Если вы устали от Лондона…

Зарисовки с натуры

Первым делом успеваешь запечатлеть калейдоскоп узнаваемых символов. Оберегающие с четырех сторон адмирала Нельсона возлежащие на Трафальгарской площади львы (чистенькие, их что, обмывают шампунем?). Гвардейцы в неброской зимней униформе перед фасадом Букингемского дворца. Гончие стаи чёрных кэбов с чинными шофёрами, лавирующие по не слишком широким улицам. Редкие красные даблдеккеры – двухпалубные автобусы, заменяемые ныне на одноэтажные. Такие же красные телефонные будки, занесённые, увы, в «Красную книгу» медленно исчезающих родовых пятен британской столицы…

Такова декорация или задник, на фоне которого вдруг прорисовались отдельные штрихи, ставшие откровениями. Маленькими, но значимыми.

Всепогодные туристы

Потратил на степенный въезд в мегаполис всего час. Ровно столько потребовалось городской метро-электричке, чтобы доставить меня из аэропорта Хитроу до станции Ковент-Гарден по темно-васильковой линии, называемой «Пикадилли». Вышел и попал прямо в коловорот разноязыкой публики. Турист шел косяком. Несмотря на то, что на дворе – не сезон, что дождь накрапывает с монотонной регулярностью, а если и нет, то в воздухе всё равно разлита какая-то винтажная, выдержанная как доброе вино, всепроникающая сырость. Но заезжим зевакам всё нипочём.

Здесь, в Ковент-Гардене, где когда-то раскинулись огороды монахов Вестминстерского аббатства, царит атмосфера площадного веселья. Рядом с торговыми рядами жонглируют и балансируют на натянутой проволоке уличные циркачи. Застыли в колоритных позах артисты монументального жанра, изображая статуи. Общаются с обступившими их кружком любопытствующими мастера разговорного жанра, использующие интонацию, мимику и смешные реплики, чтобы сорвать аплодисменты.

Затем стайки туристов отходят в сторону и обмениваются мнениями на присущем им родном языке. Местные воспринимают это нескончаемое нашествие с рассудительной покорностью. Похоже, не раззадоривают себя досужими спекуляциями на тему: «Понаехали тут». Кстати, во время 15-минутного променада по Стрэнду (помните у Киплинга? «Пусть гуляю я по Стрэнду с целой дюжиной девиц, Мне противны их замашки и румянец грубых лиц») меня трижды останавливали, чтобы спросить дорогу. В двух случаев из трёх моих познаний не хватило. Извинительная фраза: «Сожалею, я сам всего первый день в Лондоне», – дважды вызывала добродушную улыбку: мол, понятное дело, свой, такой же приезжий.

Зато я мог точно указать самый короткий путь к храму искусств на Ковент-Гарден. Здесь находится домашняя сцена Королевской оперы и балета. Досточтимый театр с колоннами, возле которых продавщица цветов Элиза Дулиттл попалась в невольно расставленные сети профессора Хиггинса, умницы-филолога, без пяти минут мизантропа и убежденного холостяка.

Незадолго до поездки мне довелось переводить отрывок из этой бесподобной пьесы Шоу, пьесы на все времена. В первом акте Хиггинс, или «человек с блокнотом», читает нотацию не только бедной Лизе, но и, кажется, всем соотечественникам: «Женщина, которая испускает такие тягостные и отвратительные звуки, не имеет право находиться где бы то ни было, – не имеет право вообще быть. Вспомните, вы ведь человеческое существо, обладающее душой и божественным даром членораздельной речи, и что ваш родной язык – это язык Шекспира и Милтона, а также Библии, так что не сидите здесь, гугнивая, как нахохлившаяся голубица».

Поклонников языка Шекспира и Милтона и сегодня в достатке. Театралов в этом районе пруд пруди. И почти на каждом шагу – кассы, зазывающие броскими плакатами на спектакли и мюзиклы. Что было приятно, у окошек всегда стояла небольшая группка жаждущих. Спрос отменный. Опять же внесезонный. Что неудивительно, ведь окрест – не только чрево Вест-энда, но и театральная Мекка всей «доброй старой Англии».

Ещё штрих: по традиции, в окрестных переулках ресторанчики и кафеюшки предлагают джентльменско-дамский «комплексный ужин с вином» для тех, кто разогревает себя перед посещением зрелища. А заодно для тех, кто имеет обыкновение завершить поход в театр изысканной поздней трапезой.

