Главная > Открываем старый свет > Чтобы Амальфи-плюс не превратилось в Амальфи-минус,

Чтобы Амальфи-плюс не превратилось в Амальфи-минус,

image_pdfimage_print

или Один день в Амальфи

Будет возможность, наказывали друзья, побывай в итальянской Кампанье. Неаполь, Капри – это само собой. Но обязательно выберись также в Амальфи. Не пожалеешь. При этом словосочетание «амальфитанское побережье» они произносили с каким-то особым придыханием. Я послушался их совета. О чем ничуть не жалею. И теперь вполне разделяю их восторги. Как по поводу тамошних красот, так и радушия и гостеприимства итальянцев.

Дорожные приключения, или их отсутствие

На то чтобы собраться, мне дали минимум времени. В 6.30 машина уже ждала у подъезда. Решили добраться до места по холодку. Голову – под контрастный душ, дабы проснуться. Несколько быстрых дирижерских взмахов помазком и бритвой. Плавки, шорты, кепку, защитные очки, деньги и документы – в рюкзачок. И мы уже в пути.

Но каком! Дух захватывает в прямом и переносном смысле. Конечно, от яркости солнца, голубизны моря, бездонности неба и сочности зелени. Однако не только.

Итальянцы без устали болтают. Я же крепко держусь за спинку сиденья. Узенькая дорога вьется вдоль скал, перепрыгивая с уступа на уступ, с террасы на террасу. Внизу отвесный обрыв и блики по воде. Вверху стена зарослей, украшенная тут и там роскошными южными цветами.

Машины идут лоб в лоб. На приличной скорости. Ощущение все время, что, по крайней мере, бампер или боковое зеркало нам оторвут. Но легковушки и грузовички проносятся мимо.

А водитель – наш друг и влиятельный адвокат – лишь бьет по тормозам перед каждым следующим поворотом, сразу же вновь вдавливая педаль газа в пол. И так каждые несколько минут или секунд. В зависимости от серпантина – тому, кто отваживался пробираться по дорогам Памира или старой ялтинской дороге, такой стиль езды должен быть хорошо знаком.

Не переставая при этом клаксонить, балагурить, ругаться и потягивать отменно душистую сигару. С видимым наслаждением. Выбрасывая в воздух клубы дыма не хуже стреляющей сзади выхлопной трубы.

Ругаться, кстати, есть за что. Вроде бы серпантин. Не разъехаться. Но итальянцы беззаботно бросают свои дредноуты чуть ли не посередине дороги. В самых неподходящих местах. С завидным безразличием к их судьбе и чинимым ими неудобствам. Если им нужно разгрузиться. Поболтать со знакомыми. Или выпить чашечку кофе.

Все это вызывает у нашего звездного водителя только беззлобные выкрики «идиоты» – с ударением на первом слоге. Ими он прерывает свои бесконечные рассказы и рассуждения. За их внутренней логикой, правда, в таких условиях иногда сложно уследить. Но его «идиоты» с ударением на первом слоге звучат намного веселее и приветливее, нежели наши – с ударением на последнем.

Следуя примеру других путешественников, предлагаю тоже выпить по чашечке. На рогалик не надеюсь – надо спешить. Движение по серпантину пока вполне приемлемое. А у сопровождающего нас адвоката через несколько часов слушание в суде по какому-то важному делу. Наверняка, связанному с мафией. Тут они в большинстве случаев с ней связаны.

Итальянцы с удовольствием соглашаются. Вообще, надо признаться: они все делают с удовольствием. Останавливаемся у симпатичного кафе на центральной площади. За столиками уже чинно вдыхают пока еще свежий утренний воздух местные жители. В основном пожилого возраста. Пока еще рано, поэтому народу не много.

Проходим внутрь и устраиваемся за барной стойкой. Ничего лишнего говорить не надо. Все происходит как бы в автоматическом режиме. Обмениваемся лишь улыбками и традиционными приветствиями. Мгновенно перед нами появляются обязательные стаканы с ледяной водой и чуть позже – малюсенькие керамические чашечки, чуть больше наперстка, с ароматным напитком. Запах – закачаешься. Вкус – отменный. В приготовлении кофе итальянцы – признанные мастера.

Хозяева опрокидывают чашечки ловким отточенным движением. Больше похоже на то, как если бы они пропускали по рюмашке. Повторяю движение вслед за ними. Действительно, потягивать нечего. Ровно на полглотка. Зато какого. Нектар. Амброзия. Ощущение такое, будто в тебе вмиг подзарядили севшую батарейку. С таким кофе главное – не переборщить. Теперь можно ехать дальше. Мгновение – и мы снова в пути.

Стараюсь из проплывающего мимо ничего не упустить. Мы приближаемся к пункту назначения. Сзади остаются небольшие городки или деревеньки. Их можно называть и так, и так. Зависит от ваших личных пристрастий и предпочтений. Деревянного почти ничего нет. Все из камня, внешне много повидавшего на своем веку. Итальянцы называют деревеньками. Расположены они в глубине бухт. И от воды уступами поднимаются до самого верха. Где более древние сооружения, радующие глаз в гораздо большей степени, чем современная архитектура, – внизу или наверху – сказать сложно. Для этого нужно знать прошлое края. Или хотя бы проштудировать путеводители.

