Лондонский Давид и брюссельский Голиаф
Дэвид Камерон пригрозил вывести Британию из ЕС
Бомба, тикавшая все годы существования в Лондоне мезальянса проевропейцев и евроскептиков, который не давал спокойного житья правящей коалиции тори и либеральных демократов, как в парламенте, так и в композитном правительстве Дэвида Камерона, взорвалась.
Констатируем: островные евроскептики, взяв в заложники премьера, продавили свою повестку дня. Пойдя на поводу у сторонников британской «самости» и «особости», Камерон в своей программной речи 23 января, ожидавшейся еще осенью, взял на себя дерзкое обязательство. Передать судьбоносный вопрос о дальнейшем членстве Британии в Евросоюзе на суд широкой общественности через механизм референдума.
Что именно задумал британский Давид в отношении европейского Голиафа? В случае если тори на выборах 2015 года получат мандат на правление до конца десятилетия, будут разработаны законоуложения о репатриации части полномочий, переданных Лондоном наднациональным органам Евросоюза. В первую голову евроскептики с депутатскими мандатами переживают по поводу того, что их парламент утратил контроль над регулированием социальных вопросов, в том числе, занятости и рынка труда, а также правоохранительной сферы.
Затем, озвучил свои планы премьер-министр, после должного оформления юридически безупречных документов по возврату ряда властных прерогатив от структур ЕС обратно Вестминстеру, и в случае, если Евросоюз даст знать, что не удовлетворит эти требования, будет проведен референдум о переформатированном статусе Британии внутри ЕС. Верноподданным предложат и вариант выхода из состава сообщества. Как выразился Камерон, «после того, как мы выработаем новое соглашение, дадим британскому народу возможность высказаться на референдуме по простому вопросу: остаться ли в ЕС на новых условиях или выйти совсем».
Премьер обозначил и принципиальное различие в подходе Лондона и континентальной Европы к проекту единая Европа (см. «Британия и Евросоюз: наступает момент истины»), исходя из претворенной в жизнь формулы Черчилля «с Европой, но вне Европы».
Не секрет, что институциональные скрепы сообщества служат надежным корсетом для послевоенного примирения двух ведущих игроков – Франции и Германии. Не секрет, что Британия, как экс-империя, замкнутая на входящие в орбиту ее влияния бывшие колонии и доминионы, а также встроенная, опять же по заветам Черчилля, в англо-саксонский мир, воспринимает Евросоюз с предельно прагматических позиций. Когда в 1973 году после двух непреклонных вето, наложенных генералом де Голлем, Британия все же вошла в состав сообщества, она это сделала, по выражению Камерона, в отличие от многих стран континентальной Европы, «по практическим, нежели по эмоциональным соображениям».
Понятно, что для двух локомотивов европейской интеграции очевидны выгоды от выстраивания иерархических отношений между их экспортно-ориентированными экономиками и потребителями их продукции, чаще всего высокотехнологичной, с высокой добавленной стоимостью, а значит и недешевой. Но к этому примешиваются и чисто геополитические соображения: общий рынок, координация инновационных программ и в целом модернизационных стратегий, что требует высокой степени партнерства и во внешнеполитической сфере,– это вовсе не причуда, а необходимость, продиктованная жесткой и все более ужесточающейся конкуренцией на мировых торжищах в условиях глобализации.
Поверх этих замыслов ложится и прекраснодушная мечта архитекторов изначальной интеграции – породить, если воспользоваться термином из советского прошлого, «новую историческую общность» – единую Европу.
Для Лондона это неприемлемо. Там ставят для себя пределы федерализации Европы, что отвечает, скорее, интересам последней супердержавы, где многие не желают иметь дело с Соединенными Штатами Европы. Против этого внутреннего сопротивления, мотивируемого естественным национальным эгоизмом, обращена логика необходимости единения Запада перед лицом плохо предсказуемого нового мирового порядка, в котором, вдруг выяснилось, ведущие партии исполнят азиатские (и не только) «тигры» и «драконы».
С этим перекликается пассаж в знаковой речи Д.Камерона, когда на первое место в списке из пять принципов для Евросоюза в этом столетии он поставил «конкурентоспособность». Остальные четыре это – гибкость, возвращение странам-членам национальных полномочий, демократическая подотчетность и справедливость. Последнее, как водится, требует расшифровки, потому что, как учил апостол британского консерватизма Эдмунд Бёрк, «абстрактная свобода, как любая абстракция, не существует».
Зато легко просчитывается избранная премьером тактика, состоящая в том, чтобы извлечь максимальную имиджевую выгоду от выставленных Евросоюзу претензий у себя дома, на внутриполитическом поле, но при этом отложить момент сецессии почти что до греческих календ. Ведь в каком случае состоится развод через Ла-Манш? Если тори выиграют следующие выборы. Если удастся найти компромисс внутри коалиции по законопроектам о пересмотре статуса в Евросоюзе. Если остальные страны-члены ЕС не согласятся (если не сказать, смилостивятся) сесть за стол переговоров, чтобы обговорить привилегированные, по сути, условия пребывания в Британии в Союзе. Если, наконец, большинство островных жителей сочтут целесообразным сказать «Гудбай, Европа».
Свои оговорки Камерон, отдадим ему должное, преподнес умело, оставив для себя тем самым поле для временного и содержательного маневра. Ко времени предполагаемого референдума, заметил премьер, Евросоюз может «измениться до неузнаваемости из-за мер, которые будут предприняты для выхода из кризиса еврозоны». Можно понять и так, что видоизмененная Европа станет более прагматичной или, к чему призывает британский лидер, более «гибкой, приспосабливаемой к обстоятельствам и открытой». Тогда, возможно, и не возникнет нужды рвать постромки.
