В выступлении прозвучали конкретные предложения по разрешению конфликта между основополагающими принципами международного права, отвечающие потребностям сегодняшнего дня и сложившейся в мире правовой культуре и правовому сознанию. В этом контексте ученая привлекла внимание к той позитивной роли, которую могли и должны сыграть судебные органы в утверждении верховенства права и прав человека. В качестве одного из наиболее ярких примеров этого она проанализировала практику Европейского суда по правам человека. Так, ЕСПЧ сумел распространить действие отстаиваемых им прав на юридические лица. Тем самым он проложил путь, которым последовали национальные суды. По аналогии суды могли бы внести весомый вклад в урегулирование международных споров и конфликтов и компенсацию ущерба лицам, компаниям, населению, странам, пострадавшим от них. Бывший заместитель Генерального секретаря ООН Владимир Федорович Петровский столь же убедительно показал, насколько остро международное сообщество нуждается в соблюдении Устава ООН и других правовых инструментов универсального характера. Международное право может быть эффективным, если забота о его соблюдении находит должное отражение в национальном конституционном праве. Ведь Устав ООН – это мировая конституция. В своей совокупности конституции разного уровня могли бы послужить каркасом регулятивной системы современных международных отношений. Уважение к национальным инструментам невозможно без приверженности Уставу, но и заявления о важности ООН останутся лишь словами, если не будут подкреплены строгим соблюдением национальных конституций. Устав содержит целый ряд «спящих» положений, которыми можно было бы воспользоваться в меняющейся международной обстановке. Одновременно он позволяет развивать новые инструменты доверия между народами, прямо не упомянутые в нем. Примером может служить разоруженческая проблематика. На повестке дня реформа Бреттон-Вудской системы, создание глобальной системы экологической безопасности, объединение усилий стран и народов перед лицом изменения климата и др. Выступления вызвали оживленную реакцию. Дискуссия развернулась вокруг вопросов о приоритете индивидуальных прав, перспективах реформирования ООН и организаций системы ООН, обязательствах государств в современном мире. Общим знаменателем обсуждения стал тезис о том, что при всех недостатках правовых систем, в целом, и международного права, в частности, необходимо стремиться к утверждению господства права на национальном и международном уровне. Большое внимание секция уделила блоку вопросов правового регулирования экономических отношений. Заведующая кафедрой финансового права Финансовой академии при Правительстве России Елена Михайловна Ашмарина проанализировала возможности финансового и налогового права в этой сфере. Американский юрист Стефан Поль из Университета штата Вирджиния поделился соображениями относительно возможных направлений усиления антикоррупционного регулирования. Повсюду в мире формированию эффективного антикоррупционного правового режима уделяется растущее внимание. Меры принимаются на местном, национальном, региональном, универсальном уровне. Накапливается очень полезный опыт. Использование этого опыта, творческое применение разноуровневого инструментария становится требованием времени. Причем, речь идет как о предупреждении взяточничества, так и предупреждении дачи взяток и преследовании взяткодателей. О возможных путях преодоления нынешнего витка мирового экономического кризиса рассказал заведующий кафедрой гражданского права и правовой охраны интеллектуальной собственности РГИИС Ирик Сабиржанович Мухамедшин. С позиций полицентричности он проанализировал предпочтительные направления действий, включая усиление национального и международного методов регулирования, нахождение оптимального баланса между ними. Он предложил использовать прецеденты, односторонние акты государств, решения международных организаций, добиваясь гармонизации и согласованности создаваемых правовых норм и практики их применения. Тему преодоления нынешнего витка мирового экономического кризиса подхватил председатель Комитета действий в поддержку Мирового парламента Оливье Жискар д'Эстэн. Он вскрыл разнообразие источников кризиса. Показал, что в нем виноваты не только США. Кризис носит системный характер. Он стал производным от определенной модели поведения, при которой во главу угла ставится потребление, неудержимое влечение к которому порождает спекулятивные пузыри. Добавили остроты кризису пассивность международных структур, оказавшихся неспособными ни предотвратить, ни купировать его. Ответом на кризис, подчеркнул докладчик, должны стать усилия по изменению модели экономического поведения, бихевиоральных установок и их отражение в действующем праве. Оттолкнувшись от этого тезиса, он предложил создать рабочую группу «Диалога цивилизаций» по подготовке предложений, касающихся изучения возможности принятия обязывающего международного акта, стимулирующего новую, более сбалансированную и здоровую модель экономического поведения. На необходимости поиска баланса между интересами общества и собственников интеллектуальных прав остановился в своем выступлении директор Центра правовой защиты интеллектуальной собственности Владимир Львович Энтин. Он показал, что современные формы коммерциализации деятельности в области создания интеллектуальной собственности, приватизация научного, культурного, технологического достояния человечества зачастую приходит в противоречие с потребностями ускоренного развития этого самого человечества. Задача состоит в том, чтобы скорректировать баланс, ни в коем случае не нарушая и не ограничивая прав собственности. Конкретные аспекты формирования региональных экономических пространств и их правового обеспечения рассмотрел в своем выступлении представитель Калининградского государственного университета Вадим Валентинович Войников. В качестве ключевых элементов нового базового соглашения между Россией и ЕС он назвал механизмы разрешения споров и гибкость, которая позволяла бы переходить к более продвинутым формам взаимодействия без формального изменения соглашения. На настоящий момент столбовой дорогой углубления взаимопонимания и запуска новых экономических проектов могут служить отраслевые диалоги, созданные в соответствии с «дорожными картами» построения общих пространств. В ходе развернувшейся дискуссии была активно поддержана идея создания рабочей группы, выдвинутая Оливье Жискар д'Эстэном. Завершающий блок докладов секции был посвящен гуманитарным и общеправовым проблемам, правовым последствиям международных и внутренних конфликтов. С докладом о европейской политике предоставления убежища выступил Юрис Громовс из Латвийского университета. Он проанализировал объективные предпосылки перехода к общей политике предоставления убежища в странах, входящих в интеграционные объединения. На примере ЕС он проиллюстрировал основные этапы формирования такой политики. На проблему неустроенности человеческой личности изнутри, внутри того общества, в котором она живет, предложил посмотреть директор Центра русских исследований Московского государственного университета Андрей Ильич Фурсов. На многочисленных, говорящих сами за себя примерах, он показал, как личность оказывается вне права, забытая и обществом, и государством. Причин этого очень много. В их числе – с одной стороны, криминализация самых разных секторов экономической деятельности, с другой – ослабление современного государства, появление серых зон неправа, распространение неоварварства и в отсталых регионах, и в преуспевающих странах. Социальный ад сосуществует рядом, параллельно. Не видеть этого – значит отказываться от поиска решения проблемы. Разговор о конфликте принципов международного права продолжил президент Института стратегических оценок Александр Александрович Коновалов. В зависимости от ситуации политики руководствуются то одними принципами, то другими: территориальной целостностью или правом наций на самоопределение. Этот люфт вызывает напряженность и дестабилизацию в самых разных регионах мира. Он заводит человечество в тупик. Значит, коллизию нужно снимать. Иначе абсурд. Центральная задача, стоящая перед юридической наукой, – введение практики применения противостоящих друг другу принципов в правовое поле. Эта ситуация под углом зрения квалификации военных действий нынешнего грузинского режима против Южной Осетии была проанализирована профессором Российской академии государственной службы Михаилом Николаевичем Кузнецовым. Казус Косово был рассмотрен Еленой Георгиевной Пономаревой из Московского государственного института (университета) международных отношений. Для того чтобы успокоить страсти, разгоревшиеся после этих индивидуально ярко окрашенных выступлений, секция заслушала доклады руководителя Московского отделения Общероссийского общественного движения «Всероссийское родительское собрание» Ларисы Октябристовны Павловой о правах ребенка и председателя армянской культурно-просветительской общественной организации «Потенциал» Жасмены Гевондян о правовом измерении некоторых сфер общественного развития. Оба докладчика подчеркнули приоритетность гуманитарной сферы, забота о которой всегда должна оставаться на первом месте, важность исключительно правового подхода, которому чужды двойные стандарты. Секция поддержала предложения о создании ряда многонациональных рабочих групп для подготовки и представления докладов к следующему ежегодному Форуму «Диалога цивилизаций»: по сопоставлению конституционного правосудия, совершенствованию системы мирного разрешения международных споров, правовому обеспечению более здоровой и сбалансированной модели мирового экономического развития. Среди интересных перспективных идей были отмечены предложение о проведении подсекции по семейному или, в более широком контексте, гуманитарному праву, и приглашение юридического факультета СПбГУ провести одну из встреч секции в Санкт-Петербурге. Итоги работы секции подвел М.Л.Энтин. Выражая консенсусное мнение участников обсуждения, он призвал противостоять правовому нигилизму. Огульная критика права, а не бесправия и противоправного поведения, заводит в тупик, лишает политиков ориентира, особенно в нынешних условиях тяжелых внутренних и международных потрясений. Новый более здоровый и справедливый мировой порядок и его региональные составляющие можно строить только на последовательной приверженности праву и его укреплении. Магистральными направлениями совершенствования права должны стать устранение конфликта между основополагающими принципами международного права за счет достижения договоренностей об оперативных критериях их применения, укрепление ООН, перестройка глобальной и региональной систем безопасности, согласование обязывающих международных инструментов предотвращения иррационального экономического поведения, первостепенная забота о соблюдении прав личности на национальном и международном уровне. На пленарной сессии Форума с обстоятельным докладом о результатах работы секции выступил О.Жискар д'Эстэн. © Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России №10(26), 2008

«Финансовый кризис – это, конечно, и есть кризис капитализма. Означает ли он, что этой экономической системе пришел конец? Или только то, что ее необходимо реформировать?» – спрашивает германская газета «Вельт». Эти вопросы она переадресовала известным в стране людям – политикам, представителям деловых кругов, деятелям искусства. Вот некоторые ответы: «Для меня с капитализмом все в порядке только тогда, когда он оплачивает реальную работу, а не кажущуюся». Клаус Хипп, основатель известнейшей компании по производству детского питания «Капитализм для меня – это экономическая формация, которой нужны новые правила». Йетте Йооп, дизайнер и предприниматель «В моих глазах капитализм не только сильно дискредитирован, но и откатился назад на сто лет». Грегор Гизи, глава парламентской фракции партии «Левые» «Капитализм для меня так же желанен, как и прежде. Как автомобиль нуждается в горючем, так и капитализм нуждается в правилах, обеспечивающих прозрачность и препятствующих получению незаработанных доходов». Дэннис Сновер, руководитель Кильского института мировой экономики «Капитализм никогда не был для меня мерой всего. Фундаментальный кризис англо-американской финансовой системы показывает, какие огромные риски таит в себе отсутствие чувства меры. Наше германское социальное рыночное хозяйство – более приемлемая модель. Как и прежде справедлив тезис «экономическая система существует для человека, а не наоборот». Хайнрих Хасис, президент банка «Шпаркассе» «Капитализм для меня всегда остается капитализмом, подверженным кризисам и нуждающимся в стабилизации со стороны государства». Густав Хорн, глава Института макроэкономики и исследований конъюнктуры «С моей точки зрения капитализм оказался в опасности, столкнувшись с кризисом доверия, вызванным алчностью отдельных лиц. Капитализм только тогда создает благополучие для всех, когда свобода предпринимательства и ответственность являются сторонами одной медали». Ханс-Отто Шрадер, председатель правления группы компаний «Отто» «По-моему капитализм – это общественно-экономическая формация, которую все любят, когда дела идут хорошо. А стоит ей лишь провалиться в кризис, как с ней никто не хочет иметь ничего общего. Но, похоже, в нынешнем своем кризисе капитализм если и не перешел кульминационную точку, то, во всяком случае, полностью потерял привлекательность». Осси Урхс, интернет-консультант «Нынешний капитализм означает для меня преобладание алчности и лоббизма над законными интересами потребителя, требующими защиты. Теперь надо перевести стрелки: от злоупотребления властью и разрушения окружающей среды перейти к честным правилам игры». Ренате Кюнаст, глава парламентской фракции «Союза 90»/«зеленые» «Для меня капитализм так же непредсказуем, как и был всегда. И если многим людям сейчас приходится плохо, то значит, дальше дела могут пойти только лучше! А к ценностям, которые на бумаге написаны, у меня никогда не было доверия». Карл Даль, комедийный артист «Сейчас, как и прежде, капитализм для меня это просто идеологический ярлык. С его помощью сознательно разрушается имидж рыночной экономики. Корни нынешнего финансового кризиса не в отказе механизма рыночного хозяйства, а в провале государства. Обанкротились государственные институты, прибегнувшие к ложным стимулам. Полному увязанию американского потребителя в долгах способствовали – сознательно и активно». Юрген Туман, президент Федерального союза немецкой индустрии «Сейчас капитализм проходит серьезное испытание сил. Победит ли социальное рыночное хозяйство или наша система выродится в казино-капитализм?» Михаэль Зоммер, председатель Объединения немецких профсоюзов «В капитализм, я считаю, требуется внести определенные коррективы. Речь не о том, чтобы уничтожить рыночные силы, а о том, чтобы предпринять необходимые изменения, препятствующие спекулятивным эксцессам. Биржи превратились в игровые салоны и этому надо противостоять». Михаэль Френцель, председатель правления TUI – крупнейшей туристической компании Европы «Капитализм не та общественная формация, которая будет существовать вечно, в долгосрочном плане она обречена на провал из-за саморазрушения». Дезире Ник, шоу-вумен «Несмотря на все слабости, капитализм для меня остается лучшей экономической системой. Но капитализм должен сохранять связь с реальной экономикой и не терять почву под ногами». Эрик Рикмерс, владелец гамбургского холдинга «Капитал». Еще один репрезентативный опрос провел журнал «Супер иллю» среди жителей пяти восточных земель ФРГ. Как и следовало ожидать, их отношение к рыночной экономике значительно более скептичное. Так, 52% опрошенных полагают, что рыночная экономика «непригодна» и «устарела». Более того, 43% жителей бывшей ГДР хотели бы возвращения социалистического строя, поскольку он «защищает маленького человека от финансовых кризисов и прочих несправедливостей». Особенно велика тоска по социализму среди молодых людей, которые непродолжительное время, а то и вовсе не жили в те времена: 51% людей в возрасте 18-29 лет отдают предпочтение социалистической системе. В то же время, самое низкое число ее приверженцев отмечается в возрастной категории от 30 до 49 лет – 35%. Среди людей старше 50 за социализм высказывается меньшинство, но весьма многочисленное – 46%. Андрей ГОРЮХИН №10(26), 2008

Будет ли ратифицирован Лиссабонский договор Нынешние финансово-экономические трудности в странах Европейского союза вряд ли позволят властям Ирландии в ближайшее время провести повторный референдум по вопросу ратификации Лиссабонского договора, который должен заменить проваленную в 2005 году во Франции и Нидерландах единую европейскую конституцию. А значит, Лиссабонский договор начнет действовать не перед выборами в Европейский Парламент, как надеялось руководство ЕС (они намечены на июнь будущего года), а в лучшем случае – в январе 2010-го. Такой неутешительный вывод высказывали многие политики, но официально его впервые озвучил премьер-министр Люксембурга Жан-Клод Юнкер, ветеран среди руководителей ЕС. Он пояснил: для того чтобы документ вступил в силу к июню, он должен быть обязательно ратифицирован всеми 27-ю странами, в том числе тремя оставшимися – Ирландией на новом референдуме, а также парламентами Чехии и Швеции – к концу февраля будущего года, но это нереально. Напомним, что Чехия – следующий после Франции председатель ЕС, который 1 июля передаст этот пост Швеции. Правительства обеих стран считают, что нужно дать время ирландцам окончательно определиться, и спешить с референдумом не следует. К тому же, как показал один из последних опросов общественного мнения, сейчас более 70% ирландских избирателей высказались бы против Лиссабонского договора, хотя в июне прошлого года таковых было немногим более 53%. Они скажут «Нет», даже если в текст будут включены такие важные для ирландцев дополнения, как сохранение нейтралитета страны и запрета на искусственное прерывание беременности, а также закрепление за Ирландией одного места в Европейской Комиссии. Очевидно, что подобный результат погрузил бы ЕС в еще более глубокий кризис, особенно чувствительный накануне парламентских выборов в Европе. Тем временем политики и дипломаты в Брюсселе уже готовятся к сценарию, согласно которому новый договор не вступит в силу до 1 января 2010 года. Подумывают даже продлить на несколько месяцев мандат нынешнего состава Европейской Комиссии в ожидании момента, когда этот документ начнет действовать. Однако Франция и Германия заявляют, что это невозможно с юридической точки зрения… Лиссабонский договор представляет собой «облегченную версию» единой конституции Европы, и направлен на улучшение управляемости чрезмерно расширившегося объединения, на усиление роли Европарламента и на придание ЕС большей активности на международной арене. Заблокировавших этот важный для «двадцати семи» документ ирландцев многие партнеры обвиняют в эгоизме и неблагодарности, напоминая, что еще сравнительно недавно Ирландия была одной из самых отсталых и бедных стран в Европе, но благодаря помощи партнеров по интеграционному процессу добилась впечатляющих достижений во многих областях. Последнее десятилетие Ирландия демонстрировала самые высокие в ЕС темпы экономического роста, однако теперь страна впервые за последние 25 лет столкнулась с рецессией. Год назад первой «дала течь» строительная отрасль, которая понесла самые большие потери в сравнении с другими европейскими странами. Безработица увеличилась на 1,3% и достигла 5,9%. Понятно, что в этих условиях ирландский премьер-министр Брайан Коуэн вряд ли пойдет на созыв повторного референдума: прежде всего, он намерен улучшить экономическое положение. Но разразившийся мировой финансовый кризис может внести серьезные коррективы в его планы. Пока в Париже и Брюсселе размышляют над ирландской головоломкой, евроскептики во многих странах пытаются использовать этот кризис, чтобы поставить под сомнение будущее всего интеграционного процесса в Европе. Александр СОКОЛОВ Кстати Отказ большинства ирландцев поддержать Лиссабонский договор вызвал за пределами этой страны самые разные, в том числе, довольно неожиданные интерпретации. Дело дошло до того, что кое-кто в Брюсселе и Страсбурге усматривает в ирландском «Нет»… заговор ЦРУ и Пентагона по наущению американских неоконсерваторов, стремящихся расколоть европейское единство. Во всяком случае, Европейский Парламент потребовал провести специальное расследование по вопросу о том, действительно ли некий ирландский мультимиллионер Деклейн Гэнли, возглавлявший движение против ратификации Лиссабонского договора, действовал в интересах военного и шпионского ведомств США. С такой версией событий, вызвавших затяжной кризис в ЕС, выступил евродепутат Даниэль Кон-Бендит. Он упомянул «возможные связи между источниками финансирования кампании против ратификации Лиссабонского договора в Ирландии и Пентагоном, а также ЦРУ». По мнению парламентария, «если такая связь будет доказана, это подтвердит наличие в США сил, желающих платить людям за дестабилизацию процесса создания сильной и независимой Европы». Д.Кон-Бендит напомнил, что консервативная вашингтонская организация «Херитидж фаундейшн» служит «интеллектуальным источником планов ЦРУ расколоть единство Европы». Ему возразил один из ведущих аналитиков этого фонда, заявивший, что нынешняя американская администрация – «одна из самых проевропейских за длительное время. Никакого заговора против ЕС не существует». Но подозрения депутата поддержал председатель Европарламента Ханс-Герт Петтеринг. Он подчеркнул: «Факты должны быть выложены на стол. Мы не позволим людям, требующим прозрачности от Европы, не проявлять такую же прозрачность». Большинство европарламентариев призвали власти Ирландии расследовать источники поступления финансовых средств г-на Гэнли. А что же ЦРУ? Официальный представитель этого ведомства назвал подобные предположения «не только ложными, но и смешными». Как представляется, питательной средой для скандала мог послужить тот факт, что принадлежащая Д.Гэнли фирма «Ривада Нетворк» заключила контракт с военным ведомством США на более чем 200 миллионов евро, сообщает британская газета «Таймс». Владелец фирмы выделил 200 тысяч евро на проведение кампании против одобрения Лиссабонского договора. №10(26), 2008

Активнее всего в ЕС использует ядерную энергетику Франция. Сейчас в этой стране работают 49 атомных реакторов, производящих 78 процентов потребляемой электроэнергии. Великобритания, имеющая 23 реактора, производит с их помощью всего 20 процентов нужного ей электричества, причем собирается строить еще АЭС. Так же как и Финляндия, которая производит 27 процентов потребляемой электроэнергии всего на 4 реакторах. Германия (17 реакторов/32 процента), Испания (9 реакторов/23 процента) и Швеция (10 реакторов/52 процента) намереваются отказаться от ядерной энергетики. В странах Восточной Европы дело обстоит так. Литва, имеющая один реактор, производящий 75 процентов электроэнергии, готовится вывести его из-под нагрузки в следующем году. Пятнадцать украинских реакторов дают 51 процент объема производства электричества. В Болгарии, Чехии и Румынии эти соотношения выглядят как 4/42 процента, 6/31 процент и 1/10 процентов. Италия, некогда числившаяся пионером в использовании атомной энергии, сейчас действующих реакторов не имеет. №10(26), 2008

Европейская Комиссия с подачи своего генерального директората по вопросам конкуренции наложила гигантский штраф на девять крупных концернов, обвиненных в том, что они создали картель, прозванный «парафиновой мафией». Правда, сами себя они называли куда благозвучнее – «голубой салон». Не надо усматривать в этом какую-либо нетрадиционную ориентацию. Нет, напротив, все донельзя традиционно. С 1992 по 2005 год группа из 10 компаний – Эни, «ЭкссонМобайл», «Хансен унд Розенталь», «Шелл», «Тудапетроль», МОЛ, «Репсоль», «Сасоль», РВЕ и «Тоталь» тайком от всех согласовывали цены на рынке твердого парафина, емкость которого составляет около 500 миллионов евро в год. Представители компаний, входивших в этот ценовой картель, встречались в лучших отелях Европы, в таких городах как Милан, Париж и Вена. Ведущую роль в картеле играл южноафриканский «Сасоль», который и применял вышеупомянутое название, заимствованное у дорого германского бара, где произошла первая встреча заговорщиков. Как же удалось выйти на их след и разоблачить злостный сговор? Всему виной предательство коллег, совершенное одним из партнеров – англо-голландским концерном «Ройял Датч Шелл». Он сам навел на след ищеек Европейской Комиссии, которые потом раскрутили все это дело. Штрафы брюссельские борцы за свободную конкуренцию выписали всем разные – в зависимости от степени вовлеченности в сговор. Наименее виноватый – германский «Тудапетроль» – раскошелится «всего лишь» на 12 миллионов евро, а «Сасоль» ответит по полной: ему придется внести в европейскую кассу 318 миллионов евро. И это он еще дешево отделался: директорат по вопросам конкуренции скостил ему сумму штрафа на 50 процентов – за активное сотрудничество со следствием. №10(26), 2008

Материал подготовлен до трагической смерти Йорга Хайдера в ДТП (смотри PS) Безусловно, самый большой резонанс из всех избирательных схваток, происшедших в последнее время в Центральной Европе, вызвала та, что произошла в Австрии. Почему? Давайте попробуем разобраться. Во-первых, на внеочередных выборах австрийский избиратель влепил сильнейшую затрещину обоим членам развалившейся «большой коалиции» – и левоцентристским социал-демократам, и центристской Австрийской народной партии. Первые показали самый плохой результат с 1945 года, набрав 29,7% (35% в 2006 году), вторые взяли 25,6% (34% в 2006 году). Особенно больно досталось «народникам», которые, собственно, и спровоцировали распад правящей коалиции. Им не помогло даже то, что впервые в послевоенной истории австро-германских отношений в предвыборной борьбе приняла участие и канцлер ФРГ. Ангела Меркель не только посетила соседнее государство, но и прилюдно высказалась в поддержку «братской партии». Но усилия ведущего политика одного из мощнейших государств Европы пропали втуне. Во-вторых, и это может иметь весьма далеко идущие последствия, стремительно возросла поддержка двух крайне правых партий – Австрийской партии свободы и отколовшегося от него «Союза за будущее Австрии», ведомого Йоргом Хайдером*1. Первый «подрос» вдвое – до 18%, а второй – и вовсе почти втрое, до 11%. Таким образом, без участия одной, а то и обеих из этих партий в Вене будет почти нереально сформировать дееспособную правящую коалицию, поскольку ни одна из двух главных политических сил республики не смогла перебраться даже за 30-процентный рубеж. Можно возразить, что стопроцентной новизны в этой ситуации нет. И верно, в 2000 году АПС, которую тогда привел к триумфальному результату Йорг Хайдер, уже входила в правительство Австрии. Можно даже вспомнить о полукомическом бойкоте, который по этому поводу учинил Брюссель, заморозивший на время сотрудничество с Веной по ряду направлений. Забавно это было уже потому, что Австрия в ЕС всегда относилась и сейчас относится к числу нетто-доноров, финансирующих подтягивание до приличного уровня многочисленных иждивенцев-новичков. В сентябре 2000 года антиавстрийские санкции были без большой помпы отменены, поскольку успешно доказали свою полную неэффективность и, более того, вредоносность, так как вносили дополнительный раскол в общеевропейский стан и без того не могущий похвастаться особенным единством по многим важнейшим вопросам. К тому же «три мудреца», анализировавшие воздействие санкций – бывший финский премьер Марти Ахтисаари, бывший министр иностранных дел Испании Марселино Ореха и германский эксперт в области международного права Йохен Фровайн – откровенно написали в своем отчете, что в Австрии «санкции были восприняты как направленные против австрийского народа». Что было истинной правдой, поскольку нравится это кому-то или нет, но именно австрийский народ продемонстрировал тогда на выборах свои симпатии и антипатии. А полностью комизм ситуации проявился позднее, когда Бенита Ферреро-Вальднер, бывшая на рубеже веков министром иностранных дел Австрии и терпевшая «бойкотные» унижения от коллег из европейских министерств, возглавила внешнеполитическое направление в Европейской Комиссии. И в эту же комиссию бельгийцы делегировали своего бывшего главу дипломатического ведомства Луи Мишеля, одного из главных гонителей австрийской министерши. Впрочем, не исключено, что делал он это не столько по велению сердца, сколько по должности: Бельгия тогда председательствовала в Европейском союзе и хочешь, не хочешь, а надо было подавать пример остальным. Однако 7 статья Ниццского договора действует и до сих пор. А в соответствии с нею Европейский союз должен реагировать, если «существует серьезная опасность того, что в одном из государств-членов произойдут серьезные нарушения фундаментальных прав». Если такое случится, квалифицированное большинство глав государств ЕС может временно лишить эту страну права голоса на заседаниях Европейского Совета. Правда, для того, чтобы узреть «нарушения фундаментальных прав» в результатах голосования надо обладать уж очень изощренным, поистине юридическим умом. Разумеется, сейчас больше всего экспертов волнует вопрос о том, как может выглядеть будущая правящая коалиция. В значительной степени это зависит от главного проигравшего – Австрийской народной партии. Социал-демократы без обиняков дали понять, что они готовы к исполнению «ремейка» шлягера под названием «Большая коалиция». Их предложение формулируется внешне привлекательно – на этот раз давайте не препираться, а активно работать. Да, эти бы слова, да Богу в уши… С хайдеровцами и Австрийской партией свободы социал-демократы с ходу договариваться отказались. У Австрийской народной партии желание трудиться рука об руку с прежними партнерами отнюдь не столь сильно. Оно и понятно: кому охота быть младшим партнером, которому при формировании кабинета посты будут доставаться по принципу «на тебе, убоже, что нам негоже»? К тому же, немалая часть «народников» ничего не имеет против того, чтобы создать коалицию «гражданского большинства справа от центра». Как утверждают, к этому склоняются скорее функционеры среднего звена, а не верхушка партии вроде провалившегося на выборах Вильгельма Мольтерера и его наставника и ветерана партии Вольфганга Шюсселя. Да, мы едва не упустили весьма интересный момент: на этих выборах впервые голосовали те австрийцы, которым исполнилось 16 (!) лет. Таким образом, Альпийская республика стала первой державой Европейского союза, попытавшейся сбалансировать ситуацию в безудержно стареющем электорате – в прошлом году людей в возрасте старше 65 стало больше, чем тех, кому 15 и меньше… В Германии такое разрешается только на некоторых муниципальных выборах. Баварский тектонический сдвиг Результаты выборов в одной из федеральных земель Германии – Баварии – хотя и не имели такого европейского и международного резонанса, но, тем не менее, выявили своего рода тектонический сдвиг во внутренней политике ФРГ. Республике пришлось проститься с последней «государственной партией». Христианский социальный союз (ХСС), безраздельно властвовавший в этой земле весь послевоенный период, отныне не сможет формировать правительство в одиночку: он не сумел набрать более половины голосов избирателей. Правда, достигнутый им результат в любой другой земле мог бы стать поводом для бурных празднеств – еще бы, 43,4%, это ли не успех? В любой другой, но не в Баварии. Достаточно вспомнить события пятилетней давности. Именно тогда ХСС, руководимый Эдмундом Штойбером, набрал 60,7%, второй результат в истории партии. Но позже соратники вполне неблагодарно сместили Э.Штойбера, не подходившего, по их мнению, на роль «отца Баварии». Или подходившего, но недостаточно. Во всяком случае, куда меньше своих харизматических предшественников Альфонса Гоппеля или Франца-Йозефа Штрауса. В общем, не хотим Штойбера и все тут. А кого хотим? Это неясно, но главное – кого угодно, но не Штойбера! На сентябрьских выборах этого года ХСС и пришлось расплачиваться за свое тогдашнее легкомыслие. Посмотрим, как ей удастся пережить столь чувствительный удар. О последствиях этого провала, которые могут проявиться на федеральном уровне, поговорим ниже, но для устойчивости германской политической системы этот результат, несомненно, никаких последствий иметь не будет. Достаточно напомнить ситуацию с социал-демократической партией в земле Северный Рейн – Вестфалия, в которой она обладала чуть ли не правом «наследственного правления», благодаря политическим мэтрам, вроде Йоханнеса Рау. Но всему когда-нибудь приходит конец… Пришел он и единоличному правлению ХСС в Баварии. Теперь там в земельном парламенте представлены пять партий – вышеупомянутый ХСС, Социал-демократическая партия Германии – 18,6%, «зеленые» – 9,4%, «Свободные избиратели»*2 – 10,2%, Свободная демократическая партия – 8%. Многие аналитики не находят в этом дроблении политических сил ничего экстраординарного, просто в Баварии это произошло чуть позже, чем в остальных землях. А тенденция та же самая. Мы больше не та нация, которая каждое воскресенье собирается на богослужение в церквях двух больших конгрегаций, заметил искушенный германский журналист Робин Александер. Мы больше не усаживаемся всей страной каждую субботу у телеэкрана, чтобы смотреть очередную передачу «Спорим?» И уже не больше трети сверстников разделяют опыт службы в бундесвере. Вывод: великие уравнители теряют былую силу. Почему политическая сцена должна быть исключением? Тем более что ХСС может с успехом играть роль разборчивой невесты, приглашая в коалицию потенциальных партнеров, некоторым из которых даже не придется идти на заметные политические компромиссы, чтобы сторговаться об условиях сотрудничества. Но определенная опасность в результатах этих выборов для ХСС все же есть, причем на общеевропейском уровне. Депутатам от этой партии, заседающим в Европейском Парламенте, угрожает опасность покинуть его гостеприимные стены. Для этого достаточно того, чтобы на европейских выборах в июне следующего года земельный список этой партии в Баварии набрал менее 5% всех голосов, поданных в Германии. Тогда их места поделят между собой коллеги из братской партии – Христианско-демократического союза. Таковы требования общеевропейского избирательного права. Знатоки этих довольно запутанных установлений уже прикинули, что для депутатов Европарламента от ХДС теперь все зависит от того, насколько активным будет участие баварцев в европейских выборах. Вот тут и могут возникнуть проблемы: выборы выпадают в следующем году на Троицу, а поэтому и без того не особенно большое внимание избирателей к этой кампании может оказаться еще меньше. А теперь о том, как может сказаться избирательный провал ХСС на федеральном уровне. Надо заметить, что от ситуации в Баварии сильно зависит то, какой будет в следующем году избирательная стратегия старинных партнеров ХДС/ХСС. Сейчас в бундесрате – верхней палате парламента ФРГ – у большой коалиции 41 голос из 69. Теперь, когда в Баварии наступила эпоха коалиционного правления, у «черно-красных» станет на шесть голосов меньше. Да, большинство они все же сохранят, но проводить свои решения станет труднее. Кроме того, от ХСС сильно зависит и перспектива повторного избрания Хорста Келера президентом ФРГ. Если соотношение голосов в Федеральном Собрании будет таким, что это не удастся, то и на выборах в бундестаг ХДС/ХСС, то есть, Ангеле Меркель, придется куда тяжелее. Собственно, вступлением в нынешний пост она в немалой степени обязана именно тому, что у ХСС было много голосов в Баварии. А теперь их значительно меньше… Поражение в Бранденбурге Еще одно огорчение постигло германских христианских демократов после обнародования результатов сентябрьских коммунальных выборов в федеральной земле Бранденбург. Причем, весть была действительно печальной: за них отдали голоса всего 19,8% избирателей, на целых 8 процентных пунктов меньше, чем пять лет назад. Из ведущей политической партии Бранденбурга Христианско-демократический союз превратился во всего-навсего третьего по силе игрока. Вперед пришлось пропустить и извечных соперников – социал-демократов (25,8%), с которыми ХДС сотрудничает на федеральном уровне – и непримиримых оппонентов – «левых», взявших 24,7%. В канун парламентских выборов утрата ведущих позиций в крупной федеральной земле, расположенной в непосредственной близости от столицы, не может быть охарактеризована иначе как крупный провал. И он органично встраивается в целую цепь ударов, которые, как мы видели, получили в последнее время христианские демократы. Нельзя упускать из виду и то, что берлинская «большая» коалиция все труднее поддерживает свое существование. Политические цели входящих в нее партий отстоят все дальше друг от друга, а взаимная критика становится все острее. Госпожу Меркель в социал-демократических кругах все чаще преподносят как слабого лидера, утратившего понимание того, в каком направлении должна развиваться страна. Достается ей и за то, что там, где она должна проявить себя как «канцлер всех немцев», она выступает в первую очередь как председатель Христианско-социального союза. Одно из острых противоречий между партнерами – семейная политика. Социал-демократы стремятся в первую очередь оказать поддержку небогатым семьям, повысив сумму доходов, не облагаемую налогами. Министр по делам семьи Урсула фон дер Ляйен (ХСС) предлагает поднять ежемесячную доплату на одного ребенка на 10 евро и предпринять другие меры более усредненного характера. Еще одна тема, вызывающая большие споры – увеличение выплат в больничную кассу до 15,5%. Профсоюзы и представители бизнеса недовольны повышением в принципе, представители больничных касс требуют увеличить цифру до 15,8%, кое-кто предрекает, что нынешняя система здравоохранения в любом случае нежизнеспособна и будет медленно умирать. Словом – спорам нет конца. Нет в коалиции единства и в вопросе о налоге на наследство: тут тоже каждый тянет в свою сторону. Не меньше противоречий у партнеров и относительно внешнеполитической линии. Вице-канцлер и министр иностранных дел Франк-Вальтер Штайнмайер заявил, что мандат германских спецподразделений, сражающихся в Афганистане, надо прекратить. А всегдашний преданный партнер ХДС – баварский ХСС – преподнес Берлину еще больший сюрприз, потребовав вообще вывести бундесвер из этой азиатской страны. Если иметь в виду, что Ангела Меркель хотела бы увеличить афганский экспедиционный корпус на 1000 человек, доведя его до 4,5 тысячи, то станет понятно, что привести эти требования к единому знаменателю трудно, если не невозможно. Ничего неожиданного в этом нет: приближаются выборы и каждая из партий обязана, прежде всего, преследовать интересы своего электората. Посмотрим, как будет дальше разворачиваться предвыборная интрига. Андрей ГОРЮХИН *1 «Каринтийский феникс» и его правые партнеры-соперники «Каринтийский феникс» распростер свои крыла над Австрией» – в таких выражениях отреагировала германская «Франкфуртер альгемайне цайтунг» на политическое возрождение Йорга Хайдера, международно признанного «анфан террибль» австрийской политики. В 2005 году, после раскола Австрийской партии свободы, Й.Хайдер увел за собой ее заведомо меньшую часть, потом оформившуюся в «Союз за будущее Австрии». На выборах 2006 года эта новая политическая сила с изрядным трудом преодолела 4-процентный барьер, и кое-кто из политических аналитиков поспешил списать ее в разряд «местных достопримечательностей», локального чисто каринтийского образования. И, как это часто бывает с торопливыми людьми, сел в галошу. Правда, надо заметить, что даже такой тертый калач как сам Й.Хайдер не ожидал этого стремительного взлета. Одиннадцать процентов его «оранжевых» – партийный цвет «Союза за будущее Австрии» – сами по себе не поставят австрийскую политическую систему с ног на голову. Но его «друзья-соперники» – «голубые» из Австрийской партии свободы (АПС) – ведомые Хайнцем-Кристианом Штрахе, хотя и не вышли на желанные 20%, но 18% все же взяли. А если суммировать их общий итог, то выйдет и вовсе вполне серьезная цифра в 29%. А это уже больше, чем предводительствуемая Й.Хайдером АПС набрала в 2000 году: тогда было лишь 27,9%. Еще каких-то два-три месяца назад дела у «оранжевых» были совсем плохи, и их прохождение в парламент было отнюдь не гарантировано. Главный кандидат союза – венец Петер Вестенталер – был признан судом виновным в организации драки в пивной с противниками своей партии (sic!) и его кандидатура стала неприемлемой. Тогда Й.Хайдер, дотоле в основном вдохновлявший единомышленников на победу, все же согласился лично повести в избирательный бой свое воинство. Но заранее предупредил, что в венском парламенте он заседать все равно не будет, а продолжит руководить земельным правительством родной Каринтии. Впрочем, позже он все же сообщил, что при должном стечении обстоятельств готов принять на себя и какие-либо правительственные обязанности в Вене. О достигнутых результатах известно. «Каринтийский феникс» в ходе избирательной борьбы проводил искусную стратегию, умело сочетая популистский напор и тонкую саморекламу. Первая цель его инвектив – незаконные иммигранты и все ищущие убежища в Альпийской республике. Не обращая внимания на бурную критику правозащитников и иже с ними, он объявил «преступниками» всех соискателей политического убежища, находившихся в Каринтии, и добился того, чтобы их переправили в федеральный лагерь беженцев под Веной. Теперь можно долго рассуждать о том, насколько сильно он преувеличил процент криминализованных личностей среди желающих поселиться в Австрии, но своей цели Й.Хайдер добился: вывел за пределы управляемой им федеральной земли всех без разбора. Второй целью ловкого правого популиста стал Европейский союз, точнее брюссельская бюрократия из Европейской Комиссии, а главное – отирающиеся вокруг нее «различные лобби». Подразумевалась близкая сердцу каждого незатейливого бюргера мысль: а почему я должен за все это платить? При этом Й.Хайдер без малейшего промедления принялся осыпать венское правительство упреками в том, что оно слишком плохо представляет в Брюсселе интересы своей родины. И в то же время в ходе теледебатов перед зрителями представал не какой-нибудь оголтелый горлодер, а уравновешенный сдержанный политик, зрелый государственный муж. Он умело расхваливал свои деяния на посту руководителя земельного правительства, хотя с точки зрения экспертов в области экономики похвастаться Каринтии особенно нечем. Но кто это будет перед экраном телевизора размышлять над каким-нибудь там «снижением покупательной способности» да «негативной динамикой экономического роста»? Зато практические нужды своих земляков Йорг Хайдер знает от и до. И когда заходит речь о том, что ездить из пригорода на работу в город становится все дороже, а почтовых отделений в деревнях остается все меньше, в его устах эти речи звучали искренне заинтересованно, без плоской обязаловки, столь характерной для столичных функционеров. И, конечно, как нельзя более кстати пришлась закладка первого камня нового предприятия по производству турбокомпрессоров. Тем более, что для его размещения был выбран депрессивный регион, поблизости от словенской границы. И все-таки, чьи же голоса удалось перетянуть в свою копилку «оранжевым»? Во-первых, это часть бывших избирателей Австрийской народной партии, для которых риторика «голубых» из Австрийской партии свободы могла показаться слишком радикальной. А «зеленым» и «Либеральному форуму» оказалось не под силу привлечь к себе протестные голоса. Правда, кое-кто возлагает вину за очередной взлет популярности Й.Хайдера на «большие партии». В конце концов, первыми популистские атаки на Единую Европу повели социал-демократы. Впрочем, сделали они это не с бухты-барахты, а учитывая настроения избирателей. И Й.Хайдер лишь умело оседлал волну всеобщего недовольства брюссельскими «жирными котами». А недовольные речи в отношении мигрантов первыми зазвучали из лагеря «народников». Но всем им соревноваться с Й.Хайдером во владении популистской тематикой едва ли стоило. Вот и получилось то, что получилось. PS. Судьба резко смешала карты австрийских послевыборных раскладов. В ночь на 11 октября Йорг Хайдер на своей служебной машине «Фольксваген-Фаэтон» на скорости 142 километра в час (вдвое больше, чем разрешали дорожные знаки) врезался в бетонное ограждение и скончался на месте аварии. Автомобиль, пришедший в полную негодность, до столкновения, как утверждают эксперты, был в полном порядке. Это, разумеется, не воспрепятствует долгим рассуждениям заинтересованных лиц о том, что катастрофа подстроена: властями, политическими противниками, антифашистами, глобалистами, мусульманами, завистниками, евреями (ненужное зачеркнуть). Если ситуации такого рода и подстраиваются, то вовсе не для того, чтобы правда выплыла наружу. С таким же успехом можно порассуждать и о том, какому шутнику пришло в голову дать этой модели «Фольксвагена» имя Фаэтона – незадачливого мифического возницы, воткнувшегося в землю из-за того, что он, как пишут в полицейских протоколах, «не справился с управлением». Будущее новосозданного хайдеровского союза сейчас более чем туманно: кроме покойного, которому уже предрекали комфортную роль «делателя королей» на общенациональной политической сцене, ни одной значительной фигуры там нет. Соратники единогласно выдвинули в лидеры 27-летнего генерального секретаря Штефана Петцнера. «Эти ботинки мне очень велики, однако я намерен идти, а не падать», – отреагировал он на оказанное доверие. Теперь дело за малым – доказать, что «Союз за будущее Австрии» жизнеспособен и без Хайдера, которому уготована судьба фигуры знаковой, а кое для кого – и культовой. *2 Кто такие «Свободные избиратели»? Это германское избирательное объединение существует с 1976 года. Наиболее сильно оно представлено в земле Баден-Вюртемберг, где его кандидаты входят в 44% всех общинных советов (первая по влиянию политическая сила) и в 24% всех районных советов (вторая по влиянию политическая сила). В Баварии по итогам последних выборов «Свободные избиратели» вошли третьими, набрав 10,2%. Федеральная структура этого объединения пока только создается, хотя формально федеральный союз есть и возглавляет его баварец Армин Грайн. В союз входят земельные организации Баден-Вюртемберга, Баварии, Гессена, Нижней Саксонии, Северного Рейна Вестфалии, Рейнланд-Пфальца, Саара и Саксонии. Наряду с группами избирателей, создающимися в канун земельных выборов для того, чтобы привлечь внимание к той или иной актуальной теме, среди «Свободных избирателей» есть и постоянно действующие сообщества. №10(26), 2008

