Договор о реформе: сегодня и завтра Европейского Союза

Европейский Союз является, во всех отношениях, крупнейшим партнером Российской Федерации. Высокое звание партнера обязывает нас к тому, чтобы мы хорошо разбирались в том, как функционирует Союз, знали его внутреннюю кухню. Это одновременно предполагает и некоторое прогнозирование того, в каком направлении он будет эволюционировать.

Предыдущий проект Договора, учреждающего конституцию для Европы, которая являлась, конечно, конституцией для Европейского Союза, очень четко очерчивал стратегическое направление эволюции ЕС. Пришедший на смену конституции, Договор о реформе эту стратегическую направленность прячет. Тем интереснее посмотреть, что дает Договор о реформе Европейскому Союзу. Тем более что в российском истеблишменте сохраняется, с трудом правда, настрой на ведение переговоров о широкоформатном соглашении с ЕС, которое бы задало вектор развития партнерских, может быть, союзнических отношений на перспективу в ближайшие пятнадцать, двадцать, двадцать пять лет.

В июне 2007 года брюссельский саммит Европейского Совета, будем надеяться, подвел черту под углубляющимся кризисом ЕС. Он купировал кризисные явления, переживавшиеся Союзом, неожиданным и, вместе с тем, красивым и эффективным способом. С одной стороны, Брюссель вроде бы отказался от конституции. С другой – сумел сохранить приверженность всем тем рецептам совершенствования своей деятельности, которые были в ней прописаны.

Но он пресек разраставшийся кризис Европейского Союза – не думаю, что итоги референдума в Ирландии будут иметь для ЕС столь же разрушительные последствия, как «нет», сказанное Конституционному Договору французами и голландцами, – не дав ответ на то, в чем тот собственно заключается. Более того, выход, найденный лидерами ЕС из сложившейся очень даже непростой ситуации, несколько изменил в восприятии общества и политической элиты сам предмет кризисных явлений.

Ведь они имели (и имеют) несколько аспектов. Один их них чисто внешний – итоги референдумов во Франции и в Нидерландах, остановивших процесс ратификации. Другой аспект – функциональный, связанный со скачкообразным расширением ЕС и наметившимся разрывом между расширением и совершенствованием механизмов внутреннего взаимодействия. Наконец, несомненно, главный из них, отражающий сущностные причины кризисных явлений. Он состоит в частичной утрате конкурентоспособности на мировых рынках товаров и услуг, снижении относительных преимуществ европейской модели социально-экономического развития и ослаблении внешнеполитических позиций ЕС в глобальной игре. И еще один очень важный аспект – наметившееся размывание идентичности Европейского Союза. Казалось, что на предыдущем этапе своей эволюции Союзу удалось достичь самого настоящего прорыва. Чувство европейской принадлежности начало потихоньку пересиливать чисто национальную самоидентификацию. Общий интерес стал главенствовать над интересом отдельных государств. Последние несколько лет об этом стараются больше не вспоминать.

В качестве маленькой иллюстрации последнего тезиса я приведу позицию польского судьи*1 в Суде ЕС. Познакомился с ней на одном из мероприятий Академии европейского права в г. Трире (Германия) год назад. Честно скажу, она меня сильно покоробила. Ведь Суд ЕС – сердце европейской интеграции. От него зависит если не все, то очень многое. Суд ЕС эффективен и способен работать на интеграцию постольку, поскольку выступает в качестве «черного ящика». В процессуальном плане вся его работа построена таким образом, чтобы даваемое им толкование права ЕС воспринималось окружающим миром как единственно возможное. Никому не сообщается, каким именно большинством принимаются им решения и принимаются ли они единогласно или нет. Никакие особые мнения не публикуются и не разглашаются. Для стороннего наблюдателя Суд выступает в качестве некоего монолита. И именно благодаря этому ему удалось настолько здорово справляться с возложенными на него функциями.

