Уильям Хейг провозгласил «просвещенную» внешнюю политику
В июньской программной речи выпускник Оксфорда (родился в 1961 году), где он штудировал политические науки, экономику, философию, раскрыл свое кредо: превыше всего стоят национальные интересы. Однако с прилагательным – «просвещенные», что означает готовность Британии служить не только своей нации, но и всем остальным.
Расшифровки этого альтруистического порыва не последовало, но Хейг объяснил, что на своем посту будет стремиться вдохнуть новую жизнь в старые альянсы и образовывать новые союзы, особенно с выходящими на авансцену геополитики зародившимися вчера державами: Китаем, Индией и Бразилией, а также с набирающими вес будущими крупными игроками, такими как Турция и Индонезия. Не оставит Хейг без пристального внимания и Содружество наций, ранее именовавшееся британским, поскольку состоит из бывших колоний, доминионов и зависимых территорий.
Заодно Хейг сделал широкий жест доброй воли, объявив, что в отношениях с Россией «дверь остается открытой», хотя и воздержался от приглашения в адрес Москвы произвести «перезагрузку» вслед обамовскому почину.
Тем не менее, масштаб обозначенных перемен сродни американскому размаху. Уильям Хейг обвинил прежнее лейбористское руководство в неспособности понять «широкие стратегические потребности страны» и проводить внешнюю политику, которая бы «обеспечивала нам международное влияние и приносила доходы в быстро меняющемся мире».
Хейг посетовал, что лейбористы при его предшественнике Дэвиде Миллибенде проглядели момент, когда вылупился многополярный мир, а в итоге Британия экспортирует сегодня товаров и услуг в соседнюю Ирландию «больше, чем в Индию, Китай и Россию вместе взятые». Между тем, прогнозы указывают на то, что к 2050 году экономическая мощь новоявленных лидеров, сердцевину которых составят страны БРИК, будет на 50% превышать потенциал «семерки» наиболее развитых держав. Более того, как ожидается, уже в 2015 году Британия утратит членство в привилегированном клубе 10 самых развитых экономик мира.
На наших глазах, проповедовал Хейг, рождается дивный новый мир, который он предпочел назвать не многополярным, а «сетевым» («networked world»).
При этом видный тори не стал шарахаться в крайности, выправив крен: многовекторности – да, но отношения с Соединенными Штатами по-прежнему останутся приоритетными. Как сказал Хейг, союз с Америкой это – «нерушимый альянс». Хотя и без пиетета с придыханием, равносильным, как выразился Хейг, «рабской покорности». В этой дерзкой оговорке, вопреки тесным связям тори с американскими неоконами, явно угадывалось желание сыграть на контрасте со сподвижником Джорджа Буша экс-премьером Тони Блэром. Последний понес невосполнимые имиджевые потери от прицепившегося к нему прозвища «пудель Белого дома».
По ходу избирательной кампании Хейг частенько перефразировал фразу Уинстона Черчилля о том, что этот хранитель имперских традиций не для того возглавил правительство, чтобы председательствовать при распаде Британской империи. В интерпретации Хейга эта крылатая мысль звучала не менее пафосно: я не для того провел столько лет в оппозиции, чтобы «председательствовать при упадке Британии». Каким образом избежать или отсрочить или смягчить падение? Из речи Хейга следует один наиболее очевидный вывод: становиться частью различных стратегических объединений государств (как своего рода социальных сетей).
Как быть в этом случае с членством в единой Европе? Для начала министр намекнул, что перестанет ориентироваться на тандем Франции и Германии, а займется налаживанием диалога со странами Центральной и Восточной Европы, примкнувшими к ЕС в 2004 году. Заставляет задуматься еще одно обстоятельство: Уильям Хейг написал свою версию биографии выдающегося политического деятеля конца XVIII и начала XIX века Уильяма Питта-младшего, пробывшего на посту премьера в общей сложности почти 20 лет. К слову: впервые он встал во главе кабинета в возрасте 24 лет. Уильям Питт-младший был духовным отцом первых трех антифранцузских коалиций и сделал немало для выхода страны из изоляции на европейском континенте. Его управленческий талант способствовал тому, что необыкновенно вырос негласный статус первого министра. Можно ли в увлечении Хейга этим историческим персонажем найти ключ к его тайным мыслям? Возможно.
«Нужно смотреть дальше и шире», – объяснил свои замыслы Хейг, призвавший быть «креативным» при выработке новых подходов в ответ на вызовы во внешней политике. Формулировка европейской политики Лондона, ставшая результатом компромисса тори со своими партнерами по правительственной коалиции либеральными демократами, известна: Британия будет активным и полным энтузиазма членом семьи народов. Однако потребует к себе должного уважения. Лейбористы «не смогли гарантировать причитающееся Британии влияние внутри европейских институтов», заявил министр. Но все изменится, пообещал он следом, указав на вопиющую несправедливость: хотя население Британии составляет целых 12% от общего числа жителей сообщества, доля британских подданных, делегированных и принятых на службу в структурах власти Евросоюза, не превышает и двух процентов.
Означает ли готовность делегировать своих управленцев в высшие органы ЕС намерение правительства тори энергично включиться в интеграционные процессы? Едва ли. В ближайшие пять лет решено даже не заикаться о вхождении в еврозону. А если транснациональные руководящие органы Евросоюза начнут ратовать за передачу им дополнительных полномочий от национальных правительств, то Кэмерон и Клегг вынесут этот вопрос на общенациональный референдум, где его благополучно, памятуя об исконном островном евроскептицизме, похоронят.
Более того, имеется немало признаков нежелания тори участвовать во внешнеполитических и военных инициативах Евросоюза, за исключением разве что миротворческой операции в Боснии. В этом контексте пока не приходится говорить о «креативном» подходе новой лондонской команды. Скорее, нужно буквалистски воспринимать слова главы МИДа о том, что он будет проводить «отчетливо пробританскую внешнюю политику».
В целом, манифест Хейга вызвал язвительную улыбку у его идейных оппонентов и откровенных недоброжелателей. Таких почему-то хватает: в свое время португальская газета «Диариу ди нотисиаш» нарисовала его оскорбительный словесный портрет: «Лысый гном с младенческим лицом и обезьяньими ушами». Правда, сейчас обозреватель либеральной «Гардиан» Саймон Тисдал счел возможным сравнить его с лордом Пальмерстоном, крупнейшим государственным деятелем и дипломатом XIX века. Кстати, за Пальмерстоном официальная британская историография закрепила титул «самого английского министра» за миссионерские усилия по превращению Лондона в административный центр новоявленной Римской империи в эпоху, не без оснований прозванную Pax Britannica.
Впрочем, Саймон Тисдал не проводит параллелей с академической бесстрастностью, поскольку полон снисходительной иронии в адрес Уильяма Хейга. «Тот пыл, с которым он видит себя в новой роли и оценивает открывшиеся ему возможности, впечатляет, – пишет автор «Гардиан». – Но он должен понимать, что времена Пальмерстона, когда Британия была хозяйкой собственной судьбы, давно миновали. Должен, но понимает ли?»
Владимир МИХЕЕВ
№7-8(46), 2010