Не менее символичны и другие фразы, тщательно придуманные и продуманные командой премьера, благо времени у них было вдосталь. Первая – о причинах, почему Камерон против незамедлительного проведения плебисцита: «Сначала нужно дать шанс поправить отношения». Вторая – о мотивах самого этого вызывающего демарша в адрес ЕС: «Я лишь хочу более выгодных условий для нашей страны и Евросоюза в целом». Не менее проницательные, чем выпускник Итона и Оксфорда, европейские лидеры уже сделали выводы именно на основе этих сентенций: вождь тори решил поторговаться, подняв ставки.
Однако высокие ставки предполагают и высокий риск. Не все может пойти гладко для Д.Камерона как вовне, так и внутри Британии.
Во-первых, шантаж в мягких замшевых перчатках едва ли будет продуктивен, если принять в зачет первую реакцию контрагентов Лондона. Шеф германской дипломатии заявил, что нехорошо «выковыривать вишенки из торта». Его шведский коллега заметил: «Если каждая страна в Европе будет двигаться с разной скоростью, то, в конце концов, Европы не станет, а вместо нее будет сплошной хаос». Глава внешнеполитического ведомства Франции Лоран Фабиус провел привычную галлам гастрономическую параллель: мол, Европа – это вам не ресторан, где выбираешь из меню только то, что нравится.
Еще штрих. Фабиус в беседе с британскими деловыми людьми удачно припомнил эпизод, когда в июне прошлого года на саммите «двадцатки» в мексиканском Лос-Кабосе Д.Камерон заявил: «Если французы осуществят задуманное – введут 75-процентный налог, то мы раскатаем красный ковер и пригласим в Британию все большее число французских бизнесменов, и тогда они смогут платить налоги в Британии и тем самым оплачивать нашу систему здравоохранения, образования и все прочее» (см. «Красный ковер Лондона», №6(67), 2012). Сейчас Фабиус не упустил шанса отыграться: если Британия захочет выйти из ЕС, мы расстелем перед ней красный ковер.
Еще более афористично выразился член Еврокомиссии по вопросам финансов и футбольный фан со стажем Олли Рен: «Если бы я был британцем в ЕС, я бы играл в полузащите и делал игру, а не сидел на скамейке запасных. С этой скамейки никто еще голов не забивал».
Важно подчеркнуть, что практически все европейские политики выражают сожаление по поводу перспективы распрощаться с британцами. Их настроения выразил премьер-министр Финляндии: без Британии Евросоюз будет «как рыба без жареной стручковой картошки» (“fish without chips”).
Нельзя не согласиться с мнением лондонской «Индепендент», что Камерон ввязался в «азартную игру» с прицелом на то, что одной лишь угрозой выхода из сообщества «заставит остальных лидеров ЕС пойти на уступки». Не факт, что ради сохранения в своих рядах малосговорчивого и вечно бравирующего своим «особым мнением» Лондона остальные 26 участников Союза будут готовы поступиться своими интересами.
Во-вторых, также не факт, что в самой Британии аплодисменты евроскептиков, переходящие в овации, как внутри консервативной партии, так и окрест гарантируют Д.Камерону триумфальное шествие на пути к следующему волеизъявлению граждан в 2015 году. Один неназванный политик, процитированный лондонской «Гардиан», высказался в том духе, что тактика Камерона – это «взрывчатое вещество», потому что все сводится к рискованной ставке: «или всё, или ничего».
Вице-премьер и лидер либеральных демократов Ник Клегг, будучи евроэнтузиастом, не станет сотрудничать с тори на этой все еще дискуссионной площадке, следовательно, трения внутри коалиции только усилятся. Нельзя исключать, что наступит момент, когда образуется критическая масса разногласий между партнерами. В этом случае либдемы станут тяготеть и тянуться к оппозиции, то есть могут начать нащупывать мостики для того, чтобы перебежать и примкнуть к лейбористам, а это способно поставить крест на шансах Д.Камерона и его партии получить новый фирман на княжение.
Сейчас в поле интеллектуального дискурса вброшена тема сродни «горячей картошке», она обжигает пальцы и заставляет напрягаться. Как резонно отмечает здравомыслящий аналитик Макс Гастингс, «отныне и вплоть до проведения референдума вокруг темы членства в Евросоюзе в Британии будет идти гражданская война». Почему-то вспомнилось (не случайная ассоциация, должно быть), что в 1066 году в битве при Гастингсе местные племена островитян, отражая вторжение норманнов во главе с Вильгельмом Завоевателем, сражались… каменными мечами.
Так или иначе, неопределенность сгустилась, как лондонский ноябрьский туман. Кто или что возьмет верх? Лондонский Давид или брюссельский Голиаф? Или – «пращи и стрелы яростной судьбы», которые обрекут и континент, и остров на продолжительное заторможенное развитие, что приведет к критическому отставанию по степени конкурентоспособности от других центров экономической мощи и политического веса, особенно скоропалительно оформляющихся в Азиатско-Тихоокеанском регионе?
Не станет ли так, что будущий летописец, составляющий исторические хроники, напишет: «… сорок лет водил Камерон свой утлый челн под названием "Британия" по бурным водам Атлантики, дрейфовал то к одному, то к другому берегу, пока, наконец, туманным утром едва продравший глаза экипаж не увидел очертания берега. "Ура! Америка!" – радостно возгласили бедолаги. Но тут юнга с клотика умерил их восторги: "Прямо по курсу – Европа. То ли Франция, то ли Бельгия, то ли Голландия". "Во попали!, – огорчились бритты. – И стоило сорок лет бродяжничать?.."»
Владимир МИХЕЕВ