Вчитываюсь в рекламные щиты и указатели. Как правило, они небольшого размера. Расположены в хаотичном беспорядке. Все на итальянском. Английский не в ходу. Если не отвлекаться на призывающие обратить внимание именно на этот отель, а не сотни расположенных поблизости, из них можно почерпнуть много интересного.

О том, как пройти или проехать к католическим церквям или соборам разной исторической ценности – не обладающих ею здесь просто не водится. Где можно поглазеть на остатки римских развалин – представители великой империи первыми здесь все обустроили, но пригодного к жизни пространства было, к сожалению, слишком мало. И что веселого и занимательного приготовили специально к вашему приезду. В Амальфи, например, – отличную программу вечерних концертов симфонической и оперной музыки, для посещения которых было бы очень неплохо задержаться. Тем более, зная неподражаемость итальянских оперных голосов.

Наконец, еще один поворот, спускаемся к воде как на бреющем полете – и мы у цели. Крепкие рукопожатия. Не менее крепкие объятия. Наш водитель разворачивается и уезжает, а мы остаемся.

Сначала пища для тела

План наших действий обдуман до мельчайших деталей. Под номером первым числится заплыв. У нас с собой почти ничего нет. Но и с этим почти расставаться не хочется. Поэтому не без некоторого душевного трепета оставляем свои скромные пожитки под присмотром вездесущих бабушек, и бросаемся в воду.

Однако, оказавшись в воде, забываем обо всем на свете. Вода ласковая. Нежная. Теплая. Ровно настолько, насколько нужно, чтобы дарить ничем не омрачаемое удовольствие от купания. Она позволяет лежать на спине, блаженствуя, подставляя мокрое лицо солнцу и любуясь окрестностями. И в то же время заставляет двигаться.

Хрустальная – продолжаешь видеть дно даже тогда, когда уже прилично отплыл от берега. Чистая – свободная от мути и взвесей. Секрет, наверное, прост. Хотя не все им в состоянии воспользоваться. Видимо, сам городок очень чистый, и никакая гадость в бухту не сбрасывается. Пыли почти нет. Берег в мелкой гальке. По ней приятно ходить. В нее приятно зарывать ступни ног.

К тому же людей в это утреннее время еще мало. Хотя сказать, что почти нет, было бы преувеличением. Но публика, бегающая друг за дружкой, играющая в мяч и предающаяся стандартному набору пляжных развлечений, еще, видимо, до моря не добралась. Она появится несколько позже. Хозяева яхт, стоящих в некотором отдалении, также либо еще не проснулись, либо не вернулись с берега, и спокойствия вод не портят.

Любопытно, что я к яхтам отнесся как к дополнительному украшению побережья. Мои же итальянские друзья на них моментально окрысились. Мол, плавают тут всякие. Откуда же чистоте взяться. Одни от них неприятности. В виде мазутных пятен и всякой другой мерзости. Особенно, когда небольшое волнение, и все моментально прибивает к берегу. Хорошо бы все яхты с движками на углеводородах взять и запретить. И углеводороды вместе с ними. На мои робкие возражения и неуклюжие попытки заступиться за белоснежных красавиц мне было сказано: пускай пересаживаются на парусники. Против них ничего не имеем.

Когда прилично отплыли от берега, держа курс на большие яхты, к уже испытываемым добавилось еще одно удовольствие: открылся вид на все взморье. Жмущиеся друг к другу бухточки. Вроде бы ужасно похожие и в то же время такие разные. Каждая со своим лицом. Достопримечательностями. Своим неподражаемым очарованием. Видны стали и этажи уходящего вверх городка, опоясывающего лагуну, по которым нам еще предстояло карабкаться. И этажи эпох, через которые ему довелось пройти.

Часа интенсивного купания нам не хватило. Соблазн был слишком велик. Обсохнув, согревшись и наговорившись, мы снова устремились в воду. Зачарованные ее хрустальной теплой чистотой и радушием. Тем более что теперь мы не опасались заплыть по-настоящему далеко. В первый раз никто на наши пожитки не позарился, и можно было надеяться, что они останутся в сохранности. К тому же до нас никому дела не было. Ни мелким спекулянтами цивилизованного пляжа, втюхивающим многодетным матерям пластмассовые шезлонги и пляжные зонтики. Ни спасателям, какое-либо присутствие которых в эти утренние часы нами установлено не было.

Однако теперь, выходя из воды, мы поняли, что по чашечке кофе вместо полноценного завтрака для здоровых мужиков явно недостаточно. Пора было подзаправиться. Для этого мы устремились вглубь городка, искусно увертываясь от подстерегающих нас достопримечательностей.