Польский член Суда ЕС в своем публичном выступлении все эти основополагающие черты того самого органа, в котором он заседает, те самые черты, которые он, вроде бы, должен был бы защищать и отстаивать, напротив, поставил под сомнение. Процессуальные традиции Суда ЕС и манеру, в которой тот работает, он назвал просто-напросто архаичными и рекомендовал от них отказаться. В пример Суду ЕС он поставил Международный Суд ООН, явно проигрывающий ему по всем параметрам. В практическом плане он предложил, чтобы судопроизводство в ЕС было бы таким же транспарентным, внутренняя кухня – такой же прозрачной, а выносимые решения – столь же «плюралистичными». В частности, он высказался за то, чтобы члены Суда выступали с отдельными мнениями и мнениями о несогласии. Особые нападки с его стороны вызвал институт генеральных адвокатов, который, по его мнению, обязательно нужно было бы упразднить. И чем быстрее, тем лучше. В том числе потому, что при назначении генеральных адвокатов нарушается основополагающий принцип равенства государств-членов – только некоторые из них имеют в Суде ЕС генеральных адвокатов на постоянной основе. Все остальные страны вынуждены мириться с принципом ротации.

Когда я его слушал, все высказанные им соображения казались мне чистой воды эпатажем. Они шли вразрез со всем накопленным ЕС опытом интеграции. Их реализация означала бы отказ от интеграционных начал в деятельности Суда ЕС и глубинное перерождение всего европейского проекта, уход от идеологии интеграции и возвращение к азам межгосударственного сотрудничества.

Теперь, по прошествии времени, все встало на свои места. Вспоминая тогдашние полемические выпады польского юриста, я лучше понимаю, какого рода аргументы позволили польской дипломатии заставить остальные государства-члены согласиться с тем, чтобы генеральный адвокат от Польши на постоянной основе входил в состав Суда ЕС. По Договору о реформе таких генеральных адвокатов становится не пять, как раньше, а шесть. Польша присоединяется к клубу ведущих стран ЕС, включающих Германию, Великобританию, Франция, Италию и Испанию, граждане которых заполняют соответствующие вакансии. Все остальные генеральные адвокаты, как и раньше, избираются на ротационной основе.

Значение для будущего ЕС брюссельского заседания Европейского совета, подготовленного германским председательством, и одобренного им вскоре Договора о реформе, трудно переоценить. На протяжении двух лет развитие Европейского Союза в экзистенциалистском плане, в плане осмысления стратегии, постановки новых целей, совершенствования деятельности было заблокировано. Теперь этой блокировки больше нет, если только ирландское «вето» Договору не сведет насмарку все усилия. Она снята за счет того, что ЕС разрубил гордиев узел. Ему удалось избавиться от внешних раздражителей, ограничителей, неожиданно возникших после провальных референдумов во Франции и Нидерландах, и внутреннего маразма.

Процесс ратификации начинается сначала. Но на этот раз он пойдет очень быстро. По упрощенному варианту. По возможности без референдумов, за исключением Ирландии, где это конституционное требование. Второй осечки, как мне кажется, не будет, даже после того, как Дублин, следуя своей же традиции семилетней давности, не смог заручиться поддержкой ратификации у населения*2. ЕС ее себе позволить не может. Предыдущая ему слишком дорого далась. Он сделает все возможное, чтобы она не повторилась, чтобы негативные результаты референдума в Ирландии не парализовали движение вперед.

Жертва, на которую пошел Брюссель ради нового согласия в рядах интеграционного объединения, и очень большая, и в то же время вполне приемлемая. Договор о реформе порывает с идей конституции для ЕС. Он от нее отказывается, как и от всего того, что она предполагает – упоминания символики, гимна, громких названий и т.д. Договор символизирует возвращение к поэтапной, медленной, рутинной эволюции ЕС в заданном направлении. Менее броской, более незаметной и заземленной. Он вносит изменения в действующие учредительные акты ЕС, а не заменяет и не подменяет их. Это главное. Все остальное – лишь уточненный баланс между предложенными новшествами и уже достигнутым, между тем, чего страны-члены хотели бы, и тем, что им оказалось под силу. По большому счету, в содержательном плане Договор о реформе мало чем отличается от конституции.

