Королева птиц
ЦИКЛ «МОНДОРФ»
Целый век не был на классическом европейском «блошином рынке». С симпатичными изящными безделушками, выставленными на продажу. Старинными щербатыми сервизами. Никому не нужным ветхим хламом. И неожиданно появляющимися тут и там всполохами таких вещичек, которые с удовольствием повесил бы у себя на стену или сунул за стекло – туда, где хранится то, на что приятно взглянуть. То, отчего теплее становится на душе. То, что пробуждает сокровенные интимные воспоминания. Ходил по «блошиному рынку» и ностальгировал.
Вдруг остановился как вкопанный. На дорогом, но изрядно потрепанном жизнью, раскладном столике, инкрустированном разноцветной мозаикой, стояло Чудо. Просто так, в окружении битого стекла, барахла, домашнего мусора. Стояло гордо. Уверенно. Вызывающе. Как будто кому-то бросая вызов. Как будто что-то пытаясь доказать. Или кого-то в чем-то убедить. Наверное, меня. И только меня. Потому что остальные, – видимо, их кто-то неведомый специально отваживал – проходили мимо, не обращая на Чудо никакого внимания.
Мраморная статуэтка, которой могло быть и с полсотни лет, и несколько веков, и тысячелетия, изображала королеву птиц. Изображала – неудачное слово. Тусклое. Бледное. Невыразительное. По сравнению с энергетикой и мощью, заключенной в блистательном артефакте. Статуэтка была живой. По-настоящему живой. Королева, юная, красивая, обворожительная, умеющая повелевать и подчиняться, пыталась разорвать сковывающие ее каменные объятия. Стремилась вырваться. Билась, как птица в клетке, которой она и была, о треклятые стены ненавистной темницы! И взывала: «Милый, всем святым прошу. Помоги. Выпусти меня. Подари свободу. Выполню все, что пожелаешь. Только дай расправить крылья. Дай напоследок еще раз взмыть в небо!»
Взял в руки удивительную каменную статуэтку и будто обжегся. На меня нахлынули воспоминания. Закружили в пьянящем хороводе. Увлекли за собой. Туда, где все это случилось. В то время, с которого началось. Все еще оставался на «блошином рынке», окруженный праздно шатающейся толпой, но душа уже была совсем в другом месте и в другой реальности.
… С того самого мгновения, как принцесса осознала себя личностью, она знала, для чего родилась. Для чего растет. Что ей уготовано. Для чего все это нужно. Пройдет несколько лет, и она станет Королевой. Великолепный Мондорфский дворец, в котором она живет, учится, балуется и резвится, будет принадлежать ей. И ей одной. Окружающие ее люди, солидные, достойные и занудливые, и другие, смешные затейливые весельчаки-балагуры, – все-все превратятся в ее подданных. Она же будет править ими мудро. Снисходительно к их безмерным слабостям. По справедливости.
Но чтобы вырасти в добрую правительницу, расширить границы царства, войти в историю своими выдающимися поступками, нужно много знать. Многое уметь. Во всем разбираться. Улавливать даже то, что для других сокрыто. Надо развивать в себе дар, который с рождения получает, как она думала, каждая принцесса, – дар видеть и слышать то, что не видит и не слышит никто другой. Способность проникать взором в потайной смысл вещей. Теней. Образов. Ощущать, как переливается эфир вокруг нее. Как тикают часы времени. Как трепетно бьется сердце мира, в унисон с которым бьется ее сердце.
И принцесса училась. Прилежно. Настойчиво. Истово. Читала книжки. Новенькие, пахнущие типографской краской, и ветхие, разваливающиеся от неосторожного прикосновения. Слушала учителей, рассказывавших о том, как устроен мир, и что в нем к чему. И мудрецов, пытавшихся ей втолковать, как он должен быть устроен, или что бы с ним случилось, кабы звезды легли иначе. Чуть-чуть иначе. Или совсем не так, сплющенные в подкову чьей-то страшной неумолимой волей. Набиралась знаний, черпая их отовсюду – откуда только могла. Ведь ей было дано все. Для нее не существовало запретов. Разархивированный роман жизни был для нее открыт. Никто никогда не осмелился бы ей что-то запретить.
