Выпуск №2(41), 2010

Pour une théorie de la protection juridique de la phénoménologie existentielle de la personne humaine au-delà des différences entre cultures et conceptions du droit. Moscou, 2010 Dialogue 1 L'identité individuelle et sociale de la personne comme finalité de la médiation juridique PP: Nous commençons aujourd'hui ces dialogues sur les droits de la personne auxquels nous sommes en train de nous préparer depuis longtemps, dont un des aspects méthodologiques est la possibilité d'aborder le problème des droits de la personne à travers une approche plus pragmatique qui n'est plus basée sur des critères aprioristes, mais sur la tentative de qualifier juridiquement la personne à travers ses besoins existentiels. La définition de ce paradigme devrait être un point d'arrivée de ces réflexions, que nous entendons mener, cependant, avec une approche critique des idées analytiques inhérentes aux droits de l'homme, des droits fondamentaux, des droits constitutionnels de la personne. Nous entendons donc évaluer la possibilité d'étendre ces idées au-delà des limites des cultures et des théories juridiques à travers lesquelles elles se sont développées. Un des aspects qui mérite une réflexion plus profonde est la relation entre la théorie et la protection pratique des droits de la personne, d'une part, et les différentes cultures, de l'autre. Tu t'es souvent montré partisan d'une thèse, que je soutiens entièrement d'ailleurs, et que j'ai proposée moi même comme projet de recherche aux termes de la XXII-me conférence de l'Association internationale de philosophie et de sociologie du droit, (Granada 2005). Selon cette thèse, il faut examiner les droits de l'homme à travers les contributions des différentes cultures. Au cours des débats que nous avons eus tu as insisté sur le fait que l'idée de la protection des droits de l'homme n'est pas liée seulement à la culture européenne. Est-ce que tu peux développer cette idée d'une façon plus précise? M.E. Je vois une contradiction essentielle entre l'idée de protection universelle des droits de l'homme et la même approche universelle de cette idée, d'une part, et la tentative de faire associer ces droits à la seule culture européenne, aux conceptions dominantes dans le nord du monde ou aux traditions de quelque des pays européens. Pourquoi? Parce que si nous voulons vraiment que tous les gens, toutes les sociétés s'associent à l'idée de protection des droits de l'homme, nous devons aussi reconnaître leur contribution. D'où la nécessité de développer une plus ample vision des droits de l'homme. Nous avons toutes les raisons d'essayer d'atteindre un tel objectif. D'une part, la protection des droits de l'homme, quoiqu'en forme initiale et fondamentale comme protection de la personne dans différentes sociétés où elle se développe commence, à notre avis, à se révéler dès l'aube de la civilisation humaine, c'est-à-dire des centaines de milliers d'années avant que la civilisation européenne se fût développée et imposée à l'humanité. Nous pouvons dire que nous trouvons desmanifestations de la protection des droits de l'homme tout en observant le développement du droit et, par la suite, de la législation comme éléments de médiation à l'intérieur et à l'extérieur des sociétés. Les grandes civilisations de l'antiquité, celles de Chine et d'Indes, les grandes sociétés fluviales de Mésopotamie et d'Egypte, les villes-États grecques, les civilisations Etrusque et Romaine connaissaient le phénomène juridique et ils n'omettaient pas de s'en servir pour réguler la situation individuelle du sujet humain. L'idée de droit et celle de constitution qui s'en sont suivies ont permis de respecter la légitimité en limitant le pouvoir impératif des gouvernants et le pouvoir politique en général. D'autre part, à travers la longue évolution historique qui a marqué l'émergeance de la modernité et les constitutions du XVIII-me siècle, constitutions américaines et celles de la Révolution française, nous observons une manifestation juridique cohérente de tous ces éléments qui avaient caractérisé la naissance et l'évolution des différentes conceptions des droits inhérents au sujet humain. A côté de cette manifestation juridique, nous trouvons une réalisation croissante, dans la pratique, des aspects signalés, au cours des siècles, dans le débat moral, social, politique, et juridique. Ce double niveau de détermination juridique et de réalisation pratique des soi-disant droits de l'homme et du citoyen réussissait à limiter l'exercice du pouvoir politique en domaines déterminés. Cependant, le contenu de cette protection apparaissait essentiellement limité à quelques manifestations existentielles subsumée en l'espèce des droits civils et politiques. On ne peut pas méconnaître le caractère progressif de la manifestation, dans le droit et dans la jurisprudence, des conceptions adressées à la protection des droits de l'homme qui se sont développées de nos jours. Cependant, la réduction de la protection des manifestations existentielles aux seuls droits civils et politiques, se prêtait à une attitude passive, indifférente ou insuffisante à la protection des manifestations existentielles relatives au rôle joué par l'immense majorité des individus dans le processus économique et aux conditions sociales. PP. Est-ce que tu entends par là que la phénoménologie existentielle de la personne humaine a sa dimension complexe? Que nous devons en protéger toutes ses manifestations? Et que, par conséquent, la substitution d'une protection générale à celle de quelques aspects seulement, comme les droits civils et politiques, ne relève-t-elle d'une synecdoque pure, mais qui se révèle dans une discrimination effective, à travers une primauté arbitraire accordée à des valeurs - correspondant à quelques manifestations existentielles - respect des autres - liées aussi aux manifestations essentielles de l'existence humaine? M.E: Il faut à ce propos, se référer aux contrastes des conceptions des droits l'homme au XVIII-me siècle, qui se sont manifestés de manière considérable à partir du début du XIX-me siècle, à travers les postulats du mouvement ouvrier et ensuite des revendications directement liées à la reconnaissance de la liberté d'association, du développement des mouvements des conseils, et des partis socialistes et ouvriers. Au cours de cette période, nous observons d'un côté que ces mouvements ont eu un impact significatif sur le modèle juridique adopté pour la tutelle juridique du sujet humain. De l'autre, que quelques-unes de ces conceptions se caractérisaient par leurs relations évidentes avec des doctrines et propositions ayant déjà émergé au cours du développement historique. Il apparaissait donc que les problèmes de la société, des conditions de vie et de travail avaient depuis longtemps constitué un centre d'intérêt. Mais mêmes ces problèmes avaient été laissés de côté dans la pratique, ce qui était dû à une prépondérance politique de quelques partis des différentes sociétés dont les influences s'étaient consolidées dans les Etats-nations et dans les empires européens. Nous avons la même impression, si nous nous référons à la conception des droits qui prévaut aussi aujourd'hui - au moins formellement, - dans le contexte qui accompagne l'intégration européenne. Selon une telle logique, les droits civils et politiques sont étroitement liés aux droits économiques et sociaux. Aussi une tendance toujours plus grande à souligner qu'en principe, même le sujet de droit n'est pas un citoyen mais un être humain est-elle caractéristique du fait. Malgré les nombreuses critiques qui peuvent être adressées à l'application pratique des principes exposés, on ne peut pas omettre la reconnaissance de la culture juridique exigeant la nécessité de garantir, d'une manière cohérente et conjointe, tous les sujets du genre humain et toutes leurs manifestations existentielles. Du point de vue historique, nous ne devons pas oublier non plus, qu'après la conclusion du second conflit mondial, dans le contexte des travaux sur la Charte des Nations Unies, il y avait l'Union Soviétique qui avait proposé d'incorporer les droits de l'homme dans la Charte même. Au cours de cette période, cependant, la tension qui voyait opposer les droits civils et politiques aux droits économiques et sociaux était si prononcée dans les différentes conceptions qui se mesuraient, au moins avec référence á la présente situation, à la nécessité de travailler sur deux différents instruments pour la Protection internationale des droits de l'homme c'est-à-dire les Pactes de 1964. De toute façon, dans un tableau évolutif, la même conception des droits de l'homme qui englobe les droits civils, politiques, économiques et sociaux s'est développée graduellement. Ces aspects sont bien connus de la science juridique. Aussi l'idée selon laquelle les destinataires de la protection juridique assurée à travers les mécanismes de protection des droits de l'homme sont tous des êtres humains, ne s'est-elle pas développée dans la pratique sans de graves points obscurs, des pas en arrière, ou hésitations coupables. Dès lors, il suffit de penser aux périodes de la première et de la deuxième guerre mondiale et au traitement, du côté britannique ou américain, des soldats en tant que leurs citoyens et d'autres soldats provenant des pays coloniaux. En ce qui concerne le traitement réservé aux citoyens, chaque vie était appréciée d'une manière appropriée. Les opérations de guerre étaient programmées dans beaucoup de cas, de manière à atteindre les objectifs avec la plus petite perte possible des vies humaines de leurs nationaux. La vie d'un Américain ou la vie d'un Anglais étaient des valeurs à prendre en considération avant tout. Une telle attention n'était pas réservée aux combattants provenant des pays coloniaux. Les concepts de la protection des droits de l'homme se basaient sur l'idée selon laquelle il y avait deux types différents de peuples: peuples civilisés et peuples qui auraient dû être civilisés à travers le contrôle des premiers. Une telle conception est inacceptable selon la présente notion du droit, surtout si nous acceptons que son objectif est de protéger les manifestations existentielles du sujet humain. La dichotomie entre peuples civilisés et peuples qui auraient dû être civilisés, portait un germe de révolte des pays coloniaux vis-à-vis des colonisateurs. Les anciennes colonies de pays libres ont souvent été amenées, malgré le lourd fardeau de la colonisation, à fournir leur propre contribution, originale et directe, à une protection toujours meilleure des différentes manifestations existentielles du sujet humain. Cette contribution n'est possible que dans un contexte où toutes les nations seraient égales ayant droit à l'autodétermination, malgré leurs pouvoirs économiques ou politiques différents, et étant aptes à développer une coopération naturelle parmi elles. Et c'est seulement dans ce contexte que toutes les régions du monde seront capables d'apporter leur contribution réelle au développement d'une protection croissante des différentes manifestations existentielles du sujet humain. C'est seulement dans ce cadre que nous pourrons affirmer que les droits de l'homme sont universels et, en tant que tels, ils sont aptes à protéger les manifestations existentielles du sujet humain. Cette universalité souligne l'importance des contributions de provenances différentes. Cependant l'autodétermination des nations entendue comme élément essentiel pour la production d'un droit correspondant aux exigences qui se révèlent dans différents lieux vit et se révèle à travers la protection juridique des différentes manifestations existentielles du sujet humain. La protection de ces manifestations est un point essentiel pour le développement des différentes sociétés et des différents systèmes politiques dans les régions du monde. La protection des manifestations existentielles du sujet humain devient ainsi un élément de support simple et harmonieux des différentes étapes de développement et d'innovation. PP. Je te remercie, Mark, pour les problèmes que tu as développés. Tu as indubitablement mis en avant une question de grand intérêt, qu'est la protection des manifestations existentielles de la personne - sans tenter de définir précisément ce que nous entendons sous le mot personne qui n'est pas seulement liée au concept moderne. Il y a eu des idées qui se sont développées dans différentes sociétés qui ont peu à peu manifesté une attention croissante à la protection de quelques expressions de vie, de quelques manifestations essentielles de la vie du sujet humain. Cependant, le problème, comme tu l'as bien souligné, c'est la relation entre: a) la protection des droits et des manifestations existentielles de la personne; b) l'évolution des conceptions de la personne; c) le progrès de la culture et de la technique. À ce propos, tu as souligné un processus évolutif des contenus protégés juridiquement, des différentes manifestations existentielles du sujet humain qui a eu lieu à travers, par exemple, la contribution du mouvement ouvrier. En ce qui concerne cette relation, on pourrait faire valoir l'existence d'une relation forte entre le développement de la protection juridique des droits de l'homme et celui de la démocratie. Il me semble pouvoir déduire de tes affirmations aussi une seconde conséquence qui est celle du rapport entre, d'une part, le développement de la conception des droits de l'homme, le développement du rôle de médiation du droit, de la "rule of law" - cette dernière entendue dans un sens pour ainsi dire ‘très général' et la protection croissante des manifestations existentielles du sujet humain, de l'autre. Évidemment, si nous nous concentrons sur la période historique qui a mené à l'affirmation généralisée du principe juridique comme médiation entre différentes instances et du principe de protection des manifestations du sujet humain comme éléments caractérisants le développement des sociétés occidentales, nous observons des moments topiques, qui ont un caractère fondamental. Parmis ceux-ci, nous avons la révolution grégorienne du XI siècle, où s'est imposée la séparation de la sphère politique et de celle de la morale, même dans leur interaction mutuelle. Il y a eu aussi une révolution commerciale qui a mis en évidence la nécessité d'un droit différent pour des groupes de gens différents caractérisés par leurs intérêts spécifiques. Nous avons aussi assisté au développement d'une idée qui avait dû être exercée à travers un «prudentia mixta», à travers l'influence de l'humanisme hollandais et notamment de Juste Lipsius. Cette dernière a consenti à prêter une attention considérable à la protection des gens qui professaient une foi religieuse différente de celle officielle au lendemain de la conclusion des guerres de religion. Tu as mentionné deux aspects de grande importance, d'abord l'influence des mouvements ouvriers pour la protection des droits de ceux qui apparaissaient jusqu'à ce moment exclus de la sphère d'exercice du pouvoir. Tu t'es aussi référé au mouvement le plus récent pour la réalisation d'une protection des droits de l'homme entendue non plus seulement comme protection juridique du citoyen. Il s'agit d'un mouvement de pensée qui a eu d'importantes conséquences philosophiques et politiques portant sur la protection juridique des expressions existentielles du sujet humain, et enfin de la personne considérée en tant que telle. Ce processus de nature tendancielle représente, à notre avis, un des grands défis de l'idée même du droit au niveau global. Une réflexion qu'on pourrait développer à cet effet concerne la contribution de la société russe en tant qu'une société qui a évolué dans le temps à travers des idées et canons de nature morale. Le christianisme a, en effet, caractérisé de manière essentielle, à travers une multiplicité d'expressions, le développement de la société et de la culture russes. À la lumière du christianisme, se sont développés les canons logiques à travers lesquels a pris corps le pouvoir politique. Sous ce point de vue, malgré ses spécificités, l'expérience russe nous semble, en perspective, analogue aux différentes expériences occidentales, et constitue, dans ses diversités, une partie intégrante de celles-ci. Les grands modèles interprétatifs proposés par la littérature russe ont une grande importance pour analyser le processus sémiotique qui a contribué au développement de l'idée de la personne dans la culture occidentale. De tels modèles interprétatifs considérés dans le contexte de modernité nous semblent avoir été les premiers à avoir développé la conscience de la multiplicité de langage, de leurs niveaux, et des véhicules pour leur communication comme éléments caractéristiques des sociétés dynamiques et hypercomplexes. À ce point, nous devrions soulever le problème de la possibilité de développer une approche des droits de la personne dans différentes cultures de manière un peu plus générale. En ce moment, nous trouvons, en effet, dans la sphère globale, des opinions selon lesquelles des pays, par exemple la Chine, n'ont pas développé dans leur héritage des racines culturelles aptes à mener à l'idée des droits de l'homme, et à son assimilation par le droit. Des opinions semblables se rapportent aussi à l'Inde. Outre ces réflexions, il y en a eu d'autres, dans une perspective relativiste ; l'idée des droits de l'homme, se trouve être compromise irrémédiablement en raison de son caractère relatif, liée à son origine typiquement occidentale. En nous opposant à ces opinions, nous faisons valoir notre choix méthodologique selon lequel plus qu'à l'idée de droits de l'homme, nous nous référons à la question de parvenir à une protection juridique cohérente des manifestations existentielles du sujet humain. À ces fins, nous trouvons, dans l'étude des différentes cultures, soit des aspects à observer de façon critique, soit des éléments intéressants pour notre réflexion. La même enquête historique sur la culture arabe peut constituer un exemple digne d'attention. L'histoire de la philosophie chinoise nous fournit qussi des exemples intéressants. Il suffit de penser aux auteurs comme Feng Youlan, qui ont tenté de présenter les grands problèmes affrontés par les écoles philosophiques chinoises en les reportant dans le cadre des sujets et des problèmes qui ont caractérisé les réflexions des écoles philosophiques occidentales. Dans sa présentation, nous trouvons des concepts rapportés à la matérialité, à la psyché, à l'esprit, aux rapports entre différents principes, conceptions que nous trouvons présentes, sous formes et raisonnements différents, dans les grandes écoles occidentales. Nous trouvons ici des occasions intéressantes pour la réflexion, avec référence aussi à la culture du présent. Par exemple, dans la culture indienne contemporaine nous pouvons trouver des idées qui conjuguent identité et innovation de manière assez originale, comme dans le cas de l'approche de Gandhi d'une confrontation politique non-violente, d'une idée de citoyenneté élargie et inclusive. Nous pouvons trouver beaucoup d'autres idées de ce type développées, par exemple, par Martin Luther King, qui constituent de vrais ponts vers des méthodes universelles, mais pragmatistes, pour considérer la protection des manifestations existentielles de la personne. À propos de ces exemples, on doit noter la nécessité d'une approche selon laquelle l'objet de la connaissance juridique ne doit pas relever des entités abstraites, difficiles à définir, mais des matières concrètes qui comme les êtres humains sont définissables à partir de leurs besoins existentiels. Cette tendance de la science juridique à s'adresser à des sujets concrets, et pas vraiment à des abstractions comme individu, citoyen, bon père de famille, est vérifiable dans l'évolution historique de la science juridique. Cette analyse rapproche la science juridique de celles qui tendent à définir leur objet d'études de manière précise. Je serais heureux d'entendre ton avis là-dessus. M.E Pasquale, tu viens de citer différents penseurs, différents mouvements de pensée, différentes approches des droits. Il y a évidemment différentes manières de penser les droits de l'homme: en tant que relations entre l'individu et la société, l'individu et l'État et ces problèmes, comme on le sait, sont étroitement liés à l'étude des droits de l'homme. Nous pouvons parler d'égalité, de fraternité, d'applications de ces principes à des relations entre les gens, à la considération de l'état des gens dans les sociétés. Ces analyses, de caractère plus essentiel sont aussi liées de manière étroite au problème des droits de l'homme. Nous pouvons parler de relations entre la bureaucratie et l'État, entre l'État et la bureaucratie, comme dans le cas de la Chine. Mais nous pouvons chercher aussi à aller au-delà des théories traditionnelles sur les droits de l'homme, en vue d'une approche plus générale. L'analyse des grandes approches philosophiques, des modèles qui se sont développés dans les grandes cultures, de ceux qui ont caractérisé le développement des grands Etats, etc., ne débouche pas toute seule sur des résultats pratiques considérables. Pour cette raison, l'approche que tu as indiquée de nous concentrer sur les manifestations existentielles de la personne me paraît utile et proportionnée comme tout le problème que nous voulons examiner. En effet, un des sujets que j'entend mettre au service d'une approche plus générale de la protection juridique des manifestations existentielles de la personne porte sur les paradoxes véritables qui découlent des différentes tentatives d'exporter les droits de l'homme ou la démocratie. Quels résultats pouvons-nous obtenir de la considération qu'a toujours eu une contribution universaliste des grandes écoles philosophiques, des grandes cultures au problème des droits de l'homme? Ces contributions n'ont pas eu de résultats pratiques réels, dans les cas où la démocratie ou les droits de l'homme ont été, pour ainsi dire, "importés". Nous pourrions à cet égard, considérer ce qui est arrivé dans de nombreux cas dans lesquels un Etat ou un groupe d'Etats avaient entendu imposer à d'autres la démocratie ou les droits de l'homme. Il n'y a pas eu de véritables résultats positifs. Par ailleurs, la situation est assez différente dans le cas où, malgré des difficultés et obstacles de différente nature, un Etat ou une société décident de fournir leur contribution à la protection juridique des manifestations existentielles de la personne humaine. Dans ce but, ils cherchent la méthode et les solutions les plus appropriées, dans la définition de ces besoins et de leur protection juridique et ils apportent souvent leur propre contribution à la démocratie et aux droits de l'homme. Les résultats qui ont été obtenus dans ces derniers cas prouvent que les chemins qui portent à la protection des droits de l'homme, à la démocratie, à la primauté du droit, vont de pair avec le développement social, économique, et politique. Ils peuvent être poursuivi dans beaucoup de pays et de régions. Donc, si le processus de reconnaissance juridique des manifestations existentielles de la personne est imposé de l'extérieur, ou il n'est pas autochtone, il fera naître de toute façon des problèmes évidents en ce qui concerne l'application de ses principes, leur adaptation aux différentes réalités caractérisées par des situations sociales spécifiques, économiques, et politiques. Il en découle donc que la conception des droits de l'homme a un caractère relatif. J'entends par là non seulement que cette conception a un caractère dynamique qui se modifie et évolue à travers les différentes contributions mais aussi celle qui tient compte nécessairement des besoins actuels des sociétés, qui consiste à trouver en chaque circonstance un équilibre indispensable entre les intérêts de l'individu, ceux des différentes sociétés dans lesquels l'individu vit et travaille et les intérêts publics en général. Les différentes sociétés cherchent dans tous les domaines leurs propres balancements différents entre les intérêts relatifs. Par exemple, à examiner la lutte contre le terrorisme après le 11 septembre, nous trouverons qu'elle a été accompagnée par l'adoption d'instruments aux États-Unis et dans d'autres pays - ceux de l'Union Européenne notamment - que nous aurons du mal à considérer comme une conception statique des droits de l'homme, et définie une fois pour toutes. En effet, les pouvoirs de la police ont été augmentés, les pouvoirs des agences de sûreté aussi, et pas seulement ceux des agences nationales. La coopération internationale entre les polices et les services de sûreté est bien avancée. En outre, il a été donné accès aux banques de données individuelles, pratiquement partout on a placé des caméras de télévision pour que chaque mouvement, chaque pas de la personne soient suivis. Tout cela a beaucoup aidé à la sûreté. Mais est-ce que ceci est compatible avec les droits de l'homme? Les radicaux de la protection des droits de l'homme nient cela, les moyens adoptés pour lutter contre le terrorisme – selon eux – étant incompatibles avec la protection des droits de l'homme. Mais, si nous tenons présent à l'esprit que c'est à la société que revient la recherche d'équilibre, après le 11 septembre, il s'agit désormais d'un équilibre entre la sûreté augmentée et les autres droits de la personne, parmi lesquels on trouve avant tout les droits à la vie et à la sûreté personnelle, ainsi que les besoins de la protection concernant les sociétés de chaque État. Des exemples semblables sont nombreux. Nous en considérerons seulement un pour le moment, celui de savoir comment nous pouvons conjuguer les droits de l'homme avec les modifications intervenues dans la législation contemporaine en matière d'émigration. Par exemple, à partir du XIX-me siècle, différents pays ont poursuivi une politique favorable ouverte à l'émigration de gens provenant d'autres pays et continents. Ceci était motivé par des potentialités de développement qui avaient pu être achevés grâce à des flux croissants de population dans leurs territoires. Maintenant, les caractéristiques de développement économique contemporain, sont telles que la main-d'oeuvre n'est plus demandée comme auparavant. Ceci explique la critique de permissivité excessive souvent adressée aux législations sur l'immigration selon laquelle les politiques sur l'émigration adoptée auparavant ne sont plus conformes aux besoins du moment. On demande de limiter l'immigration et de combattre les flux illégaux de migrants. Dès lors, quelques pays ont dû tenir compte aussi des programmes politiques de l'extrême droite comme celui de Le Pen en France. Quelques-unes de ses propositions ont aussi été assimilées en quelque mesure dans d'autres pays, par exemple en Allemagne et ils font toujours partie du programme politique du président Sarkozy. Et donc, ces transformations qui doivent être refusées sur la base d'une conception rigide des droits de l'homme, comme purement et simplement inacceptables, doivent être rationalisée, si nous cherchons à tenir compte des manifestations existentielles de la personne humaine. Ainsi, du point de vue pratique, nous nous retrouvons plongés dans une protection intégrale des droits de l'homme pareille à celle de la Cour Européenne des Droits de l'Homme et engendrée par des tensions d'en bas dans les sociétés en mutation. La recherche de cet équilibre devient donc un des points fondamentaux même pour le législateur. Or, si nous admettons que les États-Unis, les pays européens peuvent tâcher de réaliser des balancements dynamiques et variables dans le temps entre les nécessités sociales et la réalisation des droits individuels, nous devons en même temps dire que les autres Etats ont aussi le droit de rechercher ces équilibres indispensables pour assurer le respect des droits de l'homme. Dans le même temps cependant ils ont le droit aussi de chercher des équilibres opportuns, de manière à pouvoir réaliser ces conditions nécessaires au développement économique, à la transition économique et sociale, et à affronter les problèmes politiques actuels. Mais qu'est-ce que cela signifie? Est-ce que cela signifie que chaque équilibre est possible? Cette conclusion est certainement inacceptable. Il faudra trouver des équilibres aptes à défendre les différentes manifestations existentielles de la personne humaine d'une manière adéquate, mais qu'ils soient à mêmes aussi de rendre possibles des solutions acceptables aux problèmes économiques, d'affronter les différents problèmes politiques et sociaux, qui demandent un engagement public. C'est en cherchant cet équilibre que le but de la médiation juridique sera justifié. P.P. Tu as souligné des problèmes majeurs : ceux qui dérivent de l'équilibre des intérêts, le problème de relativisme entendu comme réponse aux besoins actuels des différentes sociétés et des différentes catégories de gens, considérées dans un contexte où elles vivent et opèrent. Partant, si j'ai bien entendu, tu te réfères au relativisme comme à une relation nécessaire entre formulation des tenants et aboutissants, à travers lesquels nous entendons protéger juridiquement les aspects existentiels de la personne humaine, dans le contexte des besoins des différentes sociétés. La conception de l'équilibre des centres d'intérêts sous forme d'un balancement dynamique qui se modifie dans le temps peut sembler opposée à l'idée d'un équilibre statique, pétrifié, dans un sens donné aux règles constitutionnelles. Malgré son caractère problématique, qui nécessitera d'autres approfondissements, cette logique peut être considérée en relation avec l'idée - que nous avons déjà proposé - de constitution au sens statique et l'idée de constitution au sens dynamique (Policastro 2007: 2), c'est-à-dire, si nous en tenons à la constitution juridique, nous observons qu'il y a des constitutions statiques qui établissent et sanctionnent juridiquement une certaine distribution de la richesse, des influences sur la politique obtenue par l'adoption de règles opportunes et une distribution des influences sur la société. L'idée d'une constitution au sens statique, c'est une idée très intéressante. Par exemple, avec référence à la période du socialisme réel, à l'institution d'un système pareil, même si elle pouvait être modifiée par délibération du Parlement, aussi à la majorité simple, la constitution était elle-même fort rigide, mais du point de vue matériel. Il y avait en effet un noyau dur de mécanismes de fonctionnement de la politique, des rapports sociaux, des rapports économiques qui constituent l'ossature du système – au sens sémiotique – et paraissent assez difficiles à modifier dans leur substance. Nous retrouvons une rigidité matérielle forte des constitutions aussi dans les pays de l'Europe occidentale. C'est-à-dire il y a des relations sur le fondement desquelles ont lieu la distribution de la richesse, les interactions entre et à l'intérieur des groupes sociaux et se développent des rapports politiques, qui ont tendance à se reproduire et à se perpétuer. Nous avons aussi une autre conception de la constitution, c'est-à-dire celle de constitution au sens dynamique. Il s'agit d'un modèle de constitution qui est dirigée vers la modification dans le temps du modèle de distribution de la richesse existante, comme vers celle des modèles existants, d'influences sur la société et sur la politique. Habituellement, au cours des périodes de transition, des efforts significatifs sont faits pour concevoir et mettre en oeuvre des principes dynamiques. Ces principes sont des règles, aptes à mener à des changements des modalités de distribution de la richesse, des influences sur la politique et de la société. Que ce soit l'histoire des constitutions de l'Union Soviétique ou celle des constitutions des pays de l'Europe Occidentale, elles illustrent des cas tout à fait différents sur ce sujet. Ces règles fonctionnent toutes, en général, pendant une période de temps déterminée, jusqu'à ce que les intérêts au pouvoir arrivent à se consolider. Cela mène à la réduction de la force normative de ces principes dynamiques, et donc à des phénomènes qui pourraient être qualifiés de ‘cycles constitutionnels'. En effet, pendant les périodes qui suivent les grandes transitions,se révèle une tendance qui est celle de faire répandre, de faire élargir la protection et la base de la protection de l'homme, de l'individu, de la personne. Par la suite, les intérêts se consolident, nous observons l'affaiblissement de l'idée de faire élargir le domaine de protection des sujets juridiques et la base juridique de cette protection. Quand les intérêts qui gèrent le pouvoir tendent à se consolider ou à se replier sur eux-mêmes, ils tendront à adresser la protection juridique à l'intérieur d'un ordre déterminé, qui n'est pas en général l'ordre constitutionnel analysé formellement. Quant le cycle constitutionnel atteint son niveau le plus bas, le pouvoir dirigera le droit en vue de protéger les intérêts consolidés. Nous aurons donc un affaiblissement du contenu dynamique de la constitution. Un tel phénomène peut se reproduire dans des situations d'affaiblissement des processus démocratiques et du domaine de protection des manifestations existentielles de la personne humaine. Nous pouvons regarder chaque constitution dans une perspective soit statique, soit dynamique. De toute façon, à partir de l'analyse tant des règles constitutionnelles que du processus d'interprétation et de réalisation de la constitution, nous pouvons distinguer les constitutions comme celles où prédomine le principe statique ou dynamique. Le problème est ici de savoir comment rechercher, comment formuler, comment implémenter un principe juridique, apte à préserver cette poussée dynamique adressée à l'agrandissement de la base juridique subjective et objective de protection des manifestations existentielles de la personne, telles que nous les observons au moment où est bien réalisée la dimension dynamique de la constitution comprise au sens dont nous l'utilisons,. Le problème est très important. Quant à l'immigration et à la protection éventuelle contre des flux incontrôlés d'immigrants, il est à noter qu'en Europe nous assistons à une réduction du domaine tant objectif que subjectif de protection des droits, entendus comme protection des manifestations existentielles de la personne humaine. La construction de l'intégration européenne est commencée, en effet, avec l'idée d'élargir la base subjective de la jouissance des droits, même s'il s'agissait de droits économiques. L'idée, mise au coeur de ce processus, c'était de faire développer la solidarité entre nations et la fraternité entre citoyens. Nous assistons, à présent, à la mise en place de politiques presque protectionnistes, qui ne permettent pas le développement proportionné des pays qui se trouvent aux confins de l'Union Européenne. Cela engendre des flux d'immigration, ces immigrés étant traités, comme tu l'as bien souligné, à la lumière des intérêts purs des pays communautaires. Le problème s'avère ici beaucoup plus compliqué que le seul équilibre entre droits ‘collectifs' et individuels. En effet, si nous décidons d'équilibrer l'intérêt des personnes qui immigrent dans l'Union Européenne avec celui des sociétés européennes à sauvegarder leur modèle de développement économique et social, nous devons tenir compte du fait que pour notre action régulatrice nous interférons avec les manifestations existentielles des sujets humains. Dès lors, nous ne pouvons ne pas tenir compte de l'idée que se font de l'action régulatrice en question les sujets extérieurs qui en subissent les conséquences. En conséquence, il semblerait opportun de penser à la représentation de ceux-ci aussi dans les décisions qui les concernent, En effet, si on les traite simplement comme des sujets extérieurs, le risque sera que le maintien d'un certain modèle de développement économique ou d'un certain modèle de distribution de la richesse dans la société, engendre une approche instrumentale vis-à-vis d'autres sujets humains. Ceci tend à engendrer des tensions, et à affaiblir en ligne de principe l'idée de médiation à travers le droit. Par rapport aux problèmes de ce type, j'avais déjà proposé (Policastro 2007: 1), de tenir compte des interdépendances, c'est-à-dire du fait que n'importe quel acte à travers lequel des intérêts à l'intérieur d'un pays ou d'une région sont protégés, a des incidences sur l'extérieur. La comparaison développée de manière à tenir compte des interdépendances pourra donner des résultats très intéressants qui ouvrent des perspectives plus amples pour l'étude des interdépendances dans la dimension globale. En effet, les études des relations d'interdépendances entre les événements juridiquement considérables qui se produisent, sont en cours en Union Européenne et celles de Russie, que nous souhaitons de développer plus particulièrement, ne sont pas seulement un exercice utile pour connaître les seules relations substantielles entre les sociétés, les systèmes politiques et les économies intéressées. Elles pourraient comprendre une analyse plus élargie des interdépendances entre les différents pays ou régions du monde. Cependant, pour pouvoir faire une comparaison nous avons besoin d'un système de référence. À ce propos, je voudrais proposer un compromis. Jusqu'à ce moment-là tu t'es, en effet, rapporté à trois sujets juridiques de référence: individu entendu comme tout être humain, individu en tant que membre de sociétés où il vit et travaille et l'État. Tu t'es référé à ces trois sujets comme à des éléments qui existent simultanément. Cette interprétation est très importante, il faut néanmoins tenir compte de celui qui est ou devrait être sujet protégé, ainsi que des sujets qui sont nécessaires pour une protection juridique proportionnée aux manifestations existentielles en cause. Je proposerais de considérer la personne humaine comme centre de référence, et donc pas l'individu au sens libéral, ni l'individu complètement socialisé. Je proposerais de prêter notre attention à la personne qui existe en tant que telle, qui vit et travaille en participe dans différentes sociétés. Celle-ci cependant n'existe pas à l'intérieur de l'ordre d'un État seulement, d'une formation juridique étatique, mais elle existe en tant que telle. Quant à cette conception de la personne, j'ai eu plaisir de constater que tu t'es référé à l'activité des Nations Unies. Nous ne devons pas oublier l'adoption de la Déclaration universelle des droits de l'homme de 1948. Les travaux préparatoires de celle-ci paraissent intéressants surtout en vue de nos objectifs, parce qu'il s'était révélé une certaine convergence entre des humanismes concurrents (de La Chapelle). Parmi eux, il y avait des humanismes qui participaient à la formation des positions soviétiques devant cette entité, l'humanisme provenant des pays arabes et le personnalisme européen. On ne peut ne pas tenir compte d'une certaine hésitation de la représentante américaine, Madame Roosevelt, sur quelques points de convergence de ces humanismes. Il y a eu, ensuite, la guerre froide dans l'idéologie de laquelle les différents systèmes culturels ne semblaient exister que pour s'opposer. Mais après que nous avons assisté au déclin de cette idéologie, pourquoi ne pas revenir à la personne humaine comme sujet de référence pour le droit? Cela veut dire qu'on devra mettre l'État et les États au service de la personne. Cela veut dire aussi que le droit international devra tenir de plus en plus compte de l'existence de la personne et donc des sociétés d'individus aussi, même s'ils ne sont pas nationaux, ni membres de l'Union Européenne. Il faudrait tenir compte de la nécessité de doter les individus de remèdes opportuns pour protéger leurs intérêts, même par rapport au droit international. Plus les sujets vis-à-vis de qui des décisions politiques sont prises détendront leurs effets, plus ils auraient le droit de participer ou d'y être représentés d'une façon convenable. Il y aurait aussi le devoir public de trouver des formes et des manières proportionnées pour l'exercice d'une telle participation. Une approche généralisée de la personne humaine comme sujet de droit comporterait le franchissement de la même idée de médiation juridique, en tant que médiation de type fermé, respect des participants assujettis à elle et représentés en elle. Il comporte évidemment, une transformation proportionnée des institutions connues du constitutionnalisme. Il se poserait évidemment ici encore un autre problème d'une plus grande ampleur. Il s'agirait d'une baisse générale du niveau de protection des droits qui se produit depuis un certain moment dans des réalités interdépendantes que l'on continue à observer dans la médiation juridique comme dans un phénomène fermé. Une médiation juridique qui, dans ce cas-là, engagerait seulement les sujets intérieurs, ou ceux qui sont considérés comme tels, les sujets concernés étant des institutions et d'autres sujets intérieurs des États, des unions d'États, des systèmes régionaux, les citoyens en tant que tels ou les sujets qui vivent dans un certain territoire ou qui exercent quelques-unes de leurs activités existentielles en liaison étroite avec le territoire, région ou État. Dans ce cas, le droit et la médiation juridique seraient fondamentalement repliés sur les intérêts de chaque communauté. Cette réalité, qui existe malgré l'importance croissante du droit international a engendré dans le temps, des ‘dis-economies' et d'autres inégalités qui ont empêché de considérer la médiation juridique comme étendue à tous les sujets et à toutes les zones intéressées par les effets d'actes déterminés. Ils ont provoqué, au niveau global, des zones riches et pauvres, ainsi que celles caractérisées par une sécurité juridique relative qui permet la jouissance de formes proportionnées de protection des différentes manifestations existentielles. Mais aussi, de zones dans lesquelles il n'y a pas de véritable sécurité pour la majorité des citoyens: tant comme garanties que comme protection proportionnée aux manifestations existentielles fondamentales - comme celles liées à une subsistance convenable. Le fait est que ces phénomènes qui ont été analysés jusqu'à maintenant dans le cadre d'importantes études sur l'inégalité, engendrent au niveau global des situations d'insécurité croissante. En outre, l'approche pour ainsi dire “locale", c'est-à-dire fermée à la médiation juridique devient aveugle par rapport aux phénomènes globaux comme la protection de l'environnement naturel. Pour considérer le problème de l'interdépendance on a besoin d'une nouvelle approche des devoirs publics, tant individuels que collectifs, liés avec le franchissement de l'approche fermée à la médiation juridique. J'ai l'intention de développer ce problème d'une manière plus étendue au cours de nos dialogues. Je te serais reconnaissant d'en faire un commentaire. M.E Pasquale, tu as a soulevé des sujets de grand intérêt, tu as mentionné, entre autres, la baisse du degré de protection des droits, des manifestations existentielles de la vie des gens qui a récemment eu lieu en Europe, qui avait été aussi une des conséquences de la lutte contre le terrorisme. Tu as aussi parlé de l'implémentation de la nouvelle législation afin de mieux contrôler le phénomène de l'immigration. Je ne voudrais pas considérer les choses dans la perspective de baisse des niveaux de protection, mais je préférerais insister, par contre, sur le problème de la recherche d'un équilibre continu entre les droits de l'homme et les droits de tous les individus. Il s'agit de deux éléments qui sont toujours à mettre en relation réciproque: est-ce qu'ils peuvent en effet protéger efficacement les droits d'un individu sans protéger en même temps les droits de tous les individus? Ma réponse est négative. Il n'est pas possible de penser à l'individu sans penser simultanément à la société, et aux différentes collectivités. A l'appui de cela, je voudrais donner un exemple que nous avons souvent pu observer en Europe. Considérons une entreprise qui se spécialise, par exemple, dans la production de voitures, ou de toute façon dans des productions industrielles. La concurrence dans un secteur donné est tellement forte que les dirigeants d'entreprise ne peuvent pas maintenir la production dans les endroits où elle avait été développée jusqu'à ce moment, par exemple, en France, en Allemagne ou en Italie. Il y a dans ce cas deux solutions: l'une est de transférer la production dans d'autres endroits où le coût du travail est inférieur, l'autre est de s'adresser aux travailleurs, et parfois aussi à l'État, et d'expliquer que, face à une telle concurrence, afin de maintenir la compétitivité sans transférer la production dans d'autres endroits, il faudrait procéder à une nouvelle négociation de quelques conditions de rémunération. On pourrait proposer, par exemple, une baisse de protections sociales ou d'autres choses, pour que le coût de production ne dépassepas celui des autres entreprises. Si la réponse des syndicats et des sujets publics est rigide dans le sens qu'ils entendent conserver leur niveau de salaire et de protection sociale, et le sujet public apparaît lié à ce choix, l'entreprise est contrainte à fermer, en tout ou en partie, ses propres usines dans le pays en question. Le problème consiste donc toujours dans un choix entre une approche maximaliste et celle qui prend en considération la situation économique ou les autres facteurs contraignants. Nous pouvons dire la même chose des réformes économiques qui ont eu lieu dans les décennies passées en Grande-Bretagne, ou qui ont été développées en Allemagne. Les réformes du système de ‘welfare' réalisées par le gouvernement Thatcher en Grande-Bretagne pourraient être commentées par une constation que ces réformes ont nié le pouvoir des syndicats de lier toute la société par ses propres choix. On a confirmé le devoir public de soutenir, dans les limites des ressources à leur disposition, la société dans son ensemble. Avec cette réduction draconienne des pouvoirs des syndicats d'établir des niveaux de salaires et de protection sociale, on a assisté à une transformation radicale du système économique, aux libéralisations, privatisations, transformations dans l'organisation du secteur public, modifications du système fiscal. Pour les travailleurs syndicalisés, ces transformations ont été vues comme une baisse radicale du niveau de démocratie, une réduction des niveaux de protection des droits de l'homme, une transformation du modèle de solidarité sociale. Mais du point de vue de la société dans son ensemble, il avait été trouvé un nouvel équilibre entre la protection des manifestations existentielles de la personne et la vie en commun. Chaque société essaye de déterminer ces équilibres spécifiques qui répondent le mieux aux conditions du système même. C'est pour cela qu'en passant à un autre système, la Cour Fédérale allemande ne s'est jamais prononcée sur le principe de l'État social. Si, en effet, elle se fût prononcée au fait, elle aurait créé une situation où elle n'aurait plus pu intervenir pour modifier l'équilibre entre la satisfaction des droits individuels et la vie de la collectivité. Cela aurait pu mener à l'impuissance pour le législateur, d'intervenir sur le rapport entre structure économique et satisfaction des besoins des travailleurs, ce qui aurait pu, avec le temps, compromettre les intérêts des travailleurs, eux-mêmes. Les droits de l'homme doivent être appliqués, donc, de manière équilibrée, proportionnellement aux besoins publics, mais aussi en préservant leur noyau dur. En réalité, il s'agit de protéger deux dimensions du sujet humain: celle de l'individu en tant que tel et celle de l'individu appartenant à des regroupements de différent type: social, national, professionnel, etc.. Pendant plusieurs années, une doctrine dominante a souligné que les droits individuels devraient l'emporter sur la protection des autres dimensions de vie de l'individu. Donc les droits de l'homme étaient d'abord entendus dans leur dimension de garantie, conçus dans le cadre de la relation entre individu et État et directement liés à la protection de l'individu. Cette approche individualiste des droits se trouve reflétée dans plusieurs conventions internationales, non seulement quand le sujet protégé est l'individu en tant que tel, mais aussi dans le contexte d'une classe d'appartenance, comme dans le cas des droits des enfants, de la femme, des personnes âgées. Tout en considérant cette approche de tutelle, nous pouvons dire qu'une collaboration avec les associations représentatives des femmes, des enfants, des personnes âgées pourrait être considérée comme superflue dans le cas d'une convention internationale, mais ce n'est pas le cas des droits des minorités nationales ayant une signification plus politique ou politisée. Qu'est-ce que nous trouvons donc dans les instruments de protection internationale? Les documents de l'organisation pour la sûreté et la coopération en Europe ne parlent pas d'autre chose que des droits des gens qui appartiennent à des minorités nationales. Telle a aussi été l'approche adoptée par le Conseil de l'Europe dans la Convention cadre pour la protection des minorités nationales. Mais pour analyser la situation, pour que l'individu puisse profiter réellement de la protection prévue par les instruments de l'OSCE et du Conseil de l'Europe, plusieurs sujets sont nécessaires. Parmi eux, les organisations non gouvernementales agissant au niveau international, les associations pour la protection des droits de l'homme, les organisations des minorités nationales respectives, et enfin ‘last but not least' des mécanismes politiques appropriés. Donc, la protection des droits de l'individu, dans ses différentes manifestations existentielles, ainsi que la sécurité juridique de ces droits doivent procéder ensemble avec les garanties et libertés reconnues aux groupes sociaux et à leurs associations représentatives. Considérons, par exemple, les minorités nationales. Les droits des individus qui appartiennent à ces minorités ne pourraient pas êtres protégés sans des organisations représentatives de ces minorités, et sans un droit spécifique, politique, économique, social, pour ces minorités. L'exemple des minorités nous permet d'observer de manière plus ample ce qui se passe en différentes régions du monde, dans les pays islamiques, dans les pays en situation de changements sensibles ou en transition, caractérisés par différences significatives dans les structures sociales. Il y a des sociétés et de nombreux pays où se développent des transitions collectivistes où l'État n'a pas les moyens d'assurer à tous tout ce qu'il leur serait dû du point de vue économique et social, en ce qui concerne éducation, travail, niveau de salaires, de protections médicales et sociales, de sûreté familiale, etc.. Dans ce contexte, on observe souvent de nouvelles structures qui s'introduisent dans des relations entre individu, État et société. Il s'agit de groupes qui sont prêts à offrir à un être humain, cette protection, les moyens ou les services que l'État et les sujets publics ne sont pas aptes à fournir, à cause de carences politiques, économiques, à cause des problèmes engendrés par l'État en transition ou en transformation,. Est-ce que ceci est un bien? Est-ce que c'est un mal? Je ne pense pas que nous devons regarder ce phénomène dans cette optique. Il s'agit d'un fait qui a lieu, qui se révèle dans ces termes. Mais s'il en est ainsi, il faut alors penser les droits de l'homme de façon à prendre en considération les relations entre l'individu, les regroupements sociaux différents et l'État, ils sont différents dans différents endroits. Je ne crois pas qu'en principe il faille s'opposer à un tel état de choses, il faut plutôt en tenir compte. Si possible, il faudrait s'en servir comme d'une opportunité pour un développement progressif de la démocratie, au niveau politique, économique et social, de façon à ne pas négliger les opportunités offertes par ses aspects positifs, sans manquer de considérer les différents problèmes qui en découlent de manière concrète. Notre approche tend donc à être pragmatique et liée à la tutelle effective et efficace des différentes manifestations existentielles de l'individu. L'important est de maintenir une dynamique tendant à une valorisation croissante de la personne, de façon à ce que celle-ci puisse avoir à sa disposition des moyens de plus en plus grands pour la protection de ses propres manifestations existentielles, et pour son propre plein développement. Par conséquent, si en chaque circonstance nous essayons d'accentuer la seule dimension individuelle de la protection des droits de l'homme, cela risque d'aller à l'encontre du même individu. L'approche excessivement individualiste, risque de faire diminuer l'importance de la contribution possible des sociétés intermédiaires pour l'individu. Cela peut aussi inciter l'État à intervenir pour la fourniture des services qui sont nécessaires au plein développement de la personne humaine et à la sécurité juridique. © Mark Entin, Pasquale Policastro, 2010