Новообращённые жители Лондонграда

Нет, ценники при входе в разные заведения пока не пишут на языке родных осин. Как где-нибудь на Кипре, в Египте или Турции. Однако присутствие русскоязычной диаспоры в столице бывшей Британской империи есть тот элемент сегодняшней реальности, который вольно или невольно дается всякому в ощущение. Визуальное и слуховое.

В день моего приезда русские лондонцы устроили пышные проводы зимы на набережной имени королевы Виктории. Пекли блины, жгли соломенное чучело и разъясняли аборигенам, что блин есть языческий символ солнца, и что нужно петь и веселиться, провожая в дальнюю дорогу зимушку-зиму. Кто-то из городского начальства благословил это действо своим присутствием, признав, что празднование русской Масленицы становится ритуалом, позволяющим обогатить мультикультурный ландшафт столицы.

Строго говоря, обогащение происходит уже в силу того, что русскоязычная община объявилась на берегах Темзы en masse – наиболее часто называют цифру 100 000. Столько наших соотечественников осело в этих краях за последние четыре пятилетки, переименовав для себя город в Лондонград.

…Когда снежные хлопья с пятирублевую монету стали кружиться вокруг лошадиной скульптурной группы на углу площади Пикадилли, дородная дама решила сфотографировать своё семейство. Указания мужу и двоим детям, как им красочнее расположиться, она отдавала на внятном русском языке. Предложил свои услуги, чтобы запечатлеть всех четверых. Нет, спасибо, я не больно-то люблю появляться в кадре, ответствовала дама, восприняв мое появление как само собой разумеющееся.

Практически в тот же момент со мной поравнялась парочка тинэйджеров, и он на языке Полякова и Петелина спросил её: «Может, ещё по пицце?» А вскоре меня обогнала семейная пара, и до ушей долетел мужской баритон: «Да мне нужно ещё только джинсы купить, и всё».

Джинсы – это не случайно. В окрестностях можно сыскать немало бутиков, где объявлены распродажи – хоть в одном случае внесезон рулит. Кстати, во второй половине XVII века этой площади дали название, связанное с обычаем столичных франтов. Денди лондонские имели привычку красоваться кружевными воротниками, называвшимися «пикадиллз».

Позднее, в зале ожидания аэропорта услышал реплику соотечественницы, видимо, о своих знакомых: «Они часто сюда приезжают, приодеться…»

Аборигены в начищенных штиблетах

Отправляясь поутру на деловую встречу, имел возможность детально рассмотреть спешащую в центр по мосту от вокзала (опять же имени королевы Виктории) служивую и чиновничью публику. Схожего с московским потоком «офисного планктона» где-нибудь на Пушкинской площади только то, что на лицах – сосредоточенность и целеустремлённость, да и скорость передвижения сопоставима. Затем проявляются отличия.

Джентльмены широко шагают в начищенных до блеска штиблетах. Принялся вести подсчёт: три четверти были обуты в сияющие чёрные ботинки, остальные предпочли кроссовки, что означало отсутствие такого требования их работодателя, как соблюдение дресс-кода. Да, на заметку нашим денди: по-прежнему в моде сорочки сиреневых и розовых оттенков.

Бросается в глаза контраст эталонно одетых бизнесменов и клерков в районе Собора Святого Павла, где располагается Лондонская биржа, с пассажирами «трубы», как здесь именуют метро. Те в своей массе не отличаются выразительностью нарядов. Как и у нас, преобладают чёрные и серые тона.

Ещё одно различие, если проводить параллель с нами: разительно отличаются манеры поведения. Очередь на остановке автобуса сравнима с произведением искусства. Мне показалось, что каждый новый подошедший в точности до сантиметра копирует установившийся интервал между ожидающими. И даже угол поворота по отношению к тротуарному бордюру. А затем замирает, излучая вокруг себя чувство собственного достоинства.

На вокзале Виктории толпа под вытянувшимся горизонтально (метров на 20-30) электронном табло с расписанием менее структурирована. Расположились вольно, даже живописно. И вновь – никакой суеты. Подошёл, выбрал местоположение, молча поглядывай на сменяющиеся анонсы. И радуйся, что почти в каждом разделе (по направлениям движения) красуется успокоительная надпись «Train on time» – поезд прибывает вовремя. Не знаю почему, но местные электрички прославились непунктуальностью. В прошлую командировку пришлось долгонько ожидать видного эксперта по России из Королевского института международных исследований – его помощник с ироничной улыбкой спокойно объяснял, что волноваться нечего, дело обычное, шеф добирается по «чугунке».