Но это не конституция и даже не субститут конституции. И этим все сказано. Договор олицетворяет собой документ иного порядка, иного времени, иных амбиций. В умах людей конституция всегда ассоциировалась с государством, а не с какими-то другими образованиями. Договор с ним ассоциироваться не может. Тем более, договор о реформе. Насколько такая жертва трагична, насколько она изменит вектор развития ЕС, мы с вами увидим. Очевидно только, что он будет другим. Иным, нежели при сценарии, когда у ЕС появлялась бы конституция. Хотя в содержательном плане ЕС вроде бы почти ничего и не потерял. Вот такую колоссальную жертву Брюссель и все федералистские силы внутри ЕС принесли для того, чтобы разблокировать ситуацию и потушить скандал, разразившийся из-за неудачных референдумов. Чтобы перевернуть страницу, на которой оказалось слишком много помарок, и решить функциональные проблемы.

Суть Договора о реформе – он дает ответ на функциональные аспекты кризиса ЕС. Все функциональные решения, которые были предложены в конституции – и мои коллеги об этом очень хорошо рассказали – включены в Договор о реформе. Их перечень хорошо известен. Каждый институт ЕС, государственные органы отдельных стран ЕС, представители экспертного сообщества по понятным причинам перечисляют их в различном порядке. Упомяну главные.

Создание поста председателя Европейского Совета, снимающее проблему постоянного появления на капитанском мостике ЕС новых стран и новых людей, не всегда готовых к такой ответственной роли.

Превращение Высокого представителя по ОВПБ в фактического министра иностранных дел ЕС со статусом заместителя председателя Европейской Комиссии, концентрирующего в своих руках полномочия и в области внешних дел и внешней политики. Лишь именоваться он будет почти по-прежнему – Высоким представителем по иностранным делам и политике безопасности, чтобы не порождать ненужных ассоциаций. На самом деле, это все тот же министр иностранных дел Европейского Союза, только иначе называемый, из предаваемой забвению конституции ЕС. Благодаря такому превращению на международной арене ЕС должен выступать как гораздо более цельный и влиятельный игрок. Координация внешних действий ЕС и проводимой им внешней политики на порядок возрастет.

Реинкарнация Европарламента. В рамках законодательного процесса он получает столь же весомые полномочия, что и Совет ЕС. Процедура совместного принятия законодательных актов ЕС становится главенствующей. По играемой им роли Европарламент приближается к верхней палате двухпалатного парламента в национальных государствах. За счет этого заинтересованность населения ЕС в Европарламенте и важность выборов в него резко возрастают. ЕС в гораздо большей степени, чем раньше, получает демократическую легитимность.

П одключение к европейской интеграции национальных парламентов. Им передается частичный контроль над субсидиарностью. Они получают достаточно весомые полномочия, чтобы не допускать принятия законодательных актов ЕС, которые на их взгляд, ущемляют национальные прерогативы государств-членов и ведут к ненужной концентрации власти на наднациональном уровне. Национальные парламенты тем самым встраиваются в законодательный процесс. Взаимоотношения между ЕС и государствами-членами обрастают новыми связями.

Изменение порядка голосования в Совете, порядка принятия решений, пусть и по прошествии некоторого отлагательного периода. Гораздо большее значение придается учету демографического фактора. За счет этого формирование большинства, необходимого для принятия решений, становится намного проще. Совет получает возможность двигаться вперед, ориентируясь на костяк ЕС, гораздо легче и быстрее. К тому же, принятию решений квалифицированным большинством голосов окончательно придается доминирующий характер.

Всей системе ЕС придается существенно более гибкий характер. С одной стороны, новые учредительные договоры насыщаются положениями, дающими государствам возможность не участвовать в отдельных интеграционных проектах, не мешая вместе с тем другим запускать разнообразные механизмы продвинутого или структурированного сотрудничества. С другой – в модернизированных договорах предусматривается возможность усиливать интеграционные полномочия институтов ЕС и переходить к новым формам интеграции и кооперации, не прибегая к громоздкой процедуре их пересмотра.

