Любовь и доброта в подарок


Рождественская сказка

…Эолка сидела за низеньким детским письменным столом и трудолюбиво выводила буквы прописью. Сначала дюжину «о». Ровненьких. Аккуратненьких. В меру стройных и в меру пузатеньких. Затем «а». Парящих. Элегантных. Как бы расшаркивающихся.

Она была в отменно скроенном платье веселых летних тонов, которое ей очень шло. Особенно оживающие на нём при каждом движении розы, васильки, хризантемы. Они сплетались в букеты упоительной красоты, в которых переливались утренняя роса, полуденное солнце, бездонное небо и только что вылезшая из земли молодая трава.

Разноцветье так здорово оттеняло голубизну её серых глаз – их блеск легко спорил с яркостью платья. Все оттенки алого, розового и перламутрового её шейки, губ и щёк. Золотой водопад волос.

Эолка себе очень нравилась. К числу своих многочисленных достоинств она относила точеную фигурку – результат безостановочного бегания с мамулькой по спортивным кружкам. Аристократический абрис лица, на котором по её желанию появлялись то лисья хитринка, то томная задумчивость. Изысканность прически, за которой она особенно следила. Обворожительную улыбку, против которой уже сейчас не мог устоять ни один мужчина, независимо от возраста. Грациозную походку, о которой она никогда не забывала и отрабатывала без остановки. И ещё много всего, чем она могла бы похвастаться.

А вот бесконечное чистописание и выполнение домашних заданий такой же благосклонностью у неё никак не пользовались. Поэтому, поводив для очистки совести ещё какое-то время пером в тетради, она схватила альбом с картинками, нечаянно оставленный родителями на соседнем кресле, и принялась его рассматривать. Альбом оказался рекламным каталогом курортных мест и диких пляжей южных морей. На его обложке гордо значилось: «Предложения на весну-лето-осень 2017-2020 годов». Помещенные в него фотки выглядели настолько привлекательно, упоительно и зовуще, что Эолка, мгновенно сообразив, что к чему, не выдержала.

– Мумулик! – закричала она. – Я не могу ждать! Хочу на Средиземное море, на берег Атлантики, Индийского или Тихого океана. Прямо сейчас. Не откладывая до летних каникул. Потом ещё выберемся. Вместе и надолго. Согласись: мне полагается награда. За первое полугодие у меня будут одни только отличные отметки. Всё как ты хотела. Я заслужила. Вполне. Больше не о чём тебя не прошу. Отпусти меня покупаться и полюбоваться морскими пейзажами. Ну, пожалуйста!

Мамулька возилась на кухне. Она была не на шутку занята. Оттуда раздавались попеременно то таинственное шипенье. То звон посуды. То грохот переставляемых кастрюль. Однако на зов любимой дочери она появилась незамедлительно. Всмотрелась в сияние, которое излучали лицо и весь облик Эолки. Мгновенно оценила ситуацию. Взвесила все «за» и «против». Просчитала последствия различных сценариев реакции на просьбу своевольной дочурки. После чего объявила:

– Хорошо. Слетай. Порезвись немножко. Но даю тебе на всё про всё полчаса. Возвращайся к ужину. Он уже почти готов. Я как раз собиралась накрывать на стол и рассчитывала на твою помощь. Не опаздывай. Папа, я и младшие братики будем тебя ждать. Они без тебя не ужинают, ты же знаешь. Да и мы без тебя начинать не будем. Договорились?

– Конечно, мамуленька! – обрадовалась Эолка. – Ты у меня золото! Не волнуйся, всё будет в ажуре.

Тут же растаяв в воздухе, она уже через секунду возникла на роскошном пляже в совершенно райском, потрясающем, дивном уголке планеты. Увиденное превзошло все её ожидания. И на фотках всё выглядело ого-го. В действительности они не передавали и десятой доли той прелести, которая её сейчас окружала.

Золотые песчаные дюны, тепло которых так приятно щекотало подошвы стоп, уходили за горизонт. В обе стороны. Насыщенностью, колоритом и живостью красок море могло поспорить со всем, что Эолка видела до сих пор. Пузатостью, широтой листьев и разнообразием орнаментов пальмы, обрамляющие берег, будто соревновались между собой, и она не смогла бы выбрать, которой из них отдать предпочтение. Легкий бриз освежал лицо и не давал солнцу, которое, не растерявшись от её неожиданного появления, сразу принялось с ней заигрывать, зайти в ласках, на которые оно отваживалось, слишком уж далеко.