Орудующим у берегов Сомали современным пиратам, похоже, придется испытать на себе военную мощь Европейского союза. Брюссель запланировал начать в ноябре военную операцию против обнаглевших корсаров. О серьезности намерения европейцев говорит хотя бы то, что свои действия они будут координировать с НАТО и США. Сомалийские морские разбойники с начала года атаковали более 60 иностранных судов, причем сумели захватить не менее 10 из них, пленив свыше 220 человек. Пираты почти не получают отпора, поскольку прекрасно вооружены, используют быстроходные катера и спутниковые системы ориентирования в море. Добычей корсаров стал, в частности, украинский сухогруз «Фаина» с несколькими десятками современных танков на борту. Брюссель собирается задействовать в операции военные корабли и боевые самолеты. В ней будут участвовать не менее девяти стран Союза. Инициаторами скоординированного ответа распоясавшимся морским разбойникам выступили Франция и Испания. Отметим, что ранее Россия направила к берегам Сомали один из кораблей своих ВМС, который получил разрешение сомалийского правительства применить силу против местных пиратов. Анатолий КАРАСЕВ №10(26), 2008

В восточной части германской столицы построена первая мечеть В середине октября в столице Германии произошло знаковое событие: на территории бывшей ГДР впервые открыта мечеть, которую местная пресса называет «репрезентативной» – тринадцатиметровый (высотой с четырехэтажный дом) минарет, сияющий голубой купол, сахарно-белые стены – все, как положено. Она возведена на Туниусштрассе, в районе Панков, на севере города. И надо сказать, местных жителей такое соседство не привело в восторг. Протесты начались уже тогда, когда были обнародованы планы строительства мечети. Большинство местных жителей были против того, чтобы в их районе строилось что-либо подобное. Причем, протестующие исчислялись не десятками и не сотнями: было собрано 20 тысяч подписей тех, кто категорически возражал против воплощения этого проекта. Однако их мнение не было принято в расчет. Вероятно, поэтому в день открытия мечети прошла демонстрация протеста под лозунгом «За демократию и права человека, против антисемитизма и исламизма». Местные политики, представляющие Христианско-демократический союз – партию, входящую в правящую коалицию, поддерживали противников строительства, но этого тоже оказалось недостаточно. Может статься, что дурную службу сослужило то, что свою лепту в протесты внесли правые экстремисты? Собственно, один из аргументов противников строительства состоял в том, что в Панкове мусульман живет не то что немного, а считай – вовсе нет. А уж тем более тех, кто относит себя к последователям неортодоксального течения «ахмадийя», которое некоторые исламские богословы считают сектой. Основана она была в XIX веке богатым торговцем жемчугом Мирзой Гулямом Ахмадом, которого его последователи считают следующим после пророка Мухаммеда посланником всевышнего. С точки зрения правоверного мусульманина – это немыслимая ересь, опровержение одного из краеугольных догматов веры, поскольку Мухаммед считается у них последним пророком. Поэтому как относится большая часть мусульман к приверженцам «ахмадийя», догадаться нетрудно. Вызывает много вопросов и то, что мечеть построена «на вырост»: в ней предусмотрено место на 500 молящихся, хотя вся община, до сих пор располагавшаяся в близлежащем западноберлинском районе Райникендорф, насчитывает всего 200 человек. Однако у берлинского подразделения германской политической полиции – Ведомства по охране конституции – никаких вопросов к «ахмадийя» нет. Эта община действует в Берлине уже около 20 лет и стражи конституции относят ее к категории «консервативных и мирных исламистских групп». Вот только в Пакистане, например, почему-то думают иначе, и приверженцев «ахмадийя» серьезно преследуют. Разумеется, окрестным немцам нет дела до противоречий между различными течениями ислама. Они хотят только одного: чтобы район мечети не стал местом противостояния. Скажем, церемония открытия проходила под охраной полиции. Обычная предусмотрительность? Хорошо бы, коли так. Однако кое-кто уверен, что новая мечеть может стать раздражителем и для тех, кто не исповедует тот толк ислама, который признают «ахмадийя», и для тех, на кого магометанство вообще действует как красная тряпка на быка. Конечно, мечеть построили на отшибе – между железнодорожными путями, въездом на автобан, складом оптового торговца рыбой и фаст-фудом. Но жителей окрестных домов с уютными садиками это почему-то особенно не вдохновило… Андрей ГОРЮХИН №10(26), 2008

Новую тенденцию обнаружили французские социологи: их соотечественники пересаживаются с автомобилей на различные виды общественного транспорта, сокращается роль личных машин в поездках. Это касается как внутригородского транспорта, так и междугородного. Так, Союз общественного транспорта, объединяющий 170 операторов в городских зонах, отмечает, что только с января по апрель 2008 года число их клиентов выросло на 6%. Чуть больше увеличился поток пассажиров на пригородном железнодорожном транспорте – на 6,3%, а на сверхскоростных видах на 10% увеличился такой показатель, как «человеко-километры». В целом поток пассажиров на французских пригородных поездах за 10 лет увеличился на 60%! Причин такой эволюции несколько. С одной стороны, использование личного автотранспорта становится все более дорогостоящим и все менее комфортабельным, несмотря на выпуск все более совершенных машин. Здесь и подорожание бензина, и проблемы с парковкой в больших городах, автомобильные заторы, ужесточение полицейского контроля на дорогах Франции. С другой стороны, за последние 10-15 лет французские власти в центре и на местах очень многое сделали для развития инфраструктуры общественного транспорта, пущено множество новых линий. В одних городах вернулись к трамваям, но на технологически несравненно более высоком уровне. В других, например, в Париже, создана по-настоящему зеленая улица для автобусов. К этому надо добавить моду на экологию – хорошим тоном, даже модой, стала забота об окружающей среде. Национальное общество железных дорог провело исследование причин, которые заставляют французов пересаживаться с авто на поезд. Результаты получились любопытные: 34% хотят сэкономить время, 31% считает, что автомобиль стал слишком дорогим удовольствием, 23% надоело ощущать за рулем постоянный стресс, 23% испытывают слишком большие трудности с поиском парковки. При этом среди постоянных пассажиров пригородных поездов 56% имеют в собственности машину! Изменение в транспортном поведении французов стало заметным в 2005 году. Тогда впервые было констатировано сокращение поездок на автомобилях в стране – на скромные 1,4%, но все же сокращение. В последовавшие два года показатель замер на этой отметке: не сокращался, но и не рос. «Мы все больше присутствуем при таком положении, когда владение автомобилем и пользование им перестают быть одним и тем же, – прокомментировал парижской газете «Монд» это явление эксперт Центра по изучению транспорта, урбанизма и общественного строительства Жан-Мари Гидез. – Машина становится одним из средств передвижения. Мне приходит в голову параллель с запретом на курение в барах. Лет 10 назад никто не мог представить себе, что политики решатся принять такой закон. И уж совершенно немыслимым представлялось, что такой закон будут соблюдать. Возможно, с автомобильным транспортом происходит что-то подобное». Светлана ФИРСОВА №10(26), 2008

Сопредседатель Левой партии Германии о ее избирательных перспективах - В будущем году вашей партии предстоит пройти через горнило серьезных испытаний, не так ли? - Вы правы, сошлось так, что весь 2009 год пройдет для нас, как и для всей Германии, под знаком непрекращающейся избирательной кампании. Начнем с того, что наша партия*1 примет участие в четырех схватках на земельном уровне… - А именно? - Выборы пройдут в Сааре, где мы согласно всем опросам, имеем все шансы заручиться поддержкой более 20% избирателей. Сопредседатель нашей партии Оскар Лафонтен долгие годы возглавлял правительство этой земли, он там, как говорится, свой человек и это, безусловно, большой плюс. Кроме того, выборы предстоят в Тюрингии. И в этой земле мы рассчитываем стать сильнейшей партией, для чего сложились все предпосылки. В Бранденбурге, где мы только что показали достойный результат на коммунальных выборах – 24,7% (см. «Выборы: в Австрии, в Баварии, в Бранденбурге…») – предполагаем набрать более 30%. В этой земле теперь наша партия будет управлять в двух из четырех крупнейших городов – Потсдаме и Франкфурте-на-Одере. Если все наши расчеты оправдаются, то может встать вопрос о нашем вхождении в земельное правительство. И последняя земля – Саксония, где мы тоже рассчитываем на достойный результат. - Перейдем теперь к парламентским выборам. - Исходя из сложившейся ситуации, мы вправе предполагать, что наберем больше 10%. Думаем, что удастся обойти и «зеленых», и свободных демократов. - А крупные партии? Какой результат, на ваш взгляд, ждет их в следующем году? Правящая коалиция трещит по швам, кризис сжимает тиски и, как говорят немцы, платить за разбитые горшки придется и ХДС/ХСС, и СДПГ. - Несомненно придется, но кому и сколько, я бы сейчас предсказывать не взялся: ситуация весьма подвижная. Возможны сюрпризы. - То есть, большой коалиции не удастся продолжить правление за пределами 2009 года? - Повторю, пока ничего нельзя утверждать с уверенностью. Кроме того, что мы уверены в своих силах и рассчитываем на хорошие результаты. Между прочим, мы уже опровергли одну устоявшуюся догму, в соответствии с которой было принято считать, что «слева от социал-демократов в политике ФРГ места нет». Оказалось, что есть и достаточно просторное. И оно может стать еще просторнее, если продолжат сбываться наши экономические прогнозы, которые правящие партии так любили называть «левым паникерством». - Каких результатов вы ожидаете на выборах в Европейский Парламент? - Мы, несомненно, сохраним свое представительство в нем. - А каковы ваши личные планы? Продолжите работу в бундестаге? - Нет, я бы хотел завершить ее, сосредоточившись на деятельности в Европейском Парламенте. Товарищи доверили мне работать на посту сопредседателя нашей партии до 2010 года, я доведу это дело до конца. А потом – все, ухожу. Хватит. Годы, знаете ли… ЛОТАР БИСКИ Родился 17 августа 1941 года в Цолльбрюке, район Руммелсьбург в Померании (ныне Корзибье, Польша). До 1959 года жил с родителями в ФРГ, в Шлезвиг-Гольштейне. В 18 лет самостоятельно переехал в Германскую Демократическую Республику, поскольку в ФРГ не мог даже окончить школу из-за стесненного материального положения семьи. Получив среднее образование, изучал философию в Университете имени Гумбольдта в Берлине и культурологию в Университете имени Карла Маркса в Лейпциге. В Лейпциге до 1979 года занимался научными исследованиями в этих областях знаний. Затем стал профессором университета имени Гумбольдта в Берлине, доцентом Академии общественных наук при ЦК СЕПГ. С 1986 года – профессор Высшей школы кино и телевидения в Потсдаме, которую возглавлял с 1986 по 1990 год. С апреля 2007 года – издатель социалистической газеты «Нойес Дойчланд». Женат, имеет трех сыновей. Старший – Йенс – журналист и писатель, средний – Норберт – художник, младший – Штефан – нейробиолог. Вступил в СЕПГ в 1963 году. С 1989 по 1991 год был членом президиума этой партии, переименованной в Партию демократического социализма. С 1991 по 1993 годы возглавлял земельную организацию ПДС в Бранденбурге. С 1993 по 2000 и с 2003 по 2007 год – председатель ПДС/Левой партии. После ее объединения с WASG – сопредседатель Левой партии Германии. С 1990 года – член Бранденбургского ландтага и до 2004 года председатель действовавшей в нем фракции ПДС. С 2004 по 2005 год – вице-президент Бранденбургского ландтага. Депутат бундестага. *1 ЛЕВАЯ ПАРТИЯ ГЕРМАНИИ  Создана в середине 2007 года в результате объединения Левой партии – Партии демократического социализма (ПДС), имевшей сильные позиции в пяти восточных землях Германии, и организации, именовавшейся аббревиатурой WASG ( Wahlalternative Arbeit und soziale Gerechtigkeit – Избирательная альтернатива: труд и социальная справедливость), возглавлявшейся видным германским политиком Оскаром Лафонтеном, выходцем из социал-демократической партии. Эта партия объединила людей из двух частей Германии, на протяжении сорока лет развивавшихся как раздельные государства. В ПДС были представлены, прежде всего, граждане бывшей ГДР, в том числе и те из них, кто многие годы был членом правящей Социалистической единой партии Германии. Западногерманские левые были представлены теми, кто разочаровался в различных политических силах – «зеленых», социал-демократах, коммунистах, анархистах, «движениях 68 года». Таким образом, Левая партия собрала воедино и вобрала в себя различные политические традиции и течения, причем основой стало взаимное уважение к этому многообразию. Ни один из партнеров не был поставлен в положение младшего, принужденного почтительно внимать всему тому, что скажет и сделает его «старший», то есть – более искушенный товарищ. Словом, общегерманская левая сила переживает сейчас период активного становления. ЕВРОПЕЙСКАЯ ЛЕВАЯ ПАРТИЯ (ЕЛП) Основана 8 мая 2004 года в Риме партиями левого и коммунистического спектра из различных стран Единой Европы, а также стран, не входящих в ЕС. В отличие от также действующей на европейском уровне организации «Объединенные европейские левые», построенной по федеративному принципу, Европейская левая – четко структурированная партия, а не рыхлое фракционное объединение. Лотар Биски избран председателем партии на 2 съезде 24 ноября 2007 года и сменил на этом посту Фаусто Бертинотти. Членами Европейской левой могут быть и те, кто не состоит ни в какой входящей в нее национальной партии. В ЕЛП входят: Левая партия ФРГ, Коммунистическая партия Австрии, Швейцарская партия труда, Коммунистическая партия Бельгии, Эстонская левая партия, Французская коммунистическая партия, Коалиция левых, экологии и движений Греции, Левая партия Люксембурга, Коммунистическая партия Молдавии, Левый блок Португалии, Социалистическая единая партия Румынии, Партия коммунистического возрождения Италии, Партия коммунистического возрождения Сан-Марино, Объединенные левые Испании, Объединенные альтернативные левые Каталонии (Испания), Коммунистическая партия Испании, Партия демократического социализма ( Чехия ), Партия свободы и солидарности (Турция), Венгерская коммунистическая рабочая партия. Еще ряд партий имеют в ЕЛП статус наблюдателей: Германская коммунистическая партия, «Альтернативные левые» (Бельгия), «Единый список «красно-зеленых» (Дания), Коммунистическая партия Финляндии, «Обновленные коммунистические и экологические левые» (Греция), Партия итальянских коммунистов, Европейская левая партия (Италия), «Молодые социалисты» (Польша), Коммунистическая партия Словакии, Коммунистическая партия Богемии и Моравии (Чехия), Партия прогресса трудового народа (Кипр). Александр СТЕПАНОВ №10(26), 2008

Брюссель не снижает нажима на руководство Болгарии, считая, что оно недостаточно делает для борьбы с коррупцией (см. «Болгария и Румыния получили от Брюсселя желтые карточки», номер 8-9(25) за 2008 год). Последним эпизодом, который дал Европейскому Союзу повод требовать от Софии более решительных действий в этом направлении, стал скандал, связанный с предполагаемыми связями правящей соцпартии с одной из преступных групп. В прокуратуру попали документы, согласно которым партийцы получали пожертвования от «группировки Стойкова-Николова». С одним из ее главарей нынешний премьер-министр Сергей Станишев будто бы даже встречался в 2005 году. «Мы не можем проверять каждого, кто делает пожертвования, – объясняет он сам газете «Интернэшнл геральд трибюн». – Если будет установлено, что один из доноров нарушил закон и пожертвовал грязные деньги, мы переведем их на благотворительные нужды». При этом глава правительства отметил, что Болгария добивается прогресса в борьбе с коррупцией, и призвал сравнить нынешнее положение с тем, которое было 10 лет назад. Однако в Брюсселе все меньше склонны мириться с нынешним положением дел в этой стране. Наибольшую решительность выразил голландский министр по европейским делам Франс Тиммерманс: «Нам нужны результаты через пару месяцев. ЕС не может повторять, что «вы можете добиваться большего», без того, чтобы в один прекрасный момент не начать делать выводы. Мы убедились, как важно строго расходовать получаемые (от ЕС. – Прим. ред.) структурные фонды. Это приводит к положительным сдвигам. Я призываю Европейскую Комиссию продолжать этот курс». Вскоре исполнительный орган ЕС должен определиться с замороженными пока средствами, предназначавшимися для Болгарии. В общей сложности речь идет о 250 миллионах евро, что немало для Софии. Всего из фондов ЕС в Болгарию на нужды развития должны быть переведены до 2013 года 11 миллиардов евро. Леонид НИКУЛЬШИН №10(26), 2008

Предупреждение о том, что всемирный финансовый пузырь вот-вот лопнет, звучали так давно и регулярно, что на них перестали обращать внимание. Даже вялотекущие процессы, начавшиеся летом 2007 года в США в секторе недвижимости и ипотеки, особо не насторожили. И вот случилось – пузырь лопнул. Сейчас еще не ясны сроки и масштабы глобального бедствия. Политики и финансовые иерархи стараются включить те немногие рычаги воздействия на рынки, которые у них есть, и гасить панику. Эксперты и аналитики стремятся сохранить обычную ложную многозначительность, но ореол всезнания они растеряли. Нет твердых ответов на риторические вопросы, связанные с кризисом, и это нормально. Мир столкнулся с новым феноменом и должен его постепенно осмыслить. Тем не менее, его контуры обретают очертания. Не претендуя на непогрешимость, позволю себе попытаться систематизировать их. 1. После выхода из нынешней турбулентности (а это неизбежно), глобальные финансы и экономики будут другими. Какими – говорить рано, но какими не будут или будут в меньшей степени, уже понятно. Американская модель рынка, в основе которой лежал кредит и, как оказалось, практически бесконтрольные банки, абсолютный либерализм и вседозволенность, дала трещину. Десятилетиями США навязывали другим эту модель, которая, с учетом беспрецедентного богатства этой страны, казалась эффективной. Но повсеместного распространения она не получила. Теперь трудным станет не только ее экспорт, но и сохранение в чистом виде прежних финансовых привычек в самих США. Зато более регулируемая модель, распространенная в разных видах в континентальной Европе, имеет шанс закрепиться. 2. Спасение финансовой системы берет в руки государство, причем, чем оно было либеральнее, тем крупнее эти операции. Самые впечатляющие масштабы выделения государственных средств на спасение терпящих бедствие частных банков и других финансовых учреждений предложили власти США и Великобритании. А лондонские газеты, описывая согласованный странами зоны евро (в нее британцы не входят) план помощи банкам, не без гордости отмечали, что он во многом срисован с мер, предложенных правительством Ее Величества. Денежными вливаниями из казны дело не ограничится. Придется заниматься регулированием доселе бесконтрольных финансовых рынков, действующих без учета границ и часовых поясов. Все чаще вспоминают Бреттон-Вудскую систему, предлагая вернуться к использованию подобного механизма для установления нового международного финансового порядка вместо господствовавшей доселе анархии. В американском местечке Бреттон-Вудс в 1944 году были согласованы меры, которые управляли финансовыми отношениями в капиталистических странах в послевоенные годы, были основаны Международный валютный фонд и Всемирный банк. Но в 1971 году эти механизмы перестали действовать, когда США отказались от свободного конвертирования доллара в золото. Это открыло путь к дерегуляции финансовых рынков, раздуванию финансового пузыря, который теперь лопнул. Конечно, сейчас не идет речь о возврате именно к прежней Бреттон-Вудской системе, но лишь к механизму, который позволил бы выработать новую глобальную валютно-финансовую систему. 3. Государства собираются спасать частные финансовые институты на деньги налогоплательщиков. Это нравится далеко не всем: прибыли приватизируются, а убытки национализируются, за счет налогов будут оплачиваться излишества и безответственность банкиров-частников. Возразить против этих аргументов нечего. Но если не спасать банки, то кризис будет расширяться и перекинется в реальный сектор экономики с тяжелейшими социальными последствиями для тех же налогоплательщиков. Поэтому иного выхода нет. И все же применяемые правительствами, в том числе европейскими, методы расшатывают социальный консенсус современного общества. 4. Особую остроту кризису придает отсутствие доверия между основными его игроками, они перестали доверять репутациям, рейтингам, составителям рейтингов, цифрам… Потеряны твердые ориентиры. Главная техническая проблема состоит в том, что банки с трудом кредитуют друг друга, лишая крови (т.е. кредитов) организм глобальной экономики. Государства могут закачивать в том или ином виде деньги в банки, оказавшиеся в сложном положении. Но пустят ли банки эти средства в оборот или придержат и станут пропадать поодиночке? Эти же соображения приходят на ум при знакомстве с дискуссией в верхах ЕС о путях выхода из финансового кризиса. Надо отдать должное: довольно быстро удалось согласовать пакет антикризисных мер, в рамках которых Союз и государства-участники взяли на себя большую ответственность. Трудно припомнить случай, когда ЕС настолько стремительно действовал и тесно сотрудничал. Но все же… Вспомним споры относительно предложения создать единый фонд по спасению банков, попавших в трудное положение. Идею выдвинула Франция, председательствующая в ЕС, сославшись на механизм, который на национальном уровне приняли в Великобритании. Но категорически против выступила Германия. Канцлер Ангела Меркель вынуждена считаться с распространенным в стране мнением: платить в этот фонд придется, прежде всего, немцам. Мол, они всегда ведут хозяйство экономно, а потом эти средства идут на нужды менее разумных партнеров. То, что проходило в период процветания, в момент кризиса принимается хуже. Если в единой Европе происходит такое, то есть основания ожидать, что на глобальном уровне, например, в США начнут возникать позывы к протекционизму. Обстоятельства для этого зреют давно, а нынешний финансовый кризис стал лишь катализатором процесса. Достаточно напомнить, что зашел в тупик начатый в Дохе очередной раунд переговоров в рамках Всемирной торговой организации (кстати, своего рода внучки Бреттон-Вудских соглашений) о дальнейшей либерализации глобальных рынков. 5. Перечисленные выше явления не смогут не отразиться на социально-политической сфере, в том числе в странах ЕС. Крупные финансово-экономические кризисы и меры по их преодолению обычно способствуют росту популизма, авторитарности, национализма. Появляется такая угроза и теперь. Самая очевидная историческая аналогия – Германия времен Великой Депрессии конца 1920-х – начала 1930-х годов. Эта страна вошла в депрессию в 1928 году во главе с добродушным социал-демократом Германом Мюллером, а вышла в 1933 году сами знаете с кем. На это можно возразить, что в других пораженных тогда кризисом странах ничего подобного не произошло, хотя и там политика изменилась: вспомним хотя бы резкое полевение Франции (правительство «Народного фронта») или «Новый курс» американского президента Франклина Рузвельта. Прямые аналогии вряд ли возможны и разумны. Но изменения в политическом сознании и политической практике будут вполне возможны и сейчас. Андрей СЕМИРЕНКО №10(26), 2008

Европейский союз решил сделать символические шаги навстречу властям Белоруссии и Узбекистана, как раньше они предприняли символические жесты в сторону Брюсселя. Министры иностранных дел стран-участниц на встрече в Люксембурге в середине октября приостановили запрет на въезд в Союз 36 белорусским политическим деятелям, включая президента Александра Лукашенко, из 41, против которых в прошлом такой запрет был введен. Против этих деятелей сохраняется также замораживание авуаров в ЕС, которых, по заявлениям самих заинтересованных лиц, у них там никогда и не было. Что касается Узбекистана, то «двадцать семь» отменили просуществовавший год запрет на поездки в ЕС восьмерым представителям руководства Узбекистана. При этом сохранено эмбарго на продажу оружия в эту среднеазиатскую страну. Правозащитники негодуют, но на этот раз к ним не очень прислушались. Однако особой принципиальности в поведении ЕС нет. Санкции были введены по политическим мотивам, снимаются – также. Примечательно, что инициаторами послаблений в отношении Белоруссии стали ее соседи – Польша и Литва, которые решили попытаться разыграть белорусскую карту против России. Жест в сторону Узбекистана еще более понятен: заинтересованность в энергоресурсах. №10(26), 2008

Конфликт вокруг Южной Осетии привел к резкому ухудшению обстановки в Большой Европе. Взаимное недоверие достигло пика. Дело дошло до того, что словосочетание «стратегическое партнерство» ушло из политического лексикона. Его заменил эвфемизм «strong relationship», который на русский язык можно с натяжкой перевести как «сильные» или «глубокие отношения». Причины сложившейся удручающей ситуации каждая из сторон оценивает по-разному. Многие в ЕС считают, что во всем виноват отход России от базовых принципов правового демократического государства. В России ответственность возлагают на проявленное Западом тотальное нежелание считаться с ее законными национальными интересами. Претендующие на объективность эксперты утверждают, что деградация ситуации в Европе явилась естественным последствием скатывания обеих сторон к односторонним действиям и неспособности международных структур предотвратить подобное развитие событий. Конечно, от оценки причин зависит и обоснование каких бы то ни было рецептов выхода из кризиса, вообще выдвижение каких-то новых инициатив. Но такие инициативы совершенно необходимы. Само по себе доверие не восстановится. Да и возвращения к тому, как складывались отношения ранее, стороны вряд ли желают. Что касается Российской Федерации, то руководство страны еще до трагических событий выступило с рядом далеко идущих предложений, направленных на формирование новой, более надежной и реалистичной, системы безопасности в Европе и возобновление усилий по ограничению гонки вооружений и запрещению определенных видов военной деятельности. Работа по их конкретизации продолжается. Но и лидеры ЕС и государств-членов активно размышляли над тем, что можно было бы сделать для улучшения двусторонних отношений с Россией в преддверии и сразу после инаугурации нового президента в нашей стране. Однако, кроме запуска вскоре вновь замороженных переговоров по новому базовому соглашению, ничего серьезного наружу не пробилось. Возрождение центральной роли ОБСЕ в евро-атлантической системе сотрудничества и безопасности или, по крайней мере, возвращение этой организации былой ответственности могло бы стать неплохим ответом на возникший вакуум управления политическими процессами в северном полушарии. Что-то предлагать какой-либо из держав в одностороннем порядке было бы бессмысленно. Сколько-нибудь серьезные последствия могут иметь только совместные инициативы, в частности, совместные предложения России и ЕС, идущие в развитие брокерской роли, взятой на себя французским председательством в ЕС применительно к конфликту вокруг Южной Осетии. Но перед тем как приступить к разработке таких предложений, надо ответить на несколько непростых вопросов. Прежде всего, надо решить для себя, могут ли Россия и ЕС договориться о совместных инициативах, достаточно ли такого тандема для модернизации ОБСЕ и в чем такие инициативы должны были бы заключаться. Договороспособность России и ЕС Сразу после окончания вооруженной фазы конфликта вокруг Южной Осетии руководство Российской Федерации поспешило обозначить свои внешнеполитические приоритеты. Фактически оно внесло существенные уточнения во внешнеполитическую доктрину страны. Что-то в ней было изменено. Что-то, наоборот, усилено. Конечно, были усилены положения о продвижении и защите страной своих национальных интересов, о защите жизни и законных интересов своих граждан, где бы они ни находились. Но не только. Главное, на мой взгляд, – в жесткой, убедительной и безусловной форме было закреплено кредо современной российской внешней политики: готовность к самому тесному сотрудничеству и взаимодействию с внешним миром. Президент Дмитрий Медведев придал ему характер одного из пяти основополагающих принципов внешней политики страны. Затем оно без купюр было транслировано другими государственными деятелями России. Министерство внутренних дел приняло его к практической реализации. Суть формулы – Россия готова идти по пути сотрудничества, партнерства и интеграции настолько далеко, насколько к этому готова противоположная сторона или противоположные стороны, строя равноправные отношения, стержнем которых выступает взаимное уважение и взаимный учет интересов друг друга. Все убеждает в том, что это не пропаганда, не риторика, а прагматическая позиция. Ее следы можно обнаружить во многих практических шагах, которые Россия предприняла на международной арене. Именно Москва убедила Брюссель и столицы государств-членов в необходимости обновления международно-правовой базы отношений между ними. Она выступила с инициативой заключения нового базового соглашения, чтобы серьезно оздоровить отношения, придать им системный характер, привести их в соответствие с изменившимися потребностями сторон. Брюссель долго колебался. В конце концов, здравый смысл взял верх. ЕС с ней согласился. И в конфликте вокруг Южной Осетии Москва очевидным образом продемонстрировала настроенность идти на компромиссы и способность достигать их, несмотря на все негодование, вызванное в стране военным нападением грузинских военных на спящую республику, гибель своих граждан и миротворцев, гуманитарную катастрофу в результате варварского использования вооруженной силы. Совместно с Европейским союзом Россия обеспечила прекращение огня в кратчайшие возможные сроки, разработала принципы урегулирования горячей фазы конфликта, взяла на себя конкретные обязательства. Таким образом, в принципе можно утверждать, что Россия обладает необходимой договороспособностью. Ее поведение предсказуемо. На нее вполне можно положиться в качестве надежного и вменяемого партнера. Европейский союз обладает не меньшей договороспособностью. На его счету сотни самых разнообразных соглашений с третьими странами и международными организациями. В их числе европейские соглашения, соглашения об ассоциации, о стабилизации, о партнерстве и сотрудничестве, секторальные соглашения и многие-многие другие. ЕС вообще считается правовым сообществом. Увы, эта договороспособность не распространяется на наиболее острые и сложные области международной повестки, на вопросы обороны, безопасности и предупреждения вооруженных конфликтов, но, что еще важнее, на общие вопросы построения отношений между ЕС и Россией. Это связано как с тем, что компетенция ЕС в области ОВПБ реализуется Союзом параллельно с компетенцией государств-членов в этой сфере, так и с тем, что у них слишком разнонаправленные интересы. По широкому спектру вопросов они просто не могут договориться. Они глубоко разделены. Свои водоразделы есть между Старой и Новой Европой, между Севером и Югом ЕС, между Великобританией и континентальной Европой, между Францией и Германией и т.д. За примерами далеко ходить не надо. Достаточно вспомнить Ирак, Косово или даже судьбу французской инициативы по Средиземноморскому союзу. В отношениях с Российской Федерацией ситуация еще более запутанная и запущенная. Часть государств-членов ратует за возрождение политики сдерживания Россия, как если бы она была Советским Союзом, и последних двадцати лет как бы вроде и не было. Часть выступает за отыскание новых форм сотрудничества и взаимодействия. Поэтому возможности работы с ЕС над совместной инициативой по ОБСЕ крайне ограничены. При работе с Союзом надо учитывать рыхлость ЕС, трудности выработки общей позиции по действительно сложным вопросам, с которыми он сталкивается, все имеющиеся у него «красные линии». Но ограниченность возможностей не значит их отсутствие. Они есть, и ими было бы очень важно воспользоваться. Обеим сторонам. Тем более что на направлении ОБСЕ Европейский союз считает свои усилия по координации внешних и внешнеполитических действий государств-членов наиболее успешными. Главное – как воспользоваться, каким образом. По всей видимости, оттолкнувшись не столько от желаний политической элиты Российской Федерации и российской дипломатии, не столько от того, что объективно нужно в первую очередь, а от того, по поводу чего в ЕС мог бы сложиться консенсус, в чем ЕС мог бы увидеть свой собственный коллективный интерес. А, если так, то возможность и перспективы совместной инициативы зависят от их реального содержательного наполнения и того, как она будет воспринята другими игроками. Позиционирование по отношению к США Под другими игроками подразумевается в действительности только один – Соединенные Штаты Америки. Нравится это кому-то или нет, но США остаются наиболее влиятельным членом ОБСЕ, причем, намного более влиятельным, чем все остальные. Им не составляло никакого труда противостоять ЕС в прошлом в рамках ОБСЕ. Американцы легко блокировали усилия ЕС по юридизации деятельности Хельсинского процесса и превращения его не только на словах, но и на деле из процесса в полноценную региональную организацию безопасности. Они столь же легко смогут заблокировать подобные попытки со стороны России и ЕС и в будущем. Тем более что в ЕС работает своего рода «пятая колонна» США – Великобритания, Новая Европа, от случая к случаю и другие страны. Следовательно, согласие США является ключевым фактором, от которого зависит и будущее совместной инициативы, и сама возможность ее появления. Это отнюдь не значит, что Вашингтон обязательно воспримет ее в штыки. Отнюдь нет. Свой интерес в появлении такой инициативы может быть и у американцев. Им точно также как и другим нужны работающие международные инструменты. США свою политику на евроазиатском направлении наверняка будут менять. Их вполне может устроить то, что всю черновую работу по согласованию текста, самоцензуре и учету интересов третьих сторон возьмут на себя Россия и ЕС. Это значит лишь то, что ограничений в работе над инициативой будет еще больше. Автором совместной инициативы придется обходить еще больше «красных линий». Диалог между Москвой и Вашингтоном сейчас осложнен. Рассчитывать на то, что, как раньше, российские и американские дипломаты будут в одной упряжке работать над возможными развязками, не приходится. И тут все преимущества совместной инициативы России и ЕС могли бы проявиться в полной мере. Брюссель взял бы на себя получение «благословения» Вашингтона на запуск работы над инициативой. Он держал бы его в курсе переговоров. И ответственность за поиски консенсуса и внесение необходимых изменений и дополнений в инициативу легла бы также на плечи ЕС. Только что, применительно к урегулированию конфликта вокруг Южной Осетии, французское председательство в ЕС продемонстрировало, что Союз в состоянии играть роль брокера в отношениях между Россией и США. Не исключено, что он справится с аналогичной ролью и при решении задач возрождения ОБСЕ. Делаем следующий логический шаг. Таким образом, все будет зависеть от содержательного наполнения инициативы. Назад к нужному и уважаемому ОБСЕ Очевидных направлений модернизации ОБСЕ очень много – за последние два десятилетия к ее функционированию накопилось огромное количество вопросов. Результаты ее деятельности, мягко говоря, не впечатляют. И упреков к ОБСЕ не только со стороны России, но и многих других государств-участников предъявляется немало. Главное – ОБСЕ не смогла стать действенной системой коллективной безопасности в евро-атлантическом регионе. Она оказалась неспособной решать задачи превентивной дипломатии. Она не смогла предотвратить применение силы ни на Балканах, ни в Закавказье. Выяснилось, что провозглашенные ею принципы межгосударственных отношений, закрепленные в Хельсинском акте и Парижской хартии, никого ни к чему по большому счету не обязывают. Договоренности, принятые в рамках ОБСЕ по ограничению обычных вооруженных сил и вооружений устарели. Они не соответствуют реальности. Экономическая корзина ОБСЕ фактически так и осталась пустой. Эффективность институтов оставляет желать лучшего. Политические и волюнтаристские институты явно превалируют над юридическими. В совместной инициативе России и ЕС в той степени, в какой это возможно с учетом указанных выше «красных линий», можно было бы попытаться предложить программу исправления всех перечисленных «недостатков», озабоченностей и нестыковок. Как отдельные элементы программы будут увязаны между собой – не суть важно. Иерархию целей выстраивать тоже нет нужды. Успех сумеет принести исключительно прагматический подход. По экономической корзине теоретически сделать можно очень много, по-настоящему много. К сожалению, несмотря на отдельные разрозненные свершения и принятые разумные и перспективные документы, она так и осталась «спящей» в деятельности ОБСЕ. Здесь все в какой-то степени в руках Брюсселя. В прошлом именно он зажимал деятельность ОБСЕ на этом направлении. Ему важно было сосредоточить всю экономическую проблематику в своих собственных руках, в руках интеграционного объединения, подмять ее под себя. Теперь Брюссель вполне мог бы развернуть ситуацию на 180 градусов. ОБСЕ для ЕС не конкурент. А вот превратить ОБСЕ в инструмент экономического сотрудничества в треугольнике ЕС-США-Россия объективно и ему, и другим сторонам треугольника, всем государствам-участникам ОБСЕ было бы крайне выгодно. Конкретно, речь могла бы идти, в частности, о разработке общих стандартов, которым придавался бы международный статус. Сотворчество в рамках ОБСЕ давало бы возможность всем странам вводить их затем в свое внутреннее право на последовательно равноправной основе, без ущемления их суверенных прерогатив. В институциональном плане вполне возможно было бы вернуться к обсуждению идей создания органа ограниченного состава, на который возлагалась бы особая ответственность за осуществление функций превентивной дипломатии и урегулирования конфликтных отношений. Можно было бы подумать над тем, как навести порядок в функционировании децентрализованных структур ОБСЕ, чтобы отдельные страны не относились к ним как к орудию продвижения односторонних интересов. Следовало бы отработать процедуры, решить вопрос о юридическом статусе и международной правосубъектности ОБСЕ и многие др. В своей совокупности все эти вопросы достаточно весомые для того, чтобы объединить их регламентацию в едином документе – Уставе ОБСЕ. Правоприменительная практика, реальная жизнь поставили под сомнение свод принципов ОБСЕ, всю политико-правовую основу регионального миропорядка в пределах евро-атлантического пространства. Об их переписывании не может быть и речи. Ни в коем случае. А вот подтвердить всем государствам-членам свою приверженность базовым требованиям евро-атлантического общежития было бы крайне необходимо. Но не только. Назрела острая необходимость в разработке механизмов реализации отдельных принципов международного права и разрешения коллизий, объективно существующих между ними, в утверждении набора критериев, в соответствии с которыми они бы применялись. Вопросы ограничения вооружений. К их обсуждению Брюссель готов менее всего. В ЕС на протяжении всех лет исходили из рабочей гипотезы о том, что проблема обеспечения безопасности в евро-атлантическом регионе окончательно решена, что все всем довольны, а если какие-то нюансы и возникают, их урегулирование можно переложить на плечи НАТО. Выяснилось, что дело обстоит не совсем так. И с российскими озабоченностями надо считаться. Поэтому в Договор об обычных вооружениях надо вдохнуть новую жизнь. Только с учетом реальных потребностей всех заинтересованных сторон. И на основе того бесценного опыта, который был накоплен, начиная с 1970-х годов. Отражающие его базовые императивы – всеобъемлющая концепция безопасности, понимание неразрывной связи между наступательными и оборонительными вооружениями, максима о недопустимости строить свою безопасность за счет или в ущерб другой стороне или сторонам. В принципе можно было бы поставить вопрос и в гораздо более широком контексте созыва новой, Третьей по счету Гаагской конференции мира. Видимо, следовало бы подумать об обновлении разоруженческой повестки дня, переосмыслении формата переговоров о стратегических вооружениях, создании общей стратегической системы противоракетной обороны, недопущении гонки вооружений в космосе, разработке мер доверия и транспарентности нового поколения и т.д. Но главное, конечно – подготовить систему мер, реализация которых позволила бы ОБСЕ на деле стать системой коллективной безопасности, включая ее договорные и военные компоненты, механизмы и процедуры контроля. В какой-то степени все эти идеи стыкуются с утверждениями о необходимости построения в евро-атлантическом пространстве более надежной и современной системы безопасности. Сроки и процедуры Действовать надо быстро. Потенциал обострения международной обстановки, вскрытый конфликтом вокруг Южной Осетии, далеко не исчерпан. Для того чтобы купировать проявление кризисных явлений и ослабить деструктивные последствия противостояния, порожденного безумными действиями грузинского руководства, работу над совместной инициативой следовало бы запустить как можно быстрее. Сам факт такой работы уже сам по себе оказывал бы позитивное, отрезвляющее действие. В процедурном плане ей вполне можно было бы придать отдельный или специальный формат. Но есть возможность пойти и по несколько другому пути. «Дорожные карты» построения общих пространств между Россией и ЕС дают для предстоящих переговоров, консультаций, экспертных встреч и подключения общественности очень хорошие организационные и политико-правовые рамки. В какой-то степени они для того и задумывались. Если Россия и ЕС на деле попытаются их задействовать, они смогут в дальнейшем приступить к аналогичным усилиям и по другим трекам. А это, в свою очередь, заложит неплохие основы для того, чтобы возможная работа над новым базовым соглашением между Россией и ЕС велась в расчете на долгосрочную перспективу и позитивную динамику. © Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России №10(26), 2008

