Главная > Тенденции & прогнозы > ВЗГЛЯД ИЗ МОСКВЫ > Конфронтационно–интеграционная парадигма

Конфронтационно–интеграционная парадигма

image_pdfimage_print

Споры по поводу европейской идентичности России ведутся долгое время. Они касаются вопроса о том, носит ли такая идентичность для страны определяющий или же всего лишь вторичный характер. Споры то затухают, то вспыхивают с новой силой. Постоянно возобновляются и у нас, и за рубежом. Под ними давно пора подвести черту. Или перевести их в конструктивное русло.

Меня очень подкупает атмосфера, которая сложилась здесь в зале - атмосфера академической свободы, свободного заинтересованного обсуждения самых различных, порой диаметрально противоположных точек зрения. Особенно приятно, что по-разному аргументируемые мнения касаются столь значимых для нашей страны, для всех думающих людей вопросов, как характер современной цивилизации, возможные пути развития, ориентиры практической политики. Постараюсь выступить в этой же, столь импонирующей мне стилистике и предложить, может быть, ещё одно измерение того, о чем говорилось на сегодняшней встрече.

Только перед тем, как приступить к основному выступлению, предпочёл бы сделать несколько ремарок в связи с тем, что уже прозвучало. Был задан очень хороший вопрос: «Почему мы не говорим о кризисе Европейского союза?» Председательствующий пообещал, что обсудим кризис ЕС после перерыва. Сейчас для этого самое время. Чтобы с чистой совестью двигаться дальше, хотел бы сформулировать рабочую гипотезу, согласно которой объект дискуссии отсутствует. Острейший конституционный, институциональный, экзистенционалистский кризис, который Брюссель переживал несколько лет тому назад, в значительной степени остался позади. Кризиса нет. Больше нет.

Нет тех кризисных явлений, описание которых так алармистски прозвучало в авторских статьях и материалах, которые были распространены перед нашим заседанием и были популярны в отечественной публицистике ещё некоторое время тому назад. Ведь полномасштабный кризис, а именно он подразумевался заданным вопросом, предполагает наличие, как минимум, следующих ингредиентов. Первое, люди, власть не знают или по большей части не знают, как справиться с текущей ситуацией. Второе, ситуация носит внештатный характер. Она зашла в тупик. Третье, на повестке дня стоит использование каких-то чрезвычайных мер. Не прибегая к ним, с негативными тенденциями не справиться. На мой взгляд, ни первого, ни второго, ни третьего – нет.

Из крайне сложного положения, в котором  Европейский союз оказался после провала референдумов во Франции и Нидерландах и отказа от продолжения процесса ратификации Конституционного Договора, найден выход. Умный, рациональный и приемлемый. Главное – выгодный и для государств-членов, и для всего интеграционного образования в целом. Он сконструирован таким образом, чтобы почти ничего не потерять из тех конструктивных решений, которые были согласованы ранее и прописаны в Конституционном Договоре. Заменивший его Договор о реформе более прагматичен. Из него убрана излишняя амбициозная символика. Подчищены крайности. В результате все получили то, что хотели. Скептики могут настаивать на том, что это совершенно иной документ. Евроэнтузиасты вправе утверждать, что им удалось сохранить все самое ценное. Поэтому особых сомнений в том, что Лиссабонский договор вступит в силу в обозримом будущем, ни у кого нет.

Таким образом, реализуемый ЕС европейский проект вновь обрёл определённость. Траектория развития Союза теперь прочерчена на десятилетие вперёд. Причём, будучи выписана в своих основных чертах достаточно чётко, она, вместе с тем, содержит многочисленные «гибкости» и предоставляет Брюсселю и государствам-членам широкие возможности для манёвра. Существенная деталь - программе развития ЕС на будущее придан юридически обязательный характер. Памятуя о правовой культуре и традициях ЕС, можно смело исходить из того, что Договор о реформе будет твёрдо и последовательно реализовываться, шаг за шагом, вплоть до горизонта 2017 года, как это им и предусматривается. А раз так, мощная машина, которой является ЕС, скорее всего, в ближайшем будущем, заработает ещё более эффективно, с большим кпд, чем раньше.

Сделанные мной оценки, видимо, не совсем согласуются с представлениями о глубоком кризисе ЕС, подразумеваемом заданным вопросом. Хотя о кризисе роста ЕС, сложностях его адаптации к функционированию в новых условиях, наличии множества проблем, которые Брюсселю необходимо будет решать, вполне можно  говорить. Только спокойно, без надрыва, не прибегая к ненужным и не соответствующим действительности преувеличениям.

Теперь попробую ответить на другой вопрос, прозвучавший как в отдельных выступлениях, так и в ходе дискуссии, - вопрос о том, является ли Российская Федерация европейской, евразийской или какой-то другой страной. Дискутировать по его поводу можно бесконечно, приводя самые различные аргументы исторического, культурологического, политического, географического или иного свойства. Но только при одном условии: если мы собираемся и дальше игнорировать правовую реальность, иначе говоря, объективные юридические факты.

Чёткая, однозначная, определённая квалификация нашей страны как европейского государства дана в многосторонних международных договорах, участницей которых является Российская Федерация. Причём это не какое-то одно, изолированное соглашение. Нет. Их на настоящий момент насчитываются уже многие десятки. Вступая в них, Россия взяла на себя совершенно конкретную систему международных обязательств. Она связала себя ими  именно как европейская страна, идентифицирующая себя с европейской культурой, европейскими традициями и европейским выбором. А если мы вспомним, что действующая Конституция включает положения международных договоров во внутренний правопорядок и придаёт им преимущественную силу, придётся признать, что по внутреннему праву статус России как европейской державы никем не может быть поставлен под сомнение.

