Назад в инновационное будущее

Сашенька Рездрик рос тихим, спокойным, вдумчивым ребенком. Ни родителям, ни окружающим, вообще никому никаких хлопот никогда не доставлял. Однако он не был замкнутым или застенчивым. Просто у него были свои пристрастия. Он любил животных, природу, книги. Остальное его не интересовало. Оно для него как бы и не существовало. Спорта, показного ухарства, коллективных вылазок и всего такого он чурался.

Может, потому что почти все ему в этом мире заменяли родители. Мать он безумно любил. Отца боготворил. И было за что. Такие потрясающе цельные, добрые, сильные натуры не часто встречаются. Поступали они всегда по совести. И Александра к этому приучили. Без нотаций, назиданий, придирок. Только своим примером. Не удивительно, что он ценил все, что ценили они. Уважал всех тех, кого уважали они. Верил во все то, во что верили они.

Получалось у него по жизни все просто, честно, естественно. На биофак университета прошел с большим отрывом. Учился с увлечением. По окончании согласился на предложение продолжить исследования в лаборатории профессора, которому взялся помогать еще студентом. Ему доставляла наслаждение возня с животными. А работа в лаборатории открывала сказочные возможности экспериментировать, придумывать и синтезировать препараты, в которых те так нуждались.

В идеале эти препараты должны были помочь им стать активнее, здоровее, на порядок менее восприимчивыми к стрессам, болезням и любым другим неприятностям. В последующем, после необходимой доводки, прохождения сложнейших испытаний и на порядок более долгих и мучительных процедур сертификации, как предполагалось, такой же благотворный эффект они могли бы оказывать и на людей.

С годами профессор доверял Александру все больше. Как-то само собой он выдвигался на роль лидера. Хотя ничего для этого не делал. И ни на что такое не претендовал. Просто так получалось, что новые идеи чаще всего исходили от него. И подсказки. По работе. По жизни. По всему. Когда у коллег что-то не получалось, что-то не ладилось, обращались обычно к нему. Потому что знали: он отнесется с сочувствием. Никогда не откажет. Если в силах, поможет и словом и делом.

И с семьей у него вышло также органически и естественно. Однажды после службы батюшка подвел к нему девушку. Вкладывая ее тонкие хрупкие пальчики в его широкую мужскую ладонь, он произнес: «Это твоя суженная. Вы так подходите друг другу. Вам суждено быть вместе. Люби ее. Береги. Защищай». Может, батюшка действовал по наитию. Но вряд ли. Скорее, он заметил, какие взгляды они бросали друг на друга. Как тянулись друг к дружке. С каждым разом все сильнее и сильнее. Его слова оказались пророческими. Уже вскоре он их обвенчал. Молодые зажили в мире и любви. В положенное время родилась дочь. Тоже любимая. Ненаглядная.

И все шло, как описывают в книгах. Но однажды… Вот это гадостное «но однажды» почему-то всегда случается. И почему-то с самыми добрыми, самыми достойными из людей.

Профессор обратил внимание на то, что Рездрик прилично подустал. Год выдался тяжелым. Они работали на износ. Не разгибаясь. Гнали горящую тему. Как уже становилось правилом, по большей части все висело на Александре. Он пахал по-черному. Перегрузки читались на его лице. Ему требовался отдых. И профессор предложил, чтобы он на пару недель уехал в санаторий или что-то вроде этого развеяться и подлечиться. Естественно, с семьей.

Александр не стал возражать. Но потом выяснилось, что дочка с подружками договорились вместе провести время в каком-то облюбованном ими спортивном лагере. Типа «Витязей». То ли под Псковом, то ли под Греноблем. Сейчас с этим ведь не проблема. Жена же затеяла ремонт. Так, по мелочам. Ничего существенного. Но он требовал ее обязательного присутствия.

Таким образом, Сашенька, он же Александр Рездрик, оказался в доме отдыха – их теперь все принято называть «Спа» на иностранный манер – совсем один. Что делать, он себе совершенно не представлял. Ну, познакомиться с соседями, только так, не обременительно. Потом посетить все достопримечательности, благо их не так много. Наконец, обойти прилегающие территории, чтобы хоть слегка ориентироваться. Но на большее его фантазии не хватало.

Поэтому он с облегчением отдался врачам, которые живо определили, что ему требуется, и назначили кучу процедур. Правда, когда он несколько огляделся, выяснилось, что собственно лечебного на него навесили не так много: что-то из физиотерапии и грязевые ванны. В основном ему прописали бани, «шведский» променад, плавание и тренажерный зал. Он на все согласился и, как это уже стало для него привычным, рьяно взялся за дело.

Больше всего ему понравилось в огромном, просторном, светлом, хорошо проветриваемом помещении с рядами каких-то незнакомых ему, но явно функциональных приспособлений. Никогда до этого он в тренажерные залы не заглядывал, считая пустой тратой времени. Поэтому за освоение различных снарядов принялся с неожиданно проснувшимся увлечением. Сначала ему все показали, объяснили, подсказали. А дальше заработала врожденная интуиция.

Александр внимательно прислушивался к тому, что требует организм, чутко реагируя на его неприхотливые, но вполне отчетливо ощущаемые им потребности и желания. Он менял программы и нагрузки, стремительно их наращивая. Варьировал последовательность и количество подходов, отыскивая оптимальное сочетание. И нашел. То, что нужно. Что ему больше всего нравится. Что ему действительно подходит. То, от чего все тело наливается упругой силой, а восприятие мира становится таким ярким, резким, насыщенным.

