Бесценный дар

Но главное – стремление обязательно куда-то ехать. Всё равно куда. Лишь бы вперед, вдаль, забыв обо всем, сбросив всякие и всяческие путы, не оглядываясь назад. Всё дальше и дальше. Чтобы открыть для себя манящий и бескрайний мир дорог. Чтобы что-то доказать себе, что не нуждается в доказательствах. В чем-то убедить себя, зная, что и это лишнее. Вновь и вновь.

И ради этого – неуёмное желание подсаживать любых попутчиков, желательно говорливых и знающих, как им добраться до пункта назначения. И колесить, колесить, колесить. С каждым днем раздвигая горизонты чарующего, неведомого и непознанного.

Если Вам не чуждо это чувство, если Вы его не забыли или вообще когда-либо испытывали нечто подобное, то без труда поймете состояние, в котором находился в тот вечер Андрей Иванович. Вернее, просто Андрей. По отчеству к нему стали обращаться намного позднее.

Он был Врачом, настоящим, истинным, от бога, эскулапом с большой буквы. Только он еще об этом не знал.

А в тот вечер он впервые возвращался с работы в клинической больнице, куда его распределили после окончания медицинского института и ординатуры. Накануне прошла церемония вручения дипломов. В великолепно разукрашенном актовом зале. С красивыми речами. Поздравлениями и обещаниями. Слезами и поцелуями. Бокалом шампанского и бесконечными фотографиями на память. В общем всё честь по чести. А потом был банкет. Очень легкий, почти воздушный. Ничем особо не отличающийся от вереницы последовавших за ним. Но впечатавшийся в его память навсегда.

На нем ему подарили врачебный саквояж. Маленький. Компактный. Почти волшебный. В нем уместилось все, что нужно для того, чтобы не просто оказать первую помощь, но и, если понадобиться, сделать полевую операцию. Самую простенькую. Но всё же. Ведь для человеческой жизни не так важно, благодаря какой из них пришло спасение.

Сувениры и шуточные безделушки раздали всем. Но врачебный саквояж вручили только ему.

Когда столько лет проведено вместе, когда учишься и живешь рядом, когда друг от друга нет никаких тайн, кто есть кто, ни для кого не секрет. И все те, кто сидели с ним раньше в больших аудиториях с вечно подрагивающими светильниками и сдавали зачеты, неизменно путаясь в неверно разложенных шпаргалках, знали, что у него в душе есть искра. И все те, кто сидели с ним тогда за одним большим банкетным столом и пытались приподнять занавес над будущим, были уверены, что он лучше, чем кто бы то еще, распорядится врачебным саквояжем.

Вечер был как вечер. Тусклый. Слякотно-промозглый. Абсолютно ничем от других не отличающийся. Но для Андрея все вокруг светилось.

Это был его вечер. Первый вечер настоящего мужчины. Не бездельника-школяра, неизвестно для чего коптящего небо, а самого что ни на есть трудового человека. Свидетельством чему был врачебный саквояж, который он бережно прижимал к груди.

Его всего будто распирало. Хотелось носиться по улицам, колотить в парадные и кричать дурным голосом. Однако вместо этого он шел степенным шагом, изо всех сил подавляя в себе желание хотя бы пританцовывать. И настолько увлекся борьбой с самим собой, что, поворачивая за угол, даже не обратил внимания на неказистого старичка, как-то неуютно приткнувшегося к водосточной трубе.

Но инстинкт Врача сработал. Иначе и быть не могло. Он развернулся и подошел к мужчине. С ним что-то было не так.

Старичок сидел в какой-то неестественной неудобной позе. На загулявшего бедолагу он не походил. На бомжа тем паче. Андрей присмотрелся пристальнее, холодея. Лицо старичка быстро становилось какого-то землисто-синюшного цвета.

В сердце Андрея как будто что-то стукнуло. Диагноз был очевиден. Человек уходил. Отсчет шел на минуты, если не на секунды. Рассчитывать на скорую было бессмысленно. Да и как её вызвать. Это сейчас у всех по паре мобильников в карманах. А тогда – только оборванные провода от таксофонов на улицах. И то не на всех.

Надо было что-то делать. Не мешкая. Андрей выхватил из саквояжа шприц с ампулой и ввел в сердце стимулирующее. Бережно переложил своего первого настоящего пациента на снятый с себя плащ и подтащил к свету.

Дальше включилось подсознание. Он еще что-то измерял, потом снова колол, давил, встряхивал, резал, зашивал, обрабатывал. Наконец, Андрей почувствовал, что от старичка пошло ответное тепло.

К этому времени он настолько выложился, что даже и не сообразил, когда тот открыл глаза и заговорил. Тихо-тихо, едва различимо: «Послушай, Андрей. Я уже вне опасности. Сейчас подъедет реанимация, и меня заберут. Не ищи меня. Всё обойдётся. Но я хотел бы поделиться с тобой самым дорогим, что у меня есть.

