Выпуск №6(45), 2010

За последние десятилетия в Европе привыкли считать дружественные отношения между государствами, жизнь в условиях мира и мирного развития некоторой данностью. Своим крупнейшим завоеванием. Неотъемлемой частью своей политической культуры. На континенте настолько свыклись с обыденным характером этой высшей ценности, что стали даже предаваться идиллическим мечтам о том, будто бы среди цивилизованных народов обращение к военным методам осуществления внешней политики совершенно невозможно и недопустимо. Правда, предаваться как-то уж очень выборочно, напрочь забывая о военных конфликтах, вспыхивающих то тут, то там. О военных действиях коалиций государств в Ираке и Афганистане. Применении военной силы в обход ООН. Повстанческих войнах и внутренних конфликтах, сеющих смерть и запустение. Отсутствии прогресса в бесконечном Ближневосточном урегулировании. Страшнейших опасностях, которыми грозят миру международный терроризм и расползание по свету оружия массового поражения. Представления о мире как высшей и абсолютной ценности настолько широко распространились по Европе, что в какой-то момент дали удивительные и неожиданные всходы. Общественные организации вбросили в сферу публичной полемики идею о том, что жизнь в условиях мира должна рассматриваться в качестве одного из основополагающих прав человека. Дескать, этому индивидуальному праву давно пора придать соответствующий юридический статус. Более того, всерьез уверовали в нее и даже стали всячески продвигать и лоббировать. В числе таких организаций, если судить по тематике нынешней встречи, оказалась и Федерация мира и согласия. Однако глянцевая идея о юридическом закреплении права на жизнь в условиях мира не такая безобидная и безусловно прогрессивная, как это может показаться на первый взгляд. Для человеческого социума и современных демократий она запросто может оказаться своего рода «троянским конем». У нее есть очень даже неприятная изнанка. И на нее стоило бы взглянуть, по всей видимости, хотя бы на время, отложив в сторону «розовые очки». С тем чтобы это сделать, давайте попробуем всерьез разобраться с базовыми понятиями, в систему которых она должна быть встроена. Для наглядности Назидание о благих намерениях очень справедливо. Слишком часто люди, руководимые самыми добрыми побуждениями, просто не видят глубины проблемы, не осознают того, сколько у нее самых различных ипостасей, не понимают, как предлагаемые ими решения могут пребольно аукнуться и для простых людей, и для всего общества в целом. Чтобы дальнейшие размышления по поводу права на жизнь было легче ухватить, приведу пример из, казалось бы, совершенно другой области. Он поможет показать, насколько ограничены и неоднозначны наши представления. На нем по аналогии очень хорошо видно, насколько другие ассоциации порождают вроде бы внешне вполне понятные и привычные вещи в силу присущей им многомерности. Как-то меня пригласили на одну из программ канала «Закон ТВ». Все было организовано хорошо и естественно. Юпитеры не мешали. Нацеленные на тебя кинокамеры совершено не стесняли. Передача получилась. Настроение было отменное. И поэтому я нисколько не удивился, когда ко мне подошел сидевший в зале симпатичный мужчина и сделал весьма привлекательное предложение. Канал запускал очередное ток-шоу, на этот раз по актуальным проблемам юриспруденции. Его назначили ответственным. Меня он приглашал ведущим. Однако перед тем как отвечать на предложение я попросил уточнить условия. В первую очередь мне было важно знать, дадут ли мне возможность самому определять идеологию и содержание конкретной передачи, или имеется в виду красиво озвучивать чужие мысли. На такую роль гораздо лучше подходили элегантные привлекательные молодые женщины, вертевшиеся вокруг в изобилии. Телевизионщик замялся. Мол, все будет решаться вживую. Главное запустить ток-шоу, а там видно будет. Тогда я поинтересовался, о чем он собирается делать ближайшую передачу. Выяснилось, что о возможном снятии запрета на свободную продажу огнестрельного оружия на территории Российской Федерации. Увидев мое удивление – все-таки в стране до черта гораздо более жгучих проблем, ждущих своего решения, – он бросился разъяснять. Вот в США, пожалуйста, – покупай себе оружие свободно и обеспечивай свою безопасность сам. Для нас, с учетом разгула преступности, это более чем актуально. Чтобы четче уяснить, о чем же все-таки будет передача, я переспросил, в какой степени эксперты будут затрагивать главное в свободной продаже и ношении оружия, с точки зрения американцев. Ведь сформировавшая у них традиция объяснялась тем, что за гражданами изначально признавалось право свергать не устраивающее их правительство, если понадобится, с оружием в руках. Вся американская государственность, все институты в отдельности и политическая система США в целом базируются на праве индивидуума защищать свою свободу с оружием в руках. Иначе говоря, главная целевая установка свободы на приобретение и ношение оружия и объяснения приверженности этой исторической традиции кроется не в потребностях самообороны. Они вторичны. Она состоит в гарантиях прав и свобод человека. Телевизионщик поперхнулся. Желание продолжать разговор у него пропало. Распрощались мы, правда, все равно тепло, по-дружески. Он обещал непременно звонить. Божился, что напомнит о себе днями. Уверял в том, что как раз такой ведущий, как я, ему и нужен. Однако он так и не позвонил. И я больше никогда его не видел. Мелькнувшая было надежда на то, чтобы сделаться ведущим популярной программы или сделать ее популярной, к моему глубокому сожалению, растаяла в воздухе. Приведенный пример достаточно показателен. Он избавляет от необходимости доказывать, что любое явление общественной жизни наделено многомерностью сущностей. Они проявляются при анализе порождаемых им последствий. Давайте же разберемся в тех последствиях, которые может, а точнее, обязательно вызовет законодательное и договорное закрепление индивидуального права на то, чтобы жить в условиях мира. При том понимании, конечно, что ему надо придать абсолютное значение. Иного не дано. Изъятия из права на то, чтобы жить в условиях мира, смешны. Их невозможно сконструировать. Без запрета на отступление от соблюдения такого индивидуального права оно утрачивает какой-либо смысл и состоятельность. Сравнение с действующими правовыми конструкциями У любого индивидуального права есть корреспондирующая ему обязанность, возлагаемая на властные структуры. В данном случае – на государство, сообщество государств, все и любые уже созданные и учреждаемые ими органы и организации. Обязанностью, корреспондирующей праву на мир, будет не просто отказ от войн, а запрещение любых и всяческих вооруженных действий, вне зависимости от того, для чего они ведутся, какие потребности обслуживают, как складывается конкретная ситуация. То есть, запрет на применение вооруженной силы при любых обстоятельствах. Из действующих международно-правовых актов в таких терминах составлен Протокол № 13 к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (ЕКПЧ). Текст и практика применения Европейской Конвенции – это как раз тот оселок, на котором проверяется реалистичность затеи с конструированием права на мир. Протокол № 13 предусматривает запрет на смертную казнь при любых обстоятельствах в качестве высшей меры наказания за совершенное особо тяжкое преступление лицом, чья вина доказана в суде. Запрет носит абсолютный характер. В соответствии с ним власть сознательно ограничивает себя в применении ответных репрессивных мер против тех, кто поставил себя вне закона, и мер превенции. Она отказывается от определенного их класса, воспринимаемого социумом как неприемлемый в цивилизованном обществе, бесчеловечный и не допускающий исправления допущенной ошибки. Вместе с тем, содержание Протокола № 13 может быть понято только, если его поставить в общеправовой и социальный контекст. Запрет не разоружает общество и государство перед лицом бытовой или организованной преступности, наркоторговцев и террористов. Он объясняется их уверенностью в том, что у них достаточно других средств, вполне действенных и эффективных, для того, чтобы справиться с этими социальными недугами и добросовестно выполнять свой долг перед всеми членами общества по обеспечению безопасности. Он предопределяется сделанным ими цивилизационным выбором в пользу гуманизма и смягчения нравов, в основу которого поставлены базисные ценности общества. В соответствии с ними человеческая жизнь является высшей ценностью, а жестокость ничего не лечит и ничему не помогает. Она порождает лишь ответную жестокость. Самоубийственные последствия для мировой политики С абсолютным запретом на применение вооруженной силы все обстоит до наоборот. Он вступает в прямое противоречие с действующим международным правом, его императивными нормами, Уставом Организации Объединенных Наций, всеми универсальными, региональными, многосторонними и двусторонними международными актами обязывающего характера в области поддержания международного мира и безопасности и их эффективного обеспечения. Они исходят из того, что, конечно не всегда, а при определенных обстоятельствах, но вооруженная сила должна применяться. На указанной презумпции построен весь современный миропорядок. Случаев, при которых обращение к вооруженной силе, согласно действующему международному праву, считается законным, правильным, правомерным и необходимым, всего три. Она может использоваться в целях самообороны. Она должна применяться во исполнение коллективного решения Совета Безопасности ООН, на который всеми членами универсальной организации возложена особая ответственность за поддержание международного мира. К ней вправе прибегать все государства для подавления бунтов, восстаний и других массовых беспорядков, «угрожающих существованию нации», в соответствии с внутренним законодательством. Таким образом, получается, что постановка вопроса о праве на мир не просто противоречит основам сложившегося мирового порядка. Она подрывает его. Делает призрачным и иллюзорным. Она взрывает все существующие системы коллективной безопасности. Делает все страны беззащитными перед лицом агрессора и очень многих других рукотворных международных катаклизмов. Чревата хаосом в международных делах и кровопролитием, которое нечем и некому будет останавливать. Иначе говоря, такая постановка вопроса порождает последствия, совершенно противоположные желаемым. И вызывает их безусловно и неотвратимо. Неспособность ни сохранить, ни изменить статус кво Это на межгосударственном уровне. Под углом зрения международных процессов. Но на внутригосударственном уровне дело обстоит ничуть не лучше. А, может, даже еще хуже. По сравнению с внутренними вооруженными конфликтами, чисто международные стали редкостью. Их удельный вес в кровавых событиях на планете существенно понизился. Об этом свидетельствует статистика. На это указывают все публикуемые аналитические доклады. Глобальное изменение военно-политического ландшафта заставило ведущие державы переписать свои военные доктрины. В разряд главных угроз безопасности в них возведены теперь внутренние конфликта и феномен «падающих» государств. Действительно число внутренних конфликтов резко подскочило. Вооруженные действия большей или меньшей интенсивности в разных уголках Земли стали повседневностью. Они сейчас являются визитной карточкой планеты. Именно их имеют в виду все чаще и чаще, когда описывают современные боевые действия, занимаются военным планированием и подготовкой к противостоянию потенциальному противнику. К тому же внутригосударственные конфликты все реже остаются чисто внутренними. Обычно в той или иной форме в них принимает участие третья сторона. Или они отягощены иностранным элементом. Причем разнообразие иностранных участников удручает. Это уже не только соседние или отдаленные государства, но и субгосударственные общности и образования, крупные военно-охранные предприятия, сетевые структуры и т.д. Внутренние конфликты чрезвычайно сложно погасить. Они почти не поддаются стабильному урегулированию. Если только не за счет распада или глубокой трансформации предыдущей государственности. Но это еще только полбеды. Вторая ее половина заключается в том, что разные политические игроки, в том числе и мировые, дают природе конкретных внутренних конфликтов диаметрально противоположную оценку. Из-за чего перспективы их прекращения становятся еще более туманными. А постановка вопроса о праве на мир – еще более противоречивой. Для одних происходящее описывается в терминах законной борьбы против посягательств на основы конституционного строя, антитеррористических операций, подавления сепаратизма, защиты целостности государства и т.д. Если согласиться с такой правовой квалификацией внутреннего конфликта, за действующей властью обязательно надо признавать право на применение вооруженной силы, а всех, кто борется против нее, объявлять бандитами, террористами и пр. В таком политическом контексте требование об узаконении права на мир сразу же превращается в инструмент легитимации антиправительственных действий, изменения сложившегося и существующего статус кво. Оно лишает законные власти самой возможности противостоять насилию и беззаконию. Делает их беззащитными. Разрушает конституционные основы поддержания общественного порядка. Прокладывает путь к развалу национальной государственности. Значит, от этого требования надо избавляться. От него следует отказываться ради защиты основ конституционного строя, ради сохранения стабильности и порядка, т.е. во имя сложившегося и существующего статус кво. Ведь основной смысл национальной государственности состоит в защите граждан от насилия и беспорядков. Это часть общественного контракта. Власть должна гарантировать всем тем, кто находится под ее юрисдикцией, полную и адекватную безопасность. В этом состоит ее святой долг. Но ровно в той же степени внутренние конфликты описывают как законную борьбу народов за самоопределение, за человеческие условия существования или элементарное выживание, как восстание против диктаторских и оккупационных режимов и т.д. В таком политическом контексте законным и оправданным провозглашается уже не защита сложившегося порядка, а его ниспровержение. Легитимируются антиправительственные действия и применение вооруженной силы против существующей власти. Тогда право на мир обряжается в совершенно другие юридические и политические наряды. Оно драпируется в тогу тех, кто категорически выступает против всего этого и не допускает и тени сомнений в неприемлемости и противоправности изменений нынешнего статус кво. Между правом на мир и правом на сохранение статус-кво ставится знак равенства. Вот какими малосимпатичными последствиями чревата реализация идиллических представлений о праве на мир. Хочется верить, что их адептами они просто не просчитываются. А ведь это только объективная часть общей картинки. Есть еще и субъективная. Она была затронута пока только по касательной. Право на индивидуальную безопасность Альфой и омегой международного, наднационального и внутригосударственного права прав человека является максима о том, что пользование индивидом признаваемыми за ним правами не должно нарушать права третьих лиц. Оно не может осуществляться в ущерб законным правам и интересам других членов общества и общества в целом. Иначе говоря, все остальные права третьих лиц в своей совокупности кладут предел тому, в каком объеме может ими пользоваться конкретная личность. Государство и международные контрольные механизмы призваны следить за соблюдением баланса денно и нощно. Там и тогда, где и когда он нарушается, воцаряется анархия и беззаконие, а уважение к правам человека сходит на нет. Естественный предел праву на мир, если теоретически предположить, что оно может быть сконструировано, устанавливает право на индивидуальную безопасность. Это право освящено всей историей человеческой цивилизации. Оно изначально относится к сонму естественных прав. И существует столько же, сколько существует современное государство. Право человека на личную безопасность является весьма серьезной, основополагающей юридической категорией. Оно детальнейшим образом разработано. Под его обеспечение веками осуществлялось государственно-правовое строительство. Его описывает огромный пласт национального законодательства любой страны. Оно обслуживается конституционными актами, уголовными и уголовно-процессуальными кодексами, нормативными документами, описывающими задачи и функции государственных органов по обеспечению общественного порядка и вооруженных силы страны. В целях обеспечения безопасности созданы, постоянно укрепляются и совершенствуются стержневые государственные структуры. В их систему входят не только т.н. силовой блок, но и высшие властные органы, отвечающие за принятие политических решений, часть судебной системы и т. д. Ведь индивидуальному праву на безопасность корреспондирует двоякое обязательство властей – во-первых, иметь эффективные средства принуждения к его соблюдению, включая адекватное законодательство, институты и процедуры, и, во-вторых, решительно применять их во всех тех случаях, когда это необходимо. Без готовности предотвращать и пресекать бунты, волнения, восстания и любые другие беспорядки с использованием, если потребуется, вооруженной силы, т.е. прибегать к масштабному принуждению, государства нет и быть не может. Поэтому коренной вопрос, который обязательно нужно уяснить для себя, когда мы беремся за конструирование понятия права на мир, состоит в том, каким образом воображаемое право на мир соотносится с реальным правом на индивидуальную безопасность. Как оно может быть реализовано в виду безусловной обязанности государства защищать всех тех людей, которые находятся под его юрисдикцией, и все общество в целом от крупномасштабных преступных посягательств, угрожающих существованию нации. И делать это с оружием в руках. О ком персонально надо заботиться Не очень понятно также, кто может выступать носителем права на мир или, попросту говоря, его субъектом. На ум приходят четыре варианта. Обоснованию поддается, видимо, даже большее их количество. В одних случаях это индивиды. В других – коллективы. В-третьих – общество в целом, вне зависимости от того, рассматривается ли оно как совокупность частных лиц или как самостоятельная категория. Наконец, – международное сообщество, вне которого или без участия которого право на мир невозможно постулировать. Попытаемся сопоставить пользование воображаемым правом на мир как индивидуальным или как коллективным правом. Если за ним юридически признается статус коллективного права, мы автоматически оказываемся в области большой политики, межгрупповых отношений и конфликта интересов между социальными группами, этносами, разнообразными меньшинствами, в том числе и национальными, и государством или государствами. Соответственно,  возникает целый ряд вопросов. Назову только некоторые. Кто же все-таки являются носителями коллективного права, какие конкретно группы или их совокупность? Кто им вправе пользоваться? А кто сможет? От кого их надо защищать? Против кого оно должно быть направлено? И кто является его гарантом? Каждый из них требует обстоятельного ответа. Не так, навскидку. А опирающегося на солидный нормативный, прецедентный и доктринальный материал. В отсутствие таких ответов предположим, что право на мир защищает некоторую национальную группу или этнос, которые, по всей видимости, тоже к ангелочкам отнести нельзя, от кровавой расправы и репрессий со стороны властей. Вспомним недавнюю историю – Косово, Южную Осетию и т.д. Список получится очень длинный и внушительный. Тогда мы сразу же окажемся в очень непростой ситуации, когда коллектив, с точки зрения национального права, откровенно игнорирует требования закона, а под углом зрения международных уложений, если и когда они появятся, вправе рассчитывать на международную помощь и защиту. По сути дела речь идет о возможности односторонней интерпретации пока еще не существующего права на мир в целях легитимации права или обязанности третьей стороны или сообщества государств на вмешательство во внутренние конфликты. Пересечение с концепциями гуманитарной, продемократической или любой другой интервенции очевидно. Ведь коллективному праву на мир будет корреспондировать обязанность всего или части мирового сообщества добиваться восстановления мира, в том числе вооруженными методами, или заниматься принуждением к миру. Головоломок две. Первая. Любое вооруженное вторжение по определению станет откровенным и безусловным отрицанием права на мир. То есть, получится, что мы отстаиваем и защищаем право, отрицая его. Не очень понятный и логичный политический конструкт, с юриспруденцией ничего общего заведомо не имеющий. Вторая. Оценка того, кого из двух противостоящих сторон нужно защищать и поддерживать, всегда субъективна. Разные мировые игроки зачастую, как уже указывалось выше, исходят из прямо противоположных посылок. Соответственно и оценки ситуации и правомерности действий сторон они, скорее всего, будут давать диаметрально противоположные. Следовательно, вместо того, чтобы укреплять национальный и международный правопорядок, мы, конструируя право на мир, будем на самом деле расшатывать их, внося в усилия по их поддержанию еще большую неопределенность. Никаких резонов в пользу того, чтобы и дальше подрывать основы и так не очень стабильного мирового порядка, привести нельзя. К тому же совершенно очевидно, что это явно не та цель, которую ставят перед собой ревнители изобретаемого ими права на мир. Но если отстаиваемая ими идея чревата и такими, как представляется, катастрофическими последствиями, симпатии к ней должно все-таки поубавиться. А ведь и это еще цветочки. Провозглашение коллективного права на мир означает, что кто-то или вообще все должны его гарантировать. Вне зависимости от того, какими военными средствами устрашения располагает узурпатор. Или будет располагать. Если есть право, его соблюдение нужно обеспечить. Но ведь подобная логика ведет к еще одному легко прогнозируемому результату – неудержимой гонке вооружений. Таким образом, чтобы соблюдение права на мир стало реальностью, его надо будет неизменно нарушать и усиленно готовиться при этом к ведению войн по всему азимуту. Как говорится, приплыли. Кстати, при конструировании, как выясняется, крайне вредного и опасного, и от этого не менее эфемерно права на мир придется еще определять и правомерные параметры военного и в более широком плане силового строительства. Какое военное строительство необходимо для эффективного соблюдения коллективного права на мир? С какими его параметрами можно согласиться? Каким критериям оно должно отвечать? Применимы ли к нему требования достаточности и пропорциональности? До какой степени возможно их навязывание суверенным государствам? Совместимо ли разоружение и ограничение вооружений с решением задач обеспечения права на мир? Ведь разоружаясь, мы ослабляем гарантии, забываем о превенции и делаем порог нарушения гораздо более низким. То есть, фактически ставим под вопрос само право на мир, о котором призваны заботиться. Значит, разоружение и ограничение вооружений недопустимы? А как с соотношением наступательных и оборонительных вооружений? Ведь если мы хотим заботиться о соблюдении права на мир по-настоящему, надо обязательно иметь на вооружении достаточное количество наступательных вооружений. Подобные вопросы можно было бы задавать до бесконечности. Я привел только несколько из них для того, чтобы еще раз показать, насколько противоречивый характер носит предположение о том, что право на мир может рассматриваться в качестве коллективного. Но и признание его в качестве индивидуального также ведет к тому, что порождаемые им абсурдные последствия будут только множиться. Ответственность за нарушение индивидуального права Посмотрим на проблему несколько с другой стороны. Предположим, что мы конструируем право на мир как индивидуальное. Ответственность за его нарушение, а равно непринятие мер несет государство. Не будем говорить каких. В свете вышеизложенного это представляется излишним. Оно может быть инкриминировано и государству как таковому, и любым его официальным лицам. Но тогда, если быть последовательными и логичными, официальные лица должны нести личную уголовную ответственность, а совершаемые ими правонарушения квалифицироваться в качестве международных преступлений, преступлений против мира и человечности. Государство же, хотя оно и само несет ответственность, должно заботиться о том, чтобы судебная защита тех, кто может пострадать в результате нарушений права на мир, была эффективной. Кроме того, оно должно быть готовым к выплате пострадавшим справедливой компенсации. Заранее можно предположить, с учетом практики Европейского Суда по правам человека, что она будет немаленькой. Но бог с ней, с материальной компенсацией. Как-нибудь разберемся. Гораздо сложнее с определением подсудности. По всей видимости, юрисдикция по такого рода преступлениям в соответствии с нынешними юридическими представлениями будет носить в значительной степени экстерриториальный характер. То есть, привлекать к ответственности официальных лиц, а не исключено, что и виновные государства будут практически все и любые судебные органы, как национальные, так и наднациональные. К тому же не стоит забывать, что любые миротворческие акции, гуманитарные интервенции и пр. под углом зрения права на мир могут быть квалифицированы как его нарушение, а миротворцы отданы под суд. Причем опять же всеми – и тем государством, на территории которого допускаются правонарушения, и пославшим миротворцев, и любыми третьими странами. Кстати, по нарушениям права на мир, скорее всего, не будет срока давности. В отношении таких преступлений будет применяться концепция длящегося правонарушения. Фактически это будет предоставлять возможность ретроактивного применения будущих законов, вводящих право на мир, к событиям давно минувших дней. В общем, хорошенькая ситуация. Надеюсь, я вас в достаточной степени убедил в том, что, с позиций действующего права и, как я надеюсь, здравого смысла, продвижение идеи права на мир некорректно. Это если пользоваться дипломатическим языком. Если же называть вещи своими именами, оно совершенно абсурдно. Тогда давайте посмотрим, какие можно предложить развязки, как выбраться из западни, в которую нас загоняют ревнители чистой теории законодательного и международно-правового закрепления права на мир. Если заглянуть в послезавтрашний день Выходов несколько. Начну с простейшего. Можно говорить о том, что это политический лозунг. Что к такому результату нужно стремиться. Подобной видится общая задача. Она ставится и должна ставиться. Однако о переводе идеологии права на мир в разряд юридических понятий речи не идет. Даже о превращении ее со временем в часть мягкого внутригосударственного, наднационального или международного права. Другой вариант, может быть, даже более перспективен. Идеологию права на мир стоило бы вмонтировать в требования переналадки универсальной и региональных систем коллективной безопасности. Вот в качестве подсистемы коллективной безопасности она могла бы оказаться полезной. Но и то, при условии, что будут найдены согласованные подходы к Ближневосточному урегулированию, а затем и к тушению внутренних конфликтов. А для этого придется закрыть эру деколонизации и попустительства со стороны международного сообщества формированию независимой моноэтнической государственности с оружием в руках. Есть еще одно направление, которое можно было бы попробовать. Пора, засучив рукава, взяться за восстановление базовых представлений международного права о том, что никакие права не могут рассматриваться изолированно. Их нельзя ставить выше остальных прав или принципов. Они должны реализовываться в своей совокупности. Важен точный баланс. Его важно отыскать и затем поддерживать. Необходимый баланс и сочетание противостоящих друг другу прав и принципов позволят приблизиться к искомому результату. Тогда и мечта о праве на мир не будет такой утопичной. © Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России * Полный текст выступления в Федерации мира и согласия 8 апреля 2010 года

Статья подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда – проект №09-03-00513а «Совершенствование правовой системы Российской Федерации и опыт Европейского Союза, создание благоприятного политического и информационного имиджа в целях партнерства и сотрудничества». В германском городе Трире 18-19 марта проходила конференция, организованная Академией европейского права (Europaische Rechtsakademie, ERA)*1. В ней приняло участие около 80 профессоров, юристов-практиков и экспертов ЕС. Конференция была посвящена европейскому договорному праву: обсуждению окончательного проекта Общей справочной схемы, реформе правового регулирования отношений с участием потребителей с учетом положений этой схемы. Материалы конференции, доклады и их обсуждение дают реальные представления о продвижении ЕС по пути создания европейского частного права. В центре внимания участников конференции находился проект Общей справочной схемы: Принципы, определения и модельные правила европейского частного права (Draft Common Frame of Reference: Principles, Definitions and Model Rules of European Private Law), окончательный вариант которого был опубликован в 2009 г.*2 Предложение создать Общую справочную схему (далее - ОСС) официально впервые было изложено в документе «Более согласованное европейское договорное право - План действия», который был представлен в сообщении Комиссии, адресованном Европейскому парламенту и Совету*3. План действий диктовался серьезными проблемами правового регулирования трансграничных частных отношений в странах ЕС. В значительной мере проблемы порождаются несогласованностью нормативных юридических актов ЕС (особенно директив, п. 16 и след. Плана действий), отсутствием достаточно четкого определения юридических понятий (п. 19 и след. Плана действий), сложностями реализации директив национальными законодательствами, в особенности, если директива оперирует правовыми категориями, неизвестными правовой системе государства (п. 22 и след. Плана действий), существенными различиями в договорном праве стран-участниц ЕС, например, в части правил, касающихся представительства компаний, формы договора, использования типовых условий контрактов, исключения или ограничения ответственности за нарушение контракта, перехода права собственности (п. 34 и след. Плана действий). Очевидно, что в этих условиях и стороны, заключающие трансграничный контракт, и правоприменительные органы, которые рассматривают возникающие из него споры, испытывают трудности в определении закона, применимого к этим отношениям, и установлении его содержания. Для решения проблем, по мнению Комиссии, необходимо использовать комплекс мер как императивных (в форме постановлений, директив, рекомендаций) так и факультативных (совместное регулирование, саморегулирование, добровольное соглашение на секторальном уровне, метод открытой координации, информирование). В этой связи создание некоторой общей справочной схемы рассматривалось как промежуточный этап повышения качества достижений ЕС (acquis) в области договорного права. Предполагалось, что ОСС, к работе над которой должны быть привлечены все заинтересованные стороны, в том числе академические круги, практикующие юристы, представители официальных органов, бизнеса и потребителей, будет содержать определения фундаментальных понятий договорного права («контракт», «убытки» и т.п.) и общих правил, применимых, например, в случае нарушения контракта. Она могла бы быть использована для устранения несогласованностей нормативных правовых актов ЕС, повышения качества разработки их проектов, разъяснения действующих норм, адаптации законодательства к потребностям экономического развития, восполнения пробелов в праве ЕС. Кроме того, она должна стать основой для последующей деятельности по созданию факультативного инструмента в сфере европейского договорного права. Заметим, что работа над проектом европейского договорного права велась и до оглашения Плана действий. Считается, что она началась в 1982 г. с момента учреждения Комиссии по европейскому договорному праву (Commission on European Contract Law, CECL), важным результатом деятельности которой стал объемный академический труд – Принципы европейского договорного права. Эта работа была продолжена созданием в 1998 г. Исследовательской группы по Европейскому гражданскому кодексу (Study Group on a European Civil Code) и в 2002 г. - Исследовательской группы по действующему частному праву ЕС («Группа Acquis») (Research Group on Existing EC Private Law (the ‘Acquis Group')*4. Европейский Парламент и Совет приняли резолюции, которыми они приветствовали План действий и подчеркнули необходимость разработки ОСС. В последующем сообщении Комиссии ЕС от 11 октября 2004 г. «Европейское договорное право и пересмотр acquis: путь вперед» уточнялось назначение ОСС, был определен более детальный план создания и примерная структура ОСС. По мнению Комиссии, ОСС должна содержать четкие определения юридических понятий, основные принципы, согласованные модельные правила и служить своего рода справочником или, образно выражаясь, «набором инструментов» (‘tool box ') для нормотворчества. С тем, чтобы привлечь к обсуждению проекта ОСС максимально широкий круг заинтересованных лиц, предоставить им возможность высказать свои предложения и замечания, в 2008 г. был опубликован промежуточный вариант проекта*5, который в значительной своей части базировался на упомянутых Принципах европейского договорного права. Европейский Парламент резолюцией от 3 сентября 2008 г. приветствовал эту публикацию и подчеркнул, что документ Комиссии станет основой для решений относительно будущего назначения ОСС, его содержания и юридического действия, которое может находиться в пределах от необязывающего нормотворческого инструмента до факультативного инструмента в европейском договорном праве. Итоговый документ 2009 г., естественно, отражает результаты конструктивной публичной дискуссии и существенно отличается от промежуточной версии, в том числе по кругу затрагиваемых вопросов. По своей природе он все еще остается проектом, разработанным учеными, а не формально действующим актом. Тем не менее, и в этом качестве, по оценке его создателей, он имеет свое собственное значение. Как академический текст он воплощает итог широкомасштабного европейского исследования. В особенности, он демонстрирует, в какой степени национальные системы частного права схожи между собой и развивались под взаимным влиянием, в какой мере эти правовые системы могут рассматриваться как проявление единого общеевропейского наследия. Он также содействует осознанию того факта, что существует европейское частное право и что имеется относительно небольшое число случаев, в которых различные национальные правовые системы дают на общие проблемы принципиально разные ответы. И, кроме того, проект способен служить дополнительным стимулом для углубленного взаимопонимания и коллективного обсуждения перспектив европейского частного права*6. Примечательно, что в октябре 2009 г. Генеральный директорат Европейской Комиссии по вопросам внутренней политики счел возможным и необходимым провести углубленное детальное сравнительное исследование проекта ОСС и Предложения Европейской Комиссии по директиве Европейского Парламента и Совета ЕС о правах потребителей от 8 октября 2008 г.*7 В исследовании объясняются причины, побуждающие использовать ОСС в нормотворческом процессе, и указываются те его положения, которые могут служить основой для внесения поправок в директиву о правах потребителей на стадии ее принятия в Европейском Парламенте. Таким образом, ОСС даже в виде проекта уже применяется на практике. Проект ОСС 2009 г. состоит из принципов, модельных правил и помещенных в приложении определений. Модельные правила образуют по объему основную часть ОСС. Они систематизированы в 10 книгах. Книги I - III посвящены общей части договорного права и общему понятию обязательства, книга IV – отдельным видам договоров, книга V – ведению чужих дел без поручения, книга VI – внедоговорной ответственности за причиненный вред, книга VII – неосновательному обогащению, книга VIII – приобретению и утрате права собственности, книга IX – вещному обеспечению в отношении движимого имущества, книга X – доверительной собственности. Этот перечень показывает, что ОСС по сфере охватываемых отношений выходит далеко за границы договорного права и по сути является моделью европейского гражданского кодекса. Модельным правилам предшествует анализ фундаментальных принципов частного права. В окончательном варианте проекта эксперты сочли целесообразным отойти от такого метода изложения основных идей правового регулирования, который ориентирован на их многочисленность (в промежуточном варианте проекта принципов насчитывалось не менее 15), и сконцентрировали внимание на четырех базовых принципах: свобода, гарантированность, справедливость и эффективность (freedom, security, justice, efficiency). Хотя все эти четыре принципа отнесены к категории фундаментальных, однако, по мнению авторов проекта, это не означает, что они одинаковы по своему рангу. Эффективность по сравнению с другими является более приземленным и менее фундаментальным началом, но степень его важности оправдывает включение в список. Идея эффективности лежит в основе многочисленных модельных правил и без обращения к ней они не могут быть объяснены в полной мере. Принципы одного уровня – свобода, гарантированность и справедливость обладают ценностью сами по себе. За них люди сражались и умирали. На их фоне эффективность выглядит скромней. Однако в контексте частного права эти идеи проявляются преимущественно не как самостоятельные ценности, а как средства, подчиненные достижению иных целей – повышению благосостояния, созданию условий, при которых граждане могут осуществлять свои законные намерения и реализовывать свой потенциал. Указанные принципы, отмечают эксперты, могут конкурировать. Так, справедливость в некоторых случаях отступает перед требованиями правовой гарантии и эффективности. В иных ситуациях правила, защищающие гарантированность, должны действовать с учетом императивов справедливости. Свобода, в особенности свобода договора, может ограничиваться по соображениям справедливости – например, для того, чтобы предупредить определенные формы дискриминации или злоупотребление доминирующим положением. Но возможно также частичное совпадение принципов. В значительном числе случаев правила воплощают не только один определенный принцип. Например, многие нормы, направленные на обеспечение реальной свободы договора объясняются также идеей договорной справедливости. По этим причинам принципы должны применяться гибко, с учетом их сложного взаимодействия. Свобода как основополагающий принцип в частном праве, по мнению авторов проекта, имеет несколько аспектов. Во-первых, она предполагает уважение автономии воли сторон и воздержание от необоснованного императивного регулирования или контроля, устранение лишних ограничений формального или процедурного характера в отношении правовых сделок, совершаемых гражданами. Во-вторых, она поддерживается созданием благоприятных условий для деятельности граждан, что достигается нормами, восполняющими отсутствие договоренностей участников правоотношений. Оба аспекта свободы отражены в проекте ОСС. Проект основывается на том, что граждане или юридические лица свободны решать, будут они заключать договор или нет, с кем они заключат контракт и на каких условиях. Они также свободны в любой момент договориться об изменении условий контракта, а также о прекращении их отношений. В нормальной ситуации идея свободы договора находится в гармонии со справедливостью. Если, к примеру, стороны контракта в полной мере информированы и на равных участвуют в выработке условий контракта, то можно предположить, что соглашение будет отвечать их интересам и станет для них справедливым. В данном случае девиз: кто рассуждает на основе соглашения, рассуждает справедливо (q ui dit contractuel, dit juste)*8, – сомнений не вызывает. Свобода гармонирует и с эффективностью. Соглашение, разработанное на равных информированными сторонами, будет для них максимально выгодным*9. Свобода не абсолютна. В особенности, она не должна приводить к возникновению обязанностей для лиц, которые не участвуют в договоре. В большинстве правовых систем контракты, создающие обременения для третьих лиц считаются недействительными как противоречащие публичному порядку. Ограничивается и свобода в выборе контрагента – эта свобода не может быть использована для недопустимых дискриминаций, особенно по причине половой, расовой или национальной принадлежности*10. В проекте учитываются качественно новые требования к надлежащей информированности сторон. Они рассматриваются как своего рода ограничение свободы воздерживаться от раскрытия сведений на стадии заключения контракта. В классическом регулировании недействительности договора по причине порока воли правовое значение придается заблуждению, касающемуся существа предмета сделки. Соответствующие нормы создавались в условиях, когда товары и услуги были относительно простыми. В нынешнее время положение изменилось, и стороны, чтобы быть в достаточной степени осведомленными для заключения контракта, часто нуждаются в сведениях, которые касаются не только основных характеристик предоставляемого товара или услуг, но и прочих связанных с ними обстоятельств. Поэтому традиционный вариант защиты от заблуждения предлагается дополнить обязанностью предоставлять неосведомленной стороне сведения, которые являются существенными для принятия ею осознанного решения (II.–3:101)*11. Данные правила в первую очередь актуальны для отношений с участием потребителя, но они могут иметь значение и для договоров между предпринимателями. В принципе, предприниматели несут бремя полного исследования вопроса о заключении контракта, однако если сложившаяся практика требует, чтобы определенная информация предоставлялась одной стороной, то другая сторона вправе исходить из того, что ей эту информацию предоставили. Если окажется, что информация была неполной, вследствие чего она заключила договор, который она бы не заключила или заключила бы на существенно иных условиях, то эта сторона имеет право на защиту, например, оспорить действительность договора в целом или в части (II.–7:201). Вопрос о надлежащей информированности может относиться к условиям контракта. Практика использования типовых контрактов (договоров присоединения), особенно если речь идет о значительных по объему и сложности договорных условиях, свидетельствует, что стороны могут не осознавать или не в полной мере понимать их содержание. Действующее европейское право предусматривает определенные меры защиты для потребителей, ограждая от тех обременительных для них условий, которые не были согласованы индивидуальным образом (not individually negotiated). Но проблема возникает в отношениях между предпринимателями, когда, например, одной из сторон является малый бизнес, которому недоступна качественная экспертиза. С учетом специфики коммерческой деятельности проект ОСС предлагает решение и данного аспекта проблемы. В нем дается развернутое определение условий, которые не были согласованы индивидуальным образом (II.–1:110). При возникновении сомнений в значении такого рода условий, они должны толковаться против стороны, от которой они исходят (II.–8:103). Кроме того, устанавливаются особые условия их действительности, в частности, они могут быть применены против стороны, принявшей такие условия только в случаях, если она понимала их значение, или сторона, предложившая эти условия, прежде подписания контракта предприняла разумные меры с тем, чтобы обратить ее внимание на эти условия (II.–9:103). В тех случаях, когда имеются основания для вмешательства в свободу частных отношений, возникает вопрос, какие формы вторжения являются наиболее приемлемыми? Оценивая в целом возможные варианты его решения, авторы проекта ОСС исходят из того, что стороны, заключающие договор, должны быть адекватно информированы, и если они получили достаточные сведения, то они связаны договором. Однако в некоторых ситуациях это правило оказывается неэффективным, например, потребителям предоставляется полная информация, но они не в состоянии оценить ее должным образом. Тогда необходимы императивные правила, гарантирующие потребителям определенный минимум прав, например, право потребителя отказаться от timeshare contract – договора о праве на недвижимость в отдельные периоды времени (II.–5:202). Соответственно, действительность договорных условий может устанавливаться с использованием гибких (каучуковых) понятий (например, справедливость, разумность, добросовестность) или непосредственно корректироваться конкретными императивными правилами. Первый вариант позволяет пользоваться свободой в большей мере. Стороны могут конструировать свои правоотношения с учетом индивидуальных потребностей и возможностей. Главное, чтобы при этом каждая из них в полной мере понимала значение и последствия создаваемых обязательств. Тем не менее, в ряде случаев простое прямое регулирование оказывается предпочтительнее общих стандартов, применяемых с учетом обстоятельств возникшего дела*12. Гарантированность. Значение данного фундаментального принципа раскрывается при анализе обстоятельств, в которых уверенность граждан и юридических лиц в нормальном осуществлении своей деятельности оказывается под угрозой. Наиболее очевидными являются ситуации, когда имеет место противозаконное посягательство на их права и интересы, нежелательное нарушение status quo или когда из-за непредсказуемости условий деятельности осложняется либо становится невозможным долгосрочное планирование. Гарантированность страдает и от непрогнозируемого поведения контрагентов или третьих лиц, запутанного или небрежно разработанного законодательства*13. Гарантированность проявляется во многих аспектах. В частности, она предполагает защиту разумного доверия и расчета (II.–8:101), связующую силу обязательства (pacta sunt servanda) (II.–1:103), рациональное сочетание строгого и гибкого регулирования*14, запрет поведения, которое противоречит предшествующим действиям (avenire contra factum proprium) (I.–1:103(2)), разнообразные средства, обеспечивающие исполнение обязательств и ответственность за их нарушение, сохранение договорных отношений*15. Справедливость, как отмечают эксперты, трудно поддается определению, ее границы невозможно установить, однако явные проявления несправедливости везде равно узнаются и везде осуждаются. Она пронизывает весь ОСС, иногда может вступать в противоречие с другими принципами, например, с эффективностью, но не устраняется*16. Справедливость в модельных правилах также выражена в различных аспектах. С учетом ее требований правила ориентированы на регулирование, в котором: к аналогичному относятся аналогично; лица не могут создавать для себя права собственным неправомерным, недобросовестным или неразумным поведением; запрещается извлекать необоснованные выгоды из слабости, неприятностей или доброты других лиц; нельзя предъявлять чрезмерно завышенные требования; предусматривается ответственность лиц за последствия их действий и за созданные ими риски. Справедливость может также выполнять защитные функции, если необходима защита, в ряде случаев в виде установления общих превентивных мер, для тех, чья позиция является слабой или уязвимой*17. Эффективность – понятие, которое в буквальном значении выражает соотношение каких-либо затрат и положительного результата. Как фундаментальный принцип частного права она рассматривается авторами проекта ОСС в двух частично совпадающих аспектах: эффективность для сторон, которые могут воспользоваться модельными правилами, и эффективность с точки зрения разнообразных публичных интересов. Эффективность для сторон предполагает минимизацию формальных и процедурных обременений, связанных с заключением договоров и совершением иных юридических действий. Проект ОСС исходит из принципа свободы формы сделки. Исключения из него предусматриваются для немногих случаев: например, использование средств обеспечения надлежащего исполнения обязательств (personal security provided by a consumer (IV.G.–4:104) and donations (IV.H.–2:101)). Свобода от процедурных обременений проявляется, например, в том, что оспоримый контракт может быть аннулирован простым заявлением без обращения к судебной процедуре (II.–7:209). Аналогичным образом сторона может расторгнуть договор, если ее контрагент не исполняет своей основной обязанности (III.–3:507). Зачет требования также производится по заявлению стороны без использования судебного процесса (III.–6:105). Передача прав допускается без уведомления должника (III.–5:104(4)). Эффективность может повышаться и за счет минимизации требований, касающихся существенных элементов правоотношений. Например, если заключение действительного контракта не связывается с необходимостью встречного удовлетворения или каузы (II.–4:101); для достижения правового эффекта достаточно одностороннего действия (II.–1:103(2)); или признается, что договоры могут создавать права для третьих лиц (II.–9:301 to II.–9:303). Эффективности должны содействовать детализированные восполнительные нормы. Эти нормы особенно важны для граждан и малого бизнеса, которые, в отличие от крупного бизнеса, не обладают достаточным юридическим потенциалом для разработки индивидуальных вариантов регулирования своих отношений. Авторы проекта ОСС были далеки от (распространенной, но на практике редко поддерживаемой) идеи о том, что восполнительные нормы должны быть плохими, поскольку это побуждает стороны к собственному правотворчеству, и стремились к созданию таких правил, которые в типичной ситуации обеспечивали бы для всех сторон достижение максимально положительного результата*18. Эффективность правового регулирования в аспекте публичных интересов означает создание юридических условий, благоприятных для экономического благосостояния. Оценка любого законодательного вторжения в сферу частных отношений, по мнению экспертов, должна зависеть от того, насколько нормы позитивного права отражают потребности рыночной эффективности и содействуют ее повышению*19. В предлагаемых модельных правилах данная задача решается различным образом, например, установлением обязанности представлять информацию. Информированность участников рыночных отношений является одним из условий эффективности этих отношений. Так, нормы, обязывающие предпринимателя информировать потребителя о свойствах продаваемого товара и предлагаемых условиях, не только защищают субъективные интересы слабой стороны, но и содействуют общему благосостоянию, поскольку создают благоприятные условия для конкуренции и нормального функционирования рынка. Другие примеры. Правила, допускающие взыскание заранее установленных сторонами сумм за неисполнение обязанности (III.–3:712), в большей мере отвечают потребностям эффективности, чем нормы, запрещающие использование такого рода штрафных санкций. Сроки давности для реализации права требования (III.–7) содействуют эффективности, поскольку побуждают кредитора предъявлять иск в период, когда доказательства еще не утратили своих качеств служить надежным источником сведений о спорных обстоятельствах дела, и освобождают имущество от опасности предъявления устаревших требований. Правила, позволяющие стороне воздержаться от исполнения обязательства и расторгнуть договор при наличии оснований полагать, что другая сторона не представит встречного исполнения (III.–3:401), также повышают эффективность, так как дают возможность санировать правоотношение, не дожидаясь, когда нарушение станет реальностью. *** На этих четырех фундаментальных принципах, рассматриваемых в проекте ОСС, базируются также и нормы Гражданского кодекса Российской Федерации (далее – ГК РФ)*20. Пусть явно обозначенные в проекте ОСС принципы четко не выделены в этом сложном кодификационном акте, мы все же можем наблюдать, как они пронизывают структуру этого закона. Основополагающим для развития имущественного (гражданского) оборота является принцип свободы договора. Именно с формулировки этого принципа, основных аспектов его проявления начинается регулирование гражданских отношений – российское гражданское законодательство основывается на признании… неприкосновенности собственности, свободы договора, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в частные дела… Граждане (физические лица) и юридические лица приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе. Они свободны в установлении своих прав и обязанностей на основе договора и в определении любых не противоречащих законодательству условий договора. Товары, услуги и финансовые средства свободно перемещаются на всей территории Российской Федерации (ст. 1 ГК РФ). Словосочетание "свобода договора" не следует понимать буквально. В соответствии с этим принципом субъекты гражданского права свободны в заключении договора: они вправе выбирать контрагента, определять условия своего соглашения, а также воздерживаться от заключения договора любого типа. По общему правилу понуждение к заключению договора не допускается (ст. 421 ГК РФ). Принцип свободы проявляется и в предоставлении субъектам гражданского оборота выбора своих целей и средств их достижения. То есть участники регулируемых отношений свободны самостоятельно, по своему усмотрению и в соответствии со своими интересами выбирать варианты соответствующего поведения. Оборотная сторона свободы – субъекты несут риски и все иные последствия своих действий. Но принцип свободы небезграничен. Ограничения необходимы для нормального регулирования экономических отношений. Так, вразрез с принципом свободы договора предусматривается правило о заключении договора в обязательном порядке (ст. 445 ГК РФ); не допускается отказ коммерческой организации от заключения публичного договора при наличии возможности предоставить потребителю соответствующие товары, услуги, выполнить для него определенные работы (ст. 426 ГК РФ). Не допускается использование гражданских прав в целях ограничения конкуренции, а также злоупотребление доминирующим положением на рынке (ст.10 ГК РФ). При навязывании подрядчиком включения в договор бытового подряда дополнительной работы или услуги заказчик вправе отказаться от оплаты работы или услуги, если они не предусмотрены договором (ст.731 ГК РФ). Сами стороны могут ограничить свою свободу, вступив в предварительное соглашение, по которому они обязуются заключить в будущем договор о передаче имущества, выполнении работ или оказании услуг на условиях, предусмотренных таким соглашением (ст. 429 ГК РФ). Гарантированность в российском праве иллюстрируется, например, положением ст. 65 ГК РФ, в соответствии с которой, если одна из сторон полностью или частично исполнила сделку, требующую нотариального удостоверения, а другая сторона уклоняется от такого удостоверения сделки по требованию стороны, исполнившей сделку, суд вправе признать сделку действительной. Другие примеры: в случае признания сделки недействительной, каждая из сторон обязана возвратить другой все полученное по сделке, если, конечно, возможно все полученное возвратить в натуре (п.2 ст.167 ГК РФ); вред, причиненный личности или имуществу гражданина, а также вред, причиненный имуществу юридического лица, подлежит возмещению в полном объеме лицом, причинившим вред (п.1 ст.1064 ГК РФ). Важный аспект гарантированности – стимулирование и организация такого поведения сторон, при котором предупреждалось бы ущемление или нарушение интересов одной из них. Например, в соответствии со ст. 821 ГК РФ, кредитор вправе не предоставлять заемщику кредит, предусмотренный кредитным договором, если существуют обстоятельства, которые свидетельствуют о невозвращении заемщиком кредита в срок. Справедливость в ГК РФ, как и в модельных правилах, выражена в различных аспектах. Требования справедливости означают, что нельзя решать спор в пользу одного из участников отношения, существенно ущемляя интересы другого (других). Например, если отношения сторон прямо не урегулированы их соглашением, гражданским законодательством, и к ним невозможно применить аналогию закона или аналогию права, то участники отношения будут нести одинаковое бремя возможных неблагоприятных последствий или, напротив, что-либо приобретут в соответствии с требованиями добросовестности, разумности и справедливости (п. 2 ст. 6 ГК РФ). Сочетание принципов справедливости и гарантированности иллюстрирует следующая норма. По общему правилу сделка, совершенная гражданином, признанным недееспособным вследствие психического расстройства, является ничтожной. Но, по требованию его опекуна такая сделка может быть признана судом действительной, если она совершена к выгоде этого недееспособного гражданина (ст.171 ГК РФ). Эффективность в ГК РФ, как и в модельных правилах, выражается в свободе сторон определять форму совершаемой сделки. Обременение в виде необходимости особых вариантов оформления сделок предусматривается лишь для ограниченного числа прямо предусмотренных в законе случаев, когда это требуется для обеспечения ясности и стабильности правоотношений (ст. 158 и след. ГК РФ). Как правило, надлежащее исполнение обязательств зависит от условий, касающихся качеств субъекта и предмета исполнения, а также срока, места и способа исполнения. Обычно подобного рода условия определяются диспозитивными нормами, что позволяет участникам отношений выбрать наиболее экономичный вариант исполнения обязательства. Например, в соответствии со ст. 313 ГК РФ должник вправе возложить исполнение обязательства на третье лицо, а кредитора обязан принять такое исполнение, если из закона, иных правовых актов, условий обязательства или его существа не вытекает обязанность должника исполнить обязательство лично. Даже поверхностное рассмотрение ГК РФ через призму четырех фундаментальных принципов позволяет сделать вывод, что основной отечественный закон в области частного права подчинен требованиям свободы, гарантированности, справедливости, эффективности не в меньшей степени, чем право других европейских государств и модельные правила, представленные в проекте ОСС. И это не случайное совпадение, а закономерный результат, обусловленный объективными потребностями адекватного регулирования современных экономических отношений, взаимным влиянием и гармонизацией национальных правовых систем. Николай ЕЛИСЕЕВ, к.ю.н., доцент кафедры международного частного и гражданского права МГИМО (У) МИД России, ngeliseev@yandex.ru Надежда БЕЛЯЕВА, соискатель кафедры международного частного и гражданского права МГИМО (У) МИД России, ngaynaeva@yandex.ru *1 Авторы статьи хотели бы выразить признательность руководству Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России за предоставленную возможность принять участие в работе конференции и благодарность Академии европейского права за организацию конференции на высоком уровне. *2 Principles, Definitions and Model Rules of European Private Law. Draft Common Frame of Reference (DCFR).Outline Edition. Munich: Sellier. European law publishers GmbH, 2009. *3 Communication from the Commission to the European Parliament and the Council - A more coherent European contract law - An action plan / COM/2003/0068 final // Official Journal 063, 15/03/2003 P. 0001 – 0044. *4 Principles, Definitions and Model Rules of European Private Law. P. 47. *5 Российскими правоведами он также обсуждался. См., например Комаров А.С. "Европеизация" частного права в рамках ЕС и ее значение для развития частного права в Российской Федерации в кн. Актуальные вопросы российского частного права: Сборник статей, посвященный 80-летию со дня рождения профессора В.А. Дозорцева / сост. Е.А. Павлова, О.Ю. Шилохвост. М.: Статут, 2008., цит. по СПС КонсультантПлюс. *6 Principles, Definitions and Model Rules of European Private Law. P. 7. *7 Указанное исследование доступно по адресу: http://www.europarl.europ.eu/studies *8 Fouillee А. La science sociale contemporaine. Paris (Hachette) , 1880. Р. 410. *9 Principles. Op. cit. P. 60. *10 Principles. Op. cit. P. 61. *11 Здесь и далее таким образом делается ссылка на модельные правила. Римской цифрой обозначается номер книги, далее следует указание соответственно на главу и раздел, следующие две цифры – номер правила (статьи), цифра в скобках – номер абзаца. *12 Principles. Op. cit. P. 68-69. *13 Principles. Op. cit. P. 71. *14 Principles. Op. cit. P. 75-76. *15 Principles. Op. cit. P. 77-78. *16 Principles. Op. cit. P. 84. *17 Principles. Op. cit. P. 84-89. *18 Principles. Op. cit. P. 96. *19 Ibid. *20 Часть первая Гражданского кодекса Российской Федерации от 30 ноября 1994 г. № 51-Ф3 (с изм. и доп.), Часть вторая Гражданского кодекса Российской Федерации от 26 января 1996 г. № 14-ФЗ (с изм. и доп.), Часть третья Гражданского кодекса Российской Федерации от 26 ноября 2001 г. № 146-ФЗ (с изм. и доп.), Часть четвертая Гражданского кодекса Российской Федерации от 18 декабря 2006 г. № 230-ФЗ (с изм. и доп.).

