Сквозь струи дождя

Что-то в Датском королевстве, то бишь в Европейском Союзе, не так. Выдумали себе проблему беженцев, решить которую можно было уже пару лет назад. А сейчас воют, неистовствуют, делая вид, что всё погибло. Или погибнет. В любом случае, счастливыми, везучими и самодовольными вновь им стать уже не получится…

Дождь шел, не переставая. То мелкий. Занудливый. Осенний. То совершенно неистовый. Как будто сорвавшийся с цепи. Он окутывал Землю рваными лоскутами потемневшей от времени марли. Погружал все предметы в липкую сероватую мглу. Навевал уныние и тоску. Притуплял все чувства, парализуя волю и желание. Заставлял маяться, слоняться из комнаты в комнату в поисках занятия, которое могло бы отвлечь, вызволить из трясины ничего неделания, подарить разнообразие.

Глицинда в сотый раз подошла к окну, надеясь уловить хотя бы проблеск надежды. Но, увы, небо ничем не могло ее порадовать. Оно висело над головой тяжелым скомканным ватным одеялом, как бы раздумывая, не опуститься ли еще ниже, съедая горизонт и отгораживая домик, в котором она жила, от всего остального мира.

Глицинда замерла в ожидании чуда и вдруг отшатнулась. Сквозь струи дождя по ту сторону невысокой, скорее символической ограды проступил силуэт мужчины в черном, почти антрацитовом рединготовом плаще с непокрытой головой. Его лицо стандартной овальной формы невозможно было разглядеть: длинные темные волосы настолько промокли и спутались, что скрывали всё – лоб, глаза, щеки, оставляя для обозрения лишь щелку рта с обкусанными припухшими губами.

– Что за наваждение, – почти вслух с испугом подумала молодая женщина, – я никого не жду. Да и откуда так просто взяться человеку в наших местах, как будто специально созданных для уединения. К тому же в такой дождь и слякоть.

Она снова бросила взгляд в окно. Силуэт пропал, растворился в мареве, как будто его и не было.

– А, может, его и не было, – спросила себя Глицинда. – Может, мне действительно померещилось. Это всё дождь. Ну, когда же он, наконец, закончится, и выглянет солнце?

Но на следующий день фигура мужчины в длинном рединготовом плаще появилась вновь. Она прыгала, подавая какие-то знаки.

– Наверное, он хочет, чтобы я открыла калитку, – догадалась Глицинда. – Ну, уж нет. Дудки. Я никого не жду. Тем более в такой дождь. И не открываю подозрительным личностям.

То, что появление незнакомца не сулило ей ничего хорошего – и это весьма мягко сказано – не вызывало у нее никаких сомнений.

Силуэт пропал, как и давеча. Глицинда начала было успокаиваться и подумывать, не забраться ли ей обратно в теплую просторную кровать, как вдруг раздался громкий требовательный стук в дверь.

– Какой ужас! – внутренне заверещала Глицинда. – Кто меня защитит? Я совсем одна. Хорошо хоть дверь надежная. Не подведет. Ни за что не открою. Пусть хоть весь день колошматит.

В горле у нее пересохло от испуга. В поисках глотка воды она ринулась на кухню. И тут снова взглянула в окно. Распластавшись о стекло, прижавшись к нему лбом, носом и губами, на нее глядело жуткое, расплющенное, раздавленное лицо, утратившее всё человеческое.

– Спасите! – завизжала Глицинда во весь голос, выламывая себе руки и делая себе от этого только больнее… и проснулась. Постель была взбита и изодрана, как будто по ней проехали танки. Подушка – вся мокрая от слез. Пол – в мелких осколках от разбитой китайской вазы, которую она ненароком смахнула с тумбочки.

– Ну, и наделала я дел, – пожурила себя Глицинда, принимаясь за уборку. Настроение у нее было сумрачное. Ночной, вернее, утренний кошмар стоял перед глазами. А тут еще дождь, как заведенный, барабанил по крыше. Весь дом был погружен в моросящую безбрежность. Казалось, еще чуть-чуть, и он снимется с якоря и поплывет в колеблющуюся неизвестность.

