Почему британские трудовики растеряли кредит доверия
Для лейбористов 12 декабря 2019 года может считаться чёрной датой не только календаря, но и всей партийной летописи. Хотя 32% от числа голосовавших, почитай треть, можно классифицировать как достойную долю электората, приличествующую второй по значимости партии в стране, потеря 42 мандатов означает, что главная сила оппозиции критически ослабла. Будучи поражённой внутренней коррозией из-за идейных разногласий, чреватых, как уже предсказывают, расколом и появлением некоего новообразования.
А это означает, что, проиграв четвёртые выборы подряд, трудовики вступили снова в апокалипсическую фазу, по выражению автора лондонской «Индепендент», «экзистенциального кризиса» (“Labour again faces an existential crisis”). В чём причина упадка?
Сами того не подозревая, выбранной тактикой приманивания сторонников лейбористы во главе с не менее «токсичным», чем глава консерваторов Борис Джонсон, лидером (см. «Феномен Джереми Корбина», №9(102), 2015), совершили едва ли не акт самоубийства. В подробнейшем манифесте, по аналогии с фундаментальным «введением в слоноведение» из бородатого анекдота, трудовики пытались апеллировать к вдумчивым, разборчивым, интеллектуально продвинутым согражданам, готовым скрупулёзно изучать предложенный документ, всё взвешивать, примерять на себя, а затем экстраполировать слова и цифры в свою светлую будущность.
Это была не столько тактическая, сколько стратегическая ошибка. Тори пошли другим путём (см. «Выборы в Британии: обещай мало, сули много», №11(145), 2019) и упростили задачу для многих колеблющихся. Они обозначили ясную и однозначную перспективу. Выход из Евросоюза как способ… (а) сэкономить на взносах в общую казну сообщества; (б) отвергнуть навязываемые из Брюсселя квоты на нежеланных иммигрантов; (в) вернуть себе законодательные прерогативы, переданные парламентом и правительством наднациональным структурам власти ЕС (“take back control”); (г) наконец, самостоятельно, без оглядки на кого-либо, выстроить выгодные в стоимостном выражении торгово-экономические отношения с остальным миром.
Простота предлагаемого избирателям выбора, пусть даже скрывающая лукавство тори – последний их посул ничем не подкреплён и не гарантирован, подкупила. Многие островитяне, оказавшиеся в расколовшемся на две почти равные половины обществе, уставшие от нескончаемого, всё более запутанного и непонятного «Брекзита», поступили по логике ищущих отдушину людей – «лучше ужасный конец, чем ужас без конца».
На фоне такой «однозначной» (в хорошем смысле) жириновщины, взятой на вооружение тори, у лейбористов случился полный когнитивный диссонанс с избирателями. С той частью британцев, проживающих в основном в Центральной и Северной Англии, как говорили в «ранешние» времена, с теми простыми тружениками, которые на референдуме в 2016 году поддержали сепаратистов, выразив желание, повернувшись к континентальной Европе филейной частью, сделать ей ручкой. Примирить их с оппонентами, предпочитающими статус-кво и пребывание в составе семьи единой, никак не удавалось, да и не могло удастся, по определению.
Раздираемый на части Джереми Корбин, пытаясь усидеть на двух стулья сразу, лавировал, да не вылавировал. Отказавшись занять чью-либо сторону, он обещал исполнить волю электората. Каким образом? Провести повторный референдум, призванный расставить окончательные точки над i, сняв обязанность с руководства партии за поддержку либо сепаратистов, либо евроинтеграторов.
Тактика «ни да, ни нет» также оказалась ущербной. Широкие массы трудящихся в Центральной и Северной Англии, как это прокомментировал политолог Маркус Пападопулос, сочли двойственную позицию Корбина как предательство. «Они истинные социалисты, яростно не принимающие Евросоюз. Для них заявление их лидера, что он проведет повторный референдум по вопросу членства Великобритании в составе ЕС, его презрение к избирателям из рабочих районов, которые проголосовали за «Брекзит», означало, что они массово покинут партию». Что и произошло в ходе выборов.
«Попытка Корбина по вопросу о «Брекзите» оказаться одновременно по обе стороны деления на тех, кто хочет уйти, и тех, кто хочет остаться, проявила его нерешительность и завершилась бессвязной путаницей, которая никого не удовлетворила», резюмировал обозреватель Vox Media (“Corbyn’s attempt to straddle the line on the decisive issue of Brexit ended up with a wishy-washy and incoherent muddle that neither Remainers nor Leavers could believe in”).
Не удалось мобилизовать и сердцевину лейбористского электората обещаниями более патерналистского вмешательства государства в экономику ради сохранения наследия британского социализма (Национальной службы здравоохранения – предмета законной гордости), а также увеличения налоговой нагрузки на привилегированные зажиточные слои. Сыграли свою деструктивную роль и аргументы тори: «Великобритания – не Венесуэла. Социализм у нас не пройдет. Мы знаем, к чему Чавес и Мадуро привели свою страну, поэтому останемся приверженцами свободного рынка». Но в ещё большей степени сказалось недоверие рядового, но уже обученного на горьком опыте избирателя к таким посулам.