В Швеции замечено новое поветрие: некоторые жители этого скандинавского государства больше не хотят носить традиционные фамилии вроде Йоханссон, Нильссон или Густавссон. Словом такие, которые есть у доброй четверти населения этой северной страны. Еще точнее сказать, у 2,5 миллиона человек. В чем дело? А в том, что им, видите ли, захотелось большей индивидуализации. Причем, таких желающих отказаться от традиционного окончания «сон», означающего всего-навсего «сын», набралось в прошлом году 7750 человек. Заметим, что подача запроса на перемену фамилии стоит денег – 180 евро. Причем, если вам откажут, то их никто не вернет. А какие же фамилии хотят носить эти отступники от родительских имен? В большинстве своем звучные, хотя и откровенно искусственные – «высокая ель», «утиная долина», «северный закат» или даже «лунный тролль». Разумеется, по-шведски, что смысла не меняет. Ян Экегрен, эксперт патентно-регистрационного ведомства, рассказывает, что в 98% случаев все подобные запросы решаются положительно. Исключения составляют только особенно неуклюжие или малопристойные фантазии – представьте себе, бывают и такие. В некоторых случаях требуется определенное время на то, чтобы заявитель вместе с экспертом подобрал себе что-то, удовлетворяющее его прихоть. «Сейчас все больше попадается тех, кто хотел бы придать своей фамилии более аристократическое звучание», – улыбается Я.Экегрен. Так и появляются выдумки вроде «рыцарский рог» или «серебряный шлейф». А как же Сванте Свантессон, более известный в мире под своим ласковым прозвищем Малыш, этот преданный друг Карлссона, живущего на крыше? Увы, такие фамилии теперь в Швеции не в моде. Однако на этом причуды северян не кончаются. Отныне представители мужской части населения этой страны выговорили себе юридическое право носить… женские имена. После разбирательства, на которое ушел целый год, стокгольмский суд решил, что в тяжбе между Яном-Олофом Огреном и финансовым ведомством правота на стороне первого. Суть в том, что господин Огрен – травести, а потому ему мало двух своих имен и он хотел бы взять еще одно – Мадлен. А жестокосердые финансовые чиновники ему неуклонно отказывали. Слава богу, что хоть правосудие встало на сторону страдальца. А то ведь травести, как и девушку, обидеть может каждый. И вот теперь Ян-Олоф Мадлен Огрен, работающий экспертом по борьбе с дискриминацией меньшинств в шведском Красном кресте, торжествует победу. А любой желающий шведский мужчина может последовать его примеру и взять себе даже не одно женское имя, а сколько угодно. Причем, каких угодно. Даже таких как «А-С», то есть популярное сокращение от часто встречающегося имени Анна-Кристина. Как знать, может со временем в Швеции будут популярны и такие имена как Бьорн–Гудрун или Гуннар–Гортензия? №2(41), 2010

Поднять политическую дискуссию в ЕС на гораздо более высокий уровень полон решимости постоянный председатель Европейского Совета Херман Ван Ромпей. Бельгийский христианский демократ, которому выпала честь стать первым фактическим президентом интеграционного объединения, объявил о намерении упростить функционирование гигантской бюрократической машины, и призвал собравшихся от слов активнее переходить к делу. На недавней неформальной встрече с президентами и премьер-министрами стран Евросоюза он сообщил, что состав участников проводимых Европейских Советов будет сокращен ровно наполовину – с 60 до 30 человек. На этих важнейших форумах решено обходиться без министров иностранных дел «двадцати семи», и тем самым сразу же принимать решения на более высоком уровне, без лишних дискуссий и согласований. При этом он сослался на «дух Лиссабонского договора, вступившего в силу 1 декабря». Новость об исключении глав МИД из встреч на высшем уровне неприятно удивила и вызвала недовольство во внешнеполитических ведомствах ряда стран ЕС. Но и это не всё. Новоиспеченный президент высказался за резкое сокращение списка многочисленных тем, обычно обсуждаемых на каждом Совете, призвав глав государств и правительств впредь сосредотачивать внимание на главных проблемах Союза. Он подверг критике и принимаемые на этих саммитах ЕС резолюции – «многословные, бюрократические и невнятные». По его мнению, эти документы не должны занимать более трех-четырех страниц, «и быть понятными всем». Кстати, выступление самого Ван Ромпея на этой встрече могло бы послужить образцом: он изложил свои мысли в полутора страничном тексте… №2(41), 2010

