Защита прав экстрадируемых лиц: соблюдение государствами своих международных обязательств в уголовно-правовой сфере в свете прецедентной практики ЕСПЧ

Прошло 20 лет с тех пор, как Европейским Судом по правам человека (ЕСПЧ) было вынесено первое судьбоносное постановление по жалобе № 14038/88 «Серинг против Великобритании». В нем Европейский Суд впервые констатировал: в случае исполнения решения о выдаче (экстрадиции) заявителя в США для привлечения к уголовной ответственности за совершение убийства родителей своей жены, Йенс Серинг может быть подвергнут обращению в нарушение ст. 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Конвенция или ЕКПЧ)*1.

Заявитель – гражданин Германии постоянно проживал на территории США. Он жаловался в Комиссию на нарушение ст. 3 Конвенции, поскольку британские власти удовлетворили запрос о выдаче заявителя в США, где он предположительно мог быть приговорен к смертной казни и, в ожидании возможной выдачи, испытать «синдром смертников»*2.

Власти Великобритании доказывали, будто бы неправомерно, преувеличивая смысл ст. 3 ЕКПЧ, утверждать, что выдавая преступника, скрывающегося от правосудия, выдающее государство «подвергает» его наказанию или такому обращению, которое повлечет его осуждение. Правительство Великобритании выражало озабоченность тем, что позиция Комиссии является вмешательством во внутренние дела иностранного государства (в данном случае США), не являющегося участником Конвенции, и влечет за собой укрывательство преступников, которые не предстанут перед судом и останутся на свободе без привлечения к уголовной ответственности.

Тогда Европейским Судом и была сформулирована позиция, которая красной нитью проходит в сегодняшних постановлениях. Суд указал: ответственность государства за экстрадицию/депортацию возникает вне зависимости от того, является ли запрашивающее государство стороной ЕКПЧ, если имеется достаточно оснований полагать, что заявитель будет подвергнут реальному риску жестокого обращения.

Начиная с 2008 г., ЕСПЧ вынес уже 11 постановлений в отношении России по этой группе вопросов. В них он указал: в случае исполнения решения о выдаче, будет нарушена ст. 3 Конвенции*3. Еще в 4 постановлениях он констатировал, что нарушение ст. 3 уже имело место в связи с состоявшейся экстрадицией или неудовлетворительными условиями содержания под стражей в ожидании выдачи*4.

Почти во всех перечисленных постановлениях ЕСПЧ одновременно, наряду со ст. 3 Конвенции, устанавливал нарушение ст. 5 в связи с незаконным задержанием и содержанием заявителей и отсутствием судебного пересмотра законности заключения под стражу.

В настоящее время практика Европейского Суда по делам, касающимся запрета экстрадиции, набирает обороты. Во всяком случае, она не теряет своей актуальности, как с теоретической, так и с практической точки зрения. Самое главное – она порождает массу коллизий и неразрешенных вопросов, как для России, так и для других участников ЕКПЧ.

Целью данной статьи является проведение правового исследования и раскрытие существующих проблем на основе анализа постановлений/предписаний ЕСПЧ по правилу 39 Регламента Суда по данной категории дел.

С одной стороны, постановления ЕСПЧ способствуют защите прав экстрадируемых лиц и предотвращают возможное применение в отношении данных лиц смертной казни, жестокого, бесчеловечного и унижающего достоинство обращения.

С другой стороны, ряд фактов свидетельствует о неспособности властей государства-ответчика исполнить как свои международные обязательства в сфере выдачи, так и нормы уголовно-процессуального законодательства, что позволяет лицам, совершившим тяжкие преступления, избегать правосудия путем обращения в Европейский Суд и одновременно порождает общественную опасность вследствие их освобождения из-под стражи.

Но прежде чем определить, что именно меняет практика Европейского Суда по так называемым «экстрадиционным делам», хотелось бы в первую очередь отметить, какие статьи затрагивают заявители в своих жалобах в ЕСПЧ.

Как правило, граждане, подающие жалобы на нарушение ст. 3 Конвенции, являются членами нелегальных организаций, политическими оппозиционерами, обвиняемыми в терроризме и подрыве конституционного строя.

Заявители, задержанные с целью экстрадиции в государство гражданства, при подаче заявлений в ЕСПЧ жалуются на то, что, в случае их выдачи, они будут приговорены к смертной казни, в отношении них будет применяться жестокое и унижающее достоинство обращение, они будут лишены права на справедливое судебное разбирательство. Но прежде чем Европейский Суд рассмотрит все состязательные документы, как со стороны властей государства-ответчика, так и со стороны заявителя, существует большая вероятность, что решение о выдаче будет исполнено и заявитель будет выслан в иностранное государство. Именно поэтому в Регламенте Европейского Суда установлено правило 39 (обеспечительные меры), которое просят применить заявители, находящиеся под стражей в ожидании своей выдачи.