За последние десятилетия в Британии, да и не только там, произошли поистине тектонические сдвиги в классическом межпартийном пасьянсе. Рабочий класс как синоним всех, кто работает за зарплату, начал в своих убеждениях и симпатиях сдвигаться вправо, в то время как городские, высокообразованные, просвещённые слои стали тяготеть к левым идеологиям. Замечу – снова стали увлекаться левыми идеями и популистской риторикой. Как в своё время это происходило с квалифицированными пролетариями и прогрессивной интеллигенцией в предгрозовом Петрограде (перечитайте на досуге «Хождения по мукам» Алексея Толстого, советую).
Подтверждение давно нарастающей тенденции находим у «Файнэншл таймс». Проанализировав результаты британских выборов, газетные аналитики обнаружили, что в избирательных округах с высокой долей работников низкой квалификации лейбористы потеряли 14%, в то время как консерваторы добавили себе 6%. Вывод рупора транснационального финансового олигархата примечателен: «Оглушительная победа консерваторов была вызвана резким падением поддержки лейбористов со стороны рабочего класса» (“The resounding Conservative victory was driven by a dramatic swing of working — class support away from Labour”).
Схожее умозаключение сделал и Умар Хак, философ по жизни и язвительный политолог, который экстраполирует этот тренд и на другие развитые страны, исповедующие рыночную модель, которую он по старинке именует капитализмом. Там повсюду «рабочий класс медленно, но уверенно сдвигается вправо – к крайне правым» (“The working class is slowly but surely shifting right – hard right”).
В чём опасность нарастающей подобно цунами популистской риторики справа? Тори, разбирает ситуацию Умар Хак, предложили убийственно примитивное объяснение тому, что пошло не так и кто виноват. Виноваты «все эти грязные, чумазые люди, которым здесь не место. Мусульмане. Арабы. Чёрные. Но в основном – европейцы. Британцев призывают снова смотреть свысока на европейцев, задирать нос, чтобы упиваться этим атавизмом – чувством превосходства из колониальной эпохи» (“All those dirty, filthy people who don’t really belong here. Muslims. Arabs. Blacks. But mostly, Europeans. Brits were taught, all over again, to look down on Europeans, to hold their noses, to revel in a kind of atavistic colonial superiority”).
Ещё одна из причин размывания кредита доверия, не только лейбористов, но и всех, клонящихся влево, – коррумпированность партийных бонз. Умар Хак напоминает, что экс-глава либеральных демократов Ник Клегг стал вице-президентом компании, владеющей «Фейсбуком». А бывший 75-й по счёту министр финансов США Тимоти Гайтнер (кстати, член Бильдербергского клуба) получил должность президента Федерального резервного банка Нью-Йорка. Можно проследить за тем, как функционирует «вращающаяся дверь» (“a revolving door”) для тех, кто принадлежит к правящим элитам, кто перемещается между Конгрессом США, Уолл-стрит и Силиконовой долиной (“between Congress and Silicon Valley”).
Сейчас под ударом находится Европа, пишет Хак, где изначально рабочий класс «твёрдо занимал сторону социал-демократических, подчас коммунистических партий, что означало – Европа могла развивать принадлежащую государству систему здравоохранения, пенсионное обеспечение, образование, заботу о детях и так далее» (“…its working classes stayed firmly on the side of Social Democratic , if not Communist, parties – which meant Europe could develop public healthcare, retirement, education, childcare, and so on”). В своё время, отмечает автор, именно «лейбористская партии познакомила британцев с тем, что такое истинная социальная демократия» (“The Labour Party offered Brits a taste of true social democracy”).
Происходящее на наших глазах – тревожно, считает Умар Хак, потому что «если рабочий класс не выступает на стороне левых сил, то невозможно создать коалицию, которая способна обеспечить лучшую жизнь для всего общества» (“Without the working class on the side of the left , no coalition can be forged that delivers better lives for a whole society”).
Таким образом, вину за эпическое постыдное поражение лейбористов на декабрьских выборах следует возложить как на недальновидное управленческое звено во главе с вызывающим у меня симпатии Джереми Корбином, так и на объективную тенденцию поправения «широких трудящихся масс», законно ощущающих себя брошенными, покинутыми и обманутыми в своих светлых ожиданиях.
Не менее законным следует признать любопытство: как широко способна охватить эта тенденция на фоне идейного и морального банкротства как транснациональных элит, продвигавших проект глобализации, так и национальных элит, оказавшихся не готовыми предложить ответы на множащиеся вызовы усложняющегося века?!
Владимир МИХЕЕВ