Азм воздастся

image_pdfimage_print

Во всех странах ареала европейской культуры распространено одно и то же поверье. Многие уверены в том, что честным, порядочным, праведным, справедливым судьей по уголовным делам может быть только такой человек, который сам испил чашу сию. В жизни которого случалось разное. На долю которого выпало немало страданий. Который либо сам отсидел, либо был под следствием.

… В этой жизни Ваней Инвинсибл устроился как нельзя лучше. Пусть кому его пост мог показаться не таким значительным, но он-то знал ему цену. Шел к нему не один год. Ради него чего только ни делал. Узнай начальство, контролирующие органы или желтая пресса, не сносить ему головы.

Зато теперь имел все. И шло это все ему в руки само, без каких-либо усилий с его стороны. Люди настолько высоко ценили его поддержку, внимание, снисходительное «согласие», что сами всё тащили в необъятных количествах, кланялись и выслуживались.

Про наличные, распиханные по банкам Швейцарии, Гонконга и Лихтенштейна, и билеты по центру в первом ряду на все премьеры можно даже не упоминать. Это само собой. Кроме того, надежно припрятанные от налоговиков коттеджики и шато тут и там. Робкие подобострастные приглашения в свободное время покататься на яхточках от тех, у кого его милостью их еще не отобрали. И вереница девочек, курируемых его подчиненными, готовых оголиться ради него в любом месте и в любое время по первому его зову.

Про девочек от своей законной он даже не считал нужным скрывать. Напротив. Пусть порадуется вместе с ним тому, как высоко его внимание ценится. С каким восторгом и упоением принимается. Пусть почувствует, что к чему. Увидит, как все перед ним пресмыкаются. Чтобы, если он захочет, и она поучаствовала. Хотя до этого не доходило. В том чтобы ее ломать, не было нужды. Она на все всегда шла сама. Причем с наслаждением. Искала. Стремилась угадать любое его желание. Только помани пальчиком. Только подскажи.

На этот счет у него был любимый анекдот. Назывался «Добровольно и с песнями». Наверняка слышали. Все равно перескажу, для полноты картины. Убрав, естественно, нецензурщину. Сейчас любят всякие международные фестивали и конкурсы проводить. О чем угодно. И пафосные. И эпатажные. Вот один решили на смекалку организовать. Хорошо разрекламировали. Кучу спонсоров нагнали. Все честь по чести. Все как положено. Суть конкурса – у людей какой страны котелок лучше варит и характер покруче будет.

Задание конкурса такое. Надо заставить кошку горчицу есть. Только не детскую какую-нибудь, а настоящую, ядреную, до слез прошибающую. Чтобы изо рта огонь и пламень. Обнародовано оно было, само собой, когда представители всех стран, выразивших желание поучаствовать, уже собрались.

Первыми, на что способны, продемонстрировать французам выпало. Окружили они котяру и уговаривают: «Кисонька, милая, родная, красавица! Ну, попробуй горчичку! Она вкусненькая. Ням-ням-ням. И совсем не жжет. Скушай, маленькая. Мы тебя все так любим. Станешь суперзвездой. В телеке с утра до вечера будешь красоваться. И на обложках глянцевых. В историю войдешь. Скушай, золотце».

Однако без толку. Когда кто кошку горчицу лизать уговорить мог? Вышло у французов время, их на подиуме американцы сменили. У тех разговор короткий. Схватили кошку за загривок и мордой в горчицу. Только не все так просто. Иначе и конкурс затевать не стали бы. Кошка в теле. Сильная. Тренированная. Много чего на своем веку повидала. Молниеносно у американцев из пальцев вывернулась, руки и физиономии им расцарапала и была такова. Многие еще потом пробовали, да результат у всех один и тот же.

Дошла очередь до украинской команды. Она еще, что правилами дозволялось, как на Евро-2012, с какой-то из соседних стран объединилась. Умельцы в кольцо кошку взяли, как-то там над ней поколдовали и разошлись. А перед зрителями удивительная картина предстала. Носится кошка с диким визгом по подиуму, крутится и осатанело горчицу с непотребного места слизывает. А глава объединенной команды или капитан с доброй такой усмешкой, по кинофильмам знакомой, в микрофон объявляет: «Добровольно и с песнями».

Вот и Ваней, когда место под солнцем захватывал, смекалку проявил и вытащил выигрышный лотерейный билет. Но не потому, что судьбу оседлать сумел. Это само собой, полагал наш герой или антигерой, – это вы уж сами рассудите. А потому, что такой он умелый. Неординарный. Выдающийся. Семи пядей во лбу. Не другим чета.

Ему благодарны быть должны. За все. За то, что дышат с ни одним воздухом. За то, что он до них нисходит. Помогает им. О них заботится. По-отечески. На путь истинный наставляет. Уму-разуму учит. Вообще на них время свое драгоценное тратит.

