Рига: впечатления через годы
Во встречах со старыми знакомыми, которых давно потерял из виду, всегда есть тревожная нотка – никогда не знаешь, что увидишь после долгого перерыва. Каков сейчас этот человек, которого когда-то знал? Изменился ли до неузнаваемости? Да и жив ли вообще?
То же происходит с местами, где когда-то бывал. В памяти сохранился образ, может быть, неправильный. А что покажет встреча с новой реальностью?
В Риге я бывал в далеком советском детстве, еще совсем юным школьником. Меня однажды туда возила летом бабушка, а потом пару раз мама. Точнее, не в Ригу, а на Взморье – в Юрмалу. Я помнил обжигающее мелкое море, мелкий, как мука, песок, гул сосен над головой, кровожадных комаров. Я помнил, что именно там увидел фильмы про Фантомаса – сильнейшее впечатление детства! Помнил железнодорожный мост через Даугаву, по которому двигалась электричка из Риги в Юрмалу, высоченные своды крытого рынка, где мне покупали сладкую репку, и громадный зал Домского собора, где я впервые услышал органную музыку. Сам город оставался в памяти серым пятном.
Еще я помнил, как выспрашивал маму, почему местные женщины бывают так неприветливы с нами – мы ведь им ничего плохого не делали? Но при этом я помнил, что хозяйка, у которой бабушка сняла на месяц терраску, разрешала ей рвать в огороде ревень. Бабушка давала мне его грызть просто так или делала из него потрясающий кисель. Вкус до сих пор на языке!
С тех пор в Риге я никогда не был. Попал туда только сейчас. Город я не узнал, как будто открывал заново. Сердце екнуло, только когда проезжал мимо железнодорожного моста через Даугаву и когда увидел на Взморье бесконечную даль золотистого пляжа и ровные ряды микроскопических волн на сереньком мелководье. Детские воспоминания остались в том же отсеке мозга, где и были, а впечатления от нового открытия латвийской столицы легли в другое место. Я уже, конечно, знал, почему тогда латвийские женщины смотрели косо на москвичей, но все эти годы не очень следил за событиями в оказавшейся такой далекой Латвии. Отделилась от СССР, продолжала говорить по-русски, но имела неграждан, вступила в НАТО и ЕС, а последние годы билась в тисках особо жесткого кризиса.
Я не разбирался и не разбираюсь в тонкостях латвийской политики, экономики и социальной жизни – это надо делать профессионально. Поэтому поделюсь только чисто человеческими ощущениями от Риги, тем, что рассказывали рижане – как латыши, так и этнические русские. Проверять их слова не было возможности, да и иногда более ценными оказываются просто ощущения, чем дотошный анализ: разные жанры.
…Рига сегодня похожа на большинство восточноевропейских городов, перешедших два десятилетия назад из-под руки Москвы под западную опеку. Вылизанный, свежевыкрашенный центр старой части города изящно и со вкусом подчеркивает старину и балтийскую печать исторической архитектуры. Тянутся в небо шпили соборов, пытаясь зацепить низкие облачка. Шпили создают узнаваемый силуэт латвийской столицы. Получается оригинальное сочетание элементов германского и русского зодчества, помноженного на латвийскую чистоплотность и аккуратность: массивно, добротно, на века. Старые дома вспомнили свою историю, которую немолодые гиды рассказывают на разных языках стайкам туристов.
Гулять по старым рижским улицам очень приятно, как в Варшаве, Братиславе или Любляне, плюс к этому все говорят по-русски, и не надо совершать усилия, чтобы разобрать псевдоанглийскую речь местных жителей, как это приходится делать в других восточноевропейских краях.
Метаморфоза в отношении к русскому языку удивительна. На обращение по-русски никто не морщится, не отворачивается, все стремятся ответить, кто как может: молодые с трудностями, но стараются, люди постарше – бойко и часто без акцента. Кстати, большинство русских рижан столь же лихо шпарят по-латышски, часто переходя с латышами на какой-то забавный смешанный язык, иногда даже между собой обмениваясь латышскими фразами. Для рижан вне зависимости от национальности ясно: на русском говорит большинство клиентов, это – ключ к успешной работе. Возможно, в большой рижской политике языковой и этнический фактор все еще остается важным элементом строительства национальной государственности, основанной на противопоставлении недавнему прошлому. Но на бытовом уровне, как кажется, люди от этого отмахнулись. Даже президент Латвии Андрис Берзиньш на днях призвал сограждан учить русский язык, пригрозив, что без его знания трудно рассчитывать на хорошую должность, в том числе в госсекторе. «Я считаю, – сказал он в интервью газете «Диена», – что латышский, английский, немецкий, русский языки должны быть обязательными предметами, с обязательной проверкой уровня знаний».
Прошлое Риги видно на каждом шагу. Районы массовой жилой застройки – как везде в Восточной Европе, отличаются, если можно так выразиться, стилями соответствующих периодов: довоенные, послевоенные, 1960-70-е годы… Многое похоже на жилые районы российских городов. Но Латвия отмечает это однообразие оригинальной чертой. Во-первых, чисто, даже без гастарбайтеров. Во-вторых, видны усилия по сохранению прежнего облика зданий и целых кварталов, что служит залогом того, что не будет безвозвратно утрачен оригинальный лик, создававшийся поколениями. Есть и другие примеры. У многих вызывает улыбку сохранение красного гранитного памятника латышским стрелкам напротив их бывшего музея, переделанного в музей оккупации (советской). Конечно, забавно с точки зрения политической конъюнктуры. Но все же правильно сделали власти, что не тронули старый монумент, свидетель былой эпохи. Пройдет время, забудутся латышские стрелки, сотрется острота момента, но кусок оригинальной истории будет сохранен.
