Домовёнок Суук

Для многих разоблачения Сноудена, вскрывшие изнанку деятельности американских спецслужб, явились откровением. Все, кого это интересует, вдруг прозрели. До них дошло, что на основе обработки больших массивов информации, поступающих отовсюду, отслеживается каждый шаг, каждый вздох, каждый трах, каждое слово, произнесенное и написанное. Как будто они раньше об этом не знали! Народ, само собой, возмутился, пошумел и успокоился. И это правильно. Ведь спецслужбы далеко и высоко. До них не добраться. Всё равно ничего не сделаешь. Наверное, реакция была бы совсем другой, если бы они узнали, что их еще кое-кто контролирует. Причем намного более плотно. На порядок. А то и на все два…

… Домовёнка звали Суук. Имя у него было такое. Почему родители его так назвали, уже забылось за давностью лет. Что-то ведь они, наверняка, имели в виду. Может, им мелодичность произносимых звуков по душе пришлась. Может, оно должно было из поколения в поколение передаваться. Или сила какая-нибудь в нем была заключена. Единственно, каким уменьшительным именем от полного они пользовались, тоже осталось тайной.

А домовёнку его имя нравилось. Он считал, что в нем важное послание зашифровано. Что оно символизирует крепость. Верность. Преданность. Надежность. Все те качества, которые он больше всего на свете ценил. Превыше всего ставил. И которыми он по жизни обладал – они его за все годы ни разу не подвели. Все те идеалы, которыми он всегда, в любой ситуации, руководствовался, и от которых он за всё время ни разу не отступил. Этим, между прочим, он очень гордился и себе вполне обоснованно в заслугу ставил.

Элм о его существовании, как считал Суук, скорее всего, даже не подозревал. Не верить же во всякие сказки, которые тебе в детстве перед сном рассказывают. Или читают заунывно парадным голосом с экрана телевизора, если он в доме еще сохранился, или с дисплея. А Суук его с рождения повсюду сопровождал. Никогда не оставлял. Неизменно о нем заботился. Переживал по поводу каждой мелочи, каждого пустяка, не говоря уже о серьезных вещах, их вместе с ним близко к сердцу принимая. Во всем помогать старался.

Для этого у него возможностей всегда было видимо-невидимо. Когда ночью в постель пробраться и в ухо нашептать. Когда бумажку какую, не совсем очевидную, вовремя на рабочий стол подбросить. На рубашку, которую надевать ни в коем случае нельзя, соус вонючий, ярко красного или коричневого цвета, вылить. Ключи припрятать, без которых уйти никак нельзя, и тем самым свидание ненужное, вредное, сорвать. Или, напротив, важную запись, о которой почти забылось, в телефоне восстановить и, как бы случайно, раз за разом проигрывать. А то и вовсе, если иначе нельзя, человека-змею, человека-паука, человека-пиявку, который или которая обманом в доверие к Элму втереться пытается, за непотребное место укусить и тем самым на чистую воду вывести. И это только малая толика арсенала.

Когда Элма привезли из роддома много-много, хотя, на самом деле, и не так много, лет назад, Суук всё приготовил для достойной встречи. Квартира была вылизана сверху донизу. Окна вымыты. Пол блестел. Ковровая дорожка постелена. Все детские вещи – тогда в ходу еще пелёнки были – выглажены. Цветные погремушки над люлькой развешены. Нужная литература всегда неопытным родителям подброшена. Ванночки и всё остальное под его внимательным приглядом закуплено.

В той квартире Сууку очень нравилось. Она была совсем маленькой. Зато теплой и намоленной. Как будто специально для него придуманной. С кучей потайных мест, где он мог устроиться. Отдельно на ночлег. Отдельно для контроля за ребенком и его родителями. Но и когда семья переехала в совсем новый, только-только построенный многоквартирный дом со всеми недоделками, Суук не унывал. У него появилось еще более широкое поле для самой активной деятельности. И так было каждый раз, куда бы судьба ни забрасывала Элма и с кем бы ни связывала его. А когда, по прошествии полувека, Элм сделался большим ученым, увешанным престижными наградами, добровольно сдал себя в рабство умной и очаровательной женушке, в которой души не чаял, и обзавелся выводком детей, Суук распространил свою отеческую заботу и на них.

