Женское лицо европейской дипломатии
Леди Эштон готова сесть за французский
Дискуссия на тему личного VIP-транспорта для Кэтрин Эштон напоминала взвешивание на одних весах яблок и апельсинов, словно хотели выяснить, какой фрукт тяжелее. Иначе говоря, на одной чаше оказалась целесообразность расходования средств европейских налогоплательщиков на обязательную для верховного дипломата ЕС мобильность при выполнении возложенных обязанностей. На другой – гирьки с аргументами в пользу режима экономии и неуместности создавать опасный прецедент.
Прежде её предшественник Хавьер Солана в год накручивал на свой спидометр 300-500 тысяч километров. Для деловых поездок несостоявшийся водитель трамваев (о чём он мечтал в детстве) Солана использовал то любезность бельгийских ВВС, то воздушные такси. У леди Эштон за первые месяцы её министерской вахты были случаи, когда она для того, чтобы добраться до Гаити, воспользовалась регулярным рейсом испанской авиалинии, а чтобы прибыть в Испанию – военно-транспортным самолетом.
Осознав, что вот оно, «узкое место» в маттехобеспечении, леди Эштон подняла вопрос о предоставлении ей личного авиатранспорта. В качестве довода в пользу положительного решения она могла бы сослаться на критику в прессе, что она, мол, не сумела в течение одного дня поприсутствовать одновременно на двух мероприятиях: она представляла Евросоюз на инаугурации президента Украины Виктора Януковича и потому пропустила совещание министров обороны ЕС, проходившее в Испании.
Неизвестно, спасло бы положение наличие собственного авиалайнера или нет, комментирует лондонская «Таймс», но после этого конфуза многим стало совершенно очевидно, что для такого первого лица, как «лицо европейской дипломатии», полагаться на фиксированные во времени рейсы гражданских авиакомпаний или на благотворительность военно-воздушных сил стран союза – дело малоперспективное. И стали думать: что делать?
В принципе, в бюджет внешнеполитического ведомства ЕС заложена сумма в 300 тысяч евро в год на расходы по передвижению леди Эштон. Можно уточнить способы освоения это сметы: скажем, не приобретать устройство с крыльями в собственность, а взять в наём. Правда, цены тоже кусаются. Так, стоимость аренды 8-местного Lear на три дня для турне по странам Ближнего Востока составляет 35 тысяч евро. Если выбрать 12-местный Legacy с тремя членами экипажа, то счёт потянет на 50 тысяч евро. Зато лети, куда хочешь.
Противники инвестиций в личный борт для Кэтрин Эштон приводили и такой довод: взревнуют Баррозу и ван Ромпей, и потребуют тех же привилегий.
Оценив все альтернативы и все риски, леди Эштон остановила свой выбор на аренде собственного летающего лимузина, оговорив, что «очень хорошо представляет себе, как это воспримут с точки зрения имиджа». Её имиджмейкеры постарались донести до скептически настроенной прессы одну мысль: леди Эштон вовсе не претендует на то, чтобы ей представили «борт номер один», как у американского президента.
Между тем репутация британской баронессы была подпорчена увольнением по собственному желанию её официального представителя (пресс-секретаря) Лютца Гюльнера, признавшегося, что «это была нелегкая работа». Его босс жестко выговорила ему за негативные комментарии во французских СМИ по поводу того, что она с опозданием отправилась на Гаити после разрушительного землетрясения. Гюльнер даже позволил перед уходом вынести сор из избы, объяснив, что «Кэти в трудном положении, особенно по причине разногласий между различными ведомствами ЕС».
В этой связи британская «Индепендент» отмечает ряд конфликтных моментов, относящихся к деятельности создаваемого общеевропейского МИДа. Это и недовольство внутри ЕС назначением по указанию Жозе Мануэла Баррозу нового посла ЕС в Вашингтоне. И беспокойство малых стран тем, что их могут обделить при раздаче портфелей. И препирательства вокруг основного языка внутрисоюзного общения на бюрократическом уровне – будет ли это английский, французский или немецкий.
При этом языковая война стала мощнейшим раздражителем, обозначив серьёзные претензии Парижа на то, чтобы играть первую скрипку в дипломатическом оркестре. Пьер Лелюш, министр по европейским делам в кабинете Николя Саркози, посоветовал леди Эштон пройти курсы повышения квалификации и подтянуть свои познания во французском. Та ответствовала с достоинством: она приняла решение ещё до начала лета сесть за парту в школе Millefeuille Provence , что под Авиньоном.
С легко угадываемой иронией парижская «Фигаро» отметила, что леди Эштон, «изъясняясь на языке Мольера, оправдывалась: «Я хорошо говорю по-французски, но не знаю слов, поскольку их забыла». Кстати, автор «Фигаро» не разделяет нравоучительный тон министра Лелюша. «Этот лингвистический патриотизм укрепит имидж нашей страны как надменной и поучающей других… Не стоит ли нам вначале вымести мусор со своего порога, потому как многие наши чиновники говорят на убогом английском?»
Впрочем, споры о языкознании представляют собой лишь верхушку айсберга. Намного опаснее споры вокруг структуры высшей иерархии в ведомстве Кэтрин Эштон. Появилось два варианта: либо ввести в штат трёх заместителей леди Эштон, либо одного генерального секретаря. В Европарламенте ратуют за троицу, чтобы создать противовес развёрнутой бюрократической машине в странах-членах ЕС. Сама леди Эштон предпочитает иметь в ближайших помощниках генсека, который бы выполнял такую же функцию, как «постоянный секретарь» в британском Форин офисе. Преимущество, по её разумению, налицо: «Можно воспринять это как сосредоточение чрезмерной власти в одних руках, но, с другой стороны, либо есть, на кого положиться, либо такого человека нет».
Всё бы хорошо, но только на эту роль Николя Саркози активно продвигает своего ставленника, Пьера Вимонта, нынешнего французского посла в США. Лондонская «Таймс» с едва уловимой ревностью замечает, что французы и так оккупировали ключевые посты во многих международных структурах: в администрации Европейского Совета, во Всемирной торговой организации, в Международном валютном фонде, в Европейском центробанке.
Франциска Брантер, представляющая в Европарламенте партию «зеленых» из Германии и заседающая в комитете по международным делам, убеждена: «Если появится такая фигура, как генеральный секретарь, то Кэтрин Эштон превратится в марионетку. Она будет выступать с речами, текст которых предварительно одобрил генсек». В этом случае у неё не будет реальной власти. Схожая позиция у немецкого депутата от христианских демократов Эльмара Брока: генсек, «по французской модели, будет тем пауком, который сидит в центре паутины и всё контролирует». Появится ли такой «паук» или нет, вскоре станет ясно, что не отменит оформляющегося в ряде стран подозрения в том, что Париж, да и Берлин в последнее время начинают «гнуть свою линию» и осуществлять собственную повестку дня.
При любом раскладе очевидно, что леди Эштон будет вынуждена и дальше маневрировать в четырехугольнике Брюссель – Лондон – Париж – Берлин. И всякий раз ей придется изыскивать компромисс, чтобы общеевропейская дипломатия, как и было задумано в Лиссабонском договоре, постепенно обретала очертания, присущие внутренне целостному механизму.
Владимир МИХЕЕВ