Другие атрибуты демократизации и усиления цельности в функционировании Европейского Союза. Упразднение Европейского сообщества в пользу Европейского Союза. Наделение Европейского Союза правосубъектностью. Окончательная коммунитаризация сотрудничества судебных и полицейских органов. Придание обязательной силы Хартии основных прав ЕС. Укрепление институтов прямой демократии. Предоставление населению возможности выступать с т.н. народными инициативами и т.д.

Как видим, перечень новшеств весьма солидный. Им охватываются все области, все направления деятельности ЕС. Но они касаются только и исключительно того, как ЕС должен функционировать, как согласовывать, принимать и обеспечивать реализацию разрабатываемых им политик. О чем эти политики речи не идет.

Договор о реформе ответа на сущностные вопросы, на то, как быть в отношении истинных причин глубинного кризиса ЕС, сделавшихся явными вследствие неудачной попытки интеграционного объединения обзавестись конституцией, не содержит. В нем не говорится, какие изменения ЕС собирается внести в проводимый им экономический курс, будут ли им использоваться меры протекционистского характера и в какой степени, какие акценты Брюссель собирается расставлять при проведении внешней политики, где именно он намерен проводить военные операции и т.д. Кстати, такого ответа не давалось и в конституции Европейского Союза.

Указанный момент имеет принципиальное значение. Забегание вперед с принятием конституции вскрыло это со всей очевидностью. Договор о реформе не может и не должен предлагать содержательный ответ на те или иные вызовы, с которыми столкнулся и продолжает сталкиваться ЕС. Он представляет собой документ совершенно иного порядка. Его предназначение заключается в другом. Сам по себе он не решает проблемы. Но он предваряет, подготавливает их решение. Он переформатирует Союз таким образом, чтобы позволить их ему решать!

Договор о реформе направлен на то, чтобы закрыть кризисный период в развитии ЕС. Он нужен ему как воздух. Он востребован жизнью. Его миссия состоит в том, чтобы сделать ЕС гораздо более энергично, эффективно и быстро работающим механизмом. Все необходимые для этого элементы в нем есть.

Поэтому политическая элита Европейского Союза пошла в какой-то степени на обман и подмену понятий. Договором о реформе она не дает ответ на те вопросы, которые на самом деле волновали электорат Франции или Нидерландов и которые продолжают волновать население всего континента. Но, благодаря Договору, она наделяет Брюссель инструментарием, необходимым для того, чтобы вплотную заняться их практическим решением. С его помощью ЕС и государства-члены смогут формировать гораздо более внятный, определенный и комплексный политический и экономического курс. Они получат возможность делать это быстрее, легче, эффективные. В столицах надеются, что более разумные, простые и эффективные процедуры и механизмы сделают и саму политику более адекватной и состоятельной.

Соответственно и рассматривать Договор о реформе, как мне кажется, нужно в конкретном политическом контексте. И нас, в России, и всех партнеров ЕС, да и всех членов интеграционного объединения волнуют не столько задумки дизайнеров Договора о реформе, сколько то, как он заработает на практике, иными словами, то, какими, начиная с 2009 г., будут новые политики ЕС. Опять-таки, если ирландское вето на вступление в силу Договора не сорвет все планы, в которые элита ЕС уже уверовала.

Полемика на этот счет давно ведется. Она была запущена в тот же день, когда лидеры ЕС анонсировали решение по Договору о реформе и дали старт пропагандистской кампании по подготовке общественного мнения к доброжелательному восприятию этого документа.

Ходы, используемые для его пиара внутри каждого из членов ЕС, достаточно просты и очевидны. Те страны, которые критиковали конституцию, получили возможность объяснить своим избирателям, что этого документа больше нет, а в новом все, что вызывало неприятие, убрано, все раздражающие элементы исключены. Те страны, которые «сдали» конституцию не по своей воле и пытались в максимальной степени сохранить согласованный ранее пакет, заверили свой электорат, что это им удалось. Все самое ценное и самое важное в конституции у них получилось перенести элегантным обходным маневром в Договор о реформе.

Одновременно все, без исключения, страны ЕС смогли сказать главное: «Смотрите, нам удалось преодолеть расхождения, которые были раньше. Нам удалось консолидировать Союз. Мы снова вместе». Это «снова вместе» для Европейского Союза – вопрос жизни и смерти. Сейчас ЕС дал на этот вопрос положительный, яркий и сильный ответ.

