Болонья: красная, ученая и жирная
Фоторепортаж из студенческой мекки
“О singular dolcessa del sangue Bolognese!”
«О чудесная сладость болонской крови!»
Боккаччо, «Декамерон»
Напраслину возводят либо поверхностные верхогляды, либо самопровозглашенные снобы, когда уничижительно отзываются о Болонье, отдавая предпочтение в регионе Эмилия-Романья другим безусловно привлекательным городам, ставшим пинакотекой ценнейших артефактов, таким как Парма, Модена, Равенна и Феррара. Могут резонно сослаться на непреложный факт: только три последние из названных обладают в этом регионе культурными ценностями, включенными в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.
Смею оспорить эти суждения и утверждать, что Болонья – уникальная достопримечательность, жемчужина особого окраса в ожерелье итальянских городов-музеев. Это – очевидно, то есть видно очами, правда, только тем, у кого заведомая «точка зрения» не мешает видеть. Позволю себе ограничиться скупыми комментариями к фотографическому ряду, за исключением более подробного описания одного шедевра – творения Николо дель Арка.
Фантазия, застывшая в камне
На пути от железнодорожного вокзала к Пьяцца Маджоре встречаешь образцы архитектуры, делающие честь их творцам и способные украсить любую европейскую столицу.
Болонье часто прибавляют эпитет «красная», подчеркивая тем обилие зданий из красного кирпича. Но на последнем снимке отображен не менее уютный оттенок – терракотовый.
Прохладные портики, тянущиеся по обеим сторонам центральной улицы, веками спасали горожан от жары… И продолжают служить современникам в этом же качестве.
Предполагалось, что Собор Святого Петрония станет крупнейшим по всем своим параметрам культовым зданием – даже выше, чем собор Святого Петра в Риме. Но Папа Пий IV посчитал, что Болонье «не по чину» такое возвышение, и притормозил строительство. Собор вошел в историю и эпизодом с попыткой радикалов взорвать в 2002 году фреску авторства Джованни из Модены, живописующую сцену из дантовской «Божественной комедии» – низвержение в ад пророка Мухаммеда. Фреска датирована XV веком.
Здесь же выставлен дар патриарха всея Руси Алексия II – копия иконы Божией Матери Владимирской «Умиление».
Пьяцца Маджоре
Она же главная площадь, где в давние времена происходило еще одно священнодействие: купля-продажа продуктов натурального хозяйства, иными словами, это был эпицентр рыночной стихии. С той поры базарные страсти стихли, и сегодня здесь кучкуются (тусуются, если кому непонятно) туристы, освободившиеся от занятий студенты, и те, у кого масса свободного времени. Здесь прячутся в тени средневековой кладки от палящего солнца. Здесь устраивают полуденный перекус и назначают свидания. Здесь равно уютно чувствуют себя и стар, и млад, и старожил, и приезжий.
Главный магнит – Гигант, как привычно именуют фонтан Нептуна, созданный по проекту Жана де Булоня в 1565 году. Путеводитель извещает, что ранее действовал строгий регламент, установленный городскими властями: «Кто вздумает намеренно загрязнить воду в фонтане, пусть даже мытьем рук, получит наказанье в виде 50 ударов кнута». Взять на заметку: вода – безупречной чистоты, как и в городе на семи холмах, а течет она по тем же акведукам и трубам, «сработанным еще рабами Рима»…
К слову, трезубец Нептуна был выбран эмблемой основанной в Болонье в 1914 году автомобильной корпорации «Мазерати».
Как Азинелли и Гаризенда башнями мерились
Эту правдивую историю знает любой, кто оказывается в городе, потому как результатом соперничества двух семей, Азинелли и Гаризенда, стали две высоченные башни – как воплощенное в камне непомерное честолюбие. О ту пору иметь такое сооружение, которому чаще всего присваивалось имя спонсора, было делом престижа. Так вот, дело было аж в 1109 году, когда гордый клан Азинелли заложил в фундамент башни первый камень. Не менее гордый клан Гаризенда, ничтоже сумняшеся, через год, поднатужившись, стал возводить свой «обелиск», причем – всего в нескольких метрах от постройки соперников.
То ли спешка тому виной, то ли бытовое разгильдяйство, то ли пренебрежение инженерными расчетами, то ли смежники подкачали, то ли прораб напортачил, но факт есть факт: башня клана Азинелли при высоте 97,2 м отдалилась от вертикали на 0,97 м. Но башня их конкурентов из клана Гаризенда и вовсе превратилась в пизанское недоразумение, став угрозой всякому, кто проходил мимо. Можно представить, с каким зубовным скрежетом «гаризенды» были вынуждены дать указание… укоротить свое сооружение.
Вот так они и стоят друг напротив дружки. Как символы распухшего тщеславия. Но со временем именно они превратились еще в одни обласканные символы.