Но международные договоры с участием России точно также юридически связывают и всех других их участников, т.е. практически всех основных партнёров нашей страны. Пригласив Российскую Федерацию стать членом Совета Европы, все другие государства-члены этой авторитетной международной организации, одной из старейших на континенте, полностью, определённо и безоговорочно признали, что Россия является европейской страной. Они юридически квалифицировали её в качестве европейской страны. Они взяли на себя обязательство считать её таковой со всеми вытекающими из этого правовыми последствиями. Ведь в Уставе Совета Европы критерии членства сформулированы исчерпывающим образом. Членами СЕ могут быть только европейские страны.

Таким образом, в юридическом, международном и международно-правовом плане вопрос о том, какой страной является Россия - европейской, евразийской или какой-то ещё – решён и решён вполне однозначно. Что, естественно ничуть не мешает нам географически, политически и экономически (!) находиться также и в Азии, иметь, защищать и продвигать соответствующие интересы. Возвращаться к нему, вести по этому поводу бесконечные бесплодные разговоры, на мой взгляд, нет особого резона.

Заострил своё внимание на этих двух вопросах, поднимавшихся на конференции, отнюдь не случайно. Они показались мне весьма и весьма симптоматичными. Эти вопросы стоят в одном ряду с конспирологическими теориями, опасениями по поводу нарастания военной угрозы безопасности России на западном направлении, концепциями третьего пути, национальных моделей демократии и некоторыми другими. За ними скрываются определённые взгляды, оценки и настроения, пустившие, к сожалению, глубокие корни среди населения и, пожалуй, что ещё хуже, в экспертном сообществе.

Наши специалисты, вроде бы неплохо разбирающиеся в делах континента, готовы с удовольствием, сколь угодно долго, смакуя, говорить о несуществующем кризисе Европейского союза. Мы пытаемся открыть глаза ничего не подозревающим, бедненьким крупнейшим христианским державам планеты на угрозу их тотальной исламизации. Вновь и вновь, в продолжение бесплодной многовековой традиции, высказываем сомнения по поводу того, принадлежит ли наша страна к Европе. Всё это, вкупе со многими другими сходными рассуждениями и не всегда безобидной политической риторикой (об этом дальше), свидетельствует о возникновении в нашем обществе, у нашей политической элиты того, что можно назвать синдромом «осажденной крепости». В какой форме, лёгкой или тяжёлой, особого значения не имеет. Интерпретировать факты как-то иначе, просто не получается.

Но синдром «осаждённой крепости» - обессиливающая болезнь. Он мешает объективно, непредвзято оценивать ситуацию. Не даёт сохранять голову спокойной. Порождает в ней всевозможные фантомы. Делает восприятие действительности неадекватным. Сбивает прицел при формулировании национальных интересов и потребностей страны. А неверная, не всегда выверенная оценка объективной реальности, своих возможностей и чужих намерений незамедлительно сказывается на качестве проводимой политики. И, как следствие, влечёт за собой непродуманные решения и опрометчивые действия.

Если мы поддадимся описанной болезни, то сами, своими собственными руками, нанесём себе весьма весомый и трудно поправимый ущерб. Проиграем в результате всего только мы сами. Проводить прагматическую политику, отталкиваясь при этом от анализа не материального, а некоего, нами же самими вымышленного мира, не получится. Болезнь – всегда слабость. Она ограничивает возможности осуществления продуманной внутренней и внешней политики и поиска наиболее эффективных методов решения тех проблем, которые реально стоят перед нашим обществом. Она мешает правильно просчитывать варианты. Их становится меньше. В условиях искусственно ограниченного выбора предпочтение будет всегда отдаваться не наиболее эффективным, а политизированным или идеологически зашоренным подходам, обуславливаемым сиюминутными выгодами или, вернее, надеждами на их получение.

Конечно, вполне возможно, что диагноз возникновения синдрома «осаждённой крепости» поставлен ошибочно.  С диагнозами это случается. И довольно часто. Очень хотелось бы, чтобы он не подтвердился. Однако оснований для оптимизма не так много. Слишком уж очевидной выглядит симптоматика. Приведу буквально несколько примеров, наиболее разительных, того, как освещаются внутри страны те или иные события и явления.

В общество вбрасывается тезис: внешние  силы стремятся расчленить страну. Они вынашивают планы захватить наши ресурсы. Претензии на наши углеводороды и транспортную систему выдвигаются то тут, то там. Не позволим. Не отдадим. Никому. Это звучит и в газетах, и в журналах, и по телевидению, и с отсылкой к высказываниям г-жи Олбрайт, и ко многому другому. Приводить при этом доказательства, подтверждения, факты, считается излишним. Вполне достаточно высказываний самого ведущего передачу, или ссылок на мнение комментаторов, авторитетных, мало авторитетных – не важно, или просто констатации. Еще один очень популярный приём – разыграть сценку, или прочитать стихи на злобу дня, или что ещё. Как будто это может служить хоть малейшим доказательством.

