Это ласковое слово – «анбандлинг»

Глобализация, которая в начале 1990-х годов воспринималась ее идеологами как приятная прогулка, например, по Елисейским полям, теперь повернулась к ним как минимум боком. Конечно, постепенное снятие барьеров на пути товаров, капиталов и услуг послужило мощным стимулом для мировой экономики. Тем не менее, по ходу прогулки выяснилось, что Елисейские поля оказались улицей с двусторонним движением. Многие западные, в том числе европейские страны и их компании оказались отнюдь не в привычной им роли лидеров и законодателей мод, сил, определяющих правила игры с учетом собственных интересов. Оказалось, что и им приходится подчиняться правилам, которые они успели навязать другим.

Примеров проблем, бумерангом ударившим по ЕС, много в социальной, экономической и даже политической сфере. Европейцы слегка запаниковали, стали понимать необходимость и им адаптироваться к глобализации, искать нелегкие для себя новые решения. Это долгое рассуждение призвано объяснить, почему «двадцать семь» в последние месяцы начали уделять такое внимание теме своей энергетической безопасности.

Сейчас в центре разворачивающейся битвы оказалось явление, именуемое неблагозвучным англицизмом «анбандлинг», или, по-русски, разъединение активов. Правда, русский термин звучит благозвучнее, но от этого не становится менее туманным.

Речь идет о следующем. Европа вдруг ощутила себя уязвимой. Крупные компании из других стран, нагулявшие финансовый жирок на высоких ценах на энергоносители, стали посматривать, что бы им приобрести в богатом европейском «супермаркете», как использовать новые возможности. Это желание связано главным образом с тем обстоятельством, что поставщики энергоносителей, исправно снабжающие своих клиентов в Европейском Союзе, получают за сырье значительно меньше, чем те, кто доставляет его конечному потребителю. Например, цена за российский природный газ, проданный на границе ЕС и ставший собственностью местного покупателя, дорожает раза в два, пока домохозяйка где-нибудь в Германии чиркнет спичкой у плиты или это топливо не будет использовано итальянской электростанцией для выработки электроэнергии. Поэтому российский «Газпром» взял курс на продажу своего сырья конечному потребителю в ЕС. О каких объемах он ведет разговор? Например, в Великобритании 10% рынка называются целью компании. Это одна сторона дела.

Другая связана с тем, что природный газ доставляется клиентам преимущественно по трубам. Конечно, растет международный рынок сжиженного природного газа, который позволяет экспортировать топливо вне зависимости от трубы, но он, во-первых, пока составляет меньшую часть рынка, а, во-вторых, тоже требует сложной инфраструктуры, специальных заводов, целого флота судов-газовозов.

Итак, газ доставляется по трубопроводу. Представьте, где его добывают. Если речь идет об алжирском газе (Алжир – второй после России поставщик этого сырья в ЕС), то в пустыне. Если о норвежском или британском – то в Северном море. Если о российским – то и вовсе на Крайнем Севере, а в скором времени в еще более суровых и отдаленных районах. Значит, этот газ по газопроводу должен пройти тысячи километров, часто миновать моря, а в случае с Россией – и другие страны.

Теперь представьте, что с такой транзитной страной возникают проблемы или что эта страна не содержит свою часть трубопровода в должном техническом состоянии, и он превращается в решето. Не будем ворошить прошлое и показывать пальцем. Но в таких условиях у поставщика возникает стремление взять в свои руки доставку товара, чтобы обеспечить надежность снабжения клиентов. Что для этого надо? Правильно: взять под контроль трубопроводную структуру, хранилища, обойти максимальное количество транзитеров. Этим и занимается «Газпром» в последнее время, такова его бизнес-логика, ориентированная на обеспечение своих интересов и потребностей клиента, логика взаимной зависимости.

Это не понравилось в Брюсселе: хотя и взаимная, но все же зависимость. Поэтому в ЕС некоторые силы (но не все) решили такой зависимости избежать. Поставлена задача диверсифицировать источники энергии, прежде всего, природного газа, поскольку он привязан к инфраструктуре. Одновременно проникновение российской стороны на европейский рынок конечной продукции объявляется (не всеми) угрожающим национальным интересам.

Собственно, в стремлении к диверсификации ничего страшного нет, оно абсолютно нормально. Спрос на природный газ в ЕС будет стремительно расти, и Россия с «Газпромом» не смогут его покрыть – места на рынке хватит всем. Другое дело, что альтернативных источников у Европы не очень много, а собственные запасы, норвежские и особенно британские, постепенно иссякают. Если бы Брюссель оставался в рамках чисто экономической логики, проблем бы с Россией не возникло. Но тут вмешиваются политика и идеология, которые диктуют иные действия.

Первые официальные контуры они приобрели 19 сентября, когда Европейская Комиссия обнародовала пакет документов о разъединении активов («анбандлинг») газовых и электрических компаний с целью создания конкурентной среды. Их философия состоит в разделении видов деятельности – добычи, доставки и распределения соответственно газа и электроэнергии. В одних руках они находиться не могут, запрещаются так называемые вертикально интегрированные энергетические компании.