Налюбовавшись природой, Эолка стянула с себя ненужное здесь платье и бросилась в воду. Нежные ласковые воды огромной лагуны с вожделением приняли её в свои объятия. Бултыхаться в них было ни с чем не сравнимым удовольствием. Они как будто несли её на руках, превращая одновременно в русалочку её грёз и чемпиона мира по плаванью на длинные дистанции. В довершение всего, откуда ни возьмись, будто дополнительный бонус, вынырнул маленький дельфиненок и устремился ей навстречу.

Эолка поиграла с ним. Потом, чтобы согреться и отдохнуть, немножко повалялась, подставив игривому солнцу разомлевшее тело. Затем, вспомнив свои младенческие увлечения, в несколько движений построила из влажного песка величественный замок и насладилась тем, как его слизывают морские волны.

Всё вокруг, всё, что она ни делала, вызывало у Эолки дикий восторг. Она испытывала непередаваемое упоение. Чувство ничем не омраченного счастья наполняло её всю, как воздушный шарик, и будто влекло вверх, к чисто отдраенному небу, только усиливая тем самым ощущение полной первозданной гармонии между ней и всем сущим.

– Я люблю вас! – закричала Эолка, обращаясь к воде, ветру, солнцу, песку и пальмам. – Я обожаю вас! Боготворю! Как и того, кто столь умело всё придумал и сотворил такую красоту! И всех наших и всех людей, ради которых она была создана!

Не в силах удержать выплескивавшийся из неё волшебный коктейль из любви, счастья, восторга и упоения, Эолка по-быстрому смоталась домой к мамульке на кухню и вернулась обратно в мир грёз, незаметно прихватив с собой, конечно же, взятый без спросу подарочный набор магических горшочков. Обзаведясь ими, она принялась творить колдовство, повторяя все движения и заклинания, которые у неё подсмотрела, а потом про себя мысленно повторяла сотни, а, может быть, даже тысячи раз.

Чтобы никого не обидеть, Эолка сначала попросила разрешение, не забыв ни одного приворотного слова. Потом вобрала в себя весь этот чудесный первозданный мир, в котором она по наитию оказалась, и перемешала с теми чувствами, которые пылали у неё внутри.

Она взяла у каждого частичку того, что вызвало её восторг. У солнца – солнечный лучик. У ветра – мягкое, ласковое дуновение. У моря – бесконечное разнообразие. У неба – толику голубизны и бездонности. У зелени – рецепт нежности и молодости. У песка и волн – беззаботность и способность к постоянным перевоплощениям. У обжигающей жары – неистовство. У природы – стремление к гармонии и совершенству.

У себя позаимствовала талант всем восторгаться и открывать прелесть мира каждый раз заново. У родителей – немножко мудрости, терпения и знаний. Но ровно столько, сколько требовалось, чтобы не переборщить. Замешала всё на порыве любви, благодарности и экзальтации. Не задумываясь, черпая всё прямо из подсознания, произнесла магическую формулу. Сложила ладошки так, как виделась любовь Чюрленису – выдающемуся магу и адепту символизма, и бережно дала стечь с них в магические горшочки окутавшее её сияние.

По нимбу, появившемуся над каждым из них, она поняла: получилось. Осталось только раздать горшочки и поспешить домой в надежде, что мамулька не будет её сильно ругать за незначительное опоздание, увидев, как здорово она всё придумала. Она уже совсем большая, а не какая-то второклашка, как все считают. Способна делать всё то же, что делают взрослые. Мамулька может всюду с ней ходить и за неё не беспокоиться. А такой подарок, который сейчас родился благодаря её чарам, вообще мало кто на свете сумеет повторить. Или на такое осмелиться. Кстати, очень даже зря. Она бы, например, была бы счастлива его получить. Все дети и взрослые на Земле, наверное, тоже.

