От романтизма к реализму в интеграционном развитии*
Интеграция – сложный, многоплановый, неоднозначный процесс. Всюду и всегда, вне зависимости от набора участников интеграционного проекта, его осуществление сталкивается с большим числом самых разнообразных трудностей и проблем. Оно идет зигзагообразно. От успехов к провалам. От бесконечных кризисов к их более-менее удачному сглаживанию. Разрешению. Преодолению.
Однако до последнего времени преобладали победные реляции. Интеграцию представляли как чуть ли не линейный процесс. Как безусловный успех. Если и не панацею от всех бед, то, во всяком случае, нечто очень похожее. Позволяющее снимать былые противоречия между нациями. Обеспечивать прогресс. Сбалансированный рост экономики. Высокий уровень благосостояния. Политическую и социальную стабильность и безопасность.
Лишь с недавних пор заявления и выводы критически настроенных исследователей перестали предавать анафеме. Выяснилось, что интеграция, даже в ее самых совершенных, просвещенных и продвинутых формах, неплохо уживается с экономической стагнацией. Безработицей. Свертыванием социальных программ. Что она может сопровождаться чрезмерной политизацией принимаемых экономических решений, чреватой грубыми ошибками и просчетами. С самыми негативными последствиями, от которых страдают фактически все. И население стран, вовлеченных в интеграционный процесс. И национальный бизнес. И соседи.
Исправлять же допущенные ошибки и отыгрывать назад, чтобы минимизировать потери от просчетов, очень непросто. Охвативший весь мир глобальный экономический кризис оставил страшные незаживающие раны. Они будут кровоточить еще очень и очень долго. Да и выход из него пока отнюдь не так убедителен, как хотелось бы. Среди его жертв оказались Европейский Союз, еврозона, страны региона. Все они пережили особенно болезненный удар. И осуществляемый ими интеграционный проект послужил спасательным кругом лишь вначале.
Однако ни шельмовать достижения ЕС (их много, они по-настоящему весомы), ни перегибать палку, акцентируя внимание скорее на недостатках интеграции, нежели на ее достоинствах, нет никаких оснований. Нужен научно обоснованный, выверенный, сбалансированный анализ. Необходимо беспристрастно разобраться в том, что ввело ЕС в штопор суверенной задолженности, парализующей все усилия. Почему меры, предпринятые ЕС, не дали желаемой отдачи. Что не сработало в той модели интеграционного процесса, который выбрали государства-члены. Какие коррективы потребуется вносить в практическую политику всем тем, кто верит в интеграцию. Надеется на нее. Считает, несмотря ни на что, что за ней будущее.
Пора, вслед за Владимиром Маяковским, сказать: «Профессор, снимите очки-велосипед». Пусть непосредственные участники событий, «мобилизованные и призванные» кризисом, разъяснят логику своих действий. Пусть традиционные экзальтированные апологеты западноевропейской интеграции несколько потеснятся, отойдут в сторону и пропустят на подиум тех, кто воспринимает происходящее в ЕС со здоровой долей скептицизма.
Тогда мы сможем с уверенностью сказать: «Да. Эра романтизма в оценке классических интеграционных процессов и, в частности, западноевропейского интеграционного проекта ушла в прошлое. Наконец-то, появилась возможность перестать все происходящее в ЕС рассматривать через розовые очки. Наступила эра реализма. Эра, когда все видится без прикрас. Когда «за» и «против» взвешивают по конечному результату, а не по заранее анонсированному прорыву в светлое будущее и всеобщее единение».
В предлагаемом вашему вниманию эссе разбираются лишь три из всего многообразия элементов, характеризующих эру реализма в оценке западноевропейского интеграционного проекта. Но они достаточно показательны и позволяют хотя бы схематично представить себе общую картину. Каждому из них посвящен отдельный раздел. Дал этим разделам символические названия, вызывающие вполне определенные ассоциации. Первый озаглавил, пользуясь Тургеневскими образами, «Отцы и дети». Второй – более заземлено: «Мухи – отдельно, котлеты – отдельно». Третий – популярным советским лозунгом «Построение коммунизма в одной отдельно взятой стране».
Отцы и дети
Нынешнее отношение к Евросоюзу очень напоминает отношение молодого поколения к образу жизни предшествующего, так хорошо описанное в одноименном романе. Есть революционный замах. Есть желание спать на гвоздях. Нигилизм. Стремление на все взглянуть по-другому. Иначе. Не так как в прошедшие десятилетия. Все пересмотреть. Переиначить. Сделать с большим размахом. Более твердо. Последовательно. Решительно.
Но не очень понятно, что в действительности предлагается взамен тому, от чего призывают теперь отказаться. Чем это лучше. Какую даст отдачу. Чем будет полезно. Каковы предполагаемые издержки. И почему ими можно пренебречь. Почему раньше все возражали, не хотели, сопротивлялись. А теперь вдруг осознали, что нужно именно так, и никак иначе.
Буквально еще несколько лет назад Европейский Союз рассматривался как эталон. Просто эталон. Или почти эталон совершенства. Да он и сам навязывал себя всем остальным в качестве образца. Нормативистской силы. Примера для подражания. Центра, из которого исходят новые идеи, касающиеся внутреннего демократического развития государств. Господства права. Ценностных ориентиров. А равно международной повестки, включая устойчивое развитие, «зеленую экономику», обусловленную помощь, спасение климата, вмешательство во внутренние дела тех или иных стран в целях защиты населения. И, вообще, исходят рецепты решения большинства глобальных проблем. В какой-то степени Евросоюз пытался осчастливить всех своих партнеров проекцией своего внутреннего развития на весь остальной мир. Или убедить конкурентов в том, что от этого все выиграют.
Те «благодатные» времена прошли. В нынешних условиях любые предложения, которые исходят от Европейского Союза, воспринимаются критически. Опыт Европейского Союза тоже оценивается несколько иначе, чем в прошлом. Одно дело, когда вы на коне, и у вас все получается. Остальные завидуют. Думают, вот бы нам что-то подобное. Желательно в связке с теми, кто уже преуспел. Не получится, то хотя бы благодаря привилегированным отношениям со столь успешным и влиятельным интеграционным объединением. И совсем другое, когда все сыплется. Международная конкурентоспособность падает. Нужно всем давать разъяснения. Хуже – обращаться за помощью и пониманием. Так, все последние саммиты Россия-ЕС начинаются с попыток представителей Брюсселя убедить Кремль в том, что им предпринимаются достаточные и адекватные меры по преодолению кризиса суверенной задолженности, коллапса зоны евро не произойдет и от евро бежать не надо.
В этих условиях опыт интеграционного развития, накопленный Евросоюзом, все его свершения оцениваются отдельно, а нынешнее состояние ЕС отдельно. Все кому не лень заявляют о том, что основная угроза дестабилизации мировой экономики исходит именно от Евросоюза, и что Брюсселю нужно срочно предпринять ожидаемые от него решительные меры. Дальше – больше, поучают Брюссель. Выговаривают. Читают назидательные проповеди.
Складывается впечатление, что все крупнейшие мировые игроки и не только они радостно бросились спекулировать по поводу нынешних трудностей интеграционного объединения и сами же поверили в сказочки, распространяемые ангажированными экспертами и публицистами. Мол, Европейский Союз слабеет. Он уже не тот, что раньше. Ему не угнаться за более молодыми, шустрыми и амбициозными конкурентами. ЕС и входящие в него государства сдают позиции. С учетом демографической ямы, в которую они объективно проваливаются, превращаются в музей под открытым небом. Красивый. Богатый. Благополучный. Благоухающий. С тысячами великолепных, сказочных, красивейших экспонатов, но музей. То есть в нечто такое, куда другие будут приезжать, чтобы насладиться искусством, комфортом, познакомиться с историей. А вот возможность творить эту историю оставят за собой.