2 марта Большая палата Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) приняла заявление итальянского правительства о рассмотрении дела «Лаутси (Lautsi) против Италии» (жалоба № 30814/06) в порядке апелляционного производства. Апелляция была подана правительством Италии 28 января 2009 года. Слушание по делу назначено на 30 июня 2010 года. В деле затрагиваются такие важные и дискуссионные вопросы, как взаимоотношение государства и церкви в светском государстве, пределы ограничения свободы религии и др. История вопроса В статье М.Л.Энтина «Постановление Страсбургского Суда о распятиях в школах» (Журнал «Вся Европа» №12(39), 2009) была освещена фактологическая и юридическая стороны дела. Напомним, что дело было инициировано жалобой (№ 30814/06), поданной против Итальянской Республики гражданкой данного государства, г-жой Суаль Лаутси 27 июля 2006 года. Заявитель утверждала, что наличие распятия в классах школы, посещаемой ее детьми, является нарушением права на свободу исповедовать свои убеждения и религию, а также права на получение образования в соответствии со своими религиозными и философскими убеждениями. ЕСПЧ постановил, что имело место нарушение ст. 9 Европейской конвенции о защите прав человека (далее – ЕКПЧ) и основных свобод и ст. 2 Протокола №1 к ней. Решение по делу было вынесено ЕСПЧ 9 ноября 2009 года. Страсбургский Суд обосновал свою позицию следующим образом: «Наличие распятия может легко быть интерпретировано учениками любого возраста как религиозный символ, и они будут чувствовать себя воспитанными в учебной среде, для которой типична данная религия. То, что может быть благоприятствующим фактором для некоторых религиозных учеников, может быть эмоционально неприятным для учеников других религий или тех, кто не признает никакой религии. Этот риск особенно затрагивает учеников, принадлежащих к религиозным меньшинствам. Отрицательная свобода не ограничивается отсутствием церковных служб или религиозного образования. Она распространяется на практику и на символы, выражающие, в частности или в общем, веру, религию или атеизм. Этот отрицательное право заслуживает особенную защиту, если государство выражает убеждение и если человек находится в ситуации, которой не избежать или можно избежать только посредством усилий, которые являются несоразмерными». Далее: «Государство обязано воздерживаться от того, чтобы навязывать веру в местах, где люди зависимы от него. Ему следует, в частности, придерживаться нейтрального отношения в вопросах вероисповедания в сфере публичного образования, где посещение занятий обязательно вне связи с религией, а у учащихся должна воспитываться склонность к критическому мышлению». Подводя итог своим рассуждениям, он установил: «… Суд не понимает, как наличие в помещениях публичных школ, где идут занятия, символов, которые по логике вещей ассоциируются с католицизмом (господствующая религия в Италии), могло бы служить на пользу плюрализму в образовании – необходимому для сохранения «демократического общества», как его трактует Конвенция, плюрализму, признанному Конституционным судом Италии. То, что при отправлении гражданской службой своих функций, особенно в классах, напоказ в обязательном порядке выставляются религиозные символы, ограничивает, таким образом, права родителей воспитывать своих детей в соответствии со своими убеждениями, а равно права детей, обучающихся в школе, верить или не верить». Это решение интересно тем, что в нем тесно переплетаются юридические, политические и религиозные вопросы. Остановимся, в первую очередь, на юридических аспектах дела.   Юридические комментарии по делу Решение вызвало немало шума среди практикующих юристов. Так, шотландским адвокатом Айданом О'Ниллом было высказано мнение, что, исходя из постановления по делу о распятиях в школе, «строгое отделение церкви от государства не только допускается ЕКПЧ, но фактически является необходимым». Такой подход к вопросу о разделении Церкви и Государства соответствует американской практике, основанной на 1-ой Поправке к Конституции США, в соответствии с которой: «Конгресс не должен издавать ни одного закона, относящегося к установлению какой-либо религии или запрещающего свободное исповедание оной…» Представляется интересной позиция, высказанная профессором Кардиффского университета Расселом Сандбергом в статье с броским названием «A Sign of the Times». Речь идет о т. н. правиле «Specific Situation Rule». Данное правило предполагает, что права лица, вытекающие из ст. 9 ЕКПЧ, могут зависеть от конкретной ситуации, в которой находится лицо, заявляющее о таком праве. Однако это правило не является универсальным. Оно применяется только в том случае, если лицо добровольно решило подчиниться системе норм, обычно путем заключения договора. При таком «добровольном подчинении» и возникает «конкретная ситуация», при которой ограничивается свобода религии. Страсбургский Суд неоднократно применял это правило при рассмотрении различных дел, как, например, в отношении лиц, которые добровольно заключили трудовой договор, поступили на военную службу, в институт или в отношении заключенных. ЕСПЧ отметил, что, если лицо добровольно оказалось в такой ситуации, то оно впоследствии не может ссылаться на нарушение ст. 9 Конвенции. Приведем такой пример: если лицо заключило трудовой договор, который предусматривает, что воскресенье является рабочим днем, то оно не может впоследствии заявить, что работа по воскресеньям нарушает его право на свободу вероисповедания. Другая ситуация: родители отдали ребенка в католическую школу, хотя они исповедуют православие, поскольку посчитали, что там будет меньше вероятность дурного влияния на него, и он получит лучшее образование, чем в публичной школе. Они не могут впоследствии ссылаться на нарушение ст. 9 ЕКПЧ, если их ребенок должен наряду с другими учениками присутствовать на католических службах в школе или посещать уроки религии, при этом его никто не принуждает исповедоваться католическому священнику, молиться как католик. Другие комментарии Что касается публичных заявлений и комментариев в прессе, то многие из них содержат эмоциональную оценку решения, поскольку данный вопрос приобрел всеобщее значение, но есть и официальные заявления, которые также необходимо принять во внимание. В российском обществе решение ЕСПЧ по указанному делу, признавшее наличие распятий в итальянских государственных школах противоречащим принципам ЕКПЧ, вызвало достаточно широкий резонанс. Выражалась озабоченность, что решение Страсбургского Суда чересчур формально, базируется на упрощенной неолиберальной концепции прав человека, не учитывает традиции и культурно-исторические особенности отдельных европейских государств. Отмечалось также, что Страсбургский Суд не принял во внимание всего объема традиционных ценностей, определяющих общественные и юридические модели в той или иной стране, и что при общности базовых ценностей каждое европейское государство имеет свою историю, собственную национальную культуру, модели поведения. Глава Русской православной церкви выступил в поддержку намерения Правительства Италии обжаловать данное решение в Большой Палате ЕСПЧ. В своем послании Премьер-министру Италии Сильвио Берлускони Патриарх Московский и всея Руси Кирилл подчеркнул, что христианские религиозные символы являются частью общеевропейской идентичности: «Христианские религиозные символы, которые присутствуют в публичном пространстве Европы, – это часть общеевропейской идентичности, без которой немыслимо ни прошлое, ни настоящее, ни будущее этого континента. Под предлогом обеспечения светского характера государства не должна устанавливаться антирелигиозная идеология, которая явным образом нарушает мир в обществе, дискриминируя религиозное большинство Европы – христиан». С учетом высокого авторитета главы Русской православной церкви, его мнение, как представляется, не может не учитываться представителями различных конфессий и политическими лидерами. Апелляция Невозможно рассматривать апелляцию Итальянского Правительства без отсылки к судебному постановлению по делу «Лаутси», поскольку аргументы Италии являются закономерной реакцией на весьма спорное, на мой взгляд, непоследовательное решение Суда. Остановимся на основных аргументах итальянской стороны. В апелляции можно выделить два главных аргумента, используемых итальянским правительством в поддержку своей позиции: 1/ значимость национального регулирования и отсутствие европейского согласованного мнения в вопросах интерпретации и конкретного применения принципа отделения церкви от государства; 2/ принцип нейтрального отношения государства в вопросах вероисповедания. Представляется целесообразным отдельно рассмотреть вопрос о том, каким образом присутствие распятия может повлиять на свободу вероисповедания и право на образование в соответствии с религиозными и философскими убеждениями.   Значимость национального регулирования и отсутствие европейского согласованного мнения в вопросах интерпретации и конкретного применения принципа отделения церкви от государства Суть первого аргумента заключается в том, что отсутствуют единообразные общепринятые стандарты и модели реализации принципа отделения государства от церкви, несмотря на большую практику ЕСПЧ в этой сфере.  Свой первый аргумент итальянское правительство обосновывает наличием различного закрепления отношений церкви и государства в Конституциях государств-членов ЕС. В Великобритании, как известно, глава государства (королева) является одновременно главой церкви. Более того, некоторые места в Палате Лордов занимают служители англиканской церкви. В Норвегии установлена официальная государственная религия: Евангелическая лютеранская Церковь. В таких странах, как Франция, Турция, Албания на конституционном уровне закрепляется принцип разделения государства и церкви. Согласно ст. 14 Конституции 1993 г., Россия является светским государством. В соответствии с ней никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. Итальянское правительство приходит к выводу, что единственный консенсус, достигнутый в сфере религии, заключается в многообразии представлений о взаимоотношении государства и церкви и признании того факта, что принцип нейтрального отношения государства в вопросах вероисповедания не может не учитывать национальные особенности. Далее итальянское правительство подчеркивает, что поскольку существуют различные подходы в европейских государствах к вопросам, касающимся религиозной символики, должно превалировать регулирование на национальном уровне (п. 109 постановления по делу Лейла Сахин против Турции). В таком случае, очевидно, что государство должно обладать определенной «свободой усмотрения» в религиозных вопросах. В апелляции говорится о том, что «национальные власти обладают широким полем для усмотрения в вопросах столь сложных и деликатных, которые тесно связаны с культурой и историей». Этот аргумент итальянская сторона впервые приводила в основном разбирательстве по делу (п. 38 постановления по делу «Лаутси»), но тогда Суд не высказал своей позиции по данному вопросу. Отметим, что доктрина «свободы усмотрения государства» использовалась и ранее для оправдания государственной политики секуляризма. В постановлениях по жалобам «Лейла Сахин против Турции» (жалоба № 44774/98), «Догру против Франции» (жалоба № 27058/05) и «Керванджи против Франции» (жалоба № 31645/04) Страсбургский Суд подтвердил важность принципов отделения церкви от государства, секуляризма в государственной системе образования, а также плюрализма и уважения прав других лиц. При этом ЕСПЧ признал законным установление запрета на ношение учащимися в образовательных учреждениях исламских хиджабов, одновременно указав, что органы власти вправе рассматривать ношение религиозной атрибутики, в том числе хиджаба, как действие, противоречащее этим принципам. ЕСПЧ вынес такое решение вопреки своей собственной позиции, согласно которой, во многих европейских государствах разрешено ношение религиозной атрибутики. Получается, что, когда речь заходит о религиозных символах, «свобода усмотрения государства» вдруг куда-то исчезает. Одним из ключевых в деле является вопрос о том, каким образом должна толковаться свобода религии: ограничительно или расширительно. В постановлении по делу «Лаутси» ЕСПЧ дал расширительное толкование свободы религии. Дескать, «о нарушении свободы вероисповедания можно говорить уже при возникновении эмоционального потрясения». Вполне закономерно, что итальянское правительство не согласилось с таким толкованием Суда. Безусловно, свобода вероисповедания может быть ограничена, если это необходимо в демократическом обществе в интересах общественного спокойствия, охраны общественного порядка, здоровья и нравственности или для защиты прав и свобод других лиц (п. 2 ст. 9 ЕКПЧ). Кроме того, такие ограничения должны устанавливаться законом и соответствовать преследуемой легитимной цели, а также подлежать ограничительному толкованию, что идет рука об руку с общепризнанным принципом расширительного толкования прав человека. Как отметил Комитет ООН по правам человека, ограничения ст. 18 Международного пакта о гражданских и политических правах, в которой говорится о праве каждого на свободу мысли, совести и религии, должны толковаться буквально. Это означает, что не допускаются ограничения по основаниям, которые не определены в этой статье. Ограничения могут вводиться только для целей, для которых они предназначены, и должны быть прямым образом связаны с конкретной потребностью. При этом такие ограничения не должны носить дискриминационный характер.   Распятие как «влиятельный внешний символ» Каким образом распятие может повлиять на свободу вероисповедания и право на образование в соответствии с религиозными и философскими убеждениями? По мнению Правительства Италии, само по себе присутствие распятия на стенах не может оказать такое же сильное влияние на свободу вероисповедания учащегося и право его родителей дать ему образование в соответствии со своими убеждениями, как, например, уроки религии и присяга на религиозных текстах. Есть ощутимая разница между пассивным символом и активным поведением. Представляется, что при вынесении решения по делу Европейский Суд оперировал весьма субъективной категорией, когда заявил, что наличие распятия может быть «эмоционально неприятным» для учеников, которые исповедуют другую религию или являются атеистами. Нельзя не согласиться с правительством Италии в том, что одно только присутствие символа распятия в классе не способно так сильно повлиять на шансы родителей воспитать детей в соответствии с собственными убеждениями, поскольку воспитание ребенка складывается из множества других аспектов. И правительство Италии, и представитель Московского патриархата при Совете Европы и гумен Филарет в один голос заявляют, что, если рассматривать распятие как «влиятельный внешний символ», то нужно убрать кресты со всех европейских храмов, произведений искусства. В то же время нельзя забывать о том, что каждый человек может по-разному воспринимать конкретные религиозные символы (от негативного отношения до позитивного или полного безразличия). Еще в основном разбирательстве по делу итальянское правительство отмечало, что распятия могут нести не только религиозное, но и нравственное значение. По мнению итальянского правительства, распятия олицетворяют гуманистические принципы, такие как ненасилие, равное чувство достоинства для всех людей, справедливость и участие, значимость свободы выбора, любовь к ближнему и др. Далее, Правительство Италии предложило считать присутствие распятия в общественных местах местной традицией, своего рода идентифицирующим символом, который можно поставить в один ряд с национальным флагом или изображением главы государства. Впрочем, подобная логика рассуждений прослеживается и в основном разбирательстве по делу. Новое здесь – это то, что Италия, будучи светской республикой, решила продолжить размещать распятие в классах, так как это закрепилось исторически и встретило поддержку общественного мнения, так же, как и не убирать изображения святых мест и религиозные статуи. Здесь виден намек Правительства Италии на то, что, если Суд полагает, что распятиям нет места в классах, то нужно убрать из общественных мест и произведения искусства, связанные с религией. Напомним, что в постановлении по делу «Лаутси» Страсбургский Суд посчитал, что религиозное значение все же является преобладающим, и в подтверждение этого сослался на дело «Бускарини и другие против Сан-Марино» (жалоба № 2464594). В постановлении по этому делу ЕСПЧ подчеркнул, что, несмотря на традиционный в социальном и историческом смысле характер клятвы на Евангелии, она сохраняет религиозную сущность. Установление обязанности членов органа законодательной власти приносить при вступлении в должность такую клятву равносильно принуждению к клятве верности определенной религии, что противоречит ст. 9 ЕКПЧ. В постановлении по делу «Фолгере и другие против Норвегии» (жалоба № 15472/02) Страсбургский Суд указал, что, в целях реализации принципа плюрализма в образовании, государство должно обеспечить защиту интересов лиц, которые не принадлежат к основной конфессии. Им должно быть предоставлено право на полное освобождение от посещения занятий по предмету «Религиоведение» в государственных общеобразовательных школах. Может показаться, что Суд при принятии решения руководствовался устоявшейся практикой, и все же это первое дело о распятиях, и оно обладает определенной спецификой. Необходимо подчеркнуть, что влияние такого пассивного символа как распятие на свободу вероисповедания и право на образование не сопоставимы с каждодневным преподаванием религии и присягой на религиозных текстах. Ведь присутствие символа не означает, что ученик должен придерживаться определенной религии или вообще придавать ему какое бы то ни было значение. Впрочем, аргументы самого правительства Италии не всегда выглядят убедительными. Отметим, что оно в апелляции и организация «Грик Хелсинки Монитор» в основном разбирательстве по делу (выступает в качестве третьего лица в деле) ссылаются на положения «Толедских руководящих принципов по обучению вопросам религии и убеждений в государственных школах». Эти принципы были выработаны Экспертным советом по свободе религий и убеждений комитета Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). Представляется интересным, что стороны приходят к совершенно противоположным выводам. Организация «Грик Хельсинки Монитор» отмечает, что согласно «Толедским принципам» присутствие распятия в общественной школе может являться формой скрытого обучения религии, например, создавая впечатление, что этой определенной религии оказывают предпочтение по отношению к другим. Итальянское правительство настаивает на обратном. Необходимо обратить внимание на то, что, во-первых, эти принципы носят рекомендательный характер, поэтому такой аргумент не может являться определяющим в деле. Во-вторых, стороны не указывают конкретное положение в «Толедских принципах», на основе которого они делают свои выводы. В-третьих, изучив текст данного документа, можно отметить, что в нем приводятся примеры дел, касающихся религиозной символики, рассмотренных как на международном, так и на национальном уровне. Однако ОБСЕ не занимает официальную позицию по данному вопросу. В документе подчеркивается, что вопросы, связанные с религиозной символикой и религиозными праздниками являются сложными и требуют детального рассмотрения, но уже не в рамках Толедских принципов. А вот тезис о том, что в европейских странах существуют различные подходы к этому вопросу, мог бы быть использован Итальянской стороной для подкрепления важного аргумента о значимости национального регулирования и отсутствия европейского согласованного мнения в вопросах религии и религиозной символики. Из вышесказанного можно сделать вывод о том, что содержание документа было явно искажено, а аргументы сторон не отражают действительности. Принцип нейтрального отношения государства в вопросах вероисповедания В постановлении по делу «Коккинакис против Греции» Страсбургский Суд описал свободу религии как одну из основ «демократического общества» по смыслу Конвенции. В деле «Рефах Партизи против Турции» ЕСПЧ подчеркнул, что «государство должно сохранять нейтральность и беспристрастность в вопросах права исповедовать ту или иную религию или убеждения». При рассмотрении принципа нейтрального отношения государства в вопросах вероисповедания Правительство Италии последовательно идет от определения понятия религии к конкретному применению принципа нейтралитета. В то время как в основном разбирательстве по делу итальянское правительство больше внимания уделяет таким вопросам, как значение распятия, сила его воздействия на права и свободы, гарантированные Конвенцией, отсутствие европейского согласованного мнения в вопросах интерпретации и конкретного применения принципа отделения церкви от государства. Как известно, в мировой практике при выстраивании государственно-конфессиональных отношений используется две основные модели: сепарационная и кооперационная. При первом типе отношений, который можно назвать жестким, между государством и религиозными объединениями устанавливаются твердые, непрозрачные границы. Кооперационный тип отношений при формальном отделении церкви от государства допускает их тесное сотрудничество для решения общих социально значимых задач. Это такие традиционные вопросы нравственного и патриотического воспитания, культурного развития, духовно-нравственного просвещения и социальной адаптации осужденных, а также новые сферы сотрудничества – борьба с алкоголизмом и наркоманией, обеспечение религиозной безопасности и правового порядка. Согласно ст. 17 Договора о функционировании ЕС, признаются самобытность и особый вклад Церквей, равно как и философских и нерелигиозных организаций; а Европейский Союз обязывается поддерживать с ними «открытый, прозрачный и постоянный» диалог. Исходя из этого, можно сделать вывод о том, что отношения между церковью и государством в ЕС должны строиться на основе сотрудничества. Возникает закономерный вопрос: к чему сводятся функции государства в сфере религии, если мы говорим о кооперационной модели? Обратимся к анализу постановления по делу «Лейла Сахин против Турции». В нем было установлено, что государство, которое, в силу обстоятельств, наилучшим образом способно оценить религиозные чувства населения в тот или иной период времени в том или ином специфическом контексте, берет на себя функцию регулирования в религиозной сфере. Религиозные потребности, вступающие в противоречие друг с другом, очевидно, являются источником социального напряжения. Роль национальных властей заключается не в устранении причины такого напряжения, что нарушает принцип плюрализма, но скорее в обеспечении терпимого отношения друг к другу групп, вступающих в такие противоречия. Следовательно, задача государства состоит в сохранении баланса отношений, а также в улаживании конфликтов между религиозными группами. В тоже время, нейтральное отношение государства в вопросах вероисповедания не исключает деятельности государства, направленной на конструктивную помощь гражданам в удовлетворении их религиозных потребностей. Принимая нормативные акты по вопросам, относящимся к религии, государство, тем самым, занимает определенную позицию в этом отношении, поэтому неизбежно, что могут быть затронуты интересы какой-либо категории лиц. Таким образом, Правительство Италии приходит к выводу о том, что чувства верующих могли быть задеты, если бы распятие сняли со стены. Критика Правительством решения Суда сводится, в конечном счете, к тому, что Суд не должен был подменять понятие нейтрального отношения государства в вопросах вероисповедания принятием определенной позиции в отношении определенных религиозных групп или атеистов. Здесь, опять же, когда мы говорим об ограничении права, встает вопрос о том, отвечает ли государственное вмешательство в осуществление права «настоятельной общественной необходимости» и являются ли рамки и метод ограничения «пропорциональными преследуемой законной цели». В любом случае, очевидно, что государство должно проявлять некоторую гибкость в таких вопросах, стараться найти компромисс. Такой вывод прямо напрашивается, если обратиться к позиции ЕСПЧ по вышеупомянутому делу Лейлы Сахин, в котором говорится о том, что интересы отдельного гражданина не должны быть подчинены интересам групп, ни тем более интересы группы – интересам отдельного гражданина, но, в условиях постоянного напряжения, порожденного плюрализмом, нужно постоянно находиться в поиске компромисса. Если говорить о позиции церкви, то, безусловно, приоритет будет отдаваться не индивидуальным правам, а традициям. Церковь вполне обосновано опасается, что индивидуальная жалоба может создать опасный прецедент, когда другие лица, руководствуясь какими-то собственными предпочтениями, интересами, обидами, будут обращаться в Страсбургский Суд с требованием убрать религиозные символы. Удовлетворив жалобы одних, Суд будет сталкиваться с непониманием других, почему той или иной религиозной позиции отдается предпочтение. Неизбежно будут возникать конфликты между разными религиозными/нерелигиозными группами. Здесь будет уместно процитировать слова представителя Московского патриархата при Совете Европы в Страсбурге, игумена Филарета: «Концепция прав человека предполагает, что свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого. Если, защищая свою идентичность, человек разрушает идентичность другого, а тем более множества других, значит, он нарушает сам принцип прав и свобод человека и гражданина. Если, апеллируя к своим правам, он посягает на культуру народов и целого континента, значит что-то неладно с пониманием прав человека, в том числе и в практике Европейского суда». Но вернемся к анализу апелляции итальянского правительства по делу «Лаутси». Правительство Италии приходит к пониманию нейтрального отношения государства в вопросах вероисповедания, как к отсутствию у государства компетенции принимать решения относительно вопросов морали и религии, что ни в коей мере не может означать отрицание культурной традиции народа. Как отмечает итальянское правительство, «понятие нейтрального отношения государства в вопросах вероисповедания, предписывающего устранение закрепленных традицией религиозных символов вместо того, чтобы инициировать диалог для достижения взаимопонимания и терпимости, характерный для плюрализма, превращается в отрицание самой этой свободы, ведущее к устранению религиозной сферы». В целом можно отметить, что аргументы Правительства как в основном разбирательстве по делу, так и в апелляции выглядят более убедительными и обстоятельными, чем аргументы Суда, постоянно подкрепляются судебной практикой.   Возможные варианты дальнейшего рассмотрения дела Во-первых, Суд может постановить, что поскольку г-жа Лаутси сама выбрала школу для своего ребенка, то она тем самым добровольно согласилась с тем, что школа может иметь религиозную направленность. Ведь она, например, могла воспользоваться услугами частных преподавателей, которые бы обучали ребенка на дому. Приемлемость такого аргумента будет во многом зависеть от вида школы. Тот факт, что школа является государственной, не означает, что она не имеет религиозной направленности какого-либо рода. Более того, из решения Итальянского Административного Суда от 17 марта 2005 года № 1110 следует, что идентификация с распятием является частью итальянской культуры и, соответственно, частью итальянской системы образования. Можно предположить, что, добровольно подчиняясь итальянскому образу жизни, Лаутси согласилась принять соответствующие религиозные аспекты такого образа жизни. Если применить постановление по делу «Иудейская Литургическая Ассоциация Шаар Шалом Ве Тседек против Франции» для данного случая, то иск Лаутси не будет удовлетворен, поскольку она могла обеспечить, чтобы ее дети учились в среде, где бы не было религиозных символов. В этой связи интересно упомянуть решение, которое было принято в Германии. Власти объявили о своем намерении выработать специальный документ, который должны будут подписывать приезжающие в страну мигранты, тем самым, подтверждая свое согласие с основными ценностями, которых придерживается население страны. «Каждый, кто хочет поселиться в Германии на продолжительное время или намерен здесь работать, должен сказать "да" нашей стране … Наши демографические проблемы не решить за счет иммиграции... Однако мы должны убедиться, что те, кто уже приехал в страну, приспособлены к жизни в ней», считают в немецком правительстве. Другой вариант. ЕСПЧ мог бы последовать логике Верховного Суда Канады в деле «Мултани против учебной комиссии Маргарет-Берджойс и генерального прокурора провинции Квебек». В этом деле истец оспаривал решение местного школьного совета запретить его сыну носить кинжал в школу, который является религиозным символом, символом принадлежности к ортодоксальным сикхам. Верховный Суд Канады посчитал, что полный запрет на ношение кинжала в школу умаляет значение этого религиозного символа и может привести к тому, что студенты будут считать, что отправление некоторых религиозных обычаев не получает такой же защиты, как другие. С другой стороны, ношение кинжала при соблюдении некоторых условий показывает, что общество уделяет большое внимание защите свободы вероисповедания и демонстрации уважения меньшинствам. Таким образом, вредоносные последствия полного запрета перевешивают благоприятные последствия. Получается, что принятые меры безопасности не были пропорциональны возможной угрозе. Разумеется, что это дело не может применяться в качестве прецедента для рассматриваемого дела, поскольку решение было принято на национальном уровне, но, как представляется, ситуация похожая. Если сравнивать это дело и дело «Лаутси», то налицо – схожая проблема: как определить, является ли данный религиозный символ «влиятельным внешним символом», может ли его присутствие создать неблагоприятную учебную обстановку? Только решается эта проблема, очевидно, по-разному. И это при том, что кинжал, в отличие от распятия, может представлять реальную угрозу, если его использовать как оружие. Хочется обратить внимание на то, что Канада является страной с культурным многообразием, странной иммигрантов, в которой уважение различных религий является необходимой предпосылкой формирования плюралистического общества, поэтому опыт этой страны в религиозных вопросах может оказаться весьма ценным. Не исключается такая возможность, что ЕСПЧ оставит свое решение без изменения, но, как представляется, ему придется быть в таком случае более убедительным и последовательным, иначе неизбежны новая волна недовольства со стороны общественности и христианских церквей. Заключительные замечания Итак, на одной чаше весов оказались права индивида, гарантированные ЕКПЧ, на другой – традиции многомиллионного европейского населения. С одной стороны – фундаментальные права и свободы, которые являются общими принципами права ЕС, с другой – историческое наследие народов Европы, которое включает в себя, согласно абзацу 2 Преамбулы Договора о реформе, культурное, религиозное и гуманитарное наследие европейского континента и относится к одной из незыблемых ценностей ЕС. А приверженность ценностям является одним из условий стабильности ЕС. Вообще удивительно, как одно спорное решение сплотило такие разные страны в святой борьбе за христианское наследие, христианские ценности. Впрочем, не исключается возможность повторения такой истории в любом светском государстве, особенно в многонациональном, многоконфессиональном. Представляется показательным в этой связи случай, произошедший в Пензенской области, где неоднозначную реакцию общественности вызвал действующий Закон от 18 ноября 2002 г. «О флаге Пензенской области». В соответствии с этим законом, по центру флага области располагается символическое изображение Спаса Нерукотворного. Религиозные лидеры региона неоднократно встречались с депутатами. В итоге каждому из них все же удалось найти в символе области мотивы, соответствующие учению той или иной конфессии, а назревавший социально-религиозный конфликт был преодолен. Возможно, и другим европейским государствам следует проявлять больше терпимости и стремиться к поиску взаимоприемлемых решений. Екатерина НАЗАРЕНКО

Экономические проблемы и более жесткий контроль на внешних морских границах Европейского Союза позволили сократить наплыв иммигрантов в страны этого объединения. По данным агентства пограничного контроля «Фронтекс», в прошлом году число людей, пытавшихся проникнуть в государства ЕС в поисках работы и лучшей доли, сократилось на треть и составило 106 200 человек. Это один из результатов усиленного патрулирования у побережий Мальты и южной части Испании. Главной территорией проникновения в прошлом году стала Греция, на которую приходится 75% задержанных нелегалов. Более удачливые из них обзаводятся в этой стране фальшивыми документами и отправляются в другие страны ЕС. Но в целом самой крупной транзитной страной для иммигрантов служит соседняя Турция, не входящая в ЕС. Среди арестованных в прошлом году преобладали албанцы – более 40 тысяч человек. За ними идут афганцы, сомалийцы и иракцы, причем большинству выходцев из Афганистана удается получить политическое убежище в Европе. Агентство «Фронтекс» было создано пять лет назад, его штаб-квартира находится в Варшаве. Оно насчитывает около 400 тысяч сотрудников. Кстати Программы кандидатов пяти политических партий Нидерландов на парламентских выборах 9 июня предусматривают принятие антииммиграционных мер, которые вступают в противоречие с директивами Европейского Союза. Так, некоторые требуют восстановить ограничения на использование труда выходцев из стран Центральной и Восточной Европы, отмененные правительством три года назад. Другие ратуют за введение ежегодной квоты в одну тысячу человек на предоставление политического убежища. Третьи в случае победы на выборах обещают ужесточить условия получения вида на жительство в Нидерландах. В последние годы проблема мигрантов, особенно выходцев из исламских стран, является одной из наиболее острых и обсуждаемых голландцами.

На выборах антиисламская партия взяла «бронзу» На парламентских выборах Либеральная партия, стоящая на правоцентристских позициях, одержала малоубедительную победу, опередив всего на один мандат христианских демократов, но зато третьей к финишу пришла Партия свободы, чей лидер Гирт Вилдерс вел свою пропаганду и агитацию под главным лозунгом: остановить исламизацию Голландии. Как итог, правые политики, от умеренных до радикальных, собрали богатый урожай голосов, подтвердив прогнозы о росте консервативных настроений. «Свободники», удвоив количество мест в парламенте, даже размечтались образовать коалицию с либералами, которые впервые получили шанс возглавить правительство со времен Первой мировой войны. Ультраправые даже были готовы заполучить министерские портфели. Нас теперь по кривой не объедешь, самодовольно хмыкнул с видом победителя Вилдерс, и «мы хотим войти в новое правительство». Главный в стране христианский демократ Ян-Петер Балкененде сильно расстроился из-за проигрыша, а потому объявил, что снимает с себя полномочия лидера партии, сдает депутатский мандат и вовсе уходит из большой политики. Прошедшие выборы – четвертые по счету с 2002 года. Их нынешнее досрочное проведение было спровоцировано развалом правящей коалиции в феврале: лейбористы отказались и дальше вносить свой вклад «пушечным мясом» в заморскую операцию НАТО в Афганистане, на чем настаивал Балкененде. Решение о продлении мандата не было принято (теперь ожидается, что голландский ограниченный контингент будет выведен из Афгана в августе). И все же центральной темой для предвыборных дискуссий была не война за три моря, а преодоление финансово-экономического кризиса, ради чего глава лейбористов Марк Руте ныне собирается без всяких колебаний урезать государственные расходы. Он даже перехватил инициативу у «свободников», пообещав заодно умерить социальные пособия для иммигрантов. Голландские политологи утверждают, что на протяжении последних 10 лет все первоочередные заботы голландских граждан напоминают в графическом выражении треугольник: преступность – личные доходы и судьба системы социального обеспечения – иммигранты. Местный политический комментатор Сип Виниа говорит, что «избиратели по-прежнему мыслят в рамках этого треугольника». Тема иммигрантов, а вернее «голландской модели их интеграции», размышляет обозреватель Би-Би-Си Джонни Даймонд, оказалось в фокусе общественных дебатов после того, как в 2002 году накануне всеобщих выборов радикально настроенный против чужаков политик Пим Фортейн нарушил табу и каноны политкорректности. Он поднял тему «понаехали тут». Фортейн был убит за девять дней до выборов, а его идеологию и дело продолжил Вилдерс. Сегодня голландцы и европейцы в целом вчитываются в программные заявления Вилдерса, чтобы понять: что произошло? Почему многие сограждане ему поверили? Во время предвыборной поездки по стране, в Роттердаме, в ходе общения с публикой для рекрутирования сторонников, Вилдерс растолковал, что волнует, по его мнению, сограждан. «Конечно, это в основном экономика, но еще и безопасность, а значит, иммиграция, которая произвела мощный экономический эффект». Расшифровку этого утверждения Джонни Даймонд обнаружил в устах 33-летней секретарши Кирстен Фенвельт: «Некоторые люди (она их назвала «странными») не хотят работать, но хотят получать деньги… За последние несколько лет ситуация становилась все хуже и хуже. Что-то должно произойти». Кирстен живет в городке Алмере, в получасе езды на поезде от Амстердама. Корреспондент Би-би-си признался, что за те пять лет, которые он освещает практически все выборы в странах Европы, он нигде не встречал такой поразительной откровенности, когда его собеседники в этом провинциальном городке говорили об иммигрантах. На форуме Би-би-си представлен весь спектр откликов на взлет популярности «свободников» и их лидера Вилдерса, который ратует за запрет Корана и введение налога на ношение никаба и хиджаба. Один анонимный автор пишет: ему стыдно, что он голландец. Другой считает это черным днем в истории страны, потому что «значительная доля населения проголосовала за ненависть и страх», а орущие во все горло избиратели напоминают ему обстановку футбольного матча, а не серьезных выборов. А вот 33-летняя Жаклин Тилбург сообщает, что впервые голосовала, потому что «хочет перемен в Голландии», причем «я голосовала за Вилдерса и рада, что он получил 24 мандата». Раймонд Хаарлем объясняет свой выбор в пользу «свободников» тем, что они выступают «за обездоленных и за сохранение голландской культуры». Более подробное и нюансированное объяснение своим мотивам предложил житель Амстердама Хенни ван Даал, поддержавший «свободников». Вот как он понимает привлекательность этой ультраправой партии: «Вилдерс хочет ограничить массовую иммиграцию, сократить строительство мечетей и уменьшить поток денег, уплывающих в Евросоюз. Он также хочет более сурового наказаний для преступников и более «варварских» условий их тюремного содержания. С другой стороны, он выступает за то, чтобы больше денег предоставлялось пожилым людям, и чтобы наши улицы стали более безопасными. Мусульмане, которые адаптируются к голландской культуре, могут спокойно здесь оставаться. Но мусульмане из числа криминальных элементов и радикалов должны будут сдать свои голландские паспорта». Под этими предвыборными лозунгами партии Вилдерса, надо полагать, подписались многие его сограждане, что заставляет поместить итоги выборов в Голландии в общеевропейский контекст и экстраполировать эту тенденцию на другие страны, где проблема абсорбции и интеграции иммигрантов далека от своего логического решения. Владимир МИХЕЕВ

Это событие стало тем нечастым случаем в политике, когда ожидаемый результат все-таки вызывает шок. Так и случилось 13 июня в Бельгии, причем, не только в этой стране, где состоялись досрочные парламентские выборы. Потрясение испытал весь Европейский Союз, ведь эта страна 1 июля становится председателем «двадцати семи»… Да, все аналитики уверенно предсказывали победу на выборах именно фламандским националистам, которые добиваются разделения Бельгии на две части – фламандскоговорящую и франкоязычную (см. подробнее «Вся Европа», N 44, «Бельгия становится неуправляемой, или как языки разъединяют страну»). Но мало кто мог вообразить, что Новый фламандский альянс под водительством республиканца Барта де Вевера, добьется такого результата! Около трети голосов обеспечивают сторонникам официального раскола страны с населением 10,67 миллиона человек (из них около миллиона – иностранцы), большинство мест в нижней палате парламента. Европейская пресса называет это триумфом сепаратистов. Однако сложившаяся ситуация не столь проста, как может показаться на первый взгляд: среди франкоязычного населения Валлонии бесспорное лидерство продемонстрировал социалист Элио Ди Рупо. Фракция этой партии займет в парламенте лишь на одно кресло меньше сепаратистов. Таким образом, неизбежно формирование традиционного для Бельгии коалиционного многопартийного правительства, но возможно и назначение лидера соцпартии, готового пойти на определенные реформы по требованию фламандцев, на пост премьер-министра. Перед тем, как отправиться в королевский дворец на консультации по формированию кабинета министров, Б. де Вевер, в частности, заявил, что стремится «создать в стране структуры, которые могли бы функционировать». Этот эвфемизм означает существенное уменьшение роли федерального государства в пользу регионов. А также – что не менее важно – лишение Брюсселя роли столичного региона и превращение его в обычный город, что неприемлемо для валлонцев. Напомним: с 1970 года Бельгия пережила пять (!) реформ по децентрализации власти. Результат, по-Веверу, – «не функционирующее государство», которой надо снова изменить, теперь уже «в целях достижения эффективности». Он считает приоритетом создание коалиции на севере страны, где большинство жителей – фламандцы, для ведения переговоров с франкоязычным югом и Брюсселем. В свою очередь, Э. Ди Рупо занял прагматичную позицию, подчеркивая, что готов искать компромиссные решения, в отличие от лидеров ряда других валлонских партий. Не исключено, что концентрация переговорного процесса на двух главных игроках нынешней политической сцены Бельгии, измученной политико-лингвистическим кризисом, несколько облегчит поиск выхода из тупика. Но согласятся ли остальные партии с ролью статистов? В любом случае, переговорный процесс будет, к сожалению, долгим и мучительным, уверены политологи. А пока исполняющим обязанности премьер-министра по поручению короля Альбера II останется Ив Летерм. В Брюсселе надеются, что тщательно подготовленная полугодовая программа бельгийского председательства в ЕС будет выполнена, поскольку она была предварительно согласована с входящими в Союз странами, а также с руководством ведущих партий Бельгии. Во всяком случае, Европейская Комиссия выразила уверенность в том, что «председательство Бельгии станет «эффективным и амбициозным». Добавим от себя: благодаря вступившему в силу Лиссабонскому договору и появлению в ЕС поста фактического президента Союза, решение этой задачи для Бельгии несколько облегчается. Тем более, что первым президентом «двадцати семи» был назначен бельгиец Херман ван Ромпей. Сергей ВОРОНОВ

«Куда идем мы с Пятачком – большой, большой секрет», – пел голосом Евгения Леонова Винни-Пух в незабвенном советском мультике. Эту же песенку, если бы могли, наверное, пели бы сейчас и руководители Европейского Союза всех уровней, заполняя паузу, возникшую на брюссельской арене после прекращения истерики из-за греческих финансовых проблем. Конечно, проблемы (греческие, а также ирландские, португальские и далее по списку) никуда не делись, разгоравшийся пожар залили обещаниями выделить десятки и сотни миллиардов евро, но страсти успокоились. Удалось отсрочить нарастание кризиса, который вернется в том или ином виде в лучшем случае через 2-3 года. Теперь надо использовать время, чтобы подготовиться к нему, быть во всеоружии или вовсе не допустить взрыва, приняв превентивные меры. Прежде чем нырять в пучину рассуждений о таких мерах, отделаемся от неизбежного вопроса: а почему, собственно, кризис должен вернуться в Грецию (и далее – по расширяющемуся списку стран)? Механизм прост и предсказуем как смена времени дня. Возьмем, к примеру, ту же Грецию. Для наведения порядка в государственных финансах Афинам в ближайшие годы придется затянуть пояса, сократить бюджетные расходы, в том числе, социальные, зарплаты служащих, повысить налоги – классический набор мер. Только на таких условиях партнеры и Международный валютный фонд ей будут давать деньги для обслуживания ее госдолга и предотвращения дефолта. Эти шаги постепенно оздоровят правительственные финансы, страна начнет жить по средствам, но одновременно существенно сократится покупательная способность населения, следовательно, внутренний спрос. Прямой результат этого – медленные темпы восстановления национальной экономики. Так, эксперты обещают Элладе три года нулевого роста. Отсутствие роста, в свою очередь, ограничит поступление денег в государственный бюджет, для которого по этой причине с определенного момента снова станет невозможным обслуживание старого госдолга, и все начнется сначала. Иными словами, Афинам прописали лекарство, которое убьет и болезнь, и больного. На этом простом примере видны две модели выхода из глобального кризиса. Одни предлагают оздоровить государственные финансы, другие – стимулировать экономику с помощью государства, чтобы быстрее выходить из спада. Классическим примером первого подхода стали, например, такие разные страны, как США и Китай. В ЕС на таком курсе настаивает Франция, проводя его практически в одиночестве в Старом Свете. Пример второго подхода – Германия и ее последователи в зоне евро, например, Нидерланды. На недавних досрочных парламентских выборах там впервые на первом месте к финишу пришли либералы, обещавшие избирателям суровые экономические меры. Сторонники этой идеи призывают сосредоточиться, например, на снижении долгового бремени государств. Сегодня каждый новорожденный в ЕС появляется на свет уже с долгом в 21,5 тысячи евро! Общая сумма государственного долга еврозоны плюс Великобритания превышает 9 триллионов евро – 4/5 совокупного ВВП этой группы. Такое долговое бремя тоже убивает конкурентоспособность, перспективы инновационного развития, науку и в целом подрывает экономику Старого Света. Так что в германском подходе тоже есть железная логика. Но в нынешних дискуссиях о будущем ЕС столкнулись не просто эти два разных подхода. Вопрос стоит о том, достраивать ли недостроенное здание единой валюты или бросить все, как есть? По сути, речь идет о выживании ЕС в нынешнем виде и с нынешними амбициями. Сейчас в зону евро входят 16 очень разных стран. Эта денежная единица – наднациональная, но ей не управляет столь же наднациональный полномочный орган. Европейский центральный банк (ЕЦБ), по сути, решает только один вопрос – размер банковских учетных ставок. Так захотели немцы при разработке механизма Европейского валютно-экономического союза, позволившего перейти на евро. Любая другая валюта, включая зимбабвийский доллар, опирается на более изощренную систему рычагов, в первую очередь, на бюджетную политику государства и его налоговую систему. У евро этого нет. Страны еврозоны по отдельности определяют свои бюджеты, имеют собственные налоговые системы и пока не хотели отдавать эти свои прерогативы на наднациональный уровень. Отсутствие единой бюджетной и налоговой политики в зоне евро должно было компенсироваться Пактом стабильности, в котором указывались все бюджетные и финансовые показатели, которых должны строго придерживаться страны, перешедшие на единую валюту. Это тоже придумали немцы. Однако именно они вместе с французами стали первыми нарушителями этого документа, еще в 2005 году. Европейским тяжеловесам за это ничего не было: Брюссель и партнеры погрозили пальчиком и удовлетворились обещанием Берлина и Парижа исправиться. Теперь же этот документ вообще не соблюдают: кризис, до этого ли!? Пока экономика и финансы в зоне евро развивались поступательно, евро укреплялся на фоне намеренного удешевления американского доллара, конструкция единой валюты сбоев не давала. При первом же серьезном кризисе стали очевидными те слабости, про которые говорили последние 10 лет, причем, не только евроскептики по другую сторону Ла-Манша. Разошелся идеал с реалиями. Вот как простыми словами описал положение один из ветеранов европейской политики президент Италии Джорджо Наполитано, объясняя непонятные тонкости кризиса евро обозревателю заокеанской газеты «Вашингтон пост» Дэвиду Игнатиусу. «Мы получили яркую демонстрацию суровых последствий отсутствия консолидированной политики», – сказал глава итальянского государства. В результате кризиса европейцы должны все же смириться с тем, что ЕС «предполагает частичную передачу национального суверенитета». Нынешняя половинчатая интеграция, по его мнению, недостаточна для поддержания единой валюты. Итак, Европа должна сделать решительный шаг к наднациональности в критически важной для каждого национального правительства сфере – бюджете и налогах. Или не сделать? А что тогда будет с евро? Или сделать? А как быть с Грецией (и далее по списку)? Это – первая группа вопросов, которые предстоит решать. Здесь замешаны политика и финансы. Но есть и вторая группа вопросов, более, скажем, стратегическая, геополитическая. Центральная фигура здесь – Германия. С 1950-х годов, когда только создавались первые общеевропейские структуры, развившиеся к настоящему времени в ЕС, ФРГ всегда демонстрировала европейское рвение, как бы откупаясь от грехов тевтонского национализма, способствовавшего началу двух мировых войн в ХХ веке. В паре с бывшим врагом – Францией, она была мотором европейского строительства: французские идеи, германский кошелек… В начале нынешнего столетия объединившаяся Германия постепенно эмансипировалась от послевоенного комплекса вины, становясь все более самостоятельной. Это означает, в том числе, что именно в Берлине должны определяться контуры и условия европейской интеграции, именно Германия оказалась в центре ЕС даже с географической точки зрения. По образному выражению испанской газеты «Паис», раньше речь шла о более европейской Германии, а теперь Европа должна становиться более германской, во всяком случае, в экономической области. Брюссельский корреспондент лондонской «Гардиан» цитирует неназванное должностное лицо из Германии, сказавшее в частной беседе: «Если Германия платит, то Германия и принимает решения». Нельзя забывать и о естественном рефлексе немцев, когда речь заходит о денежной единице. Все послевоенные десятилетия на первом месте для них стоял вопрос о недопустимости инфляции, следовательно, о прочности своей валюты. Они помнили 1920-е годы, когда финансовые вольности обернулись потерей контроля над маркой, высокими темпами обесценения денег, последствия которых в социально-экономической области способствовали победе национал-социализма со всеми известными результатами. Поэтому теперь прочность валюты (уже единого евро) для политической элиты Германии и значительной части населения страны – что священный бык Апис для древних египтян. Это тоже способствует неуступчивости немцев в валютных вопросах, ее желанию навязать партнерам по евро свою модель, свое видение валютной стратегии. Пока Германия не сдала экзамен на лидерство в ЕС. Все едины в том, что сейчас Берлин в Союзе одинок как никогда. Греческий кризис предоставлял канцлеру Ангеле Меркель шанс, который выпадает мало кому из политиков: проявить лидерство в критический момент. Она его не использовала. Но стратегическая конфигурация будущих решений на уровне ЕС не изменилась. От действий Берлина будет зависеть очень многое, если не все. Какой будет общая стратегия выхода из кризиса? Германское правительство демонстративно объявило свой выбор, провозгласив меры жесткой экономии. Ради этого канцлер даже перенесла запланированную встречу с французским президентом! Шаг не имел прецедента. Но смогут ли немцы бесконечно закручивать бюджетные гайки, побуждая к тому и партнеров по ЕС? Если из-за этого темпы выхода из кризиса в зоне евро замедлятся еще больше, то Германия тоже пострадает: больше половины ее экспорта, станового хребта экономики страны, идет именно в эти страны, а у них упадет спрос! От единой европейской валюты больше других выиграла Германия как главный экспортер в ЕС, перестав терять в торговле внутри еврозоны десятки миллиардов на одних обменных операциях! Значит, Берлину все же придется пойти на послабления в бюджетном ригоризме? Или нет? Можно говорить еще и про проблемы европейской банковской системы и про множество других серьезных проблем. Как они будут решены, не ясно: брюссельские Винни-Пух и Пятачок не скажут, куда они пойдут. Пока не скажут. Или вообще не скажут в условиях отсутствия политического лидерства в Старом Свете? Но это – совсем другая история… Валерий ВАСИЛЬЕВСКИЙ

Пять месяцев спустя после прихода к власти в Германии черно-желтой коалиции, ее популярность среди избирателей продолжает неуклонно снижаться. В репрезентативном социологическом поросе, регулярно проводимом по заказу телекомпании АРД, нынешние предпочтения немцев могут вызвать у правящих партий только серьезное беспокойство: их работой удовлетворены всего 23%. По сравнению с предыдущим месяцем ХДС/ХСС потеряла один пункт и имеет сейчас 35% сторонников среди опрошенных. Ее партнер СвДП скатилась с 14%, которые у нее были в начале правительственного пути, до скромных 8%. Но особенно ее должно настораживать, что двух из утраченных 6 процентных пунктов она лишилась за последний месяц. Спад идет настолько быстро, что рискует стать бесконтрольным… С нынешними показателями партнерам правящую коалицию сформировать бы не удалось. Так плохо партнеры не выглядели с октября 2006 года. Недовольство «черно-желтыми» отразилось и в том, как падает популярность их лидеров – Ангелы Меркель и Гвидо Вестервелле. Меркель потеряла 7 пунктов и пропустила на первое место министра труда в собственном правительстве – Урсулу фон дер Ляйен. Госпожа канцлер осталась второй – с 55% поддержки. У Вестервелле дела еще хуже: хотя он и утратил всего 2 пункта, но теперь глава немецкой дипломатии вынужден обосноваться на малопочетном 13 месте. Кстати, здорово пострадал и министр обороны Карл Теодор цу Гуттенберг. Его подкузьмили последствия кундузского инцидента, стоившие ему 14 пунктов, утраты первого места и перехода на третье. Ответы избирателей на классический «воскресный вопрос» – «кому вы отдали бы свои голоса, если бы выборы прошли в это воскресенье?» – позволили социал-демократам сократить отставание от лидера. Причем, они прибавляют в хорошем темпе – 3 пункта за месяц и если дело так пойдет дальше, то от преимущества ХДС/ХСС в 7 пунктов мало что останется. Вообще оппозиция, в сумме имеющая 52% поддержки, выглядит заметно бодрее. У СДПГ 28%, у «левых» – 10%, у «зеленых» – 14%…

Континентальная Европа не очень верит в прагматизм тори Жреческая каста политологов в странах Евросоюза продолжает довольно нервно гадать, словно авгуры по полету птиц, как долго продержится альянс пришедших к власти британских консерваторов и либеральных демократов, прежде чем они разругаются. Разругаются по все еще ключевому вопросу общеевропейского общежития: будем сплачиваться или отдаляться? Вместе или порознь, и если вместе, то всегда или от случая к случаю? Манифест из 11 пунктов, обозначающий приоритеты нового кабинета, вроде бы сбивает накал страстей, поскольку коалиционные партнеры приняли мягкую и явно компромиссную формулу: Британия будет «позитивным участником» Европейского Союза, но отвергает какую-либо передачу дополнительных суверенных полномочий транснациональной администрации, заседающей в Брюсселе. Прежние инициативы провести референдум по членству в ЕС скормлены бумагоглотающему шредеру. Однако в континентальной Европе поглядывают на брак по расчету между тори и либдемами с опаской и скепсисом. Агнес Александр-Колье, госпожа профессор из университета французского города Дижон, которая специализируется на «британской цивилизации», исполнена глубокого недоверия к альянсу, воспринимаемого ею как мезальянс. К тому же она повторяет известный аргумент, что Дэвид Камерон – фигура зависимая, вынужденная считаться с архи-консервативным крылом внутри своей партии, которое настроено менее миролюбиво и менее прагматично, особенно, когда речь заходит о месте и роли Британии в Евросоюзе. Госпожа профессор напоминает, что в прошлый раз в 1977 году брак по расчету между лейбористами и либдемами продержался всего несколько месяцев. Между тем позиции двух партий были намного ближе по духу, чем у нынешних партнеров на Уайтхолле. «Я думаю, что коалиция распадется», – пророчествует эксперт из главного города Бургундии, более известного своей горчицей, чем горгульями на соборе Дижонской богоматери. Обозреватель швейцарской «Тан» также прокручивает, как скрипучую патефонную пластинку, тезис о том, что Камерон в недалеком прошлом грозился «репатриировать» в Вестминстерский дворец те права и привилегии, которые забрали себе Европарламент и Еврокомиссия, особенно в социальной сфере. В то время как Клегг пользуется репутацией «еврофила», хотя, строго говоря, неоднократно ставил под сомнение высшую мудрость брюссельских чиновников, среди которых он также еще недавно делал себе карьеру и имя для большой политики. В самой Британии нет единства мнений о том, какой срок годности стоит на продукте под названием альянс тори и либдемов. Стив Ричард из «Индепендент» считает, что нынешнее правительство «самое хрупкое в современной истории». С такой уничижительной оценкой категорически не согласен член палаты лордов Леон Бриттен, у которого юный Ник Клегг служил в ту пору, когда он был вице-президентом Европейской Комиссии. По остроумному замечанию лорда Бриттена, именно он побуждал юношу, будущего лидера либеральных демократов, «заняться политикой и стать консерватором – в итоге, одна победа и одно поражение». В статье, опубликованной лордом Бриттеном на страницах лондонской «Таймс», политик-старожил раскрывает «тайный образ мысли» Клегга и делится своим оптимистическим видением будущего альянса. Оказывается, Клегг в пору своей еврослужбы «не имел никаких иллюзий по поводу того, что решения, принимаемые в Брюсселе, не заслуживает автоматической поддержки, как и решения, исходящие с Уайтхолла». У Клегга есть даже планы «радикальной перестройки европейских институтов власти». Теперь в союзе с единомышленниками Клегга тори смогут более решительно отстаивать в ЕС принципы свободной торговли, утверждает автор. Прежде их могли заподозрить в попытке претворить в жизнь «тэтчеровскую идеологию», а сейчас их прикроют либдемы, и цель станет достижимой. В трактовке лорда Бриттена, «прагматизм консерваторов и идеализм либеральных демократов может оказаться выигрышной комбинацией карт». Нет сомнения, что скептики отметут благостные рассуждения лорда, хотя под тем основанием, что в таком почтенном возрасте хочется всему умиляться и выдавать желаемое за действительное. В свою очередь корреспондент «Нью-Йорк таймс» в Лондоне Алекс Мэсси видит также много схожего в мировоззрении двух партий. Это акцент на гражданских свободах, на реформах налогового режима и образования, а также на децентрализации избирательной системы. В их мировоззрении также обнаруживаются точки соприкосновения: они верят апостолу консервативных ценностей Эдмунду Бёрку, которого так любила цитировать железная леди, особенно когда тот восхваляет «маленькие взводы» (little platoons) – семью, соседей, общественные ассоциации, благотворительные общества, церкви и так далее. Вместе с тем американский наблюдатель настроен критично в том, что касается «позитивного участия» Британии в делах европейских. На ближайшие пять лет он советует об этом забыть: отношения Британии с Евросоюзом «поместят в криогенную камеру, где временно прекращаются все жизненные функции, с табличкой: «Не будить до 2015 года». В любом случае, разброс мнений показателен, что побуждает с особым пристрастием наблюдать за маневрами коалиции на европейском направлении. Владимир МИХЕЕВ №6(45), 2010

Европейская Комиссия утвердила в мае проект мандата на ведение переговоров по заключению широкоформатного или просто широкого соглашения с США об охране персональных данных при осуществлении сотрудничества по борьбе с терроризмом и организованной преступностью, и запросила его одобрения у Совета ЕС. Инициатива Европейской Комиссии многими была встречена с настороженностью. Она вызвала неоднозначную реакцию. Вокруг нее развернулась оживленная дискуссия. Одни комментаторы указывали на то, что сначала хорошо было бы решить проблемы, возникшие по поводу заключения с США более частных соглашений – по передаче персональных данных, касающихся финансовых транзакций (известное как соглашение СВИФТ), и передаче данных об авиапассажирах. Другие призывали сначала навести порядок в собственном доме. Правы, как обычно, все. Рациональное зерно есть в высказываниях и одних, и других, и третьих. Поэтому, чтобы объективно оценить инициативу Европейской Комиссии, ее надо рассмотреть в общеевропейском контексте. И опять Лиссабонский договор Можно уверенно утверждать, что Европейский Союз всегда уделял повышенное внимание проблеме должной защиты персональных данных. Еще полтора десятка лет назад Брюссель принял Директиву 95/46/ЕС, установившую в этой области сравнительно высокий стандарт. Введенная им регламентация во многом стала эталоном для других. Но Союз предпочел на достигнутом не останавливаться. Лиссабонским договором, придавшим обязательную силу Хартии ЕС об основных правах, он возвел защиту персональных данных в ранг основных прав человека (ст.8 Хартии). Тем самым он предусмотрел, что такая защита должна рассматриваться в качестве одного из конституционных принципов ЕС. Боле того, он придал ей универсальный характер, превратил ее в горизонтальную норму права ЕС. Это означает, что при осуществлении любого рода деятельности институты ЕС и государства-члены обязаны заботиться о защите персональных данных (включая законодательную – ст. 16 Договора о функционировании Европейского Союза). Конечно, борьба с терроризмом и организованной преступностью относится к его первейшим приоритетам. Вместе с государствами-членами он обязан предпринимать все, что в его силах, чтобы обеспечить внутреннюю безопасность Союза, безопасность общества и его граждан. Но только не в ущерб личным свободам, без какого-либо урона для режима охраны персональных данных. В этом кроется объяснение той бескомпромиссной позиции, которую занял Европейский Парламент в отношении двух «секторальных» соглашений с Соединенными Штатами, разработанных до вступления в силу Лиссабонского договора и соответственно без его участия. По Лиссабонскому договору для утверждения международных договоров ЕС требуется теперь его согласие. Европарламент же счел, что эти соглашения неоправданно глубоко вторгаются в личную жизнь граждан и чреваты злоупотреблениями. С учетом этого он потребовал их пересмотра. Европейская Комиссия вслед за американцами сначала испытала шок. Особенно по поводу фактической отмены соглашения о передаче персональных данных, касающихся финансовых транзакций. Виданное ли дело, так обращаться с международными договорами, пусть и имеющими статус временно применяемых. Разве можно себя так вести в отношениях со «старшим братом», т.е. с Вашингтоном. К тому же сотрудничество в борьбе с терроризмом и организованной преступностью – это вам не игрушки… А потом взяла и развернулась на 180 градусов. И решила сделаться святее папы. Инициатива, с которой она выступила, является тому убедительным подтверждением. Проект мандата на ведение переговоров Стержневой идеей проекта является обеспечение высокого уровня защиты персональных данных при передаче их третьей стороне, частным случаем которой являются обмен финансовой информацией и раскрытие сведений об авиапассажирах при осуществлении взаимодействия в борьбе с терроризмом и организованной преступностью. Он предусматривает режим доступа граждан ЕС к такого рода относящейся к ним информации. Закрепляет за ними право вносить в базы данных необходимые изменения или уточнения или добиваться ликвидации соответствующих записей. Наделяет их возможностью подавать иски в суды США в случае незаконного использования касающихся их персональных данных. Расширяет полномочия контрольных органов по надзору за потоками информации через Атлантику. Возлагает на такие органы дополнительные обязанности по оказанию помощи лицам, считающим, что их право на тайну личной жизни было или может быть нарушено. В случае, если Совет ЕС одобрит мандат, а Европейская Комиссия настоит на своем на переговорах с Соединенными Штатами, в будущее широкое соглашение войдут следующие положения. Разрешение на передачу и обработку персональных данных выдается компетентными органами ЕС и США только в определенных, четко очерченных целях, касающихся сотрудничества в борьбе с терроризмом и организованной преступностью. Любые лица, если данные их затрагивают, имеют право на доступ к ним. Это право пользуется судебной защитой. Во всех тех случаях, когда выясняется, что данные недостоверны, по их ходатайству в них вносятся необходимые изменения или дополнения, либо они вообще стираются. При отправлении своих прав на доступ к затрагивающим их данным, проверку их достоверности и их исправление для обеспечения их надлежащей реализации они могут обращаться в соответствующие административные и судебные органы. Дискриминация по принципам гражданства и места жительства не допускается. Соглашению придается рамочный характер. Его прямое действие не предполагается. Вводимый им правовой режим активируется во всех случаях применения двусторонних договоров с США и национального законодательства. Спрашивается, однако, в чем его смысл, если заключение первых и принятие вторых тем самым, вроде бы, откладывается. Опять телега впереди лошади Критика, которую вызвала инициатива Европейской Комиссии, и недоуменная реакция на нее связаны не столько с содержанием проекта мандата на ведение переговоров, сколько с сомнениями в ее своевременности. Европейский Парламент «зарубил» временно применявшееся соглашение с США о передаче персональных данных, касающихся финансовых транзакций. Он отложил на осень рассмотрение соглашения о передаче данных об авиапассажирах, предложив Европейской Комиссии сначала учесть высказанные им пожелания. В результате возникла ситуация правового вакуума. Ситуация тем более недопустимая потому, что она подрывает международные усилия по борьбе с терроризмом и организованной преступностью. Его надо заполнять в первую очередь. А Комиссия выходит с предложениями, скорее, напоминающими маниловщину, – с инициативой о заключении общего соглашения. Абсурд. Или, по крайней мере, непонятно. Ведь медлительность институтов ЕС всем хорошо известна. Совет ЕС утвердит разработанный Комиссией мандат на ведение переговоров, дай Бог, осенью. Потом наступит очередь затяжным вялотекущим переговорам. Обязывающий документ удастся получить в лучшем случае в 2011 году. Причем очевидно не в его начале. А до тех пор? Где логика? Или экономический кризис настолько всех захлестнул, что теперь не до борьбы с терроризмом? Не до него сейчас? Или Европейская Комиссия только сейчас сумела откликнуться на резолюцию Европейского Парламента от 26 марта 2009 года с требованием заключить с США такое соглашение, которое бы должным образом обеспечивало защиту гражданских прав и охрану персональных данных? Или она наконец-то завершила работу над поручением Европейского Совета, данным ей в декабре 2009 года, подготовить предложение по заключению с США соглашения о защите и совместном пользовании персональными данными? Просто по времени получилось не совсем удачно, как говорится, не в ту степь? Дополнительную терпкость вопросам, задаваемым специалистами, придают планы Комиссии пересмотреть внутренний правовой режим защиты персональных данных. Ведь в их свете инициатива начинает переливаться совсем уж обескураживающими красками. Модернизация тылов Вопрос о пересмотре правовых основ защиты персональных данных в ЕС можно считать решенным. Нынешние были заложены в середине 1990-х годов. С тех пор технологические возможности сбора и обработки данных и вторжения в частную жизнь выросли на несколько порядков. Действующие наднациональные правовые акты безнадежно устарели. Европейская Комиссия уже работает над проектом директивы, которая придет на смену Директиве 95/46/ЕС. Ожидается, что он будет обнародован к концу 2010 года. О том, как она будет выглядеть, гадать не имеет смысла. Но можно предположить, что она будет ориентироваться на мнение т.н. Группы 29 (точнее, Группы статьи 29 о защите персональных данных). Образующие ее главы независимых ведомств государств-членов ЕС по охране персональных данных занимают очень жесткую позицию. Они считают, что Европейская Комиссия должна поставить перед собой максимально амбициозную цель разработать такой режим охраны, который бы оставался эффективным и через 5, 10 и 20 лет. Информационные технологии развиваются с пугающей скоростью. Возможности несанкционированного, незаконного вмешательства в частную жизнь растут как по экспоненциальной кривой. Но неприкосновенность частной жизни нужно обеспечить, во что бы то ни стало. Это одна из высших ценностей. Ни ее размывания, ни утраты допустить нельзя. Критика критической критики Но если так и если не впадать в огульное охаивание действий Европейской Комиссии, окажется, что инициатива – не такое уж головотяпство. И к неожиданностям ее никак не отнесешь. К работе над глобальным, всеобъемлющим подходом к эффективной охране персональных данных перед лицом вызовов XXI века Комиссия приступила еще в июне 2009 года. Тогда она запустила консультации с заинтересованными органами и организациями, гражданским обществом и социальными партнерами. Под этим углом зрения инициатива оказывается связующим звеном между пересматриваемыми секторальными соглашениями с США на уровне международного общения и глобальным, всеобъемлющим подходом, которому отдается предпочтения внутри ЕС. Ведь приведенные выше положения общего соглашения напрямую коррелируют с максимами, которые Г-29 надеется включить в новую директиву. Вот только некоторые из них. В информационные технологии, допускаемые на рынок, изначально закладываются принципы автоматической, обязательной защиты частной жизни и невмешательства в нее по умолчанию. Ответственность за возможные злоупотребления возлагается на всех тех, кто занимается или связан с обработкой данных. Контрольные органы наделяются необходимыми ресурсами и достаточными властными полномочиями для того, чтобы решать поставленные перед ними задачи, а также те, которые могут появиться в обозримом будущем. Как представляется, все эти моменты нам, в Российской Федерации, надо всенепременно учитывать, если мы хотим активно и эффективно взаимодействовать с ЕС как по вопросам внутренней безопасности, так и в более широком контексте построения общих пространств и реализации идей «Партнерства для модернизации». © Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России №6(45), 2010

Европейская Комиссия рекомендовала разрешить гражданам Албании, а также Боснии и Герцеговины совершать поездки в Шенгенскую зону без виз. При этом такая мера должна распространяться на тех албанцев и боснийцев, которые имеют биометрические паспорта. С политической точки зрения, как считают в Брюсселе, такой шаг будет способствовать стабилизации этой части балканского региона. С технической точки зрения, это становится возможным благодаря более жесткому контролю властей в Сараево и Тиране системы выдачи паспортов и своих границ. По мнению брюссельских чиновников, эти две страны добились успехов также в деле борьбы с коррупцией и организованной преступностью. При этом, уверяют в Комиссии, будут учтены ошибки прежних этапов либерализации визового режима с балканскими странами, поэтому не ожидается чрезмерного притока албанских и боснийских мигрантов. В этом плане показательно, что эти меры были поддержаны Италией и Грецией, которые в большей мере, чем другие страны ЕС страдали от наплыва незаконных иммигрантов из балканского региона, в первую очередь, албанского происхождения. Безвизовый режим не вступает в силу немедленно. Рекомендации Комиссии должны быть утверждены странами-членами ЕС и Европейским Парламентом. После этого боснийцы и албанцы смогут ездить без виз в страны Шенгенской зоны. В нее входят все страны ЕС (кроме Великобритании и Ирландии), а также Исландия, Норвегия и Швейцария. Светлана ФИРСОВА

Новые правила рыбной ловли в Средиземном море вступили в силу 1 июня. Европейская Комиссия ввела в действие «Средиземноморский регламент», предусматривающий запрет на промысел ближе, чем на расстоянии 1,5 морской мили, а также на лов рыбы и моллюсков сетями с мелкими ячейками. В результате многим любителям жареной мелкой рыбешки, каракатиц и молодых моллюсков придется отказаться от этих лакомств, сокрушается итальянская газета «Коррьере дела сера». От новой директивы Брюсселя пострадает сильнее других стран ЕС именно Италия, в которой значительную часть уловов обеспечивает малотоннажный прибрежный флот. Итальянские рыбаки провели акцию протеста в Риме, требуя пересмотра или отсрочки этого нововведения. Их активно поддерживают владельцы ресторанов: в меню почти всех этих заведений в Италии входят блюда, над которыми нависла угроза. Например, «основой основ» венецианской кухни считаются некоторые виды моллюсков. №6(45), 2010

Острейший финансово-экономический кризис усиливает ностальгию растущего числа греков по «старым добрым временам», когда национальной валютой была драхма. Сегодня обедневшее население Эллады со вздохом вспоминает, сколько и чего можно было купить на минимальную зарплату до вступления страны в зону единой европейской валюты – евро. Но вздохи – вздохами, а жизнь продолжается. Греки вынуждены приспосабливаться к новым реалиям. Один из найденных и все более популярных выходов – регулярные автобусные поездки из города Салоники за покупками в Болгарию и Турцию. Эти соседние страны не входят зону евро, и поэтому столь привлекательны для греков. Ведь цены там на 40-50% ниже, чем на родине. Многие вынужденные шопинг-туристы теперь называют трагедией тот злополучный 2001 год, когда Эллада была допущена в зону единой валюты, чем немало гордилось тогдашнее правительство. Любопытно, что сегодня греки нередко покупают в Болгарии, в частности, продукцию текстильных фабрик и предприятий по производству одежды, которые несколько лет назад перебазировались из Салоник в эту страну, поскольку местная рабочая сила обходится предпринимателям в среднем почти в 6 раз дешевле. А в Греции в результате такого переселения производственных мощностей заметно росла безработица. Кризисом в Элладе спешат воспользоваться богатые болгары. Они не только охотно посещают самые дорогие магазины в Салониках, но и скупают упавшую в цене недвижимость, включая виллы и отели. №6(45), 2010