Тогда решено. Пару горшочков – мамульке. Чтобы не тревожилась больше за неё. Не бранилась. И любила папу ещё безудержней. Несколько – Деду Морозу и Санта Клаусу – они сами их поделят между собой. Пусть все безделушки и глупости, которые у них люди просят на Новый год, они, перед тем, как сунуть им под подушку или положить в рождественский чулок, сначала опустят в волшебные горшочки.

– Ну, а с остальными, – сказала она себе, – поступим вот как. Всё произошло благодаря тому человеку, который передал альбом родителям. Это он или даже более вероятно она послужила тем импульсом для меня, с которого всё началось. Значит, наделена каким-то особым даром. Пусть же она сама распределит или вручит горшочки. Как посчитает нужным. Судьба есть судьба. Мне, наверное, пока ещё рано подменять её своими желаниями. Мамулька со мной в этом наверняка согласится. Вот подрасту ещё немножко, тогда…

Лариса Петровна была не на шутку встревожена. Церемонию вручения премий назначили на эту пятницу. Сценарий торжеств она продумала. Что кому сказать – написала. Шпаргалки раздала. А о подарках, которые следовало вручать, забыла. Напрочь. Раньше за ней такого на числилось. Увы, и на старуху бывает проруха.

Кстати, ею она себя не считала. Ни в коем случае. Какая, не приведи Господи, старуха, когда тебе стукнул всего тридцатник. Всё, как говорится, при тебе. Мужики, если у них только с этим нормально, как один тебе вслед заглядываются. А коли в каком-нибудь эдаком прикиде появишься, так с ними вообще столбняк случается.

Но внутренняя неудовлетворенность и ощущение обманутых надежд в ней с каждым днем усиливались. Все подруги давно уже были замужем. Некоторые даже по второму разу. Нарожали кучу детей. Посвящали себя чему-то стоящему. Высокому. Настоящему. Себя реализовали. Открывали перед собой новые горизонты. Придумывали для себя вторую или третью жизнь. Её же жизнь утекала как песок между пальцами. Оставляя её одинокой и невостребованной.

Всю себя, всё свое время, все свои силы без остатка она тратила на своих «несмышленышей». Отдавала своим простачкам-идеалистам. Взрослым малышам, ничего в этой жизни не смыслящим. Пребывающим всё время в ином мире, созданном их недюжинной фантазией, нарциссизмом и придуманными эмоциями. Не понимающим даже элементарных вещей. Не способным не то, что её в ресторан пригласить и об обручальном кольце подумать, даже букетик алых роз в благодарность прихватить. А ведь без неё все они бы пропали.

Кого ещё они могли попросить перевести в электронную форму их неразборчивые каракули. Заодно поправить стилистику и орфографические ошибки. Добавить сексуальности. Сделать так, чтобы читалось. Придать стройность всему повествованию. Если понадобится, просто переписать от корки до корки.

У кого ещё они осмеливались стрельнуть денег до ближайшего гонорара, зная, что его выплатят очень даже нескоро, если до этого вообще дойдет дело. К кому ещё приходили поплакаться в манишку и попросить утешения. К сожалению, не выходящему за рамки традиции, установленной легендарным лейтенантом Шмидтом. К кому ещё могли обратиться со всеми своими бедами, проблемами и несчастьями.

Лариса Петровна, как вы, наверное, уже догадались, была ответственным секретарем Творческого союза пишущих о любви и доброте. Сокращенно – ТСПЛиД. Союз числился среди самых захудалых. К разряду престижных и прибыльных никогда не принадлежал. Понятное дело, кому сейчас нужны добро и истории о любви, когда всё давно переведено на коммерческую основу. Все заняты исключительно собой, а до других им и дела нет. Денег за ним никогда не водилось. На помощь государства рассчитывать не приходилось. Членские взносы давно уже никто не платил. Меценатов другие союзы разобрали.

Тем не менее, литературные конкурсы ТСПЛиД всё равно проводил и престижные премии вручал. Причем с большой помпой. В присутствии самых высоких сановников. С телекамерами от Первого и всех других каналов. Под шумиху в прессе и крикливое обсуждение достоинств книг, которые никто не удосуживался прочитать, и авторов, о которых забывали уже на следующий день. Или даже на этот. Как только сановники оставляли после себя пустые кресла.