Проблематика социальной сплоченности в России пока не является предметом широкого обсуждения ни в структурах власти, ни в академических кругах. Собственно, сам термин, столь привычный для Совета Европы, для политиков, чиновников, исследователей и просто обывателей в странах Евросоюза, в России употребляется редко. Впервые на высоком уровне он прозвучал во время президентской кампании 2004 г., но продолжения это не имело. Между тем, в западноевропейских государствах вопросам социальной сплоченности уделяется огромное внимание на протяжении уже десятилетий. На ее поддержание и укрепление мобилизуются все структуры власти, бизнес-сообщество, научные силы, структуры гражданского общества. Весьма символично, что в некоторых из этих государств термин «социальная сплоченность» включался или включается в названия министерств социального блока. Что же стоит за этим термином и почему на сохранение и усиление социальной сплоченности тратятся огромные средства (следует сразу подчеркнуть, что это вещь дорогостоящая)? Общепринятого определения социальной сплоченности нет ни в Европе, ни в мире, хотя сам термин был запущен в широкий оборот в рамках ООН еще во второй половине 1940-х годов. Однако есть некое общее понимание, что в данном случае речь идет о состоянии общества, сплоченном общими ценностями и узами солидарности. В таком обществе отнюдь не исключаются социальные различия и противоречия, однако здесь не допускается слишком большого разрыва между богатыми и остальными слоями населения, а различия и противоречия не перерастают в социальные антагонизмы и потрясения. Совет Европы, потративший не один год на выработку определения, которое было бы приемлемо для всех его государств-членов*2, в целом исходит именно из такого толкования: под социальной сплоченностью в организации «понимают способность общества обеспечивать благополучие своих членов, сводить к минимуму неравенство и избегать поляризации общества. Сплоченное общество – это такая община, которая состоит из свободных граждан, выполняющих общие задачи демократическим путем».*3 Есть также понимание того, что социальной сплоченности нигде не удалось добиться полностью и безоговорочно, что к ней нужно постоянно стремиться, а в определенные периоды, как, например, сейчас, в эпоху глобализации, за нее надо бороться. Значение же социальной сплоченности определяется, прежде всего, тем, что она рассматривается как основополагающее условие устойчивого экономического развития. Обеспечиваемая ею социальная стабильность позволяет, с одной стороны, вовремя реагировать на вызовы эпохи, а с другой – вырабатывать упреждающие стратегии, нацеленные на решение перспективных экономических и социальных задач. В странах с высоким уровнем социальной сплоченности, как показывает опыт, быстрее и легче развиваются инновационные экономики. В этой связи стоит напомнить одно из ключевых положений ст.158 Лиссабонской стратегии Евросоюза, принятой в 2000 г., о том, что социальная сплоченность должна рассматриваться как основа конкурентной экономики знаний, ориентированной на максимальную занятость населения*4. Можно сказать и по-другому: социальная сплоченность есть необходимое условие развития постиндустриального общества. Разумеется, социально сплоченное общество более способно преодолевать внешние вызовы, которых в современном мире предостаточно – от глобальной конкуренции, повышения цен на энергоносители до международного терроризма. Однако, этим важность социальной сплоченности не исчерпывается, экономические или политические аспекты в ней переплетаются с социально-этическими. Если сравнивать в самом схематическом виде те концепции и социально-экономические стратегии, которые стоят, например, за термином «человеческий капитал» (его обычно связывают с Всемирным банком) и пониманием социальной сплоченности, сложившимся в ряде западноевропейских государств и поддержанном и развитом в Совете Европы, то в первом случае имеется в виду, главным образом, стратегия и политика, направленные на усиление и усовершенствование имеющихся трудовых ресурсов. Во втором случае, помимо этой задачи, ставится более широкая цель – дать возможность стать полноценными членами общества, в том числе полноценными работниками не только здоровым и сильным, но также всем тем, кто относится к уязвимым группам населения. «Узы солидарности» в данном случае далеко выходят за рамки «социальной благотворительности», характерной для развитых стран в предыдущую индустриальную эпоху. В этом контексте ставится, например, задача максимального включения в трудовые ресурсы и общественную жизнь инвалидов (7-8% населения). В условиях продолжающегося старения европейских обществ люди старших возрастов (пожилые люди, по принятой в России терминологии) все больше рассматриваются как ценный трудовой ресурс и сокровищница социального опыта, использовать которые, однако, можно только при условии крупных вложений в здоровье этих людей и необходимую адаптацию к ним производственных и технологических процессов. Чтобы избежать возможных конфликтов между поколениями на рынке труда и в целом в обществе, нужно также уделять большое внимание развитию гармоничных межгенерационных отношений. Иммигранты, маргинализованные национальные меньшинства тоже могут более эффективно включиться в экономику и культурно-общественную жизнь при условии правильно выстроенной политики их интеграции в общество. Особое внимание в рамках стратегий социальной сплоченности уделяется детям, в первую очередь детям «группы риска»: детям-инвалидам, детям, проживающим в учреждениях опеки, беспризорникам, несовершеннолетним правонарушителям, детям из семей, находящихся в ситуации бедности и социального отторжения, и многодетных семей (на практике эти две последние категории часто совпадают). Дети, как известно – будущее любого общества, но только большие усилия по их социализации, а в случае с детьми «группы риска» – по их социальной реинтеграции, превращают это будущее в реальность. При недостаточном же внимании к детям данной «группы» они могут стать огромным социальным и финансовым бременем для общества. Отсутствие должного образования закрывает им путь к достойному месту на рынке труда, а это обрекает их на жизнь в «замкнутом круге»: бедность, социальное отторжение содействуют алкоголизации, «наркоманизации» и криминализации, а это в свою очередь ведет к еще большему социальному отторжению. Последнее же представляет собой очевидную угрозу социальной сплоченности. Разумеется, как уже сказано выше, меры по поддержанию и тем более усилению социальной сплоченности весьма затратны. Достаточно сказать, что в таких странах как Германия и Франция, давно вставших на этот путь, общие социальные расходы государства колеблются на уровне 41-42% ВВП. Это самый высокий показатель в Евросоюзе (для сравнения: до принятия в ЕС Болгарии и Румынии самый низкий показатель был в Литве – 18%), но другие государства Западной Европы постепенно подтягиваются к лидерам. Следует отметить, что в краткосрочном плане такие расходы могут оказывать определенное негативное воздействие на конкурентоспособность предприятий или даже отдельных отраслей экономики. Но в долгосрочном плане, как уже подчеркивалось, эта проблема «перекрывается» социальной стабильностью, устойчивостью экономического развития, максимальным использованием человеческого потенциала и значительно меньшей стоимостью «социальных издержек», связанных с бедностью, социальным отторжением и социальными конфликтами. В последние годы во многих европейских странах отмечается потребность в совершенствовании стратегий социальной сплоченности в связи с новыми вызовами, порожденными сложными процессами в рамках глобализации, в частности обострением конкуренции между экономиками и внутри их, проблемами миграции рабочей силы. Вместе с тем усугубились проблемы, связанные с продолжающимся старением наших обществ, низкой рождаемостью в большинстве государств, увеличением удельного веса в населении сверхпожилых людей и усилившимися нагрузками на системы социального обеспечения, здравоохранения и т. д. В ряде случаев все это повлекло за собой некоторый отход от всеобъемлющей социальной политики, являющейся ключевым условием социальной сплоченности. Проявились тревожные тенденции к увеличению бедности, разрыву социальных связей в наименее защищенных слоях населения. Совет Европы, как можно понять из сказанного выше, активно участвует в проработке этих проблем. Поддержание и укрепление социальной сплоченности в странах-членах было включено в число приоритетов Совета Европы на втором саммите глав государств и правительств этой организации в 1997 г. в Страсбурге, где находится ее штаб-квартира. В соответствии с поручением саммита, СЕ разработал в 2000 г. своего рода модельную стратегию социальной сплоченности, а в 2004 г. обновил ее. Последний третий саммит СЕ в 2005 г. в Варшаве не только поддержал эти шаги, но и поручил специально созданной «группе высокого уровня» продолжить данную работу. В результате «группой высокого уровня» был подготовлен доклад «На пути к активной, справедливой и социально сплоченной Европе», в котором проанализирован широкий спектр факторов, влияющих на социальную сплоченность – от функционирования демократии, развития экономики, борьбы с бедностью и социальным отторжением и в целом поддержания социальной солидарности (в частности, через эффективные механизмы перераспределения национального богатства от более богатых к менее богатым), защиты уязвимых групп населения, работы механизмов интеграции иммигрантов до доступа населения к образованию и культуре. Особое внимание при этом было уделено вызовам социальной сплоченности, связанным с процессами глобализации, увеличением рисков социального неравенства, бедности, старением и ослаблением связей между поколениями. Вывод «группы высокого уровня» при этом однозначен: несмотря на усилившиеся трудности по поддержанию и углублению социальной сплоченности, альтернативы ей нет. Особо подчеркнуто, что «формирование социальной сплоченности – это, прежде всего, ответственность государств» и что основная роль при этом «принадлежит традиционным мерам социальной политики».*5 Группа рекомендовала Совету Европы продолжать наращивать усилия по содействию социальной сплоченности в государствах-членах, используя все имеющиеся в распоряжении организации инструменты: от правовых, как Европейская социальная хартия или Европейский кодекс социального обеспечения, до программ технического содействия. Этот доклад должен быть рассмотрен на министерской конференции Совета Европы «Инвестировать в социальную сплоченность – инвестировать в стабильность и благополучие общества», которая должна состояться в Москве в феврале 2009 г. Тот факт, что первая министерская конференция по этой теме организуется в России и по предложению российских властей, весьма символичен. Проблематика социальной сплоченности для России весьма актуальна. Ситуация, когда (как неоднократно озвучивалось на разных уровнях, в том числе правительственном) разрыв в уровнях дохода между 10% наименее зажиточных и 10% наиболее зажиточных россиян увеличился в 2000-2007 гг. с 12 до 18 раз (в Москве этот показатель, по данным московского правительства, превысил 40 раз*6), а число бедных (по европейским меркам – сверхбедных), хоть и уменьшилось, но составляет около 17%, чревата постоянной социальной напряженностью, а в перспективе – серьезными социальными конфликтами. Стоит отметить, что в странах Западной Европы, где поддержание социальной сплоченности считается чрезвычайно важной задачей, разрыв в доходах, превышающий 10 раз (в Германии и Франции он составляет 6-7 раз, в скандинавских государствах 3-4 раза), считается угрозой для нее. В России пока нет стратегии борьбы с бедностью по типу тех, которые были выработаны в странах Западной Европы еще в 1950-60-е годы и с той поры, обновляясь в соответствии с новыми возможностями и новыми вызовами, неуклонно претворяются в жизнь. Пока акцент в РФ делается на повышение зарплат и пенсий, которое после длительного периода понижения уровня жизни основной массы населения страны, безусловно, является позитивной тенденцией. Однако, как показывает мировой опыт, это хоть и вносит вклад в борьбу с бедностью, но не решает проблему. Без вовлечения в экономическую жизнь и особой поддержки уязвимых групп, установления эффективной системы социальной защиты для основной массы населения разрыв в уровне жизни между различными социальными слоями может даже возрасти. Следует также иметь в виду, что если к России применить критерий бедности, принятый в Евросоюзе (уровень доходов на члена семьи ниже 60% душевого дохода в стране), а не принятый сегодня прожиточный минимум, то число бедных будет значительно выше упомянутых 17%. А по размерам пенсий и различных пособий Россия все еще остается на одном из последних мест в Европе. Особо нужно подчеркнуть, что бедность, тем более сверхбедность, разрушая семьи, усугубляет и без того драматическую демографическую ситуацию в России, население которой, в результате низкой рождаемости и высокой смертности, уменьшается каждый год на 600-800 тыс. человек. Массовая, в основном нелегальная, миграция из стран Кавказа и Средней Азии не компенсирует эту депопуляцию, да и не усиливает социальную сплоченность общества. Детей мало, и в то же время в 2006 г. в детдомах, приютах и других учреждениях опеки находилось 280 тыс. воспитанников, а в 2007 г. – уже 300 тысяч. При этом более 80% из них являлись «социальными сиротами», т.е. они имели родителей, но последние были лишены родительских прав. Для сравнения: во Франции в 2007 г. в подобных учреждениях проживали около 3000 детей, главным образом подростков, которых труднее устроить в семьи, чем детей малого возраста. Между тем в наше время общепризнано, что пребывание ребенка в учреждении опеки есть «необходимое зло», а полноценное развитие его личности лучше всего достигается в семье. Острота демографической проблемы, к счастью, уже осознана и общественным мнением страны, и российской властью. Положено начало инвестированию значительных средств и необходимым структурным реформам системы здравоохранения, особенно в области поощрения рождаемости, поддержки и защиты материнства. Принимаются меры по понижению смертности детей и взрослых. Все более эффективно работает система защиты и социальной реинтеграции детей группы риска, в частности детей-сирот. Взят курс на перевод почти всех детей-сирот, проживающих в учреждениях опеки, в семьи или в различные формы семейного жизнеустройства (например, в так называемые патронатные семьи или семейные воспитательные группы). Однако даже на этом последнем направлении сохраняются крупные противоречия, свидетельствующие о необходимости дальнейшего совершенствования социальной политики. С одной стороны, в российских регионах ощутимо усиливается материальная поддержка приемных и опекунских семей (в большинстве случаев – это бабушки, дедушки или другие родственники) и даже усыновляющих семей (такая поддержка существует в очень немногих странах), развивается система их методологического и психологического сопровождения. С другой – «нормальные» биологические семьи по-прежнему получают символические пособия. Недостаточна поддержка многодетных семей, почти не имеют ее матери-одиночки. Иными словами, получается, что почти все средства тратятся не на ликвидацию источника социального заболевания, а на преодоление его последствий. Между тем, в странах Западной Европы особое внимание уделяется профилактической помощи. Существенные пособия выплачиваются всем семьям, имеющим детей, а семьям с низкими доходами оказывается еще и дополнительная помощь (финансовая и в виде социальных услуг), чтобы не дать им попасть в порочный круг бедности и социального отторжения. В основу положен принцип, что выращивание, воспитание ребенка является важнейшей социальной функцией, требующей всяческой поддержки и поощрения. Кроме того, как показывает опыт, это, в конечном счете, обходится дешевле государству и обществу, чем социальная реинтеграция детей «группы риска». В целом, как показано выше, всеобъемлющая и активная социальная политика государства, поддерживаемая бизнес-сообществом и структурами гражданского общества, обходится дорого, но только она способна обеспечить необходимую социальную сплоченность. Недостаточная социальная сплоченность может поставить под вопрос устойчивость имеющегося сегодня быстрого экономического развития – реального достижения российской власти в 1999-2008 гг. Без сплоченного общества вряд ли возможно достаточно быстро решить задачу создания инновационной экономики, ставящейся сегодня в России. Сплоченность нужна России и для преодоления имевшихся и новых внешних вызовов. Отсюда настоятельная необходимость разработки в стране долгосрочной стратегии социальной сплоченности, увязки ее с общей стратегией социально-экономического развития. Совет Европы и Евросоюз содействуют этому уже на протяжении ряда лет. С одной стороны, речь идет о популяризации в стране уже упоминавшейся модельной стратегии социальной сплоченности, других наработок СЕ по этому вопросу, чему должна, кстати, послужить и отмеченная выше министерская конференция в Москве в феврале 2009 г. Большие усилия предпринимаются для продвижения в России базовых правовых инструментов СЕ, способствующих социальной сплоченности, в первую очередь, Европейской социальной хартии и Европейского кодекса социального обеспечения. С другой стороны, СЕ и Евросоюз осуществляют в России, при активной поддержке Министерства здравоохранения и социального развития РФ, совместные программы технического содействия, направленные на облегчение доступа населения к социальным правам (в частности, к праву на труд, на жилье, на социальную защиту и социальные услуги), на усиление социальной защиты уязвимых групп, особенно детей и пожилых людей. Следует подчеркнуть, что в последние годы эта деятельность все чаще проводилась на региональном уровне, что позволяло привлекать к ней большое количество российских специалистов, работающих «на земле». Причем, если сначала акцент был на ознакомлении их с методологиями и наилучшей практикой других европейских стран, то сейчас внимание уделяется также содействию обмену передовым опытом между самими российскими регионами. Они много и плодотворно экспериментируют в области социальных технологий и все более нуждаются в таком обмене. В целом, в России, в том числе благодаря вкладу СЕ и Евросоюза, усиливается внимание к социальной проблематике. На семинарах, организуемых в рамках упомянутых программ, виден растущий интерес российских специалистов и региональных властей к тематике социальной сплоченности. Это дает основания надеяться на продвижение ее и на федеральном уровне. Важной вехой на этом пути могли бы стать ратификация российским парламентом Европейской социальной хартии, являющейся своего рода сводом основных социальных и трудовых гарантий и подписанной РФ еще в 2000 г., а в перспективе – подписание и ратификация Европейского кодекса социального обеспечения, содержащего минимальные нормы социальной защиты. В.Н. ЧЕРНЕГА*1 *1 В.Н. Чернега – советник программ технического содействия Генерального директората по социальной сплоченности Совета Европы, доктор юридических наук *2 Совет Европы объединяет 46 государств из 47, имеющихся на континенте. Вне СЕ остается лишь Белоруссия. *3 Совет Европы: новая стратегия для социальной сплоченности. СЕ, Страсбург, 2004 г. *4 Следует, однако, иметь в виду, что понимание социальной сплоченности, выработанное в органах Евросоюза, несколько уже по сравнению с Советом Европы. Стержнем его является идея «социальной включенности», противопоставляемая социальному отторжению. Подход Совета Европы, как видно из данного текста, этим не ограничивается. *5 На пути к активной, справедливой и социально сплоченной Европе. Доклад Специальной рабочей группы высокого уровня по вопросам социальной сплоченности в XXI веке. СЕ, Страсбург, 26 октября 2007 г., с.30 *6 Город М - Аргументы недели, 28 августа 2008 г. №10(26), 2008

(горькая притча-быль) Некогда земля, на которой жило древнее племя, славилась своим богатством и плодородием. В полях, лесах и садах росло все, что только можно себе представить. Животных и птиц водилось превеликое множество. Тучные поля приносили сказочный урожай. Всюду царили покой и порядок. Благодатное было время. Ни в чем не было недостатка. Людей рожала та земля как будто вдохновленная изобилием. Статные и стройные, с пропорциональными и тонкими чертами лица, добрые и щедрые, были они красивы и душой, и телом. Дома строили себе уютные и просторные. Увлекались ремеслами. К труду относились с большим пиететом. Искусствам предавались с самозабвением. Любви – со страстью и упоением. И выходило у них все на удивление складно и гармонично. Живи да радуйся. Но ничто не вечно под луной. Увы, счастье быстротечно. Времена меняются. Как-то так получилось, что земля начала скудеть. Обреченно и неотвратимо. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Реки пересохли. Источники иссякли. Редкие дожди лишь напоминали об истаявшем благополучии. Они слегка освежали землю, но ничем не могли помочь. Звери и птицы перевелись. Леса, поля и сады стояли пустые. Возделываемая земля почти ничего не приносила. На головы людей обрушился голод. Пришли болезни. И что они ни придумывали, как ни бились, что ни делали, ничего не помогало. Да и что они могли сделать в столкновении с всемогущей матерью-природой. Их сердца охватило отчаяние. Руки опустились. Поселения пришли в упадок. Дома начали разваливаться – их больше никто не чинил и не подправлял. Умения и ремесла стали забываться. Искусства больше никого не интересовали. И любовь ушла из жизни. Было не до нее. Она больше не приносила ни радости, ни наслаждения. Ей занимались все реже и реже. По привычке и необходимости. На все лег отпечаток отчаяния и забвения. И люди какие-то сделались совсем не те. Маленькие, скрученные, подленькие и завистливые. Куда только что подевалось. Как будто это не их величественные предки красовались на изящных разноцветных боках еще не разбившихся амфор и потрескавшихся склепах. Когда от бед и напастей стало совсем тяжко, и люди решили, что им одним не справиться, они послали свою молодежь во все концы света. Ей наказали разузнать, что можно сделать для спасения. Ей поручили выведать, не знает ли кто, как остановить надвигающуюся катастрофу. А сами принялись молиться. Они просили предков, небо и землю, свет и тьму, ангелов и чудовищ, всех, кого можно и кого нельзя, даровать им спасение. Просили истово, самозабвенно, вкладывая в это остатки своей души. Но все напрасно. И посланцы ничем не помогли. Не все, но несколько человек вернулись. О путях спасения они ничего не узнали. Зато рассказали, как сладко, как здорово в других землях. Выходило, что никого больше свалившееся на них несчастье как бы и не коснулось. И тогда люди поняли. Надо уйти из домов предков. Пора покинуть оскудевшие земли. Другого выхода у них не остаётся. В других местах они вновь обретут счастье и благоденствие. Однако только они, было, стали собираться, как откуда ни возьмись, появился странник, держа в руках большой сосуд. Был он одет просто, и ничем особенным не выделялся. Но исходила от него такая доброта и благожелательность, что все собрались его послушать. А он вместо слов наклонил сосуд, и потекла из него вода. Потекла полноводным неиссякаемым потоком, омывая ноги собравшимся, увлажняя старую, иссохшую, измученную землю, устремляясь в леса, поля и зачахшие сады. Наконец, когда все поняли, что он принес им источник, странник молвил: «Люди, возьмите его. Это ваше спасение. Закопайте его и начинайте вновь возделывать землю. Благодаря вашему труду она станет столь же обильной и богатой, как прежде». Отдал им сосуд и исчез. Долго стояли люди, держа его в своих руках, и смотрели, как бежит из него драгоценная влага. А потом забрали свой нехитрый скарб и ушли к другим землям в поисках лучшей доли, унося с собой дарованный им благодатный источник. Ведь там, по рассказам молодежи, утраченное ими изобилие и благоденствие уже наступило. Здесь же все потребовалось бы строить заново. А измученная, выжатая ими до предела земля брошенной осталась лежать за их спинами. © Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России №10(26), 2008

