Похоронит ли «Я – Шарли» толерантную Европу?
Занавес 2015 года поднялся – и европейцы, не утратившие способности думать, а заодно инстинкта самосохранения, вздрогнули от нехорошего предчувствия. Ощутили нутром или каким-то шестым чувством: произошли события судьбоносные, быть может, разделившие историю их древней цивилизации на «до» и «после». На до «Шарли-шока» и после.
Поводов для треволнений предостаточно, и все они вторглись в жизнь «весомо, грубо, зримо». От потрясшей Францию безжалостной расправы над журналистами сатирического журнала «Шарли эбдо» и захвата заложников в кошерной лавке до последовавших за этим угроз дальнейших вылазок религиозных экстремистов. От удачной операции правоохранителей, сумевших предотвратить клонирование терактов уже в Бельгии, до ужесточения полицейского режима как ответной реакции властей, включая повсеместные разговоры (в частности, в Лондоне) о введении строжайшего мониторинга интернет-пространства, от блогосферы до личной переписки граждан через е-мэльные послания и смс-сообщения.
Позднее вернемся к теме среднесрочных последствий того, что превратилось в некий «синдром Шарли» (см. «Экстремисты раскачивают Францию. Кто на очереди?», №1(95), 2015). Сначала осмыслим резонанс сиюминутного демарша шокированных властей и общественности. Состоялся «Марш единства». На улицы французских городов вышло 4 миллиона разгневанных и опечаленных граждан. Их мотивы благородны. Выразить сочувствие близким и коллегам тех, кто пал жертвой фанатиков. Заявить, что они отвергают насилие как метод преодоления любых разногласий. Вступиться за идеалы, если конкретно, то за свободу слова.
Под этим манифестом можно подписаться, не глядя. Но стоит взглянуть на вторую составляющую мотивов многих демонстрантов: полную и безоговорочную апологию редакционной политики «Шарли эбдо». Что, как мне видится, чревато умножением недопонимания в обществе и, как следствие, умножением скорби. Почему?
«Марш единства», скажут многие истинно верующие мусульмане, а их во Франции два миллиона (из 5 миллионов иммигрантов – выходцев из стран, где клянутся на Коране) стал демонстрацией того, что французы, пусть и не в своей массе, отказываются от проявления религиозной терпимости. Нет более нужды в толерантности к тем, кто верит не в традиционных богов на этой канонической территории католиков и протестантов. Можно-де с презрением относиться к иноверцам, к чужеземцам, к пришлым.
Но есть неожиданно тонкий, вернее, толстый нюанс в таком подходе: презрение адресуют не всем пришлым. Кто чтит и поклоняется Будде или Яхве-Иешуе – они в мейнстриме. Они в законе. Они вынесены за скобки. Чужаками, чьими чувствами и воззрениями можно пренебрегать, объявляются, по сути, только те, кто почему-то (!) не могут стерпеть оскорбления в адрес пророка Мухаммеда, читай – мусульмане.
И тут оформляется угроза, а у людей злокозненных – соблазн, произвести подмену понятий. Утверждают, что присягающие хэштегу «Я – Шарли», отстаивают демократические принципы. Свободу самовыражения. Свободу слова. Свободу прессы. Спору нет, без этих ключевых элементов невозможно народовластие, оно же демократия. Но возникают два сомнения. Первое. Где та грань, где та красная черта, за которой право на твою особую точку зрения вступает в конфликт с правом другого человека требовать уважения к его мировосприятию и нравственным убеждениям?
Могут возразить: такова, мол, раблезианская традиция во Франции. Верно, Франсуа Рабле язвительно и едко потешался над невежественными клириками и разленившимися монахами, что было созвучно реформаторским настроениям в обществе. С той поры… и повелось. Сатирический журнал «Шарли эбдо», а это нужно обязательно оттенить, высмеивал всех и вся: от Моисея до Христа. Над кем именно журнал измывался с особым остервенением, сказать трудно. Здесь все очень субъективно. Принцип «правда моего глаза» в этом случае – абсолютен.
Но это факт, что христиане и иудеи, храня в памяти шрамы давних гонений, относятся к выпадам в своей адрес если не «с щепоткой соли», то есть иронично и отстраненно, то куда терпимее, чем последователи более молодой религии, ислама. Вот как мыслит, к примеру, российский публицист Егор Холмогоров: «Подражая Христу, христианин станет терпеливо сносить насмешки, станет молиться за обидчика и уж точно не станет его убивать. Подражая Магомету, мусульманин вполне может убить насмешника, хотя может и проявить милосердие».
