Турция и Евросоюз: танго поодиночке

Европейцы и не заметили, как под боком возник «второй Китай»

Формально, Евросоюз по-прежнему готов принять в свое щедрое лоно эту преимущественно азиатскую страну (по расположению). Эту многолюдную, экономически динамичную и политически пассионарную региональную державу, совершившую свой первый прорыв в области вестернизации еще в начале прошлого века при дальновидном реформаторе Ататюрке, который отделил ислам от государства, провозгласил верховенство закона, отказался от арабской вязи в пользу латиницы и так далее.

Декларации конструктивных намерений, раздававшиеся всю последнюю пятилетку из Брюсселя и Анкары, остались неизменными, но – заметно снизилась скорость приведения к европейскому знаменателю правовых устоев Турции. Все чаще стали прорываться наружу турецкие ламентации по поводу отсутствия существенного прогресса в переговорах о вступлении в ЕС, ведущихся с 2005 года. И вдобавок сменился ветер, то есть поменялся вектор психологического настроя турецкого общества: европоцентристские предпочтения стали с каждым годом ослабевать, а дипломатический «новый курс», нацеленный на сближение с непосредственными соседями в регионе, начал вербовать сторонников и разворачиваться в марше.

Новые политико-психологические факторы, добавленные в общее уравнение турецко-европейского диалога, не только создали атмосферу неопределенности – вступит ли когда-либо Турецкая республика в ЕС, или пора исполнять реквием, но и мощно укрепили боевые порядки оппонентов этого брака по расчету.

Анкара постучалась в дверь первой

Между тем, не лишне вспомнить предысторию: в 1959 году Турция была первой, кто выразил заинтересованность примкнуть к Европейскому Экономическому Сообществу, состоявшему тогда еще всего из шести стран. В 1963 году Турция получила статус ассоциированного члена ЕЭС. В ту пору Вальтер Хальштейн, немецкий христианский демократ, возглавлявший Европейскую Комиссию, радостно и пафосно объявил: «Турция – часть Европы».

Анкара подала официальную заявку на вступление в ЕС в 1987 году, когда премьер-министром был Тургут Озал, по праву считавшийся энтузиастом идеи единой Европы от ирландских высокогорий до восточных окраин Анатолии. Этот шаг оказался фальстартом: два года спустя Еврокомиссия ответила Турции отказом. Тем не менее, еще один прозападный лидер с хорошими связями в США, премьер-министр Тансу Чиллер провела успешные переговоры с ЕС о вхождении в единый таможенный союз. Это стало реальностью в 1996 году и открыло свободный доступ турецким экспортным товарам на европейские рынки.

Однако на следующем этапе начавшийся вроде бы плавный процесс кооптирования Турции в союз забуксовал. На саммите ЕС в декабре 1997 года решили пригласить в «семью народов» сразу десять стран из числа бывших членов СЭВ и Варшавского договора (ОВД), экс-советских республик Балтии, а также Кипр и Мальту. Турция была оставлена топтаться за порогом. Поговаривали, что турецкие генералы ворчали: мол, надо было становиться членом ОВД, а не НАТО, тогда бы нас приняли в первых рядах.

Два года спустя в Брюсселе сочли нужным не захлопывать дверь прямо перед носом такого серьезного претендента, как бывший «больной человек Европы», по выражению русского императора Николая Первого. Позиция ЕС была выражена в поощрительном тоне: «Турция является кандидатом на непременное (“destined”) вступление в Союз на основании таких же критериев, которые действую в отношении любых других стран-кандидатов». Использованное авторами слово “destined” – символично, поскольку может быть переведено как «предопределено судьбой».

В 2002 году выборы выиграла партия Справедливости и благоденствия, и ставший премьер-министром ее лидер Тайип Реджеп Эрдоган вновь подтвердил неизменность стратегического курса на вступление в Евросоюз.

С 2005 года началось скрупулезное рассмотрение законоуложений, правил и регламентов, по которым живут ныне 27 государств Союза. Объем работы – титанический, библейский, поскольку нужно изучить примерно 160 тысяч страниц различных текстов. Но на этом пути есть непреодолимые преграды: из 35 основных разделов доступ Турции к 18 находится под запретом, наложенным либо ЕС целиком, либо Францией, либо Кипром. Работа идет и шатко, и валко. К ноябрю 2010 года стороны сумели договориться только по такой сфере, как наука, и принялись изучать вопрос о качестве и безопасности для здоровья граждан пищевых продуктов.