On September 30, 2008, the Geneva Centre for the Democratic Control of Armed Forces (DCAF) released a report entitled "European Practices of Regulation of PMSCs and Recommendations for Regulation of PMSCs through International Legal Instruments". The report together with a number of other documents served as a basis for the discussion held in Moscow on October 16 – 18, 2008, by the United Nations Legal and Regional Consultations in the format of the East Europe Group and Central Asia Region "Activities of Private Military and Security Companies: Regulation and Oversight". The paper considers the current challenges posed by PMSCs, provides an overview of the existing regulation at the European and international levels and presents recommendations to the UN Working Group on the use of mercenaries for effective PMSCs regulation. But it has a much broader value. It provides food for thought about the real aims and consequences of privatizing and outsourcing state defense, military and security functions. Over the past 30 years, a sophisticated campaign has been waged to privatize all kinds of government services all over the world. The theory is that the modern state has too many obligations and lacks adequate resources to fulfill them. But what is most important, it does not need to provide to society all state services itself. Corporations can deliver government services better and at lower costs than the government. Over the last ten to fifteen years the theory was put into practice, including in the field of defense, military and security services. Some states had to do it because they reduced drastically their armed forces after the end of the "cold war". Others were forced to go along the same lines because of a severe economic crisis associated with the challenges of the transition period. And others discovered that they might better achieve and promote their national interests under the cover of private providers of different military services. The result is that in recent years privatization has exploded. A paradigm shift of the provision of security from public to private actors amounts to between 100 and 120 billion dollars spent annually on their services[2]. More than 180 PMSCs of different types operate in Iraq and more than 60 in Afghanistan. They employ thousands and thousands of persons. The exact number of their personnel is likely to be unknown to anybody[3]. The Amnesty International even insists that "there are more private contractors in Iraq than there are U.S. military or government personnel"[4]. Transnational PMSCs, mainly from the United States and  Great Britain, but also from Australia, Canada, Israel and other countries, export their services to over 50 countries, in particular to the countries where low intensity armed conflicts are ongoing, including not only Afghanistan and Iraq, but also the Democratic Republic of  Congo, Somalia and Sudan[5]. Inside many governments and even international structures it has become an article of faith that outsourcing is best. The expert community has largely embraced the same vision. But such a vision has nowhere been supported by facts or deeds. On the contrary, the international community discovered that private providers of defense, military and security services generate numerous violations of basic international law and national legislation, are not cheap at all and not only fail to promote solutions to numerous problems which they were invited to tackle but create a wide range of new ones. The present article seeks to understand where we are with the PMSCs, and what kind of legal framework is needed to properly regulate and oversight their activities using the Geneva Report as a starting point. Key challenges The shift in performing defense, military and security duties and services from state to non-state actors poses several important challenges. In accordance with the DCAF paper, they are: the erosion of the state monopoly on the use of force, lack of coherent PMSCs standards, accountability deficit, weakening of national security, practical problems of applying regulatory framework and oversight, higher risks of human rights violations and different types of other abuses. The list of challenges is not exhaustive, of course. Let us examine them one by one. For many centuries, it has been assumed that the use of force, as well as the protection of the individual, society and world community, is the responsibility of the state. The assumption is enshrined in public institutions, procedures and mechanisms, national legislation and international covenants, day-to-day life, people’s habits, customs and expectations. It is the basic notion of the relationship between an individual or groups of individuals and the state power, as well as between states on the international scene. The existing regulatory framework is adapted to a world where there is a monopoly of the state for the use of force. The US Federal Activities Reform (FAIR) Act of 1998, for example, defines the "inherently governmental functions" as military, diplomatic and other activities which "significantly affect the life, liberty or property of private persons"[6]. The proliferation of PMSCs has eroded this monopoly. But it is neglected by the existing state and world order. It was not prepared for a new situation. A huge gap between the existing regulatory framework and the new practices creates friction, malfunctioning of institutions, vacuum of authority and lack of legitimacy. It must be filled in or reduced. Outsourcing of state functions is likely to weaken the ability of the state to guarantee internal and external security to its citizens. Business competes with the state and international collective security organizations for professionals, managerial performance and scarce resources. And it is better placed to win the competition. Jobs for former, or even current, policemen, soldiers and officers are created in the private, instead of public, sector. Young people and well trained professionals consider them much more attractive, or, perhaps, they don’t have any choice. The state is left without so much needed workforce. The mass exodus strains the remaining police and military forces. Efforts to build an effective state are hampered[7]. The will of the state to improve its abilities to provide defense, military and security services of high quality to its population is watered down. It has to rely on PMSCs more and more. In contrast to the state security providers, PMSCs are not directly accountable to public oversight[8]. The responsibility of the state for these actors is often lacking or unclear[9]. The wrongdoings committed by them are not suppressed appropriately. All these three deficits undermine the democratic foundations of society. They are detrimental to weak states, and they damage the cause of democracy in general creating an atmosphere of impunity and selective application of law, as well as legal uncertainty. When PMSCs are in operation instead of the state forces, the risks of wrongdoings, abuses and human rights violations are higher. The official position of the US and Canada, for example, is that the governments are not automatically obliged to provide protection against the violations committed by PMSCs and their personnel abroad. None of the current laws or standards seems to be applied to PMSCs activities when a contractor of one nationality is hired by an entity of another nationality to work on the territory of a third nationality, etc. There are difficulties in conducting investigations of alleged violations abroad. The same goes for criminal trails. Criminal investigators may have neither resources nor ability to properly collect evidence within the sensitive time-limits and the chain of custody requirements for criminal trials. The terms "private security companies", "private military companies", and "PMSCs" are largely used but nobody knows exactly what they actually mean. Especially now, when PMSCs happen to be often involved in guarding and servicing legitimate military targets or even directly participate in hostilities and armed conflicts. Thus, some authors define "private military companies" as businesses offering specialized services related to war and conflict, including combat operations, strategic planning, intelligence collection, operational and logistical support, training, procurement and maintenance[10]; and the "private security companies" as offering guarding services, electronic security, sensor and surveillance, and intelligence and risk management services[11]. But in real life this distinction is not so obvious. Many PMSCs, especially large ones, do not comply with it. That is why the Report has embraced another approach to their classification. It suggests considering PMSCs in terms of the legal framework that may be applied to them and the likelihood of the use of force or involvement in hostilities by the private contractors. The following three broad distinctions are proposed: 1. Those contractors who are contracted to perform duties requiring the use of the threat of a deadly force are distinct from those who are not. 2. Those contractors who operate within the context of an armed conflict within the meaning of international law and those who operate within the conditions not reaching this threshold. 3. Those contractors who operate in an area of instability, such as designated by "the UN security phase of 3 or higher"[12]. To the key challenges enumerated in the Report a few others could be added. To my mind, the crucial one is that the shift of defense, military and security services from the state to private business does not solve either the problem of security personnel shortage or the problem of state and international security. At the national level, it creates a situation when better protection of a minority of the population is achieved at the expense of a majority. Though even the minority does not seem to be protected well enough considering a large number of rich persons and officials killed under suspicious circumstances. The state efforts to combat criminality and organized crime lack consistency and do not provide an adequate level of protection and security to society. This is detrimental to the quality of life and undermines prospects for economic development. Insecurity creates a growing demand for alternative schemes of protection. More and more people start working for PMSCs. It drastically diminishes the productive potential of a nation and adds nothing to its security. Even worse, PMSCs are likely to be involved in unlawful activities, and they are interested in a growing market for their services. We are in a classical situation of a vicious circle. And it is tremendously difficult to get out of it. The same happens at the international level. Instead of seeking a lasting peace, stability and solutions which could benefit all parties concerned, the international community merely freezes conflicts. Instead of improving its capabilities to cope with future emergencies, it increases its dependency on PMSCs. Instead of installing law and order in weak states and remote areas of the globe, it brings suffering, humiliation and impunity. Though, of course, there are some indications to the contrary. Unsustainable European regulation of domestic private security and exported PMSCs As is stated in the report, no single model for regulating domestic PMSCs exists in Europe[13]. On the contrary, European states have adopted different approaches. It is partially due to historical, cultural, political and legal factors and, partially, to specific security situations prevailing in them. The previous research conducted for the Council of Europe[14] identified four distinct domestic regulatory approaches in the region. In Cyprus and Serbia, private security forms an unregulated industry with unclear relationship with the public police. In Austria and Germany, a general commercial regulatory framework, which does not grasp their peculiarities, is applied to PMSCs. In Bosnia-Herzegovina, Italy, United States and Switzerland, regulation of PMSCs is decentralized. Only some European states have adopted a special legislation. They are Ireland, Great Britain and the Netherlands. Though the specific form and content of the regulation varies from state to state, domestic regulations tend to deal with the following aspects of PMSCs: links between private and public security providers; control of PMSCs, their entry into market conditions; selection, recruitment and training of private security personnel; their identification; use of firearms and search and seizure of PMSCs. In some European states, e.g. Cyprus, Czech Republic, Finland, Germany, GB and the Netherlands, PMSC employees have no more powers than any other citizens. In other states, like Latvia, the situation is a little bit different. In Denmark, France, GB, Ireland and the Netherlands, PMSC employees are prohibited from carrying and using firearms. In other states, they are allowed to do both under special circumstances. Various states have supervising institutions which monitor PMSCs activities[15]. In some states, e.g. in Denmark, Greece, Hungary and Slovakia, PMSCs come under control of the local police. In Germany, Italy and Sweden, local civil authorities are responsible for controlling the sector. The Ministry of the Interior controls PMSCs activities in the Netherlands, Poland and Slovenia. The Ministry of Justice monitors them in Luxemburg. And only GB and Ireland have established specialized security authorities for the purpose of supervision. Oversight is exercised in different manners. Each country decides whether yearly reports are enough, or inspection visits on the spot are needed, whether the  supervisory bodies act on request or on a permanent basis, what triggers investigations, and what sanctions for punishing wrongdoings could be applied. Several states have adopted laws which apply to their own nationals extraterritorially, introduced provisions of international humanitarian and criminal law in their internal legal order and entered bilateral agreements with third countries seeking military help, thus creating an additional legal framework which is of relevance for regulating PMSCs in cross-borders operations. But with some important exception, most of these laws were never intended to apply to private providers of defense, military and security services. In principle nothing is intrinsically bad with a situation when a visiting state has its armed forces and its PMSCs present in the territory of a third country on a request of its legitimate authorities and foresees an extraterritorial application of its legislation. This legislation may be well elaborated, fair and modern and create conditions for lawful conduct[16]. It could be even beneficial for everybody in case of a civil war in the region or internal law and order swept away by an ongoing conflict. Under such conditions, it is not the current lack of legislation applicable to PMSCs on the ground that is a problem, but the lack of enforcement of extraterritorial legislation of a visiting state potentially applicable to PMSCs. First of all, the civil and military authorities of a visiting state do not know and do not understand how domestic legislation can be practically applied to PMSCs. The legislation was not drafted with PMSCs in mind. It has neither PMSCs owners, nor their personnel as its main target. It was drafted based on the assumption described above, i.e. that defense, military and security services must be provided by public bodies, such as the state armed forces. In addition, there are no effective supervision procedures and mechanisms for proper investigation and trial/prosecution of alleged violations committed abroad. Investigations conducted abroad are too expensive. Domestic tribunals do not have capacity to perform them.  But the main reason for the impunity of PMSCs  abroad is, as  is stressed in the Report, the gulf between the "law on the books" and "law in action"[17]or, perhaps more bluntly, an absence of "political will to investigate and prosecute cases of criminal misconduct by contractors"[18]. In addition, there are even greater difficulties in applying to them international humanitarian and criminal law provisions, contained in the Geneva Conventions of 1949, the International Criminal Court Statute, Additional Protocol I to the Geneva Conventions of 1949, and the International Convention against Recruitment, Use, Financing and Training of Mercenaries of 1989 (UN Mercenary Convention), as well as pertinent rules of customary international law. Here are a few examples. The Geneva Conventions of 1949 are applicable to PMSCs if they directly participate in hostilities or are incorporated into the state forces and what is going on in the region is qualified as an armed conflict. But there are no contracts inviting PMSCs to participate in hostilities. A common understanding of the kinds of activities constituting direct participation in hostilities is much debated. As of today, the ICRC has held four inconclusive Expert Meetings on the Notion of Direct Participation in Hostilities[19]. The incorporation of PMSCs in their military or other forces runs counter the intentions of the states. It means that one of the two conditions is very difficult to prove or testify. Theoretically, the qualification of an armed conflict is less controversial. In practice, it is not the case. Common Article 2 defines an international armed conflict as any declared war or armed conflict between two or more states, even if the state of war is not recognized by one of them. The threshold to determine the existence of an international armed conflict is quite low, requiring neither a high intensity nor a long duration[20]. Common Article 2 also applies in "all cases of partial or total occupation of the territory" of a state. Non-international armed conflicts are distinguished from riots and other less serious internal disturbances by a higher threshold of intensity and duration. On paper, everything is clear and obvious. The US invaded Iraq. American troops are stationed there. They exercise authority over the territory. Military operations continue. So, it means that we are in the presence of an international armed conflict, aren’t we? The answer is no, we are not. On June 30, 2004, the US-led Coalition Provisional Authority transferred power to the Iraqi interim government. It changed nothing in the situation on the ground. Nevertheless, the US and the Multinational Forces are considered now to be present in Iraq at the invitation of the lawful Iraqi government, and do not constitute invading foreign forces. The notion of mercenaries is even more difficult to apply, though some experts argue that PMSCs are just a more organized and modern form for recruiting, using, financing and training private fighters[21]. Article 47[22] of the Additional Protocol I of 1977 to the Geneva Conventions of 1949 deprives them of the status of combatant or prisoner of war, should they be captured by enemy forces. The UN Mercenary Convention gives some teeth to this provision by criminalizing the very act of being a mercenary[23]. But it helps in no way to overcome shortcomings of the definition contained in Article 47. The term "mercenary" is defined in it by six cumulative criteria.  According to Article 47, a mercenary is any person who: (a) is specially recruited locally or abroad in order to fight in an armed conflict; (b) does, in fact, take a direct part in the hostilities; (c) is motivated to take part in the hostilities essentially by the desire for private gain and, in fact, is promised, by or on behalf of a Party to the conflict, material compensation, substantially in excess of that promised or paid to combatants of similar ranks and functions in the armed forces of that Party; (d) is neither a national of a Party to the conflict nor a resident of the territory controlled by a Party to the conflict; (e) is not a member of the armed forces of a Party to the conflict; and (f) has not been sent by a State which is not a Party to the conflict on official duty as a member of its armed forces. This definition is considered nearly by everybody as "unworkable"[24]. Never has it been successfully enforced or invoked against an armed non-state actor[25]. At the same time, Article 47 and the UN Mercenary Convention keeps PMSCs nervous, urging them to lobby elaboration and adoption of effective, enforceable regulation and accountability of the industry they represent. As is stated in the Report, at present time PMSCs constitute one of the most influential force supporting ongoing efforts to promote dialogue on how to ensure respect for humanitarian and human rights law and improve international regulation on private providers of defense, military and security services, including the Swiss government and ICRC PMSC initiative, the co called "Swiss Initiative"[26]. This initiative resulted in the "Montreux Document", which reaffirms international legal obligations as they would apply to PMSCs and offers good practices for states to aid them in fulfilling these obligations[27]. The Document was endorsed by the High Level Meeting of Legal Advisers of participating governments in mid-September 2008. It was applauded by the PMSC industry. The conclusion drawn in the Report is that the international community should seize the opportunity. "Alienating representatives of PMSC industry could dampen the momentum for international regulation to the point that it does not materialise"[28]. Recommendations on future actions to improve regulation of PMSCs  As was shown in the Report, the existing national legislation and international humanitarian and criminal law regulating private providers of defense, military and security services activities, and especially the practice of their implementation, are entirely insufficient. They must be improved having in mind peculiarities of PMSCs and a real need of the civil society and international community to have the services of the PMSCs at their disposal. But it is a very difficult and delicate task. It should be carried out with the support of the PMSC industry, step by step, and taking on board the existing good practices and a large variety of ideas previously advanced by scholars, research centers, governmental and nongovernmental organizations. It is a kind of a message enshrined in the Report. The key proposal substantiated in it is to convene a tripartite international conference under the auspices of the United Nations composed of representatives of states, PMSC industry and civil society to build a consensus on common PMSCs standards and appropriate duties, to be embodied at a later stage in an effective internationally supervised regulatory framework[29]. Essential elements of such a framework may be described like that[30]. 1. A clear-cut distinction is made between PMSCs performing only "police-like" security functions within domestic peacetime contexts, PMSCs giving non-force support to armed forces, PMSCs providing services requiring the threat of use of force and PMSCs acting in areas of insecurity or armed conflict. 2. A sophisticated international vetting system is approved. It is composed of national vetting systems and exchange of relevant information among interested states through an international criminal record network. The Europol and Interpol are likely to be instrumental. But other solutions could be found as well. 3. Compatible national licensing systems are introduced everywhere applying similar requirements as far as the definition of PMSCs, their duties, training of personal, and etc. are concerned, with due account for the environmental context in which PMSCs operate. 4. An international PMSC "Information Clearing House" is established to provide a centralized location for registration of PMSCs and to increase transparency regarding them, their personnel, missions and practices. 5. A "PMSCs export regime" is created. It is aligned with the existing arms export regimes and broadens them. One of its aims is to prevent using PMSCs for provoking, escalating and prolonging armed conflicts, tensions or unrest. 6. An office of the international PMSC Ombudsman is instituted to process complaints from the stakeholders regarding PMSCs services and general public concerning their wrongdoings, to pass them, if needed, to competent bodies for further investigation and settlement, and to monitor their fate. 7. An international PMSC Court of Arbitration is founded as a special dispute resolution mechanism. Its decisions are backed by national courts and judgments implementation systems. 8. A "Code of PMSC Conduct and Business Practices", directly applicable to PMSCs internal functioning and external activities, is elaborated. 9. Oversight and investigatory, as well as enforcement, procedures and mechanisms are set up to hold accountable those persons and entities who violate human rights and international humanitarian law obligations. 10. A new international convention on PMSCs or an additional protocol to the International Criminal Court Statute for PMSC crimes is signed. This new instrument breaks away from the negative associations with the UN Mercenary Convention. It sets forth common international standards for PMSCs duties and determines crimes for which PMSCs, their owners and personnel should bear criminal responsibility. It constitutes a new body, similar to the ICC, or gives the ICC jurisdiction to process suits against PMSCs. Additional food for thought All measures to improve the regulation of PMSCs activities suggested in the Report are well defined and explained. They are interlinked and compatible with one another. The list of recommendations is very impressive. Recommendations are designed to serve as a basis for a draft action plan. And the implementation of such a plan will surely create a civilized and well regulated market for private defense, military and security services. Another merit of the list of recommendations contained in the Report is that it encompasses a set of proposals made earlier on different occasions and makes a step forward in their conceptualization. Let us compare it with 14 recommendations the Council of Europe Council for Police Matters of the European Committee on Crime Problems started to discuss at the end of 2006[31]. These recommendations touch upon such matters as promotion of professionalism of the industry, vetting of PMSCs personnel, entrance requirements for companies’ employees, licensing of private security investigators, "moonlighting", training of private security personnel, limitations to what they are entitled to do, relations with the police and other state structures, developing effective emergency responses against terrorist attacks and disasters, privacy guarantees, self-regulation, accountability of transnational companies, corporate accountability, setting up of statutory national regulators and regulatory framework. There is no doubt that the Report is a step forward. Though the list of ideas developed in it is very detailed, it is not exhaustive. A number of promising new ideas could be found in recent national and international legal acts and think-tanks’ research papers. Some countries, e.g. Belgium, France, Italy, New Zealand, South Africa and Zimbabwe, have already passed laws on mercenaries. These laws do not stick to Article 47, described above in all the details. To make the definition of "mercenaries" more operational, France decided, e.g., to get rid of a cumulative criterion concerning a material compensation substantially in excess of that promised or paid to combatants of similar ranks and functions in its armed forces. In accordance with it, a larger portion of the PMSCs employees could be qualified as mercenaries. In 2005, a model law on banning activities related to the use of mercenaries was adopted by 12 MS of the Commonwealth of Independent States. It embraces a more modern multidimensional definition of mercenary activities and makes the states obligations to counter them, inter alia, in the form of PMSCs, more explicit. The model law postulates that mercenary activities could be based on motivations of non-material gains, including ideological and religious motivations. It insists that the states have the right, if not an obligation, to prevent, if required, the operations of foreign mercenaries and recruiting organizations (companies) on their territories, and to punish the parties for spreading propaganda about mercenary-related activities or financing such activities. This law partially bridges the gap between the regulation of mercenaries and that of PMSCs. A very promising insight into the restraints which could be put on PMSCs activities and new approaches to ensuring their responsibility are provided for by recent US legal acts, as was mentioned above. One of the most promising developments is the creation of the new Commission on Wartime Contracting in Iraq and Afghanistan established in the 2008 Defense Authorization Act[32]. A new impetus for international efforts to construe a comprehensive regulation of the PMSC industry could be given by the Draft International Convention on Private Military and Security Companies presented to the public for the first time in the course of the discussion held in Moscow on October 16 – 18, 2008, by the United Nations Legal and Regional Consultations in the format of the East Europe Group and Central Asia Region "Activities of Private Military and Security Companies: Regulation and Oversight" (Draft Moscow convention)[33]. The consultations were convened pursuant to the Human Rights Council resolution 7/21 by the Working Group on the use of mercenaries as a means of violating human rights and impeding the exercise of the rights of peoples to self-determination[34]. After other regional consultations, the Working Group is to convene a high-level round table under the United Nations auspices. The whole process could be crowned with an intergovernmental conference dedicated to reaching a common understanding as to what additional regulations and controls are needed at the international level to make all actors, including states and PMSCs, accountable when performing defense, military and security functions[35]. The draft Moscow convention could be very instrumental for making discussions more substantial and conclusive. The draft consists of 32 articles, at this stage, and comprises a preamble and five major parts: General Provisions, Principles, Legislative Regulation and Oversight, Responsibility, and Final Provisions. Article 1 stipulates that "the purpose of the present Convention is the promotion of cooperation between the States, so that they can more effectively solve different problems related to the activities of private military companies and private security companies (PMSCs) which are of international character". Article 2 explains the most important terms used in the text, including the difference between "private military companies" and "private security companies", as well as the difference between services they provide. Article 3 sets the sphere of application of the Convention. It establishes that the Convention does not apply to mercenaries and natural and legal persons which recruit, train, employ or finance them. Part II specifies in what manner universally accepted principles and provisions of international law should be implemented by the states regarding the PMSCs lawful and unlawful actions and activities. Article 5, e.g., defines more exactly that as far as PMSCs are concerned, the rule of law means that they are bound by the laws of the states on whose territory they are established and registered, as well as operate, and of whose nationality  their employees are, and are not allowed to transgress them. Articles 6 to 9 clarify how the state integrity, respect of human rights, prohibition of mercenary activities and the use of force are to be observed. Articles 10 to 11 urge the states to take necessary measures to prevent excessive use of firearms, as well as illicit trafficking in firearms, their parts and components and ammunition. Article 12 confirms the responsibility of the states for establishing a comprehensive domestic regime of regulation and oversight for the PMSCs activities and exchange of information with their counterparts. Part III describes what such a regime should look like. It pays special attention to registration, accountability and licensing of PMSCs, licensing of import and export of military and security services, and provisions to be applied to the PMSCs personnel. Article 19, e.g., enumerates the conditions under which the PMSCs personnel may carry and use firearms. Part IV draws up the main features of criminal proceedings which could be initiated and carried out against PMSCs and their personnel. Articles 24 to 28 deal with the establishment of jurisdiction, extradition, mutual legal assistance, transfer of criminal proceedings and liability. The Draft Moscow Convention is one of the first attempts to present in a legal form general ideas aiming at improving the regulation of the PMSC industry advanced by scholars, think tanks, governmental and non-governmental organizations and PMSCs themselves. Of course, it will be improved and polished up. It is likely to be followed by many others. But even in its present form the Draft contains precise wordings of some core provisions to be used in the future national and international legislation and a number of framework clauses which should be thoroughly studied and developed in the future. To change the paradigm The fact that there are new developments, and some additional elements could be added to the list of recommendations advanced in the Report, does not change anything in its high value. The Report is well done. It is in the mainstream. A lot of people nowadays tend to think the same way as its author does. But we should not be under the impression that the approach embraced in the report may satisfy us, may be sufficient to the civil society and international community. Let us consider the situation we are confronted with again.  The industry is expanding rapidly. Its growth reflects a real need for the services PMSCs provide. PMSCs absorb precious workforce the states have to care for. People in power cannot allow themselves to see unemployment grow among the former officers, soldiers and policemen. The expansion of PMSCs is considered to be an appropriate response to this challenge too. It lightens the burden which modern states are unable now to withstand. But do these reasons outweigh the ills and misery which PMSCs bring to the modern world and all wrongdoings they commit? The answer is "no". There is no doubt about it. First of all, we must not forget that a few years ago PMSCs were nearly non-existent. There were a limited number of such companies. Only few people knew about their activities. PMSCs sought not to attract public attention and not to arouse suspicion about their involvement in all sorts of covert operations. Otherwise, it could be detrimental to their future. At that time the services they provided were considered, as a rule, unwelcome and illegal. Large scale outsourcing of defense, military and security activities was closely linked to the war in Afghanistan and especially to the US led invasion of Iraq, as well as to all imaginable forms of unrest, instability and guerilla warfare triggered by them. A failure of the USA, their allies, international coalition and NATO forces to bring peace, order and post-conflict reconstruction to the region  created an enormous market for defense, military and security services and gave a boost to the PMSCs and their activities. In the beginning, outsourcing of state defense, military and security functions was tested in the Balkans and Latin America, where officials and authorities of some major powers preferred to hide behind private military business or, to put it bluntly, created private entities to carry out such missions which the state military and police forces had no right or will to be directly involved in[36]. But it was done carefully and in a pointwise manner. The mess in Afghanistan and Iraq has changed everything. The example of Blackwater is particularly enlightening. Blackwater USA, based in Moyock, North Carolina, was established in 1997. The contracts   from the American administration for working in Iraq propelled the company to the rank of one of the world’s largest providers of private military services. Prior to the war in Iraq, Blackwater primarily offered training services for law enforcement and military personnel. Now it offers a wide range of services, including personal security details, military training services, private military contracting, aviation support, K-9 services and its own line of armored vehicles. The government contracts during the time of the Bush Administration helped it grow by leaps and bounds. Blackwater passed from the government contracts worth just a few hundred thousand dollars in 2001 to the contracts worth hundreds of millions of dollars, an increase of more than 80,000%[37]. In total, it has received over a billion dollars from the federal government during the fiscal years 2001 to 2006. "There may be no federal contractor in America, - noted Mr. Waxman, the Chairman of the U.S. House of Representative Committee on oversight and government reform,  opening the Congressional hearings on PMSCs activities in Iraq on October 02, 2007, - that has grown more rapidly than Blackwater over the last seven years"[38]. Two other details are important as well. The first is that more than a half of this amount was awarded without full and open competition[39]. Blackwater’s work in Iraq began in August 2003, when Coalitional Provisional Authority Administrator Paul Bremer awarded the company a no-bid contract to provide security to top U.S. civilian officials. In June 2004, Blackwater received a second, much larger no-bid contract from the State Department known as Worldwide Personal Protective Services (WPPS). Under this indefinite delivery, indefinite quantity contract, Blackwater was paid to provide "protection of U.S. and/or certain foreign government high-level officials whenever the need arises". On May 8, 2006, the State department awarded WPPS II, the second incarnation of its diplomatic security contract. Under this contract, the State Department awarded Blackwater and the other companies, Triple Canopy and DynCorp, contracts to provide diplomatic security in Iraq, each in a separate geographical location. The maximum value was 1.2 billion per contract, or 3.6 billion total[40]. The other important detail is the personal relationship of Blackwater, high-level management and US military and state officials. Blackwater is owned by Erik Prince, a former Navy SEAL. In the late 1980s, Mr. Prince served as a White House intern under President George H. W. Bush. Mr. Prince's father was a prominent Michigan businessman and contributor to conservative causes. Mr. Prince's sister, Betsy DeVos, is a former chairwoman of the Michigan Republican Party who earned the title of a Bush-Cheney "Pioneer" by arranging at least $100,000 in donations for the 2004 George W. Bush presidential campaign. Her husband, Richard DeVos Jr., is a former Amway CEO and was the 2006 Republican nominee for the Governor of Michigan. Mr. Prince himself is a frequent political contributor, having given over $225,000 in political contributions, including more than $160,000 to the Republican National Committee and the National Republican Congressional Committee. Blackwater hired several former senior Bush Administration officials to work for the company. J. Cofer Black, who served as director of the CIA Counterterrorist Center from 1999 to 2002 and as a top counterterrorism official at the State Department until 2004, is now Blackwater's Vice-Chairman. Joseph E. Schmitz, the Inspector General for the Defense Department from 2002 to 2005, is now general counsel and chief operating officer of the Prince Group, Blackwater’s parent company[41]. Summing up, the current widespread use of providers of defense, military and security services and insane PMSCs proliferation are wrongly associated with the objective necessities of the modern world, conflict settlement and international relations. These social phenomena have their origin in the USA-led military operations in Afghanistan and Iraq, awkward policy of export of democracy and war against terror implementation and the failure of occupation forces to bring peace, stability and sustainability to the region. They are deliberately encouraged by some interested countries and their governmental and/or shady structures which are eager to achieve their own aims having nothing to do with those officially proclaimed, even at the expense of the elementary rights and needs of the native population. Their delivery is likely to be closely related to the corruption and coalescence of public and private organizations. The practices of relying on PMSCs and deliberately using them, as developed in Iraq and Afghanistan, have rapidly spread from the Middle East and Central Asia to all other regions of the world, e.g. to Africa and Latin America.  Since 2003, the ex-servicemen from Chile, Columbia, Peru, Honduras and other countries have been contracted and subcontracted by PMSCs to serve in Iraq, Afghanistan, Haiti and other conflict zones[42]. These practices in Africa and Latin America reveal dangers to society, security, sovereignty and peaceful development even better than in Afghanistan and Iraq. The use of PMSCs by other companies for the protection and security of their sites and personnel are becoming more and more common. The "collateral effect" is that they are utilized as well to support the ongoing wars against terrorist and drug trafficking networks, guerrillas of different kinds[43], liberation and resistance movements or directly for repression of the local population. Chilean PMSCs, hired by forestry companies, e.g., were directly implicated in the incidents against indigenous communities[44]. British Petroleum paid the former pros of the British Special Forces through the private military and security company "DSL" to train the local police in Columbia to fight guerillas[45]. Ecopetrol contracted the "Airscan" PMSC to inform the Columbian Army when and where to launch strategic attacks against them. Northrop Grumman, a subsidiary of the California Microwave Systems Inc., Airscan, DynCorp and later CIAO and subcontractors hired by them offered military operations services and directly participated in combat[46]. The Columbian case as a whole is revealing. A large number of PMSCs working there for the American administration are in charge of training the Columbian Armed Forces and National Police and providing them with sophisticated equipment, logistical support, Internet, radars and air surveillance, maintenance of intelligence database and so on[47]. It means that PMSCs play a vital role in managing internal conflicts, ensuring a US-covered implication in decision making and informing the American administration of what is going on even better than local authorities. The reliance on PMSCs entails, as in other cases, dependence on their services and strict obedience to the forces or powers exercising control over PMSCs activities. Such a situation of a state’s total dependence is described by some experts as "ex-post holdup" or, in other words, as putting the wholeness of strategic plans and security into private or foreign actor’s hands[48]. The results of PMSCs activities are perplexing. PMSCs may be very efficient and their services can be really needed. In some areas, their record appears to be good but, in general, instead of improving security and bringing solutions, the reliance on PMSCs and their proliferation are likely to cause damage to society in many ways. First, often PMSCs are used to the prejudice of the state sovereignty, independence and integrity. Second, they become operational in creating relationship of dependence between a big state and its clients or in bringing them to power. Third, their presence on the ground leads to the escalation of conflicts and unrest or to the freezing of conflicts because the parties hope to win the war instead of trying to win peace and to seek workable solutions and compromise. Fourth, PMSCs rapid growth is detrimental to the ability of the state to ensure basic needs of society in internal and external security. Fifth, PMSCs are in a position to provide security to the very few and only at the expense of the others, thus widening the gap between those who can afford  private services and those who cannot, increasing inequalities between people and states and creating new dividing lines on our globe. All these elements must be taken into consideration when we make a judgment on the PMSCs usefulness. In some cases, PMSCs seem to be a good way out when states or international organizations are unwilling or unable to act. A lot of experts share this view. But if we ask ourselves whether this or that contract is for the common good, we will see that long-term disadvantages for society greatly outweigh the immediate benefits. The use of PMSCs may turn out to be neither safe, nor appropriate for achieving a legitimate purpose; neither cheap, nor efficient even in securing somebody’s questionable objectives. The right word could be "backfiring", as was suggested by Chairman Waxman in one of his speeches at the U.S. House of Representatives[49]. PMSCs services might appear once again relatively cheap. PMSCs are trying to prove it to the national parliaments, governmental officials and headquarters of international organizations. To this end, they present figures showing that their salaries and prices are lower as compared to the burden which the state would have had to withstand if it dared to provide the same services itself. But it is simply not true. The defenders of PMSCs argue that using them saves the government money needed to train, equip and support the troops. However, there are grounds to believe that the process may be reverse as the growing role of private military contractors causes the trained troops to leave the military for private employment[50]. By the way, the method of providing convincing proofs used by PMSCs and their defenders is biased. The taxpayers’ expenses on PMSCs are much higher. Ordinary people are obliged to pay for the state deficiencies, for growing insecurity and for diverting their money to the competitors of their national armed forces and police[51]. Having realized that, the Afghan government tried to forbid PMSCs hiring young men under 25 and even 30 years old and passed an adequate legislation but it did not work. It was too late. Moreover, taxpayers have to cover fictitious expenses cumulated by PMSCs overcharging and double-billing. But the money wasted is a secondary thing as compared to other headaches PMSCs generate. Not caring a damn about human rights and lives of indigenous population, they incite hatred against the very essence of the cause they are supposed to serve. Neglecting and bypassing elementary moral and legal standards and evading justice with the deliberate help of their "superiors" from governmental structures, they erode the very foundations of democracy and the rule of law. Incidents reports compiled by Blackwater reveal it as an irrefutable fact. According to the information collected for the Congressional hearing of October 2, 2007, this private military contractor had been a party to at least 195 "escalation of force" incidents in Iraq since 2005 involving firing of shots by its forces[52]. This amounts to an average of 1.4 shooting incidents per week. Blackwater's, DynCorp International’s and Triple Canopy’s contracts to provide protective services to the State Department prescribed that they could engage in defensive use of force only. In over 80% of the shooting incidents, however, Blackwater reported that its forces fired the first shots. All three companies fired first in more than half of all escalation incidents. In most shooting instances, Blackwater was firing from a moving vehicle and did not remain at the scene to determine if the shots resulted in casualties. Even so, Blackwater's own incident reports documented 16 Iraqi casualties and 162 incidents with property damage, primarily to vehicles owned by Iraqis. In over 80% of the escalation of force incidents, Blackwater's own reports documented either casualties or property damage. In one of these incidents, Blackwater forces shot a civilian bystander in the head. In another, the State Department officials reported that Blackwater sought to cover up a shooting that killed an apparently innocent bystander and so on. Blackwater also reported engaging in tactical military operations with the U.S. forces[53]. But the most damaging to the American reputation incident of this series happened on September 16, 2007, when the company contractors killed at least 11 Iraqis. In 2004 Blackwater committed hard mistakes in Fallujah where four contractors were killed and their bodies burned. That triggered a major battle in the Iraq war[54]. It resulted in the death of at least 36 U.S. servicemen, approximately 200 "insurgents", and estimated 600 Iraqi civilians. Military observers credited the intensity of the U.S. offensive with aggravating the negative Iraqi sentiment towards the coalition occupation and fueling an escalation of the insurgency. The incident was a turning point in American public opinion about the war[55]. Never have the State Department officials responded to the reports of Blackwater killings of Iraqis by seeking to restrain the company’s actions. In a high-profile incident in December 2006, a drunken Blackwater contractor killed the guard of Iraqi Vice President Adil Abd-al-Mahdi. Within 36 hours after the shooting, the State Department allowed Blackwater to transport the Blackwater contractor out of Iraq. The State Department Charge d'Affaires recommended that Blackwater make a "sizeable payment" and an "apology" to "avoid this whole thing becoming even worse". The Charge d'Affaires suggested a $250,000 payment to the guard's family but the Department's Diplomatic Security Service said that this was too much and could cause Iraqis to "try to get killed". In the end, the State Department and Blackwater agreed on a $15,000 payment. A State Department official wrote: "We would like to help them resolve this so we can continue with our protective mission". The State Department took a similar approach upon receiving reports that Blackwater shooters killed an innocent Iraqi, except that in this case, the State Department requested only a $5,000 payment to "put this unfortunate matter behind us quickly"[56]. A year later, there was no indication that the State Department conducted an investigation into the circumstances of the shootings or any potential criminal liability. The only sanction that has been applied to Blackwater contractors for misconduct and wrongdoing is the termination of their individual contracts with the company[57]. A preliminary qualification of all these cases by Chairman Waxman was: "The State Department is acting as Blackwater enabler"[58]. It is hard to disagree with the American Congressman on this point. It goes without saying that incidents when PMSCs personnel, in particular foreign contractors, commit abuses of different kind, kill innocent persons or assist in having them killed by furnishing false information and escape the country unpunished, increase tension. These incidents happen routinely. They proliferate in an atmosphere of impunity. As the Amnesty International puts it, "PMSCs are operating in capacities that enable them to use force against combatants or civilians in a manner that violates international human rights and humanitarian law… They have been implicated in abuses ranging from torture to indiscriminate shootings and killings. Crimes by contractors have gone largely unpunished. The combination of a patchwork of applicable laws and regulations, a contracting system with few built-in accountability mechanisms and seemingly no political will to bring human rights abusers to justice has created an atmosphere of impunity for human rights violations"[59]. All this poses basic questions of whether reliance on PMSCs and their proliferation help to improve security, facilitate conflict settlement, appease unrest and promote democracy and the rule of law. The answer is no, not at all. It is very important that American experts happen to come to nearly the same conclusion, using, though, somewhat different reasoning. Testifying recently before a U.S. Congressional committee, Laura A. Dickinson, professor from the University of Connecticut School of law, e.g., started pretending that abuses and other wrongdoings committed by American PMSCs are a relatively rare phenomenon and that there is almost nothing to complain about in their activities. She said: "While most contractors have performed admirably and filled vital roles – and more than 1,100 contractors have died in Iraq while doing so – some have committed serious abuses without being held accountable"[60]. Bur after enumerating all kinds of abuses and describing their backfiring effect, the American lawyer unambiguously supported the above conclusion. Here is her judgment: "We are left with unmistakable conclusion that the use of private security contractors and interrogators potentially threatens core values embodied in our legal system, including (1) respect for human dignity and limits on the use of force and (2) a commitment to transparency and accountability"[61]. But if the conclusion is correct, we must reconsider drastically a handful of recommendations cited above. It is of vital importance not to forget that the UN General Assembly Definition of Aggression qualifies as an act of aggression "the sending by or on behalf of a State of armed bands, groups, irregulars or mercenaries, which carry out acts of armed force against another State… or its substantial involvement therein"[62]. A new list of recommendations Political recommendations given by the Amnesty International[63] to investigate fully and in a timely manner all cases of shootings and killings and other brutal violations and bring perpetrators to justice without delay, to explicitly include human rights protections and standards in PMSCs contracts, to ensure that adequate laws are in place to address abuses, to create vetting systems are very useful. The ideas advanced in various forums to develop a code of PMSCs good behavior, to introduce modern harmonized legislation on PMSCs, to adopt a model law on PMSCs, to agree on a common international regulatory framework and to create national supervisory bodies are very important as well. But these proposals have the same shortcomings. They are too "modest". Their aim is to improve the situation condemned by everybody a little bit here and a little bit there. They do not question the outsourcing of state functions in such a delicate and vital sphere   as external and internal security. The heaven they intend to create is a civilized global market of defense, military and security services. It endangers in no way the role, position and growing power of PMSCs in modern word. It does not challenge the myth of their utmost usefulness for society. It is just what PMSCs want. It is just what they pay money for to the same forums where the problems generated by them are discussed. There is a profound gap between the conclusion that PMSCs activities are backfiring and could be detrimental to society and its core values and the feeble proposals for keeping PMSCs in check. Many in the expert community believe that it is too late to do anything radical. PMSCs have become mighty. Their business is too lucrative. Major countries are interested in their services. That is why only palliative measures may win support and have a chance to be implemented. This way of reasoning is well illustrated, e.g. by Wisconsin International Law Society (WILS) Model Law Project. A preliminary report, drawn by the Project team, was presented for the discussion held in Moscow on October 16 – 18, 2008, by the United Nations Legal and Regional Consultations in the format of the East Europe Group and Central Asia Region "Activities of Private military and Security Companies: Regulation and Oversight". In the descriptive part of the report explaining the approach and methodology chosen by the Project team it is rightly stated: "PMSCs are capable, by virtue of size, might, resources, lack of oversight, corruption, recklessness, and negligence, of posing a much greater danger to human rights and State sovereignty than could any individual mercenary". It is reaffirmed: "These "Armies of Fortune" have replaced the traditional "Soldier of Fortune"…"[64] But immediately after that it is noted that, from a practical point of view, it would be impossible to treat PMSCs like individual mercenaries and to apply to them the same kind of legal regime either at the national, or at the  international levels. Then, a suggestion is made not even to try to forbid the unlawful and dangerous activities the same way as the International Convention against the Recruitment, Use, Financing and Training of Mercenaries does and to proceed further trying to civilize PMSCs. The Project team contends "that the majority of the current data suggests that a mechanism for regulating Private Military and Security Companies would be more effective in covering a number of services provided by PMSC and banning functions which should not be performed by such companies because they are inherently governmental". Partially, the same way of reasoning is embraced by the authors of the Draft Moscow convention described above. In the preamble of the Convention they suggest that PMSCs should be considered merely like a new form of waging mercenaries activities. They propose the following wording: "Worried and concerned over the threat which mercenary activities pose for peace and security; expressing concern at the new forms of mercenarism and affirming the seemingly continued recruitment of the former military and police officers by private military and security companies to work as "guards" in the areas of armed conflict; convinced that notwithstanding the ways of using mercenaries or carrying out any other activities related to mercenaries or the forms such activities take to seem legitimate, they pose a threat to peace, security and self-determination of peoples and hamper the exercise of all human rights by the people; determined to take all the necessary measures to stop the impunity of criminals; have agreed as follows…"[65]. But the scope of the proposed international treaty is limited. It may be concluded from the wording of Article 13 of the Draft, confining the states obligations to adopt "special legislative regulation" to secondary issues. It says: "All States Parties shall take such measures within their domestic legislative systems as may be necessary to legally acknowledge the provision of military services, security services, export/import of military and security service as special activities which do not fall only under the scope of common law and which demand special (separate) legal regulation"[66]. The wording of Article 21 on the criminalization of offences in the sphere of military and security services corroborates this impression. It stipulates in paragraph 2: "Each State party… shall take such legislative and other measures as may be necessary to acknowledge as a penal action the export and import of military and security services without appropriate licenses (authorizations)"[67]. The logic of condemning concrete types of activities and then acknowledging their usefulness, legitimizing them, seems rather strange and too "diplomatic" and advantageous for PMSCs. What we really need in order to solve the problems, created by reliance on PMSCs and their proliferation is to be consistent. In the first place, we need to agree that there is no other way out of this dangerous development than to launch a campaign of reprivatization of basic defense, military and security services. The campaign must consist of six interconnected elements. Firstly, a ban should be imposed on providing most perilous private defense, military, protection and security services, including those related to the massive use of force and direct involvement in military and pacification operations. Recently, a study of the issue was carried out. It could turn out to be very appropriate[68]. Secondly, the activities performed by PMSCs at the request of state institutions should be treated as state activities and should entail state responsibility. Thirdly, any kind of abuses committed by PMSCs and their personnel acting under a contract with state authorities must be prosecuted as if committed by state officials. PMSCs contractors and PMSCs themselves providing defense, military and security services, if involved in different types of abuses and wrongdoings, should be tried and sentenced the same way as the state officials and their superiors are. Fourthly, it is necessary to adapt the Convention on Mercenaries to the radically changing international context. The definition of the person involved in mercenary activities is to be changed to make it simpler and workable. The definition must be expressly made applicable to PMSCs. The activities and acts considered as a violation of international law requirements and attributed to mercenaries should be forbidden for PMSCs as well. Fifthly, the international arms control regime may be enlarged to comprise a special chapter on the export/import of defense, military and security services. Sixthly, all states should introduce legislation criminalizing the banned activities and providing for the reprivatization of former state defense, military and security services. In the second place, we need to make it quite clear to all players in the defense, military and security services market that from now on the states will not support the proliferation of PMSCs and their activities and that in the future the states will curtail the market, giving up practices of relying on outsourcing of basic governmental functions. It is fair and in compliance with the certainty of law traditions. It will help all players concerned to proceed forward with strategic planning. In the third place, a multilevel international mechanism for controlling, supervising and regulating PMSCs activities should be agreed upon and established. Its main features must reflect the ideology of reprivatization of vital state functions in the sphere of external and internal security. On the one hand, it should provide for efficient monitoring of the compliance of the states and PMSCs with the bans and obligations described above. On the other hand, it should establish a regulatory framework for legitimate activities of providing private defense, military and security services and for the state cooperation to make it viable and efficient. The best way to achieve that could be a comprehensive international convention, comprising substantive rules, procedures and mechanisms encompassing all or most of the ideas, proposals and recommendations contained in the present article. But let us be realistic. It will take too much time to agree on such a convention. It is high time to take rapid actions. That is why it would be better to start with establishing a powerful UN Universal Agency on PMSCs with all-embracing, large and loose competencies. The Agency could be instructed to elaborate its rules of procedure and adopt as quickly as possible a necessary regulatory framework. To launch such a UN Universal Agency, it will do to agree on the guiding principles to be later developed by the Agency itself. The members of the Agency will be under the obligation to stick to the guiding principles, to sign and implement future binding legal instruments produced by the Agency, to adopt national regulatory harmonized framework and to create their national agencies on PMSCs, empowering them to efficiently put into practice national and international legislation. The UN Working Group on mercenaries has made a crucial step this year when it decided that we need to budge from perceiving PMSCs "as part of the regular "business as usual" exports under commercial regulations towards perceiving them as highly specific field of exports and services requiring supervision and constant oversight on behalf of the national Governments, civil society and international community, led by the United Nations" (Doc. A/63/325, paragraph 85). But this is just a first step in the right direction. There is a lot of work ahead of us. Let us move from words to deeds. © M.L. Entin, doctor of law, professor, director of the European Studies Institute at MGIMO-University [1] European Practices of Regulation of PMSCs and Recommendations for Regulation of PMSCs through International Legal Instruments // Anne-Marie Buzatu. The Geneva Centre for the Democratic Control of Armed Forces (DCAF). – Geneva, 30 September 2008. – 59 p. [2] UN General Assembly Doc. A/63/325 Report on the question of the use of mercenaries as a means of violating human rights and impeding the exercise of the right of peoples to self-determination. – 25 August 2008. – P. 7. [3] See, e.g.: Schmeidl Susanne. Case Study Afghanistan – Who Guards the Guardians? / Private Security Companies and Local Population: An Exploratory Study of Afghanistan and Angola. Swisspeace report, November 2007. – P. 14 – 45; Brooking Stephen, Schmeidl Susanne. When Nobody Guards the Guards: The Quest to Regulate Private Security Companies in Afghanistan // Sicherheit und Frieden, Vol. 4, fall 2008. [4] Accountability for Private Military and Security Companies // Amnesty International Human Rights Elections Brief 2008, No. 9, 2008. – P. 1. [5] UN General Assembly Doc. A/63/325. – P. 7. [6] 31 USC 501. [7] Afghanistan, for example, as is mentioned in the report, responded to this situation by imposing an age limit of 25 for Afghan nationals to join private security firms, and is considering raising the limit to 30. [8] Richards Anna, Smith Henry. Addressing the Role of Private Security Companies within Security Sector Reform Programmes // Journal of Security Sector Management, Vol. 5, No. 1, May 2007. [9] Some experts think that it is the main reason for PMSCs proliferation. [10] Private Military Companies // Geneva Centre for the Democratic Control of Armed Forces, DCAF Backgrounder, No. 4, 2006. [11] Born H., Caparini M., Cole E. Regulating Private Security in Europe: Status and Prospects // DCAF Policy Paper, No. 20, 2007. – P. 10. – Available at www.dcaf.ch. It is a reprint of the Council of Europe Council of Police Matters of the European Committee on Crime Problem draft report, Report No. PC-PM, 2006, 01, Strasbourg, 11 September 2006. [12] European Practices… - P. 11. [13] European Practices… - P. 17. [14] Born Hans, Caparini Marina, Cole Eden. – Ibid. [15] This information is based on "Panoramic Overview of Private Security Industry in 25 MS of the EU", CoESS and Uni-Europa, 2004. [16] Recent US John Warner National Defense Authorization Act for FY 2007 extends military codes to PMSCs and brings them potentially under the jurisdiction of locally-based military courts. [17] Lanigan Kevin. Legal Regulation of PMSCs in the United States: The Gap between Law and Practice // Sicherheit und Frieden, fall 2008. – P. 4. [18] Razook Erica. Online-debate on Private Security Contractors // Council on Foreign Relations, 13 December 2007. – http://www.cfr.org [19] Available at the ICRC website at http://icrc.org [20] How is the Term "Armed conflict" Defined in International Humanitarian Law? // ICRC Opinion Paper, March 2008. [21] Jose L. Gomez Del Prado writes: "These new modalities have absorbed the use of traditional individual mercenaries… Recruited in their respective countries from all over the world as "private security guards" to provide protection, most of them have in fact taken part in internal low-intensity armed conflicts. Most of them are not members of the armed forces of a party to the conflict and they have not been officially sent by their respective States. All of them have been essentially motivated by private gain. Although these are characteristics of the mercenary-related activities and modalities of the conflicts of the twenty-first century, they are in fact, extremely difficult to prove. These situations together with the loopholes in international law permit PMSC to operate in a grey zone". – Del Prado J.L.G. Impact on Human Rights of Private Military and Security Companies’ Activities // Global Research, October 11, 2008. – P. 2. – http://www.globalresearch.ca/index.php?context=va&aid=10523   [23] It was adopted by the resolution of the UN General Assembly. As in case of Article 47 its mission was to nip in the bud the growing phenomenon of Western governments hiring mercenaries to suppress national liberation movements. Here lies the explanation why it is largely boycotted by them and inter alia by those states which are interested in PMSCs proliferation. [24] Cameron Lindsey. Private Military Companies: Their Status under International Humanitarian Law and Its Impact on Their Regulation // International Review of the Red Cross, No. 863, 2006. – P. 573 – 598. There is even a well known saying belonging to G. Best. In his historical book "Humanity in Warfare: The Modern History of the International Law of Armed Conflicts", published in 1980, he wrote: "any mercenary who cannot exclude himself from this definition deserves to be shot – and his lawyer with him!" (P. 383). [25] European Practices… - P. 24. [26] Its overview is available at http://www.eda.admin.ch/psc. See as well: Brooks Doug. The Swiss Show Some Initiative // Journal of International Peace Operations, Vol. 3, No. 6, May-June 2008. [27] For its summary see, e.g.: Perret Antoine. Latin-America Experience and Lessons for Regulation. Draft Report for the UN Working Group on the use of mercenaries. – Bogotá, 1 October 2008. – P. 31 – 38. [28] European Practices… - P. 25. [29] Ibid. – P. 49. [30] Ibid. – P. 3, 41 – 47. [31] See: Report No. PC-PM, 2006, 01, Strasbourg, 11 September 2006. [32] National Defense Authorization Act for Fiscal Year 2008, H.R. 4986, passed in the U.S. Congress House of Representatives, January 16, 2008, passed in the Senate, January 22, 2008, signed by the President, January 28, 2008. [33] Draft International Convention on Private Military and Security Companies. – Moscow, 10 October 2008. – 12 p. [34] The Working Group was established in July 2005 pursuant to the former Commission on Human Rights resolution 2005/2. It is mandated, inter alia, to monitor mercenaries and mercenary-related activities in all their forms and manifestations in different parts of the world and to study the effects of the activities of private companies offering military assistance, consultancy and security services on the international market on the enjoyment of human rights. [35] UN General Assembly Doc. A/63/325. – P. 16. [36] See: Perret Antoine. Op. cit. – 38 p.; Саунина Е.В. Междунарощные военные конфликты [Saunina E.V. International Military Conflicts. – Original Russian]; Валецкий Олег Витальевич. Частные военные компании, их создание и развитие. Опыт работы в Ираке и других регионах мира. Влияние боевых действий в Ираке на их деятельность. Положение в Сербии и России [Valetzkyi O.V. Private Military Companies, their Creation and Development. Experience Gained in Iraq and other Regions of the World. Influence of Military Operations in Iraq on their Activities. Situation in Serbia and Russia. – Original Russian]; Приватизация войны (Частные военные компании, их создание, развитие и опыт работы в Ираке и других регионах мира). Статья Олега Валецкого с предисловием и примечаниями Веремеева Ю.Г. [Privatization of War (Private Military Companies, their Creation, Development and Working Experience in Iraq and other Regions of the World). Article by Oleg Valetzkyi with introduction and comments by Veremeev U.G.]. [37] In fiscal year 2001 Blackwater had $736,906 in federal contracts, in 2002 - $3,415,884, in 2003 - $25,395,556, in 2004 – 48,496,903, in 2005 - $352,871,817, in 2006 - $596,601,952. See: Memorandum, October 1, 2007, to Members of the Committee on Oversight and Government Reform of the Congress of the United States House of Representatives from Majority Staff on Additional Information about Blackwater USA. – P. 3 – 4. [38] Chairman Waxman’s Opening Statement // U.S. House of Representative Hearing on Private Security Contracting in Iraq and Afghanistan, Tuesday, October 02, 2007. – P. 1. – http://oversight.house.gov/story.asp?ID=1511 [39] Ibid. – P. 4. [40] Ibid. – P. 4 – 5. [41] Ibid. – P. 5 – 6. [42] See: Perret A. – Op. cit. – P. 16. The author cites examples of the company "Triple Canopy" subcontracting for the benefit of the US State Department services of "3D Global Solutions" which in its turn subcontracted "Gesegur SAC", "Gun Supply SA", "G4S Wackenhut Peru SA", "Defion International SA" or "Red Tactica Inc." recruiting former Chilean military and police personnel to work for Blackwater. [43] Or on the contrary on contras side like in Nicaragua. – See: Gomez I., Paez A., Reyes L., Rodrigues F., Peterson L. y otros. Colombia: Outsourcing War. – Washington: International Consortium of Investigative Journalists, 2001. [44] Perret A. - Op. cit. – P. 18. [45] Ibidem. [46] See: Veilette C. Andean Counterdrug Initiative (ACI) and Related Funding Programs: FY2005 Assistance. – Washington: Congressional Research Service & the Library of Congress, 2005; Perret A. – Op. cit. – P. 23 – 26. [47] Ibid. – P. 19 – 23. [48] See: Singer P.W. Corporate Warriors, the Rise of the Privatized Military Industry. – Ithaca, London: Cornell University Press, 2003. – P. 148; Perret A. – Op. cit. – P. 28. [49] Chairman Waxman’s Opening Statement. – Op. cit. – P. 2. [50] "Using Blackwater instead of U.S. troops to protect embassy officials, - says one of the U.S. Congress documents, - is expensive. Blackwater charges the government $ I, 222 per day for the services of a private military contractor. This is equivalent to $445,000 per year, over six times more than the cost of an equivalent U.S. soldier". -  See: Memorandum, October 1, 2007, to Members of the Committee on Oversight and Government Reform of the Congress of the United States House of Representatives from Majority Staff on Additional Information about Blackwater USA. – P. 3 [51] U.S. Secretary of Defense Robert M. Gates relatively recently testified: "[M]y personal concern about some of these security contracts is that I worry that sometimes the salaries that they are able to pay in fact lure some of our soldiers out of the service to go to work for them". That is why he had asked Pentagon officials to work towards including "non-compete clauses" in military contracts in order to "put some limits on the ability of these contractors to lure highly trained soldiers out of our forces and to work for them". – Testimony of Secretary of Defense Robert M. Gates. Hearing of the Senate Committee on Appropriations: the President’s FY 2008 Supplemental Request for the Wars in Iraq and Afghanistan, September 26, 2007. [52] See: Memorandum, October 1, 2007, to Members of the Committee on Oversight and Government Reform of the Congress of the United States House of Representatives from Majority Staff on Additional Information about Blackwater USA. – P. 1. For more detailed description of Blackwater’s escalation of force incidents see: Ibid. – P. 6 – 8. [53] Ibid. – P. 2. [54] Chairman Waxman’s Opening Statement. – Op. cit. – P. 2. [55] Private Military Contractors in Iraq: An Examination of Blackwater’s Actions in Fallujah. Prepared by Majority Staff for U.S. House of Representatives Committee on Oversight and Government Reform Chairman Henry A. Waxman, September 2007. – P. 4. [56] Chairman Waxman’s Opening Statement. – Op. cit. – P. 2. For more detailed description of the State Department response to the "Christmas Eve shooting" and other cases see: Ibid. – P. 9 – 12. [57] Ibid. – P. 13. [58] Chairman Waxman’s Opening Statement. – Op. cit. – P. 2. [59] Accountability for Private Military and Security Companies // Amnesty International Human Rights Elections Brief 2008, No. 9, 2008. – P. 1. [60] Dickinson L.A. "Status of Forces Agreements and UN Mandates: What Authorities and Protections Do They Provide to U. S. Personnel". Testimony before the U.S. House of Representatives Subcommittee on International Organizations, Human Rights, and Oversight of the Committee on Foreign Relations // U.S. House of Representatives Hearings. – Washington, Thursday, February 28, 2008. – P. 2. [61] Ibidem. [62] It’s an extract from Paragraph (g) of Article 3 of the Definition of Aggression, annexed to the United Nation General Assembly Resolution 3314 (XXIX) – 14 December 1974. This provision may be read in conjunction with Article 2, establishing that "the First use of armed forces by a State in contravention of the [UN] Charter shall constitute prima facie evidence of an act of aggression". [63] Accountability for Private Military and Security Companies // Amnesty International Human Rights Elections Brief 2008, No. 9, 2008. – P. 2. [64] Del Prado Jose L. Gomez, Maffai Margaret and others. Wisconsin International Law Society (WILS) Model Law Project // WILS paper, 10 October 2008. – P. 2. [65] Draft International Convention on Private Military and Security Companies. – Moscow, 10 October 2008. – P. 2. [66] Ibid. – P. 5. [67] Ibid. – P. 8. [68] In accordance with the WILS Model Law Project preliminary report, suggested prohibited activities fundamentally inappropriate for outsourcing to PMSCs are, but not limited to: conduct of and involvement in military operations, dangerous military support activities, use of weapons and explosives except in training and defensive purposes, military counseling, advising, training, and providing and processing intelligence, interrogation of suspects and prisoners. - Del Prado Jose L. Gomez, Maffai Margaret and others. Op. cit. – P. 9 – 11. №10(26), 2008

EUROCOMMENT Briefing Note, Vol. 6, No. 3, September 2008. [Executive Summary] The Georgian crisis has a long way still to run. Enough has already happened however to confirm it is one of the most serious threats to European security since the end of the Milosevic wars. It is also, like the Yugoslav crisis, a major test of the European Union which, in the absence of any other credible power broker, has been obliged to take the lead in trying to resolve the crisis. Despite uncomfortable echoes of 1991, when another Bush administration let it be known that the European Community, as it then was, should take primary responsibility in the Western Balkans, the EU's response has so far been both firm and constructive. This paper explains how and why. It begins with an account of the EU's initial response to the crisis, which broke when President Saakashvili ordered Georgian troops into South Ossetia on 7 August, and Russia reacted by invading Georgia. With the United Nations Security Council paralysed by Russian-US discord and the United States unwilling (and unable) to intervene on Georgia's behalf, the OSCE (Organisation for Security and Cooperation in Europe) and the EU were left to clear up the mess. This Nicolas Sarkozy did by persuading both parties to accept a six-point ceasefire agreement. The agreement, which is quoted in full on page 4, is far from perfect, but the fact that both Russia and Georgia agreed to it means that it has become the basic point of reference throughout the crisis so far. EU foreign ministers endorsed the French Presidency's action at a special meeting on 13 August and authorised both the Commission and the high representative to examine ways in which the EU could help to underpin the agreement financially and politically. Despite this show of unity, there were significant differences between the member states. The hawks, including the UK, Sweden and the EU's ten Central and Eastern European members, favoured a robust response, including sanctions, while the doves, led by Germany and France, insisted on the need to maintain a dialogue with Russia. To some observers this looked like a re-run of 2003, when the EU had been disastrously split on the eve of the Iraq war. This situation is however very different: the United States has provided Georgia with humanitarian relief and military equipment to replace what was destroyed in the war, but has left it to the EU to handle the situation diplomatically, the hawks are fewer and weaker, and the doves are both more numerous, more coherent and better connected with Washington than was the case five years ago. The divisions within the EU were nevertheless real and threatened its credibility. Nicolas Sarkozy therefore decided to convene an extraordinary meeting of the European Council on 1 September. Not everybody approved of this decision, but Russia's recognition of Abkhazia and South Ossetia, accompanied as it was by a series of statements by Russian leaders about Russia's rights within its sphere of influence, dispelled any remaining doubts about its relevance. Preparations for the Council had to be improvised, given the limited time available. They were nevertheless meticulously handled by the French Presidency, which established what every member state could or could not take and maintained discreet contact with both Moscow and Washington. The result was that when the European Council met on 1 September, Sarkozy was firmly in control from beginning to end. He began by reminding his colleagues that this was the first extraordinary meeting of the heads of state and government since February 2003, when the EU had failed to agree a united front on the Iraq crisis. This time, by contrast, ‘the EU is playing a major role and is the only actor that can….We talk a lot about the EU's global importance. We now have an opportunity to demonstrate it.' He then announced that in a conversation with Medvedev on the previous evening he had agreed to lead an EU delegation to Moscow on 8 September. If this mission was to be successful, however, the European Council needed to unite around a set of Conclusions which were ‘firm, but balanced'. During the debate that followed, a number of leaders, including in particular the Lithuanian president, criticised parts of the Presidency's draft Conclusions. There was a clear consensus however that the European Council had to demonstrate its unity. The Conclusions were therefore adopted with very few changes. Russia's invasion and its subsequent recognition of Abkhazia and South Ossetia were condemned and negotiations on the Partnership and Cooperation Agreement were postponed pending the withdrawal of Russia's troops, but the EU committed itself to doing everything that it could to bring about peace, ‘including on the ground', and the possibility of continuing dialogue between the EU and Russia was kept open. There were conflicting signals from Moscow in the days between the European Council meeting and the meeting on 8 September, with the Russian foreign ministry in particular playing an aggressive ‘bad cop' role. The four-hour meeting with Medvedev himself was also far from easy, and Sarkozy threatened to walk out on several occasions. The outcome was nevertheless highly satisfactory. The Russians agreed to a schedule for the withdrawal of their troops into Abkhazia and South Ossetia, the EU undertook to send at least 200 monitors to replace the Russian troops in the buffer zones, Sarkozy, Barroso and Solana personally guaranteed Georgia's good behaviour, and a date and open-ended agenda for the international conference on ‘security and stability arrangements' in Abkhazia and South Ossetia were agreed. It was an appropriate ending to a month in which the EU had seized and maintained the diplomatic initiative. A great deal remains to be done, however. The paper highlights five clusters of unanswered questions: loose ends in the 8 September agreement, the status question, which, though it is not mentioned, is bound to dominate the international conference on Abkhazia and South Ossetia, the implications of the European Council's pledge to ‘step up relations' with both Georgia and other states in the region, relations between the EU and NATO and, at a more fundamental level still, the future of NATO itself, and EU-Russian relations in the new multipolar world. Section 2, which is much briefer, examines the impact of the Georgian crisis on the French Presidency. France's Presidency of the EU was not exactly in the doldrums before the Georgian crisis broke. It was however far from being an assured success. Everybody was aware that the French government machine is as good as, if not better than, every other EU member state's. The political context in which the Presidency began was nevertheless far from easy. Despite months of advance publicity about what they were going to do, the French programme was looking distinctly thin by the end of June. The implementation of the Lisbon Treaty, which was to have been the centrepiece of France's six-month work, was on hold following the Irish referendum. This in turn casts doubts on the usefulness of the incoming Presidency's plan to strengthen the EU's security and defence policy. As for the Mediterranean Union, Angela Merkel had driven a coach and horses through the scheme which Nicolas Sarkozy had originally espoused, and all that appeared to be left was a showy summit in Paris in July and a great deal of low-key and unrewarding work on Barcelona bis. As if these mishaps to France's substantive priorities were not enough, President Sarkozy himself had managed in his first 15 months in office to provoke apprehension if not mistrust amongst virtually all his colleagues in the European Council. Demagogy, it seemed, might crowd out sound management. There were therefore big question marks over the French Presidency, and more particularly the French president himself, which developments in July did not resolve. The crisis in Georgia has however transformed the situation. The outcome of the crisis is still far from certain. However, as a result of his handling of the crisis, Sarkozy's standing amongst his peers has changed significantly. It would be going too far to say that he is now universally trusted. He is however widely admired. The Georgian crisis has therefore in a very real sense ‘made' the French Presidency. The paper finishes with a brief reflection on the actual and potential role of the Presidency as such in the EU's emergence as a global player. The fact that France held the Presidency when war broke out was singularly fortunate and it is difficult to imagine many, if any, other member states handling this crisis as well. It is nevertheless important to acknowledge that the French government could only have done what it has done because of the additional authority and leverage which it acquired through the Presidency. The EU needed the French, but the French also needed the EU. What is true of France is furthermore true of Germany and the UK. None of the Big Three is a great power in today's multipolar world. Can the EU guarantee the same quality of response to a major international crisis in the future however if one of the Big Three does not happen to be in charge? The answer is yes – as long as the Lisbon Treaty is ratified and implemented in an intelligent and imaginative way. There are flaws in the treaty, but the provisions regarding both the president of the European Council and the high representative on the one hand and the External Action Service on the other could provide the EU with the capacity that it needs to meet the challenges of the multipolar world. Peter Ludlow Chairman of Eurocomment

Foreword The Advisory Council on International Affairs (AIV) issued this advisory report at the request of the Senate of the Dutch parliament. The full text of the Senate’s request, dated 22 February 2008, is included in Annexe I. This report was prepared by a joint committee chaired by Professor A. van Staden, Chair of the European Integration Committee (CEI). The members of the committee were Professor M.G.W. den Boer (CEI), Dr W.F. van Eekelen (CEI), Lieutenant General G.J. Folmer (ret) (Peace and Security Committee, CVV), T.P. Hofstee (Human Rights Committee, CMR), Dr P.C. Plooij-van Gorsel (Vice-Chair of the CEI), Professor J.Q.T. Rood (CEI), C.G. Trojan (CEI) and Professor J.W. de Zwaan (CEI). Professor W.M.F. Thomassen (CMR) participated as a corresponding member. Two former members of AIV committees, Professor F.J.M. Feldbrugge and A.P.R. Jacobovits de Szeged, and honorary member E.P. Wellenstein acted as external experts. The following persons acted as civil service liaison officers: S.J.F.M. van Wersch, head of the European Integration Department, External Affairs Division (DIE-EX), of the Ministry of Foreign Affairs; K.J.R. Klompenhouwer, director of the Southeast and Eastern Europe Department (DZO), also of the Ministry of Foreign Affairs; M. Jacobs, head of the Eastern Europe Department (Russia, Ukraine and the Southeast Caucusus), Economic Affairs Division at the Dutch Permanent Representation to the EU; and J. Douma, Deputy Head of Mission at the Dutch Embassy in Moscow. They were also consulted as experts. The executive secretary was Dr S. Volbeda, who was assisted by the trainees Ms S. van Schoten, H. Honnef and S. van Hooff. In preparing this advisory report, the committee consulted a number of experts in The Hague, Brussels and Moscow. A list of the persons consulted is included in Annexe II. The AIV greatly appreciates their willingness to share their insights with the preparatory committee. C полным текстом можно ознакомиться по ссылке http://www.aiv-advice.nl/ContentSuite/upload/aiv/doc/AIV_61eng_webversie(1).pdf

Предлагаем вашему вниманию очередной выпуск бюллетеня CEPS European Neighbourhood Watch. Issue 41 www.ceps.eu/files/NW/NWatch41.pdf Editorial by Michael Emerson: The August War and Beyond The August war between Georgia and Russia has become the catalyst and challenge for the complete landscape of European security strategies. One may start of course in that small South Ossetian town of Tskhinvali. Some things are clear. Georgia lost the war, because it fell for the Russian bait with a militarily hopeless attempt to take over South Ossetia. It also lost any remaining plausibility to claim its former territorial frontiers. But Russia lost the international public diplomacy war. If it had kept its military to South Ossetia it would have got much understanding. By invading Georgia-proper it took the fatal step of associating itself with the image of the Soviet tanks in Prague 1968. Hence it could not get support from any CIS state except Belarus, and more significantly not from its frequent voting partner in the UN Security Council, China. The United States warned Tbilisi not to engage in this military action in the days and hours beforehand, but failed to control its friend. President Sarkozy and the French EU Presidency was the only actor to win any credit. But this leaves the EU with much to think about. Most immediately there are the loose ends to the 6-point peace plan to be tied up, which the Geneva talks in mid-October have to address, with the issues of refugee return and of monitoring their rights within South Ossetia heading more likely towards impasse than resolution. For the EU the more fundamental question is how to follow through on a host of issues: how to ensure continuity of leadership in foreign policy beyond the ‘moment' of an effective but passing presidency; how to engage with Russia; how to succeed in energy diversification; how to deepen the effectiveness of its policies towards the whole of the wider Europe. The EU and its member states have also to take position on major issues for NATO and OSCE. The Bucharest NATO summit declaration of April 2008, that Georgia and Ukraine “will be members”, looks more inadequate than ever. Cited as an unexpected triumph by some, it turns out to be a piece of ill-considered corridor drafting, revealing a deplorable lack of clarity over its enlargement criteria. Should the deadly serious matter of Article 5 guarantees be extended to a country whose leadership can engage in a wild military adventure, or to one whose population is not united in wanting to join the alliance? President Medvedev is calling for a new pan-European security architecture, without saying what it should consist of. Foreign Minister Lavrov at the UN General Assembly termed this a search for ‘Helsinki–2', then citing various normative principles which are perfectly defined in ‘Helsinki–1' (the 1975 Final Act). OSCE is the custodian of these principles, which are not out of date at all. However, maybe getting now closer to the point, Lavrov slipped in another principle with those of Helsinki-1, namely “the inadmissibility of strengthening one's own security by infringing upon the security of others”. This can be read as diplomatic language for what writers about geo-politics call ‘sphere of influence'; which is not worthy of a ‘Helsinki-2', but more reminiscent of some infamous 20 th century pacts. So this sees a huge clash of principle, even where it may not be at all inevitable, if the scenario for Nato enlargement sees some candidates so far from political preparedness. But still the political objectives remain, certainly for the EU, to foster the democratic ‘Europeanisation' of Ukraine, Georgia and others in the Eastern neighbourhood. This should mean in the foreseeable future an upgrading of EU work in the region, and with less from Nato for the time being at least. Could the EU work up its political to do its part in this? The idea of a more acceptable Helsinki-2 leaves the EU itself with something to do in Vienna. What is certainly obsolete about OSCE is its formal structure of 56 equal sovereign member states, from Andorra and the Vatican to Russia and the United States. The EU accounts now for half of the seats around a very long table, without the EU itself being more than an observer; and so it is largely responsible for this organizational obsolescence, something more for it to think about. The EU might not only move to establish its own full presence as member of OSCE, best after entry into force of the Lisbon treaty, but better still go on to propose a core group of major powers as a European Security Council, to act as a permanent contact group on European security matters. This could go an important way towards meeting another long-standing Russian request, in a formula that would not have to give Russia any veto over all European affairs (as has at times been the implication of their demands).

