Два слова о праве на частную жизнь
Не знаю как вас, а меня сильно огорчило сообщение, что оператор мобильной связи компания «Водафон» призналась в причастности к нарушению прав человека. А как иначе это расценивать? Случилось ведь страшное: без санкции прокурора или судьи органы власти в шести государствах Европы, с согласия руководства компании, проводили и проводят массовую перлюстрацию телефонных разговоров.
И это ещё не вся правда. Вскрылись факты, что британская спецслужба, известная по аббревиатуре GCHQ, платит телекоммуникационным компаниям, включая «Водафон», десятки миллионов фунтов стерлингов. За что? Чтобы протянуть кабели из оптических волокон, по которым сведения о клиентах – имена, местонахождение, а в отдельных случаях, видимо, и содержание разговоров и электронных записок (СМС) – напрямую попадают в распоряжение разведывательных и контрразведывательных органов.
Понятно, что движет теми, кто принимает эти не самые простые решения. Террор как явление стал глобальным. В десятках стран действуют вооруженные группировки. Боевики не щадят никого. Ни себя, ни тех, кто не разделяет их взгляды. Среди них есть и религиозные фанатики, делящие людей на своих и «неверных». В благополучных странах Европы, и это показали теракты в Лондоне в июле 2005 года, у боевиков немало единомышленников. А еще – спонсоров, тайных банковских счетов и потайных прибежищ. Сегодня идейные и безыдейные экстремисты готовы воевать не только в Ливии, Сирии, а теперь еще в Ираке, но и в Европе.
Понимаю и принимаю аргумент, что на кону – безопасность европейцев. Как национальная, так и личная. Согласна, что ставка в игре – человеческая жизнь. Лучше предотвратить теракт, чем пересчитывать его жертвы, искать его исполнителей и заказчиков. Эти удручающие и, как писал Горький, «свинцовые мерзости жизни» объясняют прежде не виданный размах антитеррористической активности правительственных служб.
Разумею. Но не могу отделаться от зябкого ощущения, что вместе со всё более технически изощренном контроле за нами, простыми гражданами, наше пространство, отведенное под личную жизнь, сужается. Под убедительными, а иногда просто внешне благовидными предлогами идет настойчивое вторжение в наш маленький, частный, личный мирок. А ведь раньше мы считали его сокровенным, защищенным, недоступным для чужих глаз и ушей. Теперь же нам объясняют, что суровая геополитическая реальность должна примирить нас с необходимостью быть под лупой у компетентных органов, которые будут знать, например, что у Саши и Маши случилась любовь.
В прошлом году мы узнали от бывшего сотрудника Агентства национальной безопасности (АНБ) Эдварда Сноудена, что американский Большой Брат неусыпно следит за нами. И что у него есть младшие братья. Лондон, к слову, держит первенство среди европейских столиц по числу уличных видеокамер, фиксирующих каждый шаг. В то время как GCHQ, пользуясь оплаченными услугами «Водафона», фильтрует наши переговоры и переписку по сотовому.
Правда, тут не стоит преувеличивать: поток голосовых и электронных посланий вначале просеивается компьютерами, лишенными эмоций и не занимающимися сплетнями. Только если они выудят знаковое слово, например, «Аль-Каида» или «взрывчатка», подключатся сотрудники специальной службы.
Приводят еще один успокоительный аргумент: «Если вам нечего скрывать – нечего и бояться». Так ли это? Однажды Дэниель Солоув, адъюнкт-профессор юридического факультета университета Джорджа Вашингтона, по-хорошему спровоцировал читателей своего персонального блога «Схожие мнения». Он провел опрос: какие вы найдете контраргументы на постулат властей, что честному человеку «нечего скрывать»? Адъюнкта завалили вариантами, как выстроить линию защиты.
Приведу наиболее, на мой взгляд, оригинальные по своей логике доводы, когда граждане нередко выбирают тактику нападения:
– «А у вас есть занавески?» или «Могу ли я посмотреть расчёты по вашей кредитной карте за последний год?»
– «Я не должен оправдываться. Вам нужно оправдывать свои требования. В следующий раз приходите с ордером.»
– «Мне нечего скрывать. Но у меня нет ничего такого, чтобы испытывать потребность вам это показать.»
– «Если вам нечего скрывать, то вы живёте не полноценной жизнью»
– «Покажите мне, что есть у вас, и тогда я покажу, что есть у меня.»
Самым задиристым мне показался ход мысли одного из анонимов: «Если вам нечего скрывать, то это практически буквально означает, что вы позволите мне фотографировать вас обнажённым? И я имею полные права на эту фотографию – так что, я могу показать её вашим соседям?»
Тем не менее, прежде так ценимый на Западе, и особенно в Европе (вспомним английскую поговорку «Мой дом – моя крепость»), принцип «прайвэси», то есть право на частную жизнь, постепенно размывается.
Меня заинтересовало, а на чьей стороне закон? Взяла Конституцию России и обнаружила в ней две статьи, 23 и 24, подкрепляющие «право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени». Черным по белому там записано, что конституция «предполагает запрет любых форм произвольного вмешательства в частную жизнь со стороны государства, а также гарантирует защиту со стороны государства от такого вмешательства третьих лиц».
Аналогичные гарантии заключены и в Конституции Великого герцогства Люксембург: 11-я статья оберегает от вторжения частную жизнь (если только нет соответствующего, юридически безупречного разрешения в каждом конкретном случае), а 28-я не допускает просмотра личной переписки.
Порадовалась: закон и в России, и в Люксембурге на стороне гражданина и верноподданного. Но вспомнила слова знакомого европейского юриста, что их профессиональное искусство во многом состоит в умелом применении подзаконных актов, знании судебных прецедентов и умении интерпретировать закон. И возникает вопрос: а чем регламентируется, лучше сказать – сдерживается настырность везде проникающих журналистов с длиннофокусными фото- и видеокамерами, папарацци?
Недавно люксембургский политик Жан-Клод Юнкер, номинированный на должность главы Еврокомиссии, пожаловался, что британские журналисты из бульварных изданий, настроенные, мягко говоря, предвзято, буквально охотятся за ним. Расспрашивают соседей о его привычках, связях, знакомствах. Ищут «жареную», пикантную, скандальную деталь, чтобы ославить и очернить. Не знаю, но подозреваю, как это показывают в голливудских полицейских сериалах, что папарацци копаются и в его мусорном баке.
Случай с месье Юнкером – не самый иллюстративный. Политик, как фигура публичная, должен быть готов к сверхпристальному вниманию к его персоне. Однако на фоне разоблачений последнего времени, заставляющих перечитать роман Джорджа Оруэлла «1984», этот эпизод лишний раз доказывает: стены вокруг частной жизни истончаются и становятся подобны перегородкам в старом японском доме – они сделаны из рисовой бумаги.
И пусть вам «нечего скрывать». Все равно… зябко!
Светлана ФЕДОТОВА,
управляющий директор
East-West United Bank в Люксембурге
№6(88), 2014