Много уничижительных соображений высказывается по поводу того, что ЕС, дескать, сам спровоцировал тот жесточайшие кризис суверенной задолженности, который он сейчас переживает. Будь он порешительней, сумей вовремя прийти на помощь Греции, оказавшейся в преддефолтном состоянии, развитие событий пошло бы по принципиально иному сценарию. Чтобы спасти Афины до того, как на них накинулись валютно-финансовые спекулянты, а доступ к дешевым заимствованиям на открытом рынке оказался перекрыт, достаточно было нескольких десятков миллиардов евро. Теперь спасение обойдется ЕС и уже обходится в сотни миллиардов. Добавьте к этому распространение аналогичной «болезни» на соседей Греции по Средиземноморью – Испанию, Италию, Португалию (четверка, обозначаемая аббревиатурой ПИГС – свинья, в переводе с английского). И вообще, что это за мощнейшая экономическая группировка из 27 преуспевающих богатых государств, которая на протяжении уже нескольких лет демонстрирует полную неспособность вытащить из кризиса одного из слабейших своих участников. Нонсенс. Исключи другие страны Грецию пару лет назад из еврозоны быстро и решительно, никто бы уже не вспоминал какой-то там кризис суверенной задолженности.
Целый ряд инвектив связан с провалами ЕС в смежных областях внутренней политики и рисуемым другими якобы неопределенным будущим интеграционного объединения. Ведь согласно прогнозным данным, публикуемым экономическими оракулами, пользующимися заслуженным международным авторитетом, включая, в том числе, и Евростат, ЕС не приходится рассчитывать на высокие темпы экономического роста. Низкими темпами на уровне буквально нескольких процентов ЕС придется расплачиваться за выход из кризиса суверенной задолженности на протяжении еще целого десятилетия. За это время конкуренты, развивающиеся намного более динамично, успеют сравняться с ЕС по многим показателями, оттеснить Брюссель и даже выйти вперед.
Необходимость же экономить, придерживаться бюджетной дисциплины, расплачиваться по долгам и т.д. существенно ограничит возможности для маневра и в социальной сфере. Жизненный уровень населения будет падать. В лучшем случае, о его росте на некоторое время придется забыть. Масштабная безработица сохранится. Она будет зашкаливать. Социальное недовольство начнет прорываться наружу. Прежде всего, от него пострадают мигранты, которым уготована роль громоотвода. Хотя на орехи достанется, конечно, и властям, и крупному капиталу. От терпимости, мультикультурализма, снисходительности к политическим, религиозным и иным меньшинствам придется отказываться. ЕС и страны региона ждет политическая радикализация и все более активное вовлечение в политический процесс крайне правых со всеми вытекающими отсюда не очень приятными последствиями. Они уже сейчас заметны невооруженным взглядом – посмотрите на итоги последних выборов во Франции, Бельгии, Нидерландах, Северной Европе. В общем, крокодиловы слезы проливаются охотно и в больших количествах. Безотносительно к тому, есть для этого реальные основания или нет.
Ведь утерев их, можно приняться за самое приятное и сладостное. За то чтобы поучать ЕС. Ставить ему в пример других. В частности быстро растущие экономики. Советовать заняться реиндустриализацией и возвращением тех или иных производств, перенесенных в Азию, Африку и Латинскую Америку, обратно на свою территорию. Повышенное внимание уделять инновационному развитию. Больше тратить на научные исследования и разработки, создание и освоение новых технологий. Указывать, что решения надо принимать быстро, ответственно, воздерживаясь от того, чтобы перекладывать бремя своих забот на чужие плечи. А такие речи слышны из самых разных уголков планеты. Из Вашингтона, Москвы, Пекина, Дели, Сингапура. На самом деле список гораздо длиннее.
Обычно корректные постоянный глава Европейского Совета Херман ван Ромпей и председатель Европейской Комиссии Мануэл Баррозу даже взбеленились. Коллеги, – повторили они несколько раз на различных пресс-конференциях, – не зарывайтесь. Хватит. Достаточно. Сравните качественные и количественные показатели экономики, жизненного уровня населения, потенциала ЕС с тем, что есть у вас, и все встанет на свои места. И действительно, «хоронить» ЕС, сетовать по поводу того, что интеграционное объединение сдает позиции, и его ждет незавидное будущее, явно преждевременно.
Во-первых, все страны, не входящие в ОЭСР, включая все быстро растущие экономики, сильно отстают от ЕС и его государств-членов по всем заслуживающим внимания параметрам. Доходам на душу населения. Уровню жизни. Благосостоянию. Развитости социальной сферы. Производительности труда. Технической и энерговооруженности. Тому, в какой степени экономика диверсифицирована. У кого сконцентрированы патенты на большинство значимых, с точки зрения мирового развития, технологий и ноу-хау. Кто осуществляет прорывные эпохальные научные проекты.
Во-вторых, качество жизни в еврозоне на порядок выше. Под углом зрения жилого фонда. Социальной защищенности населения. Накопленного странами богатства. Сглаживания противоречий между городом и деревней. Чистоты воды и воздуха. В целом, охраны окружающей среды. Рукотворного ландшафтного, природного и любого другого разнообразия. Исторических, архитектурных и иных памятников и т.д.
В-третьих, за исключением распавшегося Советского Союза, никому и никогда не удавалось добиться такого единения ранее враждовавших между собой народов. Интеграционный проект, осуществленный государствами-членами Европейского Союза, позволил им создать общее пространство в полном смысле этого слова. Общее пространство благополучия, стабильности и безопасности. Да и такой уровень солидарности в решении общих проблем, ставшей для ЕС нормой, никому в прошлом не удавалось демонстрировать.
В-четвертых, Европейский Союз и его государства-члены уже внесли серьезные коррективы в осуществляемый ими интеграционный проект. В результате интеграции станет на порядок больше. Брюссель получит дополнительные полномочия. Наднациональные механизмы станут работать эффективнее. Из Брюсселя будут диктовать национальным государствам, в том числе, и какую экономическую политику проводить, и как расходовать бюджетные средства. Причем под недремлющим оком все новых контролирующих органов. В целом, закручивание гаек в том, что касается соответствия требованиям пакта стабильности, продолжится. Будет усилен также надзор за соблюдением дисциплины в финансовой и банковской сфере.
В-пятых, своих проблем хватает у всех мировых игроков, лезущих в критики и наставники Европейского Союза. Суверенная задолженность стран ЕС не идет ни в какое сравнение с долгами, накопленными США или Японией. Коррумпированность китайской и российской экономики стала притчей во языцех. Во всех третьих странах разрыв между бедными и богатыми гораздо глубже, чем в ЕС. Абсолютно всем надо проводить болезненные структурные реформы. Всем предстоит модернизировать социальную сферу. А некоторым вообще только еще заняться ее созданием.
Общий вывод. Да, в оценках опыта ЕС и потенциала интеграционного проекта сейчас гораздо больше реализма, чем раньше. Но к оценке тех трудностей, с которыми столкнулся ЕС, следует подходить очень и очень взвешенно. Какое-либо шапкозакидательство недопустимо. Социально-экономическая модель, выпестованная ЕС, несовершенна. У нее много слабостей. Их нужно видеть. Обязательно. В ней много прорех. Но ничего лучшего никто и нигде на настоящий момент не предложил. Все полностью аналогично тому, что говорится по поводу демократических форм общественного устройства. Их эффективность низка. Недостатков – море. Но ничего лучшего на сегодня истории не известно.
