Выпуск №11(135), 2018

Научно-технический прогресс неудержимо вторгается в нашу жизнь. Он ломает былые каноны; переустраивает всё – то, как мы мыслим, создаем, общаемся, что и как делаем; накладывает неизгладимый отпечаток на наше восприятие окружающего мира. Удивительным образом вне его влияния остаются национальная и блоковая политика, внутренняя и внешняя; то, каким образом политические лидеры, партии и движения формулируют цели, стоящие перед обществом, и выбирают методы их достижения; наши представления о том, как строится мировая политика и функционирует мировая экономика. Эта сфера идеологизирована. Пропитана эмоциями. Выглядит абсолютно иррациональной. Будь то эскапады нынешней американской администрации. Провальные попытки Ближневосточного урегулирования и улаживания десятков других кровавых международных конфликтов. Порядок принятия важных политических решений на национальном, наднациональном и глобальном уровнях*1. То, как протекала эскалация первого глобального финансово-экономического кризиса, кризиса суверенной задолженности и миграционного кризиса ЕС. Одним из наиболее ярких примеров такого положения дел может служить сфера энергетики. Она мифологизирована донельзя. Борьба за умы ведется в ней всеми доступными способами. Каждый политик считает себя знатоком энергетических вопросов и позволяет себе выступать с требованиями и притязаниями к другим странам и хозяйствующим субъектам. Экспертных заключений по поводу того, что творится в отрасли, и прогнозов относительно ее долгосрочного развития – горы. Но это как-то слабо помогает. Ее всё время лихорадит. Волатильность зашкаливает. Нисходящий тренд в ценообразовании сменяется восходящим и наоборот хаотичным образом. Все аналитические заключения и авторитетные прогнозы противоречат и взаимно уничтожают друг друга. Как проводить разумную энергетическую политику, знают все, а, значит, не знает никто. Даже мало-мальски обоснованную. Хотя у каждой страны и группировки стран соответствующие стратегии обязательно имеются. На что им ориентироваться, ни бизнес, ни инвесторы зачастую откровенно не понимают, вводимые в заблуждение стремительно меняющейся конъюнктурой рынка. Циклы избыточных инвестиций, стимулируемых государственным субсидированием, сменяются вопиющим недофинансированием отрасли. Вот и получается, что над отдельными странами и регионами постоянно занесен Дамоклов меч энергетического кризиса или же резкого снижения доходов, а проблематика энергетической безопасности довлеет над проблематикой рационального международного сотрудничества и оптимизации производства и потребления энергии. Чтобы вырваться из этого порочного круга, надо разобраться, хотя бы схематично, в том, из чего на самом деле складывается энергетическая отрасль, и посмотреть, в каких измерениях (материальных, политических, экономических, правовых и т.д.) она существует и эволюционирует. Это и составляет предмет настоящего исследования.   Сомнения по поводу существования энергетики как целостной отрасли Энергетическая отрасль складывается из сегментов, имеющих между собой очень мало общего. Используемое обобщающее понятие, которым так любят злоупотреблять политики, сродни таким, как индустрия развлечений или военно-промышленный комплекс. В индустрию развлечений включают и театры, музеи, мировую литературу и классическую музыку, шоу-бизнес, онлайн-ресурсы, телевидение, массовый, элитный, экстремальный и секс туризм. В нее попадают также индустрия сексуальных услуг, показы мод, т.н. «высокая кухня», коллекционирование, обслуживание всяческих и всевозможных хобби, артистические аукционы и т.д. Очевидно, что все эти виды деятельности решают одну и ту же задачу – обслуживают и обустраивают досуг, создают для него инфраструктуру и эстетику и извлекают из него прибыль. Но делается это очень по-разному, иногда даже несопоставимым образом, эксплуатируя диаметрально противоположные человеческие прихоти. Аналогичным образом в ВПК входят заказчики вооружений, их разработчики, производители и те, кто в состоянии ими профессионально пользоваться. Вооружения делятся на конвенционные, ядерные и основанные на новых физических принципах. Выделяются вооружения, эксплицитно запрещенные современным международным правом и нет, подпадающие под всевозможные ограничения и находящиеся в свободной продаже. Они варьируются в очень широких пределах в зависимости от того, какие рода войск ими оснащаются – сухопутные, военно-морские, воздушно-космические, какие силовые ведомства и какие страны их производят и/или приобретают и т.д. Понятно, что правовые режимы, которые на них распространяются, условия, которые создаются для их производства, продажи и приобретения, и многое другое отличаются самым кардинальным образом. Хотя все структуры, входящие в ВПК и обслуживающие его и то, что им делается, решают в принципе одну и ту же задачу поддержания общественного порядка, обеспечения обороноспособности государства, сохранения военного потенциала на максимально конкурентоспособном уровне. Точно так же и энергетика складывается из целого ряда чрезвычайно самостоятельных блоков, развивающихся по своим собственным законам. Они имеют далеко отстоящие друг от друга правовые режимы. Они используют очень разные технологии. Да, все они, в конечном итоге, производят энергоносители и оборудование для их преобразования и использования, доставляют энергию потребителю в той форме, которая ему необходима, и удовлетворяют его энергетические потребности. Но они делают это настолько по-разному, что глаза разбегаются. Соответственно возникает непреодолимое и вполне обоснованное желание отнести гидроэлектростанции, ядерную энергетику, угледобычу, нефтянку, газовую отрасль, сланцевые нефть и газ, солнечные батареи, ветряки, геотермальные и приливные электростанции, биоэнергетику и другие возобновляемые источники энергии, а также обслуживающие их трейдерские, исследовательские, транспортные и производственные комплексы к вполне самостоятельным отраслям/секторам/подсистемам современной экономики.   5D-принтинг в осмыслении энергетики Перечисленные сектора энергетики образуют как бы ее материальный срез. В каждом из них свои законы. Свои правовые режимы. Логистика. Потребители. Нормы рентабельности. Требования к планированию и всему остальному. Следующим срезом или измерением являются системы доставки энергоносителей до потребителей. Для каждого из секторов они различны. Угледобывающая промышленность отгружает свою продукцию в железнодорожные составы. Для атомных и крупных гидроэлектростанций необходимы мощные линии электропередачи. Для малых электростанций, ветряков и солнечных батарей – хоть какое-то их подключение к сетям, иначе все излишки производимой энергии будут просто теряться. Нефть более «всеядна». Она течет по трубопроводам. Ее можно перевозить морским, железнодорожным и любым другим наземным транспортом. Сложнее всего с природным газом. Конечно, есть тысячекилометровые магистральные газопроводы и распределительные сети. Вместе с тем, многие отдают сейчас предпочтение сжиженному газу, хотя сначала его сжижать, а потом обратно преобразовывать – дорогое удовольствие. Соответственно и рынок сбыта для различных секторов энергетики обладает большой спецификой. Уголь и нефть являются глобальными товарами. Они легко перебрасываются из любого места добычи к любым потребителям. В их отношении имеются глобальный рынок и общая система трейдерства и ценообразования. Соответственно, они являются биржевым продуктом, с которым возможны любые финансовые спекуляции, игра на повышение и понижение. Газовая отрасль устроена иначе. Газ может перебрасываться либо по трубопроводам, либо в сжиженном виде. Как следствие, глобальная система торговли природным и шельфовым газом только складывается. Газ является принципиально иным товаром, нежели нефть. Он поставляется, торгуется, перерабатывается и потребляется иначе. Разливы нефти чреваты катастрофами для окружающей среды. Газ почти безвреден. Его утечки серьезного ущерба окружающей среде нанести не могут. При сжигании нефтепродуктов в атмосферу выбрасывается большое количество углекислого газа, в котором мировое сообщество видит одну из главных причин изменения климата. Газ экологически нейтрален; это гораздо более чистый вид топлива. АЭС и гидроэлектростанции поставляют производимую электроэнергию непосредственно в ЛЭПы. Одни без других просто несостоятельны. Но на больших расстояниях потери электроэнергии приобретают запретительный характер. Другие возобновляемые источники обслуживают преимущественно лишь локальные потребности. Зато они делают это чрезвычайно экономичными методами. Четвертым измерением энергетической отрасли является ее географический срез. Каждая страна, каждый регион и субрегион выбирают свой, присущий только ему энергетический микс. Всё зависит от имеющихся ресурсов, исторических предпосылок и экономической обоснованности. В одних случаях, как в Китае, Польше и Германии велика зависимость от электростанций, работающих на угле. Во Франции значительная часть электроэнергии производится на АЭС. Северные страны Европы быстрее других переходят на преимущественное использование ВИЭ. В России, наоборот, из-за того, что все капиталовложения традиционно идут в добычу ископаемых источников энергии, доля ВИЭ в миксе почти неощутима. Пятым измерением является фактор времени. Преобразования в энергетике стремительны. Совершенствование используемых и появление новых технологий постоянно открывают перед отраслью новые горизонты. Вместе с тем, изменения не носят линейный характер. Так, Германия последовательно осуществляет ранее принятые политические решения об отказе от ядерной генерации, вопреки всем ее достоинствам и преимуществам. К их числу относятся высокая надежность, экологичность, большая экономическая отдача, возможности размещения вблизи от крупных центров потребления. В результате, по-прежнему выступая за ускоренную декарбонизацию экономики, Германия, тем не менее, вынуждена не снижать, а повышать долю угля в энергетическом балансе. Япония шаг за шагом осуществляет разворот в проведении энергетической политики на 180 градусов. После Фукусимы она стала массово закрывать АЭС и чуть ли не возглавила общепланетарное движение за отказ от мирного атома. Однако быстро убедилась в том, что для страны, полностью зависимой от импорта энергоносителей, это не только экономически нецелесообразно, но и чрезвычайно пагубно. Сначала, чтобы сохранить высокотехнологичный потенциал, она стала перебрасывать строительство новых АЭС в соседние страны. Затем принялась реактивировать заглушенные реакторы и готовить общественное мнение к массовому запуску новых. Однако возвращение к использованию морально устаревших источников энергии вовсе необязательно означает регресс. С одной стороны, год от года электростанции, работающие на угле, становятся всё более производительными и экологичными. С другой, - появляются отсутствовавшие прежде возможности улавливания углекислого газа и сокращения вредных выбросов в атмосферу. Одновременно стремительно развивается индустрия их складирования. Таким образом, претензии к рентабельности энергоустановок, работающих на угле, и тому, что они недопустимым образом загрязняют окружающую среду, со временем становятся всё менее обоснованными. В отношении ВИЭ происходит в какой-то степени обратный процесс. Несколько десятилетий назад их провозгласили чуть ли не спасителями человечества. Западные страны взяли курс на их повсеместное субсидирование и максимально возможное увеличение их доли в энергетическом миксе. Их примеру последовали другие. Практика показала, однако, что у использования ВИЭ есть существенные ограничения. Они слишком сильно зависят от природных условий. Приобретая чрезмерно большой вес в энергетическом миксе, они не могут обеспечить ни стабильности поставок электроэнергии, ни энергетической безопасности. Для того чтобы сделаться надежными, ВИЭ нуждаются в дополнительных масштабных капиталовложениях в хранение энергии и их подстраховке традиционными источниками генерации. И вообще, их субсидирование нарушает нормальное функционирование рынка и вытягивает инвестиции из других не менее перспективных областей экономики. Соответственно одно за другим государства стали отказываться от прежних форм субсидирования ВИЭ и искусственного наращивания капиталовложений в их неизбирательное внедрение. Вместе с тем, практика столь же наглядно показала, что для удовлетворения местных потребностей в энергии что-либо лучшее, нежели ВИЭ, трудно себе представить. Шестым измерением энергетической отрасли является некоторый набор политических и идеологических установок, утвердившихся в обществе в ее отношении, или даже верований. Углеводородную экономику провозгласили виновной в недопустимо высоком загрязнении окружающей среды и потеплении климата. То, что изменение климата происходит под определяющим влиянием человеческой деятельности, многие авторитетные ученые по-прежнему оспаривают. Они указывают, в том числе, на то, что зависимость климатических процессов от выбросов в атмосферу углекислого газа вообще никто не доказал*2. Однако это не имеет никакого значения. Человечество приняло аксиому антропогенного воздействия на климат, вызывающего катастрофические последствия. Следующим шагом оно легитимировало эту аксиому заключением обязывающих нормативных актов. Они были приняты на национальном, наднациональном и глобальном уровнях. Затем фактически перешло на такую модель социально-экономического развития, которая предполагает в долгосрочной перспективе полную декарбонизацию экономики. Таким образом, имеют ли под собой основание идеи негативного антропогенного влияния на изменение климата, мы наверняка узнаем только спустя много лет. Фокус же, тем не менее, заключается в том, что уже сейчас мировая политика и экономика строятся так, как если бы они были истиной в последней инстанции. На фронтоне этих идей начертано, что они преследуют и обосновывают благородные цели спасения человечества от неминуемой катастрофы, которую оно приближает своими собственными руками. Вместе с тем, они имеют и вполне утилитарный смысл. В авангарде декарбонизации и всего того, что с ней связано, стоят страны ЕС. Они тратят на закупки углеводородов порядка 300 млрд евро в год. Они полностью зависят от внешних поставок. В случае декарбонизации страны ЕС преодолевают внешнюю зависимость. Они обретают гарантированную энергетическую безопасность. Становятся энергетически самостоятельными. Добиваются колоссальной экономии финансовых средств, которые могут быть направлены в новую, цифровую, инновационную экономику. Вот и другая подоплека того, почему эти страны объявили крестовый поход против использования углеводородов в мировой экономике. Почему они бросились тратить немерено на стимулирование ВИЭ и их фронтальное повсеместное внедрение. «Под раздачу» попали не только уголь и нефть, при сжигании которых действительно наносится ущерб окружающей среде и в атмосферу выбрасываются большие объемы углекислого газа, но и экологически чистый природный газ. ЕС является его нетто-импортером. Соответственно, Союз поставил газовую отрасль в менее выгодное положение по сравнению с ВИЭ, чтобы она не мешала их развитию, не конкурировала с ними за инвестиции, не ломала экзистенциалистский миф, столь выгодный этой группе государств. Ведь на протяжении всех этих десятилетий природный газ оставался намного более экономичным и рентабельным. Но миф это или не миф – без разницы. Главное – он определяет общественное сознание, практическое поведение, политику и экономику. Другой стороной социально-политического заказа сделалось всемерное преувеличение достоинств ВИЭ. Обладают они или нет в действительности приписываемыми им достоинствами, опять-таки вторично. Гораздо важнее, что все усилия западных стран были направлены на создание таких правовых режимов, которые бы стимулировали их развитие и внедрение, искусственно, в нарушение законов рынка делали их более конкурентоспособными и политически приемлемыми, нежели традиционные. То, что за счет налогоплательщиков и недофинансирования новой экономики, также второстепенно. Дело доходит до смешного. В своем стремлении помешать строительству газопровода сначала «Северный поток», затем – «Северный поток-2», многие европейские политики разыгрывают экологическую карту. Они всячески затягивают его экологическую экспертизу, хотя технически он ничем не отличается от десятков других проектов, уже реализованных ЕС в своих интересах. При этом «на голубом глазу» настаивают на том, что в случае аварии газопровода может быть нанесен непоправимый ущерб окружающей среде. Все знают, что это ложь. Скажем чуть мягче – нонсенс или преувеличение. Подача газа в морскую часть трубы автоматически прекратится, и метан поднимется пузырьками как в стакане с газировкой без каких-либо жутких последствий. Однако такие алармистские сказки срабатывают. Они производят впечатление на несведущую публику, поскольку разливы нефти действительно приводят к тяжелейшим экологическим катастрофам. А проводить различие между ископаемыми энергоносителями, имеющими, как показано выше, принципиально разные свойства, – слишком большой интеллектуальный труд. Наконец, и это в какой-то степени седьмое измерение, энергетическая отрасль чрезвычайно чувствительна к общеполитическому фону. Она крайне остро реагирует на динамику политической ситуации, ее эволюцию на глобальном, трансрегиональном и региональном уровнях. Влияние, которое международные отношения оказывают на энергетический рынок и ценообразование настолько велико, что их вполне можно рассматривать как еще одну грань мировой энергетики. Удается странам ОПЕК договориться об ограничении добычи и стабилизации цены на нефть – цена идет вверх. Усиливаются риски снижения поставок на мировой рынок из-за кризисов разного рода в Венесуэле, Нигерии, Ливии, в целом на Большом Ближнем Востоке – повышающий тренд усиливается. Вводятся санкции против Ирана, делающие закупку иранской нефти опасным предприятием, цены не просто поднимаются, они взлетают вверх. Напротив, всюду всё нормализуется, введение санкций задерживается или они оказываются не такими драконовскими, нефть на мировой рынок без перебоев поступает отовсюду – возникает переизбыток предложения, и цены летят вниз. Точно так же общее состояние отрасли зависит от роста мировой экономики. Если последняя растет высокими темпами, это сразу же стимулирует мировую энергетику. Стоит темпам роста снизиться, в ней начинаются кризисные явления. Оно зависит и от темпов роста циклопических экономик Китая и Индии, от той модели социально-экономического развития, которой они придерживаются. Последнее десятилетие увеличение потребления энергоносителей в мире шло в основном благодаря экономическому буму, который переживали многие развивающиеся страны, и той расточительности, с которой они их расходовали. Если бум окончательно сойдет на нет, и развивающиеся страны приоритетное внимание начнут уделять энергосбережению, мировая энергетика вновь неминуемо столкнется с проблемой перепроизводства и резкого падения цен. Они сделаются долгосрочной тенденцией.   Системно-географический взгляд на основные тренды развития мировой энергетики Посмотрим теперь, как все разобранные выше ипостаси энергетической отрасли накладываются друг на друга, какую комплексную картину они дают от страны к стране, от региона к региону. Пожалуй, наибольший интерес представляет то, то происходит в США. В прошлом Северная Америка была нетто-импортером нефти. Она сильно зависела от внешних поставок. Соответственно, на Ближнем Востоке, откуда шли танкеры, проводила пусть и очень активную, но всё же более-менее сдержанную и сбалансированную политику. Добычу на своих месторождениях придерживала в интересах последующих поколений, чтобы не допустить преждевременного истощения ресурсов. Экспорт энергоносителей из США был практически запрещен. Сланцевая революция всё изменила. В исторически очень короткий промежуток времени США превратились в крупнейшего мирового производителя нефти и газа и приступили к их экспорту. В том, что касается доступа к дешевым энергоносителям, американский бизнес и экономика в целом получили колоссальные преимущества, по сравнению с ЕС, Японией и другими мировыми игроками. Американцы стали оказывать прямое и непосредственное влияние на ценообразование в энергетической отрасли. Их энергетическая политика приобрела глобальный и ярко выраженный наступательный, порой даже агрессивный характер. США вступили в борьбу с другими ведущими нефтедобывающими странами за рынки сбыта. Особое значение имело то, что они получили свободу рук на Большом Ближнем Востоке, которой стали широко пользоваться. По мнению всех остальных мировых игроков, включая ЕС, Китай и Россию, – даже чрезмерно. По прогнозам мировых энергетических агентств, крупнейших исследовательских центров и ведущих мировых энергетических компаний, США останутся лидером мировой энергетики на всю обозримую перспективу. В том числе благодаря политике Дональда Трампа, снявшего запреты и ограничения на извлечение, транспортировку и экспорт углеводородов, причем, как сугубо административные, так и экологические, и сыгравшего, скорее, на руку противникам ВИЭ (хотя на уровне штатов от приоритетной поддержки ВИЭ всё равно отказываться не стали). Это вполне вероятный сценарий. Вместе с тем, настораживает то, что в исследованиях американского энергетического потенциала отсутствуют ключевые данные, без знания которых крайне сложно оценивать достоверность прогнозов. Данные о запасах нефти и газа в США засекречены. Истощение пластов идет высокими темпами. Экологический урон территориям, на которых ведется добыча, значителен. Рентабельность добычи низкая. Финансовая задолженность американских компаний, применяющих нетрадиционные методы извлечения углеводородов, критическая. Постоянно идет передел рынка нефти и газа. Взрывной процесс слияний и поглощений за непродолжительный период сверхнизких цен на энергоносители привел к исчезновению большого числа независимых производителей и выходу из этого бизнеса ряда крупнейших ТНК, что имеет знаковый характер. Оставшиеся компании консолидировались, существенно улучшили все показатели и стали наращивать добычу. Вместе с тем, инвесторы потребовали от них поменять финансово-экономические модели своей деятельности. Они предупредили, что больше не будут давать деньги под отдаленное будущее. Им нужны дивиденды, и способность выплачивать их станет главным фактором, учитываемом при принятии решений о дальнейшем финансировании. Еще один момент, который нельзя не учитывать при оценке американского потенциала извлечения нетрадиционного «голубого» и «черного золота», тоже добавляет неопределенность в общую картину. Американские методы сланцевой добычи почему-то почти нигде больше не привились, несмотря, вроде бы, на их сказочную перспективность. Американские компании не смогли развернуть масштабную добычу сланцевой нефти и газа за пределами первоначального ареала освоения. В странах Западной и Центральной Европы они вообще запрещены. Таким образом, нельзя полностью сбросить со счетов предположения большой группы экспертов о том, что сланцевая революция может оказаться большим блефом. В краткосрочном плане США превращаются в признанного лидера мирового рынка нефти и газа. Они захватывают растущую его долю. Устанавливают на нем свои правила игры, выгодные только им. Получают от этого колоссальные экономические и внешнеполитические выгоды, которые сразу же конвертируют в военно-политическое господство и влияние. Однако чуть позже надутый ими пузырь сдувается с возможными катастрофическими последствиями для всех тех стран, которые переориентировались на поставки из США, и мировой экономики. Косвенным указанием на то, что приведенные предположения не являются стопроцентными домыслами, служит сопоставление технико-экономических показателей американского нефтегазового комплекса и катарского. В начале 2018 г. Доха обнародовала планы строительства новых мощностей по сжижению природного газа, который будет поставляться на них, исходя из себестоимости в условную единицу. В США, несмотря на весь прогресс в сланцевых технологиях, которые само собой также имеют некоторые ограничения, себестоимость будет оставаться на уровне в 10 условных единиц. Это означает, что реализация Катаром анонсированных намерений обессмысливает планы американских производителей по строительству второй очереди комплексов по сжижению сланцевого газа. Принципиально иная картина и динамика в регионе ЕС. Он является частью мирового рынка угля и нефти. Применительно ко всем другим сегментам энергетической отрасли сохраняет обособленность. Причем даже целостный внутрирегиональный рынок пока не сложился. ЕС