Выпуск №7-8(101), 2015

Полгода или даже больше раз за разом вызывать сенсации, не сходить с первых страниц газет, порождать лавину публикаций, давать пищу для ожесточенных дискуссий, в ходе которых высказываются прямо противоположные точки зрения, заставлять все вновь и вновь переосмысливать – наверное, абсолютный рекорд. Он принадлежит стихийному восстанию греков против постмодернистского порядка, установившегося в интегрирующейся Европе, и тому, как спокойно, надменно и презрительно оно было подавлено. Давайте вместе с экспертным сообществом хотя бы в первом приближении поразмышляем над выдвигаемыми объяснениями.   Любовь к самобичеванию и уздечка для свободы слова Иногда хочется "снять шляпу" перед французскими журналистами. У них так здорово получается хлестать. Развенчивать. Резать "правду-матку". Когда это касается других, естественно. Читаешь, и остается только причмокивать и поддакивать. Вот и то, до чего в нашей матушке-Европе дело дошло, они живописуют так ярко, так образно, что впору за голову хвататься. Кричать: "Хватит. Остановитесь. Надо что-то делать. Так не может больше продолжаться". Судите сами. "Греческий кризис, повсеместное распространение джихадизма, надзор за всеми и всем, миграционная драма, разломы внутри Франции: куда не посмотри, вблизи себя или чуть подальше, давно мир не казался столь прохудившимся и неопределенным, как нынче, – припечатывает к позорному столбу окружающую нас действительность директор известнейшей французской газеты "Монд" Жером Феноглио: его только что избрали на этот престижный пост, и он может себе позволить[1]. – Границы растворяются, государства разваливаются, союзы трещат по швам, общества делаются все более фрагментированными, идеологические лагеря восстанавливаются. Новости, доходящие до нас, порой невозможно переварить, конфликты кажутся беспросветными, а мнения сталкиваются между собой с ничем не сдерживаемой силой"[2]. Картинка происходящего дана убийственная, но вполне узнаваемая. Контрастно подсвечивающая процессы, разворачивающиеся на планете. Ничего хорошего они не сулят. Несмотря на общность интересов, все страны тянут в разные стороны. Вопреки логике научно-технического прогресса, способного сделать нашу жизнь легче, богаче, разнообразнее, они превращают ее в кошмар наяву. Проблем в мире все больше. Опасностей, конфликтов и нестабильности тоже. Международных событий со знаком плюс, свершений, чего-то, чему стоило бы радоваться, – все меньше. Почему? В чем причина? Что в очередной раз в истории, которую мы пишем, пошло не так? Как развернуть ситуацию, чтобы от этого все выиграли? Иначе говоря, кто виноват, и что делать? Заглядывая в "зеркало", любезно поставленное перед нами мэтром, хотелось бы не только ужаснуться, но и получить хотя бы абрис ответа на волнующие нас вопросы. От них не уйти. Одной констатацией ограничиваться никак нельзя. Но "мондовцам" она потребовалась не для анализа и размышлений о сути происходящего, а лишь для того, чтобы рассказать о планах модернизации газеты и освоения электронного формата, для того, чтобы объяснить, какие они молодцы. Как честно, принципиально, грамотно и профессионально работают. Прямо "луч света" в темном царстве. Оставим эту саморекламу на их совести. Понятно же, что коли сам себя не похвалишь, никто тебя не похвалит. Спорить об общеизвестных вещах нет ни малейшего смысла. Очевидно же, что со свободой слова у современных мировых СМИ, старающихся играть в одни ворота и открещивающихся от объективности и беспристрастности как черт от ладана, не все благополучно. Как и в мире в целом. Те, кто пытаются говорить правду, делать достоянием всех по-настоящему важную, нужную обществу информацию, подвергаются остракизму, преследованиям и гонениям. Серьезная аналитика в загоне. Ей очень трудно конкурировать с заказным геополитическим трёпом, на все лады перекладываемым теми, кто под него получают гранты, поддержку и щедрое финансирование. Достоверная информация до тех, кто принимают политические решения, похоже, вообще перестала доходить. Настолько эти решения разнятся с тем, что подсказывает здравый смысл, и о чем кричат факты. Как в действительности обстоит дело со свободой слова, мнений, доступом к достоверной информации, лучше всего судить по открытому письму президенту Франции Франсуа Олланду с просьбой о предоставлении убежища, с которым к нему обратился основатель "Wiki Leаks" Джулиан Пол Ассанж. Вот что он рассказывает в нем о тех "преследованиях и угрозах расправы, которым подвергался за свою профессиональную деятельность"[3]. В апреле 2010 г. он размещает во всемирной паутине видеоролики о зверствах и издевательствах американских вояк в Ираке под названием "Collateral Murder". Их невозможно смотреть без содрогания. Это видеозаписи, сделанные из вертолета. На них запечатлены хладнокровное садистское уничтожение гражданских лиц, среди которых оказались, в том числе, два сотрудника агентства "Рейтер", и тяжелые ранения, наносимые детям. Все под смех и скабрезные замечания тех, кто творил эти страшные преступления. Ролик разлетелся по сети и очень многим открыл глаза на то, что происходило тогда в Ираке, на войну, унесшую к тому времени сотни тысяч жизней ни в чем не повинных людей. "Со следующего же дня, – повествует Д.Ассанж, – с использованием откровенных и адресных угроз смертельной расправы против меня и ключевых сотрудников "Wiki Leaks" начинается беспрецедентная по своим масштабам кампания политических преследований. С тех пор она никогда не прекращалась. Перечисление всего того, что предпринималось против моей организации, моих близких и меня самого, не позволяет ощутить ее размах и интенсивность, но дают возможность составить о них представление: призывы расправиться со мной, выкрасть меня и засадить в тюрьму за шпионаж со стороны высокопоставленных американских политиков и чиновников; кражи информации, документов и собственности; многочисленные хакерские атаки; повторяющиеся попытки инфильтрации; незаконный запрет на доступ к пользованию всеми электронными платформами пожертвований и переводов в пользу моей организации; постоянное наблюдение за любыми предпринимаемыми мною шагами и моим электронным общением; необоснованное судебное преследование на протяжении свыше пяти лет без возможности защищаться; кампания диффамации; угрозы физической расправы в отношении моих адвокатов, обыски у них, их преследование и т.д." Все это потому, продолжает Д.Ассанж, что он не стал молчать и придал гласности переданные ему документы и другую информацию о коррупционных скандалах, массовых нарушениях прав человека, преступлениях против мира и человечности, обо всем том, о чем общество должно было быть поставлено в известность. Недаром организация "Wiki Leaks" за свою деятельность получила награды от "Эмнести Интернэшнл" и десятков других престижных организаций. Пять раз выдвигалась на Нобелевские премии мира, а в 2015 г. – столько же раз на только что учрежденную премию Роберта Манделы. Ее публикации легли в основу многочисленных международных расследований, решений Страсбургского суда, докладов, подготовленных в рамках ООН, работы многочисленных независимых комиссий. Тем не менее в США он обвиняется в шпионаже в пользу третьих стран, краже правительственной собственности, заговоре, нарушении законов о защите информации, в общем в совершении преступлений, тянущих на пожизненное лишение свободы, а то и на смертную казнь. Единичный случай, скажут непробиваемые. Как-никак, рассекреченная информация существенно подпортила имидж такой супердержавы, как Соединенные Штаты. Они не могли просто так, якобы равнодушно проглотить пилюлю. Они просто обязаны были наказать "супостата". Сделать что-то эдакое, чтобы другим неповадно было. Они и сделали. А как получилось – так и получилось. Ничего иного в подобной ситуации и ждать было нельзя. Не согласен: случай – далеко не единичный. Полностью набросить намордник на свободу слова в эпоху Интернета никак не получается. Многие по старинке думают, что призвание журналистского сословия состоит в том, чтобы информировать людей. Сообщать им о предпринимаемых против них действиях. Новых угрозах. Готовящемся или уже предпринимаемом наступлении на права человека. Точно также как в тоталитарном и авторитарном обществе, так и в демократическом. По крайней мере, претендующем на то, чтобы все считали его демократическим. Однако очень бы хотелось. Вот и в Германии вспыхнул очередной скандал, который постарались быстро замять. Суть – уголовное расследование было начато против главного редактора и одного из журналистов издания "Netzpolitik.org", а равно тех людей, которые передали им соответствующие данные. Их обвинили в государственной измене. За что? Да за то же самое – они разместили на своем сайте документы, свидетельствующие о дополнительных шагах по расширению электронного контроля за гражданами, сделанных спецслужбами Германии[4]. То, что под давлением общественности расследование по данному основанию спешно прекратили[5], ничего в общей картине произвола не меняет – косметическая мера, считает даже "Файнэншл Таймс", призванная минимизировать понесенный Берлином репутационный ущерб[6]. Однако вернемся к процитированному выше отрывку из мондовской передовицы. Это отнюдь не предел "самобичевания", образности и стилистических красот. Конкуренцию ему легко составит публикация на страницах оппозиционной, но не менее читаемой французской газеты "Фигаро". Один из ее постоянных авторов так рисует сегодняшний день Европейского Союза: "Со времен окончания Второй мировой войны история Европы разворачивалась под знаком интеграции, которая позволила ей превратиться в крупнейший мировой рынок, запустить в обращение общую валюту, успешно противостоять Советскому Союзу, восстановить свое единство и суверенитет. Эта позитивная динамика может поменяться на противоположную. Ее институты работают вхолостую. Политическое лидерство отсутствует. В результате она не в состоянии справиться с кризисами, одолевающими континент, и превратиться в движущую силу глобализации. Раньше она задавала вектор движения к миру и процветанию. Сейчас сделалась домом не только для безработицы и ксенофобии, но и для популизма"[7]. Олицетворением всех перечисленных деструктивных тенденций, по мнению известного французского эссеиста, историка и экономиста Никола Бавереса, являются Греция и Великобритания. Чтобы ситуацию в стране, принадлежащей к развитому миру, ЕС и зоне евро, довели до экономического развала, краха банковской системы и фактического банкротства, превратили в нечто, отрицающее модернизм и современную государственность, такого в мировой истории еще не случалось. Если же Братания выйдет из ЕС, что становится все более и более вероятным, интеграционная группировка не просто лишится одного из своих членов, который после этого развалится и потеряет статус ведущей финансовой площадки мира. Она очень много потеряет в весе, силе и влиянии, лишившись второй крупнейшей экономики и первой финансовой площадки региона, ядерной державы, постоянного члена Совбеза ООН, одной из всего двух стран ЕС, обладающих самодостаточным оборонным потенциалом и общепланетарной дипломатией. Угрозы, которые несут самому существованию и предназначению ЕС внутренние проблемы Греции и Великобритании, при всей их непохожести и разноплановости, во многом идентичны. Они чреваты фрагментацией общего пространства. Ослаблением государственных структур и демократических институтов. Частичной утратой самоидентификации, которой не преминут воспользоваться демагоги всех мастей. Имиджевыми потерями в связи с очевидной неспособностью ЕС справиться с встающими перед ним проблемами. Однако, дорогой читатель, предлагаю вновь насладиться остротой пера Никола Бавереса. "Длительное время утверждалось, – пишет он, – что лишь благодаря кризисам, преодолевая их, Европа продвигается вперед. Сегодня взаимоподдерживающих кризисов так много, что Европа рискует просто исчезнуть. Это миграционный кризис, когда с начала 2015 г. по морю прибыло 137 тыс. человек. Кризис экономический, в котором смешивается все – недофинансирование, массовая безработица и долговая нагрузка, вышедшая за все мыслимые пределы. Политический, отличительной чертой которого стала популистская волна, вбирающая в себя гипернационализм и гиперсоциализм. Стратегический, когда ЕС элементарно не знает, что ему делать, перед лицом резкого и неожиданного нарастания внутренних и внешних угроз: исламского терроризма; пожара, охватившего Ближний Восток и Северную Африку; пробуждения древних империй – российской, оттоманской, персидской". Это еще далеко не все, подчеркивает аналитик, посвятивший призывам к ЕС и государствам-членам срочно пересмотреть проводимую ими политику десятки книг, статей и других публикаций. ЕС сваливается "в пустоту, – считает он. – У него нет ни проекта, ни видения. Он не находит более своего воплощения ни в Европейской Комиссии, бессильной и безответственной, ни, тем более, в главах государств и правительств, пекущихся лишь о защите своих национальных интересов, какими они представляются в краткосрочной перспективе. Примером может служить франко-германский тандем. Он нынче почти полностью выхолощен Германией, которая сподобилась взять на себя единоличное лидерство континентом, не обладая для этого ни волей, ни умением, и Францией, делающей вид, будто она по-прежнему чем-то руководит, тогда как она полностью утратила состоятельность в силу своего экономического и социального упадка". Что сказать. Написано хлестко. Мастерски. Системно. Узнаваемо. Но все же это опять-таки не более, чем констатация. Использованная мэтром формула о "политическом и моральном провале" развитых демократий, приведшем к нынешнему состоянию, мало что добавляет для понимания того, каков механизм системного кризиса, переживаемого ЕС и, прежде всего, еврозоной. Каковы его корни, причины и слагаемые. Насколько он обусловлен идеологическими просчетами.   Робкие попытки анализа Осознав глубину и неоднозначность системного кризиса, с которым столкнулись ЕС, еврозона и государства-члены, руководство интеграционного объединения еще несколько лет назад обратилось к экспертному сообществу, причем не только европейскому, с просьбой подумать над ответами на эти обязательные вопросы. Писал об этом. Но, похоже, то ли наработок не было, то ли обычные и веб-страницы ведущих мировых изданий для них оставались закрытыми. Табу есть табу. Так быстро и легко они не исчезают. Все изменил шок, вызванный "показательным распятием" Греции, на миг позволившей себе революционность и непослушание. Приказ "к ноге", пренебрежение народным волеизъявлением и внешний диктат были настолько грубыми и нарочитыми, что плотину смело. На страницы печатных и электронных изданий прорвались не только эмоциональные зарисовки, но и серьезные аналитические материалы. Приведу в концентрированном виде два из них, прямо противоположных. Европейский Союз создавался для того, "чтобы принести своим гражданам благосостояние" и "обеспечить безопасность", – пишет главный редактор газеты "Тагеблатт" Даниэль Фонк[8]. В самом широком смысле. Безопасность геополитическую, столь необходимую после стольких лет войн и насилия. Безопасность социальную, олицетворением которой стало государство всеобщего благоденствия. Его оплотом служили профсоюзы и левые партии. Они следили за более-менее справедливым распределением богатств в обществе. Глобальный финансово-экономический кризис (как я считаю – исчезновение альтернативы в лице Советского Союза) сломал механизм социальной справедливости. Повсеместно правительства пошли в наступление на социальную роль государства. Все увлеклись ультралиберализмом. Ставка на него означала беспрецедентное ослабление экономических возможностей государства и политику жесткой экономии. Вслед за Рональдом Рейганом в Соединенных Штатах и Маргарит Тэтчер в Великобритании по проложенному ими пути пошел практически весь истеблишмент. Все классические политические партии континента бросились придерживаться одних и тех же в основе своей несостоятельных догматов – социалисты, либералы, консерваторы. В результате Европа получила усиливающееся расслоение общества, относительное обнищание одних и концентрацию богатства в руках других и, как естественное следствие, утрату доверия со стороны населения к партиям и правительствам, обязанность которых состояла и состоит в том, чтобы представлять и отстаивать их интересы. Возникший политический и социальный вакуум заполнили т.н. крайне правые и крайне левые, например Национальный Фронт во Франции. Но ведь кто-то должен был взять на себя функции, которые классические политические партии перестали отправлять. Сириза в Греции, которую к власти привели протестные настроения, не предлагала ничего революционного. Ей поверили потому, что ее лидеры выступили в защиту работающих по найму и пенсионеров. В защиту тех, по кому глобальный кризис, кризис суверенной задолженности и политика жесткой экономии ударили особенно болезненно – т.е. простого люда. Никогда ни о каком разрыве с ЕС или еврозоной или выходе из них не было и речи. Её лидеры хотели лишь, чтобы внешняя помощь служила не для обслуживания долга, а для социально-экономического возрождения страны. Однако, как продолжают ее коллеги по цеху, будучи интегрированной в сложившуюся систему отношений, альтернатива политике жесткой экономии, предложенная премьер-министром Греции Алексисом Ципрасом, никакой альтернативой не является[9]. О плане "Б" бывшего министра финансов в его кабинете Яниса Варуфакиса[10] можно не упоминать, как и о возмущенной реакции на него[11] и статьях в поддержку[12], поскольку за пределы совещательной комнаты он не вышел. Один в поле не воин. Без поддержки аналогично мыслящих политических сил в других странах никому не удастся доказать, что "вывести Европу из состояния маразма"[13] можно иными методами, нежели те, которых придерживаются адепты жесткой экономии. Вот каковы ставки в игре. Вот о чем история с греческими долгами. Вот в чем суть столкновения между закоренелым должником и его кредиторами. Такова точка зрения, которую проще всего приписать политическим идеалистам. Политические циники, как отмечает "Интернэшнл Нью-Йорк Таймс", выстраивают свой анализ под совершенно иным ракурсом. Призвание ЕС, перерождение классических партий, разочарование в национальных правительствах, пробуксовка механизмов перераспределения представляются им чистой воды романтикой. Для них имеет значение лишь итоговый результат. То как сложилось на самом деле. Чем завершилось. А нынешний раунд борьбы за и вокруг Греции закончился полной и безоговорочной победой политики жесткой экономии, бескомпромиссными сторонниками которой выступают Германия и ее ближайшие союзники, и капитуляцией оппонентов. Бунт, устроенный леворадикальным правительством Афин, подавлен на корню. Премьер-министр Алексис Ципрас совершил разворот на 180 градусов. Дабы получить третий пакет помощи, Греция будет проводить прежнюю политику жесткой экономии в гораздо более ортодоксальном исполнении, нежели даже первоначально настаивали кредиторы. Почему это произошло, не принципиально. В какой-то степени из-за неопытности и некомпетентности одних. В какой-то – по причине непробиваемости и уверенности в своих силах других. Важно совсем другое. На самом деле у Афин, у истеблишмента, у леворадикальных авантюристов – абсолютно у всех у них не было никакого выбора. Им нечего было противопоставить внешнему давлению. Попытка противостоять ему привела к жуткому развалу национальной экономики – ее потенциал оказался намного ниже того, на который правительство рассчитывало[14]. Скатыванию обратно в рецессию. Дальнейшему сокращению и так съежившегося ВВП. Разрыву производственных цепочек[15]. Беспрецедентному кризису банковской системы – еще бы чуть-чуть, и она окончательно рассыпалась[16]. Значит, альтернативы политике жесткой экономии и ультра-либерализму на нынешнем этапе европейского развития нет и быть не может. Не считать же им суицидальный синдром. Утверждения знающих экспертов, будто она лишь душит национальную экономику в фазе спада, могут быть тысячу раз верны, под углом зрения экономики. С позиций политического реализма, фактической расстановка сил и действия законов доминирования, правы канцлер Германии Ангела Меркель и ее воинственный министр финансов Вольфганг Шойбле. Чтобы они не делали, чтобы не предлагали, на чем бы не настаивали, по прошествии какого-то времени все равно утвердится в качестве истины в последней инстанции. Сейчас она каленым железом вбита в третий пакет помощи Греции. Таких материалов, выражающих всю палитру мнений по поводу "греческой трагедии", до последнего акта в которой очень и очень далеко, море. Перед тем как попытаться их хоть как-то систематизировать, давайте вместе ответим на вопрос о том, почему в ее отношении мировые СМИ временно отказались от единомыслия, от полуправды, сдержанности и дозированной подачи информации. Временно – потому что после капитуляции Алексиса Ципраса и возглавляемого им правительства бунтовщиков освещение переговоров между Грецией и ее кредиторами и достигнутого соглашения вновь стало относительно благостным. Напряженный эмоциональный фон в значительной степени ушел. "Кассандры посрамлены" – радостно сообщалось читателям в передовице газеты "Монд", той самой, которая еще недавно клеймила возню вокруг Греции как "позор" Европы[17] и охотно публиковала материалы, убедительно доказывающие, что новой порции мер жесткой экономии ни экономика, ни население страны не выдержат[18].   Точка бифуркации По всем канонам политкорректности на сумятицу в Греции и вокруг нее должны были бы набросить полог молчания. Как-никак, переговоры такого рода наши партнеры по планете всегда предпочитали вести келейно. Без подробностей. Не вынося сор из избы. Или ограничиваясь общими словами и таким минимумом, из которого ничего нельзя толком понять. Типа переговоров о тихоокеанском и евроатлантическом партнерстве или о регламентации тотальной слежки в Интернете. Сдвинуть скандальные разборки с Грецией на периферию общественного интереса не удалось в первую очередь потому, что ими под сомнение ставились коренные основы того, что мы привыкли называть демократией, ротацией власти, народным волеизъявлением и т.д. "Сама возможность демократического выбора" в странах еврозоны, как элегантно формулировалось на страницах "Файнэншл Таймс"[19]. Совместимость того, как она функционирует, с защитой демократических устоев во входящих в нее государствах[20]. Получалось, что для ЕС, а частично и для мира в целом они больше ничего не значат. Так, пустой звук. Дань прошлому. Давно устаревшие представления, которые лишь по недосмотру до сих пор не сданы в архив на длительное хранение. Судите сами. "Сириза", ее лидеры, принципиально новое леворадикальное правительство пришли к власти с ясным и безоговорочным мандатом, полученным от греческого народа, покончить с политикой жесткой экономии, бюджетной консолидацией, перекладыванием тягот кризиса на плечи простых граждан, среднего класса, трудящихся, заменив ее курсом на стимулирование развития. Кабинет Алексиса Ципраса было и принялся за его осуществление. Однако кредиторы сразу дали ему по рукам. Они объяснили, что его святой обязанностью, прежде всего, является платить по долгам. Откуда они взялись – никого не волнует. Есть ли у Афин физическая возможность обслуживать их – тем более. Но не только. Точно так же от него ждут выполнения обязательств, взятых на себя предыдущим правительством (или навязанных ему – опять-таки значения не имеет). То есть осуществления всех тех мер, против которых, поддержав "Сиризу", проголосовал электорат. А для пущей убедительности заморозили средства, причитающиеся Греции из различных фондов ЕС, и отключили от финансирования по линии ЕЦБ. Чтобы породить в стране хаос, считает небезызвестный Пол Кругман, и свалить неугодное правительство[21]. Или сделать его ручным, вносят дополнительные нюансы другие аналитики[22]. Ведь как объяснял сам Алексис Ципрас, мы соглашались на все "в пределах человечески возможного", но кредиторы "не хотели ничего другого – только навязать нам свои условия"[23]. В переводе на общедоступный язык, начальство и братья по интеграционному объединению вполне доходчиво сказали леворадикальному правительству Греции и всем леворадикальным и праворадикальным силам европейских стран, мечтающим о захвате власти посредством вполне легитимной победы на выборах: "К ноге, козлики. Плевать мы хотели на ваши предвыборные обещания, на мандат, полученный от населения, народное волеизъявление и все прочее. Вот что вы должны делать. Шаг вправо, шаг влево – расстрел". И не просто сказали, куда там, а принялись методично, показательно, дабы подражателям и всем присным неповадно было, разрушать экономику и банковскую систему Греции. Благо, усердствовать особой необходимости не было. В специфических условиях еврозоны, как недавно продемонстрировал опыт Кипра, механизм саморазрушения включается автоматически. Ведь все в руках ЕЦБ. Свои деньги сверх установленных лимитов печатать никто не может. Провести девальвацию тем более: нечего девальвировать. Помочь себе сам никто не в состоянии. Из "простых смертных", конечно, т.е. мелких и средних стран региона. Только с высшего соизволения Франкфурта. И по его указке. Значит, наблюдая за тем, как финансово-экономически упеленывают непокорных избранников отдельно взятого государства-члена ЕС, сделало напрашивающийся вывод экспертное сообщество, никакой демократии в смысле свободы выбора и вообще подлинных выборов в нынешней Европе быть не может. Либо она задушена теми, кто раз и навсегда захватил власть и пресекают любую возможность на нее посягнуть. Либо переродилась до такой степени, что от нее остались "рожки да ножки". Есть одна и та же команда. Она разбилась на две, две с половиной, три части и создает видимость демократии, передавая власть сама себе. Никакой ротации власти нет. Никакой истинной конкуренции идей, проектов общества, разновидностей политического курса не существует. Проводится один и тот же, только в разном обрамлении, с оторочками, рюшечками, позументиками или чем-то еще. В голубом цвете, розовом или в крапинку. Обставленный теми словесами или другими. Но по сути своей абсолютно идентичный. Это было видно уже и раньше. Достаточно сопоставить предвыборные обещания президента Франции Франсуа Олланда, то, что он попытался делать, придя к власти, с тем, что его принудили делать обстоятельства. Как и Алексис Ципрас, он осуществил пируэт, называемый мертвой петлей. Очень скоро, развернувшись на 180 градусов, он предпочел расплеваться со своими социалистическими верованиями и следовать проверенным правоцентристским рецептам. Но он и ведомое им правительство, хотя бы, сделали это сами. Или, вроде бы, сами. Следуя внутренней логике политического и социально-экономического развития страны. Руководствуясь её высшими интересами. Прекрасно понимая, что их будущее и настоящее – в руках их собственного электората. Они зависят только от него. Греков откровенно "изнасиловали". Они и один раз – на парламентских выборах, и второй – на референдуме высказались против политики жесткой экономии. Их "распяли". Заставили следовать прямо противоположным курсом. Навязали им этот выбор извне. "Под дулом пистолета". Такое издевательство над демократией "порядочная" часть истеблишмента и лучшие представители экспертного сообщества выдержать не могли. Высказать, что они по этому поводу думают, им было крайне важно. Тем самым они возвращали себе самоуважение и внутреннее равновесие. Прекрасно отдавая себе отчет, одновременно, что на происходящее в ЕС они ни в коей степени повлиять не смогут. Сейчас. При нынешней конъюнктуре. Но все равно, их несогласие не останется незамеченным. Оно сыграет свою роль тогда, когда надо будет ставить диагноз тому политическому устройству общества, в котором свобода выбора утрачена. С ротацией власти покончено. Профсоюзы разгромлены. Левые партии неотличимы от правых и делают за них их работу. Социальные завоевания преданы забвению. В общественном сознании очень многое, если не все, поставлено с ног на голову. Господствует единомыслие. Грекам и всем тем, кто, не дай бог, последуют их путем, наглядно показали, что будет с их страной, если они поверят "демагогам". Популистам же всех мастей дали урок: не будьте опрометчивы в своих предвыборных обещаниях. Власть с их помощью вам не удержать. Не надейтесь. Другой основополагающий вопрос, который поставило противостояние Греции и кредиторов, и по поводу которого политические, медийные и экспертные круги также никак не могли промолчать, заключался в выяснении природы нынешнего ЕС. Причин, приводящих к принятию решений, далеких от оптимальных. Сопоставлении интеграционного объединения с развалившимися ныне империями прошлого[24]. На протяжении десятилетий всем вбивалось в голову, что интеграционное сообщество является добровольным объединение народов. Его стержень – солидарность. Кредо – равноправие. Цель – утверждение уважительного отношения друг к другу, забота о человеке и процветание. Оказалось, все это по большей части – мишура. Господствуют все те же пещерные законы, что и столетия назад. Никакого сложения суверенитетов не происходит. Господство и диктат никто не отменял. Единственно, они приняли другие формы. Внешне они теперь о другом. Об общем благе. Эффективности государственного управления. Господстве права. Соблюдении взятых на себя обязательств. Но сути дела-то это не меняет. Так, значит, правы были, пусть и не во всем, ортодоксальные хулители европейской интеграции, которые утверждали, будто бы "она нужна для сплочения верхов, разобщения низов и утверждения незыблемости господства одних над другими". Национальному отряду возроптавших ничего не светит. Он имеет дело теперь не с зарвавшейся наднациональной элитой, тем более ее частью, а с объединенным фронтом всех тех, кого нынешний порядок вещей вполне устраивает. На этот вопрос тоже надо было давать ответ. Промолчать никак не получалось. Хотя большинство экспертов предпочли высказаться несколько о другом, тоже крайне нужном и важном для понимания происходящего – о том, как первый в истории дефолт развитого государства стал возможен. Кто или что виноваты в том, что самостоятельное экономическое существование Греции оказалось невозможным. В чем состоят внутренние пороки функционирования общего рынка и сообщества с единой валютой, чреватого подобными эксцессами. Как быть дальше. Что делать. Куда двигаться. Вперед или назад. И если вперед, то в чем это вперед заключается. Давайте теперь посмотрим, на какие из них и в какой степени экспертное сообщество сумело ответить.   Сухие цифры и порождаемые ими сомнения Та или иная реакция на формулу "деньги в обмен на реформы", в ультимативном виде предложенную кредиторами Греции и затем навязанную ей, предопределяется тем, как оценивать эффективность, состоятельность и продуманность предыдущих двух пакетов помощи Афинам и их последствия. Те кто видят, скорее, их негативные стороны, в основном бьют на то, что никакой помощью Греции на самом деле пакеты помощи не являлись. Собственно Греции из них досталась лишь малая толика. Займы давались ей только для того, чтобы она расплатилась за предыдущие. В первую очередь они пошли на то, чтобы спасти немецкие, французские и иные банки. Из долгов частным организациям они превратились преимущественно в долги другим государствам-членам и международным финансовым учреждениям. Нельзя их называть и собственно помощью. Деньги, чтобы расплатиться, Афины получали на коммерческих условиях. Эти деньги греки обязаны вернуть. До последней копейки. О какой благотворительности, изъятии средств у рядовых налогоплательщиков региона может идти речь, вообще непонятно. Более того, за те деньги, которые по существу проносили мимо их носа, греки вынуждены были платить увесистые проценты. Как следствие, долг благодаря т.н. помощи только вырос. Причем на порядок. Так что удавка – да. Хомут на шее – да. Но никак не помощь. Ущерб от нее, нанесенный Греции, ее экономике, социуму, жителям, – огромный. Его проявления различимы повсюду. Выгоды – весьма сомнительны. Эфемерны. Существуют по большей части только на бумаге. Их разыскивать приходится днем с огнем. По подсчетам Института конъюнктуры "КоеРексекод" (CoeRexecode), в 1999 г. доходы на душу населения, подсчитанные по паритету покупательной способности, достигали 24 429 ам. долл. или 22 020 евро. К 2007 г. они выросли до 33 018 ам. долл. или 29 765 евро. В 2014 г. упали до 24 564 ам. долл. или 22 145 евро. Таким образом, за годы кризиса греки потеряли весь тот приварок, который они получили от вхождения в зону евро[25]. В среднем по зоне евро ситуация гораздо менее трагичная. По сравнению с 1999 г., несмотря на кризис, все равно есть рост. В 1999 г. доходы на душу населения равнялись 33 562 ам. долл. или 30 257 евро. В 2007 г. достигли пика в 38 483 ам. долл. или 34 693 евро. В 2014 г. просели до 37 141 ам. долл. или 33 483 евро. То есть сильно пострадала только Греция (а также Италия). Грецию отбросило аж на 15 лет назад. Динамика показателей, описывающих ситуацию в области промышленного производства, еще более кошмарная. В 2014 г. объем промышленного производства, если не учитывать строительную индустрию, сократился, по сравнению с 1999 г., на 20%. Объем инвестиций упал на 47%. ВВП был на 25% ниже, чем в 2009 г. Пребывание в зоне евро первоначально повлекло за собой для Греции снижение стоимости кредитов почти до уровня Германии. Государственные расходы подскочили вверх. Спрос подпитывался опережающим ростом зарплат. Дефицит бюджета и внешней торговли составил порядка 15%. Перед лицом кризиса страна оказалась не просто уязвимой, а безумно уязвимой. В сравнении с рецессией, пережитой Грецией, меркнут любые другие катаклизмы, не связанные с природными катастрофами и военными конфликтами (за исключением развала СССР и СФРЮ). Её усилия по снижению бюджетных расходов также нельзя не назвать чрезвычайными. За пять лет дефицит бюджета удалось сбить с 15,2% до 2,7% ВВП. Экспорт и импорт приблизились к паритету. Зарплата снизилась на 20–30%. Но конкурентоспособности греческой экономике это не прибавило. Экспортоориентированный сектор народнохозяйственного механизма Греции слишком маленький и слабый. А политика жесткой экономии, проводившаяся весь этот период, с врожденными пороками греческой экономики справиться так и не смогла. Хуже того, добавила новых. Фактически пакеты помощи на пару сотен млрд ам. долл. и политика жесткой экономии, "совместно" разработанная кредиторами и Грецией, принесли результат, прямо противоположный ожидаемому. Национальная экономика очень много потеряла и мало что приобрела. Нанесенный ими удар по жизненному уровню населения – характеру потребления, рабочим местам, гражданской службе, системам социального обеспечения, здравоохранения, пенсионной системе – ничем нельзя оправдать. Может быть, главное – они подорвали доверие к инвестированию в греческую экономику, финансовые институты, банки, производство и сферу услуг, вообще во все греческое. Почему это произошло, буквально "на пальцах" объясняет экономист, хорошо известный даже не специалистам, Пол Кругман. Греческая сага начинается в 2009 г., пишет он. ЕС и еврогруппа мучительно долго тянули с оказанием стране помощи. Но тогда задолженность составляла 130% ВВП. Цифра высокая. Безусловно. Но отнюдь "не уникальная". В истории ситуации типа той, в которую попали Афины, случались неоднократно. Всегда, как, например, в случае с Канадой в 1990-х, рецепт был одним и тем же – жесткая экономия, дешевые деньги, игра на снижение валютного курса. Те, кто следовал ему, справлялись с временно возникшими конъюнктурными трудностями. Эпизод с Грецией иной. После пяти лет интенсивного "лечения, навязанного ей партнерами по еврозоне", долг подскочил до 170% ВВП или даже выше. Но фокус даже не в этом. Объем долга с 2009 г. вырос всего на 6%. Он в другом. Политика жесткой экономии задушила национальную экономику. Она обрушилась свыше чем на 20%. Отсюда и рост соотношения долга с ВВП. Это произошло потому, что из трех слагаемых успеха в распоряжении Афин остались только негативные меры. От позитивных из-за своей принадлежности к еврозоне и того пакета помощи, на котором еврогруппа настояла, они оказались отрезанными. Ни доступа к дешевым деньгам, ни девальвации – ничего этого в их распоряжении не было. Грецию заставили пойти на осуществление мер жесткой экономии, которые сами по себе ничего порочного в себе не несут, лишив всего остального. Прежде всего, возможности осуществить курсовый маневр. Результат чудовищный. Национальная экономика рухнула. Проблема задолженности сделалась еще тяжелее. Все из-за того, что Афины заставили грубо и непродуманно проводить политику жесткой экономии, отдав на растерзание тяжелому евро[26]. Как допотопные знахари из дремучего Средневековья, только и умеющие что пускать пациенту кровь в качестве лечения от всех болезней, братья по еврозоне применили ту же методу[27]. С учетом этого легко понять, почему новый, третий по счету пакет помощи, идущий в развитие, а не корректирующий их[28], вызывает такой скептицизм[29]. Все его элементы, комментируют обозреватели "Интернэшнл Нью-Йорк Таймс", до боли знакомы. В обмен на 86 млрд евро или, в пересчете, на почти ровно 96 млрд ам. долл. "греки пообещала поднять налоги, снизить расходы и осуществить меры с тем, чтобы их экономика работала более эффективно"[30]. Главный его порок, указывают авторы "Файнэншл Таймс", – полное отсутствие стимулов для греков идти по обозначенному в нем пути[31]. Как и многие другие представители журналистского и экспертного сословия, они указывают на режущую глаза непоследовательность в позиции Германии и других кредиторов. Условия, навязанные Греции ранее, продемонстрировали свою несостоятельность. По ряду причин, которые никуда не делись. Почему кредиторы настаивают на том, что они теперь сработают, не ясно. Утверждения о том, что, дескать, условиям, на которых предоставляются кредиты, придан системный характер, они лучше сформулированы, будет осуществляться пристальный контроль за их соблюдением и предусмотрено автоматическое прекращение помощи в случае серьезных нарушений, не убеждают. Они не очень логичны. Такого же мнения придерживаются и многие французские комментаторы[32]. Ведь МВФ с фактами и цифрами в руках разъясняет, что сейчас Греция находится в еще более тяжелом положении, чем раньше. Механизм предоставления помощи, закладываемый в третий пакет, гарантированно выводит долг Афин с нынешних 175% ВВП до порядка 200%. Это запредельно. Экономике Греции, связанной по рукам и ногам, его не потянуть[33]. "Если согласиться с аргументами, приводимыми МВФ, – пишут обозреватели "Интернэшнл Нью-Йорк Таймс", – вам придется признать, что, несмотря на все зубодробительные положения соглашения, навязанные Греции еврозоновскими кредиторами, она будет точно так же, как и в случае с предыдущими пакетами помощи, не в состоянии ни выполнить их, ни расплатиться по новым займам"[34]. Чтобы ссылки на МВФ выглядели убедительнее, дадим слово его директору-распорядителю Кристин Лагард. "Я по-прежнему твердо убеждена, – суммировала она занятую ею позицию, – что долг Греции сделался для нее неподъемным, и что ей не удастся лишь своими силами вернуть себе способность расплачиваться по нему"[35]. Но ведь это то же самое, что правительство Алексиса Ципраса пыталось донести до ЕС, государств-членов, еврогруппы, ЕЦБ и, в том числе, МВФ с самого начала переговоров в первые месяцы 2015 г. Что следовать прежнему сценарию бесперспективно. Что пакет помощи должен быть сориентирован в первую голову на восстановление национальной экономики и экономический подъем, а не на поиски бюджетной консолидации и обслуживание долга. Только тогда у страны появится реальная возможность расплачиваться с кредиторами, не вгоняя себя еще глубже в нищету и долговую яму. Его не услышали. Точнее, не захотели услышать и понять. Сначала. Затем сломали. Сказать, обратили в свою веру, было бы преувеличением. Кульбит, совершенный МВФ, в противоход эволюции, проделанной Алексисом Ципрасом и греческими парламентариями, стал, по всеобщему признанию, наиболее интригующим элементом подковерной схватки вокруг третьего пакета помощи. Вот как его охарактеризовали американские комментаторы – подчас им тоже нельзя отказать в красноречии: "На долю греческой долговой драмы пришлось немало неожиданных изгибов и вывертов. Союзы образовывались и распадались. Противоречия становились еще более глубокими. Сделки за закрытыми дверями заключались в более чем византийской манере. Но перевоплощение МВФ из главного обидчика Греции в ее ведущего адвоката в отношении необходимости реструктуризации ее долга относится к числу наиболее невероятных и интригующих событий из числа всего того, что до сих пор происходило"[36]. Однако о позиции МВФ чуть позже[37]. Сейчас несколько замечаний по поводу других аспектов очередного акта мыльной оперы о спасении Греции. Наученные горьким опытом предоставления предыдущих пакетов помощи, экономисты скептически оценивают спасательный эффект нового, делают обобщенный вывод журналисты и комментаторы газеты "Монд" с опорой на многочисленные интервью, полученные от представителей самых различных исследовательских центров и деловых кругов[38]. Одним из его главных недостатков эксперты зачастую называют то, что он игнорирует коренной вопрос об облегчении долгового бремени Афин. Но отнюдь не только. Да, нынешний пакет сбит намного лучше предыдущих, соглашаются специалисты. Вместе с тем, он страдает в какой-то степени теми же врожденными пороками[39]. В их числе – недостаточная реалистичность и критически высокий негативный потенциал мер, способных задержать выход Греции из рецессии или даже вновь погрузить в нее. Понятно же, что за время бесцельных переговоров по выполнению второго пакета в полном объеме экономика Греции и ее банковская система очень сильно пострадали. Кредиторы же дали урону, нанесенному народно-хозяйственному комплексу Афин, завышено оптимистическую оценку. По их подсчетам, экономика Греции должна просесть очень незначительно, не мешая быстрому возобновлению экономического роста. Мол, она уже достигла дна и может идти только вверх. Отсюда шапкозакидательские контрольные цифры третьего пакета. В соответствии с ним в текущем году дефицит бюджета, подсчитанный без учета выплат по обслуживанию долга (первичный дефицит), составит 0,25% ВВП. В 2016 г. положение выправится и затем начнет быстро улучшаться. Первичный профицит должен достичь 0,5% ВВП. Годом позже – 1,75%. И в 2018 г. – вырасти до 3,5%. Наивные цифры, считают скептики. На самом деле тренд уже задан. Развернуть его так быстро не получится. В этом году падение ВВП приблизится к 3%. В 2016 г. оно продолжится. Более того, усугубится и достигнет 6% ВВП. О каком первичном дефиците в таких условиях может идти речь, непонятно. Если пакет помощи зиждется на подобных передержках, значит все его цифры дутые. Все рассказываемое в нем – не просто благие пожелания, а самая настоящая "летняя сказочка", выносит свой вердикт газета "Ди Вельт". Поверить в такое просто невозможно. С какого драбадана они взяты, остается только удивляться. За последние пять лет ни одной стране зоны евро не удавалось выйти на столь блестящий результат. Каким же образом это получится у замарашки Греции, соглашение с нею кредиторов не объясняет. 86% немцев не верят в то, что греки выполнят обязательства. Они принимаются лишь для отвода глаз. Чтобы избежать дефолта и последующей катастрофы, вторит ей газета "Хандельсблатт". Поскольку поверить в подобное невозможно[40]. Столь же наивны и расчеты, касающиеся приватизационного фонда. Одно из весомых новшеств пакета – его создание, от которого леворадикальное правительство Греции отбивалось руками и ногами. Замотать его не получилось. Немцы ставили вопрос ребром: или фонд, или "катитесь" из зоны евро. Единственное, что удалось отспорить грекам – это его прописка в Афинах, а не в Люксембурге, на чем настаивал Вольфганг Шойбле. Хотя уступка грекам чисто косметическая. Имиджевая. Все равно фонд останется под контролем и управлением кредиторов. Туда переводится государственная собственность Афин, которая затем распродается. То есть приватизируется. В список приватизируемых объектов включаются морские порты, железные дороги, аэропорты, другие объекты инфраструктуры. В общем все ценное, что греческое государство придерживало для себя. Все, что ранее считалось национальным достоянием. Согласно пакету помощи, таких объектов в фонд должно быть переведено на 50 млрд евро. Вырученные средства в разных пропорциях пойдут на выплату долга, докапитализацию банков и стимулирование инвестиций. Проблема в том, указывают аналитики, что у Греции не так много всего. Даже при условии высокого спроса на активы, нужной суммы не набирается. Сейчас же конъюнктура плохая. Они уйдут за бесценок. Завышенную цену никто платить не будет. Поэтому-то раньше Афины так противились приватизации. По уму она должна была бы проводиться противоположным образом. На принципиально иных условиях. Со структурными реформами, под которыми подписалось леворадикальное правительство и уже не контролируемый им парламент, ситуация несколько иная. Многие из них давно назрели. Их можно только приветствовать. Борьба с коррупцией, реформа архаичной системы налогообложения, открытие рынков, в частности энергоносителей, и снижение порога доступа на них, конечно же, очень помогут греческой экономике. Они сформируют более благоприятный деловой климат в стране. Создадут предпосылки для повышения конкурентоспособности. Если будут выполнены. В том-то и загвоздка, сетуют многие аналитики. До сих пор сменяющиеся греческие правительства только обещали. Делать у них не получалось. Реформы глохли, наталкиваясь на сопротивление чиновничества, различных социальных и профессиональных групп общества. Почему теперь будет иначе, не совсем понятно. Никакой радости по поводу того, что сейчас, согласно третьему пакету, каждый шаг правительства и законодателей будет контролироваться кредиторами, а над головой будет постоянно висеть Дамоклов меч прекращения внешнего финансирования, греки испытывать не могут. К тому же есть универсальные закономерности. Хорошо известно, что чем выше налоги, тем сильнее стремление людей уходить от них. В 2012 г. греки уже поднимали их. В результате они недосчитались 800 млн евро.[41] Ну, да это даже второстепенные озабоченности. Главные связаны с тем, что пакет противоречив. Одни меры в нем не стыкуются с другими. Акцент, вроде бы, сделан на улучшение делового климата и либерализацию рынка труда, т.е. другими словами, на снижение зарплат и социальной ответственности бизнеса. Однако эти меры перечеркиваются повышением налогов и разительным отсутствием решений, касающихся институциональной поддержки мелких и средних предприятий. Вообще мер, которые бы смягчали затягивание поясов и служили собственно экономическому росту и развитию. Не говоря уже о возвращении к активной экономической жизни колоссальной армии безработных. Ведь пакет сбит только и исключительно в интересах кредиторов, а до чаяний простых людей, населения Греции ему и дела нет[42]. Далеко не факт, что с его помощью страна сумеет "вырваться из порочного круга "затягивание поясов – рецессия – затягивание поясов"[43]. Существует реальная угроза того, что позитивный эффект от осуществления предписываемы им мер наступит не скоро, а негативный скажется незамедлительно[44]. Но и это еще не все. Имеются подозрения в том, что некоторые меры навязаны Афинам вовсе не для того, чтобы помочь, а для того, чтобы разорить и перехватить бизнес в пользу конкурентов[45]. Скажем, греческие судоходные компании контролируют значительную часть мировых грузоперевозок. Повышение налогообложения и ужесточение налогового администрирования повлечет за собой либо утрату ими части позиций, а то и разорение, либо бегство капиталов. Как стало известно, указывает, например, замминистра финансов Греции, курирующий фиск, Трифон Алексиадис, многие греческие компании уже получили предложение перебраться в другие юрисдикции. "Это вызывает оторопь, – возмущается он. – Куда делась хваленая европейская солидарность, когда некоторые страны пытаются наварить на трудностях, переживаемых Грецией"[46]. Трифон Алексиадис знает, о чем говорит. До нового назначения он уже работал министром труда. До того – возглавлял региональную ассоциацию сборщиков налогов. С ним полностью согласны крупные греческие судовладельцы. Они уверены: фальшивые структурные реформы, предписанные стране извне, попали в третий пакет исключительно под давлением лобби немецких предпринимателей. Включенные в него меры подрывают их бизнес и направлены на то, чтобы вытеснить их с рынка[47]. Увы, опасения, высказываемые частью политического класса Греции по поводу того, что госсобственность будет "уплывать" к спасителям страны если и не по бросовым, то, во всяком случае, по ценам ниже рыночных, очень быстро начали сбываться. Вполне ожидаемый скандал, в частности, вызвало сообщение о том, что 14 крупнейших аэропортов страны, причем тех, через которые идет основной туристический поток, отойдут немцам. В 2014 г. немецкая группа компаний "Фрапорт", управляющая Франкфуртским аэропортом, со своим греческим партнером уже побеждала на тендере. Тогда они должны были отдать за все про все чуть более одного млрд евро и выплачивать небольшую ежегодную ренту. Однако по понятным причинам сделка расстроилась. Сейчас ее попытались финализировать. Утечка информации об этом моментально вызвала яростное неприятие со стороны непримиримого крыла Сиризы[48].   Россыпи объяснений Каждый аналитик, пытающийся разобраться в том, что произошло с Грецией и ЕС и почему, предлагает свою версию последовательности событий и причинно-следственных связей. Таких версий сравнительно много. Или даже просто много. Без "сравнительно". В них всегда можно отыскать рациональное зерно. Да, полной картины они не дают. Для того чтобы ее получить, надо будет посмотреть, какую отдачу даст третий пакет помощи; как будет складываться и эволюционировать правящая коалиция в Греции – ведь 20 августа Алексис Ципрас подал в отставку и назначил досрочные парламентские выборы[49]; что принесут переговоры об облегчении ее долгового бремени; в какую стороны и с какой скоростью пойдет реформа еврозоны и ЕС. Но они дают крайне любопытную мозаику. К ней имеет смысл присмотреться.   Отсутствие убедительной концептуальной базы Принято считать, что, предписывая Греции определенный курс лечения, запуская все три издания программы "займы в обмен на реформы" и принуждая Афины к проведению политики жесткой экономии, ее "спасители" руководствовались некоторым набором концептуальных представлений принципиального характера. МВФ, Европейская Комиссия и ЕЦБ, в частности, исходили из того, что периферийные страны ЕС попали в западню утраты конкурентоспособности. Что внешняя помощь необходима – без нее кризис начнет переливаться за пределы национальных границ. Что еврозону первоначально недостроили, не позаботившись о фискальном союзе. Наконец, что панацеей от всех бед выступают структурные реформы. А если это все чепуха, задаются сейчас вопросом аналитики. Шаманство. Псевдонаучные представления. Если все это взято, грубо говоря, с потолка. Похоже, что так, утверждает знаменитая "Файнэншл Таймс", которая никогда революционностью не отличалась и совсем уж несообразные вещи старается не публиковать. Во всяком случае факты, практика, научные изыскания самого последнего времени свидетельствуют о том, что каждый из постулатов отнюдь не бесспорен[50]. В этом отношении прав в какой-то степени бывший заместитель директора-распорядителя МВФ Ашока Моди[51], называющий их "мифами", уверовав в которые лидеры ЕС "принялись плодить ошибки, противоречащие какой-либо политической логике и экономической целесообразности"[52]. Вслед за ее авторами кратко пробежимся по аргументам, приводимым в их оправдание и для их опровержения[53]. Структурные реформы – абсолютный императив. Это альфа и омега всех директивных документов, принимавшихся МВФ и институтами ЕС. Проблемным странам железно необходимо их проводить, утверждается в них, дабы повысить свою конкурентоспособность, поднять эффективность управления, вывести национальную экономику на траекторию стабильного развития и сравняться с партнерами по интеграционному проекту. Суровая правда жизни, констатируется на страницах медийного рупора финансовых кругов, состоит в том, что это все не так. Структурные реформы дают крайне низкую отдачу с точки зрения роста и производительности труда, и ВВП. Если вообще дают. Иногда эффект от них бывает даже негативным. Они всегда затрагивают лишь некоторые сегменты народнохозяйственного комплекса. Рост же зачастую обеспечивают как раз те отрасли, на которые они не распространяются. Предположение о том, что усиление конкуренции ведет к росту производительности, тоже ничем не подтверждается. Либерализация же рынка труда, как показывают последние исследования, проводившиеся МВФ или заказанные им, вообще может вести к падению производительности труда. Согласно им, отдача от реформ, которые проводятся в периферийных странах, в расчете на пять лет не превышает 3,7%. Вывод: структурные реформы дают не так уж много. Во всяком случае, никакого определяющего влияния на устойчивость к долговому бремени или повышение уровня жизни они не оказывают. Следующий постулат – все беды валютного союза происходят от его недостроенности. Устойчивость ему должен придавать фискальный союз. С его помощью не составляет труда быстро и эффективно бросать деньги на помощь тем странам, которые оказались в более сложном положении, чем другие. Опять-таки – чистой воды спекуляция. Ни один из известных истории успешно работающих финансово-денежных союзов не опирается на перераспределение через налогообложение. Никто не спорит, что Соединенные Штаты являются образчиком успешного союза. Однако они опираются не на административные механизмы, а рыночные силы. Локальные шоки тушатся в них "благодаря частным финансовым рынкам". Работают не трансферты, когда средства черпаются из налоговых поступлений, а переливы капитала. Опора на фискальные механизмы измеряется в США лишь 15%. В Германии и того меньше – 10%. Значит, ответом на кризис валютного союза должен быть не фискальный союз. Ну даст он 10-15%, а не 1%, как сейчас. Все равно это решающего значения иметь не будет. Достраивать нынешний общий рынок, в основном товарный, финансовым рынком – вот что нужно. Чтобы интеграция в этой области приближалась к той, которая существует в федеративных государствах. Только тогда все участники рынка на деле, а не искусственно, будут разделять возможные риски и противостоять им. Утверждается, что Грецию, Ирландию, Португалию и Кипр обязательно нужно было спасать. Их дефолт привел бы к катастрофическим последствиям и для них, и для партнеров по еврозоне. Однако суверенные дефолты не такое уж редкое явление. Как общее правило, после них национальные экономики растут гораздо быстрее. Кроме того, они не отпугивают кредиторов. Для последних важнее всего четко просчитывать риски. То есть работать в условиях определенности. Она-то как раз и обеспечивается. А угроза заражения соседей эмпирическими исследованиями не подтверждается. К таким выводам приводит изучение волны дефолтов в Европе 1930-х годов, латиноамериканский и азиатский кризис 1980-х и 1990-х. Существенное ухудшение условий выхода на открытый финансовый рынок для периферии ЕС случилось не по причине их взаимного заражения – на это ничто не указывает, а исключительно из-за испытывавшихся ими тогда внутренних трудностей. Своих собственных. Не импортированных. И ужасы падения конкурентоспособности периферийных стран очень сильно преувеличены. Во-первых, согласно статистическим выкладкам, снижение той доли внешних рынков, которой они обладали, было крайне незначительным. Якобы здоровые и более устойчивые страны теряли больше. Во-вторых, в экспортоориентированных секторах экономики того роста заработной платы, который под влиянием дешевых кредитов "периода тучных коров" наблюдался в остальных и на госслужбе, не происходило. Кивать на него нет никаких оснований[54]. А вот бум потребления создание единой валюты действительно вызывало. Однако он случился не сам по себе. Он неразрывно связан со скачкообразным увеличением взаимной торговли и ростом импорта. То есть периферийные страны на деле подкармливали центр ЕС. Более слабые помогали крепнуть и утверждаться более сильным. Если развивать эту мысль, лишь слегка прорисованную на страницах "Файнэншл Таймс", мы получим объяснение глубины кризиса, переживаемого регионом. Вместо того чтобы провести тонкую балансировку и перенастроить механизм функционирования ЕС и еврозоны, апостолы политики жесткой экономии нанесли тяжелейший удар по модели потребления, которую они же сами и породили, и тем самым отбросили назад и периферийные страны, и ядро ЕС, получавшее благодаря ей львиную долю дивидендов. Здесь же хотелось бы отметить, что под сомнение сейчас ставятся самые разнообразные базовые экономические понятия, используемые институтами ЕС и международными финансовыми учреждениями. Выясняется, что уровень инфляции в 2%, на которые должны ориентироваться все страны ЕС, был выбран случайным и волюнтаристским образом. Никаких серьезных научных изысканий за ним не стоит. Сама инфляция может подсчитываться самым различным образом. Все зависит от корзинки товаров и услуг, которые предлагается учитывать. Примеров можно привести много. Из наиболее насущных расхождений – как оценивать, в состоянии ли экономика Греции выдерживать свалившийся на нее долг. Брать на веру, что он в действительности составляет свыше 175% ВВП и вскоре из-за новых заимствований, предоставляемых в рамках третьего пакета помощи, взлетит под 200%, считает, например, известный колумнист Хьюго Диксон, нет никаких оснований[55]. Ведь условия его обслуживания и погашения уже сейчас существенно смягчены. В своей совокупности займы предоставлены Афинам под очень низкий процент. Сроки погашения также крайне выгодные. Поэтому, скажем, Европейский механизм стабильности считает, что все послабления по факту снижают тяжесть долга на 49% ВВП. Под этим углом зрения он даже в будущем не превысит 150% ВВП. Свежие деньги в размере 86 млрд евро предоставляются Греции под 1% с рассрочкой погашения на 32,5 г. Для нее прибавка к долгу вследствие этого будет вдвое легче номинала. До этого еврогруппа, предоставив Греции самые выгодные условия в отношении основной части долга, снизила его тяжесть фактически на 40 млрд евро. Если учесть и эти данные, получится что реальная или фактическая тяжесть долга не превышает 130% ВВП. Это уже совсем другое дело. А ведь на ситуацию можно посмотреть и под другим углом зрения. В результате всех послаблений Афинам на ежегодное обслуживание и погашение долга нужно выискивать суммы, не превышающие 4% ВВП. Для сравнения, Италии и Португалии – порядка 5%. Значит, если исходить из того, что долг для Греции неподъемный, следует признать, чтобы быть логичными, что сейчас в еврозоне есть еще несколько стран, которые находятся в не менее тяжелом положении. И о списании их долгов тоже надо позаботиться. Для МВФ после описанного выше разворота все эти рассуждения – от лукавого. Он очень долго и трудно шел к занятой им сейчас позиции, согласно которой одних структурных реформ и мер жесткой экономии для спасения страны совершенно недостаточно. В этом он пытался убедить ЕС. Безуспешно. По отношению к ЕС он внешний игрок. Ему надо поддерживать свои авторитет в глазах всего мира. Поэтому, убедившись в том, что достучаться до Брюсселя и Берлина у него не получается, он дистанцировался от них и сделал свои разногласия с ними достоянием общественности[56].   