Избиратели смогут выступать с законодательными инициативами Не секрет, что многие жители стран Европейского Союза жалуются на «пропасть», якобы отделяющую их от исполнительной власти этого объединения. Но теперь они смогут активно выдвигать коллективные законодательные инициативы и добиваться их принятия Европейским Парламентом. Это предусматривает «Европейская гражданская инициатива» (ЕГИ) – одно из новаторских положений вступившего в силу 1 декабря 2009 года Лиссабонского договора, который играет роль конституции для всех 27 государств Союза. Ее воплощение фактически будет означать первый шаг на пути к прямой демократии, да еще и транснациональной. Судите сами: ЕГИ позволяет, в случае если удастся собрать минимум один миллион подписей граждан Евросоюза (0,2% населения), направлять непосредственно в Европейскую Комиссию законодательную инициативу, которая отражает наиболее злободневные проблемы, для представления в Европейский Парламент на голосование. Как полагают в Брюсселе, сегодня самыми актуальными темами могут стать социальное положение в результате финансово-экономического кризиса (в странах Союза насчитывается около 80 миллионов человек, живущих ниже официального уровня бедности), рост безработицы, проблемы экологии и ряд других. Эти проблемы способны мобилизовать людей на сбор необходимого миллиона подписей, а благодаря Интернету и другим современным средствам связи потребуется не так уж много времени. Однако пока неясны ответы на многие важные вопросы. В частности, о том, как будет осуществляться на практике ЕГИ, фактически лишающая Еврокомиссию ее эксклюзивного права на законодательные инициативы. К тому же еще только предстоит определить минимальное число стран ЕС, в которых будут собираться подписи, а также необходимый минимум граждан-подписантов в каждой из них. Так, Европарламент считает достаточной одну четверть общего числа стран, то есть, не менее семи, а Еврокомиссия хотела бы увеличить до одной трети – девяти. А что означают 0,2% избирателей для каждой страны? В Германии это 160 тысяч подписей, а на крошечной Мальте – всего 800. Следует учесть и то, что по конституции Литвы для проведения референдума требуется участие 1,55% избирателей, а в Латвии – целых 10%. Более того, придется точно установить интерпретацию понятия «гражданин», а также разработать механизм сверки собранных подписей, что особенно важно, учитывая международный масштаб таких мини-референдумов… Между тем, Еврокомиссия уже открыла на сайте ЕС «зеленую книгу» по этой проблематике на 23 официальных языках и начала сбор предложений организаций и отдельных граждан. Ожидается, что регламент инициативы будет одобрен Европейским Советом и Европарламентом уже в первом квартале текущего года. Александр СОКОЛОВ №2(41), 2010

По инициативе Испании в старинном городе Толедо министры внутренних дел стран Европейского Союза и США подписали в конце января резолюцию, направленную на совместную борьбу с международным терроризмом. Этот документ создает юридические рамки действий по предотвращению террористических актов на самолетах гражданской авиации. Но при этом особо оговаривается, что борьба будет вестись строго в рамках правового поля и соблюдения прав человека. Достигнута договоренность делать упор именно на предотвращении потенциальных попыток террористов за счет максимально оперативного обмена информацией между странами ЕС и США о подозрительных авиапассажирах. Подчеркивается необходимость более строгой проверки их документов и разработки новых, более совершенных средств контроля в аэропортах. В то же время, не упоминаются вызывающие споры в Европе и Америке сканнеры, которые позволяют службам безопасности виртуально донага «раздевать» пассажиров. К достижению этих договоренностей обе стороны подтолкнул неудавшийся теракт на авиалайнере, следовавшем из Амстердама в Детройт 25 декабря прошлого года. На его борту находились представители 18 стран. №2(41), 2010

The new Russian security strategy has not yet been answered seriously by Europeans. And the EU wants to place its partnership with the Russian Federation on a firmer footing after the new EU commission is in office. But how could common security paths between the EU, the US and Russia be constructed? Cortnie Shupe pursues this question in Spotlight Europe, "Cooperation with the Kremlin". Shupe argues that the solution to hitherto deadlocked constellations can only lie in the creation of new forums that allow the mutual convergence of security perceptions in Europe, Russia and the United States. She identifies possibilities for the conception of such forums and highlights the expectations associated with such a convergence. Полный текст в формате PDF №2(41), 2010

Маленькие лавчонки, торгующие снедью с польскими наклейками, размножились в небольших городках по всей Британии со скоростью степного пожара. Еще пять лет назад мало кто был знаком с горделивой вывеской «Польские деликатесы», а тем более с такими лакомствами, как «Кабанос» – копчёные сосиски, «Маковец» – присыпанные маковыми росинками булочки или «Кубус» – овощной, с преобладанием моркови, витаминный напиток. Сегодня этот кулинарный ингредиент польской бытовой культуры, принесённый новым поколением гастарбайтеров, превратился в неотъемлемую часть многонационального ландшафта бывшей Британской империи, всегда подпитывавшейся притоком иммигрантов. Некая Зигги, работающая в одном из таких «дели» в лондонском районе Илинг, откровенничает: «Когда я сюда приехала в 1990 году, в округе жило мало поляков, и посетители обычно спрашивали: «А вы откуда?» Я им отвечала: «Из Польши», но никто не знал, где это. После того, как Польша вошла в Европейский Союз, число покупателей увеличилось, и теперь они знают, где находится Польша. Мы теперь им менее интересны». В обнародованном в середине января докладе-исследовании, подготовленном по заказу Комиссии по равенству и правам человека, отмечено, что половина всех трудовых мигрантов, приезжающих на Британские острова на заработки, – выходцы из стран Восточной Европы. В 2004 году после группового кооптирования в Евросоюз 10 стран из числа старожилов, три государства – Британия, Ирландия и Дания – проявили заинтересованность в принятии у себя «рабочих в гостях» с востока нашего континента. Предполагалось, пишет «Гардиан», что число экономических мигрантов, готовых высадиться на британских берегах, составит несколько десятков тысяч, но на самом деле, счет пошёл на сотни тысяч. В общей сложности с 2004 года в Британию их прибыло 1,5 миллиона, причём две трети – из Польши. Из них, в свою очередь, две трети составляли граждане в возрасте от 18 до 35 лет. В своей массе это были молодые люди с хорошей общеобразовательной базой и профессиональными навыками. Правда, 63% из поляков пробыли здесь менее 12 месяцев. В целом, из этих полутора миллиона сторонних работяг сегодня в королевстве осталось не более 700 тысяч, остальные, реализовав свои краткосрочные задачи в рамках «отхожего промысла» (или, напротив, не сумев добиться успеха), вернулись на историческую родину. Как сообщает «Гардиан», большинство поляков, поработав сантехниками, сезонными сельскохозяйственными работниками или официантами в кафе и барах, предпочли не пускать корни на британской почве. В докладе содержится намёк на одну из причин такого решения: «Мигранты последней волны получали низкие зарплаты и занимались преимущественно неквалифицированным трудом, несмотря на высокий уровень своего образования. Во многих случаях эти мигранты получали ненадёжное трудоустройство, прозябали в стеснённых жилищных условиях, к тому же могли становиться жертвами эксплуатации… в их случае языковые барьеры, вопреки распространенному мнению, были более высокими, чем для других иммигрантских общин в Соединенном королевстве». Четыре пятых новоприбывших заморских работников не говорили у себя дома на английском языке. Для сравнения: в других иммигрантских общинах эта доля составляла не более 40%. Отсюда растут ноги проблем с поиском и сохранением рабочих мест. Четверть всех приезжих с востока Европы жаловались, что «трудности перевода» мешали общению. И создавали сложности в выполнении своих обязанностей на работе. У иммигрантов из других диаспор на эту головную боль жаловались только 6%. Сказывалось это в сфере образования: в британских школах насчитывается 4,4% детей, для которых родной язык не английский, а польский, литовский, словацкий и чешский. Понятно, что им не просто усваивать учебный материал. Для самих мигрантов, надо отдавать себе отчёт, трения на языковой почве оборачивались недополучением доходов, ведь, по статистике, они в среднем зарабатывали лишь 60-70% от зарплаты коренных британцев. Однако, как гласит английская пословица, у каждого облака есть светлая сторона («серебряная подкладка»). Восточноевропейцы практически всегда находили работу, среди мужчин этот показатель составлял 95%, среди женщин 80%, и даже в разгар экономического кризиса (третий квартал 2009 года) их реже увольняли, чем местных и тем более чем выходцев из Пакистана, Индии и Бангладеш. По утверждению английской «Обсервер», «большинство работодателей, объясняя готовность взять их на работу, ссылались на их исключительную трудовую этику». Этот тезис убедителен и сомнителен одновременно. Авторы исследования также отметили, что в результате включения в состав самодеятельного населения восточноевропейских гастарбайтеров «на рынке труда в сегменте низкооплачиваемых работников произошло снижение заработной платы». Что означает: согласие прибывших на заработки мигрантов, приехавших не от хорошей жизни у себя дома, на скромное вознаграждение, развратило работодателей. Получив возможность нанимать рабочие руки по дешёвке, они уже не рассматривали требования других претендентов, знающих себе цену и привыкших к достойной оплате. В перспективе, с тревогой фиксируют авторы доклада, «возникает риск того, что сохранится значительное число временных мест, где не соблюдаются нормы рабочего дня, и которые привлекательны исключительно для работников из числа мигрантов». Последствия этого знакомого и по другим странам явления очевидны: с одной стороны, невзыскательные мигранты из Восточной Европы отбивают стимул у бизнеса вкладывать деньги в модернизацию своих производств, а с другой – лишают заработка коренных британцев в депрессивных районах. Как побочный результат, вызревают ксенофобские настроения. Джон Денам, министр по делам общин в правительстве Гордона Брауна, сделал примечательное признание: «В некоторых местах антипатия к восточноевропейцам и мусульманам начинает восприниматься как допустимая вещь; это пытаются оправдать религиозными различиями, но это проявляет себя в форме расовых предрассудков». Обе ведущие партии осознают, что в этой области не всё ладно. Лейбористы предлагают ужесточить получение въездных виз. Консерваторы настаивают на введении квот на трудовых мигрантов. Но в случае с тори ситуация почти гротескная: кому как не им, наследникам тэтчеризма, ратовать за свободу рук для предпринимателей, которые должны быть вольны в своем выборе: нанимать кого хотят, и увольнять когда захотят? Нет сомнения в том, что тема трудовой иммиграции будет весомо и зримо фигурировать в публичных дебатах перед предстоящими парламентскими выборами. Свой голос скажет и бизнес, коим движет заинтересованность в максимизации прибылей. Авторы доклада не случайно отметили этот знаковый момент: «Британские работодатели будут и дальше делать ставку на работников из Восточной Европы для заполнения вакансий в сфере неквалифицированного труда». Иными словами, делать ставку на «польского сантехника», которым столь долго и так страстно пугали накануне судьбоносного 2004 года европейского обывателя. Владимир МИХЕЕВ

Жесткие законы, действующие в Румынии против занятия проституцией, толкнули представительниц древнейшей профессии в этой стране искать счастья в западноевропейских странах ЕС. Такая миграция была облегчена после вступления Румынии в это объединение. По свидетельству бухарестской газеты «Эвиниментул зилей», «Румыния стала главным поставщиком проституток» в Союз. «Примерно через три года после вступления в ЕС, – с иронией говорится в статье, – наша страна опять отличилась». По подсчетам основанного ЕС фонда ТЕМПЕП, занимающегося помощью проституткам в области здравоохранения, сейчас в странах Союза румынки – наиболее представленная этническая группа. С 2006 года, когда фонд проводил предыдущее подобное исследование, они заменили в этом качестве выходцев из бывшего СССР. Светлана ФИРСОВА

а мигранты – к новым правилам Франция сохранила в минувшем году лидерство среди всех 27 государств Европейского Союза в сфере предоставления убежища иностранцам и по числу легальных иммигрантов, которым посчастливилось получить французские паспорта. Эти цифры – соответственно 10 864 и 108 274 – позволили министру иммиграции Эрику Бессону с гордостью заявить: Франция верна традиции приема у себя страждущих чужеземцев, занимая по этому показателю второе место в мире и первое – в Европе, отмечает парижская газета «Фигаро». Действительно, натурализованные иммигранты образуют во Франции уже 4,4% всех живущих здесь иностранцев, по сравнению с 1,6% – в Германии. В то же время, власти Франции не может не радовать наметившаяся в 2009 году тенденция к сокращению так называемой семейной иммиграции, когда к обосновавшемуся в новой стране иностранцу начинают прибывать бесчисленные родственники. Социологи объясняют спад этого вида иммиграции на 12,3% влиянием финансово-экономического кризиса, вынуждающего потенциальных переселенцев в Европу занять выжидательную позицию до лучших времен. Правда, повлиять могла и проводимая с 2007 года более жесткая политика французских властей, ставящая определенные преграды на пути переселения к уже обосновавшимся иммигрантам-мусульманам второй и последующих жен с многочисленными детьми. Внимательнее стали присматриваться компетентные органы и к бракам с иностранцами, заключенным за границей. Стимулируется добровольное возвращение домой жителей ряда европейских стран, главным образом, Румынии. Тем не менее, было даже перевыполнено распоряжение президента Николя Саркози о высылке в 2009 году 27 тысяч нелегальных иммигрантов: на историческую родину были отправлены 29,3 тысячи человек, не имевших никаких документов. Но при этом Париж гордится тем, что административное содержание под стражей во время разбирательства каждого дела не должно превышать 32 суток, по сравнению с 8 месяцами в Бельгии или с 18 – в той же Германии. Похоже, достижения французов в иммиграционной политике решило позаимствовать социалистическое правительство Греции, пришедшее к власти в октябре прошлого года. Этот шаг может вызвать настоящую социо-культурную революцию в небольшой стране. В Греции действует одно из самых жестких в Европе иммиграционных законодательств, исходящее при предоставлении гражданства из принципа «крови», а не «места рождения». Несмотря на это, количество легальных и незаконных иммигрантов достигает уже 10% всего населения… Но власти все-таки намерены изменить такое положение, при котором иностранцы, даже родившиеся или выросшие на земле Древней Эллады, не могут получить греческое гражданство и вынуждены ежегодно продлевать вид на жительство, а также лишены права голосовать на выборах. В последние 20 лет паспорта выдаются почти исключительно людям греческого происхождения и православным. Нынешние власти считают, что это не красит родину демократии, и намерены устранить несправедливость, тем более что еще в середине прошлого века Греция, наряду с Ирландией, Испанией, Португалией и Италией была источником массовой эмиграции в Европу и США. Однако разработанный правительством проект встречает в штыки правая оппозиция, которая пугает политиков и обывателей тем, что «греческий этнос неизбежно растворится в море приезжих албанцев, сомалийцев, иракцев и афганцев». Да и многие простые греки опасаются угрозы еще большего нашествия нелегальных иммигрантов и требуют проведения референдума по этому важному вопросу. Они всерьез обеспокоены растущими на окраине Афин и других крупных городов, словно пятна нефти на воде, кварталами пришельцев, которые быстро превращаются в гетто нищеты и преступности. Игорь ЧЕРНЫШОВ Вышедшая в свет книга американского журналиста Кристофера Колдуэлла «Размышления о революции в Европе: иммиграция, ислам и Запад» вызвала заметный резонанс во многих европейских странах. Автор считает глубоко ошибочной политику властей Европы в области иммиграции. Он утверждает, что всё началось с попытки импортировать «дешевых» иностранных рабочих для заполнения временных вакансий на рынке труда, но обернулось возникновением массового притока иммигрантов, даже когда эти вакансии исчезли. В результате число проживающих в Германии иностранцев, пишет автор, увеличилось с 3 миллионов в 1971 году до 7,5 миллиона в 2000-м, однако их количество среди занятого населения осталось неизменным. Сейчас, подчеркивается в книге, число иммигрантов достигает 10% в большинстве стран Западной Европы, а в некоторых крупнейших городах – уже 30%. Но еще большую ошибку европейские политики совершили в области культуры, считает К.Колдуэлл. Они надеялись, что приезжие быстро интегрируются в местное общество, однако этого не произошло. Главную причину автор видит в исламе. Он напоминает, что, если в середине прошлого века в Европе почти не было мусульман, то сегодня их численность составляет 15-17 миллионов человек, причем они образуют половину прибывающих сейчас в Старый Свет. Кстати Портовые полицейские итальянского города Бари проводили недавно рутинный досмотр автомобилей, прибывших на морском пароме из Греции. Эти много повидавшие на своем веку стражи порядка были удивлены, приступив к осмотру «Пежо-207». Они обнаружили в багажнике этой малолитражки 15-летнего афганца, упрятанного в чемодан, и его 17-летнего земляка – на заднем сиденье под грудой пледов. Оказалось, что владелец авто, грек, занимался доходным бизнесом – контрабандой живого «товара» при содействии греческих и афганских преступников.

Отказ президента Исландии Олафура Рагнара Гримссона подписать принятый парламентом закон о компенсации 4 миллиардов евро инвесторам из Великобритании и Нидерландов за крах исландского банка «Айссейв» и созвать общенациональный референдум по этому вопросу может блокировать процесс вступления этой страны в ЕС. Без урегулирования этого финансового спора, в центре которого находятся британцы и голландцы, правительства этих двух стран вряд ли дадут «зеленый свет» началу переговорного процесса о присоединения Исландии к «двадцати семи». Все решения по этой проблеме должны приниматься единогласно. Проблема исландских компенсаций была решена на правительственном и парламентском уровне в конце прошлого года, но действия главы государства поставили все это под вопрос. Результаты будущего референдума неясны. Примерно четверть зарегистрированных исландских избирателей – 60 тысяч человек – подписали петицию, в которой просили президента не утверждать закон о компенсациях. История вопроса такова. Осенью 2008 года банковская система Исландии рухнула. Правительства Великобритании и Нидерландов тогда компенсировали 300 тысячам своих соотечественников из числа вкладчиков банка «Айссейв» потерянные деньги. В отличие от исландских вкладчиков, они, будучи иностранцами, не подпадали под гарантии правительства Исландии. Длительные переговоры позволили исландскому кабинету достичь компромисса с британскими и голландскими коллегами о порядке возмещения их расходов до 2024 года. Теперь все это оказалось под вопросом. Исландия подала просьбу о приеме в ЕС летом 2009 года. В настоящее время Европейская Комиссия готовит свои соображения на этот счет, как и положено по процедуре. Документ должен быть готов к марту 2010 года. Ознакомившись с ним, главы государств и правительства «двадцати семи» должны принять единогласное решение о начале официальных переговоров с Исландией, автоматически получающей в этом случае статус страны-кандидата. Уже на этом начальном этапе Лондон и Гаага могут заблокировать всю процедуру. Валерий ВАСИЛЬЕВСКИЙ

Не сумела сторона обвинения размазать по стенам парижского суда архи-соперника нынешнего президента Франции Николя Саркози («Сарко»). Предоставленные доказательства вины оказались недостаточно убедительными для того, чтобы намертво связать Доминика де Вильпена с заговором против Сарко и уличить его в подделке документов и клевете. В конце января в деле компании Clearstream, что переводится как «Чистый поток», поставлена, нет, не точка, а запятая, потому что саркозисты не намерены отступать: последует апелляция и очередное судебное разбирательство, скорее всего, в конце этого года. А всё началось в 2004 году, когда в высших сферах и в политическом бомонде Пятой республики разгорелся сыр-бор. Клиринговая компания «Клирстрим» из Люксембурга, обеспечивавшая сделку по продаже фрегатов Тайваню на сумму в три миллиарда долларов, оговорила для многих задействованных в этом чиновников и бизнесменов солидные откаты, исчислявшиеся миллионами. Шло расследование. И тут судье подбросили, или «слили», список бенефициаров этой коррупционной схемы. Имена были звучные, узнаваемые – всего около 200 политиков и бизнесменов. А, главное, фигурировал и восходящая звезда Николя Саркози. Доминик де Вильпен, в ту пору министр иностранных дел, обвинил своего коллегу по правительству Николя Саркози, обладателя портфеля министра внутренних дел, в нечистоплотности. Мотивы были прозрачны – подставить ножку своему заклятому конкуренту, также оспаривавшему честь стать преемником Жака Ширака сперва в партии, а затем, возможно, и на посту президента Франции. Вильпен и Саркози воспринимали друг друга еще и как прямую себе противоположность, как психологического антипода, как олицетворение незаслуженного проклятия, и на это были все основания. Доминик де Вильпен – фигура колоритная. Он из аристократического рода, упоминание о котором можно найти еще в XIII веке. Сын дипломата. Блестяще образован. Поэт и прозаик – автор ряда книг. Исследование «Сто дней Наполеона Бонапарта, или Дух самопожертвования» стало бестселлером, переведённым и на русский язык. Эссе «Крик Горгульи» с философскими обобщениями получило высокую оценку у читающей публики. Он примерный семьянин, женат всего один раз, вырастил троих детей. По совокупности личных достоинств он признавался политическим тяжеловесом, тем более что и Жак Ширак благоволил к нему почти как к сыну, а тот отплачивал ему абсолютной преданностью. Не случайно в послужном списке Вильпена значится и пост главы кабинета (2005-2007). На фоне обходительного и вальяжного де Вильпена малорослый и воинственный оратор Николя Саркози смотрелся не всегда выигрышно. Не могло понравиться Сарко и то, что Вильпен за глаза называл его «гномом». И когда всплыла история с расфасованными по карманам взяткам от военно-промышленных баронов, у следствия возникло подозрение, что Вильпен не просто был в курсе, но и лично распорядился выкатить компромат против Саркози. Затем разразился ещё более громкий скандал: оказалось, что «черные списки» коррупционеров – не более чем грязная и не вполне профессионально выполненная подделка. В лагере Саркози возликовали. Даже потеряли чувство меры и осторожности. Саркози позволил себе в телевизионном интервью заявить, что Вильпена можно и должно осудить еще до завершения суда. Естественно, адвокаты Вильпена расценили заявление как «самое грубое нарушение презумпции невиновности, когда-либо случавшееся во Франции». На слушаниях Вильпен отрицал свою вину напрочь, объяснив это тем, что впервые узнал о списке в январе 2004 года, причём список на тот момент не содержал имени Саркози. Тем не менее, в ноябре 2008 года Д. де Вильпена официально обвинили в ложном доносе на товарища по партии. И вот недавний вердикт суда снял с 55-летнего политика обвинение в попытке очернить Н.Саркози. Выступая в тот же день по второму общенациональному телеканалу, де Вильпен довольно патетически заявил: «Я горжусь, что живу в стране, во Франции, где дух независимости еще жив». Подразумевалась независимость правосудия. Но радость была недолгой. Прокурор Жан-Клод Марин возвестил, что намерен обжаловать решение суда, а это значит, что нового раунда разбирательств де Вильпену не избежать. Сторонники де Вильпена были возмущены. Один из них, Жан-Пьер Гран резонно заметил, что прокурор едва ли стал бы опротестовывать вердикт, если бы не получил благословения Н.Саркози. Тот постарался отмежеваться от этой вялотекущей междоусобицы, объявив, что сам он не станет ничего предпринимать. И всё же мало кто во французском политическом классе именует перипетии взаимоотношений двух политиков иначе, чем «дуэль» или «вендетта». Франсуа Гулар, депутат парламента от правящей партии и единомышленник де Вильпена, обвиняет Саркози в том, что он пытается использовать суд как собственный «инструмент власти». Короче, точка не поставлена, скорее, запятая. Нужно учесть, что Д. де Вильпен в 2012 году намерен бороться за президентский пост. Обладая не более чем 8% в опросах популярности, он на всей марафонской дистанции до этого момента сможет доказывать свою невиновность и одновременно бросать густую тень недоверия на Саркози. Британская Би-би-си также полагает, что де Вильпен в итоге окажется в фокусе повышенного внимания прессы, что нелишне в рамках избирательной кампании. Одно выигрышное очко у него уже припасено в активе: суд отмёл наветы, выставленные против него со стороны Саркози, а это упрямый факт и упрямый прецедент. Впрочем, подождём, впереди – продолжение затянувшейся дуэли. Владимир МИХЕЕВ

По данным опросов общественного мнения, популярность правящей ныне в Берлине «черно-желтой» коалиции опустилась не то, чтобы ниже плинтуса, но настолько, что это вызвало серьезное беспокойство у основных актеров германской политической сцены. Особенно досталось младшему партнеру – Свободной демократической партии: сейчас ее поддерживает лишь 8% опрошенных. Ау, где вы, рекордные 14,6%, с которыми триумфально были завершены парламентские выборы? Христианским демократам тоже пришлось удовольствоваться всего лишь 36%. Политики, в особенности «желтые», забеспокоились настолько, что собрались на кризисную встречу и стали предупреждать о недопустимости флирта ХДС с «зелеными», заметно увеличившими свою поддержку в общественном мнении и все такое прочее. Но особенно примечательной была самокритичная реакция министра транспорта Петера Рамзауэра, представляющего в правительстве младшего брата партии Ангелы Меркель – баварский Христианско-социальный союз. Он объяснил падение популярности правительства еще и тем, что граждане расстроены небывало холодной зимой. Точнее тем, что тротуары и проезжие части немецких городов превратились в каток, и конца этому не видно. По словам господина министра, на улицах сейчас лежит 16 миллиардов тонн снега и льда, и они тяжелым грузом давят на репутацию политиков. «Такая погода ухудшает настроение, и этим объясняется то, почему опросы продемонстрировали отношение к правительству более отрицательное, чем оно есть на самом деле». Разумеется, министр пообещал принять все меры, чтобы быстро возместить урон, нанесенный дорогам страны необычно холодной зимой. Кроме того, он намерен создать национальный резерв соли, используемой для посыпки дорожного покрытия. Кстати, первыми этого потребовали свободные демократы. Последствия холодной и снежной зимы будут обсуждаться на встрече министров транспорта всех федеральных земель, намеченной на апрель. А граждан министр призвал потерпеть: полный объем ущерба можно будет определить только к Пасхе. «Сначала надо, чтобы растаял снег», – рассудительно заявил министр. Не преминул Рамзауэр, как положено бывшему работнику германской метеослужбы, сослаться на то, что нынешняя зима – самая холодная с 1997 года. Утешение довольно слабое… Андрей ГОРЮХИН