находится на начальной стадии построения единого или, иначе, целостного энергетического союза. Пока свои условия – в Великобритании с развитым спотовым рынком, на который поступают энергоносители, добываемые в Северном море. Свои – в Германии, превращающейся в гигантский энергетический хаб благодаря проложенным и прокладываемым к нему магистральным газопроводам. Свои – во Франции с избыточным производством электроэнергии, львиную долю которой дают АЭС. Свои – в Скандинавских странах, быстрее других развивающих «зеленую» энергетику. Свои – в Венгрии, Болгарии и странах Балканского региона, у которых ничего своего нет, и которые уповают на то, что природный газ по «Турецкому потоку», заменившему несостоявшийся «Южный поток», всё-таки дойдет до них, и ни США, ни Европейская Комиссия на этот раз не помешают этому. Свои – в странах Балтии, которые по политическим мотивам отключились от российского энергетического кольца, чтобы зависеть не от Москвы, а от кого угодно другого. Дабы связать все субрегионы между собой и создать законченную реверсную систему трубопроводов, ЛЭП, альтернативных мощностей и хранилищ, потребуются триллионные инвестиции. Являются ли они экономически целесообразными – большой вопрос. Ведь капиталовложения нужны и на построение новой экономики, и модернизацию экономики в целом. Но это политический выбор руководства ЕС и государств-членов. Таким образом, они хотят обеспечить сглаживание различий и энергетическую безопасность, которая понимается как ослабление зависимости от внешних поставок энергоносителей и предоставление равного доступа всем внутренним потребителям к энергетическим мощностям по разумным и приемлемым, читай, низким ценам. При таком позиционировании ЕС фактически противопоставляет себя внешним поставщикам, с которыми он связан неразрывными узами, и ставит свои интересы выше интересов партнеров или даже вообще их игнорирует. Как такое возможно, тоже не очень понятно. Однако ЕС и его государства-члены придерживаются именно такой политики, что во многом объясняет разбалансированность энергетического рынка ЕС, высокие риски для работающих на нем внешних компаний, натянутые отношений со странами-поставщиками, вмешательство во внутренние дела которых, вплоть до военных интервенций, является для ЕС обычной практикой. В результате она, вместо того, чтобы укреплять, ослабляет энергетическую безопасность в том смысле, как она понимается Брюсселем. ЕС является нетто-экспортером энергоносителей. Свои запасы угля, нефти и природного газа весьма ограничены и продолжают истощаться. Они не могут удовлетворить внутренние потребности в сколько-нибудь приемлемых масштабах. В ЕС только Великобритания продолжает битву за сохранение или расширение добычи углеводородов. К концу 2018 г. BP, возглавляющая консорциум энергетических фирм, в который входят или заканчивают необходимые технические формальности также «Шелл» (28% капитала), «Шеврон» (19,5%) и «Конокофилипс» (7,5%), объявила о начале добычи на месторождении Клэр Ридж (Clair Ridge) в Северном море. Предполагается, что его запасов хватит на 40 лет. За это время будет извлечено 640 млн. баррелей нефти. На пике добычи ее объем достигнет уровня в 120 тыс. баррелей в день. Затраты на его освоение составят 4,9 млрд фунтов стерлингов*3. Однако отдельные успехи общий тренд на снижение самообеспеченности ЕС углеводородами, конечно же, изменить не могут. Поэтому ЕС сделал ставку на альтернативные источники энергии. И усиленно продвигает декарбонизацию мировой экономики, которая, помимо прокламируемых целей, должна привести к перепроизводству углеводородного сырья, его общедоступности и дешевизне. Брюсселем приняты амбициозные программы наращивания доли ВИЭ в энергетическом миксе в краткосрочной и среднесрочной перспективе и полной декарбонизации экономики – в долгосрочной. Второй составляющей энергетической политики ЕС является энергосбережение. На его реализацию направлен широкий набор мер правового регулирования. Путем административных запретов из оборота выводится оборудование, транспортные средства, сооружения, слишком расточительно потребляющие энергию. Путем льготного кредитования, налоговых каникул, прямого и косвенного стимулирования на рынок выводятся конструкционные решения, промышленная и бытовая техника, офисные и жилые здания, автомобили, суда и самолеты, с каждым годом потребляющие всё меньше и меньше энергии. Сходным образом поощряются и потребители. Однако у многих специалистов и ведущих игроков рынка к энергетической политике, проводимой ЕС, есть вопросы. В каких-то своих элементах она слишком идеологизирована и носит антирыночный характер. Во-первых, она очень затратная. Требует колоссальных капиталовложений, которые соответственно недополучают другие критически важные отрасли экономики. Насколько эти капиталовложения целесообразны и рентабельны, очень трудно сказать. Так, на протяжении многих лет использование ВИЭ увеличивалось по экспоненте благодаря дотациям. Как только государства стали их сокращать, интерес к ВИЭ резко снизился. Во-вторых, она во многих случаях накладывает на хозяйствующие субъекты слишком большое бремя. Им навязывается коммерчески плохо оправданное поведение, ослабляющее их конкурентоспособность. Им предписывают сверху, следуя, скорее, традициям планового хозяйства и авторитарного единоначалия, как формировать издержки производства, что чревато негативными последствиями, деформирует рыночную среду, придавая ей искусственный характер, и тем самым усиливают риски. Компании и предприятия разрываются между двумя трудно согласуемыми императивами – комплаянсом и коммерческой выгодой. В результате бизнес «голосует рублем» против навязываемых установок. ЕС усиленно пугают зависимостью от российского природного газа, российских поставщиков всячески выталкивают из совместных проектов в области добычи, транспортировки и доступа к конечным потребителям, а доля Газпрома на рынке ЕС за несколько последних лет существенно выросла. Ответ на вопрос почему, чрезвычайно прост: покупать российский природный газ выгодно. В-третьих, декарбонизация, ставка на ВИЭ, их превалирование в энергетическом миксе имеют серьезные технические и технологические ограничения. В Германии уже несколько раз возникали ситуации, когда ветряные и солнечные электростанции в силу природных условий одновременно переставали действовать. Возникала острейшая нехватка электроэнергии, особенно на пике потребления. Следовали веерные отключения. Страна или ее отдельные регионы оказывались перед лицом рукотворного энергетического кризиса. Эти эпизоды сильно повлияли на настроения бизнеса и местных властей. Они гораздо критичнее стали относиться к навязываемым им лобовым решениям энергетического перехода. Среди лидеров бизнеса получили распространение представления о том, что однобокость в развитии энергетической отрасли может не только не гарантировать энергетическую безопасность, но и, напротив, подрывать ее. К тому же, как убедительно показала практика, после превышения определенного порога эксплуатация ВИЭ требуют резкого увеличения сопутствующих расходов на энергетическую инфраструктуру и хранение, а также ввода в эксплуатацию страховочных мощностей классического типа. Чрезвычайно большое влияние на развитие энергетики в ЕС оказывают также политическая конъюнктура и динамика взаимоотношений с другими мировыми игроками. Особую роль энергетическая отрасль играет в экономике Российской Федерации. Российский ТЭК включает в себя, в том числе, широкую гамму высокотехнологичных производств, которые обеспечивают не только добычу, транспортировку и переработку энергоносителей, но и «мультипликативный эффект», способствующий диверсификации машиностроения, расширению строительных мощностей и предоставлению широкой гаммы услуг. Он дает около 50% поступлений в бюджет. Энергоресурсы составляют больше половины экспорта и образуют почти четверть ВВП. Естественно, что ТЭК уверенно берет на себя роль драйвера развития. От его состояния зависит будущее всей экономики в целом. Он выступает также системообразующим фактором в поддержании социальной стабильности, генерируя огромное количество рабочих мест. С его помощью осуществляется технологическое перевооружение страны. В частности, им осуществляются масштабные проекты цифровизации и оптимизации всех слагаемых производственных цепочек с использованием технологий обработки больших данных. В несколько более отдаленной перспективе он должен взять на себя создание энергетики шеринга, когда энергетические сети будут перестраиваться таким образом, чтобы включать в себя мелкие децентрализованные энергоустановки домохозяйств и малых предприятий, использующих ВИЭ, и обеспечивать многие миллионы энерготранзакций*4. Вместе с тем, ТЭК, в силу целого комплекса причин, оттягивает на себя инвестиции, которые рациональнее и перспективнее было бы вложить в другие отрасли и в новую экономику в целом. В результате структура экономики меняется очень медленно. Она остается уродливой. С трудом поддается модернизации и диверсификации. Устранить дисбалансы в ее развитии никак не удается. Да и структура самого ТЭКа остается сугубо консервативной. Россия исключительно богата нефтью, газом и другими полезными ископаемыми. На нее приходится значительная часть мировых запасов. Поэтому ей нечего бояться внешней энергозависимости. В отличие от Евросоюза, она не собирается делать ставку на декарбонизацию. По большому счету, политика декарбонизации мировой экономики противоречит ее интересам, подрывает ее позиции и конкурентоспособность. Поэтому нефть и природный газ, что вполне логично, составляют основную часть ее энергетического микса. Кроме того, экспортируются. Значительные объемы добываемого угля также идут на экспорт. Вместе с Саудовской Аравией, Катаром и Соединенными Штатами, Россия входит в четверку основных мировых производителей нефти и газа, конкурируя с ними за первое место. Однако у всего есть обратная сторона медали. Энергоэффективность российской экономики очень низкая. По этому показателю Россия проигрывает всем основным партнерам и конкурентам, и все активно предпринимаемые ею меры не дают пока весомого результата. Крайне мала доля в энергетическом миксе страны принадлежит ВИЭ и малой энергетике. По данным за 2018 г., «мощность построенных за последние годы ветровых и солнечных станций составляет свыше 500 МВт. В ближайшее время добавится еще около 150 МВт (при общей мощности ЕЭС России 239,8 ГВт)»*5. Как видим, доля ВИЭ пока мизерная. Но и в среднесрочной перспективе серьезных изменений не произойдет. И это несмотря на успехи в разработке собственных технологий производства солнечных модулей (в частности, гетероструктурных технологий вместо зарубежной тонкопленочной), высокий уровень локализации оборудования выходящих на российский рынок иностранных компаний, прогресса в развитии отечественной ветровой энергетики, достигнутого госкорпорацией «Росатом», российскими подразделениями международной компании ENEL, альянсом российской компании «Роснано» и финской FORTUM. Всего к 2024 г. в России планируется построить и вывести на оптовый рынок 5,4 ГВт мощностей ВИЭ, в том числе, 3,3 ГВт ветровых станций и 1,8 ГВт – солнечных. Не получило мощного развития в России, в отличие, скажем, от Китая, и строительство малых электростанций. А ведь малая энергетика и ВИЭ могли бы решить проблему снабжения энергией отдаленных, труднодоступных и изолированных энергорайонов. В тоже время, Россия обладает очевидными конкурентными преимуществами в таком сегменте энергической отрасли, как ядерная энергетика. У «Росатома» лидирующие позиции в мире. «Росатом» строит самые современные АЭС, отвечающие высочайшим мировым требованиям. Он заключил контракты на строительство АЭС в Китае, Индии, Иране и многих других странах. К плюсам энергетической стратегии России, несомненно, относится проводимый ею курс на диверсификацию зарубежных потребителей поставляемых ею энергоносителей. В 2018 г. впервые поставки нефти в Китай превысили объемы, продаваемые в страны ЕС. Наращиваются поставки природного газа, в том числе, сжиженного, в Азиатско-Тихоокеанский регион и, в первую очередь, в Китай. Хотя и на рынке ЕС ОАО «Газпром» правомерно занимает фактически доминирующее положение. За российский газ европейские покупатели «голосуют рублем». Они коммерчески в нем заинтересованы. Как результат к 2018 г. (после длительного спада, вызванного кризисами, антироссийскими санкциями и дискриминационной политикой ЕС) интеграционное объединение более чем на 30% удовлетворяло внутренний спрос за счет поставок из России. Ведущие российские компании такие, как «Роснефть», приступили к осуществлению глобальной энергетической политики, связывая между собой производственные и торговые цепочки самых разных регионов Латинской Америки, Азии, Африки и Европы. Весомее также стали результаты усилий по диверсификации маршрутов поставки энергоносителей. Несмотря на все препоны, реализуются крупномасштабные проекты строительства магистральных газопроводов «Северный поток-2» и «Турецкий поток». Они позволят резко сократить выплаты за транзит, снизить политические риски и обеспечить бесперебойность поставок. Кроме того, при их лоббировании учитываются взаимосвязанные группы факторов. Возможности наращивания собственного производства энергии в странах ЕС ограничены. Энергосбережение имеет свои пределы. Соответственно потребности в энергоносителях будут оставаться стабильными, а при определенных обстоятельствах даже увеличиваться. Американский СПГ объективно является для Европы, для европейских покупателей более дорогим, чем природный газ, поступающий из России по магистральным трубопроводам. Катар и другие крупнейшие производители СПГ больше ориентируются на рынке Японии, Южной Кореи, Китая, Индии, стран АСЕАН, которые предпочитают играть по привычными правилам и отдают предпочтения более надежным для продавцов и покупателей долгосрочным контрактам. В целом, несмотря на консервативность и некоторую инерционность (многие как зарубежные, так и отечественные эксперты полагают, что российские государственные структуры и энергетические компании проспали сланцевую революцию и взрывной рост ВИЭ), российская энергетическая политика, без связи с макроэкономикой в целом, выглядит разумной, рациональной и вполне логичной. Однако против нее работают общеполитические факторы и геополитические риски. Российский экспорт очень зависит от стабильности или даже увеличения спроса на энергоносители, поставляемые Россией на мировой рынок. Замедление темпов роста мировой экономики автоматически вызывает стагнацию или даже снижение спроса, что рикошетом столь же автоматически бьет по интересам российской энергетической отрасли. Драйверами мирового спроса на энергоносители все последние годы были, прежде всего, Китай и Индия. Возможности экстенсивного роста обоих экономических гигантов сходит на нет. Переход Китая и Индии к новым моделям экономического развития и успехи в области энергосбережения и ВИЭ также могут оказать понижающее воздействие на такой ключевой фактор в функционировании российской энергетической отрасли, как мировые цены на нефть и природный газ. Самое негативное влияние на российский ТЭК оказывают ограничительные и дискриминационные практики ЕС и США. Третий энергопакет ЕС фактически вытеснил Газпром из распределительных сетей, где генерируется основная часть прибыли от торговли энергией и энергоносителями. Кроме того, ему пришлось продать часть своих активов в странах ЕС. Совместные маневры США и ЕС привели к тому, что проект строительства «Южного потока» был остановлен. Всё время чуть ли не на волоске висит судьба «Северного потока-2». Непрекращающуюся политико-дипломатическую войну против него ведут Вашингтон и отдельные страны ЕС. Даже в Германии, являющейся «главным бенефициаром» строительства «Северного потока-2», раздаются политически мотивированные призывы возобновить дискуссию по поводу целесообразности и правомерности реализации этого проекта. Такие призывы, похоже, являются разменной монетой во внутриполитической борьбе и отношениях Германии с другими государствами-членами ЕС. По всему периметру ЕС построены заводы по приему сжиженного газа. Поставщиков нет. Заводы загружены всего на 20%. Тем не менее, их строительство продолжается. О закладке фундамента под новые мощности объявляют и в Польше, и в Германии, и в других странах. Таким образом, формируется инфраструктура под радикальное изменение ситуации на энергетическом рынке ЕС. В то же время в результате компромисса, достигнутого между Европейской Комиссией и Газпромом по итогам антитрестовского расследования, последний утратил ряд преимуществ, которыми он пользовался на рынке ЕС (в части ценового маневра и контроля за коммерческим поведением покупателей природного газа). Наконец, введенные США и ЕС финансовые и технологические ограничения напрямую бьют по болевым точкам российского ТЭКа. Они в какой-то мере обрубают доступ к дешевым длинным деньгам на свободном финансовом рынке. Лишают его зарубежных слагаемых ранее созданных производственных цепочек, сильно удорожая производство. Закрывают возможности прямого использования передовых западных технологий. Как следствие, российским компаниям будет намного сложнее осваивать месторождения на Арктическом шельфе, повышать степень извлекаемости углеводородов, наращивать производство или даже поддерживать добычу на нынешнем уровне. Правда, нет худа без добра. Может быть, столь неблагоприятная международная ситуация заставит Москву пересмотреть отношение к развитию ТЭК и перенести центр тяжести с экспорта и потребления ресурсов на их переработку. В России производится от силы 700 из 2 тыс. изделий нефтехимии, необходимых для удовлетворения внутреннего спроса. На Россию, крупнейшую мировую энергетическую державу, приходится всего 1.4% мирового производства нефтепродуктов. Это невыгодно. Это ненормально. А в Китае всё последнее десятилетие в продолжение прежнего тренда ежегодный рост нефтехимического комплекса удерживается на уровне в 13% (!). К 2018 г. уже порядка 40% всего мирового производства нефтепродуктов приходилось на Китай. Эти статистические данные многое говорят о собственно энергетической политике Поднебесной Несмотря на стремительное развитие в Китае «зеленой» энергетики, успехи в наращивании использования ВИЭ и энергосбережении, разрыв увязки между темпами экономического роста и роста потребления сырья и энергии, Пекин в краткосрочной и среднесрочной перспективе будет оставаться крупнейшим мировым потребителем и импортером нефти и природного газа. Его потребности во внешних поставках будут увеличиваться. На сохранение прежних тенденций будет работать уверенный рост китайской экономики и поступательное сокращение доли «грязного» угля (в Китае его добывается в 10 раз больше, чем в России) в энергетическом миксе. Вместе с тем, большой вклад в структурную перестройку энергетической отрасли будут вносить наращивание собственной добычи энергоносителей и бурный рост ядерной энергетики. По сравнению со всеми остальными странами и регионами мира, строительство новых ядерных блоков и АЭС идет в Китае самыми высокими темпами. Обособленными энергетическими рынками являются Латинская Америка и Ближний Восток. Они также отличаются большим своеобразием. На ситуацию в Латинской Америке очень сильно влияют внутриполитические и глобальные риски. Крупнейшие страны Юга континента качнулись вправо или даже, скорее, в правый популизм. Для них было очень важно продемонстрировать приверженность принципам либеральной экономики, свободе рыночных отношений и выполнению долговых обязательств. Однако, похоже, рецепт, по которому она стали лечить неустойчивые национальные экономики, оказался обоюдоострым. Пойдя на выплату суверенных долгов и снижение налогового бремени для бизнеса, они лишили ее критически важных для переходного периода бюджетных инвестиций и поддержки. Но и иностранные капиталовложения заставили себя ждать. Инвесторов отпугнули мгновенно возникшие экономические трудности, снижение управляемости экономикой и, прежде всего, обесценение национальной валюты. В результате инвесторы не только не пришли, но и бросились выводить капиталы. Встреча «Группы 20» в Аргентине прошла на фоне углубляющегося экономического кризиса. ВВП страны в 2018 г. сократится предположительно на 2.6%. В 2019 г. падение продолжится и составит, по прогнозам, приблизительно 1,9%. Инфляция приблизилась к уровню в 47,5%. Полученные от ВМФ 15 млрд долл. Буэнос-Айрес безуспешно потратил на стабилизацию песо. Теперь уповает только на массированную помощь с его стороны. На свободном финансовом рынке он в состоянии получать займы лишь под 70% годовых. На худших условиях сейчас никто в мире не продает суверенные бонды*6. В таких условиях не до рациональных энергетических решений. Что же касается экономического кризиса в Венесуэле, потенциально богатейшей страны региона (но только потенциально), во всяком случае, в отношении энергоносителей, то он вызван не только просчетами в осуществлении проводимого экономического курса, но и сугубо отрицательными рукотворными внешними факторами. Принципиально иная ситуация в другом нестабильном регионе – на Ближнем Востоке. Здесь богатые нефтегазовые монархии уверенно берут курс на снижение зависимости от экспорта углеводородов и строительство мощностей современного нефтехимического комплекса. Одна из целей – реальная диверсификация экономики. Вторая – поставлять на мировой рынок в перспективе товары глубокой переработки с высокой добавленной стоимостью, вместо сырья. Хотя и для них скачки цен на энергоносители чрезвычайно пагубны. Они мешают рациональному стратегическому планированию. Ведут к возникновению вилки между планируемыми расходами и фактическими поступлениями. Побуждают их к поиску нерыночных подходов к снижению волатильности. В том числе, к достижению договоренностей о скоординированном снижении добычи.   * * *   Мировой энергетический рынок глубоко сегментирован. Он распадается на множество региональных и субрегиональных. Вместе с тем, он стремительно эволюционирует. Подвержен воздействую самых разных разнонаправленных факторов. Кроме того, нестабилен и сильно политизирован. В этих условиях энергетическая стратегия не может и не должна быть линейной. России необходимо иметь запасные варианты действия. Для нее важно постоянно прорабатывать альтернативные варианты экономического развития, ориентированные на более качественное и рациональное использование своих природных ресурсов и преимуществ. Это касается в первую очередь опережающего строительства развлетвленного нефтехимического комплекса; диверсификации энергетической инфраструктуры и внешнеэкономических связей; отказа от обременительных некоммерческих проектов, в том числе социальных, всеобщей газификации; развития альтернативной энергетики в отдаленных районах и пополнения сложившегося энергетического микса ВИЭ. И, конечно, магистральными направлениями энергетической и экономической стратегии должны быть энергоэффективность и энергосбережение, цифровизация и комплексное технологическое перевооружение.   © Марк ЭНТИН, профессор МГИМО МИД России, приглашенный профессор БФУ им. И.Канта Екатерина ЭНТИНА, доцент НИУ ВШЭ, ведущий научный сотрудник Института Европы РАН   *1 Вполне показательным примером может служить последний декабрьский 2018 г. саммит «Группы 20», основным успехом которого стало то, что он не спровоцировал дальнейшего ухудшения отношений между участниками. – Julian Borger. G20 summit: can world leaders find unity – or it is simply showboating? The Gardian, 30.11.2018, https://www.theguardian.com/world/2018/nov/29/g20-summit-argentina-2018-ten-years-later-populism *2 L'hystérie climatique continue. Contrepoints, 10.10.2018, https://www.contrepoints.org/2018/10/10/327288-lhysterie-climatique-continue ; Dossier special : Réchauffement climatique. Contrepoints, https://www.contrepoints.org/tag/rechauffement-climatique *3 Emily Gosden. BP rules the waves to lead a North Sea revival. The Times, No. 72700, 23.11.2018. P. 38-39. *4 «Пусть локомотивами будут другие». Первый зам. Министра энергетики РФ Алексей Текслер о проблемах и перспективах отрасли. Общенациональный еженедельный журнал «Огонекъ», №45, 26.11.2018, С. 14-16. *5 «Пусть локомотивами будут другие». С. 16. *6 Benedict Mander. G20: Financial difficulties weaken Argentina's summit clout. Financial Times, November 29, 2018, https://www.ft.com/content/1e22d8e0-deb0-11e8-b173-ebef6ab1374a; G-20 leaders descend on Buenos Aires as host Argentina battles worst economic crisis in a decade. The Conversation, November 30, 2018, http://theconversation.com/g-20-leaders-descend-on-buenos-aires-as-host-argentina-battles-worst-economic-crisis-in-a-decade-107947