В соответствии с ним Суд может указать на обеспечительные меры любому государству-участнику ЕКПЧ. Согласно установившейся практике Суда, эти меры являются срочными, и применяются только при наличии непосредственной угрозы нанесения непоправимого ущерба.

Обеспечительные меры применяются лишь в ограниченном числе случаев и наиболее типичные случаи – те, которые представляют угрозу:

•  жизни (ситуации попадают под действие ст. 2 Конвенции), или

•  жестокого обращения, запрещенного ст. 3 ЕКПЧ (запрещение пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения).

Как неоднократно указывал Европейский Суд, неисполнение правила 39 Регламента будет рассматриваться как нарушение ст. 34 ЕКПЧ (право на подачу индивидуальной жалобы). Это следует из вынесенного Судом постановления по жалобам №№ 46827/99 и 46951/99 «Маматкулов и Аскаров против Турции», связанного с тем, что турецкие власти не выполнили обязательство, вытекающее из правила 39 Регламента Суда по вышеуказанным жалобам, и экстрадировали заявителей в Узбекистан*5.

Таким образом, еще до коммуникации жалобы заявителя государству-ответчику, первый пользуется обеспечительным механизмом правила 39 Регламента Суда, которое налагает на государство-ответчика обязательство воздерживаться от выдачи/депортации заявителя до последующего уведомления ЕСПЧ.

Поскольку статьи Конвенции, на которые ссылаются заявители, носят т.н. абсолютный характер, Председатель Секции Европейского Суда вместе с решением о применении правила 39 Регламента принимает решение о рассмотрении жалобы в приоритетном порядке в соответствии с правилом 41 Регламента.

С каждым годом количество запросов о реализации правила 39 Регламента возрастает. Именно поэтому 18 июля 2011 г. Секретариат Европейского Суда решил вести статистику по удовлетворенным и отклоненным Судом запросам по правилу 39 Регламента*6.

Так, исходя из статистики по Франции на период с 1 января по 30 июня 2011 г., было удовлетворено 93 запроса, из которых: 32 запроса граждан Греции, 8 запросов граждан Шри Ланки, 4 запроса граждан России, 6 запросов граждан Судана, 5 запросов граждан Алжира, 4 запроса граждан Алжира и др.

На втором месте – Испания, в отношении которой было удовлетворено 32 запроса граждан Западной Сахары. В отношении Великобритании было удовлетворено 25 запросов, в основном исходящих от граждан Афганистана, Ирака, Сомали, Шри Ланки и Судана. Практически такое же количество запросов (23) было удовлетворено в отношении Нидерландов.

Большое количество запросов о применении правила 39 Регламента было отклонено Европейским Судом. Так, 326 запросов, исходящих от граждан Ирака, Ирана, Афганистана, Италии, России были отклонены в отношении Швеции; 291 запросов, исходящих от граждан Ирака, Афганистана, Италии, Шри Ланки, Нигерии и Пакистана были отклонены Судом в отношении властей Великобритании.

Рассмотрение данной темы носит многоаспектный характер, включая особенности национального законодательства в сфере выдачи иностранных граждан, исполнение обязательств по международным договорам, заключенным со странами, не являющимися членами Совета Европы, и наряду с этим исполнение конвенционных положений и Регламента Европейского Суда, что в комплексе выявляет массу неразрешенных правовых коллизий.

Для получения полной картины, попробуем рассмотреть проблематику ст. 3 ЕКПЧ и основные принципы, которыми руководствуется Европейский Суд при установлении нарушений данной статьи. Полученные выводы проиллюстрируем на примере конкретных дел, в которых ЕСПЧ установил нарушение ст. 3 Конвенции в связи с выдачей, и дел, по которым Суд указал, что нарушение Конвенции только последует в случае осуществления выдачи.

Прежде всего, Европейский Суд всегда указывает, что государство-участник ЕКПЧ вправе на основании общепризнанных норм международного права и договорных обязательств, включая Конвенцию, контролировать въезд, проживание и выдачу иностранцев. Однако при определении того, доказано ли наличие реального риска подвергнуться, в случае выдачи, обращению, запрещенному ст. 3 Конвенции, Европейский Суд оценивает вопрос в свете представленных материалов или информации, полученной по собственной инициативе. Европейский Суд должен убедиться, что оценка, осуществленная властями государства-участника, является адекватной, в достаточной степени подкреплена внутригосударственными материалами и данными, полученными из иных объективных источников. Наличие риска должно оцениваться преимущественно с учетом фактов, которые государство-участник знало или должно было знать на момент высылки*7.