Болонья «ученая» ("la dotta")
Открытый в 1088 году Болонский университет – старейшина и дуайен среди университетов мира. Он вызрел из «школы свободных искусств», но авторитет и популярность получил благодаря сложившемуся там коллективу ученых мужей, посвятивших себя юриспруденции. Это произошло и стихийно, и по воле германского императора Фридриха I, обладавшего попутно короной Ломбардии. Для качественного, то есть эффективного управления подвластными землями и народами ему требовалось опираться на силу закона. Он поручил юристам усовершенствовать и привести в соответствие с новыми реалиями римское право, что и было сделано.
Кстати, именно Фридриху I студенты, выбравшие юридическую стезю, были обязаны небывалым привилегиям: они могли беспрепятственно путешествовать, находясь под протекцией императора, а в случае правонарушений их мог судить только суд, состоящий из профессоров или епископа.
В принципе университет был подлинной вольницей и «рассадником» вольнодумства, сюда принимали женщин – в качестве и студенток, и преподавательниц. Никто не мог «купить» место для своего отпрыска: для всех был обязателен отбор не по толщине кошелька, а по знаниям и способностям.
На снимке – вход в до сих пор самый престижный факультет – юриспруденции. Но не забудем, что здесь шлифовал свой ум и Коперник, и взращивали дар письменника Данте и Петрарка.
Сегодня на 23 факультетах обучаются около 90 тысяч студиозов со всех уголков глобуса. Они легко узнаваемы, хотя бы по толщине читаемых ими книг…
Арки, аркады и «ласточкины хвосты»
Божественное начало всегда на высоте
Освященный апокриф от Николо дель Арка
Думаю, не для меня одного после посещения церкви Санта Мария делла Вита и знакомства со скульптурной композицией «Оплакивание Христа» Болонья ассоциируется с ее создателем, Николо дель Арка. Историки полагают, что он родился в интервале между 1435-м и 1440 годом, зато дата упокоения известна доподлинно: 2 марта 1494.
Строго говоря, сам он называл себе Николо из Апулии (южная провинция в Италии) – это имя выгравировано на подушке, на которой возлежит голова Христа. Но вошел он в историю под именем Николо дель Арка после того, как современники по достоинству оценили другой его шедевр – надгробие Святого Доминика (по-итальянски, arca означает «надгробие»).
Тем не менее, визитной карточкой его таланта можно считать именно драматическую композицию, где вокруг тела возлежащего Христа сгруппировались скорбящие: Дева Мария (Мадонна), Мария Клеопова, Мария Магдалена, Мария Саломея, евангелист Иоанн и Иосиф Аримафейский.
Если у Мадонны руки сцеплены, словно она сдерживает себя, и она застыла в горе, то две Марии изображены в движении – они бросаются к тому, кого Иосиф Аримафейский только что, клещами выдернув гвозди, снял с креста. Евангелист Иоанн, вложив подбородок в ладонь, глядит задумчиво, осмысливая происходящее и, возможно, пытаясь разглядеть будущее. Все они смотрят на Христа – за исключением Иосифа, устремившего взгляд на тех, кто созерцает эту картину.
Невольно замираешь в изумлении, обнаружив в лицах этого гармонично сложенного ансамбля эмоциональную экспрессию высшего накала. С массой психологических оттенков, раскрывающих переживания людей – смертных, соприкоснувшихся с явлением внеземного измерения.
Существует мнение, что художник сумел потому столь реалистично, а точнее – натуралистично, изобразить персонажей библейской истории, что наблюдал страдания пациентов находившегося рядом госпиталя. Лепил, что называется, с натуры, но придавал лицам канонические черты, и в деталях тех же облачений строго следовал утвержденным трафаретам, освященным авторитетом церкви.
Тем не менее, рискну утверждать: творение Николо дель Арка могло быть сочтено церковными авторитетами апокрифом. Святотатством и богохульством. Почему? Выполненные им из обожженной глины (терракоты) персонажи выдают всем своим обликом – выражением глаз, раскрытым ртом, безумным порывом вперед – страсти, которым по определению не могли поддаваться те, кто был близок к божественному началу, пусть даже в олицетворении бога-человека. Им надлежало, как мне это видится, проявлять величественную скорбь, а не приземленное отчаяние людей случайных, не посвященных и не ведающих высшего предназначения случившегося.
Остается добавить, что композиция дель Арка стала отправной точкой в формировании североитальянской традиции скульптурных групп «Оплакивание Христа» (по-итальянски это называется Compianto). Пожертвования тех, кто приходил сюда помолиться, особенно часто – просить исцеления своим больным родственникам, помогали сохранять на протяжении веков это святилище и поддерживать финансово находившийся под его опекой близлежащий госпиталь.