Их-то обойти было можно. Уличную торговлю – намного сложнее. Настолько она была живописной и притягательной. Эти места славятся своей вручную сделанной керамикой. Ремесла процветают здесь с незапамятных времен. Изделиями из керамики – веселыми, жизнерадостными, в основном цвета солнца, зелени и моря – торгуют на каждом шагу. И в маленьких магазинчиках, наряду со всем остальным. И в роскошных художественных галереях. Огромными блюдами. Кувшинами. Вазами. Столовой утварью. И всякой всячиной.

Конкурировать с этими аляповатыми жизнерадостными поделками могут только изделия национальной кухни. Во-первых, они очень вкусные. Во-вторых, не менее красочные. В-третьих, здорово упакованные. Среди них бесконечные пасты. Иначе говоря, макароны. Несусветных сортов и расцветок. Потом всякие пряности. И, конечно, оливки и все, что только можно из них вытворить.

Еще один товар, притягивающий покупателей, относится к совершенно другой категории. Это вина. Выбор великолепен. Глаза разбегаются. Так и подмывает попробовать. Вина свезены со всей Италии. А Италии есть, чем похвастаться. Имеются и местные сорта. Но их лучше заказывать в тавернах, пиццериях, тратториях, ресторанах и ресторанчиках – вино свежее, домашнее, в каждом месте разное, отличающееся своим букетом и почти бесплатное.

Наконец, нельзя не упомянуть о мороженом. Вот уж что вкусно, так вкусно. Без малейших преувеличений. Мороженое здесь в огромных количествах поглощают стар и млад. Понятное дело – лето, жара, солнце, хочется. И кафешки на каждом углу. Как у нас аптеки. И все прельщают. Завлекают. В том числе самых упертых. Устоять невозможно. Расплавляя волю на пару с солнцем. И она течет, как то же самое слегка подтаявшее мороженое, оставляющее разноцветные разводы на платьях модниц, сумках и сумочках.

Что-нибудь купить очень хотелось. Особенно что-нибудь совершенно ненужное. В подарок. Для друзей. На память. Чтобы сердце согревало. Или просто так. Но пересиливать себя, вспоминать, что это еще везти надо будет и того хуже – сдавать в багаж, не потребовалось. И силу воли демонстрировать тоже. Мы сели за столик прямо там, среди всего этого великолепия. Нам моментально поставили по полной кружке холодного местного бочечного пива и принесли по здоровенному шматку пиццы. И проблема была решена. Внимание полностью переключилось на то, как слаженно и алчно заработали наши вкусовые рецепторы.

Пицца после почти двухчасового заплыва пришлась очень кстати. И какая пицца! Не какое-нибудь зачерствевшее заледеневшее издевательство над посетителями с надкусанными остатками от более ранней трапезы, выдаваемое за национальное итальянское кушанье, а то, что доктор прописал – плавящееся под пальцами или на тарелке (как кому больше нравится) вкусовое великолепье. Пальчики оближешь. Оторваться невозможно. Тем более под соответствующую тематике еды застольную беседу.

Из нее я узнал всю правду о моцарелле. Сейчас ее можно купить во всех российских супермаркетах и специализированных магазинах. Это большой или много маленьких кусков рыхлой мякоти неправильной шарообразной формы. Они плавают в сырной сыворотке, никогда не бывают заветревшимися или заскорузлыми и напоминают по вкусу все и самые разнообразные молочные изделия.

Однако, как выяснилось, весь фокус в том, что продают не ее, а нечто похожее на моцареллу. Настоящую моцареллу делают только в Кампанье. Потому что только здесь, на тучных пастбищах вокруг Везувия – вы должны хорошо знать гору и вулкан по учебникам истории Древнего мира, а еще лучше, из истории культуры, искусства и архитектуры – разводят буйволов. И моцареллу должны делать только из молока буйволиц. Не коровьего, а буйволиного. А это, как по старинке все еще говорят в Одессе, несмотря на все случившиеся в недавнем прошлом политические катаклизмы, две большие разницы. Вкус совершенно иной. Цена, правда, тоже. Но игра стоит свеч. Так что даже ради того, чтобы только понять и почувствовать разницу между истинной вещью и подделкой, между тем, что мы обычно едим под брендом моцареллы и настоящим «деликатесом», и то стоит разориться и приехать в Кампанью.

Правда, утренняя трапеза нам встала отнюдь не дорого. В среднем по пять евро на брата. Три с полтиной за свежайшее бочковое пиво и от одного до двух евро за огромные шматы пиццы. Вполне по-божески. Особенно учитывая место, где мы сидели, и экзотику окружающего.

Теперь мы вновь были в хорошей спортивной форме. Хлеб насущный нас больше не отвлекал. Можно было всем вместе набрасываться на пищу духовную. Чем мы и поспешили этим заняться.

Потом для души

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, куда мы после этого направились. Конечно, в собор Амальфи – мы же в Италии, где все состоит из развалин великой империи и соборов. Настоящее местные жители как-то пытаются всовывать между ними. Иногда получается.