Больше всего она любила проводить время в беседах. Старалась разговорить каждого, с кем ей довелось встретиться. Отнюдь не только фрейлин, которые были к ней приставлены. Хотя и о них, об их любовных страданиях и похождениях, утехах и мечтах она знала почти все. Послов иностранных государств, вечно приносивших ей всевозможные дорогие диковинки и рассказывавших о том, где, что и почему, на их взгляд, творится. Садовников, знахарей, почтмейстеров и акушерок и многих-многих других, каждый из которых вдруг, как будто без этого он лишился бы чего-то для себя очень важного, доверял ей все наболевшее – все свои сокровенные думы и чаяния. Белок, синиц, осликов и рептилий, всю живность, населявшую дворец, потому что и у них было так много всего горящего, что они хотели бы ей поведать.
И еще принцесса знала, что когда подойдет срок надеть ей на голову корону, она должна будет выбрать себе в мужья какого-нибудь достойного человека, желательно принца, умного, пригожего и бесхитростного. Ведь у Королевы должен быть король. Чтобы расставлять по утрам в вазы свежесрезанные розы. Чтобы подавать ей руку, когда они выходит из кареты. Чтобы развлекать других сановных особ, когда она занимается государственными делами, ведет войны или переговоры и правит страной.
Прошло совсем немного лет, и это время пришло. Свадьба и передача скипетра и короны должны были состояться через два дня. К церемонии все было готово. Приглашения разосланы. Цветами все украшено. Яства в огромном количестве закуплены. Фанфары начищены до блеска. Маршал двора и все остальные продумали каждый шаг, каждый вздох, каждое движение. А платье! Подвенечное платье. Такого ни у кого еще не было. Белое, само собой. В тысячах оборочек. Легкое. Воздушное. Оно как будто подхватывало и несло ее. Вверх. Ввысь. Туда, где дышится легко и свободно. Где она принадлежит лишь себе одной. Где правит сердце, а не разум. А высота заменяет все, к чему она привыкла и от чего с легкостью бы отказалась. Ради удивительного, ни с чем несравнимого чувства полета.
В тот вечер принцессу, наконец-то, ненадолго оставили в покое. Ей так хотелось побыть одной. Уединиться. Передохнуть. Насладиться происходящим в тишине и смирении. Собраться с мыслями. Она стояла на балконе, держась за поручни, и всматривалась в сгущающие сумерки, будто пытаясь прочитать в них, как все сложится. И вдруг…
Мимо балкона пронеслась стая скворцов. Самых обыкновенных, показалось сначала принцессе. Черных как смоль. С крепкими коричневатыми клювами. Галдящих на привычном для нее птичьем языке. То, что это далеко не так, она поняла лишь спустя мгновение. Сделав круг, стая грациозно опустилась на лужайку перед балконом. Но при ударе о землю каждая из птиц превратилась в юношу. Стройного. Поджарого. Мускулистого. Как в рекламных роликах знакомств. Без изъянов и червоточинки.
Не успела принцесса перевести дух, а под балконом уже столпилась армия бравых мальчуганов, да таких, что можно было втрескаться в каждого. И тут же, без задержки, началось замечательное действо. В него были вовлечены все. Никто не остался без дела. Юноши развели огромный костер, причудливо осветивший все вокруг, да так, что и лужайка, и дворец вмиг превратились в сказочный удивительный замок из сновидений. Установили мангал, длинный-предлинный, чтобы на всех хватило, и бросили на него шипящее мясо на шампурах, от чего в воздухе разлился такой соблазнительный аромат, что впору было бежать на запах, забыв обо всем на свете.
Однако все это было не более чем прелюдией. Заиграла задорная обольстительная музыка, и юноши пустились в пляс. Во дворце тоже часто устраивали праздники. Принцесса не раз блистала на балах, даваемых родителями по какому-либо торжественному поводу или без повода. Она знала много элегантных па. Но разве можно было сравнить чинное монотонное топтание на месте в роскошно украшенных покоях с этим неудержимым плясом на природе. Ухарским. Залихватским. Безудержным. Настолько привлекательным, что ноги и руки сами начинали отбивать такт, а тело рвалось в толпу – туда, где все так просто. Весело. Незамысловато. И беззаботно.
Как завороженная, простояла принцесса на балконе несколько упоительных минут, впитывая в себя веселье, музыку, ароматы. Она осталась бы дольше, но ее позвали, и она вынуждена была откликнуться – подготовка к церемонии требовала ее присутствия. Она была в нее слишком глубоко вовлечена. Однако все ее существо рвалось туда, к празднику, продолжавшемуся под ее балконом.