Как иронически замечают сами немцы, после Гинденбурга Германии везло с президентами. Что ж, им, конечно, виднее, тем более что до недавнего времени ни один из них и в самом деле не выбивался из череды дисциплинированных и терпеливых отцов нации, готовых неустанно внушать согражданам правильные представления о добре и зле. Человеком, которому суждено было сделать неординарный шаг, повергший Германию в шок, стал девятый президент ФРГ – Хорст Кёлер, едва-едва начавший второй год второго срока пребывания на этом посту, носящем в германской политической системе достаточно декоративный характер: что поделаешь, мрачное наследие веймарского безволия. Но, так или иначе, когда серьезный и ответственный человек – а в том, что Кёлер именно таков, не усомнились даже его самые ярые критики – дает понять «с меня хватит, я пошел отсюда», это кое о чем говорит. Вот только о чем? Начнем, для порядка, с официальных мотивов. Процитируем нашего героя: «По моей оценке, мы все вместе находимся на пути к тому, чтобы широкие круги общества поняли, что такая большая, ориентированная на экспорт, зависимая от внешней торговли страна, как наша, должна понимать: если нужно защитить наши интересы, то оправданно даже военное вмешательство. Например, надо сохранить свободное передвижение по торговым путям или предотвратить региональную нестабильность, если она оказывает влияние на торговлю, уровень занятости и бюджетные поступления». Это президент сказал в беседе с журналистом германского радио, комментируя итоги своей поездки в афганский Мазари-Шариф, предпринятой для поднятия боевого духа воюющих там немцев. Но оказалось, что так далеко по вышеуказанному пути прошли далеко не все, и изрядная часть, как общества, так и политиков, предпочитает продолжать делать вид, что общеизвестная часть человеческого тела есть, а слова, его обозначающего – нет. Признание донельзя очевидного факта – экономические интересы можно при необходимости защищать военной силой – до сих пор считается в ФРГ грубым нарушением политкорректности. А покушаться на эту священную корову никому не позволено. Вот и Кёлеру устроили такую выволочку, что только держись. Именно стараниями либеральных ханжей, то есть, простите, нападками, свидетельствующими об отсутствии уважения к посту президента ФРГ, Кёлер и объяснил свой досрочный уход. Ах, вы не согласны с тем, что такие обвинения не то что отдают, а просто-таки смердят ханжеством? Позвольте привести еще одну цитату. «В Афганистане мы проводим далеко не альтруистическую операцию. Бундесвер в Афганистане защищает еще и национальные интересы и ценности. Когда нарушается безопасность торговых путей, это оказывает ощутимое воздействие на нашу экспортную экономику». Похоже, не правда ли? Только это вовсе не Хорст Кёлер, а завзятый популист Гвидо Вестервелле, вполне благополучно продолжающий занимать посты министра иностранных дел и вице-канцлера. Сказано, что называется, при свидетелях: в речи, прочитанной перед членами Германского общества внешней политики. И никаких нападок на улыбчивого главу немецкой дипломатии после этого не последовало, не говоря уже об отставке. А за что его отстранять от должности – за то, что просто назвал кошку кошкой? Несомненно, досрочно покинув пост президента, Хорст Кёлер продемонстрировал тонкокожесть, непростительную для публичного политика, которым, собственно, никогда и не был до прихода на президентский пост. Он ни разу не занимал выборного политического поста, не проходил жестких чистилищ в партийных структурах. Чиновник в министерстве экономики, потом – в министерстве финансов, затем статс-секретарь этого министерства, он занимался совершенно другой политикой, лишенной публичности и не терпящей сверкания телевизионных софитов. Именно на его долю выпала вся черновая работа по подготовке слияния финансовых систем в период воссоединения Германии, которую он провел вместе со своим партнером по переговорам – министром финансов ГДР Вальтером Ромбергом. Три года – с 1990 по 1993 – он был шерпой у германского канцлера Гельмута Коля, тоже занятие предельно непубличное. Да и на посту президента Ассоциации сберегательных банков Германии, во главе Европейского банка реконструкции и развития и в директорском кресле Международного валютного фонда от него требовались совсем другие умения, нежели те, которые необходимы кумиру масс. Но, пожалуй, самое главное, что выходец из низов послевоенного германского общества, проскитавшийся со своей семьей чуть не все детство по лагерям беженцев, Хорст Кёлер относился к своему посту и налагаемым им обязанностям предельно добросовестно. Этот человек не из тех, кто, стоит только прекратиться стрекоту телекамер, легко меняет благородное выражение лица на циничную ухмылку – «ну, как я выгляжу на публике?». «Он принимал весь тот «государственный театр», который разыгрывался в замке Бельвю, действительно всерьез. Это делало его симпатичным, любимым, но еще и таким, который смотрелся несколько отстраненным от своего окружения», – написала берлинская «Вельт». Причем, чем дольше он оставался на посту, тем очевиднее становилось, что он отчетливо дистанцируется от политической среды, в которой волею судеб оказался. Есть у так и не привыкшего к сквознякам публичной политики Кёлера, заметный недостаток: он принадлежит к числу тех людей, у которых что на сердце, то и на лице. Ни расстройства, ни недовольства, ни раздражения ему просто невозможно было спрятать за приличествующей случаю маской: он всегда оставался самим собой. Не шло ему в плюс и то, что его нельзя назвать хорошим оратором и мастером публичных вступлений. Кёлеру, привыкшему во время странствий по финансовым морям к роли капитана, команды которого выполняются точно и без промедлений, несомненно, тягостно было видеть, что из его речей и рассуждений, вполне продуманных и актуальных, не следует никаких реальных политических шагов. Он серьезно относился к документам, которые ему предстояло украсить своей визой – вот оно чиновно-финансистское прошлое! – и очень не любил, когда от него требовали поскорее что-либо подписать: дескать, потом доведем до ума. Скажем, Кёлер отказывался подмахнуть одобренный парламентом указ о приватизации национальной авиадиспетчерской службы «Дойче Флюгзихерунг», выступал против блокирования доступа к сайтам с детской порнографией, поскольку механизм этот не был достаточно отлажен. А незадолго до «афганского» скандала глава правительства нажимала на него, чтобы он как можно скорее подписал закон, позволяющий выделить помощь тонущей Греции. И дела ей не было до того, что ситуацию усугубила именно её собственная нерешительность: уверяла, что не дашь денег, так и не давала бы. Но госпожа Меркель словно забыла старую заповедь о том, что самый худший вид политики – политика непоследовательная. Раскошеливаться-то пришлось все равно, но только в суете и с крупными имиджевыми потерями. Возможно, матерого финансового волка Кёлера еще что-то не устраивало в этом документе, ведь в Берлине поговаривают, что именно он стал подлинной причиной его добровольного ухода в отставку. Хотя, возможно, это всего лишь слухи. А правды мы, скорее всего, так никогда и не узнаем: экс-президент уже не однажды заявлял, что к уже сказанному о причинах своего ухода ему добавить нечего. Совершенно очевидно: очень больно задело Хорста Кёлера и то, что тогда, когда из-за преждевременной откровенности его тюкали все кому не лень, у госпожи канцлер не нашлось ни одного слова в его защиту. И для 67-летнего президента, и так не всегда уютно себя чувствовавшего в берлинском «политическом театре», это могло стать одной из последних капель, переполнивших чашу терпения. Из всего кабинета министров плечом к плечу с президентом встал только министр обороны Карл-Теодор цу Гуттенберг. И еще одна деталь, достойно характеризующая ушедшего президента. На высшем государственном посту он и его жена Ева Луиза были именно семейной парой. Не великий государственный деятель, витающий в эмпиреях национальной и мировой политики и его тихая женушка, патронирующая какое-нибудь общество любителей вышивания гладью, а супруги, посильно разделяющие груз жизненных обязанностей. И когда, как это случалось даже во время официальных церемоний, они стояли, взявшись за руки, эти два пожилых человека, по меткому замечанию одного немецкого журналиста, были удивительно похожи на Гензеля и Гретель. …Когда в парке замка Бельвю отзвучали фанфары, звон которых завершил пребывание Хорста Кёлера на посту президента Германии, он и его Ева Луиза в последний раз сошли с покрытого красной тканью возвышения, на котором теперь будут стоять другие люди. В толпе гостей вспыхнули аплодисменты. Кёлеры только на одно мгновение обернулись к ним, послав благодарственный жест, и быстро зашагали по зеленому газону к задним воротам замка. Взявшись за руки. Андрей ГОРЮХИН Что же дальше? После ухода Хорста Кёлера его место занял заместитель, которым по конституции является президент бундесрата и бургомистр Бремена Йенс Бёрнзен. Теперь не позднее, чем через 30 дней после отставки – то есть до 30 июня – федеральное собрание, составляемое из представителей бундестага и федеральных земель, должно решить вопрос о преемнике, который вступит в должность на следующие годы. В федеральное собрание входят все 622 депутата бундестага и еще столько же членов земельных парламентов. Представительство от каждой конкретной земли зависит от числа жителей в ней. Также парламенты имеют право делегировать в федеральное собрание коммунальных политиков и представителей местной общественности. Ведущими кандидатами на пост президента ФРГ стали два человека. От Христианско-демократического союза и Свободной демократической партии предложен премьер-министр земли Нижняя Саксония Кристиан Вульф, а от партии «зеленых» и социал-демократов - общественный деятель Йоахим Гаук. Из «охотников на «штази» в президенты Уроженец балтийского Ростока Йоахим Гаук не однажды всплывал в качестве кандидата на президентский пост. Но только не от тех, кто его сейчас выдвинул, а от их вечных политических противников. Он уже давно в пенсионном возрасте и не состоит ни в одной партии. Если подойти к делу чисто арифметически, то его шансы на избрание равны нулю. Но не все так просто, как в школьных учебниках. Правозащитник во времена существования ГДР, а позднее глава ведомства, которому были переданы все архивы министерства государственной безопасности исчезнувшего государства, Йоахим Гаук пользуется немалыми симпатиями в СМИ, да и у многих представителей правящей коалиции тоже. Утверждают, что его высоко ценит и Ангела Меркель. В 1999 году, когда «красно-зеленая» правящая коалиция провела у власти только год, баварские оппозиционеры из Христианско-социального союза, хотели двинуть Гаука на битву с Йоханнесом Рау, ставшим президентом ФРГ. А вот теперь, 11 лет спустя, его кандидатуру назвали непримиримые оппоненты «черно-желтых». Ход, нельзя им не отдать должное, весьма изящный. Прежде всего, в сложном положении оказалась партия «левых». Она, благодаря гэдээровскому прошлому многих ее членов, отвергает «охотника за «штази», а значит, несомненно, станет у оппонентов мишенью для обвинений в том, что «тяжкое наследие» не до конца переосмыслено. Ну а популярность Гаука в партиях правящей коалиции оппозиционерам тоже на руку: любые нарушения партийной дисциплины, выразившиеся в голосовании за чужого депутата, дополнительно испортят репутацию правительства и дадут отличный повод поговорить о близком крахе «черно-желтых». Парадокс ситуации в том, что для победы Гауку необходимы голоса «левых», которые его на дух не переносят. Он им платит взаимностью, в том числе и сейчас, когда от этого зависит его политическое будущее. У «левых», кстати, есть свой кандидат – Лукреция Луиза («Лук») Йохимсен, социолог и тележурналистка, уже давно связавшая с партией свою политическую судьбу. В 2005 году она прошла в бундестаг и в прошлом году повторила этот успех. Лук Йохимсен уже бросила перчатку Йоахиму Гауку, предложив ему открыто подискутировать на тему о том, почему ГДР с юридической точки зрения не была неправовым государством. Экс-пастор и правозащитник от дискуссии отказался. «Мечта любой тещи» - человек с амбициями Кристиан Вильгельм Вальтер Вульф занимает пост премьер-министра Нижней Саксонии с 4 марта 2003 года. Кроме того, он член президиума Христианско-демократического союза, заместитель председателя этой партии. Как премьер земельного правительства автоматически входит в наблюдательный совет концерна. В ХДС вступил еще школьником. Принадлежит к поколению «политических внуков» Гельмута Коля, который поддерживал его еще во время кампании 1993-94 года в Нижней Саксонии. Это не помогло «мечте любой тещи», как порой до сих пор называют Кристиана Вульфа, и он дважды, в том числе и в 1998 году, уступил Герхарду Шрёдеру. Потом он сумел дважды отыграться за свои поражения, в том числе в 2008 году, в не самое легкое для германских политиков время, когда кризис уже вовсю дал о себе знать. Считается человеком с амбициями, но при этом обладает достаточным упорством для того, чтобы добиваться поставленных целей. По мнению экспертов, К.Вульф являет собой удачное воплощение нормы, сочетает в себе отцовское и юношеское начало и блестяще ориентируется в политическом ландшафте республики – для президента, несомненно, огромное достоинство. Прекрасно понимая, что его большинство в федеральном собрании весьма шатко – всего-то 18 голосов – он начал серию встреч с представителями ХДС и СвДП в этом органе, пообещав побеседовать с каждым из них, то ли лично, то ли в группе. Весьма насущные старания. Тем более что в рядах правящей коалиции немало дезертиров, причем некоторые, к примеру, глава бременского земельного отделения СвДП Оливер Мёлленштэдт, даже не потрудились скрыть, что будут голосовать за Гаука. Дело дошло до того, что один из патриархов ХДС – Курт Биденкопф – потребовал, чтобы при голосовании члены федерального собрания руководствовались не требованиями партийной дисциплины, а собственным мнением. Пока шансы Кристиана Вульфа все же предпочтительнее, чем он обязан принятой в стране избирательной механике. Если бы президента в Германии избирали прямым голосованием населения, то, считают специалисты по изучению общественного мнения, победил бы Йоахим Гаук. №6(45), 2010

В Брюсселе объявлено о решении повысить статус большинства зарубежных постоянных представительств Европейской Комиссии до уровня посольств ЕС. Немедленному преобразованию подлежат более 80 постпредств из 132, а остальные – до конца текущего года. Таким образом, создание самой мощной и разветвленной дипломатической службы в мире вступило в практическую стадию под руководством верховного представителя ЕС по иностранным делам и политике безопасности британки Кэтрин Эштон. Эта первая в истории Евросоюза министр иностранных дел намерена также провести перетряску специальных представителей Союза во многих зарубежных странах. Планируется сократить их число и придать им региональный статус. Будущая дипломатическая служба направлена на достижение «двадцатью семью» важной роли на международной арене. До сих пор эта роль далеко не соответствовала экономической мощи Европейского Союза. №6(45), 2010

Парадоксальная и крайне редкая ситуация возникла в Чехии после досрочных парламентских выборов в конце апреля: лидер победившей Социал-демократической партии Иржи Пароубек фактически признал поражение и объявил об уходе с этого поста. Объясняется это тем, что социал-демократы набрали 22,2% голосов, опередив ведущих представителей правоцентристских сил всего на 1,9%. Зато три партии последних смогут сформировать коалицию, которая будет располагать большинством в 18 мест в парламенте. При этом коммунисты – потенциальные союзники социал-демократов – получили поддержку 11,3% избирателей, а «зеленые» и вовсе не попали в законодательный орган. Насколько прочной окажется коалиция и сколько просуществует новое правительство? На этот вопрос пока никто не берется отвечать, хотя выражается надежда, что страна сможет, наконец, выйти из затянувшейся патовой ситуации, когда более года у власти находился временный кабинет министров после отставки в марте 2009 года консервативного премьера Мирека Тополанека. Напомним: тот политический катаклизм случился в разгар первого же председательства Чехии в Европейском Союзе! Это явно не способствовало улучшению имиджа молодой чешской демократии в глазах партнеров Праги по ЕС. Впрочем, патовая политическая конфигурация возникла в этой стране гораздо раньше, в результате парламентских выборов 2006 года, когда в законодательном органе оказалось ровно по 100 депутатов от левых и правых сил. Многие важные решения блокировались во время голосований. Призывы некоторых политиков законодательно увеличить или уменьшить состав парламента хотя бы на одно кресло, чтобы избегать подобных коллизий, не были услышаны. В центре нынешней предвыборной полемики впервые оказались проблемы экономики, хотя Чехия пока лучше противостоит глобальному кризису, чем некоторые ее соседи. Лидеры правых сил умело пугали избирателей тем, что, в случае победы их соперников, социал-демократы поведут страну «по греческому пути» со всеми вытекающими из этого последствиями. Кстати, ценную поддержку этим лидерам оказал и знаменитый хоккеист, чемпион мира 2010 года Яромир Ягр, играющий в России. На многих молодых избирателей подействовала также пропаганда угрозы того, что вместе с социал-демократами к власти смогут вернуться коммунисты. Согласно чешской конституции, премьер-министра назначает президент страны, поэтому окончательное решение зависит от Вацлава Клауса. Он заявил, что не станет формально подходить к этому вопросу, поэтому процесс может затянуться. Потенциальные министры правоцентристского правительства уже объявили своей главной задачей сокращение дефицита бюджета и дали понять, что среди жестких мер неизбежно и сокращение «лишних бюрократов». Игорь ЧЕРНЫШОВ Прага – Москва №6(45), 2010

Власти Европейского Союза намерены воспользоваться нынешним финансово-экономическим кризисом, чтобы перевыполнить собственный план сокращения выбросов углекислого газа в атмосферу Земли, которые вызывают изменение климата. В 2007 году Европейская Комиссия предлагала уменьшить вредные выбросы к 2020 году на 30% по сравнению с 1990-м годом, при условии, что и другие страны последуют этому примеру. Подробных расчетов последствий инициативы для казны Брюсселя тогда сделано не было. Впрочем, позднее ЕС взял на себя одностороннее обязательство сократить выбросы парниковых газов к этой дате на 20%. И вот теперь, с учетом кризиса, приведшего к заметному уменьшению промышленной активности во всех 27 странах объединения, стало ясно, что сравнительно небольшое дополнительное финансовое усилие позволит достичь и амбициозного 30-процентного показателя. Действительно, тщательный подсчет показал, что для уменьшения выбросов на 20% теперь необходимо тратить не 70 миллиардов евро в год, а «всего» 48 миллиардов. А чтобы добиться сокращения на треть, придется ежегодно раскошеливаться еще на 33 миллиарда евро. Еврокомиссия настоятельно предлагает правительствам стран ЕС и Европейскому Парламенту обсудить такую возможность, поскольку достижение этой цели, по ее мнению, позволит сохранить лидерство Союза в борьбе за охрану окружающей среды, в развитии технологий возобновляемых источников энергии и создании экологически чистых автомобилей, в конкуренции с США и Китаем. К тому же это должно повысить конкурентоспособность европейской экономики, усилить энергетическую безопасность и создать новые рабочие места. Инициатива европейских властей неоднозначно встречена в столицах стран-членов ЕС: если Великобритания, Бельгия и Испания поддерживают ее, то Германия, Франция, Италия и Польша относятся к ней весьма сдержанно. Им предстоит принять важное политическое решение по этому вопросу. А какова реакция промышленников Европы? Многие бизнесмены подвергли намерение Брюсселя резкой критике и назвали абсурдной идею, согласно которой финансово-экономический кризис якобы может служить подходящим моментом для огромных затрат на защиту природы. «Можно подумать, что стратегия сокращения выбросов парниковых газов теперь основывается на падении производства в Европе. Это вступает в противоречие со стремлением к росту экономики и занятости», – заявил генеральный секретарь Европейской ассоциации торговых и промышленных палат Арнальдо Абруццини. А руководитель европейской федерации металлургической промышленности Гордон Моффат предупредил, что такое решение «неизбежно приведет к сокращению рабочих мест и переводу еще большего числа предприятий за границу». Евгений ОЗЕРОВ Кстати Европейская Комиссия продвигает введение налога на выбросы углекислого газа в атмосферу. Минимальной платой за каждую тонну этого загрязнителя воздуха, способствующего глобальному потеплению, могут стать 20 евро для автомобильного транспорта, сельского хозяйства и ряда других отраслей производства. «Это отнюдь не новый налог, а видоизмененный налог на энергию в целях борьбы с потеплением климата», – объяснил член Европейской Комиссии Альгирдас Шемета, ответственный за налоговую политику ЕС. Он намерен облагать налогами энергоносители пропорционально количеству выделяемого ими углекислого газа, а также в соответствии с их эффективностью. Таким способом чиновники надеются стимулировать использование экологически чистых энергоносителей и сокращать сжигание угля, нефтепродуктов и природного газа. Однако пока неясно, удастся ли воплотить в жизнь эту идею, которая должна быть одобрена властями всех 27 стран. Уже сейчас налоговую инициативу поддерживает Франция, но не одобряет Германия. Новое консервативное правительство Великобритании вообще критически относится к любым общеевропейским поборам. А в Швеции, Дании и Финляндии такой оброк уже существует.

Эпоха изменений всегда заставляет переосмысливать традиционные представления. В том числе, даже такие, казалось бы, устоявшиеся, как роль государства, права, международных регуляторов и межгосударственных институтов в жизни общества. Глобальный кризис открыл эпоху изменений. Зародившись в Соединенных Штатах Америки в 2007 г. как ипотечно-финансовый, в 2008 г. он перекинулся на все остальные регионы планеты и приобрел системный характер. Выход из нынешнего финансово-экономического кризиса обещает быть долгим, затяжным и мучительным. Об этом еще раз напомнили события, связанные с неспособностью отдельных стран, включая те, которые обоснованно относятся к числу благополучных, самостоятельно обслуживать накопившиеся суверенные долги. Выйти на траекторию здорового сбалансированного поступательного развития удастся тем быстрее, чем раньше нам, экспертному сообществу и политическому истеблишменту, удастся нащупать новые работающие подходы к традиционным представлениям. Поэтому модернизация аппарата гуманитарных наук должна идти опережающими темпами. Его адаптация к новым потребностям будет служить в то же самое время ускоренному формированию надежного фундамента модернизации и самого общества в целом. Она поможет нынешнему поколению реформаторов обрести новые ориентиры, а также получить в свое распоряжение более эффективный и разнообразный инструментарий достижения намеченных целей. Их обобщающим, синтетическим символом и выступает лозунг модернизации. Упреждающий удар по правовым регуляторам В последние годы хаить правовые регуляторы и, прежде всего, международное право, обвинять их во всех смертных грехах стало модным. Демонстрировать пренебрежение к ним сделалось почти что хорошим тоном. И чуть ли не все, правда, главным образом политологи, бросились предаваться этому занятию с самозабвением. Благо это так просто. Ни специальных знаний не нужно. Ни разбираться в предмете не требуется. Критикуй в свое удовольствие и зарабатывай себе за просто так, без дополнительных хлопот политический капитал. А оснований для критики внутригосударственное, наднациональное и международное право, вроде бы, дают более чем достаточно. Будь то на Балканах или Большом Ближнем Востоке силовые военные акции предпринимались в обход Организации Объединенных Наций. То тут, то там уважаемые всеми государства, существовавшие в международно-признанных границах, разваливали с полным пренебрежением к основополагающим, высшим принципам и нормам международного права таким как, неприменение силы, независимость, территориальная целостность. Да куда там отдельные государства – всю мировую экономику и международную торговлю в результате волюнтаристских действий и неудержимого стремления к наживе поставили на грань коллапса. Факты страшные. Факты сильные и убедительные. Более того, бесспорные. От них не отмахнешься. Только интерпретацию им дали абсолютно неверную. Ошибочную. Недостоверную. Узколобую. С позиций въевшегося в печенки и до нестерпимой боли набившего оскомину правового нигилизма. И понятно почему. Мол, действующее право плохое. Критически плохое. На него нельзя положиться. А раз так в практической политике на него можно просто наплевать. Нет, уважаемые господа. Не наплевать. Проблема отнюдь не в том, что право плохое – если бы это было так, то ни национальных социумов, ни транснационального бизнеса, ни нормального международного общения давно бы уже не было – а в том, что его, как выясняется, слишком мало. Его недостаточно. Давайте разбираться. Возьмем и приведенные, и некоторые другие примеры. Скажем, экономическая катастрофа, постигшая нашу страну после исчезновения Советского Союза, социалистического права и социалистической государственности (или псевдосоциалистической, как утверждают некоторые). Вследствие чего она случилась? Не в последнюю очередь в результате попыток строить рыночную экономику в отсутствие обслуживающих ее правовых установлений, правовой культуры и правового инструментария. Вот и получили в 1990-х годах, да и сейчас, в период испытаний, то, что получили. Пример с обходом ООН не менее показательный. Он стал возможен только из-за ослабления всемирной организации безопасности. Из-за намеренного подрыва его действенности. Возведения в абсолют односторонних акций. Попыток подменить ООН альтернативными международными структурами. Ответ с учетом этого может быть только один – всемерное укрепление ООН и в первую очередь ее Совета Безопасности, возвращение им авторитета и влияния, которые у них частично отняли (будем надеяться только временно). Вторая его часть состоит в укоренении в международных отношениях и поведении государств новых практик и процедур, базирующихся на Уставе ООН и органично развивающих содержащийся в нем свод правил. Наконец, по поводу глобального кризиса. К нему привели бездумная, безбрежная либерализация правового регулирования, вывод целых областей финансовой деятельности из-под государственного и международного контроля. Отсюда и все призывы Г-20 к наведению порядка в финансовой сфере, ужесточению правового регулирования, введению самого пристального контроля, более тесному международному сотрудничеству и лучшей координации. Значит, речь может идти только об одном. Отнюдь не об охаивании права и внятного государственного присутствия в экономике, а об укреплении регулятивной системы, заботе относительно роста ее авторитета, влияния и эффективности. Единая мировая регулятивная система Однако прививать уважение к слабому праву, изобилующему прорехами и противоречиями, неспособному справиться со своеволием, привилегиями и волюнтаризмом, зато отыгрывающемуся на законопослушных гражданах и государствах, было бы и бесперспективно, и опрометчиво. С учетом этого, по всей видимости, вопрос должен ставиться несколько иначе – о переформатировании внутригосударственного, наднационального и международного права в единую регулятивную систему, отвечающую велению времени. Почему в единую систему? Потому что между разными системами права давно уже нет никакой китайской стены. Она разобрана или рассыпалась. Современные информационные технологии носят всепроникающий характер. Скорость и интенсивность общения и взаимодействия с иностранным элементом неизмеримо возросли. Современное государство, граждане и бизнес шагу ступить не могут на национальной территории без поддержки и опоры на наднациональные и международные установления. По все более широкому кругу вопросов внутригосударственное право лишь повторяет или подтверждает наднациональное и международное регулирование и общепринятые практики. Иного и не дано. Иначе национальное государство подорвет свою состоятельность и конкурентоспособность и вынуждено будет уйти с международного рынка товаров, услуг и капиталов. И масштабы его усмотрения также неуклонно сужаются, заставляя подстраиваться под международный или наднациональный стандарт. Чтобы в этом убедиться, совсем необязательно обращать взоры к Европейскому Союзу и его государствам-членам. Их отличие лишь в том, что там эти процессы носят более управляемый характер. В остальном это общий тренд. Порядок авиаперевозок, морского фрахта, автомобильного сообщения, внешней торговли, финансовой отчетности, таможенного контроля – да почти всего, что угодно – определяет международное регулирование. В Российской Федерации, каждодневно сталкивающейся с проблемой исполнения постановлений Европейского Суда по правам человека, убеждать в этом кого-либо, было бы излишней тратой времени и сил. Ведь все последнее законодательство по дальнейшей реформе судебной системы, включая создание полновесных апелляционных инстанций, ограничение произвола надзорных органов, появление новых эффективных средств правовой защиты, в значительной степени инициировано Страсбургом. Другой не менее очевидный пример – привидение внутреннего законодательства в соответствие с требованиями Всемирной торговой организации, потребовавшее принятия порядка трех сотен различных законодательных актов, не говоря уже об их конкретизации правительственными постановлениями и ведомственными инструкциями. Наконец, разительным подтверждением данного тренда может служить решение следовать техническим регламентам Европейского Союза и Казахстана доколе свои собственные нормативные документы не будут разработаны. Но влияние международного и наднационального права на внутригосударственное – это только одна сторона медали. Вторая заключается в том, что международное и наднациональное право по большей части являются проекцией вовне внутреннего правового стандарта и национальных интересов наиболее передовых и влиятельных держав. Вспомним, что обобщал в своих великих трудах Гуго Гроций, откуда взялась свобода мореплавания и т.д. Да из потребностей тех, кто доминировал тогда в мире. Они явились классическим оформлением интересов владычицы морей Великобритании и Нидерландов. А кто затем стал методично взламывать установленную старыми империями колониальную систему? Конечно же, Соединенные Штаты Америки, которым для проникновения на новые рынки нужна была свобода рук, иными словами, свобода доступа в колонии, в которых хозяйничали метрополии, и либерализация международной торговли. А Европейский Союз? Что записано в его учредительных договорах? Что важнейшим источником наднационального права, в частности в области соблюдения прав человека, являются конституционные традиции государств-членов, читай, наиболее влиятельных из них. Постановка вопроса о единой мировой регулятивной системе, в рамках которой между внутригосударственным, наднациональным и международным правом установлены отношения симбиотического типа, коренным образом меняет наши представления относительно того, что нужно делать для решения задач, стоящих перед современным государством и, в том числе, Российской Федерацией. Необходимо развивать и совершенствовать не только свое собственное право, обеспечивать его гармонизацию со всеми другими системами права – это само собой. Важно точно также переделывать, перестраивать под себя, под свои нужды, с учетом, естественно, интересов всех остальных игроков, всю единую мировую регулятивную систему – финансовое регулирование, правила субсидирования, защиту интеллектуальной собственности – все. Иначе усилия по модернизации будут недостаточными. Или придется по-прежнему плясать под чужую дудку, а не гармоничный оркестр инструментов со своим национальным просвещенным участием. Остатки или приращения государственного суверенитета Такая постановка вопроса заставляет иначе взглянуть и на краеугольные представления о государственном суверенитете. В том виде, в каком его описывает классическое международное право, государственного суверенитета уже давно нет. Он умер под ударами нескольких волн технологической революции и глобализации. О каком классическом суверенитете можно говорить, если даже единая европейская валюта – евро, опирающаяся на совокупную мощь крупнейшего в мире на настоящий момент хозяйственного комплекса, шатается и сдает позиции, терзаемая ненасытной армией международных спекулянтов. Посмотрим повнимательнее на классическую формулу, согласно которой государственный суверенитет заключается в главенствовании внутри и независимости вовне. О каком главенствовании внутри может идти речь, когда вы ограничены в своем усмотрении со всех сторон и должны вписать себя в единую общемировую регулятивную систему, за чем следит легион всяких церберов, регламентирующих и контролирующих органов. Точно также и о независимости вовне давно пора забыть. В тотально взаимосвязанном и взаимозависимом мире, о чем наотмашь напомнил глобальный кризис, подобные взгляды абсолютно неуместны. Более того, в случаях, когда подобные воззрения берутся на вооружение практикой, они чреваты для подопытного государства целым сонмом негативных последствий, начиная от бегства капиталов и заканчивая выпадением из не очень дружной, зато многочисленной семьи цивилизованных народов. Во что же сейчас превращается государственный суверенитет? С позиций нормативизма, в способность самостоятельно устанавливать и отстаивать внутренний правовой стандарт при одновременном обязательном участии в определении стандартов государственно-правового развития других государств и народов. Таким образом, чем больше ваш вклад в постоянно эволюционирующее международное и наднациональное право, тем большим суверенитетом вы обладаете. Чем активнее вы защищаете свою особость и закрываетесь от действия общепланетарных тенденций, тем масштабнее вы ослабляете свой государственный суверенитет – вплоть до его полной и окончательной утраты. Суть современного подхода к государственному суверенитету заключается в частичной его уступке взамен на возможность участия в совместном управлении всеми суверенитетами всех остальных участников международного общения. Понятно, насколько больше страна получает, отдавая. Но только при условии, что все играют по совместно установленным правилам, в обсуждении которых у вас есть весомое слово. За Российской Федерацией такое слово всеми признается. Оно есть у нашей страны институционально. Как члена Совета Безопасности ООН. Члена ядерного клуба. Как глобальной державы. Но оно тем весомее, чем активнее, чем чаще мы берем на себя роль лидера в утверждении национальных и международных стандартов, чем упорнее работаем в сфере нормотворчества. И в дальнейшем только на активность и растущий вклад в совместное наднациональное и международное регулирование имеет смысл делать ставку. Это оптимально для движения по пути модернизации. Право результата Следующий блок вопросов, на которые нужно ответить, касается того, какую регулятивную систему следует строить, каким основным параметрам она должна соответствовать. Чтобы разобраться в этом, надо понять, какие меняющиеся задачи решает современное право, в каком направлении идет его эволюция. Похоже, что оно давно и решительно переросло те узкие рамки, в которые ее загоняет классическая теория. Всех тех, у кого имеется юридическое образование, учили когда-то, и до сих пор такое мнение главенствует в учебниках, что смысл права заключается в регулировании общественных отношений, или соблюдении общественного договора, или защите и продвижении некоторых интересов. Да, конечно, все это так. Соответствующие функции право добросовестно отправляет и добропорядочно старается с ними справиться. Но, и это главное, указанными функциями его роль в современном мире далеко не исчерпывается. Право во все большей степени превращается в инструмент достижения определенного результата. И эта функция в условиях глобализации, обострения международной конкуренции и постоянных изменений становится для него все более весомой. Оно трансформируется в право результата. Оно наделяется адекватными возможностями. Ему придаются соответствующие качества. Его эффективность оценивается под углом зрения способности к получению искомого результата. То, что нужно сделать для того, чтобы его добиться, – ваша проблема, уважаемое государство или политическая элита. Или, иначе говоря, это то, что полностью оставлено на ваше усмотрение. Хотите, изобретайте сами. Хотите, заимствуйте чужой опыт, адаптируя его к местным условиям. Нет возможности, следуйте в чужом фарватере. Есть, пробуйте, дерзайте, экспериментируйте. Главное и единственное, что от вас требуется, – это результат. Буквально несколько иллюстраций. В стране должна быть избирательная и партийная системы, отвечающие современным представлениям о свободе выбора, ротации власти и демократии. Все. Вот он результат. Что нужно для его обеспечения, никого не касается. Будет в ней две-три сильные партии или десяток мелких и коалиционное правительство, никто посторонний в это влезать не может и не должен. Будет отдано предпочтение мажоритарной, смешанной или, скажем, пропорциональной избирательной системе, опять-таки полностью зависит только и исключительно от вас. Но вот хоть разбейтесь, а справедливые демократические выборы обеспечьте и достойное представительство интересов электората. Аналогично с судебной системой. Никого не интересует, двухуровневая судебная система в стране или трехуровневая. И четырехуровневая никого не смущает. Назначают судей или выбирают. Сколько лет они учатся. Какие квалификационные экзамены сдают. Нужно ли им владеть иностранными языками и прочее. И прочее. И прочее. То, что нужно, это чтобы они были независимы, выносили законные и справедливые решения и в установленный срок. Все. Есть у вас такая судебная система, вы уважаемый член международного сообщества, ваше развитие опирается на прочную институциональную базу, и к уровню коррупции никто не предъявляет никаких особых претензий. Нет такой судебной системы, как бы вы ее и сколько лет ни перестраивали, не пойдут к вам по-настоящему ни респектабельные предприниматели, ни венчурный капитал, ни люди, готовые вкладывать деньги во что-то действительно стратегическое, помимо добычи сырья и сбыта готовой продукции, ни хай-тек. Право – универсальный инструмент. С его помощью можно все. Хотите, чтобы у вас в школе дети мыслили, занимались творчеством, работали головой, задайте одну нормативную среду. Вам выгодно, чтобы они зубрили, чтобы их натаскивали, а не учили и воспитывали, задайте другую. Вы заинтересованы в том, чтобы капитал шел в определенные области производства и сферы услуг, набор средств давно отработан и хорошо известен. Достаточно открыть доступ к длинным деньгам, дать государственные гарантии, снять административные препоны, защитить предпринимателя от мздоимства чиновника, разрешающих и контролирующих органов, облегчить фискальный гнет и дать преимущества на рынке продукции или услуг, которые вам нужны, по сравнению с любой другой. Ничего больше, на самом деле не требуется. В двух словах это будет означать свободу экономической деятельности, свободу конкуренции и благоприятный инвестиционный климат. Только нужно это все не от случая к случаю и по чьей-то доброй воле, не от сих до сих, а одинаково для всех и навсегда. Вот вам и рецепт модернизации, под углом зрения регулятивной системы и права результата. Уникальная история. Национальные особенности. Уважение традиций. Это все, с точки зрения права результата, никакого значения не имеет. Абсолютно. Это ваши естественные преимущества, которыми вы должны или можете воспользоваться для получения искомого результата с меньшими затратами и в более короткий срок. Если они на результат не работают, ответ и здесь только один. От таких национальных особенностей надо избавляться. Упорно. Целеустремленно. И как можно быстрее. Право модернизации Так в чем модернизация должна заключаться? Ответ до удивления прост. В создании максимально благоприятной среды для нормального поступательного гармоничного социально-экономического развития. Прежде всего, в обществе должна быть сформирована установка на развитие. На то, чтобы все верили в будущее страны и работали на него. На то, чтобы бизнес вкладывал деньги в ее обустройство, не считаясь с тем, что вложения принесут желаемую отдачу лишь по прошествии относительно долгого переходного периода. На то, чтобы привычка по-быстрому хапнуть и убежать, уходила в прошлое. На то, чтобы никому не нужно было держать запасные аэродромы за рубежом. На то, чтобы люди хотели и стремились жить в своей стране, а не получить образование и работу за рубежом и там же по возможности осесть. И в этом плане традиционалистское у вас общество или нет, особой роли не играет. Ведь ничего только со знаком плюс или минут не бывает. С помощью права какие-то элементы традиционной культуры всегда можно приспособить или встроить в установку на прогресс. На какие-то можно даже опираться. Примеры Японии, потом Южной Кореи, а сейчас Китая на это прямо указывают. И относительная технологическая отсталость препятствием для модернизации не является. Хотя, конечно, проще, когда стартовые позиции уже достаточно хорошие. Ведь при правильно построенной стратегии, формализованной в праве, вы всегда оказываетесь в более выигрышном положении по сравнению с теми, у кого уже что-то есть. Потому что вы можете брать и создавать новое, более востребованное, более конкурентоспособное, на более передовой технологической базе. Идет ли речь об удовлетворении базовых потребностей, импортозамещении или поощрении экспортоориентированных отраслей производства и сферы услуг. Точно также и умеренная инфляция не помеха. Если у страны, как сейчас, да и все последние годы было у Российской Федерации, есть возможность для широкого финансового маневра. Нужно только, чтобы государство не сидело на деньгах, чтобы оно на деле, а не на словах обеспечивало доступ реальной экономики к длинному рублю и стабильные здоровые правила игры, а дальше все будет зависеть от стимулирования оборачиваемости средств. Выгоды от снижения издержек производства, сокращения сроков выпуска конечной продукции, предоставления услуг и ввода в эксплуатацию новых объектов, а также наращивания возможностей удовлетворения потребительского спроса будут тогда очевидней. Помехой являются монополизм, приватизация власти, обюрокрачивание экономики, низкие стимулы, отсутствие социальных лифтов и многое-многое другие, что всем давно известно, и ни для кого секретом не является. Но со всеми этими путами, в которых оказалось спеленатым современное российское общество, право, когда им умело пользуются, и призвано бороться. И оно будет эффективно этим заниматься, если только есть политическая воля и согласие общества. А они, похоже, начинают появляться. Важно, однако, при этом, чтобы и в отношении власти, в отношении законодателя и правоприменителя право исполняло свою модернизаторскую функцию. Для этого оно должно стоять над властью, обладать стабильностью и предсказуемостью, разрабатываться профессионалами и предусматривать весомую материальную ответственность для тех, кто это право попирает, пользуясь доверенными им законодательными и правоприменительными полномочиями. © Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России * Полный текст выступления, подготовленного к ежегодному собранию Совета по внешней и оборонной политике, посвященному проблематике модернизации России, состоявшемуся 17-18 апреля 2010 г. Краткий вариант статьи опубликован в еженедельной газете «Военно-промышленный курьер» (№22, 09.06.10- 15.06.10) и доступен по адресу: http://www.vpk-news.ru/22-338/cis/pravo-kak-instrument-preobrazhenija-strany

В болгарском Русе 10-11 мая состоялась четвертая по счету конференция, посвященная обсуждению основных контуров будущей Стратегии Европейского Союза для дунайского региона. Начало всесторонней деятельности по ее разработке было положено 19 июня 2009 г., когда Европейский Совет по итогам своего двухдневного саммита поручил Европейской Комиссии до конца 2010 г. сформулировать стратегический подход к развитию дунайского региона. Еврокомиссия не стала откладывать дело в долгий ящик. И с завидной методичностью занялась пошаговой разработкой «нового формата дунайской дружбы». Не обошлось без привлечения «всех заинтересованных сторон» – непременного атрибута хорошего тона в брюссельской политике. А те, кто неравнодушны к будущему Дуная, исчисляются десятками. Взять, скажем, 10 придунайских стран. Это Австрия, Германия, Румыния, Болгария, Венгрия, Словакия, Хорватия, Сербия, Молдавия и Украина. Рекордное количество для любой другой реки Европы. И регион Дуная отнюдь не ограничивается десятью столицами. Поэтому к процессу разработки Дунайской стратегии Евросоюза подключены региональные и местные органы власти прибрежных районов, заинтересованные в своем социально-экономическом процветании. А за тем, чтобы это процветание не шло в ущерб устойчивому развитию Дуная, следит еще ряд международных правительственных и неправительственных экологических организаций. К наиболее влиятельным среди них относится Международная комиссия по защите реки Дунай*1. Да и кроме нее нашлось немало ассоциаций, представителям которых было что сказать на «дунайских» конференциях Еврокомиссии. И надо признать, что Евросоюз, славный своим умением раздать всем сестрам по серьгам, похоже, подкупил дунайскую общественность широтой взгляда на проблемы региона. Стратегия, по замыслу еврочиновников*2, будет одновременно и всеобъемлющей, и сфокусированной. Это значит, что, с одной стороны, предусматривается координация развития различных направлений политики (инфраструктурной, природоохранной), с другой – новая стратегия будет сконцентрирована на решении главных «макрорегиональных проблем», к которым, безусловно, относятся социально-экономические. Словом, Еврокомиссия предложила заинтересованной публике обсудить проект стратегии, в котором уже предусмотрены три стержневых блока: 1) улучшение инфраструктурных и коммуникационных систем (включая транспорт и энергетику); 2) сохранение окружающей среды и минимизация экологических рисков; 3) усиление социально-экономического потенциала региона. В результате новая инициатива ЕС была встречена с огромным воодушевлением по всему Дунаю. Декларация Дунайского саммита, состоявшегося 25 февраля 2010 г. в Будапеште, – лишь один, но какой яркий пример: «Мы, представители правительств Австрии, Болгарии, Чешской Республики, Германии, Венгрии, Румынии, Словакии и Словении, приветствуем решение Европейского Совета побудить Европейскую Комиссию к работе над подготовкой Стратегии ЕС по развитию дунайского региона»*3. Участники Дунайского саммита, кроме того, признали «важность вступления в силу Лиссабонского договора и лидирующую роль Европейского Союза, особенно Европейской Комиссии, в упрощении процессов кооперации в дунайском регионе». Немаловажно, что в Декларации была подчеркнута первостепенная важность эффективной транспортной и банковской инфраструктуры, которая определяет бесперебойное функционирование внутреннего рынка ЕС*4. Декларация открыта для подписания Боснией и Герцеговиной, Хорватией, Молдавией, Черногорией, Сербией и Украиной. Они не входят в ЕС, но будущая Дунайская стратегия Евросоюза адресована и им, наравне с государствами-членами. Разный статус придунайских государств в отношении членства в Европейском Союзе предопределил множественность источников финансирования обсуждаемой Дунайской стратегии. Она будет подкрепляться денежными ресурсами из национальных фондов, региональных фондов и фондов ЕС, в первую очередь его структурных фондов (Европейского фонда регионального развития, Фондов сплочения и Инструмента подготовки к вступлению в Союз). Более того, задействован будет и Инструмент Европейской политики соседства. В реализации Дунайской стратегии также поучаствуют международные финансовые институты: Европейский инвестиционный банк и Европейский банк реконструкции и развития. Недвусмысленную поддержку евроформату сотрудничества на Дунае высказали и участники встречи министров природных ресурсов придунайских государств, организованной Международной комиссией по защите реки Дунай. Декларация, принятая по итогам встречи, носит не только отраслевой, но и ярко выраженный политический характер. Так, участники встречи отметили, что, во-первых, ценят вхождение в ЕС Чехии, Венгрии, Словакии, Словении, Болгарии и Румынии, «которое расширило границы Союза до Черного моря», и, во-вторых, поддерживают процесс дальнейшего расширения интеграционного объединения «как успешную политику в интересах всей Европы»*5. Итак, Европейский Союз вовсю открывает для себя новый внутренний водный путь. В таком быстром темпе, какой взяла Еврокомиссия, придунайским столицам не трудно потерять голову среди общего настроения весеннего вальса, царящего, как можно судить из анонсов и программ, на ее дунайских конференциях. Гала-концерты, званые обеды, свето-музыкальные шоу на вечернем Дунае… Лишь один аспект в подходе Евросоюза мог бы вызвать некую тень сомнения, непременную спутницу оценочно-рассудочной деятельности с позиций здравого смысла. Так, Европейский Союз крайне заинтересован в развитии внутреннего рынка услуг на речном транспорте. В данной связи международный характер ряда соглашений о режиме судоходства на Дунае, в первую очередь Белградской конвенции 1948 г.*6, Евросоюзу откровенно препятствует развивать свою транспортную политику в сфере речных пассажирских и грузовых перевозок. Существование международных соглашений по Дунаю, а также по Рейну*7 (двум главным судоходным артериям на территории ЕС) не дает гармонизировать стандарты (лицензии, технические предписания), и рынок услуг на речном транспорте не работает в полную силу. А ведь в ЕС делают главную ставку на «озеленение» транспортной политики, разгрузку автомобильных дорог за счет «оживления» железнодорожных перевозок, развития речного транспорта и морских перевозок, в первую очередь, на короткие расстояния*8. Европейская Комиссия рассматривала несколько выходов из сложившегося положения*9. Привлеченные ею эксперты пришли к выводу, что оптимальным выглядит усиление координации действий Еврокомиссии с Центральной комиссией судоходства по Рейну в сочетании с членством ЕС в Дунайской комиссии*10. При этом подчеркивалось, что членство ЕС в Дунайской комиссии – особый случай, так как правовой режим дунайского судоходства в настоящий момент пересматривается, а присоединения Союза к Дунайской комиссии позволит лучше отразить внутреннее распределение компетенций в ЕС*11. Фактически речь идет о том, что Еврокомиссия, участвуя в работе Дунайской комиссии, будет четче отстаивать интересы государств-членов Евросоюза в отношении тех государств, которые в него не входят. Такой подход подразумевает, что в вопросах транспорта на Дунае одни дунайские государства будут благодаря Евросоюзу более равными среди других придунайских государств. Стоит напомнить, что из 10 придунайских государств только шесть являются членами ЕС. За его бортом находятся Сербия, Хорватия, Молдавия и Украина. Кстати, Хорватия с июня 2004 г. является государством-кандидатом на членство в ЕС. В то время как Сербия, еще в 2003 г. получив политическое признание со стороны лидеров Евросоюза в качестве «потенциального кандидата», в 2009 г. подала заявку на членство в нем. Но вот Украина пока таких привилегий от Евросоюза не добилась, и равнение других придунайских государств на Брюссель для Киева нередко означает отсутствие какой-либо поддержки проводимой им политики на Дунае. Реакция Европейской Комиссии на открытие навигации по глубоководному судоходному каналу «Дунай – Черное море» через гирло «Быстрое» в августе 2004 г. говорит сама за себя. Еврокомиссия «глубоко сожалеет об объявленном открытии навигации в начальной части канала «Быстрое», соединяющего Дунай с Черным морем, так как канал проходит через особо охраняемую ЮНЕСКО зону всемирного наследия в дельте Дуная*12». Однако результаты комплексного экологического мониторинга глубоководного судоходного хода «Дунай – Черное море» по гирлу «Быстрое» в 2009 г. не выявили экологических проблем в реализации этого проекта*13. А 31 мая 2009 г. через этот глубоководный канал прошло уже 2500-е судно*14. Что ж, время покажет, приведет ли реализация Дунайской стратегии Евросоюза к «европеизации» Дуная. Но уже ясно, что Евросоюзу только предстоит доказывать оптимальность сценария развития «внутреннего водного пути» по сравнению с хорошо зарекомендовавшим себя международно-правовом подходом к развитию судоходства на Дунае. А пока развитие отношений Еврокомиссии с международными организациями, прежде всего Дунайской комиссией, выглядит вполне безоблачными. Так, в рамках процесса консультаций о контурах будущей Дунайской стратегии 17 марта 2010 г. в здании Дунайской комиссии в Будапеште состоялась информационно-консультативная встреча представителей Дунайской и Европейской Комиссий. В результате дискуссии «были определены основные направления, по которым возможно активное сотрудничество Дунайской комиссии и Европейской Комиссии, прежде всего в вопросах, где основные задачи Дунайской комиссии и задачи Стратегии ЕС для Дунайского региона совпадают»*15. Учитывая, что в 2010 г. Россия является государством-председателем Дунайской комиссии, ее вклад в создание Дунайской стратегии ЕС сделает политику Брюсселя более гармоничной и кооперативной. Вполне вероятно, что запуск Дунайской стратегии ЕС и те обсуждения, которые ведутся в его преддверии, подтолкнут ЕС и Россию к укреплению и интенсификации сотрудничества в сфере внутреннего водного транспорта, и ускорят процесс реализации проекта «Большое водное кольцо Европы»*16. Елизавета ГРОМОГЛАСОВА *1 Международная комиссия по защите реки Дунай (International Commission for the Protection of the Danube River, ICPDR) – это международная межправительственная организация, созданная на основе Конвенции по защите реки Дунай. Она подписана 29 июня 1994 г. в Софии Австрией, Болгарией, Хорватией, Чехией, Германией, Венгрией, Молдавией, Румынией, Словакией, Словенией, Украиной и Европейским экономическим сообществом, Вступила в силу в 1998 г. Конвенция по защите Дуная является международным правовым инструментом для кооперации по трансграничному речному управлению в дунайском бассейне. Целью же Международной комиссии по защите реки Дунай является исполнение положений Конвенции, прежде всего, обеспечение устойчивого использования водных ресурсов Дуная. *2 См., например, сайт Еврокомиссии, посвященный разработке Дунайской стратегии ЕС: http://ec.europa.eu/regional_policy/cooperation/danube/index_en.htm *3 Declaration of the Danube Summit on 25th February 2010 in Budapest. См. сайт Еврокомиссии: http://ec.europa.eu/regional_policy/cooperation/danube/documents/declaration_danube_summit2010.pdf *4 Там же. *5 Danube Declaration adopted at the Ministerial Meeting, February 16, 2010 “Danube Basin: shared waters – joint responsibilities”, organized by International Commission for Protection of the Danube river”. См. сайт: http://wasser.lebensministerium.at/filemanager/download/56992/ *6 Белградскую конвенцию подписали представители Болгарии, Венгрии, Румынии, Советского Союза, Чехословакии и Югославии. Австрия присоединилась к Белградской конвенции в 1960 г. В девяностые годы прошлого века Конвенция была адаптирована к изменившимся политическим реалиям. В настоящий момент ее членами являются десять придунайских государств и Россия как государство-продолжатель СССР. *7 В 1815 г. Заключительный акт Венского конгресса установил принцип свободного судоходства на международных реках, в том числе и Рейне. Для исполнения этого принципа была учреждена Центральная комиссия судоходства по Рейну. В 1831 г. была подписана Майнцкая конвенция, которая содержала ряд положений о режиме навигации по Рейну. В 1868 г. была подписана Мангеймская конвенция, модернизировавшая ряд положений предшествовавшей ей Майнцкой конвенции. В 1963 г. она была актуализирована, но базовые принципы остались без изменений. Центральная комиссия судоходства по Рейну – исполнительный орган Мангеймской конвенции, членами которой являются Германия, Франция, Нидерланды, Бельгия и Швейцария. *8 См., например, Сообщение Еврокомиссии ‘A sustainable future for transport: Towards an integrated, technology-led and user-friendly system', (COM(2009) 279 (final) of 17 June 2009). Размещено на сайте: http://ec.europa.eu/transport/publications/doc/2009_future_of_transport_en.pdf *9 COM (2007), 770 final, Brussels, 5.12.2007. COMMUNICATION FROM THE COMMISSION First progress report on the implementation of the NAIADES Action Programme for the promotion of inland waterway transport. *10 Дунайская комиссия была создана на основе Белградской конвенции 1948 г. Это международная межправительственная организация, в полномочия которой входит обеспечение и развитие свободного судоходства на Дунае для торговых судов под флагами всех государств. *11 COM (2007), 770 final, Brussels, 5.12.2007. COMMUNICATION FROM THE COMMISSION First progress report on the implementation of the NAIADES Action Programme for the promotion of inland waterway transport. *12 Commission Statement on Opening of Bystroye Canal in Ukraine. Заявление размещено на сайте: http://europa.eu/rapid/pressReleasesAction.do?reference=IP/04/1043&format=HTML&aged=1&language=EN&guiLanguage=en *13 Официальное заявление Министерства транспорта и связи Украины «Український ГСХ Дунай-Чорне море не має екологічних проблем». Размещено на сайте: http://www.mintrans.gov.ua/article/show/article_id/17245/highlight *14 Официальное сообщение Министерства транспорта и связи Украины «ГСХ «Дунай – Черное море» пройшло 2,5 тис. суден». Размещено на сайте: http://www.mintrans.gov.ua/article/show/article_id/13011/highlight *15 Пресс-релиз «Информационно-консультативная встреча представителей Дунайской комиссии и Европейской комиссии (Будапешт, 17 марта 2010 г.), Приложение 1 к № ДК 72/III-2010. См. сайт: http://www.danubecom-intern.org *16 р. Волга – р. Дон – Азовское море – Черное море – р. Дунай – р. Майн – р. Рейн – Балтийское море – р. Волга.

Правительство Ирландии считает, что выход из кризиса – через вход …Когда Энн Мор вернулась в то утро с 12-часового ночного дежурства из дома престарелых, ее поджидал местный ОМОН и судебный пристав. Они пришли не на чай, а чтобы выставить ее за дверь и отобрать за долги дом в южных пригородах Дублина, в котором она прожила с мужем Кристи и тремя детьми 16 лет. В период экономического роста в стране, когда потомки гэллов катались в масле и валялись в шоколаде, Кристи пропадал на стройках и получал солидное вознаграждение. Потом строительный бум выдохся, пузырь сдулся, и глава семейства остался не у дел без всяких надежд найти работу. Двое их детей также не могут трудоустроиться. Третий получил весной контракт, но всего на 3 месяца. В последние месяцы они выплачивали каждую неделю на 50 евро больше, помимо 100 за аренду и коммунальные услуги. Но все равно на шее у семейства Мор висел долг перед местным муниципалитетом в размере 10 тысяч евро. В то злополучное утро в полном отчаянии Энн взобралась на крышу и шесть часов продержалась там, гордая и дерзкая, в надежде, что власти смилостивятся и отступятся. Она просчиталась. Их выселили. Видимо, как пишет британская «Гардиан», их семью выбрали в назидание всем остальным. После пережитого Энн увезли в госпиталь. История взлета и падения Ирландии за последние двадцать лет войдет во все хрестоматии по претворению в жизнь неолиберальной политэкономии и торжества дела мировой финансовой олигархии. В 1990-е годы страна получила лестное прозвище «кельтский тигр» за феноменально ускоренный и устойчивый экономический рост, сопровождавшийся повышением покупательной способности и, как следствие, уровнем и качеством жизни. В кратчайшие сроки преимущественно аграрная окраина Европы превратилась в постиндустриальную производственную площадку, где на глазах возникали и множились лаборатории и сборочные цеха для изготовления высокотехнологичной продукции. Американские инвестиции хлынули, как кока-кола из опрокинутого стакана, будучи привлеченными тремя обстоятельствами: общий язык – здесь все говорят на английском, очень часто – родственные узы, поскольку ирландская диаспора в США многочисленна, зажиточна и влиятельна, а также полноводный резервуар местных молодых кадров, готовых учиться и трудиться в поте лица. Не стоит забывать и о привлекательном налоговом режиме для инвесторов, в чем заслуга прозорливого правительства. Мощным стимулом оказались и дотации из фондов Евросоюза, из которых в основном и финансировалась структурная перестройка экономики. Эти средства были инвестированы и в совершенствование инфраструктуры изумрудного острова. В общей сложности с 1987 по 1998 год Евросоюз предоставил обиженному котенку, чтобы превратить его в тигра, около 9 миллиардов тогдашних ирландских фунтов. Как следствие, в ирландский дом пришел достаток. В 1986 году ВВП в пересчете на душу населения составлял всего две трети от среднего уровня по Евросоюзу. В 1999 году он поднялся до 111% от среднего показателя, превзойдя соседнюю Британию. На запах меда слетались мигранты и гастарбайтеры, чтобы приобщиться к осуществленной мечте, как писала пресса, «евро-атлантической нации, выпроставшейся из оков католицизма и колониализма». Единственно, что проглядели: аппетит пришел во время еды, и захотелось жить хорошо «здесь и сейчас», а потому стали жить не по средствам, жадно и безоглядно набирая кредиты. Наступил час расплаты, как и для других жуиров в долг. Кельтский тигр, пишет «Гардиан», превратился в ободранного кота из подворотни. Сегодня радоваться абсолютно нечему. Неолиберальные догмы забыты (или нет?), и за все в ответе государство, более конкретно – правительство партии «Фианна файл». В разгар кризиса именно государству, а не «невидимой руке рынка» пришлось спасать оказавшуюся на грани банкротства крупнейшую финансовую структуру – «Англо-ирландский банк». Банк был обременен «токсичным» кредитным портфелем – выданные им займы едва ли бы к нему вернулись, зашкалив за 73 миллиарда евро, что составляет половину ВВП Ирландии. Правительство готово и дальше подставлять плечо финансовой системе, но больше уповает на улучшение вовне – на оживление глобальной экономики, что вытянет за собой и всех нынешних неудачников. Пока что огромные суммы, потраченные на «выкуп» проблемных банков из лап без-пяти-минут дефолта и банкротства, только увеличили долги. Бюджетный дефицит достиг 14,3%, что превышает показатель первой потянувшей всех на дно Греции. Безработица исчисляется 13,4%, причем 435 500 человек сидят на пособии, а в возрастной категории до 30 лет не имеет работы каждый третий. Правительство в этих условиях пошло на крайние меры, чтобы выправить ситуацию в обозримом, а не в туманном будущем. Расходы в госсекторе урезаны на 7,5% ВВП: это сделано за счет зарплаты бюджетников (минус 15%), пособий по безработице (минус 4%) и пособий на детей (минус 10%). Жесткое секвестрование, названное «Файнэншл таймс» «мазохизмом», должно позволить выкарабкаться из паутины долгов. Если… Таких «если» немало. Самый страшный из оживших монстров-призраков – бегство на чужбину. В 1950-е годы Ирландию в поисках лучшей доли покинуло полмиллиона человек, в 1980-е – еще несколько сот тысяч, причем экономическими беженцами становились наиболее образованные и динамичные люди. Отток мозгов и рук способствовал стагнации экономики. Сейчас случаются рецидивы: с апреля 2008 по апрель 2009 выехало 20 тысяч человек, к концу этого года страна может недосчитаться еще 100 тысяч. Уличный поэт Пэт Инголсби утверждает, что вполне может выжить под открытым небом: «Самое драгоценное, чем я владею, это то, что мне нечего терять». Стоическую иронию бродячего дублинского небожителя разделят далеко не все, но, как это не покажется странным, многие. Лоркан из Лимерика, где в прошлом году американский компьютерный гигант «Делл» прикрыл свой завод, выставив на улицу 5000 работников, приоткрывает дверку к подсознательным психологическим комплексам ирландцев, которые на протяжении столетий изведали, если воспользоваться строкой Брюсова, «все беды, весь позор и униженья все». Привожу монолог Лоркана: «Мы никогда всерьез не воспринимали этот бум. Когда нас именовали «кельтским тигром», наше отношение к этому сводилось к фразе: нет, вы поглядите на нас, разве это может долго продолжаться? Мы привыкли к убогим домам, позорному образованию, дрянным больницам. В Англии в памяти хранят времена, когда все исправно работало. У нас нет подобных воспоминаний. Традиции самобичевания в Ирландии очень сильны: давайте, давите нас, поскольку мы привыкли быть жертвой, над которой измываются, мы даже себя лучше ощущаем в этом случае». В какой-то мере этот неортодоксальный взгляд на национальное самосознание подкрепляется фактом, что здесь не было никаких массовых протестных акций, как в Греции, Франции, Германии. Только в мае около 1000 недовольных собрались перед зданием Дойля (парламент) с напоминанием властям о своем «праве на труд». В толпу затесался и ряженый персонаж, облаченный в костюм Марии-Антуанетты, который разбрасывал пирожные, намекая на пропасть непонимания между верхами и низами, а возможно, и на гильотину, ожидавшую венценосную особу. Над головами возвышался плакат: «Долой мафию из Фианны файл!» На самом деле, растолковывает ситуацию экономист Дэвид Маквильямс, большинство граждан понимает, что круг виновников опустившегося на страну несчастья довольно широк. «Это и торговцы недвижимостью, и юристы, и аудиторы, и инвесторы, и политики с их кумовством, словом, все, кому в голову ударила жадность. Они не слушали предупреждений об опасности, потому что их уши были заткнуты свернутыми банкнотами». Эхом вторит ему «продвинутый» и разговорчивый, как они все, таксист, вынужденный теперь крутить баранку семь дней в неделю, чтобы платить за ипотечный кредит (уже просрочил уплату на три месяца): «В годы «кельтского тигра» нашим богом стали деньги. В какой-то степени каждый из нас несет на себе долю вины за случившееся». И далее, как заправский доморощенный философ, добавляет: «Умные люди предупреждали, что меньше всего нам нужна помощь Международного валютного фонда. В этом случае не правительство, а МВФ будет править страной». Дипломированный экономист Дэвид Маквильямс еще более резок и экстравагантен. По нему так ничего страшного нет в банкротстве банков и выходе Ирландии из зоны евро. Логика следующая: деньги, выделенные на спасение финансовых институтов, можно будет пустить на преодоление застоя в реальном секторе экономики, а возвращенный ирландский фунт, даже обесценившись на 40%, снизит настолько все издержки, что сделает исключительно привлекательным и прибыльным экспорт произведенной здесь продукции (будет продаваться за «твердую валюту») и заманит инвесторов извне в большом количестве. С ним полемизируют эксперты при правительстве: «Нельзя допустить банкротства банка с активами, равными половине ВВП, поскольку это потянет за собой вниз всю экономику». По их оценкам, в следующем году рост восстановится. Маквильямс пребывает в ярости: «Это все – лошадиное д---мо. Власти считают, что нам нужно следовать прежним курсом. Но ведь самое важное, что позволяет сделать кризис, – это сменить курс». Не исключено, что в момент высокой турбулентности правительство Фианны Файл, находящейся у власти уже 13 лет, опасается делать резкие движения. В книге с подзатертым названием «Корабль дураков» ее автор Финтан О'Тул ехидничает: «На фоне Ирландии с ее взлетами и падениями Икар смотрится как эталон стабильности». Тем временем, семейство Мор пытается отсудить свой дом. В стране, между прочем, 300 тысяч домохозяйств стоят пустыми. Не сдерживаясь, Кристи выплескивает все наболевшее: «Нужно быть сильным, но настроение поганое – прикончите меня, пристрелите, продырявьте мне голову пулей. Каждый раз, когда нам говорят: вам нужно затянуть пояса, я думаю, что это оскорбление, нас просто считают дураками». Владимир МИХЕЕВ