Другой «ужастик» – наступление на самобытную отечественную культуру. Мол, вал насилия, пошлятины, эротики, мракобесия, обрушивающийся на аудиторию через телевидение, видео, гламурные журналы и жёлтую прессу (с чем нельзя не согласиться) размывает культуру. Как будто других передач или другой прессы просто не существует. В результате преступность и насилие захлёстывают. Социум разваливается. Повсеместным становится переход к новым типам построения семьи. Духовность утрачивается. От нравственности ничего не остаётся. И далее по списку. Хотя, что первично, а что вторично, с этим нужно очень серьёзно разбираться.

В обязательный «суповой набор» входит, кроме того, следующий перечень тем. СНГ превращается в поле для конфликтов, противостояния, непримиримой борьбы, что означает интерпретацию событий по давно известному сценарию игры с нулевой суммой.

НАТО неудержимо катится на восток, подкрадывается к нашим границам, стремится опоясать нас базами, локаторами, пусковыми установками. Против кого ещё Альянс может расширяться, перевооружаться, вынашивать планы, как не против нас.

Европейский союз ему во всём потакает. Он тоже посягает на сферу наших жизненных интересов, стремясь вовлечь в свой ареал всё новые и новые страны. И ещё добивается обеспечения своей энергетической безопасности за наш счёт, ничего не давая взамен.

На востоке непредсказуемые последствия может иметь иммиграция из Китая, как нелегальная, так и легальная. Китай стремительно усиливается. Что это нам несёт, не очень понятно. Китай и его возможная экспансионистская политика, после того, как он абсорбирует Тайвань, что, по всей видимости, в среднесрочной перспективе, скорее всего, можно прогнозировать, остаются непредсказуемыми переменными мировой политики.

А про исламский радикализм, просачивающийся из Средней Азии и с Ближнего Востока, вообще ничего не нужно объяснять. Уже испытали все прелести на своей собственной шкуре.

В совокупности прорисовывается какая-то жутко мрачная, тяжелая перспектива. В добавление ко всему она накладывается на страхи, подпитываемые алармистским анализом нынешней экономической ситуации в стране. Все видят, что деньги  сейчас есть, но они не работают. Экономический рост, вроде бы, внушителен, а вот развития, как такового, нет. Плюс опасения по поводу внешней зависимости, инфляции, голландской болезни, бесперспективности ставки на ТЭК, служащие питательной средой для всякого рода слухах о дефолте, деноминации, выводе активов из страны и прочее.

Вот и приходится делать вывод о том, что поставленный диагноз не является таким уж большим преувеличением. Выше я указывал на то, что синдром «осаждённой крепости» вынуждает принимать неверные внутриполитические и внешнеполитические решения и создает мрачную, гнетущую атмосферу внутри страны. Но он опасен не только этим. Он чреват также ошибочной самоидентификацией. Вновь, правда, скорее, в форме фарса, возвращается давно дискредитировавшая себя традиция евразийского восприятия настоящего и будущего России, как будто она хоть в какой-то степени способна сплотить индифферентное к столь нежизнеспособным теоретическим конструкциям население.

К теоретикам евразийства у меня имеется целый ряд вопросов. Хотелось бы узнать, например, каким образом присоединение Сибири и Дальнего Востока с чрезвычайно малочисленным туземным населением, которые впоследствии заселялись переселенцами из западных областей России, к сугубо европейской стране могло повлиять на нее в культурном отношении. Но оставим этот и многие другие вопросы до другого раза. Тем более что используемая в нынешнем политическом лексиконе фразеология евразийства имеет мало общего с теми представлениями, которые в него вкладывались изначально.

Евразийство в том виде, в котором за него ломались копья в XIX и начале XX века, давно стало достоянием истории. Сейчас в ходу его упрощенная, примитивная, вульгарная интерпретация. За него выдаётся идеология равноудаленности. В соответствии с ней нужно придерживаться такого вектора развития, такого политического курса, который бы давал возможность не идти на сближение ни с одним центром силы, как бы нам это не было выгодно или перспективно, и позиционировал страну, вне зависимости от располагаемых ею ресурсов, в качестве одного из таких самостоятельных центров.

Сердцевину идеологии равноудалённости образуют индивидуалистическое самоопределение страны и постулирование того, что она может и должна эволюционировать как-то иначе, чем другие, и идти по своему особому пути развития. Правда, до сих пор никто ни в России, ни за её пределами пока не разобрался в том, что это означает на практике. Точно также никто не может сказать, как иначе, и в чём эта особость, собственно говоря, заключается.

В отсутствии позитивной программы, акцент адептами равноудалённости умышленно делается на мерах защитительного свойства. Причём по всем азимутам. На словах выпячиваются специфика страны. Её гигантские размеры. Холодный климат. Естественность концентрации и централизации власти, якобы необходимой для того, чтобы сцементировать государство и обеспечить удовлетворение базовых потребностей населения в условиях рискованного земледелия (сейчас любой деятельности). Вера в царя или иную, заменяющую его фигуру такого же уровня, стоящую над толпой и олицетворяющую собой высшую справедливость. Жажда сильной руки. Привычка действовать на авось, под влиянием момента. Беспощадность и бессмысленность народного бунта, когда он случается, и т.д. Тем самым подчёркивается непохожесть страны  и проживающего в ней населения на все остальные. Всячески гипертрофируются любые второстепенные нюансы, уводящие нас от общего тренда развития, характерного сейчас, под влиянием глобализации, для абсолютно всех успешных государств и существующих на Земле цивилизаций. Фактически, вместо того, чтобы делать ставку на то, что сближает и заставляет действовать сообща, вместо того, чтоб наводить мосты в отношениях со всеми странами и игроками, какими бы сложными, злопамятными и эгоистичными они бы нам ни казались, Россия, увы, противопоставляется остальному миру.