Ввиду чрезвычайно занятости президент Барак Обама отказался принять участие в майском саммите ЕС-США в Мадриде. Известие о том, что американский президент впервые за 17 лет не почтит своим присутствием традиционную встречу в верхах, застигло европейцев врасплох. По инсайдерской информации, Хосе Луис Родригес Сапатеро, премьер-министр Испании, председательствующей в эти полгода в ЕС, был разгневан и смущён. Как и многие другие лидеры, он узнал об этом 1 февраля… из прессы. Разворот Обамы над Атлантикой стал для Испании, пишет газета «Паис», «унизительным ударом» по престижу. Но этого следовало ожидать, считает Чарльз Грант, директор лондонского Центра европейских реформ. По его разумению, это – «полезный урок для ЕС». Страны Евросоюза, разъясняет смысл случившегося этот эксперт, должны понимать, что «никто не будет любезничать с ними и устраивать саммиты из одной только симпатии к Европе». Конечно, Обама, как и его предшественники, не перестали числить Европу в стратегических союзниках. Но при этом, подчёркивает Грант, «у Обамы нет эмоциональной привязанности к Европе». А что есть? «У него холодное, аналитическое видение союзников и партнеров, но, когда европейцы не могут оказать значимую помощь Америке в урегулировании глобальных проблем безопасности, он не хочет тратить на это слишком много времени». В Брюсселе местные обозреватели расценили эту пощечину как самый верный признак того, что Обама воспринимает сотрудничество с Европой как должное, как само собой разумеющееся, а потому не требующее от него особых усилий, и поэтому он сосредоточился теперь на России и Китае. На фоне трансатлантического скандала нельзя не упомянуть, что за год президентства Обамы, вступившего в должность 20 января 2009 года, европейцы слегка поостыли в своих жарких симпатиях к темнокожему «Джону Кеннеди», который прежде был для них уже тем хорош, что он не Джордж Буш-младший. Такая эволюция в настроениях предопределена, помимо прочего, неизбежным расхождением между обещаниями претендента на Белый дом и сухим остатком реально им достигнутого. Прекраснодушные ожидания не смогли ужиться с суровой прозой жизни, которая вносит свои коррективы в любые благородные начинания. Во внешней политике, например, Обама «сделал то, что проще всего: сменить тон американской дипломатии, показать, что не опирается исключительно на военную мощь». Так полагает политолог Фрэнсис Фукуяма из Университета Джона Гопкинса в Вашингтоне, у которого французская «Фигаро» подробно выпытывала оценки свершений и деяний все ещё молодого президента. В подтексте почти всех вопросов лежала посылка: Обама пришел под знаменем перемен к лучшему и сделал заявку на то, чтобы войти в историю США как успешный реформатор. Что пошло не так? Барак Обама, по мнению профессора Фукуямы, «неверно понял причины своего избрания». Амбициозный демократ расценил оказанную ему действительно массовую поддержку как мандат на масштабные реформы, причём реформы антиконсервативной направленности. Фукуяма утверждает, что, на самом деле, абсолютное большинство американцев не хотели бы «сдвига влево», а их голос в пользу Обамы был лишь «голосом протеста» против Буша. Как следствие, когда Обама стал проводить прежнюю политику спасения автомобильной промышленности, снова занялся многострадальной реформой здравоохранения, которая не удавалась ни одному американскому президенту, а также объявил курс на «перезагрузку» отношений со многими странами (добавлю – решил повторить бушевский сценарий с увеличением численности экспедиционного воинского контингента, на этот раз не в Ираке, а в Афганистане), избиратель испытал ощущение «дежа вю». Всё это было, все было опробовано, и всё это не сработало. Фукуяма резюмирует: «По этой причине он (Обама) встречает быстро растущее сопротивление». На защиту бушевского преемника поднялся другой автор «Фигаро» Пьер Русселен, пустивший в ход убедительный аргумент: какие могут быть скорые и блистательные результаты правления Обамы, когда ему досталось такое печальное наследство? Французский комментатор в своем блоге под заголовком «Обама и реальный мир» также подхватывает мысль Фукуямы: «Стремление к переменам имеет свои пределы». Причём, «будь то Буш, будь то Обама, одно очевидно: баланс сил в мире продолжает меняться». В свою очередь, швейцарская газета «Тан» считает, что бесславный провал на довыборах в штате Массачусетс, куда и Барак Обама, и Билл Клинтон наведались, чтобы пролоббировать кандидата от демократов Марту Коукли, можно приравнять к референдуму по реформе системы медобслуживания. Казалось бы, никто не станет оспаривать благую сверхзадачу: предоставить 31 миллиону американских граждан, никогда ранее не имевшим медицинской страховки, возможность не бояться заболеть. Однако штат, где республиканцам не удавалось добиться избрания своего человека на сенаторский пост с 1972 года, где сильны, как и по всей новой Англии, левые и либеральные воззрения, впервые за эти годы прокатил демократа. Теперь в кресле, освободившемся на Капитолийском холме после смерти ветерана партии Эдварда (Теда) Кеннеди – он был сенатором от Массачусетса с 1962 года – восседает республиканец Скот Браун. В итоге соратники Обамы потеряли квалифицированное большинство в верхней палате, что ставит под вопрос способность президента провести через конгресс все свои законопроекты. Не только по медицине, но и в области защиты климата от парниковых газов, а также по вызволению из кризиса финансовой системы и экономики страны в целом. Тед Кеннеди, мечтавший всю свою жизнь о всеобщем медицинском соцобеспечении в США, должно быть, «переворачивается в гробу», завершает статью «Тан». Однако, самым большим разочарованием для многих европейцев стал саммит по климату в Копенгагене, когда Барак Обама предпринял поистине титанические усилия для улучшения имиджа своей сверхдержавы, удерживающей бесспорное лидерство по выбросу вредоносных газов. В то время как единая Европа берет на себя повышенные обязательства по сокращению парниковых газов на 20% к 2020 году, предлагая пойти еще дальше – прикрутить кран на 30%, если её поддержат американцы, Соединенные Штаты объявляют, что готовы согласиться только на 17%. Причем, от уровня 2005-го, а не 1990 года, как большинство других стран. Если примерить эту цифру к показателям 1990-го, то получится, что США и не думают ужиматься по части выбросов более чем на 4%. Сегодня в пересчете на душу населения Америка загаживает атмосферу в четыре, а то и десять раз больше, чем граждане развивающихся стран. Каждый американец, можно сказать, производит в год более 20 тысяч килограммов углекислого газа. Америка и Китай вместе ответственны за половину всех пагубных выбросов. Министр по экологии в правительстве Германии Норберт Рётген не скрывал своего глубокого разочарования фиаско, постигшем ооновскую конференцию в Копенгагене: «Мы столкнулись с отсутствием конкретных результатов и с неспособностью что-либо предпринять, чему мы обязаны в основном Соединенным Штатам, которые в вопросе защиты климата более не могут выступать в роли лидера… Китай не хочет быть в этом деле лидером, а США не могут». Уместно подверстать к этой цитате мнение убежденного заокеанского европеиста Стивена Хилла, автора исследования «Европа дает нам шанс, или Почему европейский путь – наша главная надежда в смутную эпоху». Исследователь пришел к не менее нелестному для нынешней администрации США выводу: «Возглавляемые Обамой Соединенные Штаты не могут рассматриваться как надёжный партнер». Напрашивается предварительный вывод: охватившая жителей Старого Света в предвыборный год «обамамания» полностью не сошла на нет, но из состояния затяжного медового месяца плавно переросла в брак по расчету. Владимир МИХЕЕВ

Премьер-министр Люксембурга Жан-Клод Юнкер единогласно подтвержден в качестве председателя Еврогруппы – форума, объединяющего министров финансов стран, входящих в зону евро. Он останется на этом посту еще два с половиной года. Руководитель люксембургского правительства по совместительству возглавляет и финансовое ведомство своей страны, и в этом качестве участвует в работе Еврогруппы. Он остается ее бессменным председателем с 2005 года и обладает огромным авторитетом в руководящих сферах ЕС. Ж.-К. Юнкер – один из долгожителей европейской политики. Он является премьер-министром Люксембурга с 1995 года. Светлана ФИРСОВА

Жители двух заморских департаментов Франции – Мартиники и Французской Гвианы – проголосовали против изменения своего статуса и получения более широкой автономии. В начале января по инициативе местных органов самоуправления там прошли региональные референдумы. Избирателям был предоставлен выбор между сохранением нынешнего положения, когда эти территории подчиняются единому французскому законодательству, или переходом на оригинальную систему территориальной организации, что позволило бы им иметь большую автономию по отношению к Парижу. По итогам голосования 69,8% принявших в нем участие на Мартинике и 78,9% во Французской Гвиане отвергли предлагавшуюся реформу. Эти два заморских департамента не изменят своего нынешнего статуса. Такой результат в значительной степени объясняется опасением местного населения потерять социальную защиту, которая могла перейти на этих территориях из компетенции французского государства в компетенцию местных органов власти. Светлана ФИРСОВА

Этот день неумолимо приближается… Спустя семьдесят лет после самоубийства «великого вождя германской нации» в окруженном советскими войсками Берлине, в Германии вновь может быть издан его известнейший труд – «Майн Кампф» («Моя борьба»), в свое время гордо называвшийся «библией национал-социализма». Сейчас права на издание этой книги принадлежат баварскому министерству финансов, получившему их в 1945 году от американской оккупационной администрации. На протяжении всех прошедших десятилетий это ведомство блокировало выход в свет «Моей борьбы» в Германии, строго выполняя наказ представителей державы-победительницы. Но все прекрасное когда-нибудь кончается. В 2015 году закончится и право мюнхенских финансистов исполнять поручение американцев, которые все эти десятилетия распрекрасно издавали у себя гитлеровский опус, расходившийся в десятках тысяч экземпляров. Ибо права на издание «Моей борьбы» на английском языке они предусмотрительно оставили за собой. Комизм ситуации в том, что у германских торговцев книжным антиквариатом эту книгу можно приобрести и сейчас – о, да, разумеется, только с научными целями! А если учесть те тиражи, которыми издавалась «Моя борьба» все тринадцать нацистских лет, когда, к примеру, ее получала в подарок каждая пара новобрачных, то легко представить себе, что «антикварных» экземпляров осталось предостаточно. Да и против полулегальных и вовсе нелегальных публикаторов мюнхенское министерство финансов было практически бессильно. Вот и получалось, что запрет действовал только для серьезных, в том числе и научных изданий этой книги. Ну а с появлением Интернета запрет и вовсе утратил малейший смысл: текст «Моей борьбы» при минимальном навыке общения с «всемирной паутиной» можно обнаружить и скачать в считанные минуты. Причем, есть и такие «комментированные» варианты этой книги, которые прольют бальзам на душу самого матерого юдофоба. Вот почему многие профессиональные историки уже давно выступают против труднообъяснимой «упёртости» баварских финансистов. Ведь в ФРГ до сих пор так и не появилось ни одного (!) научно комментированного издания «библии национал-социализма». Да и аура «запретной» книги, безусловно, придает «Моей борьбе» дополнительную привлекательность для неонацистов. Вот почему готовность такого авторитетного научного учреждения как Мюнхенский институт современной истории взяться за подготовку немецкого издания «Моей борьбы» стоило бы оценить по достоинству. Во-первых, на это неизбежно уйдет несколько лет. Во-вторых, после 30 апреля 2015 года все юридические препятствия для подобной публикации все равно будут сняты. И, в-третьих, едва ли стоит оставлять лишний простор для комментариев, в направленности которых сомневаться не приходится. Андрей ГОРЮХИН

Херман ван Ромпей, человек, которого бельгийский европарламентарий Жерар Депрэ назвал «бонвиваном, закамуфлированным под восковую свечку», продолжает поражать воображение. Первый в истории ЕС председатель Европейского Совета может поклясться, положив руку на текст Лиссабонского договора, что успел войти в историю, даже не записав за собой ни одного крупного достижения и просто деяния на скрижалях. И этим он обязан собственной неординарности, своему «лица не общему выражению». В начале февраля президент Ромпей выступил с инициативой провести следующий саммит ЕС не в специально построенном в 1995 году здании под названием «Юстус Липсиус», что обошлось европейским налогоплательщикам более чем в 300 миллионов евро, а в старинной библиотеке «Солвей», давно уже разменявшей добрую сотню лет. В маленьком зале, где могли поместиться только главы государств и правительств, он вздумал возродить прежний стиль общения великих мира сего – как пишет лондонская «Таймс», неформальный стиль «посиделок у камелька». И верно, так было принято в старые добрые 1970-е годы, когда два тогдашних властителя дум и вершителя воли европейских архитекторов – французский президент Валери Жискар Д'Эстен и германский канцлер Гельмут Шмидт – кулуарно и душевно принимали судьбоносные решения. Ретро снова входит в моду? Консервативный по своей партийной принадлежности депутат Европарламента Сиед Камаль недовольно вопрошает: «Зачем ему понадобилось оставить прессу и советников в одном здании, в то время как политические лидеры соберутся за закрытыми дверями в библиотеке? Люди имеют полное право знать, о чем они там договариваются от их имени?». На подобные выпады сотрудники ван Ромпея, защищая возврат к истокам, отвечали, что неформальная обстановка, мол, позволяет свободно и открыто обмениваться мнениями и находить компромиссы. Умалчивая, что изначально их шеф предлагал ещё более дерзкое новшество: собраться в Шато де Валь-Дюшез, где он некогда излагал свою идею увеличить налоги, чтобы охватить системой соцобеспечения все страны сообщества. Причём, его слушателями были члены Бильдербергского клуба – крупные политики, банкиры и предприниматели, считающиеся не просто членами этого сверхтайного общества, а теневым мировым правительством. Впрочем, упоминание о библиотеке «Солвей» и без того вызвало шквал критики. Не потому, что ван Ромпея упрекают в попытке снова превратить саммиты в заседания закрытого «клуба джентльменов», а потому что в узком кругу избранных сразу проявляется истинный политический вес каждого из национальных лидеров в зависимости от ВВП, представляемого им или ею страны. В этом случае верх всегда будут брать тяжеловесы – Саркози и Меркель, то есть Франция и Германия, которые и выступили, по расхожему убеждению, закулисными лоббистами председателя Евросовета. Между тем, выпускник иезуитского колледжа Херман ван Ромпей начинает приоткрывать завесу над своими убеждениями, отличающимися мессианскими посылами о соотношении духовного и материального в нашем подлунном мире – с проекцией на то, как наилучшим способом избыть последствия экономического кризиса и встать на путь истинный, то есть на рельсы устойчивого и справедливого развития. Центральным тезисом одного из его выступлений стал посыл – «чума на оба ваши дома». Ни рыночная капиталистическая экономика, ни социалистическая система централизованного планирования не являются оптимальной моделью, потому что заблуждаются в отношении природы человека, убеждён ван Ромпей. В изложении газеты «Гардиан» эта мысль расшифровывается следующим образом: «Человеческие существа не являются ни чисто индивидуумами, которые озабочены извлечением личной выгоды в рамках рыночной конкуренции, ни безликими песчинками монолитного коллектива, которыми управляет государство». Главное в нас, человеках разумных, по версии ван Ромпея, это социальные связи – семья, соседи, местная община, профессиональные ассоциации, государство и вероисповедание, которые пробуждают в нас гражданские добродетели и закрепляют чувство единой цели. Иными словами, для нас важна солидарность и приверженность всеобщему благу, что предполагает приведение в равновесие свобод и обязанностей, прав и долга. Если огосударствление общества низводит граждан до тех, кто стоит в очереди при раздаче разных благ, то рыночная модель превращает людей в пассивных потребителей товаров и услуг, размышлял ван Ромпей. Нужен «третий путь», когда каждый из нас будет активно и по доброй воле вносить свой вклад в общее дело и получать соответствующее вознаграждение. Развивая эти прекраснодушные постулаты, которые не оспоришь, ван Ромпей предлагает набор конкретных мер: децентрализация процесса принятия решений – передать это право на уровень регионов, местных властей, можно сказать, поселковых советов, и тем выдвинуть на первый план гражданское общество. Во-вторых, ограничить в размерах крупные банковские структуры, торговые сети и корпорации, подавляющие сейчас мелкий и средний бизнес. Третье, разукрупнить сельскохозяйственных производителей, сместить акцент на поддержку мелких, но крепко хозяйствующих фермеров и их кооперативов (то есть, капиталистических колхозов), отличающихся более бережным отношением к природе, корни чего уходят в вековые традиции европейского крестьянства… Стоит отмести аллюзии на создателей политэкономических теорий позапрошлого века. Никакого плагиата. Автор «Таймс» резонно замечает, что в подкладке этих мечтаний лежит именно христианское восприятие мира, и что схожие идеи звучали из уст столь различных владык, как Папа Римский Бенедикт XVI, глава англиканской церкви архиепископ Кентерберийский Роуан, а также Святейший Патриарх Московский и Всея Руси Кирилл. Попробуем всё же избежать сотворения нового мифа. В интервью 3 января для фламандского радио Херман ван Ромпей перечислил своих книжных заочных наставников: Мальро, Камю, Хемингуэй, Кьеркегор (тот считал, что разум не в состоянии объяснить божественное чудо и охватить все богатство и уникальность единичной человеческой жизни), а также Лев Толстой. Затем президент единой Европы признался, что одно время утратил веру в Бога, отчего впал в безысходную меланхолию, но затем снова обрёл веру, и теперь она стала «неотъемлемой частью моей личности». И это – важная деталь для понимания внутреннего мира ван Ромпея. Его проповеднический задор и миссионерский кураж сопоставим по своему напору с возникающим у его слушателей ощущением дежа вю: до него нечто подобное уже предлагали. Но хочется верить, что мы слышим новое слово. Владимир МИХЕЕВ №2(41), 2010

Политические деятели Швейцарии вновь – в какой уже раз! – взвешивают «за» и «против» вступления их страны в Европейский Союз. Обсуждение вызвано, главным образом, некоторыми мерами по защите единого рынка, которые вынужден принимать Брюссель для противостояния финансово-экономическому кризису. В Берне и Женеве, кстати, эти меры ЕС считают дискриминационными и ведущими к изоляции Альпийской республики, поскольку двусторонние отношения с «клубом двадцати семи» постепенно затрудняются. И, похоже, одновременно растет понимание неизбежности присоединения в пока неопределенном будущем к этому «клубу». Впрочем, противники такого решения не устают напоминать о серьезных потерях, которые неизбежно понесет в этом случае благополучная Швейцария. Прежде всего, ей придется вносить в бюджет ЕС гораздо больше средств, чем получать из его фондов, то есть, она станет донором этого объединения. Предстоит также распахнуть свой рынок труда, но безработица в Швейцарии уже сегодня достигает очень высокого для нее уровня в 5%. Неизбежно обострится проблема иммиграции, которая и без того держит в напряжении значительную часть общества и политиков, выступающих за ограничение допуска в страну даже квалифицированных специалистов из стран Западной Европы. Наконец, придется поступиться традиционным нейтралитетом во внешней политике и по требованию Брюсселя приоткрыть завесу над святая-святых – банковской тайной. Словом, негативных последствий интеграции, на первый взгляд, значительно больше, чем позитивных. Однако постепенный дрейф Швейцарии в сторону ЕС все-таки происходит: достаточно вспомнить, что она уже вступила в шенгенскую зону, отменяющую внутренние границы, и что Альпийскую республику связывают с Брюсселем около 120 различных договоров и соглашений.

Три урока и один приговор Публичное рассмотрение в Европарламенте кандидатов на должности 26 членов Европейской Комиссии (которых в России зачастую неправильно называют комиссарами, но в этой заметке отдадим дань «моде») напоминало то смотрины женихов и невест, то приведение в исполнение заранее вынесенного за кулисами приговора. Равнодушных в зале не было, да и не могло быть, по определению. На этот раз высший законодательный орган сообщества, нередко сбрасываемый со счетов как декоративный элемент, самым решительным образом демонстрировал «городу и миру»: кто в доме хозяин. И реванш состоялся. Самым оглушающим скандалом стал сеанс с разоблачением, и последующим изгнанием из храма, министра иностранных дел Болгарии Румяны Желевой. Её прочили на пост главной распорядительницы гуманитарной помощи ЕС. Наличие тёмных пятен в биографии и предположительная связь мужа с криминальным миром поставили крест на амбициях этой предприимчивой дамы (см. Болгарский след. Бизнес-леди Румяна Желева не сумела стать еврокомиссаршей). Прежнего члена Еврокомиссии по делам конкуренции Нелли Крус, которой было решено в новом составе Еврокомиссии отдать портфель суперминистра по экономике, подвергли перекрёстному допросу и намекнули, что больше чем на «тройку» она не тянет, но, в конце концов, пожалели, приняв в зачёт былые заслуги. Правда, прошёл слух, что Н.Крус придется-де пройти переэкзаменовку, а то евродепутаты не смилостивятся. Неожиданно не прошел экзамен с развёрнутыми знаменами финский либерал Олли Рен, старожил Комиссии, которому отныне предстоит ведать экономикой и финансами. Его попрекнули в отсутствии «видения». Наверное, от него ждали неких революционных «концептуальных идей». Не глянулся фракции социал-демократов литовец Альгирдас Шемета, уличённый в чересчур расплывчатых ответах на вопрос, как он собирается в роли ответственного за таможенные вопросы и борьбу с мошенничеством положить конец нецелевому использованию бюджетных средств. Не смог он вразумительно объяснить и то, как планирует реформировать OLAF – европейское ведомство по борьбе с мошенничеством. Какие уроки можно извлечь из прохождения будущих комиссаров через парламентское чистилище? Первый. Процедура просвечивания претендентов на комиссарские, почти маршальские, жезлы не была формальной, если не считать несколько снисходительного отношения к Кэтрин Эштон, попавшей в число неприкасаемых потому, что стала частью большого компромисса между Парижем, Бонном и Лондоном. Остальным выпала честь испытать полемический кураж парламентариев, оказавшихся в привилегированном статусе то ли классной учительницы, то ли следователя, имеющих законное право срезать любого фразой: Здесь вопросы задаю я… Вывод? Европейский Парламент обрел силу прежде невиданную, чем во многом обязан вступлению в силу Лиссабонского договора (ЛД). Можно оспорить этот тезис. Мол, еще в 2004 году при формировании предыдущего состава Еврокомиссии под давлением Европарламента страны-члены были вынуждены отозвать две кандидатуры, а в другом случае произошла смена портфелей. Это так, но только сейчас благодаря ЛД существенно окрепла исполнительная вертикаль с добавлением двух верховных правителей – президента Европейского Совета и де-факто министра иностранных дел ЕС. Всё это потребовало, ради сохранения системы сдержек и противовесов, придать дополнительный вес законодательной ветви власти. Потому Европарламент и проявил столь строгую придирчивость во время обещанных её председателем Ежи Бузеком «прозрачных» слушаний, а скорее, за слушиваний кандидатов на комиссарские должности. Урок второй. Наглядный пример конфликта интересов – энергичное «поджаривание» во время слушаний Румяны Желевой, выдвинутой, с одной стороны, от Болгарии, а с другой – от самой крупной фракции, от Европейской народной партии, чья позиция обозначена как «справа от центра». Топили же Р.Желеву депутаты от социалистов и либералов. Правоцентристы взяли свою фаворитку под защиту. И даже грозились устроить схожий погром выдвиженцев от левых партий. Мартин Шульц, глава соцфракции, посетовал, что «народники», мол, «совершили большую ошибку, что поставили партийную принадлежность (Румяны Желевой. – В.М.) превыше ее профессиональной пригодности выполнять свою работу». В конце концов, «народники», как сообщила испанская газета «Паис», решили не требовать себе в отместку скальпы выдвиженцев от левого блока, осознав, что этим «раскачивают лодку со своим единомышленником Баррозу». Данный эпизод показывает, что многополярность ЕС будет и дальше проявлять себя с неистовой силой, сталкивая друг с другом разные полюса. Старожилов с новичками. Локомотивы экономического роста со странами в роли догоняющих. Континентальную Европу с Британией с её извечно «особым мнением». Самодостаточные державы Старого Света с заигрывающей с Америкой «Новой Европой» в составе Польши и некоторых других бывших соцстран. Непримиримых идеологических оппонентов – правых и левых. Политический мейнстрим и шествующих своим особым путём «зеленых» (эстонские НПО грозятся подать в Европейский суд на страны, через которые будет проходить газопровод «Северный поток», за загрязнение окружающей среды). А заодно брюзжащих вчерашних радикалов, типа вождя студенческого бунта во Франции в мае 1968 года, а ныне евродепутата Даниеля Кон-Бендита, и современных поклонников безбрежной свободы в Интернете из Швеции, тоже прошедших в парламент. Урок третий. По мере прибавлений в европейском семействе решение всех управленческих задач, предполагающих согласование позиций 27 стран-членов, усложняется. ЕС нужны грамотные топ-менеджеры, разбирающиеся не только в содержание выданных им портфелей, но и обладающих инстинктами и навыками профессиональных политиков. От них требуется оперативно и, по возможности, без чрезмерных, читай – героических, усилий находить компромиссные и запасные варианты, чтобы ни один из участников Союза не считал себя несправедливо обойдённым, а тем более не мнил себя смертельно обиженным. Бюрократия становится ругательным словом, когда она неспособна исправно работать. Помимо достаточного уровня IQ, знания предмета, владения темой, опыта работы и прочего, сейчас требуется и джентльменский набор личных качеств, позволяющих чиновникам высокого ранга считаться, как любили говорить в позапрошлом веке, порядочными людьми. Как справедливо заметила итальянская газета «Репубблика», «отставка Желевой стала ударом по имиджу Комиссии, которую возглавляет Баррозу». Иными словами, без компетентных и при этом совестливых бюрократов ни одна система, будь то компания, государство или союз государств, выжить не сможет. Отсюда – повышенная требовательность европарламентариев, их жестко предъявляемые к кандидатам на роль вершителей судеб Евросоюза жесткие критерии профессионализма и нравственной безупречности. Наконец, если суммировать три урока, или же три составные части прошедших в Европейском Парламенте смотрин, то становится очевидным: обе стороны разошлись по разным углам с чувством глубокого, хотя и запрятанного, неудовлетворения. Депутаты получили в свои руки неопровержимые доказательства слабой профпригодности целого ряда комиссаров (как резюмировала французская «Монд», исполнительный орган ЕС «рискует выйти из этой истории ослабленным»). А глава Еврокомиссии Жозе Мануэл Дуран Баррозу и его команда убедились в том, что с новыми законодателями придется «бодаться» ещё больше, чем раньше. А что же третья сторона, широкая публика и не менее широкая прогрессивная общественность? Не исключено, что все эти пертурбации в ходе затянувшегося формирования Еврокомиссии заставят её вынести нелестный приговор: всё, что началось с конфуза и скандала, ничем иными закончиться не может. Против этой расхожей логики есть аргументы в виде русских пословиц: первый блин – комом, или: медленно запрягаем, да быстро едем… Владимир МИХЕЕВ

