Работа над ошибками
Нынешний кризис вполне закономерно потребовал от всех европейских государств и в первую очередь – от Германии, переосмысления ситуации и перемены подхода с плоско пропагандистского – «ах, евро, ах европейская интеграция, ах оазис совместного процветания» – на более трезвый аналитический – «давайте приглядимся повнимательнее, что это мы такое наворотили».
И в самом деле, что? Никто не отрицает очевидного: единая валюта на первых порах принесла многим странам невиданное процветание и благосостояние. И нахваливавшие её введение политики были достаточно искренни – настолько, насколько вообще политик может быть искренним. Герхард Шрёдер обещал немцам «еще более счастливые времена». Жак Ширак вещал о «победе Европы». Хосе Мария Аснар восхвалял евро как «символ силы нашего сообщества». А тогдашний министр финансов Германии Ханс Айхель считал, что в едином валютном пространстве заложена некая «программа процветания».
И в самом деле, на время отошли в прошлое валютные бури, когда отъявленные спекулянты могли атаковать национальные валюты – когда успешно, когда не очень, но это уже другая история. Была подавлена высокая инфляция. В той же Греции с начала 80-х до середины 90-х годов прошлого века она составляла минимум 13%, доходя порой до 27%. После введения евро годовой рост потребительских цен в Элладе никогда не превышал 5%. Не обошла эта фаза процветания и Германию, хотя там она по конъюнктурным причинам запоздала на несколько лет.
Но по прошествии десяти лет вдруг выяснилось, что евро, по тонкому замечанию одного германского журналиста, оказался «валютой для хорошей погоды». А рост благосостояния греков, ирландцев, испанцев, португальцев и так далее обернулся в значительной степени заеданием будущего, за которое еще предстоит долго и тяжело расплачиваться. И здесь Германия, кто бы что ни говорил, опять-таки не останется в стороне. Чтобы это понять, достаточно взглянуть на то, каковы основные направления германского экспорта. Если схлопнутся проблемные европейские рынки, то и германским поставщикам тоже мало не покажется.
Теперь все больше становится тех, кому поспешность введения евро кажется очевидной. Но если оставить в стороне закономерный вопрос «а где же вы, такие умные, были раньше?», приходится согласиться с тем, что «евро-чудо» не состоялось: сплавить в одно целое столь разнородные экономики единой валюте не удалось. Так что же, европейцы возжелали слишком много «Европы» и главное – захотели получить её слишком быстро? Может быть, может быть…
Но все же, какие именно, по мнению немцев, были сделаны ошибки, без осознания которых положение спасти не удастся? Ведь в том, что спасать надо, в общем-то, сомнений ни у кого нет, поскольку «валютный развод» обойдется слишком дорого и, что главное, последствия его непредсказуемы. Поэтому спасать все же придется и, если даже и не любой, то уж точно весьма дорогой ценой.
Итак, об ошибках.
Политики, похоже, оказались в плену «евро-иллюзий», ими самими же активно распространявшихся. Когда саммиты пришлось собирать не для того, чтобы делить лавры и выгоды, а для того, чтобы решать, кому и сколько внести в общий котел для поправки положения, то оказалось, что к этому европейские лидеры явно не готовы. Ни институционально, ибо все необходимые органы создаются непосредственно «на марше», а загодя ничего сделано не было. Ни ментально, поскольку они не сумели настроиться на то, что кроме игры, в которой «выигрывают все стороны», возможна и другая. Такая, в которой есть и проигравшие, а значит надо вести речь о делах малоприятных вроде минимизации ущерба. Тут и выяснилось, что консенсус – это, конечно, здорово, это укоренившаяся европейская традиция, но механизм конструктивного решения конфликтов в ЕС отсутствует. Недаром немецкая пресса считает, что так, как сейчас, европейские нации не были разделены с самого 1957 года, когда был подписан Римский договор.
На что опирается европейское единство? Есть ли в Старом Свете общеевропейские газеты или общеевропейское телевидение? Ответ отрицательный. Ровно столько же есть там единой «европейской общественности», объединяющего всех «европейского языка» и общего «европейского дискурса».
В чудные времена всеобщего благоденствия это никому не мешало: ну нет – и нет. Зато есть много чего другого. Но в момент кризиса, когда запахло жареным, разразилась банальная свара в коммунальной квартире, с выяснением того, кто кому сколько и за что должен, кто где не гасит свет, и чья очередь убирать в сортире. Немцы ругают греков «за иждивенчество»; греки ругают немцев за «скаредность и высокомерие»; немцы ругают британцев за стремление получать побольше, давая поменьше; британцы ругают немцев за стремление подмять Единую Европу под себя и всех построить на прусский манер, и так далее по списку. И все вместе ругают Брюссель, который, по общему мнению, оказался не на высоте положения. Словом, скандал и в самом деле получился безобразный.