Не вдаваясь в бюрократические детали, отметим, что предлагаются два пути действия. Радикальный путь предполагает обязанность для таких компаний продавать один вид деятельности, например, сохранять распределение газа, но отказываться от его транспортировки. Следовательно, они должны избавляться от своей трубопроводной сети. Более мягкий путь предусматривает сохранение юридической собственности на сети при передаче управления ими независимым операторам. Смысл всего этого в том, чтобы обеспечить равный доступ к трубе для всех, обеспечения в этом сегменте конкуренции с вытекающим снижением цен и прочими прелестями для потребителей.

Предусматривается также создание мощного европейского регулятора этой деятельности, ужесточение контроля над сделками в отрасли и многое другое. Особый упор делается на требование взаимности: мол, ЕС пустит к себе в этот сектор, если страна-поставщик пустит к себе в добычу. Дело в том, что страны-поставщики в последнее время устанавливают все более жесткий национальный контроль над своими недрами и делают это отнюдь не только упоминаемые всуе на Западе Венесуэла и Россия, но и практически все остальные, включая Алжир, Казахстан и другие. А, например, Норвегия или страны Персидского залива вообще никогда от этого контроля не отказывались...

Практика разделения активов уже применена в ряде стран, прежде всего в Великобритании и Нидерландах. Именно британский опыт Брюссель выставляет как образец для подражания. Действительно, британский газовый и электрический рынок – самый либеральный в ЕС. Однако многочисленные европейские критики этой практики указывают на явную слабость такой модели: возникшие компании слишком мелки, не имеют финансовых ресурсов, слабы в возможном противостоянии с более сильными конкурентами. Вывод: они могут быть поглощены, они не в состоянии обеспечивать массированные инвестиции в развитие дорогостоящей инфраструктуры. Эта инфраструктура, кстати, обладает не слишком большой инвестиционной привлекательностью. Денег требуется много, а возвращаются они очень медленно. Не случайно крупнейшими инвесторами являются сами крупные газовые или электрические компании, делающие это ради того, чтобы иметь возможность работать самим...

Отсюда – вторая модель, которая сложилась в энергетике ЕС. Практика разделения активов считается ее сторонниками неэффективной. Вместо этого предлагается создавать крупные национальные или даже транснациональные вертикально интегрированные компании («национальные чемпионы» по французской терминологии), которые могли бы на равных играть с тяжеловесами международного энергетического рынка. Такую позицию занимают в первую голову Франция и Германия, которые десятилетиями создавали такие вертикально интегрированные группы. Крупнейшими являются ЭДФ (электроэнергетика, Франция), «ЖДФ-Сюэз» (компании находятся в стадии слияния, работают в газовой и электроэнергетической области, Франция), «Арева» (атомная энергетика, Франция), «Е.ОН» (энергетика и газ, Германия), РВЕ (газ, Германия). К ним надо добавить итальянские компании ЭНИ (нефть и газ) и ЭНЕЛ (электроэнергетика). Они действуют не только на своих национальных рынках, но и являются конкурентами и одновременно партнерами компаний стран-поставщиков, того же российского «Газпрома» или алжирского «Сонатрака», пользуются политической поддержкой своих правительств.

Схватка вокруг определения стратегического пути развития европейской энергетики только начинается. Однако первые залпы вокруг «анбандлинга» показывают, что мишенью являются страны-производители и их компании, за которыми боятся признать равноправие на европейской территории. Среди них главным врагом считают, если верить европейским газетам, прежде всего «Газпром», который потеряет возможность владеть на якобы либеральном рынке ЕС трубами, хранилищами и другими объектами. Однако противники этой реформы в самом Союзе (силы поделились примерно пополам) тоже не намерены сидеть пассивно.

В заключение еще немножко философии. Именно она – главное в нынешней европейской дискуссии по энергетике. Союз, по сути, загнал себя в философский тупик: ради либерализации (в этом идея разделения активов) вводятся запретительные, то есть антилиберальные меры. Это раз. В самом ЕС применительно к российскому газу очевидны взаимоисключающие политические и пропагандистские тезисы: выражается сомнение (и страх!) в способности России обеспечить поставки и выполнение контрактов; одновременно выражается желание ограничить эти поставки. Это два.

Из этой интеллектуальной путаницы выхода пока не видно. Всему виной глобализация, при которой те, кто отводил себе роль вечных охотников, оказывается, должен быть готов и к роли дичи.

Андрей СЕМИРЕНКО

Испанский пример не заразителен
В Испании еще в 2003 году осуществлено разделение активов газовых и электрических компаний, которое Европейская Комиссия хочет сделать обязательным для всего ЕС. Однако испанский опыт показывает, что эти меры не привели к появлению конкуренции и не сказались положительным образом на конечном потребителе.
При новой системе оказалось, что на энергорынке не появились новые игроки, операторам оказалось просто обо всем договариваться между собой, прежде всего по ценам.
Национальная энергетическая комиссия год за годом в докладах констатирует, что число значимых для рынка компаний в Испании не изменилось, их осталось пять. При этом соотношение сил между ними также не изменилось. Так, в докладе за 2003 году комиссия констатирует, что цены в отрасли тогда упали на 20%, но это не сказалось на потребителях. Затем цены выровнялись, но при разделенных активах реальная картина в испанской энергетике не изменилась.

№10(15), 2007