Итак, мы поспешили в собор Амальфи, где искусство, история и религия слились в неразрывном объятии. Где под одним благозвучным названием «собор» объединились совершенно разные архитектурные и культурные ансамбли, каждый из которых уходит своими корнями в различные пласты прошлого. Где взаимное влияние и переплетение культур Запада и Востока ощущаются в каждой фреске, каждой колоннаде, каждой реликвии.

Оказавшись внутри, мы, прежде всего, были поражены богатством и разнообразием увиденного. Мои итальянские провожатые, по всей видимости, в меньшей степени. Такого явно не ожидаешь от маленького провинциального местечка. Тем более, если сравнить внутреннее убранство со средневековым примитивизмом окружающих зданий.

Чтобы понять, откуда все взялось, надо вспомнить, что собой представляло раннее Средневековье. Насколько деградировал Запад после падения Рима, а затем Трира (куда была спешно перенесена столица Римской империи) под ударами варваров. Насколько большое цивилизаторское влияние оказали на Европу культура Восточного и Южного Средиземноморья. Откуда вглубь континента двинулись волны возрождения и просвещения.

Богатство культурного наследия, доставшегося потомкам тех, кто творил собор Амальфи, объясняется тем, что на несколько веков объединение маленьких амальфитанских городков утвердилось в качестве независимой торговой республики, самостоятельно способной себя защитить. О том времени напоминают, кстати, неплохо его характеризуя, на удивление небольшие крепости, наглухо запиравшие вход в бухты. С 839 по 1135 годы она поддерживала теснейшие связи с Византией и арабским миром. Вместе с еще тремя торговыми республиками она переправляла на Запад, не без выгоды для себя, все, о чем мечтали тамошние непритязательные королевские дворы и аристократия, не имевшие ничего сколько-нибудь похожего у себя под рукой. Из ее рук воинственные соседи получали все, в чем, они нуждались для роскошной жизни. За это они сумеют впоследствии отомстить и Византии, и арабам при первой же подвернувшейся возможности. Ее дадут крестовые походы. Они проложат путь к утверждению величия тех, кто растерял интеллектуальные богатства великой империи, а потом, чтобы все переиначить, таким образом расплатился с теми, кто их сохранил.

Кафедральный комплекс Амальфи состоит из четырех частей. В него входят Внутренний райский двор аббатства, Базилика распятия, Подземная часовня Святого Андрея и собственно Собор как наиболее позднее культурное наслоение. Но начинается все, как и положено, с крутой парадной лестницы.

Как ни странно, несмотря на кризис, – а в Италии он чувствуется очень сильно – попрошаек нет. На ступеньках вместо нищих восседают ценители искусства. Больше всего любят их из себя изображать американские туристы. Из толпы их всегда легко выделить. Даже тогда, когда они хранят молчание – что случается крайне редко. Поэтому лестница смотрится вполне экзотически.

Вместе с тем, она подает сигнал: осторожно! Это вам не Северные моря. Прыгать по ступеням или взбегать вверх не рекомендуется. Надо беречь дыхание. Поспешать медленно. Мы не прислушались к этому предупреждению, и вы узнаете, чуть позже, что из этого получилось.

Небольшая пауза, чтобы заплатить символическую цену за вход в три евро, и мы внутри. Буквально несколько шагов, и вновь останавливаемся. Только теперь в зачарованном недоумении. Перед нами утопающий в зелени райский дворик. Но только не аббатства. Какое к черту аббатство! Какое эта красота вообще имеет отношение к католицизму! Тонкие легкие стрельчатые колоннады, лепной орнамент, до боли знакомая роспись стен, вернее то, что от нее осталось – все это напоминает совсем другое: то, во что Восток переплавил первоначально христианскую культуру, а потом вернул ее обратно.

Нагляднее всего движение по спирали можно проследить в испанской Кордобе (ударение на первом слоге и долгое грассирующее «р»). Крупнейшая из сохранившихся там башен, вознесшихся над Гвадалахарой, превращена в музей исламского нравственного превосходства. В нем очень доступно показано, как все процветало в этом крупнейшем и богатейшем городе торговли, ремесел, всеобщей терпимости и благоденствия при прошлых хозяевах. Утверждается даже, что он был первым миллионником в Европе.

Известнейшей достопримечательностью Кордобы является «церковная мечеть». Правильнее было бы сказать «мечетевая церковь». Но русскому языку такое словосочетание неизвестно. Оно для него чуждо. В отличие от испанского. Арабы, утвердившие свое господство, в том числе, над этой частью нынешней Испании, возвели под сводами базилики уходящие к горизонту бесконечные стрельчатые колоннады из подручного материала, оставшегося от римлян. Вернувшись, католики ограничились тем, что обратно вписали в мечеть часовни, алтари, соборную архитектуру пространственного распятья.

Маленький внутренний райский двор аббатства из 120 колонн вызывал те же исторические и архитектурные реминисценции. Тем более что, приспособив двор под захоронения в 1266–1268 годах, тогдашняя аристократия вполне органично вписала в него и греческие мраморные надгробия с великолепнейшими барельефами II -го века н.э., и византийские мотивы, и мавританскую роскошь.