И вовне, и внутри страны это проявляется в возрождении классических представлений о суверенитете и невмешательстве во внутренние дела безвозвратно минувшего ХХ века, уходящих своими корнями в исчезающую на наших глазах вестфальскую систему. Хотя совершенно очевидно, что в современных условиях они воспринимаются как реликты всё более далекого прошлого. Растущая взаимозависимость, переплетение капиталов, глобальная паутина, стирание границ, общемировой рынок квалифицированной рабочей силы, товаров и услуг, повсеместная конкуренция всех со всеми разбивает их вдребезги. Даже международное право, всегда с отставанием подключающееся к регулированию новейших тенденций в международных отношениях и функционировании мировой экономики, давно уже устанавливает нормы и стандарты поведения внутри государств, а не только между ними. Поэтому старозаветные представления о суверенитете и невмешательстве могут быть востребованы только для того, чтобы временно отгородиться якобы от чужого или чуждого влияния. Отдельные лица, группы лиц или кланы могут быть в этом заинтересованы, но не страна в целом.

В том же ряду стоит наша неспособность уже на протяжении более чем 15 лет вступить во Всемирную Торговую Организацию. Несмотря на то, что российские переговорщики добиваются членства в ВТО упорно и терпеливо. Несмотря на то, что достижение этой цели отнесено к важнейшим приоритетам внутренней и внешней политики, а национальное законодательство в основном приведено в соответствие с правилами ГАТТ/ВТО. Начав переговоры раньше других, Россия пропустила вперёд и Украину, что особенно болезненно, и большинство других стран СНГ. Побочным эффектом стало ускоренное создание между Украиной и ЕС новых правовых рамок взаимоотношений. Киев и Брюссель форсируют переговоры о заключении нового соглашения о партнерстве и сотрудничестве по формуле «зона свободной торговли плюс». А мы к таким переговорам фактически не готовы. Да и физически приступить сможем только во второй половине 2008 года. Россия уже побила рекорд длительности переговоров, установленный до того Китаем. А ведь членство в ВТО остро необходимо для придания респектабельности российскому капиталу, заинтересованному во внешней экспансии, утверждения России в качестве одного из ведущих игроков, действующих на мировом рынке, и её превращения в силу, влияющую на установление глобальных правил игры, а не только следующую им.

Столь же противоречива ситуация с ограничениями, введёнными на доступ иностранного каптала в т.н. стратегические отрасли национальной экономики. Ведь понятно, что без массированного притока капиталов национальную экономику не поднять. Для модернизации энергетической, транспортной, информационной и жилищно-коммунальной инфраструктуры, технологического перевооружения промышленности, многократного увеличения производительности труда и повышения качества жизни, столь необходимых стране и её жителям, нужны триллионные вливания. То же самое касается импорта новейших технологий и управленческого ноу-хау. Они нужны, прежде всего, или, по крайней мере, в той же степени в стратегических отраслях. Эти отрасли, как и любые другие, надо открывать, а не закрывать для капиталовложений. Усиливать конкуренцию, а не создавать дополнительные барьеры. Снижать порог вхождения в новый бизнес, а не повышать его. И делать всё это, когда речь идёт о критически важных производствах и сферах услуг, под строгим государственным контролем, но таким, который бы ни в коем случае не отталкивал потенциальных инвесторов и не повышал для них политические риски.

То же самое касается провала переселенческой программы, бездарности проводимой  миграционной политики, неспособности справиться с дедовщиной в армии, навести порядок с альтернативной и полностью перейти на контрактную военную службу и т.д. Перечислять примеры практических решений, которые давно назрели, но так до сих пор и не реализованы, как равно и решений, от принятия которых мы не столько выиграли, сколько проиграли, можно довольно долго. Их, увы, чересчур много. Но, как общее правило, при ближайшем рассмотрении во всех этих случаях прослеживается нежелание или неспособность учесть мировой опыт, создать нормально работающие механизмы его адаптации к национальным условиям, сделать ставку на сближение и гармонизацию, а не противопоставление.

Результат налицо - консервация отсталых форм управления и политического процесса. Постоянная оглядка на прошлое. Откровенное запаздывание с переходом на инновационную модель развития. Создание преференциальных режимов деятельности для отдельных фирм и корпораций. Доминирование на локальных и региональных рынках предпринимателей, уповающих в основном на административный ресурс. Перерождение отдельных элементов судебной и правоохранительной системы. Удручающее отставание с практической реализацией совершенно справедливого лозунга о первоочередном значении развития человеческого капитала.

Вовне тяжелые, деструктивные последствия отгораживания, противопоставления вся и всем также легко различимы. Стремление опереться на концептуально рыхлые, непродуманные и противоречивые идеологемы третьего пути, самодостаточности и равноудалённости наложили заметный отпечаток на проводимую властями внешнюю политику. Конечно, она менее волатильна, чем нынешнее положение на финансовых рынках, но, всё же, ей никак не откажешь в непоследовательности и противоречивости.

За последние годы голос России стал существенно более различим на международной арене. Страна вернулась в мировую политику. Это огромный позитив. И, вместе с тем, его откровенно недостаточно. Ведь важно не столько то, что позиции России на международной арене несколько упрочились, сколько то, на какой ресурс мы можем опереться, с каким багажом мы вернулись.