Жил он теперь в просторной квартире в историческом центре города. Специально для него оставили лабиринт старинного, давно не действующего дымохода, вместо которого пробили новую вытяжку. Благодаря его извилинам и загогулинам он мог молниеносно появляться в любом укромном уголке квартиры, ничем не обнаруживая себя.

Командную рубку, она же пункт управления, он соорудил в уютной нише на кухне прямо над обеденным столом. Ее выбили, видимо, в допотопные времена, а потом про нее забыли, и она оставалась упрятанной под декоративным слоем гипсокартона. Стратегически место было идеальным. С одной стороны, он мог таскать со стола всё, что ему понравится: от пирожных до вторых экземпляров различных документов. С другой – все серьезные разговоры, споры, обсуждения происходили именно на кухне.

В рубку он вывел изображения со всех видеокамер, которые расположил в квартире, на лестничной клетке и за окнами, по последнему слову шпионских искусств. Как и с раннего детства Элма он следили за тем, чтобы в доме всё было. Царил продуманный, образцовый и очень удобный и уютный беспорядок. А хозяева ни о чем особенно нужном не забывали. Вместе с тем, круг обязанностей, за которые он теперь перед собой отвечал, существенно расширился.

Центр мегаполиса – это вам не спальный район. Воровское сословие и бандюги почему-то, кстати, совершенно напрасно, уверовали, что в расположенных здесь квартирах всегда есть, чем поживиться. Поэтому в целях безопасности Суук во входную дверь поселил жуткий образ помеси дикой кошки с вечно голодным драконом-вурдалаком и очковой змеей. Как кто непрошенный к ней с черными помыслами подходил, образ на него с лаем, воем и шипением набрасывался почище, чем в «Бременских музыкантах», но с таким же неотразимым успехом. Суук следил лишь за тем, чтобы случайные люди не пострадали.

Но защита дома от профессионалов-грабителей и вымогателей у Суука так, на последнем месте числилась. Гораздо больше его заботило, как личную жизнь Элма и его научные изыскания от чужих глаз завидущих оградить. Элм ведь вырос в такого человека сведущего, о котором внешнему миру совсем не обязательно всё знать было. Его самого и его секреты теперь некоторые ой как перехватить хотели бы.

Поэтому аспирантки длинноногие и другие посетительницы экстра-класса, стоило жене за порог, к нему в очередь выстраивались. Пробравшись в кабинет, либо моментально раздеться или к нему на колени или на что-то еще сесть непременно пытались. Либо со стола или из трюмо папочку-другую прихватить. Либо и то, и другое одновременно. За этим Суук внимательнейшим образом следил. Пункт управления в этом отношении ему верой и правдой служил. Он мягкую мебель и вообще всё на свете миниатюрными электрошокерами начинил и, как очередная дива себе что-нибудь такое или не такое позволяла, сразу же ее разрядами потчевал. Действовало безотказно.

А жучки, видеокамеры и другое оборудование, подслушивающее и подглядывающее, вообще мешками выносил. Когда прямо в утиль. А когда друзьям-домовятам из соседних домов раздавал – поиграть и побаловаться – за что его все страшно любили. Благодаря хорошо налаженной слежке к нему на командный пункт информация, как только кто что устанавливал и монтировал, мгновенно поступала.

Однако главным в жизни Суука на протяжении всех-всех лет, что он Элму помогал и его поддерживал, было нечисть в дом не пропустить и не дать ей к его домочадцам подобраться. Ведь нечисть – самый настоящий бич. Ее – тьма-тьмущая. Она из всех щелей лезет. Ее с каждым годом всё больше становится. Вы это, наверняка, по себе знаете.