Хотите чего-то другого, чего-то большего, тогда дайте ответ на все или хотя бы большинство из упоминавшихся выше вопросов. Вот они. Какая модель экономического развития лучше, нежели та, которая предлагается Европейским Союзом? Какая модель построения общества по сравнению с неэффективной, устаревшей, никому не нужной демократией, лучше, нежели эта демократия? Где эксцессы капиталистического общества более сглажены, чем в Евросоюзе? Где разрыв между простыми гражданами и элитой меньше, нежели в Европейском Союзе? Пока они не прозвучат, мы с вами будем оставаться в логике противостояния отцов и детей, когда новые поколения отвергают прежний опыт и прежние устои просто потому, что они прежние, а не по каким-то иным причинам.
Можно, конечно, учить ЕС, как ему жить дальше. Можно объяснять, каких стандартов ему следует придерживаться, в том числе, в области защиты прав человека, прав потребителей, ограничения вредных выбросов, темпа перехода на рельсы «зеленой экономики», вмешательства в дела других стран и пр. Можно. Но лучше, по всей видимости, подтягиваться к этим стандартам, не забывая, естественно, о том, что кто конкурентоспособнее, тот и прав, в конечном итоге.
Мухи – отдельно, котлеты – отдельно
Полемизируя по поводу настоящего и будущего Европейского Союза, эксперты и политики, как у нас, так и за рубежом, склонны забывать о том, что ЕС крайне сложное социально-экономическое и политическое образование. Подходить к анализу процессов, разворачивающихся в ЕС, с традиционными мерками нельзя. Или, во всяком случае, крайне нежелательно. Мы можем прийти к заведомо ошибочным выводам. Поддаться соблазну «мерить среднюю температуру по больнице». Что означает этот образ, всем хорошо известно.
Итак, Европейский Союз – это сверхсложная система многоуровневого управления. Она складывается из государственного управления на уровне всех субъектов, входящих в интеграционное объединение, со всеми присущими им спецификой и самобытностью, и наднационального управления. Они дополняют друг друга. Накладываются друг на друга. Находятся в постоянно меняющемся динамическом равновесии.
Какие-то функции и полномочия национальное государство передает на более высокий уровень. Какие-то обратно себе возвращает. При определенных условиях взаимодействие национальных и наднационального уровней управления дает синергетический эффект. При каких-то других достичь такого эффекта не получается. В тех или иных сферах человеческой деятельности в отношениях между ними превалирует тенденция к сотрудничеству со строгим следованием установленной иерархии. В других она уступает место соперничеству. В третьих движение вперед вообще оказывается заблокированным.
А ведь нужно еще учитывать крайне сложное устройство общественной жизни в государствах, сделавших ставку на объединение своих ресурсов и достижение согласованных целей. Плюс парламентское измерение многоярусного управления. Подключение социальных партнеров к процедуре формулирования политики, выработки общих правил игры и принятия решений. Подтягивание гражданского общества и гражданских инициатив. Разнонаправленный лоббизм и много другого прочего.
Значит, нужно совершенно четко различать, кто за что отвечает. Что к чему относится. За что хвалить или ругать тот или иной уровень управления. Что «инкриминировать» институтам Европейского Союза и самому ЕС, а что входящим в него национальным государствам. Какие претензии в связи с кризисом суверенной задолженности предъявлять и какому или каким слагаемым многоуровневого управления. Какие его элементы менять, модифицировать, совершенствовать, модернизировать и как, каким образом, в какой последовательности. Какие новые черты система многоуровневого управления, образующая ЕС, может или должна приобрести в результате реформ.
При таком подходе выясняется, что нынешний провал ЕС, утрата валютно-финансовой стабильности, лихорадка, охватившая биржи из-за неспособности правительств самостоятельно размещать суверенные заимствования под низкий процент на открытых финансовых площадках и соответственно своевременно обслуживать свои долговые обязательства – это кризис не столько европейского интеграционного проекта, сколько национального государства в эпоху глобализации. Делается очевидным, что, прежде всего, отдельные государства-члены оказались не готовы к резкому изменению экономической конъюнктуры, вызванной глобальным экономическим кризисом, схлопыванию рынков, падению спроса и т.д., а не ЕС в целом. Хотя и он тоже. Национальные финансовые институты отдельных стран, системообразующие банки, инвестиционные фонды, страховые и прочие компании, а не ЕС в целом, накопили колоссальное количество обесценившихся активов, вынудив национальные государства брать на себя их обязательства в целях спасения национальных финансовых систем. Экономика главным образом отдельных стран, а не ЕС в целом, нуждается в ускоренном проведении давно назревших структурных реформ и коренной модернизации.
Осуществление европейского интеграционного проекта на предыдущем витке развития Европейского Союза позволило ускорить экономическое развитие региона. Обеспечить трансграничный перелив современных технологий, политических, социальных, управленческих, информационных, производственных. Подтягивание относительно отсталых стран к уровню развития более передовых. Помогло расширить зону процветания, вовлечь в нее все новые и новые страны, вне зависимости от того, в какой степени они были к этому готовы или этого «заслуживали».
Но оно не привело к созданию гомогенного экономического пространства. К унификации очень несхожих моделей экономического развития, используемых в разных странах. К выработке и осуществлению единой экономической политики. До кризиса такая задача не ставилась. Соответствующие полномочия у ЕС отсутствовали. По большому счету интеграционный проект на это и не был рассчитан. Ведь тогда бы речь шла уже не об интеграции, а, по сути, о тех или иных формах федерализации Европейского Союза, утрате его субъектами характера независимых суверенных образований в гораздо большей степени, чем сейчас. Многими членами ЕС подобное развитие событий воспринималось и воспринимается по-прежнему как невозможное, нежелательное и недопустимое. В какой мере – другой вопрос.
В любом случае по состоянию на настоящий момент в масштабах континента используется с полдюжины различных модификаций европейской модели социально-экономического развития. Строятся несовпадающие типы социального государства, отличающиеся между собой по многим очень важным, узловым параметрам. Применяются индивидуализированные схемы вовлечения мигрантов в жизнь общества. Проводится экономическая политика, ориентированная на решение задач, специфических для каждого государства или групп государств. Учитывающая уровень их экономического развития, исторически сложившиеся традиции, менталитет, национальные особенности и предпочтения.
С некоторой долей условности можно говорить о германской модели социально-экономического развития или, иначе, модели, принятой в Германии и ряде тяготеющих к ней стран. Североевропейской или скандинавской. Британской. Средиземноморской. Модели, которая сформировалась за последние годы в странах Новой Европы. Ведь новички ЕС, будь то отдельные страны Центральной и Восточной Европы или страны Балтии, не ограничились тем, что взяли на вооружение трафареты догоняющего развития. Они сумели сыграть на опережение и заранее осуществить ряд насущных структурных и социальных реформ, долгие годы стоящих в повестке дня старожилов ЕС, – таких, как в первую очередь Греция, Италия и другие страны Средиземноморья.
Так вот, кризис суверенной задолженности в той форме, в которой его переживает Европейский Союз, вскрыл слабости и продемонстрировал сильные стороны различных моделей. Фактически он означает фиаско средиземноморской вольницы, тренд к игнорированию национальной специфики и отказу от ее учета в качестве чего-то краеугольного и победу германской и североевропейской модели над всеми остальными. Да, и как иначе можно охарактеризовать ситуацию, когда все остальные вручили Германии заботу о спасении и выживании зоны евро.