Основной виновник – самомнение европейских элит и единомыслие Нобелевский лауреат по экономике Пол Кругман вспоминает, что в январе 2010 г. два европейских экономиста совместно опубликовали статью, в которой издевались над неоправдавшимися пессимистическими прогнозами американских коллег по поводу будущего, уготованного евро. Статья называлась "Ничего не получится. Это плохая идея. Долго она не протянет". В ней высмеивались все те, кто предупреждал о несостоятельности валютно-финансового союза в той форме, в которой он создавался. Мазались дегтем ученые, объяснявшие, почему единая валюта создаст для государств-членов большие проблемы. (Суть – они находятся на разных уровнях экономического развития и в разных фазах экономического цикла. Одним нужна легкая валюта. Другим – тяжелая. Одним – мягкая монетарная политика. Другим – жесткая и т.д. Если вогнать всех в Прокрустово ложе, все от этого только пострадают.) Приводился длинный позорный список евроскептиков, которые выставлялись профанами и недоучками. Насмешка истории, иронизирует американский экономист и публицист, очень показательная для состояния современной экономической, политологической и социологической мысли объединенной Европы. В это самое время евро начинал трещать по швам. Так совпало. Все присущие ему недостатки вылезли наружу. Проблема современной Европы – вовсе не Греция. Или страны Средиземноморья. Экономические трудности испытывают сейчас очень многие. Да, Греция переживает времена похуже Великой депрессии. Света в конца туннеля не видно. Его можно будет различить еще очень нескоро. Сторонних наблюдателей пытаются убедить, будто бы в Испании, наконец-то, отлично пошли дела. В стране, где безработица держится на уровне 22% трудоспособного населения, такое вряд ли возможно. Однако это далеко не все. Полоса стагнации настигла и северян, часть тех, кого причисляют к ядру ЕС и еврозоны. Ее дуга протянулась от Северной Атлантики до берегов Балтии. В Финляндии ситуация ничуть не лучше, чем на юге субконтинента[57]. "Большие трудности, – отмечает Пол Кругман, – у Дании и Нидерландов"[58]. Вина за беды, обрушившиеся на ЕС и еврозону, полностью и безоговорочно лежит вовсе не на ультрарадикалах, а на самой респектабельной части истеблишмента. На Берлине. Париже. Брюсселе. Они, зная о ее заведомой надуманности, придумали сказочку о том, будто бы у объединенной Европы должна быть объединенная валюта, а потом сами же в нее и поверили. Замах был впечатляющим. Идея великолепной. Маленькое "но" заключалось в том, что без политического союза и способности быстро принимать верные решения валютный союз в принципе несостоятелен. Он генерирует противоречия. Он накапливает их. Сейчас он в них и уперся. Однако истинной причиной кризиса стало даже не глубокое противоречие между новой политической конструкцией и потребностями региона, а замалчивание проблем. Отказ элит серьезно обсуждать их. Заговор молчания. Американцам, неангажированным экономистам, евроскептикам элементарно не давали слова, припоминает Нобелевский лауреат. Их не допускали до трибуны. К участию в сколько-нибудь серьезных обсуждениях их просто перестали приглашать. На сомневающихся в светлом грандиозном проекте под названием "Евро" навесили ярлык врагов Европы, недругов ЕС, националистов, добивающихся сохранения привилегированного положения американского доллара. Когда колоссальный финансовый пузырь, до поры до времени скрывавший порочный характер единой валюты, все-таки лопнул, у европейцев была возможность занять в отношении разразившегося кризиса более адекватную и реалистичную позицию. Но они опять-таки уцепились лишь за один из вариантов реагирования на него, отвергнув все остальные. Они принудили проблемные страны, всех тех, у кого возникли сложности с доступом на открытый финансовый рынок, ввести драконовские меры жесткой экономии. Поступая столь волюнтаристским образом, они одновременно наложили табу на критику всех отрицательных сторон предписанного сверху политического курса. Вот что страшно. Иначе все бы увидели, что, как свидетельствуют десятки аналогичных случаев, подобный курс чреват колоссальным ущербом для национальных экономик. Возлагаемые же на него надежды в значительной степени строятся на песке. При определенных условиях политика жесткой экономии полезна. Она в состоянии дать ожидаемый результат. Но соответствующая той фазе экономического цикла, который переживают государства. Подкрепленная другими мерами. И, конечно, селективно осуществляемая отдельными странами, а не всеми вместе. "Даже сейчас поражаешься, – пишет Пол Кругман, – с каким остервенением высшие официальные лица в Европе отвергали тогда предупреждения о том, что сокращение бюджетных расходов и повышение налогов вызовут глубокую рецессию". С каким апломбом и энергией они утверждали, будто бы все будет хорошо. Все наладится. Строгая бюджетная дисциплина вернет доверие. Рынки успокоятся. Никогда в истории сочетание мер жесткой экономии с жесткой монетарной политикой не срабатывало. Никогда оно не позволяло покончить с долговой зависимостью. Ведь после Первой мировой войны даже такая мощная держава, как тогдашняя Великобритания, пробовала, и у нее ничего не получилось. Спрашивается, как могло получиться у Греции. Если бы Афины оставались независимыми в валютно-финансовой области, они легко могли бы прибегнуть к проверенному способу девальвации национальной валюты, восстановив с ее помощью утраченную конкурентоспособность, и забыли бы о дефляции. Создавать заново национальную валюту – худший из возможных сценариев. Но если Греция остается в еврозоне, а иного не дано, она сможет выкарабкаться, какую бы помощь новыми займами ей ни предлагали, только если ей простят часть долга. Вот что надо обсуждать. Вот о чем вести переговоры. Однако европейские элиты вновь, по старой порочной привычке, главное замалчивают. Цена, которую народам Европы приходится платить за такое поведение элит, огромна. Приговор суров, похоже, но вполне справедлив. Врожденные пороки еврозоны и несостоятельность политики жесткой экономии режут глаза. Однако о них позволено рассуждать лишь определенным образом. Западня, в которую ЕС и еврозона загнали себя, не в выборе в пользу не самых верных и оптимальных, пусть и выстраданных решений, а в отсутствии свободы выбора. В ограничении свободы. В дефиците демократии, который Брюсселю никак не удается преодолеть. В гонениях на оппозицию и инакомыслие.   Последствия операции по "покорению" Греции Острейшие противоречия, вызванные попыткой Афин проявить самостоятельность и политикой ЕС, отдельных государств-членов и международных учреждений в ее отношении, породили целый каскад самых разнообразных последствий. Одних условно со знаком плюс. Других условно со знаком минус. Экспертное сообщество оценивает их, что само собой разумеется, очень по-разному. Определенная часть экспертного сообщества предпочитает рисовать общую картину сугубо в черных или преимущественно темных тонах. Не менее весомая часть обращает внимание в большей степени на позитивные моменты. В зависимости, естественно, от жизненных позиций и политических предпочтений. Остановимся несколько подробнее на тех, которые, как представляется, имеют наибольшее значение. В их числе – усиление раскола внутри ЕС, его разнонаправленная трансформация и запуск нового раунда дискуссий о его реформе.   "Гражданская война слов в Европе" Она лучше всего описывается в статье под таким названием, принадлежащей перу политического редактора еженедельника "Ди Цайт" Йохана Битнера[59]. По его мнению, высказывания о том, будто бы "греческая трагедия" дала старт своего рода "гражданской войне без применения физического насилия", являются преувеличением. Однако то, что ее следствием стали глубокая поляризация внутри ЕС и формирование двух лагерей, зеркально воспринимающих действительность, бесспорно. Каждый лагерь придерживается своей версии происходящего. Делает это эмоционально. Впадая в крайности. Абсолютно некритично. Обе версии между собой никак не стыкуются. Они очень далеко отстоят друг от друга. Вот к чему они в общих чертах сводятся. Левые движения Европы винят во всем Германию. Они обвиняют ее в распятии демократии. Им вторят американские либералы. Все они пытаются представить дело таким образом, будто источник всех неприятностей – Берлин. Его самомнение. Забота исключительно о своих собственных интересах. Одержимость следованию правовым предписаниям. После того, как Афины вошли в еврозону, его банки бросились кредитовать греческое население и бизнес. Причем это делалось таким образом, чтобы греки побольше тратили на покупку немецких товаров, немецких авто и оборудования. Германию подобный расклад вполне устраивал. Единая валюта давала ее промышленности продавать больше, чем во времена "тяжелой" марки. Все немецкие товары автоматически становились более конкурентоспособными на рынке ЕС и в особенности еврозоны. Когда запахло жареным шесть лет назад, и Греция оказалась на грани банкротства, Берлин заботился лишь о спасении своих банков. "Именно они, а не граждане Греции, получили все выгоды от программы ее спасения". Более того, "условия спасения, которые Берлин навязал Афинам", во многом подорвали экономику страны и привели к тому, что четверть трудоспособного населения оказалась без работы. После того, как греки вышли на референдум для того, чтобы "покончить с подобным безумием", Германия прибегла к прямому шантажу. Она пригрозила Афинам исключением из еврозоны. Взамен на поддержку потребовала осуществления еще более драконовских мер жесткой экономии, отказав в их смягчении. Единственная преследовавшаяся Берлином цель состояла в том, чтобы поставить Грецию и всех южан на колени, а ЕС превратить в Четвертый Рейх, на этот раз экономический. В реструктуризации и списании суверенных долгов Афинам отказала та самая Германия, которой после окончания Второй мировой войны списали или часть, или даже все долги, дабы она смогла восстановить свою экономику. Вот корень всех бед южан. Вот кому надо противостоять. Вот с кем следует бороться. Напротив, европейские правые при мощнейшей поддержке т.н. северного блока внутри ЕС валят все на Грецию. Ее обвиняют во всех тяжких. На нее вешают ответственность за все беды единой валюты и еврозоны. Они представляют дело таким образом, будто бы долговой кризис имеет своим источником некомпетентность, маразм и злоупотребления политического класса Греции. Дескать, греки ввели в заблуждение статистическую службу и руководство ЕС, подделав отчетность, бухгалтерские книги и все, что только можно. Все ради того, чтобы заимствовать под 5%, а не под 18%, как во времена драхмы. Однако с этим еще как-то можно было бы примириться. Ни в какие ворота не идет то, что получаемые дармовые деньги греки израсходовали на потребление, попросту проели, вместо того, чтобы вкладывать в экономику. К Германии же нельзя предъявлять никаких претензий. Она заморозила зарплаты, осуществила либерализацию рынка труда, заранее предприняла меры жесткой экономии. Вот что сделало ее товары конкурентоспособными. Когда же Греция стала проваливаться в яму дефолта, именно Германия пришла ей на помощь. С опорой на Германию были собраны займы размером в 120 млрд евро. И это при том, что подобные операции напрямую закрещены первичным и вообще любым законодательством ЕС. Если это не щедрость, то что еще. Плюс к этому внешние инвесторы дали согласие на списание 105 млрд евро. Внешняя помощь и меры бюджетной консолидации, предпринятые Афинами, начали приносить плоды. Без учета обязательств по обслуживанию долга Греции удалось выбраться на т.н. первичный профицит бюджета. И тут, к всеобщему разочарованию, власть перешла к леворадикальному правительству. Неопытному и безответственному. Оно, а не добропорядочные немцы, попыталось всех шантажировать. Оно стало угрожать остальным развалом еврозоны. Оно подняло население на референдум. Если бы на референдум о том, помогать ли Греции, вышло население других стран ЕС, неизвестно бы, чем все кончилось. Упрекать немцев в том, что им долги простили, смешивать 1953 и 2014 гг., просто смешно. Сейчас совершенно другие времена. Вступая в еврозону, государства взяли конкретные обязательства, которым они непременно должны следовать. Германию грекам пристало благодарить[60], а не хулить за то, что она и сейчас готова предоставить им основную часть средств из общего пакета помощи в 86 млрд евро. Чтобы обанкротившиеся левые правительства сами себе и другим диктовали условия своего спасения – больший бред трудно себе представить. Дабы не перебарщивать и избежать опровержений, Йохан Битнер извиняется за несколько упрощенное, прямолинейное и карикатурное изложение "правды", которую отстаивает каждый из лагерей. Напрасно. В действительности можно было бы написать гораздо хлеще. Вспомним про изображения Ангелы Меркель с гитлеровскими усиками на улицах европейских городов и портреты Вольфганга Шойбле с дорисованной на них свастикой[61], а равно сказочки немецкого разлива о врожденной лености и нечистоплотности греков, любви к обману, безделью и чрезмерному потреблению узо, о фаворитизме, непотизме и взяточничестве как основе греческой системы хозяйствования и т.д. Соответственно и вывод из приведенного противопоставления двух типов восприятия друг друга должен быть диаметрально другим. Немецкий политолог старается убедить себя и читателей в том, что южане и северяне высказали все, что они думают, все, что у них на душе, и это поможет им строить в будущем доверительные дружеские отношения на более здоровой основе. Особенно если грекам все же спишут часть долга, и одновременно упорядочат процедуру и механизмы выхода из ЕС и еврозоны. Реалистичнее исходить из того, что взрыв эмоций по поводу "заклания" Греции стал скорее проявлением, нежели первопричиной глубочайшего политического, культурологического, психологического и идейного раскола внутри ЕС, раскола между южанами и северянами, между теми, кто выигрывает, и теми, кто проигрывает от того, как функционируют ЕС и еврозона, наконец, между евроэнтузиастами и евроскептиками, которых становится, похоже, по предельно очевидным причинам, больше и больше.   Прожекты реформ Эволюция ЕС всегда протекала под влиянием двух разнонаправленных тенденций, центробежной и центростремительной. К передаче институтам ЕС все более существенных наднациональных полномочий или возвращению части из них на национальный уровень. К союзу государств или федерализации. К большему единству или ренационализации отдельных сегментов внешней и внутренней политики ЕС. К повсеместному использованию коммунитарного метода или же выдвижению на первый план межгосударственного, межправительственного сотрудничества. В зависимости от конъюнктуры верх брала то одна, то другая. Но баланс неизменно складывался в пользу наднационального развития. Из каждого кризиса ЕС выходил несколько иным, по-другому конструируя парадигму отношений между своими институтами и между ними и государствами-членами. Однако как-то так получилось, что на сленге самого ЕС, "Европы становилось больше". Еврооптимисты и евроэнтузиасты и сейчас надеются на то, что "сражение" за или вокруг Греции стимулирует действие центростремительных сил. Вопреки вердикту о том, что приручение Греции и то, каким образом оно было осуществлено, "нанесло смертельный удар по федералистским мечтам" или, во всяком случае, сильно подмочило их репутацию[62]. События последних месяцев со всей очевидностью выявили болевые точки ЕС. Продемонстрировали, что нужно делать и в какой последовательности. Указали, где в ЕС имеется "узкое горлышко", и сколько их. Расшитием их институты ЕС и государства-члены сейчас как раз и занимаются. После всего того урона, которое "заклание" Греции нанесло европейской идее, доверию к интеграционному проекту, имиджу ЕС, в позитивную динамику верится с трудом. Скептицизм очень сильно подпитывается очевидным нежеланием и неспособностью интеграционного объединения справиться с миграционной проблемой[63]; ростом популизма, экстремизма, радикального национализма, ксенофобии и нетерпимости; медлительностью, с которой в ЕС отходят от ортодоксального прочтения политики жесткой экономии; зашоренности в международных делах[64]. В каком направлении пойдет дальнейшее развитие, покажет время. Как бы то ни было, "греческая драма" дала новый импульс безостановочной полемике по поводу необходимости углубления экономического союза, достройки ЕС общим рынком услуг, прежде всего финансовых, формирования фискального и политического союза. По каждому из этих направлений на самом деле делается не так уж мало. Конкретные меры и предложения в общем виде, но все же, прописаны в десяти приоритетах председателя Европейской Комиссии Жан-Клода Юнкера, многолетней программе ее деятельности, напутствиях, которые она получила от Европейского Совета. За последние месяцы на суд публики был вынесен целый ряд новых инициатив. Увесистые поленья в продолжающуюся дискуссию подбросили недавно опубликованные доклады. Так, президент Франции Франсуа Олланд призвал к наделению еврозоны своим собственным независимым правительством, которое бы несло политическую ответственность перед самостоятельным парламентом еврозоны, и к передаче ему необходимых финансовых средств. В поддержку озвученных им идей сразу высказался министр экономики и финансов Италии Пьер Карло Падоан, предложив включить в план реформ программу борьбы с безработицей. Напротив, в Германии они были встречены с показной холодностью и недоумением. Частично эти же вопросы затрагиваются в докладе "пятерки мудрецов" – докладе пяти председателей институтов ЕС: Европейской Комиссии Жан-Клода Юнкера, ЕЦБ Марио Драги, Европарламента Мартина Шульца, Евросовета Дональда Туска и еврогруппы Йеруна Дейсселблума. Документ свеженький. Он появился в самом начале лета. В нем предлагается наделить еврозону своим собственным министерством финансов и совместным фондом макроэкономической стабилизации, который бы тушил финансовые кризисы. Это не общее правительство, но все же. Кроме того, "пятерка" рекомендует еврозоне приступить к решению задач конвергенции и подтягивания отстающих путем обмена лучшими практиками в том, что касается повышения конкурентоспособности. По ее мнению, вопросы обеспечения конкурентоспособности, помимо этого, должны регулироваться обязывающими нормами. Другая рекомендация – усилить координацию макроэкономической политики с тем, чтобы "девятнадцать" могли бы принимать решения по национальным бюджетам. Всех "двадцати восьми" касается высказанное ею пожелание создать на национальном уровне агентства, которые следили бы за повышением конкурентоспособности национальных экономик. В их ведении находились бы, в частности, вопросы либерализации рынка труда, снятия административных препятствий, снижения планки входа на рынок и т.д. Одновременно в докладе много предложений и другого порядка, касающихся универсализации и завершения строительства общего рынка и создания максимально благоприятных условий для перелива капитала. Среди прочего, "пятерка" ратует за завершение формирования общего рынка в сфере услуг, электронной экономики и энергетики. Особый упор делается ими на обеспечение свободы предоставления финансовых услуг как наиболее эффективное средство противостояния кризисным явлениям на национальном уровне. Пока реакция на все эти прожекты, скорее, ироничная[65]. В той части, которая касается внесения изменений в учредительные договоры ЕС, создания параллельных структур для ЕС и еврозоны, изобретения новых государственных структур разного рода, она откровенно скептическая[66]. Ведь их, что совершенно очевидно, не протащить через референдумы. Они дадут популистам, крайне правым и крайне левым всех мастей идеальный повод "кричать" о распродаже национального суверенитета, предательстве интересов простых тружеников и т.п. Но и государствам будет крайне сложно договориться по ним между собой[67]. Внутри ЕС и еврозоны произошел раскол. Одни настаивают на том, что ЕС и так захватил слишком много полномочий в области контроля над национальными бюджетами и осуществляет их в интересах проведения политики жесткой экономии, а от курса на жесткую экономию давно пора отходить, занявшись более насущными и перспективными вещами. Другие продолжают упирать на то, что без бюджетной дисциплины и продолжения структурных реформ никак не обойтись. И по поводу институционального строительства на национальном уровне нет единства. Вроде бы, развитие последних лет показало, что стричь всех под одну гребенку бессмысленно и не нужно. Условия повсюду разные. Наоборот, пора отходить от усредненного навязывания всем одинаковых подходов. Единство и эффективность возможны лишь в многообразии. А вот в отношении снятия барьеров и ограничений вполне можно рассчитывать на твердую поддержку со стороны бизнеса. Именно в этом плане уже отреагировал Совет экономических экспертов при правительстве Германии. Более того, он высказался за то, чтобы банкротство государств-членов было прописано в законодательстве и практике ЕС в качестве одного из возможных и разрешаемых сценариев[68]. Если это будет сделано, ни кредиторы, ни инвесторы, по его мнению, не будут зарываться. Регулированием, предотвращением дефолтов и кризисов, противодействием чрезмерному заимствованию займутся рыночные силы, а не политики и бюрократы. Будет нормально работать по-настоящему общий рынок, охватывающий все ключевые сферы, не понадобится его достраивать ни весьма проблематичным политическим союзом, ни еще чем-то[69]. Что-то в этом отношении ЕС уверенно и планомерно делает. Одно из последних достижений в этом плане – новейшее законодательство, вводящее пруденциальный надзор за своповыми операциями и клиринг купли-продажи деривативов. Согласно подсчетам "Файнэншл Таймс", под него попадает финансовый рынок совершенно циклопических размеров. Его параметры измеряются фантастической цифрой в 700 трлн евро (!)[70].   Переосмысление роли Германии в Европе Кризис вокруг Греции и то, как шли переговоры вокруг его урегулирования, чем все завершилось, и от кого все зависело, убедительно продемонстрировали всем отнюдь не только то, что безоговорочным лидером объединенной Европы является Германия. Она и только она диктует условия политического и экономического развития региона. Она устанавливает, меняет и трактует общие правила игры. В том направлении, которое она указывает, двигаются все. Но и то, что "германский вопрос" вновь вернулся в центр европейской политики. Хотя и в совершенно новом трансформированном виде, заставляющем все страны ЕС и внешние державы приспосабливаться, переосмысливать европейские реалии, менять или подрабатывать свою внешнеполитическую и внешнеэкономическую тактику и стратегию. И после Второй мировой войны, подчеркивают аналитики, всем остальным то и дело приходилось ломать голову над тем, что делать с Германией. Как с ней обращаться. Чего от нее ждать. Оставлять ли ее изолированной, зависимой, выплачивающей репарации или помогать ее экономическому восстановлению, включать в амальгаму военных, политических и экономических союзов. Пытаться оставить Германию, превращающуюся в экономическую сверхдержаву и становой хребет европейского проекта, на роли "политического карлика" или ориентировать ее на военно-политическое доминирование в регионе и лидерство в мировой системе координат. Помогать объединению Германии, препятствовать ему или обставлять какими-то такими условиями, которые помешали бы ей вернуться к проведению гегемонистской, националистической, авантюристической политики. К началу XXI века показалось, что ответы в значительной степени найдены. Франко-немецкий конфликт, взаимная ненависть, неприязнь и подозрительность остались в прошлом. Экономическая мощь Германии поставлена на службу стабильности и процветания всех народов Европы. Политическое превосходство закреплено за Францией. Объединенная Германия повязана своими обязательствами перед ЕС, растворилась в интеграционном объединении и ради единства континента даже отказалась от самого ценного, что у нее было – от немецкой марки. Однако единая волюта оказалась ядовитым зельем. Она дала экономике Германии по ряду причин колоссальные преимущества, которыми та не преминула воспользоваться. Вместо того чтобы привязать Берлин к интеграционному объединению, как пишет известный британский публицист Роджер Коэн, она привязала всех к Германии и сделала зависимыми от нее[71]. Греция испытала это на себе сполна. Причем в самом обнаженном и диком виде, который никто даже не пробовал смягчить. Сначала ее превратили в потребителя немецких товаров и безвольного должника. Потом обрекли на такое разделение труда, при котором она лишилась какой-либо самостоятельности. А затем предложили не просто расплачиваться по долгам, а безоговорочно подчиниться внешнему диктату. Уступить свой суверенитет. Вернее, его остатки. Отказаться от своего образа жизни, традиций и предпочтений. Делать все по лекалам, спускаемым сверху приверженцами немецкого орднунга. Раньше Германии хотя бы был противовес. В ЕС и еврозоне главенствовал франко-германский тандем. Через голову Парижа и без его согласия никто ничего делать не мог. Ни плохого. Ни хорошего. За последние годы Франция растеряла свой вес и влияние. Она превратилась в "больного человека" Европы. Парижу не до того, чтобы тягаться с Берлином. У него не просто нет на это сил. Он даже позволить себе такое не смеет. Он тоже, иначе, но зависим от поддержки и благосклонности своего северного соседа. В результате Германия оказалась единоличным властителем Олимпа. Арбитром в последней инстанции. Державой, равно которой, даже отдаленно поблизости нет. Но совершенно не знающей, как ей быть с той ролью, которая неожиданно или ожидаемо на нее свалилась. Как распорядиться своим новообретенным статусом вершителя судеб региона. По какому пути идти. В какую сторону двигаться. К чему подталкивать остальных. Оказалась в положении, которого чуралась все послевоенные годы. Положении, которое вызывает к жизни демонов прошлого. Крайне опасном для выстраивания отношений равенства, солидарности и взаимной ответственности с соседями и партнерами. Воспринимаемом многими в Европе сугубо негативно. Временами яростно. Зачастую, как повсюду в растерзанной Греции, весьма эмоционально. Но отнюдь не только в бедной Элладе. Негодование по поводу "унижения Афин и греческого народа", когда не чурались никаких эпитетов и характеристик – "государственный переворот извне", "терроризм", "уголовщина", "преступление против человечности", "социальный геноцид", "продажа в рабство", "изнасилование греческой демократии", "удушение" и проч.[72], может служить лакмусовой бумажкой. С зубодробительной критикой и обвинениями в адрес Германии (в гордыне и эгоистичности[73]; грязной игре, выламывании рук и вымогательстве[74] и т.д.) выступили очень многие. Как в политических кругах стран Средиземноморья, считающих, что немцы зашли слишком далеко со своей одержимостью затягиванием поясов – ведь политику жесткой экономии, хотят они этого или не хотят, приходится проводить всем[75]. Особенно в политических кругах Франции, ревниво относящихся к происходящим в Европе изменениям и находящих их архинегативными[76]. Так и стран единомышленников, образующих вместе с Германией сейчас костяк интеграционного объединения. Здесь считают раскол ЕС на богатый и законопослушный Север и неблагополучный и безалаберный Юг, углубляющийся под ударами кризиса[77], а также все ему способствующее весьма нежелательным. Для Британии единовластие Германии на материковой части ЕС создает дополнительные трудности. В таком ЕС англичанам становится все менее уютно. То как Германия расправилась с "беззащитной Грецией" и наплевала на мнение лидеров тех стран, которые выступали за поиск компромисса, оставило у Лондона, намекает "Файнэншл Таймс", весьма неприятный осадок[78]. Насколько можно судить, итожит свои размышления по поводу имперских замашек Германии Роджер Коэн, Ангеле Меркель удалось минимизировать политические потери от эпопеи с Грецией. Она не пошла на поводу у тех, кто кричал: "Ату греков! Гнать их поганой метлой из еврозоны!" Вместе с тем, никакой особой гибкости она не проявила. Грекам и иже с ними предпочла преподать показательный урок. Как и раньше, ничего кроме затягивания поясов и единообразия политический истеблишмент Германии другим не предлагает. Он отказывается понимать, что все разные. Не снисходит до того, чтобы признать необходимость придерживаться неодинаковых подходов к разным странам. Ведь то что хорошо немцам, зачастую калечит других или, если чуть мягче, вызывает у них несварение желудка. Если так будет продолжаться и дальше, объединенная Европа обязательно развалится. Не может не развалиться. Со всеми вытекающими из этого последствиями[79]. В какой-то степени логика рассуждений мэтра британской журналистики захватывает. С ней интуитивно соглашаешься. И все же я бы предпочел другую интерпретацию "германского вопроса". Его недостаточно ставить в сугубо субъективном ключе. То или иное развитие события принимают не только или не столько по воле отдельных политиков или их товариществ. Главенствующее значение, в конце концов, имеет действие объективных факторов. ЕС и еврозона устроены таким образом, что мешают более слабым и проблемным странам воспользоваться своими естественными конкурентными преимуществами. Если ревнители интеграционного проекта хотят, чтобы они выжили, им в обязательном порядке надо менять в функционировании интеграционного объединения многие базовые вещи. Им просто необходимо позаботиться о том, чтобы возникли объективно действующие противовесы концентрации политической и экономической силы и влияния в одних руках. Чтобы игра в одни ворота стала невозможной. Чтобы в ЕС естественным путем возникло несколько полюсов, от которых, а не только от одного, зависело бы принятие решений.   Плачь по невозвратным суверенным долгам То, что Афины не в состоянии ни обслуживать свой суверенный долг, ни расплатиться по нему на обычных или, иначе, стандартных, нечрезвычайных условиях, теперь, после пережитой драмы лобового столкновения между народом Греции и кредиторами, больше ни у кого не вызывает сомнений. Такова правда жизни, настаивает МВФ. Пока остальные кредиторы не займут более реалистичную позицию, он ссужать деньги на спасение Греции больше не будет. Третий пакет помощи Афинам обязательно должен включать механизм списания части долга или иной вариант его реструктуризации, который бы давал сходный результат, указывают авторитетные независимые экономисты. Иначе в нынешнем катастрофическом положении греческого народа и страны в целом ничего не изменится, уверены журналисты. И беднягам придется лишь подставлять свою широкую спину под непосильно тяжелую ношу, неся которую, им все равно из тупика не выбраться. Единственный возможный выход – "аннулировать часть долга"[80]. Это очевидно даже Берлину, ни на йоту не отошедшему от своей прежней позиции категорического неприятия списания даже малейшей его толики. Как и его "железному" министру финансов Вольфгангу Шойбле, длительное время ратовавшему за временное изгнание Афин из еврозоны и объяснявшему всем, что таковы установленные правила игры, не подлежащие пересмотру или ревизии. Согласно действующему праву ЕС, подчеркивал он, членство в еврозоне не допускает списания. Чтобы на него замахиваться, надо было бы сначала покинуть закрытый клуб стран с общей валютой. Правда, право выхода из еврозоны законодательством ЕС, в отличие от выхода из ЕС, не предусматривается. Греция, подводится своеобразный итог в хрониках газеты "Фигаро", – "это страна, которая не способна обслуживать накопленный ею долг в 320 млрд евро и расплачиваться по нему. Его размеры настолько велики, что все кредиторы, включая МВФ, Европейский центральный банк и Европейский Союз, ни чуточки не сомневаются в необходимости реструктурировать, заново договориться, термин значения не имеет, по поводу этой горы евро"[81]. На этот счет "среди экономистов сложился консенсус", подтверждают сотрудники Французской обсерватории экономической конъюнктуры: рано или поздно кредиторам придется пойти на облегчение долга[82]. Теоретические копья ломаются лишь по поводу того, как, какими методами, с использованием каких механизмов долговое бремя можно было бы ослабить. Вариант снижения процента по обеспечению долга, введения временного моратория на выплаты, переноса сроков погашения на многие годы хорошо известен. Он уже использовался в прошлом. Леворадикальному правительству Греции с самого начала противостояния кто только не намекал на то, что послабления возможны и в этот раз – отдельные кредиторы, руководство Европейской Комиссии, немецкие переговорщики. Согласись только греки сначала на проведение всех ультимативно требуемых от них реформ. Его возможностями, указывают авторитетные экономисты, обязательно надо воспользоваться. Тем более, что по просочившейся информации речь может идти о том, чтобы отодвинуть сроки погашения на 60 лет, а по сведениям компании "Блумберг" – на все 65[83]. Афинам он многое дает. Вместе с тем он обладает существенным пороком. Этот порок заключается в ограниченности стандартного варианта. Он ничего не меняет по существу. Ведь удавка на шее Греции остается. Нависший над ней Дамоклов меч никуда не исчезает. Недоверие инвесторов и своего собственного предпринимательского класса к экономике Греции сохраняется. То есть он не дает стране распрямиться. Как и новое издание в ЕС все той же политики жесткой экономии, которую ей придется проводить. Вот где собака зарыта. Вот что требует радикально иного подхода. Вот что надо менять. По-настоящему действенный выход, объясняет директор исследований, член группы по финансовым рынкам Лондонской школы экономики Чарльз Гудхарт, состоит в конвертации всего или большей части долга в государственные бонды, привязанные к росту ВВП страны. Речь о таких ценных бумагах, процент по которым выплачивается только тогда, когда национальная экономика реально растет, и дивиденды пропорциональны этому росту[84]. Он на порядок человечнее, нежели принудительная деноминация долговых обязательств в ценные бумаги меньшей стоимости, уже однажды примененная в отношении кредиторов Греции[85] и напрочь отвергаемая сейчас Берлином[86]. Аргументы в пользу такого решения. Во-первых, оно в корне трансформирует характер взаимоотношений между кредиторами и Грецией, между ЕС и одним из наиболее проблемных государств-членов. Из душителей Греции они превращаются в ее максимально преданных ревнителей. Кредиторы начинают получать назад деньги, отданные Афинам, только тогда, когда экономика Греции растет. Поэтому они делаются кровно заинтересованы в том, чтобы привлекать инвестиции в экономику страны. В том, чтобы она развивалась. В том, чтобы поскорее расшить узкие места, подтолкнуть и спрос, и предложение. Благодаря этому акцент с чисто бюджетного показателя первоначального профицита, который достигается, в том числе путем урезания расходов на социалку, госинвестиции и т.д., и мер жесткой экономии переносится на программу роста и содействие ее осуществлению. В том случае, если экономика растет, а это становится заботой не только национального государства, но и кредиторов, о списании долга можно забыть. Более того, наличие долга превращается из чистого проигрыша и головной боли для всех игроков в один из главных факторов подъема. Во-вторых, удается уйти от совершенно абсурдной ситуации, когда обслуживание долга выливается в регулярное кровопускание, устраиваемое национальной экономике, вне зависимости от ее состояния, и препятствие на пути экономического роста, отсутствие которого и превращает долг в неподъемное бремя. В случае конвертации в гособлигации с выплатами, зависящими от отсутствия или наличия экономического роста, долг трансформируется в приемлемый для страны циклический фактор. Когда экономика находится в состоянии стагнации, выплаты прекращаются. Когда начинает расти – возобновляются. Таким образом, здравый ум торжествует: государство не связывают, как сейчас, по рукам и ногам, когда госинвестиции так нужны, чтобы поддержать падающий спрос и заместить выпадающие частные капиталовложения, требуя от него выплат только в тот момент, когда частный сектор вновь чувствует вкус к инвестициям и у правительства появляются возможности для маневра. В-третьих, нет необходимости изобретать в интересах Греции что-то заведомо неприемлемое для других стран, ставящее ее в особое положение и лишь усиливающее противоречия внутри еврозоны и ЕС в целом. Ведь использование подобной схемы выгодно абсолютно всем, что бы сейчас об этом ни говорили по конъюнктурным соображениям лидеры политических партий отдельных государств-членов, переживших и/или продолжающих сталкиваться с аналогичными вызовами. Она применима, как подчеркивает Чарльз Гудхарт, в одинаковой степени к Ирландии, Кипру или Португалии. Кроме того, прибегнуть к выпуску "реальных ВВП-бондов", по его мнению, могут кто угодно, включая Италию. Одни – для конвертации долга. Другие – для покрытия текущего дефицита. Но преимущества предлагаемого решения этим не ограничиваются. Специфика нынешнего положения всех стран ЕС, и не только их, заключается в том, что они утопают в долгах. Их набрали все непомерно много. С морем разливанным долгов надо что-то делать. От них необходимо избавляться. Выпуск ценных бумаг описанного типа или конвертация в них – вполне приемлемый вариант. Не исключено, что оптимальный. Во всяком случае – работающий. По своей сути такие бонды очень похожи на обычные акции. В обоих случаях дивиденды выплачиваются в зависимости от экономических успехов. Сценарий не только приемлемый, но и напрашивающийся под углом зрения очевидного перекоса в функционировании финансовых рынков. Он накапливался все последние годы. С исправлением сложившегося перекоса затягивать больше нельзя. Пора наводить порядок. С тем чтобы соотношение между долговым рынком и рынком акций вновь пришло в норму. Однако дабы они раскупались, нужно подправить и то, как ведется национальная статистика. И к ней имеется масса претензий. С правительственным контролем за статистическими агентствами необходимо покончить. Повсеместно. Аудит и транспарентность состояния национальных экономик также должны стать нормой. Чтобы потенциальные инвесторы (кредиторы) имели доступ к объективной информации и могли с полной уверенностью оценивать риски. Кстати, в Греции соответствующие меры уже осуществлены. Под внешним давлением правительство пошло на предоставление национальному статистическому агентству независимого статуса. К аргументам гуру из Лондонской школы экономики хотелось бы добавить еще два соображения. Первое касается нынешних рецептов лечения европейской экономики. Второе – всех стран-должников, в первую очередь развивающихся стран и их передового отряда – быстро растущих экономик. Уже сколько лет руководство ЕС и ряда благополучных держав региона усиленно внушают всем: наши рецепты правильные. Они приносят плоды. Подождите еще чуть-чуть и вы увидите, насколько они эффективны. Уверенный экономический рост возобновится. Мировая конкурентоспособность восстановится. Долг начнет снижаться. Вроде бы, хоть в какой-то мере, клятвенные заверения начинают сбываться. Наступление фазы циклического подъема, дешевая нефть и низкий курс евро потянули экономику ЕС вверх. Искусственное снижение заработной платы, социальных и пенсионных выплат и отчислений сделали ключевые факторы производства намного дешевле и, по всей видимости временно, обусловили большую конкурентоспособность европейских товаров. Экспорт и профициты торговых балансов тоже устремились ввысь. Но все не так просто. О безработице, потерянном поколении, разрывах в социальной ткани общества сейчас говорить не станем. Это другая беда, обрушившаяся на Европу вследствие топорного и повсеместного осуществления политики жесткой экономии, которую апологеты последней не сумели предвидеть и предупредить. Обратимся к главному, ради чего ЕС решился и заставил всех затянуть пояса настолько, что очень многие стали задыхаться, – снижению суверенного долга, устранению этого страшного тормоза на пути социально-экономического развития региона. Как ехидно подчеркивается на страницах "Файнэншл Таймс", все те, кто думают, что уровень суверенной задолженности снижается, ошибаются. На самом деле он растет – при нынешних почти нулевых процентах, под которые размещаются государственные долговые обязательства, грех было бы этим не воспользоваться[87]. По данным Евростата, усредненная задолженность стран еврозоны к концу первого квартала 2015 г. выросла до 92,2% ВВП. На квартал раньше она составляла 92%. Годом раньше – 91,9%. В Греции этот показатель зашкаливает. Как опасаются не только независимые экономисты, но и МВФ, прямым следствием третьего пакета помощи может стать ее рост до 200%. Но и в других проблемных странах, в числе которых Италия, Бельгия, Кипр и Португалия, он превышает 100%. Чтобы свести концы с концами, такие нерядовые члены ЕС, как Франция, Испания и Италия в 2014 году набрали займов на 4%, 5,8% и 3% ВВП соответственно. С Францией вообще отдельная история. За первые три месяца 2015 года государственный долг подскочил на кругленькую сумму в 51,6 млрд евро и вплотную подошел к отметке в 2100 млрд, что составляет 97,5% ВВП или по 31 тыс. евро на брата, если поровну поделить между всеми французами[88]. Любопытно, отмечают наблюдатели, что по данному показателю Париж опережает даже Афины (29 тыс. на д/н)[89]. Естественно, дополнительные нетто-заимствования противоречат всем обязательствам, взятым на себя Парижем, и обещаниям, данным другим странам еврозоны и Европейской Комиссии. Президент и правительство, правда, продолжают клясться и божиться, что до конца года ситуация выправится. Они рассчитывают на крупные налоговые поступления и на то, что предпринимаемые меры по либерализации рынка начнут приносить плоды. Однако, чтобы не выйти за рамки бюджетного дефицита в 3,8% ВВП, предписанные властям Франции из Брюсселя, им потребуются более устойчивый рост и отказ от новых заимствований, что далеко не гарантировано. Спрашивается, чем французский долг отличается от греческого, бьют в набат представители французской оппозиции. Да, ничем. Утверждения о том, что Парижу верят, это великая держава, крупная, со значительным населением, не должны никого обманывать. О выплате Францией накопленного ею долга в 2089 млрд евро или даже больше речи не идет[90]. Как мы видим, рецепт, предлагаемый спецами из Лондонской школы экономики, адресован не только узкой группе наиболее проблемных стран ЕС. Он бы подошел и многим другим европейским государствам, в том числе крупнейшим. При определенных обстоятельствах, похоже, он мог бы получить и вовсе универсальное применение. Это только кажется, что у развивающихся стран ситуация с задолженностью несколько лучше, и ее уровень не такой высокий. На самом деле они, как утверждают самые разнообразные исследовательские центры, данными которых пользуется "Файнэншл Таймс"[91], уже в ближайшее время могут оказаться в крайне деликатном положении. Им придется спасать свои частные компании, которые сильно пострадают из-за планируемого повышения базовой ставки в США. По состоянию на начало 2015 года совокупный корпоративный долг азиатских компаний составил порядка 125% ВВП региона. Значительная часть полученных кредитов деноминирована в долларах. Рост базовой ставки повлечет за собой существенное увеличение расходов на обслуживание набранных долгов как само по себе, так и вследствие неизбежного падения обменных курсов национальных валют. Соответственно самое время подумать о том, как купировать негативное развитие событий и встретить предстоящий виток финансово-экономического кризиса во всеоружии. Пока поставим на этом точку. К разбору других проблем, высвеченных "капитуляцией" Афин, вернемся через некоторое время, когда станет понятным, каким образом ее "переварили" и сами греки, и различные политические силы внутри ЕС. © Марк ЭНТИН, главный редактор, профессор МГИМО МИД России Екатерина ЭНТИНА, доцент НИУ ВШЭ [1] Jérôme Fenoglio, nouveau directeur du Monde // Le Monde, 2 juillet 2015. – P. 8. [2] Gérome Fenoglio. Editorial. La nécessité du journalisme // Le Monde, 4 juillet 2015. – P. 1. [3] Julian Assange. Monsieur Hollande, accueillez-moi en France // Le Monдe, 4 juillet 2015. – P. 14. [4] Об открытом письме в их защиту см. Marie Gutbub, Jacob Applebaum. L'Allemagne se joue de la liberté de la presse // Le Monde, 9-10 Août 2015. – P. 15. [5] Alison Smale. Germany abandons treason investigation // International New York Times, August 11, 2015. – P. 5. [6] Stefan Wagstyl. German prosecutors scrap treason probe into journalists // Financial Times, August 11, 2015. – P. 4. [7] Nicolas Baverez. L'Europe face au Grexit et au Brexit // Le Figaro, 6 juillet 2015. – P. 21. [8] Danielle Fonck. L'editorial. Le courage des Grecs // Le Jeudi, 9-15 juillet 2015. – P. 3. [9] Jean Portante. La véritable crise de l'Europe // Le Jeudi, 30 juillet-5 août 2015. – P. 16. [10] Yanis Varoufakis. My plan to resist the troika's attack on Greek sovereignty // Financial Times, July 29, 2015. – P. 7. [11] Adéa Guillot, Marie Charrel. L'étrange plan de Varoufaris pour "sauver" la Grèce // Le Monde, 29 juillet 2015. – P. 5; Alexia Kefalas. Le "plan B" de Varoufakis agite la classe politique et la justice grecques // Le Figaro, 29 juillet 2015. – P. 21. [12] Wolfgang Munchau. Grexit remains the likely outcome of this sorry process // Financial Times, July 20, 2015. – P. 9. [13] Danielle Fonck. L'editorial. Le courage des Grecs // Le Jeudi, 9-15 juillet 2015. – P. 3. [14] Marie Charrel. L'étonnant calme des négociations. La situation économique catastrophique explique le brusque revirement d'Athènes // Le Monde, 13 août 2015. – P. 12. [15] Stacy Cowley. Will Greece have barrels when grapes are ready? // International New York Times, July 30, 2015. – P. 14-16. [16] Marie Charrel. L'étonnant calme des négociations. La situation économique catastrophique explique le brusque revirement d'Athènes // Le Monde, 13 août 2015. – P. 12. [17] Editorial. Grèce: un sauvetage en bonne voie // Le Monde, 21 août 2015. – P. 1, 13. [18] Claire Guélaud. Les économistes jugent les exigences des créanciers déraisonnables // Le Monde, Eco&Entreprise, 1 juillet 2015. – P. 4. [19] Martin Sandbu. Democracy at the heart of fight for Greece // Financial Times, August 10, 2015. – P. 7. [20] Editorial. A deal that is costly both for Greece and Europe // Financial Times, July 14, 2015. – P. 8. [21] Paul Krugman. Ending Greece bleeding // International New York Times, July 7, 2015. – P. 7. [22] Claire Jones. Draghi casts himself as guardian of monetary union // Financial Times, July 17, 2015. – P. 3. [23] Цитируется по Cécile Ducourtieux, Jean-Pierre Stroobants, Frédéric Lemaître, Adéa Guillot. "Grexit": personne ne veut porter le chapeau // Le Monde, 1 juillet 2015. – P. 2. [24] John Kay. Imperial ambitions have pushed Europe to its limits // Financial Times July 15, 2015. – P. 9. [25] Приводится по Marie Charrel. L'économie du pays est revenue à son niveau d'avant l'euro // Le Monde, Eco&Entreprise, 4 juillet 2015. – P. 3. [26] Paul Krugman. The lessons of Greece // International New York Times, July 11-12, 2015. – P. 6. [27] Paul Krugman. Ending Greece bleeding // International New York Times, July 7, 2015. – P. 7. [28] Сопоставление того, от чего Алексис Ципрас отказывался первоначально, и что он в итоге получил, см. Liz Alderman, Comparing Greece's plan to the demand it rejected // International New York Times, July 11-12, 2015. – P. 10. [29] Jean-Jacques Mével. Pour rester dans l'euro, la Grèce contrainte d'accepter une étroite tutelle // Le Figaro, 14 juillet 2015. – P. 2-3; Anne Cheyvialle, Cécile Crouzel, Jean-Pierre Robin. Questions sur un accord qui écarte le Grexit sans garantir la reprise économique // Le Figaro, 14 juillet 2015. – P. 3. [30] Landon Thomas Jr. A major hole in the Greek debt deal: The I.M.F. // International New York Times, August 17, 2015. – P. 1. [31] Philip Stephens. Delors had the answer to the Greek question // Financial Times, July 17, 2015. – P. 11. [32] Mari Charrel. Nécessaire, le plan d'aide à la Grèce ne règle pas tout. Les économistes s'interrogent sur l'efficacité du programme adopté par l'Eurogroupe // Le Monde, Eco&Entreprise, 18 août 2015. – P. 9. [33] Jack Ewing. I.M.F. report pushes hard for debt relief for Greece // International New York Times, July 15 2015. – P. 14, 16. [34] Landon Thomas Jr. A major hole in the Greek debt deal: The I.M.F. // International New York Times, August 17, 2015. – P. 1. [35] Цитируется по Landon Thomas Jr. A major hole in the Greek debt deal: The I.M.F. // International New York Times, August 17, 2015. – P. 1. [36] Landon Thomas Jr. A major hole in the Greek debt deal: The I.M.F. // International New York Times, August 17, 2015. – P. 1. [37] Вся подноготная проделанного Фондом разворота детально разбирается в специальном развороте "Файнэншл Таймс" – Shawn Donnan. Lagarde eyes new act in Greek drama // Financial Times, FT big read. IMF, August 14, 2015. – P. 5. [38] Marie Charrel. Nécessaire, le plan d'aide à la Grèce ne règle pas tout // Le Monde, Eco&Entreprise, 18 août 2015. – P. 9. [39] Jack Ewing. With help of eurozone, Greeks meet a deadline // International New York Times, August 21, 2015. – P. 14, 17. [40] Приводится по Cécile Boutelet. La défiance reste entier en Allemagne // Le Monde, Eco&Entreprise, 18 août 2015. – P. 9. [41] Liz Alderman. Greeks fear bailout plan will upend way of life // International New York Times, July 20, 2015. – P. 1; Liz Alderman. Greeks fear creditors demands will upend their way of life // International New York Times, July 20, 2015. – P. 14. [42] Jack Ewing, Liz Alderman. Bailouts help creditors, but only add to Greek debt // International New York Times, July 31, 2015. – p. 1; Jack Ewing, Liz Alderman. New bailout set to heighten Greece's problems // International New York Times, July 31, 2015. – p. 17; Jack Ewing. With help of eurozone, Greeks meet a deadline // International New York Times, August 21, 2015. – P. 14, 17. [43] Audrey Tonnelier. "La passion l'a emporté sur la raison économique" // Le Monde, Eco&Entreprise, 19-20 Juillet 2015. – P. 3. [44] Marie Charrel. Forte réserves sur la potion imposée à la Grèce. Pour des économistes, les nouvelles mesures d'austérité auront à court terme un effet négatif sur l'activité // Le Monde, Eco&Entreprise, 16 juillet 2015. – P. 3. [45] Christian Oliver. Athens warned that shipping tax could sink successful sector // Financial Times, July 18-19, 2015. – P. 2. [46] Цитируется по Marie Charrel. "Le système en place était un cocktail de fraude et de corruption" // Le Monde, Eco&Entreprise, 18 août 2015. – P. 9. [47] Christian Oliver. Athens warned that shipping tax could sink successful sector // Financial Times, July 18-19, 2015. – P. 2. [48] Anne Cheyvialle. La Grèce cède ses aéroports à l'Allemagne // Le Figaro, 19 août 2015. – P. 23. [49] Kerin Hope. Greece faces fresh uncertainty as Tsipras calls snap general election // Financial Times, August 21, 2015. – P. 1; With dispute over bailout, Tsipras calls election in bid to better his hand // International New York Times, August 21, 2015. – P. 3. [50] Martin Sandbu. The case against "cash for reform"// Financial Times, FT big read. The Eurozone, August 19, 2015. – P. 5. [51] Ashoka Mody возглавлял миссии МВФ в Германии и Ирландии. В настоящее время является профессором Принстонского университета. [52] Цитируется по Martin Sandbu. The case against "cash for reform"// Financial Times, FT big read. The Eurozone, August 19, 2015. – P. 5. [53] Их детальный разбор см. Martin Sandbu. Europe's Orphan: The Future of the Euro and the politics of Debt. – Princeton University Press, September 2015, 336 pp. [54] Martin Sandbu. The case against "cash for reform"// Financial Times, FT big read. The Eurozone, August 19, 2015. – P. 5. [55] Hugo Dixon. Measuring what Greece can pay back // International New York Times, August 17, 2015. – P. 18. [56] О всех нюансах проделанной Фондом эволюции читай Landon Thomas Jr. A glaring omission in the new Greek debt deal: The I.M.F. // International New York Times, August 17, 2015. – P. 14. [57] Paul Krugman. Europe's many economic disasters // International New York Times, July 4-5, 2015. – P. 6. [58] Paul Krugman. Europe's impossible dream // International New York Times, July 21, 2015. – P. 7. [59] Jochen Bittner. Europe civil war of words // International New York Times, August 19, 2015. – P. 8. [60] В первую очередь канцлера Германии Ангелу Меркель, уверены сторонники данного лагеря – Guy Sorman. Cessons de conspuer Mme Merkel! // Le Monde, 17 juillet 2015. – P. 11. [61] Alison Smale. Germans pass bailout with push by Greece critic // International New York Times, August 20, 2015. – P. 1; Alison Smale. German Parliament approves Greek deal // International New York Times, August 20, 2015. – P. 4. [62] John Thornhill. European federalism is not dead yet // Financial Times, August 4, 2015. – P. 7. [63] Alastair Macdonald. Scouring Europe in search of a European // International New York Times, August 18, 2015. – P. 18; Migrants: les Européens veulent la fin de Schengen // Le Figaro, 10 juillet 2015. – P. 1. [64] Paul Taylor. Four threats to an "ever closer union" // International New York Times, July 7, 2015. – P. 20. [65] Как у известного британского журналиста и политолога Хьюго Диксона – Hugo Dixon. Ever closer union for the eurozone, too? // International New York Times, August 3, 2015. – P. 18. [66] Jeevan Vasagar, Peter Spiegel. German "wise men" back euro exit as last resort // Financial Times, July 29, 2015. – P. 2. [67] Hugo Dixon. Ever closer union for the eurozone, too? // International New York Times, August 3, 2015. – P. 18. [68] Jeevan Vasagar, Peter Spiegel. German "wise men" back euro exit as last resort // Financial Times, July 29, 2015. – P. 2. [69] Hugo Dixon. Ever closer union for the eurozone, too? // International New York Times, August 3, 2015. – P. 18. [70] Philip Stafford. Europe to mandate clearing of swaps // Financial Times. August 7, 2015. – P. 22. [71] Roger Cohen. The German Question redux // International New York Times, July 14, 2015. – P. 9. [72] Их длинный перечень приводится, в частности, бывшим главным редактором газеты "Монд" Сильви Кауфман, поражающейся взрыву ненависти в отношении Германии, – Sylvie Kauffmann. Pourquoi tant de haine? // Le Monde, 20 juillet 2015. – P. 22. [73] Melissa Eddy. Berlin says Greece could benefit from exiting euro // International New York Times, July 17, 2015. – P. 1. [74] Melissa Eddy. Germany sticks to hard line on Greek debt relief // International New York Times, July 17, 2015. – P. 3. [75] Anne-Sylvaine Chassany, James Politi, Peter Spiegel. Fears over German power as Merkel and Schauble end the good cop, bad cop routine // Financial Times, July 18-19, 2015. – P. 2. [76] Propos recueillis par Françoise Fressoz. "Il fallait refuser dès 2012 ces politiques d'austérité sans fin". Arnaud Montebourg salue la position française de refus du "Grexit", tout en critiquant le manque de fermeté de François Hollande vis-à-vis de l'Allemagne // Le Monde, 11 juillet 2015. – P. 9. [77] Его количественное описание см. Zone euro: la fracture Nord-Sud au grand jour. L'âpre négociation sur la Grèce a révélé l'ampleur des divisions entre Européens // Le Monde, 14 juillet 2015. – P. 7. [78] Editorial. A deal that is costly both for Greece and Europe // Financial Times, July 14, 2015. – P. 8. [79] Roger Cohen. The German Question redux // International New York Times, July 14, 2015. – P. 9. [80] Maurice Magar. Tragédie // Le Jeudi, 6-12 août 2015. – P. 3. [81] Jacques-Olivier Martin. Les mirages de la bonne dette // Le Figaro, 6 juillet 2015. – P. 28. [82] Цитируется по Marie Charrel. Pourquoi la dette grecque n'est pas soutenable // Le Monde, Eco&Entreprise, 1 juillet 2015. – P. 3. [83] Christophe Garach. Dette grecque; les possible scénarios // Le Monde, Eco&Entreprise, 21 août 2015. – P. 11. [84] Charles Goodhart. Restructure all or most of Greek debt into real GDP bonds // Financial Time, August 6, 2015. – P. 22. [85] Joseph Cotterill. History of restructuring shows more than one way to skin a creditor // Financial Times, July 17, 2015. – P. 2. [86] Christophe Garach. Dette grecque; les possible scénarios // Le Monde, Eco&Entreprise, 21 août 2015. – P. 11. [87] Elaine Moore, Fernando Guigliano. Eurozone borrowing hits record level as economic recovery remains weak // Financial Times, July 23, 2015. – P. 1. [88] L'inexorable envolée de la dette publique française // Le Figaro, 1 juillet 2015. – P. 19; Cécile Crouzel, Cyrille Pluyette. La dette publique s'envoie en début d'année // Le Figaro, 1 juillet 2015. – P. 20. [89] Jacques-Olivier Martin. Les mirages de la bonne dette // Le Figaro, 6 juillet 2015. – P. 28. [90] Jacques-Olivier Martin. Les mirages de la bonne dette // Le Figaro, 6 juillet 2015. – P. 28. [91] Henry Sender. Contrasting concerns cast heavy debt clouds over emerging Asia // Financial Times, July 1, 2015. – P. 26