Континенталы говорят островитянам: уходя, уходите «– Тебя как, сразу прикончить или желаешь помучиться? – Лучше, конечно, помучиться» Цитата из к/ф «Белое солнце пустыни» Вопреки скепсису, разъедавшему подобно кислотным дождям британское общество, по крайней мере, его политический класс, лондонские переговорщики и их собеседники из Еврокомиссии спустя 18 месяцев с начала торгов (см. «Брекзит»: игра в блиц плохо идёт у Терезы Мэй», №6(131), 2018) сумели договориться об условиях развода Британии и континентальной Европы. Разводу, стало быть, быть. «Брекзит есть Брекзит», как решительно выразилась ещё в прошлом году «железная леди лайт», правда, явно не подозревая, какой будет плата за порванные постромки и, скорее всего, преувеличивая самоценность присутствия Британии в Европейском Союзе. Итак, 25 ноября лидеры 27 стран ЕС одобрили на саммите политическую декларацию по статусу, характеру и правилам сосуществования Соединенного Королевства и сообщества после институализированного разрыва, намеченного на 29 марта 2019 года. Текст бракоразводного приговора составил 585 страниц, но на описание его возможных последствий понадобится бумаги побольше.   Вымученный компромисс Договориться переговорщикам-марафонцам удалось по ключевому пожеланию Лондона: остаться в той или степени внутри единого таможенного пространства. Для этой цели обговорили лазейку на границе Ирландской республики и британского Ольстера, т.н. “Backstop”, означающую, по сути, прозрачность и открытость. Не все детали принципиального компромисса раскрыты, но ясно одно: через этот, если угодно, «чёрный вход и выход» будет осуществляться беспрепятственное движение – товаров, капиталов, услуг и граждан. Британская экспортная продукция не будет подлежать ни таможенному декларированию, ни подпадать под действие квот. Но на основе взаимности и европейские товары будут пользоваться теми же преференциями. Дополнительный бонус в том, как полагают в Брюсселе, Лондоне (но только команда Терезы Мэй) и, а это особенно важно, в Дублине, что граница между двумя частями некогда единой Ирландии не на замке и не на засове. Не случайно Лео Варадкар, первый министр Ирландской республики, признался: все наши пожелания учтены (см. «Брекзит»: отгородят ли Ирландию от Ольстера?», №2(127), 2018). Отсутствие миграционных и таможенных рогаток и препон между двумя Ирландиями записано как одно из условий соблюдения Соглашения Страстной пятницы 1998 года, положившего конец 30-летней войне террора, названной лукавым эвфемизмом «Неприятности» (“Troubles”). И это вопреки внушительному мартирологу, который с упоением множили экстремисты католической и протестантской общин острова, поделённого между бывшей метрополией и бывшей «белой» колонией Британии. Другим фактором в пользу открытой границы для Ирландской республики служит заинтересованность в притягивании британских капиталовложений. Не секрет, что для инвесторов много плюсов: низкие издержки, в том числе благодаря географической близости, абсолютное доминирование английского языка, образованные и квалифицированные кадры, принадлежность к Евросоюзу и одновременно ориентация и тесная связь с рынками в США. Казалось бы, сложилась ситуация win – win, когда все в шоколаде, и никто не считает себя обделённым. Но присутствует одно раздражающее Лондона обстоятельство: правила торговли, в том числе относящиеся к области таможенного регулирования, фитосанитарного контроля, экологической ответственности производителей и поставщиков и т.д., находятся исключительно в компетенции стран-членов Союза. Британия с весны 2019 года будет лишена права голоса и возможности повлиять на принятие решений. При этом Лондон будет обязан соблюдать все регламентации. Вынужденность вымученного компромисса очевидна. Экономически и гуманитарно остров и континент настолько переплелись, что брутальный разрыв, одномоментный и беспощадный, ударил бы наотмашь по таким секторам, как автомобильная, аэрокосмическая, фармацевтическая, оборонная промышленности. Замерло бы воздушное и паромное сообщение. Британские покупатели ощутили бы дефицит продовольственных товаров – ведь 60% всего съестного и питейного доставляется с континента. Экспаты, пустившие корни на Британских островах, ощутили бы себя едва ли не маргиналами...   Сродни Брест-Литовскому «похабному миру» Развод на оговоренных условиях был принят чуть ли не как «единственно возможный» в Европе-27, но вызвал глубокие расползающиеся трещины внутри лагеря консерваторов, а также почти беспрецедентное негодование в оппозиционных кругах. Доминик Рааб, член кабинета, отвечавший за бракоразводный процесс с ЕС, подал в отставку, указав на то, что особый статус Северной Ирландии «представляет абсолютно реальную угрозу для территориальной целостности Соединенного Королевства». Вместе с ним покинула правительство и министр по делам пенсий Эстер Маквей. За ними потянулись высшие должностные лица второго эшелона. Таким образом, все они примкнули, по сути, к первому высокопоставленному дезертиру, заблаговременно сбежавшему с поста министра иностранных дел (см. «Борис Джонсон: карикатурная реинкарнация Черчилля?», №7-8(132), 2018). Стоит, правда, сделать оговорку: Рааб, 44-летний амбициозный политик, давно и преданно служащий делу евроскептицизма, принял решение «соскочить» явно с учётом резко возрастающей неопределённости в судьбе самой Мэй и её кабинета. В этом можно быть солидарным с комментарием парижской «Фигаро»: «Доминик Рааб, который создает впечатление, что крысы покидают «Титаник» перед кораблекрушением» (“Dominic Raab qui donne l'impression que les rats quittent le Titanic avant le naufrage”). Недаром была предпринята попытка бунта на корабле: в эти же дни состоялся сбор подписей среди депутатов-тори за то, чтобы поставить на голосование вопрос о вотуме недоверия премьеру – и лидеру партии. Не случилось. Заговорщики недобрали 6 голосов из необходимых для запуска этой процедуры 48. Однако, сам по себе прецедент показывает, что правящая партия – в полном раздрае. Между тем, лидер лейбористов Джереми Корбин отыграл уход Рааба с максимальной выгодой, подчеркнув, что когда один из главных переговорщиков по «Брекзиту» отказывается принять записанные в документ условия выхода из Евросоюза, то во что остаётся верить его согражданам. Корбин охарактеризовал соглашение, выносимое Мэй на суд парламентариев, как «полусырое» (“half-baked”). В свою очередь Найджел Доддс, лидер парламентской фракции Демократической юнионистской партии (ДЮП) из Ольстера (благодаря союзу с которой консерваторы Мэй только и смогли сформировать правительство), заявил, что готов представить Терезе Мэй все сделанные ею прежде обещания по судьбе Северной Ирландии – по пунктам. Но это «будет бесполезной тратой времени, потому что она явно не готова слушать». Ставки предельно высоки, полагает Доддс: либо удастся сохранить единым и неделимым Соединённое Королевство, либо оно «превратится в вассальное государство и распадётся на части». Как пишет французская пресса, Доддс убежден, что сохранение открытой границы с Ирландской республикой приведёт «к расколу страны на две части» (“coupe le pays en deux”). Инвективы Доддса однозначно свидетельствует о том, что все 10 депутатов от ДЮП, позволившие в своё время партии тори обеспечить себе парламентское большинство, выступят против одобрения документа о разводе с ЕС. Не менее категорично высказался депутат палаты общин Марк Франсуа: пропагандируемое премьером соглашение было «мертворождённым с самого начала» (“dead on arrival”). По совокупности всех звучащих критических замечаний можно сделать вывод, что для Мэй заручиться необходимыми для одобрения соглашения о выходе из ЕС голосами вестминстерских сидельцев будет непросто. Слишком многие законодатели воспринимают привезённые ею из Брюсселя компромиссы либо как поражение, сродни Брест-Литовскому «похабному миру», либо как отход от мандата, вручённого ею теми 52% сограждан, что в июне 2016 года на референдуме стали самопровозглашёнными «сепаратистами». В Вестминстере, по выражению лондонского корреспондента парижской «Фигаро», «воцарилась атмосфера конца царствования» (“Une atmosphère de fin de règne s'est emparée de Westminster”). Нардепы подозревают, что «вихри враждебные веют» над ними…   «Цена вопроса» кусается В своё время лишённый каких-либо комплексов, словоохотливый и бесцеремонный Борис Джонсон (не менее известный как БоДжо) склонял соотечественников к «Брекзиту» посулом, что выгоды от развода с ЕС очевидны и многоплановы. Им удастся, мол, и пирог съесть, и сохранить его. БоДжо противопоставлял, по сути, две английские поговорки (“To have one's bread and eat it” и “You can't eat your cake and [then still] have it too”). А вот «Фигаро» перевела смысл сказанного французским аналогом, но позволила себе не согласиться с прогнозом: «Борис Джонсон пообещал англичанам, что у них будет «и масло и деньги от (проданного) масла», но на самом деле не будет ни того, ни другого» (“Boris Johnson avait promis aux Anglais ‘le beurre et l'argent du beurre' mais ils n'auront ni l'un, ni l'autre”). Разрыв с Евросоюзом приведёт к сокращению объёма двусторонней торговли на 46% и падению зарубежных прямых инвестиций в Британию на 26%, утверждают эксперты Национального института экономических и социальных исследований (National Institute for Economic and Social Research (NIESR), считающегося независимым мозговым трестом. Во временном интервале до 2030 года, говорится в их докладе, Британия будет терять по 100 млрд фунтов стерлингов каждый год. В пересчёте на среднестатистического британца это означает: каждый из них недополучит 1090 фунтов в год. По текущему колеблющемуся курсу, прореха в индивидуальном бюджете составит примерно 92.000 рублей в месяц. Просчитан экономистами и вариант «упорядоченного» выхода из Союза при отсутствии одобренного парламентом 585-страничного детализированного документа. В этом случае британский ВВП сократится на 5,5%, а ежегодные невосполнимые потери составят уже не 100, а 140 млрд фунтов стерлингов. Символично, что за горизонт 2030 года предпочитает не заглядывать никто. Либо по причине того, что факторы неопределённости не просчитываются, либо, напротив, математическая экстраполяция перспективы выживания в гордом одиночестве рисует для Британии не совсем радужную картину (см. «Брекзит»: спасёт ли Лондон свои налоговые притоны», №1(126), 2018).   Сценарии возможные и невозможные Битва за сердца и умы парламентариев идёт полным ходом. Обладая всего 315 мандатами в палате общин, где заседают 650 народных избранников, Тереза Мэй ежедневно пугает законодателей тем, что в случае отказа поддержать привезённый ею из Брюсселя план развода они погрузят страну в атмосферу «раскола и неопределённости». У британского премьера не было почти никакого поля для маневра после того, как её континентальные визави прошли свою часть пути, одобрив компромисс по открытой границе между двумя Ирландиями. Для Терезы Мэй, по мнению «Атлантико» (Atlantico), французского информационного сайта с независимой редакционной политикой правого толка, выбор был невелик: «либо (достигнутая после 18 месяцев торгов) сделка, либо хаос» (“c'était le deal ou le chaos”). Заключительный вывод «Атлантико» звучит так: «Брекзит» на оговоренных условиях означает, что «у британцев не будет ни масла, ни денег от (проданного) масла, но зато они смогут избежать экономического хаоса» (“Brexit: les Britanniques n'auront ni le beurre ni l'argent du beurre mais l'accord leur évitera le chaos économique”). В Брюсселе, находясь в тревожном ожидании от голосования в Вестминстере, тоже закусили удила. Глава Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер выразился предельно чётко или, скажем, по-жириновски «однозначно»: оговоренные условия развода – «единственно возможные» (“the only deal possible”). Это подразумевает нежелание и неготовность глав государств и правительств стран-членов ЕС брать дополнительное игровое время для пересмотра договорённостей в случае, если Терезе Мэй не удастся проштамповать документ у своих законодательных слуг народа. Недаром набирает популярность вариант, называемый «Норвегия плюс» (“Norway plus”), предполагающий, что Британия восстанавливает членство в Европейской ассоциации свободной торговли (ЕАСТ), куда она прежде входила, и пользуется привилегиями этого небольшого, но влиятельного клуба (входят Норвегия, Швейцария, Исландия и Лихтенштейн) в своём деловом партнёрстве с Евросоюзом. Примерно так же, как Норвегия, но с более толстым портфелем выторгованных привилегий. Заманчиво для бизнеса, но есть камень преткновения: члены ЕАСТ обязаны принимать рабочую силу в виде иммигрантов из стран Европейской экономической зоны (ЕЭЗ). А это входит в конфликт с неприятием любых чужаков частью политического класса, к которому относится и лидер консерваторов в статусе премьера. Официальный представитель главы кабинета недвусмысленно заявил, что Тереза Мэй потому считает правильным предлагаемый документ о выходе из ЕС, что это позволит «вернуть контроль за нашими границами, покончив со свободой передвижения» (“allows us to take back control on our borders by ending freedom of movement”). Тем временем парижская «Фигаро» смоделировала четыре возможных сценария в случае провала голосования в Вестминстерском дворце. Первый: никакого бракоразводного договора, и Британия покидает союз 29 марта следующего года в обстановке полной неразберихи. Второй: парламентарии заставляют правительство Мэй инициировать заново переговоры с ЕС – что маловероятно, учитывая предстоящие в мае выборы в европейских странах. Третий: сшибки непримиримых оппонентов приводят к правительственному кризису в Британии (он уже происходит в вялотекущем режиме) и досрочным парламентским выборам. Четвёртый: проведение повторного референдума, чтобы выяснить, изменился ли расклад сил и предпочтений в обществе. Однако авторы «Фигаро» резонно замечают, что второй по счёту замер настроений островитян «приведёт в Великобритании к новому периоду неопределённости и нестроения» (“plongerait la Grande Bretagne dans une nouvelle période d'incertitude et de désordre”). Более того, все три последних сценария находятся в прямой зависимости от готовности Европы-27 продлить, а фактически отменить или скорректировать 50-ю статью Лиссабонского договора, которая устанавливает предельный срок для сецессии: не более двух лет. Едва ли получится заручиться согласием всех 27 государств на пересмотр регламента (см. «Брекзит»: Евросоюз боится, что бритты передумают уходить», №9(133), 2018). Судя по настроениям континенталов, проявляемым не столько в высказываниях, сколько в их последовательном подталкивании ворчливых и неуживчивых соседей через Ла-Манш к выходу, большинство с лёгким сердцем и облегчением отпускают в свободное одиночное плавание остров по имени Британия. Их не оглашаемая в публичном пространстве позиция сводится к бесхитростной формуле: бритты, уходя – уходите. Владимир МИХЕЕВ

