БРИКС, ЕС и тенденции глобального развития*1

Несколько лет назад мировая экономика вступила в период нестабильности. Иначе говоря, в период стремительной трансформации. К настоящему времени нестабильность приобрела системный характер. Ее частным проявлением стал кризис суверенных долгов. От того, с какими потерями его удастся преодолеть, зависит будущее ЕС.*2

 

Черты эпохи

Предсказать по какому сценарию будет развиваться в дальнейшем мировая экономика, крайне сложно. В единый поток объединились разнонаправленные тенденции. Сливаясь в одну гремучую смесь, они взрывают любые эвристические прогнозы и суждения. Слишком много нестыкующихся между собой факторов надо принимать во внимание. Уж очень новой и неординарной является быстро эволюционирующая ситуация.

Основных тенденций несколько. Это частичная утрата управляемости международными и внутригосударственными процессами. Управляемость мировыми процессами всегда была низкой. Но на тех или иных отрезках истории государства и группы государств, по крайней мере, умели поддерживать статус кво. Сейчас, похоже, такие навыки утрачены. Да и с внутригосударственным развитием дело в большинстве случаев обстоит не лучше.

Это накопление дисбалансов в мировой экономике. Причем, практически по всем направлениям и во всех областях. Одни тратят больше, чем они могут себе позволить. Другие аккумулируют колоссальные средства. Одни еле-еле преодолевают стагнацию. Другие продолжают наращивать экспорт. Одни уповают на рыночные силы и дерегуляцию. Другие выступают за жесткий контроль и монопольный доступ к ресурсам. Всего и не счесть.

Это разбазаривание развитыми странами той мягкой силы, которой они так недавно безоговорочно обладали. Причины столь уж большого значения не имеют. Частично в результате допущенных промахов и просчетов, а также авантюристического курса, проводившегося ими во внешней политике, и пренебрежения к остальным. Частично из-за эксцессов казино-капитализма. Но факт остается фактом. Западная модель социально-экономического развития, будь то в исполнении США или ЕС, уже не завораживает так, как раньше. Ее слабые стороны проступили наружу.

Это восхождение быстро растущих экономик. Все они переживают свои трудности. И все же их успехи очевидны. Они не вызывают сомнений. Быстро растущие экономики перетасовали всю колоду карт современной политики и экономики. Они подтвердили, что достигнутое ими не случайно. И, что особенно важно, они продемонстрировали высокую степень устойчивости к внешним факторам.

 

Переосмысление основ

В сложившейся непростой обстановке представители политических кругов и экспертного сообщества разных стран дружно бросились искать объяснение происходящего. Только не частичное, фрагментарное, сомнительное, а по-настоящему целостное. Но не нашли его…

Они попробовали себе представить будущее равновесное состояние, в которое мировая экономика могла бы перейти по окончании эпохи трансформации. Но и здесь их поджидало фиаско. Целостной программы выхода из кризиса, купирующего его повторение в будущем, никто предложить не смог. Хотя отдельных благих пожеланий и дельных рекомендаций, не подкрепленных, однако, разъяснением того, как их реализовать, высказано немало.

В том, что касается причин нынешнего бедственного положения, указываются обычно, как минимум, следующие.

Спонтанный, хаотичный процесс глобализации, приведший к расстыковке различных уровней управления и многочисленным злоупотреблениям. Даже ведущие, наиболее мощные и влиятельные державы лишились прежнего контроля над тем, что происходит внутри и, тем более, за пределами их территории. Перелив информации, финансовых потоков, кризисных явлений по своим скоростным параметрам намного превысил возможности мировых игроков за ними уследить, а, значит, и на них своевременно реагировать.

Неверная, искаженная, ошибочная оценка глобализации. В основу разработки практической политики отдельных государств, групп государств и международных структур легли устаревшие, а зачастую и откровенно порочные представления. Как следствие, в чем убедило последующее развитие событий, стал проводиться откровенно нежизнеспособный курс, приведший ко многим дополнительным искажениям и перекосам в функционировании мировой экономики и течении глобальных политических процессов.

Опаснейшие ошибки стратегического планирования национального, наднационального и международного развития, допущенные политическими элитами, политическим руководством отдельных государств, групп государств и международных структур. Их результаты мы теперь пожинаем.

Частичное исчерпание возможностей по-старому или, иначе, ущербно организованной рыночной экономики самостоятельно обеспечивать развитие, переходить с одного технологического уровня на другой, заботиться о поддержании конкурентоспособности, входить после регулярно случающихся сбоев в новое равновесное состояние. Ни национальные, ни наднациональные и международные регуляторы не смогли или не сумели подкорректировать действие рыночных сил. Сбой, который последовал, по своим масштабам намного превысил способности рыночной экономики самостоятельно преодолевать порожденные им последствия.

Зачастую в список причин включаются и многие другие. Однако они все же второстепенны. Системными или системообразующими для понимания нынешних реалий мировой политики и экономики являются только перечисленные.

С точки зрения мировой экономики, не говоря уже о пострадавших регионах, все они породили и стимулировали негативные процессы. Хотя нельзя сказать, что все от этого только проиграли. Те нарождающиеся экономические гиганты и некоторые другие страны, которым удалось остаться вне действия общих факторов, напротив, оказались их бенефициарами.

Напрашивающийся вывод из анализа указанных причин – необходимо усиливать роль регуляторов на всех уровнях управления, исправлять допущенные ошибки и перекосы, и совместно договариваться о том, как приводить мировую экономику в новое качественно иное равновесное состояние. Но этого пока откровенно не получается.

С одной стороны, все мировые игроки придерживаются различных или даже разнонаправленных интересов, их отстаивают и продвигают. С другой стороны, каким должно быть качественно новое равновесное состояние, никто не знает. Державы, ранее доминировавшие в мире, хотели бы сохранить прежний порядок вещей, слегка подретушировав фасад. Державы, находящиеся на подъеме, ратуют за внесение в него гораздо более радикальных новшеств.

В итоге предложения G20 по реорганизации мировых финансов и мировой экономики и обеспечению большей дисциплины на национальном уровне носят либо слишком общий, либо половинчатый характер. Безоговорочно члены Группы сходятся только в одном – возврата к протекционизму быть не должно. Он слишком дорого стоил человечеству в прошлом. Он уже привел однажды к мировой войне. Что же касается элементов позитивной программы, они пока больше похожи на мозаику, и в общую картину не складываются.

 

Инициативы G20

Правда, G20, особенно ее меняющееся председательство, не склонно результаты своей деятельности недооценивать. На серьезный рывок вперед очень рассчитывало французское председательство. В том числе, чтобы передать что-то весомое мексиканцам, заступающим на капитанский мостик G20 в 2013 году. И к ноябрьскому саммиту в Каннах такие результаты, вроде бы, удалось получить.

Тем не менее, в неспециализированных СМИ о них и на этот раз почти ничего не говорилось. Кризис в Еврозоне, Греции, Италии, правительственный кризис и там, и там, и смена влиятельных фигур отодвинули все остальное на задний план.