NEA Newsletter n 55 www.eu-logos.org/newsletter.php?idnl=841 EDITORIAL La question est legitime au moment ou on celebre le 60 ieme anniversaire de la «Declaration universelle des droits de l'homme». Que veut-on dire par «universel»? Simplement qu'elle s'appuie sur un socle naturel et rationnel qui s'impose a tous et depasse (transcende) toutes les considerations culturelles particulieres. Tous les etres humains quels que soient leur age, leur lieu de naissance, leur sexe ou leur religion, tous les etres humains ont droit au respect de leur dignite, de leur integrite physique, de leur liberte d'expression et de convictions, le droit de vivre decemment, de recevoir une education, de travailler, d'etre soigne, d'avoir une administration impartiale et efficace, etc. Cette vocation universaliste est nee au XVIII e siecle dans le sillage des Lumieres. Or depuis quelques annees, des pays, des mouvements, des individus expriment des reserves croissantes et parfois violentes sur le caractere universel des droits de l'homme. Ils assimilent le discours universaliste a une posture colonialiste. Apres avoir impose sa domination, sans partage, sur le plan politique et economique, l'Occident entendrait imposer au reste du monde ses valeurs et imposer par ce biais la perpetuation de sa domination. Pour defendre leur these, ils s'appuient sur la notion de diversite culturelle, d'ou un relativisme des droits de l'homme qui legitimement pourraient donc varier en fonction des traditions, de l'histoire, du systeme politique. On peut comprendre ce raisonnement, mais il ne faut pas etre naif au point de se laisser duper: un tel raisonnement, peut-etre estimable en soi, concretement arrange tres bien toutes les dictatures et fait en sorte que perdurent les pratiques de domination de pseudo traditions sur les individus: domination de la femme sous mille formes (excisions, mises a mort en cas d'adultere, mariages precoces ou sans le consentement, mise sous tutelle permanente, reclusion), le travail precoce des enfants, l'interdiction de changer de religion ou de pratiquer une religion minoritaire, etc. Ceux qui recusent l'universalite des droits ont bien compris que c'est l'emancipation de l'individu a l'egard du groupe qui est en cause et c'est le respect et l'application des droits fondamentaux qui permettent cette emancipation. Par contre ne soyons pas naifs, non plus, au point de croire que l'Occident est impeccable dans le respect des droits fondamentaux a l'interieur de son territoire comme a l'exterieur : il est loin de mettre en pratique ce qu'il prone. La force de la legitimite des droits de l'homme serait singulierement plus forte si nos democraties etaient exemplaires. Il est inutile d'enumerer la longue liste des violations commises qui ont fait perdre tout credit moral a ceux qui pretendent «imposer» leurs valeurs. Les lecteurs de NEA say... liront deux articles: l'un portant precisement sur la celebration du soixantieme anniversaire de la Declaration et l'autre sur l'audition organisee au Parlement europeen par Giusto Catania en vue de son rapport sur l'Agence europeenne des droits fondamentaux. Ces deux evenements avaient des objectifs et des configurations differents; or, dans les deux cas, nombreux furent les participants qui parlerent de l'hypocrisie, du double discours, du «deux poids, deux mesures», des exces de l'individualisme forcene si bien que chacun pourrait hesiter a choisir entre le poids du groupe et la solitude de l'homme abandonne a lui-meme, exclu de la societe: la pauvrete n'est-elle pas dans nos pays d'abord la consequence d'une solitude sans solidarite, pourrait-on dire si on voulait se risquer a commettre un pleonasme? Ce double discours a des consequences politiques redoutables, et les lecteurs verront qu'une des premieres consequences est la perte d'influence de l'Union europeenne au sein des Nations Unies, ou elle se retrouve progressivement plus isolee. N'y a-t-il pas un lieu plus propice pour l'Union europeenne pour qu'elle s'y deploie dans toute l'ampleur de ses valeurs que par ailleurs elle met en avant avec constance? Cela ne doit pas rester de la pure rhetorique. Le respect des droits fondamentaux de la personne est un acquis incontournable, insurpassable et sa visee universelle est pleinement legitime. Reaffirmer l'unicite profonde de l'humanite represente un absolu, s'en detourner ou s'en eloigner feraient courir a l'humanite de grands perils. Certes, reste ensuite a trouver une application harmonieuse de ce droit universel, dans des societes encore profondement marquees par la tradition, la religion. Mais si on n'y regarde de plus pres, la difficulte n'est pas aussi grande qu'il y parait : chaque culture possede au plus profond d'elle-meme des principes communs aux autres cultures : ne fais pas a autrui ce que tu ne veux pas qu'on te fasse a toi-meme est commun a Confucius et au christianisme. En matiere de tolerance religieuse, on lit dans les Evangiles qu'il y a "plusieurs maisons dans la demeure de mon pere", formule que l'on retrouve quasiment identique dans le Coran. Les genes de la democratie sont presents dans toutes les cultures (1). Plus que jamais, le message universaliste des droits de l'homme garde toute son actualite. C'est ce message que la Haut Commissaire aux droits de l'homme Mme Navanethem Pillay, est venue porter au Parlement europeen a l'occasion de la celebration du 60 eme anniversaire de la Declaration universelle des droits de l'homme. Elle fit une intervention claire, ferme, avec beaucoup de courage politique car chacun de nous en pressent les risques. Ce discours n'appelle pas de commentaires, ou une de presentation quelconque : il faut simplement le lire. NEA say... le publie. (1) Simonetta di Cagno nous rappelle le petit (85 pages) mais magnifique livre de Amartya Sen, Prix Nobel d'economie: la Democratie des autres (ed. Payot) Lisez-le!

С 2001 года загрязненность Дуная уменьшилась, однако до совершенства еще далеко. Таков главный вывод доклада, подготовленного Международной комиссией по защите Дуная. Эта европейская река длиной 2,6 тысячи километров пересекает Центральную и Юго-Восточную Европу и впадает в Черное море. С учетом притоков, она проходит через 11 стран континента. Эксперты комиссии взяли образцы воды в августе-сентябре 2007 года на 120 участках Дуная. Они проверяли как ее состав и качество, так и условия жизни флоры и фауны в акватории реки. В целом уровень загрязненности снизился, что связано с сокращением промышленной и аграрной деятельности в странах восточной части континента. Тем не менее, содержание различных примесей и химикатов в дунайской воде вдвое выше, чем в 1950-е годы. Наиболее проблемные участки находятся между Будапештом и Белградом, а также между притоками Аржес (в Румынии) и Русенски Лом (в Болгарии). Главная причина сохраняющейся загрязненности – нехватка очистных сооружений. Вместе с тем, в Дунае почти повсеместно можно купаться и употреблять в пищу выловленную рыбу. Но только в одной третьей части изученных участков существуют здоровые условия для обитания рыбы. №10(26), 2008

На эту мысль наводят результаты опросов населения Не хочется в который раз полностью приводить затертую цитату Уинстона Черчилля, о том, что «демократия – самая плохая из всех форм государственного устройства…». Но… Опрос, проведенный не так давно в Германии, показывает: большинство немцев не прочь прервать язвительное определение лауреата Нобелевской премии по литературе за 1953 год именно в этом самом месте. Что же стряслось с гражданами государства, гордящегося своей беззаветной преданностью демократическим ценностям за 63 года непрестанного торжества этих самых ценностей? «Большая коалиция» пошатнула престиж демократии», – пишет газета «Вельт». Непрекращающиеся дрязги, велеречивые дебаты о социальной справедливости на фоне все углубляющегося разрыва между бедными и богатыми, – все это всерьез заставило многих усомниться в том, что помпезное здание Демократии с большой буквы возведено в Германии на прочной основе. Судите сами: 52% немцев демократической системой «менее довольны», а то и «недовольны совсем». Конечно, все далеко не так трагично, поскольку 42% все же ею «довольны». Но опять-таки «очень довольных» только 6%. И все же вывод аналитиков вызывает у властей тревогу: опоры демократического общества явно подвергаются эрозии. Ведь в 1998, 2002 и 2005 годах аналогичные опросы давали куда более отрадные результаты. Демократией были удовлетворены шесть из десяти немцев. Если рассмотреть отношение к различным государственным институтам в отдельности, то картина будет выглядеть так. «Очень большим» и «большим» доверием у немцев пользуются: правительство (у 34%), профсоюзы (у 32%), предприниматели (у 18%), политические партии (у 17%). А вот как оценивались те же институты в 2001 году. Правительство – 52%, профсоюзы – 39%, предприниматели – 37%, партии – 34%. По двум последним позициям налицо почти двукратное падение доверия. Как же выглядят в зеркале социологии некоторые важные факторы общественной жизни? Самое большое беспокойство у граждан ФРГ вызывает непрестанный рост цен (86%). На втором месте – увеличение числа бедных. Оно всерьез заботит 83% граждан. Тройку замыкает проблема глобального изменения климата (76%). Проявления коррупции считают серьезной проблемой 73% немцев. Весомый дефицит государственного бюджета пугает 70% живущих между Рейном и Одером. И в то же время личная финансовая ситуация для большинства немцев – тема явно вторичная. Ни растущие цены, ни разочаровывающе медленный рост доходов, ни опасения в размывании социальных структур не побуждают немцев опасаться падения своих доходов. «Большое беспокойство» такая перспектива вызывает всего у 32% бундесбюргеров, а для 66% – это не тема. Таким образом, большинство из них, так или иначе, причисляет себя к среднему классу, треть – к его нижнему слою, 50% к среднему, 13% – к высшему. Аутсайдерами видит себя всего-то 5% населения ФРГ. Однако насколько позитивно смотрят жители мощнейшего государства ЕС на свой сегодняшний день, настолько же негативные эмоции вызывает у них взгляд в более далекое будущее. Улучшения жизненных стандартов в ближайшие десять лет ожидают только 18% немцев, стагнацию на нынешнем уровне предсказывает треть граждан. А вот 43% уверены, что дальше все будет только хуже. Интересно, кто же, в самом деле, окажется прав? Еще один опрос, посвященный сходным проблемам, провели совместно институт изучения общественного мнения «Форса» и Свободный университет Берлина. Всего 4% немцев причисляют себя к убежденным врагам демократии, отвергающим такую форму правления. Но вот тем, как протекают повседневные демократические процессы, удовлетворено лишь меньшинство. Приговор, выносимый демократии, зависит от многих факторов. Решающим, по мнению экспертов, становится отношение к политическим партиям. Среди государственных служащих тех, кто критически относится к демократии, меньше всего. Среди безработных – больше всего. Низкий уровень образования и доходов способствуют росту недовольства политической системой. Насколько дружелюбно относятся к демократии те, кто вырос в Германской Демократической Республике? Между позитивными оценками ее политической системы и неприятием демократии есть прямая связь. В то же время доля людей с правоэкстремистским взглядами снизилась по сравнению с 2005 годом на 2 процентных пункта и достигла 10%. Но вот в южных землях Германии, равно как и в восточных, тех, кто разделяет эти взгляды несколько больше – на 1 пункт. Таким образом, цитаделью правых можно считать пять восточных земель и Баден-Вюртемберг с Баварией в придачу. Андрей ГОРЮХИН №10(26), 2008

Этот человек был успешен во всем, за что ни брался. Почти сразу после войны Андре Фаллер и его жена Люсьен создали и удачно продвинули на рынок марку нижнего белья, которую они назвали «Лу». Собственно, таково было «домашнее» имя мадам Фаллер, которой и принадлежит основная заслуга в создании популярной модели. Эта учительница физкультуры смогла придумать бюстгальтер, имевший бурный успех у соотечественниц, ну и у соотечественников, разумеется, тоже. Такой, знаете ли, кокетливый, удобный, живописный… Словом – чудо, да и только. Успех был огромным и принес супругам большие деньги. В 1971 году они продали свои права на «чудо-лифчик» и основали фирму «Картинг». И ее тоже ждал серьезный успех: предприимчивая пара изобрела стретчевые брюки. Да, сейчас этим никого не удивишь, но в те годы баловней судьбы настиг подлинный триумф. Сама Брижитт Бардо носила брюки «Картинг»! А некоторое время спустя настала эпоха стретчевых джинсов и она тоже не обошла семейное предприятие четы Фаллер стороной. И в одном только судьба не была к ним милосердна: у Лу и Андре не было детей. Зато всех своих сотрудников, коих насчитывается около 80 человек, они воспринимали как родственников. Месье Фаллер любил, чтобы к нему относились как к подлинному патриарху, главе большого дружного семейства, а Лу всегда была готова выслушать, помочь советом и даже прийти на помощь. Люди, которые легко могли позволить себе жить не то что в роскошной вилле, а даже в собственном замке, обитали на верхнем этаже здания своей фабрики – неказистого творения промышленной архитектуры начала 70-х годов прошлого века. Да и выбирались-то они нечасто из своего Эшироля – небольшого французского городка поблизости от Гренобля. И тратиться на себя чета Фаллер не особенно любила, но зато по отношению к другим часто бывала весьма щедрой. «О, это была удивительная пара, – вспоминает одна из их сотрудниц, – Добросердечные и очень человечные, они относились к нам с искренней заинтересованностью и стремились создать в компании семейную атмосферу. Во многом это удавалось». Месье Фаллер частенько говорил своим сотрудникам: «Настанет день, и я сделаю для вас кое-что». Кое-кто признается, что воспринимал это просто как стариковскую болтовню, все же патриарху перевалило за 90. Но не таков был этот человек, чтобы бросать слова на ветер. Правда, выяснилось это только после недавней смерти месье Фаллера (его возлюбленная Лу, с которой он познакомился – подумать только! – в Восточном экспрессе, ушла из жизни четыре года назад). Оказывается, еще в 1993 году, когда ему исполнился 81 год, промышленник составил завещание, в соответствии с которым некоторые из его сотрудников получали изрядные суммы денег. Правда, не все, кое-кого он обошел. Ну, так ведь и родители тоже порой относятся к детям по-разному… Предусмотрительный старик поставил одно условие: никто из получивших долю наследства не должен был заявлять об этом публично. Тем более, что досталось отнюдь не всем поровну: верный своим привычкам, мсье Фаллер вознаградил каждого по своему усмотрению. Нынешний хозяин фирмы Жан-Клод Лемуан, узнав о решении патриарха, пришел в тихий ужас. «Я с трепетом ожидал, что сейчас ко мне в кабинет потянется поток подчиненных, одетых в гавайские рубашки и шорты, да еще с пляжными сумками в руках. А на стол ляжет кипа заявлений об уходе», – делится он. Однако пронесло: старик оставил своим сотрудникам значительные суммы, но все же не такие, которые позволили бы им превратиться в беззаботных плэйбоев. Это подтвердил и нотариус, составлявший завещание месье Фаллера: полученные наследниками суммы, как правило, не превышали нескольких десятков их месячных окладов. Всего покойный промышленник раздал своим сотрудникам несколько сот тысяч евро. А остальную часть состояния унаследовал Фонд Франции, который оценил сделанный ему подарок как «чрезвычайно большой». Эта организация осуществляет социальные, медицинские, культурные и экологические проекты. Предполагают также, что изрядная сумма отошла Фонду Брижит Бардо, с которой Лу Фаллер дружила до самой своей смерти. Ведь, как и известнейшая кинодива, она так любила животных… Андрей ГОРЮХИН №10(26), 2008

Антикризисный саммит Европейского союза 15-16 октября в Брюсселе (см. также «Борьба с изменением климата подождет до декабря») сместил акцент в подходе к обвалу фондовых рынков, краху ипотеки, обескровливанию банков, снижению спроса и прочим признакам надвигающейся глобальной рецессии. Чуть ли не впервые главные действующие лица единой Европы призвали спасать не только морально обанкротившиеся финансовые учреждения, но и реальный сектор экономики. Президент председательствующей в это полугодие в ЕС Франции Николя Саркози позволил себе замахнуться на святая святых, объявив, что настал момент пересмотреть отношение не только к мировой финансовой системе, но и откорректировать фундаментальные принципы рыночного капитализма. По словам главы французского государства, «нужна международная координация усилий для противодействия не только финансовому, но и экономическому кризису». И все же проблемные банки будут вытаскивать из трясины – с помощью предоставления государственных гарантий по межбанковским кредитам и рекапитализации, что означает частичную национализацию утративших устойчивость ключевых финансово-кредитных учреждений. Причем саммит ЕС постановил образовать новый надзирающий и регулирующий экономику орган, который будет контролировать финансовый сектор. Своих полномочных представителей в эту структуру делегируют Европейская Комиссия, Европейский центральный банк и Еврогруппа, объединяющая министров финансов зоны евро. Возможно, этот первый шаг к тому, к чему призывает Н.Саркози – разработать полноформатную программу «капитального ремонта» мировых финансов, что должно стать, по его выражению, «новым Бреттон-Вудсом». Стоит напомнить, что в предпоследний год Второй мировой войны крупнейшие державы с рыночной экономикой, ведомые Соединенными Штатами, в местечке Бреттон-Вудс договорились о том, чтобы зафиксировать валютные курсы (тогда за один американский доллар давали 5 французских франков, а за два – фунт стерлингов), причем доллар США становился главной резервной валютой в мире. Бреттон-Вудская система отмерла в 1971 году, когда появился «плавающий курс», но ее отпрыски – Международный валютный фонд и Всемирный банк – все еще пытаются выполнять функцию координаторов глобальных финансовых потоков. Единая Европа в условиях нынешнего кризиса ликвидности даже не пытается апеллировать к этим двум структурам, рассчитывая на собственные силы. Под разработанную в ЕС программу стабилизации будет выделено почти 2 триллиона евро. Помимо этого, Банк Англии и Национальный банк Швейцарии предоставили европейским коллегам около 250 миллиардов долларов в виде краткосрочных кредитов, чтобы не допустить появления чисто долларового дефицита в банковской системе. Тем не менее, в условиях глобализации ЕС считает необходимым привлечь к лечению общей для всех болезни ключевых игроков, а для этого провести саммит в формате расширенной «группы восьми» с привлечением таких стран, как Индия, Китай, Бразилия, ЮАР. Причем, Н.Саркози с плохо скрываемой ехидцей предложил провести встречу в верхах в Нью-Йорке, то есть там, «где все началось». Попутно в Брюсселе рассуждали на разные, как водится, лады, что делать с Россией. Французский президент настаивал на приобщении большого соседа ЕС к реформированию мировой финансовой системы, в частности, к решению проблем энергетической безопасности. Н.Саркози высказался ясно: «Я выступаю за такую дискуссию, за такой диалог – откровенный, но одновременно дружественный». Схожую позицию заняла Германия – в правительстве Ангелы Меркель считают, что Москва к моменту проведения саммита ЕС выполнила все пункты мирного плана Медведева-Саркози относительно ситуации на Кавказе, а потому ничто больше не мешает началу переговорного марафона. Такую прагматическую позицию поддержал глава Европейской Комиссии Жозе Мануэл Дуран Баррозу, подчеркнувший, что диалог с Россией отвечает интересам всей Европы. Многое должно будет решиться на намеченном на 14 ноября в Ницце саммите ЕС-Россия, где ожидается разблокирование процесса переговоров по новому соглашению о партнерстве. Владимир МИХЕЕВ №10(26), 2008

Договоренность относительно самого минимального общего знаменателя позволила главам государств и правительств стран ЕС на сессии в Брюсселе в октябре не расколоться по вопросу об общем противодействии климатическим изменениям. В заключительном документе подтверждается сохранение поставленных амбициозных целей в этой области, «с учетом решений для всех стран, которые выразили свои тревоги». Президент председательствующий до конца 2008 года в ЕС Франции Николя Саркози был более категоричен. «Цели и график» их достижения не изменен, «мы добились единогласного решения», хотя «это было нелегко», сказал он. По его словам, до конца декабря должна быть выработана окончательная договоренность относительно программы ЕС по борьбе с глобальным потеплением. Это должно стать этапом в глобальном диалоге, который должен привести к принятию обязательных мер в области охраны природы, призванных продолжить и развить Киотский протокол. Говоря коротко, цели ЕС сводятся к правилу «трех двадцаток». Проявлено желание, чтобы к 2020 году страны-участницы на 20% сократили выброс газов, имеющих парниковый эффект, 20% в энергобалансе обеспечивалось бы возобновляемыми источниками энергии, на 20% возросла эффективность использования энергоресурсов. Принципиальное решение одобрено еще в 2007 году, теперь надо договориться о конкретных общих путях его выполнения. Кстати, эти меры, по имеющимся оценкам, будут стоить 180 триллионов евро! Между тем, положение в руководстве ЕС складывалось критическое. Перед началом сессии Европейского Совета на уровне глав государств и правительств по инициативе польского премьера Дональда Туска собралась на сепаратную встречу группа лидеров стран ЕС, в основном восточноевропейских. Они обсудили совместные действия, чтобы добиться смягчения крайне жестких для себя новых ограничений на выброс в атмосферу углекислого газа и других веществ, приводящих к парниковому эффекту. А в ходе сессии Польша и Италия даже грозили применить вето, если их мнение не будет выслушано. «Мы не должны изображать из себя Дон Кихотов, когда Китай и США не сокращают свои выбросы», – сказал глава итальянского правительства Сильвио Берлускони. Поддержку этой группе оказала и Германия, тяжелая промышленность которой потребляет много энергии и выбрасывает большие объемы СО2. Всего критические мнения высказали 10 стран из 27. В чем причина возражений этих государств? Большинство из них – восточноевропейские: они слишком бедны, чтобы позволить себе дорогостоящие меры по переходу на экологичные технологии. В наиболее критическом положении находится Польша, для которой проблема сокращения выброса вредных газов в атмосферу имеет еще и социальное измерение. Дело в том, что в энергетическом балансе этой страны огромную долю занимает каменный уголь, который она добывает сама. Если начать сокращать его использование, то придется сворачивать работу шахт, сокращать рабочие места и так далее. При этом экономика некоторых польских регионов завязана на угледобычу. Есть еще и идеологическое соображение. Если наращивать выработку электроэнергии (а без этого не обойтись) за счет экологически гораздо более чистого природного газа, то придется увеличивать его импорт из России. Другие решения либо очень дороги, либо достижимы только в отдаленном будущем, как, например, строительство АЭС. Но польские руководители пока не решаются принести свое своеобразное представление о политике в отношении России на алтарь очевидной экономической и экологической выгоды… О чем договорятся и вообще договорятся ли в срок лидеры ЕС, пока остается непонятным. В европейской прессе высказывают сомнения в том, что до декабря все будет решено – в качестве оптимистического срока называется 2009 год. Разразившийся глобальный финансовый кризис еще больше осложнил выполнение поставленных задач по борьбе с глобальным потеплением. В нынешнем положении европейцам, особенно восточным, уже не до изысков. Впрочем, даже благородные, правильные, согласованные в ЕС цели вовсе не обязательно достигаются. Так, в начале текущего десятилетия была поставлена задача к 2010 году сделать Союз самым передовым и инновационным регионом в мире. Была разработана амбициозная, но реалистическая программа. Про нее, конечно, иногда вспоминают, но, как представляется, вряд ли она будет выполнена… Светлана ФИРСОВА №10(26), 2008

Отчаяние, растерянность, страх – все оттенки экстремальных эмоций передают лица, изображенные на хрестоматийной картине русского передвижника Владимира Маковского «Крах банка», созданной им в далеком 1880 году. Далеком – но близком. Рыночные реалии за минувшие 128 лет изменились только в плане финансового инструментария и жаргона, но не по своей сути. В этом убедились отвыкшие от подобных потрясений благополучные единоевропейцы. Взрывная волна от заатлантического ипотечного кризиса докатилась и до исторической родины предков нынешних американцев. Причем окатила их с ног до головы с такой силой, что руководящие и направляющие органы на национальном и наднациональном уровнях, то есть и в штаб-квартире Евросоюза, забыли о «невидимой руке» рынка. Той, что впервые явилась во сне Адаму Смиту. И вот уже убежденные рыночники с небывалым жаром принялись регулировать экономику проклятыми в начале 1990-х годов в России командно-административными методами. В начале октября почти одномоментно были выкуплены из хищных лап кризиса ликвидности три европейских банка. На крайнем севере Европы, в Исландии, правительство за 600 миллионов евро приобрело контрольный пакет акций Glitnir Bank. В Британии кабинет Гордона Брауна не счел зазорным национализировать крупнейший ипотечный банк Bradford&Bingley. А правительства Бельгии, Голландии и Люксембурга сообразили на троих и вытащили из пропасти финансовую группу Fortis. Никто из частных и честных предпринимателей и банкиров не стал выкупать этот рискованный бизнес. И все же лузерам не позволили сгинуть в небытие. Чистопородной беспримесной сенсацией стало решение правительства Владимира Путина бросить спасательный круг банковской системе Исландии и тем поддержать заодно ее национальную валюту. Всего Москва выделит Рейкьявику, а именно – Центробанку Исландии, 4 миллиарда евро, что в пересчете на каждого островитянина составит более 10 тысяч. Знай наших! Экстренная помощь понадобилась после того, как местные банкиры увлеклись игрой в «казино-капитализм», охотно раздавая направо и налево необеспеченные кредиты. Когда иссякли запасы ликвидности, крупнейший банк Kaupthing Bank оказался на грани банкротства. Биржи обвалились на 70%. Курс местной кроны с начала года скатился вниз на 41%. Государственные облигации снизили прибыльность до уровня в 20%. Инфляция в первый осенний месяц впервые за 25 лет составила двузначное число – 14%. Для восполнения ущерба срочно понадобилось вливание в размере 10 миллиардов евро, что равно годовому ВВП страны… Ранее исландское государство бросило свои внутренние валютные резервы на амбразуру: когда зашатался еще один банковский исполин местного масштаба – Glitnir, на казенные деньги оно выкупило 75% его акций. В том же временном интервале германский «Бундесбанк» открыл кредитную линию на 50 миллиардов евро ипотечному агентству Hypo Real Estate, уже заглянувшему в трубу, в которую ему предстояло вылететь со свистом. Не довелось: добрые государственные мужи и дамы предоставили 26 миллиардов евро, накинули еще и частные доброхоты – структура выжила. Схожая ситуация сложилась и в Британии в случае с Bradford&Bingley, образованном в 2000 году в результате дружественного слияния двух почтенных компаний с 150-летней историей. Репутация солидного, судя по родословной их соучредителей, финансового учреждения была разорвана в клочья, словно сердитый Тузик поработал над грелкой, когда в июле банк, скрепя сердце, признал чистые убытки объемом в 400 миллионов долларов. На бирже отреагировали с космической скоростью: опешив от такой плохой новости, брокеры, по указанию владельцев стали живо скидывать акции B&B, обесценив их на 30% в течение нескольких минут. На выручку B&B пришло правительство, которое без запинки произнесло ранее крамольное слово «национализация». Все потому, что для Британии это уже второй случай: ровно год назад, в сентябре 2007-го, государство вытащило из беды пятый по величине ипотечный банк страны – Northern Rock, для которого не смогли подобрать частного инвестора. В итоге казначейство отсчитало кредит в размере 27 миллиардов фунтов стерлингов. Банк устоял, но сейчас его перспектива выплатить две трети оставшегося долга в условиях развития кризиса ликвидности вширь, вглубь, а также вкривь и вкось, смотрится неубедительно. Памятуя и об этом прискорбном эпизоде, соседи через Ла-Манш, правительства стран Бенилюкса не стали топтаться на месте и ждать, когда у них отрастут ногти. В порыве солидарности с незадачливыми банкирами выкупили по 49% акций представительства Fortis на своей территории. Выкуп потянул на 11,2 миллиарда евро. Причем министр финансов Бельгии Дидье Рейндерс выразил готовность взять под крыло еще одну проблемную структуру – банк Dexia, решительно добавив: в пору кризиса государство «никого не оставит в беде». Но пусть злополучные горе-финансисты в частном секторе не рассчитывают, что заступничество государства столь же щедро, сколь и гарантировано. Нелли Крус, член Еврокомиссии, отвечающая за политику в области конкуренции, похвалила Гордона Брауна и Ангелу Меркель за то, что они не дали сгинуть ключевым игрокам на финансовом рынке. Но при этом предупредила, пишет французская «Фигаро», чтобы «финансовые авантюристы» не обольщались: «за риск придется платить самим». Граждане единой Европы присматриваются к действиям своих правительств и регулирующих рынок инстанций внутри ЕС, пытаясь уяснить для себя простую истину: в итоге всем будет хорошо или только избранным? Выиграют все без исключения или спасутся только опозорившиеся финансисты? К слову, в Старом Свете, где сильны патерналистские традиции, на сей счет меньше беспокойства, чем в Соединенных Штатах. Достаточно почитать отклики на план спасения имени Полсона на американских сайтах, где чуть ли не каждый четвертый, по моим прикидочным подсчетам, возмущен тем, что правительство Буша с помощью 700 миллиардов долларов, собранных у налогоплательщиков, выкупает из беды (bailout) не рядовых граждан, многие из которых уже лишились своих домов и сбережений, а, по сути, «жирных котов с Уолл-стрита». Однако не стоит превозносить до безоблачных небес способность лидеров ЕС навалиться «всем миром» на финансовый кризис и преодолеть его к вящему удовлетворению всех и каждого. На парижском саммите большой четверки «локомотивов» европейской интеграции не удалось договориться о создании фонда спасения в размере 300 миллиардов евро. Камнем преткновения стал вопрос: кто именно будет распоряжаться этими деньжищами, но, по существу, идею потопили взаимные подозрения. Самой обескураживающе откровенной оказалась бундесканцелярин Ангела Меркель, отказавшаяся (близко к тексту) выдавать карт-бланш безответственным банкирам по всей Европе за счет денег немецких налогоплательщиков. Нет, проницательный Питер Мандельсон, которого Гордон Браун вернул из Европейской Комиссии в свой кабинет на пост министра по делам бизнеса и предпринимательства, не без основания тревожится. В интервью газете «Санди телеграф» он выразил то, что у многих на уме: «Опасность этого кризиса в том, что он может вызвать новую волну экономического национализма». Не случайно и французский президент Николя Саркози пытается заговорить слетающихся на запах малосимпатичных грехов в банковско-финансовой сфере демонов: нам нужен, мол, «капитализм для предпринимателей, а не для спекулянтов». …Что же происходит в устоявшейся за два-три десятилетия глобальной экономической системе? В той системе, что основана на торжестве монетаристских доктрин, непомерной власти международных финансовых институтов, а, следовательно, и порожденной ими олигархии? А происходит нечто страшное и чудовищное. Рушится на глазах вера в непогрешимость саморегулируемого рынка, и недаром французский журнал «Нувель обсерватер» предполагает, что близится «конец Уолл-стрита и финансизма экономики». Собеседник этого издания американский миллиардер Джордж Сорос, пионер спекулятивных операций на фондовых и валютных рынках, признает: «Финансовый сектор стал играть несоразмерную роль в экономике в ущерб остальным секторам. Он будет сведен к более надлежащим пропорциям». Затем Сорос выносит приговор: «Рыночные фундаменталисты до последнего момента пребывали в уверенности, что рынки будут саморегулироваться. Это – заблуждение! Мыльный пузырь лопается с тем большей силой, что на протяжении последних двадцати пяти лет мы позволили развиться разнообразным инструментам банковских манипуляций – продуктам, производным от обращения долговых обязательств в ценные бумаги, – ошибочно полагая, что временные нарушения равновесия – всего лишь случайность». Джордж Сорос прав. Ничего случайного в полноформатном кризисе, ипотечном, ликвидном, товарно-сырьевом, нет и не может быть. Как пишут на форумах и личных блогах отнюдь не наивные граждане, «казино-капитализм» и «вуду-экономика», движущей силой которых была одна, но пламенная старозаветная жадность, не могли существовать вечно. И то, что «разгребателем грязи» и чистильщиком было вынуждено выступить Государство – вдумайтесь: всего за одни сутки страны Европы выкупили активов и предоставили кредитов почти на 60 миллиардов евро, – порождает только эффект «дежа вю». Все это уже было, только позабылось. Призрак Великой депрессии и последовавшего «Нового курса» Кейнса-Рузвельта улетел, но, видимо, обещал вернуться. Владимир МИХЕЕВ №10(26), 2008

Ирландия стала первой страной зоны евро, где статистически констатировано вступление экономики в спад. По данным, опубликованным в сентябре, во втором квартале 2008 года валовой внутренний продукт (ВВП) сократился на 0,8% по сравнению с тем же периодом 2007 года. В первом квартале было также отмечено сокращение на 1,3%. Когда два квартала подряд ВВП сокращается, то считается, что в стране происходит экономический спад. Если сравнивать показатели изменения ВВП не с аналогичным кварталом предыдущего года, а с предыдущим кварталом, то эти цифры также отрицательные. Во втором квартале 2008 года ВВП Ирландии снизился на 0,5% по сравнению с кварталом первым, а в первом квартале – на 0,3% по сравнению с четвертым кварталом 2007 года. С 1980-х годов Ирландия служила одним из самых ярких примеров быстрого экономического развития после вступления в ЕС, ее даже образно называли «кельтским тигром» по аналогии с «азиатскими тиграми» – Южной Кореей, Тайванем, Малайзией и некоторыми другими странами этого региона, где в течение длительного периода происходил стремительный рост экономики. Главной причиной нынешних экономических трудностей стали проблемы в строительстве, последствия кризиса недвижимости. Ирландская экономическая модель была во многом схожа с американской, и рынок недвижимости, финансировавшийся за счет кредитов, превратился в один из локомотивов экономики страны. Когда на этом рынке следом за США стали возникать трудности, это не замедлило сказаться и на экономике Ирландии в целом. В текущем году в странах ЕС уже фиксировался технический спад – в Дании, но затем тенденция не подтвердилась. Правда, Дания не входит в зону евро. Теперь эксперты не исключают возможность вступления всей зоны евро в период сокращения ВВП. Среди отдельных стран это особенно грозит Великобритании (не входит в зону евро), Германии и Испании. №10(26), 2008

На 1,4% сократился ВВП маленькой Эстонии во втором квартале текущего года при темпах инфляции, достигших 11,4%. Страна вползает в период экономического спада, во что до сих пор никто не хотел верить. Рынок недвижимости верно отражает ухудшающуюся конъюнктуру. Первые признаки застоя в этой отрасли стали появляться в конце 2006 года, а теперь можно говорить о реальном кризисе. Число сделок за год сократилось на 35%. Цены на квадратный метр упали за это же время на 5-30%, в зависимости от места. Содержание жилья подскочило на 17%. Конечно, на повседневной жизни экономические трудности сказываются, но умеренно. Если в восприятии людей цены на продовольствие удвоились, то такой показатель, как уровень безработицы, остается низким: с 4% самодеятельного населения к концу года он поднимется до 5%, что вдвое меньше европейских стран-рекордсменов. Но сокращение ВВП все же существенно отличается от прироста прежних лет – на 10,2% в 2005 году и 11,4% в 2006 году. Причин происходящего в эстонской экономике много. Пришедший из США глобальный кризис недвижимости, безусловно, подорвал позиции этой отрасли и в Эстонии. Банки стали кредитовать на более суровых условиях. Завязанная на спрос в других северных странах, эстонская экономика вынуждена считаться с замедлением темпов роста и там. Эксперты ожидают, что период застоя в хозяйственной жизни продлится не меньше, чем до 2010 года. №10(26), 2008

Операторов мобильной связи в странах Евросоюза обяжут сократить тарифы на текстовые сообщения сотовых телефонов, посылаемые домой из-за границы, к примеру, во время служебных командировок или отпусков. По статистике, каждый год словоохотливые единоевропейцы отсылают 2,5 миллиарда текстовых посланий из-за рубежа, что обходится им в 10 раз дороже, чем смс-сообщения у себя дома. Во имя торжества социальной справедливости «регулировщики» ЕС, то есть те инстанции, которые регулируют свободный рынок в 27 странах сообщества, повелели всем европейским сотовым компаниям сократить тарифы на две трети. Установлена фиксированная цена: если сейчас в среднем текстовое сообщение, отмечает британская пресса, обходится в 23 пенса, то завтра нельзя будет запросить с клиента больше 8,7 пенса. Заодно урежут стоимость обычного звонка с 36 до 27 пенсов за минуту разговора. Вивиан Рединг, член Еврокомиссии, отвечающая за телекоммуникации, сделала следующее заявление: «Стоимость пользования мобильным телефоном за пределами своей страны (но в рамках Евросоюза) не должна быть неоправданно выше стоимости аналогичных услуг дома, вне зависимости о того, просто ли вы звоните, отправляете текстовое сообщение или пользуетесь Интернетом». В прошлом году Еврокомиссия потребовала от сотовых операторов добровольно снизить тарифы за текстовые сообщения и доступ в Интернет во время пребывания за пределами своей страны. В противном случае комиссары ЕС пригрозили бизнесу санкциями. Сейчас эта мера может быть осуществлена, но прежде потребуется согласие правительств каждой из 27 стран ЕС. Ассоциация операторов стандарта GSM, куда входит и такой гигант, как Vodafone, объявила, что прибыли отрасли с прошлого года уже упали на 26%. Один из руководителей ассоциации Том Филипс выразил пессимистический настрой компаний этого сектора, подчеркнув, что командно-административные методы Еврокомиссии в интересах потребителей являются «политически мотивированными». Владимир МИХЕЕВ №10(26), 2008

Восемь вагонов поезда, который ежедневно в 7:15 утра отправляется из Кембриджа в Лондон, могут вмещать в себя, по нормативу, 495 пассажиров. На деле их набивается в среднем по 865. Схожая запредельная скученность обнаружена и на утреннем маршруте из Уокинга в столицу. Эти цифры буквально выдавили из министерства транспорта, принудив его ссылками на Закон о свободе информации, предписывающий всем государственным структурам делиться сведениями с обеспокоенными гражданами по их запросу. Антони Смит, представляющий общественную организацию по защите прав пассажиров, назвал эту ситуацию большой проблемой, отметив «каждодневную битву некоторых пассажиров за место в переполненных железнодорожных вагонах». Сославшись на одно серьезное исследование, Смит указал, что в числе пяти главных условий комфортной поездки опрошенные неизменно называли «достаточно» просторное место для сидения или, на худой случай, стояния в общественном транспорте. В январе 2007 года главный железнодорожник в кабинете министров Майк Митчел вызвал волну праведного гнева со стороны соотечественников, когда заявил: постоять с полчаса по дороге на работу – вполне допустимо. В этом году перед уходом парламентариев на летние каникулы в палате общин был поднят вопрос о сокращении сидячих мест в поездах на двух самых загруженных маршрутах, доставляющих поутру в Лондон из спальных пригородов рабочих и служащих. Вместо кресел появятся дополнительные металлические штанги, чтобы за них могли держаться те, кому придется постоять. Правительство обещает к 2014 году увеличить парк вагонов на 1300 единиц, для чего готово инвестировать 10 миллиардов фунтов стерлингов. Ждать вроде бы недолго, всего-то пятилетку. Да только как быть тем, кому надо сегодня и завтра, да и все последующие дни добираться до места работы, напоминая собой сельди в бочке? Если взять нормативы, установленные в Евросоюзе, то получается: британским пассажирам отведено меньше места, чем полагается выделить при перевозке по железной дороге овцам, курам и крупному рогатому скоту. Местные журналисты уже окрестили вагоны на перегоне между Кембриджем и Лондоном «теплушками для скота». Владимир МИХЕЕВ №10(26), 2008