Чтобы определить, имеется ли угроза жестокого обращения, Европейский Суд должен исследовать предсказуемые последствия выдачи заявителя в принимающее государство, учитывая общую ситуацию в указанном государстве и личные обстоятельства. В принципе заявитель обязан представить доказательства, подтверждающие серьезные основания полагать, что, в случае исполнения оспариваемой меры, он подвергнется реальной угрозе обращения, запрещенного ст. 3 Конвенции. Если такие доказательства представлены, государство-ответчик обязано рассеять любые сомнения.

По этой причине ЕСПЧ часто придает существенное значение докладам об общей ситуации в конкретной стране, подготовленным независимыми международными правозащитными организациями или государственными источниками («Международная амнистия», госдепартамент США, Генеральный Секретарь ООН, Верховный комиссар ООН по правам человека, специальный докладчик ООН по вопросу пыток)*8.

Так, по Республике Узбекистан с пециальные докладчики ООН по вопросу о пытках в 2002, 2006, 2008 гг. заявляли, что «Применение пыток в Республике Узбекистан носит систематический характер, и что продолжается получение тревожных сообщений о применении пыток сотрудниками правоохранительных органов Республики Узбекистан...»*9.

1 мая 2010 г. организация «Международная амнистия» (Amnesty International) опубликовала доклад под названием «Узбекистан: Обзор о текущей озабоченности в области прав человека», в котором сообщалось, что с момента т.н. андижанских событий в мае 2005 г. произошло серьезное ухудшение ситуации в области прав человека в Республике Узбекистан...».

В докладе «Международной амнистии» (Amnesty International) за 2011 г. относительно Узбекистана, Туркменистана, Таджикистана указано следующее.

Узбекистан – «Сообщения о пытках и других видах жестокого обращения продолжали поступать так же часто, как и прежде. Десятки последователей малых течений ислама были приговорены к длительным срокам лишения свободы по итогам несправедливых процессов. По итогам несправедливых судебных разбирательств правозащитников по-прежнему заключали в тюрьму. Власти решительно отвергли призывы международного сообщества провести независимое международное расследование по факту массовых убийств участников протеста»*10.

Туркменистан – «Власти продолжали ущемлять свободу выражения мнения, объединений, вероисповеданий и передвижения. Десятки людей, заключенных в тюрьму по итогам несправедливых судебных процессов, оставались за решеткой, причем многие – без связи с внешним миром»*11.

Таджикистан – «Продолжали поступать сообщения о пытках и других видах жестокого обращения. Сохранялись ограничения на свободу выражения мнений. Властям не удалось обеспечить эффективную профилактику насилия над женщинами, уголовное преследование виновников и защиту пострадавших»*12.

Таким образом, опираясь на вышеуказанные доказательства, Европейский Суд приходит к выводу, что в случае экстрадиции заявителей в такие Республики как Узбекистан, Туркменистан, Таджикистан будет признано нарушение ст. 3 Конвенции*13.

Что касается справедливой компенсации, как правило, Суд присуждает заявителям, ожидающим экстрадиции, 15 000 евро – в качестве компенсации морального вреда. При этом, хотелось бы отметить особенность данной компенсации: она назначается в отношении тех, чьи права еще не были нарушены, и в действительности они не были выданы из-за действия правила 39 Регламента Суда или вынесенного в их пользу постановления. Позиция Европейского Суда основана на том, что власти приняли решение о выдаче заявителя, удовлетворив запрос иностранного государства, а значит заявитель продолжает находиться под угрозой экстрадиции.

В некоторых постановлениях Европейскому Суду приходилось признавать уже имевшее место нарушение ст. 3 Конвенции в связи с исполнением в отношении заявителей решений о выдаче*14.

Например, по делу «Гарабаев против России» заявитель, несмотря на наличие у него гражданства Российской Федерации, не только был выдан в Туркменистан, но и был возвращен в Российскую Федерацию через три месяца. Ему было предъявлено обвинение в совершении мошенничества на территории Российской Федерации, а впоследствии суд оправдал заявителя по обвинениям в присвоении денежных средств, а прокурор отказался от обвинения. Заявитель был освобожден из-под стражи в тот же день. Заявитель изложил версию событий, которые произошли с ним в Туркменистане.

