Предательский туман

Рождество и Новый год – самые хорошие, самые светлые, добрые праздники. Их так приятно, так вольготно отмечать, где бы, в какой европейской стране ты не оказался.

Ведь ты ждешь от них чего-то необычного. Ненадолго вырываешься из наезженной жизненной колеи. Знаешь, что под Рождество и Новый год очень часто происходят удивительные вещи.

И еще – можно позволить преподнести себе любой, самый дорогостоящий подарок. Потому что перегородки между сном, реальностью и мечтой делаются совсем прозрачными. Они истончаются. А порой и вовсе исчезают.

… В то нежное мондорфское утро Ксения долго валялась в постели. Притащила в нее чай, кекс, шоколад, конфеты и упивалась бездельем. Ура! Наконец-то можно было себя побаловать. Никто ее не ждал. На работу можно было не идти. Удовольствие ничего не отравляло.

В постели было так тепло, уютно, беззаботно. К черту диеты, зарядки и тренажеры. Побоку самоедство, назидания и самоограничения. Надо научиться себя баловать. Недаром великие говаривали: «как же тебя будут любить другие, если ты сама себя не любишь».

В воздухе витало что-то эдакое. Непонятное. Непередаваемое. То ли он струился как-то иначе. То ли блики, бегающие по стене, складывались в какой-то слишком уж гипнотический узор. А может, все дело было в доносящейся откуда-то издалека тихой, чарующей, кружевной музыке.

Казалось, вот-вот, еще чуть-чуть, и что-то произойдет. Неважно что – смешное, величественное или трепетное. И жажду, которая иссушала ее весь этот год, наконец-то, удастся утолить.

В ожидании несбывшегося она подбежала к широченному двустворчатому окну во двор и выглянула наружу. За пеленой тумана ничего не было видно. Ни домов, ни деревьев, ни лужайки, которая наверняка должна была быть внизу.

Туман казался таким плотным, тяжелым, обволакивающим, что его хотелось отодвинуть, оттолкнуть и сторону или просто подергать за бороду. Чтобы снова проступил кусочек голубого неба и заиграли другие краски – яркие, насыщенные, шаловливые.

«Туман-туман, – игриво заговорила она с ним, слегка пританцовывая, – что ты мне припас? Что приготовил? Чем наградишь? Чем приветишь?»

«А что тебе хочется, девица-красавица? – услышала она в ответ. – Злата аль серебра? Или, может, каменьев самоцветных, чулочек ажурных да гребешков перламутровых? Пожалуйста, выбирай. Смотри, сколько я всего для тебя припас».

Но Ксения его уже не слушала. Она столько раз останавливалась у парадной витрины с брюликами, что ассортимент и цены знала не хуже продавцов. Чего просить у судьбы она готова была указать с закрытыми глазами.

«Хочу те, в уголочке, – запричитала она в голос. – На подушечке. С ободками. С ягодками разноцветными. Только чтобы в футляре. С гарантией. Честь-по-чести. Как раз под новое платье. Пойдут мне, зашибись».

Не успела Ксения пробормотать скороговоркой эти слова, как брюлики мягко легли ей на вытянутую ладошку. Опешив, она автоматически надела их и подошла к зеркалу.

Из стекла на нее смотрела абсолютно обалдевшая мордашка с округлившимися глазами, в которых страх, надежда, радость и недоумение мгновенно сменяли друг друга. Однако охвативший ее было столбняк продолжался очень недолго.

«Какая же я дура, – вскричала Ксения. – Не нужны мне никакие брюлики. Хочу диадему в волосы. Белого золота и платины с огромными камнями на кучу карат. Как в Алмазном фонде. Только лучше. И чтоб ни малейшего изъяна. Чтобы…»

Не успела она договорить, как диадема засияла у нее на лбу. Действительно божественная. Обворожительная. Сногсшибательная. Какую только в мультиках и увидишь. Не веря своему счастью, Ксения стащила ее с головы и тщательно ощупала, завитушку за завитушкой.