И все же они заслуживают хотя бы краткого упоминания. Их легче всего проследить по Коммюнике саммита и расцвечивающей его Итоговой декларации*3. Оба документа начинаются с констатации неблагополучия. По мнению мировых лидеров, восстановление мировой экономики притормозилось. Особенно сильно темпы роста замедлились в развитых странах. Безработица в результате осталась на недопустимо высоком уровне. Напряженность на финансовых рынках возросла. Темпы роста оказались не столь высокими и в быстро растущих экономиках. Скачки цен на природные ресурсы продолжили раскачивать мировую экономику. Справиться с глобальными дисбалансами так и не удалось. Эта мрачная оценка нынешних экономических реалий стала отправной точкой для принятия участниками «двадцатки» широкого круга обязательств. Они сводятся к следующему.

В том, что касается укрепления мировой экономики, G20 приняла План действий во имя роста и занятости. В соответствие с ним развитые страны пообещали добиться финансовой стабилизации, повысить управляемость своей экономикой, справиться с проблемами задолженности и сделать все возможное для того, чтобы кризисные явления не переливались за их границы. Страны со стабильной финансовой системой пообещали стимулировать внутренний спрос в случае ухудшения экономического положения. Наконец, страны с крупным торговым профицитом взяли на себя обязательства стимулировать реформы, необходимые для адекватного роста внутреннего спроса и ослабления контроля за обменным курсом национальной валюты. Одновременно все страны высказались за осуществление структурных реформ. Цель одна – сбалансированное экономическое развитие, сопровождающееся увеличением темпов роста ВВП. Под эти цели должна быть подверстана и монетарная политика.

Одной из стержневых идей Плана стал уход от восприятия глобального кризиса как чисто экономического явления. G20 постаралась нащупать меры, которые могли бы помочь росту занятости и способствовали вовлеченности личности в жизнь общества. Таким образом, «двадцатка» постаралась включить в фокус своего внимания социальную проблематику глобализации.

В том, что касается стабилизации международной валютной системы, G20 вновь заявила о необходимости сделать ее более надежной и репрезентативной. Это означает воздвигнуть более высокие препятствия на пути финансовых спекуляций, сблизить подходы к контролю за финансовыми потоками, укрепить связи между МВФ и региональными партнерами, привести корзину СДР в соответствие с меняющимся весом национальных валют и продолжить эту работу также после 2015 г. и т.д. В число целей валютной стабилизации были включены сдержанность при осуществлении мер по девальвации национальных валют или, наоборот, активизация работы по приведению обменных курсов в соответствие с игрой рыночных сил при одновременном укреплении контроля над финансовой волатильностью. Была также подтверждена ориентация на реформу МВФ с тем, чтобы он мог оказывать более эффективную помощь нуждающимся в ней странам.

В том, что касается контроля за финансовым сектором, G20 вновь подтвердила курс на более жесткий контроль за банковским сектором и любыми другими структурами, предоставляющими финансовые услуги, в целом на осуществление глубокой реформы финансовой системы. Одним из ее неотъемлемых элементов станет поэтапное продвижение к ситуации, когда ни одно национальное финансовое учреждение не сможет играть для финансового порядка в целом системообразующего характера. Главный меседж этого раздела – «двадцатка» не допустит возвращения к той ситуации самоуправства и безнаказанности в банковском и финансовом секторе, которая сложилась накануне глобального кризиса.

В отдельные направления совместной деятельности G20 выделила снижение волатильности на сырьевых рынках и поддержку сельскохозяйственного производства, а также стабилизацию рынка энергоносителей и борьбу с изменениями климата. В частности, ее члены в очередной раз подчеркнули важность диалога между нетто производителями и нетто потребителями энергоресурсов.

Много внимания G20 уделила укреплению ВТО и мировой торговой системы в целом, а также помощи развитию. Характерно, что, признав все имеющиеся достижения, участники Группы подтвердили решимость отойти от той практики ведения торговых переговоров, которой они придерживались в прошлом, и занять гораздо более конструктивную позицию.

Кратко остановившись на проблематике борьбы с коррупцией, G20 затронула общие проблемы управления мировой экономикой и глобальным развитием. Она указала на то, что экономические решения должны быть результатом и проявлением общей политической воли ее участников к эффективному сотрудничеству. Группа также вновь подчеркнула свое намерение содействовать более эффективной работе международных структур и механизмов. В их числе были упомянуты ООН, ВТО, МОТ, ФАО, ВМФ, Всемирный банк и ряд других.

Как мы видим, набор мер по адаптации мировой экономики и систем управления на всех уровнях, предложенный G20, очень разнообразен. Если бы они были реализованы добросовестно, единообразно и в полном объеме – чего не произойдет ни при каких обстоятельствах – глобальное развитие, наверняка, получило бы мощный стимул и поддержку, а международные отношения сделались более рациональными и предсказуемыми. Но они все равно не могли бы обеспечить системное решение проблем, вставших перед человечеством.

В какой-то степени это связано с тем, что меры, согласованные G20 по своей глубине и основательности явно не дотягивают до той полемики, которую породили в научном сообществе глобальный финансовый и экономический кризис, спровоцированные им последствия и уроки, которые, хотя бы на национальном уровне, постарались из него извлечь.

 

Вокруг чего ведется полемика

Вопросы, оказавшиеся в центре внимания научного сообщества, вопросы, чаще всего задаваемые и освещаемые сейчас учеными как в «толстых» периодических журналах, так и на страницах самых популярных газет и еженедельников и в блогах Интернета, очень разноплановые. Разнокалиберные. Они относятся к самым различным областям мировой экономики, национального, наднационального и глобального управления.

Кратко остановимся только на самых главных. Их можно подразделить на три группы. К первой относятся все те, которые касаются стратегии национального развития. Ко второй – связанные с наведением порядка в финансовой и других сферах и установлением более жесткого контроля как за хозяйствующими субъектами, так и совокупностью действий на национальном уровне. В третью попадают затрагивающие характер, направленность и суть международного сотрудничества, умение государств договариваться друг с другом, готовность идти на уступки и компромиссы и выполнять взятые на себя обязательства.

Соответственно в первой оказываются вопросы структурных реформ и моделей социально-экономического развития; возможностей выхода из кризиса с опорой на механизмы бюджетной экономии и затягивания поясов; а также роли государства в современной экономике.

Во второй – создания нового поколения регуляторов; следования сообща установленным нормативам экономической деятельности и контроля за их соблюдением; создания всякого рода подушек безопасности и механизмов предотвращения новых витков глобального кризиса.

К третьей – устранения дисбалансов, накопившихся в мировой экономике; создания новых и реорганизации действующих механизмов оказания экстренной и любой иной помощи странам, попавшим в затруднительное положение; пересмотра подходов к защите интеллектуальной собственности; отказа от противодействия введению в мировую экономику некоторых элементов долгосрочного планирования.

В каждую из категорий попадает, естественно, гораздо больше вопросов. Однако и очерченный круг является достаточно репрезентативным.

 

Национальные стратегии

Слабости и перекосы в экономике развитых стран по меркам нашего все убыстряющегося времени начали проявляться уже давно. Глобальный кризис выявил их со всей очевидностью

Оказалось, что быстрорастущие экономики, государства гиганты, в целом большая группа развивающихся стран более устойчивы к ударам глобального кризиса. И в разгар кризиса они не скатились в рецессию, удержали относительно высокие темпы экономического роста, продолжили создавать рабочие места.