Победа Алексиса Ципраса и его сторонников на досрочных парламентских выборах в Греции – они не добились большинства мест в парламенте, но заручились поддержкой более чем 35% избирателей – несомненное личное достижение этого 41-летнего афинянина. После турбулентного 7-месячного пребывания на посту премьер-министра он доказал, что именно ему больше всего доверяют жители измученной финансово-экономическим кризисом Эллады. Она бедствует уже более шести лет, и за этот период состоялись пять всеобщих выборов. На сентябрьских А.Ципрас одержал победу, пойдя на крайне рискованный шаг. В июле его правительство, вопреки обещаниям и заверениям, согласилось всё-таки принять программу жесточайшей экономии, навязанную в ходе 17-часовых переговоров «тройкой» – Международным валютным фондом, Еврокомиссией и Европейским центробанком (ЕЦБ) – в обмен на помощь в размере 86 миллиардов евро. Согласие с этим планом вызвало раскол в ципрасовской левой партии СИРИЗА и привело к образованию на левом фланге диссидентского Народного единства. Утрата парламентского большинства и подвигла А.Ципраса поставить на карту своё политическое будущее – провести выборы 20 сентября. Его главные противники – консерваторы из Новой демократии – потерпели поражение, которое стало неожиданным для многих, в том числе, в ЕС (см. «Алексис Ципрас как зеркало европейской революции», №7-8(101), 2015). В чём секрет нынешней непотопляемости лидера Сиризы? Он – очень редкий в Греции политик, незапятнанный коррупцией. Как выразился знаменитый греческий кинорежиссёр Константин Коста-Гаврас, «Ципрас обладает тем, что непросто найти в Греции: он чист. В его шкафу не спрятано грязное бельё, хотя я не знаю, каким он станет лет через десять». Конечно, причиной победы А.Ципраса стали не только его харизма и моральные устои, но и слабость оппонентов СИРИЗЫ. Максимально затянувшие пояса жители Эллады предпочли оставить у руля этого нового энергичного деятеля, предпочтя его представителям проржавевшей и охваченной чудовищной коррупцией политической машины. Игорь ЧЕРНЫШОВ