Нефть и газ – фактор преходящий. Обретенный страной финансовый пояс безопасности является пока, скорее, гарантией от негативного развития событий, а не инструментом влияния. Для модернизации нам нужно в разы больше, чем сейчас имеется. А прогнозы не такие радужные. Военная мощь и ядерный арсенал, которыми страна обладает, в современном мире всё больше релятивизируются. Место постоянного члена Совета Безопасности ООН не будет вечно служить «джокером». ООН уже не та. С возложенными на неё обязанностями она справляется гораздо хуже, чем хотелось бы. К тому же, наряду с ней, возникли параллельные, а то и альтернативные механизмы принятия и реализации решений общемирового масштаба и их легитимации.

Вывод напрашивается сам собой. Ресурсная база у современной России недостаточна для того, чтобы в одиночку противостоять как глобальным вызовам, так и ужесточающейся конкуренции на мировом и внутреннем рынке. Она слишком слаба для того, чтобы страна могла с опорой лишь на свои собственные силы встать вровень с наиболее преуспевающими державами по уровню жизни населения и обеспечения внутренней и внешней безопасности.

Компенсировать слабость могла бы система союзнических отношений. А вот с этим за все минувшие годы так ничего и не получилось. На настоящий момент у Российской Федерации почти нет подлинных, настоящих союзников на международной арене. Таких союзников, которые бы проводили такую же, как Россия, внутреннюю и внешнюю политику. Таких союзников, на которых наша страна всегда и при любых обстоятельствах могла бы положиться. Таких союзников, объединение с которыми существенно усиливало бы потенциал страны и снижало бы политические и экономически риски и издержки модернизации. И это страшно.

Увы, таков, как говорится, «сухой остаток», который мы получили, позиционируя себя как самостоятельный и противостоящий другим центр силы.

  Действовать в современном мире индивидуально не может никто. Даже США, которые обладают несколько большим экономическим и политическим потенциалом. Их фиаско в Ираке и Афганистане, финансовый кризис, в который они ввергли весь остальной мир, наглядно это демонстрируют. Но ведь и американцы, при всей их тяге к односторонним действиям, стараются заручиться поддержкой всех своих союзников. И их у Вашингтона отнюдь не мало. В одних случаях они холят и лелеют свои союзнические отношения. В других, стремятся втянуть в них, как, например, в НАТО и проводимые Альянсом военные операции, максимально возможное число государств. В третьих - идут на любые меры, чтобы навязать «неразумным» союзнические связи.

Вообще аксиома «страна сильна своими союзниками» в современном мире верна, как никогда. Чем шире круг союзников, чем они влиятельнее, тем эффективнее проводимая страной внутренняя и внешняя политика, тем больший запас прочности у неё имеется, тем спокойнее она может себя чувствовать.

Почти полное отсутствие у России надёжных союзников – вступивший в силу и не подлежащий обжалованию приговор синдрому «осаждённой крепости» и уверениям в жизненности и жизнеспособности концепций третьего пути и равноудалённости. Это также и приговор их идейной пустоте и несостоятельности и генерируемому ими ценностному вакууму.

После развала СССР, а, может, и незадолго до него, у всех, живущих на огромной территории бывшей супердержавы, в головах начался хаос. Новое руководство России попыталось предложить внятный проект развития общества. Но это у него не очень получилось. И оно быстренько от него отказалось. Очень уж этот проект проигрывал по сравнению с мечтой о равенстве и братстве, ассоциировавшейся с уходящим строем. Слишком тяжёлым оказалось доставшееся наследство. Да и гнёт текущих проблем давил слишком сильно. Лишения и невзгоды, абсолютно незаслуженно свалившиеся на враз обнищавшее население, вызвали всеобщее разочарование.  И само общество, и политическая элита, и духовная прослойка утратили социальные и нравственные ориентиры.

От своего собственного, оригинального, ни на что не похожего проекта развития человечества, поднятого на щит распавшимся социалистическим государством, новая Россия отказалась. Ничего реального, кроме пустых обещаний, на деле оказывавшихся обманом, ширмой или бутафорией, обществу не предложила. Не сформулировано это предложение и сейчас. Но и присоединиться к «чужому» проекту развития, выигравшему на данном отрезке истории в конкурентной борьбе, у неё не получилось. Полностью, в пакете, взять лежащую в основе «чужого» проекта систему ценностей, она не смогла и не захотела. Несущие опоры такой системы – контроль над властью со стороны общества, верховенство права и честная политическая конкуренция. Что противопоставить ей, так и не нашла. В итоге возникла хорошо знакомая по 1918 году ситуация «ни войны, ни мира». Она дорого обошлась стране тогда. Боком выходит и сейчас.

    Серьёзные претензии можно предъявить чуть ли не всем структурам государственного управления страны. Надёжным индикатором в этом отношении служит недопустимо низкий рейтинг доверия к ним со стороны населения, регулярно демонстрируемый всеми замерами общественного мнения. В каких-то областях вообще царит откровенный бардак. Он особенно усиливается при попытках проведения давно назревших реформ. В этой связи достаточно вспомнить о том, что творилось при монетизации льгот. Примерно в том же ключе идёт реформа ЖКХ, введение ЕГЭ, перераспределение функций между центром, регионами и местным самоуправлением. Один из последних частных примеров - перевод неправительственных организаций из ведения Министерства по налогам и сборам в ведение  Министерства юстиций, когда мало кто знает и понимает, что и как делать. На то, чтобы что-то нормально заработало, потребуется, по всей видимости, не один месяц. Так же было на начальном этапе осуществления административной реформы.