Едва ли стоит думать, что это все безобидно и со временем рассосется. Напротив, даже по благополучном миновании кризиса, до чего еще очень и очень далеко, может надолго остаться тяжелый осадок взаимного недовольства. И брюссельские декреты не помогут его искоренить.
Есть подозрение, что языковой барьер сыграл негативную роль еще в одном отношении. Общеевропейские органы оказались слишком зависимы от характера получаемой информации: сидевшие там эксперты полагались на данные, которые им по официальным каналам предоставляли национальные правительства тех же Греции или Португалии, и в Брюсселе попросту прозевали момент, когда ситуация приобрела необратимый характер. Для того чтобы составить собственное мнение, необходимо иметь должную подготовку, важнейшим элементом которой является знание соответствующего языка, будь то греческий, португальский, чешский или латышский. А основным рабочим языком в Брюсселе, как часто шутят сами чиновники, служит «бэд инглиш» – скверный английский. И в будущем мало что изменится.
Судя по всему, пренебрегли в Европе и старинным принципом – доверяй, но проверяй. А если это не так и все всё знали загодя – имеется в виду пугающе разраставшийся греческий долг, да и иные прочие тоже – то значит европейских и брюссельских лидеров можно обвинить в сознательном бездействии. Выбирайте то, что вам нравится больше. Или – меньше.
Еще один момент. Видимо, в Европе были уверены, что «большая четверка» – Германия, Франция, Италия и Испания, где сконцентрировано три четверти экономической мощи зоны евро – сможет решить любую возникшую в ней проблему. Кризис же показал нечто совсем иное: даже экономически малозначимая страна (Греция дает аж 2% валового внутреннего продукта зоны евро) может стать средоточием потрясений такой силы, что ой-ой-ой.
И это остро ставит еще одну проблему. В нынешней ситуации даже небольшое государство может сделать заложниками своих проблем ведущие державы ЕС. Ведь, как известно, если вы должны тысячу – это ваша проблема, а если миллион – то проблема вашего кредитора. Таким образом, несколько в ином свете выглядят все рассуждения о смещении баланса власти в Союзе. Оно конечно, слово немцев всегда было и ныне остается весьма весомым, но поглядите, какие пляски с бубном были устроены вокруг «маловлиятельной» Греции! А почему? Да потому, что не было отлаженной системы контроля за выполнением принятых на себя обязательств и наложения неизбежных санкций в случае нарушения этих обязательств. Если бы она была, то грекам уже давно насовали бы в штаны крапивы и до нынешнего тарарама дело просто не дошло. А Афины преспокойно брали деньги, не выполняя требуемого, поскольку были уверены, что им все сойдет с рук. Ведь никто же не тронул ни Германию, ни Францию, тоже бестрепетно нарушавших маастрихтские критерии.
Очень серьезная проблем состоит в том, что независимость Европейского центрального банка весьма по-разному понимается в Берлине и в странах «Средиземноморского клуба». Для Германии и её экономических единомышленников, вроде Нидерландов и Австрии, поддержание финансовой стабильности стало своего рода культом, или, если хотите, культурным фактором. Для немцев независимость Центробанка – единственная надежная гарантия того, что правительство не наделает долгов, с которыми потом не расплатишься.
Того же они ожидали и от партнеров, но во Франции, Италии или Греции подход другой: если нельзя, но очень хочется, значит можно. Вот такой, вежливо выражаясь, оппортунизм. Делаем вывод: пока Единая Европа существовала как зона свободной торговли или даже как единый внутренний рынок, в общих экономических ценностях она особо не нуждалась. Но для того, чтобы мог сформироваться и выжить подлинный валютный союз, все его участники должны исповедовать один и те же принципы и действовать соответственно. Иначе серьезных противоречий не избежать.
Можно не сомневаться, что сказалась и кадровая проблема: будь в зоне евро некая «единая элита», которая могла бы поставить общие интересы выше национальных, ментальные различия можно было бы преодолеть. Ан, нету её, такой элиты. А тот, кто делегирован национальным правительством, даже если он все время преувеличенно подчеркивает свою «общеевропейскость», все равно остается, прежде всего, французом, итальянцем или греком. Или немцем, которых, будь они даже президентом Бундесбанка Акселем Вебером или главным экономистом Европейского центрального банка Юргеном Штарком, на заседаниях Совета ЕЦБ легко одолевали числом. Отчего они и перестали сопротивляться тому, что «средиземноморцы» нарушали одно табу за другим.
Огромной проблемой оказалось несовпадение конъюнктурных циклов в странах евро. Предполагалось, что оно вскорости выровняется само собой, но не тут-то было. Получалось, что в одной части зоны евро спад и потеря рабочих мест, как в Германии в «нулевые» годы или в Южной Европе сейчас, а в другой – как несколько лет назад в Испании или Ирландии – ненужно высокая инфляция и надувание пузырей на рынке недвижимости. Но Европейский центральный банк устанавливает единую основную процентную ставку для всех, хотя для одних она слишком высока, а для других – слишком низка. Результат – смотри выше.