Базилика распятия датируется 596 годом. Когда началось повальное увлечение барокко, ее разукрасили также выспренно и аляповато. В 90-ые годы прошлого века ей вернули прежний вид – строгий и возвышенный. Сейчас христианский храм превращен в музей. Развернутая там экспозиция по количеству хранящихся предметов не может тягаться с дворцовыми коллекциями. А вот по значимости вполне. Хотя выставлено только то, что принадлежало Церкви, украшало ее или использовалось ею.

Чего стоит, например, епископская шапка семейства герцогов Анжуйских XIII-го века. Она считается наиболее значимым из всех культовых предметов такого рода европейского Средневековья. Ее изготовили для епископа Тулузского Людовика, сына короля Карла II. Она вышита золотом, увешана драгоценными камнями и украшена 19 330 мелкими жемчужинами. Не считал. Верю на слово. Или точеная церковная чаша XIV-го века, способная составить ей конкуренцию отделкой и величиной вмонтированных в нее драгоценных камней. Нельзя не упомянуть также золотое руно – высший знак отличия Великого магистра мальтийского ордена, основанного уроженцем тутошних мест, амальфитанином, братом Джерардо Сессо де Скало.

Однако по-настоящему завораживает из всех четырех только Подземная часовня. Вот уж действительно святилище из святилищ. В нем хранится прах святого Андрея, согласно Библии, первого из соратников Иисуса. Да, да, того самого. Одного из 12 апостолов. Которому Он сказал: «Следуй за мной». Который Ему поверил и бросил все, что ему принадлежало. Который впоследствии, как утверждают, обратил в христианство значительную часть нынешних Балкан.

Чтобы перевезти его останки из Константинополя, потребовался 4-ый крестовый поход. Всем лично занимался кардинал Пьетро Капуано. Будучи легатом понтифика, он переправил их в Амальфи. Событие датировано 8 мая 1208 года – так что то, что днем победы во Второй мировой войне наши союзники считают именно 8 мая, вполне символично. Под них он выбил, соорудил и украсил часовню. И в ней год за годом верующим и тем, чей дух нужно укрепить, является чудо. На гробнице имеется маленькая стеклянная ампула. Накануне дня святого и по другим религиозным праздникам в ней год за годом на протяжении веков появляется манна – плотная жидкость божественного происхождения. Нынешний вид часовне придал король Испании Филипп III. С XVII-го века ее украшают работы самых известных художников и скульпторов того времени.

Современный собор в стиле барокко XVIII-го века, закрывший ранний романский, выглядит на порядок роскошнее, красочнее и величественнее остальных частей комплекса. Но мы задержались в нем только для того, чтобы присесть на скамейку, отдохнуть и перевести дух. Если бы было больше времени, можно было бы прийти сюда снова и поискать ответы на загадки, в изобилие разбросанные по соборному комплексу. Может, в следующий раз…

Двойное испытание

Следующим по плану моих итальянских друзей было посещение городка Равелло, возвышающегося над Амальфи. Оно должно было состоять из осмотра Виллы Руфоло, прогулки по окрестностям и знакомства с прелестями местной кухни. Но сначала в городок нужно было попасть. Поэтому к запланированным добавились незапланированные «развлечения».

Городок был вот он – рукой подать. Почти по прямой над головой. Как «ласточкино гнездо». Но добирались мы до него свыше получаса. Я, правда, время не засекал. Могли и больше.

Вернувшись к набережной, накупили кучу билетов на автобус стоимостью в один евро, забрались в комфортабельный экипаж с нормально работающим климат-контролем и стали карабкаться в горы. Надо сказать, что общественный транспорт – спасение для этих мест. Коллеги разъяснили мне все детали быстро и толково.

Дороги слишком узкие. Их не расширить и не проложить новые – бухты слишком изрезанные, и скалы безумно крутые. Технически это почти нереально. Или будет безумно дорого и экономически неоправданно. Стоит возрасти потоку частных авто, и все будет парализовано. Произойдет транспортный коллапс.

Конкурирующий проект мог бы состоять в том, чтобы всюду добираться по морю. Но на совсем малые расстояния получается мученье. Проблему внутренних сообщений не решает. Для населения неподъемно в финансовом отношении – а деньги здесь, если это не туристы, считать умеют.

В том, что призывы убрать частный и пользоваться только общественным транспортом – не теория, а насущная необходимость, убедился на практике уже через несколько минут. Причем у меня происходящее вызвало неподдельный интерес. Коллеги же мгновенно вытащили заготовленные на этот случай (или чтобы сооружать импровизированные сидения) толстенные фолианты итальянских газет.