Статья подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда – проект №09-03-00513а «Совершенствование правовой системы Российской Федерации и опыт Европейского Союза, создание благоприятного политического и информационного имиджа в целях партнерства и сотрудничества». Анализу того, что предшествовало заключению первого торгового соглашения между Советским Союзом и Европейским Экономическим Сообществом, посвящено значительное количество исследовательских работ. Для исторической науки нет секрета в том, почему советское руководство столь длительное время противилось установлению прямых связей между странами Совета Экономической Взаимопомощи и ЕЭС. В исторической литературе подробно разбирается, как и в результате чего старые подходы к европейскому интеграционному проекту были пересмотрены. Детально описано, какие процессы, развернувшиеся в СССР, повлияли на смену парадигм, на формирование новых внешнеполитических предпочтений. Изучению же того, как было принято решение о запуске переговоров по Соглашению о партнерстве и сотрудничестве между Российской Федерацией и Европейским Сообществом и его государствами-членами, как ни странно, уделяется намного меньше внимания. Очень бегло и поверхностно упоминается о том, что побудило Москву занять нынешнюю позицию на переговорах о новом базовом соглашении между Россией и ЕС. Такое нарочитое пренебрежение ко дню сегодняшнему и событиям, наложившим на него столь существенный отпечаток, вряд ли можно объяснить отсутствием научного интереса или какими-то политическими табу. Научный интерес, несомненно, имеется, подтверждением чему служат нынешняя конференция и развернувшаяся на ней горячая полемика. Тем более что весомая часть российской политической элиты и экспертного сообщества тесно увязывают характер построения отношений между Россией и ЕС с внутренним выбором той или иной модели социально-экономического развития страны, т.е. с проблемами, имеющими для Российской Федерации жизненно важное значение. О наличии же табу в наше время вообще смешно было бы говорить. Значит, дело заключается совсем в другом. По всей видимости, отсутствие соответствующих исторических изысканий в какой-то степени связано с традиционной закрытостью внешнеполитических ведомств и почти полным отсутствием архивных материалов. В какой-то – с парадоксами, присущими исторической науке. Ее гораздо больше занимает прошлое. И чем дальше оно отстоит от дня сегодняшнего, тем легче и спокойнее в нем все раскладывать по полочкам. Тем проще высказывать самые разные точки зрения и подбирать в их оправдание необходимую аргументацию. Тем больше имеется живых свидетельств, в том числе мемуарного характера, на которые можно ссылаться, и других источников, попавших в научный оборот. Тем не менее, рискну слегка приподнять вуаль над тем периодом истории, который, скорее, относится к сегодняшнему дню отношений РФ-ЕС, хотя и последовал почти сразу же за вступлением в силу торгового соглашения между Советским Союзом и Европейским Экономическим Сообществом. Хотелось бы также, пускай и предельно кратко, поразмышлять на тему ведущихся переговоров по новому базовому документу обязывающего характера.   Интрига вокруг Соглашения о партнерстве и сотрудничестве Соглашение между Советским Союзом и ЕЭС действовало очень недолго. СССР распался. ЕЭС, напротив, удалось совершить колоссальный рывок вперед. На международной арене появился принципиально новый и непонятный игрок – Европейский Союз. Естественно, возник вопрос о том, как будут регулироваться отношения межу Россией и ЕС. Конечно, вначале Москве было не до него. Надо было определяться со своим собственным статусом на международной арене. Поэтому временно он был снят. Вернее, отодвинут на потом. Причем, весьма элегантно. Найденному решению не надо искать основания в действовавшем на тот момент международном праве и международной практике. Оно четко реагировало на сложившуюся ситуацию. Оказалось хотя и неожиданным, но хорошо просчитанным. Снимало многочисленные проблемы. И, что самое главное, устроило всех ведущих мировых игроков. По согласованию с ними, а также странами, образовавшимися на территории бывшего СССР, и пользуясь гибкостями национального законодательства, Москва была признана государством-продолжателем Советского Союза. Не правопреемником, а именно продолжателем. Это был действительно сильный ход. Москва по умолчанию сохраняла за собой членство в международных организациях с тем же объемом прав, которыми владел СССР, и участие в его международных конвенциях и договорах. Вновь вступать куда-то или присоединяться ей не требовалось. В силу статуса продолжателя она ни откуда не исчезала. Во всех международных организациях российские делегации и/или представители просто заменили табличку «Советский Союз» на «Российская Федерация». В том, что касается международных конвенций и договоров СССР, никакого правопреемства оформлять она также не стала. Они органически превратились в международные соглашения Российской Федерации. По аналогии найденное решение сработало и применительно к регулированию отношений между Россией и ЕЭС. Однако довольно быстро оно исчерпало себя. И в формальном, и в содержательном плане. По целому ряду причин для их развития старого торгового соглашения между Советским Союзом и ЕЭС стало недостаточно. Как с той, так и с другой стороны субъекты соглашения очень изменились. К тому же полномочия ЕС сильно разрослись. Государства-члены уступили ему еще большую часть своего суверенитета. В результате резко увеличилась предметная сфера взаимодействия, которую надо было переводить на новую юридическую базу. Но и это не все. Произошла качественная трансформация отношений между Россией и ЕС. Во всяком случае, Москва и Брюссель к ней всячески стремились. Насколько им удалось достичь поставленных тогда целей – несколько другая тема. Во всяком случае, с середины 1992 года они приступили к обсуждению того, какой документ должен прийти на смену старому соглашению, когда и как его надо будет заменить и какие новации стоило бы в него включить. Предварительные консультации вело тогдашнее министерство торговли Российской Федерации. Никаких трудностей с подготовкой к ним, несмотря на изменившиеся обстоятельства, оно не испытывало. В консультациях были задействованы чиновники и специалисты, имевшие опыт работы над предшествующим соглашением. Поэтому их участники сравнительно быстро пришли к выводу о том, что проще всего будет заключить соглашение такого же типа, которое было у ЕЭС и СССР. Для этого ничего особенного не потребуется. Согласовать документ можно будет в рекордные сроки. В таком виде предложение, перед тем, как поступить в правительство, было направлено на согласование в другие профильные министерства и ведомства. В таком виде пришло оно и в министерство иностранных дел Российской Федерации. Его суть сводилась к тому, чтобы фактически переоформить старый договор на новый, обойдясь минимумом поправок и уточнений. Предполагалось, что сидевший в тот момент «на хозяйстве», т.е. временно исполнявший обязанности министра, заместитель Козырева г-н Колоколов просто «подмахнет» (завизирует) записку, и она спокойненько уйдет наверх. Этого, однако, не случилось. В плане эффективности произошедшая узурпация власти и крах советского режима на функционировании министерства иностранных дел почти не отразились. Были ликвидированы или развалились другие государственные и квазигосударственные органы, но не МИД. Поменялись люди. Были отброшены коммунистическая идеология и доктрины противоборства двух систем и ядерного сдерживания. Совершенно иной стала политика, проводимая на международной арене. Но т.н. «штабную дисциплину» и качество проработки инициативных (как, впрочем, и любых других) материалов удалось сохранить на прежнем уровне. Последствия первоначального шока, вызванного тем, что союзное ведомство было поглощено министерством иностранных дел России, удалось преодолеть очень быстро, где-то даже безболезненно и почти без потерь. Соответственно по получении записки, несмотря на предпринимавшиеся попытки отреагировать на нее в ускоренном, упрощенном порядке, в обход стандартной процедуры, она была все же передана на экспертизу в Управление по безопасности и сотрудничеству в Европе. Сейчас это Департамент общеевропейского сотрудничества – переименование объяснялось стремлением показать партнерам, что мы делаем акцент не на противостояние, а на взаимодействие. Первоначально данное подразделение МИД было создано выдающимся отечественным дипломатом, прекрасно владевшим высоким искусством ведения переговоров и тонко разбиравшимся в многосторонней дипломатии, Юрием Степановичем Дерябиным под обслуживание Хельсинского процесса. Он какое-то время занимал пост заместителя министра союзного МИДа. Потом уехал послом России в Финляндию, с которой была связана значительная часть его профессиональной карьеры. Много сделал для успеха Хельсинки-II. По возвращении работал в Совете Безопасности, затем в Институте Европы РАН. В Управлении он собрал лучших специалистов, владевших европейской проблематикой. Приоритетным направлением деятельности подразделения вплоть до середины 1990-х годов оставалась работа в Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе. Отсюда и стремление сделать ставку на ОБСЕ в качестве центральной организации безопасности в Европе, институализировать ее, превратить в зонтичную структуру, утверждающую мандат на конкретные силовые и иные акции любых других органов и организаций в евро-атлантическом регионе, противопоставить неотвратимо набиравшему силу «НАТО-центризму». Затем центр тяжести в его деятельности стал смещаться в пользу каждодневных контактов с Европейским Союзом, Североатлантическим Альянсом, Советом Европы, субрегиональными инициативами. Но указанной проблематикой он владел изначально. Просто для нашей дипломатии еще пару десятилетий назад она имела периферийное значение. Руководство Управления сразу увидело, что давать «добро» на предложение дружественного министерства не следует. Перевод стремительно развивающихся связей России с Европейским Союзом в колею подготовки элементарного, морально несостоятельного (устаревшего) и мало что дающего торгового соглашения потенциально понизит статус наших отношений. Он будет не столько способствовать, сколько сдерживать их развитие. Ситуация в Европе стремительно меняется. ЕС набирает силу. Он подминает под себя государства-члены. Интеграционные процессы здесь и дальше будут углубляться. Поэтому под отношения с ЕС надо подводить максимально широкую юридическую базу, закладывая в будущий договор все, что только можно, все, что только получится. Торговый договор ничего этого не даст. В этом плане инициатива не только не нужна, она крайне опасна. В среднесрочной перспективе она чревата обратным эффектом – ограничением присутствия России в Европе, вытеснением ее из Европы, ослаблением влияния, исключением из общеевропейского интеграционного проекта. Но инициатива крайне нужна и своевременна, если ею воспользоваться для того, чтобы запустить переговоры принципиально иного характера – о заключении детального, обстоятельного, широкоформатного договора, направленного на установление партнерских отношений и регламентацию в соответствующем духе всех, какие только реально, аспектов совместной деятельности. Подчеркиваю: не сотрудничества, понимаемого как мостик между двумя различными общностями, а деятельности на основе общих правовых предписаний на территории друг друга, превращающей территорию друг друга в общее гомогенное пространство. К встречным предложениям Управления, более того, принципиально новой концепции будущих переговоров г-н Колоколов абсолютно не был готов. Его кредо состояло в здоровом консерватизме и стремлении (вполне понятном, законном и естественном) избегать межведомственных конфликтов и противоречий. К позиции подчиненных он отнесся довольно скептически и настороженно. Но тогда было время смелых неортодоксальных решений. После двух- или трехходовой комбинации с участием различных действующих лиц, в подробности которой я сейчас вдаваться не буду, он дал себя убедить и поддержал обосновываемое Управлением стратегическое видение будущих переговоров РФ-ЕС. В результате МИД Росси предложил правительству, коллегам из дружественного министерства и Брюсселю отказаться от достигнутых ранее предварительных договоренностей (иначе говоря, дезавуировать их), пересмотреть все те подходы, которые господствовали раньше, и заключить с ЕС договор нового поколения. На практике речь шла о том, чтобы получить от Брюсселя такой же договор – по своему охвату, объему регулируемых отношений и степени детализации, – какой ЕС заключал тогда со странами Центральной и Восточной Европы, пытаясь нормативно-правовыми методами разорвать их традиционные связи с пространством бывшего СССР. Задача состояла в том, чтобы адаптировать к потребностям регулирования отношений между Россией и ЕС положения европейских договоров и договоров об ассоциации и перелицевать их стандартные положения с учетом потребностей страны. В нем должны были найти отражение как значение Москвы и Брюсселя друг для друга, так и специфика того сложного экономического положения, в котором Россия оказалась в первые годы построения чуждой для себя рыночной экономики и нового политического строя. С встречной концепцией МИДа все на удивление быстро согласились. Даже с энтузиазмом. Никакого отторжения или злопыхательства она не вызвала. Более того, о том, что рассматривались какие-то иные варианты, вскоре забылось. Преимущество подходов, на которых настояло российское внешнеполитическое ведомство, было безусловным. Выгоды, которые они сулили, не вызывали сомнений.   Неоднозначный результат Просчитываемые выгоды и преимущества были многочисленны. Однако выбор в пользу заключения широкоформатного договора их лишь создавал. Все они носили потенциальный характер. Ими еще надо было воспользоваться. Вот с освоением открывающихся возможностей в отношениях между Россией и ЕС всегда было на порядок сложнее, чем с их созданием. В дальнейшем Москва и Брюссель критически большое количество возможностей упустили. Не захотели или не смогли ими воспользоваться. Очень многие ожидания, в силу того, что стороны делали не то, что нужно, а прямо противоположное, не оправдались. Тем не менее, колоссальное количество упущенных возможностей и несбывшихся ожиданий не должно заслонять от нас того непреложного факта, что сближение России и ЕС крайне выгодно партнерам. У него нет альтернативы. Из понимания этого исходили, по большому счету, все те, кто поддержал разработку и обеспечил заключение Соглашения о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС и его государствами-членами 1994 года. При подготовке СПС не нужно было изобретать велосипед. Хорошие заготовки, которыми могли воспользоваться переговорщики, уже имелись. В основу документа легли положения, обкатанные ранее ЕС при написании европейских соглашений и соглашений об ассоциации. Это не означало, однако, ни того, что стороны просто занимались заимствованиями, ни того, что они легко обо всем договаривались. Отнюдь нет. Каждое положение десятки раз выверялось. Проводилась дотошная экспертиза на их соответствие реальным условиям, возможностям и потребностям будущих партнеров. И противоречий по конкретным формулировкам между Москвой и Брюсселем было предостаточно. По отдельным моментам так и не удалось договориться. По другим не получилось выйти на компромисс. Еще какие-то были навязаны в качестве обязательных элементов общего пакета. Но в целом баланс интересов был соблюден. На его достижение стороны затратили 1993 и значительную часть 1994 года. Остальные соглашения о партнерстве и сотрудничестве со странами СНГ пеклись впоследствии как пирожки. Образцом служило СПС между Россией и ЕС и его государствами-членами. В частности Киеву и Брюсселю на доводку проекта своего двустороннего договора понадобилось всего три недели. Переговоры велись по двум трекам. Ответственность за согласование правовых режимов взаимной торговли, экономической деятельности, учреждения компаний, найма и передвижения рабочей силы и т.д. была возложена на экономический блок правительства при координирующей роли министерства торговли. Политические и институциональные вопросы остались за министерством иностранных дел. Отличительной особенностью того, о чем договорились по экономической проблематике, стали более или менее длительные переходные периоды. На них стороны брали на себя разный объем обязательств: ЕС – чуть больший, Россия – чуть меньший. Ассиметричные обязательства нужны были для того, чтобы позволить России защитить национального производителя и внутренний рынок на период, необходимый для преодоления экономического спада, структурной перестройки и адаптации к новым условиям хозяйствования. ЕС соглашался на то, чтобы нести больший груз обязательств и предоставлять российским государственным и коммерческим организациям определенные льготы с тем, чтобы несколько компенсировать России ее экономическую слабость и неопытность нарождающегося российского бизнеса, еще только привыкающего к конкуренции по рыночным правилам. Согласованный тогда институциональный механизм в части, касающейся высших этажей и межпарламентского взаимодействия, работает до настоящего времени. В остальном его пришлось перестраивать. Необходимые институциональные решения принимались саммитами Россия-ЕС без внесения в Соглашение о партнерстве и сотрудничество формальных поправок. Российским переговорщикам не удалось настоять на внесении в текст СПС положения о перспективе возможного членства России в ЕС, хотя такая задача и ставилась. Вместо него в преамбулу договора вошло лишь смутное упоминание о том, что стороны приступят к переговорам о создании зоны свободной торговли, к чему Москва не готова и по сию пору. Особые сложности вызвало стремление Брюсселя увязать имплементацию договора с требованием о соблюдении сторонами обязательств, определяемых в качестве его основного содержания. В том, что касается обусловленности имплементации СПС соблюдением прав человека, Брюссель стоял насмерть. Москве это крайне не нравилось. Она опасалась подвоха. К тому же было очевидно, что Брюссель навязывает механизм санкций, состоящий в правомерности отступления от взятых на себя по СПС обязательств в случае нарушения другой стороной особенно важных его положений, имея в виду вовсе не самого себя. Тем не менее, в конечном итоге, с учетом поданной заявки на вступление в Совет Европы и прокламированного Конституцией 1993 года выбора в пользу правового демократического государства, Кремль все-таки сдался. Правда об этом он потом очень и очень сожалел. Причем неоднократно. Чрезмерная настойчивость, проявленная Брюсселем, несмотря на все стоявшие за ней, казалось бы, добрые намерения, и ему вышла боком. После нескольких случаев злоупотребления положениями СПС со стороны и самого ЕС, и отдельных его государств-членов российский истеблишмент стал относиться к договору с растущей настороженностью. В результате договор так и не смог превратиться в настоящий фундамент отношений между Россией и ЕС, прочность которого никем бы ни ставилась под сомнение. Он не оправдал и этих, и многих других ожиданий. Он не стал тем инструментом строительства ровных доброжелательных равноправных связей, в котором обе стороны так нуждались. Он не выполнил своего главного предназначения – послужить моральному, политическому и экономическому воссоединения двух половинок разделенной Европы. Таким, увы, наш континент остается и более двух десятилетий спустя после падения Берлинской стены. И обречен оставаться, по всей видимости, еще долгое время.   Нереализованные возможности А ведь СПС писалось тогда, когда Москва и Брюссель были особенно расположены друг к другу. Может быть, они и не питали дружеские чувства в отношении потенциального партнера, но считали их вполне возможными и желательными. Элита России и ЕС все еще смотрели друг на друга через «розовые очки». Наши страны не испытали всех тех многочисленных разочарований, которые накопились к настоящему моменту. Их сознание не было обременено тяжким грузом взаимного недоверия и многолетних кампаний по взаимной дискредитации друг друга в средствах массовой информации. СПС было подготовлено на пике взаимоотношений между Россией и ЕС, когда стороны разделяли представление о том, что они будут двигаться по пути конвергенции, что сближение между ними будет идти линейно или почти линейно. И как следствие этого, они заложили в нем правовые предпосылки осуществления интеграционного проекта, которые в дальнейшем, к сожалению, так и не были реализованы. Уже почти два десятилетия Россия безуспешно вступает во Всемирную торговую организацию. По этому поводу сломано безмерное количество копий. Ожесточенные споры до сих пор продолжаются. При этом напрочь забывается о том, что торговые отношения между Россией и ЕС строятся на нормах ГАТТ – сейчас ГАТТ/ВТО. Соответствующие договоренности составляют стержень Соглашения о партнерстве и сотрудничестве. Таким образом, по нормам ГАТТ/ВТО Россия и ЕС и хозяйствующие субъекты обеих сторон в своих взаимоотношениях живут уже с 1994 года. Я не оговорился. Соглашение вступило в силу только в конце 1997 года, и с этой даты ведется отсчет его действия. Но большинство его положений, включая те, которые касаются ГАТТ/ВТО, реально действуют гораздо дольше. По всем вопросам, покрываемым исключительной компетенцией ЕС, Москва и Брюссель договорились о временном применении, что и закрепили в стандартном двустороннем договоре, не нуждающемся ни в какой ратификации. То есть, по большому счету в наших взаимоотношениях проблемы неучастия России в ВТО практически нет. Это надуманная проблема. В правовом плане мы регулируем свое экономическое взаимодействие так, как это предписывает ВТО. Поэтому-то и в контексте новых переговоров – о заключении нового базового соглашения усиленно продвигаются идеи создания зоны свободной торговли, продвинутой зоны свободной торговли, ЗСТ плюс, ВТО плюс и т.д. Ведь заново повторять азы правового регулирования, установленного ВТО, бессмысленно. Более того, с вступлением России в ВТО чуть ли ни треть всех нынешних положений СПС утратят свое значение. Как много было с самого начала заложено в этом договоре, демонстрирует преюдициальное заключение Суда Европейского Союза по знаменитому делу Симутенкова, вынесенное в 2005 году. В нем Люксембургский Суд подтвердил, что Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС и его государствами-членами, будучи интегральной частью внутреннего права Европейского Союза (тогда – Европейского Сообщества), может иметь прямое действие во внутреннем праве всех его государств-членов. Правовое значение и правовые последствия юридической квалификации, данной им СПС, в нашей стране до сих пор недооценивают или недопонимают. Фактически Суд предписал всем институтам ЕС, всем судебным и административным органам государств-членов применять отдельные положения СПС как имеющие преимущественную силу по сравнению с противоречащими им предписаниями национального права. Всем субъектам внутреннего права, всем физическим и юридическим лицам, находящимся под юрисдикцией ЕС и его государств-членов он разрешил строить свои правоотношения с субъектами внутреннего права Российской Федерации на их основании без оглядки на национальное законодательство. Конкретно в деле разбирались правовые характеристики ст. 23 СПС. Она запрещает какую-либо дискриминацию в отношении трудящихся, в законном порядке получивших работу и работающих на территории друг друга. Иначе говоря, она вводит национальный режим обращения с такого рода лицами, состоящими в гражданстве перекрестно России или ЕС. Прямое действие статьи и, соответственно, то, что она должна превалировать над противоречащими ей предписаниями внутреннего права государств-членов, оспаривалось по целому ряду оснований. Утверждалось, что содержащаяся в ней норма недостаточно конкретна, что она носит всего лишь программный характер, поскольку стороны поручали создаваемым им органам совместного управления партнерством и сотрудничеством работать над последующим законодательством, идущим в ее развитие. А раз так, то она не может иметь прямого действия. Подчеркивалось, что само СПС имеет рамочную природу. Оно связывает лишь участвующие в нем стороны и, следовательно, не имеет во внутреннем праве непосредственных, автоматических правовых последствий и непосредственно не наделяет субъекты внутреннего права какими-либо дополнительными правами и т.д. Суд ЕС опроверг все эти утверждения. Он показал, что ст. 23 сформулирована достаточно четко и определенно, и для своего действия во внутреннем праве ЕС и его государств-членов не нуждается в конкретизирующих ее имплементационных мерах. Но, что еще существеннее, он установил, что СПС является договором интеграционного типа, положения которого, отвечающие критериям четкости, определенности и реализуемости, подлежат прямому применению на территории договаривающихся сторон. Предложенное Судом ЕС толкование СПС дорогого стоит. Оно означает, что Соглашением закрепляется привилегированный статус отношений между Россией и ЕС. Соглашение создает правовую базу для формирования между Россией и ЕС отношений интеграционного уровня, предполагающих совместимость законодательства и в более широком смысле правовой среды экономической и иной деятельности. Оно в принципе содержит нормы прямого действия, занимающие во внутреннем праве партнеров иерархически наиболее высокое место. По аналогии не только ст. 23, но и любые другие положения СПС, отвечающие таким же характеристикам, обладают во внутреннем праве договаривающихся сторон преимущественной силой. Правовая квалификация СПС и включенных него нормативных положений, обоснованная Судом ЕС, в первую очередь содержит разъяснения для судебных и административных органов государств-членов Европейского Союза. Но она столь же важна и для Российской Федерации. Ведь нормы СПС могут и должны применяться на территории сторон абсолютно одинаково. В этом смысл интеграционного проекта. И российская правовая система это как раз и предусматривает. Согласно ч. 4 ст. 15 Конституции 1993 г., СПС является частью внутреннего правового порядка страны, а устанавливаемые им предписания превалируют над противоречащим им национальным законодательством. Российская практика, зеркально отразившая подходы, освященные преюдициальным заключением Суда ЕС, не очень обильна. Но она имеется. Десятки решений арбитражных (т.е., по сути дела, государственных коммерческих) судов Российской Федерации исходят из такого же понимания СПС. Как видим, изначально Соглашение обладало колоссальным потенциалом строительства отношений между Россией и ЕС на принципиально новой правовой основе. Однако этот потенциал не был реализован. В частности, хозяйствующие субъекты обеих сторон крайне редко, лишь в исключительных случаях прибегали к теоретически предоставляемой им правовой защите. СПС стало заложником всех тех политических проблем, которые раз за разом омрачали двустороннее сотрудничество. Оно очень пострадало из-за неоднократно предпринимавшихся попыток использовать его в односторонних целях или в качестве орудия принуждения. Вместо инструмента доверия и созидания оно в какой-то степени выродилось в источник недоверия и недопонимания между потенциальными партнерами. Поэтому так важно правильно разобраться в полученных уроках и учесть их при подготовке нового базового соглашения.   Перспективы В 2004-2005 гг. Россия пошла на резкое повышение ставок в игре меду Россией и ЕС для того, чтобы предотвратить очередной конфликт во взаимоотношениях тогда, когда пару лет спустя договор мог бы прекратить свое действие. Поскольку и такие варианты обсуждались. Одновременно ставилась задача превратить переговоры межу Россией и ЕС по новому базовому соглашению, по тому соглашению, которое бы отвечало новому статусу Российской Федерации, которое бы учитывало трансформацию Европейского Сообщества в Европейский Союз, в оптимальную площадку для глобального обсуждения всех вопросов сотрудничества между двумя сторонами. В инструмент, с помощью которого можно было бы попытаться очистить авгиевы конюшни в наших взаимоотношениях и пойти гораздо дальше по пути углубления взаимодействия, по пути сближения между Россией и ЕС. Такой подход представлялся вполне естественным. Иные варианты развития, нежели реальная интеграция между Россией и ЕС, если мы говорим об интересах сторон, фактически просто не просматривались. Это было понятно специалистам еще в середине 2000-х годов. Это стало очевидным для всех к 2010 году, когда Россия и ЕС испытали на себе беспощадные, убийственные удары глобального финансово-экономического кризиса, сделавшие перспективы быстрого экономического роста и гармоничного развития без изменения стилистики и содержания взаимного общения более чем призрачными. В итоге лозунгом дня было провозглашено «партнерство ради модернизации». Но поставить перед собой определенную задачу оказалось несколько проще, чем воплотить ее в практическую политику. Европейская Комиссия усиленно сопротивлялась. Она не видела никакой необходимости в запуске новых длительных и трудоемких переговоров. Ее официальная позиция состояла во всяческом восхвалении действующего СПС. Мол, это оптимальный документ. В нем есть все необходимое. Его потенциальные возможности далеко не исчерпаны. Если в каких-то своих частях СПС не применяется, надо договариваться о том, как исправить положение, а не о том, чтобы переписать договор. На этом Европейская Комиссия и солидаризировавшиеся с ней государства-члены ЕС стояли довольно долго. Российские аргументы о том, что СПС морально устарел, стороны договора коренным образом изменились, реанимировать спящие или почти мертвые статьи документа не получится, нужно адаптировать его к принципиально новым потребностям и создать юридические предпосылки для стратегического партнерства, ими не воспринимались. Тем не менее, российскому руководству и внешнеполитическому ведомству удалось «сломать» сопротивление Европейской Комиссии и государств-членов. В конечном итоге, они дали себя убедить. Причем, почему они пошли на уступки российской стороне, почему отказались от своей, казалось бы, железобетонной позиции, а впоследствии даже предпочли отстаивать идею заключения нового широкоформатного соглашении еще более рьяно, чем Москва, в какой-то степени остается загадкой. СПС писалось на пике отношений. Ожидать, что получится что-то большее или лучшее, на их взгляд, было бы наивным. К тому же имелись достаточно основательные опасения относительно возможности вообще выйти на что-то приемлемое с учетом заявлений целого ряда стран ЕС о том, что они не допустят последующей ратификации планируемого договора, если хоть что-то в нем не будет их устраивать. И все же в итоге Брюссель, совершив политическое сальто-мортале, стал настаивать не только на заключении нового обязывающего документа, но и включении в него нормативных положений, которые бы шли намного дальше, нежели уже действующие. Объяснений может быть несколько. Похоже, вопреки разброду в стане ЕС по поводу того, какую политику проводить в отношении России, возобладала точка зрения о том, что после расширения другого не дано: сотрудничество с Москвой надо углублять и соответственно подводить под него актуализированную правовую базу. Не исключено также, что в ЕС уверовали в то, что до членства России в ВТО остается только шаг, что оно будет оформлено уже в ближайшее время, и тогда новое базовое соглашение понадобится в любом случае. В нем можно будет прописать создание зоны свободной торговли, ЗСТ+ или ВТО+, а, если так, то в модернизации двустороннего договора европейский бизнес очень даже заинтересован. Как бы то ни было, взаимопонимание между Москвой и Брюсселем о начале переговоров к осени 2005 года было достигнуто. Сначала экспертные встречи, а чуть позже и межправительственные консультации были запущены. На какое-то время даже показалось, что отношения между Россией и ЕС вполне могут выйти на гораздо более обнадеживающую траекторию развития. Однако в очередной раз надежды не сбылись. И самым обидным, глупым и даже вульгарным образом. Обговорив все с Москвой, институты ЕС не смогли договориться между собой и с отдельными государствами-членами. По хорошо известным причинам Совет ЕС не дал мандат Европейской Комиссии на ведение переговоров. Еще до того, как начаться, они оказались замороженными. А стоило их все же разморозить спустя несколько лет в Ханты-Мансийске, как Брюссель немедленно воспользовался ими в качестве разменной монеты в споре по поводу военного конфликта в Закавказье и приостановил их в одностороннем порядке. И хотя с конца 2008 года стороны их возобновили, они с тех пор ведутся как-то сонно, в замедленном темпе, без какой-либо убедительной позитивной динамки. Если брать подготовку документа в целом, а не отдельных его статей или разделов. Нет ни прорывов, ни свершений. Более того, порой даже возникает ощущение, что они превратились в полную противоположность тому, чего от них ждали, на что надеялись в 2004-2005 годах, тому, что и как тогда было задумано.   Можно ли повторить будущее В середине 2000-х годов рассматривались несколько вариантов того, на какой конечный результат ведения переговоров стоило бы выйти. Наиболее реалистичный вариант состоял в том, чтобы ограничиться обновлением действующего СПС за счет внесения в него некоторого набора изменений и дополнений. Именно они стали бы тогда предметом переговоров. Максималистский подход заключался в том, чтобы прописать в нем правовые режимы регулирования экономического, гуманитарного и политического пространства России и ЕС как единого целого, предусмотрев поступательное поэтапное продвижение в указанном направлении. Согласно минималистскому подходу, предлагалось вообще не заключать никакого юридически обязывающего договора в связи с полной бесперспективностью достижения хоть чего-то приличного и ограничиться разработкой стратегически ориентированной политической декларации. Преимуществом реалистичного варианта была его технологичность. Согласование договора о внесении изменений и дополнений в действующее СПС, скорее всего, не встретило бы ни особых трудностей, ни повышенного сопротивления со стороны отдельных стран ЕС. Оно велось бы в стилистике, хорошо знакомой и привычной для Европейского Союза, – актуализация всех его учредительных договоров проходила именно таким образом. Угроза провала при ведении таких переговоров полностью устранялась. Заведомо исключалась ситуация возникновения правового вакуума, ведь нынешний СПС продолжал бы действовать при любых обстоятельствах. И, самое главное, процедура внесения изменений и дополнений полностью предохраняла от опасности утраты тех крайне важных правовых завоеваний и наработок, которые удалось получить за целое десятилетие применения СПС. Пусть и непоследовательного и половинчатого. Речь идет о стандарте прямого действия положений Соглашения, освященном, в частности, разобранным выше преюдициальным заключением Суда ЕС. Слабость такого варианта, однако, заключалась в его сугубо кажущейся чрезмерной приземленности, т.е. недостаточной броскости и амбициозности. С точки зрения политиков и дипломатов. Мол, выдать его за крупнейшее внешнеполитическое достижение, историческую веху, точку отсчета и т.д. никто бы не смог. А без этого все усилия в глазах руководства России и ЕС утрачивали смысл. Соответственно наиболее проходной и реалистичный вариант оказался отвергнутым. Такая же судьба постигла максималистский подход. Но по совершенно другим причинам. Его некому оказалось отстаивать – отечественный бизнес, который, по большому счету, был в нем кровно заинтересован, несмотря на робкие попытки РСПП и конкурирующего с ним на этом направлении Круглого стола европейского бизнеса, сорганизоваться так и не сумел и на определение переговорной позиции почти никакого влияния не оказывал. Некому оказалось также и брать его на вооружение. Сформировать под него мощную единую команду переговорщиков оказалось утопией. Чисто в структурном отношении российская исполнительная власть не видела в этом необходимости. Проблематика СПС-2 ей откровенно неудобна. Политическая составляющая Соглашения входит в компетенцию внешнеполитического ведомства. Все вопросы экономики курирует министерство экономического развития. А с той стороны им противостоит монолитная Европейская Комиссия. Ее переговорщики поднаторели в ведении комплексных, всеохватывающих переговоров. Они имеют колоссальный опыт навязывания своих предпочтений абсолютно всем странам и блокам государств на всех континентах. И, пожалуй, определяющий момент – ситуация неопределенности. Когда и на каких условиях Россия вступит в ВТО и вступит ли вообще, остается непонятным даже сейчас. А ведь это коренной вопрос. Без его решения замахиваться на согласование правовых режимов, идущих дальше того, что предусматривается правилами ВТО, как считают в Москве, просто нелепо: можно навредить самим себе и подставиться на переговорах об условиях членства во Всемирной торговой организации. Таким образом, никаких перспектив у максималистского подхода не оказалось. К мнению его сторонников даже не стали прислушиваться. Наименее серьезным и проходным казался в тех условиях минималистский подход. О какой политической декларации, заменяющей полновесное Соглашение, на манер той, что есть у ЕС и Соединенных Штатов, могла идти речь, когда правовая среда в России и ЕС столь различна, а нужно создавать общие пространства. Снимать административные препятствия, мешающие бизнесу работать на территории друг друга. Осуществлять грандиозные многосторонние экономические проекты. Вводить безвизовый режим поездок. Кому мог понадобиться такой ни к чему не обязывающий документ, если стороны терпят колоссальный урон из-за недостаточности, а не избыточности правового регулирования их взаимозависимости и несовершенства правовых режимов, предоставляемых друг другу. Причем в самых болезненных областях. От свободы учреждения компаний и предоставления доступа к льготному субсидированию и государственным программам помощи своему бизнесу до обмена активами или даже элементарной транспортировки и торговли энергоносителями. Что он способен дать в действительности, если стороны выработали устойчивую привычку игнорировать даже договорные предписания, не то, что какие-то там никого ни к чему не обязывающие пожелания рекомендательного характера. И все же у минималистского подхода оказалось одно колоссальное преимущество. Поначалу его недооценили. И напрасно. Оно может показаться мизерным, сугубо второстепенным или даже смешным. Но оно есть. И заключается в том, что такой подход проще и легче всего реализовать. Составить текст политической декларации под имеющийся заказ в какой-то степени элементарно. На то, чтобы его согласовать, достаточно положить всего несколько месяцев. И добро на него ни у каких парламентов выпрашивать не надо. Ни наднационального, ни государств-членов. Время и обстоятельства показали, что с таким преимуществом нельзя не считаться. Да, предложение ограничиться принятием декларации о стратегическом партнерстве с презрением отвергли. Никто его всерьез даже не воспринял. И рассматривать его в двустороннем формате даже не удосужились. Стороны быстро условились, что приступят к разработке обязывающего международно-правового акта, а не политической декларации. Однако разлагающее влияние минималистского подхода оказалось очень сильным. После того, как Брюссель фактически отказался от первоначально взятых на себя обязательств и достигнутых договоренностей, затянул чуть ли не на пару лет, долгих и мучительных, с запуском переговоров, а потом еще и попытался сделать вид, будто бы в новом соглашении заинтересована лишь российская сторона, у Москвы лопнуло терпение. И раньше по поводу перспектив переговорного процесса здесь иллюзий не испытывали. Но наплевательски безразличное и вызывающее поведение ЕС убедило всех, что о преувеличенных ожиданиях по поводу будущего договора следует забыть. Приходится быть реалистами. Поневоле. Реализм же требует ориентации на заключение по возможности облегченного коротенького документа, близкого по духу политической декларации. Такому документу можно будет придать рамочный характер, предусмотрев, что в дальнейшем он будет дополнен ворохом отраслевых соглашений.   Стоит ли игра свеч Вот такую позицию российская сторона по сути дела и заняла. Так и тянет сказать, что на такую позицию Москва скатилась. Ведь от некогда большого замаха превратить переговоры над новым базовым соглашением в инструмент налаживания партнерских отношений и привилегированную площадку для системного обсуждения широчайшей повестки международных проблем и двустороннего сотрудничества почти ничего не осталось. Более того, переговоры в какой-то степени выродились в прямую противоположность тому, что некогда задумывалось. Из стимула к развитию отношений, они, по причине своей вязкости, противоречивости и непоследовательности, превратились в еще один раздражитель и повод для фрустрации. Ставка на быстрый успех не оправдалась. Представления о том, что облегченный документ будет легче и проще согласовать, оказались ложными. Раунды переговоров проводятся один за другим, а ясности с перспективами заключения соглашения как не было, так и нет. Стороны пока даже не смогли договориться о том, каким должно быть будущее базовое соглашение, хоть и продолжают трудиться над конкретными его статьями и формулировками. Предложения Москвы не перегружать соглашение, включить в него лишь весомые части по институциональным вопросам и политическому сотрудничеству, дать широкий перечень областей сотрудничества и отразить в юридической форме проблематику дорожных карт построения общих пространств, натолкнулись на непонимание и неуступчивость Брюсселя. Причем, вполне объяснимую. И ЕС, и государства-члены заинтересованы в заключении широкоформатного соглашения. Они хотели бы закрепить в нем все те моменты, которые считают критически важными, как с точки зрения принципиальных основ сотрудничества и обслуживания взаимодействия в экономической сфере, так и под углом зрения взаимного доступа на рынки друг друга и установления четких, стабильных и предсказуемых правил игры, которых обе стороны намерены придерживаться. Парадокс ситуации заключается в том, что ровно в том же заинтересованы и российская сторона, российский бизнес, гражданское общество. И о том, что компромиссы пока не просматриваются, в плане форматирования будущего договора, можно только сожалеть. То, какой характер приобрели переговоры, служит лишь еще одним подтверждением тому, насколько далеко зашли взаимное неприятие и недоверие. Оно указывает на то, что стороны так и не научились работать друг с другом. Столь необходимая им культура взаимных компромиссов и ориентации на общий, а не «личный» интерес, так и не сложилась. Но это лишь один из парадоксов. Второй из них заключается в том, что неудаче, постигшей планы по-быстрому заключить облегченное коротенькое соглашение, на самом деле огорчаться не следует. Вреда от такого документа было бы гораздо больше, нежели пользы. Оно могло бы перечеркнуть тот позитив, который накопился в результате применения СПС. Разрушило частично интеграционный характер правового регулирования отношений между Россией и ЕС. Отбросило бы правовую базу партнерства и сотрудничества на десятилетия назад, в далекое прошлое. России и ЕС нужен совершенно иной договор. Его основные параметры были подробнейшим образом описаны видными представителями российской юридической общественности, российского экспертного сообщества. Москва и Брюссель заинтересованы в таком договоре, который бы снимал противоречия, объективно существующие между правовыми порядками сторон. Их пока еще слишком много, несмотря или вопреки усилиям по их гармонизации. Они испытывают очень большую потребность в документе, который мог бы выполнять функции моста между правовыми порядками, а по возможности их бы подменял. Иначе говоря, существует острая необходимость в максимально возможном количестве норм прямого действия и прямого применения, которые бы служили непосредственной основой правоотношений, в которые вступают субъекты внутреннего права. Таких норм, регулирующих отношения между Россией, ЕС и государствами-членами, которые стягивали бы правовое пространство друг друга, превращали их в единое целое. Которые бы создавали такую правовую среду, при которой хозяйствующие субъекты сторон и простые люди могли бы пользоваться одинаковыми правовыми режимами, обладали бы одинаковым правовым статусом, могли бы одинаково эффективно отстаивать свои права и интересы правовыми методами, где бы они ни находились. Тогда путь к созданию Большой Европы в составе ЕС, России и всех других европейских государств был бы открыт. Затяжка с согласованием заведомо слабого договора, существенно отличающегося от того, который нужен сторонам, открывает перед Москвой и Брюсселем дополнительные возможности для маневра. Она дает им еще один шанс. Очень важно, чтобы они им воспользовались. Надежду на то, что ситуацию еще можно отыграть назад, возрождает новый поворот в отношениях между ними, связанный с провозглашением политического курса на реализацию «партнерства для модернизации».   Новые ожидания В современном политическом лексиконе утвердились именно этот лозунг, это название – «партнерство для модернизации». Предпочел бы, чтобы получил популярность несколько другой – «партнерство ради модернизации» или «партнерство во имя модернизации». Ведь им обозначается целая гамма чрезвычайно важных для России и ЕС и перспективных понятий и явлений: новая концепция двусторонних отношений, новый политический курс и, наконец, надежда на новое качество партнерства и сотрудничества между Россией, Европейским Союзом и его государствами-членами. А раз так, то и тональности их выражения можно было бы придать чуть большую пафосность. Питательной почвой для переосмысления содержания и характера двусторонних связей послужили глубокая неудовлетворенность тем, как они складываются, и испуг, вызванный глубиной и беспросветностью глобального финансово-экономического кризиса. Объективная необходимость и заинтересованность в сближении между Москвой и Брюсселем, в осуществлении того или иного совместного интеграционного проекта существовали всегда. Кризис заставил прозреть значительную часть политической элиты России, ЕС и государств-членов. Все как-то вдруг увидели, насколько уязвимы современные экономики и обслуживающие их социально-политические институты и установления, как много предстоит сделать для того, чтобы придать или вернуть им устойчивость, насколько много Москва и Брюссель теряют, предаваясь играм во взаимную демонизацию, конкурируя, вместо того, чтобы сотрудничать, и отказываясь от того, чтобы совместно работать в оптимальном режиме. Или хотя бы сколько-нибудь удовлетворительном. Впервые политический посыл «партнерства ради модернизации» просочился в публичную сферу во второй половине 2009 года. Поскольку пока за ним ничего конкретного не стояло, в рабочих материалах и открытых публикациях обсуждались лишь возможность и необходимость переформатирования связей. Приводились аргументы в пользу более перспективных и конструктивных подходов, которые бы такое партнерство могло символизировать. Намечались его желательные ориентиры. Легитимацию запуску работы над концепцией дал ноябрьский 2010 года саммит Россия-ЕС, состоявшийся в Стокгольме в рамках председательства Швеции в Европейском Союзе. Из-за острых противоречий и взаимного недовольства, накопившегося в отношениях между Россией и ЕС, ничего хорошего от него не ждали. Его проведение длительное время оставалось под вопросом. Однако саммит прошел на удивление конструктивно. В преддверии столь важного международного события Стокгольм попытался разрядить обстановку. Он снял возражения против прокладки магистрального газопровода «Северный поток». Притушил критику внешней и внутренней политики Кремля. Поддержал настрой на позитив, который все отчетливее начал ощущаться к тому времени. Однако вехой в истории развития отношений между Россией, ЕС и его государствами-членами Стокгольмский саммит стал, прежде всего, потому, что на нем впервые были озвучены позиции сторон в поддержку нового партнерства, превращения модернизации в один из векторов, а, может быть, даже главный вектор углубления стратегического характера многосторонних связей. Инициатива принадлежала Европейской Комиссии. Ее озвучил председатель «правительства» Европейского Союза Жозе Мануэл Баррозу. Но российская сторона оказалась хорошо подготовленной к ее обсуждению. В ответ на предложение об использовании партнерства для решения задач модернизации России, ранжировании приоритетов сотрудничества с их учетом и адаптации под них разветвленного механизма созданных к настоящему времени и доказавших свою состоятельность секторальных диалогов, Москва моментально указала на то, чем стоило бы заняться в первую очередь. Президент Российской Федерации Д.А.Медведев обозначил четыре таких приоритета: достижение совместимости технических регламентов (вплоть до прямого заимствования технических регламентов ЕС); технологическое развитие и взаимный обмен технологиями, включая «зеленую энергетику»; содействие вступлению России в ВТО; облегчение человеческих контактов и продвижение к безвизовому режиму. Спустя несколько месяцев, к началу февраля 2010 года, Европейская Комиссия уточнила свое видение «партнерства ради модернизации». По мнению Брюсселя, изложенному в документе со статусом «пища для размышлений», новое партнерство могло бы стать продолжением работы над реализацией дорожных карт построения общих пространств Россия-ЕС. Только вести ее следовало бы несколько в другом ключе и с несколько иной идеологией, нацелив ее на достижение конкретного результата и в максимально сжатые сроки. Действие нового партнерства Европейская Комиссия считала целесообразным распространить на такие области сотрудничества, успех в которых оказал бы ощутимое положительное влияние на всю совокупность отношений между Россией, ЕС и его государствами-членами. В разряд таких областей попали всего десять. Поэтому на какое-то время и сама инициатива Европейской Комиссии начала ассоциироваться с «10 пунктами партнерства для модернизации». Ими стали: 1. Укрепление верховенства закона. 2. Увеличение прямых зарубежных инвестиций. 3. Присоединение к глобальной экономики и укрепление торговли. 4. Дальнейшая интеграция рынков России и ЕС. 5. Создание диверсифицированной, конкурентоспособной и «более зеленой» экономики. 6. Укрепление сотрудничества в области науки и исследований. 7. Сбалансированное развитие. 8. Укрепление контактов между людьми. 9. Укрепление диалога с гражданским обществом. 10. Обеспечение надлежащего совместного финансирования Партнерства для модернизации. Реакция на «Десять пунктов» оказалась смешанной. Государства-члены ЕС в целом высказались в их поддержку, предложив только усилить их «страновое измерение». В России же первоначально сочли, что только часть пунктов имеют непосредственное отношении к задачам модернизации. С настороженностью были встречены намерение подверстать под них тематику верховенства закона, укрепления диалога с гражданским обществом и укрепления контактов между людьми, ограниченность тематики партнерства и нотки мессианства, вновь зазвучавшие в документе. Велико было стремление просто замкнуть инициативу Европейской Комиссии и вообще связи с ЕС на нужды технологического развития России, как они сформулированы в обращениях президента страны и материалах отечественной Комиссии по модернизации. Однако желание свести все к формуле «технологии в обмен на ресурсы» довольно скоро удалось преодолеть. Ведь очевидно, что технологическое возрождение должно осуществляться в определенной правовой, институциональной, социокультурной среде. Без опоры на модернизацию общества чисто экономическая или технологическая модернизация невозможны. Они нереализуемы. К работе над содержательным наполнением концепции подключились все структуры Европейского Союза, министерства и ведомства и бизнес сообщество Российской Федерации при координирующей роли Министерства иностранных дел и Министерства экономического развития. Все постарались внести в нее свой специфический вклад и повлиять, в той или иной степени, на ее идеологию. Так, Министерство промышленности и торговли настаивало, в том числе, на выработке долгосрочной индустриальной политики; стимулировании наиболее важных отраслей производства, включая снижение энергоемкости и повышение его экологической чистоты, разработке гармонизированных технических регламентов, стандартов и процедур соответствия и признания результатов оценки и их сближении. Министерство образования и науки ратовало за получение Российской Федерацией ассоциированного членства в Рамочной программе по научным исследованиям и технологическому развитию Европейского Союза, расширение межуниверситетских связей и академической мобильности. Торгово-промышленная палата рекомендовала заняться, среди прочего, задачами перенаправления прямых инвестиций в обрабатывающие отрасли экономики, открытия доступа отечественным предприятиям к «европейским патентам» и их фиалам – к государственной помощи ЕС и его государств-членов и т.д. Получение и обобщение первых результатов позволило запустить механизм консультаций по линии шерп нового партнерства и их представителей разного уровня. По итогам консультаций, проводившихся в Москве и Брюсселе, наметились несколько обобщающих направлений сотрудничества или кластеров, по которым стороны хотели бы в дальнейшем приступить к практической реализации «партнерства ради модернизации». Чисто условно и схематично первый блок составила правовая проблематика, второй – все, связанное с вступлением в ВТО, интеграционными проектами разной геометрии и сближением технического регулирования, третий – присоединение к рамочной программе ЕС, исследования, внедрение, технологии. Их дополнили два отдельных трека – переход к безвизовому режиму поездок и сотрудничество в области внешней безопасности. Под укреплением правовой среды для модернизации, включая совершенствование инвестиционного и социального климата, предлагалось иметь в виду совершенствование судебной системы, правоприменительных практик и правового инструментария содействия ускоренному развитию, прежде всего зеленой энергосберегающей открытой экономики, и, в том числе, защите интеллектуальной собственности, противодействию коррупции и отмыванию денег, снятию административных барьеров. Продвижение к упразднению визового режима рассматривалось как центральный элемент общего укрепления контактов между людьми и диалога с бизнес сообществом. Другими его элементами назывались либерализация режима трудовой миграции, университетская и профессиональная мобильность, подключение бизнеса к отраслевым диалогам. Но стержень «партнерства ради модернизации», как настаивала российская сторона, должно было бы составить сотрудничество в разработке и внедрении новейших технологий, содействие в выпуске и продвижении на рынки высокотехнологичной продукции, поощрение инвестиций в технологии и производства, которые могли бы обеспечить технический и технологический прогресс общества. В ряду областей приложения капиталов, представляющих наибольший интерес, перечислялись медицинские и биотехнологии, фармацевтика, энергосбережение и энергоэффективность, ядерные технологии, новые виды топлива, космос, нанотехнологии, системы обработки и передачи данных, суперкомпьютеры, микроэлектроника, авиастроение, приборостроение и машиностроение, технологии добычи и транспортировки минеральных ресурсов, глубокая переработка нефти и газа и пр. Очередной саммит Россия-ЕС, под который велась вся работа, состоявшийся в Ростове-на-Дону 31 мая – 1 июня 2010 года, систематизировал эти все же довольно разрозненные представления и запустил следующий этап, теперь уже осуществления «партнерства для модернизации». Как представляется, важнейшим слагаемым его реализации должна стать переналадка переговоров над новым базовым соглашением между Россией, ЕС и его государствами-членами в свете тех приоритетов, которые провозглашаются новым партнерством, и насущных потребностей совместного правового регулирования наших общих пространств. А для этого – подключение к обсуждению переговорной тематики не только всех заинтересованных государственных структур, но и бизнеса и всего гражданского общества. Новое базовое соглашение – это не какой-то там рядовой договор. Это основополагающий акт, который может на десятилетия вперед определить модель развития Российской Федерации, внести решающий вклад в модернизацию страны и послужить прологом к формированию Большой Европы в составе Европейского Союза, России и всех других европейских стран и народов. © Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России * Актуализированная журнальная версия выступления на Международной научной конференции Института истории РАН «Россия и ЕС: прошлое и настоящее» 9-10 ноября 2009 г., посвященной юбилею первого соглашения между Советским Союзом и Европейским Экономическим Сообществом.