На вопрос почему, даются неоднозначные ответы. Но главное, что он сформулирован. Он стоит теперь в повестке дня. Отвечать на него все равно придется. Причем, мерами регулирования экономики. В стратегиях национального развития.

Один из возможных ответов, к которому склоняется критически большая масса исследователей, – необходима реиндустриализация. Она нужна и США, и ЕС, и России и многим другим странам. Слишком рано все они поверили в фетиш постиндустриального развития. Как выяснилось, необходим динамический баланс в национальной экономике между секторами промышленного производства, предоставления услуг, в том числе финансовых, и постиндустриальной экономики, основанной на знаниях. Ставка лишь на передовые хай-тековские отрасли и стимулирование научно-технического прогресса при одновременном переводе грязных и трудоемких производств за пределы своей территории недостаточно обоснована. Такая экономическая политика выталкивает из экономики слишком большие массы населения. Она ведет к внешней зависимости от, казалось бы, более слабых и экономически отсталых партнеров. Она сокращает возможности государств и групп государств противостоять быстрым изменениям экономической и политической конъюнктуры. Напротив, наличие достаточного числа конкурентоспособных производств делает национальную экономику и более независимой, и более устойчивой.

По разным подсчетам в США на долю промышленного производства приходится всего 10% ВВП. В Великобритании и Франции – по 16%. В среднем по ЕС – порядка 20%. В Германии – 26%. В Китае – под 44-46%. Вот Германия и выступает экономическим локомотивом всего ЕС. На ней в основном держится зона евро. А Китай, превратившийся в мировую фабрику, привлекает максимальное число инвестиций. Выводы напрашиваются сами собой.

Хотя термин «реиндустриализация» – вынужденное упрощение. На деле речь идет о проведении структурных реформ и адаптации к потребностям глобального рынка, в которых нуждаются все страны. Однако он хорошо передает суть явления. Мощная промышленная база – залог экономической независимости и конкурентоспособности в целом. Развитые страны поспешили с деиндустриализацией и ликвидацией рабочего класса.

Однако призвать к реиндустриализации легко. Гораздо сложнее ее добиться. Ведь она должна осуществляться на новой технологической основе и встраиваться в производственные цепочки. Для нее нужны подготовленные кадры. При ее осуществлении экономикам с более дешевой рабочей силой и уже действующими производствами нужно противопоставить какие-то иные конкурентные преимущества. Какие? Одной лишь репатриации производств явно недостаточно. Вряд ли она получит массовый характер.

Следующая проблема, вызывающая ожесточенные споры, касается режима жесткой экономии. Раньше рецепт сбалансированного бюджета ВМФ и американские экономические советники прописывали России, странам Азии, Африки и Латинской Америки. Теперь дошла очередь до развитых стран Европы, входящих в Европейский Союз.

В схожей ситуации оказались чуть ли не все. На замораживание зарплат в госсекторе, сокращение государственных расходов, урезание социальных выплат, ограничение всех и всяческих программ пошли и в благополучной Германии, и в Ирландии, особенно жестоко пострадавшей от глобального кризиса, и в неблагополучных странах Северного Средиземноморья – Греции, Италии, Испании, Португалии. Но последствия введения режима жесткой экономии повсюду оказались разными. Если несколько огрублять и примитивизировать анализ, примерно следующие.

В странах Северной и Центральной Европы меры жесткой экономии встретили понимание общества. В Греции и у соседей по южному подбрюшью Европы – негодование и сопротивление. Дело дошло даже до актов гражданского неповиновения, уличных протестов, падения правительств и смены главных властных фигур.

В регионах с высокой производительностью труда они послужили необходимым подспорьем для наведения бюджетной дисциплины и вывода экономики из кризиса. В странах с более низкой – не смогли остановить сползание к экономической катастрофе и падение во все более головокружительное пике суверенной задолженности.

Там, где меры принимались быстро, взвешенно и последовательно, рынки акций и ценных бумаг реагировали спокойно. Там, где медленно, неохотно, под раскаты протестов оппозиции, – лишь усугубляли и без того критическое положение, давая возможность международному спекулятивному капиталу воспользоваться неопределенностью. Суверенный долг продолжал стремительно нарастать. Дефолт, ведущий к разорению банков-кредиторов, стал казаться желанным избавлением. Иностранная помощь (и это в ЕС!) и списание долгов превратились в необходимость.

Любому здравомыслящему человеку, не только профессиональному экономисту, с самого начала было понятно, что затягивание поясов в «пузырчатых» экономиках – никакая не панацея. Оно ведет к падению покупательной способности населения. Заставляет внутренний рынок вынужденно скукоживаться. Делает работу на нем менее привлекательной. Снижает стимулы для внутренних и внешних инвестиций. Подталкивает квалифицированных специалистов искать лучшей доли на чужбине.

То есть затягивание поясов не только не спасает. Оно, по сути, убивает национальную экономику. Если не подкреплено системой сопутствующих мер позитивного характера (термин в данном случае, конечно же, условный), способных предотвратить отток капиталов и специалистов. Это по крайней мере. А в идеале – запустить механизм из их привлечения, структурной перестройки экономики, качественного экономического роста.

Похоже, что на практике понимание этого пробивает себе дорогу с большим временным лагом. Но без экономического роста, повышения производительности труда и продуманной грамотной системы мер по их стимулированию никакого выхода из кризиса быть не может. Это иллюзии. Он просто невозможен. И это уже не экономическая теория, а вполне определенная реальность, с которой обязаны считаться все лица, все структуры, принимающие политические решения, будь то на национальном, наднациональном или международном уровне.

Но если не свободный рынок как таковой, а стимулирующие меры, искусственное конструирование конкурентных преимуществ, осуществление структурных реформ и диверсификация экономики необходимы, как минимум, для ее спасения от деградации, а лучше – для устойчивого и относительно быстрого экономического роста, нужен иной подход и к осмыслению всех иных переменных, от которых он зависит. В их числе – роль государства, соотношение потребления и накоплений, предназначение накапливаемых сбережений и профицита.

Прежде всего, медленные темпы роста, к которым привыкли зрелые экономики, никакая не неизбежность. Это удел не только тех экономических укладов, которые входят в период индустриализации и урбанизации. Отнюдь. На отрезке подъема предыдущих экономических циклов и в годы «жирных коров» и США, и ряд европейских государств демонстрировали достаточно уверенные темпы роста. Значит, высокие темпы возможны. Для их достижения нужно только гасить негативные, и всячески усиливать позитивные стимулы.

Как свидетельствует анализ причин, вызвавших надувание пузырей в экономике развитых стран и в дальнейшем их вхождение в штопор глобального кризиса и экономической рецессии, в среднесрочной и долгосрочной перспективе ничем не ограниченное, безоглядное, опережающее потребление ведет к перекосам и злоупотреблениям. Оно вызывает пагубный эффект.

Значит, чрезмерное потребление надо сдерживать. Выпестованная в прошлом модель социального поведения, ориентированная на такое потребление, на выращивание шопоголиков, не имеет будущего. От нее необходимо отказываться. И как можно быстрее. Выводить из оборота. Всячески подчеркивая, что это не более чем дань моде. Она прошла. На смену опережающему потреблению приходят разумная сдержанность, ответственность и достаточность в потреблении товаров и услуг.

