Премьер в велосипедном шлеме
Штрихи к портрету несостоявшегося «радикального реформатора»
«У него был плохой старт в жизни: он родился в хорошей семье». Эта хитрая ирония Джозефа Хеллера из его пронзительно неореалистичного и одновременно абсурдистского романа «Уловка-22» не в полной мере подходит Дэвиду Камерону. Да, первые три года он прожил в одних из самых престижных районов Лондона – Кенсингтоне и Челси. Да, в доме был достаток, и не приходилось думать, что намазать на хлеб за завтраком. Но не всё, что окружало Дэвида, соответствовало английскому выражению, символизирующему беспечное довольство – «кексы и эль» (‘cakes and ale').
Дэвид был третьим ребенком в семье с четырьмя детьми. Иен, его отец, был рожден с деформированной ногой, ее впоследствии пришлось ампутировать. Вдобавок отец ослеп на один глаз. Однако он никогда не считал себя инвалидом и не жаловался на судьбу. В характере у матери было не меньше металла: будучи судьей, она однажды засудила собственную сестру Суомпи, фанатично преданную своим экологическим убеждениям, когда та незаконно протестовала против прокладки автомобильной трассы.
В возрасте семи лет Дэвид пошел в эксклюзивную подготовительную школу в Хизердауне, гордившуюся тем, что среди ее учеников были принцы Эдвард и Эндрю. Затем прославленная школа в Итоне, предварительная кузница политической и деловой элиты Британии. В этот период жизни Дэвид не отличался особыми академическими успехами и «засветился» в школьной газете только один раз: когда во время коллективной поездки в Рим танцевал до упада под волынку и растянул себе сухожилие.
Любопытный штрих: до того, как поступить в Оксфорд, попробовал себя «в деле» – сперва был помощником депутата парламента от консерваторов Тима Рэтбоуна, затем три года работал на морскую транспортную фирму в Гонконге, откуда, получив расчет, вернулся домой поездом – через весь Советский Союз и всю Европу. Как говорили в XIX веке русские дворяне, отправлявшие со двора своих отпрысков в дальние страны, ничто так не просвещает молодежь, как путешествия.
В Оксфорде будущий премьер поспевал всюду. Его персональный учитель, тьютор, профессор Вернон Богданор, называл его «самым способным» из своих учеников, который уже тогда придерживался «умеренных и разумных консервативных взглядов». Дэвид был капитаном сборной своего колледжа по теннису, но и входил в гастрономический «клуб Буллингдон», известный невоздержанным отношением к спиртному и дурным поведением своих членов. Камерон предпочитает об этом не распространяться.
Став дипломированным специалистом, постигшим первоосновы философии, экономики и политологии, Дэвид Камерон недолго колебался: не пойти ли ему по журналистской стезе или окунуться в банковскую сферу. В конечном счете, он выбрал работу по объявлению – аналитиком в департаменте исследований Консервативной партии Великобритании.
С этой первой строчкой в его трудовой книжке связан показательный эпизод. Накануне собеседования при приеме на работу, которое состоялось в июне 1988 года, некто из Букингемского дворца позвонил в головной офис партии и сказал следующее: «Я знаю, что вы будете беседовать с Дэвидом Камероном. Я перепробовал все доводы, чтобы отговорить его идти в политику, но у меня ничего не вышло. Я звоню, чтобы сказать вам: вы повстречаете действительно замечательного молодого человека».
Сам Камерон отрицает, что ему было заранее известно об этом телефонном звонке. Но его записные оппоненты всякий раз напоминают об этом эпизоде как о лишнем свидетельстве того, что путь наверх Дэвида Камерона был изначально выстлан красной ковровой дорожкой.
Как аналитик, Камерон, если верить британской прессе, показал себе самобытным и трудолюбивым. Свои бумаги он готовил для тогдашнего теневого министра внутренних дел Дэвида Дэвиса, который в свою очередь составлял «домашние заготовки» для премьер-министра Джона Мейджора, когда тот выступал в палате общин на т.н. «часе вопросов–ответов». Работая в этой команде, Дэвид познакомился со своим нынешним канцлером казначейства Джорджем Осборном. Здесь Дэвид зарекомендовал себя с лучшей стороны, недаром Джон Мейджор отозвался о нем лестно: «исключительно способный и умный молодой человек». И похвалил его «хладнокровие и способность не терять голову в стрессовые моменты».