Понятно, что и на этот раз средств на приобретение подарков и вручение премий конкурсантам и победителям не было. Да и откуда им было взяться, если их никто не выделил. А она, на которой всё висело, от которой всё зависело, и на которую все привычно возлагали все надежды, вовремя этим вопросом не озаботилась. Забыла. Закрутилась. Бывает же такое. И ведь если бы в запасе оставалось хотя бы какое-то приемлемое количество дней, что-нибудь можно было придумать. За пару недель она успела бы сшить такие рубахи и платья – закачаешься. Не хуже, чем от Юдашкина или любого другого популярного модельера. А, может, и на порядок оригинальнее. Как в позапрошлом сезоне. Или по-быстрому соорудить из подручных материалов необходимое число шедевров современного искусства, по поводу которых ходило бы наибольшее количество спекуляций. Как в прошлом сезоне. Но — увы.

Лариса Петровна, совсем ненадолго став вновь просто Лариской, взаправду собиралась удариться в слезы, но не успела. На пороге вместительного зала, служившего ТСПЛиДу одновременно и приемной, и кабинетом, и бухгалтерией, и местом проведения общих собраний, образовался посыльный – двери в ТСПЛиДе никогда не запирались, благо выносить из него было нечего. Единственную ценность представляла гербовая печать Союза. Да и то относительную. Однако она всегда лежала у Ларисы Петровны в сумочке.

Вежливо выяснив у неё, что пришел по адресу, посыльный попросил её расписаться здесь и здесь. После этого сгинул столь же неожиданно, как и появился, оставив у неё на столе конверт и внушительного вида коробку. Не ожидая от послания ничего хорошего, Лариса Петровна пересилила себя и распечатала конверт. В нём покоилось вполне официальное письмо ошарашивающего содержания. Буквально двумя фразами на бланке профильного министерства сообщалось, что в коробку упакованы подарки, которые в пятницу надо будет вручить самым достойным. Достойнейшим из достойных. Вручать будет Сам.

У Ларисы Петровны отлегло от сердца. Не обращая внимание на сохранность упаковки, она бросилась доставать призы. Вытащив первый же горшочек, она чисто автоматически сунула в него голову. И тут произошло чудо. Самое настоящее. Всё вокруг сделалось родным и близким. Жизнь, по поводу которой она раньше так сокрушалась, вдруг показалась радостной и удачливой. Ведь скольким людям она помогла! Сколько новых имен открыла и ещё откроет! Замечательных. Достойных завтрашнего вручения, церемония которого представлялась ей теперь блистательной. Даже привлекательных.

Вот, например, молодой парень, который утром принёс рукопись. Перелистать её у неё по понятным причинам, конечно же, не было времени. А он не просто ничего. Он как раз что нужно. И скромный. И обаятельный. И свой в доску. И на неё так посмотрел, что, если бы не запарка… Будь он к тому же талантливый, она, пожалуй… Хотя, само собой, это не имеет значения. Не откладывая в долгий ящик, Лариска бросилась доставать рукопись из шкафа с недавно поступившими и залежавшимися работами и уткнулась в неё.

С первых же слов повесть захватила её. Слог. Мастерство, с которым была построена завязка. Яркость и образность изложения. Ни на что прежнее не похожий сюжет. Блеск. Красота. На голову выше других. Ему, а не отобранным победителям, следовало вручать награду. Поддавшись настроению, она дрожащей рукой набрала номер его мобильника, оставленный на титульном листе. Услышав голос, который на этот раз к тому же показался ей на порядок более приятным и романтичным, она, не задумываясь, выпалила:

– Прочитала. Влюбилась. Восторг. Гениально. Готова в любое время увидеться и поговорить.

В ответ услышала:

– Вы девушка моей мечты. Самая красивая и обворожительная на свете. Единственная. С того момента, как Вас увидел, только о Вас и думаю. Будьте моей женой!

Одна судьба, таким образом, вернее две, были устроены. Этот вечер влюбленные провели вместе и больше уже никогда не расставались. Никогда-никогда.

Утром ни свет, ни заря они устроились в родном ТСПЛиДе. За несколько часов совместно подправили то, что надо было доделать и поменять в творении Женьки – в близких ему научных кругах известного как серьезный и авторитетный Евгений Борисович. Затем принялись штудировать все остальные накопившиеся в шкафчике рукописи. Ещё две из них они отобрали в качестве заслуживающих публикации вне очереди. После чего принялись обзванивать членов бюро и активных рядовых деятелей Союза.