Обществу нужен иной баланс между потреблением и сбережением. Чуть более высокий уровень сбережений дает возможность направлять больше средств на нужды развития экономики, ее технологического перевооружения, своевременного решения нарождающихся проблем. Баланс между потреблением и накоплением каждая страна отыскивает самостоятельно, чтобы не допустить перекоса в противоположную сторону. Но «бизнес эз южел» недопустим.

Другой момент – как относиться к «излишкам» средств, аккумулируемых национальной экономикой. Споры на этот счет сотрясали медиасферу России еще несколько лет назад. Глобальный кризис, которому страна смогла противостоять только благодаря колоссальному стабилизационному фонду, вроде бы, расставил все по своим местам. Он подтвердил, что такой фонд действительно необходим. Он придает устойчивость экономике, защищает от действия негативных внешних факторов и колебаний конъюнктуры.

Все это так. Но ведь споры шли совершенно о другом. К тому чтобы проедать накопления, никто не призывал. Участники полемики – экономисты и политики пытались объяснить, что оставлять накопления на банковских счетах, вкладывать в ценные бумаги и довольствоваться тем, что сбережения находятся в безопасности (все равно относительной), и можно жить на скромную ренту, недопустимо.

Параллельно со сбережениями необходимо создавать условия для их выгодного вложения в реальный сектор экономики. Их надо заставлять работать. Только тогда удастся эффективно проводить структурные реформы экономики, решать задачи ее диверсификации и перехода к новому, более высокому технологическому укладу с иным уровнем благосостояния. Иначе стагнация и, в конечном итоге, экономическая катастрофа.

Лишь такие сбережения, лишь такие суверенные фонды, как бы они не назывались, которые используются для производительных капиталовложений и портфельных инвестиций, в целом эффективно используются, соответствуют своему назначению. Оно состоит в обеспечении устойчивого роста, ускоренном воспроизводстве, расширении рынков сбыта, совершенствовании инфраструктуры и т.д.

При таком подходе снимается и проблема дисбалансов в мировой экономике, связанная с тем, что одни страны производят, а другие потребляют. Убедительным подтверждением справедливости подобных теоретических выкладок служит пример Норвегии. Она блестяще продемонстрировала, как рачительно тратить деньги стабилизационного фонда, не снижая уровень золотовалютных запасов.

Но все это – домашнее задание для национального государства, для государственных структур, государственного аппарата. Невмешательство государства в экономику – сказка из далекого прошлого. Именно государство при опоре на бизнес и гражданское общество, в сотрудничестве с бизнесом и гражданским обществом должно конструировать будущее. Оно не только устанавливает рамки экономической деятельности и перераспределяет доходы. Оно не ограничивается ролью регулятора и контролера. Современное государство обязано брать в свои руки инициативу, определять стратегию экономического развития, разрабатывать тактику ее реализации, отыскивать оптимальные балансы, производительно использовать аккумулируемые им доходы, стимулировать те модели поведения, те проекты, те свершения, в которых заинтересовано общество. Стоящая перед ним задача, по праву считающаяся главной, состоит в достижении, сохранении и наращивании международной конкурентоспособности.

 

Наведение порядка

Одним из первых шагов на пути к переосмыслению роли государства в экономике стал переход от дерегуляции и попустительства к ужесточению контроля за экономической деятельностью и, прежде всего, за банковской и финансовой сферой, от общих мер поддержки предпринимательства к мерам селективного стимулирования. Вопрос только в том, собирается ли государство навести порядок, разработать уточненные правила игры и уйти или остаться. И если остаться, то, насколько и в каком качестве. Это один пласт изменений.

Второй связан с готовностью государства поставить самого себя под неослабный, пристальный, придирчивый внешний контроль, взять на себя в этом отношении далеко идущие обязательства. То есть государство теперь не только создает новое поколение регуляторов, но и принимает на себя обязательство учредить их и учредить в соответствии с заранее оговоренными стандартами и критериями.

Оно не только требует от банковского и финансового сектора соблюдения новых ограничений, которые на него накладываются, но и обеспечения их строгого и всеобъемлющего соблюдения. Более того, оно торжественно обещает всем своим партнерам, что проведет все необходимые преобразования для того, чтобы диверсифицировать, демонополизировать и решить проблему децентрализации банковской и финансовой сферы, дабы крах ни одного из банков или финансовых структур не порождал угрозу развала всего сектора и перелива вовне кризисных явлений.

По состоянию на сегодняшний день ведущие мировые игроки взяли на себя вполне конкретные обязательства в таких далеко отстоящих друг от друга областях своей деятельности, как налоговая политика, установление бюджетных пропорций, перестрахование, утверждение предельных уровней задолженности и т.д.

Дальше всего в этом отношении продвинулись страны Европейского Союза. Уже сейчас им удалось договориться о резком ужесточении контроля за отдельными элементами экономической политики национального государства, придании ему обязывающего характера и мерах принуждения. Пошли они на это, правда, не от хорошей жизни.

Но и остальные страны тоже согласились на серьезное ограничение своего суверенитета (совместное управление обобществляемыми суверенными прерогативами – на языке ЕС). Хотя и в менее обязывающих формах и без взаимного принуждения к самоограничению и постановке результатов своей экономической деятельности под международный контроль.

Не ясно, правда, насколько строго государства собираются выполнять согласованные договоренности и придерживаться наложенных на себя ограничений, останутся ли их обещания всего лишь декларациями о намерениях, или за возможными нарушениями действительно будут следовать санкции.

 

Загадки международного сотрудничества

Тут мы подбираемся к вопросу принципиально иного порядка. Звучит он примерно так: осознали ли основные глобальные игроки, что мир сделался как никогда хрупким, что все они нуждаются в международной солидарности ничуть не в меньшей степени, нежели самые слабые, бесправные и беззащитные государства, что общие интересы надо ставить впереди индивидуальных, чтобы защитить последние по-настоящему надежно и эффективно.

Если судить по тому, что они в основном воздерживаются от введения мер протекционистского характера, спасая тем самым глобальную экономику, передали значительные полномочия G20, пусть во многом и на словах, и стараются выходить на взаимные договоренности, ответ, скорее, положительный. Однако если посмотреть на то, что реально происходит в мировой экономике, усиливающиеся дисбалансы и заторможенность в принятии даже самых насущных, кричащих решений, до этого еще очень и очень далеко.

Напрашивающееся объяснение – разрыв в уровнях благосостояния и экономического развития отдельных государств и групп государств и их объединений, различия в целеполагании и моделях социально-экономического и политического развития, необходимость в использовании чуть ли не диаметрально противоположного инструментария для решения стоящих перед ними проблем.

Как уже подчеркивалось выше, поддержание нынешнего статус-кво в мировой экономике означает для них совершенно не сопоставимые вещи. Для богатых держав – сохранение своего благополучия, привилегированного статуса и доминирующего положения. Для бедных – увековечивание бедственного состояния, в котором они находились раньше, эксплуатацию их природных и людских ресурсов на невыгодных для них условиях, продолжение их маргинализации.

Понятно, что восходящие державы, как только в их руках оказываются достаточные рычаги давления, начинают от него отказываться, натыкаясь на упорное сопротивление развитых держав. Особенно наглядно коренные противоречия между старыми и новыми индустриальными державами проявляются в спорах по поводу реформирования мировых финансов, передачи технологии и пересмотра долгосрочных контрактов.