Таким образом, Европейский Суд имел возможность рассмотреть события после выдачи. Согласно показаниям, заявитель провел большую часть своего трехмесячного содержания под стражей в камере, ему отказали во встрече с сотрудниками консульства Российской Федерации, следователи били его несколько раз*15.

Однако в недавно принятом и вступившем в силу постановлении по жалобе № 66317/09 «Элмуратов против России», Европейский Суд не признал нарушения ст. 3 ЕКПЧ в связи с предполагаемой выдачей заявителя в Республику Узбекистан. Суд отошел от своей устоявшейся практики в отношении Республики Узбекистан на основании того, что заявитель является преступником, преследуемым за кражу собственности, а не по политическим или религиозным мотивам.

Статья 5 Конвенции – вторая статья, на которую, как правило, ссылаются заявители по рассматриваемой категории дел. Она является наиболее часто нарушаемой властями Российской Федерации. Заявители жалуются на незаконность своего задержания, содержания под стражей, отсутствие судебного пересмотра правомерности заключения под стражу и компенсации, если заключение под стражу признано судом незаконным*16. В отношении России Европейским Судом было вынесено 22 постановления о нарушении ст. 5 Конвенции.

Прежде чем приступить к рассмотрению и анализу постановлений Европейского Суда по данной статье, кратко напомним положения российского законодательства, применимого к вопросам выдачи, и правоприменительную практику, которая претерпела значительные изменения в связи с прецедентной практикой Европейского Суда.

Власти Российской Федерации полагали, что уголовно-процессуальное законодательство не устанавливало какие-либо сроки содержания лица под стражей с целью выдачи. Они руководствовались тем, что содержание под стражей лиц, ожидающих выдачи из Российской Федерации, должно регулироваться после первого 40-дневного срока, установленного Конвенцией СНГ о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам*17 (далее – Минская конвенция 1993 года), – уголовным правом иностранного государства, т.е. запрашивающей стороны.

Заявители жаловались в Европейский Суд на то, что российскими судами на основании ст. 108 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации*18 в отношении них была избрана мера пресечения в виде заключения под стражу, причем срок применения этой меры судьей определен не был. Заявители ссылались на то, что установленные ст. 109 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации сроки содержания под стражей истекли. Российские суды мотивировали свои решения тем, что предельный срок применения этой меры пресечения, как избранный в целях обеспечения исполнения требования иностранного государства о выдаче заявителя, примененными в деле специальными нормами главы 54 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (Выдача лица для уголовного преследования или исполнения приговора) и актами международного права не установлен.

В этой связи один из заявителей – гражданин Насруллоев обратился с жалобой в Конституционный Суд Российской Федерации.

Конституционный Суд Российской Федерации в своем определении от 4 апреля 2006 г. № 101-О указал, что часть первая ст. 466 УПК Российской Федерации не предполагает возможность применения к лицу, в отношении которого решается вопрос о выдаче его другому государству для привлечения к уголовной ответственности, меры пресечения в виде заключения под стражу вне предусмотренного уголовно-процессуальным законодательством порядка и сверх установленных им сроков применения данной меры пресечения*19.

Впоследствии 29 октября 2009 г. Верховным Судом Российской Федерации было принято Постановление Пленума № 22 «О практике применения судами мер пресечения в виде заключения под стражу, залога и домашнего ареста». В указанном Постановлении Верховный Суд Российской Федерации, в частности, указал, что в соответствии с частью 1 ст. 466 УПК РФ при получении от иностранного государства запроса о выдаче лица, если при этом не представлено решение судебного органа этого государства об избрании в отношении данного лица меры пресечения в виде заключения под стражу, применение заключения под стражу допускается лишь по судебному постановлению, принятому на основании ходатайства прокурора в порядке, предусмотренном ст. 108 УПК РФ. Принимая решение о применении меры пресечения в виде заключения под стражу, судье надлежит проверить фактические и правовые основания для избрания такой меры пресечения*20.

Верховный Суд Российской Федерации также указал, что продлевая срок содержания под стражей в отношении такого лица, суду необходимо руководствоваться положениями ст. 109 УПК РФ, т.е. не забывать, что предельный срок содержания под стражей в соответствии с главой 13 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации составляет 18 месяцев.

С учетом многочисленных постановлений по российским делам, в которых Европейский Суд установил нарушение ст. 5 ЕКПЧ, российские власти сталкиваются с угрозой того, что Европейский Суд вынесет пилотное постановление и предпишет властям предпринять соответствующие меры по устранению системной проблемы. Данный вывод сделан на основании тех вопросов, которые поставил Суд по жалобе № 56662/09 «Ошлаков против Российской Федерации»*21.