Не зря его, его благодетелей и его приспешников «неприкасаемыми» нарекли. Нам все можно, был искренне уверен Ваней. Нам все позволено. По праву. По чину. По заслугам. Перед собой. Перед друзьями. Людьми. Отечеством. И мигалки. И кортежи. И города вымершие. И беспрекословное повиновение. И все блага материальные и нематериальные. Какие только можно себе представить. Или выдумать. И почитание. И индульгенции на случай, если кого прибили, сшибли, обокрали и при этом попались, изнасиловали.

Однако, если кого Бог наказать решит… Совсем Ваней над землей бренной воспарил высоко. От реальности оторвался. Не среагировал, когда колокольчики у него в мозгу затренькали. Может, они и раньше позванивали, да он не различал. А тут так отчетливо зазвонили. Призывно. С надрывом. Пронзительно. Только куда там. Броню самодовольства и презрения к окружающим уже ничем было не пробить.

А ведь Природа сигналы стала подавать задолго до того, как он окончательно забурел и забронзовел. Мол, остановись. Одумайся. Оглянись назад. Посмотри по сторонам. Против моих законов идешь. У последней черты стоишь. Мое дело – предупредить. Выбор за тобой. Но если не поймешь и не отыграешь назад, на себя пеняй.

Совершенно четко, как «кирпич» на въезде, куда не положено, запретительный знак возник перед его мысленным взором, когда он давал команду своему водиле и всему кортежу на встречку выехать. Только не на того напали. «Кирпичи» и понятие «куда не положено» для него давно существовать перестали.

Сначала он с большой опаской на встречку выезжал. Не дай Бог, что случится. Только когда совсем без вариантов. А потом попривык. И другой езды, чтобы побыстрее прорваться, себе уже не представлял. Особенно ему один эпизод запомнился. После него уже и море было по колено.

Друзья для обмена опытом его в Вечный город пригласили, в Рим то бишь, как выяснилось. А там народу – пруд пруди, особенно не разгонишься. Так ему, чтобы с огоньком, помимо сирен на лимузине и машины прикрытия, еще и бригаду мотоциклистов выдали. На болидах огнедышащих. В белых перчатках кожаных раструбом. С классными матюгальниками миниатюрными.

Они мчались на бешеной скорости впереди, игнорируя движение, блокировали парами очередной перекресток, менялись, потом догоняли кортеж и вновь возглавляли перемещение. Но как! Любо-дорого. От удовольствия дух захватывало. Встречные-поперечные буквально за секунду до того, как они проносились, успевали тормознуть или отвернуть в сторону. А старушки и кто помоложе из прохожих, уже вступившие на зебру, отпрыгивали обратно с проезжей на тротуар, как горные козочки. Глаз радовало, как они пару десятков лет мгновенно сбрасывали.

Однако на этот раз колокольчик прозвонил не зря. Мчавшийся им лоб в лоб серебристый седан с женщиной за рулем с перепугу слишком резко отвернул в сторону, перекувырнулся через канаву и загорелся. Остановиться для того, чтобы оказать первую помощь или посмотреть, не остался ли кто в живых, Ваней даже не удосужился. Кортеж как ни в чем ни бывало проследовал дальше. Сама, виновата, дуррра. Нечего было на пути попадаться.

Во второй раз о том, что нельзя, Природа предупредила, когда его люди рейдерский захват одной классной компании осуществляли. Богатенькой. Преуспевающей. Ее босс слегка подставился. Чуть-чуть так – на полвершка. Ванею и его людям этого было вполне достаточно. Бывший владелец сгинул в неизвестном направлении. А компания на родственников записанной оказалась. Активы между близкими ему структурами разошлись. Разницу он прямехонько себе в карман положил. Быстро. Аккуратно. Грамотно. Никто даже не пикнул. Понятное дело – не впервой.

В третий красным туманом перед глазами все подернулось, когда он распорядился свидетелей убирать. Мелочь всякую пузатую – щелкоперов, адвокатишек, губошлепов, которые с рейдерством, коррупцией и всеобщей продажностью в данном конкретном случае бороться удумали. Результат просчитывался заранее. Не его люди, а недотепы и недоумки со своими высокими принципами, взявшиеся без санкции сверху гражданское общество представлять, догнивать в кутузку отправились. Кому срока для острастки накидали, мол, знай свой шесток. Кого по-быстрому еще до суда лекарствами уморили. Особенно упертых и говорливых.

А в следующий раз Природа предупреждать не стала. И так механизмы компенсаторики, они же балансиры реальности, включились слишком поздно. Ваней с трудом продрал глаза и оглянулся вокруг. Все тело закоченело и ужасно ныло. Не мудрено – он прикорнул на бетонной лежанке, и тонкая матерчатая подстилка не спасала ни от ломоты в костях, ни от леденящего душу предчувствия. Да, потолок настолько низок, что во весь рост не разогнешься. Тем не менее, решеток на окнах нет. Правда и окон нет. И железная дверь ничего не запирает. Она просто не предусмотрена. Вместо нее дверной проем, забранный легкой занавесочкой.

