Никудышные строители

За прошедшие годы европейские страны очень прибавили в качестве строительства. Экологически чистые материалы. Энергосберегающее оборудование. Новые архитектурные решения. Гармонично сочетающиеся краски. Изысканный дизайн. Вписанность в ландшафтное разнообразие.

Эх, если бы то же самое происходило со строительством личной жизни! На этом фронте, к сожалению, без перемен. К лучшему ситуация не меняется. И утлый кораблик личного и семейного благополучия вновь и вновь терпит бедствие. Он разбивается не только о быт и взаимную нетерпимость конкурирующих культур и религий, но и многие другие острейшие подводные скалы.

Стен Пилецки страшно любил дом своих родителей. Странно, если бы было иначе – настолько комфортно все всегда в нем себя чувствовали. Строители скроили его на славу. Он получился у них таким милым и ладным.

С шоссе казалось, что дом состоит лишь из застекленной веранды, легкой и прозрачной, и нависающей над ней мансардой, заставляющей все вокруг дышать искусством и романтикой. Но когда люди входили в него со двора, они убеждались, насколько он просторный и вместительный.

Из небольшой прихожей дверь вела в уютную кухоньку, оборудованную всем необходимым. Кухонька поражала воображение чистотой линий и пропорций. Она была выполнена под классический шестистенок, что давало возможность выходить из нее сразу во все стороны. Домочадцы даже прозвали ее «площадью звезды».

Только вместо триумфальной арки посреди нее возвышался добротный дубовый стол, окруженный не менее увесистыми деревянными стульями. От них так и веяло уверенностью в себе. Они как бы заранее предупреждали, что по пустякам их двигать с места не рекомендуется. А одну из стен занимала печь, весь день напролет источавшая такие сладкие и соблазнительные запахи, что у неподготовленного человека голова могла бы пойти кругом.

Через кухоньку открывался проход в не менее уютный бар, у стойки которого так приятно было скоротать свободное вечернее время. В зависимости от вкусов там можно было помечтать под легкую успокаивающую музыку, посидеть в располагающем к интимной беседе полумраке, насладиться мороженым и прохладительными напитками или пропустить стаканчик. Далее, вполне логично, прятались туалетные комнаты и обширная кладовка.

Кроме того, кушанья, приготовленные на кухне, легко и удобно можно было доставлять на веранду. Но на какую веранду! Это была не какая-нибудь убогая терраска, а самая настоящая дворцовая зала. Не по своему убранству – оно оставалось патриархально скромным – а по возможностям использования. Веранда органически превращалась в театральные подмостки или танцевальную площадку, в миниатюрный детский сад или общий кров, под которым собирались, в зависимости от повода, бесчисленные родственники или близкие друзья.

Крутая лестница из небольшой прихожей вела наверх. Широкий коридор делил второй этаж на две умышленно несимметричный части. Левая сторона была отведена под гостевые комнаты. По правую располагались уютные, светлые, просторные жилые помещения. Особый шарм им придавали мансардные окна, в которые попеременно заглядывали то улыбчивое солнце, то загадочно подмигивающие звезды.

И жизнь Стена, все из чего она складывалась с младенчества, – взросление, метания духа, любовные истории, семейные перипетии, творческие взлеты, карьерные успехи – все очень напоминало столь ценимый им родительский дом. В нем он родился и вырос. Свою жизнь без него просто не представлял. Да и самого себя ощущал таким домом. Во всяком случае, ему нравилось так думать.

Ему казалось, фу, да что я говорю, он был совершенно уверен, что его жизнь во всем будет походить не него. Своей основательностью. Цельностью. Вместительностью. Продуманностью. Благоустроенностью. Воздушностью. Многогранностью. Разнообразием. Преемственностью. В общем, всем хорошим, что только может прийти в голову. А ему, не сомневайтесь, приходило.

Он был, как вы, наверное, это уже почувствовали, немножко мечтателем. Скажем даже чуть иначе, ему так легко и вольготно было валяться на мягкой софе и представлять, как жизнь сама собой поднимает его вверх ступенька за ступенькой по лестнице отчего дома. Никаких усилий для этого предпринимать не требовалось. И жизнь действительно легко и упоительно несла его из одной уютной гавани в другую, не мешая ему предаваться иллюзиям, будто он и впрямь не покидает дома своих родителей.

Самой первой начальной остановкой был матерните или, по-нашему, детский садик. Его тогдашняя воспитательница и ходившие в него вместе с ним дети вспоминают.

Стен был очаровательным ребенком. С правильными тонкими чертами лица. Пухленькими всегда растянутыми в улыбку губами. Искрящимися наивностью и добротой голубовато-серыми глазами. Копной светлых кудряшек на голове. Неизменно чистенький, опрятный, ухоженный. Со вкусом и любовью одетый. Ну, вылитый херувимчик с пасхальных картинок.