В такой ситуации открытая полемика была бы, по всей видимости, неуместной. Или, по крайней мере, нежелательной. Однако она уже ведется. Хотя в полную силу, конечно же, развернется после вступления в силу Договора о реформе и избрания нового состава Европарламента. Она ведется в отношении будущего политического и экономического курса ЕС. В отношении того, каким быть Европейскому Союзу: открытым глобальному развитию и глобальной конкуренции или противостоящим остальному миру. Выступающим за открытую игру рыночных сил и перелив рабочей силы, в том числе на своей собственной территории, или же за получение односторонних преимуществ. В таком случае от Брюсселя можно будет ожидать дрейфа в направлении японской модели развития. Сами европейцы не раз сравнивали Японию с плавучей крепостью, умело пользующейся свободной рыночной стихией, когда речь идет о проникновении на чужие рынки, и воздвигающей трудно преодолимые препятствия самого разного порядка, когда нужно открывать свои собственные.

В той полемике, которую ведут премьер-министр Гордон Браун в Великобритании, президент Никола Саркози во Франции, канцлер Ангела Меркель в Германии и все остальные лидеры ЕС, есть весь набор этих элементов.

В частности, для Саркози важно защитить национального производителя, поддержать мелкий и средний бизнес, дать им качественно новые возможности работать в глобальной среде. И на это направлено принципиальное изменение Договора о реформе, на котором он настоял. Оно пока замалчивается или недооценивается. Из учредительных договоров Европейского Союза уходит конкуренция как цель ЕС. Конкуренция остается в качестве инструмента деятельности Европейского Союза.

Если так, значит, появляются предпосылки для того, чтобы исключить из области конкуренции предоставление услуг, работающих на общество. Есть основание несколько иначе взглянуть на то, какие слияния запрещать, а какие поощрять. Можно по-новому подойти к оценке того, что есть рынок, каковы размеры этого рынка, какова взаимозаменяемость товаров и услуг на этом рынке и превратить конкуренцию в инструмент защиты от экспансии государственных фондов Китая, Бразилии, Индии, Российской Федерации, которые в последнее время приобретают крупные активы в Западной и Центральной Европе.

Одновременно в практическую плоскость переводятся призывы, некогда раздававшиеся в основном из лагеря крайне правых, о том, чтобы защитить мелкий и средний бизнес от неограниченной миграции, а заодно и ослабить нагрузку на бюджет и государственные структуры. Соответственно контроль над миграцией будет ужесточаться. Самой миграции одна за другой или все вместе страны ЕС придадут селективный характер. Управление миграцией выдвинется в разряд ведущих приоритетов общей политики ЕС. Брюссель с удвоенной энергией продолжит осуществлять политику заключения договоров с отдельными третьими странами, по типу договора с Марокко, о соразвитии и добровольно-принудительном ограничении эмиграции из этих стран в Европейский Союз.

Однако ключевой вопрос, который со временем, скорее всего, окажется в центре полемики, состоит в том, куда ЕС направит в будущем основной поток инвестиций, куда он постарается перераспределить капиталовложения: в новую экономику, в старую, информатику, станкостроение, инновации и т.д. Ставки очень высоки. От тех решений, которые Брюсселю предстоит принять, зависит конкурентоспособность европейской экономики, сама модель социально-экономического развития региона, преимущества которой еще недавно почти никто не подвергал сомнению.

На то, насколько разделенным остается ЕС по этим вопросам, указывают острейшие противоречия между государствами-членами. Их вскрыли разногласия относительно ограничений на дешевые потребительские товары из Китая. Стремительное увеличение импорта поставило на грань выживания отдельные отрасли легкой промышленности региона. В этих условиях высокотехнологичные страны заявили, что от старых производств, относящихся, скорее, к эре индустриального, а не постиндустриального развития, давно пора избавляться. Скажем, для Великобритании, как указали ее лидеры, такой проблемы вообще не существует. Напротив, страны с высоким удельным весом «классических» отраслей в национальной экономике потребовали жестких мер по защите внутреннего рынка, сохранению рабочих мер, а также ограждению национальных производителей от «недобросовестного демпинга».