Неужели одной гноящейся раной на теле Старого Света в обозримом будущем станет меньше? Надежду на это порождает соглашение, достигнутое 25 августа между властями Сербии и самопровозглашённого при поддержке США и Европы государства Косово. Сербский премьер Александар Вучич и его косовский коллега Иса Мустафа пошли на этот шаг под давлением Европейской Комиссии, обусловившей намеченное вступление в ЕС Белграда, а в отдалённом будущем и Приштины, нормализацией их двусторонних отношений. Этот бывший регион Сербии с преимущественно албанским населением до сих пор не признан даже некоторыми странами Евросоюза. Власти ЕС не пожалели усилий, буквально принудив обе стороны к диалогу и достижению нынешнего соглашения. Внимание к косовской проблеме вновь привлечено в связи с тем, что, по оценке Брюсселя, около 40% нелегальных эмигрантов, наводняющих территорию «двадцати восьми», происходят из Косово или пересекают этот анклав транзитом «на пути в райскую жизнь» (см. «Косово: иллюзии иссякли»? №7-8(101), 2015). Глава европейской дипломатии Федерика Могерини поспешила назвать договоренность «знаковой» и «исторической». Напомним: ещё в 2013 году под эгидой ЕС было подписано соглашение о нормализации сербско-косовских отношений, что позволило Белграду начать переговоры о вступление в это интеграционное объединение. Нынешние договоренности предусматривают налаживание сотрудничества, в частности, в таких важных областях, как энергетика и телекоммуникации. Решено также создать судебную систему в северной части Косово, приемлемую и для сербского меньшинства, и для албанского большинства населения.

Острый дипломатический кризис, вспыхнувший в конце августа между Парижем и Будапештом в связи с реакцией Франции на решение властей Венгрии соорудить 175-километровое заграждение из колючей проволоки на границе с Сербией для сдерживания тысяч нелегальных иммигрантов, стал, пожалуй, одним из наиболее зримых подтверждений нерешаемости самой острой ныне проблемы Европейского Союза. Ибо, как сказал знаменитый русский баснописец, «Когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдёт»… В то время как столицы одних европейских государств начинают беспомощно барахтаться в потоке пришлых людей, другие не жалеют усилий, чтобы любым способом избежать подобной напасти. По этому поводу заокеанская газета «Вашингтон пост» съязвила: «Британия приняла так мало беженцев из Сирии, что они уместились бы в одном поезде метро». А Германия, продолжим эту мысль, только в текущем году готовится предоставить убежище 800 тысячам человек, и, более того, канцлер Ангела Меркель пообещала даже в нарушение Дублинской конвенции не отправлять сирийцев в те страны, где они впервые пересекли общую границу ЕС. Столь разительный контраст в подходе не только Лондона, но и правительств восточноевропейских стран к решению острейшей проблемы помогает понять причину провала «единой политики ЕС» в этой сфере. Минувшим летом и в начале осени Венгрия, вслед за Италией и Грецией, превратилась в столбовую дорогу для беженцев и нелегальных иммигрантов, спасающихся от вооруженных конфликтов в Ираке, Афганистане, Сирии и Ливии. Если в прошлом году новым маршрутом в богатую Европу через Балканы воспользовались примерно 40 тысяч человек, то с начала текущего года – уже более 100 тысяч. Для сдерживания мощного потока незваных гостей венгерское правительство запросило у Брюсселя дополнительно к полученному 61 миллиону евро помощь в восемь миллионов. Однако Европейская Комиссия пока не считает эту страну первой линией «антииммиграционного фронта» и не спешит выделять допсредства, а тем более – создавать на территории Венгрии пункты приёма пришельцев наподобие тех, что действуют в Италии и Греции. Это спровоцировало резкую реплику из уст Яноша Лазара, начальника кабинета венгерского премьера. По его оценке, Еврокомиссия «унизительным образом распределяет фонды для противостояния миграционному кризису. Старые государства-члены ЕС вырывают деньги у молодых». Однако защитные заграждения высотой четыре метра даже из колючей проволоки, как показывает повседневная жизнь, не столь уж труднопреодолимое препятствие не только для преступников и мошенников, но и для обезумевших от горя беженцев с детьми (см. «Заборы беженцев не остановят», №7-8(101), 2015). Увы, эффективного способа обуздать нынешний великий исход, сравнимый с массовым перемещением народов во время Второй мировой войны, современные отцы Европы найти не способны. Их бессилие стимулирует контрабанду «живым товаром», гибель людей, порождает опасную ксенофобию и даже нацизм в своих странах. Растерянные европейские руководители сегодня всё громче задают вопрос: что делать? Но пока стесняются произнести неизбежное: кто виноват в том, за что приходится расплачиваться столь высокой ценой? Кто превратил, правда, с европейской помощью, Ирак, Афганистан, Сирию, Ливию в ад, из которого бегством спасаются миллионы людей? Возможно, ответ на этот вопрос президенты и премьер-министры осмелятся сформулировать, когда нынешний хозяин Белого дома, лауреат Нобелевской премии мира (!), покинет свой пост. Сергей ИЛЬИН

Во Франции существует понятие – «возвращение», rentrée. Изначально оно относилось к школьной жизни и отображало момент, когда дети возвращались в школу после летних каникул. Со временем понятие расширилось и теперь воспринимается как возобновление активности после летней паузы, включая активность политическую. Нынешняя европейская rentrée станет более бурной, чем даже в прежние неспокойные годы. Это связано с двумя явлениями, которые приобретают для стран ЕС эпические масштабы, даже ставя под вопрос нынешнюю модель этого объединения и его плавучесть. Первая проблема – нелегальная иммиграция. Вторая – новый приступ финансово-биржевого кризиса. Нелегальная иммиграция за минувшие месяцы, недели и даже дни перешла из фазы обыденного неприятного явления в квази-боевые действия. Прорывы нелегалов через тоннель под Ла-Маншем, десанты на греческие курортные острова и форсирование границ балканских стран с осадами поездов и окружением растерянных стражей порядка стали обыденной картинкой в выпусках телевизионных новостей. Реакция европейских политиков отражает и их растерянность: они не знают, что делать. Применять силу? Сворачивать предусмотренные привлекательные для таких переселенцев программы помощи, в том числе, материальные, для ожидающих решения своей судьбы нелегалов? Создание тяжелых условий в лагерях этих переселенцев, чтобы отвадить их, как это предлагал коллегам из Европы бесхитростный премьер-министр Австралии? Наконец, пристроить Брюсселю непроданные России «Мистрали», чтобы сделать из них плавучие иммигрантоприемники в Средиземном море, как предлагал один французский депутат? Люди от практики, наверно, могли бы согласиться с набором этих и иных подобных средств. Но для этого в ЕС надо отказаться от правозащитной риторики и, может быть, даже признать, что захлестывающий поток иммигрантов в значительной мере стал отголоском западных военно-политических авантюр в Африке и на Ближнем Востоке. Вряд ли нынешние лидеры в европейских странах, принципиально на публике не признающие своих ошибок, готовы к этому. Альтернатива? Продолжение нынешних конвульсий при отсутствии эффективной стратегии, что перестает устраивать значительную часть европейского общества. Но есть еще одна печаль. Положение на финансовых рынках разгоняет соревнование по девальвации национальных валют для сохранения конкурентоспособности собственных экономик, а сбои в биржевой сфере красят в черный цвет разные дни недели, ставят власти всех стран, включая европейские, перед необходимостью что-то решать. Курсы акций скачут, сырьевые товары нестабильны, валютные кривые в предынфарктном состоянии. Если в 2008-2009 годах рост экономики Китая амортизировал последствия родившегося в США глобального кризиса, то сейчас сам спасатель оказался в сложном положении. Больше спешить на помощь некому. Тогда под китайским прикрытием рынки ЕС, Японии и особенно США были залиты дешевыми деньгами в беспрецедентных объемах, что позволило стабилизировать положение, а в США даже оживить деловую активность. Китайская экономика росла, вытягивая из болота спада самонадеянных соседей по планете. Паника улеглась, удалось снизить ссудные проценты, избежать дефляции. Всего за 8 лет было напечатано 7,3 триллиона долларов, примерно десятая часть глобального ВВП. Куда пошли эти деньги? Не они ли привели к глобальному же росту задолженности? Коренная причина происходящего, включая неспособность ЕС выйти из многолетней полосы почти нулевого роста, кроется в том, что кризис 2008 года был не обычным циклическим явлением, а обозначил финиш либеральной экономической модели, развивавшейся в западных странах примерно с конца Второй мировой войны. Рецепты преодоления кризиса, срабатывавшие в либеральной модели, теперь результата не дают. Именно это и позволяет говорить именно о сбое самой модели: изменилась болезнь, должно измениться и лекарство. Как? Ответ на этот вопрос заслуживает как минимум – Нобелевской премии по экономике. Пока в очереди за ней никого не видно. Нелегальная иммиграция и новый виток финансового кризиса, эти две головоломки, сравнимые с квадратурой круга, стоят сейчас перед европейскими политиками. Они отодвигают на второй план прочие их объективные и рукотворные проблемы – от гниения Украины и проблем со строительством нового железного занавеса вокруг России до растущей угрозы терроризма и борьбы с Исламским государством на Ближнем Востоке. Сложная получается rentrée. Валерий ВАСИЛЬЕВСКИЙ

Оговориться придется заранее. Угнаться за новостями вокруг кризиса в зоне евро и в целом в ЕС, вызванного не столько относительным бонвиванством греков (по статистике, у них самая продолжительная рабочая неделя), сколько недальновидным диктатом панъевропейской финансовой олигархии, – это сродни попытки добежать до горизонта. Картина меняется ежедневно. Сперва – хронология летнего раунда противостояния правительства Алексиса Ципраса и «тройки» кредиторов. Точкой отсчета служат итоги референдума 5 июля, когда против соглашения с заимодавцами, которые ассоциируются с долговой кабалой и безысходностью, высказались 61,31% греков, а за меры жесткой экономии, то есть за командно-административный и спущенный сверху из Брюсселя режим аскетического прозябания, но с шансом подкормки – 38,69% проголосовавших. 8 июля Греция обратилась с челобитной в Евросоюз, а вернее, в постоянно действующий фонд финансовой стабилизации стран Еврозоны (Европейский стабилизационный механизм, ЕСМ), и, ссылаясь на статью 13 Соглашения о ESM, попросила предоставить кредитную линию сроком на три года. От безвыходности. Прошение обусловлено невозможностью обслуживать долговые обязательства. 13 июля программе выхода из долгового кризиса была согласована. 14 августа старт третьей программы финансовой помощи для Греции, которая предполагает предоставление 86 миллиардов евро в течение трех лет (до августа 2018 года), утвердила Еврогруппа. Из той суммы 10 миллиардов евро направлены на рекапитализацию банков. Основное условие «выкупа» осталось неизменным – продолжение политики жесточайшей экономии. После того, как более 35 депутатов греческого парламента проголосовали против принятия третьего пакета помощи международных кредиторов, а внутри СИРИЗЫ возникла группа непримиримых – т.н. «левая платформа», считающих, что лидер партии пошел на неоправданные уступки под внешним нажимом, Алексис Ципрас сложил свои полномочия, и страна стала готовиться к внеочередным выборам. Шансы Ципраса с вечно расстёгнутым воротом сорочки вернуться вскоре триумфатором во власть высоки, поскольку евробюрократия поверила в свою способность управлять этим прежде казавшимся enfant terrible греческим левоцентристом. Правда, многое зависит от способности электората СИРИЗЫ понять и простить своего кумира, равно как и от глубины раскола в партии. Первоначально, то есть до принесения в жертву министра финансов Яниса Варуфакиса, позиция правительства Ципраса держалась на идеологических скрепах. Как выразился Мэтью Зегерс, эксперт по европейской интеграции в Утрехтском университете в Голландии, греки на переговорах с кредиторами «отвергли сам проект (помощи) как неолиберальный капиталистический заговор против народа». Согласие кредиторов сделать Греции финансовую инъекцию Янис Варуфакис сравнил с «новым версальским договором», что не имеет «никакого отношения к экономике» и к выходу на столбовую дорогу к оздоровлению. Министр национальной обороны Панос Камменос сравнил предполагающуюся распродажу «фамильного серебра» через механизм приватизации, чтобы собрать 50 миллиардов евро в качестве залога для новых кредитов, на чем настаивают заимодавцы, с «конфискацией». Между тем фрондистский фронт в Европе ширится. Романо Проди, бывший премьер-министр Италии и экс-глава Еврокомиссии (!), вынес совсем уж жёсткий приговор случившемуся: «Греция была растоптана и унижена. Европа продемонстрировала свое фарисейство и неспособность к лидерству и солидарности». Критических суждений предостаточно. Например, Диего Искаро, экономист в компании IHS Global Insight, убежден: «Этот план воспроизводит те же конструктивные дефекты, что и предыдущие, причем степень жесткости режима экономии плохо просчитана. «Тройка» ничему не научилась». Кстати, по сведениям газеты «Гардиан», советники главы МВФ Кристин Лагард отговаривали ее от того, чтобы подписаться под этим планом, поскольку он нарушает базовые принципы фонда, а именно – нельзя давать в долг тем, кто не имеет шансы расплатиться. Резонанс от торжества германской модели преодоления подобных кризисов в еврозоне огромен, и необязательно сопровождался вздохом облегчения. В своем Твиттере французский политик левого толка Жан-Люк Меленшон резюмировал: «В третий раз в нашей истории правительство Германии занимается тем, что разрушает Европу». Показателен и взгляд со стороны: американская газета «Крисчен сайенс монитор» считает, что «Германия, как европейский лидер, также потеряла кредит доверия. Ответная реакция свелась к тому, что эту страну стали изображать как «ястребиную» и ригидную, а в некоторых кругах ее стали выставлять как абсолютно злонамеренную». Пол Кругман, лауреат Нобелевской премии по экономике, настроен более категорично: «Коллапс Греции по большей части случился из-за того, что меры жесткой экономии вытянули из экономики все доходы». Наперекор расхожему мифу о безответственности и расточительности греков, П.Кругман утверждает, что прежнее руководство Греции делало достаточно для того, чтобы нейтрализовать аккумулирование негативных тенденций. Так, с середины 2000-х годов последовательно сокращались государственные расходы и увеличивались налоги. Госаппарат ужали более чем на 25%. Урезали пенсии. Однако уменьшение расходной части бюджета не давало желаемого эффекта. По мнению известного экономиста, виной тому – единая валюта ЕС, которая стиснула греческую экономику «смирительной рубашкой». Если бы у Афин оставалась драхма, можно было через девальвацию начать наращивать доходы от экспортной продукции и услуг. Но вместо драхмы – евро, над которым отдельные правительства не властны. Вместе с тем, Пол Кругман, основываясь на статистике МВФ, вычислил, что если взять соотношение доходов и расходов за 2014 год, но не брать в зачет долговую нагрузку, то есть необходимость обслуживать внешний и внутренний долг (составляет 177% ВВП), то Греция смотрится на фоне других стран еврозоны не так уж плохо. В прошлом году рост ее ВВП составил 5%, что выше, чем у большинства других стран-членов Союза. В итоге П.Кругман позволил себе сделать вывод, что модель решения греческого долгового кризиса ведет «к потере национального суверенитета без шансов на какое-либо облегчение (бремени)». Чтобы расплачиваться по векселям, Греция должна обеспечить себе устойчивый рост в 4% ВВП, как минимум. И сколько лет это займет? Два-три поколения? Два без трех не бывает, но это не гарантия, что в третий раз что-либо получится, если в первых двух случаях случилось фиаско. Такой логики придерживается автор лондонской «Гардиан» Ларри Элиот, припомнивший все благостные прогнозы, что делались экспертами Международного валютного фонда. В 2010 году они предсказывали, что Грецию ждет сравнительно недолгий период рецессии, и что экономика просядет на 6%, но в 2011 году она достигнет дна и, оттолкнувшись, начнет всплывать наверх. К тому моменту, когда в марте 2012 года приняли вторую программу помощи колыбели европейской демократии, все макропоказатели, кувыркаясь, летели в пропасть. За минувшие пять лет экономика Греции скукожилась на 25%. Это сопоставимо с разрушительными последствиями Великой Депрессии в США в период с 1929 по 1932 год. Ставки в выживании Греции как члена ЕС и участницы валютного союза запредельно высоки. То, чему мы являемся сегодня свидетелями, по мнению Ларри Элиота, – «экзистенциальный кризис». Греческая драма проецируется на состояние дел и умов во всем Евросоюзе. Завораживает логика, которую представил старший экономист в редакции левой по духу и кругу читателей газете «Гардиан» Адитья Чакраборти. Аналитик предлагает вникнуть в предложения для Греции, составленные «тройкой» в лице Европейской Комиссии, Европейского центробанка и МВФ. Их рецепт избавления от долга прост как помидор: сократить всё, что можно – государственные расходы, а это значит и инвестиции в будущее, рабочие места (нота бене: в Греции уже 26% безработных), зарплаты, пенсии, социальные выплаты, и т.д. Заметьте, поднимает палец вверх А.Чакраборти, что этот набор рекомендаций звучит и в адрес других национальных правительств. Следствием такой политики, и это только подтверждает опыт Греции, станет и уже становится падение жизненного уровня населения. В подтверждение своего тезиса экономист приводит статистику: в период с 1999 по 2013 год в Германии предписанный ее самой себе аскетический режим привел к удручающим последствиям. ФРГ теперь не страна, где тон задает высокотехнологичное производство и высококвалифицированная рабочая сила – доля неквалифицированных работников со скромными зарплатами многократно увеличилась, достигнув уровня США. За последние 14 лет германский работник не знал, по сути, что такое повышение зарплаты. Это не могло не сказаться и на мотивации, и на желании работодателей инвестировать в человеческий капитал. Вердикт А.Чакраборти как экономиста суров: это не путь к «углублению демократии», то есть максимально полному удовлетворению чаяний людей (демоса), а только способ «углубления рынка». Добавлю от себя: это лишь способ продления жизни старой экономической модели, чей срок годности, видимо, истек с наступлением полномасштабного системного кризиса в 2008 году. Греция – только один из его симптомов. Владимир МИХЕЕВ

Развитие российского лобби в Европейском Союзе – исключительно важная задача связи с тем, что Российская Федерация крайне слабо представлена в Институтах ЕС. Отсутствие налаженных связей на данном уровне, в сочетании с высокой конкуренцией на международной арене и сильными позициями ряда стран и корпораций в Брюсселе, являются серьёзными негативными факторами для отечественной экономики и внешней политики. Стремительное развитие представительств а лоббистских организаций в Брюсселе стало происходить в середине 80-х годов прошлого века. Так, если в 1985 году в Брюсселе насчитывалось 654 лоббистов [12, С. 15-18], то к моменту принятия в 1992 году первого законодательного акта, касающегося лоббирования, их было уже более 3000 [20]. Столь быстрое расширение этой сферы объясняется принятием Единого Европейского Акта 1986 года, т.к. «Единым европейским актом была расширена предметная компетенция Сообществ, проведена реформа институционного механизма, установлена окончательная дата создания единого "внутреннего рынка" (1 января 1993 г.)» [2, С. 2]. И именно крупные объединения корпораций сыграли решающую роль в процессе принятия Единого европейского акта [19, С. 95-128]. Дальнейшее усиление роли ЕС и его отдельных институтов привлекало в Брюссель всё новых лоббистов, и сейчас они представлены здесь намного шире, чем в государствах-членах. Прогнозируется, что институты ЕС и в дальнейшем будут всё больше привлекать лоббистов [13, С. 681]. Чтобы понять масштаб влияния Союза на законодательства его членов, достаточно взглянуть на цифры, приведенные в некоторых исследованиях [14,15]. Согласно статистике, национальные законодательства 27 государств ЕС на 30-40% состоят из норм и регламентов, заимствованных у ЕС, а в сфере защиты окружающей среды эта цифра составляет более 60%. Ко всему прочему, ЕС само призывает принимать активное участие в его политической жизни. Институты Союза нуждаются в информации, в первую очередь технической, предоставляемой лоббистами в процессе своей деятельности. Это объясняется объективными причинами, и связано с тем, что, зачастую, институты ЕС имеют относительно небольшой штат сотрудников, при этом объем полномочий является значительным. Следовательно, без привлечения помощи извне, выполнение возложенных на институты обязанностей порой просто невозможно. Ярчайший пример - Европейская Комиссия, общий штат которой всего около 30.000 человек, треть из которых переводчики. Поэтому вполне объяснимо, почему, например, в 2009 году при Еврокомиссии действовало около 1000 экспертных групп, общей численностью около 38.000 человек, совместно с ЕК подготавливавших законопроекты и проводивших исследования в разных сферах. Они служат важной опорой в деятельности Комиссии [9, С. 76]. По некоторым оценкам, 4/5 всех европейских директив выходят из офисов лоббистских организаций [17, С. 17-18]. При этом 67% сотрудников ЕК сами инициировали контакты с ними [6, С. 8]. Участие в работах этих групп – один из наиболее институционализированных каналов лоббирования. Сочетание условий, когда лоббисты чувствуют заинтересованность в участии в процессах, происходящих в Брюсселе, а институты ЕС это поощряют, привело к тому, что сейчас в Брюсселе около 16.500 лоббистов, действующих преимущественно на постоянной основе [11, С. 20], штаб-квартиры и офисы которых занимают престижный район Леопольд [7]. Суммарный бюджет лоббистов предположительно составляет 60-90 миллиардов евро в год [18, С. 165]. Тем не менее, эти цифры являются приблизительными, так как не учитывают некоторых данных. Например, не берутся в расчет сотрудники лоббистских компаний, работающих в сфере представления интересов в Брюсселе, но постоянно находящихся на территории государств-членов, резидентами которых являются. Если учесть и их, то по оценкам экспертов, количество лоббистов не на постоянной основе в Брюсселе достигает 100.000 человек, а это в среднем около 4000 человек в каждом государстве-члене [10, С. 20-22]. Основной целью лоббистов в Брюсселе являются Европейская Комиссия и Европейский Парламент. Это объясняется объемом полномочий, который принадлежит обоим органам. А также тем, что пока только в этих двух институтах лоббирование узаконено. Если взять в качестве примера Европейскую Комиссию, то основной целью лоббистов являются различные генеральные комиссариаты, занимающиеся деятельностью в конкретной области. В зависимости от сферы работы, комиссариаты привлекают представителей различных групп, а также разнится количество лоббистов, представляющих свои интересы. Контакты с представителями европейских институтов осуществляются при помощи следующих средств: Знакомств. Брюссель – это «маленькая деревня», где в сфере представления интересов люди неплохо друг друга знают, соответственно налаженные связи помогают. При этом важным является понятие деловой репутации, благодаря чему система довольно успешно работает. Безусловно, необходимо учитывать, что для того, чтобы иметь эти связи, их, в первую очередь, необходимо приобрести, чему способствует относительная открытость Европейских институтов и их сотрудников; Сбора и обработки информации. Осуществляется за счет постоянного отслеживания происходящих событий в Брюсселе и в других странах ЕС; Выражения своей позиции. Позиция лоббиста раскрывается в ходе бесед с журналистами и при помощи других возможностей СМИ, подготовки всевозможных документов, организации «круглых столов», семинаров и т.п. Если эти правила выразить формулой, то существует так называемый закон трёх R «the right argument, to the right person, at the right moment» (правильный аргумент, правильному человеку, в подходящий момент). Важное отличие ЕС от США: европейское законодательство открывает широкий простор и для иностранных лоббистов. Это объясняется отсутствием положений, ограничивающих представительств о в ЕС лоббистских организаций, не только являющихся резидентами потенциальных членов Союза, но пока не вступивших в него, но также в силу объективных географических причин, не позволяющих на это претендовать (страны Латинской Америки, США, Канада, страны Азии и другие). Следовательно, ЕС привлекает лоббистов со всего мира, желающих отстаивать свои интересы в Единой Европе. Лоббисты в большинстве своём оказывают влияние на сотрудников Европейской Комиссии, работающих на более низких уровнях. Это объясняется тем, что сотрудники непосредственно разрабатывают различные документы, в то время как сотрудники более высокого положения выполняют координационные функции, а, следовательно, только задают направление, но меньше вникают в детали. При этом, учитывая их статус, доступ к ним со стороны лоббистов более затруднен, чем к большинству служащих Европейской Комиссии [6, С. 25]. Также в процессе контактов учитываются личностные критерии лоббируемого, такие как национальность, политическая принадлежность и личное знакомство [6, С. 52]. Можно сказать, что данная сфера успела хорошо сформироваться за последние десятилетия и представляет собой отлаженный механизм законотворчества. Например, Норвегия, не входящая в ЕС, население которой около 5 миллионов жителей, представлена 47 организациями. Польша, являющаяся новым членом Союза, но благодаря большой численности населения, имеющая значительное представительств о в институтах ЕС и самое большое влияние из всех новых членов, представлена 97 организациями. США имеют 159 организаций, воздействующих на решения, принимаемые в Брюсселе, а Германия 854 [22]. И это только официальные цифры. Часть компаний организаций напрямую финансируются через МИДы разных стран для отстаивания национальных интересов. В то же время, число российских организаций в Брюсселе крайне мало и явно недостаточно для отстаивания наших интересов: их пока всего пять. Штат компаний состоит из нескольких человек, которым приходится конкурировать с представительствами огромных корпораций. Именно это, отчасти, объясняет слабое влияние России в ЕС и ее негативный имидж. И, как следствие, упомянутые проблемы, в совокупности с усилением роли ЕС как в государствах-членах, так и во всём мире, объясняют некоторые неудачи российской внешней политики в экономике и других сферах. Однако необходимо отметить, что изменение ситуации в лучшую сторону возможно и является выполнимой задачей. Денис ДОБРОСМЫСЛОВ Ильин Н.Ю. Основы права Европейского Союза – М.: Норма, 2008; Кашкин С.Ю. Право Европейского Союза: учебное пособие (отв. ред. С.Ю. Кашкин). – 3-е изд., перераб. и доп. – М.: Проспект, 2011; Лавров Ю. «ЛУКОЙЛ» активно развивает деловые связи с институтами ЕС и европейским бизнес-сообществом // Нефть России, № 9, СЕНТЯБРЬ 2011; Balme R., Chabanet D. European governance and democracy: power and protest in the EU // Lanham, Maryland, 2008; Broscheid A., Coen D. Lobbying Activity and Fora Creation in the EU: Empirically Exploring the Nature of the Policy Good // Journal of European Public Policy, 14, no. 3, 2007; Cohen D., Richardson J. Lobbying the European Union: Institutions, Actors and Issues // New York, 2009; Corporate Europe Observatory (CEO) , «Brussels the EU quarter», Amsterdam, 2005; Dragoeva G. IINFLUENCE ET ETHIIQUE DU LOBBYIING COMMUNAUTAIIRE // Memoire de Master 2 Entreprise et Droit de l'Union Europeenne. 2008-2009; Eade D., Burley H., Dinan W., Haar K., Hoedeman O., Wesselius E. Bursting the Brussels Bubble // published by the Alliance for Lobbying Transparency and Ethics Regulation in the EU (ALTER-EU), Brussels, 2010; Gueguen D. Lobbying Europeen // Brussels, 2007; Gueguen D. Lobbying Europeen // Brussels, 2008; Green-Cowles M. The Rise of the European Multinational // International Economic Insights, July/August 1993; Hauser H. European Union Lobbying Post-Lisbon: An Economic Analysis // BERKELEY JOURNAL OF INTERNATIONAL LAW, Vol. 29:2, 2011; Jong E., Herweijer M. European influence on Dutch legislation in the past 30 years // paper prepared for the NOPSA conference 2005, 11-13 August 2005, Reykjavik, Iceland; Kafsack H. EU macht weniger Gesetze als angenommen // Frankfurter Allegemeine Zeitung, 3 September 2009; Kurchevskaya U. Lobbying in the European Union // Journal of the Polish Institute of International Affairs, Volume 2, №3(4), 2002; Lecherbonnier B. Les lobbies a l'assaut de l'Europe // Paris, 2007; Minder R. The lobbyists that have taken Brussels by storm // Financial Times, 19 January 2006; Der Spiegel of 13 November 2006; Sandholtz W, Zysman J. 1992: Recasting the European bargain // World Politics, 42, 1989; European Commission, SEC (92) 2272 final, An Open and Structured Dialogue between the Commission and Special interest groups; Данная информация взята с сайта: URL: http://ec.europa.eu/transparencyregister/ Данная информация взята с сайта: URL: http://www.gpluseurope.com/home