100 лет назад завершилась первая высокотехнологичная бойня 11 ноября в 5 часов 10 минут утра в железнодорожном вагоне французского маршала Фердинанда Фоша в Компьенском лесу было подписано перемирие, положившее конец Первой мировой войне. Та война не только перекроила политическую карту Европы, раскрошив на осколки четыре империи, но оставила после себя шлейф посттравматического синдрома, живыми свидетелями чему могли послужить… 55 миллионов раненых и изувеченных. В первые годы после наступления долгожданного мира на восприятии британцами «Большой войны», или «Великой войны» (The Great War) наложило свой отпечаток не столько осознание ущерба, нанесенного генофонду нации, сколько символичное нежелание ветеранов, увешанных наградами, заслуженно почитаемыми, участвовать в героизации своего ратного труда. В британской историографии их нередко называют «молчаливое поколение» (“the silent generation”). Их молчание однажды было прервано, когда в 1964 года на радио Би-би-си подготовили серию передач на основе интервью с теми, кто выжил и был ещё жив. Далеко не все записанные на диктофон рассказы старых солдат появились в эфире. Сейчас уникальные свидетельства очевидцев самой первой высокотехнологичной бойни, которая унесла жизни до 10 миллионов людей в униформе и до 12 миллионов некомбатантов, находятся в свободном доступе и позволяют представить переживания участников без прикрас и полунамёков. …«Как только ты перемахиваешь через бруствер окопа, страх тебя покидает и его место занимает ужас. Ты не смотришь, но ты видишь. Ты не вслушиваешься, но ты слышишь. Нос заполняется дымами и запахом смерти. Язык прирастает к нёбу… Тебя загоняют обратно в джунгли. Слой цивилизованности опадает с тебя». Такие слова нашёл для передачи своих ощущений Ричард Тобин, прошедший ту войну. Эдвард Глендиннинг, служивший в пехотном полку Ноттингемшир и Дербишир» (образован в 1881 году), бойцов которого называли «Лесники Шервуда», живо описал пейзаж после битвы, длившейся целые сутки. «Посреди поля словно лежало стадо овец… многие были ещё живы; они плакали и просили воды. Хватали нас за ноги, когда мы проходили мимо. Один толстяк ухватил меня за обе ноги сразу и не отпускал». Глендиннинг хотел было напоить его, но прозвучала команда не останавливаться. «Все эти годы, – признался ветеран, – мольба того парня меня преследует». Бенджамин Ричардс, сапёр из Корпуса королевских инженеров, вспоминал, какой психологический шок вызывали непрестанные артиллерийские обстрелы. Солдаты переставали себя контролировать. «Это было привычное зрелище, когда бойцы… вставали и начинали ходить кругами, точно овцы, и так они коловращались, пока прилетевшие снаряды их не приканчивали». Алан Брей, служивший в Уилтширском полку, был добавлен в расстрельную команду, которой предстояло лишить жизни четырёх дезертиров из Вустерского полка. Брей отказался стрелять. «Я думаю, я понимал, почему они дезертировали». Один неназванный ветеран поведал другую страшную правду о том, как они между собой называли жертв германских артиллерийских обстрелов, когда случалось прямое попадание. “Blown to pennies”. «Разлетелся на пенни». Ни один из кусочков разорванного на куски тела не был больше этой мелкой монеты. Джон Палмер, наводчик, служивший в Королевской полевой артиллерии, который был награждён медалью за доблесть, признался в интервью, что однажды он подумывал броситься под колеса повозки, что везла боеприпасы, с целью нанести себе увечья, несовместимые с дальнейшей службой в армии. Но у него не хватило воли решиться на этот шаг. Позднее, когда его ранило осколком германского снаряда, друг пришел на выручку. Но Джон ему сказал: «Не трогай меня. Оставь здесь. С меня довольно. Просто оставь меня». Затем, вспоминал он, «я начал погружаться в грязь, но меня это уже не волновало. Грязь меня уже более не отталкивала. Она даже показалась защитным покровом, который меня укутывал, и я тогда подумал: если это и есть приближение смерти, то это не так плохо, как представлялось» (“It seemed like a protective blanket covering me and I thought to myself, well if this is death, it is not so bad”). Схожие сантименты испытывали и противники, те, кто находился по другую сторону линии фронта. В передачах Би-би-си приведены «признательные показания» немцев и австрийцев. Так, Стефан Вестманн, боец 29-й пехотной дивизии, поделился исповедальным откровением. Он проткнул французского капрала штыком. «Я был быстрее, чем он. Я выбросил вперед свою винтовку, и мой штык впился ему в грудь… Меня чуть не стошнило. Мои коленки дрожали. И я испытывал чувство стыда… Как было бы хорошо, если был он поднял руки вверх. Я бы пожал ему руку, и мы бы стали лучшими друзьями… Почему солдаты кололи друг друга штыками, душили, кидались как бешеные псы? Почему мы бились до смерти, хотя не имели друг к другу никаких личных обид? Мы же всё-таки были цивилизованными людьми» (“We were civilized people after all”). Вильгельм Эйзенталь, австрийский артиллерист, вспоминает перемирие, объявленное на Пасху на восточном фронте. Неожиданно в их окоп прилетел со стороны русских непонятный предмет. Все подумали, что это граната. Взрыва не последовало. Присмотрелись. Это было раскрашенное пасхальное яйцо… «Окопная правда», как и сама война, – явление многопластовое, многогранное, неоднозначное, но способное послужить сопряжению мнений и оценок у вчерашних противников. Сегодня, когда на авансцену вышло поколение политиков пост-поствоенной поры, не познавших ужасы ни одного из рукотворных апокалипсисов, необходимо с монотонной регулярностью возвращаться, в том числе, и к Первой мировой как хрестоматийному образцу вероломства, коварства, жадности и глупости человеческой. Владимир МИХЕЕВ