Для США и ЕС вполне достаточным было бы некоторое обновление функций ВБ и МВФ и новых регуляторов при одновременном увеличении средств, предоставляемых в их распоряжение. Страны БРИКС добиваются кардинально иного – большего учета их интересов в деятельности международных финансовых учреждений.

Камнем преткновения при этом выступает долларовый стандарт. Его сохранение означает, что будущее всех тех колоссальных средств, которые заработаны и будут в дальнейшем аккумулироваться развивающимися странами, зависит от Вашингтона и Франкфурта. Поэтому страны БРИКС настаивают на диверсификации международно признанной корзины валют. Они хотели бы добиться более широкого использования в своих взаиморасчетах и расчетах с третьими странами региональных валют, создания новых мировых финансовых центров и введения в текущий оборот в долгосрочной перспективе мировых денег (мировых расчетных единиц).

Кроме того, они крайне обеспокоены тем, что валюта, используемая в международных расчетах и накоплениях, все хуже справляется с отправлением основной функции денег – служить универсальным эквивалентом и гарантировать сбережения.

С переливом технологий дело обстоит не лучше. Вроде бы, все международные конвенции по защите интеллектуальной собственности действуют. Развитые страны настаивают на их неукоснительном соблюдении. Однако на деле подъем быстро растущих экономик во многом связан с внелицензионным использованием чужой интеллектуальной собственности, иностранных технологий и ноу-хау. Таким образом они пытаются вырваться из порочного круга зависимости и сократить технологическое отставание.

Однако дело не только в этом. Старые подходы, направленные на закрепление за развитыми странами доминирующего положения в области науки и техники и наукоемкого производства, вступают в противоречие с нарождающимся новым технологическим укладом, требующим работы в режиме открытых информационных систем. Отражением тех новых потребностей, которые он порождает, являются идеи о централизованном выкупе интеллектуальной собственности и передаче ее в свободное пользование.

Перелив технологий – наиболее сложный клубок противоречий в отношениях между Россией и ЕС. На словах обе стороны выступают за стратегическое партнерство. На практике Брюссель видит в Москве в первую очередь соперника и всячески препятствует созданию благоприятного политического климата и правовых рамок для свободного трансферта технологий. Москва считает, что она, прежде всего, заинтересована именно в этом. Она носится с прожектами типа обмена энергоресурсов на технологии. Однако ЕС от этого, несмотря на все «Партнерства для модернизации», открещивается. Предлог всегда под рукой – усвойте сначала наши стандарты демократии, господства права и уважения прав человека. Все остальное – потом. Или параллельно.

И по вопросу о долгосрочных контрактах ЕС и Россия фактически схлестнулись. Вопреки здравому смыслу, экономической логике, интересам их энергетических компаний. Брюссель даже через не могу стремится утвердить на своем внутреннем рынке принцип свободного доступа к энергоресурсам, хотя он является их нетто импортером. Для России подрыв доверия к долгосрочным контрактам и их надежности делает бессмысленным ориентацию на рынок ЕС и ставит ее в зависимое положение, по существу убивая какие-либо надежды на равноправное взаимовыгодное сотрудничество и накопление финансовых средств, которые теоретически могут быть брошены на модернизацию экономики.

Но отношения России и ЕС в энергетической сфере – лишь частное проявление гораздо более масштабного противоречия. Между Китаем и всеми западными демократиями. Для поддержания высоких темпов роста экономике Китая необходим неограниченный доступ к природным ресурсам, которые потребляются им во все больших масштабах. Он гарантирует его, скупая право на разработку месторождений в странах Азии, Африки и Латинской Америки и заключая долгосрочные контракты. Тем самым он монополизирует существенную часть добычи и транспортировки природного сырья и обеспечивает свою безопасность на случай их нехватки и нежелательных конъюнктурных колебаний.

У США и ЕС подобный подход вызывает растущие опасения. Их не устраивает, что существенная часть ресурсов фактически изымается из международного оборота. Они не довольны тем, что потенциальный конкурент заранее защищает свои тылы на случай обострения борьбы за доступ к природным ресурсам. Они ни за что не согласятся с тем, что в игру рыночных сил вводятся работающие против них элементы планируемой экономики. Им гораздо выгоднее спотовые цены, на которые они могли бы оказывать определяющее влияние, и зависимость от них всех своих потенциальных конкурентов.

Уже этих нескольких примеров достаточно для того, чтобы вскрыть главную проблему нашего времени. Противоречия между ведущими мировыми игроками достигли очень высокой остроты. Мировая экономика и глобальный порядок, переживающие эпоху трансформаций, сделались особенно уязвимыми. Мир стоит на грани. А, значит, для того, чтобы предотвратить развитие событий по неблагоприятному сценарию, помимо сдержанности, необходимы формирование общемировой политической культуры, вбирающей идеалы взаимного уважения, учета национальных интересов и традиций основных глобальных игроков, поиска компромиссов и консенсуса. В обязательном порядке нужна заряженность на коллективные действия, достижение договоренностей, их строгое соблюдение и перекрестный уважительный, но пристальный и эффективный контроль.

Кратко набор приведенных требований, предъявляемых к основным глобальным игрокам временем перемен, состоит в деполитизации многостороннего и двустороннего экономического сотрудничества и повсеместном внедрении элементов технократического многоуровневого управления, твердое и неуклонное следование в международных делах элементарной экономической логике.

С точки зрения России, все эти максимы должны соблюдаться, в частности, применительно к мировой энергетике.

 

Энергетическая геополитика, или Энергетика как фактор глобальной стратегии и диалог Россия-ЕС

Тематика энергетической политики завораживает. О ней говорят и пишут все. Как те, кто хоть что-нибудь понимают в энергетике, так и те, кто на это только претендуют. В результате не найти более запутанного сюжета, более противоречивых подходов. Может быть, в этом кроется исток политизации работы энергетической отрасли. Причем такой политизации, уровень которой зашкаливает.

Попытаемся разобраться. Прежде всего, нас интересует, как будут складываться отношения по поводу доступа к энергии и ее использования между ведущими глобальными игроками. То, какую роль различные энергоносители будут играть в будущем. Как это скажется на мировой политике. Начинаем.

1. Энергетика – это борьба за ресурсы. Она структурирует всю глобальную политику. Так было всегда. Меняется только статус доминирующего энергоносителя. В прошлом – уголь. Сейчас – нефть. Завтра – может быть, возобновляемые источники энергии (ВИЭ). Во всяком случае, так считают многие. Или хотят на это надеяться. Может быть, природный газ. Будущее не детерминировано. В зависимости от обстоятельств оно будет складываться по-разному.

Однако сейчас борьба ведется по-прежнему главным образом за нефть. Для этого Соединенным Штатам Америки нужен Ближний Восток. Китайская Народная Республика делает ставку на Африку.

Передел нефтяного рынка начался давно. Карты сданы. Вместе с тем, похоже, распечатана новая колода. Передел рынков вступает в новую фазу.

2. Ситуация с энергетическими ресурсами в настоящее время принципиально отличается от той, которая была несколько десятилетий назад. Произошло коренное перераспределение того, кто, чем владеет. Даже на начальном этапе деколонизации контроль за добычей и транспортировкой энергоносителей в метрополии осуществляли крупнейшие транснациональные корпорации. Концессии позволяли им всю маржу забирать себе и фактически царствовать на местах.