Летний политический штиль на Апеннинах неожиданно взорвала бомба, точнее, цифра: 35%. Именно столько взрослых итальянцев, как показал опрос населения, проведенный по заказу газеты «Стампа», доверяют сегодня председателю правительства, молодому энергичному Маттео Ренци. Этот показатель точно соответствует уровню 2013 года, когда М.Ренци был не слишком известным в стране мэром Флоренции. Столь низкий результат получен в условиях, когда у населения Италии растёт уверенность в восстановлении национальной экономики, причём этот показатель оптимизма увеличивается даже более высокими темпами, чем в среднем по Европейскому Союзу, охваченному затяжным финансовым кризисом. Среди лидеров «двадцати восьми», чье имя постоянно на слуху, итальянский премьер оказался на скромном пятом месте, уступив не только греку Ципрасу, немке Меркель и британцу Кэмерону, но и испанцу Рахою. Вряд ли утешением Ренци может служить то, что ему удалось опередить француза Олланда с его очень скромными 22% популярности. Какими далёкими сегодня должны казаться итальянцу рекордные 67%, завоеванные в 2014 году во время выборов в Европейский Парламент! Однако в родной Италии глава правительства – второй по популярности деятель, после президента республики Серджо Маттареллы (сейчас 61%, но сразу после приведения к присяге было 75%). Остальные политики сегодня очень обесценились в глазах итальянцев. Достаточно сказать, что недавний «анфан террибль» этой страны Сильвио Берлускони получил в ходе того же опроса всего лишь 13-процентную поддержку. Немаловажно и то, что возглавляемая М.Ренци Демократическая партия лидирует среди других политических организаций Италии: сейчас её поддержали бы 33,5% избирателей. А всего год назад разрыв между рейтингами премьера и его партии достигал почти 20 пунктов. Однако все левые силы Италии сегодня не превзошли бы на парламентских выборах и 38%. Анкетирование также показало рост опасений итальянцев, вызванных нынешней напряженной ситуацией на международной арене. Достаточно сказать, что 32% жителей Апеннин сегодня побаиваются покидать свою страну, тогда как год назад таких было 17%. Игорь ЧЕРНЫШОВ

Конфликт Барселоны с Мадридом каталонцы считают неизбежным По мере приближения парламентских выборов в Каталонии, экономически самого развитого автономного региона Испании, испаряется вероятность достижения соглашения между центральным правительством и силами, добивающимися полного отделения от остальной части королевства. Вину за это большинство испанцев почти в равной мере возлагают и на председателя кабинета Мариано Рахоя, которого упрекают в пассивности, и на главу каталонского правительства, лидера сепаратистов Артура Маса, критикуемого за чрезмерный радикализм. Каталонские избиратели должны сказать своё веское слово 27 сентября. Более 60% из них, как показал недавний опрос населения, проведённый фондом «Метроскопия», окончательный разрыв с Мадридом считают почти неизбежным. Однако в остальной части Испании 55% опрошенных надеются, что целостность страны можно сохранить. Показательны и такие данные: 47% жителей Каталонии видят в отделении своей территории от остальной Испании только преимущества, но немало и тех (39%), кто опасается предстоящих тяжёлых последствий этого шага. Острый политико-институциональный кризис длится не первый год (см. «Испания: Каталония стремится на волю», №9(79), 2013). Противники раскола королевства совпадают во мнении, что Каталония должна оставаться неотъемлемой частью испанского государства, и считают неприемлемым одностороннее провозглашение независимости, за что ратуют влиятельные силы по другую сторону реки Эбро. Проблему осложняет и то, что сторонники сохранения единства видят его по-разному: вторая по влиятельности политическая сила – испанские и каталонские социалисты – не намерены отказываться от борьбы за федеративное устройство страны, хотя для него необходимо изменить конституцию. А вот в этом вопросе взаимопонимание среди политиков полностью отсутствует, хотя население начинает видеть в федерализме возможный выход из патовой ситуации. Во всяком случае, уже более половины жителей Каталонии согласны с превращением королевства в федеративное государство, а в остальной части страны эту идею поддерживают 34% избирателей. Результаты предстоящего волеизъявления и должны показать, пользуются ли сепаратисты поддержкой большинства населения автономии для продолжения борьбы за отделение своего региона. Андрей СМИРНОВ

В то время как британский премьер Дэвид Камерон готовится провести референдум о членстве страны в Евросоюзе в июне 2016 года, он же категорически отвергает саму мысль о возможном повторении шотландского плебисцита о судьбе унии двух королевств. Мыслящие категориями национальной «незалежности» горцы не смогли набрать большинство на референдуме 18 сентября 2014 года, уступив 11 пунктов сторонникам сохранения союза с южными соседями (см. «Шотландия не подала на развод с Англией», №9(91), 2014). Для Лондона вопрос закрыт, тем более что в ходе кампании за отделение и бывший лидер Шотландской национальной партии Алекс Салмонд, и его сменщица на посту Никола Стерджен (фамилия переводится как «осётр») убеждали: такой шанс выпадает только однажды при жизни одного поколения. Подхватывая этот мотив, британский премьер ныне говорит, что результаты волеизъявления были убедительными, не нуждающимися ни в апелляции, ни в повторной попытке. Однако новый лидер ШНП, занимавшая своего рода «соглашательскую» позицию, теперь интригует, пробрасывая пробный шар: мол, референдум можно провести заново, и дело только в определении даты. Видимо, в смене настроений сыграли свою роль неутихающие сепаратистские страсти (членский состав ШНП, на удивление, растет). Важно выбрать удобный момент, наставляет госпожу Стерджен давний глава партии Гордон Уилсон, советующий не торопиться. Заказывать референдум можно только тогда, учит ветеран, «когда знаешь, что сможешь на нем победить». Более того, в условиях федеральной структуры власти согласие на проведение такого судьбоносного волеизъявления граждан может дать только Вестминстерский парламент, иначе он будет нелегитимным. Что не связывает ни язык, ни руки последовательным самостийникам, как Алекс Салмонд, считающий, что повторный референдум – «неизбежность». В доказательство мистер Салмонд приводит три довода: во-первых, Шотландия так и не получила от центрального правительства в Лондоне подлинной автономии (home rule); во-вторых, если в 2016 году англичане выскажутся на общенациональном референдуме против сохранения своей членской карточки Евросоюза, это не обязательно совпадет с мнением горцев, которые не мыслят себя вне сообщества; в-третьих, как выражается этот колоритный упитанный эксцентрик, «вместо того, чтобы получить по максимуму деволюцию (дополнительные полномочия по самоуправлению), мы получили режим максимальной экономии». Таким образом, в отношениях между двумя королевствами царит временное затишье перед очередной бурей. Среди шотландцев остались ретивые сторонники суверенизации своего горного края, и они могут размножиться по мере того, как накапливаются проблемы Британии в целом. Сегодня никто не может гарантировать, что к следующему лету не раздастся призывный клич: хотим, мол, референдум дубль-два, а там хоть нефть не фонтанируй. Владимир МИХЕЕВ

Поговаривают, что партийные бонзы добавили его в список кандидатов на выборах нового лидера лейбористов, что состоятся 12 сентября, исключительно из желания не превращать это предполагающееся священнодействие в рутинное заполнение продуктовой корзинки в супермаркете. Посчитали, что 66-летний чудаковатый аскет, старожил палаты общин, вот уже 33 года избирающийся от лондонского округа Ислингтон, способен оживить внешне рутинные крысиные гонки, исход которых заранее, как водится, предрешили теневые вожди, «делатели королей», мастера подковерной интриги. Ошибка вышла. Джереми Корбин не превратился ни в джокера в шутовском колпаке для увеселения площадного люда, ни в кордебалет для подтанцовки и разогрева публики у якобы фаворитов в гонке на заполнение вакансии лидера Лейбористкой партии, пережившей самое сокрушительное поражение на последних парламентских выборах. В середине августа опрос, проведенный службой опинионики YouGov, отдал аутсайдеру (согласно написанному не им сценарию) 53% голосов, что на 32 пункта больше, чем у предполагавшегося победителя, Энди Бэрнэма, сподвижника прежнего лидера Эда Милибэнда, и на 35 пунктов выше, чем у другой претендентки, Ивет Купер. Взлет популярности парламентария, которого пресса третировала как «динозавра» и высмеивала его старомодные левые взгляды, застал лейбористских тяжеловесов, по американскому выражению, со спущенными штанами. Началась, если верить парижской газете «Фигаро», легкая «паника». В травлю нежданного фаворита включились все именитые партийные гранды. Экс-премьер Тони Блэр заявил, что всем, кому пламенный мотор в груди велит поддержать кандидатуру Корбина, должны сделать пересадку сердца. Другой «экс», преемник Блэра по имени Гордон Браун, призвал найти «убедительную» альтернативу Дэвиду Камерону, к которым верный своим замшелым идеалам Корбин не относится. Лорд Мандельсон попытался убедить трех остальных претендентов выйти из игры, чтобы сорвать выборы и тем не допустить Корбина к лидерству. Чем вызван страх лейбористского истеблишмента перед Джереми Корбиным, вегетарианцем, убежденным трезвенником, предпочитающим велосипед автомобилю? Если упрощенно, то он – не человек системы, не вполне рукопожатый, олицетворяющий собой городского эксцентрика, по-детски ностальгирующего по романтическим идеалам лейборизма времен своей молодости. Он – радикал, когда говорил, что у Карла Маркса «есть чему поучиться». Он – диссидент, когда выступал против отправки британского экспедиционного корпуса воевать вместе с американцами в Ираке, чтобы свалить не прозападный режим Саддама Хусейна. Он – пацифист родом из 1980-х, потому как ратует за ядерное разоружение. Наконец, он опасный кейнсианец, предлагающий ренационализировать железные дороги Британии, переданные в частные руки именем Маргарет Тэтчер. Этот идеологический винегрет, тем не менее, пришелся по вкусу многим бывшим и еще не состоявшимся сторонникам левой альтернативы. Лидер тред-юниона работников связи Дейв Уорд от имени 200 тысяч членов этого профсоюза вывел формулу: Джереми Корбин – «лекарство от вируса под названием Блэр, поразившего чрево лейбористской партии». Далее последовал чисто революционный лозунг: «Мы отвергаем центристскую позицию для лейбористов». Этот тред-юнион выступает за программу действий, которая предполагает «справедливое распределение богатств, создание рабочих мест и достойную зарплату». Стоит ли удивляться, что вокруг Корбина как знамени перемен к «старому и доброму» сбиваются представители различных социальных и демографических групп. Появились свидетельства, что с весны число членов партии и активистов выросло с 200 до 600 тысяч. Троекратный рост говорит о многом, равно как и число добровольцев, включившихся в кампанию по продвижению кандидатуры Корбина: их более 10 тысяч, что и не снилось его конкурентам. Четыре тред-юниона, а они остаются, как изначально задумано, коллективными членами Лейбористской партии, этим летом перевели в фонд поддержи Корбина 100 тысяч фунтов. Малость, но симптоматичная малость. По всем признакам, ветер наполняет паруса неортодоксального, по нынешним временам, политика со шкиперской бородкой. Сканы аудитории, которые он собирает, показывают: возвращаются сторонники исконного лейборизма, люди уже зрелого возраста, и вовлекаются в орбиту анти-мейнстримовского политика молодые люди, из тех, для кого политика жесткой экономии последних лет, начиная с 2008 года, обернулась отсутствием работы и жизненных перспектив (к примеру, невозможностью когда-либо обзавестись собственным домом). Психологический фактор «феномена Корбина» понятен: он не похож на выходца из закрытого, почти элитарного клуба лейбористской партноменклатуры, тем более, что на протяжении многих лет, выступая в парламенте, позволял себе вольнодумство и крамолу. Учитывая глубокое разочарование низов в способности верхов предлагать здравые решения все умножающимся проблемам внутри страны и вовне, Джереми Корбин воспринимается как дуновение свежего бриза. По мнению значительной части левого электората, он и есть та самая вожделенная альтернатива, взыскуемая огорченными островитянами. Корбин – это кандидат надежды. Корбин – символ не самих перемен, потому как таковых в его послужном списке не значится, а предчувствия того, что они неизбежны и должны быть персонифицированы. Насколько ожидания оправданны? Возникают сомнения, когда начинаешь разбирать предвыборные лозунги, звучащие как обещания в случае обретения власти. К примеру, Корбин предлагает создать общенациональный инвестиционный банк, чтобы финансировать строительство железных дорог и муниципального жилья. Корбин хочет отказаться от платы за обучение в вузах. Но это потребует поднять налоги на доходы корпораций на два процента и на семь процентов для тех, чьи доходы превышают 50 тысяч фунтов в год. На поверхности – торжество социальной справедливости (с этим не поспоришь) при указании источников дополнительных доходов для бюджета, откуда и должны покрываться расходы. Все вроде сходится, да не совсем. Да, 50 тысяч фунтов – выше среднестатистического дохода. Но не запредельно выше. Значительная часть зажиточной прослойки, скажем, обитающей на юго-востоке Англии, едва ли сочтет для себя приемлемой субсидировать студентов, которые, получив дипломы, затем будут претендовать на занятие высокооплачиваемых должностей. Тема повышения налогов на бизнес – стара, как холмы Шотландии. Важно не придушить курицу, несущую золотые яйца. Для бывшей мастерской мира, вынужденной мириться с внешнеторговым дефицитом, спасительным кругом служат инвестиции со стороны, которые приходят только в том случае, если островной бизнес чувствует себя в хорошей форме и способен генерировать прибыль. Идея масштабных инвестиций в экономику, включая энергетический сектор и высокие технологии, сама по себе неуязвима. Но средства предлагается изыскать с помощью т.н. «народного количественного смягчения» (People's QE – Quantative Easing), по аналогии с эмиссионной политикой Федеральной резервной системы США, дающей таким образом «добро» на печатание долларов. Но фунт стерлингов в отличие от доллара не выполняет функцию основой мировой резервной валюты, а потому накачка рынка денежной массой закончится инфляционным галопом. Таким образом, рецепты того, что окрестили «корбиномикой», сомнительны, ибо неосуществимы в нашем неидеальном мире. По выражению автора консервативной по духу лондонской газеты «Дейли телеграф» Мэтью Линна, на фоне Корбина прежний лидер лейбористов Эд Миллибэнд выглядит этакой Маргарет Тэтчер, апостола экономической, а заодно социальной модели, когда выживает сильнейший, а неудачник плачет, судьбу свою кляня. Другой язвительный критик из того же издания, Дэн Ходжес, посетив митинг с участием Корбина, дается диву, что программа исцеления Британии от недугов сводится к примитивным и популистским разглагольствованиям типа: «Давайте построим больше жилых домов, обучим еще больше медсестер, дадим каждому по хорошей зарплате. Ура!!!» Забавно, иронизирует автор, кто будет против таких лозунгов? Ходжес завершает свои наблюдения, называя Корбина «лже-пророком». В свою очередь Мэтью Линн подымается до уровня высших обобщений: «Мы живем в эпоху анти-политики. От Найджела Фараджа (см. «Феномен Фараджа», №10(92), 2014) до Николы Стэрджен (лидер Шотландской национальной партии. – Прим. авт.) внесистемные политики захватывают воображение людей, вне зависимости от того, правые они или левые. По всей Европе лево-радикальные партии, такие как СИРИЗА в Греции (см. «Алексис Ципрас как зеркало европейской революции», №7-8(101), 2015) или «Подемос» в Испании, замещают собой традиционных социал-демократов». К этой категории аутсайдеров принадлежит и Джереми Корбин, живущий, по выражению Линна, «в придуманном мире, где деньги можно извлекать из воздуха, а любая проблема решается с помощью государственного регулирования». В одном можно согласиться с идейными оппонентами Корбина: его рецептура для лечения английской болезни отдает таким же догматизмом, как и тэтчеровская революция национального и личного эгоизма. При «доигрывании» могут вспомнить 1983 год, когда лидер лейбористов Майкл Фут круто завернул руль влево, отчего его партийную программу сравнили «с самым длинным из когда-либо написанных писем самоубийцы». Джереми Корбин может повторить и судьбоносную ошибку, и фиаско Фута. Тем не менее, в британском обществе запрос на левую альтернативу, что показал феномен Корбина, по-прежнему существует. Любой, кто взойдет на капитанский мостик у лейбористов, будет вынужден с этим считаться. Корбин – эхо глухого раздражения. Он, по своей миссии, – застрельщик, а потому заведомо приговоренная жертва. Владимир МИХЕЕВ

Самый читаемый французский автор Мишель Уэльбек вступил в клинч с ведущей газетой страны «Монд». Причиной стала публикация пространных статей о жизни этого сторонящегося света софитов писателя и поэта. Впрочем, журналистке пришлось собирать сведения о нём из разных источников и ссылаться на слухи, поскольку сам современный классик отказался предоставить интервью. Ранее мэтр признавался, что терпеть не может «охоту» средств массовой информации на знаменитостей. Теперь, по его словам, он подвергается преследованию журналистки Арианы Шмэн, которая в своих материалах якобы использует непроверенную информацию и выдумки о его жизни. Серия статей о нём многозначительно озаглавлена «Шесть жизней Мишеля Уэльбека». Писатель пригрозил подать на газету в суд и призвал поступать также своих собратьев по перу. Однако назначенный недавно главным редактором «Монд» Жером Фенольо немедленно поднял перчатку, брошенную знаменитостью. Он назвал неприемлемой попытку запугать автора публикаций судебным преследованием, и заявил, что материалы основаны на фактах. В пику этой газете М.Уэльбек неожиданно дал обширное интервью её конкуренту – «Фигаро». В нём он повествует и о некоторых эпизодах своей жизни, реконструировать которые Ариане пришлось из многочисленных бесед со знакомыми литератора. Кстати, экстравагантный писатель наконец-то объяснил одну из интригующих читателей загадок: почему он избрал своей резиденцией в Париже некую неприглядную башню посреди китайского квартала? Всё очень просто, сказал М.Уэльбек: «Я чувствую себя там вполне спокойно. Китайцы – люди скромные, и среди них легче жить анонимом». Последний по времени роман М.Уэльбека – «Подчинение», появившийся в начале этого года, только во Франции разошелся более чем полумиллионным тиражом. Его произведения переведены на многие языки, в том числе, русский.

Международная конвенция по запрету наркотиков, принятая в 1961 году, устарела и нуждается в реформировании, считает группа британских депутатов и членов палаты лордов. Курильщики марихуаны обладают правом не утаивать свою привычку, заявили эти парламентарии, сославшись на одну из статей Европейской конвенции прав человека, которая предусматривает право на личную и семейную жизнь. Два года назад эта межпартийная группа, создавшая соответствующий неформальный комитет, уже выступала за «декриминализацию героина и кокаина», а также за узаконение лицензированной торговли «мягкими» наркотиками. Британские законодатели настаивают на том, что производство, использование и торговлю наркотическими средствами в небольших количествах для личного использования запрещать нельзя, дабы не нарушать Всеобщую декларацию прав человека. По оценке этих парламентариев, запретительная политика оказалась абсолютно неэффективной во всех странах, и настало время изменить подход к решению важной проблемы – хотя бы в экспериментальном порядке. В качестве примера для подражания приводится Голландия, где «травка» официально продается в специализированных кафе. Кроме того, послабления введены уже в четырёх штатах США. Сторонники такой политики заявляют, что монополией на торговлю марихуаной могли бы обладать государство или некоторые некоммерческие организации. Однако эта инициатива встречает неприятие со стороны многих законодателей, которые считают некорректными ссылки на права человека, а также подчеркивают, что послабления могут значительно обострить проблему наркомании. Что касается исполнительного органа власти Великобритании, то его представитель был краток и строг: «Правительство не намерено декриминализировать или легализовать наркотики».

Гром прогремел в ходе арбитражной процедуры между двумя бывшими югославскими республиками, а ныне – странами-членами ЕС, Хорватией и Словенией. Первая из них со скандалом и в одностороннем порядке вышла из арбитража, который она ведет с 2009 года с соседкой относительно разграничения акватории между ними. Объектом противостояния, длящегося с 1990-х годов, с момента распада Югославии, является залив Пиран, расположенный в северной части Адриатического моря. Словения, которая владеет лишь 46 километрами морского побережья, считает этот участок жизненно важным для своих интересов. Наличие этого территориального спора было одним из важных препятствий на пути вступления Хорватии в ЕС, полноправной участницей которого она стала в 2013 году. Урегулирование тяжбы через международный арбитраж было одним из условий ее приема. Однако в конце июля в вялотекущей процедуре вспыхнул скандал, когда достоянием гласности стали переговоры словенского судьи из Постоянной арбитражной палаты с представителем Словении по этому делу. Они обсуждали, каким образом эффективнее склонить чашу весов на сторону этой страны. В этих условиях оба деятеля предпочли подать в отставку, однако Хорватия сочла эту инстанцию предвзятой. Премьер-министр страны Зоран Миланович объявил о выходе из процедуры. Его словенский коллега Миро Церар заявил о невозможности таких односторонних действий. Теперь непонятно, как будет развиваться конфликт. На переговорах о приеме Хорватии в ЕС Словения, вошедшая в это объединение в 2004 году, грозила применить право вето, если хорваты не согласятся на арбитраж. Палата должна была вынести вердикт в декабре 2015 года. Андрей СЕМИРЕНКО

Французские парламентарии работают ударными темпами, принимая все больше важных законов, однако их применение на практике все чаще откладывается, а то и вовсе не происходит. Сменяющие друг друга правительства это прекрасно понимают, пытаются принимать меры, однако раз за разом оказываются не в состоянии обеспечить должный результат. Происходит это потому, что различные правительственные структуры очень медленно готовят подзаконные акты (т.н. декреты), которые определяют порядок применения норм нового закона. Парижская газета «Монд» напоминает, что в 2008 году тогдашний глава правительства разослал подчиненным циркуляр, в котором требовал обеспечить действенное применение принятых законов: «Всякий законодательный акт, который остается без применения, является свидетельством неуважения к представителям народа и небрежности по отношению к чаяниям сограждан». Эти пышные слова, если и повлияли на министров и министерства, то проблему не решили. Правда, с тех пор на специализированном сайте дважды в год стали публиковать сведения о применении нового законодательства на практике. Последние доступные данные подводят итог по состоянию на 30 июня 2014 года. Они свидетельствуют, что уровень применения новых законов составляет 59%. Иными словами, без необходимых декретов остается чуть меньше половины законотворчества французских депутатов и сенаторов. К слову, по состоянию на 31 декабря 2009 года, еще при прежнем большинстве, этот показатель достигал 84%. Алексей СТРАШЕВ

Европейские страны буквально захлёбываются в накатывающих на них волнах иммигрантов. Попытки решения этой насущной проблемы выливаются в горячие, чтобы не сказать горячечные, политические дебаты, в которых поиск истины чаще подменяется стремлением получить сиюминутные политические выгоды. Но проблему все-таки решать надо, поэтому весьма полезно прислушаться к мнению эксперта, которого трудно заподозрить в политической ангажированности. Даниэль Тюм из Констанцского университета считается в Германии одним из ведущих специалистов в области иммиграционного права. Может ли он предложить разумные рецепты? Правы ли, по его мнению, те, кто подобно венграм рассчитывают с помощью возводимых на границах заборов пресечь поток нежелательных приезжих? Стоит ли восстановить пограничный контроль, разрубив шенгенское пространство на национальные сегменты? Прежде всего, надо констатировать очевидное, считает эксперт. Необходимо дифференцировать людей, ищущих убежища, в зависимости от того, из какой страны они прибыли. Скажем, в государствах Западных Балкан ситуация совершенно иная нежели в Сирии, Афганистане или Эритрее, где люди действительно подвергаются преследованиям по политическим мотивам. Поэтому понятно, что косовские албанцы, чуть ли не строем топающие в поисках счастья в благополучные страны Европейского Союза (см. «Косово: иллюзии иссякли»), на получение статуса беженца рассчитывать не должны, уверен Д.Тюм. Значит, для экономических беженцев дверь в Германию закрыта? По мнению эксперта, те, кто просто ставит перед собой цель избавиться от мучительной жизни в нищете, ошиблись адресом, и в ФРГ таким делать нечего. Но часто проблема заключается в том, что, хотя в получении статуса беженца этим людям отказано, они просто остаются жить в стране и высылка их восвояси, вроде бы обязательная, предусмотренная законом, так и не происходит. Какое-то время они преспокойно живут-поживают в Германии, а когда подходит срок, подают запрос на предоставление права на пребывание. Заметим, бундестаг несколько недель назад облегчил положительное решение подобных запросов. И те, кому было отказано в получении статуса беженца, приобретают право легально оставаться в стране. Что это как не довольно эффективно действующий канал экономической иммиграции? Но, возможно, в случае с приезжими с Западных Балкан, без стеснения стремящихся присоседиться к чужому пирогу, поможет то, что этот регион утратит для немецких чиновников свой нынешний статус, а расположенные там страны перейдут в категорию «безопасных»? Именно об этом сейчас в Германии ведутся активные споры (см. врез 1). Д.Тюм вовсе не считает это панацеей, поскольку миграционные потоки вызываются к жизни многими причинами. Частично они порождаются трудностями жизни в странах происхождения. Но многое зависит и от тех условий, которые беженцам создаются в странах, куда они активно стремятся. Поэтому изменения должны быть комплексными. Скажем, запросы на предоставление убежища следует обрабатывать значительно быстрее, а германские бюрократические мельницы мелют неспешно. Сейчас чиновники работают так же, как мокрое горит. А если бы решения принимались в большем темпе, то и псевдобеженцы поняли бы, что резину тянуть им не удастся и перспектив зацепиться в Германии у них просто нет. Да и сами немцы, в большинстве своём весьма недовольные наплывом незваных гостей, видели бы, что власти не просто плывут по течению, а пытаются решить назревшую проблему. Д.Тюм не думает, что жизнь в западнобалканских странах стала образцом комфорта и спокойствия, но это отнюдь не повод с распростёртыми объятиями принимать всех, кому вздумалось переселиться в более благополучные края. Никаких целенаправленных преследований в том смысле, который позволил бы обосновать предоставление убежища, там не ведётся. Даже в отношении цыган, составлявших заметную часть потока «понаехавших». По мнению эксперта, желание попытать счастья в Германии, которое активно проявляют приезжие с Западных Балкан, можно было бы сильно охладить, если бы им урезали сумму, выдаваемую в качестве карманных денег во время пребывания в Германии. Её уже предлагали серьёзно ограничить, поскольку сейчас содержание, которое гости получают в Германии, в родных пенатах для таких экономических беженцев – недостижимая роскошь, к которой они готовы стремиться сквозь все преграды. Беда в том, что Конституционный суд ФРГ уже принял ряд решений, которые осложняют проведение в жизнь даже такого, казалось бы, очевидного решения как сокращение незаслуженной «пенсии» для липовых беженцев. Вполне разумен был бы и такой вариант обеспечения беженцам «достойных условий существования», на которых непреклонно настаивают гуманисты из правозащитных организаций. Вместо денег, которые можно израсходовать самыми разными способами, в том числе, и способными привести в ужас всех озабоченных проблемами беженцев, им можно было бы выдавать талоны на товары и сертификаты на оказание услуг. Д.Тюм считает такой вариант более оправданным, чем нынешнее положение дел. Собственно, раньше так и поступали, но потом – заметим, по настоянию некоторых федеральных земель! – от этой практики отказались. Как раз накануне взлёта числа беженцев… Для тех, кто прибывает в Германию с Западных Балкан, баварский Христианско-социальный союз предлагает строить лагеря прямо рядом с границей, не развозя их по всей территории ФРГ. Разумеется, слово «лагерь» навевает в Германии не самые приятные воспоминания. Равно как и термин «беженцы второго сорта», который тут же пустили в оборот вездесущие правозащитники. Но министр внутренних дел ФРГ Томас де Мезьер дал оппонентам отповедь, сказав, что дискуссию об ужесточении иммиграционного законодательства надо вести без политических шор. Д.Тюм согласен с этим и считает, что в Германии слишком мало отправляют обратно на родину тех, кому было отказано в предоставлении статуса беженца и делать это надо активнее. Поможет ли решить проблему введение визового режима, скажем, с теми же западнобалканскими странами? Ведь после того, как он был отменён, резко взлетело число соискателей статуса беженца. Здесь все дело в том, что для возврата к прежнему положению необходимо получить одобрение на общеевропейском уровне. Казалось бы, что может быть проще и разумнее, чем просто исключить определённые страны из числа тех, от граждан которых принимаются заявки на предоставление убежища? Но для этого необходимо внести изменения в общеевропейские нормы и правила, что по сложности вполне можно приравнять к подвигам Геракла. К тому же это займёт весьма продолжительное время: чиновники в европейских столицах тоже торопиться не любят. Пока дело выглядит так, что всё закончится произнесением грозных слов, пусть даже и прозвучавших из уст самой Ангелы Меркель. Но когда все ограничивается разговорами, на искателей лучшей жизни это оказывает, скорее, стимулирующее воздействие. Руководствуясь известным принципом «кто не успел, тот опоздал», они только быстрее стремятся к своей цели, пока на пути не возникли дополнительные преграды. Скажем, обычно в летнее время приток беженцев в Германию спадал. Но только не в этом году, когда, похоже, он может оказаться рекордно высоким. Андрей ГОРЮХИН   Позиции пока расходятся Между партнёрами по правящей в Берлине большой коалиции – христианскими демократами и социал-демократами – в подходе к проблеме иммиграции есть различия, которые невозможно не заметить. «Геноссен (товарищи)», как называют социал-демократов, выступают за принятие закона об иммиграции, мотивируя это тем, что в стране не хватает квалифицированной рабочей силы. (см. врез 2) Между прочим, ФРГ и так стоит на втором месте в мире – после США – среди стран, являющихся желанной целью иммигрантов. Президиум ХДС будет обсуждать эту тему в середине сентября, чтобы затем вынести её на съезд. Как в партии относятся к возможности принятия нового закона? Вроде бы не так давно Ангела Меркель положительно отозвалась об этой перспективе, и это позволило социал-демократам заговорить о том, что она-де «приблизилась к реальности». Возможно, здесь сказалось то, что христианские демократы, похоже, решили пойти на размен – они согласятся на принятие закона, а их партнёры пойдут на то, чтобы снять с выходцев из западнобалканских стран ярлык «опасных для проживания». Но все дело в том, что у ХДС есть ещё один младший партнёр – баварский Христианско-социальный союз (ХСС), который резко противится самой возможности принятия нового закона. Глава этой партии Хорст Зеехофер подчеркнул, что «при участии ХСС не может быть принят закон об иммиграции в Германию, который привёл бы к увеличению притока приезжих». Разумеется, на его голову обрушивались и продолжают рушиться обвинения в местном баварском популизме, сравнения его аргументов с застольными беседами в пивной и причисление его к ксенофобам из движения рассерженных граждан «Пегида». Лидер гессенской земельной организации СДПГ Торстен Шефер-Гюмбель язвительно заметил, что «господин Зеехофер регулярно прочерчивает пограничные «красные линии». Мы знаем, что зачастую на следующий день они перестают действовать». Ясное дело, это более чем прозрачный намёк на то, что ХДС, играющий в союзе с ХСС роль безусловного запевалы, объяснит строптивым баварцам, куда они могут засунуть свои протесты. Правда, на сей раз все может сойти не так просто, поскольку чревато очень сильным ударом по авторитету ХСС в родной Баварии. О каком законе речь? Долгими десятилетиями иммигранты прибывали в Германию сотнями тысяч, и никакой полемики это в обществе не вызывало, поскольку была уверенность, что явление это временное и они в конце концов вернутся в родные края. Тогда и родился прочно вошедший в употребление эвфемизм – «гастарбайтер», дословно – «гость-работник». Как мы все знаем, это гостевание изрядно затянулось, чего при минимальной дальновидности вполне можно было ожидать. Но предпочитали делать вид, что всё идет, как задумано, пока не осознали, что в стране обосновались миллионы людей, совершенно не собирающихся никуда уезжать. А уж для тех, кто за эти годы родился в ФРГ, турецкие или арабские деревни, из которых уехали их родители, стали и вовсе чуждым миром. Но поток приезжих не иссякал, и в 2005 году в силу вступил первый в истории Германии иммиграционный закон. Теперь в него собираются вносить изменения, с которыми согласны не все, взять хотя бы баварский Христианско-социальный союз. Но приток приезжих надо серьёзно регулировать, нравится это кому-то или нет. В 2014 году в Германию прибыло 1,23 миллиона иммигрантов – такого не бывало с 1993 года. Пусть эксперты продолжают горячо спорить, сможет ли без такого притока рабочей силы обойтись германская экономика. Мы же отметим, что этот поток делится на четыре основных группы – граждане ЕС, беженцы и лица, просящие предоставления политического убежища, люди, приехавшие в соответствии с законом о воссоединении семей и граждане третьих стран, прибывшие на работу в ФРГ. Заметим, что последняя категория составляет в общей массе приезжих скромные 5%. Переселенцы из других стран ЕС тоже, как правило, без работы сидеть не станут. Чего ждать от двух других категорий приезжих, вы и сами легко догадаетесь. Так вот, иммиграционный закон касается только приезжих из третьих стран: для всех остальных действуют иные правила и нормы. Граждане ЕС пользуются полной свободой передвижения и правом на работу в любой стране Союза, а на беженцев распространяется то, что называют гуманитарными критериями, то есть, если называть вещи своими именами, это заведомо не работники, а нахлебники. Теперь о работниках. Тот, кто решил своим трудом крепить процветание Германии, должен обзавестись рабочим местом загодя. Но поскольку не бывает правил без исключений, выпускники высшей школы могут приехать и просто так, и им дадут полгода на поиски работы. Действует определённая минимальная граница в оплате труда, и на меньшую сумму заработка приезжие соглашаться не могут, как бы им этого ни хотелось. Для людей без высшего образования правила другие – им можно приехать лишь тогда, когда они владеют требующейся профессией. В этот перечень входят около 50 специальностей, он обновляется каждые полгода. Правила оплаты труда для таких работников те же, что и для немцев. Чего хотят сторонники принятия нового закона? Их цель в том, чтобы квалифицированный работник мог легко выяснить, каковы его шансы на германском рынке труда, и без сложностей и проволочек занять интересующее его место. Звучит, как это всегда бывает на уровне предложений, весьма заманчиво. Но, по мнению экспертов в области миграции, германское иммиграционное законодательство уже сейчас является одним из самых либеральных во всех странах ОЭСР. Может быть, довольно было бы просто выполнять действующие правила и несколько окоротить ретивых чиновников, которые без конца множат поправки, дополнения и указания, превращающие это законодательство в тёмный лес?