Процесс пошел, но буксует

Сейчас переговорный процесс между ЕС и Турцией идет в режиме вялотекущей рутины. Почему? Что не заладилось? Причины, а их можно насчитать, по меньшей мере, пять, – многоплановы.

Во-первых, начиная с 1974 года, неизменным раздражителем служит самопровозглашенная Турецкая республика Северного Кипра (ТРСК), не признаваемая ни одним государством мира, за исключением самой Турции. Перед принятием стран «десятки» в мае 2004 года была предпринята отчаянная попытка при посредничестве генсека ООН Кофи Аннана объединить разделенный остров, где на берег, по преданию, вышла из пены морской Афродита. На референдуме турки-киприоты сказали «да», но греки-киприоты ответили «охи!», то есть «нет». В итоге греческая часть Кипра вошла в ЕС, а ТРСК осталась сама по себе.

Во-вторых, вошедшие во власть в Париже и Берлине Николя Саркози и Ангела Меркель изначально не питали симпатий к идее взять в европейскую семью евразийцев турок. К тому же французский президент находится под неустанным присмотром и давлением со стороны армянской общины, которая сумела убедить законодателей Пятой республики приравнять отрицание геноцида армян в 1915 года в Османской империи к уголовному преступлению. Что касается канцлерин Меркель, недавно зачитавшей эпитафию идее «мультикультурализма» и врастанию иммигрантских общин в германское общество, то она с самого начала не была готова предложить Турции ничего, кроме как статус «привилегированного партнера».

В-третьих, помимо личных убеждений лидеров двух локомотивов европейской интеграции сказывается и негативная позиция «широких народных масс» в таких странах, как Австрия, Голландия, да и Франция в целом. Скандал этим летом с депортацией цыган, на которую правительство в Париже пошло наперекор и вопреки морализаторским предостережениям из структур Евросоюза, не случайно затих подозрительно быстро: судя по всему, зондирование общественного мнения во многих странах ЕС выявило неожиданный перевес голосов тех, кто поддержал крайнюю меру Саркози, кстати, сына иммигранта.

Нетрудно догадаться, какое было представлено моральное обоснование для пренебрежения правами человека, правами национальных меньшинств и рутинной политкорректностью? Цыгане не просто не желали интегрироваться в общество, предоставившее им второй шанс наладить свою жизнь; они демонстративно отвергали даже такую отдаленную перспективу, хотя продолжали пользоваться, где только могли, привилегиями и льготами, представляемыми системой государственного социального обеспечения, то есть жили и жуировали за счет французских рядовых налогоплательщиков. А кому нужны нахлебники?

Не менее деструктивным для идеологии расширения ЕС стал и глобальный финансово-экономический кризис 2008 года, затронувший не в последнюю очередь страны-новобранцы. Это породило сильное сомнение, как пишет британская «Дейли телеграф», что страны Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) приняли в Евросоюз своевременно, скорее всего, с этим решением поторопились. Как говорится, ЦВЕ пишем, а Турция – в уме.

Наконец, в-четвертых, насторожили Евросоюз и ожесточение внутренних распрей в политическом классе в Турции, сопровождавшееся символическими жестами партии Эрдогана в поддержку исламских традиций (мусульманкам разрешено носить платки в таких светских учреждениях, как вузы), разоблачениями действительных, а возможно, и мнимых заговоров среди военных, мерами по укреплению вертикали власти.

Все вместе это вызвало шквал обвинений со стороны защитников лаицизма – поборников светскости государства (пока, правда, не очень убедительных) в том, что страна под водительством бывших исламистов из Партии справедливости и благоденствия упрямо дрейфует в сторону исламистского автократического режима.

Наконец, пятая причина похолодания на линии Анкара–Брюссель. Проволочки в процедурных вопросах все эти годы дополнялись недружественными высказываниями европейских политиков всех красок и оттенков, что не могло не разочаровать турецких западников. Их ряды поредели. Опрос, проведенный Pew Global Attitudes Survey, показал, что в 2005 году, на момент старта переговорного марафона 68% турок предвкушали членство в ЕС и только 27% были не в восторге. Сегодня соотношение сил иное: 54% – за, но уже 40% против. Причем ветер перемен последних лет дует в паруса именно противников вхождения в Союз.