Потребовался нефтяной шок начала 1970-х годов для того, чтобы все изменилось. Нефтедобывающие страны контроль за ресурсами оставили себе. Раньше правила игры задавали западные ТНК. Теперь сами нефтедобывающие страны. У них нефть. У них залежи. Они владеют ресурсами. Западные компании привлекаются только для добычи и транспортировки. Сильной стороной в этой связке является тот, кто владеет. В случае возникновения конфликтов, потерпевшей стороной оказывается зарубежная фирма. Ее фактически выдавливают.

В 90-е годы прошлого века Россия откатилась в дошоковую ситуацию. Иначе говоря, она начала утрачивать контроль за своими ресурсами в отличие от арабских и других добывающих стран. Однако в дальнейшем ситуация поменялась. Никаких революций не произошло. Ничего нетипичного. Россия вернулась в общий тренд.

3. В настоящее время новая структура собственности на ресурсы и их владение накладывается на проблему т.н. исчерпания ресурсов. И самих запасов становится меньше. И новые открываются реже. Каких-то крупных изменений с разведанными запасами ждать не приходится.

Небольшое уточнение. На самом деле, на планете нефти очень много. Но вся эта нефть глубокого залегания. Добывать ее дорого. Сейчас это существенный ограничитель. Так, «Бритиш Петролеум» разведала в Мексиканском заливе колоссальные запасы. Но они залегают на глубине пяти километров. Если такую нефть добывать, она становится на вес золота. Другой пример – Штокман на российском севере. Залежи гигантские. Но его разработка обойдется в копеечку. Пойдет ли она вообще, будет зависеть от мировых цен на энергоносители.

4. Возникшая ситуация всем тем, кто раньше господствовал на рынке, активно не нравится. Она претит мировым ТНК. Она вызывает возмущение коллективного Запада. Его мечта – сломать рынок продавца. Для этого он делает все, что в его силах. Ему нужен рынок покупателя.

Но с нефтью развернуть ситуацию крайне сложно. Объяснение лежит на поверхности. Нефть чрезвычайно ликвидна.

Деньги обесцениваются. Их надо спасать. Любыми способами. В целях хеджирования капиталы вкладывают в ресурсы. Для этого используются золото, платина, кое-что еще. Но золота и платины мало. Нефть вполне может их заменить. Она для этого подходит. И все об этом знают.

Почему подходит? Цена на нее регулируется игрой спроса и предложения. Нефть же – самый выгодный биржевой товар. Самая выгодная вещь. И биржевые, и внебиржевые спекулянты ее с удовольствием покупают.

В результате в игру с нефтью вовлечены тысячи игроков. Соотношение числа сделок к объему продаж по нефти самое высокое. Речь идет о показателе churn ratio. На биржах Нью-Йорка – свыше тысячи. И намного.

5. В этом плане природный газ проигрывает нефти. И очень сильно. Газ – небиржевой товар. Глобального рынка газа не существует. Все рынки региональные или даже локальные. В любом случае – неглобальные.

Газ проигрывает нефти и по физическим свойствам. Его нельзя хранить как нефть. Его не получается разливать, как нефть. Нереально подогнать колонну грузовиков или железнодорожные составы и отправить в них газ. ДК тому же действует совершенно иная коммерческая схема: газ надо сначала продать по долгосрочным контрактам, иногда на 25-30 лет, а уже потом вкладывать огромные деньги в добычу. Газопроводы тоже стоят очень дорого.

Подземные хранилища строят. Это общая тенденция. Но ситуацию меняет не очень радикально. Слишком дорогое удовольствие. Обычная схема – закачивают летом, когда дешевле и есть излишки, а расходуют зимой. Но не хранят за этим горизонтом.

Еще один фактор препятствует формированию глобального рынка природного газа. Его крайне сложно доставлять из точки в точку. Нефтью можно распоряжаться как угодно. Ее можно везти, откуда угодно. Поэтому рынок нефти глобален. Поставки нефти взаимозаменяемы. Продавцов легко менять. Потоки перебрасывать.

Газ локален. Возможности поставок по трубопроводам ограничены расстоянием. Больше чем на 6 тыс. км гнать нельзя. Оказывается слишком дорого. Слишком большие эксплуатационные расходы. На компрессоры. На технический газ и т.д.

Переход на сжиженный газ картину только начинает менять. Ведь надо поддерживать сверхнизкие температуры. Необходимы специальное оборудование и транспортные средства. Это все страшно дорого.

Да, его транспортировка гораздо мобильнее. Но ограничений все равно много. На старте должен быть завод по сжижению. Далее специальные весьма дорогостоящие танкеры. Однако идти они могут только по определенным маршрутам – туда, где есть регазофикаторы. Плюс от них должны тянуться распределительные сети.

Иначе говоря, технической возможности из любой точки гнать в любую другую, нет. И в ближайшее время не появится. А с нефтью есть.

Конкретный пример. У Италии три регазофикационные станции. Но все на островах. Это уже ограничения. На газ как на товар. И по емкостям.

Поэтому природный газ не стал таким же биржевым товаром, как нефть. И в обозримой перспективе не станет. Его churn ratio не превышает двухсот единиц. В Великобритании с этим суждением еще могли бы поспорить. Хотя и там прослеживается общая тенденция. На континенте этот показатель ниже порогового уровня. Объяснение очевидно. Продают и покупают природный газ те, кто с ним работает. Опять же в отличие от нефти.

6. Значит, природный газ ограничен местами потребления. Можно выделить четыре основных региона. Это США, ЮВА, СНГ (включая Россию), остальная часть Европы.

В последнее время стремительно наращивает потребление Арабский Восток. В частности, выделяется Алжир.

Растущий рынок – Латинская Америка. Хотя этот рынок сильно отстает по уровню своего развития.

Перспективный рынок – Индия. Дело в том, что Индия испытывает потенциально очень большой дефицит природного газа. Рынок еще ждет своего насыщения. Пока это клочок.

Все эти моменты необходимо учитывать при анализе той геостратегической игры за доступ к ресурсам, которая разыгрывается на наших глазах. На каждом из перечисленных региональных рынков, в связи с отсутствием глобального, она разыгрывается по-разному.

7. Самый большой рынок – США. Он же самый ликвидный. Самый либерализованный. На нем огромное число покупателей и продавцов. Поэтому имеются возможности чисто рыночной биржевой игры. Цена складывается, если все упростить до примитива, на «Хенри Хабе». Так рынок сложился. Так он устроен. В его основе игра спроса и предложения. Ничего долгосрочного на нем нет. Он в этом не нуждается. Сейчас работает и фактор сланцевого газа.

Но в результате цена на Хабе ниже себестоимости. Она сейчас где-то порядка 6 ам. долларов за МБТЮ (миллион британских термических единиц). А продается за 4 доллара. Таким образом, не покрывается ни маркетинг, ни накладные расходы. Фирмы работают себе в убыток. Схема нежизнеспособна. Пока американцы выкручиваются. Правда, с большими издержками. Капиталовложения падают. Экология страдает. Долго так продолжаться не может. Цены должны поползти вверх.