Внутренняя политика нового правительства Италии явно идёт не в ногу с не слишком дружным маршем соратников по Европейскому Союзу, вызывая строгие нарекания в Брюсселе. А внешнеполитический курс Рима? О нём в «единой Европе» почему-то упоминают пока редко. Заполнить этот пробел частично может интервью итальянского министра иностранных дел Энцо Моаверо Миланези газете «Коррьере делла сера», в котором он остановился на некоторых ключевых пунктах политики Италии на международной арене. По оценке главы МИДа, Евросоюз превратился в некий архипелаг с множеством разделительных линий и изоляций, как между группами стран, так и отдельными государствами. Выход Британии из «двадцати восьми», наносящий тяжкую рану Союзу, ситуация с Венгрией и Польшей, обвиняемыми в нарушении фундаментальных принципов ЕС, отказ стран «Вышеградской группы» принимать беженцев… Евросоюз сейчас находится на одной из развилок истории европейской интеграции, ему предстоит вновь обрести дух партнёрства и солидарности, а также частично пересмотреть свою архитектуру. Должно быть восстановлено единство этого архипелага, подчеркнул итальянский министр. Например, очень плохо, что отсутствует подлинно единая иммиграционная политика, в этой сфере многое необходимо сделать. В традициях итальянской внешней политики, Энцо Моаверо Миланези считает исключительно важным Средиземноморский регион. «Дружба и союзничество с США, членство Италии в НАТО являются прочной основой и проводником наших устремлений в Средиземноморье», – заявил министр. При этом он отметил, что для стабилизации положения в Ливии нельзя обойтись без диалога с Россией. «В первую очередь, согласие должны достичь между собой ливийцы. Но если значительные собеседники останутся вне переговоров, найти решение будет труднее». По мнению главы МИДа, непременным переговорщиком является также Турция. Указав на огромный потенциал Африки, в том числе для интересов Италии, он высказался за то, чтобы этот континент стал одним из приоритетных с точки зрения Рима.

Визит длился всего 24 часа, но стал важным событием в двусторонних отношениях. А могло ли быть иначе, если за истекшие 32 года главы ни одного правительства Испании не удосужились посетить Кубу, хотя связям с Латинской Америкой Мадрид придаёт первостепенное значение. Социалист Педро Санчес стал первопроходцем в эту важную для Испании страну. Вместе с новым кубинским лидером Мигелем Диасом-Канелем испанский премьер торжественно открыл форум предпринимателей двух стран в отеле «Гран Паккард», администрируемом испанской компанией. Забавно: администрация Дональда Трампа за десяток дней до мероприятия включила эту гаванскую гостиницу в санкционный «чёрный список», выявив её связь с кубинским министерством обороны. Однако Мадрид всегда стремится проводить подобные зарубежные мероприятия в отелях, принадлежащих полностью или частично испанским бизнесменам, чтобы оказать им поддержку. В столице Кубы глава правительства Испании вёл себя крайне корректно: никаких контактов с диссидентами; встречи только с аполитичными интеллектуалами – известными писателями, художниками, актёрами, блогерами… П.Санчес проигнорировал требование испанской оппозиции выступить в защиту прав человека на Кубе. Впрочем, так поступали в последние три года и все предыдущие иностранные гости аналогичного ранга: премьер-министры Франции, Италии, Португалии, Ирландии и Австрии, глава внешнеполитического ведомства Евросоюза Федерика Могерини, побывавшая на острове трижды. И даже три главы Ватикана, поочередно нанесшие визит в эту маленькую страну. Цель молниеносной поездки П.Санчеса – не только увеличить инвестиции в кубинскую экономику, но и, как отметили в Гаване и Мадриде, «нормализовать, стабилизировать и углубить двусторонние отношения». Это стремление должно найти подтверждение в первом визите короля Испании на Кубу. Он предварительно намечен на ноябрь 2019 года и приурочен к 500-летию основания города Гаваны испанцем Дьего Веласкесом де Куэльяром. До своего освобождения Куба оставалась последней колонией Испании в Латинской Америке, и прежде ни один из испанских королей не посещал этот остров. Сергей ИЛЬИН

Амбициознейшую программу в области охраны окружающей среды выдвинула Европейская Комиссия. Она представила в конце ноября в виде «дорожной карты» долгосрочную стратегию, которая предусматривает сокращение выбросов углекислого газа в Европейском Союзе на 80% к 2050 году. Это позволит экономике ЕС стать «нейтральной» в отношении данного загрязнителя окружающей среды, что соответствует Парижскому соглашению по климату. «Мы сможем этого добиться. А если достигнем успеха, многие за нами последуют. Если не нам, то кому же быть лидерами?» – заявил член Европейской Комиссии Мигель Ариас Каньете, ответственный за политику ЕС в области энергетики и окружающей среды. Конечно, более чем через 30 лет вряд ли сам этот чиновник сможет убедиться в справедливости своих слов: как гласит восточная пословица, «или ишак, или падишах…» – ну, вы знаете, что с ними случится. Тем не менее, документ с громким названием «Чистая планета для всех» получил путёвку в жизнь. В нём делается ставка на «радикальное изменение нашей системы энергетики, сельскохозяйственной отрасли, модернизацию промышленности, транспорта и городов в целом». В «дорожной карте» отмечается, что ныне 500-миллионное население ЕС к 2050 году увеличится на 30%, и на интеграионное объединение будет приходиться десятая часть всех глобальных выбросов углекислого газа. Сейчас власти Союза и правительства входящих в него стран принимают законодательные меры, направленные на уменьшение этих выбросов на 45% к 2030 году. Однако Брюссель намерен ускорить переход от «нефте-угольного» прошлого к будущему, в котором место этих энергоносителей займут электричество и природный газ. «Нейтральная» к углероду экономика, то есть, способная поглощать весь углекислый газ, который она производит, обещает людям многие блага. Прежде всего, положительное влияние на здоровье населения и резкое сокращение расходов на медицинское обслуживание. По подсчётам европейских экспертов, каждый евро, вложенный в возобновляемые источники энергии, возвращается двумя евро, сэкономленными на здравоохранении. Кроме того, согласно выводам аналитиков, благодаря этим мерам ЕС улучшит свое геополитическое положение и торговые отношения с остальным миром, поскольку сможет экономить до 70% от суммы в 266 миллиардов евро, которые ежегодно расходует на импорт ископаемых энергоносителей, преимущественно нефти и природного газа. В области электроэнергетики Брюссель планирует перейти на систему, в которой будут доминировать возобновляемые источники, но определённая доля сохранится и за атомной энергией. Не обойден вниманием транспорт, на который приходится около четверти всех вредных выбросов. В этой сфере исполнительный орган ЕС делает ставку на электромобили, которые должны становиться всё более эффективными. Тон в многоплановом движении к просветлённому будущему, по мнению авторов «дорожной карты», должны задавать европейские города, в которых проживают 75% всего населения ЕС. Предусматривается первоочередное развитие общественного транспорта, использование велосипедов, системы совместного пользования автомобилями («кар-шеринг») и доставка товаров беспилотными летающими аппаратами. В связи с тем, что около 40% всей энергии в Европе потребляют домохозяйства, значительное внимание Еврокомиссия уделила повышению эффективности энергопользования за счет унификации систем отопления и кондиционирования воздуха, а также применения инновационных строительных материалов. Кроме того, Брюссель настаивает на введении экологического налога по принципу «кто загрязняет – платит», и призывает сохранять леса и сельскохозяйственные угодья, поглощающие углекислый газ и производящие биоэнергию. Европейская Комиссия признаёт, что и в далёком 2050 году экономика частично сохранит свою зависимость от природного газа, и что некоторые отрасли промышленности и сельского хозяйства по-прежнему будут загрязнять окружающую среду. Наряду с ожидаемым открытием новых способов борьбы с этим явлением, Брюссель предлагает шире использовать водород и биомассу в качестве топлива, расширять методы улавливания и хранения углекислого газа. Игорь ЧЕРНЫШОВ