Два берлинца – Вили Гау и Волле Шмельц – открыли на Норманненштрассе, что в столичном районе Лихтенберг, пивную под названием «У фирмы». Едва ли это стало бы большим событием в берлинском гастрономическом мире, поскольку кнайп, как называются подобные заведения по-немецки, в городе на Шпрее пруд пруди. Однако есть в новом заведении своя изюминка. Дело в том, что в сером панельном здании, стоящем на этой улице, располагалась во времена ГДР штаб-квартира министерства государственной безопасности (МГБ), более известного под кратким названием «штази». Его сотрудники между собой частенько называли своего работодателя фирмой, отсюда и название новой кнайпы. Содержатели рассчитывают, что в будущем году, когда исполнится 20 лет с момента падения берлинской стены, иностранные туристы с охотой будут посещать заведение, в котором попытались создать особый колорит. По стенам развешаны гербы МГБ, копии документов, имеющих отношение к этой уже несуществующей организации, муляжи камер наблюдения, символика ГДР, включая национальный флаг, в углу стоит манекен, облаченный в форму спецподразделения восточногерманской полиции… Не обошлось и без поддельной «урны с прахом Хонеккера». Тот, кто хочет получить в заведении постоянную 10-процентную скидку, может попросить выписать ему удостоверение IM («Inoffizieller Mitarbeiter») – неофициального сотрудника, проще сказать информатора «штази». А как же меню? В целом набор блюд, вполне обычных для восточногерманской кухни, не исключая и традиционной русской солянки, разумеется, в том виде, в который она преобразилась после десятилетий существования на германской земле. Стоит упомянуть и шнапс «Эрих», посвященный, надо думать, не только последнему генеральному секретарю ЦК Социалистической единой партии Германии, но и последнему министру МГБ Эриху Мильке. Словом – все вместе взятое – типичная попытка поэксплуатировать «остальгию», ностальгию по временам ГДР, которая безусловно весьма сильна в пяти восточных землях Германии. От того, что для этого была использована именно такая символика, в восторг пришли далеко не все. Местные политики тут же завели речь о «прославлении тиранического и репрессивного режима», кто-то стал твердить о безвкусице, переполошились профессиональные борцы с «проклятым наследием» и «жертвы преследований». Но, как уверяют хозяева заведения, большинству посетителей такая выдумка пришлась по душе. Для чего, собственно, все и затевалось. №10(26), 2008

Только не подумайте, пожалуйста, что речь идет о примитивной пластмассовой штуковине, из которой истекает пресная коричневая водичка. Нет, нынешняя дорогая немецкая кофеварка – агрегат сложный и дорогой, отличающийся от древнего устройства как «Порше» от «Фиата уно». Говорят, что на презентациях новых моделей этих чудодейственных аппаратов, вроде какой-нибудь «Сименс EQ 7», и обстановка царит примерно такая же, как на представлениях последних творений гигантов автомобильной промышленности. И это при том, что потребление кофе в Германии пережило едва ли не сильнейший спад среди всех продовольственных товаров. Люди старшего поколения с восторгом вспоминают, какой замечательный кофе варила их бабушка, фильтруя его вручную, без всяких машин. Можно, конечно, принять на веру, но… Те, кому сейчас тридцать-сорок лет, из домашнего опыта уже не помнят практически ничего, кроме коричневой жижи, которую им зачем-то выдавали за кофе. Ее исторгали разнообразные изделия с красивыми звучными названиями, которые в телерекламе показывали на парадных скатертях и красиво убранных столах. Вкус у этого напитка был, вежливо говоря, на любителя. То есть на большого любителя. Всем остальным лучше не пробовать. А потом пришла эпоха кофешопов. Их порицали за однообразие, за то, что меню был представлено зачастую на «денглише» – корявой смеси английского и немецкого языков. Но свое благородное дело они все же сделали: в Германии началось то, что одни называют кофейным ренессансом, а другие иронически оценивают как долгожданное появление в немецких пределах настоящего кофе. А теперь, похоже, маятник зашкалил в противоположную сторону: начинает набирать обороты своеобразный кофейный снобизм. Появились люди, утверждающие, что высокого названия кофе могут быть достойны только зерна, выращенные там, куда не всякий африканский Макар телят гонял, обжаренные по некоему рецепту, известному всего трем обитателям планеты Земля, а сваренные… Вот тут и начинается главное шаманство. Кофеварка должна быть полностью автоматической, действующей по единому нажатию кнопки, ее дисплей обязан показывать чего и сколько положить, термостат – непреклонно поддерживать нужную температуру воды, ей положено подавать сигналы когда, где и что необходимо промыть и почистить. Да-с, так-то вот. Говорят, что в магазинах бытовой техники такие машины расходятся сейчас на ура, а маркетологи предрекают рост спроса, выражающийся двузначными цифрами. А ведь, между прочим, самое простенькое из таких устройств стоит около 600 евро. А вышеупомянутая EQ 7 тянет уже на 1100–1500 евро. И это далеко не предел. « Гаггенау» за 2 с лишним тысячи предложит вам кофеварку, которая «может незаметно интегрироваться в любую дизайнерскую кухню». «Крупс» пытается подкупить тем, что его «Эспрессериа Аутоматик» предоставит «ВИП-сервис». А швейцарская фирма «Юра» заманивает «тонкой ручной работой с использованием высокоценных материалов – кожи, уникальных пород дерева, металлов платиновой группы». Что уж тут говорить об аппликациях от «Сваровски». Ну а для тех, кто ни перед чем не остановится, чтобы угодить себе любимому, можно предложить кофеварку «Кловер». Молотый кофе дозирует с точностью до долей грамма, температуру воды поддерживает до десятых долей градуса, время варки соблюдает с точностью до секунды. Идеальные параметры для варки каждого сорта кофе узнает моментально, поскольку подключена к интернету. И стоит каких-нибудь 11 тысяч. Андрей ГОРЮХИН №10(26), 2008

или Трехскоростная Европа Через семь лет пророчество сбудется. В объединенной Европе смертность превысит рождаемость. Внутренние трудовые резервы сократятся до прискорбного минимума. Соотношение трудоспособного населения (от 15 до 64 лет) к иждивенцам (старше 65 лет) изменится с четырех к одному до двух к одному. Все это не замедлит сказаться на способности государств содержать в привычном материальном достатке всех вышедших на заслуженный отдых. И призрак того, что алармистски и просто скептически настроенные журналисты окрестили «войной поколений», начнет разбойно бродить-шататься по Европам… На такие невеселые мысли наводит доклад главного статистического ведомства Евросоюза – «Евростата», развенчавший иллюзию, будто бы приток свежих рук и мозгов извне, то есть трудовых мигрантов, спасет неудержимо стареющую Европу от невольного аскетизма. Не спасет. Придет день, и в глухих сельских областях Польши, Болгарии, бывшей ГДР, а также на севере Испании и на юге Италии человека днем с огнем не сыщешь. При этом население 27 государств вырастет с нынешних 495 миллионов до 521 миллиона в 2035-м, чтобы упасть до 506 миллионов в 2060 году. Для сравнения: в США будет насчитываться 468 миллионов жителей, включая ожидаемые к этому моменту 105 миллионов новых иммигрантов. Среди европейцев произойдет смена лидера: желтую майку чемпиона по приросту народонаселения у немцев перехватят британцы, которые плодятся с опережающей все прочие нации скоростью. Прогноз таков: через 52 года в Соединенном Королевстве будут обитать 77 миллионов человек, во Франции – 72 миллиона, в Германии – 71 миллион. Поляков станет меньше на 18%, то есть, вместо нынешних 38 миллионов останется 31 миллион. Более существенная депопуляция затронет Литву (24%), Латвию (26%) и Болгарию (28%). В лидерах по рождаемости сегодня, помимо Британии, значатся Люксембург, Кипр и Ирландия. Как отмечают авторы доклада, там, где пустил корни демографический кризис, разрушаются опоры устойчивого экономического роста. В принципе, еще не все предопределено, и статистические выкладки придется корректировать: возьмем Британию, куда за последний год переехало на ПМЖ 600 тысяч иммигрантов – но было и движение в противоположном направлении, и страну покинули навсегда 400 тысяч человек. Это самый высокий показатель эмиграции с 1991 года. Все это не отменяет другой тревожной тенденции: рук и мозгов все равно не хватает, и в правительстве поговаривают даже об увеличении пенсионного возраста с нынешних 60 лет для женщин и 65 для мужчин. Вот что считает Нил Кэрберри, один из руководителей Конфедерации британской промышленности: «По мере того, как уходит на покой поколение бэби-бумеров, мы станем свидетелями, как изменится соотношение пенсионеров к работающим гражданам. И многие сделают выбор в пользу того, чтобы продолжать работать». Последнее нуждается в разъяснении: сегодня, как пишет газета «Индепендент», 12 миллионов британцев не сумели накопить себе средства на достойную пенсию. Дополнительная нагрузка ляжет на систему здравоохранения: каждый пятый в Британии – пенсионер, причем быстрее всего растет доля тех, кто перевалил за 80. Гендиректор организации Age Concern Гордон Лишмэн напоминает власть предержащим, что «необходимо улучшить медицинское обслуживание, особенно в том, что касается сохранения умственной полноценности и динамизма опорно-двигательной системы, чтобы пожилые люди как можно дольше оставались самодостаточными». Понимают масштабы надвигающегося кризиса и в штаб-квартире ЕС. Амелия Торрес, официальный представитель Еврокомиссии, называет три неотложные программы действия: стабилизировать финансовые системы в странах сообщества, повысить занятость и провести структурные реформы в пенсионном обеспечении граждан. …Демографическая бомба тикает все назойливее. И при сохранении тенденции, ведущей к частичной депопуляции отдельных регионов и целых стран в ЕС, что отразится на финансовых возможностях сообщества выравнивать социально-экономические уровни развития, произойдет не смягчение, а, напротив, закрепление нынешнего неравенства. «Европа двух скоростей» образца 1970-х, когда локомотивы интеграции, такие как Германия и Франция, тянули на буксире недоразвитых средиземноморских новичков, может вскоре превратиться в «Европу трех скоростей». Такой поворот событий в реализации достойного проекта «Единая Европа» отведет жителям обезлюдивших окраин роль граждан третьего сорта. Владимир МИХЕЕВ №10(26), 2008

Известное дело где – там, где складывается оптимальное соотношение заработков и цен. А конкретнее? Лучше всего, согласно исследованию, проведенному швейцарским банком Ю-Би-Эс, зарабатывают в Швейцарии, конкретнее – в Женеве и Цюрихе. За ними следуют Копенгаген и Осло. Среди германских городов лидирует Мюнхен, но в мире он всего лишь на девятом месте. Следующий из представителей ФРГ в этом перечне – финансовая метрополия Франкфурт-на-Майне. Он на одиннадцатом месте, а столица – Берлин – отстает еще на семь позиций. Но это всего лишь часть уравнения успеха: сами по себе зарплаты не дают исчерпывающего ответа на вопрос о качестве жизни. Как мы уже говорили, есть ведь еще и цены, верно? Так вот в области цен лидирует Осло, самый дорогой город Европы. За ним следуют Цюрих и Женева. Жизнь в этих полисах и так была весьма дорога, а за последнее время разрыв между ними и последующими в списке только увеличился – из-за обесценивания доллара и евро. Скажем, Копенгаген (номер четыре в этом перечне) почти на 10% выгоднее для жизни, чем лидирующая тройка. Среди германских городов самый дорогой опять-таки Мюнхен, за ним идет Франкфурт-на-Майне, а главная германская метрополия – Берлин – устроилась далеко внизу, на 33 месте. И каковы же те выводы, которые можно сделать из соотношения заработков и цен, что, собственно, и определяет уровень жизни? На первом месте – Цюрих, который хоть и дорог, но и заработки предоставляет такие, что итог – поистине чемпионский. В Женеве все обстоит не так радужно, поэтому она смещается на 7 место. А с Осло – вообще полный провал: его можно обнаружить лишь на 26-й позиции. И все потому, что заработки местных жителей недостаточны для предлагаемых им цен. Иными словами внутренняя покупательная способность – нетто-почасовая оплата, соотнесенная со стоимостью покупательской корзины – получается вполне скромная. А что же германские города? Берлин – на 12 месте, а неразлучный дуэт – Мюнхен и Франкфурт – на 19 и 20 соответственно. Практическая иллюстрация: один и тот же обед из трех блюд (учтите, напитки в расчет не входят!) во Франкфурте обойдется вам в 39 евро, в Мюнхене – в 32, а в Берлине – в 28 евро. Для успокоения нервов читателей германская газета приводит и такое сравнение: в Цюрихе он будет стоить 51 евро, в Осло – 55, а Токио – и вовсе 76 евро. Андрей НИЖЕГОРОДЦЕВ №9(58), 2011

«Далагой дета морос» – примерно такую наивную безграмотность проявили британские дети из групп дошкольного обучения, которых расспрашивали и экзаменовали взрослые дяди из государственного ведомства по контролю за качеством в системе образования. Эти дяди были в шоке от увиденного и услышанного: 80 тысяч юных граждан в возрасте 5 лет не умели правильно держать в руках карандаш и ручку и затруднились сложить такие первородные в нашей жизни слова как «мама», «папа» и «кот». Правительство приняло общеобразовательные ориентиры для дошколят, определив задачи по их воспитанию и обучению до пятилетнего возраста. Осталось выполнить намеченное. Пока что легким утешением стала итоговая статистика: 49% успешно справились со всеми заданиями, продемонстрировав приемлемый уровень навыков в математике, знания родного языка, а также способность к общению и творчеству, а заодно и физическое развитие. Правда, этот показатель не отличался от данных за 2005 год. Больше всего огорчило взрослых то, что 11% малышей не знали алфавита, а 14% не могли написать собственное имя и составить простейшее письмо Деду Морозу. Можно не удивляться, что в будущем они, скорее всего, примкнут к той немногочисленной, но заметной категории взрослых британцев, которые избегают употреблять слова, сложные в произношении. Опрос трех тысяч граждан показал, что треть из них старается никогда не использовать в разговоре: «phenomenon» (феномен), «anesthetist» (анестезиолог), «remuneration» (вознаграждение). Самое удивительное, что многих пугают даже такие вроде бы несложные слова, как «алюминий» и «февраль». Как обучить подрастающую смену? Это проблема не одних только британцев, а всех государств и обществ, пытающихся приобщить свое потомство к книжкам, оторвав их от Интернета, хотя при этом они делают все возможное, чтобы не остаться на обочине и вписаться в скоростной режим на информационной автостраде. В стремлении к высокотехнологичной многомудрости есть, видимо, обратная сторона – у малолеток ручка все чаще неуклюже выпадает из рук, зато их пальчики легко и непринужденно перебирают клавиатуру компьютера и сотового телефона. Владимир МИХЕЕВ №10(26), 2008

Год назад Колледж Европы впервые организовал для преподавателей и учащихся Европейского учебного института выездную учебную сессию в г. Брюгге с посещением ряда институтов Европейского союза. Опыт оказался удачным. И в сентябре текущего года такая сессия состоялась снова. Только по своей насыщенности работой и событиями она была на порядок интенсивнее. И прошла в совершенно другой политической обстановке, которая заставила изменить формат всех встреч и очень повлияла на тональность и содержание обсуждавшихся на них вопросов. Из слушателей, из аудитории студенты Европейского учебного института превратились в активных участников дискуссий, в весомых представителей общественного мнения нашей страны. Их готовность отстаивать его в острой полемике с собеседниками предопределила несомненный успех сессии. Учебная сессия состояла из двух частей. Первая была собственно учебной. Вторая – посвящена знакомству с институтами Европейского союза. В прошлом году первая неделя работы была построена по традиционному образцу. К слушателям приезжали лекторы из академической среды, эксперты, сотрудники Европейской Комиссии, политики. Они рассказывали об отдельных аспектах функционирования Европейского союза, о новых тенденциях в его развитии. Но это ничем принципиально не отличалось от того, что слушатели Европейского учебного института получали в Москве, в рамках своих плановых занятий. Только в Москве это были основательные двадцати-, шестнадцати- или двенадцатичасовые курсы, семинарские и практические занятия, на которых давалось весьма основательное знание предмета. А на коротеньких лекциях в Брюгге по-настоящему углубиться в обсуждение темы выступления не удавалось. Поэтому в этом году по договоренности с Колледжем Европы мы пошли по совершенно иному пути. После нескольких установочных встреч и пояснений по теории и практике ведения международных переговоров и их специфики в рамках ЕС для слушателей Европейского учебного института была организована модельная игра. На основе материалов по базовым позициям Российской Федерации и Европейского союза они провели переговоры о заключении нового базового соглашения между Россией и ЕС и выработали его согласованный текст. Мы об этом ранее уже подробно рассказывали на сайтах МГИМО и ЕУИ (см.также «Модель переговоров», №8-9(25) за 2008 г.). Такая форма работы, естественно, оказалась для слушателей намного интереснее. Она никого не оставила безучастным. Никому не дала просто «отбыть номер». Увлекла всех. Разбившись на маленькие, потом – несколько большие, затем вновь на маленькие группы, участники готовили позиции, вели консультации, договаривались о конкретных формулировках. Они занимались этим в помещениях Колледжа Европы, в кулуарах, в небольших уютных фламандских тавернах, во время экскурсий по городу и окрестностям, одновременно открывая для себя историю и красоты Фландрии. Модельная игра превратила ученичество в настоящий многодневный дипломатический раут. И, как мы надеемся, очень помогла слушателям. Помогла слушателям лучше понять проблемы, но, что еще важнее, – понять самих себя и ближе узнать своих коллег и установить прочные дружеские связи. Вторая неделя прошла в институтах Евросоюза и в штаб-квартире Североатлантического альянса. Программа встреч была плотная и разнообразная. Так, в Европарламенте у слушателей была возможность не только поговорить с одной из известнейших представителей депутатского корпуса Анеми Нейтс, но и послушать речь члена Еврокомиссии Барро. В Европарламенте в этот день проходила совместная встреча депутатов национальных парламентов и европарламентариев. Они заслушали фактически программное выступление Европейской Комиссии по текущей и будущей политике Европейского союза, касающейся всего комплекса вопросов миграции, законной и незаконной. Это один из ключевых и наиболее животрепещущих аспектов внутренней и внешней повестки дня ЕС. Неудивительно, что за речью Барро последовало весьма эмоциональное обсуждение, по которому легко можно было отследить своеобразие подхода отдельных стран к решению тех проблем миграции, которые их в наибольшей степени волнуют и/или затрагивают. Не менее, а, может быть, даже более, увлекательным было посещение Суда Европейских сообществ в Люксембурге. После четких, профессиональных разъяснений юристов Суда наша маленькая делегация смогла своими глазами увидеть то, как проходят прения на слушаниях конкретного дела в палате Суда первой инстанции судебной системы ЕС. Казалось бы, ординарное дело. Таких в практике Суда сотни. Но это было настоящее действо, спектакль, великолепно разыгранный юристами Европейской Комиссии, представителем министерства юстиции Италии, членами судебного присутствия, их помощниками и т.д. Этого не увидишь ни в каком кино, ни по какому видео. Филигранное владение юридической техникой. Выверенная аргументация. Взаимные реферансы и оскорбления. Тонко разыгранные взрывы эмоций, за которыми следовали спокойно излагаемые убедительные аргументы. Не менее тонко расставляемые ловушки, подготовленные судьями для тяжущихся сторон. Наверняка, дело Т-211/05 Италия против Европейской Комиссии надолго останется в памяти слушателей. Буквально два слова по существу дела. Италия на короткий срок ввела налоговые льготы для компаний, выводящих свои акции на биржу. Комиссия усмотрела в этом нарушение коммунитарного права о добросовестной конкуренции и вынудила Италию отменить их. Рим пытался оспорить вердикт Комиссии. Министерство юстиции Италии доказывало: никаких преференций своим компаниям отмененное законодательство не предоставляло. Льготами могли воспользоваться как крупные, так и мелкие, и средние компании. Еврокомиссия, со своей стороны, стремилась поймать итальянцев за руку и уличить как в передергивании фактов, так и мошенничестве с юридической аргументацией. Кому удалось убедить Суд, слушатели Европейского учебного института, как и заинтересованные стороны, смогут узнать по прошествии полугода, уже после получения ими магистерских дипломов. Но гвоздем программы, несомненно, стали встречи в НАТО, в Совете Европейского союза, внешнеэкономических и внешнеполитических директоратах Европейской Комиссии. Многие теоретики до сих пор утверждают, что общая внешняя политика и политика безопасности ЕС – это нечто, в чем нет ни общей, ни внешней, ни политики, ни безопасности. Одного только списка рабочих, экспертных и межинституциональных комитетов, которые заседали в тот день в Совете ЕС параллельно с нашей беседой там, было достаточно, чтобы убедить в обратном. На встречах с сотрудниками Еврокомиссии из директоратов по расширению и международным связям и представителями НАТО проявились лучшие качества наших слушателей. Мягко, элегантно, дипломатично своими вопросами, репликами и комментариями они показывали собеседникам, что прекрасно владеют предметом. Что система современных международных отношений несколько сложнее, чем она видится из Брюсселя. Что происходящее в мире нельзя рисовать только черной или белой краской. Что и у ЕС, и, в гораздо большей степени, у НАТО, к сожалению, нет ответа на многие животрепещущие вопросы, которые волнуют нас, граждан Российской Федерации, и всех остальных европейцев. Так что, надеемся, встречи были обоюдно полезными. Во всяком случае, об этом уже совершенно в другой обстановке – вечером, за кружкой знаменитого на весь мир бельгийского пива, нам убежденно говорили утренние собеседники. И еще они говорили: августовские и сентябрьские события наглядно показали, насколько важным и своевременным было создание Европейского учебного института, насколько необходимы новые подготовленные кадры, которые помогут России и Европейскому союзу, Европейскому союзу и России обеспечивать, а, когда нужно, налаживать взаимопонимание. В нынешней обстановке надо не замораживать, не ослаблять усилия, а делать в два, в три, в десять раз больше на ниве взаимного образования, взаимных контактов, в том числе и с опорой на МГИМО и его Европейский учебный институт. На то, что двухнедельная учебная сессия внесла некоторый вклад в понимание российских озабоченностей, нашей внутренней и внешней политики, мы только надеемся. Но в том, что она была очень полезна нашим слушателям, уверены абсолютно. © Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России №10(26), 2008

Правда, пока только в порядке престолонаследования. По информации газеты «Гардиан», может быть изменен закон, исключающий из очереди к трону всех потенциальных наследников британского престола, осмелившихся связать себя узами брака с католиком или католичкой. Такое установление действует уже около трехсот лет, и доселе не было нарушено ни разу. Может быть, кому-то и приходило в голову усомниться в целесообразности неуклонного следования обветшавшим нормам, но публично из заметных политиков никто этой темы не касался: на британском престоле может восседать только состоящий в англиканской церкви – и весь сказ! Но в марте этого года министр юстиции Джек Стро, не иначе как в приступе безудержного вольнодумия, назвал такой порядок отжившим. А вот теперь выясняется, что правительство разрабатывает планы пересмотра давних предписаний. Причем, их весьма много: ревнители англиканской церкви постарались ввести их в большое число британских законов. Так что юристам будет над чем попотеть. Кроме того, намечается еще один революционный шаг: предполагается уравнять в правах престолонаследования королевских детей мужского и женского пола. Что ж, лучше поздно, чем никогда, нет так ли?   Миг счастья наступил… Пятидесятилетняя итальянка из города Падуи дождалась исполнения своей заветной мечты только на смертном одре. Причем, больна она настолько тяжело, что врачи вынуждены были несколько недель назад погрузить ее в искусственную медикаментозную кому, из которой ее вывели специально затем, чтобы исполнить последнюю волю. Какую? Оказывается, она мечтала выйти замуж за своего спутника жизни, с которым у них был общий 17-летний сын. Церемония, на которой кроме новобрачных присутствовали сын, два свидетеля и чиновник, зарегистрировавший брак, была проведена прямо в палате интенсивной терапии и без излишних бюрократических процедур. Несмотря на «невероятную усталость и тяжелые боли», женщина нашла в себе силы ответить заветное «да» на вопрос, согласна ли она стать женой своего избранника. Сразу после этих слов подача лекарства была возобновлена и женщина опять погрузилась в кому, от которой ей уже не суждено очнуться. И все же, считают врачи, последним в ее сознательной жизни был «миг радости и счастья, которого у нее никто не в силах отнять».   Шестьдесят три кг штрафа Житель германского города Мюнстера попался на том, что выносил на волю письма своего приятеля, отбывавшего наказание в тюрьме. Ну, попался и попался, что тут особенного: заплати назначенный судом штраф и забудь о случившемся. Но этот вестфалец то ли был настолько разгневан принятым решением, то ли обладал таким своеобразным чувством юмора, что решил рассчитаться с правосудием так, чтобы Фемиде мало не показалось. Он собрал в банках искомую сумму в 292,92 евро – в одноцентовых монетах – и от всей души всыпал ее в почтовый ящик вуппертальского суда. Все 29 тысяч 292 монеты. Вес их, между прочим, составил 63 килограмма. Увесистый вышел штраф! Судейским пришлось тащить монеты в банк, взвешивать и, по установлении того, что сумма точна до последнего цента, решать вопрос о том, принимать ли столь неожиданный платеж. Посовещавшись, решили все же принять. Обоснование: послать деньги обратно, как велят правила, можно только по почте, а в статье почтовых расходов столь значительная сумма на пересылку отправлений не предусмотрена. Остается только надеяться, что оштрафованные не вздумают массово использовать столь рискованный для суда прецедент.   Заложники рыночных реалий В Британии живо наследие поколения «йаппи» – «молодых городских профессионалов», заточенных на достижение амбициозных карьерных высот, во имя которых приносится в жертву инстинкт самовоспроизводства в потомстве. Этот тренд, развернувшийся в развитых западных странах во всю ширь в 1970-80-е годы, не пошел на убыль. Напротив, он прибавил себе адептов, поскольку цивилизованный рынок стал намного жестче и требует дополнительных жертв. В Британии женщины репродуктивного возраста предпочитают как можно дольше ползти вверх по служебной корпоративной лестнице, а не катать коляску с младенцем. Существует, правда, разительное различие между северянами и южанами: если где-нибудь в Шотландии первый ребенок обычно рождается у молодых мам, пребывающих в возрасте от 25 до 29 лет, то в Южной Англии, к примеру, решаются продолжить себя в детях обычно в возрастных рамках от 30 до 34 лет, выяснила общенациональная служба статистики. Таким образом, в ряде случаев в южных районах мамами становятся на 9 лет позднее, чем в северных регионах. Как одно из следствий позднего материнства отмечен резкий взлет популярности кесарева сечения. К рекомендации Всемирной организации здравоохранения не прислушиваются: не более 15% будущих мам должны прибегать к операционному вмешательству, поскольку это повышает риск для здоровья и жизни. В Британии же четверть всех родов происходит в результате использования самого острого хирургического инструмента. И зачастую – в домашних условиях, что становится своего рода модным поветрием. Однако, как предупреждает Кэти Уорвик, одна из руководительниц Королевского общества акушерок, «существуют неоспоримые свидетельства того, что кесарево сечение в ряде случаев не требуется, оно представляет собой риск для женщин и младенцев». Корни этих социально-психологических ограничителей рождаемости – в рыночных реалиях. Особо безжалостен рынок труда (и капитала) в столичном регионе: если в среднем по стране один из восьми работников проводит у станка, за рулем или за компьютером более 48 часов в неделю, то в Лондоне таких трудоголиков поневоле насчитывается один из каждых шести. А куда девать дитя неразумное, что пока еще носит памперсы? Ясли стоят от 126 до 375 фунтов стерлингов в неделю, а нянечка обойдется во все 500 фунтов. Такая неформальная общественная институция, как радетельные российские бабушки, в доброй старой Англии и ее окрестностях никогда не существовала. Вот и приходится откладывать рождение первого ребенка до достижения относительного финансового благополучия.   Штрафы не знают границ? Власти ЕС намерены покончить с порочной практикой, когда водители одной страны Союза, грубо нарушив правила дорожного движения в другой, фактически не несут наказания. Министры транспорта «двадцати семи» обсудили директиву, предусматривающую возможность наложения штрафа на автолюбителей и профессионалов любой из этих стран, нарушивших правила на территории ЕС в любом другом государстве. Речь идет о проезде на красный свет, превышение скорости, езде в нетрезвом виде, а также не пристегнувшись ремнем безопасности. Теперь предусматривается организовать широкий обмен информацией между стражами порядка Союза с помощью электронных средств связи, чтобы наказание в виде крупного штрафа стало неотвратимым. Уведомление будет поступать по почте.   Избиратели помолодели Австрийские 16-летние подростки впервые приняли участие в недавних парламентских выборах в стране. Таким образом, Альпийская республика стала первой среди 27 государств Европейского Союза, доверившей право голоса столь юным гражданам. Таковых сейчас насчитывается более 200 тысяч – немало для Австрии, где, как и в других европейских странах, быстро стареет население. Ранее 16-летние жители допускались к урнам лишь на выборах в местные органы власти в некоторых районах Австрии. Однако надо признать, что в этом возрасте граждане не проявляют большого интереса к политике.   Не до гурманства Во Франции, на весь мир славящейся своими ресторанами, барами и кафе, закрывается все больше этих заведений. Причина – рост цен на продовольствие и бензин. Заметную роль сыграл и запрет с 1 января на курение в общественных местах. Все больше французов походам в ресторан или кафе предпочитают семейный ужин дома. По данным газеты «Фигаро», с начала года вынуждены закрыться около 3 тысяч заведений. Снижение покупательной способности вынуждает многих французов преодолевать гордость и в обеденный перерыв жевать высмеянный ими «американский» гамбургер, вместо традиционного антрекота. А в Великобритании закрывается все больше традиционных пивных – «пабов». Причины – дороговизна аренды помещений и электроэнергии, а также запрет курить в помещении. К тому же в моду среди британцев входит вино и крепкие напитки, в ущерб пиву.   Или жены, или гражданство! Власти Нидерландов запретили многоженцам получать голландское гражданство. Такое решение принято по требованию администраций четырех крупнейших городов страны. Мэры Амстердама, Гааги, Роттердама и Утрехта выступили против узаконивания полигамии в Нидерландах, когда прибывающим в эту страну иностранным многоженцам выдается местный паспорт.   Прокуроры обвиняют Танци В Италии завершился судебный процесс, который длился в городе Милане три года. На скамье подсудимых находились бывший глава всемирно известной компании «Пармалат» Калисто Танци и 8 его бывших сотрудников. Прокуратура предъявила им обвинения в серьезных экономических преступлениях, которые вызвали банкротство ряда крупных подразделений этого концерна, действующего во многих зарубежных странах, в том числе, в России, где хорошо известна его молочная продукция. Сторона обвинения потребовала приговорить синьора Танци к 13-летнему тюремному заключению, а его подельников отправить за решетку на 3-6 лет.   Платят за отказ от авто Какие только меры не принимают власти Нидерландов для борьбы со все более плотными потоками автомобилей, загрязняющих окружающую среду! Недавно в южной части страны в экспериментальном порядке начали предлагать плату в размере 4 евро тем автомобилистам, которые готовы оставить своих «стальных коней» дома в часы пик, и воспользоваться общественным транспортом. На этот призыв немедленно откликнулись около 800 добровольцев. Ожидается, что у них будет немало последователей, тем более, что им предоставляют скидки на билеты общественного транспорта и более удобное время начала рабочего дня. Голландские власти контролируют соблюдение временного отказа от личного авто с помощью электронных устройств, установленных на автострадах в тех местах, где проводится эксперимент. А к 2011 году планируют ввести налог на каждый автомобиль, в зависимости от километража реального пробега за определенный период. Контроль будет осуществляться с помощью искусственного спутника Земли. №10(26), 2008

Организации, занимающиеся проверкой качества товаров и защитой прав потребителей, вновь болезненно задели интересы германских владельцев торговых сетей и пищевиков. На этот раз в сфере внимания контролеров оказалось сливочное масло. Так вот, из 35 сортов этого продукта, изученных фондом «Варентест», качество 8 было признано недостаточным. И что самое печальное, 4 из них относятся к категории био-продуктов, которые претендуют на особую полезность и оттого стоят не в пример дороже. Но еще огорчительней, что среди недостатков было упомянуто и содержание в масле микробов, однозначно свидетельствующих: на производстве нарушаются элементарные требования гигиены! Микробы эти, правда, не представляли прямой опасности для здоровья потребителей, но все равно в масле им не место. А вот три сорта содержали слишком мало кисломолочных бактерий. Из четырех «провинившихся» сортов масла два – «Альди Зюд» и «Альди Норд» – сбывались через магазины сетевого ритейлера, концерна «Альди», владеющего всепроникающей сетью магазинов, предназначенных для людей со скудным содержимым кошелька. Недаром у немцев существует такое присловье: «Чем хуже дела в стране, тем лучше они у братьев Альди». Однако перед законом о защите прав потребителей все равны. Еще один упрек экспертов состоит в том, что отличительный знак «Марочное немецкое масло» («Deutsche Markenbutter»), который в принципе должен присваиваться только по-настоящему качественным продуктам, теперь мало о чем свидетельствует: его можно было увидеть и на изделиях производителей, допустивших изрядные прегрешения. Да и такая маркировка как «Био-печать» (Bio-Siegel) тоже вызвала у специалистов определенные нарекания. «Она говорит только о том, что использованное в производстве сырье было получено без нанесения ущерба окружающей среде, но никак не подтверждает качество продукции», – выносит приговор Андреас Айкелькамп, представляющий берлинскую организацию «Фудвотч». Теперь немного о хорошем. Так вот, хорошие оценки у экспертов все же получили 20 сортов масла, причем 11 из них относились к категории био-продуктов. А вот показатели цены и качества в данном случае оказались никак не связанными: 250-граммовый брикет вполне достойного масла можно приобрести в магазине за необременительные 87 евроцентов. №10(26), 2008

А голландцы и венецианцы борются с наводнениями Везет же испанцам! В этой стране отчетливо проявляется тенденция на зависть россиянам: зимой субботы и воскресенья стали гораздо более солнечными и сухими, чем будни (а вот в Москве и Подмосковье почему-то все чаще бывает наоборот). Однако такие выводы испанских метеорологов за весьма убедительный период наблюдений – с 1961-го по 2004 год – отнюдь не вызывают восторга, и даже, скорее, навевают тревожные мысли. Дело в том, что подобная тенденция проявляется, по их мнению, из-за выбросов в атмосферу большого количества веществ, образующихся в результате жизнедеятельности людей. Прежде всего, речь идет об использовании различных аэрозолей, считают ученые из Барселонского университета, определившие двухнедельный цикл нового метеорологического явления. После тщательного изучения изменений атмосферного давления и перемещений потоков воздуха над Западной Европой, испанские исследователи пришли к выводу о наличии некой периодичности в этих колебаниях. Они-то и обеспечивают испанцам безоблачные уик-энды… Но если жителям этой страны можно позавидовать – хорошая погода на большинство суббот и воскресений им, похоже, обеспечена «небесной канцелярией» надолго, то голландцам и венецианцам остается только посочувствовать. Европейское агентство по вопросам охраны окружающей среды в своем недавнем докладе «Влияние климатических изменений в Европе» подчеркивает необходимость срочно приспосабливаться к последствиям глобального потепления. В качестве убедительного примера агентство приводит ситуацию в Нидерландах и в знаменитой итальянской Венеции, где люди уже вынуждены противостоять стихии, усилившейся в последние годы в результате изменения климата на планете. Как известно, около трети территории Нидерландов расположено ниже уровня моря, а великолепнейший «город каналов» в Италии за минувший век просел уже на 24 сантиметра. От дальнейшего погружения в воды лагуны его пытаются спасти с помощью системы Мозе – ряда плотин и других инженерных сооружений, которыми по праву могут гордиться европейские специалисты. Они решили защищать лагуну от морских волн, чтобы предотвращать частые наводнения в Венеции. Систему образуют 72 шлюзных щита, погруженных в море, которые всплывают, когда уровень воды поднимается на один метр. Подобное случается в среднем около семи раз в году. А в Нидерландах одна из местных фирм построила плавучие дома. Они проходят длительное испытание: уже четыре года более 30 голландских семей живут в этих строениях на одной из рек. В обычном состоянии дома находятся на берегу, но, когда уровень воды поднимается, они переходят в плавучее состояние, и при этом не прекращается их постоянное снабжение электроэнергией и сохраняется подключение к Интернету. В общем, голландцы и венецианцы готовы к дальнейшему глобальному потеплению климата и подъему уровня мирового океана. Осталось только узнать, сбудутся ли тревожные прогнозы многих ученых, или окажутся правы их коллеги, которые считают неизбежным наступление периода похолодания. Кирилл ВОРОНОВ Кстати Многие европейские газеты не скрывают восхищения по поводу изобретения канадцами «Башни для абсорбции углекислого газа». Эту мечту экологов всех стран изобрели и построили в университете города Калгари. Внешне чудо-башня представляет собой стальной цилиндр. Устройство поглощает из атмосферы углекислый газ, вызывающий парниковое явление, и, как следствие, потепление климата. Изобретатели считают свое детище экспериментальным прототипом, однако оно уже доказало свою экологическую эффективность. Теперь остается выяснить экономическую целесообразность этих установок в случае налаживания их массового производства. №10(26), 2008

Это отличие нельзя купить или взять в аренду. Его можно только заслужить – мастерством, тяжелой работой, умелой организацией дела. И легко потерять, стоит только утратить соответствие признанным стандартам качества. Каждую осень гастрономический мир Европы заметно лихорадит, причем касается это не только неофитов, но и признанных мастеров: расслабляться не дают никому. Правда, говорят, что получить мишленовское отличие зачастую проще, чем думают некоторые хорошие повара, и сложнее, чем представляют себе многие плохие. Странно, конечно, что законодателем кулинарной моды стала французская компания по производству автопокрышек «Мишлен», но, как говорится, что выросло, то выросло… Конечно, есть несказанные удачники и уникальные мастера, вроде Поля Бокюза или Поля Эберлена, которые подтверждали свое право на «три звезды» по сорок лет подряд. Но встречались и грустные истории, когда серьезные кулинары кончали с жизнью, если их заведение покидало заветный перечень. В Германии этого отличия рестораны и прочие, как сказали бы раньше, предприятия общественного питания удостаиваются с 1966 года. Тремя «звездами» сейчас награждены 9 ресторанов, двумя – пятнадцать, а одной – 184. Чтобы точнее оценить масштабы, стоит напомнить, что всего в стране 180 тысяч заведений – есть из чего выбрать. Всегда было принято считать, что три мишленовских «звезды» – это туго накрахмаленные скатерти, тонкий фарфор, столовое серебро «Кристофль», хрусталь «Ридль» или «Баккарди», фуа гра, омары, тюрбо и трюфеля. Собственно, так прежде и было. Однако в прошлом году произошла великая мишленовская революция. Отныне отличия может удостоиться и простое заведение, если дело там поставлено как надо. Венсан Муассонье, патрон двухзвездного ресторана «Муассонье» в Кельне, до сих пор не может до конца поверить в случившееся. «Да мы же всего-навсего простое бистро. Надеюсь, что к нам теперь не потянутся люди, которые ждут от нас того же, чего и от ресторана класса «люкс», – говорит он. Кстати, скатертей у него на столах нет вообще, а посуда далека от изысканности севрского фарфора. Нет, конечно, все повара знают, что «звезды» дают за кулинарное мастерство в первую очередь. Но среди них считается своего рода неписанным законом то, что для получения высокой оценки необходим изысканный интерьер. Хельмут Тильтгес, хозяин трехзведочной «Сонноры» из Айфеля, и сейчас в этом твердо уверен. Тут уж, что называется, как учили… А теперь на три «звезды» может рассчитывать и тот, кто готовит японскую или латиноамериканскую кухню или удивляет гостей трюками кухни «молекулярной» – неслыханное вольнодумство для французской «от кюизин». Шутка ли, теперь не надо тщательно возводить храм гурмана, достаточно просто уметь первоклассно готовить. Куда катится мир? И что себе думает Жан-Люк Наре, директор парижской штаб-квартиры «Мишлена»? Как можно допустить такое покушение на традиции изысканного поглощения пищи! Шутки шутками, но перемены и в самом деле назревали давно и, чтобы избежать превращения в герметически замкнутую секту, «Мишлен» решил открыться миру. Хорошим примером может служить ресторан «Амадор», что в Лангене, недалеко от Франкфурта-на-Майне. Три «звезды» его шеф Хуан Амадор, по общему мнению, заслужил по праву. Но хотя его заведение и не вокзальная пивная, но элегантным, а тем более изысканным его не назовет даже самый преданный почитатель. Сеньор Амадор готовит откровенно авангардистски, с отчетливо выраженными испанскими мотивами. А вот французской классики в его меню почти нет. И все-таки, какие же ориентиры отныне выставляют французские кулинарные авторитеты? Непререкаемых условий по-прежнему два: свежесть исходных продуктов и качество создаваемых блюд при пунктуальном соблюдении времени их приготовления. И третье – все должно быть вкусно. Да, но это же совершенно субъективный критерий, возразит иной гурман. Пожалуй; но здесь во главе угла должна стоять естественность: если подают землянику, то и вкус у нее должен быть как у земляники, а не как у морковной ботвы или у эссенции для сдабривания жевательной резинки. Конечно, очень важно есть ли у повара собственное лицо, индивидуальные ноты, которые он умеет внести даже в устоявшуюся гармонию классического рецепта. Нужно иметь что-то, что отличает тебя от других, что-то, что ты готовишь на особинку, уверяют эксперты. Еще один важный момент: мастер должен работать ровно, то есть закуски, главные блюда и десерты должны быть в его заведении одинаково хороши. И хороши всегда – в любое время дня, в любой день недели, а не только в праздники. Итак, тот, чье заведение соответствует всем указанным требованиям, получает одну «звезду». А если он при этом готовит значительно лучше, чем все, у кого есть такое же отличие, то дадут ему и вторую. На третью может претендовать тот, кто вошел в круг подлинно избранных, умеющих готовить не хуже мастеров первой руки. Тут уже от него вправе ожидать прорывов и озарений, новых импульсов и стратегических свершений, а не только изысканных повторений уже известного всем. Еще одна новая тенденция: стали появляться весьма умелые повара, которые отнюдь не хотят быть удостоенными мишленовской «звезды». Почему? Ведь, вроде бы, столь почетное признание заслуг на кулинарной ниве может повлечь за собой приток новых гостей, рост доходов и так далее. Может, но отнюдь не обязательно влечет. Более того, бывали случаи, когда присвоение звезды ставило популярное заведение в сложное положение. Примером может служить история Райнхольда Кеттерера, хозяина ресторана «Энгель» в шварцвальдском Ференбахе. В 1993 году он получил мишленовскую «звезду», чему был искренне рад. Потом стал примечать, что поток клиентов вроде бы не иссякает, но число постоянных гостей – кормильцев любого заведения – становится все меньше и меньше. «Они просто решили, что «Мишлен» – это не для нас, мы люди попроще. Но мы-то просто сельский ресторанчик и никогда не хотели быть ничем иным. А в местной прессе нас то и дело величали «храмом для подлинных гурманов», – сетует Р.Кеттерер. Он по-прежнему охотно ставит в меню телячью голову, почки и другие блюда из ливера. «Мой девиз несложен: делать из простого лучшее. И никаких утонченностей», – уверяет повар. Он даже обращался в штаб-квартиру «Мишлена», чтобы его лишили этого отличия. Оказалось, такое в принципе невозможно, разве что он станет халтурить, что для уважающего себя профессионала немыслимо. Но выход все же был найден. В 2004 году «Энгель» получил от «Мишлена» «Биб Гурман» – награду, присуждаемую ресторанам с хорошей, недорогой региональной кухней. На этом злоключения герра Клеттерера кончились: былые клиенты вернулись, и он обрел душевное спокойствие. А Вальтер Штемберг, хозяин ресторанчика из Фельберта (земля Северный Рейн – Вестфалия), нашел другой выход из затруднительного положения. Он практикует метод «одна плита – две кухни». Тот, кто закажет шницель по-венски или говяжью печенку, получит требуемое без проблем. Омар или трюфеля? Есть и это. Причем и то, и другое будет приготовлено на звездном мишленовском уровне. Хотя этого отличия у него, между прочим, вовсе нет, от чего он нисколько не страдает. Парковка перед его заведением всегда заставлена дорогими автомобилями из расположенной поблизости столицы этой земли – Дюссельдорфа. Большая часть столиков занята с утра до вечера и целую неделю. Чего, спрашивается, еще можно желать? Андрей ГОРЮХИН №10(26), 2008