Настоящей удавкой на горле страны становится коррупция. Она подрывает эффективность любой экономической деятельности. Парализует инициативу. Оказывается барьером на пути социализации и самореализации личности. Но главное зло, которое она с собой несёт, заключается даже не в этом. Оно состоит в другом. Коррупция разлагает всех, кто с ней соприкасается. Она подрывает нравственные устои всего общества. Заражает всё вокруг. И начинает цинично восприниматься как естественная спутница современного образа жизни, успеха и преуспевания. Как неотъемлемый элемент монокультурной, сырьевой экономики.

Таким образом, баланс того, что получает и что теряет общество в результате следования, даже косвенного, завуалированного, идеологемам отторжения, противостояния, третьего пути, равноудалённости, сугубо негативный. Однако, они воспроизводятся с удручающим постоянством. Более того, искусно транслируются в российское общество. Укореняются в нём. Делаются родными и привычными. Так начинают думать очень многие. Те, кто принимают на веру всё то, что на потребу дня порой говорится по телевидению. И те, кто стремятся делать на этом карьеру.

Как показала дискуссия, этим вирусом заражена и часть думающих людей, в том числе, сидящих в нашем зале. И это понятно, ведь в обоснование развенчиваемых мною идеологем приводится множество фактов, естественно, должным образом препарированных. А отрицать факты бессмысленно. Не верить им крайне сложно. Кто-то из зала наверняка и сейчас готов в любой момент вскочить и вопросить, так НАТО окружает нас или нет, независимость Косово – химера или реальность.

Все разбираемые идеологические установки вновь и вновь воспроизводятся, главное, потому, что на них есть социальный, политический заказ. Но только заказ не со стороны общества, не со стороны тружеников, простых, нормальных людей, не со стороны большинства.

Они-то как раз ничуть не заинтересованы в какой-то там конспирологии, неприкосновенности олигархической и коррупционной пирамиды, отсутствии прозрачности в том, как и в чью пользу, принимаются политические и экономические решения. Им нет нужды настаивать: «Нет, мол, извините, нас контролировать нельзя. У нас особый путь. Не вмешивайтесь. Мы закрываем свою политическую систему. Закрываем лакомые кусочки своей экономики. Потому что только так можно отстоять наш суверенитет». Добавим – поскольку он идентифицируется не с объективными интересами развития страны, а с чьей-то конкретной выгодой.

Но и попытки закрыться тем или иным занавесом и от общества, и от внешнего мира в нашей истории уже были. К чему они привели хорошо известно. Об этом даже не стоит напоминать. Только сейчас мягкий вариант. Страна прячет и от себя самой, и от внешнего наблюдателя всего лишь внутреннее разгильдяйство и несправедливость, правда, драконовскую, распределения материальных ресурсов.

В действительности общество, простые, нормальные люди, все мы, подавляющее большинство заинтересованы совсем в другом. Конечно, нам хочется гордиться своей Великой Родиной. Но отнюдь не мифом о ней и не в ущерб всему остальному. А всего остального не так много, но и не так мало одновременно. Как посмотреть. Проблема лишь в том, что пока почти ничего из этого нет. В первую голову, большинству необходимо всё то, что даёт человеку возможность уважать самого себя и уважать других. Нормальная работа и достойная плата за неё. Устранение барьеров для открытия своего бизнеса и свободы творчества. Вытеснение криминала из экономики и повседневной жизни. Недопустимость любого поведения, унижающего человеческое достоинство, со стороны чиновников, предпринимателей и государственных структур. Прекращение вранья в СМИ и с трибун любого уровня. Отказ от выпячивания своего богатства. Разумная социалка и доступная качественная медицина. Равные стартовые условия для всех. Забота о стариках и хорошее образование для детей. Нормальные условия существования. Четкое видение, как и в каком направлении, страна будет развиваться.

Только оттолкнувшись от реальных потребностей общества, от нужд большинства населения, от того, на что оно рассчитывает, на что надеется, но чего пока лишено, мы  сможем отбросить так нам мешающие идеологические шоры и мифологемы и договориться о приоритетах внутреннего развития. Только так мы сможем понять, что за отношения нам надо выстраивать с нашими столь разными и непохожими соседями по планете.

Но ведь именно такой логике рассуждений следуют программные заявления и выступления лидеров Российской Федерации. В них даётся стройный, последовательный, выверенный ряд взаимосвязанных задач, на решении которых могли бы, в первую очередь, концентрироваться совместные усилия государства, общества и личности.

К таким задачам всеохватывающего порядка относится переход к осуществлению экономической политики, обеспечивающей инновационное развитие. Сейчас об этом стали много говорить. На бытовом уровне, в общем, понятно, о чем идёт речь. Но не следует забывать: чтобы соответствующая политика могла воплотиться в конкретные дела, необходимы не только сами инновации и капиталовложения в науку, венчурные проекты, внедренческую деятельность (это понятно), но и создание среды - политической, экономической, правовой, социальной и т.д. - восприимчивой к инновациям. А никакой среды, благоприятствующей инновационному развитию, не будет, пока не появится критическая масса людей, формирующих её и поддерживающих. Это означает, что в условиях ограниченности ресурсов всё большая их часть должна отводиться на инвестиции в человеческий капитал, информационную открытость и новейшие сферы экономики.