Превращение Германии, единственного европейского тяжеловеса, в «европейского тигра», восходящую экономику, столь же динамичную, как Китай, Индия и другие быстро растущие центры, произошло на наших глазах. Еще недавно Германию объявляли больным человеком Европы. Она пренебрежительно нарушала пакт стабильности ЕС. Казалось бы, впустую тратила десятки миллиардов евро бюджетных денег на переналадку хозяйственного механизма и обустройство своих восточных земель. Была парализована противостоянием федеральных и местных органов власти и управления, контролируемых конкурирующими политическими партиями. Не могла даже подступиться к осуществлению серьезных социальных и структурных реформ, требуемых жизнью. И, тем не менее, правящий класс Германии нашел в себе силы сплотиться, пойти на создание коалиционного правительства, вобравшего в себя представителей противостоящих политический партий, и запустил реформы. Судя по тому, насколько уверенно Германия встретила глобальный экономический кризис, справилась или справляется с его последствиями, подчиняет другие страны зоны евро своим экономическим интересам, наращивает экспортные поступления, они оказались успешными. Более того, именно они обеспечили Германии, германским фирмам, германской промышленности, германским товарам лидирующие позиции на европейском и мировом рынках. Это уже потом Германия, как пылесос, стала высасывать из других стран ЕС бегущие оттуда капиталы. Их сделалось на порядок выгоднее размещать и вкладывать именно здесь.
Коли так, давайте вместе посмотрим, в чем опыт Германии имеет универсальное значение. В чем он подтверждает или опровергает классические представления о факторах конкурентоспособности, рачительного и рационального ведения хозяйства. Каким императивам экономического развития, отстаиваемым Берлином, впредь придется следовать большинству стран континента. Назовем только главные, на многие из которых до сих пор в ЕС смотрели сквозь пальцы. Теперь ситуация меняется. Новым руководством Испании, Италии и всех тех, кто слишком сильно пострадал от кризиса, они воспринимаются как своего рода катехизис. Эксплицитно или имплицитно (в зависимости от обстоятельств и политической конъюнктуры).
Для решения задач обеспечения конкурентоспособности необходимо повышать производительность труда. Иного не дано. Это определяющий фактор. От него зависит все остальное. Производительность труда на производстве. В сфере услуг. На отдельных предприятиях. В экономике в целом.
Для этого делать ставку на инновационный тип развития. На постоянное обновление основных фондов. Надежность институтов государственного управления и гражданского общества и их ориентацию на поощрение инновационного поведения как неотъемлемой части политической, экономической и бизнес культуры. Стабильный рост капиталовложений в разработку и усвоение новейших технологий.
Сохранение и постоянную модернизацию национальной промышленности. Обеспечение ее достаточно весомого удельного веса в ВВП. Представления о том, что в постиндустриальном обществе значение материального производства падает, что наступает эра безраздельного господства сферы услуг, что она будет оттягивать на себя основную часть трудовых ресурсов, похоже, оказались ошибочными или неправильно понятыми. Точно также как и представления о том, что для обеспечения социального мира и стабильности необходимо растворить рабочий класс в других слоях общества, перевести его на положение маргинала, сделать так, чтобы в силу своей малочисленности он не мог оказывать серьезного влияния на формирование и проведение экономической политики.
Сопоставление количественных показателей говорит само за себя. В странах Средиземноморья и Великобритании доля промышленного производства в ВВП упала до 11-16%. В Германии она на порядок выше. (Кстати, в Китае только в 2010-е годы она опустилась ниже 50%). Отсюда и большая устойчивость германской экономики и способность абсорбировать высвобождающиеся трудовые ресурсы. Деиндустриализация в Германии не зашла так далеко, как у соседей. И проблема реиндустриализации не стоит так остро. Вот и получается, что тендер на переоснащение железных дорог Великобритании подвижным составом выигрывает Сименс, а не английские фирмы.
Придание национальной экономике максимальной гибкости, чтобы происходил постоянный переток капиталов. Чтобы они устремлялись в наиболее перспективные отрасли – сейчас это «зеленая экономика». В постоянном режиме поддерживалась здоровая конкуренция. Сохранялся низкий порог входа и утверждения на новых рынках. Неизменно снимались и демонтировались административные барьеры. Особенно такие коррупционные и создающие закрытые цеха, как чрезмерная плата за лицензию на те или иные виды деятельности.
Венчурный капитал был уверен в поддержке центральных и местных властей. Мелкие и средние фирмы пользовались безусловной защитой со стороны государства и могли рассчитывать на его помощь в плане доступа к государственным закупкам, длинным деньгам, осуществлению проектов в режиме государственно-частного партнерства. Ведь у крупнейших фирм лишь командные высоты. Основную ткань экономики создают именно они, мелкие и средние фирмы. За их эффективностью, высокой вооруженностью новейшими технологиями, ориентированностью на лучшие образцы, конкурентоспособностью и способностью быстро адаптироваться к потребностям рынка следить нужно особенно пристально.
Рынок труда также обладал максимально высокой гибкостью. Чтобы вслед за перетоком капиталов обеспечивалась и соответствующая миграция рабочей силы. Как территориальная, так и межотраслевая. Чтобы излишки трудовых ресурсов можно было быстрее сбрасывать и, точно также, легче находить квалифицированных работников, удовлетворяя тем самым растущие нужды в специалистах, владеющих новыми востребованными профессиями и профессиональными навыками. Чтобы эффективно работали механизмы стимулирования подготовки и переподготовки персонала и обучения именно тем профессиям, на которые есть спрос.
Вместе с тем, рост заработной платы, социальных выплат и государственных расходов ни в коем случае не опережал рост производительности. Следовать этому золотому правилу многие страны ЕС вновь стали только после начала глобального экономического кризиса. В результате они и оказались в столь уязвимом положении. Прежде всего, Греция. Но также и все другие страны Средиземноморья.
Даже во Франции в нулевые годы рост заработной платы превышал возможности экономики страны, что привело, в конечном итоге, к падению ее конкурентоспособности по сравнению, в частности, с хозяйственным комплексом большого северного соседа и утрате высокого суверенного рейтинга, присваиваемого мировыми рейтинговыми агентствами. Только когда деваться было уже некуда, все пошли на осуществление мер жесткой экономии, включая сокращение числа государственных служащих, снижение заработной платы, уменьшение объема социальных выплат, повышение пенсионного возраста и т.д.
Германия же отважилась на то, чтобы навести у себя порядок заранее. Чуть ли не на десятилетие она заморозила рост заработной платы внутри страны и только после того, как в этом отношении произошла санация национальной экономики, вновь отпустила гайки. Рост заработной платы вновь пошел, но на прочной, здоровой основе, не угрожающей конкурентоспособности страны по сравнению с новыми экономическими гигантами Азии, где стоимость рабочей силы как фактора производства заведомо ниже.
Бюджетная дисциплина. Сбалансированный бюджет – не прихоть. В этом убедились все государства-члены ЕС. Он совершенно необходим для нормального, устойчивого, поступательного развития. Без надувания мыльных пузырей. Без неприятных сюрпризов и временных «пике». В то же время сбалансированный бюджет – не удавка на шее национальной экономики. В целях решения тех или иных краткосрочных задач государство должно иметь широкие возможности для маневра. Не для разбазаривания и проедания средств, а именно для маневра. Однако после решения тактических задач возвращение к норме обязательно. Только тогда можно избежать высокой инфляции. Это безусловный императив. Вся предыдущая история научила немцев, что высокая инфляция губительна для экономики.