А именно: «1. Выявляют ли жалобы заявителя системную проблему российского законодательства, ввиду того, что оно не предоставляет доступной, определенной и предсказуемой в ее применении процедуры для предотвращения произвольного содержания под стражей лица в ожидании выдачи и посредством которой судом могла быть проверена законность такого содержания под стражей.

2. Следует ли имеющиеся недостатки в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации, неоднократно отмеченные Судом, исправить путем принятия соответствующих мер на законодательном уровне, чтобы привести любое содержание под стражей в ожидании выдачи в строгое соответствие с обязательствами Российской Федерации по пунктам 1(f) и 4 статьи 5 Конвенции».

Данная проблема и сроки, установленные российским законодательством, очень тесно переплетаются с правилом 39 Регламента.

В связи с применением правила 39 Регламента Суда для компетентных органов власти Российской Федерации возникает весьма деликатная ситуация. Им сложно отыскать надлежащий баланс между нормами Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (в части соблюдения сроков содержания под стражей), Минской Конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам (в части выдачи лиц, задержанных по запросам государств-участников), с одной стороны, ЕКПЧ и Регламента Суда (в части необходимости соблюдения обеспечительных мер) – с другой.

Длительность рассмотрения Европейским Судом жалоб заявителей, содержащихся под стражей на территории Российской Федерации для их последующей выдачи по запросу иностранных государств, не корреспондирует срокам, определенным для этих целей уголовно- процессуальным законодательством Российской Федерации. А изменение меры пресечения чревато тем, что лица, подлежащие экстрадиции, смогут скрыться от правосудия, и приведет к неисполнению Россией взятых на себя международных обязательств в сфере выдачи.

Возникают следующие спорные вопросы: на каком правовом основании государства-участники ЕКПЧ обязаны соблюдать правило 39 Регламента Суда, и какой именно международный договор имеет приоритет при решении вопроса об экстрадиции.

Неоднократно у многих государств-участников возникал вопрос о том, на каком правовом основании Европейский Суд применяет обеспечительные меры, которые государства обязаны неукоснительно соблюдать, и при их нарушении устанавливает нарушение ст. 34 Конвенции. Ведь правило 39 содержится в Регламенте – процедурном документе самого Суда, который участники ЕКПЧ не подписывали и не ратифицировали, а соответственно, исходя из принципов международного права, не обязаны соблюдать.

Действительно, возникает коллизия. С одной стороны Конвенция, подписанная и ратифицированная 47 государствами, не включает статьи, накладывающей запрет на выдачу граждан в иностранные государства, где они предположительно могут быть подвергнуты пыткам и бесчеловечному и унижающему достоинство обращению. Большинство участников Конвенции заключили двусторонние и многосторонние договоры, регулирующие правоотношения в сфере выдачи, которые они обязались соблюдать.

На нее указывает, в частности, частично особое мнение судей Л. Кафлиша, Р. Тюрмена и А. Ковлера, приложенное к постановлению по жалобам №№46827/99 и 46951/99 «Мамакутлов и Аскаров против Турции». Проблема заключается в том, что не существует прямого указания о юридическом действии обеспечительных мер, «назначенных» в соответствии с правилом 39 Регламента Суда*22.

Таким образом, судьи не согласились с выводом других членов ЕСПЧ об обязательном характере обеспечительных мер. Они отметили, что, хотя Европейский Суд и вправе толковать положения Конвенции, он не вправе – посредством толкования или введения процессуальных правил, или и того, и другого – вносить новые правила в Конвенцию, даже если существует распространенная практика в искомом направлении, поскольку эта практика не унифицирована соответствующим opinion juris.

Судьи пришли к выводу, что обязательный характер обеспечительных мер, назначаемых Европейским Судом, не следует из общих принципов международного права. Он не может быть выведен также ни из ст. 34 (право на подачу индивидуальной жалобы), ни из п. d ст. 26 (о принятии Регламента Суда) ЕКПЧ в свете Венской Конвенции «О праве международных договоров» от 23 мая 1969 г*23.

Хотелось бы согласиться с мнением трех судей о том, что данная проблема является больше законодательной, нежели судебной. В своем dissenting opinion судьи указали, что налицо выход за пределы конвенционных положений и наложение чрезмерного бремени на государства, которые сами вправе решать вопрос о предоставлении такого права.

С другой стороны, в соответствии со ст. 32 ЕКПЧ (Компетенция Суда) в ведении Суда находятся все вопросы, касающиеся толкования и применения положений Конвенции и Протоколов к ней, которые могут быть ему переданы в случаях, предусмотренных положениями статей 33, 34 и 47. В случае спора относительно компетенции Суда по конкретному делу решение остается за ЕСПЧ.

