Хунгарикум, или все цвета Будапешта
Исходной точкой в приобщении к духу и имиджу «жемчужины Дуная», как справедливо именуют венгерскую столицу, может служить самая высотная реперная точка — гора Геллерт. Если в вашем распоряжении всего один день, как это было в моем случае, советую: не поленитесь вскарабкаться на 140 метров по ухоженным парковым тропинкам, чтобы на каждом ярусе охватывать взглядом излучину величавой реки, отмечая, как меняется по мере восхождения восприятие самой застроенной части города, Пешта.
На вершине Геллерта вольно-невольно проникаешься очарованием открыточного вида. Можно сравнить данную в зрительное ощущение реальность с давностью — на стене Цитадели висит копия старинного офорта 1850 года издания, где уже изображен Мост Сечени, более известный как Цепной мост, соединяющий две исторических части города, Буду и Пешт.
Это выдающееся для своего времени сооружение спроектировано англичанином Уильямом Кларком и возведено инженером, шотландцем Адамом Кларком (никаких родственных связей, просто однофамильцы). Подвесной мост представлял собой увеличенную версию прежнего творения У. Кларка, перекинутого через Темзу у города Марло в графстве Бакингемшир. За почтенный возраст венгры в обиходе называют мост «Старая дама», точно так же, как именуют парижане свою Эйфелеву башню, да и относятся к ней не менее сентиментально.
Нельзя отказать себе в удовольствии повторить популярные россказни: мол, сторожащим «Старую даму» каменным львам якобы беспамятный и рассеянный скульптор Янош Маршалко забыл вложить языки в рот (на самом деле их просто не разглядеть). Уязвленный обидными слухами ваятель с горя кинулся топиться в Дунай, успев крикнуть местному гаврошу, повторившему этот навет: «Пусть у твоей жены будет такой же язык, как у моих львов!»
Перед подъемом на высоту никак не пройти мимо фигуры в зеленой патине на фоне колоннады над водопадом. Это венецианский монах Геллерт, ставший епископом и папским посланником, которому поручили вместе с благочестивым королем Иштваном (Стефаном) I Святым совершить таинство крещения целого народа. Миссия была исполнена, но неблагодарные язычники запихнули подвижника в бочку, утыканную гвоздями острием вовнутрь, и скатили с горы, которую впоследствии нарекли в его честь прочувствовавшиеся христиане. Не исключено, что в сговоре с идолопоклонниками была всяческая болотная нечисть, поскольку место это считалось «ведьминой горой», где в вальпургиеву ночь ликовали деструктивные силы.
Не случайно рядом с монументом Свободе в виде женщины, держащей над головой пальмовую ветвь, что символизировало изначально освобождение от фашистского господства, изображен мифический персонаж, устраивающий мордобой малосимпатичным пресмыкающимся, олицетворяющим силы зла. И тут возникает эффект дежа вю. Где-то уже видел такую композицию… Ба, какие сомнения, да ведь это почти точная копия памятника былинному богатырю Лачплесису, герою латышского эпоса в сквере у станции Майори, что в Юрмале… Кто не готов принять мою ассоциативную сцепку, пусть сравнит эти скульптурные группы во всех ракурсах и найдет десять отличий.
Схожие параллели с зарубежными аналогами напрашиваются при разглядывании здания парламента в стиле неоготики, вытянувшегося вдоль Дуная. Считается самым крупным в Европе после Вестминстерского дворца в Лондоне (268 м в длину, до 188 м в ширину, 96 м до вершины купола, почти 700 помещений, 10 внутренних дворов). Мой новый знакомый, венгр, человек созерцательного и ироничного ума, бросил реплику: «Парламент у нас гигантский, будто это мы были империей». Не знаю, существовали ли по типу польского гонора мадьярские имперские амбиции и чем они питались, но факт непреложный — этот архитектурный шедевр создавался явно по заказу правителей, понимавших: вертикаль власти должна внушать трепет.
Мало что изменилось: и сегодня сидельцы с мандатами в этом пафосном (в хорошем смысле) заведении внушают трепет выдавшим им кредит доверия избирателям. Трепет либо благоговения, либо негодования, либо изумления. Возьмем незатейливый пример: в июле прошлого года парламентарии ввели налог на… нездоровый образ жизни, обложив данью продукты, содержащие с избытком «белых врагов» - соль и сахар, чтобы сделать менее доступными всякого рода чипсы, суповые концентраты и энергетические напитки — обычный рацион беспечных студентов. Аплодисменты в студию!