Берлин усвоил урок. Другие нации нет. Поэтому Германия навязала всем своим партнерам по ЕС новый базовый договор – соглашение о фискально-бюджетном союзе – в качестве юридически обязывающего инструмента, дополняющего и развивающего учредительные договоры ЕС. То есть такого инструмента, которому будет подчиняться все вторичное право интеграционного объединения. По которому будут жить все институты и органы ЕС. От контроля за соблюдением которого, жесткого, последовательного, порой даже принудительного, они не смогут уклониться.
В то же время спекуляции по поводу нового договора, получившие хождение в среде экспертного сообщества, не имеют под собой оснований. Документ содержит массу исключений и изъятий в отношении дерогации от следования его требованиям при особых обстоятельствах, что придает ему необходимую гибкость. Однако дерогации только тактического характера без ущерба общей стратегии рачительного хозяйствования, под которой под давлением Германии подписались все государства-члены ЕС, кроме Великобритании и Чехии. Все, не только члены еврозоны, но и не входящие в нее страны.
Еще один штрих, касающийся гибкости. В соглашении о фискально-бюджетном союзе, на котором настояла Германия, нет ничего ортодоксального и с точки зрения мировой практики. Достаточно напомнить, что многие штаты Северной Америки живут по гораздо более драконовским правилам. Согласно принятому ими законодательству утверждение дефицитных бюджетов вообще не допускается. Правда, они все равно залезают в долги, однако это уже совсем другое дело.
Приоритетность требования жить по средствам. Другим измерением данного требования является возможно более подробное и обстоятельное государственное регулирование финансовой сферы и банковской деятельности. И в докризисный период, и в настоящее время на мировой арене продолжается упорная борьба между двумя кардинально противоположными подходами к вмешательству государства в финансовую сферу. Соединенные Штаты выступали и выступают, хотя сейчас и в несколько завуалированной форме, за ее тотальную дерегуляцию. За то, чтобы проблемы, возникающие на рынке вторичных финансовых обязательств и при обороте деривативов, решал сам рынок. Они исходят из того, что свобода рук американским финансовым институтам выгодна. Им так легче использовать особую роль доллара в мировой торговле и беспрецедентную мощь стоящей за ними национальной экономики для извлечения прибыли и привлечения свежих капиталов.
У Германии совершенно другие установки. Берлин не испытывает никаких иллюзий по поводу последствий дерегуляции финансовой сферы. Он всегда считал и продолжает считать их потенциально катастрофическими. По его мнению, утрата контроля за рынком и оборотом деривативов открывает ящик Пандоры. Она ведет к экспансии паразитического капитала. Его преобладанию над инвестиционным. Неограниченному росту спекуляций. Усилению зависимости национальной экономики от внешних факторов. Постепенному удушению его реального сектора и производительной части сферы услуг. То есть несет опасность всему тому, что составляет стержень хозяйственного комплекса страны. Тому, на чем основывается успех германской модели социально-экономического развития. Тому, что определяет для немцев ценностные ориентиры.
Соответственно и в ЕС, и в G20 Берлин (тандемом с Парижем) выступил неприкрытым лоббистом разработки и принятия таких правил игры в масштабах региона и мировой экономики, которые позволили бы решить как минимум следующие задачи. Поставить под государственный и международный контроль финансовую сферу. Ослабить зависимость национальной экономики от системообразующих финансовых учреждений. Сделать все страны подотчетными международному сообществу в плане раскрытия информации об общем состоянии их финансов. Привести бонусы и другие выплаты менеджменту банков и других финансовых компаний в соответствие с результатами их деятельности. Сформировать такую правовую среду, в которой финансовые спекуляции потеряли хотя бы часть своей привлекательности или, по крайней мере, сделались не столь выгодными. Ввести в этих целях налог на все или специфические финансовые транзакции.
Однако в G20 у Германии и тогда, когда она действует от своего имени, и тогда, когда выставляет вперед Европейский Союз, много влиятельных оппонентов. Что-то из лоббируемого Берлином прошло, что-то нет. Да, и от достижения общего согласия до имплементации оказалась дистанция большого размера. В ЕС все вышло более споро. И в плане принятия новейшего наднационального законодательства, ужесточающего требования к банкам и другим финансовым компаниям, и в плане создания сетевых и наднациональных контрольных органов нового поколения.
Такова вкратце и очень схематично экономическая парадигма, которую остальные страны ЕС вынуждены были в значительной степени разделить с Германией в обмен на спасение преддефолтных экономик отдельных стран региона, еврозоны и ЕС в целом. Она проливает дополнительный свет на специфику многоуровневого управления. Такое управление, безусловно, – шаг вперед по сравнению с простой корреляцией между государственным уровнем управления и договоренностями, достигаемыми на международном уровне.
Вместе с тем, оно эффективно работает только тогда, когда государства, участвующие в интеграционном проекте, передают на наднациональный уровень суверенные полномочия (в данном случае в разработке и осуществлении экономической политики) в достаточном объеме. Достаточном для того, чтобы иметь возможность быстро принимать необходимые решения. Выступать перед лицом новых вызовов единым фронтом. Принуждать отдельные (нерадивые) страны строго следовать достигнутым договоренностям, облаченным в норму права. Денно и нощно контролировать исполнение, имея для этого уполномоченные на то наднациональные органы. Тренд, который наметился в ЕС под влиянием глобального экономического кризиса и кризиса суверенной задолженности, состоит в движении Европейского Союза и его государств-членов именно в этом направлении.
Проведенный ими «разбор полетов» показал: в том, что ЕС и страны региона переживают тяжелые дни, виноват не Союз, а государства-члены. Причина экономических неурядиц кроется в том, что они не следовали предписаниям проанализированной выше парадигмы. Ответственность за них должны нести не интеграция или излишние полномочия, делегированные на наднациональный уровень, а то, что государства-члены не передали «наверх» их в достаточном объеме. Вывод однозначен: надо идти дальше по пути углубления интеграции. Она не может иметь половинчатый характер. Интеграционные структуры и механизмы необходимо достраивать. И делать так, чтобы все страны четко следовали лучшим образцам.
Сканирование ситуации, сложившейся в ЕС, под углом зрения многоуровневого управления, таким образом, позволяет реабилитировать интеграционный проект. Более того, вопреки спекуляциям по поводу его провала и неминуемого заката Европы, вновь, в который раз акцентировать, как много он уже дал, продолжает и, скорее всего, будет давать реализующим его государствам. Даже в условиях кризиса ЕС сумел продемонстрировать, насколько жизненными являются выигрышные стороны этого проекта.
Так, хотя в частичной утрате управляемости национальных экономик виноваты отдельные страны, все остальные члены интеграционного объединения и ЕС в целом решились на то, чтобы спасать их, помогать им, вести их всем миром. Как бы это ни было тяжело и накладно. Какими бы рисками для других спасательная операция ни сопровождалась. Вряд ли кто-то возьмется оспаривать, что это и есть солидарность в действии. Не пустые призывы. Не формальные договоренности. Не бумажные заверения. А реальная практическая солидарность.
Хотя совместно разработанные, или согласованные, или одинаково проводимые меры по выходу из кризиса суверенной задолженности иногда очень похожи на поэлементный отказ от государства всеобщего благоденствия и кажутся очевидно недостаточными, их внутренняя логика на самом деле хорошо прослеживается. Все эти меры направлены на сохранение и консолидацию всех тех ценностей, на верность которым присягнул Европейский Союз и его государства-члены, только на обновленной, более здоровой экономической основе. Затягивание поясов, увольнение избыточной армии чиновников, сокращение заработной платы и т.д. нужны для того, чтобы избавиться от нахлебничества в экономике, иждивенчества, процветания за чужой счет. В конечном итоге, для санации экономики. С их помощью решаются задачи по восстановлению баланса между производством благ и их потреблением, между тем, что люди, фирмы, страны зарабатывают, и тем, что они тратят. Какой-либо ущерб ценностям ЕС они не наносят. Напротив, необходимы для того, чтобы оградить их от возможного ущерба, который мог бы иначе нанести им глобальный кризис и кризис суверенной задолженности.