Глицинда аккуратно собрала осколки в совок и бережно отнесла на кухню, чтобы, не растеряв ни крупинки, выкинуть в мусорное ведро. Захлопывая дверку шкафчика, она невзначай бросила взгляд в окно. Сквозь почти сплошную стену дождя она безошибочно различила силуэт в черном рединготовом плаще. Мужчина стоял, опираясь на палисадник, и явно что-то высматривал в доме.

Молодая женщина инстинктивно отшатнулась. В глазах у нее помутилось. От охватившего ее ужаса она была не в состоянии ни о чем подумать. Все мускулы свело. Даже если бы от этого зависела ее жизнь, она не могла бы двинуть ни рукой, ни ногой. Силы предпринять хоть что-нибудь ее оставили.

Однако когда она собралась с мужеством для того, чтобы снова посмотреть в окно, силуэт исчез. Снаружи безраздельно властвовал дождь. Никого и нечего больше не было видно.

– Послушай, – попыталась она встряхнуться, – реально это похуже давешнего сна. Конечно же, ведь я имею дело не с мороком и не с наваждением. В том, что он вернется, нет никаких сомнений. И сделает то, ради чего объявился в наших местах. Мне больше нельзя оставаться здесь одной.

Придя к этому вполне тривиальному заключению, Глицинда бросилась к мобильнику. Мысль о том, что стоило бы позвонить в полицию, даже не пришла ей в голову – для этого она была недостаточно безумна. Номер доброго знакомого, которого она давно уже прочила себе в любовники, долго не набирался. Наконец, раздались длинные гудки, а вслед за ними успокоительно знакомый голос поприветствовал ее.

– Иохим, – залебезила она, – мне так тебя не хватает. Я не могу без тебя. Ночью не сплю. Днем всё из рук валится. Надо на что-то решаться. – И тут же сменила тон. – Короче, немедленно всё бросай и приезжай ко мне. Жду. А то черти что уже мерещится.

– Глицинда, дорогая! – на другом конце не очень уверенно почмокали губами. – Я же на службе. У меня куча встреч и совещаний. Ответственных. Давай попозже вечером. Даже ближе к ночи. А лучше завтра – тогда можно будет задержаться на все выходные.

– Сейчас или никогда! – истошно завопила Глицинда и дала отбой. В сердцах она хотела было хлопнуть трубку об пол. Но вовремя передумала.

На пару часов она спряталась наверху, чтобы вволю попереживать по поводу своей незавидной доли. Однако голод не тетка. С утра у нее маковой росинки во рту не было. Поэтому она вынуждена была спуститься вниз на кухню, и принялась готовить.

Но стоило ей только оторвать взгляд от плиты, как в окно она вновь увидела теперь уже до боли знакомый силуэт. Он подавал всё те же недвусмысленные знаки. Звука проехавшей мимо машины Глицинда не слышала. Хотя дождь исполнял такие замысловатые мелодии по крыше беседки, подсобок, садовому инвентарю, разбросанному по участку, да и просто по лужам, что услышать что-либо было просто невозможно.

– Ну что же, – вынесла вердикт Глицинда, – защитить себя могу лишь я одна. С этими словами она сорвала со стены коллекционное охотничье ружье, история которого теряется в глубинах семейной хроники, и встала наизготовку.

Действительно буквально через пару минут раздался стук в дверь. Сначала тихий, потом всё более громкий и настойчивый. Не двигаясь с места, Глицинда ждала дальнейшего развития событий.

Однако стук неожиданно смолк. Молодая женщина еще больше насторожилась в ожидании подвоха. Вдруг дробь возобновилась. Только по стеклу. Ее выдавали чьи-то увесистые кулаки.

Глицинда тихонько подкралась к проему, ведущему на кухню, и глянула в окно. То, что она увидела, заставило ее распроститься с последними сомнениями. Мерзкая жуткая рожа, утратившая что-либо человеческое, со сплющенным ртом, носом и отталкивающим ореолом черных лохм, с которых струилась мутная грязноватая влага, впечаталась в стекло и издавала какие-то нечленораздельные звуки.