Космополитичность Пешта как проявление широты мышления видна повсюду. И в благодарственной табличке двум Кларкам, соединившим берега первым постоянным мостом через Дунай. И в оригинальном памятнике кланяющемуся публике Шекспиру у подножья отеля «Марриотт» на набережной Дунакорзо, где в сумерках оркестры наигрывают популярные шлягеры всех эпох и народов, а благодарные пары, чаще всего пожилые, исполняют вальсы, танго, фокстроты, румбу и самбу. А также в изваянии Рональда Рейгана — в полный нечеловеческий рост, чтобы он походил на изображения на фресках египетских фараонов, обязательно превосходивших размерами своих подданных. Моя знакомая француженка Орели Колье, сама деликатность, не сочла все же неуместным поздороваться с голливудским шерифом, сумевшим столь убедительно сыграть роль президента США.
Подметил: горожане удивительно гармонично соседствуют с памятниками, коих здесь превеликое множество. И если позеленевшие от времени библейские и имперские персонажи воспринимаются как само собой разумеющееся, даже если ты не способен их идентифицировать, то стиль модерн подчас заставляет напрячь и скрутить в узел извилины. Вот, скажите на милость, что символизирует эта выставленная на набережной вдоль самой кромки мужская и женская обувка? Их владельцы пошли купаться?!
Самое время вглядеться в лица столичных жителей, даже если на них парадные и праздничные улыбки как символ радушия и гостеприимства. О венгерском характере сказано немало: венгры, они-де чересчур эмоциональные, как их зажигательный танец чардаш; они-де чересчур меланхоличные, коль скоро лидируют среди европейских народов по количеству часов, проводимых в день перед телевизором; они-де чересчур пессимистичные, удрученные чувством одиночества, что дает статистику самоубийств и т.д. Все эти выводы чересчур нарочитые.
При всей сочности красок венгерской жизни, для того, чтобы разобраться в характере нации, замешанной из многих этносов (в 896 году семь мадьярских племен под предводительством хана Арпада пришли от берегов Волги (!) и обосновались на землях в долине Дуная), нужно различать оттенки серого. А заодно расшифровывать скрытое послание цветов национального флага — красного, белого, зеленого.
Для этого вернемся в Цитадель, что на самой вершине горы Геллерт, где когда-то стояли бастионы, возведенные Габсбургами, чтобы держать под прицелом пушек мятежных венгров. Там можно набрести на вроде бы традиционный музей с восковыми фигурами в стиле Мадам Тюссо. Музей расположился в бункере глубокого залегания, использованном в последние годы войны как штаб немецко-фашистскими захватчиками и их венгерскими союзниками, когда у власти оказался лидер «Скрещенных стрел» Ференц Салаши, который в отличие от контр-адмирала Миклоша Хорти отличался довольно-таки людоедскими наклонностями.
На стенах — плакаты, на которых сверхчеловеки в виде белокурых бестий клянутся другу дружке остановить чуму большевизма; фотографии разрушенных зданий и бойцов с красной звездочкой на шапке-ушанке, штурмующих город; портреты военачальников, советских и нацистских, тех и других — почти поровну. На первый взгляд, соблюдена ретроактивная политкорректность, если оценивать сдержанность созданных композиций: допрос красноармейца не содержит даже намека на пытки, а дуэт немецкого и венгерского солдата у штабного стола с пишущей машинкой и черным телефоном статичен до ощущения пресноты в горле.
Баланс вроде бы выдержан. Если не вчитываться в подписи. То сообщается, что ватные штаны красноармейца на снимке позаимствованы у бойца подразделения СС, то приводятся слова местного жителя: у него якобы советский солдат отрезал руку, потому что захотел смародёрствовать часы…
К чести венгров, практически единодушно решивших променять распавшийся Советский Союз на расширявшийся Европейский Союз, они не стали демонтировать ни памятник Свободе после бурных дебатов под призывы о мести, ни обелиск советским воинам, сражавшимся против фашистов, который содержится в образцово-показательном состоянии. Да, реабилитирован Миклош Хорти, считавшийся в советской историографии диктатором в коричневых тонах (что признается теперь упрощенным, если не сказать идеологизированным приговором этой колоритной и неоднозначной личности). Да, горькая оскомина осталась после подавления по наводке посла СССР в ВНР Юрия Андропова восстания 1956 года, когда агентов секретной полиции, в основном евреев, борцы за свободу вешали прямо на уличных столбах. Но ведь были и светлые моменты, когда дешевые нефть и газ, поступавшие из СССР, конвертировались, по данным ЦРУ, в скрытую субсидию в размере 2 миллиардов долларов в год для страны в 8 миллионов человек, что обеспечивало завидный по прежним меркам уровень жизни и веру в завтрашний день.
История подобна обоюдоострому мечу. Режет в обе стороны. Отношения между Венгрией и Россией (СССР) в прошлом веке были, мягко выражаясь, турбулентными. Отсюда и долгое эхо нарочитого отторжения немилого для венгров прошлого, приобретающее порой язвительно-фарсовые форматы на футболках. Они выставлены на обозрение и продажу в неисчислимых количествах на самой популярной улице без движения, улице Ваци.