Статья подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда – проект №09-03-00513а «Совершенствование правовой системы Российской Федерации и опыт Европейского Союза, создание благоприятного политического и информационного имиджа в целях партнерства и сотрудничества». О саммите Россия-ЕС в Ростове-на-Дону В контексте реализации дорожных карт построения общих пространств Россия и ЕС создали более двух десятков секторальных диалогов. В постоянном режиме ведутся консультации по самым разнообразным вопросам международной повестки и двусторонних отношений. Несмотря на глобальный кризис, уровень экономического взаимодействия остается на очень высоком уровне. И, тем не менее, именно встречи на высшем уровне остаются лакмусовой бумажкой состояния и перспектив двусторонних связей, доверия и взаимопонимания между Москвой и Брюсселем. Не стал исключением в этом плане и юбилейный 25-й саммит Россия-ЕС, состоявшийся в Ростове-на-Дону 31 мая – 1 июня 2010 г. Ничего особенно гламурного в его проведении, однако, не было. Он прошел в традиционном деловом ключе. Схема встречи в верхах отлажена до совершенства. Неформальная часть вечером в узком кругу (ужин, речная прогулка). Затем полноформатные переговоры и пресс конференция по их итогам. В Ростове-на-Дону – надо отдать должное организаторам с российской стороны – все работало как часы. Самая хорошая психологическая обстановка для успешных переговоров была создана. Но вот оказались ли они результативными, по этому вопросу оценки комментаторов и официальных лиц, запестрившие в мировых СМИ, сильно разошлись. Так и тянет вставить «как обычно». Ведь стремление опорочить, принизить и раскритиковать итоги саммитов сделалось в мировых СМИ, к сожалению, столь же традиционным, как и сами встречи на высшем уровне. Более того, общепринятым. Несмотря на этот неблагоприятный фон, попытаемся все же восстановить справедливость в освещении саммита, опираясь на его материалы и откровенные беседы с его участниками, и нарисовать более-менее объективную картинку состоявшихся переговоров. Но сначала постараемся понять, что инкриминировали лидерам обеих сторон нетерпеливые фанаты неожиданных сенсационных деклараций и договоренностей. Экспертные оценки Наиболее емко и лаконично то, как проходил саммит, что на нем обсуждалось, и его итоги прокомментировали, пожалуй, немецкие радиостанции, вещающие на русском языке. Комментарий сводился к следующему: саммит ничего не дал – ни для скорейшего введения безвизового режима поездок, ни для вступления России в ВТО. Правда, ставилась ли такая задача, они уточнять не стали. В своем подавляющем большинстве высказывания экспертов по отношениям между Россией и Европейским Союзом были более дипломатичными и сбалансированными. Но в основном столь же мало комплиментарными. Хотя и делались с трех разных позиций. В высказываниях позитивно настроенных специалистов сквозила откровенная досада по поводу того, что якобы опять, как во всех предыдущих случаях, ничего не получилось. Или почти ничего. Завзятые хулители сближения между Москвой и Брюсселем или Брюсселем и Москвой открыто злорадствовали. С большей или меньшей степенью ядовитости. Мол, и хорошо. И чего еще можно было ожидать. И вообще это даже к лучшему. Эксперты, чиновники и политики, придерживающиеся, скорее, нейтральных взглядов, недоумевали. Им было непонятно, как же так. Ведь от саммита так много всего ждали. Все предпосылки для того, чтобы выйти на качественно иные отношения, были созданы. В преддверии встречи в верхах так много всего было обещано. А все закончилось очередным пшиком. В перечне этих сетований содержится ключ к пониманию критических оценок. Констатировать, что результат, который в действительности никто и не собирался получать, получить так и не удалось – беспроигрышный ход. Он свидетельствует об осведомленности, хорошем знании предмета и прогрессивных настроениях. А больше ничего и не требуется. Но перед тем как сопоставить их с реальностью, приведу почти дословно несколько мнений. Для того чтобы передать господствующие настроения, которыми они проникнуты. Для того чтобы помочь вникнуть в заключенную в них логику. Для того чтобы очертить сложившуюся систему координат, которую все подобного рода суждения призваны освятить и легитимировать. Выборки из трех максимально авторитетных мнений, по всей видимости, будет достаточно. Особенно с учетом калибра отстаивающих их экспертов. Они принадлежат заведующей Отделом исследований европейской интеграции Института Европы РАН Ольге Потемкиной, директору Программ по России и СНГ Германского совета по внешней политике Александру Рару и директору Центра исследований России/СНГ Французского института международных отношений Тома Гомару[1]. Все они с порога отвергли пафосную оценку участника встречи на высшем уровне, председателя Европейской Комиссии Жозе Мануэля Баррозу, в искренности которого сомневаться нет никаких оснований, предложившего считать, что она «оказалась крайне продуктивной». Далее начинаются нюансы и различия. О.Потемкина четко разделила событийный ряд саммита на то, что удалось к нему сделать или, вернее, не удалось, и те последствия, которые он, даст Бог, вызовет. Соответственно в пассив она отнесла, вслед за многими другими, отсутствие прогресса на переговорах по новому базовому соглашению между Россией и ЕС, вступлению России в ВТО и об отмене виз. К активу – передачу партнерам из ЕС проекта договора об упразднении визовых ограничений и принятие Совместного заявления о запуске инициативы «Партнерство для модернизации». Колоду карт, состоящих из плохих, очень плохих, хороших и очень хороших проходных баллов, которые можно было бы дать встрече в верхах, она ловко смешала, весьма скептически отозвавшись относительно того, какое будущее могут ждать оба новшества. Ведь далеко не факт, что внесение проекта договора может ускорить переговоры об отмене визовых ограничений или вообще помочь им. А по поводу инициативы о «Партнерстве для модернизации» у сторон имеются глубочайшие расхождения. «Модернизация для РФ представляется как развитие высокотехнологичных отраслей, - считает О. Потемкина, - а ЕС отдает приоритет политической модернизации, ценностную тематику европейцы ставят на первый план». Вместе с тем, остроту своих критических замечаний по поводу этой инициативы она постаралась демпфировать, отметив, что в целом «саммит прошел в конструктивной, благожелательной обстановке, хотя все традиционные темы, в том числе правозащитная, на нем присутствовали. Но эта тематика на этот раз не стала препятствием развитию сотрудничества». Ведущий эксперт Института Европы свои критические замечания в адрес встречи на высшем уровне постаралась распределить между Россией и ЕС чуть ли не поровну. В отличие от нее А. Рар весь свой праведный гнев обрушил на голову ЕС. Он подчеркнул несколько моментов. Во-первых, делегация ЕС не смогла выступить на переговорах в верхах в качестве достойного партнера Российской Федерации – этот тезис стоит взять на заметку на будущее – ведь во главе нее оказался только один более-менее самостоятельный игрок в лице Председателя Еврокомиссии. Новые же высшие назначенцы ЕС выглядели намного слабее. Не в личном плане, конечно же, боже упаси. А в институциональном. «Ничего конкретного ни от председателя Европейского Совета Хермана ван Ромпея, ни от Высокого представителя ЕС по международным делам и политике безопасности Кэтрин Эштон, - отмечает известный немецкий политолог, - я не услышал. Я представляю их только в качестве почтальонов, которые передают пожелания лидеров Европы в Россию и переправляют ответные послания обратно. Председатель Еврокомиссии Жозе Мануэль Баррозу – это другой калибр. Но он подчиняется ван Ромпею и не может в качестве лидера ЕС вести переговоры с Россией». Во-вторых, она не отважилась ни на какие решительные, прорывные шаги, которые теоретически, по всей видимости, были вполне возможны. Как и в прошлом, она отдала предпочтение старому, проверенному консервативному подходу, тому самому, который ранее уже завел двусторонние отношения в самый настоящий тупик. Вполне реальный. Взаправдашний. Не ясно только, насколько такой подход был оправдан в Ростове-на-Дону. И кому он был нужен. То, что ни жителям России и ЕС, ни европейскому бизнесу, совершенно очевидно. Тем более, считает А. Рар, что у нее были возможности для маневра. Скажем, в том, что касается визовой проблематики. Она им особо выделяется. Он акцентирует: «Я ждал прорыва в визовой сфере, полагая, что ответ ЕС будет иным, нежели тот, что был дан в Ростове. Было сказано, что надо согласовывать позиции по этому вопросу внутри Евросоюза. Но я читал и слышал, что позиции уже согласованы. Решение вопроса отложено на неопределенный срок». В-третьих, она оказалась намного хуже подготовленной к переговорам, чем российская сторона. Почему, не секрет ни для кого. ЕС слишком погружен в себя. Он занят только собой. Ему не до России. На попытки что-то поменять в отношениях с ней, продумать и выстроить применительно к ней какой-то новый политический курс, Брюсселя элементарно не хватает. Вот и получилось, что такая перспективная и выигрышная тема, как запуск инициативы «Партнерство для модернизации», оказалась не более чем абстрактным лозунгом. «ЕС не смог представить ни одного конкретного проекта в сфере модернизации, - возмущается немецкий ученый, окончательно пригвождая делегацию Союза к позорному столбу. – Такие переговоры по модернизации абсолютно бессмысленны, если в них не участвуют представители крупного бизнеса. Может быть, за кулисами какие-то обещания были даны. Но то, что мы видели, обескураживает: ЕС не готов сегодня вести конкретные переговоры с РФ по темам, которые хотела бы развивать Москва». Вконец запутывает понимание того, чему же был посвящен саммит, о чем на нем шла речь, и какие последствия он может иметь, комментарий Т. Гомара. Для затравки он уверяет, что саммит в Ростове-на-Дону был совершенно «рутинным», 25-м по счету. Но тут же обращает внимание на то, что эта встреча в верхах серьезно отличалась от всех предыдущих. ЕС был представлен на ней в абсолютно новой, непривычной и для себя, и для России последовательно наднациональной конфигурации. Так, какой же она все-таки была на самом деле, эта встреча – рутинной или необычной? Вы уловили? Я не очень. Затем в заслугу саммиту французский политолог ставит то, что на нем в отношениях между Россией и ЕС был запущен новый «слоган» - «Партнерство для модернизации». Такой слоган означает, что у стратегического партнерства между двумя частями континента, наконец-то, появляются и вектор развития, и некоторый набор приоритетов. Однако он сразу же, не медля, развенчивает его, указывая на неясность и противоречивость «этого понятия». Мол, что за ним скрывается, еще предстоит выяснить. Однако может ли что-то неясное и неопределенное именоваться слоганом или трактоваться в качестве такового, вызывает большие сомнения. Во всяком случае, у меня. Или точно также обозначать что-то, что никто не понимает. Какие-то сплошные ребусы. В их число попадает описание проблематики безвизового режима. После саммита, полагает ученый, российским общественным мнением она будет восприниматься «как символическое препятствие». Из этого утверждения вполне можно сделать вывод о том, что встреча на высшем уровне не только не помогла продвинуться к ее решению, но и усугубила дело. Причем весьма существенно. Ведь теперь, в результате появления такого «препятствия» в головах людей, сотрудничество пойдет еще сложнее. И раньше-то оно наталкивалось на труднопреодолимые препятствия. Однако поверить в такое не дает здравый смысл. Никто никогда из визового вопроса никакой трагедии не делал. И сам он слишком уж далек от повседневных забот и чаяний россиян. Не нужно преувеличивать. Но наиболее загадочные разъяснения даются французским специалистом в области международных отношений тому, что Россия собирается вступать в ВТО и, тем не менее, продолжать совместно с Казахстаном и Белоруссией формирование таможенного союза. В качестве «самого ощутимого результата саммита»       он квалифицирует «замечание Медведева, что три страны либо вместе вступят в ВТО, либо будут вступать по отдельности, не ставя под вопрос проект Таможенного союза». Из этого им делается, прямо скажем, несколько неожиданный, даже в чем-то обескураживающий вывод: «Это очень важно, поскольку показывает, что администрация президента Медведева не намерена блокировать присоединение России к ВТО и развитие отношений с ЕС, ссылаясь на проект Таможенного союза». Вот как воспринимаются, оказывается, по ту сторону Европы планы формирования Таможенного союза – как стремление отгородиться от ЕС. Удивительно, но факт. Вопрос о том, насколько достоверными являются подобные предположения, уважаемый читатель, даже не хочется задавать. Знакомство с приведенными и многими другими суждениями оставляют стойкое ощущение того, что все они бьют мимо цели. К оценке собственно встречи в верхах и ее результатов они имеют лишь отдаленное отношение. Все они представляют собой в действительности сопоставление того, что они хотели бы от саммита, того, каким бы они хотели (или не хотели) видеть развитие отношений между Москвой и Брюсселем, и, по определению, гораздо более скромными его итогами. Ведь в реальной жизни чудеса случаются до обидного редко. Происходящее неизменно на порядок отстает от желаемого. Всегда и во всем. И в отношении саммитов тоже. Кризис ожиданий Если от события ждешь такого, чем оно ни при каких обстоятельствах быть не может, или чего-то заведомо несбыточного, эффект может быть лишь один. Оно порождает кризис ожиданий. Иного просто не получается. Не может получаться. Его-то, по всей видимости, мы и наблюдаем в тех оценках, которые давались саммиту в Ростове-на-Дону в мировых СМИ сразу же после его проведения. Поэтому принципиальный вопрос – что можно и что нужно ждать от встречи в верхах между лидерами Европейского Союза и любой третьей страны, в частности Российской Федерации. Первый из напрашивающихся ответов – вовсе не того же самого, что от саммитов самого ЕС. Встречи глав государств и/или правительств стран Европейского Союза проходят в формате заседаний Европейского Совета. Они проводятся по четыре раза в год. В последнее время, в связи с необходимостью подготовки решений в порядке чрезвычайной процедуры, и чаще. Они имеют статус заседаний главного внутреннего органа ЕС. По Лиссабонскому договору этот статус повышен. Европейский Совет еще глубже интегрирован во внутренний правовой порядок ЕС. Он получил статус главного института ЕС. Отсюда и его функции. Европейский Совет является ведущей и направляющей силой Союза. Он дает жизнь всем наиболее значимым инициативам ЕС. Утверждает по-настоящему важные рамочные решения ЕС в форме руководящих принципов, ориентиров и т.д. Принимает программы и планы действий, по которым в дальнейшем живут все страны ЕС и остальные его политические институты. Вносят изменения в учредительные документы. Осуществляют контроль за ходом работы над наиболее существенными, в частности социально-экономическими, досье. Согласуют все те моменты позиций по узловым пунктам международной и внутренней повестки дня, по которым не удается договориться на более низком политическом или техническом уровне. На Европейский Совет работает колоссальная армия чиновников и экспертов ЕС и все структуры исполнительной власти государств-членов. Его обслуживают не только собственный секретариат и органы межправительственного сотрудничества, включая секретариаты всех форматов Совета (министров) Европейского Союза и действующие под их эгидой сотни рабочих органов, но и Европейская Комиссия. То есть на него работают – интеллектуально, организационно, в плане согласования инициатив и подготовки решений – все структуры огромного наднационального механизма. Это совершенно другой коленкор. От саммитов ЕС с третьими странами, в частности с Российской Федерацией, ничего подобного ожидать нельзя. Это было бы смешно. Хотя тщательно просканировать подготовку к встречам глав государств и/или правительств стран ЕС и позаимствовать что-то из используемых процедур применительно к саммитам Россия-ЕС было бы полезно. А именно такую ошибку, похоже, представители экспертного сообщества ЕС и делают. Причем с обескураживающей настойчивостью. Саммиты Россия-ЕС, если на них действительно кто-то возлагает такие надежды, в отличие от заседаний Европейского Совета, по определению не могут служить согласованию того, о чем не удалось договориться на более низких этажах взаимодействия. В отличие от заседаний Европейского Совета они не могут служить инструментом разрешения противоречий между сторонами или, иначе, арбитром в непростых отношениях между Россией и ЕС, государственными и надгосударственными органами и различными переговорными командами. У них иная природа. Иное назначение. Более того, на них лежит целый ряд очень жестких ограничений. Так, было бы абсурдным исходить из того, что Президент России вдруг возьмет, да и отойдет от той линии, которой придерживается во внутренней и внешней политике или дезавуирует своих же собственных переговорщиков из российских министерств и ведомств, которым не удалось договориться с партнерами из ЕС. Ведь он же сам дает им указания и утверждает их полномочия. Но у российского Президента есть хоть какая-то свобода маневра. Он реально возглавляет страну. Он обладает широкими дискреционными полномочиями. У представителей Европейского Союза таких полномочий нет. И в обозримом будущем они не появятся. Будь то по Лиссабонскому договору или каким-то иным договоренностям, которые в перспективе «двадцать семь» государств-членов или больше достигнут в его развитие. Лидеры ЕС, участвующие в переговорах, обязаны отражать общие позиции «двадцати семи». Никаким правом хоть на йоту отойти от них они не располагают. Даже и помыслить о каком-то самоуправстве, о том, чтобы выйти из прокрустова ложа, заданного их истинными мэтрами – государствами-членами, они не смеют. А если такое по ошибке и случится, моментально будут дезавуированы, и вынуждены будут оправдываться и приносить извинения. Но не Москве и Брюсселю, а столицам всех «двадцати семи». Вот такая специфика. Хотим мы этого или нет. Понимаем это, или абстрагируемся от политической реальности. Да, им не позавидуешь. Но и российскому руководству тоже. Как это ни противно, ему с такими правилами игры приходится мириться. Под них приходится подстраиваться. Конечно, насколько проще было бы договариваться с главами государств и/или правительств стран ЕС по отдельности.  Проработали что-то, встретились, обсудили, договорились – все, можно действовать. С ЕС все иначе. Окончательное решение – за столицами. Их слишком много. Где что не срабатывает, почему буксует – пойди, разберись. Но они уступили критически существенную часть своего суверенитета в пользу Европейского Союза. ЕС – это политическая данность. Договариваться надо с ним. Однако весь фокус в том – что не на саммитах. У них иное предназначение. Совершенно иное. Абсолютно. Они подводят итог всей проделанной ранее работе. Что-то получается, что-то удалось сделать, о чем-то договорились – встречи на высшем уровне это суммируют, освящают и придают достигнутому политическое измерение. Не удалось, не получилось – увы, выше головы не прыгнешь. Остается лишь демпфировать последствия неудачи и нащупывать иные подходы, иные развязки и переговорные треки и давать поручения попробовать еще раз. Только с учетом меняющейся политической обстановки и тех соображений, которые у переговорщиков появились за истекший период. Второе предназначение саммитов – формирование новой повестки в отношениях между сторонами, выдвижение инициатив. Но не надо ни спекуляций, ни преувеличений. Инициативы лишь приоткрывают будущее. Они намечают движение вперед. Они ничего не гарантируют. Они лишь провозглашают: вот здесь, на этом направлении, что-то полезное и нужное может получиться. Давайте попробуем. Может быть, получится – тогда все будут в выигрыше. Может, и не получится. Но попробовать стоит. Действительно стоит. Мы делаем ставку на получение конкретного результата и разворачиваем наше сотрудничество на его достижение. Дальнейшее зависит от всех -  заинтересованных государств, наднациональных институтов, бизнеса, гражданского общества и т.д. Задача встречи на высшем уровне, поскольку это именно высший уровень, - дать импульс. Не более того. Все. Ничего другого не требуется. В этом смысл саммитов. Через какое-то время они проверят исполнение и наметят новые ориентиры на будущее. По возможности конкретные и реалистичные. Для таких иерархически организованных структур, как Россия и Европейский Союз, это чрезвычайно важно. Когда даны политические ориентиры. Обозначены главные задачи. Намечен вектор общего движения. Пожалуй, это главное. Но этим предназначение саммитов не исчерпывается. Они служат также для чего-то, может быть, и более эфемерного, но не менее важного. Они способствуют установлению личных отношений. Создают атмосферу доверия. Способствуют взаимопониманию. Позволяют «сверить часы». И в этом их заменить ничто не может. Никакие короткие встречи на Г-20, Г-8, Генеральной ассамблее ООН, специализированных форумах. И именно под этим углом зрения, а не абстрактных представлений о вселенском благе, должны даваться оценки каждого из саммитов Россия-ЕС. В том числе и состоявшегося в Ростове-на-Дону. Совместных дел громадье Если взглянуть на саммит под таким ракурсом, прежде всего бросаются в глаза мощь, разнообразие, всеохватывающий характер его повестки. В ее свете сюжеты, затрагивавшиеся мировыми СМИ, кажутся нелепыми, случайными, выхваченными из контекста. Да, конечно, каждый из них очень важен. Злободневен. В случае успеха, мог бы стать сенсацией. О них все только и спорят. Но оказавшись в общем контексте, они смотрятся и воспринимаются совсем по-другому. Очень хороший обзор того, о чем говорилось на саммите, был дан на пресс-конференции, состоявшейся по его итогам. С его изложением выступил Д.А.Медведев. И сделал это настолько обстоятельно, что Херману ван Ромпею и Жозе Мануэлю Баррозу по большому счету нечего было добавить. Почему никто не удосуживается прочитать стенограмму, вывешенную на президентском сайте[2], мне, честно признаться, не понятно. Или это въевшееся в нас до естества недоверие  к властям. Или стремление, которому с упоением отдается каждый специалист, выстраивать свою шкалу ценностей. Или редакционная политика, которая предопределяет отношение пишущей братии, журналистов и интервьюеров и содержание задаваемых ими вопросов. Скорее всего, все-таки последнее. Но почему все с таким пренебрежением относятся к информации из первых рук, для меня все равно остается загадкой. На встрече в верхах серьезно, без спешки затрагивались основные глобальные проблемы и наиболее острые текущие вопросы международных отношений. Не буду располагать их ни по порядку, ни по значимости. Среди них – нераспространение, наркотики, пиратство, кризисное регулирование, совместные операции, сотрудничество в рамках Г-20 и других международных форумов. По географическому охвату – Ближний Восток, межконтинентальная дуга нестабильности, государства, уже обладающие и рвущиеся к обладанию ядерным оружием и стратегическими носителями, США, ситуация в Европейском Союзе, Центральная Азия, пространство СНГ. Фактически ни одна из насущных глобальных проблем и ни один из важных актуальных вопросов международной повестки не остались без внимания. И по всем им лидеры России и ЕС «сверили часы». По каким-то поделились информацией, обменялись мнениями, сопоставили позиции. По каким-то поручили министрам иностранных дел выступить с совместным заявлением. На мой взгляд, уже один лишь прогон всех этих вопросов, изложение аргументации в пользу тех или иных решений (в частности, по иранскому досье), фиксация разночтений в подходах и сближение позиций были бы достаточны для того, чтобы сформулировать вполне однозначный вывод: саммит много дал. Реально, без преувеличений. Он был чрезвычайно полезен. И результативен. А ведь на нем еще более детально, предметно и под самыми разными ракурсами обсуждались и другие приоритетные проблемы, которым стороны договорились уделить несколько больше времени, а также шаги, которые уже сделаны или могут потребоваться для их решения. Среди них – меры по выходу из глобального финансово-экономического кризиса, глобальной рецессии и по содействию устойчивому экономическому росту. В их число попали также меры, касающиеся договорного оформления политических многосторонних и односторонних обещаний по недопущению дальнейшего изменения климата. Наконец, здесь же – форсирование работы над введением безвизового режима взаимных поездок, вступление в ВТО, отбор приоритетных областей сотрудничества, на которые должна распространяться инициатива «Партнерство для модернизации», расширение диалога по вопросам формирования обновленной системы безопасности в евро-атлантическом регионе. Разберем то, в каком ключе по ним шла работа на саммите (за исключением, может быть, последнего), несколько подробнее. Сотрудничество в борьбе с последствиями глобального финансово-экономического кризиса В ходе пресс-конференции Д.А.Медведев, по понятным причинам, остановился на нем лишь после того, как кратко охарактеризовал важнейшие вопросы двусторонней повестки, на которых концентрируются отношения между Россией и ЕС. На саммите, однако, проблематике выхода из кризиса, технологии взаимодействия на данном направлении было отведено чуть ли не центральное место. И это вполне естественно. Пускай, как указал Д.А.Медведев, дно кризиса пройдено. Но и по России он ударил очень больно. Его последствия пока еще не преодолены. И Европейский Союз он поставил в очень непростое положение. В последние месяцы ситуация в ЕС вообще развивалась по крайне неблагоприятному сценарию. Проблема суверенных долгов нарастала как снежный ком. Поэтому и Херман ван Ромпей, и Жозе Мануэл Баррозу постарались по максиму использовать приватный формат общения с Президентом России для того, чтобы изложить свои оценки положения в еврозоне и подать в наиболее выигрышном ключе все, что было сделано для спасения Греции, стабилизации евро и наведения маломальского порядка в хозяйстве региона. Сжато Председатель Европейского Совета попытался преподнести в позитиве набор мер, реализованных и планируемых ЕС, на официальной части саммита, оставив на откуп Председателю Европейской Комиссии освещение более широкого контекста международного сотрудничества. Для Греции собрано 110 млрд. евро. Создан более чем внушительный стабилизационный фонд. Предприняты конкретные меры по стимулированию реальной экономики. Они будут осуществляться и в дальнейшем. ЕС работает над дифференцированными стратегиями выхода из кризиса. Ставится задача в целом повысить конкурентоспособность еврозоны. Большие деньги будут вкладываться в модернизацию, в науку, научные исследования и разработки. Как бы это ни было сложно в условиях бюджетного дефицита и режима жесткой экономии. Ставка будет сделана на осуществление самого плотного наднационального и взаимного контроля над финансовой сферой, государственными расходами и соблюдением согласованных международных обязательств. Усилится механизм санкций и т.д. Продолжится унификация и гармонизация регулирования. Как следствие, ЕС выйдет из кризиса более сильным и окрепшим. Так уже неоднократно случалось в прошлом. «Сейчас ЕС ищет путь через дебри финансово-экономического кризиса, - признался Председатель Европейского Совета и тут же поправился, - и надеемся, что мы выйдем из этого кризиса сильнее, чем раньше. Наши ответные меры на недавний кризис публичного долга, государственного долга показал, что мы готовы принимать решительные меры общими усилиями. Мы должны приложить все усилия для финансовой консолидации, повышения уровня конкурентоспособности, укрепления экономических институтов, обеспечения роста в рамках экономической стратегии ЕС до 2020 года. Это залог сохранения наших позиций на мировой арене». Отдельно Херман ван Ромпей выразил благодарность России за фактическую поддержку, оказанную евро. В отличие от многих других стран, в том числе быстро растущих экономик, Москва не стала от них избавляться (что повлекло за собой колоссальные потери). И в целом проявила доверие к экономической политике Брюсселя. Это выразилось также и в том, что Д.А.Медведев с похвалой отозвался о предпринятых ЕС усилиях, назвав их оперативными, системными, своевременными и достаточно эффективными, и пообещал помогать европейским партнерам. Для  лидеров ЕС это явилось, похоже, приятной неожиданностью. «Мы вчера довольно долго об этом говорили с нашими партнерами», - поделился Президент России на пресс-конференции. И продолжил: «Говорили о трудностях, которые Европа испытывала, о тех быстрых, грамотных, на мой взгляд, шагах, которые сделаны нашими партнерами для преодоления последствий кризиса и решения тех сложных вопросов, которые возникли в отдельных странах Евросоюза». Но обсуждение экономических трудностей стран ЕС и еврозоны послужило всего лишь затравкой. Основное внимание лидеры России и ЕС уделили взаимодействию по проблематике преодоления последствий глобального кризиса в рамках Г-20. Они признали его вполне удовлетворительным. Были единодушны в том, что альтернативы ему нет. Подтвердили установку на то, чтобы действовать сообща. Даже назвали ее незыблемой. Дело только за тем, посчитали они, чтобы сделать Г-20 более эффективной, использовать ее потенциал в большей мере, координировать с ее помощью стратегии выхода из кризиса, и в дальнейшем, – меры превентивного характера. «У нас здесь единое представление о том, что делать дальше, - подчеркнул Д.А.Медведев. – Желательно, чтобы каждая «двадцатка» завершалась какими-то конкретными решениями, которые впоследствии неукоснительно соблюдались всеми странами. Нам нужны не декларации, а последовательная работа по реформированию международной финансовой системы. Никто не ожидает, что мы это сделаем быстро, моментально, но двигаться нужно именно вперед и исполнять ранее принятые решения». В частности, до 2011 года перераспределить в МВФ 5% голосов и т.д. Обязательства не прибегать к протекционистским мерам для защиты национальной экономики, взятые на себя Россией и ЕС в рамках Г-20, специально на саммите не рассматривались. Тем не менее, Председатель Европейской Комиссии не упустил возможности попенять российской стороне на то, что пора бы снизить пошлины на импортируемые товары до докризисного уровня. В свою очередь, Президент России предупредил коллег, что банковский налог в том виде, в каком он ими лоббируется, бесперспективен. Этот момент требует пояснений. Первоначально предлагалось вводить налог дифференцированно. Идея заключалась в том, чтобы заставить, в основном, платить крупнейшие системообразующие банки. Однако США и ЕС от нее быстро отказались в пользу того, чтобы распределить бремя создания финансовой «подушки безопасности» между всеми. Такой подход им намного выгоднее. Но остальных членов Г-20 он не устраивает. Почему, видимо, достаточно очевидно. Изменение климата Проблематика сотрудничества между Россией и ЕС в борьбе с изменением климата, как и преодоления последствий экономического кризиса, на пресс-конференции была затронута только по касательной и то после всех вопросов двусторонней повестки. Но ее значение это нисколько не умаляет. Двустороннее взаимодействие в решении этой глобальной проблемы, относящейся к разряду наиболее сложных и противоречивых, за последние два года получило существенное развитие. В какой-то степени оно приобрело даже символичный характер, свидетельствующий о зрелости партнерских отношений. Брюсселю удалось убедить Москву присоединиться к единому фронту государств, выступающих за добровольное и достаточно глубокое снижение выбросов в атмосферу углекислого газа. Хотя Москва и продолжает настаивать на том, что самоограничения могут иметь смысл только в том случае, если на них пойдут все основные мировые игроки, включая тех, на долю которых приходится наибольший объем выбросов. Этот же подход Президент России подтвердил и на саммите. В соответствии с ним, без учета позиций Соединенных Штатов, Китая, Индии, Бразилии и ЮАР универсальные договоренности невозможны. А именно на них надо выходить. Они должны охватывать всех. Без этого продлевать Киото нет смысла. Под него подпадают всего лишь 30% выбросов. Вне обязательств остаются 70%. На саммите верховные представители ЕС предприняли очередную робкую попытку убедить руководство России взять на себя односторонние обязательства пойти на более глубокие сокращения. В этих целях упоминалась даже готовность учесть фактор лесов. Под Копенгагенскую конференцию Москва обнародовала планы довести их до 15–25% от уровня 1990 года. Брюссель уговаривает ее на этом не останавливаться. Оптимальным, по его мнению, был бы ориентир в 25–50%. Москва в этом отношении проявляет завидную гибкость. С одной стороны, она указывает на то, что данные ею заверения уже являются весомым вкладом. С другой – проявляет готовность продолжать обсуждение. Вместе с тем она предупреждает Брюссель против климатического протекционизма и поползновений, угрожающих углеводородному росту. На встрече в Ростове-на-Дону было зафиксировано совпадение в оценке итогов Копенгагенской конференции и дальнейших шагов. Стороны сошлись в том, что о ней не следует говорить как о полном провале. Скорее это был скромный успех. Без нее сложно было бы идти вперед. К предстоящей Канкунской конференции вполне можно будет выйти на конкретный результат. Им станет принятие обязывающего документа. Для чего потребуется единство действий и совместная работа над мерами по снижению выбросов. Информацию о состоявшемся обсуждении Д.А.Медведев довел до сведения общественности в следующих выражениях: «Обменялись мы и соображениями по такой тематике, как изменение климата. Тема сложная, но мы и дальше готовы этим заниматься. Мы надеемся, что в конечном счете мы сможем выйти на универсальное, всеобъемлющее и, что немаловажно, обязывающее соглашение по этой проблематике». Для чего, естественно, потребуется сотрудничество с бизнесом в целях стимулирования энергосбережения. Вот и готовый мостик к другой глобальной проблеме. Ее название очевидно – энергобезопасность. В ней многосторонние и двусторонние аспекты завязаны в тугой гордиев узел. До сих пор России и ЕС ни распутать, ни разрубить его не удавалось. Сотрудничество в энергетической области Чисто внешне не стала исключением в этом отношении и нынешняя юбилейная встреча в верхах. Никаких впечатляющих решений по вопросам энергобезопасности на ней принято не было. До согласования позиций еще идти и идти. Но сказать так, ограничившись лишь такой оценкой состоявшихся переговоров, — значит ничего не сказать. Главное  — поменялся настрой. От препирательств и скрытых взаимных обвинений годичной давности не осталось и следа. Стороны акцентировали позитив и готовность искать взаимоприемлемые развязки. По всем азимутам. Ведь фон для продвижения вперед, и даже заделы, созданы очень неплохие. «Здесь есть неплохие результаты, - вполне определенно указал на пресс-конференции Д.А.Медведев. – Мы последовательно занимаемся диверсификацией маршрутов поставки нефти и газа. Успешно реализуются и крупные совместные проекты, такие как «Северный поток»[3]. Рассчитываем на то, что и «Южный поток» получит статус трансъевропейской энергетической сети. Вместе мы разрабатываем страховочные механизмы для того, чтобы защитить законные интересы всех стран, то есть стран–производителей энергии, транзитных стран и стран потребителей». Подход России к конкурирующим проектам хорошо известен. В Москве исходят из того, что предпринимаемые ее компаниями позитивные действия не направлены в ущерб им. Они просто не могут трактоваться таким образом. Время само расставит все по своим местам. Ощутимое благотворное влияние на тональность переговоров оказала нормализация российско-украинских отношений и снятие напряженности в вопросе транзита энергоносителей. Российская сторона акцентировала, что отношения с Украиной носят стратегический характер. Представители ЕС[4] всячески стремились показать, что этому только рады. Что они аплодируют любым и всяческим улучшениям. И двусторонних отношений между Москвой и Киевом. И перспектив бесперебойности поставок и стабильности транзита. И видов на модернизацию украинской газотранспортной сети. И углублению взаимодействия по линии Россия-Германия. В общем всему. Вместе с тем, лидеры России и ЕС четко идентифицировали две ключевые проблемы, препятствующие решению задач эффективного взаимовыгодного партнерства и сотрудничества в энергетической сфере. Как и раньше, ими остаются препятствия для работы на рынке ЕС российских энергетических компаний и недостаточность международной нормативной базы. Причем, похоже, в последнее время это заботит в большей степени российскую сторону. В частности, она выступает за такое понимание и применение Третьего энергетического пакета ЕС, которые бы не привели к вытеснению российских энергетических компаний с рынка ЕС, и проведение по этим вопросам предметных переговоров на высоком уровне, а равно за свободный доступ к приобретению корпоративных акций. И заверения Председателя Европейской Комиссии и других официальных лиц ЕС о том, что Третий пакет принят с соблюдением всех процедур, включая консультации с заинтересованными российскими предприятиями, создает стабильную юридическую базу, обеспечивает функционирование рынка, предусматривает равное отношение ко всем его участникам, не противоречит обязательствам по ВТО и интересам третьих стран, мало что дают. Вторая проблема состоит в необходимости согласования между Россией и ЕС обязывающих международных правил работы на евразийском рынке энергоносителей. В особенности после выхода Москвы из режима временного применения Договора к Энергетической Хартии. Организационные рамки переговорного процесса не так существенны. Важна не форма, а содержание. Можно попытаться выйти на совершенно новый международный договор, на чем Москва настаивала первоначально. Можно использовать процесс Энергетической Хартии, если это позволит подготовить ее пересмотренную версию, которая всех устроит. Такой подход ЕС только приветствуется. Ни от чего позитивного, что есть в Договоре к Энергетической Хартии, ни от чего такого, что себя хорошо зарекомендовало, отказываться, конечно же, не надо. К тому же добротная платформа для переговоров имеется. Ею служат принципы Г-8, одобренные в Санкт-Петербурге. В этом позиции Москвы и Брюсселя не так уж далеко отстоят друг от друга. Единственно, лидеры ЕС уверены, что все необходимые развязки можно было бы закрепить и в новом базовом соглашении. Оно призвано заменить собой автоматически пролонгируемое Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между Россией, ЕС и его государствами-членами 1994 года. Переговоры по нему без особого успеха ведутся уже несколько лет[5]. В него вполне можно было бы включить принципы «восьмерки» и Хартии. Гибкость подходов к нахождению взаимоприемлемого решения была особо акцентирована Президентом России на пресс-конференции. «Мы в этом контексте говорили и о необходимости формирования новой нормативной базы или улучшения действующей международной нормативной базы, посвященной энергетическому сотрудничеству», - сказал Д.А.Медведев. Причем говорили, похоже, без какого-либо надрыва. Мол, проблемы понятны. Над их решением надо работать. Но спокойно. Без истерики. Они нужны не столько для того, чтобы проложить путь к сотрудничеству в энергетической сфере – оно ведется, и достаточно успешно, по широкому кругу направлений – сколько для того, чтобы сделать его более эффективным. Чтобы оно давало большую отдачу. Чтобы шло на пользу обеим сторонам в еще большей степени. И в этих целях тематикой энергосбережения, энергоэффективности и энергобезопасности Россия и ЕС будут заниматься, в том числе, в контексте реализации одобренной ими на саммите инициативы «Партнерство для модернизации». Здесь мы подбираемся, пожалуй, к одной из центральных, если не самой главной теме встречи на высшем уровне. Новые старые форматы и направления партнерства То, что на саммите предполагалось дать старт инициативе «Партнерство для модернизации», было разрекламировано очень загодя. Видимо, поэтому у многих возникло ощущение того, что лидеры России и ЕС уже на этой встрече отрапортуют о каких-то там свершениях. Ничего подобного, конечно же, в виду не имелось. Дать старт означает, что сторонам идея понравилась. Ее параметры они тщательно продумали. На это потребовалось какое-то время. А теперь готовы приступить к практической работе. Ничего больше. Но и ничего меньше. И об этом они и объявили в Ростове-на-Дону. «Партнерство для модернизации» призвано стать новым ориентиром для сотрудничества и взаимодействия России, ЕС и государств-членов. Некоторой путеводной звездой. Стержнем, если хотите. Но никакие форматы и направления сотрудничества и взаимодействия оно не отменяет и не подменяет. Ее цель состоит только в одном – в том, чтобы придать им другое качество. То, в котором они заинтересованы. То, которое бы соответствовало их нынешним и будущим потребностям. То, в котором они нуждаются для того, чтобы реализовать преследуемые ими стратегические цели. А значит, инициатива «Партнерство для модернизации» полностью вписывается в существующий контекст отношений между Россией, ЕС и его государствами-членами. Может быть, в дальнейшем она его поменяет. Придаст элементы, характерные для союзнических связей, для реализации последовательно интеграционного проекта в масштабах Большой Европы. Будем надеяться. Но пока дело обстоит именно таким образом. И поэтому она, естественно, должна была рассматриваться в привязке к общему обзору двусторонних отношений. Здесь обращают на себя внимание несколько принципиальных моментов. Прежде всего, стороны всячески подчеркивали, что отношения между ними носят характер стратегического партнерства. И делали это при каждом удобном случае. Чего стоит в этой связи, например, заключительный пассаж из стартового выступления на пресс-конференции Хермана ван Ромпея. Вот что он сказал: «В заключение хотел бы заявить, что для ЕС Россия является настоящим стратегическим партнером. Именно с вашей страной у нас ведется наиболее интенсивный, динамичный диалог. Нам не нужно проводить перезагрузку наших отношений с Россией – скорее, нам надлежит нажимать кнопку “Полный вперед”». Заявление очень мощное. Программное. Многообещающее. Его ни в коем случае нельзя недооценивать. Тем более замалчивать, как это сделали очень многие комментаторы из стран ЕС. Все его значение предстанет в истинном свете, как только мы вспомним буквально два момента. Первое. Председатель Европейского Совета на официальных переговорах, тем более такого уровня, ничего не говорит в личном качестве. Не может и не должен говорить. Он выступает от лица всех «двадцати семи». Он символизирует и олицетворяет их. Второе. Менее двух лет тому назад Европейский Совет, который Херман ван Ромпей теперь возглавляет, всерьез обсуждал введение санкций против России. После скоротечной войны в Закавказье выражение «стратегическое партнерство» напрочь ушло из лексикона институтов ЕС и многих из его государств-членов. И надолго. Его возвращение – не только победа здравого смысла. Это и перелом. И обещание на будущее. Не остался в долгу и Президент Российской Федерации. С одной стороны, он акцентировал, насколько важное место отношения с ЕС и его государствами-членами в целом занимают во внешней политике России. С другой – подчеркнул преемственность политического курса, в соответствии с которым ЕС неизменно рассматривается Москвой в качестве «долгосрочного»(!) стратегического партнера. В частности он заявил: «Отношения с Евросоюзом – важнейшая составляющая нашей внешней политики. Основной темой сегодняшних разговоров стало укрепление долгосрочного стратегического партнерства в рамках реализации определенных еще в 2005 году четырех общих пространств: экономического пространства, пространства внутренней безопасности и правосудия, внешней безопасности и пространства науки и образования». Другой момент заключается в том, что новая повестка в отношениях между Россией и ЕС, выдвигаемая «Партнерством для модернизации» на передний план, не перечеркивает сложившуюся, существующую. Отнюдь. Она ее дополняет и актуализирует. Но прежняя повестка никуда не уходит. Она сохраняет для сторон свою прежнюю значимость. Вне зависимости от того, приятно им обсуждать входящие в нее вопросы, в том числе, весьма острые, нерешенные, чреватые углублением споров и противоречий, или неприятно. Вне зависимости от того, несут они позитивный или негативный заряд. Ограничиваются ли сугубо европейским контекстом или могут иметь общемировой резонанс. В их числе оказываются, в первую очередь, вступление России в ВТО, либерализация режимов торговли и предоставления услуг, тематика правового государства и прав человека, заключение нового базового соглашения Россия-ЕС, введение безвизового режима поездок, активизация взаимодействия по самым разнообразным международным досье и некоторые другие. По ВТО Россия подтвердила, что будет добиваться скорейшего членства в ВТО. Естественно, только на разумных и приемлемых для нее условиях. Поскольку обусловливать прием заведомо дискриминационными условиями не получится. Все остальные крупнейшие экономики заинтересованы в членстве России не в меньшей степени, чем она сама. Ее участие в стремительно создаваемом Таможенном союзе с участием Казахстана и Белоруссии вступлению ничуть не препятствует. Россия будет синхронизировать вступление с другими участниками Таможенного союза. Но обязательного в этом ничего нет. Она может вступить и отдельно. «У нас ничего не поменялось применительно к ВТО, несмотря на наше стремление создать полноценный Таможенный союз и Единое экономическое пространство с Казахстаном и Беларусью. Не поменялось, потому что мы в принципе сторонники вступления в ВТО, мы считаем, что без этого наше государство не может нормально развиваться в мировом экономическом пространстве», - отметил на пресс-конференции Президент России. Выступая далее, он пояснил: «Не поменялось, потому что… если степень нашего продвижения по переговорам будет разная (а сегодня это так) – будем вступать по отдельности». И продолжил весьма напористо: только «членство России в ВТО – это не «морковка», которую нам все время предлагают в качестве приза за хорошее поведение, а это просто необходимость – для того, чтобы Россия была полноценным интегральным участником международных экономических процессов». Со своей стороны, лидеры ЕС заверили Д.А.Медведева в том, что они за вступление России в ВТО до конца 2010 года, если таковы ее планы. Брюссель поможет в преодолении технических препятствий. Единственно, Москве надо будет прояснить для всех, каким образом строится Таможенный союз, как он будет функционировать, что нужно знать европейскому бизнесу для того, чтобы своевременно приспособиться к новым условиям и требованиям экономической деятельности и правовому регулированию. Ведь уже с 1 июля ликвидируются внутренние границы и вводятся единые тарифы. Но, в принципе, членство России, конечно же, в интересах всех. Как выразился, в частности, Ж. М. Баррозу, «мы поддерживаем вступление России в ВТО, потому что очень важно, чтобы страна, которая является одной из основных экономик в мире, была членом ВТО». Президент России не мог не солидаризироваться с таким подходом. По либерализации режима торговли Чуть ли не с середины 2000-х годов в отношениях между Россией и ЕС остался ряд нерешенных вопросов, касающихся доступа на российский рынок товаров и услуг, экспортируемых странами ЕС, финансовых обременений на определенные виды деятельности, пользования внутренними транспортными сетями, одностороннего повышения экспортных пошлин. Примером может служить повышение экспортных пошлин на вывоз леса-кругляка. Для отдельных обрабатывающих производств в некоторых странах ЕС предпринятые Россией ограничительные меры оказались настоящим ударом. В условиях финансово-экономического кризиса число претензий к регулирующим органам со стороны экономических операторов ЕС еще больше выросло. Отсюда обращение и Хермана ван Ромпея, и Жозе Мануэля Баррозу к Президенту России пересмотреть защитные меры, принятые в условиях кризиса, вернуться к докризисному уровню пошлин, отказаться от дискриминационных тарифов, введенных на российских железных дорогах, и т.д. У Российской Федерации и российского бизнеса за последние годы тоже накопилось немало претензий к регуляторам из ЕС и государств-членов. Третий энергетический пакет уже упоминался. Сюда же надо добавить возможный ущерб российскому импорту в ЕС в результате не совсем понятного применения пакета технических регламентов в отношении продукции химической промышленности, кампанию, развернутую в прессе, против использования изделий из никеля, многочисленные антидемпинговые процедуры против российских производителей, а также энергетическая корректировка в рамках антидемпинговых расследований. Конечно, их можно обсуждать и, по возможности, решать применительно к каждой отдельной ситуации. Но это не лучший вариант. Необходимы институциональные решения. Какими они должны быть, указал в ответах на вопросы журналистов Д.А.Медведев. И вполне определенно. В частности, он сказал: «…Россия нуждается в ВТО, но и ВТО нуждается в России, потому что те проблемы, с которыми сталкиваются, в том числе, и наши партнеры в Европы, и некоторые шероховатости, которые мы обсуждаем, иногда претензии, которые адресуются России, в том числе, по протекционизму, - они в значительной мере связаны с тем, что у нас разный режим. Если бы Россия была внутри ВТО, хотели бы мы или не хотели чего-то делать, мы должны были бы следовать этим правилам. А сейчас ситуация другая». По тематике правового государства, прав человека, гражданского общества Она традиционна для саммитов Россия-ЕС. Обязательно затрагивается в той или иной форме. Но сугубо поверхностно. Обычно носит дежурный характер. Используется лидерами ЕС в основном для внутреннего потребления. Они считают для себя обязательным отметиться по ней. Вне зависимости от того, будет это иметь какой-либо эффект или нет. Ведь ни о каком серьезном обсуждении, с учетом охвата и насыщенности встречи в верхах другими вопросами, не может быть и речи. Похоже, в Ростове-на-Дону подход к проблематике правового государства претерпел некоторые изменения. Насколько глубокие и существенные, трудно судить. Она затрагивалась несколько раз и под разными ракурсами. Некоторые ее аспекты Д.А.Медведев акцентировал сам, сыграв на опережение. Он высказался за углубление отношений между Россией и ЕС по всем азимутам, за активный диалог с гражданским обществом по самым животрепещущим вопросам и, в целом, за модернизацию, которой Европейский Союз мог бы всемерно способствовать. В этом плане Херман ван Ромпей сделал все, чтобы от него не отставать. Он в достаточно пафосных выражениях отозвался о целях проводимой им внутренней политики: «Президент Медведев задался амбициозной целью – провести модернизацию Росси в XXI веке, основываясь на демократических ценностях, стремясь построить современную диверсифицированную, динамичную экономику при активном участии гражданского общества. Это важное достижение для России». Она весомо присутствовала в полемике о приоритетных направлениях, которым должно отдаваться предпочтение при реализации инициативы «Партнерство для модернизации». Руководство ЕС постаралось подать инициативу как самым тесным образом связанную с этой проблематикой. Руководство России на первый план поставило экономические, производственные, технологические аспекты. Наконец, она прозвучала и в общем контексте обсуждения отношений между Россией и ЕС, как одного из их слагаемых. Причем самодостаточного. Херман ван Ромпей отвел рассуждениям о ней целый блок своего сравнительно компактного выступления на пресс-конференции. Причем бросилось в глаза, что, высказываясь по правозащитной ситуации в России, он постарался придать своим оценкам сбалансированный характер. Такого раньше, вроде бы, не отмечалось. Это важный нюанс. Его значение не стоит преуменьшать. Председатель Европейского Совета отметил прогресс, наметившийся в правозащитной ситуации в России. Одновременно он указал на имеющиеся у ЕС озабоченности. Любопытно, что на слух его высказывания в силу присущего его речи рокочущего акцента звучали несколько кондово и вызывающе. При чтении распечатки такого эффекта не возникает. Они воспринимаются как вполне нейтральные и умеренные. Правда, потом, разъясняя прессе слова своего шефа, чиновники ЕС попытались сгустить краски, но это уже другая история. В том, что касается самого Хермана ван Ромпея, он сказал следующее: «я признателен и хочу высоко отметить недавние события в России: ратификацию четырнадцатого протокола Европейской конвенции по правам человека, распространение практики присяжных на всю Россию, а также подтверждение моратория на смертную казнь. Однако положение правозащитников и журналистов в России по-прежнему вызывает большую озабоченность европейской общественности. Также возникает озабоченность атмосферой безнаказанности, которая царит в Чечне и некоторых областях Северного Кавказа». Когда же журналисты попробовали его «раскрутить», оборвал их. Мол, все, что я хотел, я сказал и сказал так, как хотел. «По правам человека я вряд ли что-то могу добавить, кроме того, что я сказал в своем вступительном слове, - пояснил он в ответ на вопрос о подробностях. – Мы отмечаем как позитивное развитие, так и некоторые негативные моменты, и не буду повторять то, что было сказано». По новому базовому соглашению Обсуждение прошло вторым планом. О продолжающихся переговорах обе стороны предпочли особо не распространяться. Было отмечено только, что ряд важных статей проекта договора почти согласованы. Российская сторона подтвердила предпочтение, отдаваемое ею заключению короткого обязывающего документа, который прирастал бы затем секторальными соглашениями. Со стороны ЕС было акцентировано, что по торговле и инвестициям прогресс недостаточен. Нужен баланс. Не надо останавливаться на полпути. Дальше этого дискуссия не пошла. Несмотря на то, что все пункты повестки дня в той или иной степени должны быть завязаны на него и найти в нем отражение. Вот это, а не какие-то другие сюжеты и комментарии, посвященные саммиту, должно  настораживать. Отсутствие более весомого прогресса на переговорах о новом базовом соглашении и нежелание лидеров России и ЕС заострять на этом внимание свидетельствуют о неблагополучии в двусторонних отношениях. Это указывает на недооценку роли права в решении как текущих проблем, так и стратегических задач сближения и конвергенции. Остается надеяться на то, что инициатива «Партнерство для модернизации» даст новый импульс и работе над новым базовым соглашением. По введению безвизового режима В СМИ визовая проблема подается как наиболее болезненная и тупиковая, ставшая камнем преткновения в отношениях между Россией, ЕС и его государствами-членами. Знакомство с материалами саммита такой оценки не подтверждает, хотя и указывает на то, что накал страстей вокруг нее на порядок более высокий, нежели по какой-либо еще. Судя по высказываниям официальных лиц и представителей экспертного сообщества, следящих за тем, как развиваются переговоры, особое раздражение российской стороны вызывают несколько моментов. Вопрос об отмене визового режима Москва поставила перед Брюсселем еще в 2003 году как наиболее перспективный вариант предотвращения многочисленных отрицательных последствий, порождаемых расширением ЕС для Калининградской области и превращением ее в эксклав России в ЕС. Согласно предложениям, подготовленным российской стороной, предполагалось поэтапное введение безвизового режима к 2007 году. Сначала для отдельных категорий граждан, все более многочисленных. Потом для всего населения. Заканчивается уже 2010 год. А воз и ныне там. Никаких результатов. Ни малейшего продвижения вперед. И никаких перспектив. По большому счету, вопрос о том, переходить к безвизовому режиму поездок или не переходить, – чисто политический. Ничего кроме политической воли для своего решения он не требует. Выдвижение Брюсселем каких-то предварительных условий, изобретение дорожных карт или навязывание согласованных шагов имеют лишь одну цель – заболтать проблему, отодвинуть ее решение черт-те на когда, заставить российскую сторону пойти на ничем не обоснованные уступки. На самом деле, для установления безвизового режима ничего особенного не требуется. Он может быть введен хоть завтра. В России ситуация намного более стабильная, определенная и предсказуемая, чем, скажем, в Боснии и Герцеговине, управляемой частично извне, или каких-то еще балканских странах или государствах Азии, Африки и Латинской Америки. Тем не менее, последние безболезненно включаются в список стран, жители которых могут путешествовать, не запрашивая визы, а в отношении России ЕС продолжает придерживаться дискриминационных мер. На словах политическая элита ЕС и государств-членов ратует за самое тесное сотрудничество с Россией, на деле же воздвигло вокруг нее Шенгенскую стену. В преддверии расширения Брюссель заставил государства-кандидаты, как, например, Кипр, резко ужесточить визовый режим в отношении граждан России, вместо того, чтобы пойти по пути его либерализации. Ужесточение было совершенно неоправданным. Отменой визовых ограничений ЕС мог бы восстановить историческую справедливость. Он этого делать, однако, просто не хочет. Предлоги, под которыми Брюссель настаивает на сохранении нынешнего положения, не выдерживают критики. Аргументы о прозрачности южных границ России, ненадежности имеющих хождение удостоверений личности, криминальном рынке их приобретения, угрозе, которую представляют наплыв экономических мигрантов из России  и российские преступные группировки и т.д., абсолютно необоснованны. Безвизовый режим отнюдь не отменяет паспортного контроля. Стороны, точно также как и раньше, будут совершенно спокойно контролировать, кого пускать, а кого не пускать на территорию друг друга. Россия и ЕС заключили договор о реадмиссии. Он действует. С его применением проблем не возникает. Наличие такого договора полностью перечеркивает любые спекуляции по поводу угрозы незаконной миграции. Что касается международной организованной преступности, такая мелочь, как визовые ограничения, для нее помехой служить не могут. А вот по простым людям, по добропорядочным гражданам они бьют. И довольно больно. Они создают многочисленные препятствия для свободного передвижения людей, обменов, бизнеса, туризма. Довольно странно выглядят и попытки представителей ЕС и его государств-членов представить дело таким образом, будто бы безвизовый режим нужен только России. Это передергивание. Это прямой обман общественного мнения. Во-первых, все делается на условиях взаимности. Во-вторых, поток туристов из России в страны ЕС намного полноводней, нежели из стран ЕС в Россию. Так что в материальном плане, в плане заработка и усиления конкурентоспособности своего туристического бизнеса страны ЕС выиграют в результате введения безвизового режима намного больше. В условиях, когда они терпят колоссальные убытки из-за тяжелейшего финансово-экономического кризиса, это особенно весомо. В-третьих, облегчение взаимных поездок нужно не правителям, а, в первую очередь, простым людям. Забота проявляется именно о них, а не о ком-то там еще. В-четвертых, решение столь давно назревшей и даже перезревшей проблемы существенно поможет деловому общению, в чем, естественно, заинтересованы обе стороны. В-пятых, оно поможет созданию в целом более благоприятного климата для расширения сотрудничества между  Россией и ЕС. Такое сотрудничество не может не быть обоюдовыгодным. Кроме того, представители ЕС регулярно вводят российских переговорщиков в заблуждение. Они ведут бесконечные обсуждения. Уточняют позиции. Выдвигают претензии. Настаивают на не относящихся к делу изменениях в российском законодательстве и административной практике. А на самом деле никакими полномочиями не обладают. Как мы видим, оснований для раздражения, вроде бы, более чем достаточно. Вне зависимости от того, насколько они обоснованы. А ведь это отнюдь не исчерпывающий список. Тем не менее, Президент России построил обсуждение проблемы перехода на безвизовый режим со своими коллегами из ЕС исключительно в позитивных тонах. Мол, Москва готова к его введению хоть с завтрашнего дня, и если страны ЕС к этому не готовы, то это внутренняя проблема Союза. Российская сторона могла бы оказать ему содействие в ее решении, поработав с отдельными его членами. Чтобы уйти от бессмысленного словопрения и сделать переговоры более предметными, она подготовила и передала ЕС проект договора о безвизовом режиме поездок. Он вносится для того, чтобы работа пошла быстрее, чтобы сориентировать ее на конкретный результат. В нем заинтересованы все. Исключительно в позитивных тонах построил Д.А.Медведев и разъяснение российской позиции на пресс-конференции. Он выделил в нем как бы две части. Первую посвятил тому, что конкретно делается в Российской Федерации вообще для облегчения визового режима. Вторую – работе с Брюсселем на результат. В рамках первой он указал: «Мы совершенствуем законодательство. Не так давно для того, чтобы приезжающие к нам иностранные граждане, в том числе и из Евросоюза, могли проще получать соответствующие разрешения на работу в нашей стране, я подписал закон об изменениях в законодательство о статусе иностранных граждан. Эта работа будет продолжена». И далее перешел к главному: «Но, конечно, нам нужно двигаться к основной цели, а именно – к отмене визового режима. Сейчас главное – не политизировать этот вопрос и не заниматься прожектерством. Мы должны смотреть правде в глаза, смотреть на состояние готовности всего Евросоюза к этой проблеме. Хотел бы сказать только одно. Наша страна к этой теме, к решению этой задачи готова. За нами, что называется, дело не станет. Нам конечно, проще: мы – одна страна. Евросоюз – это 27 стран. Но для того, чтобы работа шла более активно, мы передали нашим партнерам наш проект соглашения об отмене визовых требований для граждан России и Евросоюза». Особо Президент России остановился на том, что он ждет от ЕС, и чем объясняется проявляемая им настойчивость: «Надеюсь, что наши европейские партнеры его изучат, и мы будем двигаться дальше. В любом случае, этот шаг цементировал бы стратегическое партнерство между Россией и Евросоюзом. Но самое главное (дело даже не в партнерстве) – он просто облегчил бы жизнь миллионам людей, живущих и на территории Евросоюза, и на территории Российской Федерации». В этом же ключе он ответил и на дополнительные, уточняющие вопросы журналистов. Реакция лидеров ЕС лишь подтвердила то, о чем говорил Д.А.Медведев. Что позиции внутри ЕС разные. Что желателен прогресс в работе с отдельными, хорошо известными странами. Многие из них высказываются, скорее, за нечто вроде дорожной карты перехода к безвизовому режиму в некоторой перспективе или хотя бы за совместные шаги. В этом плане можно было бы пойти, в частности, на дальнейшее упрощение визового режима. Хорошо было бы, если бы Россия создала более комфортные условия для получения разрешений на работу и т.д. То есть фактически продолжили настаивать на всякого рода увязках и паллиативах. Что не надо давать общественности обманчивые надежды относительно того, будто бы проблему удастся решить в короткие сроки. Но и в ней, при желании, можно было отыскать элементы позитива. Ведь ЕС провел согласование позиций государств-членов. Соответственно не за горами утверждение ими официального мандата Европейской Комиссии на ведение переговоров. В таком случае «оперативный», а не зондирующий этап их проведения начнется уже в ближайшем будущем. Поживем – увидим. По сотрудничеству во внешнеполитической сфере Ему на саммите было уделено очень большое внимание. Если попытаться вычислить удельный вес международных вопросов, вынесенных на встречу в верхах, в общей ее повестке, то выяснится, скорее всего, что на их обсуждение ушел львиный кусок времени. С учетом огромного объема международных проблем, это вполне естественно. А также с учетом вклада, который Россия и ЕС вносят и могут вносить в их урегулирование, и все более обширного опыта взаимодействия. В этом контексте, конечно же, стоит упомянуть о совместных усилиях России и ЕС по кризисному регулированию, взаимодействию в борьбе с пиратством и т.д. Как заявили  обе стороны, новые горизонты сотрудничества в сфере внешней безопасности открывает подписание соглашения о защите секретной информации, приуроченное к проведению встречи на высшем уровне. По итогам саммитов об этой части переговоров говорится традиционно мало. Тем не менее, на пресс-конференции Д.А.Медведев, особенно не вдаваясь в детали, дал более чем внушительный перечень затрагивавшихся тем: Ближний Восток, блокада сектора Газа, иранская ядерная проблема, положение в Афганистане, Пакистане, кипрское урегулирования, ситуация в ряде регионов Европы. О степени проработки каждой из тем на встрече и глубине обсуждения свидетельствует маленькая зарисовка, данная Херманом ван Ромпеем только одной из них – иранской. «По Ирану ЕС и Россия, - отметил Председатель Европейского Совета, - полностью согласны. Ядерная программа Ирана остается источником озабоченности. Цель ограничительных мер – вернуть Иран за стол переговоров. Мы очень рады, что Российская Федерация сыграла конструктивную роль в выработке проекта резолюции Совбеза ООН по Ирану». Можно себе представить, сколько всего стоит за этими скупыми словами. Дополнительные перспективы взаимодействия открывает перед Москвой и Брюсселем начало переговоров о заключении соглашения по сотрудничеству в деле кризисного регулирования, о котором было объявлено в Ростове-на-Дону. Показанная выше обширность и чуть ли не безграничность тем и направлений совместной работы очень хорошо объясняет, как будет вписываться в них «Партнерство для модернизации». И это, видимо, еще один необходимый штрих, который помогает понять общий контекст обсуждения на встрече в верхах самых различных аспектов двустороннего сотрудничества. Общая характеристика «Партнерства для модернизации» Как мы видим, интенсивность обменов и взаимодействия между Россией, ЕС и его государствами-членами очень высокая. Вполне естественно в этой связи, что старт реализации инициативы «Партнерство для модернизации» позиционируется Россией и ЕС как дополнение уже ведущегося сотрудничества, его развитие, придание ему нового качества, как укрепление уже имеющихся связей. Любой иной подход противоречил бы логике отношений между Москвой и Брюсселем, был бы контрпродуктивным. Отсюда и выбор инструментария реализации инициативы. Его должны дать отраслевые диалоги, созданные за годы следования по дорожным картам построения общих пространств – в области экономики, внутренней и внешней безопасности, науки и образования. Их насчитывается уже несколько десятков. В их рамках созданы еще более многочисленные рабочие группы. Отлажены методы их функционирования. Установлены контакты. Созданы неплохие заделы. Таким образом, все предпосылки для эффективного решения новых задач, которые намечает «Партнерство для модернизации», имеются. По крайней мере, в том, что касается организации будущей работы. Нужно только ответить на вопрос о том, в чем они заключаются, как они сформулированы. Это не так просто. Россия, ЕС и его государства-члены находятся в начале пути. Разночтений в понимании инициативы пока еще предостаточно. Они будут преодолеваться по мере продвижения вперед. Поэтому задачи, целевое предназначение и отличительные особенности инициативы описываются сторонами все еще в сравнительно общих выражениях. Понятно только, что им нужен конкретный результат и в кратчайшие сроки. Результат, помогающий в решении сложнейших и наиболее злободневных задач, с которыми сталкиваются партнеры. Результат, дающий прибавку конкурентоспособности национальных экономик. И как можно более весомую. Результат, благотворное влияние которого могли бы ощутить миллионы людей в России и ЕС. Дорожные карты для этого не подходят. Они безразмерны. Двигаться по ним можно до бесконечности. Поэтому в дорожных картах и за их пределами выделяются наиболее важные, наиболее перспективные на настоящее время направления. Именно им предлагается уделять приоритетное внимание. Они перечислены в Совместном заявлении саммита Россия-ЕС по «Партнерству для модернизации»[6]. К приоритетным областям оно относит: - расширение возможностей для инвестирования в ключевые отрасли, стимулирующие рост и инновации, укрепление и углубление двусторонней торговли и экономического взаимодействия, а также создание благоприятных условий для малых и средних предприятий; - содействие выравниванию технических регламентов и стандартов, а также повышению уровня защиты прав интеллектуальной собственности; - транспорт; - содействие развитию устойчивой низкоуглеродной экономики и энергоэффективности, а также поддержка международных переговоров по противодействию изменению климата; - укрепление сотрудничества в сферах инноваций, исследований и развития, а также космоса; - обеспечение сбалансированного развития путем принятия мер в ответ на региональные и социальные последствия экономической реструктуризации; - обеспечение эффективного функционирования судебной системы и усиление борьбы против коррупции; - содействие развитию связей между людьми и укрепление диалога с гражданским обществом для поощрения участия людей и бизнеса». Вместе с тем, в Совместном заявлении указывается, что «данный перечень направлений сотрудничества не является исчерпывающим. По мере необходимости могут добавляться другие сферы сотрудничества. Россия и ЕС будут поощрять реализацию конкретных проектов в рамках «Партнерства для модернизации»». Более конкретные направления реализации инициативы упоминались в ходе обмена мнениями на саммите и ответах на вопросы, заданные журналистами на пресс-конференции по его итогам. С российской стороны это корреляция между системами космического позиционирования ГЛОНАСС и Галилео; энергосбережение, энергоэффективность, зеленая экономика; техническое регулирование. В дополнение к ним, говоря о пяти конкретных направлениях действий, Жозе Мануэль Баррозу выделил также примат права и борьбу с коррупцией, а равно диалог с гражданским обществом. Поэтому говорить о том, что Россия и ЕС разделяют единое видение того, чем нужно было бы заниматься в порядке осуществления инициативы в первую очередь, было бы преувеличением. Может быть, оно появится в ходе согласования Плана работы по ее реализации. Совместное заявление заканчивается пассажем о том, что лидеры России и ЕС поручили координаторам обеих сторон подготовить его. Однако из чего будет исходить российская делегация, предельно ясно. Президент России сказал об этом на пресс-конференции вполне определенно. Свое концентрированное видение «Партнерства для модернизации» он изложил в следующих выражениях: «Цель этой работы – расширить кооперацию России и Евросоюза в таких прорывных областях, как высокие технологии, инновации, но не только (это и контакты по целому ряду других направлений), ну и конечно, объединить усилия в проведении новейших исследований, в организации совместных высокотехнологичных производств, по вопросам энергоэффективности, зеленого роста, по вопросам, связанным с техническим регулированием. По всем этим вопросам, я надеюсь, мы сможем двигаться вперед в результате тех решений, тех дискуссий, которые у нас на эту тему были». На это действительно очень хочется надеяться. Ведь «Партнерство для модернизации» выгодно обеим сторонам. Это сначала инициатива была разрекламирована как направленная якобы на оказание помощи и содействия только Российской Федерации. На самом деле в модернизации нуждаются обе стороны. И Европейский Союз, и его государства-члены ничуть не в меньшей степени, чем Россия. К тому же представить себе, как углубление сотрудничества, объединение усилий в проведении научных исследований и конструкторских разработок, их внедрение, создание новых производств и т.д. могли бы приносить пользу только одной стороне, просто невозможно. Саммит показал это со всей очевидностью. К такому выводу пришел и Д.А.Медведев. Подводя итог состоявшимся обсуждениям, он особо отметил: «Меня порадовало и то, что вчера было сказано президентом ван Ромпеем в отношении того, что Евросоюзу тоже нужна модернизация – правда, по другим вопросам. Мы все должны этим заниматься. Это «Партнерство для модернизации» полезно всем участникам». Все теперь будет зависеть, по всей видимости, от общего политического климата, который будет складываться в отношениях между Россией и ЕС, от уровня взаимопонимания между основными игроками. А по поводу того, что он стал кирпичиком в фундамент более зрелого стратегического партнерства между ними, двух мнений быть не может. Новый формат саммита На этом прямо настаивали все – и Д.А.Медведев, и Херман ван Ромпей, и Жозе Мануэль Баррозу. Обвинять их в неискренности нет никаких оснований. Открывая пресс-конференцию, Президент России выставил саммиту предельно высокую оценку. Вот как она прозвучала: «Я хотел бы, прежде всего, поблагодарить руководителей Евросоюза за результативную работу в рамках 25-го юбилейного саммита Россия-ЕС. Состоявшаяся встреча… была конкретной, предметной, насыщенной и проходила в товарищеской обстановке. И конечно, атмосфера доверительности, которая сопровождала эту встречу, помогла нам в решении целого ряда вопросов». Завершая свое вступительное заявление, он еще раз подчеркнул: «… хотел бы сказать, что саммит прошел, на мой взгляд, в весьма доброжелательном ключе, в деловом ключе». И далее добавил: «Мы уже умеем вместе работать, у нас хорошие деловые отношения. Надеюсь, что практические результаты этой работы послужат укреплению стратегического партнерства между Россией и Евросоюзом». Высказывания Председателя Европейского Совета вполне созвучны приведенным оценкам. «У нас состоялся прекрасный саммит. Мы провели плодотворное обсуждение в дружеском духе», - говорится в его кратком заявлении для прессы. Причем далее высказанное им мнение подробнейшим образом аргументируется. Ему вторил Председатель Европейской Комиссии. Характеризуя атмосферу встречи на высшем уровне и ее результаты, он сказал: «Стратегическое партнерство между Россией и Европейским Союзом доказало свою ценность. В этом быстро меняющемся мире люди, экономики все более зависимы друг от друга. Наша безопасность и процветание важны для нас, поэтому действительно важно, чтобы отношения между Россией и Европейским Союзом были куда более глубокими, и этот 25-й саммит между Россией и Европейским Союзом на самом деле оказался крайне продуктивным». В начале статьи говорилось о значимости встреч в верхах для развития партнерства и сотрудничества между Россией, ЕС и его государствами-членами. То, что состоявшийся саммит способствовал установлению хороших деловых отношений между руководством России и ЕС особенно перспективно под углом зрения тех институциональных изменений, которые произошли в ЕС в связи с имплементацией Лиссабонского договора. Функции, которые раньше по шесть месяцев, каждый в свой черед, отправляли главы государств или правительств стран, на которые по ротации возлагалось председательство в ЕС, перешли теперь к постоянному Председателю Европейского Совета. У российского руководства, наряду с Председателем Европейской Комиссии, появился постоянный партнер. Причем партнер, который будет набирать опыт, авторитет, влияние. Это открывает новые перспективы для более тесного, дружеского, плодотворного сотрудничества с ЕС, которыми было бы важно воспользоваться. Как показал саммит, необходимые предпосылки и предрасположенность к этому имеются. С учетом указанной перспективы, а также всех проанализированных выше его нюансов и результатов, и нужно, по всей видимости, давать ему оценку. Относительно того какую, у вас, уважаемый читатель, надеюсь, теперь сформировалась своя собственная точка зрения. © Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России [1] Приводятся по обзорному материалу «Независимой газеты» от 3 июня 2010 г. «Саммит с европейскими почтальонами». [2] http://news.kremlin.ru/transcripts/7932/print (02.06.2010). - С. 1 – 10.  [3] Будет поступать в ЕС дополнительно 55 млрд. кубометров природного газа ежегодно. [4] Главным образом Председатель Европейской Комиссии [5] Может быть, поэтому на саммите они не были вынесены в отдельный пункт повестки дня, и почти не упоминались. [6] http://news.kremlin.ru/ref_notes/572/print (02.06.2010). - С. 1.