Выбор приоритетов экономического развития давно назрел. Но ЕС еще только предстоит договариваться по очень непростым стратегическим решениям. Вариантов много. Каждый из них имеет свои недостатки и свои преимущества. Скажем, ставка на новейшие и наиболее перспективные отрасли, на т.н. новую экономику кажется, на первый взгляд естественной и логичной. Вместе с тем, она таит в себе угрозу возникновения зависимости от импорта вследствие исчезновения некоторого набора базовых отраслей промышленности. К тому же, эти отрасли средней технологичности служат основой устойчивого развития ряда ключевых стран ЕС, включая, в том числе, Германию. Они обеспечивают занятость. Дают солидную часть экспортных поступлений. Значит, ЕС придется ориентироваться на гармоничное сочетание всей основной «корзины» новейших и традиционных секторов современной экономики, вводить ограничения на делокализацию производств. А еще надо заботиться о сельскохозяйственной безопасности, энергетической безопасности, реформе социальной сферы и либерализации рынка труда.

В дискуссии по всем этим и связанным с ним вопросам родится новый политический и экономический курс ЕС, который придет на смену Лиссабонской стратегии или адаптирует ее к новым реалиям, сформируются новая инновационная политика, индустриальная политика, политика модернизации, повышения конкурентоспособности Союза как единого экономического комплекса. Предстоящее вступление в силу Договора о реформе даст ей зеленый свет.

На решение аналогичных задач, только в несколько другом измерении, направлен поставленный Германией, а вслед за ней и остальными лидерами ЕС, вопрос о создании некоего общего рынка между Европейским Союзом и Соединенными Штатами Америки. Предлагаю всем, кто этого еще не сделал, познакомиться с новейшими программами взаимодействия ЕС и США, с системными механизмами проведения консультаций и принятия решений, которые уже созданы и функционируют или только намечаются. Они производят сильное впечатление. Даже если сделать скидку на то, что на бумаге все всегда выглядит на порядок импозантнее и торжественнее, чем в реальной жизни.

И еще один ключевой вопрос. Он состоит в том, как поменяются под влиянием Договора о реформе приоритеты ЕС в международных делах. Понятно, что во внешнеполитической сфере задача, которую решает Договор, заключается в обеспечении консолидации его внешнеполитического курса как во взаимоотношениях между странами и институтами Союза, так и внутри институтов ЕС и между ними. Но как Брюссель собирается проектировать себя на международной арене, как он будет расставлять акценты, насколько односторонними будут его действия, насколько жесткими и наступательными, остается только гадать.

Много споров вызывает стремление ЕС обзавестись кулаком вооруженных сил быстрого развертывания для силового подкрепления своего внешнеполитического курса. Пока у него это не очень получается, но это только пока. Договор о реформе закладывает солидные дополнительные возможности для дрейфа ЕС именно в указанном направлении. Достаточно сослаться на положения о фактически военной взаимопомощи, расширении спектра гражданских и военных операций, которые ЕС уполномочивается вести за рубежом, структурированном (иначе говоря, постоянном продвинутом) сотрудничестве в военной области и т.д. Если интеграционное объединение из сугубо гражданского интеграционного сообщества, постепенно начнет превращаться также и в сообщество, склонное к интервенционистским действиям, международный ландшафт очень и очень изменится.

В общем, вопросов масса. Может быть, ответ на них в какой-то степени даст новая внешняя стратегия ЕС. Не нужно быть общепризнанным экспертом по ЕС, чтобы предсказать: Брюссель постарается обзавестись такой стратегией как можно скорее. Достаточно хоть чуть-чуть экстраполировать в будущее нынешние тенденции в развитии ЕС и дополнить их анализом новшеств, вносимых в его первичное право Договором о реформе.

Я постарался слегка заострить соображения, которыми сейчас с вами поделился, для того, чтобы активизировать полемику на нашей конференции и предложить нашим гостям и коллегам из стран ЕС сразу на них отреагировать.