Хотя в адрес ЕС продолжает раздаваться бешеная критика в связи с тем, что он просмотрел проблемы Греции и вовремя не вытащил ее из преддефолтного состояния и сейчас по-прежнему затягивает с принятием давно перезревших решений, даже казус с Грецией имеет оборотную сторону. Он показывает, насколько тесно переплелись экономики стран еврозоны. Насколько общей сделалась судьба европейских стран. Насколько далеко зашло строительство единого экономического пространства, складывающегося из экономик стран, вовлеченных в интеграционные процессы.
Стоит в этом убедиться, как становятся понятными общая стратегия действий стран ЕС по выходу из кризиса и те идеологические императивы, которые положены в основу ее концептуального обоснования. Таких императивов сравнительно много. О тех из них, которые касаются государственного измерения многоуровневого управления, вкратце было сказано выше. Приведу буквально несколько примеров для того, чтобы проиллюстрировать императивы, относящиеся к верхнему этажу многоуровневого управления.
Максима номер один – достижения интеграции, завоевания интеграции, успех интеграции чрезвычайно весомы. Они имеют самодостаточную ценность. Это плацдарм, с которого можно двигаться дальше. Их ни в коем случае нельзя растерять ни при каких обстоятельствах. Забота об их сохранении и умножении относится к высшим приоритетам. Поэтому, как бы ни были велики тяготы вытаскивания из кризиса пошатнувшихся экономик, на них нужно пойти. Даже если выигрыш не очевиден. Даже если риски не до конца просчитаны. Ставки слишком высоки. На кону стоит сам интеграционный проект, отождествляемый с будущим всех европейских стран, всего европейского континента в целом.
Максима номер два – в самой критической ситуации поиски решений, которые устраивают всех, которые выгодны всем, которые могут принести наибольшую отдачу, должны продолжаться. Даже тогда, когда время поджимает. Ресурсов недостаточно. Кто-то считает, что ему выгодно отдельно (как, например, в случае с фискально-бюджетным союзом). Расчет делается не просто на win-win сценарий, при котором никто не проигрывает. Нет. Цель несколько иная. Должна ставиться задача отыскать такой сценарий, при котором каждый участник интеграционного процесса может максимизировать свой выигрыш. Благодаря этому общий выигрыш, как слагаемое частных, не считая синергетического эффекта, оказывается на порядок более весомым. Или даже наивысшим. Применительно к списанию суверенных долгов отдельных членов ЕС речь идет (или шла) о нахождении приемлемого баланса интересов между спасаемыми экономиками, включая экономику еврозоны в целом, и кредиторами (читай частными банками). Применительно к оказанию финансовой помощи отдельным странам – о балансе интересов между этими странами, ЕС в целом и Германий (плюс теми из государств-членов, кто также могли бы выступить в качестве доноров). Но – и это «но» дорогого стоит – каждый раз с учетом максимы номер один.
Наконец, максима номер три – любые взаимоприемлемые решения должны быть ориентированы в будущее, а не в прошлое. Повторение пройденного бессмысленно и не нужно. Возврата к деголлевским представлениям о Европе правительств не произойдет, какой бы неожиданно высокой популярностью не пользовались крайне правые во Франции, взявшие на вооружение этот лозунг, и/или в других странах. Также как и отката от политического, валютного, экономического и фискально-бюджетного союзов обратно к зоне свободной торговли и простому согласованию внешнеполитических курсов, как до Маастрихтского договора, в поддержку чего ломают копья неугомонные английские тори. Вернее, некоторая их часть. Дабы не связывать себе руки и оттенить свою самостийность, они даже вышли из состава Европейской народной партии, объединяющей правые и правоцентристские силы региона. Правда, себе в убыток – для всех остальных это очевидно.
Допустимо лишь движение вперед. К все более глубокой интеграции. В этом состоит стратегическая цель ЕС, говорить о мнимом отсутствии которой стало к настоящему времени общим местом. Каждый новый кризис, тем более такой масштабный, как нынешний, – возможность сделать рывок в осмыслении интеграционных процессов, формулировании новых целей интеграции и осуществлении интеграционного проекта. Как раз сейчас эта возможность и реализуется Европейским Союзом. Во всяком случае, ЕС и его государства-члены пытаются ее реализовать. Бог им в помощь!
Может быть, эти попытки сделаются несколько более смелыми и продуманными, когда в политическую и экономическую жизнь ЕС вольется новое поколение – те, кто вкусил от плодов мобильного общества. Те, кто получают высшее образование, путешествуя по ЕС, переезжая из страны в страну, добирая «кредиты» в самых разных университетах. Те, кому программа «Эразмус» позволила стать космополитами, гражданами Европы, а не только своего собственного государства. Те, кто мыслят масштабами континента и воспринимают его как свою Родину.
Построение коммунизма в одной отдельно взятой стране
Много лет назад перед дилеммой строить коммунизм в одной отдельно взятой стране или уповать на перманентную победоносную революцию, революцию во вселенском масштабе, стояли большевики. Они сделали рациональный выбор. В исторически исключительно короткие сроки Советский Союз превратился в мощного индустриального гиганта, сверхдержаву, идеологического лидера, за которым потянулись многие другие. При этом СССР никогда не отказывался от ставки на то, что капиталистическая система станет своим собственным могильщиком.
Ответ, который до последнего времени давал Европейский Союз на тот же самый вопрос, если под коммунизмом понимать всеобщее процветание и благоденствие, был очень похожим. Интеграционный проект нужен нам самим. С его помощью мы решим все внутренние проблемы и утвердимся на международной арене. Он превратит нас в бастион, крепость, непотопляемый авианосец. Все же остальные приглашаются следовать нашему примеру. Подражать нам. Усваивать наш опыт. Переносить его на свою почву. Воспринимать в качестве прообраза будущего мирового правительства и действовать соответственно.
Подобного рода мессианство на протяжении нескольких поколений воспринималось как вполне логичное и обоснованное. Дела у ЕС шли по нарастающей. Успешность проекта не вызывала сомнений. СССР гонку проиграл. Альтернативных проектов не было. Все соседи выстраивались в очередь на вступление в интеграционное объединение.
Кризисы, регулярно переживаемые ЕС, на проводимом им экспансионистском курсе и мессианских претензиях никоим образом не сказывались. Каждый из них давал новый импульс интеграционным процессам. Помогал находить новые, нетривиальные решения. Способствовал углублению интеграции. Из кризисов ЕС выходил окрепшим, усилившимся, более конкурентоспособным. Результатом кризисов становилось «больше Европы», больше интеграции. До последнего времени…
Однако сейчас ситуация другая. Во-первых, вновь появился альтернативный проект. Им стал Шанхайский консенсус. Проникновение китайского капитала в различные регионы Азии, Африки и Латинской Америки, несмотря на крайне слабые стартовые позиции, оказалось значительно более эффективным, нежели разрекламированная помощь развитию, которую Запад всегда ставил себе в заслугу. Китайские деньги, рабочая сила и инженерный напор воплощаются в реальные стройки, производственные и инфраструктурные решения. Китай и остальные участники БРИКС дают другим развивающимся странам не назидания, которыми сначала потчуют своих клиентов бывшие колониальные державы, а то, что от них ждут в первую очередь, – шахты, школы, фабрики, дороги. В результате монопольные позиции на площадке содействия развитию и общеисторического мессианства, утвердившиеся за ЕС и США после развала СССР, пошатнулись.