Европейские консерваторы определились со своим кандидатом на пост председателя исполнительного органа Евросоюза: им стал 46-летний баварский политик Манфред Вебер. С большой степенью вероятности, именно он сменит на этом посту в 2019 году люксембуржца Жан-Клода Юнкера. На ноябрьском «конклаве» в Хельсинки правых и правоцентристских партий представитель Германии в итоге тайного голосования одержал уверенную победу над финном Александером Стуббом. По результатам выборов в Европейский Парламент, которые предстоят 26 мая, широкие кадровые изменения произойдут не только в этом законодательном органе и в Европейской Комиссии, но и в других структурах власти «двадцати семи». Радикальное кадровое обновление, как ожидают многие, должно повлечь за собой давно назревшие реформы Евросоюза, сталкивающегося сегодня с многочисленными трудностями, чем успешно пользуются националисты и популисты для наращивания своего рейтинга. М.Вебер – убеждённый сторонник европейской интеграции. Этого католика считают гарантом стабильности, способным найти общий язык с лидерами всех течений консерваторов, включая венгерского. Немецкий деятель обладает большим политическим опытом: в течение последних четырёх лет он возглавляет крупнейшую фракцию в Европарламенте, являясь одновременно руководителем Христианско-социального союза Германии, партии-побратима христианских демократов, ведомых канцлером ФРГ Ангелой Меркель. Представляющий новое поколение политиков М.Вебер считается «менее консервативным и более центристским», чем его соратники по партии. Но, поскольку значительную часть своей карьеры он провёл в Брюсселе, то успел приобрести многие черты местной евробюрократии, вызывающей всё большие нарекания и неприятие у избирателей. Не только в Берлине, но и во многих других европейских столицах хотели бы видеть во главе исполнительного органа ЕС представителя Германии. Если Вебер займёт кресло Юнкера, то это произойдёт впервые за последние более чем полвека. Однако прежде консерваторам необходимо одержать победу на майских выборах, а здесь возможны неожиданности, поскольку их главным противником станут представители правых популистских сил, способные отнять значительную часть электората. Впрочем, и в случае победы сторонников М.Вебера ему предстоит получить согласие всех глав государств и правительств Союза, а также одобрение Европарламента. Андрей СМИРНОВ

Семёрка стран Евросоюза выступила застрельщиком создания общеевропейской антитеррористической базы данных. Координатором этой официальной инициативы стало агентство «Евроюст». Правительства Германии, Франции, Бельгии, Голландии, Италии, Испании и Люксембурга рассчитывают, что новый инструмент повысит эффективность расследований полиции после террористических актов и, кроме того, позволит улучшить оказание помощи пострадавшим. Очередное средство борьбы с терроризмом направлено, прежде всего, на ускорение обмена необходимыми данными, оно сделает его «оперативным и надёжным». Не менее важно и то, считают инициаторы создания общей базы, что она обеспечит более быстрый арест и предъявление обвинений террористам в судах. Министры юстиции семи стран на встрече в Париже, где было принято решение об использовании нового антитеррористического инструмента, обязались также вести работу, «направленную на более эффективное изъятие из Интернета подстрекательских материалов джихадистов». По словам министра юстиции Франции Николь Бельубе, «наша главная цель – эффективная борьба с терроризмом, а для этого необходимо объединить усилия». В совместном коммюнике, подписанном по итогам встречи, подчеркивается, что «терроризм является одним из самых грубых нарушений ценностей, на которых основан Европейский Союз». Парижской конференции предшествовало принятие в июне 2018 года декларации о намерениях. В ней отмечалось, что борьба с терроризмом требует постоянного сотрудничества судебных властей Евросоюза, поскольку выявлены связи террористов во многих странах, из которых они перемещаются для совершения своих преступлений. Главная задача «Евроюста», базирующегося в голландском городе Гааге, способствовать сотрудничеству в области юстиции и координация расследований преступной деятельности странами ЕС. С 2015 года это агентство приняло участие более чем в 250 расследованиях, связанных с терроризмом, в том числе, кровавых вылазок в Париже, Брюсселе, Ницце и Стокгольме. Тем не менее, руководство этого ведомства считает недостаточным обмен важными данными об идущих следствиях и выносимых приговорах преступникам на территории «двадцати восьми». Теперь в Гааге выражают надежду, что полезный обмен «жизненно важной информацией между прокуратурами» европейских государств станет более систематическим и эффективным. Столь необходимая правоохранителям и юристам база данных может быть введена в строй в ближайшее время, поскольку «Евроюст» уже располагает собственным информационным банком. Александр СОКОЛОВ

Два новых контрольно-пропускных пункта открыты между Республикой Кипр и непризнанным Северным Кипром. Этому предшествовала новая встреча руководителей двух территорий, Никоса Анастасиадиса и Мустафы Акынджи, состоявшаяся под эгидой ООН. Она была призвана показать их приверженность диалогу с целью преодоления раскола острова, длящегося с 1974 года. Их недавняя предыдущая попытка договориться успехом не увенчалась. Теперь они решили хотя бы открыть два новых переходных пункта как знак готовности возобновить диалог, но особого практического значения, в первую очередь, экономического такой шаг иметь не будет. До сих пор таких пунктов было 7, первый из них появился в 2003 году. Торговля между двумя частями острова микроскопическая – в год она достигает эквивалента в 5 миллионов долларов. Все объясняется международно непризнанным статусом северной территории Кипра, населенной турками-киприотами и имеющей отношения только с Турцией, которая и поддерживает ее безопасность и экономическую жизнедеятельность. Вместе с тем, южная часть острова, где проживают греки-киприоты, является субъектом международного права, входит в ООН, Евросоюз и другие организации. По этой причине такие КПП не имеют статуса пограничных. Их признание таковыми означало бы фактическое признание наличия границы между двумя частями острова, следовательно, и статуса независимых стран. Через пункты прохода могут следовать местные жители, представляющие обе общины. Большинство пересекающих с турецкой стороны отправляются в греческую, более богатую часть на работу. Значительное число турок-киприотов содержат себя и семьи именно таким образом, соглашаясь на более низкие зарплаты по сравнению с теми, которые платят местным жителям в официально признанной стране. В обратном направлении идут, напротив, более состоятельные люди, как правило, чтобы воспользоваться туристическими, увеселительными и пляжными возможностями северной части острова. Они считаются более качественными, к тому же дешевле и там существенно меньше народа. Вместе с тем, для иностранцев не все так просто. Они не смогут воспользоваться этими пунктами, чтобы попасть на юг Кипра, если въехали на север. Поездки на другую половину острова весьма популярны у представителей обеих общин. По оценкам ООН, около половины жителей воспользовались этой возможностью. Точная статистика о юге отсутствует. Зато кипрская полиция подсчитала, что в 2017 года на севере побывали 54% жителей республики. Светлана ФИРСОВА

По данным европейского агентства по охране границ – «Фронтекс» – число мигрантов, которые прибывают в страны Европейского Союза без документов, в 2018 году достигло самого низкого уровня за последнюю пятилетку. По прогнозным данным на этот год, последний раз столь низкое число нелегалов было отмечено в 2013 году. До октября 2018 года число «понаехавших» составляло 118.900 человек, или примерно на треть меньше, чем в 2017 году! Особенно заметное снижение потока мигрантов зарегистрировано на так называемом центральном средиземноморском маршруте – между Ливией и Италией. Их число сократилось на 81% – до 21.600 человек. По мнению экспертов, сказались результаты жесткого антииммигрантского курса, который проводят нынешние итальянские власти. Зато теперь в наиболее угрожаемом положении оказалась Испания, на территорию которой сейчас приплывает до 60% всех нелегалов, стремящихся на европейскую землю обетованную. С января по октябрь этот маршрут избрали 45.900 человек – почти вдвое больше, чем за тот же период предыдущего года. Подавляющая часть мигрантов прибывает на Пиренеи из Марокко, Гвинеи и Мали. Увеличилось и число нелегалов, избирающих для себя восточно-средиземноморский маршрут. Тут по сравнению с 2017 годом также отмечен изрядный прирост – на 37%, 47.100 человек. Много случаев зарегистрировано на сухопутной границе Турции. Андрей НИЖЕГОРОДЦЕВ

…И война эта обещает быть долгой. Во всяком случае, именно это пообещал Андреас Гайзель, отвечающий в столичном правительстве за внутреннюю политику. С кем или чем предстоит сражаться? С этнической преступностью, а именно – с арабскими криминальными кланами. Кстати, этой проблеме была посвящена специальная встреча представителей местной власти, в городских газетах получившая название «клановый саммит». В нём, кроме вышеназванного Гайзеля, приняли участие юстицсенатор Дирк Берендт, финанцсенатор Матиас Коллатц, генеральный прокурор Берлина Маргарете Копперс и бургомистр столичного района Нойкёльн Мартин Хикель. Высокое собрание заранее предупредило, чтобы сиюминутных результатов от этой встречи не ждали: «Спонтанно ничего не получится». Кстати, присвоение этническим организованным преступным группам (ОПГ), в частности – арабским, названия «клан» вызвало негодование у правозащитников и прочих безудержных гуманистов. Они в привычной для них манере начали обвинять городских политиков в том, что те заимствуют лексику Альтернативы для Германии (АдГ). Бургомистр Хикель парировал это разумной ссылкой на то, что властям надо выражаться ясно и действовать решительно. Однако терминологические разногласия, если они и были, это не самое сложное из того, что ждало участников встречи. Сенатор Гайзель считает необходимым создание единого координирующего органа – по образцу уж имеющегося Совместного центра по защите от терроризма – в котором были представлены федеральные и земельные органы. Следствие против участников арабских ОПГ ведется в основном по делам, связанным с распространением наркотиков, грабежей и краж со взломом. Предполагаемый центр мог бы аккумулировать информацию об этих группировках, сейчас разрозненно находящуюся в различных правоохранительных инстанциях. Поэтому в его работе могли бы на постоянной основе принимать участие представители таможни, налоговых инспекций, ведомств по делам иностранцев, и, конечно, полиции, прокуратуры и ведомства по охране конституции. Кстати, участие бургомистра Нойкёльна в этом собрании отнюдь не случайно. На территории этого района, еще с тех пор, когда он был частью Западного Берлина, проживает множество иностранцев, по преимуществу из мусульманских стран, тогда в основном Турции. Поэтому местным жителям и властям не надо долго объяснять, что такое этническая преступность. Вот почему в борьбе с организованными преступными структурами Нойкёльн всегда, если можно так выразиться, шёл особым путём. Видимо, он намерен стать пионером и в деле борьбы с арабскими криминальными кланами. Александр ВАРВАРИН

На недавней встрече министров обороны и иностранных дел государств Европейского Союза активно обсуждался вопрос о расширении постоянного военного сотрудничества между ними. Эта встреча примерно совпала по времени с рядом заявлений, сделанных ведущими политиками союза на ту же самую тему. Эмманюэль Макрон дал старт разговорам, предложив создать европейскую армию, и даже заявил в Европейском Парламенте, явно имея в виду США, что на старых союзников больше надежды нет. Затем эту идею поддержала фрау бундесканцлерин Меркель, отметив, что времена, когда Европа могла полагаться на других, давно прошли и всегдашние союзники действительно ставят наработанные связи под сомнение. А европейская армия могла бы, дескать, быть хорошим дополнением к НАТО. Ну и, памятуя о том, что Германия не зря держит европейское первенство в области вывоза промышленных товаров, глава берлинского кабинета министров предложила разработать совместную политику в области экспорта вооружений. Её охотно поддержали все видные дамы германской политики – и министр обороны Урсула фон дер Ляйен, и глава Социал-демократической партии Андреа Налес, и наиболее вероятная преемница Меркель на посту председателя Христианско-демократической партии Аннегрет Крамп-Карренбауэр… Так что же, можно уже начинать бояться? Ведь европейцы заговорили о создании настоящей европейской армии и теперь не за горами день, когда… И всё же я бы предложил пока сохранять спокойствие. И это «пока» вполне может продлиться не год и даже не десять лет. Все разговоры на эту тему возникают периодически и корнями уходят в глубины минувших десятилетий. Активизируются они всякий раз, когда заокеанские союзники недвусмысленно намекают на то, что европейским гуманистам хорошо бы пощедрее раскошелиться на военные расходы, а то основное бремя по-прежнему лежит на американских плечах. Вот тут у европейцев и просыпается собственная гордость и осознание необходимости автономного военного строительства. Однако за все эти годы никто из европейских политиков так и не предъявил urbi et orbi ясного видения того, какой должна быть эта армия, как она должна управляться, где применяться, кто будет принимать решения о её использовании. Да, есть достаточно углублённое взаимодействие между вооружёнными силами Германии и Нидерландов, Германии и Норвегии, есть даже, представьте себе, германо-французская бригада – парадный пример европейского военного сотрудничества. Но настоящей европейской армией это нельзя назвать даже в шутку. Вот и сейчас происходит все то же самое. Макрон считает, что первым шагом могло бы стать создание группой инициативных государств небольшого экспедиционного корпуса для использования его в кризисных районах Африки. То есть в его представлении это что-то вроде Иностранного легиона, с бору по сосенке набранного от Эстонии до Португалии. Похоже, французский политик забыл, что помешало построить Вавилонскую башню: изрядную часть этого уникального подразделения рискуют составить переводчики. Урсула фон дер Ляйен изложила германское видение проблемы: ей представляется удачным пример сотрудничества германских и нидерландских военных на севере Мали. Там у этих подразделений нет ни единого командования, ни единого снабжения, ни единого управления. Для выполнения полуполицейских функций это, возможно, и сойдёт, но для решения серьёзных боевых задач в качестве единого целого такая дружная компания едва ли окажется пригодной. И это мы еще даже не начали обсуждать вопрос о том, кто же будет принимать решение о применении «настоящей европейской армии». Если парламенты всех стран, делегировавших военнослужащих в эту армию, как предполагает Урсула фон дер Ляйен, то согласного решения всякий раз придётся дожидаться чуть ли не до морковкина заговенья. Если поднять управление этой армией на брюссельский уровень, то право решать вопросы войны и мира перейдёт к Европейскому Парламенту – тоже говорильня ещё та. Слава богу, что об этом в Европе пока никто не рассуждает даже в теории. При нынешней европейской моде назначать на посты министров обороны представительниц прекрасного пола, эти титаны военного строительства, собравшись вместе, могут наделать такого, что результаты руководства Урсулы фон дер Ляйен, кстати, гинеколога по образованию, будут смотреться так же невинно, как утренник в средней группе детского сада. Чтобы не быть обвинённым в очернении военного сотрудничества в рамках ЕС, давайте всё же рассмотрим некоторые итоги вышеупомянутого совещания на министерском уровне. В рамках программы Pesco – Постоянного структурированного сотрудничества по вопросам безопасности и обороны, как это называется на брюссельском канцелярите – в дополнение к прежним 17 были утверждены ещё столько же проектов. Кстати, участвуют в этой программе, взявшей старт в прошлом году, 23 из пока еще 28 государств Союза. Среди отказавшихся – и почему я не удивлён? – Великобритания, Дания и Мальта. С первой в этом трио вся ясно: отрезанный ломоть. Датчане принципиально не участвуют в единой европейской оборонной политике и политике безопасности, а мальтийцы пока носом не вышли, поскольку регулярно не выполняют европейские нормативы по увеличению оборонных расходов. Что касается проектов, то среди них есть и такие, как создание новых систем вооружений. Речь идёт, к примеру, о создании нового ударного вертолёта. Да и среди старых проектов можно отметить намерение обзавестись новым поколением боевых машин пехоты, десантных машин и лёгких транспортных средств, беспилотников, полуавтоматических подводных систем. Также было принято и решение обзавестись общей разведывательной школой – Joint EU Intelligence School (JEIS). Отвечают за реализацию этого «прорывного решения» Греция и Кипр, хотя им едва ли придётся играть главную роль в составлении учебных программ и подборе преподавательского коллектива. После ухода Британии из ЕС влияние англо-саксонской школы разведки, скорее всего, отойдёт на задний план, и первую скрипку здесь будут играть французы или немцы, а, скорее всего, те и другие. Но уж что в ЕС довели до полного совершенства, так это искусство создания и последовательного расширения бюрократических инстанций. И ноябрьская встреча здесь не стала исключением. Центр передового опыта для учебных миссий ЕС – за этим изящным названием скрывается инстанция, осуществляющая руководство действиями европейских войск за рубежом – будет расширен с соответствующим изменением задач. В первый год после своего создания – а продавили его организацию немцы, вопреки всемерному противостоянию британцев – он действительно занимался таким делами, как обучение местных военных в Мали или в Сомали. В будущем же на него будут возложено решение более широких миссий. Возможно, именно оттуда будет осуществляться руководство действиями европейских военных в Средиземном море, борющихся с контрабандистами «живого товара». Так или иначе, а в новом центре уже в ближайший месяц будет найдено 200 новых рабочих мест для специалистов соответствующего профиля. Сергей ПЛЯСУНОВ