Предложение, которое они просили их поддержать, выглядело вполне здравым. Они ратовали за то, чтобы, наряду со всеми другими номинациями, отобрать лучшие вещи, которые те или иные ведущие издательства выпустили бы молнией и более массовыми тиражами. Говорили, что все имеющиеся рукописи отрецензированы. Самые достойные уже отобраны и размещены на закрытом корпоративном сайте ТСПЛиДа для ознакомления. Просили поддержать. Приводили столь убедительные аргументы, что не согласиться с их инициативой выглядело даже неприличным. Заручившись твердым обещанием, переходили к следующим по списку.

В итоге к началу церемонии успешное прохождение их начинания было практически гарантировано. А парочка отобранных ими других кандидатов на роль лауреатов в новой номинации уже сидели в ТСПЛиДе и в шутку клятвенно заверяли, что будут их во всем слушаться и во всем помогать.

Теперь, когда всё было улажено, конверты с именами победителей во всех номинациях заготовлены, круг номинаций расширен, проблема с подарками рассосалась самым дивным образом, а высокие сановники подтвердили своё участие, церемонию можно было начинать. Ничего больше не опасаясь. Тем более что к назначенному времени народ собрался – яблоку негде было упасть. Камеры центральных телеканалов расставили. Основная масса приглашенных, за исключением двух-трех имен, съехалась.

Обычно, вопреки всем оговоренным сценариям, открытие церемонии бесконечно откладывали. На час, два, бывало, и на три. До зубовного скрежета ждали главного – он же всё не приезжал. Вместо него появлялась скорая, бравшая на себя заботу о стариках, поскольку уже вскоре от духоты и все повышающегося градуса напряжения они принимались падать в обморок один за другим.

На этот раз и в этом отношении всё волшебным образом поменялось – спасибо Лариске и Женечке, плотно поработавшим с головкой Союза. Председатель обратился к залу с вопросом, что делать. Народ дружно закричал: «Начинать!» И церемонию, вызвав гвалт и полнейший переполох у протокола и журналистского сословия, тут же открыли.

О том, как купировать вторую опасность, которой стандартно подвергалась встреча пишущей братии, Лариска и Женечка тоже позаботились. У председателя была заготовлена бумажка, которую он собирался долго и нудно зачитывать. Под нарастающий гул и раздражение в зале от обманутых надежд на что-то легкое и менее забюрократизированное. Лариса Петровна, взяв на себя роль ведущей – благо никто не оспаривал – сыграла на опережение. Звучным и от того ещё более бархатистым голосом вполне удовлетворенной жизнью женщины она объявила, что все годы ТСПЛиД себя обделял, забывая подумать о тех, кто для него и для литературы и нравственности значат так много. В этом году Союз, наконец-то, сумел исправиться и учредил медаль за заслуги перед любовью и добротой. Выбит самый первый экземпляр. Он по праву вручается председателю.

Под бурные аплодисменты и поощрительные выкрики она повесила ему на шею медаль на длинной алой ленте, позаимствованной у друзей из спортивной ассоциации, и заставила взять в руки и показать всем подарок с возвышающимся над ним нимбом. Стоило председателю окунуть голову в сияние, исходящее от магического горшочка, как он моментально преобразился. Мешковатый костюм, который он носил, не снимая, сколько его помнили, разгладился. Озабоченное выражение, с которым он всегда на всех смотрел, исчезло. Глаза, помолодевшие лет на много, заискрились.

Председатель демонстративно порвал заготовленные листочки и заговорил так, как общаются между собой люди, давно и хорошо друг друга знающие и любящие. Он беззлобно пошутил по поводу властей, которые до сих пор так и не поняли, что ничего стоящего в мире, помимо любви и доброты, не существует. Попенял меценатам, пытающимся проскочить в игольное ушко вместо того, чтобы уразуметь, что к чему, и просто творить добро. Даже если они на него органически не способны.