Всякий, имеющий возможность и желание смотреть новостные блоки «Би-би-си уорлд», может регулярно наблюдать молниеносную вербальную реакцию Дэвида Камерона, при полном самообладании, во время пикировок с оппозицией в палате общин. Полемического опыта он набрался, поднаторев в пиаре в телекомпании «Карлтон», входящей в систему ITV. Вскоре он возглавил отдел внешних коммуникаций и превратился, по сути, в пресс-секретаря своего босса, Майкла Грина, который высоко отзывался о своем помощнике: из таких, по его словам, и выходят «члены совета директоров». В интервью газете «Индепендент» Грин охарактеризовал подающего надежды юношу хвалебной идиомой: «Он хорош, воистину хорош».
Не менее хвалебные отзывы, как уже говорилось, звучат в адрес Дэвида Камерона за умение быть внимательным мужем и отцом. Верится, и вот почему. В 2001 году он женился на Саманте, дочери сэра Реджинальда Шеффилда, чье детство прошло в папином имении размером в 300 акров. Сейчас Саманта – негласная первая леди королевства – значится креативным директором фирмы «Смитсон'с», торгующей эксклюзивными канцелярскими товарами, да не где-нибудь, а на Бонд-стрит (в числе клиентов, чему удивляться, значатся Кейт Мосс и Наоми Кэмпбелл).
Именно Саманте приписывается заслуга в том, что она превратила типичного «тори-мальчика» в более раскованного и мыслящего земными категориями политика. На заметку психоаналитикам: Саманта носит татуировку на лодыжке, училась в школе искусств в Бристоле, где ее научил играть в бильярд местный король рэпа по прозвищу Трикки. Будет непростительным упущением недооценить положительное влияние супруги на формирование и мировоззрений, и манер Дэвида, и тот, судя по всему, это понимает и следует заповедям добропорядочного семьянина.
Не менее важен трагический эпизод в их семейной жизни, который не мог не оставить неизгладимый след на сознательном и подсознательном уровне. Их первенец, которого назвали Иван, родился с многочисленными врожденными пороками. Он нуждался в постоянном врачебном уходе. Медицина оказалась бессильна, и в феврале 2009 года мальчик умер. По свидетельству близких к семье Камеронов, этот страшный опыт, когда врачи и родители делали все, чтобы выходить младенца, но в итоге проиграли, и это сражение за жизнь многое изменило в характере Дэвида Камерона. Сейчас у него трое детей, и, несмотря на запредельную занятость премьера, никто не может упрекнуть его в том, что он плохой папа.
И все же мнения окружающих людей о Дэвиде диаметрально противоположны. Да, друзья отзываются о нем как о хорошем семьянине, как о компанейском парне, который любит устраивать вечеринки в своем доме в графстве Оксфордшир и при этом отказывается говорить о политике. Другие же, из тех, что наблюдали его восхождение к вершине власти, напротив, по-прежнему называют Дэвида «скользким» и «безжалостно амбициозным», подразумевая, что ради карьеры он многое принес в жертву.
Если его шеф в телекомпании «Карлтон» Майкл Грин пел его дифирамбы, то Иен Кинг, один из редакторов газеты «Сан» (забудем на минуту о ее бульварной сущности), называл его в ту пору «отравленной штучкой, скользким типом». А журналист из консервативной «Дейли телеграф» Джефф Рандал в свое заметке, датированной 2005 годом, писал, что он не доверил бы Камерону даже «карманные деньги своей дочери».
Сделаем одно обобщающее отступление. Британское общество насквозь пропитано чувством историзма. Это естественное, на мой взгляд, последствие, во-первых, того, что у страны богатейшая и динамичная история, агрессивно перелопачивавшая судьбы миллионов людей, отчего «память рода» до сих пор всегда помещает каждого островитянина в общий цивилизационный контекст. А во-вторых, это последствие традиций свободомыслия, восходящие к Великой хартии вольностей, и обостренное чувство собственного достоинства, порождающее жизненную позицию всегда слегка отстраненного скептика.