Но и Суук был не промах. Он все щели, все стыки, все переходы, человеческому глазу невидимые, заклинаниями древними запечатал – они в каждой семье домовых из уст в уста передаются, из поколения в поколение. Чтобы ни один студень, ни одна ворсинка нечисти, ни один лоскутик тьмы к ним не проникли. Кроме того, наготовил склянок магического действия на все случаи жизни. Вдруг что не сработает, хотя вероятность к нулю и стремится, а он уже тут как тут.

Тем не менее, увы, всего в жизни не предусмотришь. Однажды вот что случилось-приключилось. Только он выставил из квартиры под белы ручки очередную девицу – у нее-то осталась полная иллюзия того, будто бы ее до дверей проводил накачанный детина в черных очках, черном, безупречно отглаженном костюме с чем-то оттопыривающемся на поясе – как раздался голос хозяина:

– Суук, Суук, поспеши! – звал Элм. – Ты нужен. Посмотри, что творится.

– Лечу, – на бегу прокричал Суук, пораженный взволнованным голосом хозяина. Он даже не отфиксировал, что тот о его существовании и проделках прекрасно осведомлен.

Вокруг действительно происходило что-то экстраординарное. Воздух струился. Стены, пол, потолок – всё поплыло. Сделалась расплывчатым. По ним побежали пенящиеся волны.

– Это открываются врата, – закричал Суук, мгновенно сориентировавшись. – Я сейчас. Я мигом.

Уже через секунду он вернулся с пригоршней склянок. Темных. Светлых. Тонюсеньких, как пробирки, и пузатых, распираемых от самодовольства.

– Как только они откроются, Хозяин, – запричитал Суук, – надо бросить в них вот эту заворотную склянку. Она закроет и запечатает их. Кто бы из них ни высунулся. Кто бы ни появился.

– Постой-постой, не спеши, – осадил его Элм. – А если это друзья? Если это контакт? Если перед нами открываются сказочные возможности? Вот так, со страху, не разобравшись, отказаться от всего?

– Да, только так, Хозяин, – бросился объяснять Суук. – Если бы мы искали и нашли их – другое дело. Так, как сейчас – это прорыв в нашу реальность чего-то страшного. Жуткого. Враждебного. Он несет ужас. Разрушение. Смерть. Его надо остановить. Во что бы то ни стало.

– Почему я? – усомнился Элм. – Почему не ты? Какая разница? Ты ведь в этом на порядок лучше разбираешься.

– Я принадлежу разным мирам, – выпалил Суук. – То, что я здесь, я с вами – мой выбор. Но защитить свою реальность от вторжения может только тот, кто ей полностью принадлежит. Ну же, скорей! Ворота почти что открылись.

Элм выхватил из рук домовёнка склянку и замахнулся. Но в проеме показалась обворожительная женщина – Ега, его жена. Она улыбнулась ему лучезарной улыбкой, подошла к оторопевшему супругу и вынула из парализованной руки смертоносное оружие.

«Мы проиграли, – понял Суук. – Прорыв умело подготовлен. Всё бесполезно. Это конец».

На случай сбоя у него был резервный вариант. Суук грохнул об пол другую склянку.

Они оба – Элм и Суук вернулись на несколько мгновений назад. Элм взял у него пробирку с зельем и поднял руку. В проеме появилась Ега.

Не дожидаясь повторения предыдущего сценария, Суук энергетическим посылом толкнул Элма ей навстречу. Такого поворота событий Ега явно не ожидала. Элм увлек ее за собой, и они оба провалились в проем. Ворота закрылись.

Опустошенный, несчастный, ничего не чувствуя и не понимая, Суук застыл на месте. Пускай он совершил великий поступок и спас человечество от вторжения, но он предал себя. Предал Элма и его семью. Предал всё, ради чего родился и жил. Ради чего существовало его племя.

Из прострации его вывел испепеляющий взгляд. В дверях стояла Ега. Как она вошла, как появилась, он даже не заметил.

Она выхватила из его рук временную бомбу и, как он давеча, грохнула ее об пол. Врата, к ужасу Суука, вновь открылись.

То, что последовало, было страшнее любого ночного кошмара. Из проема выступила точная копия Элма. С его внешностью, осанкой, характерными движениями.