 Сегодня уже приводились цифры, характеризующие стоимость отдельных факторов производства,  а также сдвиги, происходящие в области земельных отношений. Хотел бы обратить внимание на фундаментальное изменение удельного веса элементов, определяющих степень капитализации бизнеса. Если еще лет 10 – 15 тому назад большую часть стоимости фирм составляло, на сленге компьютерщиков, «железо», т.е. здания, станки и оборудование, собственно производство, запасы и т.д., то к началу нашего века пропорции поменялись. А сейчас уже подавляющую часть стоимости фирм составляют интеллектуальная собственность и человеческий капитал. Так что, от вложений в него, от его качества будет зависеть всё.

И, конечно же, залогом успеха должно стать обновление государственных институтов. Это пока слабейшее звено. Но экономический рост сможет смениться устойчивым экономическим развитием только с опорой на высоко эффективный, модернизированный государственный аппарат. Такой аппарат, для которого конфликт интересов стал бы невозможен. Такой аппарат, который бы гарантировал права собственности и максимально комфортную инвестиционную деятельность. Такой аппарат, для которого предоставление качественных услуг населению превратилось бы в настоящий «резон д’этр».

О других задачах, в целях экономии времени, говорить не буду. О них уже написано не мало. Хочу только задать несколько сакраментальных вопросов. А что, эти задачи уникальны? Их никто раньше не ставил? Их никто до нас не решал? Их постановка носит беспрецедентный характер? И сам же отвечу. Нет. Они носят системный характер фактически для всех современных государств.

Более того, человечество, человеческая цивилизация для их решения выработали универсальный инструментарий. Он успешно применялся и применяется в США и ЕС. Затем по их стопам, внося много своего, особого, нового, оригинального, последовали государства, о развитии которых в разное время говорили, как об экономическом чуде. В их числе – Япония, Тайвань и Южная Корея. Теперь настал черёд Китая. Причём Пекин, используя свои естественные преимущества, действует чрезвычайно эффективно, но опять-таки по лекалам своих более опытных западных предшественников. Вслед за ним или параллельно с ним поднимаются Индия и большая группа других новых индустриальных государств.

Сила этого инструментария – в его системности. Как и во всех других случаях, обращение к нему не может дать незамедлительный результат. Это не мобилизационная схема, которая позволяет получить быстрый, но краткосрочный эффект. Его использование даёт отдачу в среднесрочной и долгосрочной перспективе, создавая прочный фундамент, на котором только и может строиться устойчивое здание гармоничного развития.

В пакет входят законность, господство права, его определённость и динамическая стабильность, устранение разрыва между духом и нормой права и практикой его применения. Начну с законности. Это важнейший инструмент. Хотя к последовательной реализации религиозной максимы о равенстве всех перед законом человечество шло не одно тысячелетие. Современная экономика и волюнтаризм, выборочное применение права, управление сложными процессами в ручном режиме несовместимы. Власть обязана установить четкие правила игры и поддерживать их без обмана, не подсуживая и не «выбегая на поле». Более того, её миссия будет выполнена только при одном условии – если она сама, безусловно, безукоризненно, неотступно, будет подчиняться этим же правилам игры, этому же праву, ею же самой сформулированному и установленному.

Но правила игры не могут быть какими угодно. Поражение фашизма во Второй мировой войне означало также и крах позитивизма. Колоссальные жертвы и страдания убедили человечество в том, что законы – это еще не право. В законы, как свидетельствует практика тоталитарных режимов, можно записать, что угодно. И заставлять этим законам следовать. И убивать, уничтожать, истреблять без зазрения совести.

Согласно современным представлениям, законы становятся правом только тогда, когда они подчиняются высшим принципам, высшим ценностям, нормам морали и нравственности. В разряд этих высших ценностей с необходимостью входят ответственность, свобода, состязательность, открытость, власть народа, контроль над государством со стороны общества и уважение прав человека. Под них подстраивается вся регулятивная система.

Если она им в чём-то противоречит, у индивида, ассоциаций, хозяйствующих субъектов всегда есть возможность такое регулирование оспорить. На страже соответствия стоит праведный и неподкупный суд. Он обеспечивает верховенство права всей своей мощью. Это фундамент. Если судебная система начнёт давать сбои, рухнет весь правовой порядок, увлекая за собой и экономику.

Именно такое право, отвечающее высшим критериям, стоит над властью и должно её ограничивать. Меня не так давно попросили выступить на телевидении ведущим программы о целесообразности законодательного закрепления в нашей стране права на свободное приобретение и ношение огнестрельного оружия, по примеру США. Я интересуюсь: «Что вы под этим имеете в виду?» Мне поясняют: «Ну, как, разрешить самозащиту или нет». Я говорю: «Извините, в США, так сложилось исторически, смысл относительно свободного доступа к огнестрельному оружию совершенно в ином. Он олицетворяет определенный тип организации общества. В соответствии с ним каждому человеку должна быть предоставлена возможность бороться за свободу против неправедной власти с оружием в руках. Поэтому, несмотря на все издержки, от этой столь опасной традиции так трудно отказаться».

Дальше, это определенность права, его чёткость и непротиворечивость. Но, прежде всего, определённость. Лишь при соблюдении данного требования всем понятны правила игры. Только тогда, когда оно соблюдается на практике, появляются оптимальные возможности для стратегического планирования и рационального выстраивания всей жизни, причём для всех – как для хозяйствующих субъектов, так и для семьи и отдельно взятой личности. Обеспечивая определённость, государство гарантирует стабильность торгового оборота и экономической деятельности и существенно снижает политические риски.