8. Европейская Комиссия (подчеркиваю, не Европейский Союз) хотела бы импортировать американскую схему в Европу. Но в Европе она не работает и не может работать. Совершенно другой рынок. Здесь принципиально меньше покупателей и продавцов.

В каждой стране по нескольку игроков. Европейская Комиссия пытается их сломать, раздробить. Вместо ограниченного числа добропорядочных игроков ей нужна «куча жуликов».

Однако даже если это ей удастся, все равно такого рынка, как в США, в Европе не появится. Продавцов-то мало. Всего три. В их числе – Алжир, Норвегия, Россия (Катар, второй в мире производитель, полностью переориентировался со своим сжиженным газом на ЮВА).

Представим себе на секунду, что произойдет, если Европейский Союз перейдет на модель спроса-предложения, как в США. Никакой рынок устанавливать цену не будет. Он все равно не появится. Начнется период манипулирования ценой. Себе в ущерб никто газ везти в ЕС не станет. А достаточно ввести ограничения на поставки, как цены окажутся взвинченными. Напомню еще раз, газ не глобальный товар. Одни поставки заменить другими трудно, если не невозможно.

9. Азия дает третью модель регионального рынка. Япония и Южная Корея (ведущие покупатели) своего природного газа не имеют. Они ничего не добывают. Ничего своего у них нет. Все свои потребности они покрывают за счет импорта. Работают на долгосрочных контрактах. Ничего другого здесь быть не может. Никакой спотовый рынок никому не нужен.

В итоге Япония, Южная Корея – самые надежные и выгодные покупатели. Все продавцы туда хотят.

10. Такова общая картина. Однако в последнее время заработали дополнительные факторы. Среди них выделяется борьба с потеплением климата и ограничения на выбросы. Сложилась парадоксальная ситуация. Ведь, что получается. Если мы за экологическую энергетику и «зеленую» экономику, то надо ограничивать потребление угля и нефти. Они наиболее грязные энергоносители. Но не природный газ. На практике получается несколько иначе. Вмешивается геополитика.

Еще один фактор – синдром, связанный с Фукусимой. Повсюду истерика. Набрало силу антиатомное движение. Оно смешало все карты. Вслед за чернобыльским синдромом. Развитие атомной промышленности почти остановилось или, по крайней мере, приостановилось. Германия планирует остановить свои АЭС к 2020 году. В Италии отказались от намечавшихся проектов. Даже среди французов развернулись дискуссии. А ведь во Франции электроэнергия самая дешевая в регионе именно благодаря атомным станциям. Самое главное – атомная энергия дешевле всего. И экологичнее.

Наконец, фактор возобновляемых источников энергии. Они стремительно ворвались на энергетический рынок. Они его частично переформатируют. Ведь плюсов у возобновляемых источников очень много.

Но и минусов тоже. Возможности тех, которые можно использовать, ограничены. У гидроэнергетики есть физические пределы. У ветряков тоже. Если речь о солнечных батареях, то даже в Греции они пока рентабельны только для местных нужд, типа нагрева воды и т.д. К этому нужно добавить то, что объединение индивидуальных установок в сеть крайне затратно. Попросту говоря, оно слишком дорого. По большому счету, альтернативная энергетика существует на субсидии.

Пока, с позиций нынешнего уровня технологического развития, даже в самых передовых странах себестоимость электроэнергии, получаемой от энергоустановок, работающих на природном газе, втрое дешевле, чем от ветряков. В пять-шесть раз дешевле – чем от солнечных батарей.

Конечно, по политическим мотивам можно идти против экономической логики. Можно идти против всего. Но тогда нужно четко отдавать себе отчет в том, насколько теряет в конкурентоспособности национальная экономика.

На практике на рынке возникают жуткие, ничем неоправданные перекосы. Нефть изымают из оборота. Ее стараются не сжигать. Природный газ искусственно делают невыгодным. Официальное объяснение – во имя здоровой окружающей среды и борьбы с изменениями климата. Применительно к природному газу – откровенный обман. Газ относится к разряду наиболее нейтральных и экологически чистых энергоносителей.

11. В чем состоит подоплека политизации экономических решений – ни для кого не секрет. В Европе ведется массированное наступление на интересы России. На Африканском континенте война разворачивается против Китая, захватившего господствующие позиции в Судане и ряде других стран. В фокусе мировой политики не один год находится Иран – крупнейший поставщик нефти и природного газа на мировой рынок, магистральные трубопроводы из которого протянулись в основном на восток.

Качественно новый элемент в геополитической игре – «арабская весна». В этом некогда весьма консервативном регионе, хранящем колоссальные запасы энергоносителей, начали происходить неожиданные, трудно предсказуемые социальные явления. Доподлинно сказать о том, что там происходит, крайне сложно. Но никто не питает иллюзий: политические изменения только начались. Это надолго. До стабилизации здесь еще очень и очень далеко. А геополитическая нестабильность в столь критически важном регионе расшатывает весь мировой рынок энергоносителей. Она будет усиливать его волатильность и в дальнейшем.

Несколько понятнее ситуация с Ливией. Свержение прежнего тоталитарного режима означает одновременно упразднение национального контроля над природными ресурсами. Ливия в прошлом была одним из лидеров в его установлении. Каким бы ни было новое правительство страны, оно будет слабым, зависимым, клиенталистским. Управление ресурсами оно отдаст на сторону. За соответствующую мзду. Оно перейдет к ТНК развитых стран. Тем самым осуществлен насильственный возврат к режиму управления ресурсами, существовавший до первого нефтяного шока. Пока в отдельно взятой стране. И страна-то невелика. Не сравнить с на порядок более населенными соседями. Но фокус в том, что нефть там самая хорошая и самая дешевая, а прибыль от ее реализации – самая высокая.

Таким образом, впервые в современной истории осуществлен возврат к экономической модели управления ресурсами, при которой покупатель и потребитель сами становятся поставщиками и производителями. Это качественно новая ситуация. Коллективный Запад хотел бы, чтобы такая схема в мировой экономике вновь стала главенствующей.

12. Кратко о том, что нас ждет в будущем. Глобальный рост потребления энергоресурсов неминуем. Его будет подпитывать пробуждение целых континентов. Успехи энергосбережения в этом плане общий тренд переломить не смогут.

Удовлетворить растущий спрос реально только с помощью природного газа. Его доля в энергетическом миксе на настоящий момент не превышает 25%. Но это сейчас. В скором времени будет под 30% – уверены специалисты.

Объяснение лежит на поверхности. Природный газ дешевле нефти. Его много. По своим экологическим качествам он намного превосходит конкурентов. Его добыча и транспортировка не требуют субсидий. От его эксплуатации не может быть никаких катастрофических последствий.

13. Однако, как ни странно, страны и компании, сделавшие ставку на добычу и торговлю природным газом, сталкиваются с целым ворохом проблем. Против них ведется самая настоящая война, и торговая, и психологическая, и медиатическая. Но это только одна сторона медали. Вторая заключается в том, что рынок природного газа пока нечестный. Нефть дороже, потому что ликвиднее. В финансовом отношении и с точки зрения получения барышей, с ней выгоднее иметь дело. Она дает более высокую норму прибыли. Рынок нефти – глобальный. Однако и это не все. Главное моторное топливо для всех основных видов транспорта получают из нефти. Она нужна всем. На получаемых из нее продуктах ходят авто и суда, летают самолеты и пр.