В единой, насквозь шенгенской Европе, как это ни парадоксально, для нормальной работы валютного союза оказалась недостаточной мобильность трудовых ресурсов. Да что там говорить о перетоке трудящихся из, скажем, объятой кризисом Греции в спокойную Австрию. В самой Германии, в столичном городе Берлине уровень безработицы составляет сейчас 13,2%, а в Верхней Баварии – 3,6%. И ресурсы что-то не очень мигрируют вслед за рабочими местами.
Но в других частях зоны евро дела обстоят значительно хуже. В 2010 году в испанской Андалузии безработных было 28%, то есть в 10 раз больше, чем в австрийском Тироле или нидерландской Зеландии. Но приток испанцев в Тироль почему-то не наблюдался.
Конечно, со временем мобильность повысится: жизнь заставит. Но ведь это когда еще будет. И политическими декретами ускорить решение этой проблемы не удастся.
Как не получится добиться толку, если каждое правительство стран зоны евро и дальше будет, рассуждая о «едином экономическом правительстве» или «фискальном союзе», понимать их так, что национальный и бюджетный суверенитет, конечно, будет ограничен, но для всех, кроме него.
Берлином сейчас, похоже, овладели непонятно на чем основанные химеры, будто удастся длительное время вмешиваться в итальянскую финансовую политику и при этом не испортить итальяно-германские отношения. А Николя Саркози, считает берлинская «Вельт», воодушевлен идеей об «экономическом правительстве» потому, что таким обходным путем хочет получить влияние на принятие в Берлине политических решений. Страны же вроде Португалии или Греции понимают «фискальный союз» как возможность плотно присосаться к налоговым поступлениям с севера Европы.
Конечно, разговоры о том, что «всем нам предстоит пережить десять тяжелых лет серьезной экономии», могут вселять надежду. Дескать, европейские лидеры и в самом деле готовы туго затянуть пояса и зашнуровать корсеты и теперь примутся экономить во имя общего дела каждый грош. Так ли это? А если даже и так, то надолго ли их хватит? На Германию, которая отстаивает этот подход, сейчас оказывается колоссальное давление*1.
Пока как-то трудно верится и в то, что оппозиция в странах евро будет настолько благоразумной, что не начнет подвергать эту политику жестокой – и небезосновательной! – критике. И обещать, что, придя к власти, все сделает по-другому, гораздо лучше.
Но на самом-то деле, если единую европейскую валюту все же решат отстаивать, то терпеть придется не десять лет, а много-много дольше.
Андрей ГОРЮХИН
*1 Битва на последнем рубеже?
Канцлеру германского правительства Ангеле Меркель сейчас не позавидуешь. Большинство стран зоны евро требует от неё, чтобы Европейский центральный банк получил указание без ограничений оказывать финансовую помощь странам-должникам. В ту же дуду дуют Британия и США, мотивируя это тем, что рынки-де надо успокоить.
«Пустяки» вроде того, что в европейских договорах такое прямое финансирование не прописано, сторонников этой меры не занимают. Они считают, что изменились рамочные условия, а потому можно изменить и правила. А что, удобно: таковы, дескать, требования момента.
Правда, глава берлинского правительства не одинока: её поддержали шеф Бундесбанка Йенс Вайдман, Федеральный конституционный суд и бундестаг.
Но в Париже и Брюсселе, похоже, не оставляют надежд изобрести что-нибудь эдакое, способное заставить неуступчивых немцев пойти на попятную. Если Берлин, в конце концов, сдастся, и ЕЦБ будет на полную мощь покупать долговые обязательства полуразорившихся стран, то на его независимости можно будет ставить крест. Дальше его будут нагибать по полной программе.
Но самое непонятное вот что. Пока никто не задается очевидным вопросом о том, что будет, если на те самые «рынки», которые так яростно хотят успокоить, столь чреватое многими опасностями решение не произведет нужного впечатления.
А каково придется самой Германии? В конце концов, даже её терпеливые граждане могут задаться вопросом, все ли благополучно в финансовой политике страны, которая готова неограниченно ручаться за всех и всяческих должников. К тому же непонятна надежда на «успокоение» рынков, поскольку уж кто-кто, а матерые спекулянты быстро распознают слабости такого «трансфертного союза» и не будут спешить тащить туда свои денежки. Не говоря уже о том, что дотациями и гарантиями из стран Северной Европы в южных государствах будут поддерживать тех политиков, которые не торопятся проводить необходимые реформы.
Нет, не зря новый глава ЕЦБ Марио Драги предупредил, что завоевание утраченного доверия – процесс длительный и кропотливый и потребует от стран-должников многих лет. Причем, поддержка поддержкой, но и сами они должны быть готовы к насущным преобразованиям. А без этого нечего и огород городить.