Взрослые не могли на него не нарадоваться. От него так и веяло благополучием. От него не было никаких хлопот. Его просто обожали. Остальные дети это прекрасно чувствовали. И этим охотно пользовались.

Если им хотелось заполучить мяч, или плюшевого мишку, или разноцветные краски, или еще что-нибудь, они никогда не просили об этом сами. Как еще к этому отнесутся? Они отправляли за ними Стена, и успех был гарантирован. Также как и тогда, когда хотелось посмотреть лишний раз какой-нибудь понравившийся видеофильм, или поиграть немножко подольше, или задержаться с отходом ко сну, или удовлетворить какую-нибудь иную прихоть – мало ли что еще.

Им ведь ради подобного послабления пришлось бы неделями корячиться, заслуживая поощрение. Съедать без остатка кашу. Вовремя мыться и убирать за собой. Выполнять всякие другие задания, придумываемые взрослыми. Соблюдать правила. А Стену достаточно было похлопать обворожительными ресницами, мило улыбнуться и попросить – и этого хватало. Как в сказке.

Хлопанья ресницами и милой улыбки в начальной школе, потом в гимназии и лицее уже было, конечно, маловато. Но Стену Пилецки, как и прежде, не составляло никакого труда быть на голову выше остальных. Все доставалось ему так просто, легко и естественно, и он поддерживал со всеми такие приятные товарищеские отношения, что никому даже в голову не приходило ему завидовать или на него обижаться. В микроблогах его одноклассников мы до сих пор читаем, какой он был ах-ах-ахный. Симпатичный. Ласковый. Внимательный. Изысканный. Праздничный.

Все давалось ему как бы само собой. Ему не надо было зубрить, вкалывать, мучиться, как другим. Он схватывал все на лету. Ему достаточно было выхватить оттуда-отсюда пару фактов, событий, замечаний, чтобы быстренько сварганить из них такое элегантное описание, что ни у кого не возникало и тени сомнений в том, что он все знает, все постиг, во всем разбирается.

Блестящие отметки и отменные характеристики – далеко не главное в жизни. Но в начале самостоятельного взрослого существования они служат неплохим подспорьем. Для Стена Пилецки, естественно, оказались открыты двери самых престижных высших учебных заведений. И он с удовольствием выбрал то из них, которое больше всего было ему по вкусу. Из него традиционно выходили те, кого олицетворяли с цветом нации, кто проникал затем в высшие эшелоны власти или же святые святых бизнеса.

И тут получалось всё как по нотам. Он всюду присутствовал. Во всем участвовал. Лидировал в рейтингах. Причем без каких-либо особых усилий со своей стороны. В толстые умные книги и не менее толстые, но дидактически написанные учебники он особенно даже не вчитывался – умения красиво говорить, красиво писать и все подхватывать на лету ему вполне хватало.

Преподаватели же, со своей стороны, настолько привыкли на него во всем полагаться, что в то, о чем он там вещал, не вслушивались, и времени на проверку того, что он приносил в качестве зачетных работ, особо не тратили. Сдал – и сдал. А поскольку все у него выходило здорово и как бы само собой, никто не замечал или не придавал значения тому, что он очень походит на современный символ модернизации в некоторых странах – светодиодную лампочку: светит, но не греет.

С женой у него тоже получилось как-то очень естественно, просто и органично.

Она в него вцепилась чуть ли не с самого первого курса. Он не сопротивлялся. То, что такая умная, настойчивая, красивая, видная, обворожительная женщина, гибрид синего чулка с самой дорогой манекенщицей и голливудской дивой одновременно, влюбилась в него как кошка, ему импонировало. К тому же от кругленького состояния и столь нужных всегда семейных связей еще никто добровольно не отказывался.

Немудрено, что верхушка правящей партии – ведущей политической силы страны постаралась как можно раньше подтянуть его к себе, чтобы не перехватили оппоненты, и будущие соратники с удовольствием приняли его в свои ряды. Сначала ему доверили что-то молодежное. После окончания университета предложили обязанности посерьезнее.

Во взрослой жизни у Стена складывалось, пожалуй, даже еще лучше, чем в детской. Он стремительно мчался по карьерной лестнице все выше и выше вверх, перескакивая через ступеньки. А заботливые родственники и партийные спонсоры не забывали прививать к его растущему состоянию все новые и новые плодоносящие побеги. Портфель акций, который, как и все что он делал, был у него образцово-показательный, достался ему настолько удачно, что он и палец о палец не ударил ради того, чтобы его сформировать.

Поддерживаемый всеми его полет во власть и заданная судьбой траектория движения вверх так бы и вывели Стена Пилецки на сияющий Олимп и там бы оставили нежиться и благоденствовать, если бы вдруг несколько не изменились обстоятельства. Вроде бы, ничего не предвещало негативного тренда, но он последовал.