Тем не менее, это пока. Технологически газ вполне может вытеснить нефть как моторное топливо. Уже сейчас наметился постепенный переход на газ большегрузных автомобилей. Если дело дойдет до реальной конкуренции между природным газом и нефтью, газ выиграет – он дешевле, экономичнее и экологичнее.

В таком случае произойдет коренное изменение геостратегической ситуации. Переход на газ повлечет за собой изменение политических предпочтений всех глобальных игроков.

Для США переход транспорта на газ будет означать выход на самообеспечение энергоносителями. В США газа – и природного, и сланцевого – предостаточно. Соответственно значимость контроля за нефтяными потоками для них резко упадет. И пропорционально – целых регионов. Однако за США всегда останется выбор. При любых обстоятельствах. Им не обязательно полностью переходить на газ. Они могут предпочесть не выходить из тройки основных мировых потребителей нефти. В этом случае они смогут одновременно играть на нескольких досках. Их геополитические позиции будут наиболее сильными. Ведь их зависимость от нефти при любом развитии событий утратит критический характер.

Прямо противоположные последствия грядущие изменения, однако, будут иметь для Китая. Сейчас ему газ особенно не нужен. Энергетический микс у него принципиально другой. Магистральные трубопроводы, связывающие его с газоносными районами, он тянет, исходя из будущих потребностей. Долгосрочные газовые контракты ему нужны, чтобы заранее подготовиться к предполагаемому технологическому сдвигу. Лет через 10-15 ситуация с потреблением газа в Китае может измениться коренным образом. Однако Китай, похоже, переигрывает. Он добивается своего любой ценой. В результате он утрачивает приобретенную им ранее мягкую силу и начинает восприниматься в самых разных уголках планеты как новый колонизатор.

14. Из глобальных игроков наименее внятная экономическая стратегия у Российской Федерации. Если вообще можно говорить, что она имеется. И позиция наиболее уязвимая. Несмотря на колоссальные запасы и высокие цифры добычи и экспорта энергоносителей. Роль России на мировых рынках маргинальна. Москва очень много продает. Но в дележе рынка практически не участвует. Фокус в том, что она оказалась слишком зависимой от продаж. А если ты не создаешь оптимальных условий для продажи своих основных экспортных товаров, ты утрачиваешь инициативу. После введения в действие Европейским Союзом «Третьего энергетического пакета», это становится особенно очевидным.

ЕС в России интересуют две вещи. Первая – колоссальный внутренний рынок, который все еще далек от насыщения. Вторая – энергоносители. Может быть, правда, очередность стоило бы поменять.

Но ЕС во всем мире стремится создать рынок покупателя. С тем чтобы решить эту задачу, ему нужно максимально ограничить роль России в качестве самостоятельного влиятельного игрока.

Факты убедительно свидетельствуют: ни против Норвегии, ни против Алжира никакой войны не ведется. Их никто ни в чем не обвиняет. Хотя, наряду с Россией, они являются основными поставщиками энергоносителей на рынок ЕС. Москву же – постоянно. Под любыми предлогами. При желании информационный повод всегда найдется. Если он отсутствует, его искусственно придумывают.

Про Москву рассказывают любые сказки, в которые привычно верят и общественное мнение, и политики. Мол, Москва выставляет завышенные цены – как цены могут завышаться, если они рыночные или ниже рыночных. Мол, зависимость от нее слишком высокая – не выше, чем от других, причем, никакой зависимости нет, а есть взаимозависимость. Кремль использует энергетику в качестве дубинки для оказания давления на соседей – это по поводу требований о переходе на рыночные, а не политически обусловленные цены. Россия, дескать, является ненадежным, сомнительным поставщиком – и это после 40 лет стабильного снабжения Западной Европы энергоносителями.

Дабы подчинить себе российских поставщиков Брюссель, начиная с 2004 года, проводит, по существу, самоубийственную политику искусственного формирования внутреннего энергетического рынка, противоречащую элементарной экономической логике. Политику чудовищно затратную. Политику, ведущую к повышению, а не понижению цен (дескать, ну и пускай будет дороже, зато поможет стимулировать энергосбережение и повлечет за собой инвестиции в альтернативные источники). Утяжеляющую всю европейскую экономику. Бьющую по конкурентоспособности и России, и самого ЕС.

Трагедия заключается в том, что у России, в силу зависимости от европейского рынка сбыта, на руках почти нет никаких козырей. Переломить ситуацию она не может. Не в состоянии. Кремль лишен возможности разыграть какой-либо более смелый гамбит или эндшпиль, поскольку от потока нефтяных и газовых денег зависят благосостояние правящего класса и социальная поддержка населения.

Вырисовывается своего рода политический тупик. Его причины в какой-то степени связаны с внутренней борьбой, ведущейся в ЕС. Отдельные страны хотели бы вернуться к проведению более разумной и рациональной политики. Как-никак, газопровод в Германию «Северный поток» через Балтийское море построен. Экономические интересы Германии давно вышли за рамки ЕС. Берлину нужны, в качестве партнеров, и Россия, и Китай. У Парижа тоже свои интересы, далекие от полного совпадения с теми, которые отстаиваются ЕС в целом.

Однако Европейский Союз уже давно несводим к отдельным странам или тандемам, даже самым влиятельным. Европейская Комиссия при опоре на большую группу государств-членов ведет свою игру. Она стремится к концентрации и централизации власти в своих руках. Господства в сфере конкуренции ей мало. Энергетика – ключ к захвату сильных позиций в противостоянии национальному государству. И Европейская Комиссия, не стесняясь, разыгрывает эту карту. Просчитываемая цель – добиться передачи на наднациональный уровень исключительной компетенции в области энергетики. То, что при этом в жертву приносят российские интересы, – лишь побочный эффект. Не более того.

Значит, для благополучия России и ЕС, для нормализации сотрудничества и построения хотя бы мало-мальски партнерских отношений, а лучше – союзнических, для превращения их в определяющий фактор мировой политики им надо договориться, как минимум, об одном: с политизацией двусторонних отношений необходимо покончить. Любой ценой. Окончательно. И бесповоротно. Иного не дано. Продолжение прежнего политического курса им слишком дорого обходится. Оно ведет в никуда.

© Марк ЭНТИН, д.ю.н., профессор,
директор Европейского учебного института
при МГИМО (У) МИД России

 

*1 Переработанная и дополненная журнальная версия тезисов выступления на открытии международной конференции в МГИМО 9 ноября 2011 г. по проблематике БРИКС.

*2 Автор благодарит всех коллег по работе из МГИМО, ИМЭМО, ИЕ РАН и друзей-энергетиков, с которыми консультировался и спорил при написании доклада.

*3 G20 Leaders Summit – Final Comminique http://www.g20-g8.com/g8-g20/g20/english/for-the-press/news-releases/g20-leaders-summit-final-communique.1554.html; Cannes Summit Final Declaration http://www.g20-g8.com/g8-g20/g20/english/for-the-press/news-releases/cannes-summit-final-declaration.1557.html; The Cannes Action Plan for Growth and Jobs http://www.g20-g8.com/g8-g20/g20/english/for-the-press/news-releases/the-cannes-action-plan-for-growth-and-jobs.1556.html

№12(61), 2011