Испытание коброй
Его били долго и методично. Обливали холодной водой и снова били.
– Ты убил. Больше некому. Признавайся. Раскаяние облегчит твою участь. На том свете. А здесь и сейчас ты избавишь нас от необходимости тратить на тебя наше драгоценное время, отыскивая никому не нужные доказательства.
И без них все ясно. Мы и так все знаем. Но Судье они зачем-то нужны. Традиция такая. Глупая. Вот при …
Он так ничего и не сказал. Железной закалки был человек. Но, когда в очередной раз пришел в себя, понял: новое испытание ему не выдержать.
Прямо ему в глаза стальными клинками впивались глаза кобры. Она поднималась на хвост, раскачиваясь прямо у его ног. Ее воротник уже раздувался.
– Ну, – спросили истязатели. – Так ты будешь говорить?
– Да.
– Тогда вот тебе бумага и карандаш. Мы зайдем позже. Что писать, мы в тебя, вроде бы, уже вбили.
Через пару часов он отдал исписанные листочки. Они бегло просмотрели и хмыкнули: давно бы так.
Но, когда они вышли, его охватил ужас. Жуткий. Непреодолимый. Панический. Безмерный. Все внутри сжалось и затряслось. Нет. Что угодно. Только не это.
На полу у его ног, стоя на хвосте, из стороны в сторону раскачивалась все та же кобра. Ее язычок сладострастно подрагивал. Взгляд ненавидяще впивался ему в глаза. От издаваемого ею шипения перехватывало горло.
Кричать, звать, молить было бессмысленно. Паралич охватывал волю. Все тело покрывала испарина.
Он не уловил, когда она метнулась к нему. И так и не узнал: умер ли он от ее ядовитого укуса или от страха.
Сколько лет он уже был в аду. В прямом смысле, а не переносном. Сколько страданий здесь испытал. Не передать. Насмотрелся на людскую боль и горести.
А последние часы и минуты перед смертью, прожитые под властью тюремщиков, все равно мучили его самым страшным кошмаром. Не доведи, Господи.
Тут-то что, в аду. Тяжело. Больно. Жутко. Но все давно уже превратилось в надоевшую всем бюрократическую процедуру. Никто садизмом не отличается. В творимое душу не вкладывает.
Другое дело – там. Когда из тебя признания и раскаяние выколачивают.
Поэтому, когда подошел срок получить послабление за примерное поведение – или о чем-то попросить, или за кого-то похлопотать, – он распорядился своим правом так, как подсказывало ему сердце.
Внук его появлению у себя на вилле не удивился. К тому времени он уже всего навидался. Свое место под солнцем отвоевал. Свою философию жизни выработал. Сказать, что у него руки по локоть были в крови, было бы преувеличением. Но, пожалуй, дед вряд ли дал бы ему фору.
Так что к разговору он был готов. А раз деда прислали, – смекнул он, – разговор предстоял важный. Видимо, о вечном – о спасении души.
– Понимаешь, – объяснил дед внуку, – они же все равно все знают. И бить будут долго, больно и мучительно. Истязать будут методично и убежденно. Этому обучены на славу. И практики хватает. Но дело даже не в этом.
Главное – упираться бессмысленно. Когда кобра появится, все равно во всем раскаешься. Все расскажешь. Во всем сознаешься.
Так зачем до этого доводить. Зачем душу губить. Зачем себя на страдания обрекать?
Очень советую. Начинай каяться заранее. И бедным жертвуй, и иерархам. Всем объясняй, что, мол, ошибки молодости. С кем не бывает. А сейчас раскаялся.
Ведь как учили: не согрешишь – не раскаешься, не раскаешься – не простится. А ты, дескать, раскаялся. Так что тебе туда, где кобра, – к тюремщикам, не надо. Ты бережного обращения заслуживаешь.
Дед с чувством выполненного долга назад вернулся. А внучек задумался. Да, кобру не переплюнешь. У нее аргументы повесомее. Похоже, действительно, придется жертвовать. И каяться. И святошу из себя строить.
Сказано – сделано. И стал жертвовать, как положено: и бедным, и иерархам. И каяться, чтобы отпущение получить. И видимость создать.
Но спектакль есть спектакль. Каким бы талантливым актер ни был. После того, как надсмотрщики его первый раз обработали – будто Сталлоне коровьи туши у приятеля в холодильном ангаре – он сразу взмолился.
– За что! Я же ни в чем не отпираюсь. Готов сотрудничать со следствием. Зачем такое варварство. Все-таки XXI век. Времена цивилизованные. Всегда можно договориться.
Однако его били день за днем, выколачивая из него душу. А потом повторилась сцена с коброй. Страшная. Леденящая кровь. Незабываемая.
Когда внук рассказал обо всем деду, – а они, естественно, через какое-то время свиделись, – тот своим ушам не поверил. Как же так! Это прямой обман. А как же весь опыт людской. Как учение. Как заповеди. Что-то тут не так. Что-то неправильно. Надо разобраться.
И вот, когда очередной срок послабление получать подошел, дед вместо него разъяснений потребовал. Мол, как же так. Я специально на Землю возвращался. Внука раскаяться в прегрешениях заставил. А его все равно жуткой кобре на расправу отдали.
Выслушал Высокий Суд излияния деда. Выслушал внимательно. Со всем уважением. К сединам. Примерному поведению. И попытке, что тот предпринял, жизнь на Земле лучше сделать.
И растолковал. Кратко. Но зубодробительно. Чтобы и дед запомнил, и все его потомки до самого последнего поколения.
– Не нарушай заповеди. Они на то и даны, чтобы им следовать. А кто нарушает, того надсмотрщики ждут. И кобра. Неминуемо. И неотвратимо.
А вы толкуете тут о каком-то пространстве свободы, безопасности и законности.
© Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор,
директор Европейского учебного института
при МГИМО (У) МИД России