Юбилейная встреча лидеров Россия–ЕС сенсаций не преподнесла Рапортовать об успехах на прошедшем в Ростове-на-Дону 25-м по счету саммите в полной мере могут руководители и России, и Евросоюза. Взаимные обязательства – содействовать экономической «модернизации» и продолжить доперестройку демократических основ государства и общества – выглядят приемлемым разменом фигур, если встать в позу скептика, и гармоничным двуединством, если быть оптимистом. Отдельно нужно занести в копилку все доброжелательные жесты, необходимые на этапе первичного знакомства, ведь председатель Европейского Совета Херман ван Ромпей и глава европейской дипломатии Кэтрин Эштон впервые в этом новом для себя качестве посетили Россию. Сочинитель японских трехстиший ван Ромпей поблагодарил президента Дмитрия Медведева за приглашение в Ростов, «где родились не только Пушкин и Солженицын, но и другие известные люди». Правда, Пушкин родился в Москве, а Солженицын в Кисловодске, но это уточнение не в счет. «Доброе утро, президент и друг мой, Дмитрий Анатольевич!» – поздоровался на хрипловатом русском языке глава Еврокомиссии Жозе Мануэл Баррозу. Президент РФ Дмитрий Медведев поддержал почин по-английски: «Great!» Схожие возгласы должны были сопровождать вечернюю трапезу в ресторане «Петровский причал» на левом берегу Дона, где дорогих гостей потчевали местными деликатесами: им предложили студень из раков, салат из донской зелени с сыром и уху из щуки, трески и кефали. Нечего удивляться, что по итогам этого радушного саммита ван Ромпей провозгласил: «Нам не нужно производить перезагрузку в наших отношениях. Скорее нам надлежит нажимать кнопку "полный вперед"». Постмодернизм отбросил приставку Под грозовые сводки финансово-экономических неурядиц в Европе согласие сторон самым серьезным образом заняться «Партнерством для модернизации» (идея родилась еще на прошлом саммите в Стокгольме) дорогого стоит. Тем более что сейчас от великодушной абстракции перешли к понятной конкретике: наполнять содержанием это направление взаимодействия станут на «отраслевом» уровне, то есть на уровне субъектов государственной политики и бизнеса, который предпочитает говорить глаголами, а не эпитетами, то есть языком действия. В совместном итоговом заявлении определены и приоритеты: это – расширение возможностей для инвестирования в ключевые отрасли, стимулирующие рост и инновации; укрепление и углубление двусторонней торговли и экономического взаимодействия; создание благоприятных условий для малых и средних предприятий; содействие выравниванию технических регламентов и стандартов, а также высокому уровню защиты прав интеллектуальной собственности. Для подкрепления переговорных позиций и в доказательство серьезности намерений хозяева саммита продемонстрировали гостям из Европы свои успехи в сфере «зеленой энергетики». В начале мая на ростовском заводе по производству растительных масел «Астон» в местечке Миллерово удалось внедрить инновационные технологии производства тепло- и электроэнергии из возобновляемых органических ресурсов. Местная ТЭЦ перерабатывает в электричество отходы предприятия, к которым относится, в частности, лузга подсолнечника и солома. Лузга и солома не могли не впечатлить, что не помешало представителям Евросоюза напирать на необходимость расширить модернизационные планы за счет положений, изложенных еще в хельсинкской «третьей корзине». Как выразился один из чиновников Еврокомиссии: «Мы всегда говорили, что модернизация – это больше, чем просто экономика». Так появились обязательства России обеспечить эффективное отправление правосудия, повести наступление на коррупцию по всему фронту, динамизировать диалог с гражданским обществом, вовлекая в общение с властью бизнес и, что называется, людей с улицы. Показательно одобрительное высказывание Хермана ван Ромпея: «Россия находится на перепутье: ваша инициатива по модернизации и решение базироваться на демократических ценностях в XXI веке, строить современную экономику являются важным шансом для России, который придаст новый импульс многим направлениям наших отношений. Я вижу начало реализации нашей программы модернизации и начало дискуссии по новому соглашению, по безвизовому диалогу и приданию нового импульса вступлению России в ВТО». Находится ли Россия на перепутье или нет, не обсуждалось. Но тема вхождения России во Всемирную торговую организацию была отработана сдержанно и исчерпывающе. Жозе Мануэл Баррозу выразил общее мнение коллег, что нет нужды констатировать очевидное: Россия нуждается в ВТО, но и ВТО нуждается в России. Дмитрий Медведев с этим согласился, но заметил: «У нас идут непростые переговоры с американцами. Но всем пора понять: ВТО – не морковка, которую нам предлагают в качестве приза, а необходимость. Достаточно странно, что в рамках «Большой двадцатки» Россия – единственная страна, которая не участвует в ВТО». Железная логика железных потоков Российский президент напомнил собеседникам, что Москва «последовательно занимается диверсификацией маршрутов поставок нефти и газа» и вместе с европейцами отрабатывает механизмы защиты всех стран в единой цепочке – производители, транзитеры и потребители (в том числе отлаживается система раннего предупреждения о сбоях в поставках энергоносителей). Подразумевалось следующее: с учетом взаимной заинтересованности в том, чтобы не повторялись транзитные кризисы января 2009 года на Украине, имеет смысл повысить гибкость способов доставки природного газа в Европу. Самый простой и надежный вариант: строительство обходных трубопроводов. Минуя транзитеров. Далее последовал мощный кросс-корт: «Успешно реализуются крупные совместные проекты, такие как «Северный поток», и рассчитываем на то, что и  «Южный поток» получит статус трансъевропейской энергетической сети». В последние месяцы Еврокомиссия заняла тонко нюансированную позицию: для них приоритет – продвигаемый трубопровод «Набукко», чтобы избавиться от энергетической зависимости от России, но они не имеют ничего против «Южного потока». Трудно было ожидать, что после лоббистского по своему духу предложения Д.Медведева возлюбить трубопровод, который европейская пресса упрямо называет «конкурентом» для «Набукко», лидеры ЕС сходу пообещают сменить акценты. Но железная логика в пользу обходных железных потоков, отвечающих интересам энергетической безопасности Европы, не могла не быть услышана. Фундамент на евроремонте Странной, на первый взгляд, фигурой умолчания отделались участники саммита в случае с согласованием нового базового соглашения между РФ и ЕС – фундамента всей многоярусной надстройки двусторонних отношений. В российской прессе накануне встречи в верхах цитировали замглавы МИДа Александра Грушко, объяснившего, что «в целом сформировался костяк самого соглашения. Согласованы некоторые статьи. Наибольший прогресс достигнут в области внутренних дел и юстиции, где мы пришли к пониманию примерно 90 процентов дел». В свою очередь постоянный представитель России при ЕС Владимир Чижов успокаивал тем, что сейчас в переговорном марафоне поддерживается «нормальный темп». Темп был сбит дважды: высшее руководство Европейского Совета в течение целых полутора лет согласовывало и утверждало переговорный мандат для Еврокомиссии. Старт переговорам был дан в июле 2008 года, но после августовской агрессии Грузии против российских граждан в Южной Осетии случился антракт по инициативе ЕС. А потому второй раунд провели только в декабре 2009 года. Но в Москве верят, что до летних каникул, видимо, в августе, удастся записать в актив десять раундов. Как мягко и одновременно напористо выразился посол Владимир Чижов, «Евросоюз впервые согласился обозначить эту цель как совместную и долгосрочную в мае 2003 года на саммите Россия-ЕС в Санкт-Петербурге. Прошло семь лет. Очевидно, теперь надо переходить от понятия «долгосрочная» к какой-то другой формулировке». Насколько это очевидно для контрагентов в брюссельских структурах власти, сказать трудно, хотя строгие, но расширенные юридические рамки сотрудничества сделают диалог не только более содержательным, но и предсказуемым. Визы отделались легким испугом Самым непредсказуемым казался исход переговоров о введении безвизового режима, что подчас преподносилось как некая лакмусовая бумажка, способная выявить истинное лицо европейских соседей: то ли они честные негоцианты, как живописал один из русских беллетристов, то ли «хрен едучий в тряпке везут». Казалось, вот-вот широким жестом распахнутся врата единой Европы, и россиян начнут воспринимать не как второсортных приживал на окраине континента, а как себе равных. Не хуже, например, эквадорцев, имеющих право со своим паспортом запросто колесить и пребывать в странах шенгенской зоны. Увы, не случилось. На этот раз Дмитрий Медведев все же заверил своих осторожничающих коллег, что России «ничего не мешает хоть завтра отменить визы, есть и высокая техническая готовность к этому и набор соглашений, касающихся тех, кто нарушает закон с их последующей высылкой». По словам президента, «с точки зрения безопасности отмена виз угрозы не представляет». Подкрепляет тезис действующее уже три года Соглашение России и ЕС о реадмиссии, обязывающее принимать обратно граждан третьих стран и лиц без гражданства, которые без всяких оснований пробрались в Европу через российскую территорию, чтобы затем депортировать их по месту исторической прописки. Для демонстрации серьезности намерений Медведев вручил лидерам ЕС российский проект соглашения об отмене виз. Теперь мяч на другой стороне корта. Что до скрытых опасений об ордах потенциальных нелегальных мигрантов из числа россиян, изготовившихся в ожидании, когда откроют границы, то это напоминает застарелые фобии накануне 2004 года. Тогда со страхом ожидали, что «польский сантехник» хлынет на Запад в неограниченном количестве, отнимая рабочие места и кусок хлеба у коренных граждан, знакомых с этим всегда актуальным ремеслом. У страха оказались глаза велики. Кстати, сегодня Польша и Балтия с примкнувшей к ним Финляндией, как могут, тормозят переговорный процесс на этом направлении. Зато в лагере лоббистов безвизовой вольницы для россиян – страны средиземноморского пояса, такие как Португалия, Италия и Греция, взирающие со сдержанным вожделением на туристические потоки российских курортников, тратящих (как скрупулезно подсчитали) раза в три больше денег во время своего отдыха, чем зажиточные, но бережливые немцы. Пока же наиболее полноводные потоки устремляются в пирамидально-верблюжьи края и во «всесоюзную здравницу» в Анталии. На самом деле, значение визового занавеса, на мой сторонний взгляд, несколько преувеличено, поскольку и политики, и бизнесмены, и люди науки, искусства, спорта, а заодно старатели приграничной челночной торговли не прекращают беспрепятственно перемещаться «по Европам». Конечно, в широких массах, которым не рассылают именные приглашения, поднятые шлагбаумы могут воспламенить «охоту к перемене мест» в качестве странствующих и любопытствующих. Рискну предположить, что долю сограждан, готовых стать записными путешественниками, сдерживает не столько бумаготворчество и волокита при получении визы, сколько толщина их портмоне. Экономические барьеры будут повыше визовых. Но со мной не согласится Биньямин Биддер из германского журнала «Шпигель», который иначе оценил и человекопотоки, и визовые страдания: «Как 1,8 млн. граждан ЕС, в прошлом году столкнувшихся с российской консульской волокитой, так и 3,6 млн. россиян, посетивших в 2009 году Европу после многочасового стояния в очередях для получения «шенгена», понимают, какое значение имели бы подобные договоренности». Можно, правда, заподозрить, что по прошествии десятилетий Москва возвращает старый должок, накопившийся после Хельсинкского совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, где советским дипломатам насаживали на голову «третью корзину» с гуманитарными правами человека и, в частности, свободе передвижения идей и людей. Теперь роли поменялись. И недаром, как поведал газете «Коммерсантъ» очевидец, «европейцы одновременно и удивились, и расстроились из-за нашей инициативы. Теперь они находятся в положении оправдывающихся».   Впрочем, оправдываться им будет легко, поскольку на руках целый набор контраргументов: это и необеспеченность российских граждан биометрическими паспортами, и несоответствие российских и общеевропейских процедур охраны границ. А поверх всего Евросоюз выставляет претензии по поводу жестких правил внутренней регистрации иностранцев. Впрочем, президент Медведев имел домашнюю заготовку, проинформировав коллег, что недавно подписал закон, облегчающий иностранным гражданам получение разрешений на работу в России. В любом случае, если мыслить категориями «общих пространств», как давно уже договорились Россия и Евросоюз, то отмена виз – дело благое, способствующее гармонизации отношений на нашем континенте.   Будем дружить против пиратов Два документа, адресованных третьим сторонам, скрепляют взаимодействие сторон вне их географической зоны. Соглашение «О защите секретной информации», подписанное первым заместителем директора ФСБ Сергеем Смирновым и представителем ЕС по иностранным делам и политике безопасности Кэтрин Эштон, означает, видимо, что у России и Евросоюза могут быть общие секреты. Дмитрий Медведев объяснил, что эта договоренность «будет способствовать налаживанию более тесного взаимодействия в сфере внешней безопасности». Поскольку не могли не возникнуть вопросы, где стыкуются интересы сторон в сфере внешней безопасности, президент раскрыл скобки, назвав незасекреченные образцы взаимодействия: «Урегулирование в Чаде, Центрально-Африканской Республике, Аденском заливе, у берегов Сомали, где и сегодня мы совместно с нашими европейскими партнерами, осуществляем патрулирование, для того чтобы бороться с пиратами». Пиратов РФ и ЕС не переносят, но, как выяснилось, не готовы мириться и с теми, кто совершает аналогичные противоправные действия в международных водах. Глава МИД Сергей Лавров и Кэтрин Эштон подписали бумаги с требованием провести расследование обстоятельств израильской военной операции против флотилии, направлявшейся в сектор Газа.   Общие страхи вместо общих ценностей? Стороны расстались вполне довольные результатами саммита «Европа-на-Дону». Медведев заметил, что встреча в верхах, первая после вступления в силу Лиссабонского договора о реформе ЕС, «была исключительно предметной и конструктивной». По его мнению, требовалось обсудить центровую тему: «укрепление нашего долгосрочного стратегического партнерства в рамках реализации определенных еще в 2005 году четырех общих пространств – экономического, пространства внутренней безопасности и правосудия, внешней безопасности и науки и образования». Схожая оценка прозвучала из уст Жозе Мануэла Баррозу: саммит России и Евросоюза «оказался крайне продуктивным». Однако в экспертном сообществе звучат полярные суждения. Так, Ольга Потемкина, заведующая Отделом исследований европейской интеграции Института Европы РАН, выносит свой приговор: «Конкретных результатов не заметно ни в деле продвижения переговоров о новом базовом соглашении с ЕС, ни в сфере вступления РФ в ВТО, ни в вопросе отмены виз». «Не оправдавший надежд саммит придаст импульс тем силам в Москве, которые выступают за прямые переговоры с Парижем, Римом или Берлином, а не с Брюсселем», – полагает уже упоминавшийся Беньямин Биддер из «Шпигеля». Во внешнеполитических кругах Москвы, пишет обозреватель, ходит шутка о «сексапильном Евросоюзе, страдающем импотенцией». Едва ли не самый критический выпад принадлежит известному политологу Александру Рару из Германского совета по внешней политике: «Ничего конкретного ни от председателя Европейского совета Хермана ван Ромпея, ни от высокого представителя ЕС по иностранным делам и политике безопасности Кэтрин Эштон я не услышал. Я представляю их только в качестве почтальонов, которые передают пожелания лидеров Европы в Россию и переправляют ответные пожелания обратно… то, что мы видели, обескураживает: ЕС не готов сегодня вести конкретные переговоры с РФ по тем темам, которые хотела бы развивать Москва. Евросоюз сейчас настолько занят своими внутренними проблемами, что отношения с Россией – не самая актуальная тема в его повестке дня». Болгарский политолог Иван Крастев на страницах французской «Монд» увидел в робких шажках навстречу друг другу совсем иные мотивы: стороны движимы «общими страхами, а не общими ценностями». Экономический кризис показал, что Россия не может состязаться на равных с Китаем, Бразилией и Индией, пишет Крастев, и «Москва начинает думать о том же, о чем думают европейцы, – о маргинализации континента». Несколько раздражен тем, что Россия – это не Европа, и что у Москвы есть собственное мнение и национальные интересы, обозреватель испанской газеты «Паис». Заслуги российской дипломатии, по его мнению, неоспоримы – имея экономику в 15 раз меньше, оборонный бюджет в 10 раз меньше, а население в 3,5 раза меньше, чем ЕС, Россия умудряется говорить с Евросоюзом на равных и серьезно мешать его планам, начиная с Украины и Центральной Азии и заканчивая Косово, Ираном и Грузией. Неожиданно суждение Митчелла Оренстайна, специалиста по европейским исследованиям, профессора Университета имени Джона Хопкинса, который постулирует: «Крупнейшая стратегическая задача для Европы на ближайшие 20 лет заключается именно в интеграции России с Европой и Западом… Россия испытывала серьезные разочарования в отношениях с Западом в течение последних 20 лет. С Москвой обращались как с побежденной страной в период после 1989 года. А экономические советы и содействие оказались бесполезными или вредными». Примечательно то, какую нишу отводит России в новом мировом порядке и в общем европейском доме американский эксперт: «Теперь, когда Россия ‘навела у себя дома порядок’ появился шанс интегрировать Россию на более реалистичной основе: в качестве крупного поставщика энергоресурсов, важного растущего рынка, а также серьезной военной и политической силы в Евразии. Россия со своей стороны затрудняет проведение этой интеграции из-за слабости демократических институтов и ситуации с гражданскими правами и правами человека, а иногда воинственной и антизападной внешней политики». Таков разноцветный веер наиболее значимых, на мой взгляд, комментариев по следам донского саммита. Из менее значимых, но символичных откликов стоит привести заголовки в российской прессе, блиставшие язвительным остроумием: «Российская газета» – «Прорубить визу в Европу» и «А виза ныне там», «Коммерсантъ» – «Саммит того не ожидая» и «Наговорились до положения виз», РБК-Daily – «Закат в Европу», «Московский комсомолец» – «Молчание европейцев. Представителей ЕС расслабил студень из раков?»   Подвижки вместо прорывов Отсутствие громогласных клятвенных обещаний и захватывающих дух договоренностей, называемых изредка дипломатическим клишированным эпитетом «прорывными», отнюдь не дисквалифицирует юбилейный саммит. Напротив, рутинный ход переговоров и мелкие технические «подвижки», если воспользоваться любимым словечком Андрея Андреевича Громыко, характеризуют процесс взаимодействия двух цивилизационных центров на континенте только с положительной стороны. Почему? «Иного не дано», как выражались революционно настроенные мыслители на закате перестройки. Быстрых решений при выстраивании модус вивенди не дано потому, что, в широком контексте, и Россия, и Евросоюз находятся все еще в переходном состоянии и в поисках своей идентичности. Оба они только нащупывают магистральный путь развития. В одном случае – после съежившегося жизненного пространства и трудного воссоздания чуть было не рухнувшей государственности. А в другом – после эйфории масштабного разового кооптирования новых государств, вскоре приглушенной глухим недовольством старожилов, теряющих контроль за ситуацией, и осознанием усложнившейся управленческой задачи по нахождению компромисса между 27 сильно различающимися по менталитету и опыту нациями. Не дано осуществить скорое и эффективное сближение двух континентальных полюсов еще и потому, что, если смотреть в узком контексте, за последние 10 лет накопилось немало взаимных претензий, вызванных, в том числе, и инерцией мышления времен «холодной войны», а также стремлением Москвы компенсировать понижение своего геополитического статуса и заявить о себе как о серьезном игроке в системе рыночных координат (взять одно только законное требование допуска отечественных компаний к приобретению активов в Европе). Сказываются и застарелые обиды восточноевропейцев, как обоснованные, так и надуманные. Поверх всего проявляются обструкционистские подначивания третьей стороны, объективно не заинтересованной в появлении этакой экономической «Антанты» от Атлантики до Урала и далее до Сахалина. Весь этот негативный потенциал, тормозящий движение России и ЕС навстречу друг другу, нельзя недооценивать. На этом фоне нынешние «подвижки», то есть небольшие шаги вперед по выстраиванию многомерной модели взаимодействия России и ЕС, намного ценнее «прорывов» – они более надежны, ибо основываются лишь на том, что сегодня реально возможно. Владимир МИХЕЕВ

но директива ЕС запрещает им работать больше 48 часов В британских госпиталях и больницах царит легкая паника. Начиная с августа, придется подчиниться принятому в Европейском Союзе еще в 1993 году законоуложению, которое накладывает целый ряд ограничительных мер при использовании наемного труда. Более всего пугает запрет работать более 48 часов в неделю. Это означает, что потребуется чаще ротировать младший медперсонал, а также хирургов «на подхвате» и докторов, проходящих интернатуру. Возможность прибегать к сверхурочным испарится. Национальная система здравоохранения (NHS) – гордость нации, триумф социализма, поскольку это едва ли не единственная услуга, предоставляемая государством, конечно же, за деньги налогоплательщиков, всем гражданам Британии бесплатно. Посягнуть на систему – посягнуть на святое. И когда голос протеста и голос в защиту NHS возвышает Джон Блэк, президент Королевского общества хирургов, все общество слушает с особым пиететом. Но прежде чем оценить обоснованность или необоснованность претензий британских медиков, необходимо представить Директиву о рабочих часах, разработанную в Евросоюзе с целью защитить здоровье и обеспечить безопасность граждан. Документ устанавливает такие правила трудового распорядка: – в среднем рабочая неделя не должен превышать 48 часов, куда входит время, потраченное на разъезды по казенной надобности, переподготовка и курсы повышения квалификации, краткие перерывы в течение дня, добровольные сверхурочные; – 48-часовой лимит не распространяется на работников в вооруженных силах и службах по ликвидации чрезвычайных ситуаций, грузчиков в портах, рыбаков рыболовных траулеров, а заодно на гувернанток и горничных в богатых домах. Отдельная статья – управленцы высшего звена, которая сами решают, пахать им по 12+ часов в день или нет; – всем полагается не менее 11 часов непрерывного отдыха в течение суток и тайм-аут во время вахты или смены, длящейся более шести часов, а также минимальный отдых в объеме суток, причем непрерываемых, каждые семь дней; – ежегодно предоставляется оплачиваемый отдых не менее 4 недель, и т.д. Первоначально инструкция ЕС носила принудительно-рекомендательный характер. Предполагалось, что в каждой стране ее инкорпорируют в национальное законодательство, возможно, с некоторыми изъятиями. Так и произошло: в Британии предусмотрели право работников не согласиться с этими правилами и вкалывать столько, сколько велит босс или обстоятельства, а во Франции сторонники философии – мы не живем, чтобы работать, а работаем, чтобы жить – вовсе оказались «впереди планеты всей», законодательно урезав рабочую неделю до 35 часов. Однако Евросоюз последовательно гнул свою линию, и вот приблизился последний рубеж, после чего в Британии нельзя уже будет упоенно пахать без оглядки на соседей. Строго говоря, островитяне медленно пятились назад с 1998 года, когда они приняли к исполнению строгую директиву. Хотя часть медперсонала была выведена из-под действия эдикта из Брюсселя, в 2004 году был принят лимит в 58 рабочих часов, в 2007 его сократили до 56, и вот к концу лета ожидается переход на 48-часовую неделю. Чем это чревато? «Известно, что наиболее опасные инциденты случаются в больницах ночью и на выходные, а теперь станет еще хуже, потому что мы недосчитаемся врачей… Не говоря уже о многочисленных передачах пациентов из одних рук в другие, что приведет к беспокойству и тревоге больных, перед которыми будет проходить вереница докторов», – разъясняет неприятие навязываемой меры Джон Блэк. Его ассоциация хирургов подготовила исследование по итогам 2009 года: сейчас каждые 9 из 10 докторов работают больше, чем по 48 часов в неделю, чтобы успеть позаботиться обо всех. Если директива ЕС станет обязательной к неукоснительному исполнению, госпитально-больничная система в Британии сломается. Джон Блэк считал бы оптимальным, чтобы хирурги могли трудиться по 65-70 часов в семидневку. Иначе, по его словам, «возможна катастрофа». Проведенный в ноябре 2009 года опрос показал, что только 18% больничных учреждений страны соблюдали 48-часовой предел. Джон Блэк, как сообщает «Дейли телеграф», сомневается, что в правительстве к мнению его ассоциации прислушаются, и изливает свои ламентации: «…нам скажут, что невозможно обойти или проигнорировать закон ЕС. Но ведь европейским законодательством пренебрегли, когда в 24 часа решили национализировать банковскую структуру. Правительство может сделать все, если проявит политическую волю». Владимир МИХЕЕВ

«Совершенно очевидно, что безработица делает человека больным», – пишет берлинская «Вельт». И, чтобы это не выглядело беспочвенным утверждением, поясняет: по данным одной из германских больничных касс, безработные немки употребляют вдвое больше антидепрессантов, чем те, кто еще не лишился места. Мужчины, несмотря ни на что упорно продолжающие относиться к женщинам как к слабому полу, причем отнюдь не только из-за их неумения вскинуть на плечо пятидесятикилограммовый мешок, раскисают, оказывается, гораздо стремительнее, и антидепрессантов им требуется аж на 200% больше, указывается в отчете этой больничной кассы. Еще данные оттуда же: в прошлом году безработные хворали на пять дней больше, чем это случалось десять лет назад. А продолжительность болезней, вызванных психическим состоянием, за те же десять лет выросла на целых 40%. Причем 30% этих заболеваний продолжалось свыше шести недель. Не говоря уже о тех случаях, которые потребовали многомесячного лечения. Правда, среднестатистический показатель не так уж драматичен – 8,5 дней. Но региональные различия проявляются достаточно заметно. Если в относительно благополучных, с этой точки зрения, Баварии и Баден-Вюртемберге с их сравнительно низкой безработицей продолжительность болезней составила 10 дней, то в Саксонии – Анхальте и Бранденбурге – 14. Что и говорить про измученный безработицей Мекленбург – Переднюю Померанию, который лидирует на национальном уровне со своими 15,2 дня. Вообще, надо заметить, что депрессивные состояния относятся в Германии к числу наиболее распространенных причин нетрудоспособности. Ну, а как развитию этих тяжких хворей способствует безработица – мы видим. Андрей ГОРЮХИН

Вступление Программа «Jean Monnet Action», названная в честь одного из отцов-основателей Европейских Сообществ, была создана Европейской Комиссией в 1989 г. для признания заслуг, поощрения и объединения ученых, посвящающих всю свою деятельность исследованиям и преподаванию различных измерений европейской интеграции. На настоящий момент более 3500 проектов по программе реализуется в 62 странах земного шара, в них участвуют более 1500 ученых из 740 университетов, выигравших конкурс на присвоение их деятельности «знака качества» им. Жана Монне. В рамках программы возможна подача нескольких видов заявок: на присвоение статуса Европейского центра качественного образования («European Centre of Excellence»), статуса кафедры им. Жана Монне («Jean Monnet Chair») и кафедры им. Жана Монне ad personam («Ad personam Jean Monnet Chair»), а также на проведение Европейского модуля («European Module»). Программа также может финансировать совместные исследовательские и образовательные проекты профессоров из нескольких вузов, информационно-образовательные мероприятия (многосторонние исследовательские группы, ассоциации преподавателей и ученых, конференции и семинары). Статус «European Centre of Excellence» может быть присвоен виртуальной междисциплинарной университетской структуре, объединяющей ученых и преподавателей, занимающихся разными аспектами европейской интеграции. Статус «Jean Monnet Chair» – ученому и преподавателю, посвящающему всю свою работу исследованиям и преподаванию тех или иных измерений европейской интеграции (права, экономики, политики, истории и т.д.), грант закрепляется за университетом и может переходить от одного профессора к другому в течение трехлетнего срока действия программы. Статус «Ad personam Jean Monnet Chair» может быть присвоен лично ученому и преподавателю, после окончания действия программы «Jean Monnet Chair». «European Module» – это программа одного короткого ежегодного учебного курса по любым аспектам европейской интеграции для определенной целевой группы. В презентации Директора департамента образовательных программ Агентства ЕС по образованию и культуре Ральфа Радерса речь идет о месте программы им. Жана Монне среди сходных образовательных проектов ЕС, бюджете всей программы и ее отдельных направлений, детально раскрываются критерии, которым должны отвечать заявка, а также приоритеты, на которые ориентируется оценочная комиссия при отборе проектов. Презентация в формате PowerPoint (англ. яз.) Presentation “Jean Monnet Programme” Foreword The Jean Monnet Programme named after Jean Monnet, one of the ‘architects' of the European Union, was launched in 1989 with the aim of facilitating the introduction of European integration studies in universities by means of start-up subsidies. The actions supported under Jean Monnet programme shall be aimed at stimulating excellence in teaching, research, reflection and debate in European integration studies in higher education institutions within and outside the Community as well as at organising high level reflection on current issues in European integration such as conferences and working groups among professors, policy makers, civil society representatives. The Jean Monnet Programme is now present in 62 countries throughout the world and more than 740 universities offer Jean Monnet courses as part of their curricula.  The Jean Monnet Programme brings together a network of 1,500 professors, reaching audiences of 250,000 students every year. The types of actions covered by the Programme are Jean Monnet Chairs , Centres of Excellence and Modules, focusing on teaching activities and support for Associations of Professors and Researchers, for Information and Research Activities relating to European integration and for Multilateral Research Groups. Jean Monnet Centre of Excellence is a clearly labelled multi-disciplinary structure pooling scientific, human and documentary resources for European integration studies and research within one or more universities. Jean Monnet Chair – is a symbolic term corresponding to a full-time teaching post with a specialization in European integration studies. “Ad personam” Jean Monnet Chairs are teaching and research posts with a specialization in European integration studies, reserved for former Jean Monnet Chair holders with evidence of high-level international teaching and/or professors with a distinguished background as former high-level practitioners in the field of European integration. European Module is a short programme of European integration study. The Power Point presentation provided by the Head of Unit Mr. Ralf Rahders covers place and structure of the Jean Monnet Programme, main types of the actions supported under the Programme and their funding, as well as award and eligibility criteria. Презентация в формате PowerPoint (англ. яз.)

Venue: Institute of Advanced Legal Studies in London – Conference Tuesday 29 June -Thursday 1 July 2010. Abstract Paper of Alfred E. Kellermann* In the first part we have especially focused on the impact of the European Union (and the Copenhagen criteria) on the formulation and legal effects of texts of the national constitutions of the EU member States as well as the (potential) EU candidate and acceding countries. In the second part we dealt especially with the situation in the Netherlands (“new monism”) and the legal effect of decisions of international organisations (UN, EU) within the Dutch legal order. The impact of the EU legal order on the constitutions of the EU Member States and potential (candidate) countries At the national level EU enlargement will contribute in many candidate countries most likely to the constitutional modernization of the country. The EU accession will give impetus to fundamental changes in this respect. Adaptation of the national constitutional provisions to comply with the acquis communautaire and EU requirements for Membership will be required. Also after accession it will be necessary to adapt constitutional requirements as the acquis communautaire is a moving target and because there are constitutional problems with the ratification of treaties. As examples we analyzed the ratification of the Treaty of Nice by Ireland and the ratification by the Czech Republic and Germany of the Lisbon Treaty. We indicated the legal reasoning in the judgments of the Czech (3 November 2009) and German Constitutional courts (30 June 2009) on the compliance of their constitution with the Lisbon Treaty. Multi-country cooperation in research is necessary for an efficient and effective preparation of the texts of national constitutions. We drafted in ANNEX I guidelines and questions for research on adaptation of national constitutions of EU Member States and (Pre) Candidate countries as a tool of management for a possible multi-country research project. Such a project can improve the quality of European and national constitutional law and can guarantee as an outcome identical legal effects of the constitutions in the national legal orders. In ANNEX II we drafted guidelines and instructions for drafting national constitutions. Impact of the International and EU legal order on the Netherlands Constitution and its practice The Dutch Constitution (Artt. 90 – 94) holds that legislative, executive, and judicial powers can be conferred on international institutions by treaty and the provisions of law of supranational sources to have direct effect providing they are binding on persons by virtue of their contents. No further action of the national authority was required. Dutch regulations will further be inapplicable if they are not complying with the provisions of the treaties. Interesting is to remark that amending the Netherlands constitution is more complicated than introducing a treaty which is in conflict with the constitution. The Dutch constitution denies further the judicial power to review the constitutionality of the acts of Parliament or treaties. On the other hand, the acts of Parliament and the constitution itself may be reviewed on their compatibility with international law. Although the volume of European legislation in the Netherlands is estimated approximately 70% of the total legislation, in the Dutch constitution no reference at all is made to the EU or EC. On request of the Dutch Government a number of policy options for amendment of the 1983 constitution have been developed. These options take into account the possibility, to limit, legally, the effect of a norm or international law within the domestic legal order if it severely conflicts with constitutional principles. This corresponds to the state of development of international law and the sometimes debatable legitimacy of international legal acts, according to the theory of “new-monism”. Monism and dualism should cease to exist as the exclusive theories. The Dutch government made an evaluation on the assessment of the Dutch constitution from a legal, social and political viewpoint. The results of this evaluation show that these functions of the constitution are weak and become weaker because of the following three reasons.. International Human Rights protection gets more attention than Dutch legal protection. Review of Dutch laws against the constitution is unconstitutional in the Netherlands. The text of the constitution is not familiar and not well-known. * Dr Alfred E. Kellermann, Senior Legal and Policy Advisor, Visiting Professor in the Law of the EU, T.M.C. Asser Institute, The Hague May 31, 2010 №6(45), 2010

Venue: Institute of Advanced Legal Studies – London – Conference Tuesday 29 June -Thursday 1 July 2010. Final Paper by Alfred E. Kellermann* Introduction The W.G. Hart Legal Workshop 2010 established by the Institute of Advanced Legal Studies has prepared six workshops and themes for the conference. In this paper we will explore theoretical and empirical aspects with regard to Workshop 5: Formulation and drafting of specific constitutional provisions. We will investigate for this workshop the influence of international legal developments on the drafting and implementation of constitutions, especially the impact of the European Union on the texts of the national constitutions of the EU member States and its acceding countries. We will look also to: •  the influence of history (EU Enlargement) and tradition in the drafting and implementation of constitutions •  assessment (especially the case of the Netherlands) of whether constitutional texts actually serve to achieve the practical implementation of expressed purposes. For our study we must realize that the international legal order is interconnected with the EU and national legal orders. The international legal order has an impact on the EU legal order and the EU legal order and its enlargement have an impact on national constitutional texts and practice. We will show some examples of this interconnection of legal orders. For example the Yusuf and Kadi cases, in which the Court of First Instance (CFI) not only addressed the vertical hierarchy between the national, EU and UN legal order, but also “the constitutional architecture of the pillars”. The Court considered the coexistence of Union and Community as integrated and separate legal orders.(1) The impact of the EU legal order and its enlargement on the constitutions of the EU Member States The European Union and national constitutions It is in the interest of an enlarged EU to increase the effectiveness of its legal order. Enlargement of the EU has as a consequence enlargement of its legal order. The EC and EU proved to be a success story since after their existence many new countries have applied for membership and acceded to the European Community, a community which is based on the rule of law. It was the rule of law as interpreted by the European Court of Justice, which supported further integration. To achieve security, democracy and effectiveness of the rule of law, it is necessary to have an effective and transparent administration, an independent judiciary and an adequate system of legal protection at EU and National level. National constitutions and the national courts interpreting these constitutions play an important role for the legal protection of the citizens of the European Union and the candidate countries. The national constitutional aspects are especially important in the pre-accession period as the national constitutions of the candidate countries determine the legal consequences of the rule of law in the national legal order: legal protection, direct applicability, direct effect and supremacy, primacy or priority of community law. To reach a satisfactory system of legal protection not only the texts of the constitutions are decisive but also the interpretations given by the national courts when interpreting the constitutions and constitutional laws (“ living constitutions ”). These constitutional aspects as well as an adequate legal protection have to be adjusted and regulated as far as possible before accession.(2) At the national level enlargement will contribute in many candidate countries most likely to the constitutional modernization of the country. The EU accession will give impetus to fundamental changes in this respect. This will concern especially the implications of their Membership for the national constitutional provisions concerning the following topics: 1 - The principle of the transfer of the exercise of certain state powers to the EU deriving from national state sovereignty. 2 - Supremacy, primacy, priority, direct applicability and direct effect of community law 3 - Specific provisions of the EU and EC Treaty (European citizenship, voting rights etc.) 4 - Specific provisions in national constitutions which contradict the acquis communautaire such as acquisition of land and real-estate by non-residents, extradition of own nationals etc. BEFORE ACCESSION Above-mentioned considerations have shown that there is a growing and continuous need - before accession - to adapt national constitutions and constitutional laws and practice: Firstly, for some constitutions of applicant countries this adaptation is necessary in order to be competent to ratify the Treaty of the European Union. The constitutions of the candidate countries should not form an obstacle for accession of the candidate countries to an international organisation, as the EU for example is considered. In some smaller candidate countries, who have regained their independence since 1991 there are, however, political and psychological objections against for example the transfer of sovereignty. If a provision as for example the transfer of exercise of certain state powers to an international organization is not included in the constitution, the candidate country risks afterwards receiving a constitutional complaint. Secondly, the way in which some constitutional texts deal with the European integration process is rather poor from a political and a psychological viewpoint. In some national constitutions the way in which the texts deal with the European integration process is rather poor and not transparent (“European Deficit”). Even in an old EU Member State, like the Netherlands, where in the Constitution no reference at all is made to the EC or EU. In order to guarantee a more or less uniform legal language and terminology concerning EU topics the applicant countries should, in our opinion, draft better proposals for constitutional texts in a multi country context. An example of the constitutional drafting problems of terminology is the wording of transfer of sovereignty in the English text of Article 90(1) of the Polish Constitution which speaks in the official Government translation about delegation of the competence of the organs of a State authority to an international organisation, whereas it should be formulated as transfer of the competence to an international organisation. The meaning of delegation in constitutional law is limited to transfer of powers to a lower institution or organisation. The transfer of sovereign or state powers to the European institutions is according to Community law, permanent and it is not possible, to draw these powers back, as is suggested by the term of delegation. Although since the entry into force of the Treaty of Lisbon, this is now a question. Thirdly, there is a need to adapt national constitutions because many national constitutional provisions are contrary to ( - European Citizenship, voting rights) or are not complying with the acquis communautaire ( - Extradition of own nationals, transfer of real estate). Fourthly The Copenhagen criteria for accession as mentioned in Agenda 2000 - the stability of institutions guaranteeing respect for the rule of law, democracy, protection of minorities and human rights - are topics which are generally laid down in the national constitutions or constitutional laws and practice. The European Commission assesses in its Progress reports if the national constitutions and practice of legal protection comply with these Copenhagen criteria and make as a follow-up recommendations if necessary, for an eventual adaptation. The attitude of the European Commission is in my opinion schizophrenic, as they consider the drafting of national constitutions belonging to the people of each accession country, whereas on the other hand in the Progress reports the European Commission is reporting on the daily practice and assessment of the constitutional principles in that country against the accession criteria. AFTER ACCESSION But also after EU accession the constitutional aspects play an important role. The constitutional courts in the EU Member States have denied in the beginning, explicitly or implicitly, the autonomous precedence of EU law by converting it into a legal effect of the constitutional provisions on the ratification of the European treaties. For the ratification of new Treaties the Member States must follow their constitutional procedures for ratification. The Nice Treaty was concluded by the EU Member States by common accord, but ratification by Ireland was however yet not possible because of the negative results of the Irish referenda, which referenda were an Irish constitutional obligation. The question arises if Ireland should not amend its constitution in order to delete the obligation to hold referenda for the ratification of new treaties as this may form an obstacle for EU integration, whereas no other Member State has an identical obligation(3). Another more recent example of constitutional problems with ratification is explained in the judgment of the German Constitutional Court on 30 June 2009 that forbade Germany to ratify the Treaty of Lisbon until the Act extending and strengthening the rights of the Bundestag and the Bundesrat in European Union Matters was adapted according to German constitutional requirements(4). Finally the Treaty of Lisbon was ratified by Germany and entered into force 1 December 2009. Finally the Czech Constitutional Court delivered on 3 November 2009 a second decision on the Lisbon Treaty where it rejected the complaints against the Lisbon Treaty and declared that ratification of the Lisbon Treaty is not in conflict with the Czech Constitution(5). As the acquis communautaire is a moving target, national constitutions are also moving targets. This implies that adaptation of national constitutions is also after accession a continuing process. For an efficient and effective preparation of the texts of national constitutions the following suggestions should be considered 1) In order to improve the capacity to prepare and adapt national constitutions and constitutional practice taking into account the requirements of Community law, the sharing of experiences with drafting and research project activities in other candidate countries and EU Member States in a multi-country context is suggested. See ANNEX I (Guidelines and questions for research of adaptation of national constitutions of EU Member States and (Pre) Candidate countries).(6) Multi-country co-operation in adapting national constitutions is improving the quality of European constitutional law: In its comparative approach a multi-country co-operation could support the efforts of the applicant countries in order to guarantee a more or less uniform legal language concerning EU topics and would stimulate the applicant countries to draft better constitutional texts. Discussion on constitutional problems for accession would raise the awareness of politicians, judges, experts in the candidate countries and improve the practical and theoretical knowledge of the national judiciary in the concept of primacy, direct effect and direct applicability of Community law. The following advantages of multi-country cooperation may be added: - It is useful to have an overview of possible adaptations of the constitutions and constitutional practice of the applicant countries. - The process could, however, also contribute after accession to proposals for an adaptation or revision of the national constitutional texts, in which national constitutional legislators will fully reflect the true importance of the European integration process. - The development and use of an uniform European legal terminology in the national constitutions, concerning the relationship of Community law and national law, could also contribute to the development of an European Constitution. - Finally we have developed as an example for further research the following GUIDELINES for EU Member States for drafting national constitutions (ANNEX II). These Guidelines could be discussed in a multi-country research group, which could be enlarged with many other countries in the world. Initiatives as this London conference organized by the Institute of Advanced Legal Studies on “Comparative Aspects on Constitutions in Theory and Practice” could contribute to the development of these suggestions. In this multi-country research group proposals could be initiated for the development of some International and European models of constitutions. These models could focus especially on the relationship between the International legal order, the European Community legal order and the national and sub-national legal orders. 2). National courts interpreting the national constitutions play an important role in the final legal effects in practice of national constitutions. Therefore theory and practice with those principles which are relevant for the relationship between community law and national law should be increased and the awareness of national judiciary of their role as Community Courts should be promoted through workshops, briefings and training sessions. Not only the texts of the national constitutions are relevant and important but especially the interpretation (“living constitutions”) given by the national judiciary and prosecutors in the candidate countries in order to comply with the Copenhagen political criteria (democracy, the rule of law, fundamental rights, protection of minorities) Conclusion: adaptation of national constitutions of EU Member States is necessary before and after accession. Before accession - the Constitutional acquis should be added to the screening process. The aim of the screening process is to help the countries concerned to increase their understanding of the rules that underpin the EU and identify more clearly which issues they need to address as they adopt and implement the acquis communautaire. The relevant sectors are identified but not the constitutional acquis. A chapter on the constitutional acquis should be added and included. A post-screening meeting should be held for the candidate countries aimed at helping them to understand what the constitutional requirements of the accession process are about. After accession - as the acquis communautaire is a moving target, the adaptation of national constitutions will also be a continuing process. The Lisbon Treaty will also contribute to an adaptation of national constitutions and constitutional laws. Impact of the International and EU legal order on the Netherlands Constitution and its legal effects in practice Since 1948 public debates have been going on in the Netherlands whether appropriate provisions should be incorporated into the constitution so as to allow the direct effect of international law. The question was not whether the direct effect itself should be possible but whether the Constitution itself should state it. Internationalization became the order of the day in both politics and law. Unlike the intergovernmental organizations existing before, the supranational bodies started to emerge, with a right to create their own set of rules. In 1950 a Constitutional Committee was appointed to prepare an amendment of the Dutch constitution to bring it in line with the post-war world. The Committee recommended new provisions into the Constitution concerning the relationship between the law originating from supranational sources and the Dutch legal system.(7) The new order was initiated by the creation of new bodies like the European Defense Community and the Treaty on European Coal and Steel Community. The European Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms and the Treaties setting up European Community and Euratom soon followed. The prospects of more international and supranational bodies made the drafters of the Dutch Constitution to state that legislative, executive and judicial powers could be conferred on international institutions by treaty and the provisions of law of supranational sources to have direct effect providing they are binding on persons by virtue of their contents. No further action of the national authority was required. The Netherlands constitution provided further that statutory regulations enforced within the Netherlands regardless when they were stated, would be inapplicable if they were not complying with the provisions of the treaties. The reasoning behind this was that since the Netherlands gave up part of its powers at the international level, it would not unilaterally take it back by having a legislation which is incompatible with the supranational rules. Therefore, the ECJ decision about the supremacy of community law over national law was no problem for the Netherlands. Yet, another amendment was introduced in 1953 to help open up the Dutch constitutional system to the international law. Since then, the Dutch constitution states that any provisions of treaties which are in conflict with the Constitution may be ratified only with the consent of two thirds majority in favor in both Houses of Parliament. At first sight this might be seen as an additional obstacle. However, it is not the case. An amendment to the Dutch Constitution involves two readings. First, both houses must to pass it by simple majority. Then, new elections are held and both houses of the newly elected parliament must pass it by a two thirds majority. Strange as it may seem, amending the constitution is more complicated than introducing a treaty which is in conflict with the constitution. The Dutch constitution denies further the judicial power to review the constitutionality of the acts of Parliament or treaties. On the other hand, it orders to review if the acts of Parliament and constitution are compatible with international law. This system is now under review in the Dutch State Commission. Implementation of community law Estimates of the volume of European legislation in the Netherlands vary. It includes approximately 70% of the legislation of this country. It is remarkable that in the Dutch constitution no reference at all is made to the EU or EC, although so much legislation is coming out of the EU or EC. The prompt implementation of European legislation in the Netherlands might sometimes be a problem. The most notorious example in the Netherlands is one of the ECJ cases which reviewed that the Netherlands has been unaware of the notification directive under which Brussels should have been notified of all matters on the technical regulations before they could take effect. The question arose from the “Securitel” Judgment of the Court of Justice of 30 April 1996 concerning the question whether a breach of the obligation to notify according to Article 8 of Council Directive 83/189/EEC, as amended by Council Directive 94/10/EC constitutes a procedural defect in the adoption of the technical regulations concerned and renders such technical regulations inapplicable so that they may not be enforced against individuals. Although this incident was relatively unimportant in itself, it had far reaching political implications. The Dutch government and Parliament were in a state of confusion.(8) Large scale operation had to be implemented by the Dutch government to remedy the omissions of the past. Moreover, the Netherlands have problems with the speed of the implementation required by Brussels. Such speed is very difficult to keep up with due to the Dutch tradition of great care in drafting its own national legislation based on the consensus building model. This is a process involving the government and both houses of parliament, advisory bodies, and interest groups. The Dutch government devoted a lot of time to the process of implementation. The result is a number of organizational measures including monthly progress reports in the cabinet on the implementation of EU directives and frequent reports to parliament. The implementation can now take place via so-called Royal decrees and Ministerial orders rather than the time- consuming procedure of passing Acts of parliament. To insure the continuation of the Dutch obligation to implement, the question of tacit parliamentary approval of the implementing legislation is being discussed. However, this would require an amendment of the constitution. The Dutch government believes that fulfilling the obligation to the EU does not mean that the national parliaments are completely ignored. The Dutch constitutional tradition is further one of autonomous municipalities and provinces. Municipal autonomy dates back to the town charters in the Middle Ages and continued during the times of the republic because the towns enjoyed so much economic power. This is the background to the debate about how far The Hague can go to oversee and even correct municipal and provincial authorities in their implementation of the legislation from Brussels. It is remarkable that in the Dutch constitution no reference at all is made to the EU or EC. In 1983 the constitution was further nearly entirely rewritten. However in the constitution of 1983 no fundamental change was made in the provisions of the direct effect of international or supranational law. It seems the constitutional debate in 1953 has been brought to a successful conclusion without a need to reopen this question again. The following group of articles of the 1983 Constitution pertains to international law and treaties and shows the impact of International law on the Dutch constitution: Art 90 states that it is the duty of government to promote the development of the international rule of law. The Netherlands as a consequence is home to many International Courts and International Organizations that are established in The Hague. The study of international law always merits special notice in the Netherlands, the country of Hugo Grotius(9) Art. 91 states that the Kingdom shall not be bound by treaty without prior approval of the States-General, except for those cases where law determines no such approval is necessary. Such approval may be tacit (sub article 2). Sub article 3 determines that if a treaty conflicts with the Constitution, it has to be approved by a two-thirds majority of both Houses. A special implementation by law in the Act on the approval of the 1992 Treaty of Maastricht determines that certain European Community decisions having force of treaty have to be approved by Parliament prior to even the conclusion itself. Art. 92 holds that by treaty legislative, administrative and judicial powers may be conferred on organisations established under international law. This has been done on many occasions e.g. on the Benelux, the European Community and the United Nations, the Council of Europe and NATO. According to the present doctrine of “treaty monism”, treaties in the Dutch legal system are in principle self-executing: no special transformation is needed by implementing a special law, as in countries with a “dualistic” system (as in the United Kingdom). The “limited monists” held that only published treaties are self-executing and that thus Article 93 is the basis for all treaty monism. The government stated that this article should in any case be read as covering also the treaties conferring rights on the citizen and imposing duties upon the government. We have included hereafter the original Dutch version of these articles 93 and 94 as well as an English translation. Artikel 93 ‘Bepalingen van verdragen e n van besluiten van volkenrechtelijke organisaties, die naar haar inhoud een ieder kunnen verbinden, hebben verbindende kracht nadat zij zijn bekend gemaakt.' Provisions of treaties and of resolutions by international institutions, which may be binding on all persons by virtue of their contents shall become binding after they have been published. Artikel 94 ‘Binnen het Koninkrijk geldende wettelijke voorschrift en vinden geen toepassing, indien deze toepassing niet verenigbaar is met een ieder verbindende bepalingen van verdragen en van besluiten van volkenrechtelijke organisaties” Statutory regulations in force within the Kingdom shall not be applicable if such application is in conflict with provisions of treaties that are binding on all persons or of resolutions by international institutions. A report written on request of the Dutch Ministry of Internal Affairs by Prof.dr L.F.M. Besselink and Prof. dr R.A.A.Wessel (10) comes with a number of policy options: 1. Treaties that contain “binding on all” provisions or decisions of international organizations with “binding on all” character, must obtain parliamentary approval before the Kingdom is obliged to observe them. 2. International standards and decisions that are in conflict with the essential constitutional principles of democratic rule in the Kingdom will have no validity in the Dutch legal system. 3. There is only priority of international provisions on national constitutional provisions granted if these constitutional provisions are approved by a two thirds majority of the votes by the States General. 4. “Customary ius cogens” has priority on procedural law and official regulations. The last policy option should be applicable for UN sanctions implemented by EU decisions conflicting with national legislation as mentioned in the Kadi case of the Court of First Instance and the Judgment of the Court of Justice in Joined Cases C-402/05 P and C-415/05 P in Kadi and Al Barakaat International Foundation v. Council and Commission. The Court annuls the Council Regulation freezing Mr Kadi and Al Barakaat's funds; the rights of the defence, in particular the right to be heard, and the right to effective judicial review of those rights, were not respected. The Court further concludes that the freezing of funds constitutes an unjustified restriction of Mr Kadi's right to property. The Kadi case shows the influence of the development of the legal effect of resolutions of International Organizations on the EU legal order and as a consequence also on the national legal order. In the herefore mentioned report of 2009(11) on the influence of developments in the international legal order on the effect of Netherlands constitutional law according to “neo- monism”, the priority of international decisions in the Netherlands will be limited by the fundamental principles of the Dutch constitution. Bogdandy is referred to as follows: “There should always be the possibility, at least in liberal democracies, to limit, legally, the effect of a norm or an act under international law within the domestic legal order if it severely conflicts with constitutional principles. This corresponds to the state of development of international law and the sometimes debatable legitimacy of international legal acts …. “   The Netherlands government indicated that many developments in the international legal order have occurred the last twenty five years since the revision of the constitution in 1983. What are the consequences of these developments for the democratic legitimacy and individual legal protection? In other words are the Articles 93 and 94 of the Dutch Constitution still satisfactory to guarantee democratic legitimacy and legal protection and complying with the developments in international law and in how far adaptation will be necessary? Taking into consideration these developments there was in the Netherlands a constitutional debate about monism or dualism. The effect of international law in the national legal order as described in doctrine, is nowadays more or less outdated as written by Nijman and Nollkaemper(12): ‘The political and social context that inspired the original theories of dualism and monism is a very different one from that of today. The emergence of new non-legal developments, different from those that inspired traditional monism and dualism, calls for alternative theoretical approaches that allow us to systematize, explain, and understand changes in the relationship between international and national law and, at the same time, to give direction to the future development of international and national law. While protection of sovereignty, individual freedom, and rule of law remain relevant factors, they are now part of more complex processes and interests. Above all, they have been redefined and submerged by the process of globalization. Increasing cross-border flow of services, goods and capital, mobility and communication have undermined any stable notion of what is national and what is international.'   In the Netherlands limitation of the effects of “monism” is nowadays more or less accepted in line with the German lawyer von Bogdandy (13):   Monism and dualism should cease to exist as doctrinal and theoretical notions for discussing the relationship between international law and internal law ….. The new draft could be indicated as “new monism”, which is supported by most Dutch lawyers since this term recognizes priority of the essential and fundamental legal principles and “customary ius cogens” above all international treaties and decisions of international organizations. Assessment of whether Dutch constitutional texts actually serve to achieve the practical implementation of expressed constitutional purposes An evaluation of the importance of the Dutch constitution legally, social, political as framework for the regulation of relations between government and citizens has been made on request of the Government. The research was published by Kluwer in 2009 by a Leiden university research group(14) The research has focused on questions like the social status and role of the constitution as well as the legal and juridical role of the constitution. The discussion has concentrated mainly on the legal and juridical role and function of the constitution. The social function of the Constitution is considered for the moment small however it is important to look for possibilities to strengthen that role. The legal role and function is under pressure because of several reasons. Internal factor is for example the diminishing authority of the text of the constitution, lack of knowledge about the content. External factors are the development of international human rights protection, the politicizing of the debate in the parliament and the prohibition for a comparative test and check of the national laws with the constitution. As a result of these developments the constitution receives less attention in the courts and parliament. The protection of human rights since the European Convention for the protection of human rights has increased more than foreseen in 1983 by the legislator. Especially the role of the constitutional rights in the Dutch constitution has diminished in the Dutch courts in favour of the Strasbourg court since the conclusion of many International Human rights protection Treaties. The results from the interviews implemented under Members of Parliament, Government, Judiciary and Civil Service, Universities, Free professions Business. etc. show the following. The juridical and society functions of the constitution are weak and become weaker. On the one hand because international Human Rights protection has priority and on the other hand because the examination and review of Dutch laws against the constitution is unconstitutional in the Netherlands. Finally because the text of the constitution is not familiar and not well-known by the interviewed persons. The weak effect of the constitution is however appreciated by the respondents. General conclusion of the respondents was that there is no need for a general revision of the 1983 Constitution, although some respondents prefer partial improvements.   *Senior Legal and Policy Advisor, Visiting Professor in the Law of the EU, T.M.C. Asser Institute, The Hague May 31, 2010   •  Cases T-306/01, Ahmed Ali Yusuf and Al Barakaat International Foundation v. Council and Commission (2005) ECR II-3353 in Ramses A. Wessel, The Dynamics of the EU legal Order in European Constitutional Law Review, 5 117 – 142, 2009 •  EU Enlargement –The Constitutional Impact at EU and National level, edited by Alfred E. Kellermann, Jaap W.de Zwaan and Jeno Czuczai, p. LVIII and following, T.M.C. Asser Press, 2001 •  Alfred Kellermann, The Irish referendum on the Lisbon Treaty, Amicus Curiae, Journal of the Society for ADVANCED LEGAL STUDIES, London, 2008 Issue 75, pp. 30-34 •  Dieter Grimm, European Constitutional Law Review, 2009 Volume 5, Issue 3 pp. 353-374 •  Jan Komarek, European Constitutional Law Review, 2009, Volume 5, Issue 3 pp. 345 – 352 •  The Impact of EU Accession on the Legal Orders of New EU Member States and (Pre) Candidate countries.- Edited by Alfred.E.Kellermann, Jeno Czuczai, Steven Blockmans, Anneli Albi, Wybe Douma. T.M.C. Asser Press – Cambridge University Press, 2006 •  Ibidem note nr. 2 - Jit Peters, the impact of the EU acquis in the Netherlands, pp 57 – 64. •  Improving the Quality of Legislation in Europe, Edited by Alfred Kellermann et alia, p. XXIX, Kluwer Law International - The Hague, Boston, London, 1998 •  Ibidem note nr. 2 -Alfred Kellermann, International Law in the Netherlands, pp XXXIV – XXXVI. •  De invloed van ontwikkelingen in de internationale rechtsorde op de doorwerking naar Nederlands constitutioneel recht - Een ”neo-monistische benadering” – Kluwer 2009, Report written under the authority of the Dutch Ministry of Internal Affairs. •  Ibidem note nr. 8 p. 109 and following •  J.Nijman and A.Nollkaemper, in New Perspectives on the Divide between National & International Law, Oxford University Press, 2007, p.10 •  A. von Bogdandy, International Journal of Constitutional Law, 2008, nrs. 3 & 4, p 400 •  The Research group consisted out of Prof. Mr T. Barkhuysen, Mr.dr,M.L.Van Emmerik and Prof.dr W.J.M. Voermans and others. The final report has been presented on 15 October 2009 to the chairman of the State Commission for the revision of the Grondwet (constitution), Prof. W. Thomassen and was published by Kluwer in 2009 under the title:” De Nederlandse Grondwet geevalueerd”.   ANNEX I Draft Guidelines and questions for research on adaptation of national constitutions for EU Member States and acceding countries   National constitution 1). Do you classify your legal system as monistic or a dualistic? How is international law implemented in the national legal order? 2). Does your constitution allow the transfer of legislative powers to international organizations with or without limits? What is the legal situation in case of a conflict of your constitution with the Treaty (primary law) or community secondary law, and a conflict of a prior or later national law with the Treaty on EU and EC Treaty? Do the relevant constitutional provisions for supremacy of international law guarantee supremacy or direct effect of European law? 3). Would your constitution require amendment for the ratification of the EU Treaty, EC Treaty, Euratom Treaty? If yes, how and which procedures for amendment are used. 4). If your constitution has to be amended for accession to the EU, what are the problems in practice? Which procedures for amendment are to be followed?   Role of courts 1) Do the courts in your country accept the principle of direct effect and supremacy of International Law obligations like for example Community law and do the courts accept a different attitude for primary or secondary community law and on which principles they base their reasoning (Community law, constitutional law or international law)? 2) Do your courts recognise a rule of interpretation whereby national law must be interpreted in conformity with international obligations (principle of indirect effect)?. 3) Could you mention and comment on some interesting cases of your Supreme Court and/or Constitutional Court dealing with such problems? 4) If a Community measure is inconsistent with prior international commitments of the Member States and that States, do your national courts give priority to the prior international commitments? Role of the executive •  To what extent do the central Government and the administration implement and/or apply the Europe Agreement or Stabilisation and Association Agreement (SAA)? •  Which administrative and /or legal measures have already been initiated by your Government to comply with the political criteria of Copenhagen? •  What coordination mechanisms have been envisaged for the preparation and implementation of EC/EU law? •  What impact do you expect EU accession to have on the organization and practice of •  central Government and Administration and (b) the decentralized authorities? Role of the national parliament  1) Is the national parliament prepared for the legal approximation of national (constitutional) legislation with EC/EU law? Are there special instructions or committees for implementation of EC/EU law? Please elaborate 2) To which extent will national parliament keep control over decisions taken by Ministers in the Council of the European Union? Which views exist on this matter in your country? ANNEX II Draft Guidelines improving the quality of drafting national constitutions in the EU Member States and candidate countries (1) clear, simple and precise drafting of constitutional texts is essential if they are to be transparent and readily understandable by the public and economic operators. It is also a prerequisite for the proper implementation and uniform application of Community legislation in the Member States; (2) according to the case-law of the Court of Justice, the principle of legal certainty, which is part of the Community legal order, requires that Community legislation must be clear and precise and its application foreseeable by individuals. That requirement must also be observed for national constitutional texts. (3) national constitutional texts should respect the principle of the transfer of the exercise of state powers to the EU deriving from national sovereignty according the case law of the Court of Justice (van Gend & Loos). (4) national constitutional texts should respect the relationship between Community law and national law (supremacy, primacy, direct applicability and direct effect in the national legal order) as developed in the case law of the European Court of Justice (Costa v. ENEL). (5) the guidelines on the quality of drafting of national constitutions should therefore be adopted in the Council by common accord. These guidelines are intended as a guide for the national parliaments when they adopt constitutional texts, which have to comply with the acquis communautaire. (6) Provisions of national constitutions shall be concise and their content should be as homogeneous as possible. Overly long articles and sentences, unnecessarily convoluted wording and excessive use of abbreviations should be avoided. (7) Throughout the process leading to their adoption, draft constitutional texts shall be framed in terms and sentence structures, which respect the multilingual nature of Community legislation; concepts or terminology specific to any one national legal system are to be used with care. The terminology used in a given text shall be consistent both internally and with texts already in force, especially in the same field. (8) All constitutional texts shall be drafted according to a standard structure (title - preamble - enacting terms - annexes, where necessary). As far as possible, the enacting terms shall have a standard structure (subject matter and scope - definitions - rights and obligations - provisions conferring implementing powers - procedural provisions - implementing measures - transitional and final provisions). (9) References to other acts should be kept to a minimum. References shall indicate precisely the act or provision to which they refer. Circular references (references to an act or an article which itself refers back to the initial provision) and serial references (references to a provision which itself refers to another provision) shall also be avoided. (10) Amendments should be possible by the absolute majority in the national parliaments in one lecture, in order to prohibit the rigidity of the amendment procedure, which might be an obstacle for a dynamic European integration. Every amendment of a constitution shall be clearly expressed. Amendments shall take the form of a text to be inserted in the act to be amended. Preference shall be given to replacing whole provisions (articles or subdivisions of articles) rather than inserting or deleting individual sentences, phrases or words. An amending act shall not contain autonomous substantive provisions, which are not inserted in the act to be amended. (11) An act not primarily intended to amend another act may set out, at the end, amendments of other acts, which are a consequence of changes which it introduces. Where the consequential amendments are substantial, a separate amending act should be adopted. (12) Obsolete provisions shall be expressly repealed. The adoption of a new provision should result in the express repeal of any provision rendered inapplicable or redundant by virtue of the new provision. * These guidelines could be regarded as instruments for internal use by the national parliamentary institutions. They are not legally binding.