Во-вторых, эталонный характер, всегда признававшийся за западноевропейской интеграцией, несколько поблек. Все увидели, что и ЕС сталкивается с немалыми трудностями. У него далеко не всегда есть готовые ответы. Принимаемые решения диктуются зачастую конъюнктурными и политизированными (политическими – одно, политизированными – совсем другое) соображениями. И в ЕС разрыв между богатым центром и не столь преуспевающей периферией очень велик. И в ЕС власть концентрируется в руках немногих. На поверку общие институты зачастую являются ширмой. Когда дело доходит до по-настоящему серьезных вещей, рычаги управления без обиняков берут в свои руки ведущие державы ЕС. У народа же вообще не спрашивают. Или спрашивают исключительно для проформы.
В-третьих, нынешний глобальный кризис по остроте и глубине своих последствий оказался не по зубам даже ЕС. Он вызвал разлад в стане интеграционного объединения. ЕС пришлось пожертвовать полновесным участием Великобритании в спасении зоны евро. Он породил сомнения в том, что ЕС удастся выйти из него, следуя былой формуле «больше Европы». Не исключено, что Союзу все же придется пойти по пути разноскоростной эволюции и создания внутри интеграционного объединения множества союзов с различной геометрией.
В-четвертых, ЕС ощутил, что «построение коммунизма в одной отдельно взятой стране» и у него не слишком получается. Его зависимость от внешнего мира сильно возросла. Зона евро вошла в спираль углубляющейся суверенной задолженности не только в силу действия объективных факторов, но и по причине неослабевающих атак со стороны мирового спекулятивного капитала. Сильно подорвали позиции зоны мировые рейтинговые агентства, начавшие наперегонки снижать как суверенные рейтинги многих стран ЕС, так и рейтинги их банков. Полностью взять на себя предоставление пакетов финансовой помощи Венгрии, Румынии и другим странам ЕС и еврозоны Брюссель и Берлин не решились. Они прибегли к дополнительным гарантиям МВФ. И создание почти триллионных «противопожарных» запасов на случай новой волны кризиса Берлин поставил в зависимость от выделения МВФ третьими странами дополнительных средств заимствования.
В-пятых, абсорбционные возможности ЕС и его государств-членов также оказались ограниченными. Еще до завершения «большого скачка» – включения в свой состав большой группы стран Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы ЕС испытал «усталость» от расширения. Против бездумного, скоропалительного, безграничного расширения выступил широкий спектр политических сил. Радикально изменились настроения обывателя. Заметными стали проявления ксенофобии, исламофобии и других фобий. Лозунги об искусственном сдерживании иммиграции, продвигавшиеся ранее в основном крайне правыми, были восприняты правящими партиями. Новая волна законодательных актов существенно ограничила свободу въезда и передвижения по ЕС экономических мигрантов из третьих стран. Повсюду появились трудно преодолимые препоны на пути получения гражданства ЕС и его государств-членов. Переговоры о вступлении в ЕС Турции оказались фактически замороженными (на время председательства Кипра в ЕС они вообще прекратились). В том числе по причине боязни включения в свой состав густонаселенной страны с (пока еще) другой культурой и религией. Идеи мультикультурализма, которых на протяжении десятилетий придерживались гранды ЕС и ЕС в целом, потерпели крах.
В-шестых, и, видимо, этим стоит ограничиться, ЕС пришлось признать очевидное. В эпоху глобализации для решения критически большого числа мировых проблем требуется объединение усилий с третьими странами и группами государств. Для решения проблем экологии и предотвращения дальнейшего изменения климата. Повсеместного становления общей культуры устойчивого развития и формирования широкой коалиции сил в поддержку утверждения зеленой экономики в масштабах планеты. Предотвращения сползания ведущих держав к политике протекционизма, чреватой схлопыванием внешних рынков, без которых нормальное функционирование экспортно-ориентированных хозяйственных комплексов уже невозможно, и развалом мировой экономики. Регулирования миграции – ЕС уже давно начал обуславливать экономическое сотрудничество и помощь развитию требованиями к странам-получателям технического содействия самостоятельно сдерживать эмиграцию, бороться с организованной преступностью, коррупцией, отмыванием грязных денег, но это мало что дало.
Отсюда стремление ЕС и его ведущих государств-членов принуждать третьи страны, вне зависимости от сложившейся в них социокультурной среды, переходить на технические стандарты ЕС и включать в свое законодательство т.н. acquis europeen. Отсюда желание навязать всем странам через G20 выгодные им общие подходы и перераспределить ответственность за происходящее в мировой экономике. Отсюда настойчивость в продвижении на мировой арене своей политической и социально-экономической модели развития и тех ценностей, которые лежат в основе европейского интеграционного проекта и присущи ему.
Как мы видим, мечта о преуспеянии и благоденствии в масштабах одного конкретного региона планеты так и осталась мечтой. Хотя еще совсем недавно казалось, что дела у Европейского Союза идут очень неплохо. С «построением коммунизма в одной отдельно взятой стране» не получилось у СССР – не получается и у ЕС. Однако это не значит, что опыт интеграционного развития, накопленный ЕС, утрачивает свою ценность. Или что разработанные им рецепты интеграции можно «упрятать в стол», «положить поглубже в ящик» и забыть. Отнюдь. Напротив, уход от романтизма в восприятии интеграционных процессов и наступление эры реализма позволяют гораздо четче и яснее выделить те элементы или условия, которые делают интеграцию успешной, без соблюдения которых все скатывается лишь к имитации интеграции или ее насаждению сверху.
Назовем часть из них хотя бы тезисно с самыми лапидарными комментариями.
Господство права и правовое поведение. Для Европейского Союза и государств-членов европейская интеграция – политический проект. Точно в такой же степени, как евразийская интеграция для Евразийского союза и входящих в него стран. Но в то же время и правовой. Сила ЕС, его успешность – в том, что политические решения облекаются в форму права и реализуются как правовые установления. То есть все заранее договариваются об общих правилах игры, а затем их придерживаются. Благодаря этому обеспечивается постоянное воспроизводство ситуации, когда к разным субъектам, вне зависимости от их места во властной иерархии, находящимся в одном и том же положении, применяются абсолютно одинаковые критерии и предъявляются абсолютно одинаковые требования.
Правовая гармонизация. Речь ни в коем случае не идет о том, чтобы стричь всех под одну гребенку, вне зависимости от исторического прошлого, национальных традиций, социокультурной специфики. Никто таким образом вопрос не ставит. Подобный подход был бы контрпродуктивным. Гармонизация как раз и противостоит унификации. Это типичное право результата. Как – оставляется на усмотрение национального государства. Важен итоговый результат – чтобы всюду было установлено сходное однотипное регулирование, обеспечивающее сходное однотипное поведение. Тогда сотрудничество и взаимодействие переводятся в качественно иную плоскость. Властные и иные органы, все субъекты правоотношений играют по одним правилам, движутся в одном направлении, а не просто договариваются о том, что они для этого будут делать.