Бизнес-леди Румяна Желева не сумела стать еврокомиссаршей Задержка с утверждением нового состава высшей исполнительной инстанции ЕС объясняется неожиданным сбоем во время процедуры заслушивания в Европарламенте кандидатов на должности членов Европейской Комиссии. Министр иностранных дел Болгарии Румяна Желева, претендовавшая на роль главного распорядителя всей гуманитарной помощи Евросоюза, не просто опростоволосилась на этих обязательных смотринах, но и не к месту продемонстрировала норовистый характер. Всё началось с того, что депутаты уличили претендентку на пост в составе Еврокомиссии в сокрытии истины. В своём резюме Р.Желева утверждала, что вот уже два года, как не является собственницей компании Global Consult Ltd, занимавшейся тем, что выдавала рекомендации правительству по поводу приватизации государственной собственности. Еврочиновники обзавелись сведениями, что это не соответствует действительности, и что бизнес-леди Р.Желева по-прежнему владеет 60% акций этой фирмы, которая втихую сменила название. Тем самым возникает классическая ситуация с «конфликтом интересов». Госпожа Желева, 40-летняя блондинка, родившаяся ещё в ту пору, когда местные пионеры возлагали цветы к мавзолею Георгия Димитрова, а сам мавзолей еще не был обращён в строительную пыль, обиделась на такое въедливое внимание к своей личности. А еще к личности своего супруга, скромного банковского служащего, которого болгарская пресса подозревает в связях с местной мафией. «Это лишь сплетни и слухи, они абсолютно беспочвенны, – отбивалась от назойливых расспросов Румяна Желева, переходя в контрнаступление. – И вообще я не понимаю, для чего отклоняться от непосредственного предмета слушаний». Правда, непосредственный «предмет слушаний» также доставил ей хлопот. Министра иностранных дел Р.Желеву поймали на незнании школьной географии – она поместила Грузию, с которой соседствует через Чёрное море, в регион Ближнего Востока… Суммируя впечатления от этой самопрезентации, британская газета «Индепендент» пришла к заключению, что Р.Желева «пускалась в расплывчатые и искажённые рассуждения о гуманитарной помощи и с неохотой отвечала на вопросы о своей неготовности честно поведать о своих финансовых делах». Глава фракции социалистов в Европарламенте Мартин Шульц заявил позднее, что слушания показали её «некомпетентность». Сказались на нелестных оценках Р.Желевой и подозрения об её причастности к «тёмным делишкам». Подозрения проросли на благодатной почве, взрыхлённой и унавоженной коррупционными скандалами. Год назад, в феврале 2009-го, организация «Транспэренси Интернэшнл», отслеживающая состояние коррумпированной среды во всех странах мира, «выразила глубокую обеспокоенность коррупцией во власти, организованной преступностью и расхищением денег, поступающих от Евросоюза, в таких странах, как Болгария и Румыния». Возможно, эксперты из ТИ чересчур придирчивы, предвзяты и не различают оттенков серого: Болгария, пережившая за время «транзитного периода» – перехода к рыночной экономике схожую с нашей шоковую терапию, с трудом справляется с разбушевавшимися первородными собственническими инстинктами. Лозунг уолл-стритовского воротилы «Жадность – это хорошо» вскружил многим голову. Но вхождение Болгарии в новый союз народов, в Европейский Союз, потребовало жить по более строгим правилам. И потому Р.Желевой и ей подобным, не удается, если воспользоваться лермонтовской строкой, «морщины прятать под румяна». Осознав всю глубину своёго падения, Румяна Желева отозвала заявку, сославшись на то, что «не может рассчитывать на непредвзятое и объективное отношение Европарламента». Оставив тем самым за собой последнее слово, нераскаявшаяся Р.Желева подала в отставку с министерского поста и пообещала навсегда уйти из большой политики. Однако премьер-министр Болгарии Бойко Борисов принял только самоотвод кандидатуры Р.Желевой на пост еврокомиссара и отказался снимать её с должности главы внешнеполитического ведомства. Вот доподлинные слова Бойко Борисова, бывшего телохранителя коммунистического лидера Тодора Живкова, успевшего за короткий срок разносить сапоги главы болгарского государства: «Не вижу причин делать это». Логика понятна: своих не сдаем. Б.Борисов предложил новую кандидатуру – заместителя председателя Всемирного банка Кристалины Георгиевой. Фигура эта была заведомо приемлемая и проходная. Госпожа Георгиева училась в Лондонской школе экономики, имеет учёное звание доктора наук и, главное, в силу этих причин легко интегрируется в сообщество западных коллег. Да и председатель Европарламента Ежи Бузек  чуть ли не прямым текстом выразил надежду, что замена Желевой на Георгиеву будет единственной вынужденной рокировочкой, притормозившей процесс утверждения комиссаров. В любом случае, «маленьких» не обидят. Место гуманитарного комиссара ЕС изначально было крепко-накрепко закреплено за представителем Болгарии. Надо только, чтобы биография у претендента или претендентки была чистая, без пятен, да и знание географии не ниже среднего школьного. Владимир МИХЕЕВ

Поможет ли это Евросоюзу, когда гром грянет в Боснии Номинированная на пост верховного представителя Евросоюза по внешней политике Кэтрин Эштон в январе с мрачной решимостью вынесла три часа умеренно-пристрастных расспросов со стороны депутатов Европарламента. Ничего не оставалось – нужно было вытерпеть эту интеллектуальную и психологическую пытку, чтобы заручиться поддержкой народных избранников для назначения на престижную должность. На протяжении этого устного экзамена, только местами напоминавшего экзекуцию, баронесса Эштон сохраняла «исключительную бледность лица» (швейцарская газета «Тан»). Но в итоге, по сумме засчитанных ответов, избежала предыдущего позора в декабре, когда « скомпрометировала себя некомпетентностью в международной политике» (польская «Газета выборча»). Правда, и на этот раз новая глава европейской внешней политики не сумела вызвать у привередливых законодателей «даже минимальный энтузиазм по поводу своей кандидатуры» (испанская газета «Паис»). Помимо программного заявления, что она верит в «тихую дипломатию» и готова укреплять мир во всем мире, британская лейбористка очертила свои взгляды на животрепещущие вопросы международных отношений. Оценив характер диалога с Соединенными Штатами как «критически важный», леди Эштон внесла свои нюансы: «У нас разная роль и разная степень ответственности в мире». Что до России, то у Евросоюза, по ее убеждению, «должны быть с ней тесные отношения», хотя этот подход не отменяет магистральной установки ЕС на диверсификацию источников сырья и поставщиков энергии. Все ответы – строго по прописям и хрестоматии. Затем, в контексте ближневосточного урегулирования Кэтрин Эштон подтвердила, что приветствует шаги к созданию палестинского государства (провозглашённому в резолюции ООН, которой уже более 60 лет), но при этом необходимо гарантировать безопасность Израиля. Она также призвала Иран не прерывать контактов с Западом – иначе придется применить санкции; выразила озабоченность ситуацией с правами человека на Кубе и не ответила ни на один вопрос о Китае. Не ответила, потому что никто из европарламентариев не был в тот момент озабочен перспективой торговых войн и геополитических разногласий с грозной силой, которую генерал де Голль пренебрежительно окрестил «великим жёлтым множеством». Единственной ссылкой на меняющийся миропорядок стала её многозначительная фраза: « Мы должны адекватно отреагировать на то, что мировая власть переходит в новые руки и один за другим возникают новые кризисы». Но что значит «реагировать»? И что значит «адекватно»? Впрочем, в Пекине не пропустили эти слова мимо ушей. В комментарии официального агентства «Синьхуа» показателен пассаж: « Оказание большого давления на развивающиеся страны, насильственное внедрение системы ценностей Запада и применение силовых методов становятся все менее эффективными. На этом фоне западные страны вынуждены вносить коррективы в свою тактику, чтобы адаптироваться к новым реалиям. Трудно представить, чтобы «тихая дипломатия», «умная сила» (термин, введенный в обиход госсекретарём США Хиллари Клинтон – В.М.) и другие подобные понятия вошли в дипломатический обиход западных стран в эпоху колонизации, во времена «холодной войны», войны в Ираке или президентства Джорджа Буша, который стремился реализовать план «Большой Ближний Восток». Появление новых терминов не случайно, оно отражает новую стратегию Запада в условиях нынешней мировой обстановки». Насколько верно китайцы интерпретировали готовность к смене акцентов во внешнеполитическом курсе ЕС, остается проверить на практике. Особенно когда придет время для госпожи Эштон нанести официальный визит в Поднебесную, чтобы остановить автомобильное движение в Пекине на время проезда ее кортежа (см. Тандем Ромпей-Эштон: системный кризис или вынужденный маневр? – №11(38), 2009), а заодно заново расставить точки над «i» в отношениях между двумя центрами силы. Сомнительно, чтобы новое лицо единой европейской дипломатии попыталось в Пекине заработать выигрышные очки, напоминая о левых убеждениях и своём энергичном пацифистском прошлом. В 1970-е годы она состояла казначеем Движения за ядерное разоружение и с воодушевлением пикетировала Гринэм- коммон , военно-воздушную базу в графство Беркшир, где до 1989 квартировали американские крылатые ракеты. В ту пору Пентагон был пылким сторонником насыщения Европы ракетами средней и малой дальности, которые можно было бы использовать против СССР в соответствии с американской доктриной «ограниченной ядерной войны». Европейцы опасались, что американцы хотят «ограничить» войну территорией Старого Света, отсидевшись за океаном, и это действительно породило массовое движение против чужих ракет. В ходе слушаний Чарльз Тэннок, британский консерватор, предложил соотечественнице, по сути, публично покаяться за участие в антивоенном движении. Следует признать, что домашняя заготовка Кэтрин Эштон оказалось в этом случае удачной. Она объяснила, что вот уже 29 лет не состоит членом этого движения, что времена изменились, и что она сегодня не считает ту кампанию «адекватной». Следом лорд Дартмут, представляющий Независимую партию Соединенного королевства, продолжил давить на эту мозоль, подозревая, что она всё еще болит, но получил достойный ответ: «Я никогда не скрывала, что я делала, и я этого не стыжусь. Когда я была молода, то участвовала в маршах, потому что считала: мы должны избавиться от ядерного оружия. Вы можете не соглашаться с тем, как я этого добивалась, но не с моими мотивами». Хорошо сказано. Зато д осадной оплошностью стала неспособность леди Эштон сформулировать свою позицию по планам образовать в 2015 году единый трансатлантический рынок. Это тем более странно, поскольку прежде она целый год занимала пост еврокомиссара по вопросам торговли и могла быть хотя бы «наслышана». Испанская «Паис» не случайно отметила, что леди Эштон, выдвинутая на роль главного дипломата Евросоюза, не скрывала пробелов в своём кругозоре и отсутствия оформившегося мнения по ряду немаловажных проблем. При этом Эштон пыталась представить это скорее как позитивный, нежели негативный момент – она отдаёт отчёт о своих недостатках, но готова учиться и набираться опыта. Такое показательное смирение, построенное на объективной оценке собственных скромных способностей (леди Эштон не знает ни одного иностранного языка), не снискало ей снисходительного участия. Эльмар Брок, представитель христианских демократов Германии и ветеран комитета Европарламента по международным отношениям, был категоричен: «В этот раз было лучше, но кандидатура леди Эштон все равно не вызывает у меня энтузиазма. У нее нет широкого видения внешней политики, ведь такого видения не может иметь кто-то, кто пытается быстро заполнить пробелы в своих знаниях и не имеет никакого опыта в дипломатии». В свою очередь п оляк Яцек Сариуш-Вольский, представитель партии «Гражданская платформа», также не скрывал своего разочарования ответами леди Эштон: «…большинству стран, желающих сохранить свою национальную позицию в международной политике, подходит такой слабый и лишенный собственных идей глава дипломатии». Тем не менее, вовсе не скудость познаний и опыта вызвали наибольшую настороженность евродепутатов. Самым главным лакмусовым тестом оказался вопрос делегата от французских правых Арно Данжана о создании в Брюсселе штаб-квартиры объединенных вооруженных сил Евросоюза. Кэтрин Эштон заявила, что «её нужно еще убедить» в целесообразности этого решения. Тем самым она наглядно продемонстрировала, что не перестанет быть англичанкой и на этом посту – Лондон ведь с самого начала противился созданию в ЕС собственной мини-армии, поскольку она неизбежно станет конкурировать с находящейся под фактическим американским управлением НАТО. Своим ответом, по мнению обозревателя газеты «Тан», «леди Эштон ясно дала понять европейским парламентариям, что она, прежде всего, британская подданная». И что она была и будет «голосом Лондона». Однако, как быть с ее патетической клятвой сделать всё для того, чтобы Евросоюз при общении с остальным миром «говорил одним голосом»? Впрочем, до подведения итогов её пятилетнего княжения во главе внешнеполитического ведомства ЕС ещё далеко, а вот локальные кризисы, о которых она упоминала в своей речи, уже выстроились в очередь и скоро постучатся в дверь «высокого представителя». Ожидается, что первый звоночек раздастся в мягком подбрюшии Европы, на Балканах, а конкретно – в искусственно слепленной республике Босния и Герцеговина. В декабре 1995 года заключили Дейтонские соглашения, ставшие возможными, по признанию американских переговорщиков, благодаря конструктивной позиции сербского президента Слободана Милошевича. Эти договоренности предусматривали функционирование сложно композитной федерации, гарантирующей уважение прав трех этнических и конфессиональных групп: исповедующих ислам боснийских мусульман, приверженных католической вере хорватов и православных сербов. Этим трём общинам приходится жить с памятью о 100 тысячах убиенных во время кровавого развода этносов бывшей Югославии. Спустя 14 лет никакой внутренней гармонии в этой части Балкан не установилось. Общины замкнуты, оберегая свою идентичность. Никакого «взаимопроникновения культур» не наблюдается. Никакого чувства принадлежности к единому государству нет и в помине. Церкви не стремятся преодолеть этот раскол. Но почему эта забытая своими богами бедная и стремительно беднеющая страна должна стать головной болью для Кэтрин Эштон? Хотя бы потому, что в этом году здесь предстоят парламентские и президентские выборы. Между тем Милорад Додик, лидер Республики Серпской, проталкивает идею референдума в этом сербском анклаве, чтобы пойти проторённым путём – путём Косово. Если у косоваров получилось, то почему боснийским сербам должны отказать в праве на национальное самоопределение? «Я не думаю, что Босния и Герцеговина будет существовать через 10 лет, – говорит этот политик. – Это виртуальное государство, которое удерживает от распада международное сообщество, его породившее». Додик и его единомышленники готовы идти до конца, но для боснийцев, считающих себя держателями контрольного пакета акций в БиГ, попытка выхода Республики Серпска из состава федерации будет равноценна объявлению войны. Уже сейчас, пишет лондонская «Таймс», эта земля «бурлит от ненависти». При таком развитии событий баронесса Эштон будет поставлена перед необходимостью принять ответные меры. В БиГ присутствуют европейские советники, миротворцы, полицейские силы. Из казны сообщества в этот край инвестировано более 14 миллиардов долларов – как оправдать эти расходы? Наконец, угроза возобновления межэтнических конфликтов бросит тень на способность Евросоюза и Запада в целом заниматься «строительством» государств, оказавшихся на развалинах. Нельзя же будет всё списать на американцев и лично на Ричарда Холбрука. Готовы ли европейцы взвалить на себя груз вязких проблем еще одной неустроенной недосостоявшейся страны, взятой ими в сферу своей ответственности? Как указывает автор «Таймс», сегодня в Евросоюзе полно тех, кто скептически взирает на новых членов панъевропейского общежития – болгар и румын, и потому они ещё крепко подумают, стоит ли снова ввязываться в обустройство Балкан. Лично для Кэтрин Эштон боснийская драма может стать одним из надгробных памятников её карьеры в структурах ЕС. Причём Босния – это банановая кожура, одна из многих, устилающих её неторный путь. Владимир МИХЕЕВ

Находящееся в Алленсбахе старейшее и наиболее известное в Германии социологическое учреждение – Институт демоскопии – по заказу ШУФА, одного из крупнейших в мире кредитных бюро, провело опрос, в котором приняли участие 1849 человек. Тема – актуальнее некуда: мировой экономический кризис и его последствия. Так вот, финансово-экономические неурядицы, уже два года сотрясающие весь мир, большинство немцев – во всяком случае, по их собственным ощущениям – пока никак не затронули. Две трети опрошенных сказали, что какие бы то ни было последствия кризиса обошли их стороной. Четверть заявила, что им все-таки попало, но не очень сильно. А всерьез досталось всего 6% опрошенных – прямо скажем, ничего пугающего в этих результатах не просматривается. Значительно примечательнее другое: отношение к кризису очень сильно зависит от возраста опрошенных. Самый большой страх перед будущим продемонстрировали люди в возрасте между 16 и 29 годами. А каждый третий из них боится того, что негативные перемены затронут именно его. У пожилых настроения совершенно иные. Семьдесят два процента считает, что кризис их никак не коснулся, хотя 27% опасаются, что в ближайшие месяцы ситуация может измениться. Несмотря на то, что этот кризис – самый мощный в истории ФРГ, поскольку в 2009 году объем производства снизился на 5%, большинство предпринимателей вполне оптимистично смотрят в будущее. Согласно данным опроса, 63% из них не почувствовали никаких изменений в их личной ситуации. Надо заметить, что данные ШУФА, в общем-то, неплохо согласуются с результатами опроса. Глава этой организации Райнер Нойман заявил, что в четвертом квартале минувшего года не было никаких проблем с выплатой взятых кредитов: люди возвращали все пунктуально и в полном объеме. Число злостных неплательщиков практически постоянно на протяжении многих лет. Особенным спросом в Германии сейчас пользуются маленькие кредиты в сумме до тысячи евро. Их число выросло в общем объеме выдач примерно на 6%. По мнению Р.Ноймана это произошло благодаря тому, что в канун рождества торговля сумела заинтересовать граждан различными заманчивыми предложениями.

Программное выступление в Европейском Парламенте председательствующего в ЕС до 1 июля главы социалистического правительства Испании Хосе Луиса Родригеса Сапатеро с одобрением встречено депутатами, и не только от левых партий. В своей речи испанский лидер назвал в качестве главной задачи проведение «единой экономической политики всех стран Европейского Союза, серьезное и ответственное управление этим объединением в условиях самого тяжелого финансово-экономического кризиса за последние 80 лет». Ведь, как ожидается, в этом году совокупный рост экономики ЕС будет ниже 1%. По мнению оратора, импровизировавшего на трибуне, настала также пора образовать «европейский социальный пакт между предпринимателями и рабочими, который позволит лучше противостоять трудному периоду». Одновременно он высказался за использование стимулов и применение санкций, если это необходимо, к тем странам «двадцати семи», которые не выполняют взятых обязательств. Похоже, что Х.Л.Родригес Сапатеро задел искушенную аудиторию за живое, когда выразил озабоченность тем вызовом, который представляет для Европы глобализация и укрепление мощи США и Китая. По его словам, «если мы не воспользуемся потенциалом, который представляет собой 500-миллионное население ЕС, десятки тысяч его предприятий и миллионы рабочих, квалификацию которых необходимо повысить, то мы станем на этой глобальной сцене не главными действующими лицами, а всего лишь сторонними наблюдателями». В программе Испании как председателя ЕС обозначены четыре приоритета. Это проведение единой политики в области энергетики и создание единого энергетического рынка; формирование единого европейского рынка в области цифровых технологий; единая стратегия, направленная на конструирование и производство первого европейского электромобиля; завершение Болонского процесса, ставящего целью гармонизацию и унификацию высшего образования в Большой Европе. Все эти приоритеты направлены на повышение уровня конкурентоспособности экономики ЕС на мировых рынках, преодоление ее отставания в ряде отраслей от американской и японской. Как полагают наблюдатели в Страсбурге, своим выступлением Х.Л.Родригес Сапатеро фактически начал в ЕС дискуссию о перспективе создания экономического правительства Европы, к чему подталкивает нынешний кризис. Одновременно некоторые цели, обозначенные лидером Испании, прежде всего возможность применения финансовых санкций Европейской Комиссией к странам, не выполняющим взятые обязательства в области развития, вызвали негативную реакцию нового министра экономики Германии. Еще более острую реакцию на расширение полномочий Брюсселя предсказывают в Великобритании, где весной, как ожидается, к власти придут консерваторы.