В итоге, как говорится, на выходе, получаем общество критически мыслящих людей, находящихся на другом полюсе от подверженных имперскому конформизму американцев. А значит, в Британии политик должен быть готов к тому, что он сумеет в лучшем случае завоевать симпатии, нередко с оговорками, только одной части избирателей, и никогда не сможет превратиться в универсального национального лидера восточного типа со всеми признаками обожаемого всеми и обладающего непререкаемым авторитетом вождя в стиле «отца нации». Дэвид Камерон, похоже, это давно осознал, к тому же всякий раз во время словесной перепалки в парламенте ему напоминают, что оппоненты и конкуренты дышат ему в лицо и затылок.
Привычно проводить параллели и с Тони Блэром. Когда его приметили «делатели королей», старожилы в партии тори, тяжеловесы, политики с именем и авторитетом, решающие, кто будет лицом партии и будущим лидером, когда они в 2005 году сделали ставку на тщательно выбритом пареньке с дипломами Итона и Оксфорда, умеющем говорить не по бумажке (что стало его фирменным стилем), то Дэвид Камерон провозгласил себя «наследником Блэра».
Схожего немало. Лидер лейбористов был самым молодым премьер-министром, но Камерон достиг сиятельных вершин, будучи его на полгода моложе. Оба считались модернистами и выставляли напоказ крепость семейных уз. Блэр въехал в резиденцию премьеров на Даунинг-стрит 10, демонстрируя свой чехол от гитары. Камерон красуется своим велосипедным шлемом… Дальше появляются различия, даже если не считать то, что Блэр воевал в Сербии и Ираке, а Камерон только в Ливии.
Уже то, что на премьерство Камерона выпал глобальный финансовый кризис, высветивший прежде невидимые изъяны британской экономической модели, и системный сбой во взаимоотношениях с Евросоюзом, показывает, что им выпали разные роли. Камерон вынужден выступать все чаще в роли кризисного управляющего. И для защиты своих родовых, можно сказать, фамильных, доставшихся от Тэтчер, привилегий в рамках ЕС становиться в позу обороняющегося, что означает дальнейшее охлаждение отношений с континентальной Европой. Попытавшись, придя к власти, занять прагматичную позицию с британским акцентом: быть лояльным членом ЕС, но всегда иметь «особое мнение», Камерон ныне становится все больше похож на свою предшественницу, упирая не на узы, а на «самость».
В свое время Камерон умело апеллировал к молодежной аудитории моложавым видом и постоянным подчеркиванием, что вместе с ним в большую политику придут желанные перемены. В этом угадывалась его схожесть, по внешним признакам, с Бараком Обамой: ставка на поколение пост-pepsi, пост-next, озабоченное грядущим климатическим коллапсом и находящееся в интимной близости с телекоммуникационными технологиями. Есть, правда, одна незадача: хотя Камерон и любит коммуницировать со своего Blackberry, но весьма прохладно относится и к Facebook, и к Twitter. Да еще объявился реальный соперник: не менее теле- и фотогеничный и языкастый лидер либеральных демократов Ник Клегг, молодой и энергичный, прекрасный семьянин, умница, да еще и еврофил.
Теоретически, Дэвид Камерон мог бы попробовать повторить трюк Тони Блэра с его тезисом о «третьем пути» для лейбористов, что означало, в сухом остатке, заимствование, проще – обворовывание идейных оппонентов, если их правота по отдельной теме импонирует электорату. Не вышло. Прежде Камерон хотел предстать как носитель некоей новой философии. В последнее время он говорит, что его пугают люди, «одержимые идеями», и что он видят себя в роли «практичного человека, прагматика».
На самом деле, и ранее за разговорами об осовременивании Британии и перефразом уже подистершегося тезиса «перемен – мы хотим перемен», можно было не усмотреть истинного Камерона, представляющего собой, как отмечают умудренные обозреватели, возврат к стародавней эпохе консервативной партии. Недаром Камерон ранее утверждал, что станет столь же «радикальным реформатором в социальной сфере, как Маргарет Тэтчер в области экономики». Этого не случилось, выношенная им прекраснодушная идея (см. «Большое общество» Дэвида Камерона: облако в штанах) зависла, ведь денег не хватает даже на залатывание дыр в бюджете, поскольку половина всех средств системы здравоохранения идет на обслуживание стареющего и болеющего населения…
В каком-то смысле Дэвида Камерону не повезло. Выпавший ему исторический отрезок времени относится не к тучным, а к тощим годам.
Камерон еще может измениться. Если обстоятельства позволят. Но сегодня он являет собой облегченную версию Тэтчер. Дэвид Камерон – это «Тэтчер лайт».
Владимир МИХЕЕВ