Проводимая им и его соратниками экономическая и социальная политика торгово-ростовщической постиндустриальной деиндустриализации, шапкозакидательства и открытых дверей все меньше и меньше нравилась населению. Серия разоблачительных скандалов и несущиеся отовсюду обвинения в коррупции сильно ударили по престижу партии.

В довершение всех бед, нежданно-негаданно случился непонятный глобальный финансово – невесть какой кризис. Биржи обезумели. Котировки рухнули. Кто остался без работы. Кто разорился. А кто и вовсе свел счеты с жизнью.

В общем, все поплыло. Предстояло разгребать авгиевы конюшни. Нужно было всё начинать заново. Надо было, засучив рукава, приступать к настоящей, тяжелой, кропотливой работе.

И все взгляды обратились на Стена Пилецки. Ведь он такой везучий. Он такой лучезарный. У него всё всегда получается. Он всё знает. Всё умеет. Всё всегда всем объясняет и растолковывает. Всегда всех всему учит.

Как положено в таких случаях, Стен ударил себя кулаком в грудь и начал вещать. Однако… ничего не изменилось. Ситуация с долгами, банкротствами, нехваткой ликвидности, стагнацией, нарастанием протестных настроений, скачком преступности, проявлениями экстремизма, ксенофобии и национализма продолжала ухудшаться.

– Нет. Не так. Не то, – начали подсказывать ему. – Одних речей и воззваний мало. От слов пора переходить к делу.

Но Стен продолжал вещать. Указывать. Призывать. Глаголом жечь сердца людей. Очень ярко. Доходчиво. Смело. Образно.

Получалось у него, как всегда, здорово. Заслушаться можно. Заглядеться. Только одно «но». За красивыми речами, не менее красивыми, выверенными и правильными словами его самого и его присных ничего не следовало. Ну, абсолютно ничего. Или почти ничего. А если и следовало, то сугубо противоположное. Прямо хоть руки опускай.

Результат не заставил себя ждать. Общество охватило уныние. Талантливые и самодостаточные люди в поисках лучшей доли или чего-то менее лицемерного стали покидать страну. Вскоре последовало и бегство капиталов.

А Стен продолжал вещать. Строить воздушные замки. Рисовать светлое будущее. Назидательствовать. Хвалить. Награждать. Приветствовать. Лучезарно улыбаясь и приводя всегда оказывающуюся под рукой благоприятную статистику. Которой, кроме него, никто давно уже не верил.

И так могло бы продолжаться бесконечно долго. Соратники из числа наиболее стеснительных, потупив глаза, отходили в сторону. Но основная масса продолжала повторять и поддакивать. Если бы глаза не открылись первой у самого, казалось, близкого ему человека – у его жены.

Как-то она посмотрела на него в зеркало немного иначе… и прозрела. Сначала сказала себе. Потом остальным. Дальше слава разлетелась сама собой.

Да король ведь голый. Он же просто демагог. Трепач. Складный талантливый пустомеля. Не в теории, а на практике он ничего не знает. Ничего не умеет. Даже приблизительно не представляет себе реальной картины мира. Только и умеет, что языком болтать.

Да и человек он черствый. Холодный. Кроме себя и своих собак никого больше не любит. Ни близких. Ни людей вообще. Никого.

Но даже это не главное. Он же белоручка. Он элементарно не любит и не умеет работать. Этому его никто не научил. Ни родители, ни преподаватели, ни сама жизнь. Ему никогда не приходилось зарабатывать себе на хлеб насущный. Трудиться в поте лица. Вкалывать, чтобы пробиться. Все всегда за него делали другие. Он только принимал подношения и пользовался.

Да как можно с таким жить? Как можно ему верить? Как можно на него надеяться?

Сказала так и ушла. За ней потянулись другие. Стен даже не обратил на это внимания. Он так привык говорить, вещать, слушать себя, любоваться собой, что ни в жизнь не променял бы это занятие ни на какое другое.

Вот такая чуть смешная, чуть грустная, может быть, немножко назидательная, но самая обычная история. Повторяется во всех столетиях. В самых разных странах. И всюду, в общем-то, одинаково.

А все почему?

Да потому, что не понимают. В строительстве жизни должно быть как можно больше от строительства зданий, рассчитанных на века. Чтобы был твердый основательный фундамент, сделанный на совесть. Прочные стены. Надежные несущие конструкции. Отменные строительные материалы. Чтобы без фальши и откатов. Чтобы всё было продумано. Чтобы во всё был вложен титанический труд. Чтобы на нем всё было замешано.

И никакой болтовни. Никакой демагогии.

Иначе при любом самом малюсеньком катаклизме – раз и развалится.

А то, глядишь, и без него…

© Н.И. ТНЭЛМ

№1(51), 2011