На, возьми, – и у него с длинных изящных пальцев виртуоза в ладонь Андрея стёк необжигающий огонь. – Это дар жизни. Я отдаю его в надежные руки. Он будет помогать тебе врачевать любые болезни. Но только помогать. Всё остальное ты будешь делать сам.

Запомни. Этот огонь слабый. Он будет черпать силы только в твоем сердце. Подарить можно только частицу огня. Настоящий огонь наследуется. Не растеряй его.

Учти, он не выносит денег. И еще – его силу нельзя тратить ни на себя, ни на своих близких. Он поможет тебе в последний раз, сделает все, что ты ни попросишь, но отдаст себя всего полностью, безвозвратно и уже вновь не возродится».

Сказал старичок эти слова и вновь потерял сознание. А далее случилось всё, как он предсказывал. Действительно подъехала реанимация, и никогда Андрей его больше не видел.

Но полученной заповеди Андрей Иванович неукоснительно следовал. Он учился, не переставая, не разрешая себе ни секунды праздности или отдыха. Пользовался любой возможностью, чтобы оттачивать свое мастерство.

И оно росло с каждым годом. Становилось все искуснее, филиграннее и разностороннее. Множилось – как и число людей, которых он спас. Которым помог – вернул кому жизнь, кому силы, а кому и вторую молодость. Но полагался он всегда лишь на свои собственные знания, свой опыт, свой инстинкт Врача.

Только если других возможностей больше не оставалось, он прибегал к полученному им дару. И случалось чудо. Раз за разом. Изо дня в день. Из месяца в месяц. Из года в год.

Дар всегда был с ним рядом. Он ни на что не жаловался, трудился вместе с ним как раб на галерах и не иссякал.

Ведь договор, по сути дела заключенный тогда, в тот яркий удивительный вечер, Андрей Иванович никогда не нарушал. А сердца, доставшегося ему по жизни, хватило бы на десятерых.

И так могло бы продолжаться очень и очень долго. Если бы не судьба. Андрей Иванович к тому времени построил свою клинику, о которой рассказывали легенды. Особенно на фоне того, что творилось вокруг.

Он стал академиком. Но только потому, что так было положено. Возглавил кучу каких-то советов, которые кому-то, видимо, были нужны. Однако на них старался не ходить. Ни секунды свободного времени у него, как и раньше, не было.

И все же он не уберегся. От любви, как от сумы, никто не застрахован. Влюбился он со всем пылом нерастраченных сил, со всей страстью, на которую был способен. Но, о радость! Такого вообще не бывает, но иногда случается. Счастье они понимали одинаково.

Как и прежде, все свое время он проводил в клинике, осматривая, назначая, леча, оперируя. Только теперь рядом с ним, бок о бок с ним была она. От чего все спорилось еще быстрее. Удавалось еще лучше. И радость приносило пригоршнями. Особенно, когда она забеременела, но по-прежнему всюду следовала за ним.

О том, что случилось, он узнал почти сразу. Друзья сообщили, как только запрос поступил в центр неотложной помощи. Страшнейшее ДТП. Надежд на то, что выкарабкается, почти никаких.

Он примчался сразу, взламывая проклятые пробки на дорогах как консервные банки. Вариантов не было. Оставалось только сказать последнее прости.

Но у него был дар. И он сделал невозможное. Любовь сильнее любых заповедей. Ей не подвластен расчет. Ей не ведомо слово «нет». Возлюбленная Андрея Ивановича осталась жить. Он заштопал ее на славу. Починил все внутренние органы. И в положенный срок она родила очаровательных двойняшек.

Только, как и было обещано, дар у него с тех пор пропал. Ничего, что превосходило человеческие силы, ему было больше не подвластно. Но знал об этом, как и о том, что дар был у него в прошлом, только он один.

Все по-прежнему смотрели на него снизу вверх. И вполне справедливо. Ведь он был Врачом. Равным ему никого не было. И он продолжал осматривать, назначать, резать, спасать. И делал это, отдавая всего себя. Как до этого отдавал своё сердце.

Но всё рано или поздно заканчивается. Наконец, и его собственные силы иссякли. Когда все остальные светила собрались на консилиум, они только руками развели. Мол, и как ему вообще удавалось жить с таким коктейлем хвороб, не то, что лечить и оперировать.

Жену и детей, как положено, позвали попрощаться. Он ожидал застать их заплаканными. Ничуть не бывало. И тут он увидел то, чего никогда не замечал ранее.

Подходя к нему, дети перебрасывались маленькими сгустками солнца. «Нет, – застонал умирающий, – не надо. Сохраните его для людей. Дар нужен им гораздо больше. Мне же…».

Но жена и дети не дали ему договорить. «Глупый, ты совсем забыл. Наследуемый дар сильнее. Любовь не накладывает на него ограничений. Но чтобы он развился в полную силу, надо, чтобы у него был наставник. Сильный. Живой. И любящий. Такой как ты!».

© Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор,
директор Европейского учебного института
при МГИМО (У) МИД России