Франция: Макрон в поисках истины

Воцарение Эмманюэля Макрона на французском престоле, в Елисейском дворце на парижской улице Фобур Сент-Оноре, оказалось довольно неожиданным. Год назад и фамилии-то такой никто не слышал, за исключением профессиональных франковедов.

Он взлетел на политический Олимп, как чёрт из табакерки, нарушив все каноны и принципы политической жизни своей страны, вопреки писаным и неписаным правилам и технологиям. Считалось, что больше шансов на победу у того, кто позже выставит свою кандидатуру, что для успеха необходимо обладать партийной структурой на местах, что при мажоритарной избирательной системе в два тура центристы (к этой категории официально причисляют аполитичного Макрона) не имеют шансов, что победитель должен иметь большой опыт побед на выборах другого уровня и так далее.

Французские президентские выборы апреля-мая 2017 года перечеркнули старые правила. А июньские выборы в Национальное собрание (их принято называть третьим туром президентских) продолжили ломать устоявшиеся политтехнологические стереотипы. Большинство на этом голосовании завоевала структура, созданная на ходу, из новичков, тогда как некогда мощные и опытные партийные машины оказались отодвинутыми на задворки. Правда, успех сторонников Макрона был достигнут в значительной мере за счет рекордной за шесть десятилетий пассивности избирателей (во втором туре опустили бюллетени только 42% имеющих право голоса), но все произошло в рамках национального избирательного законодательства. Победителей не судят.

Теперь настало время удивляться, как западноевропейские и американские СМИ, которые хотелось бы назвать официальными, единодушно, взахлеб, наперегонки прославляют молодого президента Франции («самого молодого руководителя страны со времен Наполеона» – таково расхожее клише). Его представляют как образец нового европейского лидера, образца для подражания, олицетворение надежд на светлое будущее.

В таких условиях складывается впечатление, что мы имеем дело с блестяще продуманной и проведенной политической многоходовкой, призванной начать управляемую смену политического класса в Европе. Она должна позволить заменить провалившуюся по всем статьям прежнюю когорту политиков и поставить на ее место новых людей, которые были бы способны решать изменившиеся задачи в изменившемся политическом контексте.

Отматывая события на год назад, можно попробовать восстановить сценарий, по которому безвестный юный деятель был приведен в Елисейский дворец, один из основных центров власти в Западной Европе.

Начнем с описания сцены, на которой были разыграны события, и обстоятельств, сложившихся на тот момент.

В Евросоюзе в целом и на уровне стран-членов воцарилась растерянность и даже паника. Терроризм, наплыв нелегальных мигрантов и беженцев, рост социального недовольства, кризис еврозоны, потом «Брекзит», череда провалов на Ближнем Востоке и в Северной Африке, украинский тупик, ссора с Россией… Да еще президентская кампания в США (Дональд Трамп тогда еще не победил, хотя был непредвиденно силен) показывала глубокие изменения в настроениях американского общества, все больше отвергающего прежний глобально-либеральный курс. Хотя в европейских столицах были уверены в конечной победе понятной Хилари Клинтон, такие тенденции по ту сторону Атлантики тревожили.

Европейские правительства казались загнанными в угол, демонстрировали неспособность принимать решения, которые соответствовали бы изменившимся обстоятельствам. На этом фоне в их собственных обществах росли протестные настроения – левацкие, националистические, праворадикальные, антиисламские, антиевропейские – самые разные. Традиционные политические партии перестали отражать реальные настроения в обществе. Антисистемные движения (их официально называли популистскими) поднимали голову, крепли, добивались относительных успехов на выборах различного уровня, а в некоторых странах даже приходили к власти – в Венгрии, Греции и Польше. Приходилось ломать их через колено самым наглым и беспринципным образом (посмотрите судьбу Греции и ее премьера Алексиса Ципраса), а на других, не столь строптивых и опасных, давить иными способами. Информационно-пропагандистские кампании, интеграция позиций, ранее объявлявшихся популистскими (взгляните на весенние парламентские выборы в Нидерландах), и другие приемы, составным элементом которых была антироссийская риторика, результата не давали.