Автобус, урча и покряхтывая, полз в гору. Он то прибавлял скорость, то почти замирал, вписываясь в очередной зубодробительный поворот. И тащился бы себе спокойно, убаюкивая пассажиров прохладой, выгодно отличающейся от наружного зноя, если бы вдруг, несмотря на душераздирающие всхлипывания предупредительных сигналов, навстречу не выскочил большой экскурсионный автобус. Его водитель сообразил, что машинам не разъехаться слишком поздно. Удачный участок для маневра, вопреки убедительным жестам нашего, он проскочил. А пока пытался вжаться в отвесную стену, предлагая нам, видимо, повисеть над обрывом и насладиться всей остротой ощущений, снизу и сверху начали накапливаться легковушки.

Не забывайте, за рулем экспрессивные и нетерпеливые итальянцы. Для того, чтобы сделать ситуацию совершенно непереносимой, они принялись забивать встречные полосы и пробираться между автобусами. Те пятятся, пытаются маневрировать, ударяются о стены и выступы рогами огромных внешних боковых зеркал, а малыши, гнусно отравляя воздух выхлопами, закупоривают все свободное пространство.

Не знаю, сколько бы продолжалось это развлечение, может быть, до появления грузового вертолета или хотя бы кого там – дорожной полиции или карабинеров, которых, как известно, днем с огнем не сыщешь, когда они особенно нужны – если бы за работу не взялись несколько вменяемых мужиков. Они вылезли из своих машин и стали отгонять, строить, втискивать сгрудившийся сзади и спереди автотранспорт. Поверьте, к приезду в Равелло в политэкономии здешних мест я разбирался уже более-менее прилично. К тому же с местными фольклорными выражениями познакомился гораздо лучше.

И еще я с облегчением вздохнул, увидев, что последний туннель, ведущий в городок, перегорожен, и транспорт туда не пускают. Ура, иногда и в его отсутствии есть свои преимущества.

За проход на Виллу с нас содрали уже по пять евро. Я вспомнил о расценках внизу и недоуменно поднял бровь – в рекламке значилось, что некогда постройки были сказочно богаты, вызывали восторг гармоничным сплавом арабской, сицилианской и северной архитектуры и искусства, но от них почти ничего не осталось.

Итальянские патриоты, а итальянцы не могут не быть патриотами, отреагировали очень живо. Они стали объяснять мне, в чем разница между элитным отдыхом и ординарным, между элитной культурой и, по всей видимости, культурой для народа. Честно признаться, не понял. Может, они так путано объясняли. А, может, что намного вероятнее, мои способности усваивать сложно структурированную инокультурную информацию временно притупились.

Как я и предполагал, в постройки можно было не заглядывать. А вот благоухающий сад не обманул наших ожиданий. Но главное – вид. Ради него было ничего не жалко (как потом выяснилось, он открывался и с любой обзорной площадки городка). Вы стояли под цветущими деревьями, источающими сладостные запахи, наслаждались легким прохладным бризом, и взор не могли оторвать от простирающейся перед вами панорамы.

Попробуйте закрыть глаза и представить себе бескрайнее море, заливаемое солнечным сиянием, бесконечное небо, девственная голубизна которого не нарушается ни малейшим намеком на облака, игрушечные яхты, домики и почти неразличимые фигурки людей далеко-далеко внизу – и вы поймете. Уходить не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Только обмениваться восторженными впечатлениями. Чем мы и принялись заниматься, переходя с места на место. Недаром именно здесь выбросили над пропастью площадку, поставив на стальные опоры, соорудили среди цветущих деревьев ярусы скамеек и принялись, как стемнеет, устраивать концерты. Видимо, чтобы подчеркнуть элитный статус владения.

Столь яркие впечатления надо было залить славным местным вином, на поиски которого, наохавшись и налюбовавшись, мы отправились. Сразу же открою еще один секрет нашей «маленькой компании». Нам нужно было не абы какое едально-питейное заведение, а вполне определенное. Поскольку, чтобы до него дойти, потребовалось пересечь несколько площадей со всевозможными памятниками старины, мы, не сговариваясь, решили, что с остальными достопримечательностями городка уже познакомились.

Приземлились мы во внешне ничем не примечательном ресторанчике с простенькими столиками, колченогими стульями и непритязательным орнаментом. Но нам навстречу сразу выскочила хозяйка. Она расплылась в улыбке. Сказала что-то приветственное. Щелкнула пальцами. И моментально, как из-под земли, появились откровенно нелюбезные, плохо выбритые, однако, хорошо накаченные верзилы, в которых, при наличии хорошо развитого воображения, можно было заподозрить официантов.

Следом за ними у нас на столике возник огромный кувшин доброго местного вина и стаканы, в которые обильно потекла золотистая жидкость. Обжигающе прохладная – не забывайте, снаружи все-таки за 30 градусов по Цельсию. Со слегка различимой кислинкой. Вызывающая только одно желание – пить, пить и пить. Снова. И еще. И не переставая.

