Рейган просил Тэтчер не добивать аргентинцев
Хрестоматийный образ «сладкой парочки» в лице бывшего президента США Рональда Рейгана и британского экс-премьер-министра Маргарет Тэтчер подвергся корректировке после того, как были рассекречены по прошествии обязательного 30-летнего моратория на разглашение архивные документы, относящиеся к событиям весны 1982 года. В ту пору разразился вооруженный конфликт между Британией и Аргентиной за Фолклендские острова, называемые южными латиноамериканцами Мальвинскими.
Военные действия начали аргентинцы, захватив эту заморскую территорию силой. Они обосновали свой поступок тем, что эпоха колониальных владений, мол, закончилась, и Лондон должен смириться с этим. Мальвинам, рассуждали в Буэнос-Айресе, самой судьбой предначертано вернуться в лоно исторической родины, и потому нужно всего-то помочь провидению свершить этот акт высшей справедливости.
Но президент Леопольдо Гальтьери, тогдашний «сильный человек» Аргентины, полагавший, что возвратом Мальвин он обретет себе бессмертие в учебниках истории и памяти соотечественников, просчитался. В Лондоне тогда правили консерваторы, причем высшей пробы, во главе с лидером, который с полным основанием заслужил у собственной прессы прозвище «железная леди» (см. «Маргарет Тэтчер: новые штрихи к портрету»). Тэтчер восприняла вторжение и захват аргентинским спецназом Порта-Стэнли, административного центра Фольклендов, как вызов всему, на чем столетиями зиждилась Британская империя, даже если к этому моменту она перестала существовать.
Мне довелось спустя месяц после этой блиц-войны в Южной Атлантике беседовать с одним заезжим англичанином, вызнавая о настроениях общественности у него дома. С некоторым удивлением для себя, сохранявшего еще много иллюзий, выяснил, что нация почти единодушно поддержала отправку военно-морской армады для отвоевания Фольклендов. Логика моего собеседника напрочь исключала какие-либо исторические экстраполяции и ссылки на «проклятое колониальное прошлое». Он был категоричен, этот англичанин: «Что наше, то наше» («What is ours is ours»).
Нет нужды пересказывать канву событий. К концу весны военная удача окончательно покинула аргентинцев. Финал был предрешен. И тут, это случилось 31 мая, за две недели до капитуляции Аргентины, Рейган позвонил Тэтчер. По лондонскому времени это было за полчаса до полуночи. Ключевая фраза в этом телефонном разговоре прозвучала так: «Поскольку Соединенное Королевство взяло верх в военном плане, то наступил момент, когда нужно договариваться». Главное, о чем пёкся президент США, так это о том, цитирую меморандум, составленный на основе архивных данных, чтобы «избежать полного унижения Аргентины».
Еще ранее, как свидетельствуют документы из Национального архива Британии, по дипломатическим каналам до Тэтчер было доведено рационализаторское предложение: на время переговоров «о суверенитете» Фольклендов (читай – о принадлежности островов) на спорную территорию вводится контингент международных миротворцев, американских и бразильских. Но «железная леди» была непреклонна. Ее ответ гласил: у славной виктории над агрессором «нет альтернативы», его надо дожать.
В меморандуме, приводимом «Файнэншл таймс», разъясняются мотивы упорства нынешней баронессы Тэтчер: «Она потеряла ценные боевые корабли и бесценные человеческие жизни британских военнослужащих. Она был уверена, что президент (Рейган. – Прим. авт.) поступил бы аналогичным образом, если бы под угрозой оказалась, например, Аляска».
Не исключено, что Тэтчер держала зло на Рейгана, если довериться не подтвержденным ничем слухам, что на первом этапе конфликта Соединенные Штаты весьма неохотно и с большим опозданием заявили о безусловной поддержке своего ближайшего союзника. Между тем США были обязаны солидаризироваться с Британией хоты бы в соответствии с Североатлантическим договором, то есть в рамках обязательств НАТО.
Проходила опять же непроверенная информация, что якобы Гальтьери заранее прозондировал почву в Вашингтоне и будто бы получил заверения, что если захват Мальвин пройдет быстро и безболезненно, то США постараются легитимировать эту «новую реальность» своим нейтральным отношением и безучастием. В конечном счете, это может рассматриваться как последний раунд борьбы между Британской империей и Соединенными Штатами, которая велась до Второй мировой войны и во многом стала ее причиной.
Но вернемся к фольклендскому сюжету. Чуть ранее, до телефонного звонка Рейгана, его госсекретарь Александр Хейг направил своему британскому коллеге, главе Форин офиса Фрэнсису Пиму телеграмму (датирована 25 мая), в которой содержится объяснение, почему Вашингтон был обеспокоен безоговорочной победой Лондона в войне. Аргентина в этом случае могла оказаться слабым звеном в коалиции западных стран и в отчаянии переметнуться в другой лагерь, ведь на дворе была «холодная война».
Цитируем остававшееся 30 лет под покровом тайны послание Хейга: «Мы быстро приближаемся к моменту, когда Соединенное Королевство будет обладать абсолютным военным превосходством, что предопределит скорую победу. И в это момент, в чем даже аргентинцы сами себе не признаются, у них может возникнуть желание прибегнуть к помощи Кубы или Советов в последней надежде избежать полного унижения». Более того, говорилось в письме Хейга, если Леопольдо Гальтьери дрогнет, закачается, поскользнется, то его могут скинуть, а власть попадет в руки тех, кто «куда более враждебен в отношении основополагающих интересов Запада».
Этим страхам Вашингтона, столь типичным для эпохи «холодной войны», не суждено было материализоваться. 14 июня британцы отвоевали Порт-Стэнли. Гальтьери подал в отставку. Все вернулось в статус-кво. Британия до сих пор сохраняет полный контроль над Фолклендскими (Мальвинскими) островами. Аргентина до сих пор питает надежды на их возвращение.
Владимир МИХЕЕВ