Стало ясно: надо что-то делать радикальное. Надо менять людей, занимавшихся практическим осуществлением власти, предлагать более адекватные ответы на возникающие новые проблемы, реорганизовать политику и идеологию под изменившиеся настроения общества. Разговоров о популизме и о русских хакерах для достижения таких целей не хватало.

Рискну предположить, что полигоном для главного эксперимента была сознательно избрана Франция, хотя она значительно потеряла в весе за последние два президентства. Германия представлялась более устойчивой, а удобная канцлер Ангела Меркель – способной добиться осенью 2017 года четвертого мандата. Другие западноевропейские страны не были столь влиятельными, а ведомые восточноевропейские страны (да простят меня поляки) не могут претендовать на то, чтобы служить общеевропейским примером для подражания.

Кампания по приведению Э.Макрона в президентское кресло заняла примерно год, хотя, возможно, готовить его к этой роли начали раньше, посадив на пост министра экономики, промышленности и цифровых проблем. В правительстве он себя успел проявить разве что утверждением закона, носящим его имя, который либерализовал некоторые сферы экономики. Закон был встречен в штыки значительной частью французов, вызвал массовые протесты и манифестации.

В конце лета 2016 года он, казалось бы, неожиданно покинул министерский пост и объявил о создании собственного движения и борьбе за президентское кресло. Всерьез демарш не восприняли, большого внимания не уделили. В лучшем случае, говорили, он готовится к победе через один избирательный цикл, а сейчас просто потренируется, приучит к себе.

На тот момент неофициально признаваемым фаворитом считался бывший премьер-министр, многократный министр, мэр Бордо и ветеран французской политики Ален Жюппе. Он представлял традиционные правые силы (сейчас его партия называется Республиканцы), олицетворял собой традиционный политический класс и вполне разумную, спокойную политическую перспективу в классическом русле. Политик имел за спиной множество неприятностей, был многократно бит (по делу и не очень), но выстоял, был, несомненно, умен, что всегда выделяло его на фоне суетных и мелкотравчатых деятелей последней пары десятилетий.

У правивших тогда социалистов положение казалось катастрофическим. Президент Франсуа Олланд был настолько непопулярен, в том числе, среди своих сторонников, что не имел никаких шансов на переизбрание (см. «Франция: адьё, месье Олланд!», №4-5(120), 2017). Он стал первым французским президентом, который не стал повторно баллотироваться на этот пост. В партии царили разброд и шатания, ярких лидеров не было. В результате внутрипартийного отбора от нее был выставлен кандидатом Франсуа Амон, наиболее леворадикальный среди социалистических руководителей и по этой причине не имевший шансов. Оглядываясь назад, можно предположить, что его выдвижение было устроено сознательно. Социалисты и тогдашний глава государства, возможно, уже тогда делали все для успеха Макрона. Выдвижение неизбираемого Амона сразу обеспечивало будущему победителю основную часть голосов избирателей-социалистов, настроенных достаточно умеренно. Так оно и вышло.

У республиканцев события развернулись неожиданно. Внутрипартийные выборы выдвинули в президенты не Жюппе, а другого экс-премьера – Франсуа Фийона. Он предлагал суровую, но разумную социально-экономическую программу, призванную с опозданием почти на два десятилетия провести реформы, которые в Германии в начале нулевых годов осуществил канцлер Герхард Шрёдер и за счет которых сейчас эта страна сохраняет в Евросоюзе уверенное лидерство. Во внешней политике Фийон настаивал на переосмыслении иррационального и истеричного курса западноевропейцев, в том числе, на российском направлении, в пользу более аккуратного и сбалансированного подхода. Глядя со стороны, именно этот деятель представлялся наиболее разумным решением для того, чтобы провести Францию через рифы, бури и скалы, восстановить ее позиции в Европе и мире. Избиратели разделяли это мнение, и именно его считали фаворитом опросы населения.

