Страх города берет

image_pdfimage_print

Некоторые утверждают, что коррупция неискоренима. Что она была всегда. В разумных масштабах она, мол, даже неизбежна и необходима – помогает нормальной работе социального организма. Как в отсталых обществах, так и у нас в Европе. Только в XXI веке она, как раковая опухоль, уж очень разрослась и стала угрожать всему и вся. Не знаю. Меня подобные заморочки не убеждают. Ведь так много примеров феноменально успешной борьбы с этим якобы бессмертным злом. Не счесть.

Расскажу только об одном. Может, кому он покажется и примитивным, и не дотягивающим до высоких стандартов заката постмодернизма. А по мне – в самый раз. Пусть и простовато, даже слегка кровожадно, зато раз и навсегда. Да и что нам с этой раковой опухолью цацкаться. Под топор – и весь сказ.

Государство Нуивбей ничем от других околоевропейских стран не отличалось. Те же горы и равнины. Схожий климатический пояс, мягкий, и погода щадящая. Одинаковая история, слезами и кровью писанная. Наполненная провалами и восхождениями, величием и горестями сменяющих друг друга поколений. Единая культура, о безмерной, ни с чем несравнимой, безрассудной жестокости которой под влиянием писак всех мастей последнее время стало принято забывать.

Коррупция в ней, вестимо, как капитализм в ней строить удумали, пышным цветом расцвела – до того она то ли в подполье была, то ли как-то иначе называлась. Всюду проникла. Всех растлила. Все изгадила. Не жизнь, а сплошные откаты. И спрятаться от них некуда. Так всех достали, аж невмочь.

Только в других странах о борьбе с коррупцией разглагольствовать стали, да призывы издавать по выходным и праздничным дням. А здесь, раз решившись, сразу за дело принялись. Засучив рукава.

Всем чиновникам, всем менеджерам частных лавочек, всем избранникам народа, начиная с первого и второго лица, велели детектор лжи пройти. Прилюдно. Под объективами телекамер. Чтобы все видели. Чтобы на всю страну. И вот как все славно обставили.

Небольшой, но вместительный кабинет. Уютная мягкая мебель. Очаровательные элегантные женщины, задающие вопросы, всей своей внешностью и обращением вызывающие доверие. Приятное освещение, приглушенное, однако, позволяющее все видеть до малейших деталей.

Так что бросается в глаза, что у стены, прямо за «испытуемыми» устроились два собачки бойцовской породы – бульдог и доберман-пинчер, только очень маленькие, даже малюсенькие, почти игрушечные. Может, и впрямь муляжи для интерьера – не разобрать.

Анонсированный сценарий перфоманса – «подопытный» приходит. Садится за детектор лжи. Его обстоятельно представляют аудитории. Пока идут заставки, поясняющие жизненный путь «героя» – государева человека, или бизнесмена, или какого иного лидера, его подключают к установке. И поехали...

Очаровательные женщины мягко, но настойчиво задают ему вопросы. Сначала спрашивают о погоде, семье, вехах жизненного пути, любимых книгах и кинофильмах. Честно отвечает, стрелка и огоньки показывают: так. Пытается спрятать истину или не уверен – всем все сразу видно.

Потом начинается уже по серьезному. Спрашивают: давали ли вы взятки, сколько, кому, за что и при каких обстоятельствах.

Такой вот простенький сценарий. Только от ответов не уйти. Не спрятаться. Их не замотать. Правду не скрыть – не получится. Все о том, кому и сколько, узнают.

Симпатичный сценарий. Человеколюбивый. Только чего-то в нем явно не хватает. И понятно чего. Или о чем-то не договаривают…

Премьеру реалити-шоу небывалой достоверности, реалити-шоу в прямом эфире, естественно, заранее анонсировали. И не просто анонсировали, как вы прекрасно понимаете, а пропиарили на все сто. В заставках и рекламных роликах на телевидении. На растяжках и рекламных щитах. В газетах и журналах. В интервью c продюсерами, сценаристами и самими будущими «испытуемыми». Причем, как говорится, не скупясь. На широкую ногу.