А потом на столике возникли необъятные блюда, заменившие обычные плоские тарелки. Достаточно вместительные, чтобы на них удобно расположились самые разные дары моря. Даров было много. Посередине на листах салата возлежала гора осьминогов. По бокам устроились их жареные, вареные, копченые, соленые и т.д. сородичи. Распознал только сардины. О других рыбах и рыбешках даже не стал спрашивать. С одной стороны, не запомнить – так зачем себе попусту забивать голову. С другой стороны, удовольствие заключается не в том, что ты знаешь, что ешь, а в том, чтобы было вкусно. Об этом же лучше любых слов свидетельствовала скорость, с которой калейдоскоп даров моря исчезал в стремительно разевающихся отверстиях между длинными мясистыми носами и бородатыми или гладко выбритыми подбородками.

В рекордно короткие сроки все было съедено и выпито, и с чувством исполненного долга я откинулся на спинку стула. Уф, теперь можно было передохнуть и предаться пищеварению. Не тут-то было. На столике столь же мгновенно образовался следующий необъятный кувшин белого вина. И еще один. Следом за ними – очередное поколение тарелок, страдающих гигантоманией. В них молчаливые громилы принялись накладывать различные виды паст. Не сбиться со счета было невозможно: круглые, плоские, овальные, тонкие, толстые, непонятные. Купающиеся в разных соусах. Кашице. Приправах.

Смотрел на происходящее со страхом и ощущением безнадежности. Есть уже не хотелось. И дары моря-то с трудом осилил. Но я понимал, что от меня ждут похвал по поводу каждой маленькой порции, каждой разновидности, каждого «специалитета». Потом еще долго с удивлением взирал на то, как мои до этого тихие и непритязательные итальянские друзья поглощают фрукты и другие десерты и заливают их аккуратными глотками кофе – меня на это уже не хватило – и думал о том, насколько внешность обманчива.

Мое удивление еще больше усилилось, когда пришло время расплачиваться. По моим прикидкам, памятуя о том, что значилось в меню, с нас должны были содрать где-то по сотне евро. Это как пить дать. Однако хозяйка сообщила, что сделала нам небольшую скидку. И по 30 евро с брата будет достаточно. Эх, мне бы такой ресторанчик под боком с московской квартирой. Желательно, с такой же радушной хозяйкой. Все знакомые собирались бы у меня там.

Из ресторанчика мы выходили намного медленнее и осторожнее, чем в него заваливались. Желание не расплескать разделяли все участники трапезы. И тут меня осенила безумная мысль. Она могла прийти в голову только чужаку. Только дикому северянину. Не знающему, что такое Юг. Не понимающему, что можно, а чего нельзя. Не чтящему традиций. Но я-то ладно. Вот как с этим согласились итальянцы, ума не приложу. Может, дурную шутку сыграло традиционное гостеприимство и стремление исполнить даже дурную прихоть гостя. А, может, они переоценили мое здравомыслие. Или побоялись, что будут выглядеть в глазах чужестранца недостаточно мужественно.

Как бы то ни было, мы не стали дожидаться автобуса, который бы отвез нас вниз к набережной, и принялись спускаться по каменной лестнице в том же направлении. Это с такой-то поднебесной высоты! Насмотревшись видов с птичьего полета! Зная крутизну скал! Мне показалось, что кто-то из местных упомянул, будто бы ступенек всего где-то 360 или 560. Наверное, я не расслышал предваряющую эту цифру тысячу или две.

Первый пролет мы прошли достаточно браво. Ступени были метровой длины. Наклон небольшой. Идти было удобно. Мы только стартовали. Сил было много. Справа и слева нас окружали сады и цветники.

Второй, третий, четвертый пролеты мы также преодолели на одном дыхании. Дальше дело пошло сложнее. Солнце пекло немилосердно. Жара усиливалась. В горле пересохло. Съеденное и выпитое давило дополнительным грузом.

Но вокруг все еще были виллы. Окружающие стены давали обильную тень, в которой можно было спрятаться и перевести дух. То тут, то там указатели призывали заглянуть в церковь или часовенку. На небольшом расстоянии друг от друга располагались маленькие фонтанчики, в которых можно было омочить лицо. Открывающиеся виды давали возможность позубоскалить над предпочитающими «грошовой уют», а разбивающиеся о камни зрелые лимоны – посетовать на стариков, пренебрегающих наемными работниками.

Хуже стало чуть ниже. Ступени сделались круче. Синхронизировать с ними шаг не получалось. Тень исчезла. Жажда давала себя знать все сильнее. Ноги подгибались. Боковые дороги, на которых теоретически можно было дождаться попутку, остались наверху. Пришло понимание того, что мы ввязались в авантюру. Что сил на возвращение вверх к цивилизации нет, что придется идти до конца.

И это были только цветочки. Мы шли уже свыше получаса. Пот застил глаза. Все тело стало влажным и ватным. Разжать слипшиеся губы, чтобы что-то сказать, было почти невозможно. Ноги предательски дрожали. Боль в коленях, на которые при спуске приходилась вся нагрузка, нарастала. Добавьте к этому, что в руках пришлось нести плотно набитые рюкзаки с купальным и иным обмундированием и снятую одежду, без которой нас не пустили бы в храм, и вы получите всю картину.

