Как опасно и пагубно воровать

Клошары, бомжи, бродяги. Альтернативная культура. Другой образ жизни. Когда-то европейской литературе и кинематографу они были интересны. Властители дум пытались в них разобраться. Стремились понять, что есть Человек. Что у него в душе. Вывести какие-то универсальные законы жизни. Правила.

Сейчас их интересует по большей части совсем другое. Совсем не то. Мейнстрим. Быстрый успех. Высокобюджетность. Колоссальные тиражи. Штабеля поклонниц и поклонников. Чтобы захватывало и не отпускало. Чтобы на грани. Чтобы вот-вот. Скорость. Страсть. Мускулы. Драки. Стрельба. Погони. Смерть. И воскрешение.

А душа, законы, правила – это так, для меньшинства. Для интеллектуалов, которые погоды не делают, – изгоев, клошаров, бомжей, бродяг от жизни и от искусства. Им надо – пускай они и копаются в душах, выискивают нетленные ценности.

Приближался Новый год. И Рождество. Или сначала Рождество, а потом Новый год. Бэзилу было безразлично. Повсюду зажгли праздничные лампочки. Расставили и разукрасили елки. Нарисовали тысячи смеющихся рожиц. Выставили всё на распродажу. Кроме, естественно, самого нужного.

А у него, как и на протяжении всего года, ничего не было. Ну, абсолютно ничего. Ни крыши над головой. Ни припасенного батона докторской колбасы на закусь. Ни медяков в кармане. Ни даже самого насущного – штофа водки и честной компании.

Он уныло брел по улице, кутаясь в драное полупальто на лисьем меху и соображая, где бы чего раздобыть, чтобы сколотить ватагу и устроить настоящий праздник, он же пиршество. Ничего дельного, однако, в голову не приходило. Попрошайничать бесполезно. Все стали жадными. Черствыми. Бездушными. Разодеты черти как. Денег куры не клюют. А никто ничего не подает.

Стащить что-то тоже проблема. Всюду охранник на охраннике. Даже в самом занюханном магазинчике. И откуда они берутся в таком количестве. Можно подумать, земля тутошняя только одних охранников и рожает. И видеокамеры на каждом шагу, на каждом углу понаставили. И шлагбаумы – ни зайти, ни выйти. Попробуй только, что стянуть, тебя моментально вычислят, догонят и так накостыляют, что мало не покажется.

Бэзил монотонно придавался этим тяжким размышлениям, когда вдруг на углу широкого хорошо освещенного проспекта, утопающего в огне рекламы и иллюминации, и тихого мрачного темного переулка увидел трех краль. Роскошно одетые женщины так увлеклись разговором, что бросили увесистые сумки с новогодними покупками себе под ноги, не обращая на них никакого внимания.

Ура, – захолонуло сердце у Бэзила. – Вот она настоящая удача. Сама в руки идет. Такой возможностью грех не воспользоваться.

Не спеша, походкой эдакого денди, Бэзил прошел мимо навзрыд хохочущей троицы, быстро оценивая ситуацию. Сумки были слишком громоздкими. Уволочь их так, чтобы не привлечь к себе внимания, было практически невозможно. Зато сверху каждой из них лежали совершенно одинаковые фирменные кошельки. Только один красный. Другой зеленый. Третий перламутровый. Бэзил сделал второй заход и такой же индифферентной расхлябанной походкой проследовал в переулок. Все три кошелька грелись у него за пазухой.

Желание сразу же их раскрыть и посмотреть, что там внутри, было неудержимым. Но ему все же удалось себя перебороть. Только тогда, когда он ушел подальше от так и не случившейся погони и спрятался в заранее облюбованной им котельной, Бэзил вытащил их и стал бережно разглядывать.

Щурясь от удовольствия в пляшущих отблесках огня и с нетерпеньем, сглатывая слюну, он раскрыл красный кошелек. Ах, как было бы здорово, чтобы кошелек был набит крупными ассигнациями, да хотя бы и мелкими, – вертелось у него в мозгу. – Уж он бы своего не упустил. Собрал бы народ. Накупил всего-всего. И устроил бы пир на весь мир.

Чтобы они такое устроили, ему додумать не удалось. В раскрытом виде кошелек начал стремительно расти. Он сделался величиной с давешние сумки. Затем раздулся с добротный чемодан на колесиках. Но на этом его трансформации не закончились. Как только он превратился в старинный безразмерный сундук, из него, потягиваясь и кряхтя, выбрался здоровенный детина. Украшенный перекошенной заспанной физиономией, не предвещающей ничего хорошего.

Детина пренебрежительно посмотрел на Бэзила. Нагнулся над сундуком. Достал из него увесистую дубину, обитую дорогой овечьей кожей. И начал ею охаживать бедолагу.

Он бил его долго. Профессионально. Со знанием дела. Очень-очень больно. Но так, чтобы не оставалось никаких следов – видимо проходил стажировку у российской милиции до ее переименования. По лицу. По бокам. Спине. Печени. По всему. Что подвернется. При этом сквозь зубы приговаривая: «Извини, старик. Ничего личного. Работа, понимаешь, такая».

Детина гонял его по котельной как таракана по комнате. Сбивал с ног. Ставил на ноги. Снова сбивал. И лупцевал. Лупцевал. Лупцевал.