Эллада установила ещё один печальный рекорд: в июле этого года в страну проникло столько же нелегальных иммигрантов, сколько за весь предыдущий год. «Фронтекс» – агентство по охране границ Европейского Союза, базирующееся в далёкой от тёплых морей Варшаве – вынуждено констатировать этот безотрадный факт. Понятно, что достаётся не одной только Греции: в Италию через расположенную в относительной близости Ливию тоже рвутся тысячи беженцев, готовых рисковать жизнями – и собственными, и своих близких. Но все же больше тех, кто избирает другой путь: через Турцию, а дальше на лодчонках через греческие острова Лесбос, Хиос, Кос и Самос прямиком к европейскому благополучию. Неудивительно, что «Фронтекс» запросил у стран, входящих в ЕС, дополнительной помощи – и людьми, и судами. В самой Элладе, по данным Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев, положение складывается драматическое. Все организации, оказывающие помощь беженцам, не в силах справиться с ситуацией и происходящее, по словам самих международных чиновников, выглядит просто позорно для Европейского Союза. Практически невозможно справиться даже с относительно несложной проблемой – регистрацией вновь прибывающих людей. Этому мешает откровенный хаос, воцарившийся в лагерях временного пребывания. Греческий премьер Алексис Ципрас уже публично обратился за помощью к ЕС. Из Брюсселя ему ответили, что Эллада до 2020 года получит из фондов ЕС 260 миллионов евро – на цели обеспечения беженцев и иммигрантов и их интеграции в европейское общество. Но чиновники Европейской Комиссии не были бы сами собой, если бы тут же не напомнили Афинам: для получения первого транша надо выполнить достигнутые договорённости. А тогда могут подоспеть и ещё 166 миллионов евро из фонда обеспечения внутренней безопасности. Они предназначаются на укрепление охраны границ. Александр ВАРВАРИН

Новое правительство Дании всерьёз решило продемонстрировать всем ловцам счастья на просторах Старого Света, что эта скандинавская страна никак не может быть для них привлекательна. Сразу же после вступления в должность премьер-министр Ларс Лёкке Расмуссен пообещал, что его партия Венстре вместе со своими союзниками примет новый закон, который начнёт действовать уже в сентябре и, кроме всего прочего, он предусматривает значительное сокращение месячного содержания, которое получают беженцы. Скажем, одиноким людям сумма эта будет уменьшена (в пересчёте с крон) с 1450 евро до 800 евро. А министр по делам миграции Ингер Стёйберг пообещала сделать все возможное, чтобы это угрожающее заявление обязательно дошло до целевой аудитории, чему должно помочь активная информационная кампания в зарубежных СМИ. Госпожа министр пообещала делать это «трезво и точно», причём первым и важнейшим адресатом должна стать турецкая печать, поскольку там живёт много контрабандистов «живого товара». Кроме того, в этом министерстве хотят активно использовать социальные сети, где подобная информация разлетается со скоростью ветра. К столь активным действиям датских политиков побуждает суровая действительность: по итогам 2014 года в это небольшое европейское государство прибыли почти 15 тысяч искателей убежища – вдвое больше, чем за год до этого. Видимо, чаша терпения датчан, некогда довольно либерально относившихся к «понаехавшим», окончательно переполнилась. Об этом свидетельствует весьма заметный рост числа приверженцев Датской народной партии, которая уже многие годы призывает резко ужесточить миграционную политику. Большим буржуазным партиям, в то числе тем, которые, подобно Венстре, представляют левую часть политического спектра, стало просто невозможно игнорировать мнение избирателей, которым незваные гости надоели хуже горькой редьки. Тем более что народники по итогам последних выборов вышли на вторую позицию в политической табели о рангах и поддерживают нынешнее правительство меньшинства. Что будет, если они перестанут это делать, надеюсь, понятно без долгих разъяснений особенностей политической системы Дании. Масла в огонь подлил и курсирующий по просторам Интернета текст, в котором сравнивают условия содержания и суммы карманных денег, получаемые искателями убежища в различных скандинавских странах и Германии. Инге Стёйберг привела соответствующий скриншот в своём Фейсбуке, пояснив, что с помощью этих «завлекалочек» контрабандисты пополняют ряды беженцев. Праволиберальная газета «Юландс постен» тут же назвала обнародованный материал «путеводителем» в страны, где беженцев ожидает обслуживание «класса люкс». Оппозиция, понятно, не замедлила осудить планы правительства, пояснив, что нищие беженцы едва ли станут заинтересованно изучать содержание газет, а потому деньги датских налогоплательщиков будут просто выброшены на ветер. А леволиберальная «Политикен» сделала упор на то, что такие шаги правительства «навредят хорошей репутации Дании за рубежом». И потому организаторам кампании должно быть стыдно. Правда, пока все идёт к тому, что датские политики смогут побороть чувство стыда, даже если оно у них появится. Сергей ПЛЯСУНОВ

Среди аргументов, позволяющих островным евроскептикам убедиться в собственной правоте, появился новый: эти безликие и злокозненные бюрократы в штаб-квартире ЕС в Брюсселе субсидируют-де потоки трудовых мигрантов, которые направляются в Британию. А те, в свою очередь, создают нездоровую конкуренцию на биржах труда или начинают сосать лапу, припав к щедрой системе социального вспомоществования. Попутно эти гастарбайтеры черпают пригоршнями из фондов Евросоюза, финансирующих осуществление на практике одного из высших декларированных отцами-основателями единой Европы демократических принципов – принцип свободы передвижения рабочей силы. Программа обеспечения «мобильности трудовых резервов» была запущена в 2012 году. Джейн Коллинс, депутат Европарламента от Партии независимости Соединенного Королевства (напомним, ратующей за выход из состава ЕС), обнаружила, что умелым «грантасосам» есть, где развернуться. Из бюджета ЕС, пополняемого, в том числе, и британскими налогоплательщиками, выделяются приличные деньги. При переезде на расстояние более 500 миль от дома или от прежней работы – извольте расписаться за 350 евро. На все время поиска вакансии и прохождения отбора (собеседования с работодателями) можно требовать «подъемные» – по 50 евро в день. При получении работы в Британии только на переезд выделяется еще 1060 евро, а затем дополнительно 1270 евро на изучение английского языка и еще 1000 евро для бюрократической процедуры признания дипломов и сертификатов о квалификации. Подогревается и заинтересованность нанимателей: они могут предъявить счет на 1060 евро за обучение нового работника, в том числе и на подтягивание его знаний в английском. В общей сложности, на каждого трудового мигранта, решившего найти лучшую долю в Британии, из казны Евросоюза выделяется по 5000 евро. Такая практика вполне соответствует и, можно сказать, гармонирует с провозглашенными свободами в рамках единого сообщества. И со свободой выбора места жительства и трудоустройства. Однако сегодня в Британии это многим не по нраву. Особенно тем, кто считает: британский рынок занятости, а об этом говорят политики различного окраса, напоминает перегруженный как нелегальными («зайцами»), так и легальными пассажирами «Титаник», уже вошедший в зону с блуждающими предательскими айсбергами. Основной гневный посыл: понаехали тут, работу у коренных отбирают… В этом разноголосом гуле критиканов выделяется вопль Фила Вуласа, экс-министра по делам иммиграции в лейбористском правительстве. Ссылаясь на недавние беспорядки во французском Кале, где роятся в основном чернокожие мигранты, мечтающие перебраться на Британские острова, мистер Вулас раскрыл причину этого бедствия. Всему виной, по его разумению, – «продолжавшийся долгие годы мягкотелый либерализм и дурная наивность». Бывший член кабинета сделал знаменательное признание: принятый в его бытность Закон о правах человека сильно затруднил выдворение мигрантов из страны. Нельзя не поразиться тому, как изменились нравы в политическом классе. Прежде никто из действующих и отошедших от дел «государевых людей» не посмел бы критиковать высший нравственный императив для единоевропейцев – «права человека» и «либерализм». О времена, о нравы! Вадим ВИХРОВ

Неужели в Европе происходит революция? Как посмотреть. Конечно, никто не строит баррикады, насильно не свергает правительства и не вешает бунтовщиков вдоль дорог. Это не политкорректно и недемократично. По современным европейским меркам, революцией уже можно считать идущее в странах ЕС брожение умов, отражающееся в таких результатах различных выборов, которые вынуждают к забытым содержательным дискуссиям и даже к оглядке на нестандартные мнения в текущей политике. Поясню свою мысль. Примерно с 1980-х годов в странах ЕС утвердился стандарт на проводимую правительствами политику. С некоторыми вариациями социально-экономического и национального свойства президенты и премьеры проводили единый либеральный курс, имевший тенденцию к глобализации. С начала 1990-х годов эта тенденция только усиливалась. Этой линии придерживалась любая партия или коалиция, приходившая к власти в той или иной столице. У штурвала могли оказаться социалисты или консерваторы, либералы или христианские демократы, могли меняться первые лица – их имена, пол, возраст, фотогеничность. Но основные направления политики не изменялись. Прекратилось чередование правителей, предлагавших разные модели, пусть и остававшиеся в рамках капиталистической системы. Любая альтернатива не только объявлялась маргинальной, но и действительно таковой была, не имея никаких шансов на воплощение. Все изменилось с глобальным кризисом 2008 года. Это был не обычный циклический кризис, нечто вроде утренней мигрени у метеозависимых людей. Это оказался кризис самой модели глобального либерализма, которая начала утверждаться в западном мире после победы в 1945 году, постепенно охватывая все новые регионы. Что позволяет так считать? С первых проявлений кризиса 2008 года правительства по обе стороны Атлантики (и не только) стали принимать стандартные, проверенные меры, которые много раз давали нужный результат. Но раз за разом эти меры не срабатывали, кризис то давал себя приглушить, то снова прорывался наружу каким-нибудь необычным образом, то вдруг вылезал по другую сторону планеты, то выкидывал ещё менее предсказуемые коленца. Ладно, в США кризис за несколько лет удалось на время залить дешёвыми долларами, благо американцы могут их безнаказанно печатать в неограниченном количестве, не опасаясь инфляции. Но другим-то такая роскошь недоступна. Вот Европа и Япония продолжают барахтаться в болоте, а теперь забуксовали даже страны БРИКС, которые в 2008-2009 годах удержали кризис под контролем, не позволив ему смести все на своем пути. Снова заговорили о валютных войнах, о битвах вокруг нефтяных цен и так далее. Кризис продолжается уже седьмой год, а света в конце тоннеля не видно, успехи остаются локальными и временными, общая картина печальна, эффективных лекарств никто так и не нашёл. Между тем, множатся кризисы, глобальный мир меняется, но как именно – никто толком не понимает. Это значит, что болезнь какая-то другая, и лекарства тоже должны быть другие, это значит, что сбой дала сама модель. Следовательно, нужно думать, что делать в новых условиях. Следовательно, европейский политический конформизм и единообразие больше не годятся. Следовательно, нужно обращаться к подлинным политическим дебатам, возвращаться к реальной конкуренции в политике, к соревнованию альтернативных моделей. Однако политические потребности сталкиваются с реалиями: нынешний европейский политический класс не способен отойти от шаблона, следовать которому обучен. А, может быть, он вполне искренне убеждён, что ничего принципиально менять не надо и курс правильный. И все же в обществе формируется заказ на политическую альтернативу, причем на такую, носители которой могут оказаться у власти, а не просто служить декорацией в благостной картине торжества плюрализма. Здесь положительную роль сыграли выборы, которые в Европе хотя и давно перестали выявлять победителя в битве альтернативных предложений, но оставались четким, отработанным и реальным механизмом фиксации народного волеизъявления. В итоге уже несколько лет в разных европейских странах стали набирать вес вчерашние политические маргиналы. Это могут быть националисты или антиевропеисты, борцы с исламом, безнадежные популисты или леваки. Но во Франции и Нидерландах, Финляндии и Польше, Венгрии и Испании, Италии и Чехии истеблишмент все больше страшился конкуренции, а избиратели все реже боялись поддержать очередных альтернативщиков. Пусть среди них нет единой политической тенденции, пусть в отдельных государствах не совсем ортодоксальные лидеры (возьмем венгерского премьера Орбана) вынуждены постепенно приспосабливаться к принятым правилам хорошего тона. Факт налицо: есть потребность в политической альтернативе, и она появляется. Это происходит даже в Великобритании, где правящая каста с большим трудом справилась с попыткой Шотландии отделиться, огромным напряжением сдержала напор антиевропейца Фараджа, так теперь на нее сваливается новая напасть: лидером лейбористов может стать давний борец с политикой жесткой экономии Корбин (см.«Джереми Корбин: вторая молодость левака-динозавра», №7-8(101), 2015). Ему 66 лет, он сын инженера и учительницы математики, гламурной внешностью не обладает, с 1983 года представляет в Палате общин один и тот же избирательный округ в северной части Лондона. Корбин принципиально не владеет автомобилем, борется за ядерное разоружение, за отмену монархии, считает, что Карл Маркс во многом прав, и предлагает отдать под суд своего однопартийца, бывшего премьера Блэра за участие в агрессии против Ирака… Истеблишмент, в том числе лейбористский, эта перспектива ввергла в панику. Против Корбина развязана эффектная кампания в СМИ, но на встречи с ним собирается все больше людей, а его внутрипартийный рейтинг растет. Но зеркалом начала этих революционных изменений в европейской политике стал другой деятель – греческий премьер-министр Алексис Ципрас, который недавно подал в отставку и объявил о досрочных парламентских выборах. В начале 2015 года он возглавил запутавшуюся в долгах прежних правительств, раздутых накручиваемыми кредиторами процентами до титанических размеров, измученную негодными лекарями Грецию. Получил четкий мандат своего народа: найти другое лекарство от недуга, которое не убило бы пациента. Молодой политик, который принципиально не носит галстуки, искренне взялся за дело, но в результате многомесячных переговоров беспощадные дяди и тёти в строгих деловых костюмах переломали ему кости. Официальные поборники демократии проигнорировали волеизъявление греческих избирателей, финансово придушив их, заставив подчиниться внешнему диктату. Буквально под пытками (так выразился один из участников переговоров) они заставили Ципраса согласиться на новые драконовские меры, которые не дадут никакого результата, не помогут Греции и лишь обострят имеющиеся проблемы – с этим согласны практически все, включая Международный валютный фонд. Тогда в чем же суть всей затеи? Уж, конечно, не в стремлении спасти Грецию. Нужна была показательная порка, чтобы другим европейским альтернативщикам преподать урок: вот что бывает с непокорными выскочками. В этом смысле Ципрас становится трагической, жертвенной фигурой. Но для начинающейся европейской революции не важно, сгорит ли он как политик, став этаким Че Геварой европейской революции, впишется в конечном итоге в политический мейнстрим ЕС или продолжит путь к новым политическим горизонтам. Он уже показал, что вчерашние маргиналы могут прийти к власти, могут пытаться что-то изменить. Как Прометей из древнего мифа, он показал путь. И пусть Корбин никогда не станет британским премьером – но политическая дискуссия в Европе ширится, набирая новые обороты, охватывая новые страны, слои и проблематику. Новой модели нужна будет новая политика. Валерий ВАСИЛЬЕВСКИЙ

Крупный, по любым меркам, государственный деятель, прежний лидер правящей Партии справедливости и развития (ПСР), нынешний президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган, доминирующий на политической авансцене вот уже 13 лет, утратил, похоже, тонкое чутье прагматика. Такой вывод напрашивается после того, как он ввязался в определенно затяжную конфронтацию одновременно на трех фронтах, без шансов «одним махом всех побивахом», но с вероятностью стать еще одной жертвой «имперского перенапряжения» вслед за своей политикой «Ноль проблем с соседями». Р.Т. Эрдоган (см. «Папа Тайип», или Штрихи к портрету второго отца турецкой нации», №6(56), 2011) ополчился разом против политиков из Демократической партии народов (ДПН), сумевших снискать популярность не только среди курдов (этническое меньшинство, примерно 15-16% населения Турции), но и у оппозиционно настроенных турок широкого идеологического спектра. Против боевых отрядов Исламского государства (ИГИЛ) на территории соседний Сирии, к чему Анкару усердно подталкивали США и НАТО. Наконец, против собственного протестного электората и двух основных партий-конкурентов, отказавшихся за отведенные 45 дней после предыдущих выборов вступить в коалиции с ПСР для совместного управления государством. Попытка создать альянс с кемалистами из Республиканской партии потерпела крах, несмотря на достижение компромиссов по широкому спектру проблем (что само по себе удивительно и знаменательно). Однако ПСР не могла согласиться на основополагающее условие: в течение двух лет пост премьер-министра, а это ключевая фигура в вертикали власти, должен занимать представитель республиканцев, причем в течение этого срока он должен был оставаться несменяемой фигурой. Несложно предсказать, что обладая столь широкими полномочиями, читай – административным ресурсом, премьер от кемалистов мог бы изменить вектор настроений в обществе, например, инициировав расследование коррупционных скандалов в правящей верхушке, что похоронило бы шансы ПСР на относительно монопольное положение внутри политического класса. Непреодолимыми оказались и разногласия ПСР с ПНД (Партия националистического движения во главе с Девлетом Бахчели). Националисты настаивали на сохранении в неприкосновенности первых четырех пунктов Конституции: республиканская форма правления, незыблемость принципов светского правового государства, признание всех национальностей в стране турками и единственным государственным языком – турецкий. Помимо этого, ими было выдвинуто требование тщательно расследовать факты коррупции со стороны министров во время событий 17-25 декабря 2014 года и наказать виновных, не взирая на их положение и должность. Более того, ПСР должна была согласиться на запрет президенту Эрдогану вмешиваться в дела, выходящие за рамки его компетенции. Это было уже чересчур, и без того слабые надежды на коалиционное правительство рухнули окончательно. Сейчас, в преддверии внеочередных парламентских выборов в Турции, намеченных на 1 ноября, разворачивается многоуровневая интрига, вращающаяся вокруг ключевого вопроса: на чем строятся расчеты команды Эрдогана-Давутоглу и как они собираются взять реванш? Первым делом, идет ударная возгонка националистического угара в условиях якобы вновь оформившейся угрозы национальной безопасности, исходящей преимущественно изнутри, от экстремистов Курдской рабочей партии (КРП), с которой связаны, а вернее, как это подается проправительственной прессой, «повязаны» лидеры про-курдской ДПН. Президент Эрдоган жестко свернул курс на примирение с курдами, объявив, что «нам невозможно продолжать вести переговоры о мире с теми, кто угрожает нашему национальному единству и братству… У Турции хватит сил сдержать террористов и так называемых политиков, на которых лежит кровь наших мучеников». И добавил, что лидеры ДПН «поплатятся». Глава про-курдской партии Селахаттин Демирташ находится под следствием. Обвинения в свой адрес о взаимодействии с террористическими ячейками КРП, а, следовательно, об ответственности за более чем 30-летнюю войну методами террора, унесшую жизни более 40 тысяч человек, Демирташ отвергает. По его разумению, травля вызвана одним обстоятельством: «Единственная наша вина в том, что на выборах мы получили 13% голосов». Неожиданный успех ДПН и Демирташа, с одной стороны, лишил ПСР квалифицированного большинства в парламенте, необходимого для изменения конституции и превращения Турции в президентскую республику (Эрдоган, став на много лет предметом обожания своих единомышленников, не скрывал амбиций стать ключевой фигурой в государственной иерархии), а с другой – стал проявлением гражданского взросления про-курдского электората, который осознал свои интересы и мобилизовался для их реализации. «Идет опасная эскалация… По сути, действия развернуты на двух фронтах, против КРП и ИГИЛ в тот момент, когда внутриполитическая ситуация в Турции весьма хрупкая», – полагает Майкл Стивенс, директор Королевского института объединенных услуг в Катаре. Партии Демирташа предлагается выбор из двух вариантов, ни один из которых не может ее устроить: либо резко осудить КРП и тем самым внести раскол в курдскую общину, потеряв часть сторонников, либо, напротив, повысить ставки, потребовав немедленного решения «курдского вопроса», что отпугнет умеренных избирателей из числа турок. Это – цугцванг. Демонизация курдских политиков и их общественных объединений идет полными ходом. Старые скелеты латентной ксенофобии извлекают из шкафов и торжественно выносят на площади как «священные хоругви». Расчет прост: напугать избирателей-турок внутренней угрозой, ныне искусственно раскручиваемой в интересах ПСР. Ставка на великодержавные инстинкты себя оправдывает: опрос, проведенный в июле, показал, что один из пяти этнических турок предпочитает иметь в союзниках боевиков Исламского государства, а не своих сограждан-курдов. Большинство экспертов сходятся во мнении, что кумулятивный эффект от разросшейся опасности от внутреннего и внешнего врага должен в какой-то мере простимулировать напуганного обывателя и заставить его искать прибежища у того, кто обладает всеми признаками самого сильного защитника и спасителя отечества. Сегодня это по-прежнему – ПСР и Эрдоган, а институциональная оппозиция во всех ее ипостасях, если взять три преодолевшие электоральный барьер партии по отдельности, не в состоянии подкрепить свои претензии на единоличное правление. «Эрдоган вновь взял в свои руки руль», – утверждает Сванте Конэл, директор Института Центральной Азии и Кавказа, добавляя: «Но колеса у автомобиля отваливаются, а сама машина начинает сыпаться». Степень риска для личной карьеры политика Эрдогана и для его партии в целом определяется несколькими крупноблочными и цельносварными факторами. Во-первых, анти-курдская репрессивная политика может рекрутировать часть как всегда неопределившихся и колеблющихся в зависимости от конъюнктуры избирателей – но это даст исключительно временный краткосрочный эффект. При этом произойдет консолидация курдского электората, часть которого в условиях гонений со стороны властей станет терпимее к боевикам КРП. На фоне перетока симпатий от умеренных к радикалам не исключено возобновление террора и жестких ответных контртеррористических мер, что окончательно дестабилизирует общество. Отталкивая от себя разумно мыслящих курдов, ПСР и Эрдоган заодно усиливают военную составляющую сепаратистского вооруженного подполья. Удары с воздуха наносятся по позициям т.н. Отрядов народной самообороны (ОНС – People ' s Protection Units), военизированным подразделениям сирийских курдов, которые приняли на себя основной удар во время сражения за город Кобани и выбили игиловцев из ряда стратегических пунктов. По сути, ОНС, представляющие интересы курдской общины в Сирии (численностью в 2,2 миллиона), – одна из самых боеспособных структур еще не сложившейся коалиции против ИГИЛ. Бомбардировки позиций ОНС турецкими боевыми самолетами могут ослабить и без того рваный фронт против ИГИЛ. Как еще одно следствие, Анкара по странному недомыслию множит число своих противников. Обозреватель лондонской «Индепендент» Патрик Кокбэрн резонно пишет, что «это своеобразная макиавеллистская форма «реалполитик», поскольку бойцы ОНС приобрели опыт боевых действий, сражаясь вместе с солдатами КРП против турок, чем и объясняются их военные успехи против ИГИЛ. Сейчас ИГИЛ получит выгоду из-за смены союзников (Анкарой), одобренной США, так как некоторые бойцы ОНС в Сирии теперь начнут воевать против турецкой армии». Но и это еще не все рукотворные проблемы, созданные разворотом Эрдогана на тропу войны сразу на два фронта. Даже выборочные и минималистские удары турецких ВВС по позициям ИГИЛ не удержат ситуации в состоянии «странной войны», что велась на западном фронте в 1940 году между Британией с Францией против нацистской Германии. Умиротворение идейных экстремистов из ИГИЛ невозможно в принципе. Враждебность нарастает, что проявилось во втором выпуске издаваемого исламистами журнала на турецком языке «Константиние». Если первый номер, вышедший в мае, совпал с годовщиной захвата града Константина османами и падения византийской империи, а потому чествовал «неоосманов» в лице Эрдогана и его единомышленников, то второй выпуск, оттиражированный 17 июля, уже огульно обвиняет президента в поддержке КРП, а его правительство в том, что оно заодно с «евреями и крестоносцами», под которыми подразумеваются Запад в целом и НАТО. В рядах ИГИЛ, по официальным данным, озвученным министром иностранных дел Мевлутом Джавусоглу, воюют около 600 турок. Однако в июне в одном проправительственном издании называлась цифра 7000. Истина, скорее всего, где-то посередине. В любом случае, все войны когда-нибудь заканчиваются, а это значит, что придет день, и выжившие джихадисты вернутся домой. Они едва ли захотят перековать мечи на орало. Скорее всего, они будут делать, что и прежде – убивать, в их представлении, «неверных». Ими будет двигать жажда мести за похороненную «светлую мечту» о халифате. И не будет им удержу. Следовательно, у правительства Турецкой республики откроется еще один внутренний фронт с неизбежными жертвами. При любом раскладе, при любом исходе только еще разворачивающейся борьбы с ИГИЛ, слабыми звеньями в регионе оказывается не только Ирак и Сирия, почти приговоренные к полураспаду и дроблению, но и Турция (см. «Турция не отказывается от членства в ЕС, но позволит ли ИГИЛ?», №12(94), 2014). Выдержать войну на три фронта для ПСР – неподъемная сверхзадача. Это реальная, а не голливудская «миссия невыполнима». Думаю, многим туркам сегодня обидно, что начинавшееся как здравое, по-управленчески грамотное, лишенное наносного в плане личных амбиций правление Эрдогана оказалось перегруженным религиозным ригоризмом и имперскими амбициями, а потому вступило в фазу декаданса. Владимир МИХЕЕВ

Армейские подразделения займут стратегические пункты в городах в случае, если они подвергнутся атаке международной террористической группировки по типу «Исламского государства». Эта чрезвычайная мера предусмотрена сверхсекретным планом правительства Дэвида Камерона под кодовым наименованием «Операция Заговорщик». Утечка произошла случайно: информацию, по недомыслию, выложили на интернет-портале Совета руководителей полицейских служб. Согласно замыслу тех, кто отвечает за национальную безопасность, более 5100 британских военнослужащих будут брошены на поддержание порядка в поддержку собственно службам полиции, если случится серия террористических актов на территории королевства. Никогда прежде ничего подобного не происходило. Решение об использовании армии может быть принято только на совещании высшего руководства страны в т.н. формате «Кобра», нареченного так по аббревиатуре специальной комнаты в резиденции премьера на Даунинг-стрит-10 (Cobra – Cabinet Office briefing room A), когда речь идет о чрезвычайной ситуации. Рафаэлло Пантуччи, руководитель исследований в области безопасности в Королевском институте объединенных служб, считает эти меры «разумными». По его мнению, пример нападений на различные объекты в разных городах Франции показывает, что силами полиции не обойтись, и требуются подкрепления. Армия – естественный союзник в такой ситуации, и правильно, что кабинет Камерона перенял опыт. Совет руководителей полицейских служб регулярно обновляет и улучшает планы действий на случай чрезвычайных обстоятельств, проводит учения с привлечением различных ведомств. Аналогичная работа ведется и в министерстве обороны. В этом нет ничего тайного, если не считать количества бойцов, которые будут задействованы при «чрезвычайке». Эта информация, как сообщает лондонская газета «Индепендент», была озвучена на закрытом совещании и по ошибке попала в открытый доступ. Уже вечером того злополучного дня сообщение было удалено, но появилось на следующее утро – в отредактированном варианте. Вадим ВИХРОВ  

В нынешней волне массовой эмиграции «виновны мафии и беспочвенные слухи о лёгкой возможности получить убежище в странах Европейского Союза», заявил журналистам на недавней пресс-конференции в Приштине глава косовского правительства Иса Мустафа. По данным властей самопровозглашенного государства, до сих пор не признанного даже некоторыми странами ЕС, только с ноября 2014-го по март текущего года отделившуюся от Сербии семь лет назад территорию покинули около 50 тысяч жителей. Однако неофициальные источники оценивают массовое бегство от нищеты и безработицы в 100 тысяч человек. И это при населении 1,8 миллиона. «Здесь нет будущего», – поведала молодая косоварская пара репортёру испанской газеты «Паис», опубликовавшей краткую хронику перипетий на их пути в современное Эльдорадо, то бишь, Германию. Двадцатишестилетняя Махлинда и её муж без проблем проехали на автобусе по территории Сербии, и в обмен на 400 евро нелегально пересекли границу Венгрии в лесистом районе этой страны, где влились в группу таких же косовских беглецов. Но вскоре нелегалы были задержаны венгерской полицией, которая через несколько часов допросов доставила мигрантов к границе с Украиной и бросила там на произвол судьбы. «И всё-таки, в конце концов, – рассказала Махлинда, – мы с мужем добрались до Будапешта и купили билеты в Германию, но появившиеся вдруг полицейские конфисковали и порвали их. Однако нам удалось проникнуть в поезд и приобрести новые билеты до немецкого города Штутгарта, где у нас есть родственник, и где мы мечтали зажить по-человечески. Увы, через полтора месяца власти Германии отвергли нашу просьбу предоставить убежище и отправили нас на самолете в Приштину». По словам Махлинды, эти приключения обошлись супругам в немалую сумму, но, когда они расплатятся с долгами, обязательно предпримут новую попытку покинуть Косово. Несмотря на то, что за минувший год число депортированных беглецов приблизилось к восьми тысячам. Безработица среди косовской молодежи достигает сейчас 55%, и тот же премьер-министр признал, что власти ничего не могут сделать с этой острейшей проблемой, равно как и с нищетой, охватывающей около трети населения. В попытке смягчить ситуацию правительство требует для своих граждан отмены въездных виз в страны ЕС, поскольку «все выдвинутые Брюсселем предварительные условия для этого Приштина уже выполнила, и нет причин сохранять изоляцию Косово – единственную из стран западных Балкан, не имеющих свободного доступа в шенгенскую зону». Европейская Комиссия намерена подробно проанализировать этот вопрос уже осенью, но время для этого выбрано явно неподходящее: ЕС сталкивается с неубывающим притоком нелегальных иммигрантов из Средиземноморья; к тому же в Брюсселе усиливаются опасения, что, приоткрыв «калитку» для косовар, европейские власти облегчат проникновение джихадистов на территорию «двадцати восьми» через Балканы. Ведь уже известно, что от 200 до 250 выходцев из этой самопровозглашенной страны влились в воинство радикальных исламистов в Сирии и Ираке. Косовское правительство по-прежнему обещает сдержать волны эмиграции с помощью экономических реформ, финансируемых Европейским Союзом, который с 1999 года предоставил более 2 миллиардов евро. Большие надежды Приштина возлагает и на «Соглашение о стабилизации и ассоциации», которое рассчитывает подписать с Брюсселем этой осенью. Этот документ не коснется международного статуса искусственно созданного Западом государства, не признанного пятью странами Евросоюза. А пока значительная часть косовского населения уповает на денежные переводы родственников, которым удалось обосноваться за границей. Они давно потеряли надежду на местное правительство, погрязшее в коррупции и тёмных сделках, а также на обещания, звучащие из Брюсселя. Сергей ИЛЬИН

Совсем скоро – уже к 2100-му году – потепление климата в Европе вынудит миллионы любителей солнца и тёплого моря отдыхать в гораздо более северных широтах, прежде всего, в балтийских странах. Потеря многочисленных гостей обернётся для южноевропейских государств, таких как Италия и Испания, утратой многомиллиардных ежегодных доходов. Как явствует из доклада, составленного по заказу Европейской Комиссии исследователями Сальвадором Барриосом и Хуаном-Николасом Ибаньесом, уже в начале XXII века жара «убьёт» ныне процветающий туризм на юге Старого Света, и любителям понежиться на пляже придётся перебраться севернее. Туризм служит важной статьёй ежегодных доходов Италии (8,7 миллиарда евро, Испании – 5,6 миллиарда), а также Португалии, Греции и ряда других государств. Авторы исследования советуют их властям постепенно перемещать «высокий сезон» этой отрасли экономики с лета на весну и осень. Вот только захотят ли иностранные гости отдыхать в дождливое время года…

В чем в чем, а в боевитости министру финансов ФРГ Вольфгангу Шойбле никак не откажешь. Несмотря на то, что он прекрасно отдаёт себе отчёт, какие громы и молнии обрушатся на его голову, этот опытнейший политик без колебаний выдвигает такие масштабные инициативы, о которых другой и заикнуться побоялся бы. Достаточно только вспомнить предложенный им сценарий выхода Греции из ЕС, который для краткости в Европе именуют «Грекзитом». А не так давно, на встрече с коллегами из финансовых ведомств стран ЕС, он предложил изрядно урезать полномочия Европейской Комиссии, что прямо противоположно всем усилиям, предпринимаемым её главой Жан-Клодом Юнкером. Среди множества функций этого своеобразного европейского правительства есть и обязанность следить за исполнением европейских договоров – масштабного свода законов ЕС. Стало быть, в её обязанности входит и наблюдение за исполнением антимонопольного законодательства и правил функционирования внутреннего рынка. Вот эти-то полномочия Шойбле и предложил у неё отнять, передав их политически независимому ведомству. Если учесть, что революционная идея была выдвинута в самый разгар борьбы за власть между Комиссией и странами, входящими в Союз (Жан-Клод Юнкер решительно не намерен играть роль главы консилиума технократов, и хочет получить право ставить в своей работе весомые политические акценты), то можно себе представить произведённый эффект: он был примерно тем же, который вызывает палка, сунутая в муравейник. Юнкер, который, к примеру, активно подключался к дискуссии министров финансов и афинского правительства в ходе обсуждения греческого кризиса, явно не вызывает у Шойбле большого восторга. А уж когда глава кабинета Юнкера похвалил реформаторские усилия правительства Эллады, то берлинский политик и вовсе взбеленился, изругав высказывания «неавторитетных личностей» и подчеркнув, что ведение переговоров – дело министров финансов, а не Комиссии. Но предложения о пересмотре полномочий общеевропейского правительства – это уже, видимо, было заездом за красную линию. Во всяком случае, пресс-секретарь Шойбле был вынужден пуститься в пространные объяснения, клянясь, что его патрон просто радеет о том, чтобы «Комиссия поддерживала правильный баланс между своими политическими функциями и ролью инстанции, следящей за соблюдением европейских договоров». Ни о каком лишении Комиссии даже малой части полномочий и речи не шло, да-да, это вы не так поняли. Предложения Шойбле, дескать, были направлены не против Юнкера, с которым они, разумеется, абсолютные единомышленники. Берлинского политика-де не заботит сиюминутный контекст, он хочет подняться над злобой дня и обсудить принципиальную роль и место европейских институтов в строительстве единой Европы. А Нидерланды, к которым с января 2016 года на шесть месяцев перейдут полномочия председателя Европейского Совета, готовы открыть простор для этой дискуссии. Однако все эти перепалки – нечто большее, чем сеанс политического фехтования, затеянный двумя матерыми бойцами. Главы пяти европейских ведомств подготовили доклад, посвящённый тому, как, с их точки зрения, можно упрочить экономический и финансовый союз. Есть там и предложения о том, чтобы ввести пост министра финансов зоны евро*. Думаю, вам не понадобятся три попытки, чтобы угадать, в какой стране будут подбирать первого кандидата на этот пост? А если добавить, что Франсуа Олланд предлагал создать парламент еврозоны, а дискуссия об организации особого «евро-парламента» в рамках Европейского Парламента уже идёт, то станет ясно, что передел полномочий в ЕС продвигается полным ходом. Разве может статься в стороне от этого процесса такой опытный и азартный игрок как Шойбле? Однако даже в самой Германии отнюдь не все разделяют взгляды Шойбле на то, каким должен быть подлинный европейский федерализм. Такой властный, если не сказать авторитарный, человек как германский министр финансов, понимает этот многими по-разному трактуемый термин в духе Франца-Йозефа Штрауса – был некогда в Баварии такой колоритный политик – дескать, не все ли мне равно, кто будет при мне канцлером Германии. Однако, весьма немало и тех, кто считает, что министр финансов вообще и Шойбле – в частности, должен быть вовсе не поваром, а всего лишь официантом. В том смысле, что готовиться все блюда должны по рецептам, однозначно определённым демократически избранными органами – парламентами. Это здорово, да вот только обуздывать людей типа Шойбле или того же Юнкера – задача не из простых. Андрей ГОРЮХИН   * Свой бюджет, свои налоги Министр финансов зоны евро, отдельный бюджет этой зоны, свои налоги – все эти элементы реформ кажутся главе берлинского министерства финансов Вольфгангу Шойбле весьма желательными. Он даже готов предоставить для бюджета Валютного союза средства из германской государственной казны. Представляете, что это такое – готовность финансиста расстаться с деньгами? Конечно, речь идёт о долгосрочном проекте, который будет реализован не завтра, с этим в ведомстве Шойбле вполне согласны. «Дискуссии об этом только начинаются», – заявила его пресс-секретарь. И правда, единые фискальные структуры стран, входящих в зону евро, в одночасье не создашь. Но уже размышляют над тем, что пополняться единый бюджет будет за счёт подоходных налогов и налогов на добавленную стоимость. Возможно, министр финансов зоны евро будет иметь право увеличивать налоги, взимаемые в странах, и перераспределять прибавку в свою копилку. Министерство финансов Германии подчёркивает, что оно открыто для обсуждения этой темы, но наличие каких-то конкретных планов отрицает. «Вести в этой связи речь о скором введении некоего евро-налога совершенно ошибочно. Пока обсуждаются отдельные возможные элементы, а решения будут приниматься во всей взаимосвязи, поскольку они требуют внесения изменений в европейские договоры», – подчеркнула пресс-секретарь. В докладе пяти глав европейских ведомств также проводится разделение между мерами, которые можно предпринять в краткие – до 2017 года – сроки и без изменений договоров и шагами долгосрочного плана. Так что спешно эти налоги, безусловно, введены не будут.