Министр юстиции ФРГ Бригитте Цюприс предложила сделать универсальным наказанием для преступников, совершивших самые различные прегрешения перед законом – запрет на управление автомобилем. Дама-политик предполагает, что это чувствительно ударит по нарушителям. Эксперты и сотрудники полиции придерживаются другого мнения. На сегодня тот, кто попался на недоплате налогов, может рассчитывать на три последствия. Первое: недоплаченное придется компенсировать, да еще с процентами. Второе: на нарушителя будет наложен штраф. А уж если утаенная сумма особенно велика, придется отправиться в тюрьму. Так вот, госпожа министр размышляет на тему о том, нельзя ли дополнить этот перечень. Ее подчиненные сейчас думают, можно ли ввести в качестве так называемого главного штрафа запрет на управление авто. Парламентская фракция ХДС/ХСС приветствовала такие намерения и, как не без иронии заметил ее правовой эксперт Юрген Геб, «была довольна тем, что социал-демократы, наконец, обдумывают наше древнее предложение». По мнению Ю.Геба, «наказание должно быть по-настоящему чувствительным, и особенно такая мера может дать хороший эффект применительно к молодым людям». А что же говорят эксперты? Профсоюз полицейских высказал сомнения в действенности такого шага, поскольку служащих дорожной полиции становится все меньше и вероятность обнаружения тех, кто ездит без прав, также снижается. №10(26), 2008

Проблематика социальной сплоченности в России пока не является предметом широкого обсуждения ни в структурах власти, ни в академических кругах. Собственно, сам термин, столь привычный для Совета Европы, для политиков, чиновников, исследователей и просто обывателей в странах Евросоюза, в России употребляется редко. Впервые на высоком уровне он прозвучал во время президентской кампании 2004 г., но продолжения это не имело. Между тем, в западноевропейских государствах вопросам социальной сплоченности уделяется огромное внимание на протяжении уже десятилетий. На ее поддержание и укрепление мобилизуются все структуры власти, бизнес-сообщество, научные силы, структуры гражданского общества. Весьма символично, что в некоторых из этих государств термин «социальная сплоченность» включался или включается в названия министерств социального блока. Что же стоит за этим термином и почему на сохранение и усиление социальной сплоченности тратятся огромные средства (следует сразу подчеркнуть, что это вещь дорогостоящая)? Общепринятого определения социальной сплоченности нет ни в Европе, ни в мире, хотя сам термин был запущен в широкий оборот в рамках ООН еще во второй половине 1940-х годов. Однако есть некое общее понимание, что в данном случае речь идет о состоянии общества, сплоченном общими ценностями и узами солидарности. В таком обществе отнюдь не исключаются социальные различия и противоречия, однако здесь не допускается слишком большого разрыва между богатыми и остальными слоями населения, а различия и противоречия не перерастают в социальные антагонизмы и потрясения. Совет Европы, потративший не один год на выработку определения, которое было бы приемлемо для всех его государств-членов*2, в целом исходит именно из такого толкования: под социальной сплоченностью в организации «понимают способность общества обеспечивать благополучие своих членов, сводить к минимуму неравенство и избегать поляризации общества. Сплоченное общество – это такая община, которая состоит из свободных граждан, выполняющих общие задачи демократическим путем».*3 Есть также понимание того, что социальной сплоченности нигде не удалось добиться полностью и безоговорочно, что к ней нужно постоянно стремиться, а в определенные периоды, как, например, сейчас, в эпоху глобализации, за нее надо бороться. Значение же социальной сплоченности определяется, прежде всего, тем, что она рассматривается как основополагающее условие устойчивого экономического развития. Обеспечиваемая ею социальная стабильность позволяет, с одной стороны, вовремя реагировать на вызовы эпохи, а с другой – вырабатывать упреждающие стратегии, нацеленные на решение перспективных экономических и социальных задач. В странах с высоким уровнем социальной сплоченности, как показывает опыт, быстрее и легче развиваются инновационные экономики. В этой связи стоит напомнить одно из ключевых положений ст.158 Лиссабонской стратегии Евросоюза, принятой в 2000 г., о том, что социальная сплоченность должна рассматриваться как основа конкурентной экономики знаний, ориентированной на максимальную занятость населения*4. Можно сказать и по-другому: социальная сплоченность есть необходимое условие развития постиндустриального общества. Разумеется, социально сплоченное общество более способно преодолевать внешние вызовы, которых в современном мире предостаточно – от глобальной конкуренции, повышения цен на энергоносители до международного терроризма. Однако, этим важность социальной сплоченности не исчерпывается, экономические или политические аспекты в ней переплетаются с социально-этическими. Если сравнивать в самом схематическом виде те концепции и социально-экономические стратегии, которые стоят, например, за термином «человеческий капитал» (его обычно связывают с Всемирным банком) и пониманием социальной сплоченности, сложившимся в ряде западноевропейских государств и поддержанном и развитом в Совете Европы, то в первом случае имеется в виду, главным образом, стратегия и политика, направленные на усиление и усовершенствование имеющихся трудовых ресурсов. Во втором случае, помимо этой задачи, ставится более широкая цель – дать возможность стать полноценными членами общества, в том числе полноценными работниками не только здоровым и сильным, но также всем тем, кто относится к уязвимым группам населения. «Узы солидарности» в данном случае далеко выходят за рамки «социальной благотворительности», характерной для развитых стран в предыдущую индустриальную эпоху. В этом контексте ставится, например, задача максимального включения в трудовые ресурсы и общественную жизнь инвалидов (7-8% населения). В условиях продолжающегося старения европейских обществ люди старших возрастов (пожилые люди, по принятой в России терминологии) все больше рассматриваются как ценный трудовой ресурс и сокровищница социального опыта, использовать которые, однако, можно только при условии крупных вложений в здоровье этих людей и необходимую адаптацию к ним производственных и технологических процессов. Чтобы избежать возможных конфликтов между поколениями на рынке труда и в целом в обществе, нужно также уделять большое внимание развитию гармоничных межгенерационных отношений. Иммигранты, маргинализованные национальные меньшинства тоже могут более эффективно включиться в экономику и культурно-общественную жизнь при условии правильно выстроенной политики их интеграции в общество. Особое внимание в рамках стратегий социальной сплоченности уделяется детям, в первую очередь детям «группы риска»: детям-инвалидам, детям, проживающим в учреждениях опеки, беспризорникам, несовершеннолетним правонарушителям, детям из семей, находящихся в ситуации бедности и социального отторжения, и многодетных семей (на практике эти две последние категории часто совпадают). Дети, как известно – будущее любого общества, но только большие усилия по их социализации, а в случае с детьми «группы риска» – по их социальной реинтеграции, превращают это будущее в реальность. При недостаточном же внимании к детям данной «группы» они могут стать огромным социальным и финансовым бременем для общества. Отсутствие должного образования закрывает им путь к достойному месту на рынке труда, а это обрекает их на жизнь в «замкнутом круге»: бедность, социальное отторжение содействуют алкоголизации, «наркоманизации» и криминализации, а это в свою очередь ведет к еще большему социальному отторжению. Последнее же представляет собой очевидную угрозу социальной сплоченности. Разумеется, как уже сказано выше, меры по поддержанию и тем более усилению социальной сплоченности весьма затратны. Достаточно сказать, что в таких странах как Германия и Франция, давно вставших на этот путь, общие социальные расходы государства колеблются на уровне 41-42% ВВП. Это самый высокий показатель в Евросоюзе (для сравнения: до принятия в ЕС Болгарии и Румынии самый низкий показатель был в Литве – 18%), но другие государства Западной Европы постепенно подтягиваются к лидерам. Следует отметить, что в краткосрочном плане такие расходы могут оказывать определенное негативное воздействие на конкурентоспособность предприятий или даже отдельных отраслей экономики. Но в долгосрочном плане, как уже подчеркивалось, эта проблема «перекрывается» социальной стабильностью, устойчивостью экономического развития, максимальным использованием человеческого потенциала и значительно меньшей стоимостью «социальных издержек», связанных с бедностью, социальным отторжением и социальными конфликтами. В последние годы во многих европейских странах отмечается потребность в совершенствовании стратегий социальной сплоченности в связи с новыми вызовами, порожденными сложными процессами в рамках глобализации, в частности обострением конкуренции между экономиками и внутри их, проблемами миграции рабочей силы. Вместе с тем усугубились проблемы, связанные с продолжающимся старением наших обществ, низкой рождаемостью в большинстве государств, увеличением удельного веса в населении сверхпожилых людей и усилившимися нагрузками на системы социального обеспечения, здравоохранения и т. д. В ряде случаев все это повлекло за собой некоторый отход от всеобъемлющей социальной политики, являющейся ключевым условием социальной сплоченности. Проявились тревожные тенденции к увеличению бедности, разрыву социальных связей в наименее защищенных слоях населения. Совет Европы, как можно понять из сказанного выше, активно участвует в проработке этих проблем. Поддержание и укрепление социальной сплоченности в странах-членах было включено в число приоритетов Совета Европы на втором саммите глав государств и правительств этой организации в 1997 г. в Страсбурге, где находится ее штаб-квартира. В соответствии с поручением саммита, СЕ разработал в 2000 г. своего рода модельную стратегию социальной сплоченности, а в 2004 г. обновил ее. Последний третий саммит СЕ в 2005 г. в Варшаве не только поддержал эти шаги, но и поручил специально созданной «группе высокого уровня» продолжить данную работу. В результате «группой высокого уровня» был подготовлен доклад «На пути к активной, справедливой и социально сплоченной Европе», в котором проанализирован широкий спектр факторов, влияющих на социальную сплоченность – от функционирования демократии, развития экономики, борьбы с бедностью и социальным отторжением и в целом поддержания социальной солидарности (в частности, через эффективные механизмы перераспределения национального богатства от более богатых к менее богатым), защиты уязвимых групп населения, работы механизмов интеграции иммигрантов до доступа населения к образованию и культуре. Особое внимание при этом было уделено вызовам социальной сплоченности, связанным с процессами глобализации, увеличением рисков социального неравенства, бедности, старением и ослаблением связей между поколениями. Вывод «группы высокого уровня» при этом однозначен: несмотря на усилившиеся трудности по поддержанию и углублению социальной сплоченности, альтернативы ей нет. Особо подчеркнуто, что «формирование социальной сплоченности – это, прежде всего, ответственность государств» и что основная роль при этом «принадлежит традиционным мерам социальной политики».*5 Группа рекомендовала Совету Европы продолжать наращивать усилия по содействию социальной сплоченности в государствах-членах, используя все имеющиеся в распоряжении организации инструменты: от правовых, как Европейская социальная хартия или Европейский кодекс социального обеспечения, до программ технического содействия. Этот доклад должен быть рассмотрен на министерской конференции Совета Европы «Инвестировать в социальную сплоченность – инвестировать в стабильность и благополучие общества», которая должна состояться в Москве в феврале 2009 г. Тот факт, что первая министерская конференция по этой теме организуется в России и по предложению российских властей, весьма символичен. Проблематика социальной сплоченности для России весьма актуальна. Ситуация, когда (как неоднократно озвучивалось на разных уровнях, в том числе правительственном) разрыв в уровнях дохода между 10% наименее зажиточных и 10% наиболее зажиточных россиян увеличился в 2000-2007 гг. с 12 до 18 раз (в Москве этот показатель, по данным московского правительства, превысил 40 раз*6), а число бедных (по европейским меркам – сверхбедных), хоть и уменьшилось, но составляет около 17%, чревата постоянной социальной напряженностью, а в перспективе – серьезными социальными конфликтами. Стоит отметить, что в странах Западной Европы, где поддержание социальной сплоченности считается чрезвычайно важной задачей, разрыв в доходах, превышающий 10 раз (в Германии и Франции он составляет 6-7 раз, в скандинавских государствах 3-4 раза), считается угрозой для нее. В России пока нет стратегии борьбы с бедностью по типу тех, которые были выработаны в странах Западной Европы еще в 1950-60-е годы и с той поры, обновляясь в соответствии с новыми возможностями и новыми вызовами, неуклонно претворяются в жизнь. Пока акцент в РФ делается на повышение зарплат и пенсий, которое после длительного периода понижения уровня жизни основной массы населения страны, безусловно, является позитивной тенденцией. Однако, как показывает мировой опыт, это хоть и вносит вклад в борьбу с бедностью, но не решает проблему. Без вовлечения в экономическую жизнь и особой поддержки уязвимых групп, установления эффективной системы социальной защиты для основной массы населения разрыв в уровне жизни между различными социальными слоями может даже возрасти. Следует также иметь в виду, что если к России применить критерий бедности, принятый в Евросоюзе (уровень доходов на члена семьи ниже 60% душевого дохода в стране), а не принятый сегодня прожиточный минимум, то число бедных будет значительно выше упомянутых 17%. А по размерам пенсий и различных пособий Россия все еще остается на одном из последних мест в Европе. Особо нужно подчеркнуть, что бедность, тем более сверхбедность, разрушая семьи, усугубляет и без того драматическую демографическую ситуацию в России, население которой, в результате низкой рождаемости и высокой смертности, уменьшается каждый год на 600-800 тыс. человек. Массовая, в основном нелегальная, миграция из стран Кавказа и Средней Азии не компенсирует эту депопуляцию, да и не усиливает социальную сплоченность общества. Детей мало, и в то же время в 2006 г. в детдомах, приютах и других учреждениях опеки находилось 280 тыс. воспитанников, а в 2007 г. – уже 300 тысяч. При этом более 80% из них являлись «социальными сиротами», т.е. они имели родителей, но последние были лишены родительских прав. Для сравнения: во Франции в 2007 г. в подобных учреждениях проживали около 3000 детей, главным образом подростков, которых труднее устроить в семьи, чем детей малого возраста. Между тем в наше время общепризнано, что пребывание ребенка в учреждении опеки есть «необходимое зло», а полноценное развитие его личности лучше всего достигается в семье. Острота демографической проблемы, к счастью, уже осознана и общественным мнением страны, и российской властью. Положено начало инвестированию значительных средств и необходимым структурным реформам системы здравоохранения, особенно в области поощрения рождаемости, поддержки и защиты материнства. Принимаются меры по понижению смертности детей и взрослых. Все более эффективно работает система защиты и социальной реинтеграции детей группы риска, в частности детей-сирот. Взят курс на перевод почти всех детей-сирот, проживающих в учреждениях опеки, в семьи или в различные формы семейного жизнеустройства (например, в так называемые патронатные семьи или семейные воспитательные группы). Однако даже на этом последнем направлении сохраняются крупные противоречия, свидетельствующие о необходимости дальнейшего совершенствования социальной политики. С одной стороны, в российских регионах ощутимо усиливается материальная поддержка приемных и опекунских семей (в большинстве случаев – это бабушки, дедушки или другие родственники) и даже усыновляющих семей (такая поддержка существует в очень немногих странах), развивается система их методологического и психологического сопровождения. С другой – «нормальные» биологические семьи по-прежнему получают символические пособия. Недостаточна поддержка многодетных семей, почти не имеют ее матери-одиночки. Иными словами, получается, что почти все средства тратятся не на ликвидацию источника социального заболевания, а на преодоление его последствий. Между тем, в странах Западной Европы особое внимание уделяется профилактической помощи. Существенные пособия выплачиваются всем семьям, имеющим детей, а семьям с низкими доходами оказывается еще и дополнительная помощь (финансовая и в виде социальных услуг), чтобы не дать им попасть в порочный круг бедности и социального отторжения. В основу положен принцип, что выращивание, воспитание ребенка является важнейшей социальной функцией, требующей всяческой поддержки и поощрения. Кроме того, как показывает опыт, это, в конечном счете, обходится дешевле государству и обществу, чем социальная реинтеграция детей «группы риска». В целом, как показано выше, всеобъемлющая и активная социальная политика государства, поддерживаемая бизнес-сообществом и структурами гражданского общества, обходится дорого, но только она способна обеспечить необходимую социальную сплоченность. Недостаточная социальная сплоченность может поставить под вопрос устойчивость имеющегося сегодня быстрого экономического развития – реального достижения российской власти в 1999-2008 гг. Без сплоченного общества вряд ли возможно достаточно быстро решить задачу создания инновационной экономики, ставящейся сегодня в России. Сплоченность нужна России и для преодоления имевшихся и новых внешних вызовов. Отсюда настоятельная необходимость разработки в стране долгосрочной стратегии социальной сплоченности, увязки ее с общей стратегией социально-экономического развития. Совет Европы и Евросоюз содействуют этому уже на протяжении ряда лет. С одной стороны, речь идет о популяризации в стране уже упоминавшейся модельной стратегии социальной сплоченности, других наработок СЕ по этому вопросу, чему должна, кстати, послужить и отмеченная выше министерская конференция в Москве в феврале 2009 г. Большие усилия предпринимаются для продвижения в России базовых правовых инструментов СЕ, способствующих социальной сплоченности, в первую очередь, Европейской социальной хартии и Европейского кодекса социального обеспечения. С другой стороны, СЕ и Евросоюз осуществляют в России, при активной поддержке Министерства здравоохранения и социального развития РФ, совместные программы технического содействия, направленные на облегчение доступа населения к социальным правам (в частности, к праву на труд, на жилье, на социальную защиту и социальные услуги), на усиление социальной защиты уязвимых групп, особенно детей и пожилых людей. Следует подчеркнуть, что в последние годы эта деятельность все чаще проводилась на региональном уровне, что позволяло привлекать к ней большое количество российских специалистов, работающих «на земле». Причем, если сначала акцент был на ознакомлении их с методологиями и наилучшей практикой других европейских стран, то сейчас внимание уделяется также содействию обмену передовым опытом между самими российскими регионами. Они много и плодотворно экспериментируют в области социальных технологий и все более нуждаются в таком обмене. В целом, в России, в том числе благодаря вкладу СЕ и Евросоюза, усиливается внимание к социальной проблематике. На семинарах, организуемых в рамках упомянутых программ, виден растущий интерес российских специалистов и региональных властей к тематике социальной сплоченности. Это дает основания надеяться на продвижение ее и на федеральном уровне. Важной вехой на этом пути могли бы стать ратификация российским парламентом Европейской социальной хартии, являющейся своего рода сводом основных социальных и трудовых гарантий и подписанной РФ еще в 2000 г., а в перспективе – подписание и ратификация Европейского кодекса социального обеспечения, содержащего минимальные нормы социальной защиты. В.Н. ЧЕРНЕГА*1 *1 В.Н. Чернега – советник программ технического содействия Генерального директората по социальной сплоченности Совета Европы, доктор юридических наук *2 Совет Европы объединяет 46 государств из 47, имеющихся на континенте. Вне СЕ остается лишь Белоруссия. *3 Совет Европы: новая стратегия для социальной сплоченности. СЕ, Страсбург, 2004 г. *4 Следует, однако, иметь в виду, что понимание социальной сплоченности, выработанное в органах Евросоюза, несколько уже по сравнению с Советом Европы. Стержнем его является идея «социальной включенности», противопоставляемая социальному отторжению. Подход Совета Европы, как видно из данного текста, этим не ограничивается. *5 На пути к активной, справедливой и социально сплоченной Европе. Доклад Специальной рабочей группы высокого уровня по вопросам социальной сплоченности в XXI веке. СЕ, Страсбург, 26 октября 2007 г., с.30 *6 Город М - Аргументы недели, 28 августа 2008 г. №10(26), 2008

(горькая притча-быль) Некогда земля, на которой жило древнее племя, славилась своим богатством и плодородием. В полях, лесах и садах росло все, что только можно себе представить. Животных и птиц водилось превеликое множество. Тучные поля приносили сказочный урожай. Всюду царили покой и порядок. Благодатное было время. Ни в чем не было недостатка. Людей рожала та земля как будто вдохновленная изобилием. Статные и стройные, с пропорциональными и тонкими чертами лица, добрые и щедрые, были они красивы и душой, и телом. Дома строили себе уютные и просторные. Увлекались ремеслами. К труду относились с большим пиететом. Искусствам предавались с самозабвением. Любви – со страстью и упоением. И выходило у них все на удивление складно и гармонично. Живи да радуйся. Но ничто не вечно под луной. Увы, счастье быстротечно. Времена меняются. Как-то так получилось, что земля начала скудеть. Обреченно и неотвратимо. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Реки пересохли. Источники иссякли. Редкие дожди лишь напоминали об истаявшем благополучии. Они слегка освежали землю, но ничем не могли помочь. Звери и птицы перевелись. Леса, поля и сады стояли пустые. Возделываемая земля почти ничего не приносила. На головы людей обрушился голод. Пришли болезни. И что они ни придумывали, как ни бились, что ни делали, ничего не помогало. Да и что они могли сделать в столкновении с всемогущей матерью-природой. Их сердца охватило отчаяние. Руки опустились. Поселения пришли в упадок. Дома начали разваливаться – их больше никто не чинил и не подправлял. Умения и ремесла стали забываться. Искусства больше никого не интересовали. И любовь ушла из жизни. Было не до нее. Она больше не приносила ни радости, ни наслаждения. Ей занимались все реже и реже. По привычке и необходимости. На все лег отпечаток отчаяния и забвения. И люди какие-то сделались совсем не те. Маленькие, скрученные, подленькие и завистливые. Куда только что подевалось. Как будто это не их величественные предки красовались на изящных разноцветных боках еще не разбившихся амфор и потрескавшихся склепах. Когда от бед и напастей стало совсем тяжко, и люди решили, что им одним не справиться, они послали свою молодежь во все концы света. Ей наказали разузнать, что можно сделать для спасения. Ей поручили выведать, не знает ли кто, как остановить надвигающуюся катастрофу. А сами принялись молиться. Они просили предков, небо и землю, свет и тьму, ангелов и чудовищ, всех, кого можно и кого нельзя, даровать им спасение. Просили истово, самозабвенно, вкладывая в это остатки своей души. Но все напрасно. И посланцы ничем не помогли. Не все, но несколько человек вернулись. О путях спасения они ничего не узнали. Зато рассказали, как сладко, как здорово в других землях. Выходило, что никого больше свалившееся на них несчастье как бы и не коснулось. И тогда люди поняли. Надо уйти из домов предков. Пора покинуть оскудевшие земли. Другого выхода у них не остаётся. В других местах они вновь обретут счастье и благоденствие. Однако только они, было, стали собираться, как откуда ни возьмись, появился странник, держа в руках большой сосуд. Был он одет просто, и ничем особенным не выделялся. Но исходила от него такая доброта и благожелательность, что все собрались его послушать. А он вместо слов наклонил сосуд, и потекла из него вода. Потекла полноводным неиссякаемым потоком, омывая ноги собравшимся, увлажняя старую, иссохшую, измученную землю, устремляясь в леса, поля и зачахшие сады. Наконец, когда все поняли, что он принес им источник, странник молвил: «Люди, возьмите его. Это ваше спасение. Закопайте его и начинайте вновь возделывать землю. Благодаря вашему труду она станет столь же обильной и богатой, как прежде». Отдал им сосуд и исчез. Долго стояли люди, держа его в своих руках, и смотрели, как бежит из него драгоценная влага. А потом забрали свой нехитрый скарб и ушли к другим землям в поисках лучшей доли, унося с собой дарованный им благодатный источник. Ведь там, по рассказам молодежи, утраченное ими изобилие и благоденствие уже наступило. Здесь же все потребовалось бы строить заново. А измученная, выжатая ими до предела земля брошенной осталась лежать за их спинами. © Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России №10(26), 2008