Неизвестно, как долго продолжалась бы экзекуция, если бы у детины не вышло время. Он по-деловому посмотрел на ручные часы. Сплюнул. И полез обратно в сундук. Тот сразу же начал съеживаться и через мгновение перед Бэзилом, как ни в чем не бывало, лежал, сияя новизной, всё тот же красный кошелек.

На то чтобы прийти в себя, однако, Бэзилу потребовалось не так много времени. «Это по первому разу со мной только поиграли, – понял он. – В следующий раз будет покруче. Ну да, двум смертям не бывать, а одной не миновать». С этими словами он открыл зеленый кошелек.

Когда он увидел, как тот начинает раздуваться в размерах, Бэзил решил для себя, что больше так спешить не станет. Однако было уже поздно. Только на этот раз кошелек превратился в одноместную армейскую палатку. Из нее вышел не детинушка, а настоящий накачанный бугай. Дубины в его руках не было. Тем не мене, от этого он смотрелся еще страшнее. «Может, еще успею, – сообразил Бэзил, – и ринулся к выходу из котельной». Но куда там.

Бугай легко перехватил его у дверей. Сорвал нехитрую одежонку. Развернул. Поставил раком и… Дальнейшее вы легко себе можете представить, даже если напрочь лишены воображения. Чай, не вчера родились – смотрите отечественный кинематограф. Бэзил вскоре захлебнулся от собственных воплей. Из его рта вырывалось лишь надрывное слюняво беспомощное мычание.

Когда надругательство прекратилось, он еще долго валялся на грязном полу, пытаясь собраться с мыслями. Это было несправедливо. Нечестно. Невозможно. Этого вообще не должно было произойти. За что. Почему это случилось именно с ним.

Он оделся. Укутался в свое нехитрое полупальто на лисьем меху, которое теперь выглядело еще более драным. Выбрался наружу. Сходил к общественной колонке попить свежей питьевой воды. Отыскал в палисаднике нетронутый пятачок снега. Тщательно растер им лицо. Поколебался немного. Но всё же вернулся обратно в котельную. Как-никак, его ждал перламутровый кошелек.

С ним получилось проще всего. Как только Бэзил его открыл, оттуда выскользнула какая-то мерзкая тварь, какая, он даже не успел заметить – наверняка, гадюка или даже гремучая змея – цапнула его, и он лишился чувств.

Очнулся Бэзил уже, по-видимому, на том свете. Ангелы наспех придали ему опрятный вид и сказали: «Сейчас предстанешь пред светлые очи. Не оплошай!»

– Всепрощающий, – возопил Бэзил. – Требую пересмотра дела. Так нечестно. Несправедливо. Незаслуженно. Не за что. Где же пророческое «азмь воздастся». Пожалей меня. Сделай иначе. Дай другой шанс.

– Как скажешь, – ответствовали ему. – Кто, Бэзил даже не разглядел.

Тут же он вновь оказался посреди широкого хорошо освещенного проспекта. На углу беззаботно трепались три недурно одетые женщины. Бэзил ловко выхватил свою добычу и уединился в котельной. «Ну как, что-то теперь получу под высоким покровительством», – прикинул он, поспешно раскрывая красный кошелек. Всепрощающий не обманул его ожиданий.

Все вокруг преобразилось как по мановению волшебной палочки. В самом центре гигантского мегаполиса вырос импозантный небоскреб. Он теперь принадлежал ему. Из его офиса, оборудованного под пентхаус, открывался неподражаемый вид. Так, что дух захватывало. Весь город был у его ног.

Сидя в глубоком, нежно обхватывающем его дорогущем кресле, забросив ноги на исполинских размеров прозрачный письменный столик и раскуривая лучшую во всей вселенной гаванскую сигару, Бэзил раскрыл перламутровый кошелек. Теперь он был еще и сенатором. У него было всё, что только душа пожелает. Положение в обществе. Несметное состояние. Акции. Недвижимость. Картинные галереи. Конюшни. Аэропорты.

«Вот это я понимаю. Совсем другое дело», – сказал он. И раскрыл зеленый кошелек. Тут же офис заполнился праздничной толпой. На нем оказался черный свадебный смокинг. Перед ним стол высший церковный иерарх с посохом в руках и что-то у него спрашивал. Рядом с ним красовалось какое-то воздушное создание в белом подвенечном платье.

«Горько, горько, горько», – начала скандировать толпа. Он обернулся к суженой и… узрел самодовольную ухмылку накачанного бугая. «Вот мы с тобой и свиделись, – насмешливо процедил он Бэзилу. – Видать, тебе понравилось». Бэзил ни секунды не раздумывал. Он бросился к ближайшему настежь открытому окну и сиганул наружу.

– Ну как, – участливо спросил Всепрощающий, – лучше было?

– Это нечестно. Несправедливо. Незаслуженно, – завопил Бэзил. – В нарушение всех правил. Обещаний. Уговоров.

– А, – устало, с печалью в голосе бросил Всепрощающий, – давай еще попробуем.

Бэзил вновь стоял посреди широкого хорошо освещенного проспекта. На углу о чем-то умильно ворковали, забыв об окружающем, три высокие женщины. У ног их в беспорядке валялись объемистые сумки с новогодними покупками.

Конец. Он же – бесконечное продолжение следует.

© Н.И. ТНЭЛМ

№1(51), 2011