Призыв и принуждение к добропорядочности
Пасхальная неделя, которая у нас в России и в Европе приходится на весеннюю пору – пору пробуждения природы, создающую ощущение внутреннего обновления, невольно побуждает задуматься о возвышенном. Но, увы, приходится соотносить все это с прозой жизни и злобой дня.
В сводках новостей и в интеллектуальных дискурсах тема религиозной одержимости вышла на передний план. Причин множество. Это остервенелый фанатизм джихадистов из Исламского государства, пытающихся силой не слова, а оружия воссоздать халифат на оккупированных землях в Ираке и Сирии, заодно разрушая памятники прежних, доисламских эпох. Это и всплеск воинственного атеизма как ответная реакция на нападение на сатирический журнал «Шарли эбдо» в Париже. Это и отстаивание представителями креативной прослойки своего права на самовыражение, подразумевая под этим безнаказанность при публикации карикатур на пророка Мухаммеда или проведении перформанса в стиле панк-рок в стенах кафедрального собора в Москве.
Действие, как водится, рождает противодействие. Атака на религиозную идентичность, как правило, вызывает эмоциональное отторжение, укрепляет убежденность в своей правоте, заставляет искать прибежища среди единомышленников. Как следствие, вера не размывается, не отслаивается, не разрушается, а крепнет. Однако это вовсе не означает, что в отсутствии внешнего давления духовные скрепы нашего самосознания ослабевают. Сужу по своему опыту, наблюдая за бесконфликтным и гармоничным сосуществованием различных культов и светского государства во многих уголках Европы, в частности, в Люксембурге.
Здесь вполне мирно уживаются христиане – католики, протестанты (в том числе англиканцы) и православные, а также мусульмане и иудеи. Государство формально отделено от религии, но оберегает храмы и дома священников, выделяет из казны ежегодно порядка 60 миллионов евро, расходуемых, в том числе, и на зарплаты служителей церкви, поддерживает и поощряет диалог между верующими. Из пяти тысяч православных каждый пятый – русский или русскоязычный. Вера, берущая истоки в византийской купели христианства, с 1998 года имеет статус официальной конфессии. Помимо русского, в Люксембурге есть также греческий, сербский и румынский приходы. Община православных медленно, но верно множится.
На столичной улице Пробст расположен Храм Петра и Павла. Строился он на пожертвования православной общины. Отправной точкой считается 1975 год, когда священник Сергий Пух получил официальное разрешение властей, но первый камень вместе с реликвиями со Святой земли был заложен только четыре года спустя. Пятиглавая церковь, выстроенная по проекту архитектора М.Шолла, была освящена в 1982 году, рассказывает супруга ныне ушедшего на заслуженный покой его настоятеля, Эмилия Пух.
Судьба этой женщины, принявшей в 22 года православие, наполнена полезными нравоучениями. О себе Эмилия рассказывает так: «Родилась в Люксембурге, натурализованная американка, вышла замуж за русского. Видите, это типичный русский салат! Но это не имеет никакого значения, откуда ты и куда направляешься, когда есть вера. Вера – это доверие». В начале осени, 4 сентября, Сергий и Эмилия Пух отметят 60 лет совместной супружеской жизни. Благодаря мужу Эмилия выучила русский язык. У нее кредо простое: «У священника должна быть жена. Понятно, что она должна держаться в тени, но – всегда рядом».
Не менее выразителен пример того, как вера сближает, еще одно, по Шекспиру, «соединение двух сердец». Жозеф Седрати, француз, выросший в католической семье, побывал в России в возрасте 29 лет, было это в 1984-м, а спустя четыре года крестился в православие. «Вера – одна из самых важных вещей в России», открыл он для себя. Затем месье Седрати отправился на заработки в Сибирь, более десяти лет прожил в Томске, там и женился, а впоследствии вместе с русской женой Юлией и двумя дочками вернулся на западный край европейского континента.
Одной из своих жизненных ценностей Жозеф считает передачу детям от родителей «православных традиций как драгоценного наследия».
Кстати, в люксембургских школах, как и встарь, преподают Закон Божий, хотя начиная с 2011 года настойчиво звучат голоса в пользу замены этих уроков унифицированными занятиями по этике. Этим призывам пока не удается переубедить высших чиновников и народных избранников, которые в своей массе, как мне это видится, по-прежнему считают, что основные религии в своем первородном предназначении служили и служат не только источником утешения, но и воспитывают нравственность.
Можно ли быть высоконравственным человеком, не будучи верующим в церковном значении этого слова? Думаю – да. Можно ли выстроить иерархию религий по степени их обращенности к человеку? Наверное, можно, но не стоит. У каждой конфессии есть свои достоинства. Равно как и недостатки. Важно другое. На фоне терзающей нас вакханалии цинизма, культа наживы и потребительства, размывания моральных норм нам – для сохранения в обществе духовного и душевного здоровья – необходимо обязательно громко и постоянно говорить о добре и зле. О человеколюбии. А для подрастающего поколения объяснять доходчиво и наставительно: что такое «хорошо» и что такое «плохо».
А еще нужно задуматься о непознанном в неодушевленном мире, но, в первую очередь, о душе, своей и чужой, которая, как ведомо, – потёмки. О непознаваемом, как в случае с вечностью и бесконечностью. О беспафосном смирении. О даре утешать тех, кто нуждается в утешении, и при этом помнить, что таковых – большинство. О необходимости несуетного служения идеалам добродеяния. О том, что иногда всем нам требуется… принуждение к добропорядочности.
Владимир МИХЕЕВ