Глицинда вернулась на прежнее место, подняла ружье и прицелилась. Когда входная дверь распахнулась, и черный рединготовый плащ ввалился внутрь, она, не колеблясь, спустила курок. Мужчина по инерции сделал еще несколько шагов вперед. Его ноги подкосились, и он грузно осел на пол. По нему растеклась пенящаяся лужа крови.

Глицинда и до этого была вне себя. После случившегося она могла бы побить любые рекорды невменяемости. Она металась по всем комнатам, по всем этажам дома. Что-то хватала. Бросала. Переставляла. Ломала. Била. Всё напрасно. Что она искала, она сама не знала. Успокоиться бессмысленная беготня ей тоже ничуть не помогала.

В редкий момент просветления она перевернула труп на спину. Для чего, она не могла бы себе сказать. Может, чтобы проверить появившуюся у нее гипотезу. Может, в надежде на то, что он начнет таять, как во сне, и исчезнет.

Лучше бы она этого не делала. Черты лица убитого уже заострились. Остановившиеся глаза потускнели. Но ошибиться было невозможно. Раскинувшееся на полу тело принадлежало Иохиму.

Глицинда заметалась по дому с удвоенной энергией и еще большей скоростью, ломая и громя всё на своем пути. С каждым кругом, который она проделывала, нетронутого в доме становилось всё меньше и меньше. Очередной рывок привел ее на кухню. Она чисто инстинктивно посмотрела в окно. Сквозь неиссякаемый водопад дождя отчетливо была видна темная фигура в черном рединготовом плаще с непокрытой головой. Под порывами ветра и струями дождя длинные черные волосы на ней шевелились не хуже, чем змеи под чепчиком Горгоны-медузы.

Для молодой женщины это было чересчур. Закрученные в жгут нервы не выдержали. В доме будто выключили свет. Глицинда резко, без перехода погрузилась в темноту.

Пришла в себя она в объятиях Иохима. Он целовал ее глаза, гладил по голове, шептал что-то успокоительное.

Задавать лишние вопросы она не стала. По его просьбе быстро принесла из ванной широкую полоску клеёнчатой занавески, разгораживающей комнату пополам, помогла ему закатать в нее тело и вытащить за порог. Затем дала ему ведро, швабру, тряпки и всё необходимое, чтобы он ликвидировал красное пятно, расползшееся по полу.

После того как Иохим навел относительное подобие порядка, он занялся ею. Напоил горячим грогом собственного приготовления. Отнес в спальню. Раздел. Уложил. Растер ему одному ведомыми бальзамами, освобождаясь одновременно от сковывающей его одежды. Наконец, убедившись, что уже можно, нырнул к ней в постель.

Утром она проснулась с блаженным ощущением покоя. Всё было так хорошо. Так тихо. Так восторженно. Каждый клочок тела рапортовал ей о том, что он вполне удовлетворен и настроен на продолжение. Душа витала где-то в облаках.

Не открывая глаза, она провела рукой по второй половине кровати. Та была безнадежно пуста. Холодна. И даже не взъерошена.

Глицинда вскочила, будто выброшенная пружиной, и помчалась в ванную. Все полотенца были нетронуты. Ни одно из них не было даже брошено на сушилку. Нигде никаких водяных пятен или разводов. Нигде ни одного признака мужчины или того, что он здесь побывал.

Набросив на себя первое подвернувшееся под руку, Глицинда спустилась в холл. Пол был девственно чист. Ружье добропорядочно висело на стене. Вещи расставлены так, как обычно.

Всё больше заводясь и терзая себя тысячами вопросов, на которые она не находила ответа, Глицинда заглянула на кухню. Продукты лежали нетронутыми. Специи, которых должно было бы остаться намного меньше, были аккуратно расставлены по местам.

– Ах ты тварь! – процедила Глицинда сквозь зубы и посмотрела в окно. Сквозь пелену дождя у калитки проступала темная фигура в черном рединготовом плаще и подавала какие-то привычно непонятные сигналы.

– О Боже! – процедила Глицинда. – Куда я сунула патроны?

© Н.И.ТНЭЛМ