В контексте поверхностного и антуражного открытия Будапешта не стоит углубляться в тему, более пристойную для интеллектуальных дискурсов. Ограничимся сказанным и показанным. Единственное, что сделаю напоследок, так это смягчу впечатление от сведения венграми счетов с историей, часто приобретающего антирусский и антироссийский оттенок, курьезной деталью. Наших людей здесь ждут. Иначе бы не зазывали вывесками на языке родных осин. Тем более что «мягкая сила» Венгрии скрыта, помимо прочего, в ее гастрономической полифонии. Среди восточноевропейских наций, пусть не обидятся соседи венгров, именно на земле древней Паннонии мастерство кулинаров превратилось в искусство.
Пройдитесь по улице Ваци, загляните, подавив смущение, в тарелки к столующимся, придирчиво изучите меню, как это делает господин на снимке, и подивитесь. А затем, не мешкая, закажите себе «девственное жаркое» — из молочного поросёнка, фаршированного рубленым свиным окороком без жира. Или ростбиф «по рецепту князя Эстерхази» с майонезно-горчичным соусом. Или шницель, фаршированный мозгами, или телячий паприкаш. Местные повара с особым чувством будут готовы процитировать вам строчки из оперетты Кальмана «Марица»: «Коли мясо, так свинина, коли сало — острый шпиг». На самом деле выбор почти безграничен. Отдайте должное рыбным блюдам. Это может быть фогаш, судак из Балатона, или уха халасле, или крабовый пёркёльт. Или…
Уверен, вы всегда сможете найти блюдо по вкусу. Но не забывайтесь, оставьте место для десерта. Тончайшие блинчики по-гунделевски, нашпигованные орехами. «Ретеш», венгерская версия австрийского штруделя. Пирожное «Эстерхази». Шомлойская галушка. И, наконец, феерическое сочетание нескольких видов мороженого, бисквита, шоколада, цукатов, взбитых сливок, приправленное ликером (можно и виски), что подается в бокале гигантских размеров, чтобы растянуть удовольствие как можно дольше… Испытано на себе. Райское наслаждение.
Много потеряете, если не загляните в винную карту. Помимо хрестоматийного токайского, стоит воздать должное вину из местности Бадачонь, где виноград произрастает на вулканической почве, что придает ему неповторимый вкусовой букет. Попробуйте, к примеру, «Кекньелю», что переводится как синий стебелек. Впрочем, не бойтесь экспериментировать.
После вкушения кулинарных изысков и даров лозы снова устремитесь к культурному наследию, представленному, в частности, напоминаниями в виде бронзовых и керамических табличек. В этом доме, где сейчас расположился, нависнув над ним, пятизвездочный отель «Президент», упокоился Ференц Лист. Обратите внимание на главную деталь круглого барельефа — на передний план вынесены длинные пальцы музыканта, считавшего, что если он три дня не подходил к инструменту, ему, уникальному виртуозу, надо учиться заново. А вот и улица имени Имре Кальмана…
Смеркает… Начинается приятная подготовка к вечерним светским раутам и зрелищным хэппэнингам. Театралы прихорашиваются. Не исключено, что их путь лежит сегодня в Оперный театр на проспекте Андраши. В 1872 году, когда два соседствующих через реку городских поселения, Буда и Пешт слились в единое целое, два музыкальных гения, Ференц Лист и Ференц Эркель предложили построить храм искусств. Так возник еще один архитектурный шедевр, напоминающий своего венского собрата, но более пышный, согласитесь, по своему фасадному убранству.
Напоследок, пока не сгустились сумерки, стоит бросить еще один взгляд на панораму с Цепным мостом. Подобно другой величественной европейской реке, которую в былинные годы пересекли кочевые правенгры, Дунай «при тихой погоде… свободно и плавно несет сквозь леса и горы полные воды свои». Ощутите эту «плавность». Неспешность воды, даже в стремнине. Что не обязательно течет в такт ритмам большого города.
Гуляш и паприка, токайское и ликер «Уникум».… Зеленый горошек и сладкая кукуруза в экспортном исполнении… Автобус «Икарус» как символ комфорта на колесах из далеких 1970-х… Шандор Петефи из школьной программы по литературе. Ференц Лист, Имре Кальман и чардаш… Эрнё Рубик и его головоломный кубик… И всё это суть пропитанный колоритом четвертого по сложности изучения языка и огнедышащими специями, малопонятный, но зазывный, искрометный и многоцветный венгерский мир — «хунгарикум».
Владимир МИХЕЕВ
Фото автора