Правовая определенность. Простым людям, бизнесу, государственным служащим – всем нужно четко знать, каковы установленные правила игры. Быть уверенными, что завтра они не будут радикальным образом отличаться от того, что есть сегодня. Что никто их произвольно менять не будет. Эти ожидания могут быть реализованы только в условиях определенности права. Она имеет место там, где формальные договоренности и процедуры главенствуют над неформальными. Обеспечены транспарентность и доступ к информации. Закон есть закон, а судебное решение по степени обязательности приравнено к закону и не может пересматриваться в чрезвычайном порядке. Любые новации являются ожидаемыми. О них заранее, заблаговременно предупреждают, чтобы все успели подготовиться, прежде всего, те, кого они могут касаться. С ними проводятся предварительные консультации. Их мнение учитывается. Если же что-то предпринимается в пожарном порядке, предусматривается компенсация. А когда правила нарушаются, государство, наднациональные институты и их конкретные представители несут ответственность.
Высокое качество регулирования. О характере законодательства ЕС часто судят по далекому прошлому европейской интеграции, когда подготавливаемые и принимаемые правовые акты были зачастую по определению туманными и обтекаемыми, и уже правоприменительная практика Европейской Комиссии и Суда ЕС придавала им необходимую четкость, стройность и наднациональное звучание. С тех пор много воды утекло. Подход ЕС к качеству регулирования на каждом этапе эволюции интеграционного объединения становился все более требовательным. После падения кабинета Сантера, перехода Европейской Комиссии к работе в соответствии с критериями деонтологии и завершения реформы гражданской службы ЕС качество регулирования было поставлено во главу угла их деятельности. Затем уже при Мануэле Баррозу Европейская Комиссия утвердила целый комплекс процедур, неукоснительное следование которым должно было поднять качество разрабатываемых правовых актов ЕС и придать им системный характер. Наконец, Лиссабонский договор окончательно превратил acquis europeen в систему учредительных договоров, законов и подзаконных актов. Но успешность наднационального регулирования и в прошлом, и сейчас определяется, прежде всего, готовностью национальных физических и юридических лиц бороться против национальных властей, отказывающихся по тем или иным причинам следовать предписаниям права ЕС, обслуживающим их интересы лучше, нежели национальное законодательство.
Социальное государство. Европейская модель экономического развития, вне зависимости от всех ее модификаций, разобранных выше, подразумевает минимизацию пропасти между богатыми и бедными, теми, кто имеет все, и теми, кто не имеет ничего. С ее помощью решаются задачи обеспечения социального мира, политической стабильности, вовлечения граждан в жизнь общества, искоренения бедности. На протяжении жизни нескольких десятилетий она ошибочно прочитывалась некоторыми как бездумное неограниченное потребление, нахлебничество и иждивенчество, возможность получать вспомоществование за счет других, за счет работающего и последующих поколений, ничего не делая. После кризиса и в результате кризиса ЕС проводит серьезную корректировку модели, принуждая всех к ответственному поведению и жизни по средствам. Другая цель корректировки – сбросить с ЕС и национального государства излишние и неоправданные обязательства, которые они, в любом случае, не могут выполнить.
Конкурентные рынки. Из общего правила всегда есть отдельные или относительно многочисленные исключения. Из этого тоже. Они касаются концессией, государственно-частного партнерства, предоставления общественно значимых услуг и некоторых других случаев, на которые требования справедливой конкуренции могут не распространяться. В остальном конкуренция является стержнем и обязательным условием нормального, рачительного, эффективного хозяйствования. Чем выше качество и ниже цена товаров и услуг, потребляемых обществом, тем оно богаче, тем больше у него возможностей для поступательного гармоничного развития. Эти задачи решает добросовестная конкуренция. Она же залог устойчивого развития, когда на производство товаров и услуг требуется все меньше невозобновляемых ресурсов и энергии. Как показал ход истории, никакие другие инструменты и механизмы в долгосрочной перспективе заменить свободную конкуренцию не в силах. Рано или поздно к ней все равно приходится возвращаться. В начале пути страны ЕС к общественно значимым услугам относили транспорт, энергетику и некоторые другие отрасли, внеэкономическое регулирование которых и подконтрольность властям стимулировали производство и потребление и обеспечили общеэкономический рывок. Впоследствии доминирующим трендом сделался поэтапный отказ от изъятий. Что это дает, лучше всего иллюстрирует переход ЕС к политике «открытого неба» в отношении пассажирских и грузовых авиаперевозок, позволяющий любым надежным авиатранспортным компаниям осуществлять полеты между неограниченным числом аэропортов в пределах интеграционного объединения.
Сохранение за государством исключительно регулятивных функций. Власть, конечно же, – отнюдь не «ночной сторож». Это сказочка для наивных барышень. Она определяет стратегию развития. Расставляет приоритеты. Осуществляет перераспределение заработанного среди членов общества. Оплачивает перспективные НИОКР. Борется с привилегиями. Предотвращает скатывание к ручному управлению. Проводит «спасательные» операции в годину кризиса. Но она ни при каких обстоятельствах сама не занимается предпринимательской деятельностью и не допускает, чтобы ею занимались под ее прикрытием или от ее имени.
Подчинение экономических решений политическим целям. Рынок слеп, бездумен и бездушен. Им надо управлять. Как и во имя чего, определяет политическая стратегия. В свое время Франции и Германии нужно было выбраться из кошмарного порочного круга бесконечных войн и взаимного истребления – родился интеграционный проект. Потом преодолеть партикуляризм национальных экономик – ЕС совершил рывок от таможенного союза к единому рынку, пускай и незавершенному. Выяснилось, что экономики мало – создал политический союз, слабый, рудиментарный, но тем не менее. После объединения Германии потребовалось подтвердить ее приверженность европейской интеграции – так появилась зона евро. Теперь на повестке дня стремительное продвижение к гораздо более тесному и многоплановому союзу, к сближению моделей развития, большей дисциплине и ответственности. Единственно, нужно отдавать себе отчет в том, что главенство политики при принятии экономических решений всегда повышает риски. Оно усиливает вероятность того, что оптимальные решения будут подменяться популистскими или односторонними решениями. Заставляет ориентироваться не на то, что реально требуется, а на то, что хочет та или иная лоббистская группировка.
Вместо заключения
Руководство ЕС и государств-членов уже наделало, по мнению весомой части экспертного сообщества, слишком много ошибок. Будем надеяться, что здравый смысл возобладает, и ЕС удастся выбраться из омута рецессий, экономической стагнации и утраты относительной конкурентоспособности. У европейской интеграции слишком много сильных выигрышных черт, которыми нельзя не воспользоваться.
Но для того чтобы ЕС вновь вышел на траекторию уверенного развития, важно покончить с романтическим самообманом и придерживаться реалистического видения интеграции. Понимать, что на пути интеграции случаются не только приобретения, но и потери. Что принимаемые решения и практическая политика должны учитывать интересы не только участников интеграционного проекта, но и третьих стран. Тем более стратегических партнеров.
Тогда и внешняя политика ЕС в отношении России претерпит коренную трансформацию. Россия и ЕС должны быть вместе. Это один из обязательных выводов, который должен следовать из переоценки ценностей и признания того, что эра реализма в осуществлении европейского проекта действительно наступила.
© Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор,
вице-председатель Российской ассоциации европейских исследований,
директор Европейского учебного института при МГИМО (У) МИД России
* Журнальная версия выступления на круглом столе «Системный кризис и эволюция интеграционных теорий XXI века» международной научной конференции «Актуальные проблемы глобальных исследований-2012: современный системный кризис и проблемы глобального развития», организованной Московским государственным университетом им. М.В.Ломоносова на базе Факультета глобальных процессов и Учебно-научного центра экономической интеграции и системного анализа ЕС, Москва, 21 мая 2012 г.