On September 30, 2008, the Geneva Centre for the Democratic Control of Armed Forces (DCAF) released a report entitled "European Practices of Regulation of PMSCs and Recommendations for Regulation of PMSCs through International Legal Instruments". The report together with a number of other documents served as a basis for the discussion held in Moscow on October 16 – 18, 2008, by the United Nations Legal and Regional Consultations in the format of the East Europe Group and Central Asia Region "Activities of Private Military and Security Companies: Regulation and Oversight". The paper considers the current challenges posed by PMSCs, provides an overview of the existing regulation at the European and international levels and presents recommendations to the UN Working Group on the use of mercenaries for effective PMSCs regulation. But it has a much broader value. It provides food for thought about the real aims and consequences of privatizing and outsourcing state defense, military and security functions. Over the past 30 years, a sophisticated campaign has been waged to privatize all kinds of government services all over the world. The theory is that the modern state has too many obligations and lacks adequate resources to fulfill them. But what is most important, it does not need to provide to society all state services itself. Corporations can deliver government services better and at lower costs than the government. Over the last ten to fifteen years the theory was put into practice, including in the field of defense, military and security services. Some states had to do it because they reduced drastically their armed forces after the end of the "cold war". Others were forced to go along the same lines because of a severe economic crisis associated with the challenges of the transition period. And others discovered that they might better achieve and promote their national interests under the cover of private providers of different military services. The result is that in recent years privatization has exploded. A paradigm shift of the provision of security from public to private actors amounts to between 100 and 120 billion dollars spent annually on their services[2]. More than 180 PMSCs of different types operate in Iraq and more than 60 in Afghanistan. They employ thousands and thousands of persons. The exact number of their personnel is likely to be unknown to anybody[3]. The Amnesty International even insists that "there are more private contractors in Iraq than there are U.S. military or government personnel"[4]. Transnational PMSCs, mainly from the United States and  Great Britain, but also from Australia, Canada, Israel and other countries, export their services to over 50 countries, in particular to the countries where low intensity armed conflicts are ongoing, including not only Afghanistan and Iraq, but also the Democratic Republic of  Congo, Somalia and Sudan[5]. Inside many governments and even international structures it has become an article of faith that outsourcing is best. The expert community has largely embraced the same vision. But such a vision has nowhere been supported by facts or deeds. On the contrary, the international community discovered that private providers of defense, military and security services generate numerous violations of basic international law and national legislation, are not cheap at all and not only fail to promote solutions to numerous problems which they were invited to tackle but create a wide range of new ones. The present article seeks to understand where we are with the PMSCs, and what kind of legal framework is needed to properly regulate and oversight their activities using the Geneva Report as a starting point. Key challenges The shift in performing defense, military and security duties and services from state to non-state actors poses several important challenges. In accordance with the DCAF paper, they are: the erosion of the state monopoly on the use of force, lack of coherent PMSCs standards, accountability deficit, weakening of national security, practical problems of applying regulatory framework and oversight, higher risks of human rights violations and different types of other abuses. The list of challenges is not exhaustive, of course. Let us examine them one by one. For many centuries, it has been assumed that the use of force, as well as the protection of the individual, society and world community, is the responsibility of the state. The assumption is enshrined in public institutions, procedures and mechanisms, national legislation and international covenants, day-to-day life, people’s habits, customs and expectations. It is the basic notion of the relationship between an individual or groups of individuals and the state power, as well as between states on the international scene. The existing regulatory framework is adapted to a world where there is a monopoly of the state for the use of force. The US Federal Activities Reform (FAIR) Act of 1998, for example, defines the "inherently governmental functions" as military, diplomatic and other activities which "significantly affect the life, liberty or property of private persons"[6]. The proliferation of PMSCs has eroded this monopoly. But it is neglected by the existing state and world order. It was not prepared for a new situation. A huge gap between the existing regulatory framework and the new practices creates friction, malfunctioning of institutions, vacuum of authority and lack of legitimacy. It must be filled in or reduced. Outsourcing of state functions is likely to weaken the ability of the state to guarantee internal and external security to its citizens. Business competes with the state and international collective security organizations for professionals, managerial performance and scarce resources. And it is better placed to win the competition. Jobs for former, or even current, policemen, soldiers and officers are created in the private, instead of public, sector. Young people and well trained professionals consider them much more attractive, or, perhaps, they don’t have any choice. The state is left without so much needed workforce. The mass exodus strains the remaining police and military forces. Efforts to build an effective state are hampered[7]. The will of the state to improve its abilities to provide defense, military and security services of high quality to its population is watered down. It has to rely on PMSCs more and more. In contrast to the state security providers, PMSCs are not directly accountable to public oversight[8]. The responsibility of the state for these actors is often lacking or unclear[9]. The wrongdoings committed by them are not suppressed appropriately. All these three deficits undermine the democratic foundations of society. They are detrimental to weak states, and they damage the cause of democracy in general creating an atmosphere of impunity and selective application of law, as well as legal uncertainty. When PMSCs are in operation instead of the state forces, the risks of wrongdoings, abuses and human rights violations are higher. The official position of the US and Canada, for example, is that the governments are not automatically obliged to provide protection against the violations committed by PMSCs and their personnel abroad. None of the current laws or standards seems to be applied to PMSCs activities when a contractor of one nationality is hired by an entity of another nationality to work on the territory of a third nationality, etc. There are difficulties in conducting investigations of alleged violations abroad. The same goes for criminal trails. Criminal investigators may have neither resources nor ability to properly collect evidence within the sensitive time-limits and the chain of custody requirements for criminal trials. The terms "private security companies", "private military companies", and "PMSCs" are largely used but nobody knows exactly what they actually mean. Especially now, when PMSCs happen to be often involved in guarding and servicing legitimate military targets or even directly participate in hostilities and armed conflicts. Thus, some authors define "private military companies" as businesses offering specialized services related to war and conflict, including combat operations, strategic planning, intelligence collection, operational and logistical support, training, procurement and maintenance[10]; and the "private security companies" as offering guarding services, electronic security, sensor and surveillance, and intelligence and risk management services[11]. But in real life this distinction is not so obvious. Many PMSCs, especially large ones, do not comply with it. That is why the Report has embraced another approach to their classification. It suggests considering PMSCs in terms of the legal framework that may be applied to them and the likelihood of the use of force or involvement in hostilities by the private contractors. The following three broad distinctions are proposed: 1. Those contractors who are contracted to perform duties requiring the use of the threat of a deadly force are distinct from those who are not. 2. Those contractors who operate within the context of an armed conflict within the meaning of international law and those who operate within the conditions not reaching this threshold. 3. Those contractors who operate in an area of instability, such as designated by "the UN security phase of 3 or higher"[12]. To the key challenges enumerated in the Report a few others could be added. To my mind, the crucial one is that the shift of defense, military and security services from the state to private business does not solve either the problem of security personnel shortage or the problem of state and international security. At the national level, it creates a situation when better protection of a minority of the population is achieved at the expense of a majority. Though even the minority does not seem to be protected well enough considering a large number of rich persons and officials killed under suspicious circumstances. The state efforts to combat criminality and organized crime lack consistency and do not provide an adequate level of protection and security to society. This is detrimental to the quality of life and undermines prospects for economic development. Insecurity creates a growing demand for alternative schemes of protection. More and more people start working for PMSCs. It drastically diminishes the productive potential of a nation and adds nothing to its security. Even worse, PMSCs are likely to be involved in unlawful activities, and they are interested in a growing market for their services. We are in a classical situation of a vicious circle. And it is tremendously difficult to get out of it. The same happens at the international level. Instead of seeking a lasting peace, stability and solutions which could benefit all parties concerned, the international community merely freezes conflicts. Instead of improving its capabilities to cope with future emergencies, it increases its dependency on PMSCs. Instead of installing law and order in weak states and remote areas of the globe, it brings suffering, humiliation and impunity. Though, of course, there are some indications to the contrary. Unsustainable European regulation of domestic private security and exported PMSCs As is stated in the report, no single model for regulating domestic PMSCs exists in Europe[13]. On the contrary, European states have adopted different approaches. It is partially due to historical, cultural, political and legal factors and, partially, to specific security situations prevailing in them. The previous research conducted for the Council of Europe[14] identified four distinct domestic regulatory approaches in the region. In Cyprus and Serbia, private security forms an unregulated industry with unclear relationship with the public police. In Austria and Germany, a general commercial regulatory framework, which does not grasp their peculiarities, is applied to PMSCs. In Bosnia-Herzegovina, Italy, United States and Switzerland, regulation of PMSCs is decentralized. Only some European states have adopted a special legislation. They are Ireland, Great Britain and the Netherlands. Though the specific form and content of the regulation varies from state to state, domestic regulations tend to deal with the following aspects of PMSCs: links between private and public security providers; control of PMSCs, their entry into market conditions; selection, recruitment and training of private security personnel; their identification; use of firearms and search and seizure of PMSCs. In some European states, e.g. Cyprus, Czech Republic, Finland, Germany, GB and the Netherlands, PMSC employees have no more powers than any other citizens. In other states, like Latvia, the situation is a little bit different. In Denmark, France, GB, Ireland and the Netherlands, PMSC employees are prohibited from carrying and using firearms. In other states, they are allowed to do both under special circumstances. Various states have supervising institutions which monitor PMSCs activities[15]. In some states, e.g. in Denmark, Greece, Hungary and Slovakia, PMSCs come under control of the local police. In Germany, Italy and Sweden, local civil authorities are responsible for controlling the sector. The Ministry of the Interior controls PMSCs activities in the Netherlands, Poland and Slovenia. The Ministry of Justice monitors them in Luxemburg. And only GB and Ireland have established specialized security authorities for the purpose of supervision. Oversight is exercised in different manners. Each country decides whether yearly reports are enough, or inspection visits on the spot are needed, whether the  supervisory bodies act on request or on a permanent basis, what triggers investigations, and what sanctions for punishing wrongdoings could be applied. Several states have adopted laws which apply to their own nationals extraterritorially, introduced provisions of international humanitarian and criminal law in their internal legal order and entered bilateral agreements with third countries seeking military help, thus creating an additional legal framework which is of relevance for regulating PMSCs in cross-borders operations. But with some important exception, most of these laws were never intended to apply to private providers of defense, military and security services. In principle nothing is intrinsically bad with a situation when a visiting state has its armed forces and its PMSCs present in the territory of a third country on a request of its legitimate authorities and foresees an extraterritorial application of its legislation. This legislation may be well elaborated, fair and modern and create conditions for lawful conduct[16]. It could be even beneficial for everybody in case of a civil war in the region or internal law and order swept away by an ongoing conflict. Under such conditions, it is not the current lack of legislation applicable to PMSCs on the ground that is a problem, but the lack of enforcement of extraterritorial legislation of a visiting state potentially applicable to PMSCs. First of all, the civil and military authorities of a visiting state do not know and do not understand how domestic legislation can be practically applied to PMSCs. The legislation was not drafted with PMSCs in mind. It has neither PMSCs owners, nor their personnel as its main target. It was drafted based on the assumption described above, i.e. that defense, military and security services must be provided by public bodies, such as the state armed forces. In addition, there are no effective supervision procedures and mechanisms for proper investigation and trial/prosecution of alleged violations committed abroad. Investigations conducted abroad are too expensive. Domestic tribunals do not have capacity to perform them.  But the main reason for the impunity of PMSCs  abroad is, as  is stressed in the Report, the gulf between the "law on the books" and "law in action"[17]or, perhaps more bluntly, an absence of "political will to investigate and prosecute cases of criminal misconduct by contractors"[18]. In addition, there are even greater difficulties in applying to them international humanitarian and criminal law provisions, contained in the Geneva Conventions of 1949, the International Criminal Court Statute, Additional Protocol I to the Geneva Conventions of 1949, and the International Convention against Recruitment, Use, Financing and Training of Mercenaries of 1989 (UN Mercenary Convention), as well as pertinent rules of customary international law. Here are a few examples. The Geneva Conventions of 1949 are applicable to PMSCs if they directly participate in hostilities or are incorporated into the state forces and what is going on in the region is qualified as an armed conflict. But there are no contracts inviting PMSCs to participate in hostilities. A common understanding of the kinds of activities constituting direct participation in hostilities is much debated. As of today, the ICRC has held four inconclusive Expert Meetings on the Notion of Direct Participation in Hostilities[19]. The incorporation of PMSCs in their military or other forces runs counter the intentions of the states. It means that one of the two conditions is very difficult to prove or testify. Theoretically, the qualification of an armed conflict is less controversial. In practice, it is not the case. Common Article 2 defines an international armed conflict as any declared war or armed conflict between two or more states, even if the state of war is not recognized by one of them. The threshold to determine the existence of an international armed conflict is quite low, requiring neither a high intensity nor a long duration[20]. Common Article 2 also applies in "all cases of partial or total occupation of the territory" of a state. Non-international armed conflicts are distinguished from riots and other less serious internal disturbances by a higher threshold of intensity and duration. On paper, everything is clear and obvious. The US invaded Iraq. American troops are stationed there. They exercise authority over the territory. Military operations continue. So, it means that we are in the presence of an international armed conflict, aren’t we? The answer is no, we are not. On June 30, 2004, the US-led Coalition Provisional Authority transferred power to the Iraqi interim government. It changed nothing in the situation on the ground. Nevertheless, the US and the Multinational Forces are considered now to be present in Iraq at the invitation of the lawful Iraqi government, and do not constitute invading foreign forces. The notion of mercenaries is even more difficult to apply, though some experts argue that PMSCs are just a more organized and modern form for recruiting, using, financing and training private fighters[21]. Article 47[22] of the Additional Protocol I of 1977 to the Geneva Conventions of 1949 deprives them of the status of combatant or prisoner of war, should they be captured by enemy forces. The UN Mercenary Convention gives some teeth to this provision by criminalizing the very act of being a mercenary[23]. But it helps in no way to overcome shortcomings of the definition contained in Article 47. The term "mercenary" is defined in it by six cumulative criteria.  According to Article 47, a mercenary is any person who: (a) is specially recruited locally or abroad in order to fight in an armed conflict; (b) does, in fact, take a direct part in the hostilities; (c) is motivated to take part in the hostilities essentially by the desire for private gain and, in fact, is promised, by or on behalf of a Party to the conflict, material compensation, substantially in excess of that promised or paid to combatants of similar ranks and functions in the armed forces of that Party; (d) is neither a national of a Party to the conflict nor a resident of the territory controlled by a Party to the conflict; (e) is not a member of the armed forces of a Party to the conflict; and (f) has not been sent by a State which is not a Party to the conflict on official duty as a member of its armed forces. This definition is considered nearly by everybody as "unworkable"[24]. Never has it been successfully enforced or invoked against an armed non-state actor[25]. At the same time, Article 47 and the UN Mercenary Convention keeps PMSCs nervous, urging them to lobby elaboration and adoption of effective, enforceable regulation and accountability of the industry they represent. As is stated in the Report, at present time PMSCs constitute one of the most influential force supporting ongoing efforts to promote dialogue on how to ensure respect for humanitarian and human rights law and improve international regulation on private providers of defense, military and security services, including the Swiss government and ICRC PMSC initiative, the co called "Swiss Initiative"[26]. This initiative resulted in the "Montreux Document", which reaffirms international legal obligations as they would apply to PMSCs and offers good practices for states to aid them in fulfilling these obligations[27]. The Document was endorsed by the High Level Meeting of Legal Advisers of participating governments in mid-September 2008. It was applauded by the PMSC industry. The conclusion drawn in the Report is that the international community should seize the opportunity. "Alienating representatives of PMSC industry could dampen the momentum for international regulation to the point that it does not materialise"[28]. Recommendations on future actions to improve regulation of PMSCs  As was shown in the Report, the existing national legislation and international humanitarian and criminal law regulating private providers of defense, military and security services activities, and especially the practice of their implementation, are entirely insufficient. They must be improved having in mind peculiarities of PMSCs and a real need of the civil society and international community to have the services of the PMSCs at their disposal. But it is a very difficult and delicate task. It should be carried out with the support of the PMSC industry, step by step, and taking on board the existing good practices and a large variety of ideas previously advanced by scholars, research centers, governmental and nongovernmental organizations. It is a kind of a message enshrined in the Report. The key proposal substantiated in it is to convene a tripartite international conference under the auspices of the United Nations composed of representatives of states, PMSC industry and civil society to build a consensus on common PMSCs standards and appropriate duties, to be embodied at a later stage in an effective internationally supervised regulatory framework[29]. Essential elements of such a framework may be described like that[30]. 1. A clear-cut distinction is made between PMSCs performing only "police-like" security functions within domestic peacetime contexts, PMSCs giving non-force support to armed forces, PMSCs providing services requiring the threat of use of force and PMSCs acting in areas of insecurity or armed conflict. 2. A sophisticated international vetting system is approved. It is composed of national vetting systems and exchange of relevant information among interested states through an international criminal record network. The Europol and Interpol are likely to be instrumental. But other solutions could be found as well. 3. Compatible national licensing systems are introduced everywhere applying similar requirements as far as the definition of PMSCs, their duties, training of personal, and etc. are concerned, with due account for the environmental context in which PMSCs operate. 4. An international PMSC "Information Clearing House" is established to provide a centralized location for registration of PMSCs and to increase transparency regarding them, their personnel, missions and practices. 5. A "PMSCs export regime" is created. It is aligned with the existing arms export regimes and broadens them. One of its aims is to prevent using PMSCs for provoking, escalating and prolonging armed conflicts, tensions or unrest. 6. An office of the international PMSC Ombudsman is instituted to process complaints from the stakeholders regarding PMSCs services and general public concerning their wrongdoings, to pass them, if needed, to competent bodies for further investigation and settlement, and to monitor their fate. 7. An international PMSC Court of Arbitration is founded as a special dispute resolution mechanism. Its decisions are backed by national courts and judgments implementation systems. 8. A "Code of PMSC Conduct and Business Practices", directly applicable to PMSCs internal functioning and external activities, is elaborated. 9. Oversight and investigatory, as well as enforcement, procedures and mechanisms are set up to hold accountable those persons and entities who violate human rights and international humanitarian law obligations. 10. A new international convention on PMSCs or an additional protocol to the International Criminal Court Statute for PMSC crimes is signed. This new instrument breaks away from the negative associations with the UN Mercenary Convention. It sets forth common international standards for PMSCs duties and determines crimes for which PMSCs, their owners and personnel should bear criminal responsibility. It constitutes a new body, similar to the ICC, or gives the ICC jurisdiction to process suits against PMSCs. Additional food for thought All measures to improve the regulation of PMSCs activities suggested in the Report are well defined and explained. They are interlinked and compatible with one another. The list of recommendations is very impressive. Recommendations are designed to serve as a basis for a draft action plan. And the implementation of such a plan will surely create a civilized and well regulated market for private defense, military and security services. Another merit of the list of recommendations contained in the Report is that it encompasses a set of proposals made earlier on different occasions and makes a step forward in their conceptualization. Let us compare it with 14 recommendations the Council of Europe Council for Police Matters of the European Committee on Crime Problems started to discuss at the end of 2006[31]. These recommendations touch upon such matters as promotion of professionalism of the industry, vetting of PMSCs personnel, entrance requirements for companies’ employees, licensing of private security investigators, "moonlighting", training of private security personnel, limitations to what they are entitled to do, relations with the police and other state structures, developing effective emergency responses against terrorist attacks and disasters, privacy guarantees, self-regulation, accountability of transnational companies, corporate accountability, setting up of statutory national regulators and regulatory framework. There is no doubt that the Report is a step forward. Though the list of ideas developed in it is very detailed, it is not exhaustive. A number of promising new ideas could be found in recent national and international legal acts and think-tanks’ research papers. Some countries, e.g. Belgium, France, Italy, New Zealand, South Africa and Zimbabwe, have already passed laws on mercenaries. These laws do not stick to Article 47, described above in all the details. To make the definition of "mercenaries" more operational, France decided, e.g., to get rid of a cumulative criterion concerning a material compensation substantially in excess of that promised or paid to combatants of similar ranks and functions in its armed forces. In accordance with it, a larger portion of the PMSCs employees could be qualified as mercenaries. In 2005, a model law on banning activities related to the use of mercenaries was adopted by 12 MS of the Commonwealth of Independent States. It embraces a more modern multidimensional definition of mercenary activities and makes the states obligations to counter them, inter alia, in the form of PMSCs, more explicit. The model law postulates that mercenary activities could be based on motivations of non-material gains, including ideological and religious motivations. It insists that the states have the right, if not an obligation, to prevent, if required, the operations of foreign mercenaries and recruiting organizations (companies) on their territories, and to punish the parties for spreading propaganda about mercenary-related activities or financing such activities. This law partially bridges the gap between the regulation of mercenaries and that of PMSCs. A very promising insight into the restraints which could be put on PMSCs activities and new approaches to ensuring their responsibility are provided for by recent US legal acts, as was mentioned above. One of the most promising developments is the creation of the new Commission on Wartime Contracting in Iraq and Afghanistan established in the 2008 Defense Authorization Act[32]. A new impetus for international efforts to construe a comprehensive regulation of the PMSC industry could be given by the Draft International Convention on Private Military and Security Companies presented to the public for the first time in the course of the discussion held in Moscow on October 16 – 18, 2008, by the United Nations Legal and Regional Consultations in the format of the East Europe Group and Central Asia Region "Activities of Private Military and Security Companies: Regulation and Oversight" (Draft Moscow convention)[33]. The consultations were convened pursuant to the Human Rights Council resolution 7/21 by the Working Group on the use of mercenaries as a means of violating human rights and impeding the exercise of the rights of peoples to self-determination[34]. After other regional consultations, the Working Group is to convene a high-level round table under the United Nations auspices. The whole process could be crowned with an intergovernmental conference dedicated to reaching a common understanding as to what additional regulations and controls are needed at the international level to make all actors, including states and PMSCs, accountable when performing defense, military and security functions[35]. The draft Moscow convention could be very instrumental for making discussions more substantial and conclusive. The draft consists of 32 articles, at this stage, and comprises a preamble and five major parts: General Provisions, Principles, Legislative Regulation and Oversight, Responsibility, and Final Provisions. Article 1 stipulates that "the purpose of the present Convention is the promotion of cooperation between the States, so that they can more effectively solve different problems related to the activities of private military companies and private security companies (PMSCs) which are of international character". Article 2 explains the most important terms used in the text, including the difference between "private military companies" and "private security companies", as well as the difference between services they provide. Article 3 sets the sphere of application of the Convention. It establishes that the Convention does not apply to mercenaries and natural and legal persons which recruit, train, employ or finance them. Part II specifies in what manner universally accepted principles and provisions of international law should be implemented by the states regarding the PMSCs lawful and unlawful actions and activities. Article 5, e.g., defines more exactly that as far as PMSCs are concerned, the rule of law means that they are bound by the laws of the states on whose territory they are established and registered, as well as operate, and of whose nationality  their employees are, and are not allowed to transgress them. Articles 6 to 9 clarify how the state integrity, respect of human rights, prohibition of mercenary activities and the use of force are to be observed. Articles 10 to 11 urge the states to take necessary measures to prevent excessive use of firearms, as well as illicit trafficking in firearms, their parts and components and ammunition. Article 12 confirms the responsibility of the states for establishing a comprehensive domestic regime of regulation and oversight for the PMSCs activities and exchange of information with their counterparts. Part III describes what such a regime should look like. It pays special attention to registration, accountability and licensing of PMSCs, licensing of import and export of military and security services, and provisions to be applied to the PMSCs personnel. Article 19, e.g., enumerates the conditions under which the PMSCs personnel may carry and use firearms. Part IV draws up the main features of criminal proceedings which could be initiated and carried out against PMSCs and their personnel. Articles 24 to 28 deal with the establishment of jurisdiction, extradition, mutual legal assistance, transfer of criminal proceedings and liability. The Draft Moscow Convention is one of the first attempts to present in a legal form general ideas aiming at improving the regulation of the PMSC industry advanced by scholars, think tanks, governmental and non-governmental organizations and PMSCs themselves. Of course, it will be improved and polished up. It is likely to be followed by many others. But even in its present form the Draft contains precise wordings of some core provisions to be used in the future national and international legislation and a number of framework clauses which should be thoroughly studied and developed in the future. To change the paradigm The fact that there are new developments, and some additional elements could be added to the list of recommendations advanced in the Report, does not change anything in its high value. The Report is well done. It is in the mainstream. A lot of people nowadays tend to think the same way as its author does. But we should not be under the impression that the approach embraced in the report may satisfy us, may be sufficient to the civil society and international community. Let us consider the situation we are confronted with again.  The industry is expanding rapidly. Its growth reflects a real need for the services PMSCs provide. PMSCs absorb precious workforce the states have to care for. People in power cannot allow themselves to see unemployment grow among the former officers, soldiers and policemen. The expansion of PMSCs is considered to be an appropriate response to this challenge too. It lightens the burden which modern states are unable now to withstand. But do these reasons outweigh the ills and misery which PMSCs bring to the modern world and all wrongdoings they commit? The answer is "no". There is no doubt about it. First of all, we must not forget that a few years ago PMSCs were nearly non-existent. There were a limited number of such companies. Only few people knew about their activities. PMSCs sought not to attract public attention and not to arouse suspicion about their involvement in all sorts of covert operations. Otherwise, it could be detrimental to their future. At that time the services they provided were considered, as a rule, unwelcome and illegal. Large scale outsourcing of defense, military and security activities was closely linked to the war in Afghanistan and especially to the US led invasion of Iraq, as well as to all imaginable forms of unrest, instability and guerilla warfare triggered by them. A failure of the USA, their allies, international coalition and NATO forces to bring peace, order and post-conflict reconstruction to the region  created an enormous market for defense, military and security services and gave a boost to the PMSCs and their activities. In the beginning, outsourcing of state defense, military and security functions was tested in the Balkans and Latin America, where officials and authorities of some major powers preferred to hide behind private military business or, to put it bluntly, created private entities to carry out such missions which the state military and police forces had no right or will to be directly involved in[36]. But it was done carefully and in a pointwise manner. The mess in Afghanistan and Iraq has changed everything. The example of Blackwater is particularly enlightening. Blackwater USA, based in Moyock, North Carolina, was established in 1997. The contracts   from the American administration for working in Iraq propelled the company to the rank of one of the world’s largest providers of private military services. Prior to the war in Iraq, Blackwater primarily offered training services for law enforcement and military personnel. Now it offers a wide range of services, including personal security details, military training services, private military contracting, aviation support, K-9 services and its own line of armored vehicles. The government contracts during the time of the Bush Administration helped it grow by leaps and bounds. Blackwater passed from the government contracts worth just a few hundred thousand dollars in 2001 to the contracts worth hundreds of millions of dollars, an increase of more than 80,000%[37]. In total, it has received over a billion dollars from the federal government during the fiscal years 2001 to 2006. "There may be no federal contractor in America, - noted Mr. Waxman, the Chairman of the U.S. House of Representative Committee on oversight and government reform,  opening the Congressional hearings on PMSCs activities in Iraq on October 02, 2007, - that has grown more rapidly than Blackwater over the last seven years"[38]. Two other details are important as well. The first is that more than a half of this amount was awarded without full and open competition[39]. Blackwater’s work in Iraq began in August 2003, when Coalitional Provisional Authority Administrator Paul Bremer awarded the company a no-bid contract to provide security to top U.S. civilian officials. In June 2004, Blackwater received a second, much larger no-bid contract from the State Department known as Worldwide Personal Protective Services (WPPS). Under this indefinite delivery, indefinite quantity contract, Blackwater was paid to provide "protection of U.S. and/or certain foreign government high-level officials whenever the need arises". On May 8, 2006, the State department awarded WPPS II, the second incarnation of its diplomatic security contract. Under this contract, the State Department awarded Blackwater and the other companies, Triple Canopy and DynCorp, contracts to provide diplomatic security in Iraq, each in a separate geographical location. The maximum value was 1.2 billion per contract, or 3.6 billion total[40]. The other important detail is the personal relationship of Blackwater, high-level management and US military and state officials. Blackwater is owned by Erik Prince, a former Navy SEAL. In the late 1980s, Mr. Prince served as a White House intern under President George H. W. Bush. Mr. Prince's father was a prominent Michigan businessman and contributor to conservative causes. Mr. Prince's sister, Betsy DeVos, is a former chairwoman of the Michigan Republican Party who earned the title of a Bush-Cheney "Pioneer" by arranging at least $100,000 in donations for the 2004 George W. Bush presidential campaign. Her husband, Richard DeVos Jr., is a former Amway CEO and was the 2006 Republican nominee for the Governor of Michigan. Mr. Prince himself is a frequent political contributor, having given over $225,000 in political contributions, including more than $160,000 to the Republican National Committee and the National Republican Congressional Committee. Blackwater hired several former senior Bush Administration officials to work for the company. J. Cofer Black, who served as director of the CIA Counterterrorist Center from 1999 to 2002 and as a top counterterrorism official at the State Department until 2004, is now Blackwater's Vice-Chairman. Joseph E. Schmitz, the Inspector General for the Defense Department from 2002 to 2005, is now general counsel and chief operating officer of the Prince Group, Blackwater’s parent company[41]. Summing up, the current widespread use of providers of defense, military and security services and insane PMSCs proliferation are wrongly associated with the objective necessities of the modern world, conflict settlement and international relations. These social phenomena have their origin in the USA-led military operations in Afghanistan and Iraq, awkward policy of export of democracy and war against terror implementation and the failure of occupation forces to bring peace, stability and sustainability to the region. They are deliberately encouraged by some interested countries and their governmental and/or shady structures which are eager to achieve their own aims having nothing to do with those officially proclaimed, even at the expense of the elementary rights and needs of the native population. Their delivery is likely to be closely related to the corruption and coalescence of public and private organizations. The practices of relying on PMSCs and deliberately using them, as developed in Iraq and Afghanistan, have rapidly spread from the Middle East and Central Asia to all other regions of the world, e.g. to Africa and Latin America.  Since 2003, the ex-servicemen from Chile, Columbia, Peru, Honduras and other countries have been contracted and subcontracted by PMSCs to serve in Iraq, Afghanistan, Haiti and other conflict zones[42]. These practices in Africa and Latin America reveal dangers to society, security, sovereignty and peaceful development even better than in Afghanistan and Iraq. The use of PMSCs by other companies for the protection and security of their sites and personnel are becoming more and more common. The "collateral effect" is that they are utilized as well to support the ongoing wars against terrorist and drug trafficking networks, guerrillas of different kinds[43], liberation and resistance movements or directly for repression of the local population. Chilean PMSCs, hired by forestry companies, e.g., were directly implicated in the incidents against indigenous communities[44]. British Petroleum paid the former pros of the British Special Forces through the private military and security company "DSL" to train the local police in Columbia to fight guerillas[45]. Ecopetrol contracted the "Airscan" PMSC to inform the Columbian Army when and where to launch strategic attacks against them. Northrop Grumman, a subsidiary of the California Microwave Systems Inc., Airscan, DynCorp and later CIAO and subcontractors hired by them offered military operations services and directly participated in combat[46]. The Columbian case as a whole is revealing. A large number of PMSCs working there for the American administration are in charge of training the Columbian Armed Forces and National Police and providing them with sophisticated equipment, logistical support, Internet, radars and air surveillance, maintenance of intelligence database and so on[47]. It means that PMSCs play a vital role in managing internal conflicts, ensuring a US-covered implication in decision making and informing the American administration of what is going on even better than local authorities. The reliance on PMSCs entails, as in other cases, dependence on their services and strict obedience to the forces or powers exercising control over PMSCs activities. Such a situation of a state’s total dependence is described by some experts as "ex-post holdup" or, in other words, as putting the wholeness of strategic plans and security into private or foreign actor’s hands[48]. The results of PMSCs activities are perplexing. PMSCs may be very efficient and their services can be really needed. In some areas, their record appears to be good but, in general, instead of improving security and bringing solutions, the reliance on PMSCs and their proliferation are likely to cause damage to society in many ways. First, often PMSCs are used to the prejudice of the state sovereignty, independence and integrity. Second, they become operational in creating relationship of dependence between a big state and its clients or in bringing them to power. Third, their presence on the ground leads to the escalation of conflicts and unrest or to the freezing of conflicts because the parties hope to win the war instead of trying to win peace and to seek workable solutions and compromise. Fourth, PMSCs rapid growth is detrimental to the ability of the state to ensure basic needs of society in internal and external security. Fifth, PMSCs are in a position to provide security to the very few and only at the expense of the others, thus widening the gap between those who can afford  private services and those who cannot, increasing inequalities between people and states and creating new dividing lines on our globe. All these elements must be taken into consideration when we make a judgment on the PMSCs usefulness. In some cases, PMSCs seem to be a good way out when states or international organizations are unwilling or unable to act. A lot of experts share this view. But if we ask ourselves whether this or that contract is for the common good, we will see that long-term disadvantages for society greatly outweigh the immediate benefits. The use of PMSCs may turn out to be neither safe, nor appropriate for achieving a legitimate purpose; neither cheap, nor efficient even in securing somebody’s questionable objectives. The right word could be "backfiring", as was suggested by Chairman Waxman in one of his speeches at the U.S. House of Representatives[49]. PMSCs services might appear once again relatively cheap. PMSCs are trying to prove it to the national parliaments, governmental officials and headquarters of international organizations. To this end, they present figures showing that their salaries and prices are lower as compared to the burden which the state would have had to withstand if it dared to provide the same services itself. But it is simply not true. The defenders of PMSCs argue that using them saves the government money needed to train, equip and support the troops. However, there are grounds to believe that the process may be reverse as the growing role of private military contractors causes the trained troops to leave the military for private employment[50]. By the way, the method of providing convincing proofs used by PMSCs and their defenders is biased. The taxpayers’ expenses on PMSCs are much higher. Ordinary people are obliged to pay for the state deficiencies, for growing insecurity and for diverting their money to the competitors of their national armed forces and police[51]. Having realized that, the Afghan government tried to forbid PMSCs hiring young men under 25 and even 30 years old and passed an adequate legislation but it did not work. It was too late. Moreover, taxpayers have to cover fictitious expenses cumulated by PMSCs overcharging and double-billing. But the money wasted is a secondary thing as compared to other headaches PMSCs generate. Not caring a damn about human rights and lives of indigenous population, they incite hatred against the very essence of the cause they are supposed to serve. Neglecting and bypassing elementary moral and legal standards and evading justice with the deliberate help of their "superiors" from governmental structures, they erode the very foundations of democracy and the rule of law. Incidents reports compiled by Blackwater reveal it as an irrefutable fact. According to the information collected for the Congressional hearing of October 2, 2007, this private military contractor had been a party to at least 195 "escalation of force" incidents in Iraq since 2005 involving firing of shots by its forces[52]. This amounts to an average of 1.4 shooting incidents per week. Blackwater's, DynCorp International’s and Triple Canopy’s contracts to provide protective services to the State Department prescribed that they could engage in defensive use of force only. In over 80% of the shooting incidents, however, Blackwater reported that its forces fired the first shots. All three companies fired first in more than half of all escalation incidents. In most shooting instances, Blackwater was firing from a moving vehicle and did not remain at the scene to determine if the shots resulted in casualties. Even so, Blackwater's own incident reports documented 16 Iraqi casualties and 162 incidents with property damage, primarily to vehicles owned by Iraqis. In over 80% of the escalation of force incidents, Blackwater's own reports documented either casualties or property damage. In one of these incidents, Blackwater forces shot a civilian bystander in the head. In another, the State Department officials reported that Blackwater sought to cover up a shooting that killed an apparently innocent bystander and so on. Blackwater also reported engaging in tactical military operations with the U.S. forces[53]. But the most damaging to the American reputation incident of this series happened on September 16, 2007, when the company contractors killed at least 11 Iraqis. In 2004 Blackwater committed hard mistakes in Fallujah where four contractors were killed and their bodies burned. That triggered a major battle in the Iraq war[54]. It resulted in the death of at least 36 U.S. servicemen, approximately 200 "insurgents", and estimated 600 Iraqi civilians. Military observers credited the intensity of the U.S. offensive with aggravating the negative Iraqi sentiment towards the coalition occupation and fueling an escalation of the insurgency. The incident was a turning point in American public opinion about the war[55]. Never have the State Department officials responded to the reports of Blackwater killings of Iraqis by seeking to restrain the company’s actions. In a high-profile incident in December 2006, a drunken Blackwater contractor killed the guard of Iraqi Vice President Adil Abd-al-Mahdi. Within 36 hours after the shooting, the State Department allowed Blackwater to transport the Blackwater contractor out of Iraq. The State Department Charge d'Affaires recommended that Blackwater make a "sizeable payment" and an "apology" to "avoid this whole thing becoming even worse". The Charge d'Affaires suggested a $250,000 payment to the guard's family but the Department's Diplomatic Security Service said that this was too much and could cause Iraqis to "try to get killed". In the end, the State Department and Blackwater agreed on a $15,000 payment. A State Department official wrote: "We would like to help them resolve this so we can continue with our protective mission". The State Department took a similar approach upon receiving reports that Blackwater shooters killed an innocent Iraqi, except that in this case, the State Department requested only a $5,000 payment to "put this unfortunate matter behind us quickly"[56]. A year later, there was no indication that the State Department conducted an investigation into the circumstances of the shootings or any potential criminal liability. The only sanction that has been applied to Blackwater contractors for misconduct and wrongdoing is the termination of their individual contracts with the company[57]. A preliminary qualification of all these cases by Chairman Waxman was: "The State Department is acting as Blackwater enabler"[58]. It is hard to disagree with the American Congressman on this point. It goes without saying that incidents when PMSCs personnel, in particular foreign contractors, commit abuses of different kind, kill innocent persons or assist in having them killed by furnishing false information and escape the country unpunished, increase tension. These incidents happen routinely. They proliferate in an atmosphere of impunity. As the Amnesty International puts it, "PMSCs are operating in capacities that enable them to use force against combatants or civilians in a manner that violates international human rights and humanitarian law… They have been implicated in abuses ranging from torture to indiscriminate shootings and killings. Crimes by contractors have gone largely unpunished. The combination of a patchwork of applicable laws and regulations, a contracting system with few built-in accountability mechanisms and seemingly no political will to bring human rights abusers to justice has created an atmosphere of impunity for human rights violations"[59]. All this poses basic questions of whether reliance on PMSCs and their proliferation help to improve security, facilitate conflict settlement, appease unrest and promote democracy and the rule of law. The answer is no, not at all. It is very important that American experts happen to come to nearly the same conclusion, using, though, somewhat different reasoning. Testifying recently before a U.S. Congressional committee, Laura A. Dickinson, professor from the University of Connecticut School of law, e.g., started pretending that abuses and other wrongdoings committed by American PMSCs are a relatively rare phenomenon and that there is almost nothing to complain about in their activities. She said: "While most contractors have performed admirably and filled vital roles – and more than 1,100 contractors have died in Iraq while doing so – some have committed serious abuses without being held accountable"[60]. Bur after enumerating all kinds of abuses and describing their backfiring effect, the American lawyer unambiguously supported the above conclusion. Here is her judgment: "We are left with unmistakable conclusion that the use of private security contractors and interrogators potentially threatens core values embodied in our legal system, including (1) respect for human dignity and limits on the use of force and (2) a commitment to transparency and accountability"[61]. But if the conclusion is correct, we must reconsider drastically a handful of recommendations cited above. It is of vital importance not to forget that the UN General Assembly Definition of Aggression qualifies as an act of aggression "the sending by or on behalf of a State of armed bands, groups, irregulars or mercenaries, which carry out acts of armed force against another State… or its substantial involvement therein"[62]. A new list of recommendations Political recommendations given by the Amnesty International[63] to investigate fully and in a timely manner all cases of shootings and killings and other brutal violations and bring perpetrators to justice without delay, to explicitly include human rights protections and standards in PMSCs contracts, to ensure that adequate laws are in place to address abuses, to create vetting systems are very useful. The ideas advanced in various forums to develop a code of PMSCs good behavior, to introduce modern harmonized legislation on PMSCs, to adopt a model law on PMSCs, to agree on a common international regulatory framework and to create national supervisory bodies are very important as well. But these proposals have the same shortcomings. They are too "modest". Their aim is to improve the situation condemned by everybody a little bit here and a little bit there. They do not question the outsourcing of state functions in such a delicate and vital sphere   as external and internal security. The heaven they intend to create is a civilized global market of defense, military and security services. It endangers in no way the role, position and growing power of PMSCs in modern word. It does not challenge the myth of their utmost usefulness for society. It is just what PMSCs want. It is just what they pay money for to the same forums where the problems generated by them are discussed. There is a profound gap between the conclusion that PMSCs activities are backfiring and could be detrimental to society and its core values and the feeble proposals for keeping PMSCs in check. Many in the expert community believe that it is too late to do anything radical. PMSCs have become mighty. Their business is too lucrative. Major countries are interested in their services. That is why only palliative measures may win support and have a chance to be implemented. This way of reasoning is well illustrated, e.g. by Wisconsin International Law Society (WILS) Model Law Project. A preliminary report, drawn by the Project team, was presented for the discussion held in Moscow on October 16 – 18, 2008, by the United Nations Legal and Regional Consultations in the format of the East Europe Group and Central Asia Region "Activities of Private military and Security Companies: Regulation and Oversight". In the descriptive part of the report explaining the approach and methodology chosen by the Project team it is rightly stated: "PMSCs are capable, by virtue of size, might, resources, lack of oversight, corruption, recklessness, and negligence, of posing a much greater danger to human rights and State sovereignty than could any individual mercenary". It is reaffirmed: "These "Armies of Fortune" have replaced the traditional "Soldier of Fortune"…"[64] But immediately after that it is noted that, from a practical point of view, it would be impossible to treat PMSCs like individual mercenaries and to apply to them the same kind of legal regime either at the national, or at the  international levels. Then, a suggestion is made not even to try to forbid the unlawful and dangerous activities the same way as the International Convention against the Recruitment, Use, Financing and Training of Mercenaries does and to proceed further trying to civilize PMSCs. The Project team contends "that the majority of the current data suggests that a mechanism for regulating Private Military and Security Companies would be more effective in covering a number of services provided by PMSC and banning functions which should not be performed by such companies because they are inherently governmental". Partially, the same way of reasoning is embraced by the authors of the Draft Moscow convention described above. In the preamble of the Convention they suggest that PMSCs should be considered merely like a new form of waging mercenaries activities. They propose the following wording: "Worried and concerned over the threat which mercenary activities pose for peace and security; expressing concern at the new forms of mercenarism and affirming the seemingly continued recruitment of the former military and police officers by private military and security companies to work as "guards" in the areas of armed conflict; convinced that notwithstanding the ways of using mercenaries or carrying out any other activities related to mercenaries or the forms such activities take to seem legitimate, they pose a threat to peace, security and self-determination of peoples and hamper the exercise of all human rights by the people; determined to take all the necessary measures to stop the impunity of criminals; have agreed as follows…"[65]. But the scope of the proposed international treaty is limited. It may be concluded from the wording of Article 13 of the Draft, confining the states obligations to adopt "special legislative regulation" to secondary issues. It says: "All States Parties shall take such measures within their domestic legislative systems as may be necessary to legally acknowledge the provision of military services, security services, export/import of military and security service as special activities which do not fall only under the scope of common law and which demand special (separate) legal regulation"[66]. The wording of Article 21 on the criminalization of offences in the sphere of military and security services corroborates this impression. It stipulates in paragraph 2: "Each State party… shall take such legislative and other measures as may be necessary to acknowledge as a penal action the export and import of military and security services without appropriate licenses (authorizations)"[67]. The logic of condemning concrete types of activities and then acknowledging their usefulness, legitimizing them, seems rather strange and too "diplomatic" and advantageous for PMSCs. What we really need in order to solve the problems, created by reliance on PMSCs and their proliferation is to be consistent. In the first place, we need to agree that there is no other way out of this dangerous development than to launch a campaign of reprivatization of basic defense, military and security services. The campaign must consist of six interconnected elements. Firstly, a ban should be imposed on providing most perilous private defense, military, protection and security services, including those related to the massive use of force and direct involvement in military and pacification operations. Recently, a study of the issue was carried out. It could turn out to be very appropriate[68]. Secondly, the activities performed by PMSCs at the request of state institutions should be treated as state activities and should entail state responsibility. Thirdly, any kind of abuses committed by PMSCs and their personnel acting under a contract with state authorities must be prosecuted as if committed by state officials. PMSCs contractors and PMSCs themselves providing defense, military and security services, if involved in different types of abuses and wrongdoings, should be tried and sentenced the same way as the state officials and their superiors are. Fourthly, it is necessary to adapt the Convention on Mercenaries to the radically changing international context. The definition of the person involved in mercenary activities is to be changed to make it simpler and workable. The definition must be expressly made applicable to PMSCs. The activities and acts considered as a violation of international law requirements and attributed to mercenaries should be forbidden for PMSCs as well. Fifthly, the international arms control regime may be enlarged to comprise a special chapter on the export/import of defense, military and security services. Sixthly, all states should introduce legislation criminalizing the banned activities and providing for the reprivatization of former state defense, military and security services. In the second place, we need to make it quite clear to all players in the defense, military and security services market that from now on the states will not support the proliferation of PMSCs and their activities and that in the future the states will curtail the market, giving up practices of relying on outsourcing of basic governmental functions. It is fair and in compliance with the certainty of law traditions. It will help all players concerned to proceed forward with strategic planning. In the third place, a multilevel international mechanism for controlling, supervising and regulating PMSCs activities should be agreed upon and established. Its main features must reflect the ideology of reprivatization of vital state functions in the sphere of external and internal security. On the one hand, it should provide for efficient monitoring of the compliance of the states and PMSCs with the bans and obligations described above. On the other hand, it should establish a regulatory framework for legitimate activities of providing private defense, military and security services and for the state cooperation to make it viable and efficient. The best way to achieve that could be a comprehensive international convention, comprising substantive rules, procedures and mechanisms encompassing all or most of the ideas, proposals and recommendations contained in the present article. But let us be realistic. It will take too much time to agree on such a convention. It is high time to take rapid actions. That is why it would be better to start with establishing a powerful UN Universal Agency on PMSCs with all-embracing, large and loose competencies. The Agency could be instructed to elaborate its rules of procedure and adopt as quickly as possible a necessary regulatory framework. To launch such a UN Universal Agency, it will do to agree on the guiding principles to be later developed by the Agency itself. The members of the Agency will be under the obligation to stick to the guiding principles, to sign and implement future binding legal instruments produced by the Agency, to adopt national regulatory harmonized framework and to create their national agencies on PMSCs, empowering them to efficiently put into practice national and international legislation. The UN Working Group on mercenaries has made a crucial step this year when it decided that we need to budge from perceiving PMSCs "as part of the regular "business as usual" exports under commercial regulations towards perceiving them as highly specific field of exports and services requiring supervision and constant oversight on behalf of the national Governments, civil society and international community, led by the United Nations" (Doc. A/63/325, paragraph 85). But this is just a first step in the right direction. There is a lot of work ahead of us. Let us move from words to deeds. © M.L. Entin, doctor of law, professor, director of the European Studies Institute at MGIMO-University [1] European Practices of Regulation of PMSCs and Recommendations for Regulation of PMSCs through International Legal Instruments // Anne-Marie Buzatu. The Geneva Centre for the Democratic Control of Armed Forces (DCAF). – Geneva, 30 September 2008. – 59 p. [2] UN General Assembly Doc. A/63/325 Report on the question of the use of mercenaries as a means of violating human rights and impeding the exercise of the right of peoples to self-determination. – 25 August 2008. – P. 7. [3] See, e.g.: Schmeidl Susanne. Case Study Afghanistan – Who Guards the Guardians? / Private Security Companies and Local Population: An Exploratory Study of Afghanistan and Angola. Swisspeace report, November 2007. – P. 14 – 45; Brooking Stephen, Schmeidl Susanne. When Nobody Guards the Guards: The Quest to Regulate Private Security Companies in Afghanistan // Sicherheit und Frieden, Vol. 4, fall 2008. [4] Accountability for Private Military and Security Companies // Amnesty International Human Rights Elections Brief 2008, No. 9, 2008. – P. 1. [5] UN General Assembly Doc. A/63/325. – P. 7. [6] 31 USC 501. [7] Afghanistan, for example, as is mentioned in the report, responded to this situation by imposing an age limit of 25 for Afghan nationals to join private security firms, and is considering raising the limit to 30. [8] Richards Anna, Smith Henry. Addressing the Role of Private Security Companies within Security Sector Reform Programmes // Journal of Security Sector Management, Vol. 5, No. 1, May 2007. [9] Some experts think that it is the main reason for PMSCs proliferation. [10] Private Military Companies // Geneva Centre for the Democratic Control of Armed Forces, DCAF Backgrounder, No. 4, 2006. [11] Born H., Caparini M., Cole E. Regulating Private Security in Europe: Status and Prospects // DCAF Policy Paper, No. 20, 2007. – P. 10. – Available at www.dcaf.ch. It is a reprint of the Council of Europe Council of Police Matters of the European Committee on Crime Problem draft report, Report No. PC-PM, 2006, 01, Strasbourg, 11 September 2006. [12] European Practices… - P. 11. [13] European Practices… - P. 17. [14] Born Hans, Caparini Marina, Cole Eden. – Ibid. [15] This information is based on "Panoramic Overview of Private Security Industry in 25 MS of the EU", CoESS and Uni-Europa, 2004. [16] Recent US John Warner National Defense Authorization Act for FY 2007 extends military codes to PMSCs and brings them potentially under the jurisdiction of locally-based military courts. [17] Lanigan Kevin. Legal Regulation of PMSCs in the United States: The Gap between Law and Practice // Sicherheit und Frieden, fall 2008. – P. 4. [18] Razook Erica. Online-debate on Private Security Contractors // Council on Foreign Relations, 13 December 2007. – http://www.cfr.org [19] Available at the ICRC website at http://icrc.org [20] How is the Term "Armed conflict" Defined in International Humanitarian Law? // ICRC Opinion Paper, March 2008. [21] Jose L. Gomez Del Prado writes: "These new modalities have absorbed the use of traditional individual mercenaries… Recruited in their respective countries from all over the world as "private security guards" to provide protection, most of them have in fact taken part in internal low-intensity armed conflicts. Most of them are not members of the armed forces of a party to the conflict and they have not been officially sent by their respective States. All of them have been essentially motivated by private gain. Although these are characteristics of the mercenary-related activities and modalities of the conflicts of the twenty-first century, they are in fact, extremely difficult to prove. These situations together with the loopholes in international law permit PMSC to operate in a grey zone". – Del Prado J.L.G. Impact on Human Rights of Private Military and Security Companies’ Activities // Global Research, October 11, 2008. – P. 2. – http://www.globalresearch.ca/index.php?context=va&aid=10523   [23] It was adopted by the resolution of the UN General Assembly. As in case of Article 47 its mission was to nip in the bud the growing phenomenon of Western governments hiring mercenaries to suppress national liberation movements. Here lies the explanation why it is largely boycotted by them and inter alia by those states which are interested in PMSCs proliferation. [24] Cameron Lindsey. Private Military Companies: Their Status under International Humanitarian Law and Its Impact on Their Regulation // International Review of the Red Cross, No. 863, 2006. – P. 573 – 598. There is even a well known saying belonging to G. Best. In his historical book "Humanity in Warfare: The Modern History of the International Law of Armed Conflicts", published in 1980, he wrote: "any mercenary who cannot exclude himself from this definition deserves to be shot – and his lawyer with him!" (P. 383). [25] European Practices… - P. 24. [26] Its overview is available at http://www.eda.admin.ch/psc. See as well: Brooks Doug. The Swiss Show Some Initiative // Journal of International Peace Operations, Vol. 3, No. 6, May-June 2008. [27] For its summary see, e.g.: Perret Antoine. Latin-America Experience and Lessons for Regulation. Draft Report for the UN Working Group on the use of mercenaries. – Bogotá, 1 October 2008. – P. 31 – 38. [28] European Practices… - P. 25. [29] Ibid. – P. 49. [30] Ibid. – P. 3, 41 – 47. [31] See: Report No. PC-PM, 2006, 01, Strasbourg, 11 September 2006. [32] National Defense Authorization Act for Fiscal Year 2008, H.R. 4986, passed in the U.S. Congress House of Representatives, January 16, 2008, passed in the Senate, January 22, 2008, signed by the President, January 28, 2008. [33] Draft International Convention on Private Military and Security Companies. – Moscow, 10 October 2008. – 12 p. [34] The Working Group was established in July 2005 pursuant to the former Commission on Human Rights resolution 2005/2. It is mandated, inter alia, to monitor mercenaries and mercenary-related activities in all their forms and manifestations in different parts of the world and to study the effects of the activities of private companies offering military assistance, consultancy and security services on the international market on the enjoyment of human rights. [35] UN General Assembly Doc. A/63/325. – P. 16. [36] See: Perret Antoine. Op. cit. – 38 p.; Саунина Е.В. Междунарощные военные конфликты [Saunina E.V. International Military Conflicts. – Original Russian]; Валецкий Олег Витальевич. Частные военные компании, их создание и развитие. Опыт работы в Ираке и других регионах мира. Влияние боевых действий в Ираке на их деятельность. Положение в Сербии и России [Valetzkyi O.V. Private Military Companies, their Creation and Development. Experience Gained in Iraq and other Regions of the World. Influence of Military Operations in Iraq on their Activities. Situation in Serbia and Russia. – Original Russian]; Приватизация войны (Частные военные компании, их создание, развитие и опыт работы в Ираке и других регионах мира). Статья Олега Валецкого с предисловием и примечаниями Веремеева Ю.Г. [Privatization of War (Private Military Companies, their Creation, Development and Working Experience in Iraq and other Regions of the World). Article by Oleg Valetzkyi with introduction and comments by Veremeev U.G.]. [37] In fiscal year 2001 Blackwater had $736,906 in federal contracts, in 2002 - $3,415,884, in 2003 - $25,395,556, in 2004 – 48,496,903, in 2005 - $352,871,817, in 2006 - $596,601,952. See: Memorandum, October 1, 2007, to Members of the Committee on Oversight and Government Reform of the Congress of the United States House of Representatives from Majority Staff on Additional Information about Blackwater USA. – P. 3 – 4. [38] Chairman Waxman’s Opening Statement // U.S. House of Representative Hearing on Private Security Contracting in Iraq and Afghanistan, Tuesday, October 02, 2007. – P. 1. – http://oversight.house.gov/story.asp?ID=1511 [39] Ibid. – P. 4. [40] Ibid. – P. 4 – 5. [41] Ibid. – P. 5 – 6. [42] See: Perret A. – Op. cit. – P. 16. The author cites examples of the company "Triple Canopy" subcontracting for the benefit of the US State Department services of "3D Global Solutions" which in its turn subcontracted "Gesegur SAC", "Gun Supply SA", "G4S Wackenhut Peru SA", "Defion International SA" or "Red Tactica Inc." recruiting former Chilean military and police personnel to work for Blackwater. [43] Or on the contrary on contras side like in Nicaragua. – See: Gomez I., Paez A., Reyes L., Rodrigues F., Peterson L. y otros. Colombia: Outsourcing War. – Washington: International Consortium of Investigative Journalists, 2001. [44] Perret A. - Op. cit. – P. 18. [45] Ibidem. [46] See: Veilette C. Andean Counterdrug Initiative (ACI) and Related Funding Programs: FY2005 Assistance. – Washington: Congressional Research Service & the Library of Congress, 2005; Perret A. – Op. cit. – P. 23 – 26. [47] Ibid. – P. 19 – 23. [48] See: Singer P.W. Corporate Warriors, the Rise of the Privatized Military Industry. – Ithaca, London: Cornell University Press, 2003. – P. 148; Perret A. – Op. cit. – P. 28. [49] Chairman Waxman’s Opening Statement. – Op. cit. – P. 2. [50] "Using Blackwater instead of U.S. troops to protect embassy officials, - says one of the U.S. Congress documents, - is expensive. Blackwater charges the government $ I, 222 per day for the services of a private military contractor. This is equivalent to $445,000 per year, over six times more than the cost of an equivalent U.S. soldier". -  See: Memorandum, October 1, 2007, to Members of the Committee on Oversight and Government Reform of the Congress of the United States House of Representatives from Majority Staff on Additional Information about Blackwater USA. – P. 3 [51] U.S. Secretary of Defense Robert M. Gates relatively recently testified: "[M]y personal concern about some of these security contracts is that I worry that sometimes the salaries that they are able to pay in fact lure some of our soldiers out of the service to go to work for them". That is why he had asked Pentagon officials to work towards including "non-compete clauses" in military contracts in order to "put some limits on the ability of these contractors to lure highly trained soldiers out of our forces and to work for them". – Testimony of Secretary of Defense Robert M. Gates. Hearing of the Senate Committee on Appropriations: the President’s FY 2008 Supplemental Request for the Wars in Iraq and Afghanistan, September 26, 2007. [52] See: Memorandum, October 1, 2007, to Members of the Committee on Oversight and Government Reform of the Congress of the United States House of Representatives from Majority Staff on Additional Information about Blackwater USA. – P. 1. For more detailed description of Blackwater’s escalation of force incidents see: Ibid. – P. 6 – 8. [53] Ibid. – P. 2. [54] Chairman Waxman’s Opening Statement. – Op. cit. – P. 2. [55] Private Military Contractors in Iraq: An Examination of Blackwater’s Actions in Fallujah. Prepared by Majority Staff for U.S. House of Representatives Committee on Oversight and Government Reform Chairman Henry A. Waxman, September 2007. – P. 4. [56] Chairman Waxman’s Opening Statement. – Op. cit. – P. 2. For more detailed description of the State Department response to the "Christmas Eve shooting" and other cases see: Ibid. – P. 9 – 12. [57] Ibid. – P. 13. [58] Chairman Waxman’s Opening Statement. – Op. cit. – P. 2. [59] Accountability for Private Military and Security Companies // Amnesty International Human Rights Elections Brief 2008, No. 9, 2008. – P. 1. [60] Dickinson L.A. "Status of Forces Agreements and UN Mandates: What Authorities and Protections Do They Provide to U. S. Personnel". Testimony before the U.S. House of Representatives Subcommittee on International Organizations, Human Rights, and Oversight of the Committee on Foreign Relations // U.S. House of Representatives Hearings. – Washington, Thursday, February 28, 2008. – P. 2. [61] Ibidem. [62] It’s an extract from Paragraph (g) of Article 3 of the Definition of Aggression, annexed to the United Nation General Assembly Resolution 3314 (XXIX) – 14 December 1974. This provision may be read in conjunction with Article 2, establishing that "the First use of armed forces by a State in contravention of the [UN] Charter shall constitute prima facie evidence of an act of aggression". [63] Accountability for Private Military and Security Companies // Amnesty International Human Rights Elections Brief 2008, No. 9, 2008. – P. 2. [64] Del Prado Jose L. Gomez, Maffai Margaret and others. Wisconsin International Law Society (WILS) Model Law Project // WILS paper, 10 October 2008. – P. 2. [65] Draft International Convention on Private Military and Security Companies. – Moscow, 10 October 2008. – P. 2. [66] Ibid. – P. 5. [67] Ibid. – P. 8. [68] In accordance with the WILS Model Law Project preliminary report, suggested prohibited activities fundamentally inappropriate for outsourcing to PMSCs are, but not limited to: conduct of and involvement in military operations, dangerous military support activities, use of weapons and explosives except in training and defensive purposes, military counseling, advising, training, and providing and processing intelligence, interrogation of suspects and prisoners. - Del Prado Jose L. Gomez, Maffai Margaret and others. Op. cit. – P. 9 – 11. №10(26), 2008

Брюссель не снижает нажима на руководство Болгарии, считая, что оно недостаточно делает для борьбы с коррупцией (см. «Болгария и Румыния получили от Брюсселя желтые карточки», номер 8-9(25) за 2008 год). Последним эпизодом, который дал Европейскому Союзу повод требовать от Софии более решительных действий в этом направлении, стал скандал, связанный с предполагаемыми связями правящей соцпартии с одной из преступных групп. В прокуратуру попали документы, согласно которым партийцы получали пожертвования от «группировки Стойкова-Николова». С одним из ее главарей нынешний премьер-министр Сергей Станишев будто бы даже встречался в 2005 году. «Мы не можем проверять каждого, кто делает пожертвования, – объясняет он сам газете «Интернэшнл геральд трибюн». – Если будет установлено, что один из доноров нарушил закон и пожертвовал грязные деньги, мы переведем их на благотворительные нужды». При этом глава правительства отметил, что Болгария добивается прогресса в борьбе с коррупцией, и призвал сравнить нынешнее положение с тем, которое было 10 лет назад. Однако в Брюсселе все меньше склонны мириться с нынешним положением дел в этой стране. Наибольшую решительность выразил голландский министр по европейским делам Франс Тиммерманс: «Нам нужны результаты через пару месяцев. ЕС не может повторять, что «вы можете добиваться большего», без того, чтобы в один прекрасный момент не начать делать выводы. Мы убедились, как важно строго расходовать получаемые (от ЕС. – Прим. ред.) структурные фонды. Это приводит к положительным сдвигам. Я призываю Европейскую Комиссию продолжать этот курс». Вскоре исполнительный орган ЕС должен определиться с замороженными пока средствами, предназначавшимися для Болгарии. В общей сложности речь идет о 250 миллионах евро, что немало для Софии. Всего из фондов ЕС в Болгарию на нужды развития должны быть переведены до 2013 года 11 миллиардов евро. Леонид НИКУЛЬШИН №10(26), 2008