В общем, в день и час «Ч» все взрослое население страны в ожидании и предвкушении действа замерло у своих и чужих телевизоров.

Первыми в уютный кабинет вошли три человека – ведущий политик, видный чиновник и один из лучших менеджеров, он же богатейший олигарх, одинаково истово ненавидимые (хотя и не рыжие) всеми, кто жил с ними бок о бок на этой земле последние пару десятилетий. Вошли уверенно. Импозантно. Без тени смущения. С чувством собственного достоинства.

Кинули жребий. Он выпал, понятно, на одного из них. Двое других похлопали его по плечу и вышли. На их лицах, что не ускользнуло ни от кого из зрителей, читалось явное облегчение. На лице оставшегося ничего не читалось. Ничего хорошего.

С то ли легкой, то ли кривой усмешкой он устроился у детектора лжи. И не нужно было академий оканчивать и много книжек читать по психологии, чтобы различить: за показной бравадой скрывается постепенно нарастающая паника. Хотя и тщательно, и умело скрываемая.

После заранее подготовленной заставки по мотивам биографии «страдальца» пошли абсолютно нейтральные вопросы и вопросики. Казалось бы, ничего серьезного. Так – финтифлюшки. Но уже здесь детектор предательски поставил под сомнение ряд ответов. «Супостату» бы отыграть назад и подправить, что не так. Да он, похоже, не совсем верно оценил ситуацию и не просчитал для себя, что может последовать.

Очаровашки, задававшие вопросы, переспросили – не злобно и не глумливо:

– Вы настаиваете на своем ответе? Может, подумаете? Добавите чего?

– Настаиваю, – не думая бросил «истязаемый».

– Как хотите, – мило улыбнулись статистки. – Тогда продолжаем.

Он хотел сострить, разрядить обстановку, пусть и через силу, как вдруг замер и насторожился. У него за спиной послышалось какое-то подозрительно шебуршанье. Слегка развернув кресло, он увидел двух «симпатичных» собачек. Они были малепусенькие. Игрушечные. Только смотрели на него как-то странно – очень-очень внимательно. И во взглядах их чувствовалось что-то инквизиторское.

Однако рассматривать собачек «бедолаге» не дали.

– Вы давали взятки? Вы брали взятки? – демонстрируя белизну зубов, проворковали милашки.

– Никогда! – с неподкупностью, уместной, скорее, при других обстоятельствах, взбрыкнул «дуралей», неожиданно для припавших к экрану вуаяристов пойдя зеленоватыми пятнами, особенно бледно смотрящимися на голубом экране.

Стрелка детектора уверенно ушла в красную зону.

Выводок стерв сразу оживился:

– Вы уверены?

– Уверен, – выдавил из себя «подопытный кролик», на лбу которого, к вящей радости телезрителей, отчетливо проступили капельки пота.

– Зачем спешить, может, подумаете? – как ни в чем не бывало, продолжили истязательницы.

– Мне нечего обдумывать! – взвизгнул «несчастный», голос которого, даже если бы не было детектора, выдавал его с головой.

И тут он вновь услышал шебуршанье где-то рядом с собой. С опаской скосив глаза, он увидел собачек. Это были они – маленькие пупсики. Телекамеры внимательно проследили за его взглядом. Только что-то в них странным образом изменилось.

«Они стали больше, – с ужасом понял «обвиняемый», – вот что». Но тут же себя поправил: «Чушь: этого просто не может быть». И сразу же в его мозгу пронеслась предательская мысль: «А если может… Я же, ведь, ясно вижу. Они стали больше. И лапы больше. И головы. И зубы… Если я только в своем уме. А я пока в своем. Хотя сколько продержусь, не уверен».

От психоанализа, похожего, скорее, на психомазохизм, его отвлекли молодухи. Всмотревшись в их намазюканные кукольные лица, он вдруг понял, что в них его особенно обескуражило: на них не только он, но и сонмы телезрителей без труда читали сострадание или, по крайней мере, намек на него.

– Так Вы утверждаете, что не давали и не брали взяток? – переспросила одна из них.

– А Вы не можете уточнить, у кого Вы не брали взяток? – вторила ей другая.