Глаза у нее горели. Грудь вздымалась и опадала. Дыхание сделалось прерывистым. «Туман-туман, – запела она, – подари мне суженного. Чтобы молод был и пригож. Смел и отважен. Не знал робости и устали. И ничего ему не нужно было бы объяснять».

Только выговорила, как ей на плечи легли теплые родные руки, оторвали ее от зеркала и повлекли за собой. Мягкие влажные властные губы прижались к ее губам. Голова у нее закружилась, и она послушно упала в его объятия. Жаркие. Ненасытные. Желанные. Как ей этого и хотелось. Всегда-всегда. И душными летними бессонными нескончаемыми ночами. И стоя у плиты. И прозябая за убогим столиком с телефонами и компьютером в никому не нужной конторе. И на вечеринках с подругами, вечно добывающими себе откуда-то непонятных узкогрудых субъектов неопределенного пола.

Ее переполняли восторг. Радость. Упоение. Внутри все кипело. Дрожало. Вибрировало. Как если бы она вдруг превратилась в главный орган Домского собора, на котором кто-то неземной вздумал исполнять, истово и виртуозно, никогда не слышанные ею доселе партитуры. «А-а-а! О-о-о! Ы-ы-ы! – вырывались из нее гудящие трубные нечленораздельные звуки, заполняя все вокруг. – Еще-еще-еще! Д-а-а…»

Больше не существовало ни обсыпавшейся штукатурки. Ни подтеков на основательно потрескавшихся стенах. Засаленных скатертей. Убогих, давно не стираных занавесок. Колченогих стульев. Пожелтевшего от времени основательно обколотого сервиза, перешедшего к ней по наследству от матери.

Перестали иметь значение все другие несбывшиеся мечты. О спортивных трофеях. Прыжках с парашютом. Выигранных турнирах, конкурсах и дипломах с отличием. Мало-мальски приличных туалетах и великосветских приемах, на которых ими можно было блеснуть.

Все исчезло, растаяло, растворилось в испытываемом ею наслаждении, поднимающем и бросающем ее на обжигающий безлюдный песчаный берег и вновь утаскивающем в манящую мерцающую пучину. Все остальное сделалось совершенно ненужным. Невзрачным. Второстепенным. Лишилось смысла. Разбилось на тысячи острых искрящихся осколков.

Было только это – огонь, полыхающий в груди, барабанный стук сердца и дикие толчки, которыми кровь устремлялась туда, где пылающая лава обрушивалась в бушующие воды океана, с победным гулом поднимая в небесные чертоги неопадающий столб раскаленного пара. Душного, Томительного. Злорадно беспечного. И завораживающего.

Когда Ксения очнулась ото сна, никого рядом не было. Но и в том, что она только что была не одна, никаких сомнений не было. Разбросанная повсюду одежда, смятые простыни, отлетевшие ножки кровати и до безобразия продавленный матрац говорили сами за себя.

«Негодяй! Обманщик! Предатель! – накинулась Ксения на равнодушно взирающий на нее туман. – Отдай мне его. Верни. Мне ничего больше не надо. Только чтобы он был со мной. Близко. Рядом. Всегда. Возьми все, что у меня есть. Возьми небо и звезды. Леса и реки. Родных и близких. Только пусть мы снова будем вместе. Возьми меня».

«Хорошо, – ответил Туман. – Мне нравится твоя одержимость. Не все решились бы на такое. Ты мне подходишь. Я сделал тебе подарок. Ты приняла его. И я приму твой подарок. Иди ко мне. Не бойся. Не пожалеешь».

Не колеблясь, Ксения сделала шаг вперед, потом второй… и исчезла, растворилась в тумане. Как многие до нее и тысячи, кого эта участь еще только поджидает.

Пережить испытание Рождеством и Новым годом, и потом обратно вернуться к обычной жизни – увольте. Такое и Гераклу не под силу. Хотя в предвкушении несбывшегося мы вновь и вновь упорно ломаем тонкую перегородку между сном, реальностью и мечтой.

© Н.И. ТНЭЛМ

№12(82), 2013