Comparative Aspects on Constitutions: Theory and Practice DRAFT PROGRAMME Полный текст в формате PDF

A Report by the Commission on the Black Sea The Black Sea region is a contested neighbourhood and the subject of intense debate. This reflects the changing dynamics of the region, its complex realities, the interests of outsiders and the region's relations with the rest of the world. Its strategic position, linking north to south and east to west, as well as its oil, gas, transport and trade routes are all important reasons for its increasing relevance. Despite heightened interest in the area however, the region's real priorities and needs are still being largely ignored. The Commission on the Black Sea was formed to suggest ways for this increasingly important but volatile region to move in the direction of cooperation and collaboration. It was formed to provide policy-oriented research on the challenges and opportunities of the Black Sea region and to suggest ways to secure its peace and prosperity. We are happy to announce the final report by the Commission on the Black Sea "A 2020 Vision for the Black Sea Region". Полный текст в формате PDF

Предлагаем вашему вниманию очередной выпуск бюллетеня CEPS European Neighbourhood Watch. Issue 60 Editorial by Michael Emerson: "Time for a Tripartite Gas Pipeline Consortium for Ukraine" The future of Ukraine's gas transit pipeline is back on the agenda, and it is time for the European Union to come up with constructive ideas on what to do. Immediately after his election, on 21 April President Yanukovich agreed with Moscow a deal in which Ukraine would get a price discount on gas supplies for ten years, alongside an extension of the lease for the Black Sea fleet for another 25 to 30 years. In addition Moscow has proposed a full merger between Gazprom and the Ukrainian gas distribution company Naftogaz, which given the disproportionate size of the two parties would mean a takeover by Gazprom. Russia is offering to pay for the modernization of the transit pipeline, which indeed will be an expensive refit costing maybe around $10 billion. But to the merger proposal President Yanukovich has said no – it was a bridge too far in ceding control of strategic assets to Russia. He has however signaled his interest in the idea of a tripartite Ukrainian-Russian-European consortium for the gas pipeline, which has been discussed on and off since the days of President Kuchma. At that time, in 2002, the idea was for the German gas importing company, Ruhrgas, to join an essentially Russian-Ukrainian scheme. In January 2009, at the time of the crisis when Russia interrupted gas supplies to Ukraine and through it to EU markets, CEPS published a paper advocating that the tripartite consortium idea be reconsidered in a revised form that would see a full involvement of the EU itself as well as some European energy corporations*1. There would be a new corporation that would secure a long-tem lease of around 20 to 30 years for use of the trunk gas pipeline, and undertake its renewal and maintenance. There would be Ukrainian, Russian and European shareholders. In particular there would be equity investment by the EBRD and loan financing from the European Investment Bank (EIB) in addition to the participation of European energy companies. Crucially, the participation of the EBRD and EIB would be tasked to oversee the corporate governance of the consortium. However in 2009 the Yushchenko government was not interested in bringing in Russia. The European Commission followed Yushchenko's line and convened in February 2009 a conference in Brussels on the modernization and governance of the Ukrainian gas distribution infrastructure. Elena Gnedina & Michael Emerson, “The Case for a Gas Transit Consor­tium in Ukraine: A Cost-Benefit Analysis”, CEPS Policy Brief, No. 180, January 2009. The Ukrainian side produced complex plans for the reform of the governance of Naftogaz, and the conference adopted a lot of recommendations and plans for useful but hardly strategic projects. While the Russian minister of energy was invited, this was essentially a bilateral European-Ukrainian affair, to the point that the Russian minister walked out before the end, feeling that Russia had not been treated as an equal partner. The European Commission does not seem to have reacted so far to the latest show of interest by Yanukovich in the tripartite consortium proposition. The basic mechanism for a tripartite consortium is clear enough, although many details would need to be negotiated, such as the distribution of shares between Ukrainian, European and Russian partners. The main question is whether it is worthwhile the EU picking up the issue and making a proposal. There are four reasons why the EU should do so. First it is a necessary and bankable project. It is necessary because the pipeline network is old and badly depreciated, and in need of expensive refurbishment. With a long-term lease of 20 to 30 years on the trunk transit pipeline, supported by a tripartite Treaty to give the project the highest level political and legal basis, the corporation would have a guaranteed source of income from transit revenues. The EBRD and EIB could supply a critical mass of initial financial pledges alongside Gazprom and some European energy companies, and thence the foundations for securing further bond funding in international financial markets. Second, it is a project that would enhance European energy security. The project would separate (technically, politically and legally) the gas transit function of the trunk pipeline from the domestic Ukrainian gas distribution network, with proper taps, meters and above all managerial control to separate gas flowing to Europe and that going to the Ukrainian distribution network. This would exclude recurrence of the crises of 2006 and 2009 when bilateral Russian-Ukraine payment problems resulted in the cutting of supplies to the EU. Third, it could be an action demonstrating the EU's capacity for rapid strategic action in foreign and security policy, so far sorely lacking. This is an initiative that Mr Guenther Oettinger, the new energy chief at the European Commission, could advance in association with Mr Stefan Fuele, his colleague responsible for neighbourhood policy, and High Representative Catherine Ashton, inviting the EBRD and EIB to a working group to outline an operational proposal. Fourth, and most important on top of these already important merits, the project would create political synergies between the EU, Russia and the common neighbourhood of which Ukraine is the core. This would be signaling a switch of paradigm in the affairs of the wider Europe. It would be a step away from the competition for primacy over spheres of influence between the EU and Russia in their common neighbourhood, towards a cooperative regime with synergetic benefits for all parties. The EU typically argues that it does not want a primitive geopolitical competition over its Eastern neighbourhood, and yearns for a more enlightened and inclusive pan-European order. It has not been doing so well in achieving this. Here is a concrete chance to take a major step in the desired direction. For the moment the Commission is silent, missing the chance. *1 Elena Gnedina & Michael Emerson, “The Case for a Gas Transit Consor­tium in Ukraine: A Cost-Benefit Analysis”, CEPS Policy Brief, No. 180, January 2009. Полный текст в формате PDF

Странный конфликт разгорается между Европейской Комиссией и Италией. Исполнительный орган ЕС потребовал от Рима прекратить дискриминацию женщин в области пенсионного обеспечения и немедленно исправить положение. На это ему отводится два месяца. «Мы надеемся, что дело не дойдет до нового приговора Европейского суда, – предупредил официальный представитель заместителя председателя Комиссии Вивиан Рединг. – Два с половиной года назад в адрес Италии им уже был вынесен приговор. После этого она изменила свое законодательство, но оно по-прежнему не соответствует европейским нормам». Что же оказалось причиной такой схватки? Оказывается, в Италии женщины, находящиеся на государственной службе, имеют право выходить на пенсию в 60 лет, тогда как их коллеги-мужчины – в 65! В Брюсселе это рассматривают как дискриминацию женщин и требуют… подтянуть пенсионный возраст женщин до мужского! Иными словами, более выгодные условия для женской части служащих приравниваются к их же дискриминации. Примечательно, что такое рвение Комиссия демонстрирует не в области, например, выравнивания уровня зарплат за одинаковую работу, условий продвижения по службе для мужчин и женщин или их социальной защиты. Действия в этом направлении были бы понятны. Было бы также понятно, если бы службы В.Рединг потребовали не увеличить возраст выхода женщин на пенсию до пенсионного возраста мужчин, а прекратить дискриминацию мужчин, снизив их пенсионный возраст до пенсионного возраста женщин. Но в нашем конкретном случае борьба за равноправие против дискриминации прекрасной половины человечества становится похожей на фарс. Ясно, что в нынешней демографической обстановке в Европе при старении населения и низкой рождаемости сохранение нынешней конфигурации пенсионной системы с финансовой точки зрения невозможно. Поэтому правительства европейских стран под разными предлогами и так стараются повысить пенсионный возраст. Но столь нелепый способ добиться этого даже и припомнить трудно. Светлана ФИРСОВА

Еврокомиссия готова оштрафовать Британию за порчу атмосферы Стоило только индивидуальное каминно-печное отопление на угольке сменить котельными на природном газе и электрообогревателями, как отошел в область преданий лондонский смог, обкуривавший небо и жителей в прохладные сезоны. Смрадный чад над крышами в далекие уже 1960-е годы считался печальной визитной карточкой города. С тех пор много воды утекло под мостами по-над Темзой, и воздух очистился от углеродной скверны. И все же выхлопные газы и фабричный трубный дым отравляют атмосферу. Причем отравляют в таком ошеломительном масштабе, что Лондон наравне со Скалой, она же Гибралтар (заморская территория бывшей империи), состоит на учете в Еврокомиссии как самый злостный загрязнитель. И вредитель, поскольку ставит под угрозу здоровье столичных жителей и многочисленных гостей. Дело в том, что выбрасываемые в окружающую воздушную среду частицы, имеющие маркировку PM 10 s, способны вызывать сердечные приступы, инфаркты, астму и легочные заболевания. Ежегодно, согласно статистике парламентского комитета по защите природной среды при палате общин, в Британии более 4300 человек умирают преждевременно по причине пагубного воздействия на их здоровье грязного воздуха. Каким-то образом подсчитали, что для нации это оборачивается финансовыми потерями в 2 миллиарда фунтов стерлингов. Стрелы критики метят в основном в мэра Лондона, пышноволосого блондина Бориса Джонсона, которые притормозил осуществление природоохранных реформ своего предшественника Кена Ливингстона. «Красный Кен» в свое время принял решение последовательно расширять Зоны слабых выбросов (ЗСВ) путем замены старых «рабочих лошадок» муниципального транспорта на экологически более чистые модели. Но «некрасный» Борис отложил переход к третьей фазе этого проекта. Тем самым лондонский градоначальник подставил ножку нынешнему коалиционному правительству тори и либеральных демократов, обязанному довести дело до полного соблюдения установленных ЕС в 2004 году экологических стандартов по чистоте воздуха. Предыдущий кабинет лейбористов еще 3 мая подал прошение в Еврокомиссию дать отсрочку до 2011 года, однако этим только раздразнил стражей экологии из Брюсселя. Через месяц, в начале июня, Янеш Поточны, член Еврокомиссии, ответственный за охрану окружающей среды, сделал британским властям «второе и последнее предупреждение», как пишет «Гардиан». В заявлении Поточны сказано: «Если Соединенное Королевство не примет необходимые меры для того, чтобы соблюсти законодательство, Комиссия может передать дело в Суд европейских сообществ». Столичный голова Бен Джонсон, в котором нередко бурлит кровь его турецких предков, заранее отказался платить по счетам из городского бюджета, объявив главным виновником центральное правительство. Такая глухая оборона не вызвала понимания озабоченной общественности. Дженни Бейтс, активистка лондонского отделения движения «Друзья земли», откомментировала: «Борис Джонсон должен принять действенные меры, чтобы Лондон соответствовал лимитам на вредные выбросы, установленные Евросоюзом, а не полагаться во всем на правительство». Время пошло. Присяжные застыли в ожидании, тем более что прецедент уже был: в январе 2009 года ЕС уже подавал иск против Британии. Чем тогда завершилась тяжба, сказать трудно – видимо, внесудебным компромиссом под честное слово исправить положение в разумно приемлемые сроки. Но если на этот раз Евросоюз захочет островитян «поставить на правеж», то дело наверняка дойдет до Суда европейских сообществ. И тогда, если Британию сочтут виновной в медлительности и халатности, ей будет выставлен штраф в размере 300 миллионов фунтов стерлингов. Владимир МИХЕЕВ

Завершившийся чемпионат Испании по футболу вновь продемонстрировал, что погоду в этом виде спорта в пиренейской стране делают два могущественных клуба – каталанская «Барселона» и мадридский «Реал». Занявшую третье место «Валенсию» отделяют от серебряного призера целых 27 очков! Такое доминирование двух великих клубов в высшей лиге – с 1984 года они за редким исключением делят между собой все возможные титулы – тревожит не только многих испанских болельщиков, но и аналитиков, поскольку препятствует более успешному развитию самого популярного вида спорта. Однако вызывает озабоченность не только это. Совокупный долг всех испанских футбольных клубов достигает сейчас 5 миллиардов евро, тогда как в 1990-е годы не превышал 200 миллионов в пересчете на единую европейскую валюту. Между тем, недавно специалисты назвали мадридский «Реал» вторым в мире (после английского «Манчестера») самым могущественным в финансовом отношении клубом, отмечает газета «Паис». Главным источником дохода, как и в других европейских странах, «Реалу» и «Барселоне» служит продажа телевизионных прав на трансляцию матчей, хотя у мадридской команды есть собственный телеканал. Регулярный показ игр обеспечивает испанским клубам 39% дохода, но при этом «Реалу» и «Барсе» достается примерно в 19 раз больше денег, чем команде, замыкающей первый дивизион. Для сравнения: в Германии, Франции и Англии этот показатель не превышает двух-трех раз. Объясняется такая разница просто: в Испании каждый клуб ведет с телекомпаниями «сепаратные переговоры», а в других странах Европы достигают коллективных соглашений. А что касается «дуомвиратов» и «триумвиратов» в национальных чемпионатах, то такое наблюдается и в других южноевропейских странах – соседней Португалии, где давно уже царствуют «Бенфика», Спортинг» и «Порту», а также в Греции, где традиционно лидируют АЕК, «Олимпиакос» и «Панатинаикос». Как видим, даже на родине демократии футболом правят другие законы…

или Борьба с безнадежным исходом (назидательная история) У планеты, о которой я хочу вам рассказать, было короткое звучное имя Зед – «Z», если кто не знает. Она мало чем отличалась от любых других обитаемых миров. Но, все же, была у нее одна особенность. Политическое пространство у планеты Зед было маленькое-маленькое, скукоженное, даже, можно сказать, захудалое. И политическая, и финансовая элита – какая-то не очень патриотичная. Скорее даже компрадорская. И к ротации власти – казалось бы, классика – на ней относились с большим предубеждением и настороженностью. Кстати, как считалось там, за дело. В прошлом из-за нее такие ужасы претерпеть пришлось, что вспоминать тошно. Зато время от времени вырастали на ней такие огромные-преогромные деревья, что своими корнями все ее недра опоясывали, и все соки из нее безвозвратно высасывали. Племена, некогда обитавшие на нашей планете, а, возможно, и какие-то другие разумные существа – доподлинно сейчас сказать трудно – эту ее особенность очень хорошо знали. И, чтобы дело совсем уж до беды не дошло, заполнили ее ядро сильнейшим убийственным ядом – орудие против деревьев-узурпаторов элементарное. Как разрастутся они безмерно, начнут своими корнями планету таранить и кровушку из нее пить, обязательно на ядро наткнутся. Тут-то им и конец придет. Вот с этого момента самая новейшая и взаправдашняя история планеты Зед и начинается. Первым, после того как на планете такое ядро оборудовали, выросло на ней гигантское плодоносящее дерево. Оно, понятное дело, своими плодами очень гордилось. И всем-всем при первой возможности объясняло. Я же призвано, мол, всех облагодетельствовать. Как я по всему свету разрастусь, рай на планете наступит. Я своими плодами всех-всех обитателей накормлю, одену и обую. Может, их число, в первое время, правда, подсократить придется. Зато потом все сыты и счастливы сделаются. Золотой век на планету вернется. Росло плодоносящее дерево стремительно. Гордо. Неудержимо. Насчет того, чтобы всех накормить, к сожалению, как вы уже догадались, одеть и обуть, промашка вышла. Это у него не так чтобы получилось. Но вот корни в недра планеты оно очень глубоко запустило. И неизвестно как там из этих недр, а вот из людей, планету населявших, точно кровушку пить принялось. Да, как на ядро ядовитое наткнулось, болеть стало. И как его лекари всякие не лечили, как не удобряли и не подкармливали, оно, в конце концов, настолько захирело, что его многочисленные фанаты и просто почитатели от него отвернулись. Итог бесславный – плодоносящее дерево плодоносить перестало. А как оно плодоносить перестало, порубили его на дрова, корни выкорчевали и другим деревьям поменьше место освободили. На смену плодоносящему, однако, выросло гигантское цветущее дерево. Ни в чем оно своему предшественнику не уступало. И вообще было на него очень похоже. Только вместо плодов было покрыто цветами. Роскошными. Красочными. Разнообразными. И аромат они такой сказочный распространяли, что обо всем на свете забыть можно было, и забыться. На это гигантское цветущее дерево ставку и сделало. Чтобы всех-всех на планете одурманить. Чтобы всем голову вскружить. Чтобы обо всем на свете думать они стали, как цветущему дереву угодно. Чтобы только на него и молились. Ни о чем другом больше не вспоминали. Ведь ничего другого цветущее дерево обитателям планеты предложить и не могло. Тем не менее, как цветущее дерево до небес вымахало, и корни свои в ядро планеты запустило, яд тут же по его жилам растекся – и все цветы завяли. Может, и не сразу, но завяли. А как они благоухать перестали, дурман и рассеялся. Обитатели протрезвели и за голову схватились. Это во что же мы столько времени верили. Это же надо быть такими «кроликами». И этого узурпатора на дрова отправили. Третье дерево гигантское, которое вскоре на смену цветущему пришло, решило ни в какие такие игры не играть. Обманом примитивным не заниматься. Чего не надо, не обещать. Тем более что с плодами у него туго было. Голову никому не дурманить. Поскольку и цветов у него не было. Зато предложить что-то очень нужное, конкретное и реальное, за которое бы все обитатели с радостью ухватились. Особенно, если бы до того они это что-то потеряли. А было дерево такое мощное, такое сильное, такое крепкое – не другим чета – что решение само собой пришло. Провозгласило стальное дерево, что главное в жизни – железный порядок и дисциплина. А его оно как раз-то дать и могло. И стали обитатели планеты дружно строем ходить. И песни правильные, на марши, вестимо, похожие, распевать. А кому не нравится, того в расход. Да и книги, в которых написано, что как-то иначе должно быть, пожгли и прах по ветру развеяли – прах и тех, и других. Однако сколь веревочке не виться, конец все равно один и тот же будет. Как стальное дерево застило все небо, и корни свои ненасытные в самое сердце планеты запустило, задрожало все в страшном ознобе и рассыпалось. Хотя, как потом на многие голоса рассказывали летописцы, не без помощи добрых людей, которых в расход отправить стальному дереву все же не удалось. И наступила на планете странная пора. Деревьев много-много всяких выросло. А гигантские на какое-то время рождаться перестали. Один подлесок. Обитатели планеты даже вздохнули свободно, с облегчением, и плечи расправили. Ну, думают, пронесло. Мы теперь сами с усами. Сами о себе позаботимся. Без этих чудовищ. Да не тут-то было. Как-то тихо и незаметно пошло в рост гигантское ядовитое дерево. Вроде бы, не страшное. Неприметное. На другие очень похожее. Казалось бы, самое обычное. Никому ничего не обещает. Ни защитить. Ни облагодетельствовать. Ни от кого ничего не требует. Будь то по поводу восторгов или песен праведных. Только вот растет мощно так, спокойно, уверенно. Да на обитателей свысока поглядывает. Глупые вы, мол, примитивные создания. С вашими ли хилыми силенками меня удержать. Меня ведь никто и ничто не остановит. Мне сам господь Бог не указ. А на свое спасение – чан с ядом в центре планеты – не рассчитывайте. Ваш яд мне не страшен. Я само смертельно ядовитое. Так что так-то вот, разлюбезные подданные. Все глупости из головы выкиньте. Ничего такого я не потерплю. И чтобы ни-ни у меня. А не то… © Н.И. ТНЭЛМ

Все европейские народы вышли из одной детской. Все мы выросли в одной и той же колыбели. У всех нас общие предки. Сомнения на этот счет полностью оставлены. По этому поводу давно уже никто не спорит. Все, что нужно и не нужно, тысячи раз подтверждено, доказано и передоказано. Поэтому мы такие, какие есть – разные-преразные, непохожие и, в то же время, столь близкие, одинаковые и человечные. Но это только часть истории. Ведь говорить правду, одну только правду и ничего, кроме правды – лучший способ сокрыть истину. Это вам каждый семьянин расскажет. Не только адвокаты и следователи. Другая надежно скрыта под сенью прошлого. Догадки о ней то тут, то там в форме самых нелепых фантастических предположений выплескиваются на страницы книг. Они вдохновляют сумасбродные ленты кинематографистов. В том числе самых популярных. И это не случайно. Ведь очень часто понимание того, кто мы, откуда идем и во что можем превратиться, приходит к нам через озарения людей творческих, людей искусства. Как совершенно гениальные, так и те, которые вызывают недоумение, оторопь и отвращение. Их любовь была чиста, безоблачна и безгранична. Ничто ее не омрачало. Она вспыхнула сразу, с первого взгляда. Так, как только и должно быть. Они тотчас же поняли, что созданы друг для друга. Что жить друг без друга просто не могут. Диву даешься, и как это им раньше-то удавалось. Загадка – да и только. Никто разгадать ее был бы не в состоянии. Любовь полыхала в их груди как степной пожар засушливым летом. Сметая все на своем пути. Заставляя забыть обо всем на свете. О друзьях и близких. Смене дня и ночи. Обязанностях и условностях. И вот они лежали в объятиях друг друга. Прижимаясь телами так крепко, будто пытались переплавить их в одно. Сливаясь губами с таким упоительным остервенением, будто оторвись они на секунду, и тот час же умерли. И мир вокруг них вновь, в который раз, захлебывался в их чувствах. И исчезал, оставляя их наедине с вселенной и вечностью. И дарил им бесконечное, счастливое, судорожное, ни с чем несравнимое забытье. Он вышел из него от легкого прикосновения чего-то мягкого, теплого и пушистого. Не открывая глаз, нащупал холку. Ласково провел пару раз по спинке, выгнувшейся навстречу его руке, ощупывая позвонок за позвонком. И стал чесать за ушками. Привычно и естественно, как многие поколения до него. В ответ раздалось мелодично поощрительное мурлыканье. Под которое так сладко было снова уснуть. Очень скоро он вновь пробудился. На этот раз от внимательного пристального взгляда. На него не просто смотрели. Его как бы насквозь им просвечивали. В лицо ему впивались два фосфорицирующих золотисто-оранжевых зрачка, необычный разрез которых ему был так хорошо знаком по популярным изданиям, которыми он зачитывался в юности. В них угадывалось такое желание узнать и понять, что было не до вытянутой серой мордочки с хищным оскалом лишь слегка прикрытых сверкающих клыков. «Спи, спи, спи, – услышал он успокаивающий голос любимой, – еще не время». И вновь забылся в полуобморочном сне, полностью доверяясь своей избраннице. Кто потом обвивался вокруг его груди, шипяще нашептывая что-то нежное, непонятное и возбуждающее, с каким зверем, то рычащим, как рупор на площади, то стеснительно повизгивающим и вертящимся вокруг него со скоростью карусели, он понятия не имел. И то, что поутру его тело было испещрено многочисленными царапинами и укусами, значения не имело. Главное – он был на вершине блаженства. И осознавал, что не променяет свою судьбу ни на какую другую. Сколько бы и как бы это ни продолжалось. Ночь за ночью. Месяц за месяцем. Год за годом. До последнего вздоха в глубокой старости. Но время шло. И однажды ночью он проснулся не от привычных призывных птичьих трелей, покусывания или нежного щекотанья паучьих лапок, а от рези в глазах. Торшер был включен. От него по комнате разливалось какое-то незнакомое, непонятное, призрачное сияние. Там, где полагалось находиться его суженой, уверенно восседала царевна-лягушка и смотрела на него теми самыми или какими-то другими переливающимися зрачками, тысячи вариаций которых уже мерещились ему раньше. «Не пугайся, – сказала она ему на этот раз. Ее голос был спокоен. Осанка горделива. Взгляд ироничен. Во всем облике чувствовалось что-то величественное. Ни тени сомнений или колебаний. – Время пришло. Выбор за тобой. Ты давно уже понял то, что не понять было бы невозможно. Я знаю, ты любишь меня. И во имя этой любви должен стать таким же, как я». «То есть лягушкой», – выдавил он из себя и замер, понимая, что сморозил несуразную глупость, не подобающую торжественности момента. Но она в ответ лишь рассмеялась, весело, задиристо и переливчато – как будто бы молоточки простучали по клавишам высшего регистра старинного, тонко настроенного клавесина – не удосуживаясь бухать и квакать, как положено было бы в ее теперешнем обличье. Отсмеявшись, она продолжала: «Такой же, как я значит такой же, как мы все. Как все люди. Ты человек. И поэтому ты один из нас. Просто этого не знаешь. Ты не умеешь заглянуть в себя. Осознать свои силы и возможности. Ощутить в себе сокровенное. Слиться с природой. Они дремлют в тебе. Я помогу им проснуться. Я уже почти все для этого сделала. Но решение ты должен принять сам. Тебе достаточно лишь сказать: да, я этого хочу!» «А чего этого?» – Чтобы потянуть время и свыкнуться с неминуемым, он вновь сделал вид, будто бы не понимает. Хотя внутри него все трепетало от восторга. Хотя он ощущал, что стоит перед входом в огромный, непонятный, неизвестный, непознанный им, но такой увлекательный, завораживающий мир. «А вот этого», – молвила царевна и из пучеглазого пупырчатого существа превратилась в задумчивого сфинкса, как его рисуют на всех картинах, ничего общего с лягушкой не имеющего. Только искорки в ее глазах продолжали сверкать по-прежнему, и улыбка осталась такой же родной и чарующей. «Вызволять меня тебе не надо. Как видишь. И топать за тридевять земель, и подвиги совершать – тебе не требуется. Поелику дело не во мне, а в тебе. Ты пока зародыш. Набухшая почка. Закуклившаяся гусеница. Скажи себе: я могу, я хочу, я буду таким же, как другие, и ты станешь со мной вровень. Ты обретешь себя. Взаправдашнего. Подлинного. И обретешь меня. Только по-настоящему. Обретешь весь мир, который пока от тебя скрыт. Не как чужак, забредший в лесную глушь. А как один из его творцов. Решайся. Светает. Хорошо бы, если бы ты сказал свое слово сейчас, до утренней зари. Я так жду его». «Почему мне это кажется знакомым?» – продолжил он диалог уже только сам с собой. И вспомнил одну из многочисленных сказок, а, может, не просто сказок, которые ему читала перед сном мама, когда он был совсем маленький. И которые он с таким восторгом перечитывал, когда немного подрос и научился складывать буквы в слова. В ней рассказывалось, как правителю какого-то восточного царства захотелось новых ощущений. И он разрешил пришлому, как выяснилось впоследствии, злому волшебнику соблазнить себя превращениями в разных птиц и, кажется, более мелких тварей. Ему настолько понравились превращения, что он забыл волшебное слово, без которого нельзя было обратно вернуть себе человеческое обличье. И он навсегда бы остался в чужом, уступив волшебнику обманом отнятый у него престол, если бы не упорство, с которым он бросился отвоевывать обратно свою судьбу. «Сказочники все переврали», – заставила его вернуться к фантастически нереальной реальности возлюбленная. Пока он предавался воспоминаниям, она вновь поменяла свою внешность. Стоило ей лишь повести бровью, и из сонного мудрого сфинкса она трансформировалась в напористую разъяренную пантеру. «Слушай! Знание должно было бы войти в тебя само, как только ты бы сказал: да, я хочу. Но я вижу, что ты колеблешься. Тогда попробую объяснить и рассказать тебе все сама. Хотя слов никогда не хватает. Они слишком слабы и невнятны. Ими трудно передать все величье и трагичность того, что я тебе поведаю». И она начала свой рассказ. Стены исчезли. Свет теперь шел отовсюду. Образ ее расплылся. Где она теперь находилась, он не понимал. Голос как бы сам собой рождался в его голове. «Наш общий прародитель, – нашептывал он ему, – был всем. Для него не существовало преград. Он дал начало всему. Всему сущему. И мы, люди, были плоть от плоти его. Мы могли все. Мы были всем. Мы объединяли в себе весь этот мир. Он не был праведен и справедлив – мир нельзя построить на столь шатких и эфемерных основах. Но в нем царствовали гармония и порядок. И так продолжалось бы всегда. Однако чем больше поколений отделяло нас от общего прародителя, тем слабее становилась связь с ним. И тем выше становилась поросль тех, кто ставил себя над другими. Кто понукал и третировал остальных. Кто стремился подчинить их себе и поработить. Кого превратить в слуг. Кого в дичь. А кого во врагов, которых бы боялись все восстающие против их воли. Одновременно же быть и хозяином, и рабом, до сих пор не удавалось никому. И они разорвали связь времен. Они разрушили гармонию и порядок. Они подстроили так, чтобы между ними и творцом пролегла почти непреодолимая пропасть. И мир сделался тем, который окружает нас теперь. Где каждый сам за себя. И сам по себе. Где природе нет места в сердцах людей. Где господство – высшая ценность и смысл сущего. Оно заменяет им все. Чувство же собственного величия превратилось в клетку, в которую замкнут человек. В которую посажено все человечество. Но клетка эта не настоящая. Она рукотворная. Она не была выстрадана творцом. Ее создал сам человек. В его же силах сломать ее. Стоит только захотеть. По-настоящему. Не боясь. Не оглядываясь назад. Полностью отдавшись своему порыву. Как тебе сейчас. И оковы падут. Мир вновь обретет первозданную красоту. И человек станет частью этого мира. Частью всего живого. И всего сущего. Но только надо переступить через все глупые сказки, пускай даже такие милые и симпатичные, как про царевну-лягушку, конька-горбунка, волка-помощника и всяких там Киплингов. Надо выбросить из головы все чудовищные извращения про оборотней и вампиров. Они придуманы теми, кто жаждет власти. Для кого царствовать дороже всего на свете. Кто упивается своим господством над природой и всеми другими ее детьми. И теми, кто был ими подкуплен. Кому они задурили голову. Для них слияние с природой – как кость в горле. Обман – их кредо и страсть. Без него для них жизнь не в жизнь. Спадет обман – исчезнут и они. Но наш общий предок никуда не исчез. Он в каждом из нас. И каждый из нас – бесконечный, безграничный, несравненный, красивейший мир. Достаточно только захотеть. Очень захотеть. И прошлое вновь сбудется в будущем. Надо только произнести: да. Ты готов выкрикнуть его вместе с нами? Вместе со мной?» Он ничего не сказал ей в ответ. Это его губы сами прошептали заветное слово «да». © Н.И. ТНЭЛМ

Любовь движет миром. Эта максима справедлива повсюду на планете. Но в Европе она верна вдвойне. Здесь ее действие принесло особо впечатляющие, ни с чем несравнимые результаты. Она подтолкнула интеграцию. Дала жизнь знаменитому европейскому проекту. Жан сидел в своем просторном кабинете в старинном импозантном особняке, обхватив голову руками и покачиваясь из стороны в сторону. Положение казалось безвыходным. Как поступить, он не знал. Ни одна светлая мысль не приходила на ум. Будущее казалось ужасным и беспросветным. Война была позади. 40-ые потихоньку шли на убыль. Ему было уже порядком лет. Пожалуй, несколько больше, чем хотелось бы. И намного. А он влюбился. Как мальчишка. Как слюнявый щенок. Безудержно и безрассудно. Но не это удручало его. Отнюдь. Да, он была намного старше. Да, жизнь уже основательно потрепала его. Ну, да это бог с ним. Ведь возлюбленная ответила ему взаимностью. А она была так хороша. Так бесподобна. Так обворожительна. Он любовался каждым ее движением, каждым жестом или гримаской. Он восхищался каждой ее фразой, такой доверчивой и в то же время такой наивной, верной и простой. Он наслаждался всем, что она делала или, наоборот, не делала. Его восторгам не было предела – в нее нельзя, в нее невозможно было не влюбиться. Его убивала не разница лет. Черт с ней. На нее можно было наплевать, как плевали тысячи до него. Дело заключалось в другом. Совсем в другом. Она была немкой. А он французом. И этим все было сказано. Война закончилась. Но ее отголоски еще полыхали в головах и сердцах людей, затмевая все вокруг. Память о жертвах, горе, потерях и преступлениях была все еще так жива. Их народы разделила судьба. Она сделала их врагами. И врагами кровными, заклятыми. Такими им и суждено было оставаться. Жан даже подумать боялся о том, что случится, проведай люди об их тайной любви. Что наступит конец так хорошо развивавшейся карьере, он знал наперед. Хуже то, что от него мгновенно отвернулись бы все его друзья, все близкие, все сослуживцы и знакомые. И незнакомые – его моментально предали бы все почитатели. То, какой огромный вклад он внес в победу, в завоевание свободы и возрождение Родины, забылось бы в одночасье. Он превратился бы в парию в своей собственной стране. И в том, что ее «побили бы и закидали камнями», он тоже не сомневался. Перед глазами, вызывая слезы бессилия, проплывали шекспировские образы. Вековая вражда домов Монтекки и Капулетти. Череда бесконечных непрерывающихся убийств и предательств. Необходимость от всех таиться, скрываться, обманывать. И так день за днем. А в финале – нож, воткнутый в сердце любимой. Нет, он этого не перенесет. Все ужасно. Непоправимо. Неотвратимо. Гадко и беспросветно. Хотя… Если только не это… А, может, попытаться… Авантюра? – Всенепременно. Никто до него ничего подобного не пробовал. Но игра стоит свеч. Надо только продумать все до последней детали. Осечка непозволительна. Тщательнейшим образом выписать все роли. А там, кто знает. Если получится, ход истории изменится, и подарит шанс их любви. У него для этого достаточно опыта, достаточно связей, авторитета и влияния. Из-под пера Жана размашисто вылетали страница за страницей – пункты плана, письма во все адреса, пояснительные записки, манифесты. А вот и главный документ. В истории он останется как Декларация Шумана. Она открыла новую эру. Она провозгласила новую эпоху. От нее идет в Европе отсчет нового времени. Она сделала невозможное. Она проложила путь к примирению народов через интеграцию. Из нее выросли чуть позже Европейское Объединение Угля и Стали, Европейской Экономическое Сообщество, а затем и Европейский Союз. Тот Европейский Союз, который мы так хорошо знаем. Ведь фамилия Жана была Монне. Все-таки любовь действительно движет миром. Не сомневайтесь. И не завидуйте. Действуйте. Не обязательно как он. Можно иначе. Лучше или хуже, не важно. Главное – не опускайте руки. Действуйте. Она вам поможет. Обязательно. Не может не помочь. © Н.И. ТНЭЛМ

Вынесенный в заголовок вопрос не является риторическим для ряда ведущих американских экспертов. Часто многие проблемы видятся лучше со стороны, поэтому французский экономический журнал «Экспансьон» обобщил мнения ряда заокеанских специалистов, обладающих особым авторитетом в финансовом мире – Джозефа Стиглица, Пола Волкера, Нуриеля Рубини, Пола Кругмана и многих других. Их объединяет в первую очередь мнение о том, что евро в нынешнем виде обречен, по крайней мере, в среднесрочном плане. Первая причина такой оценки очевидна, поскольку ее разделяют многие и в Старом Свете. Еврозона не располагает орудиями борьбы с асимметричной угрозой. Что имеется в виду? Разным странам еврозоны могут угрожать разные экономические напасти – спад, высокая безработица… Обычно страна реагирует на эти угрозы соответствующими финансовыми инструментами. Например, если в одном из штатов США возникают проблемы, федеральные власти гасят пожар с помощью федерального бюджета и мобильности рабочей силы. В ЕС такого бюджета нет. Страны-участницы зоны евро имеют общую валюту, но бюджетная и налоговая политики у них разные, а мобильность рабочей силы по-прежнему весьма относительна. Теоретически, как было задумано немцами при разработке идеологии единой европейской валюты, положение должен выправлять Пакт стабильности, устанавливающий единые критерии для партнеров. Но его не особо соблюдали, не было и достаточно обязывающего механизма, заставлявшего это делать. Кстати, первыми нарушителями пакта в 2006 году стали как раз Германия и Франция (они вышли за пределы допустимого бюджетного дефицита), которым за это из Брюсселя только погрозили пальчиком. Поэтому и остальные страны, хотя и не имели такого политического и экономического веса, также стали позволять себе вольности. В частности, они легко брали кредиты для финансирования бюджетов, что было просто и выгодно в докризисных условиях. Потом Греция и за ней несколько других стран оказались в критическом положении со всеми известными последствиями. Если не преодолеть неполноценность евро, не опирающегося на единые – и достаточно жесткие! – бюджетную и налоговую политики, то будущее единой валюты представляется сложным. «Если Европа не урегулирует свои институциональные проблемы, то будущее евро может оказаться весьма коротким», – считает П.Стиглиц. Допустим, все согласны с таким диагнозом. Как лечить болезнь? Единого мнения нет. Французы призывают взять под контроль в том или ином виде международных финансовых спекулянтов, действия которых продиктованы исключительно желанием получить побольше денег. На самом деле последствия этих действий таковы, что реальные проблемы тех или иных участников зоны евро принимают гипертрофированные размеры. Так произошло с греческим государственным долгом. Немцы думают иначе. Они полагают, что контролировать надо не спекулянтов, а те правительства, действия которых привели к катастрофическим бюджетным перекосам. Следовательно, эти страны должны расходовать столько, сколько заработали, а пока вводить жесточайшую экономию. Но пока Париж и Берлин спорят, американцы не согласны ни с тем, ни с другим. Дело не в биржевых спекулянтах, а в потере доверия к долговым обязательствам отдельных стран, отвечают они французам. Немцам говорят другое: если ваш диагноз может подойти для Греции, то как быть, например, с Португалией и Испанией? Там проблема не столько в государственном долге, сколько в неконкурентоспособности рынка труда и слишком большой задолженности не государства, а в частном секторе… Рекомендация заокеанских экспертов традиционна: надо снижать зарплаты в проблемных странах. Нобелевский лауреат П.Кругман называет даже точные цифры: в Греции, Португалии, Испании и других заработки должны снизиться на пятую часть в сравнении с Германией, а в Латвии (она не входит в зону евро) – на треть! Это реально? На примере Латвии, которая в 2008 году, раньше проблемных стран еврозоны, начала проводить жесткую бюджетную экономию, видны первые результаты этих действий. Уровень безработицы подскочил с 6% до 22% самодеятельного населения, хотя заработные платы снизились всего на 5,4%, а не на треть… Рекомендуемые меры, конечно, сокращают государственные расходы и приводят их в большее соответствие с реальными возможностями. Но одновременно, сокращая доходы населения, правительства снижают внутренний спрос, что, в свою очередь, тормозит экономическое развитие, уменьшает налоговую базу, и, следовательно, поступления в казну. Страна попадает в замкнутый круг. Что делать, если все не правы? Очевидно, назрело время нестандартных, смелых решений, что подразумевает наличие сильных и смелых политических лидеров. Их дефицит в избалованном политкорректностью ЕС ощущается особенно сильно. Светлана ФИРСОВА

Финансовые трудности зоны евро могут притормозить выход из кризиса в восточноевропейских, в частности, балканских странах, предупредил председатель Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР) Томас Миров. Выступая в Загребе на региональной встрече глав правительств, он отметил огромную важность этих событий для этой части Европы. «Например, кризис в Греции способен подорвать усилия по выходу из кризиса, особенно если на здоровых греческих банках и их местных филиалах отразится неуверенность международных рынков», – отметил он. В таком контексте «решительные меры ЕС и МВФ являются первым шагом, призванным успокоить рынки». Т.Миров также высказал мнение, что оптимальной перспективой для всех стран региона должна стать европейская интеграция. Андрей СЕМИРЕНКО  

Перед встречей Россия-ЕС на высшем уровне в Ростове-на-Дону европейское статистическое ведомство «Евростат» опубликовало обзорные данные о состоянии торговли между обеими сторонами. По этим данным, целое десятилетие объем торговли быстро рос вплоть до 2008 года, а в 2009 году упал. Экспорт в Россию из 27 стран ЕС в 2000 году составлял 23 миллиарда евро, достиг в 2008 году 105 миллиардов, а в 2009 году снизился до 66 миллиардов евро. Аналогичную эволюцию претерпел импорт из России в ЕС. В 2000 году его объем составлял 64 миллиарда евро, в 2008 году поднялся до 178 миллиардов евро, а в прошлом году снизился до 115 миллиардов евро. Соответственно торговый дефицит «двадцати семи» по отношению к России составлял в 2000 году 41 миллиард евро, в 2008 году – 73 миллиарда евро, а в 2009 – 50 миллиардов евро. Россия стабильно занимает третью строчку в списке торговых партнеров ЕС, пропуская вперед только США и Китай. Так, в 2009 году российские товары составляли 6% всего экспорта ЕС и 10% его импорта. Структура торговли между ЕС и Россией также не меняется. Европейский экспорт составляет преимущественно готовую продукцию (85%), импорт – сырье, в основном, энергоносители (3/4). Из стран ЕС на российский рынок поступают главным образом самолеты, автомобили, мобильные телефоны и лекарства, а в обратном направлении – нефть, газ и уголь. Крупнейшим торговым партнером России в ЕС является Германия, обеспечивающая 31% всего европейского экспорта российским партнерам (20,5 миллиарда евро в 2009 году). За ней следуют Италия (6,5 миллиарда евро, или 10% экспорта), Франция (5 миллиардов евро, или 8% экспорта) и Нидерланды (4,7 миллиарда евро – 7% экспорта). Сходная структура наблюдается и в импорте из России. Ведущий импортер также Германия – 20% импорта стран ЕС, или 23,7 миллиарда евро в 2009 году. За ней следуют Нидерланды (14,2 миллиарда евро, или 12% импорта), Италия (12,1 миллиарда, или 10% импорта), Польша (9,1 миллиарда евро, или 8% импорта) и Франция (9 миллиардов евро – 8% импорта). Большинство стран ЕС имеют дефицит в торговле с Россией. Самый крупный – у Нидерландов (-9,5 миллиарда евро в 2009 году), затем следуют Италия (-5,6 миллиарда), Польша (-5,5 миллиарда) и Франция (-4 миллиарда). Но некоторые европейские страны в торговле на российском направлении находятся в плюсе, например, Австрия (+710 миллионов евро в 2009 году), Дания (+572 миллиона), Словения (+473 миллиона). Андрей СЕМИРЕНКО

Страны европейского Севера оказываются наименее пораженными последствиями глобального кризиса и, в частности, проблемами, связанными с зоной евро и крупной государственной задолженностью в ЕС. Осторожная бюджетная политика, которой северяне придерживались на протяжении многих лет, привела к тому, что из северных столиц относительно спокойно могут сейчас смотреть на проблемы правительств других стран-членов Союза. Так, Дания может брать кредиты на самых выходных условиях в мире, опережая даже кичащуюся своей рачительностью Германию. Шведская банковская система, риски которой считаются высокими из-за ее вовлеченности в переживающие тяжелейшие времена финансовые институты стран Прибалтики, выглядит гораздо прочнее, например, французской, сталкивающейся с аналогичными проблемами в Южной Европе. Не надо удивляться, что ожидания деловых кругов северных стран оказываются наиболее оптимистичными в ЕС. Для сравнения: список замыкают их коллеги из Португалии и Италии. Такое положение заставляет вновь присматриваться к скандинавской социально-экономической модели, сохраняющей эффективность даже в нынешние трудные времена. Газета «Файнэншл таймс» так определяет ее: она сочетает открытость к глобализации, высокую степень социальной защиты населения, недискриминационный подход в системе управления и отсутствие большого разрыва между руководством и подчиненными. Тем не менее, скандинавские страны также вынуждены искать ответ на долгосрочные угрозы, общие для всех европейских стран. Среди них на первом месте находится старение населения при низкой рождаемости. Такая демографическая структура ставит под удар возможность финансировать и сохранять нынешние социальные механизмы. Светлана ФИРСОВА

Французская система государственных автомобильных номеров – возможно, самая рациональная и совершенная в мире – претерпела небольшое изменение. Но и эта робкая инициатива властей, направленная на облегчение жизни граждан, неожиданно обернулась для тех и других головной болью. В прошлом году правительство решило ввести новые номерные знаки, которые не требовалось бы менять даже при изменении места жительства – переезде владельца автомобиля в другой департамент (регион) страны. Таким образом, привычные французам индексы департаментов отменялись. Этот шаг вызвал бурную реакцию автомобилистов, продемонстрировав их привязанность к «родному болоту». В результате власти пошли на уступку, объявив, что регионы можно обозначать по желанию владельцев машины. И снова неудача: это позволило бы нарушителям правил дорожного движения избегать штрафов, ведь водители из некоторых регионов (прежде всего, с индексом 93) особенно часто грешат этим и находятся под более бдительным контролем полиции, чем жители других департаментов. К тому же проведенный опрос общественного мнения показал, что более 70% французов не одобряют использование региональных индексов на выбор. Многие парламентарии также выступили против фактической отмены этих цифр на номере. Правительство дало задний ход и пошло на компромисс, постановив обозначать департаменты очень мелкими цифрами, при этом автовладельцы могут выбирать любые, а не только соответствующие департаменту, в котором они живут. Но и это не всё: поменять злополучный индекс можно, даже не изменяя официальную регистрацию машины. Год спустя после начала действия нового правила выявились предпочтения французов – большинство из них выбирают индекс 69 (департамент Рона) и 59 (Лилль). Любопытно, что популярностью не пользуется не только упомянутый 93-й регион, но 75-й, соответствующий Парижу. Дилеры авто объясняют это стремлением парижан избегать вероятных актов вандализма во время поездок в провинцию, ведь жители столицы слывут там спесивыми снобами... Кстати, в свое время российская ГАИ позаимствовала систему номерных знаков именно во Франции. Но, как нередко бывает у нас, скопировала не до конца, а теперь в Москве, в условиях массовой автомобилизации столичного населения, мучается с нехваткой номерных серий. Между тем французам эта проблема неведома – регистрационных номеров там хватает до сих пор аж с 1930-х годов при гораздо большем количестве автомобилей, чем в России! Ларчик открывается просто: цифры и буквы на их номерах, в отличие от наших, не застыли раз и навсегда в установленном порядке, а свободно перемещаются по табличке. Например, если наш номер А 234 ВТ, то у них может быть также 2 А3В Т4, 234 АВТ и т.п., то есть, используется огромное число сочетаний. Тем временем, руководство московского ГАИ ломает голову над тем, что делать, когда заполнится только что начатая серия с региональным индексом 197 и будущая 198. Ведь неизбежна «ужасная» цифра 200, которая занимает больше пространства из-за двойки и в результате не поместится на стандартной табличке. Журнал «Вся Европа.ru» спешит на помощь гаишному начальству и дает ему бесплатный совет: достаточно переместить региональный индекс с конца в начало номерного знака, и можно будет возродить серии 77, 99, 97, 199, 197. Минимум на пятнадцать лет хватит! Александр СОКОЛОВ

После вступления в силу Лиссабонского договора, учреждения должностей председателя Европейского Совета и Высокого представителя по международным делам и политике безопасности в Европейском Союзе, стали все чаще вспоминать о необходимости усилить собственную роль на мировой арене. Эту задачу, видимо, можно решить только благодаря совместным усилиям, особенно учитывая быстрые темпы развития некоторых стран в Азии, да и в Латинской Америке. Что же может помочь усилению влияния ЕС в мире? Один из вероятных ответов – культура. Вот только какой язык нужно использовать для ее распространения? Давно прошли времена, когда французский считался основным международным языком, а сама Франция – одним из претендентов на мировое господство. Теперь, включая какой-нибудь музыкальный телеканал или радио, вы, скорее всего, услышите песню либо на родном языке, либо на английском. Однако достаточно одной поездки за границу, чтобы понять: использования одного лишь языка Шекспира для расширения культурного влияния Европы явно недостаточно. Во-первых, ниша уже занята: английский – язык американских музыкантов и голливудских фильмов. Во-вторых, в мире сохранилось не так уж мало мест, где влияние английского практически нельзя ощутить. Оказавшись в некотором отдалении от туристических районов в Греции или даже в Италии, не всегда легко найти жителей, владеющих вообще каким-либо иностранным языком. А если выглянуть за пределы ЕС, то можно обнаружить, что язык Мольера все еще отлично пригоден для культурного обмена. Чтобы убедиться в этом, достаточно даже одной-единственной поездки за границу. К примеру, в столицу Марокко, Рабат, где в начале лета состоялся всемирный съезд франкоязычных журналистов. На этом мероприятии, конечно, присутствовали и гости из «экзотических» стран – бывшего СССР, США, Египта и ОАЭ. Остаются франкоязычные журналисты, к примеру, во Вьетнаме. Естественно, приехали и европейские франкофоны – французы, бельгийцы, швейцарцы. Не нужно забывать и о канадском Квебеке. Но все эти люди оказались в меньшинстве, так как львиная доля участников приехали в Рабат из франкоязычных стран Африки. Кстати, большинство из них либо вообще не говорили по-английски, либо делали это с большим трудом. Коллега из ДР Конго рассказывает, что съезд для него действительно является отличной возможностью напрямую обменяться опытом с европейскими участниками. Журналист из Камеруна терпеливо объясняет сотруднику газеты «Паризьен», почему вполне можно использовать совершенно неизвестное этому французу выражение «терпеливый, как монах». «Конечно, он терпеливый: сидит и ждет, когда на небесах решат все проблемы на планете», – поясняет камерунец, улыбаясь. Вот и пошел культурный обмен, время от времени прерываемый… лингвистическими трудностями: африканское произношение слов иногда ставит в тупик людей, привыкших к более классической версии французского языка. Организаторы съезда не скрывают, что одна из их задач – охватить максимальное количество стран, где работают владеющие французским языком журналисты. Генеральный секретарь Союза франкоязычной прессы Жорж Гро подчеркнул, что участие представителей не франкоязычных стран, вроде России, приветствуется. А коллега из ДР Конго Фредди Мулумба Кабуайи заявил при знакомстве, что искренне рад тому факту, что в России, оказывается, есть люди, с которыми можно говорить на французском. Участники съезда получили возможность послушать выступления руководителей крупных газет, например, парижской «Фигаро», известных ученых, в том числе, специалиста по геополитике из Франции Эмерика Шопрада, рассказавшего о предвзятом отношении западных СМИ к некоторым странам, и многих других деятелей, которых, мягко говоря, нечасто можно встретить в «черной» Африке. И нельзя сказать, чтобы обмен мнениями был односторонним. Напротив, африканские участники вставали чуть ли не в очередь, чтобы высказаться по основной теме съезда – социальной и политической ответственности СМИ. Подобные мероприятия позволяют Франции сохранять влияние своего языка в бывших колониях, да и не только в них. Многие африканские журналисты, ученые, политики учились в европейских франкоязычных странах. Они читают книги французских авторов, следят за событиями, происходящими во Франции, в их MP3-плеерах можно обнаружить, среди прочего, французскую музыку… Следует ли удивляться, что многие африканские страны считают именно Париж своим основным партнером на международном уровне? Может быть, в будущем они так же будут относиться и ко всему ЕС. Владимир НИКИТИН Рабат – Москва

Во время извержения в апреле исландского вулкана Эйяфьятлайокудль в атмосферу Земли было выброшено около 600 тонн урана и 1800 тонн тория. С таким сенсационным заявлением выступил французский ученый Эрве Нифенекер. Он утверждает, что вдыхать частицы вулканического пепла почти в три раза опаснее для здоровья человека, чем цезий-137, выделившийся в результате чернобыльской катастрофы тоже в апреле, но 1986 года. Исследователь отмечает, что замерить на земной поверхности уровень радиоактивности осадков, содержавшихся в пепле, теперь довольно трудно, поскольку значительное количество частиц урана и тория было разнесено песчаными ветрами из пустыни Сахара. Э.Нифенекер выразил удивление, что проблема «радиоактивного дождя» осталась незамеченной учеными в дни, когда жители Европы были озабочены лишь отменой тысяч рейсов пассажирских самолетов.   По Цюриху слоны ходили Ну, если честно, всего один слон, да и та слониха по имени Сабу. Но вот что по Цюриху, да еще по самому центру – это точно. В этом швейцарском городе проходили гастроли цирка, в труппе которого работает и Сабу. Все представления прошли с успехом, настало время прощания. Но тут слониха, надо думать, решила: как это - побывать в самом Цюрихе и не повидать исторический центр города? Во время погрузки она освободилась от излишней, по ее мнению, опеки и отправилась на прогулку. Для начала осмотрела берега Цюрихского озера, и, видимо, оставшись довольной увиденным, в отличном настроении отправилась в направлении центра. Там уже прошлась по излюбленным местам гулянья горожан, к примеру, по Вокзальной улице и Вокзальной площади. Поднятая по тревоге городская полиция старательно предпринимала все меры для того, чтобы зеваки и автомобилисты не подбирались к Сабу настолько близко, чтобы это могло ее рассердить или испугать. Но осмотр цюрихских достопримечательностей звездой цирковой труппы прошел без малейших сложностей, несмотря на то, что на пути Сабы было несколько посудных лавок, в том числе и торгующих фарфором. Слонихе в городе так понравилось, что даже после того, как служитель сумел ее взять на привязь, она не хотела возвращаться на место погрузки: пришлось прибегнуть к услугам трактора, который все же сдвинул ее с места. Хочется верить, что Сабу осталась о Цюрихе самого лучшего мнения.   Дорогостоящие вороватые покупатели Любители стянуть то, что плохо лежит – настоящее бедствие для германской розничной торговли. За год их проделки обходятся в масштабах страны почти в четыре миллиарда евро! Причем, на долю вороватых покупателей приходится чуть больше половины этой добычи: остальное утягивают не менее нечестные сотрудники магазинов и жуликоватые поставщики. Наиболее часто в универсамах воруют мелкие, но дорогие предметы – блоки лезвий для бритья, духи и косметику. В магазинах готовой одежды у похитителей популярны аксессуары, белье и джинсы. В магазинах, где продается электроника, жуликов особенно привлекают диски и игровые приставки. По данным полицейской статистики, число магазинных воров уже несколько лет подряд снижается, хотя и не особенно заметно. Так в 2009 году, по сравнению с предшествовавшим ему, спад этого показателя составил 0,4%. Правда, некоторые эксперты оспаривают эту излишне оптимистичную, по их мнению, цифру и утверждают, что в действительности дело обстоит много хуже. Есть и такие данные: ежедневно в ФРГ совершается до 100 тысяч незарегистрированных краж из магазина, причем средняя сумма похищенного составляет 63 евро. И это, заметим, при том, что владельцы магазинов не экономят на дорогостоящих средствах наблюдения и маркировки товаров, что, вроде бы, должно останавливать грабителей. На эти меры выделяется около 0,4% оборота, или 1,2 миллиарда евро. Но, несмотря на это, надежд на лучше будущее они не питают, а, напротив, ждут нарастания числа подобных преступлений. Оказывается, в последние годы наметилась печальная тенденция – индивидуально действующих воришек все больше сменяют организованные преступные группы, которые при необходимости охотно прибегают к насилию.   Вот это коллекционер! На маленький городок Фёрен (земля Рейнланд-Пфальц) свалилась небывалая напасть: в минувшем году у жителей стала пропадать обувь – с террасы, с лестницы, из сада, с крыльца, от входной двери, словом отовсюду, где она хотя бы ненадолго оставалась без присмотра. Исчезало все подряд – резиновые сапоги, кроссовки, кеды, ботинки, туфельки, пластиковые шлепанцы. Надо сказать, что жители этого городка, который населяют примерно три тысячи человек, вычислить вора сумели довольно быстро. Но вот поймать – это оказалось серьезной проблемой. Да и то сказать, попробуйте изловить лису, ловкость и хитрость, равно как и осторожность которой воспеты в сказках. Зачем же Патрикеевне столько разноразмерной и разномастной обувки? Охотоведы утверждают, что она таскает их лисятам, чтобы тем было во что поиграть. Может и так, но местные охотники случайно обнаружили в близлежащем лесу лисью похоронку, в которой лежала целая куча похищенного добра. Особенно этому была рада 55-летняя Хайди Хайнц, у которой рыжая плутовка сперла уже семь пар обуви. Отныне предусмотрительная дама на каждой паре несмываемым маркером пишет крупными буквами «Хайди» – примерно так, как это делают в детском саду для забывчивых детей. А иначе как опознаешь в общей куче свои садовые сабо или пляжные шлепанцы? Однако, знатоки лисьих повадок не столь оптимистичны: после того, как лисий схрон был обнаружен, Патрикеевна сменила место жительства, и найти его будет непросто, все же лес, в котором она квартирует, имеет площадь в 1200 гектаров. Хайди Хайнц, которая живет на самом краю города, у леса, считает, что лиса, как и многие собаки, просто любит играть с обувью, а потому не очень на нее сердится. Просто убирает обувь в дом или ставит её повыше, туда, куда незваная гостья не дотянется. Она утверждает, что несколько раз видела хитрую лисью морду, заглядывавшую к ней в окно. «Бойкий малый», – говорит она. – Впрочем, может это не парень, девчонка?» А вот один из представителей местной знати – райхсграф Рудольф фон Кессельштат – наверняка знает, что это представительница женского пола. «На свете не существует ни одного мужчины, который владел бы 250 предметами обуви», – уверяет он.   Из молодых, да ранний Двенадцатилетний мальчишка, живущий на севере Франции, в пригороде Арраса, повздорив с отцом, предпринял необычный демарш: угнал автомобиль своей бабушки и отправился на нем в дальние края. И, представьте себе, уехал довольно далеко, за сто с лишним километров! Причем, без всяких сложностей проколесил по местным дорогам и даже выехал на автобан. Здесь, на одном из таможенных постов к югу от Лилля, его и остановила полиция. Причем даже бывалые стражи порядка были обескуражены тем, как бодро и точно въехал на стоянку этот шестиклассник. «На машине не было ни одной царапины, даже самой маленькой», - удивлялись они. Может, мальчишка потому так уверенно чувствует себя за рулем, что его отец – водитель-дальнобойщик? Но, несмотря на все мастерство, юному асу шоссейных дорог все же придется поближе познакомиться с судьей по делам несовершеннолетних…   Взрывоопасная находка Известно, что свиней весьма успешно используют для поиска трюфелей – изысканного и весьма дорогостоящего деликатеса. Но об их участии в разминировании доселе ничего известно не было. А между тем, в германском Райхенау, расположенном в Рудных горах, недалеко от границы с Чехией, им удалось отыскать весьма взрывоопасную находку. Правда, откровенно говоря, они собирались просто полакомиться чем-нибудь вкусненьким, совершено не рассчитывая обнаружить «панцерфауст» - германский противотанковый гранатомет времен Второй мировой войны. Оно, конечно, неудивительно, поскольку в этих местах тогда шли тяжелые бои, но все же спустя столько лет… К счастью, владелец свиней сразу же опознал опасную находку, и все обошлось, как говорится, без жертв и разрушений. №6(45), 2010

«Лучший город Земли», вопреки утверждениям популярной в советское время песни, увы, сегодня вовсе не Москва, а Вена, причем, второй год подряд. А российской столице в списке из 221 города, которым международная консалтинговая компания «Мерсер» оценила качество жизни, отведено более чем скромное 166 место… Впрочем, москвичей это вряд ли удивляет: в последние годы условия жизни в перенаселенном мегаполисе, мягко говоря, не улучшаются. Например, когда пишутся эти строки, в нашем квартале на две недели отключена горячая вода – как всегда летом, «для профилактики водопроводной системы». А за окном кружат в плотном танце – нет, не снежинки, а мучающий аллергиков и астматиков тополиный пух. Помнится, лет 15 назад представители московских властей побожились, что покончат с этой ежегодной напастью. Однако, воз, точнее, верхушки тополей, которые надлежало спилить, и ныне там: решение даже этой проблемы, как и отказ от отключений горячей воды, оказалось им не по силам. Но не будем о мелочах, которые, впрочем, избалованные западные европейцы сочли бы ужасными. Эксперты анализировали условия жизни в крупных городах на основе 39 факторов по десяти категориям. Не стало неожиданностью то, что список замкнул Багдад с его частыми терактами, пропустивший вперед Порт-о-Пренс, почти полностью разрушенный страшным землетрясением. Длинный перечень грандов вслед за столицей Австрии возглавляют швейцарские Цюрих и Женева, опередившие столицу недавней зимней Олимпиады Ванкувер (Канада) и новозеландский Окленд. В первую десятку входят также германские Дюссельдорф, Франкфурт, Мюнхен и швейцарский Берн. Бросается в глаза, что, несмотря на жестокий финансово-экономический кризис, западноевропейские города уверенно лидируют в этом рейтинге: 16 из них вошли в верхнюю часть списка, образуемого 25 мегаполисами.

Самые безопасные автострады в Европе – французские. Об этом красноречиво говорит такая цифра: в 2009 году на скоростных шоссе и трассах общенационального значения погибли лишь 152 человека (всего на дорогах страны – 4262). За минувшие 9 лет смертность на «оторутах» во Франции упала на 50%. Таковы данные независимой организации «ЭроРАП», опубликованные в конце мая текущего года. Ее специалисты проводили исследование и сравнения по 30 критериям, касающимся дорожной инфраструктуры. В результате 97% всей протяженности скоростных и общенациональных автострад получили четыре «звезды» при максимальной пятизвездочной оценке. Таким образом, эта страна сумела опередить ближайших конкурентов – Нидерланды, Германию, Бельгию, Италию и Испанию. Эксперты отмечают, что резкому снижению смертности на «оторутах» Франции во многом способствует также соблюдение скоростного режима водителями. А этого властям удалось добиться благодаря созданию и работе очень эффективной системы контроля с помощью радаров. Теперь на первый план выдвигается задача – улучшить ситуацию на второстепенных дорогах, показателями которых, увы, французы пока похвастать не могут.