Поутру на вокзале есть одно популярное место – Express bar, прямо перед выходом на улицу. Очередь рассасывается быстро: запасся большим стаканом кофе и продолжай путь на работу, прихлёбывая, чтобы проснуться.

В пригородной электричке, раскрыв «Индепендент», оказался одним из многих, кто уткнулся в новостное чтиво. Если навскидку, то три четверти заняты чтением: половина выбирает удобные по формату таблоиды, еще процентов 25 – книжки. Кое-кто досыпает, но таких меньшинство.

Интерьер вагона ласкает взор. Сиденья матерчатые. Сочетание тонов подобрано со вкусом. Линии плавные. Ход мягкий. Звукоизоляция полнейшая. Использованы свежие технологические наработки. И вновь обнаружился контраст. Контраст эпох. На здании Национального театра бегущая строка призывала «сокращать потребление энергии». Каким образом? Окно ванной комнаты в моём гостиничном номере по определению не могло держать тепло, потому что этому деревянному изделию давно было пора выйти на пенсию по возрасту.

А трубы? Моя коллега, перебравшаяся жить и работать в Лондон, радостно сообщила, что по всему центру меняют трубы, проложенные… при королеве Виктории. С другой стороны, если вдуматься, то выходит, что качество строительных работ и стройматериалов в викторианскую эпоху было несравнимо выше, чем в нашем технологическом постмодернизме.

Дополним английскую народную мудрость. Возраст хорош в трёх вещах. В дереве, оно лучше горит. В вине, приобретающем с годами неожиданные вкусовые обертона. В друзьях, сохраняющих верность. Добавим: и в викторианских трубах, которые не трескаются, не гниют и не текут.

Воистину прав был поэт, критик и составитель первого толкового словаря Сэмюель Джонсон, который в 1777 году обогатил английское самосознание такой максимой: « Если Вы устали от Лондона, то Вы устали жить, потому что здесь есть всё, что можно ждать от жизни».

Британец – это остров. Или айсберг

Загадочная британская душа. Кто только не пытался раскрыть её изнанку и представить в понятном нам обличии. На моей памяти это был и Владимир Осипов с проникновенным рассказом о быте и нравах этой многослойной цивилизации – «Британия глазами русского», и Всеволод Овчинников со сравнительным анализом островных наций – «Корни дуба». Оба указывали на такую отличительную черту: бритты умеют аккумулировать всё лучшее, с чем приходят в соприкосновение, сохраняя самобытность.

Для сохранения «лица необщего выражения» они и культивируют то, что принято называть консерватизмом – приверженностью устоявшимся обычаям, традициям, взглядам. Доспехами служат замкнутость и готовность оберегать от посягательств свой внутренний мир и мирок вокруг себя.

Внешние признаки это самопогружённости не всегда уловимы. И всё же… Пассажиры в вагоне подземки, сосредоточенно изучающие газетные столбцы, не удостаивают взгляда соседей. Никто не косится на других, а тем более не пялится, как в парижском метро.

Бегунья трусцой рядом с Букингемским дворцом разминалась прямо на кромке тротуара в ожидании смены цвета светофора, не обращая никакого внимания ни на пешеходов, ни на проезжающие мимо автомобили. Она то складывалась пополам, тянулась к мысочкам, то поводила плечами, словно была одна-одинёшенька во всем городе.

Седовласый джентльмен в законно претендовавшем на престижность отеле вошел в залу с хрустальными люстрами, украшенную колоннами с канелюрами и капителью коринфского ордера, прямо после душа – с еще влажными волосами в белом банном халате на голое тело, чтобы отзавтракать в компании с ноутбуком. Прислуга не повела и глазом.

Тем не менее, стоит поближе сойтись с островитянином, проявить неподдельный интерес к его личности, выказать понимание достоинств и знание окружающих его реалий, как он приоткроется. Как устрица во время отлива. И можно разглядеть своеобычную личность. Один из афоризмов гласит: «Британец в опасности – лев, польщённый – ягненок». Впрочем, не стоит обольщаться: душа британца всё равно останется для нас потёмками.

Владимир МИХЕЕВ
Лондон – Москва