Правительство Гренландии переименовано в «Наалаккерсуисут»
Впрочем, в последний год об этом ледяном безмолвии, ставшем приютом для 58 тысяч человек, вспоминали часто. Вернемся в 21 июня, которое стало красной датой календаря для эскимосов-инуитов и всех переселенцев в эти суровые края. В этот день чудо-остров обрел ключевые признаки будущего суверенитета (см. «Еще автономнее…» – №6(34), 2009), надорвав пуповину, связывающую его с 1721 года с датским королевством.
Таковы последствия проведенного 25 ноября прошлого года референдума, в ходе которого три четверти жителей этой остающейся формально заморской территорией Дании подали свой голос за широкую автономию. Напомним, что в итоге гренландцы получили право оприходовать доходы от разработки и добычи полезных ископаемых и выстраивать отношения с другими государствами. В общем и целом, им переданы административные полномочия в 32 сферах жизнедеятельности (см. «Гренландия готова к одиночному свободному плаванию» – №12(28), 2008).
Торжественную церемонию 21 июня почтили посланцы 17 государств, с интересом наблюдавших, как датская королева Маргрете Вторая (ее предшественница Маргрете Первая царствовала в раннем средневековье), облаченная в традиционный эскимосский костюм (включавший шорты из тюленьего меха) передавала документ о самоуправлении председателю местного законодательного собрания. Как заметил корреспондент «Нью-Йорк таймс», права автономии для гренландцев, которые «могут ощущать себя второсортными гражданами Дании», укрепляют «чувство национальной гордости, о существовании которого местные даже и не подозревали».
Петер Ловстром, 28-летний сотрудник художественного музея в административном центре острова городе Нууке, утверждает вполне логично, что никаких дурных мыслей и недобрых чувств в отношении Дании как метрополии никто из островитян не испытывает. Причиной тому и корректная политика, проводившаяся Копенгагеном, и интенсивные торгово-финансовые связи, и субсидии, и повсеместные смешанные браки. «Мы все ладим. Мы должны ладить, – говорить Ловстром. – Единственное, что изменилось – я теперь ощущаю себя чуть больше гренландцем».
Белой завистью исходил на торжествах Марианн Балто, вице-председатель парламента народности сами, проживающих в норвежской Лапландии, признавшийся, что «они (гренландцы) ушли намного дальше, чем мы… но их успех внушает нам, сами, надежду». Мысли о счастливо обретенной независимости посещали, должно быть, и президента Исландии Олафура Рагнара Гримсона, вспомнившего о том, как в 1944 его остров выскользнул из-под датского владычества и обрел полноценный суверенитет.
Бравурная тональность угадывалась и в голосе харизматичного премьер-министра Гренландии Куупика Клейста: «Новые отношения будут построены на равенстве». Он сравнивал прежний формат отношений с ситуацией, когда в семье жена верховодит, а муж затюкан донельзя. «Отныне, – радуется Клейст, – у мужа появилось столько же прав, сколько у жены».
Доля правды в том есть: отныне гренландцы, с точки зрения международного права, превратились в самостоятельную нацию. Официальным языком признан не датский, а один из диалектов инуитского – «калааллисут». И потому правительство Гренландии стали именовать «Наалаккерсуисут».
Кто будет спорить, что эти милые родовые признаки взрослой жизни будут тешить самолюбие шести десятков тысяч островитян. И служить занятной темой для разговоров долгими темными вечерами, когда будут исчерпаны другие сюжеты. Такие как хроническая безработица, бытовой алкоголизм, семейное рукоприкладство и, возможно, функционирование светофоров, которых на острове целых два – они украшают центральную улицу Нуука.
Владимир МИХЕЕВ