Только почти одновременно с нее стал соскальзывать водопад маленьких мохнатых склизких существ, которые устремились к Еге. Они впивались ей в руки, ноги, лицо, шею, покрывая ее всё более плотным разрастающимся слоем. Наконец, Ега полностью исчезла под их телами. Тварь, вышедшая из проема, поглотила ее.

«Ужас, ужас, ужас, – всё это время шептал Суук. – Как я это допустил? Что же мне делать? Кого предупредить? К кому броситься за подмогой? Есть ли кто на свете, кто смог бы нам помочь?»

Вдруг бесформенная фигура начала пухнуть, раздуваться, покрылась порами, и сквозь них, как в «Седьмом элементе», только во все стороны, ударили лучи света. Прошло всего несколько секунд, и на полу осталась лишь горстка пепла. И та вскоре растаяла в воздухе.

«Боже мой! – возликовал Суук. – Что творится! Ега, оказывается, – маг пятой категории. Она маг высшего разряда. Она богиня. А я-то по наивности думал, будто Элм говорит ей лишь нежные слова, когда называет ее так в постели. Вот кто, на самом деле, является Хранителем семьи. Дома. Всего-всего. А я-то хорош: думал, что всё только благодаря мне».

Лучи исчезли. Свечение прекратилось. Посреди комнаты вновь стояла прежняя Ега из плоти и крови.

– Приготовь всё к нашему возвращению, – бросила она ему, решительно шагнула в проем и исчезла. Врата закрылись.

«Что приготовить? – переспросил себя Суук. – Хотя не важно. Времени у меня хватит на всё».

На случай, если у хозяев останутся силы праздновать победу, он накрыл праздничный стол на кухне под рубкой и сунул в холодильник «Абрау-Дюрсо», которое Ега предпочитала всему остальному. Коли потребуется превратить квартиру в лазарет, он поставил на тумбочки в изголовье их кровати графинчики с мертвой и живой водой и все бальзамы, травы, мази и притирания, которые только могли пригодиться. Если же схватку с пришельцами надо будет продолжить, запасся всеми своими боевыми склянками. И начал ждать.

Наконец, врата вновь разверзлись, и из них, пошатываясь, вышла Ега, с трудом, двумя руками, поддерживая Элма. До того, как врата закрылись, теперь уже навсегда, Суук успел в них заглянуть. С той стороны пылал всё поглощающий огонь. Раздавались последние взрывы. Всё рушилось и исчезало. Суук взглянул на Егу с еще большим подобострастием и восхищением в ожидании указаний.

Ега бережно уложила мужа на кровать. Элм очень ослаб. Ноги едва слушались его. Лицо покрывали шрамы. Сквозь обгоревшие рубища проступали сгустки крови.

Да и сама Эга выглядела не лучше. Но главное – иначе. Глаза приобрели стальной оттенок. Жесткая презрительная ухмылка заменила некогда мягкие очертания губ. В черную смоль волос тут и там вплелись седые нити. Возвращение далось ей дорогой ценой.

– Собери надежных знахарей, лекарей и кудесников, – распорядилась она. – Нужно не только подлатать его тело, но и залечить душу. Боюсь, от того, что нам пришлось пережить, она могла пострадать.

– Нет нужды никого собирать, – спокойно возразил ей Суук. – Ему необходимо сейчас только одно лекарство – твоя любовь, любовь, любовь, без конца и края. Чтобы она была всегда с ним. Каждую минуту. Каждую секунду. Каждое мгновение. Окутывала его. Согревала. Возвращала силы.

Ега хотела одернуть зазнайку. Но он прикоснулся к ней – и ее лицо разгладилось. В глазах снова заискрились переливчатые огоньки. Иней в волосах растаял.

– Ты прав, – сказала она. – Для него сейчас и всегда важна только моя любовь, больше ничего.

Всё-таки и домовята для чего-то нужны. И Суук, контролируя каждое движение души своих хозяев, свое значение в их жизни и в жизни вообще вовсе не преувеличивал…

© Н.И. ТНЭЛМ