Скандальный «развод» Великобритании с Европейским Союзом озадачил многих иностранцев, живущих в королевстве. В том числе и «заклятых друзей» британцев – французов. Как показал один из последних опросов населения, переселенцы с другого берега Ла-Манша опасаются, прежде всего, снижения уровня своей социальной защиты, падения покупательной способности и ужесточения налоговой системы. В результате уже 13% представителей французской диаспоры заявили о готовности (четвертая часть пока колеблется) покинуть Британские острова после «Брекзита», что является самым высоким показателем за последние 20 лет. Как отмечает парижская газета «Фигаро», с начала 2018 года контингент граждан Евросоюза в этой стране уже убавился на 132 тысячи человек – до показателя в 2,25 миллиона. На уточняющие вопросы о причинах стремления к перемене местожительства респонденты назвали политическую и социальную напряжённость в Британии, рост стоимости жизни, замедление развития экономики, участившиеся проявления ксенофобии… В результате 71% опрошенных заявили о негативных последствиях «Брекзита» для себя, а 60% – для будущего своих детей. Кстати, многие местные работодатели уже уведомили свой персонал о грядущих проблемах, связанных с выходом Соединённого Королевства из ЕС. Экспаты, стремящиеся уехать, заняты решением сложного вопроса: когда покинуть Британию – до 29 марта 2019 года, официального выхода этой страны из Союза, или всё-таки после, чтобы подождать и осмотреться? Как свидетельствует всё тот же опрос, 34% отправятся восвояси раньше исторической даты, тогда как одна треть – позже. При этом 76% таких французов вернутся на родину, а остальные намерены переселиться, главным образом, в Испанию и Швейцарию.

Тори пожелали гражданам голодать, сколько влезет Сиобхан Коллингвуд, старший педагог в государственной начальной школе Morecambe Bay Primary, расположенной на северо-востоке Англии, заметила наравне с коллегами, что ученики, возвращаясь в классы после выходных, выглядят измождёнными и осунувшимися. Переговорив с родителями, они выяснили малоприятную деталь, относящуюся к «новым реалиям». Даже когда у кого-то из старших есть работа, а значит, и заработок – это совсем не гарантия сохранения прежнего достатка и уровня жизни. Сворачивание социальных субсидий из госбюджета привело к раскручиванию нисходящей спирали бедности. Многие семьи не могут позволить себе снабдить ребёнка, оправляя в школу, даже бутербродом… Случалось, что одного из своих питомцев учителя заставали за поиском недоеденных фруктов в ящиках для отходов. Бесплатные завтраки в школе для одной трети из 350 учащихся – это благо, поскольку иного им не дано. Если в учебный 2013-2014 год обычно школьная администрация раздавала бесплатные пайки с едой 656 ученикам, то в минувшем году (2017-2018) их число выросло до 1229. За этот же период, по данным районного отделения общенациональной благотворительной организации Citizens Advice, помогающей, в том числе, юридическими советами гражданам, оказавшимся «в затруднительном положении», количество распределяемых ею продуктовых талонов возросло в шесть раз. Прежде школа сигнализировала о неблагополучии в какой-либо из семей местному благотворительному центру, в чьи обязанности входило заботиться о детях. Но после 2010 года, когда правительство консерваторов сократило финансирование социальных программ примерно на один миллиард фунтов, по всей стране закрылись около 1000 подобных филантропических фондов. До глобального финансово-экономического кризиса 2008 года, зародившегося в США, в Британии удалось снизить показатели бедности для семей с детьми. В интервале между 1998 и 2012 годами число малолетних, живущих в семьях с доходом менее чем 60% от общенационального среднего уровня после платы за жильё, сократилось примерно на 800 тысяч, опустившись до 3,5 миллиона, что составляло 27% всех британцев в возрасте до 16 лет. Но после принятия вестминстерскими сидельцами закона о реформе системы социального обеспечения – тенденция сменила знак с плюса на минус. В 2010 году кабинет тори принял решение сократить социальные программы, лишив их финансирования на более чем 40 млрд долларов, и одновременно отказаться… от прежде провозглашённой великой цели существенно сократить масштабы детской бедности к 2020 году (см. «Британия – не лучшее место, чтобы растить детей», №5(33), 2009). Что это означает для здоровья и благополучия нации? Бедность – это не только порок общественной системы. Для тех, кто растёт в таких унизительных условиях, это означает повышенный риск хронического недоедания, разного рода заболеваний и отторжения со стороны общества (“social stigma”). Как справедливо отмечает «Нью-Йорк таймс», «в долгосрочной перспективе это может породить порочный круг, из которого подросток пытается выбраться, что типично для Британии с её классовым самосознанием» (“In the long term, it can create a vicious cycle from which a child struggles to escape, especially in class – conscious Britain”). У детей из неблагополучных семей, по статистике, на 30% меньше шансов успешно сдать ключевые экзамены, которые в обязательном порядке все проходят в возрасте 16 лет. Эти экзамены предопределяют во многом дальнейшую судьбу. А именно: в каком статусе юноша или девушка проведут свою жизнь в «квадратно-гнездовой» системе иерархического британского общества. Опять же по статистике, у выходцев из неблагополучных семей на 50% меньше шансов поступить в высшие учебные заведения, в том числе попасть в вузы, где готовят профи для привилегированных сфер, таких как юриспруденция, финансы и медицина. Самая пикантная деталь, установленная экспертами из Лондонской школы экономики: даже те из них, кто умудряются пробить «стеклянный потолок» и попасть в эти высшие сферы, получают в среднем на 16% ниже зарплату, чем вчерашние дети-мажоры. Зато те, у кого за плечами трудное и не вполне сытное детство и отрочество (как выражаются англоязычные журналисты, “disadvantaged backgrounds”), обычно умирают на пять лет раньше, чем отпрыски богатых папенек и маменек. А перспектива ещё более плачевна. По прогнозам, к 2021 году примерно 35% всех малолеток в Британии будут проходить по категории «бедные». Этому поспособствует и выход страны из состава сообщества (см. «Брекзит»: Британия сможет уйти по-английски» , №6(131), 2018), сделали вывод семь ведущих благотворительных организаций, опекающих детей, поскольку впереди – потеря дотаций из фондов Евросоюза и неизбежный рост стоимости жизни. Получается, что вопрос заголовка «Может ли Англия прокормить своих детей?» становится риторическим. Прискорбно… Владимир МИХЕЕВ

Румыния, которая в первом полугодии 2019 года готовится впервые председательствовать в Евросоюзе, подверглась фронтальной атаке как со стороны Еврокомиссии, так и Европарламента. Евродепутаты на ноябрьской сессии приняли резолюцию, в которой констатировали, что Бухарест нарушает некоторые основные права и свободы, не соблюдая, таким образом, базовые ценности ЕС. Они призвали Румынию изменить политику и отказаться от проектов реформ, которые «поставят под сомнение правовое государство, включая принцип независимости судебных органов». В документе выражается также опасение по поводу ограничений свободы СМИ. А в заключение отмечена необходимость «осуществлять постоянный мониторинг положения» в этой стране. Фокус критики Румынии направлен на недостаточные меры по борьбе с коррупцией и с организованной преступностью. Однако, этот документ, получивший поддержку 473 депутатов при 40 воздержавшихся и 151 проголосовавшем против, оказался довольно мягким по сравнению с внесенным на рассмотрение первоначально по инициативе фракции «зеленых». Там Бухаресту предъявлялись гораздо более жесткие претензии, содержались беспощадные формулировки, предлагались твердые меры воздействия. Как попытку мягко пожурить Румынию следует расценивать и выступление заместителя председателя Еврокомиссии Франса Тиммерманса. Пригрозив возможностью «брутальной оценки» положения в Румынии, он отметил позитивные изменения в организации системы правосудия и противодействии коррупции в высших сферах. При этом высокопоставленный еврочиновник выразил опасения перед возможностью «изменения тенденций в этой области». Пожалуй, самым неприятным для Бухареста могло быть прозвучавшее в его устах сравнение с другим вечным отстающим в евросоюзовском классе – Болгарией, которой также систематически выдвигаются подобные внушения. Так вот, по словам Тиммерманса, у Софии в этом плане прогресса больше, чем у Бухареста. Пока руководящие структуры Евросоюза решили Румынию в очередной раз просто пожурить, поскольку эта страна не проявляет политической непокорности и не демонстрирует самостоятельности в Брюсселе. Это отличает ее от Венгрии и Польши, которые в совершенно разных областях отказывались подчиняться окрику старшего брата из ЕС. Им грозят более серьезная кара. Против них задействованы положения статьи 7 Лиссабонского договора о создании Евросоюза в его нынешнем виде, которые предусматривают введение санкций за нарушения норм правового государства. В случае доведения конфликта до логического конца и отсутствия компромисса, такое развитие событий грозит Варшаве и Будапешту лишением права голоса в Европейском Совете – органе, объединяющем глав государств и правительств, который решает основные вопросы в ЕС. Валерий ВАСИЛЬЕВСКИЙ

Споры о целесообразности создания европейской армии стали главной политической темой, которую породили странные мероприятия 11 ноября 2018 года в Париже по случаю 100-летия окончания Первой мировой войны. Все остальное оказалось настолько несуразным и пресным, что обрекает на скуку любую попытку отыскать содержание за пределами ритуалов и церемоний. Напомню, о каком предложении идет речь. Президент Франции Эмманюэль Макрон высказался в поддержку формирования единой европейской армии: «Мы (страны Евросоюза. – Прим. ред.) должны защитить себя от Китая, России и даже от Соединенных Штатов». На это немедленно отреагировал президент США Дональд Трамп через любимый «твиттер». Он напомнил французам, что их врагом всегда была Германия, с которой они воевали и в Первую, и во Вторую мировые войны. «Они (французы. – Прим. ред.) уже начинали учить в Париже немецкий язык, пока не пришли США», – напомнил глава Белого дома, вновь призвав европейских союзников не умничать, а платить больше на содержание НАТО. Инициативу Макрона поддержал Берлин. Канцлер Ангела Меркель, которая начала завершать политическую карьеру, горячо поддержала французского коллегу. «Мы продолжим работать над долгосрочным проектом создания европейской армии, – сказала она под овации, выступая в Европарламенте. – Это покажет всему миру, что война между европейскими странами больше невозможна». К этому хору тотчас присоединилась Еврокомиссия. Ее официальный представитель напомнил, что именно председатель исполнительного органа власти ЕС Жан-Клод Юнкер уже много лет призывает к этому: «В Брюсселе в наши дни у всех короткая память. Но люди здесь помнят, кто именно выдвинул эту идею». Разговоры на эту тему стары, как идея европейской интеграции. Еще в середине 1950-х годов ее выдвигали под названием Европейского оборонительного сообщества, но тогда как раз Франция похоронила ее. В то время инициатива воспринималась как попытка ремилитаризации Германии в интересах НАТО под зонтиком образования неких единых западноевропейских вооруженных сил. Теперь политическая конъюнктура и расклад силы изменились. Евросоюз добился больших успехов в области экономической и регулятивной интеграции, сняв множество барьеров для развития, но не достиг действительной интеграции и выравнивания экономических возможностей. ЕС – глобальный торговый гигант. Вместе с тем, он остается, как принято говорить, политическим карликом, не имея возможности оказывать в мире влияние, сопоставимое с его торгово-экономическим весом. Одним, но не единственным фактором, определяющим такое положение, является отсутствие реальной военной силы. Вопросы безопасности стран Евросоюза (большинство из них входят и в НАТО) решаются вооруженными силами США и подчиненной им НАТО. Долгое время европейские союзники Вашингтона соглашались с этим, получая дополнительные возможности для развития, поскольку много экономили на военных расходах. Сейчас Париж и Берлин решили, что надо самим брать на себя больше в области собственной безопасности. Тем самым они хотят оказаться в выигрыше при любом развитии событий. Если вдруг отношения с США будут продолжать портиться, то они обретут большую свободу маневра, не порывая при этом с общей системой трансатлантического партнерства и союза. О таком разрыве и думать не следует: оно идеологически невозможно, даже на долгосрочную перспективу. Если же через какое-то время буря в отношениях с Америкой уляжется и все более или менее вернется на круги своя, то к этому моменту европейские союзники уже получат в свои руки дополнительный военный инструмент. Он позволит им если не на равных вести диалог с Вашингтоном, то по крайне мере не с такой слабой позиции, как сейчас. Реалистичны ли такие ожидания? Да, но при условии действия европейцев внутри системы НАТО (чтобы действовать вне системы, необходимо пересмотреть законодательную базу, Лиссабонский договор, для чего требуется невозможное единогласие). Главное препятствие на этом пути – принципиальное возражение Великобритании против идеи европейской армии как антинатовской – после «Брекзита» в марте 2019 года должно отпасть. Станет ли появление европейской армии элементом создания многополярного мира? Скорее, нет, чем да: она будет работать в рамках натовского полюса, внутри которого разве что чуточку изменится баланс сил. Да и то, надо на это посмотреть… Андрей СЕМИРЕНКО