Следующий день промелькнул для принцессы как во сне. Она что-то делала. С кем-то разговаривала. Соглашалась. Спорила. Приказывала. Примеряла. Но сердце уже было там, на лужайке. В ожидании повторения или продолжения праздника. Почему-то она была уверена, что скворцы прилетят снова. Может быть, потому, что ей этого очень хотелось. И предвкушая удовольствие, она организовала все таким образом, чтобы ближе к ночи ее уже больше никто не побеспокоил. Официальная легенда – ей обязательно нужно было отдохнуть для того, чтобы появиться на торжестве во всем блеске вступающей в должность правительницы своего народа.
Лишь только в небе зажглись звезды, мириады звезд, чтобы осветить приготовленную природой эстраду, как скворцы снова прилетели, жизнерадостно галдя. И праздник повторился. Так как этого хотела принцесса. Простой. Без чопорности и снобизма. Без наигранных вычурных церемоний. Громкий. Радостный. Беззаботный. В который окунаешься с головой, забывая обо всем на свете. Который переполняет тебя, позволяя слиться со всем, что тебя окружает. Почувствовать себя частичкой всего. Неба. Звезд. Общего веселья. Вечности.
Однако на этот раз все было немножко иначе, чем накануне. Тогда птицы-люди делали вид, что не видят принцессу. Теперь, напротив, они нарочито выставлялись ей напоказ. Делали все именно для нее. Как бы обращаясь к ней. Как бы приглашая ее спуститься вниз, на лужайку и присоединиться к празднику.
Принцесса долго простояла на балконе, вцепившись озябшими руками в парапет. Голова у нее слегка кружилась. Она ни о чем не думала. Она лишь впитывала в себя эту другую жизнь. Запахи. Музыку. Веселье. Принцесса так много знала и умела. Ее так многому научили при дворе и за его пределами. Но сейчас ей казалось, что она всего лишь изящная ваза, только что сошедшая с гончарного круга. И она наполняется. Наполняется. Наполняется. Чем-то для себя совсем новым. Непонятным. Неведанным. Но таким притягательным. Соблазнительным. Жгучим. От чего просто невозможно оторваться.
И последний день перед церемонией бракосочетания и помазания прошел для нее в полусне. Она как будто раздвоилась. Одна ее половинка по-прежнему что-то делала. Командовала. Распоряжалась. А вторая осталась там, на балконе, вдыхая прохладный ночной воздух. Зыбко кутаясь в кружевную шаль. Душой уносясь туда, где пели, танцевали, смачно грызли огромные кусины сочного хрустящего мяса и ни в чем себе не отказывали. Ни себе. Ни другим.
К ночи принцесса уже дежурила на балконе. Сердце ее бешено колотилось. А вдруг это только сновидение? Игра фантазии. Причудливые образы. Вдруг все это ей только пригрезилось? Как леди Грант, бегущая по волнам. Птицы-люди ее не разочаровали. Они вновь опустились на лужайку в урочное время. И, как и давеча, вновь понеслось веселье. Смачное. Яркое. Безудержное.
Но и на этот раз все было чуть иначе. Когда музыка уже гремела вовсю, от танцев гудели ноги и дымок над жарящимся мясом смешивался с предрассветным туманом, все птицы-люди подошли к балкону, встали на одно колено и обратились к принцессе: «Госпожа! Ты одна из нас. Мы знаем это. Чувствуем. Провидим. Для тебя важнее всего чудо полета. Ощущение свободы. Вера в то, что лучше нее ничего нет и не может быть. Мы хотели бы разделить свою свободу и счастье полета с тобой. Сойди с балкона. Присоединись к нам. Будь нашей Королевой. Только нашей и ничьей другой. Клянемся тебе на верность. Присягаем. Отныне лишь твоим словом будем жить. Правь. Склоняем свои головы к твоим ногам. Повелевай. Вот наши сердца. Они бьются только ради тебя. Так будет всегда!»
Наутро, когда принцессу пришли звать на пышную великосветскую церемонию, в ее опочивальне никого не нашли. Что случилось, куда она могла подеваться, при дворе так и не поняли. Об этом и спустя много лет ничего не узнали. Постель в опочивальне была не смята. Дверь на балкон распахнута. Но на земле под ним не обнаружили никаких следов. Ни оставленных ею. Ни кем-либо еще. Не могла же она испариться. Или улететь…
Наваждение прошло. Я снова вернулся в этот мир. Свой. Простой. Обычный. В котором не было ни бешеных ночных плясок. Ни красочных дворцов из сказки про Золушку. Исчез и «блошиный рынок». Будто я на нем никогда и не был. Но в руках я по-прежнему держал теплую родную статуэтку королевы птиц, прижимая ее к сердцу. Крепко-крепко. С восторгом. Любовью. И упоением.
© Н.И. ТНЭЛМ