В большом количестве последних постановлений международные суды делали упор на важность назначения временных мер для обеспечения эффективности решений по существу дела. В соответствии с практикой Комитета по защите прав человека ООН неспособность выполнить обеспечительные меры является нарушением обязательств рассматриваемым государством в соответствии с Международным пактом о гражданских и политических правах и Дополнительным Протоколом к нему, а также обязательства сотрудничать с Комитетом в соответствии с индивидуальной процедурой.

В различных постановлениях, касающихся обеспечительных мер, Межамериканский суд по правам человека устанавливал, что ввиду основополагающей цели Американской конвенции по правам человека, состоящей в гарантировании эффективной защиты прав человека, «Государства должны воздерживаться от применения мер, которые нарушают restitutio in integrum в отношении прав предполагаемых жертв».

В своем Постановлении от 27 июня 2001 г. по делу «Ла Гранд» (LaGrand) («Германия против Объединенных Штатов Америки») Международный суд ООН установил: «Объект и цели Статута состоят в том, чтобы Суд смог осуществить предусмотренные им функции, и, в частности, свою основную функцию судебного урегулирования международных споров путем вынесения обязательных для исполнения решений в соответствии со статьей 59 Статута. Целью статьи 41 является не допустить воспрепятствования осуществлению Судом своих функций, так как иначе соответствующие права сторон не будут защищены. Как следует из объекта и целей Статута, а также из положений статьи 41 в контексте таковых, полномочие на указание необходимости применения обеспечительных мер подразумевает обязательность к исполнению таких мер, поскольку данное полномочие основано на необходимости, когда того требуют обстоятельства, в целях обеспечения прав и предотвращения причинения им вреда, как это определено во вступившем в силу судебном решении. Признание того, что указанные в соответствии со статьей 41 обеспечительные меры носят необязательный характер, будет противоречить объекту и целям данной статьи».

Международный Суд ООН, Межамериканский суд по правам человека, Комитет ООН по правам человека и Комитет ООН против пыток действуют на основании иных положений международных договоров, нежели Европейский Суд. Тем не менее, все они подтвердили, что обеспечение заявленных прав сторон, в случае возникновения риска причинения невозместимого вреда, представляет собой основополагающую задачу применения обеспечительных мер в международном праве. Действительно, независимо от того, о какой правовой системе идет речь, можно сказать, что основным требованием при должном отправлении правосудия является воздержание от совершения действий, причиняющих невозместимый вред во время рассмотрения дела.

Таким образом, в свете общих принципов международного права, права международных договоров, судебной практики толкование вопроса о применении обеспечительных мер в соответствии с правилом 39 Регламента Суда не может осуществляться отдельно от судебной процедуры, в отношении которой они применяются, или решения, в целях защиты от которого они применяются.

На мой взгляд, данный спорный вопрос можно разрешить только путем обращения за консультативным заключением в порядке ст. 47 Конвенции, которое могло бы разъяснить правовое основание применение данной меры или установить ее неправомерность.

Что касается второго не менее важного вопроса, часто задаваемого государствами-участниками ЕКПЧ о том, какой именно международный договор имеет приоритет, то представляется, что приоритет имеет Конвенция. Ведь речь идет об обязательствах в области прав человека (особенно в том, что касается запрета пыток), рассматриваемых в качестве императивных норм международного права.

Таким образом, есть основания полагать, что они имеют преимущественную силу перед прочими международными обязательствами государства. В этой связи частичное отступление от норм Минской Конвенции в целях выполнения нашей страной обязательств по ЕКПЧ можно считать допустимым, что согласуется с позицией Европейского Суда по данному вопросу.

Европейский Суд исходит именно из этого. В частности он указывает, что с международно-правовой точки зрения обязательства в области прав человека должны рассматриваться в качестве императивных норм международного права. Такие обязательства обладают преимущественной силой по сравнению с любыми прочими. Об этом им прямо говорится в постановлении от 2 марта 2010 г. по жалобе № 61498/08 «Аль-Саадуун и Муфти против Великобритании». В нем подчеркивается, что обязательства государств-участников по ЕКПЧ и Протоколам к ней обладают приоритетом по отношению к обязательствам по другим международным договорам*24.

Европейский Суд, принимая постановления о нарушении ст. 3 Конвенции в случае выдачи, в то же время не указал, как власти соответствующего государства должны поступать с заявителями. Предположим, они освобождают из-под стражи предполагаемого террориста только из-за того, что сроки его содержания под стражей по российскому законодательству истекли, а иных правовых оснований для его содержания под стражей не существует. Тогда они уклоняются от выполнения своей главной миссии, состоящей в защите собственных граждан от подобных лиц. Получается, что они оказываются между молотом и наковальней. Как им поступать, не ясно. Какое-то из обязательств, которые накладывают на них международное и внутригосударственное право, они непременно нарушат.