И вот второе зародившееся сомнение. Возьмем практическую сторону солидаризации с лозунгом «Я – Шарли». Не могу не принять логику Сергея Худиева, публициста и богослова, вопрошающего: «Сделает ли это все отношения между европейцами и живущими среди них мусульманами более теплыми? Увеличит ли это взаимное доверие? Выбьет ли почву из-под ног экстремистов? Побудит ли колеблющихся мусульман принять решение в пользу французского государства?»
А как отныне будут воспринимать коренные галлы своих соседей – по «лестничной клетке», по дому, живущих с ними на одной улице или в одном городке? Таких же граждан Франции, как и они, но только совершающих пять раз в день намаз, мечтающих осуществить паломничество (хадж) в Мекку, носящих хиджаб и выбирающих халяльную пищу. Сможет ли государство загасить разгорающийся этноконфессиональный конфликт и сумеет ли увести религию с улиц в сферу частной жизни, где ей было бы намного комфортнее? Наконец, смогут ли французы отныне различать, где поборники миролюбивого ислама, а где – тайные поклонники «Аль-Каиды» и «Исламского государства», потенциальные джихадисты, без пяти минут бомбисты, готовые убивать ради химерических целей?
Вскоре проводить эти различия станет еще труднее. Скажутся ожидаемые ограничения законодательно закрепленных прав и свобод, в том числе таких, чем изначально гордились европейцы – неприкосновенность частной жизни. Если завинчивание гаек случится, то это изменит не только самоощущение законопослушных граждан, избавив их от относительной «уверенности в завтрашнем дне». Уже появился стойкий источник раздражения и страха. Источник не внешний, а внутренний, потому что носителями угрозы для безопасности стали после бойни в «Шарли эбдо» радикалы из числа иммигрантов, то есть натурализованные иноземцы, руководствующиеся иной системой ценностей, настроенные враждебно к новому отечеству.
Для Европы январский теракт в Париже стал аналогом «11 сентября» в Америке. А там понятный порыв повысить уровень «домашней безопасности» незаметно для граждан перерос в одержимость властей, подпитываемую ведомственным интересом нескольких тысяч (!) агентств, служб и бюро, возникших с того момента для противостояния реальным и вымышленным угрозам. Это они страхом перед новым мировым злом с лицом Усамы бен Ладена, а ныне и вовсе безликим, оправдывают свое существование, а главное – бюджетирование.
Увы, события в Старом Свете могут развиваться по американскому сценарию. Европа может превратиться в прифронтовое государство. Причем фронт будет проходить внутри нее самой. Это произойдет усилиями трех сторон. Исламистских экстремистов, преследующих свои фантомные цели переустройства мира. Напуганных «внутренними турками» национальных и наднациональных (ЕС) элит и правительств. Наконец, Америки, которая с помощью тиражируемого ужаса перед «глобальным терроризмом» сможет закрепить свою роль патрона-протектора Европы.
Поразительный диссонанс: американская пресса отказалась перепечатывать карикатуры на Мухаммеда. Даже из принципа трансатлантической солидарности. Даже во имя «свободы слова». А рядовые американцы спрятались, можно сказать, в спасительную скорлупу своего дома-крепости, и никто из них, подобно французам, не вышел на улицы и площади.
Похоже, Европа уже никогда не будет прежней. Действовавший десятилетия хорошо сбалансированный «общественный договор», что вполне удовлетворял управляемых и управляющих, элиты и народные массы, будет порушен. Идея Европы как плавильного котла для иммигрантов будет отвергнута как устаревшая догма. «Мультикультурализм», давно заслуживший из уст Ангелы Меркель и Николя Саркози обвинительного приговора, перейдет из категории утопий в разряд бранных слов. Посрамленный ранее американский политолог Самюэль Хантингтон, пугавший «столкновением цивилизаций», предстанет в облике пророка.
А главное, что демоны бушевавших на протяжении столетий религиозных войн оживут, и призрак «ненавизма» – сочетание ненависти и ультра-патриотизма – станет бродить по Европе. От такого футурологического кошмара становится не по себе. Европу может подточить, а потом выжечь изнутри нетерпимость к инакости. Но и коренные европейцы должны перестать быть Жанами, родства и наследия своего не помнящими. Многие нации это уже проходили. Ни к чему хорошему, кроме пепелища и духовной пустоты, потери времени и генофонда, это не приводит.
Остается надеяться, что еще не поздно купировать «синдром Шарли», не дать ему расползтись заразными метастазами, исказив оспинами межконфессиональной вражды лицо Европы. Той самой Европы, которая в муках постигала для себя высшую ценность терпимости и человеколюбия.
Владимир МИХЕЕВ