Саар, в котором победила НСДАП

Именно этот алчно недальновидный документ предусматривал в своих статьях – с 45 по 50 – отторжение саарского угольного бассейна в пользу Франции. Официальная формулировка: «в возмещение разрушения шахт в северной Франции и в счет уплаты Германией полной компенсации». А люди? А право наций на самоопределение, которое с таким жаром отстаивал американский президент Вудро Вильсон?

Нет, всё, на что удалось уговорить французов это «шахты – вам, а политическое управление – международному сообществу». Это длилось пятнадцать лет. Но не могло продолжаться вечно.

В июне 1934 года Лига Наций назначила дату голосования в Сааре на январь следующего года. Оставалось всего шесть месяцев на ведение предвыборной борьбы. Хотя дилемма вырисовывалась – яснее некуда. Или назад в Германию, то есть к Гитлеру, к тому времени уже прочно утвердившемуся во власти, или дальше болтаться как цветок в проруби между Парижем и Берлином. Теоретически было возможно и присоединение к Франции, но согласных на этот вариант было настолько мало, что их не стоило принимать во внимание.

Почему? Да потому, что оккупанты – давайте все же называть вещи своими именами – сумели повести себя так, что регион, где и без того сильны были националистические настроения, оказался во власти сильнейшей франкофобии. Да Париж еще ничего умнее не придумал, чем разместить в Сааре подразделения колониальных войск. И это в те годы, когда в Германии еще про толерантность и слыхом не слыхивали: сыграло свою роль то, что рейх опоздал к колониальному разделу мира.

Можно было сколько угодно доказывать, что за полтора десятилетия «неарийских» детей в Сааре родилось всего каких-нибудь два десятка. «Осквернение расы» – пресловутое «рассеншанде», ставшее позднее каиновой печатью – уже тогда стало вполне действенным аргументом. А точнее, было таковым еще во время «битвы за Рур», развернувшейся в 1923 году, когда Раймон Пуанкаре решил, что с Рейнско-Рурской областью удастся провернуть тот же номер, что и с Сааром. В тот раз англичане и американцы проявили благоразумие, и под их давлением марокканским стрелкам в 1924 году пришлось возвращаться за Рейн.

Вот и в Сааре Йозеф Геббельс постарался выжать из удобной темы максимум возможного. Все типографии близлежащего Пфальца почти безостановочно печатали агитационные материалы для приближающегося референдума. Брошюры и листовки, все содержание которых можно без особого ущерба для смысла свести к фразе «Саар был, есть и будет немецким», безостановочным потоком текли через границу, которую французы хотя и контролировали, но не перекрыли. В ней оставалось достаточно дырок, но главное – нацисты правильно рассчитали, что расскажут саарцам именно то, что те хотят услышать.

В то время из Берлина, напротив, слышались речи весьма примирительного свойства. Ничего похожего на призывы к «пассивному сопротивлению» звучавшие в 1923 году из уст германского канцлера Вильгельма Куно. Рейхсканцлер Адольф Гитлер разве что распинался о «потоках лжи», изливающихся на его страну, а министр пропаганды и вовсе заговорил о германо-французском взаимопонимании.

Социал-демократы и христианские политики тоже съехались в Саар, чтобы агитировать за консервацию нейтрального статуса. Уж они-то прекрасно понимали, каким болезненным ударом стал бы для национал-социалистов отказ Саара вернуться «в лоно родины». Даже коммунисты на время умерили свои амбиции и направили в регион бригады агитаторов «за нейтралитет». К слову сказать, среди них был местный уроженец, коммунист-подпольщик, последний генеральный секретарь Социалистической единой партии Германии и глава Госсовета ГДР Эрих Хоннекер. Разумеется, в те годы он был всего лишь 22-летним выпускником коминтерновской школы имени Ленина в Москве и лидером местной молодежной коммунистической организации.

Но партия все же была проиграна еще до того как началась. Об этом неопровержимо свидетельствуют результаты референдума, прошедшего под присмотром наблюдателей от Лиги Наций и защитой международных войск. Нарушений практически не было зафиксировано. Проголосовали, как говорится, в едином порыве: 90,4% за возврат в Германию, 8,8% – за сохранение нейтрального статуса, 0,4% – за присоединение к Франции. Извольте убедиться – спорить больше не о чем.

С 1 марта 1935 года Саар опять стал немецким…

Андрей ГОРЮХИН