Все оттенки салатового возраста…
Искрометная энергетика студенческой Болоньи передается визуальным и воздушно-капельным путем. Ею заражаешься так же легко, как вдыхаешь прозрачный воздух города, пропитанный как ученостью, так и изящным легкомыслием.
Раньше такое фото сопроводили бы трафаретной подписью «Уличная сценка».
Вглядывался в лица болонцев, старался подметить в уличной толпе колоритных персонажей и остановить мгновение тогда, когда они всем своим видом, выражением лица и жестами раскрывали национальный характер. Как это делает на верхнем снимке дедушка в шляпе, галстуке, с выглядывающим из нагрудного кармашка платочком, да еще на велосипеде. Указательный палец, устремленный в небо, должен все до-объяснить его собеседникам, не так ли?! Кто не знает, что второй разговорный язык в Италии – язык жестов?
Крутой замес всех возрастов в городе, где проживает менее 400 тысяч и который считается по праву студенческой меккой (их более 100 тысяч по совокупности – это Болонский уни- и все прочие), впечатлял. Приходили на ум строки Николая Гумилeва:
Нет воды вкуснее, чем в Романье,
Нет прекрасней женщин, чем в Болонье,
В лунной мгле разносятся признанья,
От цветов струится благовонье.И далее:
Старый доктор сгорблен в красной тоге,
Он законов ищет в беззаконьи,
Но и он порой волочит ноги
По веселым улицам Болоньи.
Болонья «жирная» ("la grassa")
Выгодно расположенный на перекрестке торговых маршрутов, город естественным образом нагуливал жирок и начинал входить во вкус зажиточного житья-бытия. Жуировал, одним словом. Знать заводила себе искусных поваров. Купечество не отказывало себе в чревоугодии. Перепадало и простолюдинам. Хроники утверждают, что уже в XIV веке в Болонье к себе зазывали 50 отелей и 150 харчевен, а продукты завозили не только посуху, но и по воде – судами, что курсировали по реке По и доставляли, в том числе, дары моря.
Царицей стола была яичная «паста» во всех своих проявлениях. У болонской кухни, славной разнообразными блюдами из свинины, основными визитными карточками служат тальятелле, мортаделла, тортеллини и лазанья. Стоит ли удивляться, что даже «Макдональдс» вынужден подстраиваться под местные гастрономические вкусы…
Болонцы любят поесть. Причем в силу традиционализма итальянского общества – в хорошей, а значит, большой компании. А потому пышные трапезы случаются так же часто, как это происходило в советскую «эпоху застоя», она же «эпоха застолья».
Изобилие яств в меню обусловлено таким же изобилием «элементной базы», что видно на каждом шагу:
Напоследок невозможно устоять перед искушением пересказать литературно обработанный местный фольклор о том, как появились на свет тортеллини. В опусе «Похищенное ведро» от 1615 года, принадлежащем Тассони, рассказывается, что в таверну «Корона» как-то завалилась божественная троица. Все как один – боги и богини. Марс, Вакх и Венера. Хозяин таверны был настолько очарован прелестными достоинствами Венеры, что отправился на кухню и там скатал из теста шарик, придав ему форму пупка богини любви…
Послесловие
Завершить этот визуально-словесный портрет Болоньи хочется пассажем из книги «Образы Италии», принадлежащей перу Павла Муратова (1881-1950), писателя, историка, искусствоведа и издателя, который оставил нам блистательное по энциклопедическому охвату описание. Это образец умного проникновения в культурный пласт нашего общего наследия. Это пример доброжелательной и симфонической передачи всех оттенков смыслов, красок и ароматов первородного очага европейской цивилизации, каким остается для нас Италия.
Рассказывая об этом городе, каким он был в XVIII веке, Павел Муратов широкими мазками живописует:
«…Болонья славилась тогда своим обществом: своими красивыми женщинами, обильными ужинами, умными разговорами, хорошими концертами. Во владениях папы она была вторым городом после Рима, и управляющий ею кардинал был вторым после папы лицом в церковном государстве»
«…Гeте мог найти в ней многое, чем утолить свою жажду всяческого знания, Казанова был поражен той легкостью и щедростью, с какой она предоставляла всевозможные наслаждения…
«Стендаль обязан Болонье многими блестящими страницами в книге «Рим, Неаполь и Флоренция»… В Болонье, – писал он, – встречается, как мне кажется, больше ума, темперамента и оригинальности, чем в Милане».
Dixi! Сказано! Лучше этих строк могут быть только собственные впечатления от соприкосновения с драгоценным ларцом с культурными артефактами высшей пробы – с Болоньей, заслуживающей не только эпитетов «красная, ученая и жирная», но и, следуя Гумилeву, – веселая.
Владимир МИХЕЕВ