Был ли тогда Жюппе «планом А» истеблишмента, а Макрон – «планом Б»? Не берусь утверждать, но и не исключаю.

Ф.Фийон был выведен из игры одним ударом. Утечка в прессу о том, что его жена получала зарплату как помощник мужа-депутата, но реально не работала в этом качестве, начало судебного расследования по подозрению в коррупции и злоупотреблении служебным положением с вызовами на допросы – и дело сделано. Говорят, будто утечку организовал чуть ли не сам президент Олланд. По другой версии, это сделали враги Фийона в собственной партии. Но это неважно для будущих историков, поскольку политической сути дела и хода событий не меняет.

Как по команде, тему коррупции Фийона подхватили СМИ, которые хотелось бы назвать официальными, она оказалась в центре предвыборной кампании, полностью вытеснив реальные проблемы и предвыборные программы. Одновременно истеблишмент, экспертное сообщество, СМИ и даже шоу-бизнес стали дружно продвигать Э.Макрона (как они же делали в США с Клинтон), но учтя ошибки ее президентской кампании. Он сам этому помогал: был фотогеничен, приятен во всех отношениях, без особых скелетов в шкафу (когда что-то по мелочи всплывало, то на это не обращали внимания), а его программа могла устроить всех: против всего плохого и за все хорошее.

В результате сложилась безальтернативная ситуация. Правые (Фийон) были выведены из игры, традиционные левые (Амон) не имели поддержи избирателей даже своей партии, альтернативный левый (Жан-Люк Меланшон) был неизбирабелен по определению, а лидер националистического Национального фронта Марин Ле Пен уверенно выходила во второй тур, но по целому ряду объективных причин не имела никаких шансов победить во втором.

Таким образом, сложилась гонка с одним кандидатом в победители. Так и получилось. Выборы в Национальное собрание завершили демонтаж традиционной партийной системы, радикально сократив вес правых и маргинализировав социалистов. Большинство обрела новоиспеченная, аполитичная и аморфная структура, связанная лично с президентом. Обретет ли она устойчивую идеологию, станет ли со временем ведущим элементом нового политического противостояния, призванного заменить отжившее «левые-правые» на правительственное проевропейское на неправительственное националистическое-суверенное?

В результате во Франции правит новый человек, без груза провалов своих предшественников. Собственной позиции у него нет (пожалуй, кроме твердого курса на продолжение европейской интеграции), поэтому он пока может гибко подстроиться под любые установки.

Вместе с тем, Макрон является выдвиженцем французского и, рискну предположить, европейского истеблишмента, не будет действовать против его интересов (смотри содержание «закона Макрона») и может выдвигаться в качестве примера для подражания для других стран. Постепенно это уже происходит, первым о желании повторить его успех заявил в Австрии Себастиан Курц, министр иностранных дел и лидер Австрийской народной партии (см. «Австрия: по следам Макрона?», №4-5(120), 2017). Теперь Э.Макрона уже на всех уровнях продвигают как икону, как образец для подражания на уровне ЕС, даже как своего рода анти-Трампа и анти-«Брекзит». Замечательна в этом плане тиражируемая в СМИ, которые хочется назвать официальными, история с его рукопожатием с американским президентом во время их первой встречи на полях саммита НАТО в Брюсселе. Перед телекамерами они долго и сильно жали друг другу руки – кто кого пережмет и будет доминировать. Мол, Макрон не уступил!

Надо отдать должное европейскому и французскому истеблишменту. Он смог проснуться, сбросить оторопь и посмотреть на реальный мир, хотя он и не нравился. «Операция Макрон» прекрасно это подтверждает, если изложенная выше версия реальна хоть отчасти. Первый акт исполнен блестяще. Остается посмотреть следующие, равно как и реакцию зрителей.

В конечном итоге, спектакль, в том числе, политический, исполняется для них. Рекордно низкая активность французских избирателей заставляет быть осторожными и не считать бурные овации и вызов актеров на сцену для поклонов запрограммированными и неизбежными.

Валерий ВАСИЛЬЕВСКИЙ