Суммирую. Непредвзятый анализ Договора о реформе показывает: начиная с 2009 года или чуть позже*3, мы будем иметь дело с более умелым, рациональным, слаженным Европейским Союзом, приступающим к разработке и последующему осуществлению нового политического и экономического курса, связанного с реализацией Лиссабонской стратегии, но существенно от нее отличающегося, и новой внешнеполитической доктрины.

ЕС и впредь будет делать ставку на мягкую силу, пользуясь своей притягательностью для народов других регионов планеты, и стремиться к проецированию вовне своих подходов, своего образа жизни и своих воззрений и установлению выгодных ему правил на международной арене, прежде всего, в том, что касается международной торговли и устойчивого развития. Будет продолжена проводимая им экономическая экспансия. Только в отличие от прошлых времен ЕС получит возможность в гораздо большей степени поддерживать ее мерами внешней политики. Одновременно Брюссель все более настойчиво начнет заботиться о наращивании своей жесткой силы, продвигаясь, шаг за шагом, к переформатированию своих взаимоотношений с НАТО и оттачивая осуществление сначала гражданско-военных, затем и военно-гражданских операций.

Будущая эволюция Европейского Союза окажет большое влияние на характер отношений между Россией и ЕС и его государствами-членами. И прямо, и опосредованно – через совместную работу в международных организациях, общие усилия по разблокированию и разрешению самых разных международных конфликтов и кризисных ситуаций, скоординированный ответ на глобальные вызовы, осуществление крупных международных проектов и программы. Москве к этому нужно быть готовой.

На мой взгляд, очень важно учитывать будущую эволюцию ЕС при выстраивании нашего внешнеполитического курса и определении стратегии экономического развития. При этом было бы желательно придерживаться не уклончивой линии на избежание конфронтации и придание конкуренции более цивилизованного характера, а совершенно другого.

Ставку надо делать не на конкуренцию и конфронтацию, а на сотрудничество и взаимодействие. Для достижения этой цели следует активно участвовать в полемике о будущих политиках ЕС, ведь они касаются партнерских отношений между Россией и ЕС, и реальном формировании отношений стратегического партнерства между нами. На вполне естественный вопрос о том, как, с использованием какого инструментария, ответ дает сама жизнь, уже накопленный опыт сближения, гармонизации, конвергенции и позитивного взаимодействия.

Через где-то около полутора десятков секторальных диалогов, число которых в будущем, по всей видимости, даже увеличится. Придание им большей масштабности, эффективности и слаженности. Обобщение получаемых результатов, имея в виду плановый выход на согласование и заключение взаимодополняющих и взаимосвязанных секторальных соглашений.

Модернизацию процедур и механизмов управления партнерством. Расширение сотрудничества с максимально широким спектром созданных ЕС порядка тридцати децентрализованных агентств. Постепенное установление с ними тщательно отстроенного, институционально обеспеченного и структурно определенного взаимодействия, поставленного на четкие договорно-правовые основания.

Разработку и дальнейшее обсуждение, с привлечением экспертного и бизнес сообщества, конкретной программы перехода от сугубо торговых связей, в которых застряли отношения между Россией и ЕС, – они соответствуют по большей части представлениям XIX, а не XXI века – к связям интеграционного типа. К разностороннему продвинутому экономическому взаимодействию и взаимопроникновению: созданию единых производственных цепочек, снятию административных барьеров, которыми Европейский Союз оградил свой внутренний рынок, поощрению политики обмена активами.

Как мне кажется, закрывать отдельные отрасли производства от проникновения иностранного капитала нормами об их стратегической природе, как это сделали сейчас Российская Федерация, Франция, Германия и некоторые другие страны, вряд ли перспективно. Мы тем самым сами прокладываем путь, которым поспешит воспользоваться Европейский Союз, легитимируем вчерне подготовленные им меры ответного и инициативного характера по ограничению доступа в экономику ЕС иностранных и, прежде всего, суверенных инвесторов. Наоборот, следует вести дело к формированию элементов общего либерализованного рынка в масштабах Большой Европы.