Презентация выступления на международной конференции в Европейском учебном институте при МГИМО (У) 22 октября 2009 года. Main Points Global Crisis: no region in the world is immune Financial transmission channels powerful and near-immediate Externally exposed countries (like RU) more vulnerable to first-order impact Feed-back loops with the real economy Impact and lag dependant on initial positions and adequacy of policy responses Recent stabilisation, but risks remain Cross-country variation in policy responses and instruments, depending on prior buffers and on the adequacy of policy actions Fiscal policy: near-term versus long-term Priority to stabilisation, but long-term fiscal implications Crisis response should not jeopardise implementing long-term reform agenda Securing external financing Global crisis – global policy responses; devising global responses within the G20 Полный текст в формате PDF

President Dmitri Medvedev has publicly stated that Russia needs to change course if it does not want to end up as a third-world country. Igor Shuvalov, the first deputy prime minister, recently told investors that although Russia had suffered its worse recession in a decade, it would be transformed into a “new country” by 2020 through innovation and investment in “human capital.” He said the investment climate would be significantly improved within a year through a reduction of red tape and a clean-up of the court system. The problem is that we’ve heard this before. When Vladimir Putin moved into the Kremlin a decade ago he promised to ensure the rule of law and to tackle corruption. But under his watch there has been no progress toward an independent judiciary, and the corrupt bureaucracy has been allowed to expand. It was under Mr. Putin that assets were taken from Yukos, Shell and BP. It was under Mr. Putin that a growing number of journalists such as Anna Politkovskaya were killed with impunity. It is little wonder, therefore, that investors are skeptical about new pledges to tackle rampant corruption or diversify the economy away from a raw-materials base. As the oil price rose during Mr. Putin’s term, he was able to ensure pensions and wages were paid on time. But he completely failed to encourage investment in new industries, technologies or infrastructure. Now Russia is facing crunch time. The funds that were accumulated during the good years are about to run out. Top companies like Gazprom are close to bankruptcy and face huge problems due to the lack of investment in the energy sector. State-controlled conglomerates and banks have been propped up by the state but small and medium enterprises, essential for future growth, have been neglected. Much of Russia’ infrastructure is crumbling. There are hundreds of monocities — company towns dependent on one enterprise — without a future. There is a massive rich-poor gap and an even bigger gap between the regions. There has been a growing number of protests, from Kaliningrad to Vladivostok, over social and economic conditions. Even the elite do not believe in the future of Russia. They do not keep their money in the country and they send their children abroad to be educated. A recent report by the Institute of Contemporary Development, an influential think-tank close to Mr. Medvedev, called for a number of reforms. To encourage political competition, it said there should be a return to the system of electing governors and senators, practices abolished by Mr. Putin when he was president. The report also called for greater freedom in the media (the state controls 93 percent of all media outlets) to help expose corruption and encourage political debate. Unfortunately, but not surprisingly, the report found zero resonance in the media. The ruling United Russia party, controlled by Mr. Putin, saw no need for change either. The Duma is a rubber stamp for the executive and most deputies are more interested in enriching themselves than controlling the government. Some observers think that the United States and the European Union could press Russia to change its ways. President Obama, however, has set his hopes on securing Moscow’s assistance in dealing with his twin foreign policy challenges, Iran and Afghanistan. But there is no evidence that Moscow is ready, able or willing to deliver on either issue. At the E.U.-Russia summit in Stockholm last November, José Manuel Barroso, the president of the European Commission, promised to help Russia with its modernization agenda. But negotiations between the E.U. and Russia for a new partnership agreement are making glacial progress. Russia cannot make up its mind whether to join the World Trade Organization. Russia’s distorted world view also makes it difficult to move to a win-win scenario in energy. Thinking in Russia’s elites is still dominated by a win-lose mentality, especially when it comes to pipelines and Ukraine, Belarus and Georgia. Both Mr. Putin and Mr. Medvedev talk of Russia’s right to have a sphere of influence in Eastern Europe. There is no understanding that a ring of stable, prosperous and democratic neighbors would actually be in the long-term interests of Russia. But maybe they do comprehend that such a development would lead many more in Russia to question Putin-Medvedev policies. Speculation about splits in the tandem is just that — speculation. Mr. Medvedev owes his position 100 percent to Mr. Putin. It suits both to play the “good cop, bad cop” role from time to time, but in reality there are no fundamental differences between the two. The prospects for change in Russia, therefore, are bleak. But public opinion is becoming increasingly resentful of government inaction and the situation could become explosive in the near future. The outside world can only influence developments at the margins. Still, we should not weaken our support for the liberal, democratic forces seeking to change the system. Their fight is ours. Fraser Cameron

Предлагаем вашему вниманию очередной выпуск бюллетеня CEPS European Neighbourhood Watch. Issue 54 Editorial by Michael Emerson: "Sequel to the Lisbon Treaty for the EU’s diplomatic representation" The new High Representative, Catherine Ashton, has got to work on the forthcoming European External Action Service, butwithout yet as far as we can tell going into important issues of the EU’s presence in the multilateral organizations, which today is an obsolete jumble of ad hoc arrangements. There is something to be done here which goes far beyond the complicated but only secondary matter of reorganisation of Council and Commission staff in Brussels. The EU is now endowed with international legal personality by the Lisbon Treaty. A first taste of its implications has already been registered at the UN Security Council. In New York as elsewhere in the world the nameplate of the European Commission is now replaced by the nameplate of the European Union. So far not so exciting, maybe. But the next slightly more important step has been for the coordination meeting of the EU and its member states to prepare a position to be presented to the Security Council, which is now presided by the EU Head of Delegation, not by the ambassador of the rotating presidency. But there are far bigger questions looming up, namely the status of the EU and its member states, and their respective voting weights, in virtually all the world’s multilateral organizations, both political and economic. The EU declares its commitment to an effective multilateral world order. But the obsolescence of it representation in most organizations becomes increasingly clearly now an obstacle to just this. The G8, with four EU member states plus the Commission, has now been virtually put to sleep in favour of the G20, which however sees a fairly anarchic degree of effective gate-crashing by various states including yet more from the EU (Spain and the Netherlands).  But at least the EU is fully present itself there, now presumably with its two presidents Van Rompuy and Barroso in summit meetings. By contrast the EU has no regular place in the UN Security Council, the IMF or World Bank. Not even the Eurozone has a formal place in the IMF, whereas some smaller EU member states like Belgium have a bigger weight still than China. At the OSCE and OECD the EU is just an observer. On the other hand the Commission is a shareholder and has a director at the EBRD alongside the member states, and it is a member of the FAO. So, today there is no system, just a set of ad hoc arrangements. The overrepresentation of the member states and under- or non-representation of the EU itself means that the governing bodies are impaired in their effectiveness and legitimacy. The Obama administration has been described as the most multilateralist in intent of all US administrations of recent decades, but it is also pragmatic, and will not support multilateral organizations that cannot for any reason be reformed. The EU also wants to draw China, India, Brazil and Russia into a new world order. If this is truly so the EU has to be consistent and reform its own presences in the organizations that exist in order to assert itself more clearly and to make way for these newly emerging or re-emerging world powers. Therefore the new High Representative would be well advised to set up a working group to conduct a thorough review of the status quo, and formulate recommendations over how to bring the EU’s status in the multilateral organizations more in line with today’s realities and needs. No doubt there should be a schema that sets out a range of short, medium and long-run perspectives. Not everything at once. But there should be a concept, a method and an early start. Полный текст в формате PDF

Зовут его Реза Пэнкхерст, и до последнего времени о его существовании знал только ограниченный круг студентов, которым он преподавал курс «Государства, нации и империи», причём не где-нибудь, а в одном из самых именитых столичных вузов, в Лондонской школе экономики. Неожиданно выяснилось, о чём прознали журналисты из «Таймс», что Реза Пэнкхерст по пятницам не преподаёт, а наставляет – читает не лекции, а проповеди на сходках Исламского общества, собирающего заинтересованных студентов в университетском физкультурном зале. Ничего крамольного в том нет. В Британии признают свободу вероисповедания. Правда, газетчики установили, что проповедник провёл четыре года в египетской тюрьме, где его даже пытали за принадлежность к Хизб ут-Тахрир, вернее, за пропаганду взглядов этой группировки. Стоит напомнить или разъяснить, что Хизб ут-Тахрир аль-Ислами, или «Партия исламского освобождения», основана в 1953 году в Иерусалиме судьёй шариатского апелляционного суда Такиуддином ан-Набхани в качестве филиала египетского движения «Братья-мусульмане». Если в России и ряде республик Центральной Азии Хизб ут-Тахрир аль-Ислами квалифицирована как террористическая структура, большинство стран Евросоюза, а также США формально не числят Хизб ут-Тахрир в списке организаций, которые поддерживают и спонсируют терроризм. Официальной сверхзадачей этой группировки провозглашено восстановление справедливого исламского образа жизни и исламского государства – халифата, а также воплощения в нём исламской системы ценностей. Быть поклонником халифата – это также не криминал, тем более что формально партия не призывает к насильственным действиям во имя этой высшей цели. Однако принадлежность Реза Пэнкхерста к организации, запрещённой в Германии за свои антисемитские анафемы, вызвала широкий резонанс. Представитель Фонда Кильяма, позиционирующего себя как анти-экстремистская сила, заявил: «Хизб ут-Тахрир, за которой числится длинный список заявлений в духе нетерпимости, не оставила попытки проникнуть в британские университеты для того, чтобы распространять там свои деструктивные и конфронтационные призывы». В ответ на шумиху в прессе министерство внутренних дел Великобритании выступило с заявлением: «Хизб ут-Тахрир находится под постоянным наблюдением. Как только появляется новая информация, она анализируется, а сама организация вновь оценивается с учетом новых обстоятельств». В защиту препода выступил его ученик Хорхе Рамирес, написавший в своей почте в ходе развернувшейся на форуме «Таймс» дискуссии: «Хотя не могу комментировать содержание его проповедей по пятницам, но я могу сказать, поскольку уже почти год учусь у Пэнкхерста, что в классе он никогда не раскрывал своих религиозных убеждений». Никаких прямых улик, подтверждающих, что Хизб ут-Тахрир занимается пропагандой насилия и тем радикализирует молодых британцев, действительно, не приводится, хотя обычно ссылаются на достопамятный призыв лидера британского отделения этой партии Омара Бакри во время первой войны в Персидском заливе. Бакри призвал убить тогдашнего премьера Джона Мейджора, о чём открыто объявил газете «Дейли стар»: «Мы отпразднуем его смерть». Бакри был незамедлительно арестован, но отпущен через 48 часов. Затем после обрушения Башен близнецов подняли вопрос об объявлении Хизб ут-Тахрир вне закона. Оказалось, что оснований для запрета недостаточно. В 2005 году премьера Тони Блэра ознакомили с исследованием под говорящим названием «Молодые мусульмане и экстремизм», где отвергалась причастность партии к терроризму. Между тем, в Британии эта организация пустили наиболее глубокие корни. Около 10 тысяч её единомышленников собрались в 2002 году на конференцию «Британец или мусульманин», состоявшуюся на лондонском стадионе Уэмбли. В базах данных можно почерпнуть о ней многозначительные сведения. Партия распространяет издаваемый ею журнал «Салям». После окончания молитв в местных мечетях активисты Хизб ут-Тахрир раздают на выходе, случается, до 100 тысяч листовок. Лидером британского отделения партии является сейчас Джалалуддин Патель, чьи корни на Индостанском субконтиненте, эксперт в области компьютерных информационных технологий (кстати, немало последователей учения о халифате работают именно в этом секторе). Наконец, при поддержке партии «возрожденцев» возник вокально-инструментальный ансамбль в продвинутом стиле хип-хоп под названием « Blakstone ». Нет дыма без огня, полагают участники форума на страницах «Таймс», где цитируется один из посетителей пятничных посиделок у Резы Пэнкхерста. По словам этого анонима, Пэнкхерст «регулярно рассуждает на политические темы, говорит об Афганистане и необходимости создания халифата». Более того, Пэнкхерст, коснувшись инцидента, когда террорист, связанный с «Аль-Каидой», пытался взорвать самолет Northwest Airlines, следовавший из Амстердама в Детройт в декабре 2009 года, призвал слушателей видеть главную причину происшествия во внешней политике стран Запада. Между тем, Умар Фарук Абдулмуталлаб, сын влиятельного и состоятельного банкира, бывшего председателя Первого банка Нигерии, получил высшее образование в Университетском колледже Лондона. Здесь он с сентября 2005 года по июнь 2008 года постигал науки по специальностям «машиностроение» и «финансы». С 2006 года Абдулмуталлаб был президентом Исламского совета колледжа, заметим, – крупнейшего в составе Лондонского Университета, занимающего в стране третье место по числу обучающихся иностранцев. Однажды он прочёл для студентов лекцию на тему «Джихад против терроризма». Спецслужбы полагают, что именно в Лондоне Абдулмуталлаб был рекрутирован «Аль-Каидой». Лондонская «Таймс» обращает внимание на немаловажную деталь в этой истории: 8 января начались судебные слушания по обвинению Абдулмуталлаба в подготовке неудавшегося теракта. Он стал четвертым руководителем Исламского общества, объединяющего студентов лондонских вузов, который предстал перед британским правосудием. Одного из его коллег также судили за попытку в 2006 году взорвать бомбу на борту авиалайнера. Еще двое с 2007 года были осуждены за террористическую деятельность… В августе прошлого Абдулмуталлаб отправился в Йемен под предлогом изучения арабского языка. На самом деле здесь он прошел курс молодого террориста в лагерях «Аль-Каиды». Проникновение радикальных исламистов в британские вузы, пишет Шираз Махер, бывший член Хизб ут-Тахрир, «представляет собой проблему, которой необходимо заниматься в срочном порядке». Достаточно напомнить, подчеркивает этот автор статей о радикальном исламе в журнале «Стэндпойнт», что один из первых исламистских камикадзе в Британии – Омар Шариф, и что он был подвергнут индоктринированию в то время, когда учился в Королевском колледже в Лондоне в 1990-е годы. …Вне зависимости от того, насколько реальна или преувеличена угроза со стороны исламистских ячеек в Британии, и в частности, со стороны местного отделения Хизб ут-Тахрир, нельзя не заметить, что именно в этой среде в последнее время вызревают антисоциальные элементы. Многие из них, как показывают приведённые выше случаи, признают в качестве законного способа изменить неуютный для них мир насильственные методы. И зачастую это люди – не маргиналы и не люмпены, а питомцы престижных храмов науки, которыми студенческий бунт в мае 1968 года во Франции, видимо, воспринимается как уличная буффонада в стиле Диснейленда. В полемике на форумах довольно громко и жёстко звучали голоса тех британцев, которые напуганы и возмущены попустительством властей в отношении тех заезжих экстремистов, которые чувствуют себя вольготно в Британии, испокон веков дававшей прибежище зарубежным диссидентам, подчас с криминальным прошлым. Ситуация может измениться после весьма вероятного прихода во власть консерваторов, вынашивающих планы поставить вне закона все радикальные группировки, к числу которых они относят и Хизб ут-Тахрир аль-Ислами. Владимир МИХЕЕВ

Как свидетельство доверия финансовых рынков к единой европейской валюте восприняли аналитики реакцию деловых кругов на предложение правительства Греции пятилетних облигаций на сумму 5 миллиардов евро. Спрос на них оказался примерно в четыре раза больше, чем попало на рынок. Афины оказались вынужденными пойти на эту меру в рамках усилий по стабилизации национального бюджета. Тяжелое финансовое положение, в котором оказалась Греция в результате глобального финансово-экономического кризиса, рассматривалось как косвенная угроза позициям евро. В связи с этим звучали самые разные предположения, вплоть до выхода Греции из зоны евро для преодоления возникших проблем традиционными способами. Поэтому большой спрос на греческие облигации воспринят как отражение доверия рынка к единой европейской валюте. Правительство этой страны исключило как возможность выхода из евро, так и использование помощи Международного валютного фонда (МВФ). Со своей стороны, ее партнеры по ЕС исключили возможность оказания ей прямой финансовой поддержки. Иными словами, новому афинскому правительству придется рассчитывать только на себя и разгребать давние завалы. В этом ключе премьер-министр Георгиос Папандреу представил 3-летнюю программу выхода из кризиса, предъявил ее национальному парламенту и Европейской Комиссии. Она предусматривает постепенное сокращение бюджетного дефицита – с 12,7% в 2009 году до 2% к 2013-му. Планируется затормозить рост государственного долга, который составил в прошлом году 113,4% ВВП и, как ожидается, будет продолжать расти. К прошлогодним параметрам этот показатель кабинет собирается вернуть тоже к 2013 году. Еще одна головная боль правительства – необходимость сокращения государственных расходов при одновременном увеличении доходов. В 2009 году бюджетные расходы были равны 52% ВВП, а в 2013 должны снизиться до 47,7%, а расходы вырасти за этот период с 39% ВВП до 45,7%. Ожидаются крупные сокращение трат на государственный аппарат за счет уменьшения военного бюджета, снижения премий чиновников и постепенного уменьшения их числа, ограничения административных единиц, снижения налоговых льгот и послаблений и так далее. Речь идет не просто о достижении неких цифровых параметров. Задача гораздо масштабнее, поскольку ее можно решить только путем изменения стародавних устоев жизни греков, причем, не только финансовых. Так, надо вывести из тени значительную часть экономики. Парижская газета «Монд» приводит данные, согласно которым так называемая серая экономика образует от 40 до 60% ВВП, а всевозможные налоговые комбинации оборачиваются тем, что до казны доходит треть положенного. «Надо воспользоваться кризисом, который дает нам шанс добиться давно необходимых перемен», – сказал Г.Папандреу. Успех этого предприятия зависит не только от решимости правительства и его способности обеспечить выполнение принятых решений. Положение обостряется все более сложной социальной обстановкой, при которой различные категории греческого населения все активнее выступают в защиту своих прав и социальных завоеваний. Сможет ли Греция выйти действительно обновленной из этого кризиса, преодолев застарелые структурные проблемы? Судя по реакции финансовых рынков, – да. Финансисты и биржевики далеко не всегда оказываются хорошими прогнозистами, но, вместе с тем, они никогда не действуют против своих интересов. Валерий ВАСИЛЬЕВСКИЙ

Сможет ли Германия в очередной раз сыграть роль экономического локомотива и вытянуть, в том числе, те страны зоны евро, которые оказались в наиболее сложном финансовом положении – Грецию, Ирландию, Испанию и Португалию? Для этого необходимо, чтобы внутренний рынок Германии был достаточно емким, и стимулировать импорт партнеров, в том числе из перечисленных отстающих. У экспертов возникает сомнение, что ФРГ сможет эффективно и в полной мере сыграть эту роль. Относительные экономические показатели 2009 года оказываются худшими с 1945 года. Экспорт за год сократился на 15%, закупки машин и оборудования – на 20%, ВВП уменьшился на 5%. Виды на 2010 год лучше, поскольку ожидается небольшое оживление в экономике. Однако это может оказаться недостаточным для обеспечения растущего спроса для греческого, ирландского, испанского и португальского импорта. Даже до кризиса внутренний рынок в Германии увеличивался всего на 1,4% в год, что, для сравнения, было примерно в три раза меньше, чем аналогичный показатель в США. Меры, которые в разгар кризиса приняло правительство Германии для восстановления конкурентоспособности национальной промышленности, в качестве одного из побочных явлений имели сокращение покупательной способности населения. Это сказалось на спросе на внутригерманском рынке. Все это очень важно для тех стран зоны евро, которые изначально сделали ставку на участие в единой валюте и на импортные возможности стран-тяжеловесов, в первую очередь Германии. Ограниченная емкость внутреннего рынка страны ставит под сомнение перспективность этой стратегии. Андрей СЕМИРЕНКО

В начале февраля руководящие органы единой Европы до беспрецедентной силы увеличили давление на одну-единственную из 27 стран Союза – Грецию. Брюссель, читай Европейская Комиссия, постановил, что Афины должны за три года снизить свой бюджетный дефицит ни много, ни мало на десять процентных пунктов. Если это произойдет, в чем сейчас высказываются достаточно обоснованные сомнения, то будет установлен безусловный мировой рекорд: в подобной ситуации такого не удавалось добиться ни одному государству мира. «Мы знаем, что претворение этого в жизнь не будет легким, это трудно и заслуживает поддержки», – заявил уходящий со своего поста куратор европейской валютной политики Хоакин Альмуниа. Одна из форм этой поддержки такова: Брюссель теперь обязал Афины каждые три месяца представлять отчет о том, как воплощается в жизнь предписанная столицей единой Европы политика жесточайшей экономии. Такой пристальной заботы о национальных финансах со стороны исполнительной власти ЕС доселе не удостаивалась ни одна из стран Союза. Свою гирю на чашу весов швырнул и Европейский Парламент. Причем, предлагаемая им мера тоже доселе не встречалась в практике Европейского Союза. Председатель Специального комитета по финансово-экономическому кризису Вольф Клинц высказался без обиняков: «Перед лицом драматического увеличения государственной задолженности Греции, что может стать одной из величайших угроз для евро, я выступаю за то, чтобы Брюссель направил в Афины Верховного уполномоченного». Учреждение подобного поста для пристального наблюдения за ситуацией в одной из стран, входящих в ЕС, стало бы весьма многозначительным прецедентом. В.Клинц считает, что этот высокопоставленный чиновник стал бы «консультировать греческое правительство, предлагать конкретные меры экономии и в то же время служить громоотводом при принятии непопулярных решений». В общем-то, понятно, что для греческих властей многие меры, на которые им придется пойти в ближайшие месяцы, равносильны политическому самоубийству. Но открыто поступиться частью национального суверенитета в важнейших вопросах? Для самолюбивых греков такое унижение может оказаться невыносимым. Так или иначе, афинскому правительству до середины марта надо представить детально расписанный план того, как за нынешний – заметим, уже давно начавшийся – год оно предполагает сократить дефицит бюджета на 8,7 процента. Удастся ли Георгиосу Папандреу повторить подвиг Геракла? Даже завзятые оптимисты пока не склонны давать утвердительный ответ на это вопрос. А сторонники конспирологического подхода невнятно намекают на некий секретный план спасения Греции. Дескать, Брюссель выделит сколько нужно, но только потихоньку, чтобы остальных не дразнить. Подобные объяснения очень хороши для так называемых журналистских расследований и разоблачительных публикаций, но к действительности имеют отношение крайне редко. Поэтому дабы не воспарять в облака фантазий, а остаться на почве реальности, сойдемся на том, что затягивать пояса грекам все же придется. Однако, вся беда Европейского Союза в том, что это далеко не конец, а только начало нелегких испытаний, по сравнению с которыми греческие трудности могут показаться детской забавой. И дело даже не в том, что вслед за Афинами в костер может угодить Лиссабон, который тоже в долгах как в шелках. За ними маячит – нет, даже не Ирландия, у которой дела не лучше – призрак еще одной страны, название которой начинается на ту же букву. Речь – об Испании. А это уже более чем серьезно, это уже государство из разряда тяжеловесов. И его неурядицы отзовутся чудовищной головной болью во всех крупнейших столицах Старого Света. Однако призвать всех проводить режим жесткой экономии – это одно, а выполнять эти призывы – совсем другое. Вот вам лишь один пример из португальской практики. В начале февраля, когда лиссабонские маклеры почти единодушно заговорили о том, что на бирже поднимается паника, парламент этой страны преспокойно принял решение о выделении регионам финансового трансферта в 400 миллионов евро. И это при дефиците бюджета в 9%. Нетрудно представить себе всю глубину отчаяния, охватившего министра финансов Фернанду Тешейру душ Сантуша. «В такой критический момент нельзя было подать более плохой сигнал», – сокрушался он. Да уж, момент и в самом деле критический: общая задолженность страны грозит в следующем году достичь 90% валового внутреннего продукта. Какие уж тут маастрихтские критерии! А правительство пока еще все пытается прибегнуть к внешним заимствованиям. Идя тем самым по стопам Греции, находящейся буквально на волоске от неплатежеспособности со всеми вытекающими из этого последствиями. А последствия эти, коротко говоря, таковы, что в случае банкротства Греции ни Португалию, ни Испанию не спасет уже ничто, никакая жесткая экономия, никакие усилия и обещания: деньги им дадут только под огромный процент. Так как же все-таки быть дальше Испании, как мы уже говорили, европейскому тяжеловесу, от которого в общем доме зависит довольно много? Ведь она в этой ситуации оказывается перед необходимостью делать выбор между очень плохим и совершенно ужасным. По мнению нобелевского лауреата Пола Кругмана, определенно сейчас можно сказать одно: стагнации испанской экономике не удастся избежать ни при каких условиях. А что вы хотите, когда безработица среди молодежи составляет сейчас в стране 44%? А общий показатель – почти 20%. Заметим, это в сочетании с дефицитом бюджета свыше 11%. А девальвировать евро, понятное дело, невозможно. Какое решение вы предлагаете для такой экономической задачи? Да, чуть не забыл: в следующем году Испании придется повысить налог на добавленную стоимость. О какой экономической активности при таких вводных можно вести речь? Не случайно еще один нобелевский лауреат – Джозеф Штиглиц – не однажды предупреждал, что непреклонная борьба с дефицитом бюджета (он называет ее «дефицитный фетишизм») легко может кончиться срывом экономики в штопор, из которого она будет выходить очень тяжело. И долго. Вообще, время в таких ситуациях, хотя и может быть лучшим лекарем, но требуется его действительно много. Вот лишь один пример. В заокеанской Канаде задолженность в свое время составляла 70% валового национального продукта. Стране, заметим, полностью свободной в принятии всех необходимых экономических решений и могущей использовать любой набор мер, удалось с 1996 года по 2008 снизить его до 20%. Но ведь это за 12 лет! И в условиях бума сырьевых цен и бодрого роста мировой экономики. Есть ли хоть что-то из этого у всех вышеупомянутых стран-должников? Ответ очевиден… Андрей ГОРЮХИН

Впервые с момента введения единой европейской валюты – евро – безработица в странах, которые на нее перешли, превысила 10% самодеятельного населения. В целом, около 4 миллионов человек в результате глобального финансово-экономического кризиса потеряли работу в 16 странах еврозоны. По состоянию на ноябрь 2009 года официально безработными там были 15,7 миллиона человек. Самые низкие показатели безработицы в зоне евро отмечены в Нидерландах, они составляют 3,9% самодеятельного населения, наиболее высокие – в Испании, где этот показатель достиг 19,4%. В экономически самой мощной стране этой части ЕС – Германии – не имели работу 7,6% самодеятельного населения. Если рассматривать структуру европейской безработицы, то можно заметить некоторые существенные особенности. Так, безработица среди молодежи составляет 21% самодеятельного населения соответствующей возрастной группы, вдвое перекрывая средний показатель. Отмечается также сравнительно новое явление – выравнивание уровня безработицы среди мужского и женского населения. Если раньше среди женщин уровень безработицы был выше, сейчас это уже не так. Это объясняется тем, что в ходе нынешнего кризиса было ликвидировано много рабочих мест в традиционно мужских сферах применения труда, например, в строительстве или автомобилестроении. Рост безработицы в ЕС в целом, включая зону евро, ожидался. Беспрецедентные усилия правительств, прежде всего, германского, по сохранению уровня занятости позволили смягчить этот удар. Подсчитано, что различного рода программами смогли воспользоваться в зоне евро 2,4 миллиона человек, причем, половина из них в Германии. Эксперты полагают, что такое сокращение занятости подрывает возможность ускоренного выхода из кризиса. Потеря работы или страх ее потерять существенно тормозят внутренний спрос в этих странах, который в значительной мере мог бы способствовать восстановлению экономического роста и преодолению кризисных явлений. Андрей СЕМИРЕНКО

Вопреки предсказаниям многих экономистов и банкиров, автомобилестроение Европы довольно уверенно выдержало удары глобального финансово-экономического кризиса, «отделавшись испугом», как признают аналитики. Действительно, в 2009 году в странах Европейского Союза было продано 14,48 миллиона легковых машин, или всего на 1,6% меньше, чем в предыдущем. И это при том, что в первые месяцы прошлого года продажи упали в некоторых государствах ЕС примерно на 40%. Как же удалось повернуть вспять столь опасную тенденцию? Благодарности заслуживают правительства, которые поспешили на помощь этой важной отрасли промышленности и экономики в целом. В феврале прошлого года сначала власти Германии и Франции, а позднее – Великобритании, Италии и других стран оказали необходимую финансовую поддержку крупнейшим производителям автомобилей. И благодаря этой умело примененной «кислородной подушке» вскоре начался рост продаж. Пока неясно, как будут обстоять дела в этом году – всё зависит от дальнейшего развития глобального кризиса. Правительства Италии и Великобритании размышляют, стоит ли продолжать помощь. Во Франции поддержка будет сокращена, а вот власти Германии уже решили отказаться от дополнительного финансирования этой стратегической отрасли современной экономики.