Ноль проблем с соседями (европейцы не в счет)

Сам факт озвученных в либеральной прессе подозрений в авторитаризме Эрдогана со товарищи, подкрепленных заявлениями гражданских оппонентов и генералитета, помог складыванию в европейских столицах мнения, что Турция вступила в очередную полосу политической сумятицы и неразберихи. Для туркофобов не было более удобного повода возгласить: а мы что говорили?! Турция никогда не была и не будет частью западного мира (цивилизации), и потому нет и не может ей быть места в Евросоюзе.

Тем более что подоспели драматические события, разыгравшиеся в связи с т.н. «Флотилией мира», которая отправилась прорывать блокаду Сектора Газа, где верховодят лидеры группировки ХАМАС, обвиняемой в терроризме. Инцидент, в ходе которого израильские коммандос убили на кораблях девять человек, турецких граждан, привел к глубочайшему кризису в отношениях между двумя бывшими союзниками и заставил аналитиков еще больше сфокусироваться на прогнозах: куда приведет Анкару внешнеполитический курс «Ноль проблем с соседями».

Региональная дипломатия министра иностранных дел Ахмета Давутоглу заслуживает отдельного разговора, поскольку входит в клинч с целым рядом интеграционных усилий Евросоюза. Так, ЕС солидарен с США, за некоторым исключением, в политике давления на иранских мулл, чтобы помешать им обзавестись собственным ядерным оружием. Мерой воздействия избраны экономические санкции. Однако кабинет Эрдогана не только отвергает санкции, но и планирует ввести безвизовый режим со всеми со своими соседями, включая Иран, что никак не вяжется с планами Евросоюза усилить пограничный контроль по внешним границам для противодействия как международному терроризму, так и проникновению нелегальных мигрантов.

Между тем, Евросоюз беспокоит и происходящее в последние годы стремительное превращение Турции в региональную державу. Это особенно заметно на фоне утраты этого статуса Саудовской Аравией после череды скандалов с Соединенными Штатами, в частности, в связи с обвинениями королевского дома саудитов в скрытой поддержке экстремистов (за которым последовал вывод саудовских портфельных инвестиций с американских биржевых площадок). А также, похоже, медленного сползания с позиций регионального лидера Египта, который начал терять свой прежний авторитетный голос на Ближнем Востоке при вступившем в этап поиска политического наследника президенте Хосни Мубараке.

В этом контексте Евросоюзу не нравится, что правительство страны, входящей в НАТО, с армией, уступающей по численности только вооруженным силам США, при каждом удобном случае намеренно защищает Иран, налаживает тесные связи с Сирией, демонстрирует солидарность с палестинским народом, выстраивает новую ближневосточную архитектуру без оглядки на США и Европу. В этой геополитической конструкции Турции отводится роль бесспорного лидера, что заставляет, к примеру, израильскую прессу регулярно обвинять Эрдогана в амбициозных замыслах по воссозданию Османской империи в новом обличии.

Цель – ничто, движение – все

Не приходится удивляться, что процедура изучения внутреннего законодательства Турции на предмет соответствия европейским нормам кажется помещенной в глубокую заморозку. И вот что примечательно: главный турецкий переговорщик Эгемен Багис с монотонной регулярностью советует не драматизировать ситуацию и всякий раз приводит один и тот же аргумент: «процесс важнее конечного результата». Прямо по Бернштейну: «Цель – ничто, движение – все». А следом Багис повторяет слова Эрдогана, что Турция проводит реформы не только для того, чтобы понравиться Европе, а в собственных интересах и во благо самой себе.

Аргумент вполне приемлемый. В конечном счете, выпады критиков, мол, на наших глазах рождается монструозная исламистская диктатура по иранской модели, – ущербны. Даже западные обозреватели консервативного толка признают, что в последнее время именно от высшего офицерства, а не от мусульманского духовенства и их единомышленников в партии Эрдогана исходила угроза политической стабильности в Турции.

Внешние признаки веры, поощряемые Эрдоганом и его соратником, президентом Абдуллой Гюлем (чья жена являет собой образец следования мусульманским обычаям), не отменяют приверженность базовым принципам демократии – премьера и президента открыто критикуют в авторских колонках газетные обозреватели, не подрывают основы рыночной экономики, не пускают по ветру предпринимательский азарт промышленников и финансистов. Турция уверенно набирает экономическую силу, хотя и не обладает богатыми сырьевыми ресурсами; она превратилась в крупнейшего производителя автомобилей, электронной бытовой техники, мебели, обуви; названия ее девелоперских фирм известны по всему миру (не только в России), поскольку они строят повсюду, много и качественно. Турция в престижном клубе стран ОЭСР может похвастать одними из самых завидных темпов роста ВВП.