Дорога из аэропорта идет через, мягко говоря, небогатую часть города. Кое-где там разбросаны перемигивающиеся огнями модерновые торговые центры и автозаправки, но вдоль улиц тянутся старые, часто даже деревянные дома. Их состояние далеко от идеального. Объясняют: собственник не имеет право менять в облике что-либо, при ремонте необходимо сохранять все архитектурные элементы, даже цвет. Удовольствие это дорогое, и поэтому дома сейчас стоят, как стоят. Состоятельных инвесторов мало. Зато остается шанс однажды в будущем, когда дела пойдут получше, увидеть эти районы в былой красе, а не аляповатый новодел, как во многих районах сегодняшней Москвы. Кстати, такой подход дал отличные результаты в Юрмале, где приезжим показывают множество бережно отреставрированных старых вилл и виллочек, принадлежащих зачастую российским знаменитостям: «Это дом такого-то, это дом такой-то»…
Следы былого процветания Риги, некогда крупнейшего индустриального центра еще Российской империи, видны и в другом. Рижане на ходу показывают, где был собран первый в России автомобиль, где зажгли первый в России газовый фонарь, где выпускали разные знаменитые в советские времена изделия… На месте, где было передовое предприятие, работавшее на космическую отрасль, теперь стоит торговый центр, который, правда, носит название закрытого завода. Зато там, где у старых зданий остался хозяин, картина выглядит красиво: образцы промышленной архитектуры XIX века бережно отреставрированы, вписаны в окружающий урбанистический ландшафт и буквально обрели новую жизнь. Но по первоначальному назначению мало что из старых объектов используется, да и в целом промышленного производства и сельского хозяйства в современной Латвии, по сути, нет. Соответственно, нет и работы для многих категорий людей, сохраняющих высокую квалификацию.
Безработица высока, превышает 15% самодеятельного населения. В ЕС по этому показателю Латвия делит с Португалией третье место с конца, пропустив вперед только Испанию и Грецию. Неудивительно, что живут люди, скорее, бедно. Официальная средняя зарплата превышает 400 латов (умножить на два, чтобы очень округленно получить доллары), четверть этой суммы идет на ЖКХ. Но если верить рижским собеседникам, то реально обычная зарплата в стране – латов 200.
Рижане валят все на прежние власти, которые с конца 1990-х годов вели переговоры о вступлении Латвии в Европейский Союз. Мол, они были недостаточно настойчивы и согласились принести в жертву целые куски национальной экономики. Жертвами пали рыболовство и молочное животноводство, сахарная промышленность и многое другое. Не берусь судить, насколько это правда, хотя нереальными такие жалобы не выглядят. В аграрном секторе и рыболовстве у «двадцати семи» действуют жесткие квоты и ограничения, а крупнейший европейский производитель сахара из свеклы – Германия – не особо поощряет появление конкурентов.
Приведу лишь несколько незначительных, чисто бытовых историй. Спрашиваю у латвийского русского, сохранившего множество родственников в России, которых ежегодно посещает, что он везет от них домой в подарок. «Сладости», – отвечает и перечисляет широкий спектр товаров от конфет до сгущенки. В ответ на мое удивление и ссылки на рижское изобилие на прилавках, объясняет, что, мол, очень дорого это стало. Я его вспомнил позже, когда расплачивался за купленные домой вкуснейшие шоколадные изделия латвийского производства.
Собираясь в Ригу, я мечтал полакомиться, во-первых, молочными продуктами, о непревзойденном качестве которых через десятилетия сохранилась память, и, во-вторых, местной рыбкой. Разочарованию не было предела. Оказалась, с местным молоком в Латвии покончено. Ввозят порошок откуда-то из Скандинавии, а готовую продукцию импортируют у литовских и эстонских соседей. Все вкусно, но не местное. Собеседники в Риге утверждали, будто недавно появились некие бизнесмены из Москвы, которые завели молочные стада, чтобы наладить выпуск молочной продукции на экспорт в Россию. Не знаю, права ли народная молва… С рыбой дело обстоит еще грустнее. Повели меня обедать в рядовой рижский ресторанчик. Меню – толщиной с «Войну и мир», в руки взять страшно. Спрашиваю, какая есть местная рыба, выловленная тут, в Балтике? «Сожалею, – отвечает официант, – есть тунец из Средиземного моря, лосось из Норвегии»… Мне объяснили, что в Латвии из местного остались только экспортные шпроты и немного салаки: мол, до вступления в ЕС было 800 рыболовецких хозяйств, а лицензии на вылов Брюссель оставил только трем. Не проверял. Но латвийская рыба не попадалась. А еще недалеко от Риги я видел следы пришедшего в запустение рыболовецкого хозяйства. Все время вспоминаю выражение «опрятная бедность», которым описывал один человек совершенно другую ситуацию.
…Глухой звук одиноких шагов отскакивает от стен домов в старой Риге, вязнет в утреннем тумане и в отполированной брусчатке. Утро. Время потеряло ориентиры. Улицы пустынны, еще никто не спешит на работу или за свежим хлебом. Жители попрятались по домам накануне, когда спустилась ночь, и пока не вылезли наружу. Город романтичен и готов поддаться на любые фантазии. Скоро он оживет, заполнится гулом, чтобы опустеть с сумерками. Города живут ритмом своих жителей, но имеют еще и свое дыхание. Дыхание Риги не прерывается уже многие века.
Валерий ВАСИЛЬЕВСКИЙ
Рига – Москва