Российский бизнес будет готов к работе на нем, если удастся выстроить продуманную линию перехода к нему, ориентировочно лет через пять-семь. Это «если» зависит от обязательного подключения государственных структур к информированию бизнеса, создания интерактивных баз данных о потенциальных партнерах и возможностях, широкого использования обучающих программ, совершенствования законодательства, массированной, соответствующей международным правилам государственной поддержки. Соответственно и ориентироваться надо на взаимодействие с ЕС в рамках открытого рынка и партнерской политики, а не политики индивидуальных и односторонних действий.

Подобное видение стратегического партнерства могло бы стать идеологическим стержнем будущего Соглашения о стратегическом партнерстве, призванного заменить действующее сейчас СПС 1994 г.

И последний момент – в отношении сроков. Я как-то выступал в передаче, которую ведет Третьяков на канале «Культура». Она очень симпатично называется «Что делать?». В конце, когда подводился своеобразный итог состоявшегося обсуждения перспектив сближения между Москвой и Брюсселем, я солидаризировался с позицией В.В.Путина в отношении ЕС. Единственно, порекомендовал не дожидаться, пока Брюссель созреет для нового партнерства. Высказался за то, чтобы отойти от непременного следования принципу взаимности. Предложил сознательно идти на предоставление ЕС определенных односторонних выгод и преимуществ. Наши меры подтолкнули бы его, вынудили ввести в ответ нужное нам правовое регулирование для наших граждан и нашего бизнеса. Тогда этот фрагмент вырезали из передачи. Сейчас хотел бы повторить. Если мы что-то будем откладывать на завтра, то и это завтра наступит с существенным лагом. Завтрашний день надо готовить уже сегодня. Исходя из будущей эволюции ЕС и наших планов социально-экономического и политического развития.

Для России и Европейского Союза годы неопределенности в двусторонних отношениях, неспособность ЕС сразу же перейти к практическим переговорам о новом Соглашении после достижения Москвой и Брюсселем соответствующей договоренности – это упущенная выгода, утерянные возможности, нереализованные проекты. И речь идет не только о миллиардах и миллиардах недополученной прибыли или более низких темпах экономического развития. Ставки намного выше. За это время Россия и ЕС могли бы сделать больше, если бы она работали слаженнее, в борьбе с незаконным оборотом наркотиков, отмыванием грязных денег, распространением террористических сетей по нашему общему большому континенту.

Медля с решением задач придания сотрудничеству и партнерству большей интенсивности, эффективности и предсказуемости, мы бьем по своим собственным интересам, по своему будущему. Потому что это будущее нужно строить именно сегодня, уже сейчас, вне зависимости от политической конъюнктуры. И если на том или ином политическом уровне что-то делать оказывается сложно, всегда есть возможность создавать другие политические форматы для обсуждения интересующих нас вопросов. В их числе – создание площадок для обмена мнениями и консультаций на университетском уровне, на уровне неправительственных организаций, исследовательских центров и экспертного сообщества».

* Журнальная версия выступления на международной Конференции «Взаимодополняемость ЕС и его государств-членов в области внешних действий и ОВПБ и ее влияние на отношения ЕС и Российской Федерации», проведенной в МГИМО (У) МИД России и МГЮА 28-29 сентября 2007 года.

*1 Jerzy Makarczyk – Прим. ред.

*2 В 2001 г. население Ирландии, неожиданно для всех, высказалось против Ниццского договора. На первый взгляд нелогичные итоги референдума явились результатом неверной оценки настроений, господствовавших в обществе. Власти были уверены, что высокий уровень поддержки интеграционного процесса сам по себе гарантирует положительный результат, и к агитации в пользу ратификации Договора отнеслись наплевательски. Через некоторые время вопрос о ратификации был повторно вынесен на голосование, только на этот раз после активной разъяснительной работы и принятия нескольких внутренних актов, снимающих имевшиеся у ирландцев озабоченности. – Прим. ред.

*3 С учетом фактора негативных результатов референдума в Ирландии.

© Марк ЭНТИН,
д.ю.н., профессор,
директор Европейского учебного института
при МГИМО (У) МИД России

№6(23), 2008