Впору приписать к четырехбуквенной аббревиатуре БРИК, обозначающей такие новые локомотивы экономического роста, как Бразилия, Россия, Индия и Китай, еще одну – Т. В каком-то смысле, считает британский журнал «Экономист», у Европы под боком возникла масштабная промзона, мастерская на все руки – «второй Китай». В таком случае при вхождении в состав Евросоюза, добавлю от себя, Турция смогла бы выполнять такие же функции «поставщика его величества», какие выполняет Китайская Народная Республика по отношению к Соединенным Штатам Америки. Этот симбиоз двух глобальных центров силы сегодня предопределяет и ход мировой экономики, и геополитику. Турция теоретически могла бы стать ускорителем экономического роста для Евросоюза небывалой мощи и энергетики.

«Окна возможностей» или только форточки?

Но! Сумеет ли Евросоюз разглядеть это «окно возможностей»? Пока что туркофилы в ЕС возлагают надежды на второстепенные по значимости факторы: турецкие выборы в июне 2011 года и принятие новой Конституции, что может придать импульс проведению необходимых реформ, а также прощание Николя Саркози с Елисейским дворцом в 2012 году, что будет означать минус одна препона на пути в ЕС для Турции.

Впрочем, на стол выложены и более конкретные компромиссные предложения. Например, Хизер Граббе из Института открытого общества в Брюсселе предлагает не ждать полноценного членства в Турции, а подключить ее уже сейчас к участию в выработке и осуществлению курса в области внешней политики и безопасности. Тактика вовлечения позволит приобщить турецкую политэлиту к главному принципу функционирования Евросоюза: поиску взаимоприемлемого решения. В свою очередь от Турции можно было бы ожидать содействия в диалоге со сложными контрагентами, такими как Иран и Сирия.

В отличие от мыслящего категориями «позитивного вовлечения» Хизера Граббе, находятся и адвокаты «запретительного» подхода, озабоченные тем, как превратить турецкого тигра в домашнего котенка. Им это видится таким способом: запретить свободный приток турецких рабочих на заработки в другие страны ЕС и ограничить количество голосов, которыми будет обладать Турция в руководящих органах ЕС, чтобы не допустить ее возможного диктата. Сомнительно, чтобы Анкара добровольно согласилась на положение второсортного члена сообщества, а потому этот рецидив европейского имперского мышления не жизнеспособен.

В воздухе витает и другая идея, принадлежащая турецкому обозревателю, опытному эксперту по внешней политике, Ченгизу Актару, который видит пользу в том, чтобы назначить четкую дату вступления Турции в ЕС, притом выбрать ее «с напуском» – 2023 год. Как раз исполнится 100 лет с момента создания Мустафой Кемалем Ататюрком Турецкой республики. Время и поле для маневра еще есть, так что этой датой будут успокоены как еврофилы, так и еврофобы в Турции, а в Европе, можно надеяться, улягутся сиюминутные страсти и конъюнктурные предрассудки.

Эти тактические маневры, схожие не с «окнами возможностей», а с форточками, не отменяют стратегического вопроса, которым резонно задается журнал «Экономист»: «Готовы ли американцы и европейцы принять Турцию такой, как она есть: исламская демократия со своеобычной культурой и особой дипломатической позицией, но приверженная экономическому и политическому либерализму? Наше издание надеется, что ответ на этот вопрос будет "да"». По мнению журнала, чем чаще и резче звучит тезис – Турция, мол, склоняется к исламскому фундаментализму и отдаляется от Запада, тем скорее эта страна действительно будет для нас «потеряна».

Пока ни Брюссель, ни Анкара не решили для себя: на какие смелые компромиссы стоит пойти, чтобы альянс двух, подчеркну, европейских центров силы состоялся не в урезанном, а в полноформатном варианте? Довольно очевидно, что мяч, пользуясь теннисной терминологией, слишком долго находился на стороне Евросоюза, и Турция устала ждать. В эту затянувшуюся паузу и возник внешнеполитический курс «Ноль проблем с соседями», означающий многовекторную дипломатию. Анкара перестала складывать яйца в одну корзину и занялась приведением своего геополитического статуса, пока только в регионе, в соответствие с возросшим экономическим потенциалом.

Владимир МИХЕЕВ