Турция не перестала грезить о Евросоюзе,
но не желает кормиться только обещаниями
Европейские аналитики по вполне объяснимым причинам беспокоятся: куда движется Турция под водительством динамичной команды Реджепа Тайипа Эрдогана: на Запад, то есть в направлении Европейского Союза? На Восток – в объятия Ирана? В свое ближнее зарубежье? Как расценивать новые акценты во внешней политике тех, кого британская «Файнэншл таймс» называет, прибегая к упрощенным стереотипам, «неоисламистами»?
Беспокойство продиктовано вескими доводами. После провозглашенной политики «ноль проблем с соседями» произошло замирение с Сирией, увенчанное безвизовым режимом, тактическое сближение с Ираком, демонстративное закапывание топора «холодной войны» с Арменией, пусть затем и застопорившееся, а также налаживание многопрофильного сотрудничества с Ираном. Если следовать за вектором челночных поездок неутомимого министра иностранных дел Ахмета Давутоглу и за стрелками на диаграммах торгового оборота, можно прийти к выводу: расширение зон взаимных интересов с ближайшими соседями невольно происходит за счет прежней строгой ориентации Турции на страны Евросоюза.
Отсюда возникают разбегающиеся в крайности комментарии в европейской прессе: Турция, мол, мстит за обиду – за десятилетия долгостояния в предбаннике Евросоюза, и только поэтому она развернулась вполоборота к Старому Свету и начала отстраивать систему альянсов в своем регионе. Как резюмировал обозреватель Филип Стивенс на страницах «Файнэншл таймс», многие полагают, что Турция «замещает у себя дома западную демократию исламизмом и обращает свои взоры на восток, чтобы восстановить свое лидерство на пространстве бывшей Османской империи».
Знаковым событием стала сделка, заключенная в мае Турцией и Бразилией, с одной стороны, и Ираном, – с другой, об обмене иранского обогащенного урана на турецкой территории. Все документы были переданы в МАГАТЭ. В Анкаре тогда объявили, что договоренность снимает остроту с опасений по поводу того, а не замыслил ли Тегеран атомную бомбу, а потому переговоры о санкциях против Ирана следует приостановить на 30 дней (кстати, Бразилия и вовсе категорично отказалась уже тогда обсуждать проект резолюции, составленный западными державами).
Хотя идея лишить «режим мулл» обогащенного урана, пригодного для изготовления боевого атома, принадлежала изначально Америке, администрация Барака Обамы была шокирована тем, что у нее перехватили инициативу и спутали планы по усилению давления на Иран с помощью международных санкций. «Тот факт, что против воли США пошли не какие-то смутьяны, а две крупные державы, слывущие друзьями Америки, – примета новой эпохи», откомментировал действия тандема (Эрдоган-Лула) Грэм Фуллер, бывший вице-президент Совета по национальной разведке ЦРУ.
Барак Обама в интервью итальянской «Коррьере делла сера» обвинил в смене приоритетов во внешней политике Турции страны Евросоюза, которые «сопротивлялись» приему этой евразийской державы в члены сообщества. Темнокожий Кеннеди, как часто воспринимают президента США, объяснил, почему такая политика близорука: Турция являет собой «критически важную модель (для подражания – В.М.) для других исламских стран в регионе».
Фактическим ответом на эту публикацию стало заявление Ахмета Давутоглу для «Файнэншл таймс» с расставленными точками над «i» и категорическим неприятием тезиса о смене внешнеполитической ориентации. «Это чепуха», – сказал, как отрезал глава турецкой дипломатии, а затем объяснил сомневающимся и заблуждающимся, что «интеграция в Европу является для Турции стратегической целью. Никто не может обвинить Турцию в том, что она затягивает этот процесс».
Отвечая на вопрос, не стал ли кульминацией разворота Турции от Запада инцидент с убийством турецких граждан израильскими коммандос на борту судов из «Флотилии мира», Давутоглу перевел разговор в правовую плоскость. По мнению Анкары, отказ Тель-Авива провести независимое расследование с приглашением международных экспертов и утверждение, что Израиль сам во всем разберется, не может не огорчать: «Нельзя быть одновременно и обвиняемым, и прокурором, и судьей».
Эпизод с абордажем «Флотилии мира» полон противоречий, и требует тщательного расследования. Что не мешает понять редкое единодушие в турецком обществе по поводу случившегося: впервые со времен Первой мировой войны гражданские лица из числа граждан Турции были убиты чужими военными. Вместе с тем, многих настораживает, что при Эрдогане наметились интенсивные контакты Турции с палестинцами, причем в последнее время благотворительность в адрес блокированного израильтянами сектора Газы приобретает политические обертона. И в этом примере также усматривают доказательство «смены вех» и переориентации Турции на усиление своего влияния в региональных делах и конфликтах.
Роберт Гейтс, министр обороны США, недавно развил тезис Обамы: единые европейцы сами виноваты в том, что так долго и так упрямо отталкивали Турцию. Главная вина, по его мнению, лежит на Франции и Германии. Как следствие, даже убежденные еврофилы в Турции теряют терпение.
Упоминавшийся выше Филип Стивенс побывал на конференции в Стамбуле, организованной Чэтэм хаус, то есть лондонским Королевским институтом международных отношений, и выявил для себя неожиданные нюансы в позиции Турции. Один из членов кабинета Эрдогана, по британской терминологии, «неоисламист», заявил, что они в правительстве считают: Европейский Союз есть «величайший проект построения мирного будущего в истории человечества». Анкара не рада тому, что была подвергнута западными странами критике за сделку с Ираном, но, во-первых, Турция никогда не претендовала на то, что эта договоренность полностью разрешит конфликт, а, во-вторых, разве ее инициатива не открывала возможность для более конструктивного диалога с Тегераном?
На стамбульском форуме турецкие аналитики растолковывали западным коллегам: не следует опасаться более энергичной дипломатии Анкары на окружающем пространстве, ведь повышение политического веса Турции в одном отдельно взятом регионе повышает ее шансы вступить в Евросоюз.
Для Филипа Стивенса, видимо, эта система аргументов показалась убедительной, и в своей статье в «Файнэншл таймс» он ее развил и пришел к масштабному переосмыслению перемен. «Через 20 лет после окончания «холодной войны» Турция решила, что она иногда может сама определять свою внешнюю политику. Одно время принадлежность к Западу означала делать все, что скажут в Вашингтоне. Теперь у Турции есть свои интересы, свое мнение и собственные права, – отмечает Стивенс. – Для многих американцев и для некоторых европейцев это сильный раздражитель. В их представлении Турция – всегда в долгу и всегда признательна за любое место, предоставленное ей за столом Запада».
Геополитическая ситуация изменилась, но – изменилась к лучшему, утверждает автор, поскольку «новая, уверенная в себе Турция может больше предложить Западу, чем ее уступчивая предшественница… И такую Турцию мы на Западе не должны потерять». Судя по контексту, автор под понятием Запад понимает в первую очередь Евросоюз.
Владимир МИХЕЕВ