Круги перед глазами поплыли тогда, когда пошел ничем не смягченный обрыв к морю. Каждый шаг давался с трудом. Он требовал напряжения воли и сил. Солнце испепеляло. Сравнение с выброшенной на сушу рыбой не казалось таким уж неподходящим. Сердце колотилось в груди немилосердно. В голове копошилась единственная мысль – когда это мучение кончится. А ведь надо было еще делать вид, будто бы мы чудо какие молодцы. Как мы это все здорово придумали.

По возвращении домой, а раз вы читаете эти строки, то значит, мы все-таки спустились, и за нами даже не потребовалось высылать спасателей, – правда, выбрались из сооруженной нами же самими западни уже ближе к вечеру – мечталось только об одном: упасть в постель на недельку и забыться сладким сном. Ну, пусть не сладким, каким угодно, лишь бы забыться.

Увы. В этот день было не до простых человеческих радостей. Южное гостеприимство есть южное гостеприимство. Мне дали время только на то, чтобы принять душ и влезть во все свежее. Внизу уже снова ждала машина. На вечер тоже что-то было запланировано. Причем загодя.

Послевкусье

Солнце зашло. На Землю опустилась вечерняя прохлада. Пахло свежестью, дикой мятой и дымом от очага. Внизу огоньки обрамляли шоссейные дороги, пересекающиеся между собой и устремляющиеся к морю. Оно казалось огромным безбрежным чернильным пятном, окружающим нас со всех сторон.

Мы сидели под тентом высоко в горах в еще каком-то удивительном культовом месте. По легенде, когда внизу свирепствовала чума, люди поднялись вверх, основали обитель и так спаслись. Мы расположились у ее стен. Вид опять-таки был феерический.

Однако на это раз меня занимал не столько он, сколько окружавшие меня итальянцы – ни туристов, ни иностранцев не было. Я не в счет. Проходил по категории «своих». Ресторан был переполнен. Снаружи свободных столиков не осталось. За ними чинно сидели пожилые итальянцы. Оживленно жестикулировали мужчины помоложе. Предпочитали не встревать в беседу женщины. Между столиками носилась детвора. Все это живо напоминало пасторальную идиллию.

Тамадой за нашим столиком как-то естественно заделался глава местных журналистов. Невольное сравнение усиливали стоящие на столике кувшины на этот раз с красным вином. Вполне логично: утром – белое, вечером – красное. На ротационной основе. Важно только, чтобы без перерыва. На мой вопрос по поводу кризиса он пустился в подробнейшие разъяснения.

На посещаемости популярных ресторанов и вообще на образе жизни итальянцев он не сказывается. К тому же лето, детей вести в школу не нужно, опять же вечерняя прохлада и т.д. А вот по обществу в целом кризис ударил очень болезненно. Как он еще скажется на всем остальном, пока не ясно.

Однако оплот экономики страны – мелкое хозяйство, мелкий бизнес – кризис подорвал основательно. Доходы упали. Рынок сжался. Заказы сократились. Власти почти не помогают. Да и чем они могут помочь.

Как обычно бывает, больше других пострадали те, на ком все держится. Потеряли они – потеряли все остальные. Резко сократился рынок труда. Безработица зашкаливает. Сказывается, прежде всего, на молодежи. Ей податься некуда. Чувствует себя потерянной. Нет перспектив у молодежи – нет их и у всего общества.

В одиночку не справиться. Нужна дальнейшая интернационализация. Всего. Большая Европа. Партнерство с Россией. Эффектная наднациональная бюрократия. Многонациональные проекты. Самые разные. Выгодные всем. Объединяющие людей, силы, ресурсы.

Разговор, как всегда бывает, когда за хорошо сервированным столом собираются те, кому не безразлично, зашел о политике. Моих собеседников интересовало все. Как складываются отношения между президентом и премьер-министром в нашей стране. Кто будет главой государства после 2012 года. Что вообще творится. Как с американцами. Что думаем по поводу Обамы. Кому понадобился по-голливудски разыгранный шпионский скандал. Каково в России влияние юридического и журналистского сообщества и местных властей. В какой степени на нас можно положиться.

Ни за ответами, ни за вопросами я в карман не лез – но об этом уже в следующий раз, чтобы не перебарщивать. Единственно, похоже, перегнул палку, когда упомянул о премьере Берлускони. Итальянцев моментально закоротило, и они погрузились в получасовую перепалку.

Расставались глухой ночью – гурманы там вообще бы остались до утра. Лакировали граппой. Обнимались. Мощно хлопали друг друга по плечам. Клялись регулярно встречаться. Обещали сделать репортажи обо всем, о чем не договорили, и «дружить странами» (!).

Через несколько часов поезд уносил меня от гостеприимного амальфитанского взморья совершенно «мертвым». В голове вертелись две нехитрые мысли.

Первая – приезжать в Амальфи к друзьям на один день есть форменное преступление. По отношению к ним. К себе. К Амальфи.

Вторая – все-таки у нас с итальянцами чертовски много общего. И будет здорово, если станет еще больше.

© Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор,
директор Европейского учебного института
при МГИМО (У) МИД России

№7-8(46), 2010