– Да, – подключилась третья, – и кому именно Вы их не давали?

– Никому! Ни от кого! – завопил «обвиняемый». – Я же ясно выразился!? Никому! Никому! Никому!

Он бы еще несколько раз выкрикнул свое «никому», если бы не метаморфоза с собачками. Скосив глаза, он отчетливо различил, как они увеличиваются в размерах. С каждым произнесенным им словом. С каждым выкриком. Лишь инквизиторское выражение глаз у них не меняется. Да оскал делается все свирепее. Исполняемая им песня про «никому» мгновенно оборвалась.

– И так, – возобновили допрос красотки после неизбежной рекламной паузы в честь бравых правоохранительных органов. – Вы утверждаете, что не давали и не получали взяток. Замечательно. Значит г-ну такому-то, назовем его имярек, Вы тоже не давали взяток? Ни десяти миллионов? Ни двух? Ни даже 500 тысяч?

– Я же сказал, что не давал…

– Никому?

– Никому!

– И имярек?

– И имярек…

«Мученику» не надо было скашивать глаза, чтобы видеть, как растут собачки. Как их грудь словно распирает. Лапы наливаются силой. Холки вздымаются. Клыки делаются длиннее и острее.

– Так, так, так, – беззлобно продолжили истязательницы. – Выходит, Вы и давали, и получали. А сколько, не припомните? Вот с таким-то или такой-то Вы поделились 30 миллионами. С таким-то 20. Не правда ли? Не припоминаете?

– Какое там не припоминаю, – некогда «уверенный в себе денди» походил теперь, скорее, на мокрую курицу, и каждое слово, как легко могла видеть миллионная аудитория телезрителей, давалось ему все с большим и большим трудом. – Не давал я ничего! И не брал. Не брал. Не брал. Не…

«Мерзавец» вновь запнулся, растерявшись, спинным мозгом почувствовав, как собачки наполняют собой комнату. Они сделались уже такими здоровенными, на глазах у смакующих происходящее обывателей, что вынуждены были отойти от стены. Они заполнили собой чуть ли не половину кабинета. Юпитеров теперь на них и камер было наведено, пожалуй, больше, чем на «главного героя». С их оскаленных морд на дорогое изысканное покрытие капала пена.

– Будем продолжать отпираться? – с некогда гламурными девицами тоже произошла метаморфоза. Они уже не казались милыми, смазливыми и домашними, а, скорее, походили на неприступных служительниц Фемиды в наиболее кондовом исполнении или вообще превратились в них. – Или все-таки начнем говорить правду? Так сколько Вы дали имярек? Когда? При каких обстоятельствах? За какие услуги? Что Вы получили взамен? А г-н Славутич дал Вам больше 50 миллионов? Меньше? Не помните? Скажите хотя бы приблизительно.

У «бедолаги» перед глазами все поплыло. Он понимал, что положение его безнадежно. Что надо во всем признаваться. И так, как задумано. Позорно. Прилюдно. До конца. Этого от него ждали и кукловоды, и плебс. Но сил перебороть себя не осталось. А, может, и никогда не было.

– Нет. Не знаю. Никого не знаю. Никому не давал. Ничего не брал…

– Ай-ай-ай. Так мы будем говорить правду? Будем признаваться?

– Нет, – истошно завопил он.

И тут разбухшие чуть ли не до потолка звероподобные бульдог и доберман набросились на него и разодрали. В клочья. Не спеша. Властно. Кроваво. Методично. Раскидав ошметки по всему кабинету пыток.

И народ сразу понял, что к чему…

На следующий день перед зданиями налоговых и всяких других органов выстроились очереди.

Все всё сдавали. Исключительно добровольно. Из патриотических чувств. Подгоняемые вдруг неожиданно проснувшейся совестью.

Чтобы не последовать за «образцовой жертвой». Чтобы не оказаться на ее месте.

Уже через сутки, ну, может быть, через несколько в стране с коррупцией было покончено. Полностью. Окончательно. И навсегда.

Вот так…

© Н.И. ТНЭЛМ

№10(59), 2011

№10(59), 2011