Вместе с тем, определённость вовсе не означает консервацию отживших установлений или же сопротивление прогрессу. Напротив. Сущность права состоит в том, чтобы задавать идеал, к которому должны стремиться игроки, корректировать естественную для реального мира несправедливость, стимулировать такую деятельность, в которой общество заинтересовано. Просто любые изменения права должны быть прогнозируемы и постепенны, чтобы игроки получали от них выгоду или успевали к ним приспособиться. Если, однако, требуются оперативные действия или «хирургическое вмешательство», государство включает механизмы минимизации наносимого ущерба и адекватной его компенсации. Как, например, с переселением людей, выкупом земель и строений и т.д. Сама же стабильность права конструируется как динамическая стабильность, при которой изменения вводятся постоянно, планомерно и поступательно, и как раз к такой модели правового регулирования все и привыкают.

Наконец, нельзя не сказать ещё об одном обязательном требовании к устройству общества и его правовому регулированию. Принципиальное значение имеет устранение зазоров между нормой права и практикой его применения. Не будет никакого даже плохонького правового государства, никакой приверженности праву, правовой культуры и развитого правосознания, без которых не будет и современной экономики, тем более инновационной, пока в стране провозглашается одна норма поведения, а власти, бизнес, да и всё общество руководствуются другой. Для нас, пожалуй, это самая большая проблема.

То же самое касается и соблюдения прав человека, всей их совокупности (она стандартно фиксируется во всех современных конституциях) - свободы самовыражения, свободы поиска и творчества, свободы предпринимательской деятельности и т.д. Мы возвращаемся к тому, с чего начали. Только если государство уважает своих граждан, заботится о них и служит им, только если живущие в стране люди уважают себя и окружающих, появляется такой человеческий материал, которому по плечу решение любых проблем. Ведь давая индивиду эффективные механизмы защиты своего достоинства и интересов, власть многократно удесятеряет его силы. Она поднимает его до уровня, когда он на равных может противостоять государственному молоху, который в миллионы раз сильнее любого человека, любого предпринимателя, любого олигарха или кого угодно.

 И  еще один очень важный момент, о котором очень часто забывают и политики, и экспертное сообщество. Современное право – это право результата. Не важно, как, какими правовыми методами, с использованием какого правового инструментария он достигается. Этот никого особенно не волнует. Важно, чтобы результат был.

В этом, в частности, смысл гармонизации правового регулирования, которая даёт возможность создавать совместимую правовую среду в разных странах и регионах, избегая шаблонов и унификации. Они становятся ненужными. В результате ни в коем случае не ставятся под сомнения ни национальная самобытность, ни национальная идентичность, ни исторически сложившиеся традиции, обычаи и обыкновения.

При таком подходе, государства и общества, вступающие на путь интеграции, взаимно усиливают друг друга. Потому что их объединение осуществляется по формуле «единство в многообразии». Каждая цивилизация обогащает, а не поглощает или уничтожает другую. Каждая страна что-то вносит в общий плавильный котел. А получают и выигрывают от этого все.

Значит, если руководствоваться перечисленными ценностями - элементарными, юридическими, базовыми - и их реализовывать, возникнет ситуация, при которой у России появятся естественные  союзники, естественные партнеры, страны-единомышленники, которые будут удесятерять наши собственные силы. Они будут в значительной степени связаны с нами – культурно, исторически, тысячами человеческих и экономических нитей. Но не только. Ведь мы будим строить с ними отношения на единой мировоззренческой платформе. Благодаря этому шансы на успешное воплощение в жизнь нашей страной инновационного сценария развития существенно возрастут. Избранный сценарий мы сможем реализовывать вместе.

Формирование союзнических отношений, укрепление партнёрских связей, поддержка интеграционных процессов будут помогать нам во всех наших начинаниях. Но не через не нужную для самостоятельного развития помощь или создание каких-то вымышленных оранжерейных условий. Близость взглядов, намерений и потребностей ни в коей мере не устраняет ни различия, ни соперничество, ни конкуренцию. Они существуют и будут присутствовать всегда. Они представляют собой органическую форму эволюции современного мира. Другого не дано. Однако единство общих, базовых представлений о том, что допустимо, а что нет в политике, экономике и международном общении, откроет доступ к широкому арсеналу средств нормального цивилизованного, взаимовыгодного разрешения всех этих разногласий и подчинения соперничества и конкуренции интересам совместного развития.

Суммирую. Утверждение в стране идеалов законности, верховенства права и правопорядка, отвечающего выстраданным человечеством высшим ценностям, - обязательное условие успешного развития. Его выполнение проложит путь к выстраиванию Россией глобальной системы партнёрских и союзнических отношений. В результате внутренняя политика и усилия по построению современной, постиндустриальной, инновационной экономики станут намного более эффективными. Одновременно Россия получит возможность вносить и более весомый вклад в организацию такого миропорядка, в котором мы  заинтересованы как один из глобальных лидеров, а не обивающаяся от остальных «осажденная крепость». Такого миропорядка, который бы отвечал нашим представлениям и был бы выгоден как нам, так и нашим партнёрам и союзникам, с которыми у нас нет антагонистических противоречий. Всё это даст выгодный нам кумулятивный эффект. Просто не может не дать.


* Полный текст выступления на конференция «Россия и Европа: вопросы идентичности», проведенной Институтом Европы РАН 12 марта 2008 г.

© Марк ЭНТИН,
д.ю.н., профессор,
директор Европейского учебного института
при МГИМО (У) МИД России

№4(21), 2008

№4(21), 2008