Сейчас людям даже старшего поколения трудно себе представить, что в нынешней жизни можно обойтись без «всемирной паутины», без Интернета, без социальных сетей и всего прочего, что привнесли в нашу жизнь информационные технологии. Но, увы, как и всякая медаль, эта награда научно-технического прогресса имеет две стороны. И на второй крупно написано «СТРЕСС». Именно таков неизбежный спутник «поп-ап общества», как по образцу всплывающих окон для вновь поступившей информации все чаще называют современный информационно перегруженный социум. Простой пример. Получить пригожим утром весточку от приятного человека – одно удовольствие. А если таких «весточек» пришло четыре десятка, да еще далеко не все из них поднимают настроение? А если ваш компьютер с упорством идиота сигнализирует каждые 30 секунд о поступившем новом сообщении? Даже если вы будете уверять, что вас это не пугает, стресс вам все равно гарантирован. И что же со всем этим делать, как бороться за сохранение если не хорошего настроения, то хотя бы присутствия духа? Что могут посоветовать психологи, пока дело не дошло до вмешательства психиатров? Вот мнение Михаэля Цигельмайера из Союза германских психологов. «Не каждый ньюзлеттер надо немедленно прочитывать, не на каждое письмо необходимо срочно отвечать», – говорит он. Оно и понятно: прием сортировки почты по срочности далеко не нов. И, тем не менее – совет более чем разумный. Ведь особенно часто от непосильных перегрузок страдают те, кто хочет обязательно узнать и впитать в себя буквально все новое, что появляется в сети. Что, разумеется, трудно совместимо со скромными человеческими возможностями. А поэтому сдержанность, и еще раз сдержанность. Надо помнить, что способность человека полностью концентрировать свое внимание весьма ограничена: только одна пятая того, что вы прочитываете на своем мониторе, достигает сознания. По остальному глаз скользит, не воспринимая это должным образом. Сильно ли такое поглощение информации отличается от пустого времяпрепровождения? Профессор гамбургской Медиа-школы Сабине Трепте подчеркивает: внимательно прочитать все потенциально интересное у вас все равно не выйдет, что-то придется просмотреть, как говорится, по диагонали. «Это – часть нормального процесса отбора», – считает она. Четко необходимо знать одно: какую цель вы ставите перед собой, погружаясь в поток информации? Как правило, бывает довольно ограничиться внимательным изучением двух-трех избранных порталов, чтобы составить себе достаточно полное представление о подоплеке, скажем, политических событий. А если вам просто интересно «что происходит в мире», то может быть довольно и одного источника. Можно, конечно, воспользоваться и службами, которые через электронную почту в реальном времени проинформируют вас обо всех апдейтах новостных сайтов. Но здесь надо хорошенько подумать: а в самом ли деле это вам так нужно, или вы стали жертвой погони за усовершенствованиями, необходимыми лишь узкому кругу профессионалов? Может быть, стоит ограничить время общения с компьютером, чтобы не утонуть в бурном потоке информации, далеко не всегда остро необходимой? Хотя, надо сказать, что не все эксперты считают временные рамки более приемлемыми, чем содержательные. Скажем, тот, кто поставит себе за правило трижды в день читать почту, уже окажется под сильным давлением: ну, надо же держать данное себе слово. Все же надежнее залезать в сеть, твердо зная, зачем ты это делаешь, а не просто заглядывать туда, чтобы узнать «а что там у нас новенького?». Самый сильный стресс вызывает чувство того, что вы потеряли контроль над поступающей к вам информацией. А ведь её можно фильтровать еще до поступления. Речь даже не о том, чтобы не сообщать свой электронный адрес кому попало. С большим разбором надо подписываться на разнообразные ньюзлеттеры и прочие информационные рассылки, даже если в этот момент они кажутся вам необычайно содержательными. Не говоря уже о том, чтобы сообщать свои координаты различным торгующим в Интернете компаниям, обещающим «держать вас в курсе всех новинок». Отделаться от них бывает намного труднее, чем попасть в их сети. И еще одно общее правило, предлагаемое психологами: чем больше времени вы тратите на то, чтобы перелистывать странички в Интернете, тем меньше его у вас останется на то, чтобы подумать над действительно важными вещами. Александр ВАРВАРИН

Настоящую революцию в современной кулинарии может вызвать находка бывшего сотрудника ООН 49-летнего британца Энди Айнглиса. Он предлагает использовать для приготовления многих блюд… морскую воду. Мистер Айнглис уже продает 3-литровые бутыли с «Аквамара» почти по 5 фунтов стерлингов, и его продукция начинает пользоваться спросом. Впрочем, прежде чем попасть к покупателю, морская вода тщательно фильтруется, проходит лабораторный анализ и помещается на некоторое время в деревянные бочки – как вино. После этого ее качество значительно превосходит стандарт, установленный для питьевой воды в Европейском Союзе. По словам тех, кто уже пробовал уху или другие супы, а также вареные овощи на морской воде, эти блюда заметно отличаются в лучшую сторону от приготовленных обычным способом. К тому же они обладают приятным свежим запахом моря. Похоже, многие рестораны намерены ввести новинку в свои меню.

Каждый бывалый покупатель не только знает, но и смирился с тем, что хитроумные знатоки человеческой психологии из числа продавцов и хозяев магазинов используют различные манипулятивные методики, чтобы размягчить своего клиента и открыть доступ к его кошельку. Гипнотизирующая своим журчанием музыка через органы слуха воздействует на мозг, блокируя сопротивление. Такое же расслабляющее воздействие оказывают тщательно подобранные ароматы – кофе, свежескошенная трава, лаванда. Про органы зрения и говорить нечего: тут продавцы тоже изощряются, кто во что горазд. Но и это не все. Согласно самой последней методике обольщения покупателей огромную роль играет – что бы вы думали? – ковровое покрытие полов. Погружаясь в бархатистый ворс, человек чувствует себя раскованнее, и его легче убедить принять решение о покупке того, без чего он на самом деле вполне мог бы обойтись. Это подтвердили специально проведенные исследования британских психологов, опубликованные в «Джорнал оф консьюмер рисерч». Но если продавцы так умело ломают защитные барьеры у людей, не склонных к безудержному приобретательству, что же говорить об одержимых болезненной страстью к покупке вещей? То есть тем, что в быту – по аналогии с разрушительным пристрастием к спиртному – называется «шопоголизмом», а у психиатров получило звучное имя ониомании. Кстати, первым этот термин предложил германский психиатр Эмиль Крепелин. Между прочим, у «шопоголиков», насильно лишенных возможности предаться любимому занятию, развивается своеобразный абстинентный синдром, который способен довести не только до подавленности, раздражительности, доходящей до агрессии, тягостных головных болей, но и до сердечнососудистых расстройств. К слову, от ониомании страдают в Германии от 6 до 8% населения. Шопинг давно стал для них самоценным, и они приобретают понравившееся без оглядки на последствия. У них на «чердаке» определенным образом замкнуло «проводку», и болезненное влечение требует немедленного удовлетворения, посредством неизбежного посещения кассы. Но довольство, увы, очень быстро проходит, и наступает мучительное ощущение собственной вины, для снятия которого… Так все повторяется по замкнутому кругу. Правда, эксперты продолжают спорить о том, можно ли считать ониоманию нарушением здоровья. Сторонники такого подхода усматривают в ней все признаки маниакального поведения. Во всяком случае, считать эту хворь порождением современного общества потребления было бы несправедливым. Достаточно вспомнить роман Эмиля Золя «Дамское счастье», в котором красочно описано, как героиня разоряет своего мужа бесконечными посещениями модных лавок и портних. Однако, не вдаваясь в психологические тонкости и споры о том, в чем побудительные мотивы «шопоголизма» – то ли кратковременная иллюзия власти над происходящим, подкрепляемая безудержной лестью продавцов, то ли более продолжительная иллюзия свободы, повышающая самоуважение – заметим, что бороться с этой страстью все же можно. Но для этого требуется серьезная самодисциплина, выражающаяся в придирчивом контроле за собственными тратами. Следует категорически избегать спонтанных покупок, даже если вещь кажется жизненно необходимой. Объяснения из серии «ах, ну я просто не смогла расстаться с этим шарфиком» не проходят. Лучше вспомните, что у вас в шкафу лежат на полке полтора десятка примерно таких же. Тщательно обдумывайте свои действия заранее и отправляйтесь в магазин только с конкретной целью – покупаем юбку и уходим! Все поползновения обзавестись в дополнение к ней туфлями, сумочкой, поясом и перчатками пресекаются сразу и без права обжалования. Скидка – отнюдь не повод для того, чтобы купить вот этот миленький жакетик. Да, до начала распродажи он стоил заметно дороже, но и в уцененном варианте он вам совсем не нужен. Окиньте мысленным взором то, что висит на плечиках в вашем шкафу, и вы согласитесь с тем, что вожделенный предмет туалета бесспорно лишний. Никаких новых коллекций! Вы прекрасно знаете, что через несколько месяцев те же самые вещи в том же магазине будут стоить несравненно дешевле. Вы же не брали на себя обязательств пополнять статью доходов торговых концернов? Не пользуйтесь кредитными картами. Во-первых, расплата наличными – процесс, позволяющий ощутить, что вы не просто получаете нечто, но одновременно и кое что утрачиваете. Это помогает сдержаться. Ну и, во-вторых, бумажек всегда можно намеренно взять с собой в обрез, чтобы не растранжирить больше, чем следует. Сохраняйте чеки и составляйте перечень сделанных приобретений – с обязательным указанием потраченных сумм. Так легче оценить масштабы, если до этого дойдет дело. Отучайте себя слоняться по магазинам просто так – поглазеть. Лучше отправляйтесь в бассейн, на теннисный корт, на велосипедную прогулку, да мало ли куда еще! Да, милые дамы! Если кто-то из вас усмотрел в этих довольно очевидных советах очередное проявление омерзительного мужского шовинизма, то спешу ей заметить, что и среди мужчин шопоголики тоже, увы, не такая уж редкость. Просто предметы вожделения у них несколько иные. Это может быть замечательный набор торцовых гаечных ключей, которым придется воспользоваться два раза в жизни. Это может быть восьмой фонарик со светодиодной лампочкой – «во-первых, мало ли что, а во-вторых, смотри какой мощный!». Это могут быть новые гаджеты – из тех, что устаревают за полгода и потом пылятся пятнадцать лет, рассованные, где попало. Это может быть раритетная гильотина для обрезания сигар, по цене не сильно отличающаяся от приличного костюма – «зачем? ну ты все равно не поймешь…». Это может быть расчудесная трубка – «такой и у самого NN нет!» Перечень можете легко продолжить сами. Андрей ГОРЮХИН

Статья подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда – проект №09-03-00513а «Совершенствование правовой системы Российской Федерации и опыт Европейского Союза, создание благоприятного политического и информационного имиджа в целях партнерства и сотрудничества». Анализу того, что предшествовало заключению первого торгового соглашения между Советским Союзом и Европейским Экономическим Сообществом, посвящено значительное количество исследовательских работ. Для исторической науки нет секрета в том, почему советское руководство столь длительное время противилось установлению прямых связей между странами Совета Экономической Взаимопомощи и ЕЭС. В исторической литературе подробно разбирается, как и в результате чего старые подходы к европейскому интеграционному проекту были пересмотрены. Детально описано, какие процессы, развернувшиеся в СССР, повлияли на смену парадигм, на формирование новых внешнеполитических предпочтений. Изучению же того, как было принято решение о запуске переговоров по Соглашению о партнерстве и сотрудничестве между Российской Федерацией и Европейским Сообществом и его государствами-членами, как ни странно, уделяется намного меньше внимания. Очень бегло и поверхностно упоминается о том, что побудило Москву занять нынешнюю позицию на переговорах о новом базовом соглашении между Россией и ЕС. Такое нарочитое пренебрежение ко дню сегодняшнему и событиям, наложившим на него столь существенный отпечаток, вряд ли можно объяснить отсутствием научного интереса или какими-то политическими табу. Научный интерес, несомненно, имеется, подтверждением чему служат нынешняя конференция и развернувшаяся на ней горячая полемика. Тем более что весомая часть российской политической элиты и экспертного сообщества тесно увязывают характер построения отношений между Россией и ЕС с внутренним выбором той или иной модели социально-экономического развития страны, т.е. с проблемами, имеющими для Российской Федерации жизненно важное значение. О наличии же табу в наше время вообще смешно было бы говорить. Значит, дело заключается совсем в другом. По всей видимости, отсутствие соответствующих исторических изысканий в какой-то степени связано с традиционной закрытостью внешнеполитических ведомств и почти полным отсутствием архивных материалов. В какой-то – с парадоксами, присущими исторической науке. Ее гораздо больше занимает прошлое. И чем дальше оно отстоит от дня сегодняшнего, тем легче и спокойнее в нем все раскладывать по полочкам. Тем проще высказывать самые разные точки зрения и подбирать в их оправдание необходимую аргументацию. Тем больше имеется живых свидетельств, в том числе мемуарного характера, на которые можно ссылаться, и других источников, попавших в научный оборот. Тем не менее, рискну слегка приподнять вуаль над тем периодом истории, который, скорее, относится к сегодняшнему дню отношений РФ-ЕС, хотя и последовал почти сразу же за вступлением в силу торгового соглашения между Советским Союзом и Европейским Экономическим Сообществом. Хотелось бы также, пускай и предельно кратко, поразмышлять на тему ведущихся переговоров по новому базовому документу обязывающего характера.   Интрига вокруг Соглашения о партнерстве и сотрудничестве Соглашение между Советским Союзом и ЕЭС действовало очень недолго. СССР распался. ЕЭС, напротив, удалось совершить колоссальный рывок вперед. На международной арене появился принципиально новый и непонятный игрок – Европейский Союз. Естественно, возник вопрос о том, как будут регулироваться отношения межу Россией и ЕС. Конечно, вначале Москве было не до него. Надо было определяться со своим собственным статусом на международной арене. Поэтому временно он был снят. Вернее, отодвинут на потом. Причем, весьма элегантно. Найденному решению не надо искать основания в действовавшем на тот момент международном праве и международной практике. Оно четко реагировало на сложившуюся ситуацию. Оказалось хотя и неожиданным, но хорошо просчитанным. Снимало многочисленные проблемы. И, что самое главное, устроило всех ведущих мировых игроков. По согласованию с ними, а также странами, образовавшимися на территории бывшего СССР, и пользуясь гибкостями национального законодательства, Москва была признана государством-продолжателем Советского Союза. Не правопреемником, а именно продолжателем. Это был действительно сильный ход. Москва по умолчанию сохраняла за собой членство в международных организациях с тем же объемом прав, которыми владел СССР, и участие в его международных конвенциях и договорах. Вновь вступать куда-то или присоединяться ей не требовалось. В силу статуса продолжателя она ни откуда не исчезала. Во всех международных организациях российские делегации и/или представители просто заменили табличку «Советский Союз» на «Российская Федерация». В том, что касается международных конвенций и договоров СССР, никакого правопреемства оформлять она также не стала. Они органически превратились в международные соглашения Российской Федерации. По аналогии найденное решение сработало и применительно к регулированию отношений между Россией и ЕЭС. Однако довольно быстро оно исчерпало себя. И в формальном, и в содержательном плане. По целому ряду причин для их развития старого торгового соглашения между Советским Союзом и ЕЭС стало недостаточно. Как с той, так и с другой стороны субъекты соглашения очень изменились. К тому же полномочия ЕС сильно разрослись. Государства-члены уступили ему еще большую часть своего суверенитета. В результате резко увеличилась предметная сфера взаимодействия, которую надо было переводить на новую юридическую базу. Но и это не все. Произошла качественная трансформация отношений между Россией и ЕС. Во всяком случае, Москва и Брюссель к ней всячески стремились. Насколько им удалось достичь поставленных тогда целей – несколько другая тема. Во всяком случае, с середины 1992 года они приступили к обсуждению того, какой документ должен прийти на смену старому соглашению, когда и как его надо будет заменить и какие новации стоило бы в него включить. Предварительные консультации вело тогдашнее министерство торговли Российской Федерации. Никаких трудностей с подготовкой к ним, несмотря на изменившиеся обстоятельства, оно не испытывало. В консультациях были задействованы чиновники и специалисты, имевшие опыт работы над предшествующим соглашением. Поэтому их участники сравнительно быстро пришли к выводу о том, что проще всего будет заключить соглашение такого же типа, которое было у ЕЭС и СССР. Для этого ничего особенного не потребуется. Согласовать документ можно будет в рекордные сроки. В таком виде предложение, перед тем, как поступить в правительство, было направлено на согласование в другие профильные министерства и ведомства. В таком виде пришло оно и в министерство иностранных дел Российской Федерации. Его суть сводилась к тому, чтобы фактически переоформить старый договор на новый, обойдясь минимумом поправок и уточнений. Предполагалось, что сидевший в тот момент «на хозяйстве», т.е. временно исполнявший обязанности министра, заместитель Козырева г-н Колоколов просто «подмахнет» (завизирует) записку, и она спокойненько уйдет наверх. Этого, однако, не случилось. В плане эффективности произошедшая узурпация власти и крах советского режима на функционировании министерства иностранных дел почти не отразились. Были ликвидированы или развалились другие государственные и квазигосударственные органы, но не МИД. Поменялись люди. Были отброшены коммунистическая идеология и доктрины противоборства двух систем и ядерного сдерживания. Совершенно иной стала политика, проводимая на международной арене. Но т.н. «штабную дисциплину» и качество проработки инициативных (как, впрочем, и любых других) материалов удалось сохранить на прежнем уровне. Последствия первоначального шока, вызванного тем, что союзное ведомство было поглощено министерством иностранных дел России, удалось преодолеть очень быстро, где-то даже безболезненно и почти без потерь. Соответственно по получении записки, несмотря на предпринимавшиеся попытки отреагировать на нее в ускоренном, упрощенном порядке, в обход стандартной процедуры, она была все же передана на экспертизу в Управление по безопасности и сотрудничеству в Европе. Сейчас это Департамент общеевропейского сотрудничества – переименование объяснялось стремлением показать партнерам, что мы делаем акцент не на противостояние, а на взаимодействие. Первоначально данное подразделение МИД было создано выдающимся отечественным дипломатом, прекрасно владевшим высоким искусством ведения переговоров и тонко разбиравшимся в многосторонней дипломатии, Юрием Степановичем Дерябиным под обслуживание Хельсинского процесса. Он какое-то время занимал пост заместителя министра союзного МИДа. Потом уехал послом России в Финляндию, с которой была связана значительная часть его профессиональной карьеры. Много сделал для успеха Хельсинки-II. По возвращении работал в Совете Безопасности, затем в Институте Европы РАН. В Управлении он собрал лучших специалистов, владевших европейской проблематикой. Приоритетным направлением деятельности подразделения вплоть до середины 1990-х годов оставалась работа в Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе. Отсюда и стремление сделать ставку на ОБСЕ в качестве центральной организации безопасности в Европе, институализировать ее, превратить в зонтичную структуру, утверждающую мандат на конкретные силовые и иные акции любых других органов и организаций в евро-атлантическом регионе, противопоставить неотвратимо набиравшему силу «НАТО-центризму». Затем центр тяжести в его деятельности стал смещаться в пользу каждодневных контактов с Европейским Союзом, Североатлантическим Альянсом, Советом Европы, субрегиональными инициативами. Но указанной проблематикой он владел изначально. Просто для нашей дипломатии еще пару десятилетий назад она имела периферийное значение. Руководство Управления сразу увидело, что давать «добро» на предложение дружественного министерства не следует. Перевод стремительно развивающихся связей России с Европейским Союзом в колею подготовки элементарного, морально несостоятельного (устаревшего) и мало что дающего торгового соглашения потенциально понизит статус наших отношений. Он будет не столько способствовать, сколько сдерживать их развитие. Ситуация в Европе стремительно меняется. ЕС набирает силу. Он подминает под себя государства-члены. Интеграционные процессы здесь и дальше будут углубляться. Поэтому под отношения с ЕС надо подводить максимально широкую юридическую базу, закладывая в будущий договор все, что только можно, все, что только получится. Торговый договор ничего этого не даст. В этом плане инициатива не только не нужна, она крайне опасна. В среднесрочной перспективе она чревата обратным эффектом – ограничением присутствия России в Европе, вытеснением ее из Европы, ослаблением влияния, исключением из общеевропейского интеграционного проекта. Но инициатива крайне нужна и своевременна, если ею воспользоваться для того, чтобы запустить переговоры принципиально иного характера – о заключении детального, обстоятельного, широкоформатного договора, направленного на установление партнерских отношений и регламентацию в соответствующем духе всех, какие только реально, аспектов совместной деятельности. Подчеркиваю: не сотрудничества, понимаемого как мостик между двумя различными общностями, а деятельности на основе общих правовых предписаний на территории друг друга, превращающей территорию друг друга в общее гомогенное пространство. К встречным предложениям Управления, более того, принципиально новой концепции будущих переговоров г-н Колоколов абсолютно не был готов. Его кредо состояло в здоровом консерватизме и стремлении (вполне понятном, законном и естественном) избегать межведомственных конфликтов и противоречий. К позиции подчиненных он отнесся довольно скептически и настороженно. Но тогда было время смелых неортодоксальных решений. После двух- или трехходовой комбинации с участием различных действующих лиц, в подробности которой я сейчас вдаваться не буду, он дал себя убедить и поддержал обосновываемое Управлением стратегическое видение будущих переговоров РФ-ЕС. В результате МИД Росси предложил правительству, коллегам из дружественного министерства и Брюсселю отказаться от достигнутых ранее предварительных договоренностей (иначе говоря, дезавуировать их), пересмотреть все те подходы, которые господствовали раньше, и заключить с ЕС договор нового поколения. На практике речь шла о том, чтобы получить от Брюсселя такой же договор – по своему охвату, объему регулируемых отношений и степени детализации, – какой ЕС заключал тогда со странами Центральной и Восточной Европы, пытаясь нормативно-правовыми методами разорвать их традиционные связи с пространством бывшего СССР. Задача состояла в том, чтобы адаптировать к потребностям регулирования отношений между Россией и ЕС положения европейских договоров и договоров об ассоциации и перелицевать их стандартные положения с учетом потребностей страны. В нем должны были найти отражение как значение Москвы и Брюсселя друг для друга, так и специфика того сложного экономического положения, в котором Россия оказалась в первые годы построения чуждой для себя рыночной экономики и нового политического строя. С встречной концепцией МИДа все на удивление быстро согласились. Даже с энтузиазмом. Никакого отторжения или злопыхательства она не вызвала. Более того, о том, что рассматривались какие-то иные варианты, вскоре забылось. Преимущество подходов, на которых настояло российское внешнеполитическое ведомство, было безусловным. Выгоды, которые они сулили, не вызывали сомнений.   Неоднозначный результат Просчитываемые выгоды и преимущества были многочисленны. Однако выбор в пользу заключения широкоформатного договора их лишь создавал. Все они носили потенциальный характер. Ими еще надо было воспользоваться. Вот с освоением открывающихся возможностей в отношениях между Россией и ЕС всегда было на порядок сложнее, чем с их созданием. В дальнейшем Москва и Брюссель критически большое количество возможностей упустили. Не захотели или не смогли ими воспользоваться. Очень многие ожидания, в силу того, что стороны делали не то, что нужно, а прямо противоположное, не оправдались. Тем не менее, колоссальное количество упущенных возможностей и несбывшихся ожиданий не должно заслонять от нас того непреложного факта, что сближение России и ЕС крайне выгодно партнерам. У него нет альтернативы. Из понимания этого исходили, по большому счету, все те, кто поддержал разработку и обеспечил заключение Соглашения о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС и его государствами-членами 1994 года. При подготовке СПС не нужно было изобретать велосипед. Хорошие заготовки, которыми могли воспользоваться переговорщики, уже имелись. В основу документа легли положения, обкатанные ранее ЕС при написании европейских соглашений и соглашений об ассоциации. Это не означало, однако, ни того, что стороны просто занимались заимствованиями, ни того, что они легко обо всем договаривались. Отнюдь нет. Каждое положение десятки раз выверялось. Проводилась дотошная экспертиза на их соответствие реальным условиям, возможностям и потребностям будущих партнеров. И противоречий по конкретным формулировкам между Москвой и Брюсселем было предостаточно. По отдельным моментам так и не удалось договориться. По другим не получилось выйти на компромисс. Еще какие-то были навязаны в качестве обязательных элементов общего пакета. Но в целом баланс интересов был соблюден. На его достижение стороны затратили 1993 и значительную часть 1994 года. Остальные соглашения о партнерстве и сотрудничестве со странами СНГ пеклись впоследствии как пирожки. Образцом служило СПС между Россией и ЕС и его государствами-членами. В частности Киеву и Брюсселю на доводку проекта своего двустороннего договора понадобилось всего три недели. Переговоры велись по двум трекам. Ответственность за согласование правовых режимов взаимной торговли, экономической деятельности, учреждения компаний, найма и передвижения рабочей силы и т.д. была возложена на экономический блок правительства при координирующей роли министерства торговли. Политические и институциональные вопросы остались за министерством иностранных дел. Отличительной особенностью того, о чем договорились по экономической проблематике, стали более или менее длительные переходные периоды. На них стороны брали на себя разный объем обязательств: ЕС – чуть больший, Россия – чуть меньший. Ассиметричные обязательства нужны были для того, чтобы позволить России защитить национального производителя и внутренний рынок на период, необходимый для преодоления экономического спада, структурной перестройки и адаптации к новым условиям хозяйствования. ЕС соглашался на то, чтобы нести больший груз обязательств и предоставлять российским государственным и коммерческим организациям определенные льготы с тем, чтобы несколько компенсировать России ее экономическую слабость и неопытность нарождающегося российского бизнеса, еще только привыкающего к конкуренции по рыночным правилам. Согласованный тогда институциональный механизм в части, касающейся высших этажей и межпарламентского взаимодействия, работает до настоящего времени. В остальном его пришлось перестраивать. Необходимые институциональные решения принимались саммитами Россия-ЕС без внесения в Соглашение о партнерстве и сотрудничество формальных поправок. Российским переговорщикам не удалось настоять на внесении в текст СПС положения о перспективе возможного членства России в ЕС, хотя такая задача и ставилась. Вместо него в преамбулу договора вошло лишь смутное упоминание о том, что стороны приступят к переговорам о создании зоны свободной торговли, к чему Москва не готова и по сию пору. Особые сложности вызвало стремление Брюсселя увязать имплементацию договора с требованием о соблюдении сторонами обязательств, определяемых в качестве его основного содержания. В том, что касается обусловленности имплементации СПС соблюдением прав человека, Брюссель стоял насмерть. Москве это крайне не нравилось. Она опасалась подвоха. К тому же было очевидно, что Брюссель навязывает механизм санкций, состоящий в правомерности отступления от взятых на себя по СПС обязательств в случае нарушения другой стороной особенно важных его положений, имея в виду вовсе не самого себя. Тем не менее, в конечном итоге, с учетом поданной заявки на вступление в Совет Европы и прокламированного Конституцией 1993 года выбора в пользу правового демократического государства, Кремль все-таки сдался. Правда об этом он потом очень и очень сожалел. Причем неоднократно. Чрезмерная настойчивость, проявленная Брюсселем, несмотря на все стоявшие за ней, казалось бы, добрые намерения, и ему вышла боком. После нескольких случаев злоупотребления положениями СПС со стороны и самого ЕС, и отдельных его государств-членов российский истеблишмент стал относиться к договору с растущей настороженностью. В результате договор так и не смог превратиться в настоящий фундамент отношений между Россией и ЕС, прочность которого никем бы ни ставилась под сомнение. Он не оправдал и этих, и многих других ожиданий. Он не стал тем инструментом строительства ровных доброжелательных равноправных связей, в котором обе стороны так нуждались. Он не выполнил своего главного предназначения – послужить моральному, политическому и экономическому воссоединения двух половинок разделенной Европы. Таким, увы, наш континент остается и более двух десятилетий спустя после падения Берлинской стены. И обречен оставаться, по всей видимости, еще долгое время.   Нереализованные возможности А ведь СПС писалось тогда, когда Москва и Брюссель были особенно расположены друг к другу. Может быть, они и не питали дружеские чувства в отношении потенциального партнера, но считали их вполне возможными и желательными. Элита России и ЕС все еще смотрели друг на друга через «розовые очки». Наши страны не испытали всех тех многочисленных разочарований, которые накопились к настоящему моменту. Их сознание не было обременено тяжким грузом взаимного недоверия и многолетних кампаний по взаимной дискредитации друг друга в средствах массовой информации. СПС было подготовлено на пике взаимоотношений между Россией и ЕС, когда стороны разделяли представление о том, что они будут двигаться по пути конвергенции, что сближение между ними будет идти линейно или почти линейно. И как следствие этого, они заложили в нем правовые предпосылки осуществления интеграционного проекта, которые в дальнейшем, к сожалению, так и не были реализованы. Уже почти два десятилетия Россия безуспешно вступает во Всемирную торговую организацию. По этому поводу сломано безмерное количество копий. Ожесточенные споры до сих пор продолжаются. При этом напрочь забывается о том, что торговые отношения между Россией и ЕС строятся на нормах ГАТТ – сейчас ГАТТ/ВТО. Соответствующие договоренности составляют стержень Соглашения о партнерстве и сотрудничестве. Таким образом, по нормам ГАТТ/ВТО Россия и ЕС и хозяйствующие субъекты обеих сторон в своих взаимоотношениях живут уже с 1994 года. Я не оговорился. Соглашение вступило в силу только в конце 1997 года, и с этой даты ведется отсчет его действия. Но большинство его положений, включая те, которые касаются ГАТТ/ВТО, реально действуют гораздо дольше. По всем вопросам, покрываемым исключительной компетенцией ЕС, Москва и Брюссель договорились о временном применении, что и закрепили в стандартном двустороннем договоре, не нуждающемся ни в какой ратификации. То есть, по большому счету в наших взаимоотношениях проблемы неучастия России в ВТО практически нет. Это надуманная проблема. В правовом плане мы регулируем свое экономическое взаимодействие так, как это предписывает ВТО. Поэтому-то и в контексте новых переговоров – о заключении нового базового соглашения усиленно продвигаются идеи создания зоны свободной торговли, продвинутой зоны свободной торговли, ЗСТ плюс, ВТО плюс и т.д. Ведь заново повторять азы правового регулирования, установленного ВТО, бессмысленно. Более того, с вступлением России в ВТО чуть ли ни треть всех нынешних положений СПС утратят свое значение. Как много было с самого начала заложено в этом договоре, демонстрирует преюдициальное заключение Суда Европейского Союза по знаменитому делу Симутенкова, вынесенное в 2005 году. В нем Люксембургский Суд подтвердил, что Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС и его государствами-членами, будучи интегральной частью внутреннего права Европейского Союза (тогда – Европейского Сообщества), может иметь прямое действие во внутреннем праве всех его государств-членов. Правовое значение и правовые последствия юридической квалификации, данной им СПС, в нашей стране до сих пор недооценивают или недопонимают. Фактически Суд предписал всем институтам ЕС, всем судебным и административным органам государств-членов применять отдельные положения СПС как имеющие преимущественную силу по сравнению с противоречащими им предписаниями национального права. Всем субъектам внутреннего права, всем физическим и юридическим лицам, находящимся под юрисдикцией ЕС и его государств-членов он разрешил строить свои правоотношения с субъектами внутреннего права Российской Федерации на их основании без оглядки на национальное законодательство. Конкретно в деле разбирались правовые характеристики ст. 23 СПС. Она запрещает какую-либо дискриминацию в отношении трудящихся, в законном порядке получивших работу и работающих на территории друг друга. Иначе говоря, она вводит национальный режим обращения с такого рода лицами, состоящими в гражданстве перекрестно России или ЕС. Прямое действие статьи и, соответственно, то, что она должна превалировать над противоречащими ей предписаниями внутреннего права государств-членов, оспаривалось по целому ряду оснований. Утверждалось, что содержащаяся в ней норма недостаточно конкретна, что она носит всего лишь программный характер, поскольку стороны поручали создаваемым им органам совместного управления партнерством и сотрудничеством работать над последующим законодательством, идущим в ее развитие. А раз так, то она не может иметь прямого действия. Подчеркивалось, что само СПС имеет рамочную природу. Оно связывает лишь участвующие в нем стороны и, следовательно, не имеет во внутреннем праве непосредственных, автоматических правовых последствий и непосредственно не наделяет субъекты внутреннего права какими-либо дополнительными правами и т.д. Суд ЕС опроверг все эти утверждения. Он показал, что ст. 23 сформулирована достаточно четко и определенно, и для своего действия во внутреннем праве ЕС и его государств-членов не нуждается в конкретизирующих ее имплементационных мерах. Но, что еще существеннее, он установил, что СПС является договором интеграционного типа, положения которого, отвечающие критериям четкости, определенности и реализуемости, подлежат прямому применению на территории договаривающихся сторон. Предложенное Судом ЕС толкование СПС дорогого стоит. Оно означает, что Соглашением закрепляется привилегированный статус отношений между Россией и ЕС. Соглашение создает правовую базу для формирования между Россией и ЕС отношений интеграционного уровня, предполагающих совместимость законодательства и в более широком смысле правовой среды экономической и иной деятельности. Оно в принципе содержит нормы прямого действия, занимающие во внутреннем праве партнеров иерархически наиболее высокое место. По аналогии не только ст. 23, но и любые другие положения СПС, отвечающие таким же характеристикам, обладают во внутреннем праве договаривающихся сторон преимущественной силой. Правовая квалификация СПС и включенных него нормативных положений, обоснованная Судом ЕС, в первую очередь содержит разъяснения для судебных и административных органов государств-членов Европейского Союза. Но она столь же важна и для Российской Федерации. Ведь нормы СПС могут и должны применяться на территории сторон абсолютно одинаково. В этом смысл интеграционного проекта. И российская правовая система это как раз и предусматривает. Согласно ч. 4 ст. 15 Конституции 1993 г., СПС является частью внутреннего правового порядка страны, а устанавливаемые им предписания превалируют над противоречащим им национальным законодательством. Российская практика, зеркально отразившая подходы, освященные преюдициальным заключением Суда ЕС, не очень обильна. Но она имеется. Десятки решений арбитражных (т.е., по сути дела, государственных коммерческих) судов Российской Федерации исходят из такого же понимания СПС. Как видим, изначально Соглашение обладало колоссальным потенциалом строительства отношений между Россией и ЕС на принципиально новой правовой основе. Однако этот потенциал не был реализован. В частности, хозяйствующие субъекты обеих сторон крайне редко, лишь в исключительных случаях прибегали к теоретически предоставляемой им правовой защите. СПС стало заложником всех тех политических проблем, которые раз за разом омрачали двустороннее сотрудничество. Оно очень пострадало из-за неоднократно предпринимавшихся попыток использовать его в односторонних целях или в качестве орудия принуждения. Вместо инструмента доверия и созидания оно в какой-то степени выродилось в источник недоверия и недопонимания между потенциальными партнерами. Поэтому так важно правильно разобраться в полученных уроках и учесть их при подготовке нового базового соглашения.   Перспективы В 2004-2005 гг. Россия пошла на резкое повышение ставок в игре меду Россией и ЕС для того, чтобы предотвратить очередной конфликт во взаимоотношениях тогда, когда пару лет спустя договор мог бы прекратить свое действие. Поскольку и такие варианты обсуждались. Одновременно ставилась задача превратить переговоры межу Россией и ЕС по новому базовому соглашению, по тому соглашению, которое бы отвечало новому статусу Российской Федерации, которое бы учитывало трансформацию Европейского Сообщества в Европейский Союз, в оптимальную площадку для глобального обсуждения всех вопросов сотрудничества между двумя сторонами. В инструмент, с помощью которого можно было бы попытаться очистить авгиевы конюшни в наших взаимоотношениях и пойти гораздо дальше по пути углубления взаимодействия, по пути сближения между Россией и ЕС. Такой подход представлялся вполне естественным. Иные варианты развития, нежели реальная интеграция между Россией и ЕС, если мы говорим об интересах сторон, фактически просто не просматривались. Это было понятно специалистам еще в середине 2000-х годов. Это стало очевидным для всех к 2010 году, когда Россия и ЕС испытали на себе беспощадные, убийственные удары глобального финансово-экономического кризиса, сделавшие перспективы быстрого экономического роста и гармоничного развития без изменения стилистики и содержания взаимного общения более чем призрачными. В итоге лозунгом дня было провозглашено «партнерство ради модернизации». Но поставить перед собой определенную задачу оказалось несколько проще, чем воплотить ее в практическую политику. Европейская Комиссия усиленно сопротивлялась. Она не видела никакой необходимости в запуске новых длительных и трудоемких переговоров. Ее официальная позиция состояла во всяческом восхвалении действующего СПС. Мол, это оптимальный документ. В нем есть все необходимое. Его потенциальные возможности далеко не исчерпаны. Если в каких-то своих частях СПС не применяется, надо договариваться о том, как исправить положение, а не о том, чтобы переписать договор. На этом Европейская Комиссия и солидаризировавшиеся с ней государства-члены ЕС стояли довольно долго. Российские аргументы о том, что СПС морально устарел, стороны договора коренным образом изменились, реанимировать спящие или почти мертвые статьи документа не получится, нужно адаптировать его к принципиально новым потребностям и создать юридические предпосылки для стратегического партнерства, ими не воспринимались. Тем не менее, российскому руководству и внешнеполитическому ведомству удалось «сломать» сопротивление Европейской Комиссии и государств-членов. В конечном итоге, они дали себя убедить. Причем, почему они пошли на уступки российской стороне, почему отказались от своей, казалось бы, железобетонной позиции, а впоследствии даже предпочли отстаивать идею заключения нового широкоформатного соглашении еще более рьяно, чем Москва, в какой-то степени остается загадкой. СПС писалось на пике отношений. Ожидать, что получится что-то большее или лучшее, на их взгляд, было бы наивным. К тому же имелись достаточно основательные опасения относительно возможности вообще выйти на что-то приемлемое с учетом заявлений целого ряда стран ЕС о том, что они не допустят последующей ратификации планируемого договора, если хоть что-то в нем не будет их устраивать. И все же в итоге Брюссель, совершив политическое сальто-мортале, стал настаивать не только на заключении нового обязывающего документа, но и включении в него нормативных положений, которые бы шли намного дальше, нежели уже действующие. Объяснений может быть несколько. Похоже, вопреки разброду в стане ЕС по поводу того, какую политику проводить в отношении России, возобладала точка зрения о том, что после расширения другого не дано: сотрудничество с Москвой надо углублять и соответственно подводить под него актуализированную правовую базу. Не исключено также, что в ЕС уверовали в то, что до членства России в ВТО остается только шаг, что оно будет оформлено уже в ближайшее время, и тогда новое базовое соглашение понадобится в любом случае. В нем можно будет прописать создание зоны свободной торговли, ЗСТ+ или ВТО+, а, если так, то в модернизации двустороннего договора европейский бизнес очень даже заинтересован. Как бы то ни было, взаимопонимание между Москвой и Брюсселем о начале переговоров к осени 2005 года было достигнуто. Сначала экспертные встречи, а чуть позже и межправительственные консультации были запущены. На какое-то время даже показалось, что отношения между Россией и ЕС вполне могут выйти на гораздо более обнадеживающую траекторию развития. Однако в очередной раз надежды не сбылись. И самым обидным, глупым и даже вульгарным образом. Обговорив все с Москвой, институты ЕС не смогли договориться между собой и с отдельными государствами-членами. По хорошо известным причинам Совет ЕС не дал мандат Европейской Комиссии на ведение переговоров. Еще до того, как начаться, они оказались замороженными. А стоило их все же разморозить спустя несколько лет в Ханты-Мансийске, как Брюссель немедленно воспользовался ими в качестве разменной монеты в споре по поводу военного конфликта в Закавказье и приостановил их в одностороннем порядке. И хотя с конца 2008 года стороны их возобновили, они с тех пор ведутся как-то сонно, в замедленном темпе, без какой-либо убедительной позитивной динамки. Если брать подготовку документа в целом, а не отдельных его статей или разделов. Нет ни прорывов, ни свершений. Более того, порой даже возникает ощущение, что они превратились в полную противоположность тому, чего от них ждали, на что надеялись в 2004-2005 годах, тому, что и как тогда было задумано.   Можно ли повторить будущее В середине 2000-х годов рассматривались несколько вариантов того, на какой конечный результат ведения переговоров стоило бы выйти. Наиболее реалистичный вариант состоял в том, чтобы ограничиться обновлением действующего СПС за счет внесения в него некоторого набора изменений и дополнений. Именно они стали бы тогда предметом переговоров. Максималистский подход заключался в том, чтобы прописать в нем правовые режимы регулирования экономического, гуманитарного и политического пространства России и ЕС как единого целого, предусмотрев поступательное поэтапное продвижение в указанном направлении. Согласно минималистскому подходу, предлагалось вообще не заключать никакого юридически обязывающего договора в связи с полной бесперспективностью достижения хоть чего-то приличного и ограничиться разработкой стратегически ориентированной политической декларации. Преимуществом реалистичного варианта была его технологичность. Согласование договора о внесении изменений и дополнений в действующее СПС, скорее всего, не встретило бы ни особых трудностей, ни повышенного сопротивления со стороны отдельных стран ЕС. Оно велось бы в стилистике, хорошо знакомой и привычной для Европейского Союза, – актуализация всех его учредительных договоров проходила именно таким образом. Угроза провала при ведении таких переговоров полностью устранялась. Заведомо исключалась ситуация возникновения правового вакуума, ведь нынешний СПС продолжал бы действовать при любых обстоятельствах. И, самое главное, процедура внесения изменений и дополнений полностью предохраняла от опасности утраты тех крайне важных правовых завоеваний и наработок, которые удалось получить за целое десятилетие применения СПС. Пусть и непоследовательного и половинчатого. Речь идет о стандарте прямого действия положений Соглашения, освященном, в частности, разобранным выше преюдициальным заключением Суда ЕС. Слабость такого варианта, однако, заключалась в его сугубо кажущейся чрезмерной приземленности, т.е. недостаточной броскости и амбициозности. С точки зрения политиков и дипломатов. Мол, выдать его за крупнейшее внешнеполитическое достижение, историческую веху, точку отсчета и т.д. никто бы не смог. А без этого все усилия в глазах руководства России и ЕС утрачивали смысл. Соответственно наиболее проходной и реалистичный вариант оказался отвергнутым. Такая же судьба постигла максималистский подход. Но по совершенно другим причинам. Его некому оказалось отстаивать – отечественный бизнес, который, по большому счету, был в нем кровно заинтересован, несмотря на робкие попытки РСПП и конкурирующего с ним на этом направлении Круглого стола европейского бизнеса, сорганизоваться так и не сумел и на определение переговорной позиции почти никакого влияния не оказывал. Некому оказалось также и брать его на вооружение. Сформировать под него мощную единую команду переговорщиков оказалось утопией. Чисто в структурном отношении российская исполнительная власть не видела в этом необходимости. Проблематика СПС-2 ей откровенно неудобна. Политическая составляющая Соглашения входит в компетенцию внешнеполитического ведомства. Все вопросы экономики курирует министерство экономического развития. А с той стороны им противостоит монолитная Европейская Комиссия. Ее переговорщики поднаторели в ведении комплексных, всеохватывающих переговоров. Они имеют колоссальный опыт навязывания своих предпочтений абсолютно всем странам и блокам государств на всех континентах. И, пожалуй, определяющий момент – ситуация неопределенности. Когда и на каких условиях Россия вступит в ВТО и вступит ли вообще, остается непонятным даже сейчас. А ведь это коренной вопрос. Без его решения замахиваться на согласование правовых режимов, идущих дальше того, что предусматривается правилами ВТО, как считают в Москве, просто нелепо: можно навредить самим себе и подставиться на переговорах об условиях членства во Всемирной торговой организации. Таким образом, никаких перспектив у максималистского подхода не оказалось. К мнению его сторонников даже не стали прислушиваться. Наименее серьезным и проходным казался в тех условиях минималистский подход. О какой политической декларации, заменяющей полновесное Соглашение, на манер той, что есть у ЕС и Соединенных Штатов, могла идти речь, когда правовая среда в России и ЕС столь различна, а нужно создавать общие пространства. Снимать административные препятствия, мешающие бизнесу работать на территории друг друга. Осуществлять грандиозные многосторонние экономические проекты. Вводить безвизовый режим поездок. Кому мог понадобиться такой ни к чему не обязывающий документ, если стороны терпят колоссальный урон из-за недостаточности, а не избыточности правового регулирования их взаимозависимости и несовершенства правовых режимов, предоставляемых друг другу. Причем в самых болезненных областях. От свободы учреждения компаний и предоставления доступа к льготному субсидированию и государственным программам помощи своему бизнесу до обмена активами или даже элементарной транспортировки и торговли энергоносителями. Что он способен дать в действительности, если стороны выработали устойчивую привычку игнорировать даже договорные предписания, не то, что какие-то там никого ни к чему не обязывающие пожелания рекомендательного характера. И все же у минималистского подхода оказалось одно колоссальное преимущество. Поначалу его недооценили. И напрасно. Оно может показаться мизерным, сугубо второстепенным или даже смешным. Но оно есть. И заключается в том, что такой подход проще и легче всего реализовать. Составить текст политической декларации под имеющийся заказ в какой-то степени элементарно. На то, чтобы его согласовать, достаточно положить всего несколько месяцев. И добро на него ни у каких парламентов выпрашивать не надо. Ни наднационального, ни государств-членов. Время и обстоятельства показали, что с таким преимуществом нельзя не считаться. Да, предложение ограничиться принятием декларации о стратегическом партнерстве с презрением отвергли. Никто его всерьез даже не воспринял. И рассматривать его в двустороннем формате даже не удосужились. Стороны быстро условились, что приступят к разработке обязывающего международно-правового акта, а не политической декларации. Однако разлагающее влияние минималистского подхода оказалось очень сильным. После того, как Брюссель фактически отказался от первоначально взятых на себя обязательств и достигнутых договоренностей, затянул чуть ли не на пару лет, долгих и мучительных, с запуском переговоров, а потом еще и попытался сделать вид, будто бы в новом соглашении заинтересована лишь российская сторона, у Москвы лопнуло терпение. И раньше по поводу перспектив переговорного процесса здесь иллюзий не испытывали. Но наплевательски безразличное и вызывающее поведение ЕС убедило всех, что о преувеличенных ожиданиях по поводу будущего договора следует забыть. Приходится быть реалистами. Поневоле. Реализм же требует ориентации на заключение по возможности облегченного коротенького документа, близкого по духу политической декларации. Такому документу можно будет придать рамочный характер, предусмотрев, что в дальнейшем он будет дополнен ворохом отраслевых соглашений.   Стоит ли игра свеч Вот такую позицию российская сторона по сути дела и заняла. Так и тянет сказать, что на такую позицию Москва скатилась. Ведь от некогда большого замаха превратить переговоры над новым базовым соглашением в инструмент налаживания партнерских отношений и привилегированную площадку для системного обсуждения широчайшей повестки международных проблем и двустороннего сотрудничества почти ничего не осталось. Более того, переговоры в какой-то степени выродились в прямую противоположность тому, что некогда задумывалось. Из стимула к развитию отношений, они, по причине своей вязкости, противоречивости и непоследовательности, превратились в еще один раздражитель и повод для фрустрации. Ставка на быстрый успех не оправдалась. Представления о том, что облегченный документ будет легче и проще согласовать, оказались ложными. Раунды переговоров проводятся один за другим, а ясности с перспективами заключения соглашения как не было, так и нет. Стороны пока даже не смогли договориться о том, каким должно быть будущее базовое соглашение, хоть и продолжают трудиться над конкретными его статьями и формулировками. Предложения Москвы не перегружать соглашение, включить в него лишь весомые части по институциональным вопросам и политическому сотрудничеству, дать широкий перечень областей сотрудничества и отразить в юридической форме проблематику дорожных карт построения общих пространств, натолкнулись на непонимание и неуступчивость Брюсселя. Причем, вполне объяснимую. И ЕС, и государства-члены заинтересованы в заключении широкоформатного соглашения. Они хотели бы закрепить в нем все те моменты, которые считают критически важными, как с точки зрения принципиальных основ сотрудничества и обслуживания взаимодействия в экономической сфере, так и под углом зрения взаимного доступа на рынки друг друга и установления четких, стабильных и предсказуемых правил игры, которых обе стороны намерены придерживаться. Парадокс ситуации заключается в том, что ровно в том же заинтересованы и российская сторона, российский бизнес, гражданское общество. И о том, что компромиссы пока не просматриваются, в плане форматирования будущего договора, можно только сожалеть. То, какой характер приобрели переговоры, служит лишь еще одним подтверждением тому, насколько далеко зашли взаимное неприятие и недоверие. Оно указывает на то, что стороны так и не научились работать друг с другом. Столь необходимая им культура взаимных компромиссов и ориентации на общий, а не «личный» интерес, так и не сложилась. Но это лишь один из парадоксов. Второй из них заключается в том, что неудаче, постигшей планы по-быстрому заключить облегченное коротенькое соглашение, на самом деле огорчаться не следует. Вреда от такого документа было бы гораздо больше, нежели пользы. Оно могло бы перечеркнуть тот позитив, который накопился в результате применения СПС. Разрушило частично интеграционный характер правового регулирования отношений между Россией и ЕС. Отбросило бы правовую базу партнерства и сотрудничества на десятилетия назад, в далекое прошлое. России и ЕС нужен совершенно иной договор. Его основные параметры были подробнейшим образом описаны видными представителями российской юридической общественности, российского экспертного сообщества. Москва и Брюссель заинтересованы в таком договоре, который бы снимал противоречия, объективно существующие между правовыми порядками сторон. Их пока еще слишком много, несмотря или вопреки усилиям по их гармонизации. Они испытывают очень большую потребность в документе, который мог бы выполнять функции моста между правовыми порядками, а по возможности их бы подменял. Иначе говоря, существует острая необходимость в максимально возможном количестве норм прямого действия и прямого применения, которые бы служили непосредственной основой правоотношений, в которые вступают субъекты внутреннего права. Таких норм, регулирующих отношения между Россией, ЕС и государствами-членами, которые стягивали бы правовое пространство друг друга, превращали их в единое целое. Которые бы создавали такую правовую среду, при которой хозяйствующие субъекты сторон и простые люди могли бы пользоваться одинаковыми правовыми режимами, обладали бы одинаковым правовым статусом, могли бы одинаково эффективно отстаивать свои права и интересы правовыми методами, где бы они ни находились. Тогда путь к созданию Большой Европы в составе ЕС, России и всех других европейских государств был бы открыт. Затяжка с согласованием заведомо слабого договора, существенно отличающегося от того, который нужен сторонам, открывает перед Москвой и Брюсселем дополнительные возможности для маневра. Она дает им еще один шанс. Очень важно, чтобы они им воспользовались. Надежду на то, что ситуацию еще можно отыграть назад, возрождает новый поворот в отношениях между ними, связанный с провозглашением политического курса на реализацию «партнерства для модернизации».   Новые ожидания В современном политическом лексиконе утвердились именно этот лозунг, это название – «партнерство для модернизации». Предпочел бы, чтобы получил популярность несколько другой – «партнерство ради модернизации» или «партнерство во имя модернизации». Ведь им обозначается целая гамма чрезвычайно важных для России и ЕС и перспективных понятий и явлений: новая концепция двусторонних отношений, новый политический курс и, наконец, надежда на новое качество партнерства и сотрудничества между Россией, Европейским Союзом и его государствами-членами. А раз так, то и тональности их выражения можно было бы придать чуть большую пафосность. Питательной почвой для переосмысления содержания и характера двусторонних связей послужили глубокая неудовлетворенность тем, как они складываются, и испуг, вызванный глубиной и беспросветностью глобального финансово-экономического кризиса. Объективная необходимость и заинтересованность в сближении между Москвой и Брюсселем, в осуществлении того или иного совместного интеграционного проекта существовали всегда. Кризис заставил прозреть значительную часть политической элиты России, ЕС и государств-членов. Все как-то вдруг увидели, насколько уязвимы современные экономики и обслуживающие их социально-политические институты и установления, как много предстоит сделать для того, чтобы придать или вернуть им устойчивость, насколько много Москва и Брюссель теряют, предаваясь играм во взаимную демонизацию, конкурируя, вместо того, чтобы сотрудничать, и отказываясь от того, чтобы совместно работать в оптимальном режиме. Или хотя бы сколько-нибудь удовлетворительном. Впервые политический посыл «партнерства ради модернизации» просочился в публичную сферу во второй половине 2009 года. Поскольку пока за ним ничего конкретного не стояло, в рабочих материалах и открытых публикациях обсуждались лишь возможность и необходимость переформатирования связей. Приводились аргументы в пользу более перспективных и конструктивных подходов, которые бы такое партнерство могло символизировать. Намечались его желательные ориентиры. Легитимацию запуску работы над концепцией дал ноябрьский 2010 года саммит Россия-ЕС, состоявшийся в Стокгольме в рамках председательства Швеции в Европейском Союзе. Из-за острых противоречий и взаимного недовольства, накопившегося в отношениях между Россией и ЕС, ничего хорошего от него не ждали. Его проведение длительное время оставалось под вопросом. Однако саммит прошел на удивление конструктивно. В преддверии столь важного международного события Стокгольм попытался разрядить обстановку. Он снял возражения против прокладки магистрального газопровода «Северный поток». Притушил критику внешней и внутренней политики Кремля. Поддержал настрой на позитив, который все отчетливее начал ощущаться к тому времени. Однако вехой в истории развития отношений между Россией, ЕС и его государствами-членами Стокгольмский саммит стал, прежде всего, потому, что на нем впервые были озвучены позиции сторон в поддержку нового партнерства, превращения модернизации в один из векторов, а, может быть, даже главный вектор углубления стратегического характера многосторонних связей. Инициатива принадлежала Европейской Комиссии. Ее озвучил председатель «правительства» Европейского Союза Жозе Мануэл Баррозу. Но российская сторона оказалась хорошо подготовленной к ее обсуждению. В ответ на предложение об использовании партнерства для решения задач модернизации России, ранжировании приоритетов сотрудничества с их учетом и адаптации под них разветвленного механизма созданных к настоящему времени и доказавших свою состоятельность секторальных диалогов, Москва моментально указала на то, чем стоило бы заняться в первую очередь. Президент Российской Федерации Д.А.Медведев обозначил четыре таких приоритета: достижение совместимости технических регламентов (вплоть до прямого заимствования технических регламентов ЕС); технологическое развитие и взаимный обмен технологиями, включая «зеленую энергетику»; содействие вступлению России в ВТО; облегчение человеческих контактов и продвижение к безвизовому режиму. Спустя несколько месяцев, к началу февраля 2010 года, Европейская Комиссия уточнила свое видение «партнерства ради модернизации». По мнению Брюсселя, изложенному в документе со статусом «пища для размышлений», новое партнерство могло бы стать продолжением работы над реализацией дорожных карт построения общих пространств Россия-ЕС. Только вести ее следовало бы несколько в другом ключе и с несколько иной идеологией, нацелив ее на достижение конкретного результата и в максимально сжатые сроки. Действие нового партнерства Европейская Комиссия считала целесообразным распространить на такие области сотрудничества, успех в которых оказал бы ощутимое положительное влияние на всю совокупность отношений между Россией, ЕС и его государствами-членами. В разряд таких областей попали всего десять. Поэтому на какое-то время и сама инициатива Европейской Комиссии начала ассоциироваться с «10 пунктами партнерства для модернизации». Ими стали: 1. Укрепление верховенства закона. 2. Увеличение прямых зарубежных инвестиций. 3. Присоединение к глобальной экономики и укрепление торговли. 4. Дальнейшая интеграция рынков России и ЕС. 5. Создание диверсифицированной, конкурентоспособной и «более зеленой» экономики. 6. Укрепление сотрудничества в области науки и исследований. 7. Сбалансированное развитие. 8. Укрепление контактов между людьми. 9. Укрепление диалога с гражданским обществом. 10. Обеспечение надлежащего совместного финансирования Партнерства для модернизации. Реакция на «Десять пунктов» оказалась смешанной. Государства-члены ЕС в целом высказались в их поддержку, предложив только усилить их «страновое измерение». В России же первоначально сочли, что только часть пунктов имеют непосредственное отношении к задачам модернизации. С настороженностью были встречены намерение подверстать под них тематику верховенства закона, укрепления диалога с гражданским обществом и укрепления контактов между людьми, ограниченность тематики партнерства и нотки мессианства, вновь зазвучавшие в документе. Велико было стремление просто замкнуть инициативу Европейской Комиссии и вообще связи с ЕС на нужды технологического развития России, как они сформулированы в обращениях президента страны и материалах отечественной Комиссии по модернизации. Однако желание свести все к формуле «технологии в обмен на ресурсы» довольно скоро удалось преодолеть. Ведь очевидно, что технологическое возрождение должно осуществляться в определенной правовой, институциональной, социокультурной среде. Без опоры на модернизацию общества чисто экономическая или технологическая модернизация невозможны. Они нереализуемы. К работе над содержательным наполнением концепции подключились все структуры Европейского Союза, министерства и ведомства и бизнес сообщество Российской Федерации при координирующей роли Министерства иностранных дел и Министерства экономического развития. Все постарались внести в нее свой специфический вклад и повлиять, в той или иной степени, на ее идеологию. Так, Министерство промышленности и торговли настаивало, в том числе, на выработке долгосрочной индустриальной политики; стимулировании наиболее важных отраслей производства, включая снижение энергоемкости и повышение его экологической чистоты, разработке гармонизированных технических регламентов, стандартов и процедур соответствия и признания результатов оценки и их сближении. Министерство образования и науки ратовало за получение Российской Федерацией ассоциированного членства в Рамочной программе по научным исследованиям и технологическому развитию Европейского Союза, расширение межуниверситетских связей и академической мобильности. Торгово-промышленная палата рекомендовала заняться, среди прочего, задачами перенаправления прямых инвестиций в обрабатывающие отрасли экономики, открытия доступа отечественным предприятиям к «европейским патентам» и их фиалам – к государственной помощи ЕС и его государств-членов и т.д. Получение и обобщение первых результатов позволило запустить механизм консультаций по линии шерп нового партнерства и их представителей разного уровня. По итогам консультаций, проводившихся в Москве и Брюсселе, наметились несколько обобщающих направлений сотрудничества или кластеров, по которым стороны хотели бы в дальнейшем приступить к практической реализации «партнерства ради модернизации». Чисто условно и схематично первый блок составила правовая проблематика, второй – все, связанное с вступлением в ВТО, интеграционными проектами разной геометрии и сближением технического регулирования, третий – присоединение к рамочной программе ЕС, исследования, внедрение, технологии. Их дополнили два отдельных трека – переход к безвизовому режиму поездок и сотрудничество в области внешней безопасности. Под укреплением правовой среды для модернизации, включая совершенствование инвестиционного и социального климата, предлагалось иметь в виду совершенствование судебной системы, правоприменительных практик и правового инструментария содействия ускоренному развитию, прежде всего зеленой энергосберегающей открытой экономики, и, в том числе, защите интеллектуальной собственности, противодействию коррупции и отмыванию денег, снятию административных барьеров. Продвижение к упразднению визового режима рассматривалось как центральный элемент общего укрепления контактов между людьми и диалога с бизнес сообществом. Другими его элементами назывались либерализация режима трудовой миграции, университетская и профессиональная мобильность, подключение бизнеса к отраслевым диалогам. Но стержень «партнерства ради модернизации», как настаивала российская сторона, должно было бы составить сотрудничество в разработке и внедрении новейших технологий, содействие в выпуске и продвижении на рынки высокотехнологичной продукции, поощрение инвестиций в технологии и производства, которые могли бы обеспечить технический и технологический прогресс общества. В ряду областей приложения капиталов, представляющих наибольший интерес, перечислялись медицинские и биотехнологии, фармацевтика, энергосбережение и энергоэффективность, ядерные технологии, новые виды топлива, космос, нанотехнологии, системы обработки и передачи данных, суперкомпьютеры, микроэлектроника, авиастроение, приборостроение и машиностроение, технологии добычи и транспортировки минеральных ресурсов, глубокая переработка нефти и газа и пр. Очередной саммит Россия-ЕС, под который велась вся работа, состоявшийся в Ростове-на-Дону 31 мая – 1 июня 2010 года, систематизировал эти все же довольно разрозненные представления и запустил следующий этап, теперь уже осуществления «партнерства для модернизации». Как представляется, важнейшим слагаемым его реализации должна стать переналадка переговоров над новым базовым соглашением между Россией, ЕС и его государствами-членами в свете тех приоритетов, которые провозглашаются новым партнерством, и насущных потребностей совместного правового регулирования наших общих пространств. А для этого – подключение к обсуждению переговорной тематики не только всех заинтересованных государственных структур, но и бизнеса и всего гражданского общества. Новое базовое соглашение – это не какой-то там рядовой договор. Это основополагающий акт, который может на десятилетия вперед определить модель развития Российской Федерации, внести решающий вклад в модернизацию страны и послужить прологом к формированию Большой Европы в составе Европейского Союза, России и всех других европейских стран и народов. © Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор, директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России * Актуализированная журнальная версия выступления на Международной научной конференции Института истории РАН «Россия и ЕС: прошлое и настоящее» 9-10 ноября 2009 г., посвященной юбилею первого соглашения между Советским Союзом и Европейским Экономическим Сообществом.