Выходной билет
Укрепит ли Евросоюз право на сецессию
В обстоятельной дискуссии, ведущейся в академических кругах Европы по поводу оптимального решения долгового кризиса, неожиданно прорезались два звонких голоса – звонких потому, что предложили более чем не ортодоксальный выход из тупиковой ситуации. Кристиан Фархольц и Чезари Войцих убеждены: многих проблем, олицетворяемых подвешенным или де-факто банкротством Греции, можно было бы избежать, если в законодательстве Евросоюза было бы прописано право нации... на сецессию.
Доказательная база этого рационализаторского предложения, как подают его авторы, предлагающие прибегнуть к их рецепту оздоровления ЕС, – заслуживает хотя бы поверхностного анализа. Для начала Фархольц и Войцих указывают на несуразность: в философию архитекторов единой Европы положен краеугольный камень – никто не имеет права получить развод и девичью фамилию, что отражает связанные с проектом политические амбиции и надежды, но никак не экономическую целесообразность.
Авторы уверены, что нельзя было доводить дело до абсурдного цугцванга, когда одна маленькая, но гордая нация, читай – Греция, «держит в заложниках всю еврозону». Нужно было заранее расставить, как при охоте на волков, красные флажки и объяснить грекам: чуть что – стреляем.
О чем ведут разговор эти эксперты? Дело в том, что на протяжении долгих лет финансовые рынки подходили с одной меркой и к странам-локомотивам роста в ЕС, и к странам-иждивенцам, не утруждавшим себя, по образу и подобию бережливых и дисциплинированных германцев, житьем-бытием по средствам. Когда же греки вконец запутались в долгу, как в шелку, они призвали к общеевропейской солидарности, резонно намекая на то, что их банкротство если даже не вызовет эффект домино, то пагубно скажется на реноме единой валюты и всего сообщества. А это обернется прямыми убытками из-за снижения кредитных рейтингов и бегства капиталов.
Доводам этим Евросоюз внял и взялся «из болота тащить бегемота». Но у Брюсселя и не было иного выхода, аргументируют свою позицию авторы, коль скоро нет альтернативы спасению всех и каждого члена сообщества. Если бы существовала альтернатива – право на выход Греции из еврозоны и даже ЕС, легкий и безболезненный, всё могло бы сложиться удачнее. После оптимистической интерлюдии Фархольц и Войцих перечисляют выгоды:
– во-первых, в этом случае финансовые рынки могли бы подразделять своих клиентов по степени состоятельности и надёжности, более справедливо оценивать риски вложений в суверенные фонды;
– во-вторых, бережливые страны могли бы с более весомой отдачей пенять расточительным странам, а также оказывать на них давление, коль скоро право на сецессию (обратная аксиома, видимо, будет звучать как право на удаление) превратится в предмет для торга на переговорах;
– в-третьих, угроза «удаление с поля» заставит более скрупулёзно подсчитать все издержки для страны, которая будет шагать не в ногу, что, в свою очередь, заставит блюсти у себя дома финансовую дисциплину;
– наконец, в-четвертых, будет сокращена энтропия, то есть неопределённость, порождаемая сегодня совершенно не просчитываемым результатом «потери бойца», такого, как Греция, для Евросоюза в целом.
Заранее парируя возможные контраргументы оппонентов, Фархольц и Войцих отвергают предположение, что в самый разгар рецессии, когда еще клубится дым от финансового кризиса, предоставление государствам-членам права на выход из Союза обернется катастрофой. Это, мол, откроет ящик Пандоры. Ничего подобного, вернее, всё с точностью до наоборот, говорят авторы идеи о сецессии. Их логика: «Начать дискуссию об этом, значит стабилизировать обстановку, потому что до европейских увальней и копуш наконец-то дойдет: мир изменился, и есть предел готовности стран еврозоны платить за их беспечность». И бросают два доп-довода:
– когда государство обещает неограниченную финансовую поддержку тем банкам, которые могут стать жертвой дефицита ликвидности, эта мера удерживает банкиров от того, чтобы обращаться за такой помощью;
– когда в законодательных актах, например, в конституции федеративных государственных образований отсутствует пункт о праве выхода из состава объединения, то в субъектах федерации нарастают центробежные тенденции, подымают голову сепаратисты. Стоит разрешить сецессию, как давление ослабевает, и многие горячие головы сами собой остывают.
…Казалось бы, взятые каждый по отдельности доводы Фархольца и Войциха убедительны. Однако остается осадок недоверия. При внимательном изучении этого осадка можно сделать одно открытие – сомнительна изначальная посылка авторов, что притягательная сила Евросоюза есть величина неизменная, и что право на сецессию скорее напугает, чем обрадует проблемные страны, такие как Грецию.
Посылка – шаткая. Долговой кризис в еврозоне, затронувший Грецию и Ирландию непосредственно (им выделены «подъёмные» от имени ЕС и МВФ), Португалию и Италию, а в реальности и многие другие страны, длится чересчур долго. Экономисты путаются в своих оценках и рекомендациях.
Действенного механизма по преодолению кризиса до сих пор не предложено. Ничего не объясняет и прозвучавшая вначале как горькая ирония теория о наступлении эпохи «новой нормальности» (вдруг оказалось, что замедление темпов роста – это нормально, что волатильность рынков – нормально, что спады будут не цикличными, а хаотичными, и что это тоже нормально).
Короче, в условиях, когда хаос признается нормальным состоянием, затяжная болезнь еврозоны может снизить привлекательность как единой валюты, так и самого проекта «единой Европы». Могут возразить, а как же кооптированная только что Хорватия? На мой взгляд, были предприняты титанические усилия по закрыванию глаз на то, что эта адриатическая республика не по всем параметрам подходит под стандарты ЕС. В разгар кризиса был важен сам факт дальнейшего расширения. Это «эффект МММ». До тех пор, прока продолжается приток свежей крови, пациент жив.
Таким образом, если болезнь из острой фазы перейдет в стадию хронического заболевания, то предлагаемое Фархольцем и Войцихом право на выход из состава Евросоюза может быть востребовано. Вместо того чтобы послужить фактором сдерживания, это станет стимулом для исхода.
Владимир МИХЕЕВ