Here is the first policy report published by the international "Commission on the Black Sea", a civil society initiative which has been established by the Bertelsmann Stiftung, the Black Sea Trust of the GMF, the International Centre for Black Sea Studies and the Turkish Tepav Institute. Panagiotis Gavras from the Black Sea Trade and Development Bank in Thessaloniki specifies within his paper the implications of the global crisis for the Black Sea region and formulates policy recommendations against the background of the current economic challenges. Полный текст в формате PDF  

The EU Commission has only just been appointed, and already the equally new President of the European Council, Hermann Van Rompuy, is busy assembling his troops. Today, the heads of state and government meet for the first time under his leadership for an informal summit in Brussels. Right at the top of the agenda is the question of how to shape the Lisbon follow-up strategy. The EU 2020 strategy must above all be aimed at sustained growth, which may well be possible. However, in the current "spotlight Europe" the European Programme of the Bertelsmann Stiftung shows that the governance needs to be changed. The authors, Joachim Fritz-Vannahme, Armando Garcia Schmidt, Dominik Hierlemann and Robert Vehrkamp, suggest the introduction of benchmarking with the help of "naming and praising," develop the concept of a European Council of Economic Experts, and emphasize the need for more research funding in the EU budget. The best member states will be singled out every year with a "carrots instead of sticks approach." They will be praised, and given additional EU financing which they may use only for the targets of the EU 2020 process. The achievements of individual countries will be evaluated by "five European wise men," a proposed European Council of Economic Experts. Полный текст в формате PDF

Twenty years after the collapse of communism, the ongoing crisis of capitalism which has plunged Europe into the worst economic turmoil since the Great Depression offers a unique opportunity to chart an alternative path. In a remarkable speech (pdf), Herman Van Rompuy – the EU's recently appointed first president – has outlined such an alternative by drawing on ideas shared by European Christian Democrats and Christian Socialists. This has the potential to transform the ongoing debate on how best to reform the EU's ailing economy. Van Rompuy's argument is that both capitalist free-market and socialist central planning policies fail because they are based on a false account of human nature. Human beings are neither bare individuals who pursuit private profit through market competition, nor are we anonymous parts of a monolithic collective controlled by the state. The real, true account of the human person must be about our social bonds which discipline us and make us the unique persons we all are. At their best, the bonds of family, neighbourhood, local community, professional associations, nation and faith help instil civic virtues and a shared sense of purpose. Concretely, this means solidarity and a commitment to the common good in which all can participate – from a viable ecology via universal education and healthcare to a wider distribution of assets and other means to pursue true happiness beyond pleasure and power. Christian conceptions of God stress the relations between the three divine persons of the Holy Trinity. Therefore, the belief that we are all made in the image and likeness of a personal, "relational" creator God translates into an emphasis on the strong bonds of mutual help and reciprocal giving. For true Christians, charity is never about handing out alms to the poor and feeling better about oneself. Rather, it is about an economy of gift-exchange where people assist each other – not based on economic utility or legal obligation but in a spirit of free self-giving and receiving by members of a social body greater than its parts. Nor is this some sort of religious utopia. Guilds, cooperatives and employee-owned businesses in parts of Italy, Germany, France or Spain demonstrate the concrete reality of a mixed economy that combines gift-giving with economic exchange. In Britain, there are grassroots initiatives to apply this approach to public services and welfare provision, as Jonathan Freedland has noted. The idea is to foster civic participation based on self-organisation, social enterprise, reciprocity and mutuality which help produce a sense of shared ownership. This approach seeks to balance liberty and responsibility as well as rights and duties. Whereas state models reduce people to needy recipients of public benefits and market models degrade citizens to passive consumers of private services, the real "third way" proposed by Van Rompuy encourages active, voluntary membership of people who give as well as receive. For politics, that means going beyond abstract measures like GDP and instead creating the conditions for individuals and groups so that they can flourish in solidarity and cooperation with each other. The task for Europe's leaders is neither to restore the broken market nor to remake society through legislation and regulation. Rather, the most pressing problem is how to enable people to nurture and grow those bonds of reciprocity and mutuality. As the EU's first president, Van Rompuy's main challenge is to transpose this powerful and compelling vision into concrete action at EU and national level. First, he must argue for a genuine commitment to subsidiarity – devolving power to the most appropriate level – as it strengthens reciprocity and mutuality through solidarity, cooperation and shared ownership of political and socio-economic processes. He must press both the European commission and member-states to decentralise decision- and policy-making to regions, localities and neighbourhoods. Civil society must be given real powers and properly associated to the current debates about economic reform. Second, Van Rompuy could propose measures to break up and limit the size of big banks, supermarket chains and other corporations which form cartels and exert what economists call monopsony – excessive buying power through market dominance which crowds out small- and medium-sized enterprise. The latter need promotion, as they create more stable employment and better working conditions – a better way to fight soaring youth unemployment in the EU's Mediterranean and eastern countries. Third, he could draw up reforms of the EU's prohibitively expensive Common Agricultural Policy (CAP) that currently favours large-scale industrial farming. In line with the principles of reciprocity and mutuality, support should go predominantly to small-scale farmers and cooperatives which not only engage in more environmentally sustainable farming but also help preserve the important cultural legacy of Europe's rural economy. None of this presupposes faith. But the fact that these ideas are advanced by Christians as diverse as Pope Benedict XVI, Archbishop Rowan, Patriarch Kirill, Jon Cruddas MP and Van Rompuy himself underscores the enduring importance of Christian ideas for a gift economy in Europe and elsewhere. Adrian PABST * First published by "The Guardian" (13.01.2010) at: http://www.guardian.co.uk/commentisfree/belief/2010/jan/13/europe-van-rompuy-economy Adrian Pabst is a lecturer in politics in the University of Kent at Canterbury. Since 1998, he also been a research fellow at the Luxembourg Institute for European and International Studies. He is a frequent visitor to Central and Eastern Europe, Russia and Asia. Currently he is writing The Spectacle of Paradox, a book on market-states, crisis capitalism and the coming ideologies. He is a regular contributor to the international press on geopolitics, political economy, Europe and religion.

Эксперты называют это «эффектом губной помады». О нем говорят, когда заметным образом начинает расти потребление женщинами недорогих предметов роскоши, к числу которых относится это косметическое изделие. Установлено, что это совпадает с периодами экономического спада и неуверенности населения. Механизм такой: покупатели (особенно покупательницы) откладывают до лучших времен приобретение дорогих изделий, предметов роскоши, утешаясь разными дешевыми предметами баловства – косметикой. Типовое проявление этого феномена отмечено в Бельгии. В 2009 году жители этой страны купили предметов гигиены и косметики на 571 миллион евро, что на 4,2% больше, чем в 2008 году. При этом покупки предметов гигиены сократились на 3%, а косметики выросли на 9%! Светлана ФИРСОВА №2(41), 2010

Экспертам в области питания часто приходится разоблачать различные суеверия и предрассудки, которыми окружена столь важная часть человеческой жизни, как приготовление и потребление пищи. А все объясняется очень просто: многие «незыблемые принципы и традиции» не выдерживают даже самой простой научной проверки. Франкфуртский специалист-диетолог Уве Кноп считает, например, что общее подразделение продуктов на «здоровые» и «нездоровые» – это откровенная чушь. Каждый человек – это индивидуальность, и у него есть индивидуальные потребности. Вот почему он уверен, что популярные советы, которые направо и налево раздают все кому не лень, а также «сокровища кухонной мудрости», доставшиеся в наследство от бабушек, надо попросту навсегда забыть, как ничем не обоснованные. И правда, едва ли есть еще какая-либо область исследований, в которой было бы столько противоречивых результатов, как в науке о питании. «Вчера твердили, что потребление красного мяса провоцирует рак кишечника, сегодня повышенный риск заработать там опухоль сулят вегетарианцам», – сокрушается У.Кноп. Кофе то клеймят как адское снадобье, то превозносят его целебные качества. Прежде уверяли, что этот популярный напиток выводит воду из организма. А теперь он, оказывается, защищает от рака и подагры. Ежедневный бокал красного вина, согласно одному из исследований, оттягивает тот срок, когда вас все-таки догонит инфаркт. А согласно другим исследованиям, он торпедирует вашу печень и повышает для дам риск заработать рак грудных желез. И кому после этого прикажете верить? До сих пор никто всерьез не доказал, что потребление овощей и фруктов предупреждает онкологические заболевания, а ржаной хлеб менее «холестериноопасен», чем пшеничный. Да, употреблять оливковое масло полезно для здоровья, но почему же тогда в одном из исследований утверждается, что оно вредит сосудам? А советовали вам когда-нибудь выпивать каждый день минимум два литра воды? Так вот, Уве Кноп считает, что в этом нет никакой нужды. Вполне достаточно просто удовлетворять собственную жажду. И все. Так какими же правилами прикажете руководствоваться? Очень простыми – потребностями именно вашего, а не какого-то теоретически сконструированного для нужд исследователей организма. А ему нужно просто сбалансированное питание, удовлетворяющее как его потребности в необходимых продуктах, так и в том, что, как говорится, душе угодно, для поддержания хорошего настроения. Еще один простой совет от Кнопа. Садиться есть надо тогда, когда вы почувствовали настоящий аппетит, а не тогда когда часы пробили некое предусмотренное время. И есть надо с полным вниманием к процессу. «Для здорового человека наслаждение едой полезно – и для его души, и для тела», – уверяет ученый. И конечно, меню должно быть разнообразным, ибо даже горячо любимое блюдо при беспрестанном употреблении скоро покажется безвкусным. Организм сам перенастраивает вкусовые рецепторы на новые блюда и пользуется этим для того, чтобы получить необходимые ему вещества. Проще сказать, в своих пищевых пристрастиях надо руководствоваться сердцем, а не разумом. Во всяком случае, разум должен играть подчиненную роль. А «хочется» и «не хочется» применительно к еде – это аргумент, вполне заслуживающий внимания. А есть, считает У.Кноп, надо каждый раз досыта. Тот, кто перестает раньше, рискует тем, то рано или поздно на него нападет сильный голод и переедание войдет в привычку. И в заключение опровержение некоторых расхожих предубеждений: - От жареного картофеля полнеют, потому, что он жирнее. - Неверно! Внутрь картофеля никакой жир не попадает, он остается на поверхности и ему легко дать стечь, положив на салфетку. - Мясо для жарки надо резать поперек волокон. - Неверно! Направление нарезки неважно потому, что из куска в любом случае вытечет одинаковое количество жидкости. - Морская соль более полезна для здоровья и вкуснее поваренной. - Неверно! С этих точек зрения оба вида соли совершенно одинаковы. - Муку надо просевать, чтобы тесто было пышнее. - Неверно. Муку просевают только для того, чтобы избавиться от мусора. - Макароны не слипнутся, если налить в воду оливкового масла. - Неверно! Оно останется на поверхности жидкости, практически не перемешавшись с ней. С таким же успехом его можно вылить в раковину. - Пластиковые пробки ухудшают вкус и букет вина. - Неверно! Все ровно наоборот. Вино с пластиковой или металлической укупоркой никогда не будет «отдавать пробкой». – Мясо надо класть на сильно разогретую сковороду, чтобы закрылись поры, и не вытек сок. - Спорный вопрос. Во-первых, никаких пор в мясе вообще нет. А во-вторых, при более длительном и бережном обжаривании оно все же получится нежнее, чем при резком высокотемпературном нагреве. - Духовку надо обязательно нагревать заранее. - Неверно. Для приготовления подавляющего большинства блюд и выпечки это совершенно не требуется. Просто без предварительного нагрева им придется простоять в плите несколько дольше. №2(41), 2010

или Что бывает, когда совсем задурили голову Аватары. Дети индиго. Тупики и деградация технологического развития. Будущая биологическая цивилизация. Скрытые биоресурсы мозга. Органическое слияние с природой. Этими и многими другими утопиями, сказочками и наукообразными фантазиями уже не одно десятилетие развлекают европейского обывателя и толстые солидные журналы, и желтая пресса, наперегонки с телеканалами. Они примелькались. Сделались привычными. Получили прописку в повседневной жизни. Растворились в ней. Стали влиять на нее все в большей и большей степени. Немудрено, что психика человека не могла не откликнуться на столь «ненавязчивый» неотступный прессинг. И самым прискорбным образом. Дориан Йерг вполне мог бы сойти за типичную «серую мышку». Ничем особенным от всех остальных он никогда не отличался. Ни задатками. Ни вкусами и пристрастиями. Ни поступками, помыслами и судьбой. Родился. Учился. Где-то подвизался. Потом снова учился. Женился. В чем-то участвовал. Себя пробовал – без впечатляющего успеха. Даже пытался работать. И снова учился. Чему, даже сложно припомнить. Также просто и естественно в семье появился сначала один ребенок. Затем второй. Но в поисках самого себя Дориан Йерг им большого внимания не уделял. Слишком уж он был погружен в свой собственный внутренний мир. Забота о них была доверена молодым бабушке и дедушке. С ними он поддерживал самые тесные отношения. И всем он казался таким милым. Непритязательным. Отзывчивым. Естественным. Привычным. Заглянуть за фасад внешней видимости, вникнуть в то, что творилось в его душе, никому в голову не приходило. Ни знакомым – близких друзей у него не было. Ни родственникам. А напрасно. К своему удивлению, они обнаружили бы немало странного и неожиданного. Если не сказать больше. Дориан Йерг давно заметил за собой какие-то изысканные движения души, которые выделяли его из обыденного ряда. Он был иным. Немножко. В глубине. Более тонким. Возвышенным. Необычным. Находящимся в родстве с окружающим его миром живой и неживой природы. Рукотворным и нерукотворным. Ничуть не в меньшей степени, нежели с миром людей. Он чувствовал притягательное тепло и отталкивающий холод камней. Ощущал, когда никого рядом не было, как у него легко и органично получается сливаться с деревьями, становясь одним из них. Воспринимал перешептывание ветра как напоминание о ритуальных словах, которым звери так хорошо обучили Маугли: «Мы с тобой одной крови – ты и я». Временами он был совершенно уверен, что у всех предметов, как и у людей, есть сердце. Только его биение нужно уметь слышать. Надо стараться, стремиться, прислушиваться и быть отзывчивым и внимательным. Всегда. Не прерывая своих усилий. И тогда нарождающаяся от этого близость тысячами невидимых нитей объединит все вокруг. Перед ним откроются удивительные возможности. Другие о них даже не подозревают. Или они недостаточно возвышены, чтобы на них снизошло озарение. Или слишком закостенели и не в состоянии о них задумываться. Или вообще устроены как-то иначе – например, сделаны из иного материала. Неопровержимое подтверждение своим ощущениям Дориан Йерг получил тогда, когда он в нем особенно нуждался. Ему должны были сделать пустяковую операцию. Что-то вырезать. Что-то подкорректировать. Рутинно. Планово. Пустяковую не в смысле здоровья – всё-таки, чтобы ее сделать, требовался общий наркоз, – а в том плане, что такие операции были поставлены на поток. В сотнях клиник по всему свету их делали ежедневно десятками и даже тысячами. Но не все пошло так гладко, как ожидалось. В какой-то момент что-то не заладилось. Что-то там повисло на волоске. Но пострадал не Дориан Йерг. Его боль, его страх, его отчаяние взяли на себя приборы, установленные в операционной. Он почувствовал их ласковое благосклонное присутствие до того, как отключилось сознание, и успел установить с ними связь, которая должна объединять родственные души. Они взорвались один за другим. Но зато Дориану Йергу удалось выкарабкаться без потерь. Врачи сразу же восстановили контроль над ситуацией и завершили операцию вполне успешно. Лежа в палате и понемногу накапливая силы, он раз за разом прокручивал в памяти произошедшее и переживал его вновь и вновь. Сомнений быть не могло. Он так живо чувствовал ту связь, которая установилась тогда в операционной между ним и приборами, и так остро переживал их самопожертвование, когда они принесли себя в жертву ради того, чтобы у него все прошло благополучно. А, может быть, даже для того, чтобы он жил. С тех пор все окружавшие его предметы всегда приходили ему на помощь, чтобы с ним ни случилось. Верно и преданно. Он оступался и падал с лестницы. Но руки и ноги себе не ломал. Они оставались в целости и сохранности. Ломался то радиоприемник, вынесенный на террасу. То мобильник, утонувший в глубоких карманах куртки. И тот, и другой так, что не поддавались никакому ремонту. Он сваливался с тяжелейшим воспалением легких или подхватывал какую-нибудь чуть ли не смертельную заразу. Но сгорали все люстры, все электроприборы в доме, сгорала целая подстанция. Он же в очередной раз выкарабкивался без каких-либо последствий. Тем летом вместе с женой, родителями и детьми он затеял перестройку дома и благоустройство участка. Как это могло получиться, черт его знает. Это даже трудно себе представить. Он показывал тяжелогруженому грузовику, как заехать в узкие ворота и куда, что сбросить. Но зазевался – может, заслушался воркованьем птиц или побоялся прерывать откровения тумана – и не отскочил, просто не отошел в сторону. Грузовик задел его страшным образом. Он должен был раздробить и раздавить ему всё. Но Дориан Йерг и на этот раз выжил. Сознание вернулось к нему через несколько дней. Или недель. Ему сложно было определить. Он лежал на белоснежной постели перед открытым окном. Его створки были широко распахнуты. Теплый душистый летний воздух наполнял комнату. Заглушая запах лекарств и буроватых повязок. Дориан Йерг прислушался к себе. Окружавший его сад радостно приветствовал его. Но в адресованном ему приветствии он моментально различил нотки грусти. Сад скорбел по самым большим и раскидистым яблоням, украшавшим его когда-то. Яблони были удивительные. Они всегда обильно плодоносили. В отличие от всех остальных. Каким бы год ни выдавался – благоприятным или нет. Это они приняли на себя удар, который на него обрушился. Подошел их черед. Основные стволы яблонь безнадежно обломились. Да и оставшиеся стояли сиротливо, с молчаливым укором воздев к небу голые обнаженные ветви. Он закусил губу: «Ах, бедняжки. Спасибо, дорогие. Безмерно. Я вас так любил». Но от общения с садом его оторвали люди. Он перевел взгляд на вошедших и не поверил своим глазам. А, может, просто, он давно на них не смотрел или их не видел, разговаривая в душе с камнями, деревьями, туманом, мобильниками и транзисторами. Перед ним стояли согбенные старики, в которых после всего того, что с ним произошло и происходило, превратились его еще далеко не старые родители. Рядом с ними – незнакомая женщина, преждевременно поседевшая и высохшая, в которой он, напрягшись, с трудом узнал свою жену. И еще – слишком рано и резко повзрослевшие дети, на лицах которых читалось только одно чувство: всепоглощающая неизбывная тревога. С глаз Дориана Йерга как будто спала пелена, закрывавшая их все эти долгие-долгие годы. Не отрываясь, он всматривался в эти почти чужие ему родные трагические лица. Он вновь, но, похоже, слишком поздно, открывал их для себя. По его щекам, оставляя узкие соленые бороздки, текли слезы. Слезы раскаяния. Медленно, но неотвратимо в его мозг, вечно занятый другим, проникало понимание того, кто на самом деле принимал на себя все сваливавшиеся на него удары судьбы. А он – Дориан Йерг – так подло, так по предательски все относил на счет своей необыкновенности и тех удивительных связей, которые, как он вообразил, он установил с живой и неживой природой. Как рукотворной, так и не рукотворной. © Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России №2(41), 2010

