Франция остается без политических партий? Или как?
Нынешние президентские выборы во Франции не имеют прецедентов по целому ряду признаков. Один из них – фактическое изменение двухпартийной системы, которое сложилось там за последние четыре десятилетия.
Разумеется, во Франции существовало и существует много политических организаций, однако к власти в Париже допускались две группировки. Их было принято называть «правые» (голлисты или их наследники в союзе с либералами или центристскими движениями на правах младших партнеров), и «левые» (социалисты в союзе с левыми радикалами и экологистами, опять-таки как младшие партнеры). Остальные силы заведомо оставались за пределами комнаты с кнопками, хотя кое-где на местном уровне они управляли, да и на правительственном уровне случались временные исключения. Так, в начале 1980-х годов сильная тогда компартия имела некоторое время двух министров в первом правительстве президента Франсуа Миттерана.
Франция – республика откровенно президентская, где правительство и парламент вторичны по отношению к главе государства (его иронически называют даже «избираемый король»). Тем не менее, другие элементы политической машины, включая партии, незаменимы. Именно партийные аппараты позволяли выигрывать выборы президентам, а затем управлять через правительство, опирающееся на большинство в нижней палате парламента – Национальном собрании.
Нынешняя президентская кампания, по сути, отодвинула ведущие партии на вторые роли. Официальный кандидат соцпартии Бернар Амон (к ней принадлежал и прежний президент, и его правительства, и парламентское большинство) оказался, по сути, выключенным из предвыборной борьбы. Сознательно ли пошло на это руководство социалистов или нет – отдельный вопрос. Но факт остается фактом.
Республиканцы, наследники мощного некогда голлистского движения, тоже имели своего кандидата Франсуа Фийона, но играли на его поле вяло, их раздирали внутренние противоречия. Ему пришлось чуть ли не в одиночку противостоять успешно развязанной против него кампании по дискредитации. Но все же он смог удержаться в четверке лидеров, которая сложилась перед первым туром голосования (см. «Выборы в США и во Франции: общая тенденция», №4-5(120), 2017).
Остальные из них либо опирались на партию, считавшуюся маргинальной (Марина Ле Пен и ее Национальный фронт), либо вообще своих структурированных партий не имели, как Эмманюэль Макрон и Жан-Люк Меланшон. Получается, что каждый из них отражал определенное политическое и идеологическое течение, однако организационного выражения оно не находило. Значит ли это, что в ближайшее время Франция вступит в этап партийного строительства, после которого привычная схема изменится?
Но это – в перспективе. Сейчас страна должна решать конкретные, прикладные проблемы. Уже в июне должны пройти выборы в Национальное собрание. Обычно они шли на волне президентских выборов, поэтому партия президента одерживала на них более или менее убедительную победу.
А сейчас, когда партии оказались на обочине? Можно ожидать, что старые партийные структуры по инерции будут играть ведущую роль на июньском голосовании и именно они образуют основу нового состава Национального собрания. Но как это будет связано с главой государства? Новому президенту именно среди них придется искать правительственное большинство для решения повседневных управленческих задач. А как это будет соотноситься с реальностью, с настроениями французского общества, которое не доверяет существующим политическим структурам? Как новый глава государства будет формировать повестку дня, какие задачи решать, когда предвыборная президентская гонка показала разброд и шатания в обществе?
Словом, французская политика стоит на пороге больших перемен.
Андрей СЕМИРЕНКО