Через какое-то время Александр из тренажерного зала больше почти не вылезал, обдумывая все новые и новые варианты сочетания разрабатываемых им препаратов и физических нагрузок. Он дневал там и ночевал. Пользовался каждым перерывом между едой и другими процедурами, каждой возможностью для того, чтобы туда лишний раз заглянуть. И так на протяжении всех дней пребывания в доме отдыха.

Естественно, что по прибытии домой он свое увлечение не бросил. Сначала отыскал спортивный центр неподалеку от дома и стал заниматься там. Однако такой вариант его не удовлетворил. Вскоре он уговорил профессора, введя его в курс своих научных предположений, и они соорудили тренажерный зал прямо на работе.

И на самочувствие коллектива, и, а может быть поэтому, на эффективность проводимых лабораторией исследований новшество оказало самое благотворное влияние. Но в наибольшей степени оно сказалось на самом Александре Рездрике. С детства он привык считать себя, скорее, мелким и щуплым. С годами в этом плане ничего не изменилось. Правда, из-за своей исключительной худобы он производил впечатление пропорционально сложенного человека.

После того, как ученый разработал систему вариативных физических нагрузок, и стал ее активно опробовать на себе, он стал меняться. Причем, если бы в рост пошли одни мускулы, если бы он потихоньку принялся их накачивать, это было бы куда как понятно и естественно. Но в рост пошел он сам. И не на какие-то там паршивые тысячные, сотые или, на худой конец, десятые доли миллиметра, а на полновесные сантиметры.

Когда он подтянулся до 1 метра 75 и пропорционально раздался в плечах, никто не обратил внимания. Когда подобрался к 1 м. 80, к нему стали присматриваться. И соседи по дому, и коллеги на работе. Когда же рванул выше, все переполошились. Больше всего, конечно, профессор. В силу административных обязанностей ему приходилось сталкиваться с разными людьми и самыми хитрыми структурами, и он знал угрозы, которыми пропитан мир лучше, нежели его гениальный подчиненный. Он поговорил с ним по душам. Попугал. Объяснил на пальцах очевидное. Они прикинули. Покумекали. Условились, как отвечать на вопросы о тренажерном зале и столь неожиданных метаморфозах. Наметили кое-какие меры.

Но было уже поздно... Александра Рездрика пригласили. Побеседовали. Очень любезно. Где-то даже вкрадчиво, более того, заискивающе. Но очень твердо. Хотя и не перегибая палку. Мол, он нужен Родине. Полученные им результаты важны для будущего страны – главное только, чтобы они подтвердились. То, что он сделал, чего добился, не исключено, является самым настоящим национальным достоянием. Поэтому работать ему теперь придется в другом коллективе.

Ученый было дернулся туда-сюда, но тут же сдался. На его патриотических чувствах сыграли настолько точно и виртуозно, что он не мог не согласиться. С разрешения профессора он передал туда все препараты для животных, над которыми работал, все записи и результаты опытов и один день в неделю стал проводить в «новом коллективе». Придуманная им система колеблющихся физических нагрузок серьезных людей не заинтересовала.

Так из испытателя Александр совершенно неожиданно превратился в испытуемого. Правда, ни на его жизни, ни на семье, ни на исследованиях это сначала никак не отразилось. Ну, проводил он один день в неделю в другой конторе, и что с того. Печатали его столь же охотно, как и раньше. Круг друзей и знакомых не изменился. Послушать его выступления сбегались многочисленные любители природы, животных, биологи самой разной специализации и люди, хорошо разбиравшиеся в профессиональном спорте.

И продолжалось бы так, может быть, еще какое-то время, если бы он не получил приглашение дать серию презентаций в сопредельных странах. С этого момента спираль истории начала закручивается с катастрофической быстротой. Его сняли буквально с самолета. Вновь отвезли туда, где он на все согласился. Затем передали «коллегам» из «нового коллектива».

Когда ему разъяснили, что от него требуют, он сначала не знал, плакать ему или смеяться. Но вскоре желание даже улыбаться у него пропало. Его обвиняли в намеренной попытке скрыть от страны принципиально важное то ли открытие, то ли изобретение, и тайно вывезти его за границу. Дело в том, что действие всех его препаратов тщательнейшим образом проверили. Все записи и результаты опытов скрупулезно изучили. Эксперименты повторили. Но никакого «фермента гармоничного роста и развития», от которого он сам все еще продолжал, хотя и намного медленнее, вытягиваться, не обнаружили.

У него требовали, чтобы он не наводил тень на плетень, а передал подлинные материалы. От его попыток что-то втолковать, рассказать о системе, отмахивались, как от детских глупостей. И теперь уже с ним не миндальничали. Говорили зло и высокомерно. Как положено с такими упрямцами и предателями, как он. Без хитростей рисовали, что будет с ним. Какую участь он уготовил профессору и всей своей бывшей лаборатории. Что ожидает его жену и дочку.

Когда он вышел на свободу, от почти что двухметрового накаченного спортсмена ничего не осталось – туда, куда его определили, о тренажерном зале, вестимо, не позаботились, да и какое-либо желание поддерживать нужную форму у гениального ученого улетучилось. Человеческие качества, унаследованные от родителей, он за эти годы ничуть не растерял. Даже стал сильнее духом, мудрее и целеустремленнее. Но чисто внешне семье вернули заморыша – так он теперь выглядел. Маленького, мелкого, тщедушного. Глядя на которого, жена и дочь готовы были разрыдаться. Еще долго они инстинктивно с тоской отводили глаза в сторону. Пока не привыкли.

© Н.И. ТНЭЛМ

№9(47), 2010