Не обращая внимания на то, что вместо привычных брюк и рубашки на нем какая-то вольно струящаяся хламида, Ваней выглянул наружу. В нос ударили непривычные запахи. Они были сильны и в каморке, но он сначала списал их на затхлость замкнутого пространства. Его взгляд упал на проложенный вдоль проема жестяной желоб, и его чуть не вывернуло наизнанку. По нему текла желтоватая жижа непонятной консистенции.

Сдержав спазм и собрав волю в кулак, Ваней обошел территорию. Вокруг кипела непонятная ему жизнь. Его полубетонный-полунепонятно какой коробок, два на два метра, соседствовал стык в стык с сотней таких же жилых блоков. В каких-то было подозрительно тихо. В других туда-сюда шныряло несметное количество детей мал мала меньше. Низкорослых. Босоногих. Чумазых. Озорных. Потемневших от тутошнего палящего солнца. Играющих в какие-то непонятные для него игры. С давно отжившими свой век тряпичными куклами и новомодными водяными ружьями и пистолетами. Издававшими при стрельбе неимоверный шум и подмигивающими насмешливыми разноцветными огоньками.

Дети были предоставлены сами себе. На них никто не обращал внимания. Взрослые были заняты делами поважнее. Женщины что-то упорно готовили, ловко орудуя ножами, ложками и пестиками, восседая на уже знакомых ему бетонных ложементах, кто внутри жилого блока, хотя это и казалось невозможным, кто примостившись на пороге. Мужчины же стекались к центру квартала. Часть из них бесконечной вереницей везла тачки со всяким хламом и мусором, собранным, как он узнал позже, со всего города. Они подтягивали тачки, вываливали и уходили за следующей порцией.

Остальные же принимались привезенное ими разбирать и только что ни расфасовывать. Что-то шло в кучу с обувью, одеждой и материей. Что-то – в россыпи макулатуры. Что-то – в горку с жестяными и металлическими изделиями. Что-то – еще куда. Похоже, если не воротить нос и попривыкнуть к тому, что находишься на дне, бизнес приносил неплохой доход. Во всяком случае, щиколотки женщин украшали золотые цепочки. Да и поблескивавшие тут и там массивные камушки отражали бесстыжие солнечные лучи явно иначе, нежели дешевая бижутерия. Видимо, женщины предпочитали надевать всё самое дорогое, чтобы, оставшись в одночасье без спутника жизни, не остаться также и без средств к существованию.

В первые часы, проведенные в пока еще незнакомой для него среде, его наблюдения, однако, дальше этого не пошли. Ему сунули в руки тачку. Когда же он недоуменно уставился на местного распорядителя, добавили хорошую затрещину. И тут Ваней сразу все усвоил. И чего от него хотят. И на что можно рассчитывать. И как на неприятности лучше не нарываться.

Правду жизни никто не собирался от него скрывать. Что-то ему объяснили на пальцах. До чего-то он дотумкал сам. Правда, не сразу. Сказывалась привычка все перекладывать на подчиненных, жить мыслями и суждениями советников и говорить, отталкиваясь от заранее написанных и отрепетированных текстов.

Он, как и его коллеги по цеху, привыкли ощущать себя «неприкасаемыми». Вот Природа и сделала его неприкасаемым. Настоящим неприкасаемым, без дураков. Чтобы он смог присоединиться к собратьям по касте и пожить их жизнью, реальной жизнью, какой она по-прежнему остается на Индостанском полуострове.

Конечно, и там сейчас все пришло в движение. И там все меняется. Политическое влияние неприкасаемых, составляющих значительную часть электората, стремительно усиливается. Им, например, удалось без труда сломать потуги властей передать уборку городов современным механизированным фирмам.

Меняется в лучшую сторону и их благосостояние. Правильнее было бы, наверное, сказать верхушки неприкасаемых. Все же работающие на них, как муравьи, несут и несут в общую кубышку, управление которой находится в их руках. А вот образ жизни пока еще во многом остался прежним. Состоящим в изоляции от других. Существовании без самого простого, насущного и естественного.

Ваней хотел быть «неприкасаемым». Он стал им. По справедливости. Как заслужил. Как распорядилась матушка-Природа.

Навсегда? – спросите вы. Вопрос не к автору этих строк. Вопрос к вам самим. Это уж как вы сами распорядитесь. Это вы сами решаете, возвеличивать человека вопреки здравому смыслу, элементарному чувству справедливости и самосохранения, предать это чувство или его послушаться и низвергнуть человека вниз, где ему место. Во всяком случае, должны решать…

© Н.И. ТНЭЛМ

№7-8(68), 2012

№7-8(68), 2012