Сейчас, когда страсти вокруг очередной – уже третьей по счёту! – программы спасения греческой экономики, вроде бы, несколько поутихли, можно зафиксировать первые результаты. Для репутации одного из главных спасателей – Германии – итог оказался весьма неутешительным: образ «отвратительных немцев» вернулся в общественное сознание европейцев. Заметим, не без активной помощи властителей экономических дум из числа левых американских экспертов или лондонской газеты «Файнэншл таймс», которую кое-кто считает стоящей на кейнсианских позициях. Все они резко высказались против берлинского плана спасения. Но это, что называется, критика извне: большинство стран зоны евро Германию все же поддержало. И все равно свершилось то, чего больше всего хотели бы избежать канцлер правительства Ангела Меркель и её министр финансов Вольфганг Шойбле – к ФРГ опять прочно приклеен ярлык безжалостного гегемона. Но это ещё полбеды, хуже то, что успех плана спасения Греции отнюдь не гарантирован. Сказать, что в Элладе он непопулярен, значит не сказать ничего. Кроме политиков, которым безжалостно выкрутили руки, его не поддерживает почти никто. Доходы от предполагаемой приватизации чересчур оптимистично завышены. Да, греки не хотят платить налоги, да, они, как могут, защищают прежние привилегии. Но, положа руку на сердце, признаемся: кто бы на их месте стал действовать иначе? Своя рубашка ближе к телу не только грекам… Но значит ли это, что ошибок не совершали спасатели из Брюсселя и Берлина? Конечно, нет! Причём, главные ошибки Берлин совершил пять лет назад, считают некоторые эксперты. Давайте посмотрим, что на этот счёт думает швейцарская газета «Нойе цюрхер цайтунг». Когда был создан Европейский валютный союз, многие сочли это укреплением миропорядка в Старом Свете, пишет она. Собственно, до 2010 года так оно и выглядело, как минимум со стороны, хотя на самом деле подлинной стабильности не было никогда, и при всём внешнем благополучии подспудное брожение не прекращалось. Нанесло ли евро ущерб европейскому единству? Многие полагают, что так и было: единая валюта стала яблоком раздора, породившим в ЕС взаимное недовольство и недоверие. В 2010 году по настоянию Парижа, но при согласии Берлина, был уничтожен один из важных страховых элементов валютного союза – принцип «ноу бэйл аут», предусматривавший опору на собственные силы. Проще говоря, кто попал в беду, тот сам из неё и вылезает. И значит, каждая страна должна была сама отвечать за последствия своих действий, а то государство, которое из-за неумеренного потребления попало в финансовые затруднения, не могло рассчитывать, что все прочие сбегутся к нему на помощь. Принцип «дружба – дружбой, а табачок врозь», по мнению многих экспертов, позволял сохранить хорошие отношения между государствами ЕС. Раздельные кассы перестали существовать тогда, когда Греция залезла в такие долги, а кредиторы накрутили такие проценты, для отдачи которых она уже не могла занимать деньги на финансовых рынках: ей там никто ничего не дал бы. Но тут вместо того, чтобы признать банкротство Эллады и предоставить ей самой выбираться оттуда, Берлин в мае 2010 года решил создать общеевропейский финансовый зонтик, под которым заодно с Грецией укрылись ещё и Ирландия с Португалией. В сентябре 2012 года Берлин не воспротивился тому, чтобы раскрыть второй зонтик, спасавший от большой беды уже банки, в основном – французские и германские. Эти финансовые институты, обуянные алчностью, легкомысленно ссужали деньги странам, платёжеспособность которых была под большим вопросом. Таким образом, сперва заёмщик (Афины), а потом и кредиторы (банки) были освобождены от ответственности за свои действия. По мнению газеты, надо было бы поступить совершенно иначе. А именно – осуществить контролируемое банкротство Афин, а проторговавшиеся банки или снабдить достаточными средствами, или национализировать. Потом, когда в них навели бы должный порядок, их можно было бы опять приватизировать. Вместо этого Берлин пошёл на то, чтобы заменить деньги частных вкладчиков на общественные средства в форме вышеназванных зонтиков. Кроме того, отдельные страны, входящие в зону евро, дали Афинам кредиты на основе двусторонних договорённостей. В результате греческое правительство взяли на буксир не частные кредиторы, то есть банки, страховые компании и прочие покупатели гособлигаций, а правительства других стран. Это, по мнению газеты, породило нездоровый климат в отношениях между государствами Валютного союза. Пытаясь спасти то, что ещё можно было спасти, Ангела Меркель прибегла к стратегии «кредиты в обмен на реформы». Вот тут-то Берлин и угодил в ловушку, построенную собственными руками. Стремясь отстоять свои интересы, то есть обезопасить выданные кредиты и помешать ползучему обобществлению, точнее «оевропеиванию» греческих долгов, Германия была вынуждена начать вмешиваться в политику других стран. Разумеется, ни одному суверенному государству такой поворот дела понравиться не может. «Тому в истории мы тьму примеров слышим»… Видный германский экономист Ханс-Вернер Зинн не так давно напомнил соответствующий опыт США. В 1791 и 1813 годах там дошло до обобществления долгов, надувания долгового пузыря и, в конце концов, до банкротства четырёх штатов. Вкупе с проблемой рабства, это все привело к накоплению напряжения, преодоленных только в ходе гражданской войны 1861 года. Разумеется, в нынешней Европе до этого не дойдёт, но стоит ли испытывать её на прочность? Вот почему газета и предлагает сделать выводы из случившегося и исправить ошибки 2010 года, опять введя и неукоснительно выполняя принцип «ноу бэйл аут» при наличии раздельных касс у каждого государства. Она резонно замечает, что «обобществление долгов отравляет жизнь сообществу друзей». Никакие структурные фонды, «зонтики» и все тому подобное не должно избавлять государства от обязанности самим отвечать по своим долгам. Берлину стоило бы настоять на том, чтобы был разработан порядок признания государств некредитоспособными, и позаботиться дабы, наконец, была разорвана порочная связь между банками и государствами. Для этого банки и для инвестиций в гособлигации должны депонировать собственный капитал. Конечно, если Берлин займётся неукоснительным проведением в жизнь этих правил, то он может утратить нынешний образ сурового наставника и окончательно превратиться в жупел. И тем не менее, по мнению газеты, оно того стоит, поскольку сможет помочь поставить валютный союз на прочную долговременную основу. А начавшееся в 2010 году и пока ещё сохраняющееся стремление Берлина достичь всеобщей гармонии привело только к тому, что его имидж все равно серьёзно пострадал. Но надёжных и твёрдых правил все равно так и не появилось, заключает «Нойе цюрхер цайтунг». Марина СМИРНОВА

Среди стран, которые занимали наиболее жесткие позиции на переговорах с Грецией о решении проблемы её внешней задолженности, была Финляндия. Возможно, правы те, кто считают, что греческий долговой кризис обострил принципиальные различия внутри стран-членов ЕС вместо того, чтобы их сгладить. Греки, доведённые до отчаяния не срабатывающими раз за разом программами жёсткой экономии, требовали отказаться от этого бесперспективного, с точки зрения их опыта, курса. В этом их ещё робко и пугливо, но во все большей степени поддерживает группа других стран европейского юга, которую, кажется, может решиться возглавить Франция. Зато северяне продолжают молиться другому экономическому богу по имени жёсткая экономия. Германия, возглавившая битву за показательную порку Греции, как считают многие эксперты, подорвала основы, на которых строится ЕС. Зато у себя в стране канцлер Ангела Меркель и её министр финансов Вольфганг Шойбле взлетели на вершину популярности. Последние опросы населения показывают, что глава правительства, если бы проводились парламентские выборы сейчас, обеспечила бы себе абсолютное большинство в бундестаге, чего в ФРГ не наблюдалось с 1961 года, когда закончился третий срок пребывания Конрада Аденауэра на посту канцлера. В Финляндии положение сложнее, хотя в некотором роде и показательнее. В отличие от греков финны всегда придерживались бережливости как безусловной добродетели, предпочитали платить высокие налоги, но обеспечивать более справедливое распределение доходов, следили за тем, чтобы государственные расходы не выходили из-под контроля. Даже в период экономических трудностей, например, в начале 1990-х годов или сейчас, они выступали за жёсткую экономическую политику, избегали бюджетных вольностей и жизни не по средствам. Показательно, что в ходе парламентских выборов в апреле 2015 года четыре основные партии выступали за продолжение курса жёсткой экономии. Сейчас три из них образовали правительственное большинство и проводят эту линию в жизнь. Против не выступает и главная оппозиционная сила Финляндии – социал-демократы. Единственная парламентская партия, которая требовала от него отказаться – Левый альянс – потеряла 2 депутатских мандата: финны в эффективность такой смены вех не верят. Однако в экономике Финляндии положение становится все более тревожным, причём в конце тоннеля не видно даже робких проблесков света. Разумеется, до греческих показателей Суоми очень далеко, но дела плохи по объективным, а не только по местным меркам. Экономического роста нет уже три года. В июне 2015 года безработица достигла 10% самодеятельного населения, что стало наивысшим показателем за 15 лет, причём среди молодёжи она заметно выше, равно как и в бывших центрах высокотехнологичного производства. В 2014 году Финляндия ещё соответствовала одному из маастрихтских критериев, необходимых для участия в единой европейской валюте – госдолг оставался ниже 60% от ВВП. В текущем году она должна выйти из этой категории. Однако тревожен не сам этот факт, но скорость, с которой страна наращивала госдолг: он удвоился за 6 лет! Естественно, рейтинговые агентства лишили Финляндию ее максимального кредитного статуса ААА. Вместе с тем, там сохраняется североевропейская модель государства всеобщего благоденствия, обеспечивающее высокие социальные стандарты, предпринимательско-профсоюзное партнерство. Так, за последние 5 лет рост зарплат почти вдвое опережал темпы инфляции. Финны также готовы платить ещё более высокие налоги, но сохранить существующую систему перераспределения благ в пользу большей социальной справедливости. Эти процессы усиливались двумя крайне неблагоприятными факторами. Первый – проблемы флагмана финского хай-тека компании «Нокиа», оборот которой снизился с 29,2 миллиарда евро в 2004 году до 12,73 миллиарда евро в 2014 году. Закрытие производства в городе Сало, которое было символом финской электроники, становится теперь символом упадка отрасли. Второй фактор – развязанная санкционная война с Россией, от которой очень пострадали экспортные отрасли экономики Финляндии. В антироссийской риторике политики в Хельсинки, конечно, не доходят до истерик польско-прибалтийского уровня, но там не склонны проявлять слабину в следовании брюссельскому курсу в отношении Москвы. Как выбраться из создавшегося положения, пока события не вырвались из-под контроля? Финляндия, как ранее Греция и другие страны, обнаружила, что не может прибегать к классическому методу – девальвации. Пребывание в валютном союзе теоретически исключает такую возможность, а отцы-создатели евро не предусмотрели возможности подобных экономических проблем в странах-членах. Кстати, в 1990-е годы экономический кризис Финляндия преодолела именно путем девальвации тогдашней национальной валюты – финской марки. Правительственная коалиция может предложить соотечественникам только программу экономии средств. Строго говоря, на апрельских выборах она получила на это мандат избирателей. Опубликованная в конце мая правительственная программа ставит задачу достижения к 2030 году 10-миллиардной экономии бюджета. Под нож пошли все расходные статьи – от административных трат до здравоохранения, от образования до программ гуманитарной помощи. Пока внутренний социально-политический баланс в стране это не нарушает, однако изменения в национальном политическом пейзаже уже очевидны. Объектом массового недовольства становится не политика жёсткой экономии, как во многих других странах ЕС, а европейская интеграция в её нынешнем виде. Пример? Проведённый в июле 2015 года по заказу газеты «Илталехти» опрос населения показал готовность половины опрошенных к выходу страны из еврозоны! А успех на выборах антиевропейской партии «Истинные финны» (ныне просто «Финны»), которая неожиданно пришла второй и теперь вошла в правительство? Таковы, видимо, финские особенности начавшегося переформатирования основ брюссельского консенсуса в ЕС. Валерий ВАСИЛЬЕВСКИЙ

Но сделает ли она это? После завершения периода летних отпусков Франция намерена внести официальные предложения, предполагающие изменения в организации еврозоны. Тем самым она надеется не только показать, какие выводы могут быть сделаны из недостатков, выявленных греческим долговым кризисом, но и вернуть себе утерянное идеологическое лидерство в ЕС. В окружении президента Франции Франсуа Олланда дают понять, что идея состоит в реорганизации системы управления еврозоной и одновременном формировании группы стран, готовых участвовать в движении к реальному налоговому и социальному союзу. Часть французских идей была уже представлена в ходе контактов с руководителями Германии. Они попали в прессу со слов самого нынешнего хозяина Елисейского дворца. Основные предложения сводятся к следующему: - Создание общего экономического правительства для стран еврозоны; - образование Европейского валютного фонда с целью быстрого и солидарного решения возникающих финансовых проблем; - появление собственного бюджета еврозоны; - формирование реального банковского союза, предусматривающего гарантии депозитов и механизмов противодействия массированным утечкам капиталов, не ограничивающегося, как сейчас, простым централизованным надзором за этими финансовыми учреждениями; - создание общей парламентской структуры для стран еврозоны (видимо, без новых выборов, а путём объединения в отдельную палату депутатов Европарламента от соответствующих государств); - введение единых размеров минимальной заработной платы для исключения возможности социального демпинга; - гармонизация корпоративных налогов для исключения возможности налогового демпинга; - формирование общей системы страхования безработицы. Если Париж пойдёт на этот шаг и действительно станет продвигать в Брюсселе такие инициативы, то это потребует тесного взаимодействия с некоторыми ключевыми партнёрами, прежде всего, с Германией. Сам Берлин ныне не может брать на себя лидерство в этом вопросе по целому ряду причин, главная из которых – потеря репутации в результате негативной роли, которую он сыграл в процессе решения греческой долговой проблемы. Но без немцев французские инициативы успеха иметь не будут. Другими важными партнёрами Франции должны стать Испания и Италия. Французы уверяют, что они начали работать с этими странами в нужном направлении. К ним, как ожидается, скоро присоединятся остальные страны-основатели нынешнего ЕС. На практике дело обстоит вовсе не так легко, как на бумаге. У ключевых партнёров, прежде всего, у Франции и Германии сохраняются большие различия в понимании того, к чему должна вести европейская интеграция. Бывший председатель Европейской Комиссии Жак Делор образно сформулировал это: «Франция не готова делить свой суверенитет, а Германия не готова делить экономические риски». Однако нынешнее направление мысли в парижских коридорах власти предполагает как раз большую степень раздела как суверенитета, так и рисков. Решатся пойти на такой шаг главные партнёры? Или же безобразные тяжбы с 2009 года и вся греческая долговая трагедия все же чему-то научили лидеров ЕС и вынудят участников еврозоны пусть задним числом, но все же достроить фундамент, на который должна опираться любая валюта? Андрей СЕМИРЕНКО

В Берлине рассматривают возможность создания механизма выхода отдельных стран из зоны евро с возвратом к национальным валютам. Над этим работает группа высокопоставленных советников правительства Германии, известных как «пятеро экономических мудрецов». Они сделали достоянием гласности подготовленный ими доклад «Уроки греческого кризиса для стабильной еврозоны». Помимо очевидной констатации того, что переговоры по урегулированию долговой проблемы Греции выявили большие пробелы в общей архитектуре единой европейской валюты, авторы считают необходимым позволить странам, оказавшимися некредитоспособными, покидать еврозону. Этот шаг рассматривается ими как крайняя мера. Действующие механизмы в еврозоне не предусматривают такой возможности, равно как и объявления дефолта некредитоспособной страной. Председатель этой группы экспертов Кристоф Шмидт пояснил, что, по их мнению, «обеспечение сплоченности валютного союза внутри ЕС предполагает учет неготовности избирателей стран-кредиторов финансировать на постоянной основе страны-должники». Вместе с тем, «пять мудрецов» признают наличие больших расхождений в оценках экономических приоритетов в еврозоне, которые проявились и в ходе переговоров с Грецией.

Почему в странах, пользующихся общей валютой – евро, цены на один и тот же товар могут отличаться в разы? Причем, дело не только в том, что одни государства богатые, а другие нет… Возьмём Ирландию, которая только что выбралась из финансовой ямы, и бедную Словакию. Возьмём товар, который популярен и хорош и там, и там – пиво. Так вот, словакам этот напиток обойдётся в 2,5 раза дешевле, чем ирландцам. Ценовой разрыв между разными участниками еврозоны оказывается велик. Европейское статистическое ведомство «Евростат» на основании цен на 2,4 тысячи наименований товаров и услуг (от обуви до продовольствия, электроники и одежды, гостиничных и ресторанных счетов и проч.) вычислило индекс паритета покупательной способности для 19 стран, пользующихся евро. Взяв за 100 среднюю цену по ЕС в целом, эксперты вывели соответствующий индекс для участников еврозоны. Картина получилась ожидаемой: северные страны имеют более высокий индекс, восточные и южные – более низкий. Ближе всего к среднему уровню оказались Германия и Италия – их показатель составил 102. Первые три позиции заняли соответственно Финляндия (123), Ирландия и Нидерланды, замыкают список Латвия, Словакия и Литва (64). Во многом такой результат зависит от налоговой системы, в частности, от акцизов и налогов на табачные и алкогольные изделия. Этим объясняется превышающий средний показатель Ирландии, где эти сборы высоки, и очень низкий показатель Литвы, где такие сборы минимальны. В Вильнюсе пачка сигарет стоит в среднем 3 евро, тогда как в Дублине – 10 евро. Светлана ФИРСОВА  

Сумма конфискованных фальшивых денег в Италии достигла рекордных показателей 2011 года, что свидетельствует об активизации фальшивомонетчиков. Банк Италии опубликовал данные за первое полугодие 2015 года, в течение которого правоохранительные органы выявили свыше 80 тысяч поддельных купюр. Это на 8,5% больше, чем за аналогичный период предыдущего года. Специалисты ожидают, что текущий год установит в стране новый антирекорд по этому показателю. Не помогло снижению активности преступников и появление новой купюры в 10 евро, которую ещё не научились подделывать, да и обладает она более высокой степенью защиты. Чаще всего поддельными оказываются купюры в 50 и особенно в 20 евро, которые составляют 67% конфиската. Банковские билеты большего и меньшего достоинства вызывают у мошенников гораздо меньший интерес. Так, за полгода выявлено всего 34 фальшивых купюры номиналом в 500 евро.

Сколько надо проработать, чтобы заплатить налоги и спать спокойно? Экономический институт «Молинари» регулярно изучает эту проблему в странах ЕС. Опубликованное в июле 2015 года уже шестое такое исследование показывает, что меньше всех на казну приходится трудиться киприотам. Исследователи предлагают разделить год на две части – первую часть работник предположительно зарабатывает на налоги, а потом до конца года – на себя. Получается, что на Кипре уже 31 марта работающие за зарплату граждане получили столько, сколько от них требует государство в виде налогов. Хуже всего в этом плане приходится бельгийцам. Они начинают работать на себя только 6 августа.

После изменения в Люксембурге в 2008 году законодательства о порядке приобретения местного подданства число владельцев люксембургского паспорта увеличилось на 26 тысяч человек. Подавляющее большинство новых люксембуржцев – выходцы из других стран Евросоюза, а именно: из Португалии, Бельгии, Франции, Италии и Германии. Они составляют 75% от общего числа новобранцев. Часть из этих людей натурализована за счет того, что они длительное время постоянно проживают в Великом Герцогстве. Но много и таких, кто живет не в Люксембурге, а в приграничных зонах. Это относится в основном к бельгийцам. Примечательно также, что всего треть из новых люксембургских подданных родились в стране. Остальные - за границей.

Российская школа геоэкономики и глобалистики добилась международного признания. В Баку по инициативе Азербайджанского государственного экономического университета (АГЭУ) переведен на азербайджанский язык российский учебник «Геоэкономика: освоение мирового экономического пространства». Учебник разослан во все вузы страны и библиотеки республики, включая президентскую. Я особо ценю мою личную встречу с президентом Азербайджана Ильхамом Алиевым на II Бакинском международном гуманитарном форуме (октябрь 2012 г.), где мне была предоставлена возможность выступить с научным докладом и подарить президенту мои книги по геоэкономике, гуманитарной космологии, диалогистике. С переводом учебника на азербайджанский язык геоэкономика шагнула в бурно развивающийся Азербайджан. Новое поколение высококлассных преподавателей, ученых и менеджеров возьмет на вооружение геоэкономические модели освоения мирового экономического пространства. Осознание азербайджанским научным и образовательным сообществом геоэкономики как новейшего вектора мирового развития выводит Азербайджан на уровень интеллектуальных событий мирового класса. Это и ежегодный Мировой общественный форум (МОФ) «Диалог цивилизации» (Греция, о. Родос). Это и «Диалог Запад-Восток: интеграция и развитие». Это и конференции в Китае при поддержке Правительства (Шанхайский университет финансов и экономики, Шанхайская академия международных исследований др.). Это целый ряд конференций, симпозиумов и «круглых столов» (Канзас, Штутгарт, Милан, Прага, Лахти, Модена, Москва, Санкт-Петербург, Ярославль, Екатеринбург и др.). На этих авторитетнейших мировых форумах ведущие представители российской школы геоэкономики и глобалистики осветили геоэкономическую парадигму мирового, регионального и национального развития, представили самые передовые научные и образовательные разработки. В этом плане Азербайджан становится одним из лидеров отмеченного процесса. Не случайно зарождение и начало работы ежегодных уникальных Бакинских международных гуманитарных форумов (2011 г.), в программы которых включаются животрепещущие проблемы мирового развития. На повестке дня – институциализация российско-азербайджанского интеллектуального сотрудничества в новейших сферах гуманитарного знания. Основания для этого имеются. Мне представляется, что продемонстрированный на II Бакинском международном гуманитарном форуме мощный российско-азербайджанский интеллектуальный импульс в новейшей сфере фундаментальных исследований – гуманитарной космологии, – может найти свое институциональное закрепление. Геоэкономика как синтез важнейших сфер деятельности человека в условиях глобальных трансформаций является органичной составной частью гуманитарной космологии. При этом геоэкономика смело демонстрирует свои приоритеты на мировой арене. У нас учебник "Геоэкономика. Освоение мирового экономического пространства" рекомендован Министерством общего и профессионального образования в качестве учебника для студентов высших учебных заведений, обучающихся по экономическим специальностям и направлениям, выдержал уже шесть изданий (1999, 2002, 2006, 2010, 2011, 2012). Следует отметить, что по некоторым новейшим гуманитарным дисциплинам в России впервые в мировой научной и образовательной практике появились новые разработки, учебники, программы, которые вызвали заинтересованность и внимание образовательных центров Китая, Германии, Италии, США и других стран. И это не случайно: российские фундаментальные исследования в области геоэкономики, глобалистики, гуманитарной космологии, диалогистики несут в себе мощный заряд миролюбия, внимания к Человеку, гармонии и приоритету жизнеутверждающих начал. Они открывают новые горизонты, выводят на новый уровень осознания мира, нас окружающего. Издание учебника «Геоэкономика» на азербайджанском языке послужит делу дружбы и дальнейшего взаимодействия российской и азербайджанской образовательной и научной сфер на путях развития, мира и процветания. Эрнест КОЧЕТОВ

Как работает «социальный лифт» для иммигрантов в Люксембурге? Ответ на этот вопрос можно получить на примере одной из крупнейших иностранных общин в Великом герцогстве – португальской. Она к тому же и одна из самых старых: первые переселенцы из Португалии, в то время – беднейшей страны Европы, в которой правила диктатура Салазара, появились здесь полвека назад. Большинство португальских иммигрантов первого поколения зарабатывали на жизнь упорным физическим трудом – строительными рабочими, дворниками, грузчиками… Будучи людьми неконфликтными, они почти без проблем интегрировались в местное общество, многие быстро овладели французским и люксембургским языками (местный вариант немецкого). Сегодня их дети и внуки представлены практически во всех сферах экономической, политической и общественной жизни. Немало среди них и людей свободных профессий, а один люксембуржец португальского происхождения – Феликс Браз – в 2013 году добрался по карьерной лестнице даже до поста министра в правительстве Великого герцогства. Конечно, далеко не перед всеми переселенцами путь наверх усеян розами. Наибольший успех ожидает их детей, которые с раннего возраста посещают местные школы, а затем и вузы, максимально погружаясь в местное общество. Любопытна реакция здешних португальцев, как, впрочем, и других иммигрантов, на недавнюю неудачную попытку правительства Люксембурга предоставить им право голоса на парламентских выборах. На соответствующем июньском референдуме (см.«Чужаков не жалуют даже в Люксембурге», №6(100), 2015) часть общины выступила «за», а переселенцы в третьем поколении, считающие себя чуть ли не коренными люксембуржцами, – «против». Что по-человечески, впрочем, вполне объяснимо. Евгений ОРЛОВ

Великие державы в прошлом уже ставили Грецию под свой финансовый контроль «К несчастью, мы разорены», – сказал депутатам национального парламента премьер-министр Греции, объявив о невозможности обслуживать государственный долг, о провале политики жесткой экономии и вынужденном согласии на внешнее управление своими финансами. Эта история происходила не в июле 2015 года с премьер-министром Алексисом Ципрасом, а в 1893 году с одним из его предшественников Харилаосом Трикуписом. Тогда Греция объявила себя банкротом, попытавшись таким образом выбраться из долговой ямы. Начались бесконечные переговоры с кредиторами: половина всех доходов казны шла на выплату процентов по кредитам. Тогда не получилось, несмотря на все усилия. К 1896 году положение усугубилось военными конфликтами, социальными беспорядками и проведением в Афинах… первой Олимпиады современной эпохи, что легло непосильным бременем на государственную казну. А в 1898 году её главные внешние кредиторы – Австро-Венгрия, Великобритания, Германия, Италия, Россия и Франция – образовали международную финансовую комиссию, которая разместилась в Афинах и установила контроль над греческим бюджетом, его доходами и расходами. Основная цель деятельности комиссии состояла в обеспечении выплаты государственных долгов. Международные надзиратели контролировали таможенные сборы в основных портах, поступления от государственных монополий на продажу керосина, соли, бумаги… Правительство было обязано использовать доходы только с согласия комиссии, равно как и изменять налоговые правила. Конечно, современная Греция далеко ушла от страны, какой была в конце позапрошлого века. С момента обретения независимости от Оттоманской империи в 1830 году она к тому времени так и не смогла встать на ноги и наладить систему управления. Посаженный европейскими державами на греческий трон отпрыск баварской королевской семьи Оттон I был охвачен грандиозными строительными проектами и начал воплощать их в жизнь. Полученная в наследство от турок коррупция и уход от уплаты налогов всеми солидными персонами оставались неизменными. Зато монарх стал набирать на госслужбу и в армию в обмен на щедрое вознаграждение. Собственных денег на такую шикарную жизнь у Греции не было, а коринка (сушеный черный мелкий виноград без косточек) составляла ¾ экспорта… Таким образом, королевские расходы финансировались за счёт иностранных кредитов. Международную финансовую комиссию греки ненавидели, считали её существование оскорбительным для суверенитета страны и достоинства её народа. Сменявшие друг друга правительства с трудом мирились с внешним контролем. Тем не менее, она просуществовала, хотя и в изменённом виде, до 1936 года. Кстати, зарубежные финансовые надзиратели не смогли предотвратить ещё один дефолт. Он произошёл в 1932 году и был вызван последствиями всемирного кризиса 1929 года. Итог работы внешних контролёров нельзя считать полностью негативным. Она помогла Греции подготовить квалифицированных чиновников для финансовой сферы, наладить контроль за поступлениями в казну, ограничить разворовывание местными олигархами иностранных кредитов, провести изменения в законодательстве, например, ввести подоходный налог. Но все же эта комиссия больше думала об интересах зарубежных кредиторов, чем о развитии Греции. Примерно с этой же ситуацией страна сталкивается и сегодня. Светлана ФИРСОВА

Большинство выпускников британских университетов не могут найти работу по специальности и вынуждены заниматься неквалифицированным трудом. По остроте этой проблемы в Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) Великобританию опережают только Греция и Эстония, а сразу за Туманным Альбионом идут Польша и Украина. Согласно опубликованному в Лондоне исследованию, сегодня 58,8% дипломированных специалистов не могут применить приобретённые в учебных заведениях знания. В результате уже примерно один из каждых 12 работников сферы услуг – официантов, продавцов, служащих колл-центров, дворников и т.п., имеют высшее образование. Соединённое королевство занимает в ОЭСР второе место после Исландии по количеству дипломированных граждан относительно численности населения, и при этом университеты каждый год расширяют приём студентов. Однако в современных кризисных условиях экономика не только Британии, но и всего Европейского Союза не успевает создавать достаточно мест, требующих работников с высшим образованием. Тем самым, по мнению авторов исследования, опровергаются расчёты, согласно которым массовое производство дипломированных специалистов должно было автоматически поднять инновационный и технологический уровень экономики. Избытком выпускников вузов воспользовались многие предприниматели, которые нанимают их на низкоквалифицированную работу, увольняя ремесленников. В результате в некоторых отраслях, например, в строительстве и промышленном производстве, где даже подсобным рабочим и подмастерьям требуется определённое время для обучения, возникла нехватка рабочей силы. Эксперты предупреждают и о неизбежной долгосрочной проблеме: работая в низкооплачиваемых местах, большинство обладателей дипломов не смогут расплатиться с полученными в своё время грантами на учёбу, а долги можно будет списать только через тридцать лет. Виктор СМИРНОВ

Анри Альбер Габриель Феликс Мари Гийом, более известный как Великий герцог Люксембурга Анри, в свои 60 лет (юбилей состоялся в апреле) может составить конкуренцию по мужским достоинствам многим коллегам, занимающим столь же высокое положение. Американский интернет-сайт Jo and Kate Industries, конкурируя с гламурными легковесными изданиями, составил по своим малопонятным критериям и эстетически-физиологическим воззрениям иерархический список наиболее привлекательных – в сексуальном плане – государственных деятелей обоего пола. В этой табеле о рангах, где поименованы 199 сильных мира сего, герцог Анри занял почетное... шестое место. Тем самым трехъязычный герцог, увлекающийся горными и водными лыжами, плаванием, теннисом и парусным спортом, обошел президента США Барака Обаму, который вынужден удовольствоваться только 13 местом. Не говоря уже о премьер-министре Бельгии, задвинутом аж на 99 позицию. Неожиданно, но список – общий, а потому бундесканцлерин Ангела Меркель в нем значится, но только на 92 ступеньки снизу. Хуже всего американцы оценили отца четверых детей и любителя прогулок «налево», французского президента Франсуа Олланда – ему отвели 100 место. Готова согласиться, что Анри – хорошо сохранился, привлекателен, импозантен и все такое прочее. Но почему он замыкает шестерку фаворитов? Непонятно. Почему чернокожий обитатель Белого дома отстал от него на семь позиций? Ответ не очевиден. Ясно, что о вкусах не спорят. Кому поп, кому попадья, кому попова дочка, а кому – свиной хрящик. Мне так кажется – на мой прищур, что единого мнения на эту тему нет и быть не может. Надежда ДОМБРОВСКАЯ