Ситуация тупиковая. Если власти не будут выдавать лицо, но будут содержать его под арестом, оно обжалует в ЕСПЧ законность своего содержания под стражей. В таком случае Суд почти автоматически констатирует нарушение ст. 5 ЕКПЧ.

Последствия не заставили себя ждать. Так, последнее время компетентные органы власти Российской Федерации стали четко соблюдать сроки, установленные национальным уголовно-процессуальным законодательством. По истечении предельных сроков содержания под стражей они спешат отпустить заявителей на свободу*25.

В этой связи можно напомнить о резонансном деле «Клейн против России». Заявитель – террорист, приговоренный Окружным Специальным Уголовным Судом г. Манисалес-Кальдас Республики Колумбия к 10 годам и 8 месяцам лишения свободы за совершение тяжких преступлений («Инструктаж и обучение тактике, технике военных и террористических приемов, которые отягчаются за совершение этих преступлений с наемниками и по сговору с группой лиц»), был освобожден из-под стражи на основании постановления об освобождении, принятого прокурором. Данное решение было мотивировано постановлением Европейского Суда (установившим, что в случае экстрадиции заявителя в Колумбию, будет признано нарушение ст. 3 ЕКПЧ), правилом 39 Регламента Суда и истечением предельных сроков содержания под стражей.

На основании изложенного, прогнозируя признание Европейским Судом нарушений Конвенции по данной категории дел (несмотря на представленные запрашивающими государствами гарантии о неприменении пыток, которые российские власти обязаны принимать во внимание), вопрос о дальнейших действиях российских властей в отношении лиц, которые привлекаются к уголовной ответственности за особо тяжкие преступления или уже признаны виновными, остается открытым.

В заключение рассмотрим возможные пути разрешения существующих коллизий с целью установления баланса между защитой прав экстрадируемых лиц и безопасностью других граждан.

•  Прежде всего, для защиты прав экстрадируемых лиц компетентными органами должна осуществляться более тщательная проверка ситуации в конкретной стране с использованием как докладов международных организаций, так и отчетов, подготовленных МИДом и дипломатическими представительствами в конкретной стране. Несмотря на то, что подобного рода практика не распространена, представляется что, в случае существования или предвидения того, что заявитель может быть подвергнут пыткам и бесчеловечному обращению, компетентные органы вправе принять решение об отказе в экстрадиции.

•  Кроме того, следует также учитывать, что не всегда и не во всех странах применяется мера пресечения в виде заключения под стражу. Иногда к лицам, преследуемым за преступления средний тяжести, могут быть применены иные меры пресечения такие, как залог, домашний арест и.д. Это так же поможет во многих случаях исключить нарушение ст. 5 Конвенции.

•  Что касается срока содержания под стражей лиц, ожидающих экстрадиции, установленного Уголовно-процессуальным законодательством Российской Федерации, то, на мой взгляд, было бы возможно рассмотреть вопрос о внесении соответствующих изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации с целью установления специальных сроков содержания под стражей лиц, ожидающих экстрадиции. Это предотвратит освобождение из-под стражи лиц, обвиняемых в совершении особо тяжких преступлений.

При решении вопроса о предельном сроке содержания под стражей важно, чтобы в отношении дел об экстрадиции применялся общий принцип соразмерности.

Однако, увеличение сроков содержания под стражей для данной категории лиц, на мой взгляд, не в состоянии решить проблему в полном объеме. Ведь вопрос о том, каким образом власти будут поступать с заявителем, по делу которого Суд признает, что в случае выдачи будет иметь место нарушение ст. 3 Конвенции, остается без ответа.

•  Ключевой проблемой является соблюдение компетентными органами предписаний Европейского Суда наряду с собственным уголовно-процессуальным законодательством.

Таким образом, необходимо создание совместно с участниками Минской Конвенции соответствующего механизма, который позволил бы лицам, подлежащим экстрадиции, отбывать наказание, назначенное иностранным судом, на территории Российской Федерации.

На основании изложенного можно сделать вывод о том, что рассматриваемая область остается серой зоной. Для прояснения целого ряда важных, политически значимых вопросов необходимо принять законодательные меры на национальном уровне. В более четких правовых основаниях нуждается и практика ЕСПЧ. Только тогда удастся обеспечить одновременно соблюдение прав лиц, ожидающих экстрадиции, целостность национального законодательства, согласованность международных обязательств по различным конвенциям и двусторонним соглашениям и безопасность граждан.