Как подсчитал мюнхенский Институт экономических исследований, в период между 1990 и 2005 годами площадь лесов на планете уменьшилась на 3%. В пересчете на день это составит 20 тысяч гектаров в сутки. Столько, сколько составляет площадь Ганновера – столицы земли Нижняя Саксония, полумиллионного города. Особенно много исчезает тропических лесов – в Бразилии, Индонезии, Судане… Основная причина: все большие площади занимают растения, необходимые для производства биотоплива – соя, рапс, сахарный тростник, масличная пальма. Разумеется, часть из них используется и для производства кормов, необходимых в животноводстве. Но лесам от этого не легче: их все равно вырубают. Конечно, темп исчезновения лесов отличается в зависимости от конкретной страны. В Бразилии процесс идет медленнее – минус 0,6% в год. В Индонезии в три с лишним раза быстрее – минус 2%. Но поскольку площади лесов в латиноамериканском государстве значительно больше, то и процент там куда «весомее». Достаточно сказать, что Судан и Бразилия вместе дают 47% годового сокращения площади лесов на планете. Однако, не все так мрачно, как может показаться на первый взгляд. Есть и государства, где больше лесов сажают, чем вырубают. Примеры? Пожалуйста: Китай и Руанда. В первом из этих государств за минувший год площади лесов увеличились примерно на четыре миллиона гектаров. Германская пресса даже не поленилась посчитать, что это соответствует общей площади двух таких федеральных земель как Саксония и Саксония-Анхальт. Если взглянуть с другой стороны, то китайский вклад в увеличение площадей, занятых лесами, составляет 73% от общемирового. А в Руанде, где после гражданской войны 1994 года беженцы свели леса на больших площадях, с 2000 по 2005 годы прирост составлял 6.9% в год. И уж если завести разговор на любимую тему борцов с глобальным потеплением – о нарастании выбросов углекислого газа в атмосферу – то надо напомнить, что именно леса препятствуют этому процессу. И увеличение площадей, занятых лесами, это реальная борьба за сохранение климата планеты. Хотя и выглядит это, может быть, не так выигрышно, как широко рекламируемые прожекты складирования двуокиси углерода в выработанных шахтах или продолжающаяся не одно десятилетие возня с возобновляемыми источниками энергии.   Охотник, едва не ставший добычей В начале января на юго-востоке Польши была замечена медведица, не последовавшая доброй традиции впадать в зимнюю спячку. Однажды её занесло даже на окраины Перемышля, самого большого города в этом регионе. Тут уже к делу пришлось привлекать охотоведов и ветеринаров: от такого зверя можно ожидать самого неприятного. Непросто было выследить разгулявшуюся медведицу, но успокоить ее оказалось еще сложнее. Нет, выстрел из специального ружья, заряженного шприцем со снотворным, был достаточно точен. И могучее животное отреагировало на попадание так, как этого следовало ожидать – легло и вроде бы заснуло. Но только вроде бы… Как только один из егерей приблизился к ней, медведица довольно живо вскочила на ноги, продемонстрировав полную решимость наказать обидчика. Перспектива стать добычей его нисколько не соблазнила, и егерь пустился наутек. На его счастье лекарство все же подействовало, хотя и слабее чем надо, а потому ему удалось убежать. А зверя пришлось успокаивать вторым выстрелом – разумеется, тоже со снотворным. Теперь предстоит решать следующую задачу: медведицу надо куда-то пристраивать, то ли в приют, то ли в зоопарк. Специалисты по поведению животных утверждают, что эта мохнатая богатырша во-первых молода, а во-вторых – выросла не на воле, а потому в дикой природе выжить не сможет. Откуда же она взялась в этих краях?   Сто шесть раз дедушка Британец Тед Лисон – основатель настоящего клана. Судите сами: у этого человека 8 детей, 33 внука, 61 правнук и 11 праправнуков. И скоро появится двенадцатый. Да, за 91 год своей жизни мистер Лисон и в самом деле немало успел! Сто шесть раз дедушка – это не шутка. Почти все члены многочисленной семьи Лисонов живут там же, где и патриарх – в восточно-английском графстве Линкольншир. Нетривиальные размеры своего семейства сам Тед, проработавший много лет инженером, объясняет так: «Я не планировал обзавестись столь многочисленной семьей. Но моя жена хотела иметь десять детей. Так что я ни в чем не виноват». Кстати, и сам Лисон, и его жена, скончавшаяся 11 лет назад, происходят из многодетных семей: у обоих было по восемь братьев и сестер. Запомнить имена и дни рождения всех своих потомков не представляет для Лисона никакой проблемы. «У меня до сих пор чертовски хорошая память», – хвастается он.   «iМуссолини» – хит сезона «Айфон» – забава для продвинутых любителей современных гаджетов, в котором, кажется, есть программы на все случаи жизни и удивить чем-то его обладателей – задача весьма трудная. А вот 25-летний неаполитанец Луиджи Марино сумел-таки разработать еще одну программу, буквально за несколько дней приковавшую к себе внимание чуть ли не всей Италии. Римская газет «Репубблика» сообщила, что сейчас эту программу ежедневно загружают до тысячи обладателей «Айфонов». За какие-то 75 центов вы можете стать обладателем программы, в которой кроме календаря и будильника есть и черно-белые портреты главного героя. Иногда он задумчив, иногда запечатлен в порыве эмоций, а его мощный лысый череп то выставлен на всеобщее обозрение, то скрыт под стальным шлемом. Вы правильно догадались: речь идет о Бенито Муссолини, человеке, на протяжении нескольких десятилетий вершившем историю Италии. В программе записаны выдержки из речей, произнесенных этим незаурядным оратором с 1919 по 1942 год. Заметьте, речь идет о том, что интерес к этому давно умершему политику проявляют не замшелые старцы, а люди молодые, как говорится, идущие в ногу со временем. Луиджи Марино поясняет, что его программа – всего-навсего портал, открывающий дорогу к тому, что и так без особого труда можно найти в Интернете. Это, конечно, справедливо, но в чем же все-таки секрет столь неожиданного взлета популярности дуче, да еще среди молодых итальянцев? Неосознанный протест? Юношеский эпатаж? Мимолетная мода? Ирония по отношению к прошлому или стремление переосмыслить историю своей страны? Предоставим размышлять над этим психологам и социологам. А факт остается фактом – «iМуссолини» стала бесспорным хитом сезона, приносящим своему создателю вполне весомый заработок.   Не хотите ли салатика с пестицидами? Неугомонные сторонники здорового образа жизни и защиты окружающей среды обследовали гамбургские овощные прилавки на предмет соответствия тамошней продукции необходимым требованиям. Результат вышел неутешительным. В трех десятках случаев было отмечено превышение пестицидов в самых популярных сортах салата – айсберге, рукколе, китайской капусте, кочанном салате. Особенно плохие результаты у итальянской и бельгийской продукции, германская и испанская вызвала значительно меньше нареканий. Так называемые био-продукты оказались, как и следовало ожидать, самыми свободными от нежелательных примесей. Проверки проводились в магазинах, принадлежащих торговому гиганту «Тенгельман», в чьей собственности находится целый ряд германских продовольственных сетевых магазинов. Теперь эксперты «Гринписа» намерены подать на рейнский концерн в суд, мотивируя это тем, что превышение допустимых норм содержания пестицидов может нанести вред здоровью потребителей, в особенности – детей. Поспорить с этим трудно, когда в одном из салатных листьев был обнаружен трудно представимый «букет» аж из 15 пестицидов. По мнению знатоков, эта проблема особенно обостряется именно зимой, поскольку даже в теплых средиземноморских странах зелень в это время можно выращивать только в теплицах, где их зачастую излишне удобряют и сверх меры поливают химикатами, опасаясь вспышек болезней, в особенности грибковых. Вот почему, чтобы не превысить предписанное законом содержание отдельных препаратов, производители используют всю возможную палитру защитных средств. Но тому, у кого они окажутся в желудке, от этих ухищрений легче не будет. Вот почему теперь «Гринпис» решил взяться за зеленную торговлю всерьез и провел контрольные закупки не только в Гамбурге, но и в Мюнхене, Бонне, Дрездене и Франкфурте-на-Майне. Все приобретенные образцы отправлены в сертифицированную лабораторию, где их всесторонне проанализируют, как говорится, на предмет соответствия. С нетерпением ждем результатов!   Как там оказался министр? Трудно не согласиться с берлинской газетой «Вельт»: читателям германского издания британского журнала для мужчин «Эф-Эйч-Эм» удалось продемонстрировать весьма необычное представление о женственности и мужественности. В соответствии с давней традицией, аудитория этого журнала выбирает 100 самых несексуальных женщин года. На этот раз на первом месте оказалась солистка панк-группы «Госсип» – пышнотелая Бет Дитто. Оспаривать такой выбор едва ли стоит: тут уж кому что нравится, верно? Но вот на второй позиции в этом перечне стоит ни больше, ни меньше как министр иностранных дел Германии Гвидо Вестервелле. Да, он не скрывает своих нетрадиционных наклонностей, как, впрочем, и Бет Дитто, но в женщину, тем не менее, не превратился. А посему выставлять ему неудовлетворительную оценку за несоответствие стандартам высокой дамской привлекательности, это, согласитесь, какой-то уж очень жестокий юмор. Немудрено, что Германский союз гомосексуалистов и лесбиянок не пришел в восторг от такого выбора, а его представитель Аксель Хохрайн принялся рассуждать об «антигомосексуальных клише, укоренившихся в общественном сознании» и о том, сколько еще предстоит сделать, чтобы «в головах людей воцарилось подлинное равноправие сексуальных меньшинств». Вообще, компания для лидера германской дипломатии и флагмана Свободной демократической партии и в самом деле не слишком утонченная. Ладно бы Бет Дитто, оголяющая на сцене свой, мягко говоря, избыточный торс, потому что «имеет право делать то же, что и мужчины». Но сразу за Гвидо Вестервелле идет третий номер – завзятая наркоманка Эми Вайнхауз. Да… Журнал отвергает любые обвинения в предвзятости: мы, дескать, весь год собирали предложения читателей, набрали их 21 тысячу и на этом основании составили свой перечень. Никакого издевательства, чистая статистика и ничего более. Редактор «Эф-Эйч-Эм» Мартин Трокнер парирует все нападки так: «Мы же не вычеркнули из списка Хайди Клум, хотя сами удивляемся, почему в этом году наши читатели поставили такую миловидную даму на четвертое место в перечне неэротичных женщин». А между тем, Гвидо Вестервелле оказывается в этом списке уже не впервые. Этой сомнительной чести он был удостоен в 2001 году, когда открыто объявил о своих сексуальных пристрастиях. Правда, тогда до первого места ему подняться все же не удалось. Реакция тогдашнего генерального секретаря СвДП была вполне разумной. «Политика, который не умеет посмеяться над собой, нельзя принимать всерьез», – заявил он. Что правда, то правда. Тем более, в «сотне несексуальных» нашлось место для многих героинь германской политической сцены. Там упомянута член кабинета министров Урсула фон дер Ляйен, сопредседатель фракции «зеленых» в бундестаге Ренате Кюнаст, видная социал-демократка Андреа Ипсиланти. Если вы решили, что там нет Ангелы Меркель, то ошиблись. Однако глава кабинета министров все же милосердно признана «самой сексуальной из несексуальных». Неужели большая власть и правда делает людей привлекательнее? – удивился один из германских журналистов.   Предпочитают виртуальность Чтение прессы и книг – вот первое, что приносят в жертву молодые итальянцы, проводящие все больше времени в «социальных сетях» Интернета. По данным опроса общественного мнения, более 42% посетителей сайта «Фейсбук» признались, что у них остается все меньше времени на чтение не только художественной литературы, но и газет, журналов. В этом, как считают социологи, «виноват» и экономический кризис: газеты, журналы и книги дорожают, сокращаются их тиражи. Любопытно, что, в отличие от многих других стран Европы, в Италии в последнее десятилетие чтение литературы становилось все более популярным занятием.   Париж прирастет пригородами В западной части Парижа, в квартале Дефанс, идет сооружение 50-этажного небоскреба – самого высокого здания во Франции, которое будет введено в строй в 2011 году и повлияет на общий архитектурный облик французской столицы. Быстрыми темпами строятся и другие высотные здания. Париж в границах кольцевой, или «периферийной», автодороги – город сравнительно небольшой, его население не превышает двух миллионов человек. Власти намерены расширять его, но не за счет исторической части, а путем строительства в новых кварталах. Уже сегодня с учетом пригородов в столице живет не менее 10 миллионов человек. Весной 2009 года президент Франции Н.Саркози выдвинул амбициозный план дальнейшей застройки пригородов Парижа, пригласив около десятка команд архитекторов для создания «объектов XXI века». По его словам, «Париж должен на равных соперничать с Лондоном, Нью-Йорком, Токио и Шанхаем и превратиться из нынешней агломерации в подлинный город». На первом этапе план предусматривает, в частности, строительство к 2017 году 130-километровой линии супер-метро стоимостью 21 миллиард евро. Эта ветка с 40 станциями свяжет аэропорты с бизнес-центрами в том же Дефансе, а также в других пригородах.   Кулинары – против подделок Необычную кампанию начали итальянские шеф-повары, работающие в 50 странах мира. Они встали на защиту репутации популярного блюда – «спагетти по-болонски». Инициатором выступил повар с вкусной фамилией Карамелла, работающий в одном из дорогих ресторанов Индонезии и возглавляющий «Виртуальную ассоциацию итальянских шефов». Это изобретение кулинаров Италии представляет собой макароны под особым соусом – болонским. Его-то и подменяют иностранцы всем, что попадает под руку, включая кетчуп фабричного производства. Однако рецепт болонского соуса был запатентован торговой палатой одноименного города еще в 1982 году. Для его изготовления требуется немало ингредиентов: говяжий фарш, ветчина, желтая морковь, сельдерей, репчатый лук, немного томатного соуса, белого вина и молока. №2(41), 2010

Странные антитеррористические учения прошли в словацких аэропортах, разбирательством сейчас занимаются эксперты Европейской Комиссии. В начале января власти воздушных вокзалов этой страны решили проверить надежность механизма обнаружения подозрительных грузов в багаже авиапассажиров. Но дело закончилось скандалом… Поводом для него стало обнаружение у одного словака, который постоянно проживает и работает в Ирландии, и который вернулся туда после новогодних каникул, проведенных на родине, взрывчатых веществ. Спецподразделение ирландской полиции ворвалось к нему в дом, выявило опасный груз, однако все подозрения с этого человека скоро были сняты. Было установлено, что взрывчатка была помещена словацкими силовиками в его багаж без его ведома. Словацкие власти отреагировали быстро. Был снят с должности начальник пограничной службы. Оказалось, антитеррористические учения, задуманные в этом ведомстве, предполагали тайное размещение в багаже нескольких пассажиров различных запрещенных или считающихся контрабандными изделий. В семи случаях пограничными службами эти предметы были обнаружены, а в восьмом – предмет улетел в Ирландию. Однако власти этой страны не были своевременно проинформированы об операции. Светлана ФИРСОВА

Сколько в ЕС бедняков, и кто такие европейские бедняки? Европейское статистическое бюро «Евростат» нашло ответ на эти вопросы. В «двадцати семи» бедняков в 2008 году оказалось в среднем 17%, а бедняками считаются те, доход которых ниже среднего уровня на 60%. Самый высокий уровень бедности отмечен в Латвии (26%), Румынии (23%) и Болгарии (21%). Наиболее благополучны в этом плане Чехия (9%), Нидерланды и Словакия (по 11%). Однако, как всегда, за средними показателями скрываются различные реалии, хотя на протяжении уже многих лет этот показатель остается стабильным, практически не меняясь. Например, в 20 странах Союза отмечена более высокая степень риска бедности среди подростков до 17 лет. Наиболее высокий риск для этой категории отмечен в Румынии (33%), Болгарии (26%), а также Италии и Латвии (по 25%). Такие же угрозы нависли над пожилыми людьми, которым больше 65 лет. Угрозы выше в Латвии (51%), на Кипре (49%) и Эстонии (39%). Андрей СЕМИРЕНКО

Еще недавно это крошечное княжество казалось процветающим оазисом в бушующем море проблем, с которыми сталкиваются большинство других европейских стран. Экономический рост, благодаря строительному буму, достигал 9% в год! Но отголоски глобального кризиса добрались и до Андорры, занимающей три живописные долины в Пиренейских горах, между Францией и Испанией. Экономика карликовой страны, известной своими горнолыжными курортами, традиционно держится на туризме, банковских услугах и беспошлинной торговле. Все они ощутили влияние кризиса: резко сократилось число туристов (в лучшие времена княжество посещали до 11 миллионов иностранцев в год), упал приток капиталов во все местные пять банков, работающих по принципу «налогового рая», скукожился строительный бизнес. Похоже, перемены грядут и в этом мини-государстве, получившем суверенитет еще в девятом столетии благодаря изгнанию арабских завоевателей Карлом Великим из этой части Пиренейского полуострова. С давних пор Андоррой, жители которой говорят на каталанском языке, совместно управляли епископы Урхельские из Испании и французские короли, а затем президенты. Но в 1993 году андоррцы приняли демократическую конституцию и избрали парламент, однако формально епископ Урхельский и президент Франции остаются главами этого государства. Андорра вступила в ООН в 1994 году. Среди забавных историй, которые можно услышать от местных жителей, есть и такая. В 1934 году в Андорру приехал некий русский иммигрант по имени Борис Скосырев, объявивший себя королем. Однако вскоре испанская полиция арестовала самозванца. Дальнейшая его судьба неизвестна.

Семьдесят пять лет назад абсолютное большинство жителей Саара проголосовало за то, чтобы эта земля вернулась в состав «тысячелетнего рейха», как называли тогда Германию нацистские пропагандисты. Можно как угодно относиться к Национал-социалистической рабочей партии Германии, но это её крупнейший и несомненный избирательный успех, которому предшествовала мощная агитационная кампания. И это стало своего рода краеугольным камнем для целого ряда последующих внешнеполитических успехов, разрушивших неказистую конструкцию Версальского мира. Именно этот алчно недальновидный документ предусматривал в своих статьях – с 45 по 50 – отторжение саарского угольного бассейна в пользу Франции. Официальная формулировка: «в возмещение разрушения шахт в северной Франции и в счет уплаты Германией полной компенсации». А люди? А право наций на самоопределение, которое с таким жаром отстаивал американский президент Вудро Вильсон? Нет, всё, на что удалось уговорить французов это «шахты – вам, а политическое управление – международному сообществу». Это длилось пятнадцать лет. Но не могло продолжаться вечно. В июне 1934 года Лига Наций назначила дату голосования в Сааре на январь следующего года. Оставалось всего шесть месяцев на ведение предвыборной борьбы. Хотя дилемма вырисовывалась – яснее некуда. Или назад в Германию, то есть к Гитлеру, к тому времени уже прочно утвердившемуся во власти, или дальше болтаться как цветок в проруби между Парижем и Берлином. Теоретически было возможно и присоединение к Франции, но согласных на этот вариант было настолько мало, что их не стоило принимать во внимание. Почему? Да потому, что оккупанты – давайте все же называть вещи своими именами – сумели повести себя так, что регион, где и без того сильны были националистические настроения, оказался во власти сильнейшей франкофобии. Да Париж еще ничего умнее не придумал, чем разместить в Сааре подразделения колониальных войск. И это в те годы, когда в Германии еще про толерантность и слыхом не слыхивали: сыграло свою роль то, что рейх опоздал к колониальному разделу мира. Можно было сколько угодно доказывать, что за полтора десятилетия «неарийских» детей в Сааре родилось всего каких-нибудь два десятка. «Осквернение расы» – пресловутое «рассеншанде», ставшее позднее каиновой печатью – уже тогда стало вполне действенным аргументом. А точнее, было таковым еще во время «битвы за Рур», развернувшейся в 1923 году, когда Раймон Пуанкаре решил, что с Рейнско-Рурской областью удастся провернуть тот же номер, что и с Сааром. В тот раз англичане и американцы проявили благоразумие, и под их давлением марокканским стрелкам в 1924 году пришлось возвращаться за Рейн. Вот и в Сааре Йозеф Геббельс постарался выжать из удобной темы максимум возможного. Все типографии близлежащего Пфальца почти безостановочно печатали агитационные материалы для приближающегося референдума. Брошюры и листовки, все содержание которых можно без особого ущерба для смысла свести к фразе «Саар был, есть и будет немецким», безостановочным потоком текли через границу, которую французы хотя и контролировали, но не перекрыли. В ней оставалось достаточно дырок, но главное – нацисты правильно рассчитали, что расскажут саарцам именно то, что те хотят услышать. В то время из Берлина, напротив, слышались речи весьма примирительного свойства. Ничего похожего на призывы к «пассивному сопротивлению» звучавшие в 1923 году из уст германского канцлера Вильгельма Куно. Рейхсканцлер Адольф Гитлер разве что распинался о «потоках лжи», изливающихся на его страну, а министр пропаганды и вовсе заговорил о германо-французском взаимопонимании. Социал-демократы и христианские политики тоже съехались в Саар, чтобы агитировать за консервацию нейтрального статуса. Уж они-то прекрасно понимали, каким болезненным ударом стал бы для национал-социалистов отказ Саара вернуться «в лоно родины». Даже коммунисты на время умерили свои амбиции и направили в регион бригады агитаторов «за нейтралитет». К слову сказать, среди них был местный уроженец, коммунист-подпольщик, последний генеральный секретарь Социалистической единой партии Германии и глава Госсовета ГДР Эрих Хоннекер. Разумеется, в те годы он был всего лишь 22-летним выпускником коминтерновской школы имени Ленина в Москве и лидером местной молодежной коммунистической организации. Но партия все же была проиграна еще до того как началась. Об этом неопровержимо свидетельствуют результаты референдума, прошедшего под присмотром наблюдателей от Лиги Наций и защитой международных войск. Нарушений практически не было зафиксировано. Проголосовали, как говорится, в едином порыве: 90,4% за возврат в Германию, 8,8% – за сохранение нейтрального статуса, 0,4% – за присоединение к Франции. Извольте убедиться – спорить больше не о чем. С 1 марта 1935 года Саар опять стал немецким… Андрей ГОРЮХИН

Презентация выступления на международной конференции в Европейском учебном институте при МГИМО (У) 22 октября 2009 года. Main Points Global Crisis: no region in the world is immune Financial transmission channels powerful and near-immediate Externally exposed countries (like RU) more vulnerable to first-order impact Feed-back loops with the real economy Impact and lag dependant on initial positions and adequacy of policy responses Recent stabilisation, but risks remain Cross-country variation in policy responses and instruments, depending on prior buffers and on the adequacy of policy actions Fiscal policy: near-term versus long-term Priority to stabilisation, but long-term fiscal implications Crisis response should not jeopardise implementing long-term reform agenda Securing external financing Global crisis – global policy responses; devising global responses within the G20 Полный текст в формате PDF

President Dmitri Medvedev has publicly stated that Russia needs to change course if it does not want to end up as a third-world country. Igor Shuvalov, the first deputy prime minister, recently told investors that although Russia had suffered its worse recession in a decade, it would be transformed into a “new country” by 2020 through innovation and investment in “human capital.” He said the investment climate would be significantly improved within a year through a reduction of red tape and a clean-up of the court system. The problem is that we’ve heard this before. When Vladimir Putin moved into the Kremlin a decade ago he promised to ensure the rule of law and to tackle corruption. But under his watch there has been no progress toward an independent judiciary, and the corrupt bureaucracy has been allowed to expand. It was under Mr. Putin that assets were taken from Yukos, Shell and BP. It was under Mr. Putin that a growing number of journalists such as Anna Politkovskaya were killed with impunity. It is little wonder, therefore, that investors are skeptical about new pledges to tackle rampant corruption or diversify the economy away from a raw-materials base. As the oil price rose during Mr. Putin’s term, he was able to ensure pensions and wages were paid on time. But he completely failed to encourage investment in new industries, technologies or infrastructure. Now Russia is facing crunch time. The funds that were accumulated during the good years are about to run out. Top companies like Gazprom are close to bankruptcy and face huge problems due to the lack of investment in the energy sector. State-controlled conglomerates and banks have been propped up by the state but small and medium enterprises, essential for future growth, have been neglected. Much of Russia’ infrastructure is crumbling. There are hundreds of monocities — company towns dependent on one enterprise — without a future. There is a massive rich-poor gap and an even bigger gap between the regions. There has been a growing number of protests, from Kaliningrad to Vladivostok, over social and economic conditions. Even the elite do not believe in the future of Russia. They do not keep their money in the country and they send their children abroad to be educated. A recent report by the Institute of Contemporary Development, an influential think-tank close to Mr. Medvedev, called for a number of reforms. To encourage political competition, it said there should be a return to the system of electing governors and senators, practices abolished by Mr. Putin when he was president. The report also called for greater freedom in the media (the state controls 93 percent of all media outlets) to help expose corruption and encourage political debate. Unfortunately, but not surprisingly, the report found zero resonance in the media. The ruling United Russia party, controlled by Mr. Putin, saw no need for change either. The Duma is a rubber stamp for the executive and most deputies are more interested in enriching themselves than controlling the government. Some observers think that the United States and the European Union could press Russia to change its ways. President Obama, however, has set his hopes on securing Moscow’s assistance in dealing with his twin foreign policy challenges, Iran and Afghanistan. But there is no evidence that Moscow is ready, able or willing to deliver on either issue. At the E.U.-Russia summit in Stockholm last November, José Manuel Barroso, the president of the European Commission, promised to help Russia with its modernization agenda. But negotiations between the E.U. and Russia for a new partnership agreement are making glacial progress. Russia cannot make up its mind whether to join the World Trade Organization. Russia’s distorted world view also makes it difficult to move to a win-win scenario in energy. Thinking in Russia’s elites is still dominated by a win-lose mentality, especially when it comes to pipelines and Ukraine, Belarus and Georgia. Both Mr. Putin and Mr. Medvedev talk of Russia’s right to have a sphere of influence in Eastern Europe. There is no understanding that a ring of stable, prosperous and democratic neighbors would actually be in the long-term interests of Russia. But maybe they do comprehend that such a development would lead many more in Russia to question Putin-Medvedev policies. Speculation about splits in the tandem is just that — speculation. Mr. Medvedev owes his position 100 percent to Mr. Putin. It suits both to play the “good cop, bad cop” role from time to time, but in reality there are no fundamental differences between the two. The prospects for change in Russia, therefore, are bleak. But public opinion is becoming increasingly resentful of government inaction and the situation could become explosive in the near future. The outside world can only influence developments at the margins. Still, we should not weaken our support for the liberal, democratic forces seeking to change the system. Their fight is ours. Fraser Cameron

Отказ президента Исландии Олафура Рагнара Гримссона подписать принятый парламентом закон о компенсации 4 миллиардов евро инвесторам из Великобритании и Нидерландов за крах исландского банка «Айссейв» и созвать общенациональный референдум по этому вопросу может блокировать процесс вступления этой страны в ЕС. Без урегулирования этого финансового спора, в центре которого находятся британцы и голландцы, правительства этих двух стран вряд ли дадут «зеленый свет» началу переговорного процесса о присоединения Исландии к «двадцати семи». Все решения по этой проблеме должны приниматься единогласно. Проблема исландских компенсаций была решена на правительственном и парламентском уровне в конце прошлого года, но действия главы государства поставили все это под вопрос. Результаты будущего референдума неясны. Примерно четверть зарегистрированных исландских избирателей – 60 тысяч человек – подписали петицию, в которой просили президента не утверждать закон о компенсациях. История вопроса такова. Осенью 2008 года банковская система Исландии рухнула. Правительства Великобритании и Нидерландов тогда компенсировали 300 тысячам своих соотечественников из числа вкладчиков банка «Айссейв» потерянные деньги. В отличие от исландских вкладчиков, они, будучи иностранцами, не подпадали под гарантии правительства Исландии. Длительные переговоры позволили исландскому кабинету достичь компромисса с британскими и голландскими коллегами о порядке возмещения их расходов до 2024 года. Теперь все это оказалось под вопросом. Исландия подала просьбу о приеме в ЕС летом 2009 года. В настоящее время Европейская Комиссия готовит свои соображения на этот счет, как и положено по процедуре. Документ должен быть готов к марту 2010 года. Ознакомившись с ним, главы государств и правительства «двадцати семи» должны принять единогласное решение о начале официальных переговоров с Исландией, автоматически получающей в этом случае статус страны-кандидата. Уже на этом начальном этапе Лондон и Гаага могут заблокировать всю процедуру. Валерий ВАСИЛЬЕВСКИЙ

Политические деятели Швейцарии вновь – в какой уже раз! – взвешивают «за» и «против» вступления их страны в Европейский Союз. Обсуждение вызвано, главным образом, некоторыми мерами по защите единого рынка, которые вынужден принимать Брюссель для противостояния финансово-экономическому кризису. В Берне и Женеве, кстати, эти меры ЕС считают дискриминационными и ведущими к изоляции Альпийской республики, поскольку двусторонние отношения с «клубом двадцати семи» постепенно затрудняются. И, похоже, одновременно растет понимание неизбежности присоединения в пока неопределенном будущем к этому «клубу». Впрочем, противники такого решения не устают напоминать о серьезных потерях, которые неизбежно понесет в этом случае благополучная Швейцария. Прежде всего, ей придется вносить в бюджет ЕС гораздо больше средств, чем получать из его фондов, то есть, она станет донором этого объединения. Предстоит также распахнуть свой рынок труда, но безработица в Швейцарии уже сегодня достигает очень высокого для нее уровня в 5%. Неизбежно обострится проблема иммиграции, которая и без того держит в напряжении значительную часть общества и политиков, выступающих за ограничение допуска в страну даже квалифицированных специалистов из стран Западной Европы. Наконец, придется поступиться традиционным нейтралитетом во внешней политике и по требованию Брюсселя приоткрыть завесу над святая-святых – банковской тайной. Словом, негативных последствий интеграции, на первый взгляд, значительно больше, чем позитивных. Однако постепенный дрейф Швейцарии в сторону ЕС все-таки происходит: достаточно вспомнить, что она уже вступила в шенгенскую зону, отменяющую внутренние границы, и что Альпийскую республику связывают с Брюсселем около 120 различных договоров и соглашений.