Вопрос этот, как оказывается, вполне не праздный, хотя наши сограждане и усвоили откуда-то привычку к тому, что приставка «евро» непременно свидетельствует о высоком качестве всего на свете – евроремонт, евроодежда, евросемена и так далее. Так вот, что касается евробанков, извините за такой неологизм, то их надёжностью постоянно интересуются именно те, кому это положено делать, то есть Европейская служба банковского надзора. И какие же ответы она получила на этот насущный вопрос в результате проведённого ею стресс-теста? В текущем году, исходя из данных баланса на конец 2017 года, был имитирован кризисный сценарий. При этом попытались определить на сколько «сожмётся» банковский капитал на протяжении трёх лет, если конъюнктура окажется из рук вон плохой, безработица будет расти, цены на недвижимость обрушатся и вследствие всех этих бед объём невозвращённых кредитов резко вырастет. Стресс-тест этого года отличался еще одной особенностью: в нём предпринималась попытка проанализировать возможные для банков последствия, которые повлечет за собой «Брекзит», намеченный на 29 марта 2019 года. На этот раз были рассмотрены два сценария. Первый, так называемый базисный, можно, в общем-то, считать скорее позитивным, с точки зрения развития экономической ситуации в Европе. Предполагалось, что экономика крепнет, безработица слегка снижается, а цены растут умеренно. Понятное дело, что такое развитие событий не могло создать проблем никаким банкам, кроме тех, что совсем уж дышат на ладан. Зато другой вариант развития событий был совершенно противоположным, предусматривающим возможность жесткого экономического шока. Он исходил из того, что хозяйство Европы в 2018 и 2019 года потеряет 1,2% и 2,2% соответственно и лишь к 2020 году появится скромный рост в 0,7%. За эти 3 года спад валового внутреннего продукта в странах ЕС должен был бы составить 2,7%. А в сравнении с базисным сценарием потери были бы и вовсе пугающе велики: недобор составил бы 8,3%. По негативному сценарию, к 2020 году безработица в странах ЕС должна была бы составить 9,7% самодеятельного населения, или на 3,3 процентных пункта больше, чем по базисному варианту. Ценам на недвижимость, по расчётам испытателей банков на прочность, предстояло бы рухнуть чуть не на одну пятую – на 19,1%. Не обошлось бы без обвала на рынке акций и заимствований, а также без обрушения валютного курса. Последствия «Брекзита» учитывались аналитиками опосредованно, как создающие «широкий спектр макроэкономических рисков, которые могут быть с ним связаны». Были рассмотрены и варианты развития событий в отдельных государствах ЕС. Это приходилось делать потому, что для создания стрессовых условий германским банкам экономику этой страны надо «ронять» значительно сильнее, чем, скажем, итальянскую: то, что на Севере будет воспринято как лёгкий сквозняк, на Юге может вызвать воспаление легких с летальным исходом. Всего проверке на прочность подверглись 48 финансовых институтов из 15 стран Европейского Союза и примкнувшей к ним Норвегии. Они составляют значительную часть банковской отрасли Старого Света. Скажем, на долю 37 банков из стран, входящих в зону евро, приходится 70% суммарного баланса всех банков государств, объединённых в валютный союз. Проверяющие, как это было принято ранее, не выносят никаких вердиктов типа «экзамен сдан» или «проверку не прошёл». До банков доводят полученные результаты и рекомендации, но никаких цифр при этом не обнародуется. Всё дальнейшее оставляется на усмотрение самих финансовых институтов, которые должны озаботиться соответствующим увеличением капитала, чтобы иметь определённый буфер на случай кризисной ситуации. Наблюдательные органы считают, что на такой случай банку необходимо иметь резерв минимум в 5,5%. Скажем, во время проверки 2014 года из 130 банков 25 не сумели продемонстрировать, что они соответствуют предлагаемому критерию. Необходимо учесть, что акционерам банка результаты стресс-теста, конечно, становятся известны и своё инвестиционное поведение они будут корректировать с учётом этого. Независимые эксперты и германский Банковский союз считают, что в этом году стресс-тест был более жёстким по сравнению с предыдущими. А европейские надзорные инстанции не без гордости отмечают, что проводимая ими проверка заметно строже тех, которые организует для своих подопечных американская Федеральная резервная система. Разумеется, находятся и те, кто считает, что критерии проверки составлены так, чтобы несколько подыграть банкам проблемных стран, которые имеют в своём портфеле слишком много ценных бумаг своих государств и избыток «плохих» кредитов. Стоит заметить, что параллельную «проверку на вшивость» проводит Европейский центральный банк. Она охватывает даже несколько больше финансовых институтов – 54. Но её результаты совсем не обнародуются, поскольку предназначаются для служебного пользования. Андрей ГОРЮХИН

Накануне прощания Великобритании с партнёрами по Евросоюзу Франция и Германия решили придать новый импульс реформированию зоны единой валюты. С этой целью лидеры двух ведущих стран ЕС хотят добиться принятия единого бюджета странами, допущенными в эту зону, уже в 2021 году. Такая мера, по мнению президента Эмманюэля Макрона и канцлера Ангелы Меркель, позволит смягчать в будущем неизбежные экономические шоки. Однако принятие этого решения требует обязательного единогласия, и вот здесь-то Парижу и Берлину предстоит выдержать «бой» с противниками из числа северных стран Европейского Союза. Нидерланды, лидер государств, выступающих за строгое соблюдение налоговой дисциплины, уже с большой настороженностью отнеслась к подобной инициативе, направленной на дальнейшую интеграцию. Аналитики в Брюсселе объясняют нынешнюю настойчивость французского и германского лидеров необходимостью предъявить нечто положительное избирателям перед майскими выборами в Европейский Парламент, чтобы не выглядеть блекло на фоне набирающих силу популистов. Однако протолкнуть это предложение «франко-германской оси» будет непросто, и во многом из-за внутренних трудностей, с которыми сталкиваются сейчас Э.Макрон и А.Меркель. Рейтинг популярности президента Франции продолжает снижаться, в стране усиливаются социальные протесты, как это особенно наглядно показал мятеж «жёлтых жилетов». А канцлер ФРГ, объявив о своём отказе переизбираться на следующий срок, теряет поддержку партий правящей коалиции электоратом. Внешнеполитические факторы тоже не благоприятствуют реформированию зоны евро, бросая Евросоюзу серьёзные вызовы. Это и «Брекзит», и несоблюдение финансовой дисциплины Италией, и предвыборная активность националистических и популистских сил. А тут ещё ухудшение отношений с могущественным заокеанским партнером…

На площади 4 гектара Банк Франции открыл близ Парижа уникальный центр по хранению наличных денег. В столичном пригороде Курнёв, на месте бывших производственных помещений, архитектор Жан-Поль Вигье построил внушительное здание общей площадью 16 тысяч квадратных метров. Там собраны службы, которые раньше были разбросаны по пяти разным объектам в Париже и его окрестностях. Главная задача нового центра, в котором работают 120 человек, – хранить и распределять наличность, имеющую хождение в столичной области Иль-де-Франс, и четверть обращения по всей стране. Конкретно в год через него будут проходить 1,1 миллиарда евро в купюрах от 5 до 500 евро. Основное требование к зданию – обеспечение безопасности. В техническое задание была заложена возможность противостоять агрессивным действиям вплоть до вооруженного нападения военизированного типа. Работа в огромной степени механизирована и роботизирована. Ежедневно центр должен принимать четыре десятка бронированных перевозчиков денег, собирающих выручку по всей области. Сначала купюры сортируют, потом проверяют на изношенность и выявляют поддельные деньги. Процедура проходит со скоростью 40 купюр в секунду. Обтрепавшиеся в кошельках и карманах деньги выбраковывают и отправляют на утилизацию. В среднем это касается 15% купюр. Фальшивых денег очень мало – 0,0005% объема. Остальные обрабатываются, пакуются в связки по тысяче штук, частично хранятся, частично возвращаются в обращение – в зависимости от спроса. Алексей СТРАШЕВ

В схватке между Римом и Брюсселем относительно итальянского бюджета на 2019 год есть два момента. Первый – политический, второй – финансовый. В рамках политической борьбы правительство Италии и Еврокомиссия развернули яростную битву с привлечением СМИ. Ее смысл состоит в следующем. Рим заявляет, что намерен самостоятельно определять приоритеты государственного бюджета, не оглядываясь на окрики Евросоюза. Цель этого маневра – стимулировать развитие экономики, поддержать беднеющее население. На фоне растущего евроскептицизма итальянцев такие шаги должны показать соотечественникам и гражданам других стран-партнеров, что в ЕС возможен иной экономический курс, а не только бесконечные вариации жесткой экономии. Брюссель называет это популизмом, расшатывающим основы не слишком прочных государственных финансов Италии. Он хочет удержать эту страну в рамках общих критериев и, что политически еще важнее, отбить охоту вольничать, как несколько лет назад это было сделано со взбунтовавшейся Грецией. Таким образом, главный политический смысл баталий вокруг итальянского бюджета: распространить тот опыт на другие страны для одной стороны, ни в коем случае этого не допустить – для другой стороны. В этой схватке силы, в том числе, информационно-пропагандистские, неравны, с явным перевесом брюссельцев, зато настроения общества сдвигается в сторону симпатий к римлянам. Как закончится схватка? Итог надо будет подводить весной 2019 года, когда состоятся перевыборы Европарламента. Наверно, впервые за всю историю их проведения они будут иметь политический смысл, показывая либо существенные изменения в настроениях граждан, что видно сегодня, либо их отсутствие, обозначающее, что власти в целом справились и минимизировали запрос на перемены. С финансовым аспектом дело обстоит иначе. Тут все, можно сказать, очень забавно. Правительство Италии обещает, что дефицит бюджета не выйдет за рамки 2,4% от ВВП. Внешние оценщики не согласны, считая, что он будет выше. Международный валютный фонд, например, прогнозирует 2,6%, Еврокомиссия – 2,9%. Есть разноголосица и в ожиданиях годовых темпов роста экономики. Итальянский кабинет ожидает рост в размере 1,5%. Оппоненты поднимают шум, говоря, что это – слишком оптимистично. Альтернативные оценки, правда, не очень отличаются от правительственных: 1,3-1,4% (1% в пессимистическом сценарии). Один-два десятых процентных пункта для одной из крупнейших экономик Евросоюза это, конечно, много, но не настолько, чтобы давать повод для таких истерик. Да и речь идет всего лишь о прогнозах, истинную цену которых последние годы нам всем показали. Тут пора поставить вопрос: а приводимые цифры – это много или мало? В какой степени они существенны? Возьму на себя риск заявить, что они абсолютно несущественны. Все эти прогнозные показатели полностью вписываются в так называемые Маастрихтские критерии, которые страны-участницы еврозоны не должны нарушать, хотя все время нарушают, начиная с Германии и Франции. Эти ориентировочные показатели предусматривают, что 3% бюджетного дефицита по отношению к ВВП допустимы. Так что даже самые тревожные 2,9%, которыми пугает Еврокомиссия, вполне соответствуют принятым в зоне евро нормам. Есть еще одна деталь. Значительная часть итальянского бюджетного дефицита должна быть обеспечена новой социальной выплатой, которую планирует ввести правительство: одинаковую сумму для всех безработных граждан Италии, иными словами, для обладателей итальянского паспорта, а не иммигрантов. Однако на Апеннинах подсчитали, что для введения этой новой нормы потребуются многочисленные изменения в законодательстве, в уставах и регламентах различных организаций, например, в службах занятости. Минимальный срок такой работы – 2 года. Следовательно, в 2019 году эти выплаты еще не будут осуществляться, и реальный дефицит бюджета по итогам года окажется существенно ниже. По имеющимся оценкам, он составит примерно 1,8%. Кабинет обещает также увеличить доходы за счет продажи государственной недвижимости, которая никак не используется. От этого он надеется выручить 18 миллиардов евро за три года. Еврокомиссия в свою очередь отмахивается от заявлений Рима, делая вид, что про Маастихтские критерии она забыла. При этом Брюссель делает упор на необходимость сократить госдолг Италии, составляющий 130% ВВП. Что в сухом остатке? Пока никто не уступает. Но, по сути, спор – чисто схоластический, а основное содержание римско-брюссельской баталии чисто политическое. Андрей СЕМИРЕНКО

Английские археологи сделали сенсационное открытие: оказывается, легендарная таинственная Атлантида – остров, упоминаемый ещё древним греком Платоном, – могла находиться близ побережья испанской области Андалусия! Специалисты пришли к такому выводу, проанализировав фотоснимки, сделанные с искусственного спутника земли. На них запечатлены древние руины в Средиземном море, в районе, прилежащем к испанскому Национальному заповеднику Донана, который и раньше привлекал внимание многих археологов. Однако считалось, что под водой находятся части стен порта, построенного древними римлянами или греками. Теперь исследователи уверенно говорят о «неопровержимом доказательстве находки потерянного города». По словам руководителя группы археологов Тима Акерса, для изучения руин использовалась самая современная аппаратура. Лабораторное исследование показало, что обнаруженный тип бетона никогда ранее не применялся. Удивление вызывают и металлические предметы, изготовленные античной «продвинутой металлургией». Ещё более важно совпадение с описанием Платона: найденная стена бывшего города достигает в длину 50 стадий, то есть около девяти километров. Одна из киностудий уже ухватилась за возможность снять документальный фильм о сенсационной находке.

Сравнительный анализ «алкогольно-массовой культуры» в 36 странах и регионах Европы, проведённый недавно Всемирной организацией здравоохранения (ВОЗ), выявил бесспорных фаворитов по количеству употребляемого спиртного (см. «Европа алкоголиков?», №9(133), 2018). Немалым и печальным сюрпризом оказались данные, собранные британским университетом Сент-Эндрюс в интервале между 2002 и 2014 годами. Выяснилось, что девушки-подростки, проживающие в Англии, Уэльсе и Шотландии, относятся к категории сильно пьющих. И тем самым выводят свои три региона в первую шестёрку лидеров регулярного опьянения. Во всех этих частях Соединённого Королевства тинэйджеры женского пола, достигшие 15 лет, отличаются неуёмной жаждой алкогольного опьянения. И хотя в целом факты отрадно указывают на снижение количества выпиваемых декалитров, эти почти шекспировские Джульетты (а ей было 14 лет) опережают мальчиков своего возраста по злоупотреблению веселящими напитками. Во главе злополучной шестёрки запойных мест на карте Европы находится Дания. Ей на пятки наступает Уэльс. Следом выстроились в затылок Венгрия, Шотландия, Литва и Англия. Их роднит статистика: здесь каждая третья 15-летняя девушка регулярно напивается. Что в два раза превосходит способности их сверстниц в Италии и Франции. Причина этой тенденции? Лондонская консервативная газета «Дейли телеграф» ссылается на растущее чувство тревоги и участившееся случаи… членовредительства, что провоцируется, в том числе через социальные сети (“It comes amid rising levels of anxiety among teenage girls, fuelled by social media, and rising levels of self-harm”). Доктор Джо Инчли из университета Сент-Эндрюс в растерянности. Прежде именно девочки были больше обеспокоены своим здоровьем, в том числе и умственным, и старались придерживаться здорового образа жизни, нежели мальчики. Профессор Иан Гилмор, возглавляющий организацию с труднопереводимым названием Alcohol Health Alliance, связывает тягу к опьянению у молодых британок с воцарившейся атмосферой беспокойства и агрессивным маркетингом алкогольной продукции. Особенно в тех случаях, когда целевой аудиторией выбрана именно женская половина. Сэр Иан также указывает на негативное воздействие социальных сетей, через которые пропагандируются не только «сладкие и газированные напитки». Распространившийся в Британии культ т.н. пятничного запоя после конца рабочей недели (“binge drinking”) не способствует трезвому взгляду молодых британок на свою жизнь и свою будущность (см. «Постыдилась бы, мамаша!», №12(105), 2015). Вадим ВИХРОВ