 

© Зоя КОКОРИНА,
стажер Европейского центра
по защите прав человека и демократизации (Италия)

 

*1 Собрание законодательства РФ. 8 января 2001 г. №2. Ст. 163.

*2 HUDOC case-law, www.echr.coe.int

*3 См. постановления по жалобам №2947/06 «Исмоилов и др. против России»; №8320/04 «Рябикин против России», №54219/08 «Каримов против России», №24268/08 «Клейн против России»; №52466/08 «Ходжаев против России»; №14049/08 «Абдулажон Исаков против России»; №21055/09 «Хайдаров против России»; №25404/09 «Гафоров против России»; №15303/09 «Султанов против России»; №1248/09 «Юлдашев против России», №7265/10 «Якубов против России».

*4 См. постановления по жалобам №38411/02 «Гарабаев против России»; №17185/05 «Искандаров против России»; №42502/06 «Муминов против России»; №16074/07 «Щебет против России»; HUDOC case-law, www.echr.coe.int

*5 HUDOC case-law, www.echr.coe.int

*6 Interim measures: a new instruction and statistics/Focus/ www.echr.coe.int

*7 Постановление по жалобе №22414/93 «Чахал против Великобритании» от 15.11.96; пп.73-74, HUDOC case-law, www.echr.coe.int

*8 Российская хроника Европейского суда. Приложение к "Бюллетеню Европейского суда по правам человека". Специальный выпуск. 2009. N 1. С. 106–123, постановление по жалобе № 8320/04 «Рябикин против России», п. 113.

*9 Газета «Kazakhstan Today». 14.09.2004, www,gazeta.kz; report of the UN Secretary General of 18.10.2006 «Situation of Human rights in Uzbekistan» (A/61/526); UN Special Rapporteur on Torture of the 3 rd Session of the UN Human Rights Council, 18 September 2008, жалоба №14049/08 б пп. 92-93, HUDOC case-law, www.echr.coe.int

*10 Доклад Amnesty International за 2011 г. «Права человека в современном мире». С 460.

*11 Доклад Amnesty International за 2011 г. «Права человека в современном мире». С 449.

*12 Доклад Amnesty International за 2011 г. «Права человека в современном мире». С 434.

*13 См. постановления по жалобам №2947/06 «Исмоилов и другие против России»; №8320/04 «Рябикин против России»; №52466/08 «Ходжаев против России»; №21055/09 «Хайдаров против России»; №25404/09 «Гафоров против России»; №15303/09 «Султанов против России».

*14 См. постановления по жалобам №38411/02 «Гарабаев против России»; №16074/07 «Щебет против России»; №17185/05 «Искандаров против России»; №42502/06 «Муминов против России».

*15 HUDOC case-law, www.echr.coe.int

*16 См. постановления по жалобам №656/06 «Насруллоев против России»; №42443/02 «Эминбейли против России»; №8320/04 «Рябикин против России», №2947/06 «Исмоилов и др. против России»; №38124/07 «Джураев против России»; №24268/08 «Клейн против России»; №14049/08 «Абдулажон Исаков против России»; №54219/08 «Каримов против России»; №52466/08 «Ходжаев против России»; №21055/09 «Хайдаров против России»; №25404/09 «Гафоров против России»; №15303/09 «Султанов против России»; №1248/09 «Юлдашев против России»; №66317/09 «Элмуратов против России». HUDOC case-law, www.echr.coe.int

*17 Сборник международных договоров Российской Федерации по оказанию правовой помощи. М.: СПАРК, 1996. С. 31 - 52.

*18 "Собрание законодательства РФ", 24.12.2001, №52 (ч. I), ст. 4921.

*19 "Собрание законодательства РФ", 10.07.2006, №28, ст. 3118.

*20 "Российская газета", №211, 11.11.2009.

*21 HUDOC case-law/communicated cases collection, www.echr.coe.int, 21.01.2011, Oshlakov v Russia.

*22 HUDOC case-law, www.echr.coe.int

*23 Ведомости Верховного Совета СССР 1986 №37 ст. 772; Вестник ВАС РФ, март 1999, №3 сборник «Действующее международное право» Т.1.

*24 HUDOC case-law, www.echr.coe.int

*25 См. жалоба №25404/09 «Гафоров против России»; жалоба №58221/10 «Козиев против России»; Жалоба №55822/10 «Шакуров против России»; жалоба №62400/10 «Солиев против Российской Федерации»; №24268/08 «Клейн против России».

№12(61), 2011