Какую роль в этом сыграла американка Уоллис Симпсон? Виндзоры никак не оправятся от скандального двойного экспозе. Вскрывшиеся факты выставили если не в неприглядном, то, по крайней мере, в невыигрышном свете нынешнюю правительницу, Елизавету II, и «засветили» в очередной раз ее дядю, Эдуарда VIII, к которому уже намертво пристала дефиниция, пригодная для учебников истории, – «нацистский симпатизатор». Тень с коричневым отливом пала на королевский дом. Поводом для досужих пересудов в британском обществе стала добытая флагманом бульварной прессы, газетой «Сан» хроникальная лента, на которой королева-мать и две ее дочери, Елизавета и ее сестра Маргарет, а также дядя Эдуард, принц Уэльский, дружно тянут руки в фашистском приветствии. Съемка датирована 1933 годом, когда Адольф Шиккельгрубер был избран волей немецкого народа на пост германского канцлера, консолидировал власть и набирал силу под лозунги об исключительности арийской расы и необходимости расширить «жизненное пространство». Букингемский дворец был вне себя от ярости. Репутационный ущерб не поддавался быстрому возмещению. Несмотря на убедительные доводы в стилистике голливудских мелодрам: мол, «я всё могу объяснить». Объяснения весомы. Да, будущей королеве Елизавете было всего шесть лет, и невинное дитя слепо следовала наставлениям дяди. Да, в то время взмах руки, напоминавший пафосные ритуалы римских приветствий, еще не ассоциировался с самым людоедским режимом, возникавшим когда-либо в Европе, и запечатленная на пленке сценка, скорее всего, полна иронии и насмешки над нелепыми дальними родственниками. Напомним, Виндзоры по своей родословной – одна из ветвей германской высшей аристократии. Защита, выстроенная Букингемскими политтехнологами, выглядит так же массивно и неприступно, как шотландские замшелые замки. Но камушек сорвался с кручи, подтолкнув остальных. Мгновенно, как подобное притягивает к себе подобное, всплыла стародавняя, но все еще обрастающая подробностями история с дядей, оказавшимся не «самых честных правил». Наряду с Черчиллем, который одно время восхищался Муссолини, принц Уэльский «грешным делом» симпатизировал континентальным нацистам. Его полное имя едва ли кто произносил при знакомствах. Эдуард-Альберт-Христиан-Георг-Эндрю-Патрик-Дэвид. Он был старшим сыном короля Георга V и королевы Марии, правнуком королевы Виктории. Взойдя на трон под именем Эдуарда VIII, он процарствовал менее года, с 20 января по 10 декабря 1936 года, добровольно отказавшись от горностаевой мантии (единственный случай в королевской фамилии). Мотив – сугубо личный: чтобы связать себя матримониальными узами с разведенной американкой Уоллис Уорфилд-Симпсон. Чопорный истеблишмент не мог принять морганатический брак. Эдуард сделал свой выбор в пользу любви, что на долгие годы превратило эту, безусловно, счастливую пару в объект любования, в хрестоматийный пример торжества романтики над прозой жизни, чувства над расчетом. Правила династического этикета и государственная целесообразность требовали, чтобы самонизложившегося монарха продолжали уважать верноподданные. А потому после женитьбы молодым был дарован титул: герцог и герцогиня Виндзорские. Однако, как выяснилось позднее, для чрезвычайно одаренной Уоллис Симпсон статусность и положение в обществе имели исключительное значение в ее персональной шкале жизненных ценностей. Она мечтала вернуть мужа на трон и стать подле него королевой Британской империи «любой ценой». Цена вопроса – это и есть главная интрига. Найдена депеша, посланная информатором из оккупированной Чехословакии заместителю министра иностранных дел Британии сэру Александру Кадогану, датированная 7 июлем 1940 года. Как пишет лондонская газета «Индепендент», в депеше говорилось: «Источник, близкий к окружению фон Нейрата (германский гаулейтер Богемии) в Праге, сообщил, что немцы рассчитывают получить содействие от герцога и герцогини Виндзорских, причем она (герцогиня) хочет стать королевой любой ценой. Немцы ведут с ней переговоры с 27 июня… Предполагается, что возможно образовать с Англией антирусский альянс… Немцы предлагают создать оппозиционное правительство во главе с герцогом Виндзорским, предварительно обработав с помощью пропаганды общественное мнение. Они полагают, что король Георг отречется от престола, как только начнется атака на Лондон». Уверенность, что герцог Виндзорский готов стать коллаборационистом, зиждилась не на песке, а на твердом фундаменте фактов. Британскую прессу этим летом вновь обошла фотография 1937 года, за два года до начала Второй мировой войны, где Эдуард с супругой посещают Гитлера в его горной резиденции в Оберзальцберге. Герцогиня широко улыбается в момент, когда Гитлер с легким поклоном пожимает ей руку, а герцог смотрит не менее умилительно на эту сцену, также наклонив голову. Известно также, что ранее Эдуард, став монархом, планировал встретиться наедине с Гитлером – без ведома правительства и парламента. Он дважды беседовал с заместителем фюрера, Рудольфом Гессом, а также неоднократно восторженно отзывался об экономических и социальных реформах, проводимых нацистами. Герцог Виндзорский считал, что именно Британия должна первой предложить Германии узы дружбы. Неудивительно, что секретная службы в 1936 году прослушивала телефон своего монарха, готовившегося «подать в отставку». Не менее вероятно, что она отслеживала его передвижения летом 1940 года в нейтральной Португалии, опасаясь, как пишет «Индепендент», что «нацисты могут перетянуть на свою сторону Эдуарда – либо силой, либо убеждением – и использовать как марионеточного короля в случае начала вторжения». По сведениям, полученным британским дипломатом в Испании от графа Нава де Тахо, Эдуард полагал, что в Британии может вспыхнуть революция, король Георг VI отречется, а пришедшее к власти лейбористское правительство пригласит его вернуться домой, чтобы занять вакантный трон. Трудно сказать, в какой мере можно полагаться на депешу пражского информатора, что именно Уоллис Симпсон разогревала жажду реванша отрекшегося от престола мужа, чтобы восседать рядом с ним. Если судить только по лестным характеристикам интеллектуальных и волевых качеств американки, то эта версия имеет право быть. За каждым сверх-амбициозным мужчиной очень часто стоит женщина. В случае с герцогиней Виндзорской доказательная база явно недостаточна. Что не отменяет общего принципа «шерше ля фам», когда в истории свершаются неординарные события. Владимир МИХЕЕВ

Понятие «офисный работник» становится атавизмом в Шведском королевстве. Нет, число «белых воротничков» в этой стране сколь-нибудь заметно не уменьшается, однако их всё реже можно увидеть спешащими в свои рабочие кабинеты. Да и кресла они «греют» всё меньше времени. На улицах Стокгольма и других крупных городов бросается в глаза: час пик у шведов наступает гораздо раньше, чем в других европейских странах – уже между четырьмя и пятью часами пополудни. А в половину шестого трудно кого-либо из офисных работников застать на месте по двум причинам. Во-первых, никто не хочет выглядеть неэффективным специалистом, которому требуется дополнительное время. А во-вторых, и это не менее важно, их ждут дома (семья – слово почти святое) или спортзалы и стадионы, ведь здесь уделяют серьёзнейшее внимание поддержанию хорошей физической формы. Многие покидают конторы, даже не дождавшись шестнадцати часов: чадолюбивые родители с полным на то правом сокращают себе рабочие дни, чтобы забрать ребёнка из детского сада или школы… Кстати, культ детей, точнее, их правильного воспитания, к тому же обязательно здоровыми, из ещё недавнего гражданского долга (вроде неукоснительной уплаты налогов) сегодня превращается чуть ли не в национальную идею Швеции. Вот почему не только работающие матери, но и отцы могут брать длительный, до года! – отпуск для ухода за малышами, и, разумеется, свободные дни в случае болезни ребёнка. Более того, если ретивый папаша-карьерист в течение первого года ни разу не воспользуется правом остаться с захворавшим младенцем, на него станут недоуменно посматривать и коллеги, и соседи. Ведь о том, хороший ты отец или плохой, на родине «Икеи» судят не по тому, сколько денег приносишь в дом, а как много времени посвящаешь своим отпрыскам. В этой скандинавской стране воспитание подрастающего поколения и тесно связанный с ним вопрос количества свободного времени взрослых, традиционно имеют политический подтекст и служат важными темами предвыборных кампаний. Средний класс добился от работодателей не только максимально гибких графиков работы, но и возможности по желанию трудиться дома или в кафе, благо современные технические средства в ряде случаев позволяют это делать. Главное – добросовестно и вовремя выполненное задание. Как показал ещё в 2012 году один из опросов населения, посвящённый качеству жизни, более 62% подданных королевства были абсолютно свободны в выборе времени прихода и ухода из офиса. Ведь, как шутят шведы, «мы работаем, чтобы жить, а не наоборот». Александр СОКОЛОВ

В европейской истории случалось так много страшного и чудовищного. Вспоминать нельзя без содрогания. Будь мы чуть тоньше организованы, спать не смогли от угрызений совести. Пережитое должно было научить нас хоть чему-нибудь. Сделать осторожнее. Внимательнее. Разборчивее. Не могли же полученные уроки пропасть даром. Все-таки у нас за спиной не одно тысячелетие. Пора становиться мудрее. Увы, все свидетельствует об обратном. Разверзшаяся под ногами пучина никого не пугает. Более того, в ослеплении или, кто знает, может, и намеренно люди подталкивают друг друга к последней черте, за которой небытие. И всё-таки… … Было жарко. Душно. Изнуряюще. Пот застил глаза. Во рту пересохло. Губы потрескались. Хотелось только одного – пить. Пить. Пить. Без конца и без края. Никаких других желаний не осталось. Как если бы они никогда и не существовали. Их выжгли раскаленные пески и обжигающее солнце. "Источник должен быть где-то совсем рядом, – колотилось в воспаленном мозгу. – Держись. Осталось еще чуть-чуть. Буквально два шага. Не падай. Впереди ждет несказанное блаженство. Его можно будет зачерпывать двумя ладонями. Впитывать капельку за капелькой. Наслаждаться им тысячами разных способов. Купаться в нем. Дарить. Расплескивать. Множить". Только дивное видение оазиса поддерживало его скудеющие силы. Заставляло ковылять вперед. Не давало сознанию окончательно померкнуть. Если бы не простенькие слова, которыми он себя без устали подбадривал, он давно бы распластался на дюнах. Истлел. Рассеялся в прах. Превратился в грязноватое пылевое облако, несметное количество которых, издеваясь, ветер гоняет по пустыне. Пустое. Бессмысленное. Никому не нужное. В марево. Пророчащее то, чего нет, и никогда не было. Он больше ничего не видел. Не слышал. Не чувствовал. Голова наполнилась монотонным гудением. Сердце замерло. Мускулы задеревенели. Иглы боли, на которую он уже не в состоянии был реагировать, пронизали все тело. "Прости, – сказал он самому себе. – Меня не в чем упрекнуть. Я сопротивлялся, сколько мог. Видимо, не судьба". И все же она улыбнулась ему. В самый последний момент, когда его взор почти померк, влажный воздух дохнул ему в лицо. Все изменилось, как по мановению волшебной палочки. Стало прохладно. Легкие наполнились свежим, восстанавливающим силы воздухом. Все в нем ожило и затрепетало. Ура! Источник лежал прямо перед ним. Роскошный. Величественный. Уверенный в себе. Готовый подарить все, что обещал, и даже больше. Намного больше. Любовь. Успех. Победы в неравной борьбе. Десятки побед. Сотни. Тысячи. Одни блистательнее других. Такие, о которых помнят веками. Слагают поэмы. Воздвигают обелиски. Величают началом новой эпохи. Те, что делаются именем нарицательным. "ЗдОрово! – порадовался он за себя. – Потрясающе. Не было ни гроша, да вдруг алтын. Теперь у меня все получится. Сомнения по боку. Я горы сверну. Самые крутые и высокие. Меня ничто не остановит. Славно, что не испугался. Что двинулся в путь, несмотря на все предостережения. Вот оно вознаграждение. Ну что же, попробуем". Он слегка закатал брючины. Сбросил рубаху. Широко улыбнулся, предвкушая удовольствие. Помедлил несколько секунд и опустил руки в источник, собираясь черпать из него полными пригоршнями. Между ним и поджидающей его безумно чувственной, сладострастной водной вакханалией больше ничего не стояло. Но ее не случилось. То, что произошло, находилось за гранью. Руки, беззаботно опущенные им в воду, в мгновенье ока покрылись густой, жабьего оттенка, темно-зеленоватой шерстью. Такой омерзительной, что в нем все перевернулось. Однако охватившее его душу мертвящее оцепенение ни в какое сравнение не шло с тем ужасом, который он испытал, когда понял, что по его рукам течет кровь. И не просто кровь, а потоки крови. Бегут. Струятся. Падают водопадом. Вместо прозрачной, студеной, освежающей влаги, в которой игриво отражаются небо, кроны деревьев и растущие поблизости былинки, из источника хлестала самая настоящая кровь. Жаркая. Тягучая. Дымящаяся. Она взбухала, пенилась и разлеталась мириадами брызг в разные стороны, перекрашивая пасторальную идиллию оазиса в цвета, легко убеждающие в том, что Ад на Земле действительно существует. Джонни Депп не зря разменивал свой талант в фильме «Суини Тодд», чтобы нам его показать. Казалось, кто-то абсолютно безумный, безбашенный, безудержный, упиваясь жаждой мести, вонзил клинок в сердце Матушки-Природы, повернул его и ушел, оставляя времени завершить сотворенное им святотатство. Ушел, зная, что кровь будет литься вечно. Что ее некому будет остановить. Те же, кто попытается, лишь утонут в ней или, раз попробовав ее вкус, уже не смогут остановиться. Весь дрожа, конвульсивно извиваясь, он отскочил от источника. Увы. Было слишком поздно. Кровь легко прожгла податливое тело. Куски мяса гнилою массой скатывались с его рук, обнажая белесые кости, и с противным квакающим звуком шмякались у его ног. А потом растекались разлагающейся зловонной жижей. Нельзя было терять ни секунды. Нужно было спешно что-то делать. Чтобы спастись. Чтобы прекратить это святотатство. Но тело не слушалось. Разум обезумел от страха и отвращения. "А-а-а-а", – заревел Никанэльм диким трубным голосом, вкладывая в него все испытываемое им отчаяние… и проснулся. В предрассветной серости ничего нельзя было различить. Он лишь чувствовал, как сбившиеся простыни, обильно пропитавшиеся потом бессилия, намертво обвились вокруг него морскими узлами, давя его и обездвиживая. Сердце все еще бешено колотилось, но страх постепенно отпускал, давая возможность прийти в себя и успокоиться. "Что это было?" – начал он, отдышавшись, допрос с пристрастием. Переход к реальности был настолько резким, что ни одно из испытаний, выпавших на его долю в том, каком-то совершенно ином, призрачном мире, ни одно из чувств, обуревавших его, не потерялись. Не стерлись. Не ослабли. Он ощущал пережитое так же ярко, с такой пронизывающей болью, как если бы все произошло с ним на самом деле. "Ночной кошмар? Стандартный, глупый, парализующий? Вряд ли. Насколько я помню, – все же раньше приходилось читать много умных книжек – его механизм несколько иной. Волю подавляют предчувствие, ожидание чего-то непереносимого, опасного, чудовищного. Предчувствие, в отличие от самого события, может терзать тебя бесконечно. Виртуозно. Повторяясь на все лады. На меня ужас обрушился не вследствие, а вопреки. К тому же, наяву кошмару должен был предшествовать какой-то событийный ряд, что-то вызывающее коннотации. Ничего такого не было. Хотя неправда. Не стоит кривить душой. Было: но совершенно другое. С испытанным сейчас никак не связанное". Никанэльм освободился от сковывающих его пут. Сходил на кухню. Достал из холодильника бутылочку грейпфрутового сока. Сделал несколько глотков и продолжил строить догадки. "Тогда что – вещий сон? Точно. Попадание в десятку. Иначе никак не складывается. Только кем он послан? Кем-то внешним или моим же подсознанием? И зачем – чтобы что-то подсказать и объяснить, до чего я сам не могу додуматься? Предупредить о грозящей опасности, дабы я был начеку и успел принять меры? Или напугать? Заранее ударить пыльным мешком по голове: мол, не ввязывайся. Сломаем – ни одной косточки целехонькой не оставим. Не по тебе шапка!" Мысль о том, что последний вариант выглядит наиболее вероятным, заставила его подобраться как для прыжка. Он смачно выругался. Предрассветный морок рассеялся. Свеженькое, отдохнувшее, хорошенько выспавшееся солнце заглянуло к нему в окно, чтобы поддержать и подбодрить. "Дудки, господа зверье, – прошептал он. – Вам меня не запугать. Не получится. И не надейтесь. Иду на вы. А там посмотрим, чья возьмет". Никогда в прежней жизни Никанэльм особой воинственностью не отличался. Интеллигентные родители передали ему по наследству свое убеждение в том, что кулаками ничего не докажешь, хотя постоять за себя, конечно же, надо уметь. Как и они, он свято верил в то, что слово разит сильнее любой стрелы или пули. Что идеи правят миром, а не примитивная грубая сила. Что мудрее слов о водах реки, которые со временем обязательно принесут труп врага к твоим ногам, ничего нет и быть не может. Но жизнь заставила его пересмотреть эту столь комфортную и удобную точку зрения. Она тряханула его так, что от присущей ему созерцательности не осталось и следа. "Если не мы, если не я, тогда кто же?" – решил он для себя. И пошел напролом. … Оксанка была очаровашкой. Мечтой. Аленьким цветочком. Он ухаживал за ней бережно. Трепетно. Не позволяя себе взять ни одной фальшивой ноты. День за днем убеждая ее и себя в том, что они всегда будут вместе. Они созданы друг для друга. Сама судьба соединила их. Ее прихоти нельзя не подчиниться. В тот вечер они без устали о чем-то говорили, очень важном для них, взявшись за руки. Сидели, прижавшись друг к другу так тесно, что их колени соприкасались. И по прошествии какого-то времени, которое остановилось только для них, природа взяла свое. Случилось то, что всегда случается в таких случаях. Их тела потянулись друг к другу. Губы слились в восторженном долгожданном поцелуе. Как бы откликаясь на него, большие напольные часы радостно заиграли. Они все время стремились подбодрить влюбленных. Поторопить их. "Ура, – били они, – настала полночь. Двери волшебства распахнуты. Прочь осторожность. Долой робость. Вы принадлежите друг другу. Пусть вас охватит безумие желания, чтобы не оставлять больше никогда!" Горячая волна крови залила возбужденное сердце Никанэльма. Он склонился к Оксанке и убедился в том, что она охвачена ответным трепетом. Тогда он подхватил ее на руки и, не прерывая страстного поцелуя, приготовился бросить на дрожащее от нетерпения ложе. Вдруг что-то его будто ударило. Нескромно выбившийся из-за занавески лучик придорожного фонаря осветил лицо возлюбленной. Ничего страшнее Никанэльм в своей жизни не видел. Кожа на лбу, щеках и подбородке покрылась полуотвалившимися струпьями, сквозь которые проступила мертвенного оттенка зеленая чешуя. Рот по акульи вытянулся и из него далеко вперед выдвинулись острые смертоносные клыки. Грива волос превратилась в клубок змей, шипя устремившихся к нему. Чисто инстинктивно, потеряв над собой контроль, Никанэльм выронил из рук существо, которое еще секунду назад считал своей суженой. Оно с пронзительным воем упало на пол и рассыпалось на мириады ползучих гадов, отвратительнее которых трудно было что-либо вообразить. Все они шипели, извивались, разевали волосатые пасти, пытались заползти на него и укусить. Сражаться с ними было бесполезно. Он выскочил наружу, плотно прикрыл за собой дверь и скатился вниз по лестнице. На улице все было как всегда. Проспект жил непринужденной ночной жизнью. На всех порах по нему носились отнюдь не редкие автомобили. Призывно горели огни рекламы. Зазывали полюбопытствовать круглосуточные бары и магазины. "Этого не может быть, – почти вслух убеждал себя Никанэльм, бредя по столь хорошо знакомому ему городу. – Это какое-то наваждение. Психоз. Умопомешательство. Мне привиделось черти-что, а я повел себя как капризный, избалованный ребенок. Да конечно, никакого чудовищного превращения не было. Насмотрелся видеосериалов с ужастиками, и крыша поехала. Надо же вообразить себе такое. Оксаночка в полном недоумении рыдает, уткнувшись в подушку. Бегом домой – исправлять допущенную глупость, если еще не поздно. Что бы придумать в свое оправдание? А если меня дома действительно поджидает чудовище? Хуже, если она всегда была чудовищем, скрывающимся за внешностью нормального человека, и мне только сейчас удалось увидеть ее подлинное лицо? Если таких, как она, много, а мы, люди, ничего не подозреваем? Не видим, не чувствуем, постепенно уступая планету химерам?" От одной догадки об этом ему стало еще больше не по себе. "Молодой человек, – остановил его мягкий, нежный, слегка посмеивающийся и в то же время робкий голос, очень похожий на тот, которым разговаривала с ним Оксанка. – С вами что-то случилось? Вам нездоровится? Вам помочь? Давайте пойдем со мной – я живу в двух шагах отсюда. Попьем чаю – вы передохнете, успокоитесь, отлежитесь". Никанэльм поднял глаза, судорожно соображая, как на это предложение реагировать. На него смотрели очаровательные темные бездонные глаза, в которых легко можно было утонуть, если бы не одно обстоятельство – они принадлежали точно такому же чудовищу, от которого он только что сбежал. С той поры все и началось. Очень скоро Никанэльм убедился, что чудовища составляют пока еще небольшую, но стремительно растущую часть обитателей планеты. Некоторые из них боятся открываться людям, прячутся под чужой личиной, скрывают свое существо. Другие же, наоборот, нарочито демонстрируют, что они иные. Пользуясь всеобщей бесхребетностью, популяризируют себя. Рвутся к власти. Умело склоняют на свою сторону общественное мнение. Люди же откровенно не понимают, что происходит. Многие просто ничего не видят. Ни о чем не подозревают. Готовы верить любым сказочкам, которые им рассказывают. О толерантности. Разнообразии. Единстве Матушки-природы. Кому-то абсолютно все равно. Кого-то настолько запугали, что они боятся постоять за себе подобных, не решаются пойти против мейнстрима, чтобы не прослыть отщепенцами, варварами, ретроградами. Кто-то же послушно включился в игру, начатую против людей, и преуспел в ней. "Нет, – сказал себе Никанэльм, – я сидеть сложа руки не буду. Не хочу, чтобы мои будущие дети стали чудовищами или превратились в них. Не хочу, чтобы они оказались у них в услужении и считали это в порядке вещей. Чтобы наша волшебная планета сделалась вотчиной чудовищ. Не хочу и не допущу. Только как? Что для этого нужно сделать?" Ответ на поставленные им вопросы нашелся довольно быстро. Единомышленников, тех, кто думают и чувствуют так же, как он, у него оказалось достаточно. Их нужно было лишь объединить между собой, сплотить, дать программу и избирательные лозунги. Все это оказалось задачей сравнительно простой и для найденных им партстроителей – даже привычной. Сложнее было разобраться в том, почему чудовищ становится все больше. Откуда они берутся. Где источник. Без этого начатая ими борьба была бы обречена. Сражаться словом против естественных процессов ни у кого еще не получалось. "Ага, – сообразил Никанэльм, – надо искать источник. Причем на пересечении миграционных или туристических потоков. Похоже, в нем кроется разгадка происходящего. Пусть остальные продолжают заниматься партстроительством и контрпропагандой. Я же отправлюсь на поиски яйца, в которое Кощей Бессмертный запрятал свою смерть. Я должен найти. Обязан. Если у меня получится, я верну назад свою Оксаночку и миллионы других Оксанок, превратившихся в чудовищ". Благодаря полезным связям, которыми он стал обрастать, новоявленный Георгий Победоносец получил доступ к самому мощному суперкомпьютеру. С командой друзей-системщиков он сделал грамотный запрос. Программа перебрала триллионы триллионов вариантов и выдала искомую подсказку. Никанэльм сразу собрался и поехал. Внешне Среднебургск – так и тянуло написать Среднесранск, но это была бы совсем иная история – ничем не отличался от других курортных местечек его уровня, преобразованных в Силиконовую долину. Аккуратные ряды домиков, стилизованных под Средневековье. Ухоженных. Свежевыкрашенных. С неожиданными мансардами и эркерами. Такими разными и такими одинаковыми. С несчетным количеством кафешек, ресторанов и погребков, вокруг которых все тротуары были уставлены столиками под просторными рекламными зонтиками. С фланирующей публикой, радостно рассматривающей встречных и все вокруг и дающей на себя поглазеть. С традиционными ротондочками, в которые неиссякаемая вереница людей заходила с единственной целью сделать глоток бьющей отовсюду минеральной воды. Рекламные щиты уверяли, что она очень полезная. От чего-то обязательно излечивает. Что-то, наверняка, восстанавливает. Однако на этом похожесть заканчивалась. Другие Среднегорски из кожи вон лезли, чтобы заманить к себе туристов. Пыжились. Что-то из себя изображали. Среднебургску все это было ни к чему. Он давно превратился в туристическую Мекку. Кавалькады автобусов только и делали, что подвозили толпы страждущих приобщиться, выплескивали их и забирали обратно. Поезда следовали почти без интервалов. А чтобы не задохнуться от автотуристов, городок со всех сторон был опоясан гигантскими перехватывающими парковками. У Сранска, в который приехал Никанэльм, т.е. Бурга, была такая достопримечательность, с которой даже и близко ничего не стояло. По масштабам исторической памяти. Значимости с точки зрения нетленных человеческих ценностей. И все в великолепной, эстетически безукоризненной упаковке. Изящной. Красивой. Хватающей за душу. Люди пришли в эти места в незапамятные времена. Очень скоро первоначальное становище превратилось в центр притяжения для всех. Нигде в мире не было столь вкусной воды, как здесь. Возвращающей силы. Продлевающей молодость. Дарящей крылья. Вокруг Божественного источника вырос гигантский город-государство. Богатый. Ни в чем не нуждающийся. Способный за себя постоять. Его обнесли настолько мощной крепостной стеной, что с годами жители уверовали в его неприступность. Символом веры сделали Фонтан, в который одели Дивный источник. Его строили с размахом. Не скупясь. Пригласили лучших архитекторов, каких только можно было найти. Сделали по величине под стать городу. Только на порядок изящнее, искуснее и совершеннее. Чтобы вода всегда была студеной, чашу Фонтана вырыли особенно глубокой. Края закруглили кружевами. Воздвигли множество каскадов и перепадов, один краше другого. Каждую детальку увенчали аллегорическими статуями и статуэтками, бесконечные безымянные и знаменитые копии которых разбросаны сейчас по всему свету. Над всем оставили главенствовать бьющий в небо столб воды, такой сильный, что дух захватывало. Ведь Источник мог удовлетворить потребности никак не меньше миллиона человек. Второго такого в мире не было. К сожалению, у всего бывает оборотная сторона. Рассказы о красоте, небесной природе Источника и богатстве города привлекли несметные тучи завоевателей. Заранее сговорившись между собой и поделив добычу, они подошли к его стенам с разных сторон и взяли в осаду. Сначала жителей это не очень напугало. Вод Источника хватало, чтобы напоить и людей, и животных, и угодья, размеры которых были достаточны для того, чтобы прокормить всех сколь угодно долго. Когда неприятели пообещали сохранить жизнь всем тем, кто сдастся, гордо и даже надменно ответили отказом. Когда те предупредили, что не оставят в живых никого – ни женщин, ни детей, продолжили фанфаронствовать. Когда у них на глазах предали холодящим душу, ужасающим недельным пыткам нескольких случайно захваченных защитников города, постарались поскорее изгнать закравшееся в их сердце предчувствие. Увы, мало кому в истории удавалось противостоять стяжателям и насильникам. В арсенале нападавших оказались гигантские стальные птицы. От них у защитников города не нашлось противоядия. Когда город пал, дабы сдержать слово и в назидание другим, завоеватели вырезали всех его жителей от мала до велика. Постройки же, сначала вывезя все ценное, разбили в хлам. С Неизбывным источником и возвышающимся над ним Фонтаном поступили особенно глумливо. Тела перебитых и замученных побросали в его чашу. Несмотря на ее колоссальные размеры, они заполнили ее всю и поднялись надгробным холмом братской могилы. Очаг цивилизации исчез. Одной из самых роскошных и многообещающих. На много столетий. В полном смысле слова. От него ничего не осталось. Ни материальных свидетельств культуры. Ни воспоминаний. Варвары и об этом позаботились. В тех местах, над которыми Вечный город главенствовал когда-то. Но когда на торгах аукционных домов "Сотбис" и "Кристи" изящные, великолепные, сказочные статуи и статуэтки стали уходить за миллионы, эксперты спохватились, что они принадлежат доселе неизвестной, всеми забытой цивилизации. Завоеватели лишь вывезли их к себе в Пальмиру, Херсонес и другие места. Достоверно воспроизводить их они не научились. Открытие следовало за открытием. На несколько дней, а то и недель они стали для мировых СМИ новостью номер один. Взрывом эмоций. Откровением. Такую тему грех было не раскрутить в наш предприимчивый век. Молниеносно авантюристы туристического бизнеса построили на ее месте единственное, что могли – слепок любого другого Среднебургска. Зато на восстановление Фонтана они не пожалели ни денег, ни фантазии. Восьмое чудо света, как с легкой руки журналистов нарекли Фонтан, моментально стало притягивать к себе сонмы паломников, искателей развлечений и страждущих. В легенды о целебных свойствах Источника все легко поверили. Только увы, это был уже не тот Источник. Его напоили кровь. Страдание. Забвение. Смерть. Из дарующего жизнь он превратился в свою противоположность – Отравленный источник. Каждый, кто припал к воде или подставил себя под его струи, был обречен. Достаточно было даже крохотной капельки. Он превращался в чудовище. Такое же страшное, как бесчеловечные преступления, некогда совершенные воителями. Хозяева туриндустрии разобрались во всем очень споро. Но в Среднебургск были вложены колоссальные деньги. Несусветные. Как и в его раскрутку. В СМИ. Рекламу. Все остальное. Поэтому информацию о страшных качествах Источника и опасности, исходящей от Фонтана, покрыли пологом тайны. На нее наложили тотальный запрет. Она стала табу. Зато одновременно с этим запустили кампанию признания прав чудовищ. Механизм подобных кампаний классно отлажен. Лозунги известны – позор дискриминации. Все, кто называют чудовищ чудовищами, тянут нас в убогие времена тоталитаризма, авторитаризма, нацизма и человеконенавистничества. Только равенство прав, одинаковые возможности для чудовищ делают человека человеком. Во имя свободы, справедливости, гуманности надо – и т.д., и т.п. Теперь, когда Никанэльм и его соратники все выяснили и во всем разобрались, перед ними встала дилемма. Им нужно было обезвредить Источник, не дискредитировав ни себя, ни проект возвращения Земли людям, ни миф о его чудодейственных свойствах. Это значило, что резать правду-матку и устраивать свару им было заказано. Вариант, состоявший в том, чтобы вновь стереть городок с лица Земли или окружить его, как сейчас снова стало модно, стеной или колючей проволокой, даже не рассматривался. Не те времена. Значит, оставалось лишь одно – договариваться. Это был не вопрос принципа, а денег. Больших денег. По-настоящему больших. Они нашлись. Все-таки и среди олигархов, и начальства крупных корпораций оказалось немало тех, кто готов был пожертвовать солидной частью своего состояния, лишь бы остановить очередное издание декадентства и сползание в пучину самоистребления. Выторгованные им условия сделки были изумительно просты. Более того, пафосны и выигрышны для обеих сторон. С того момента, как они ударили по рукам, началась эксгумация тел из общей могилы. С большой помпой, в присутствии тысяч зевак и под всполохи фото- и кинокамер, истлевшие тела бережно доставали и максимально осторожно переносили на новое место захоронения, за много верст, где отстраивался циклопических размеров мемориальный комплекс. Под стать масштабам происходившего действа. Чтобы превратиться в еще более значимое место паломничества, где на регулярной основе проводилось бы общее покаяние человечества за все прошлые и нынешние зверства и прегрешения. С Отравленным источником поступили иначе. На всех срезах пород, через которые он пробивался, установили комплексные фильтры, все, какие современная наука могла предложить. Сам Источник одели в трубы и вывели далеко за город. Во избежание. В Фонтан же, который Восьмое чудо света, пустили воду из подземных пластов сверхглубокого залегания. Оказалось, что Среднебургск стоит на огромном подземном море прекрасной пресной воды, способном напоить не одну страну. Раньше об этом даже и не подозревали. Его удалось увидеть благодаря спутникам дистанционного зондирования Земли. Причем какой. По своему составу она была воистину уникальна. Время и эксперименты должны были показать, действительно ли она столь целебна, как об этом заговорили медики. Волшебна, целительна, божественна – как объявили знахари, шаманы и медиумы. У Никанэльма не было времени ждать. Он объяснил все своей Оксанке, которая милостиво согласилась начать все с чистого листа. Привез ее в Среднебургск, и в полночь они бросились в Фонтан. Новый. Воссозданный. Во многом его волей и его руками. Чтобы либо остаться в нем навсегда – предупреждением остальным. Либо истребить в Оксанке чудовище, и возродиться к новой жизни. Наполненной счастьем. Перезвоном колокольчиков детского смеха. И служением. Предначертанное случилось. Ничто в дивном, обожаемом им личике Оксанки не дрогнуло. Оно осталось человеческим. Радости их не было предела. Не только за себя, но и за всех тех, кому они могли теперь помочь, кого они могли снова сделать людьми. На этот счет у Никанэльма и его единомышленников уже был составлен эшелонированный план. Ведь стяжательство, погоня за наживой, бизнес, в особенности туристический, управляемы. Их зависимость и раболепство перед злом – россказни для кисейных барышень. Достаточно пробить для них другую колею, и они точно так же будут работать на общество, а не только на себя. На добро, которое побеждает всегда, когда под его стяги становятся сильные, непреклонные, уверенные в себе люди, знающие, как и что делать. И во имя чего. Списки всех тех, кто приезжал на воды, останавливался в гостиницах, совершал паломничество, покупал туры, они раздобыли. Всем им ушло приглашение принять участие в годе установленного по древним летописям тройного тысячелетия Среднебургска. Естественно, за счет фирмы. От такого приглашения никто никогда не отказывается. В этом отношении все одинаково устроены – и люди, и чудовища. Вполне органично удалось реализовать и второе слагаемое плана. Как-то незаметно, без напряга и без борьбы материальная поддержка кампании за равные права и в поддержку чудовищ иссякла. Бизнес утратил к ней интерес. В ней больше не было для него никакого смысла. Никанэльм торжествовал! Он и его бесчисленные соратники и сторонники праздновали победу. Любовь, добро, пассионарность вновь одержали верх. В нелегкой борьбе. Пусть даже и в какой-то степени случайно. Ведь если они победили сейчас, им удастся повторить успех и в следующий раз. А то, что его надо развивать, у них не вызывало сомнения. Ведь чудовищ под другими личинами вокруг нас так много. Бесконечно много. Чтобы в этом убедиться, не надо дожидаться полуночи. © Н.И. ТНЭЛМ

Качественный ночной сон крайне необходим для поддержания здоровья человека, что бы ни утверждали «ворующие» у себя этот отдых люди. Исследование, проведённое учёными Оксфордского университета, свидетельствует: работа в ночные часы ускоряет процесс старения и повышает уровень риска онкологических заболеваний. Таким образом, наносится ощутимый ущерб здоровью нации. По мнению профессора Рассела Фостера, сон продолжительностью не более чем пять часов так же вреден организму, как и курение. Кроме того, систематическое недосыпание отрицательно сказывается на способностях человека, причём не только на его памяти, реакции и концентрации внимания, но и на восприятии, анализе информации и руководстве подчинёнными. Такое состояние врачей, водителей и пилотов представляет опасность для окружающих, уверен исследователь. Более того, он связывает ряд ошибочных решений властей Евросоюза в отношении финансового кризиса в Греции, в том числе, с тем, что дискуссии по этой острейшей проблеме продолжаются обычно до глубокой ночи. Кстати, тем, кто приводит в качестве примера для подражания бывшего главу британского правительства Уинстона Черчилля, спавшего ночами во время Второй мировой войны не более четырёх часов, но сумевшего преодолеть в жизни 90-летний рубеж, можно напомнить: ежедневно политик «навёрстывал» упущенное двухчасовым послеобеденным сном.   «Крёстный отец» доигрался Очередной ощутимый удар по калабрийской мафии – «ндрангете» – нанесли итальянские блюстители порядка. В результате широкомасштабной блиц-операции против этого «спрута» арестованы более 40 преступников, конфисковано денег и имущества на два миллиарда евро. В Италии и соседних странах закрыты 56 подставных фирм, 1500 торговых точек и 82 сайта в Интернете, которые активно использовались мафией в качестве виртуальных казино и для отмывания «грязных» денег, полученных от контрабанды наркотиков и нелегальных азартных игр. Итальянским следователям пришлось немало потрудиться, чтобы распутать хитроумную паутину, сотканную преступниками в течение нескольких лет. Достаточно сказать, что для легализации доходов от подпольных казино мафиози использовали даже банковские счета не подозревавших об этом людей. С этой целью были созданы десятки фирм, в частности, в Австрии, Испании, Румынии, на Мальте. В ходе операции под кодовым названием «Гэмблинг» карабинеры выявили и хозяина виртуальной игровой империи. Им оказался некий Марио Дженнаро, сорокалетний житель Реджо-Калабрии. Этот представитель могущественной «семьи» Тегано в молодости начинал свою преступную деятельность с кражи мопедов и мотороллеров, а затем стал считаться крупным бизнесменом, управлявшим одной из компаний на Мальте.   Свадьба пела и плясала Британцы Джордж Кирби и Дорин Лаки связали себя узами Гименея, прожив в любви и согласии 27 лет и произведя на свет семерых детей, 15 внуков и семерых правнуков. В этом не было бы ничего сенсационного, если бы паре, которая решила пойти под венец, не было в сумме… 194 года! Имена этих британцев немедленно занесены в «Книгу рекордов Гиннеса», где они оттеснили на второе место французов Франсуа Фернандеса и Мадлен Франсино, которым в день свадьбы был на двоих «всего» 191 год. Долгожители британцы и французы, несколько десятилетий обдумывавшие столь судьбоносный шаг, подтвердили старую мудрость: «Лучше поздно, чем никогда».