А потом простыми доходчивыми словами рассказал о том, чем живет Союз. Что за истекший год произошло хорошего. Кого чем и за что наградили. Какие книги вызвали резонанс. Какие новые имена появились и засияли на литературном небосклоне. Что удачно экранизировали. Чем порадовали другие творческие союзы, близкие любви и доброте по духу. Кого из своих и по ошибке состоящих в конкурирующих структурах он советовал бы почитать. И вообще, что нужно для того, чтобы и самому быть счастливым и не портить жизнь другим – что удается лишь тем, для кого любовь и доброта превыше всего.

Затем, совсем уж осмелев, под умильное всхлипывание женского сословия заявил, что всю жизнь любил свою помощницу – она тоже сидит вместе со всеми в зале и слышит его. Но любил тайно. Скрывая. Боясь признаться. Завидуя всем другим и сомневаясь в себе. А сегодня больше не боится, поскольку только любовь придает жизни смысл, и он благодарен судьбе за то, что она ему её дала. Пусть и неразделенную.

Дальше началось вовсе немыслимое. Помощница рванула с галерки к председателю через весь зал, расталкивая журналистов и переднескамеечников. Выхватила у него микрофон и закричала, что никакую не неразделенную. Что она точно так же всю жизнь его любит. Точно так же страшилась пересудов. Боялась быть отвергнутой или оказаться одной из десятков пассий, которые у него, наверняка, имелись. Считала себя для него недостаточно привлекательной.

Действительно, в среде литераторов она считалась синим чулком. Сухарем. Замороженной общественницей. Никем вообще не воспринималась в качестве женщины. А тут все увидели, что она на самом деле очень даже ничего. И милашка. И фигуристая. И в самом соку. А когда председатель и помощница на глазах всего зала и всей страны замерли в бесконечном поцелуе, с удовольствием вняли её призыву последовать их примеру и тоже бросились целоваться со всеми, до кого удавалось дотянуться. Так что у стоящих за кинокамерами, к восторгу медийного начальства, обожающего любого рода сенсации, появилось, наконец, чем, кроме убийств, пожаров, бомбежек и разоблачений, огорошить смотрящую публику.

Ларисе Петровне с большим трудом удалось успокоить зал. При других обстоятельствах она дала бы народу больше времени порезвиться и насладиться моментом, но требовалось там много еще успеть. Давно пора было переходить к поздравлению лауреатов и обмену ответными речами. Иначе церемония награждения грозила затянуться до глубокой ночи.

Первым чествовали лучшего в номинации за классно закрученный сюжет и неразгадываемую интригу. Лауреата братья по цеху знали, как облупленного. Он отличался потрясающей плодовитостью. Его любили все издательства и сражались между собой за его благосклонность. Каждый год он выпускал по книге. И не какую-нибудь халтуру, а бестселлеры, на которых им удавалось неплохо заработать. Единственно, все его творения ужасно походили друг на друга. Как близнецы. Но это второстепенно. Главное – они расходились в момент. Пользовались популярностью. Библиотеки заказывали их наперебой. А это львиная часть тиража. Обойти признанного лидера значило бы для ТСПЛиДа выстрелить себе в одно место.

Свой брат писатель его, однако, недолюбливал. Он слыл занудой. Никогда ни для кого ничего не делал. Успехом ни с кем не делился. Сюжеты строил вокруг любви несчастной и трагической. Как будто пропагандируя именно темную сторону чувства. Свои романы доверху набивал трупами. Насилием. В основном на сексуальной почве. Описанием зверств. Убийствами. Самоубийствами. Событиями самыми гадостными и извращенными. Короче, вовсю паразитировал на волшебной теме любви. До добра ему было как от Лиссабона до Владивостока.

Поэтому, будь у помещения несколько дверей, на его ответную речь не осталось бы и половины аудитории. Но аксакал пера и топора потряс всех. Хлебнув искрящегося сияния из врученного ему магического горшочка, он расчувствовался.

– Друзья, – провозгласил он, утирая набежавшую слезу. – Правильно вы меня ругаете и поносите. За дело. Хлеще надо. Бескомпромисснее. Всё, что я писал до сих пор, – полнейшее дерьмо. Гнусное. Зловонное. Омерзительное. Самого с души воротит. И по жизни – не лучше. О других никогда не думал. Ни о вас, братья мои по цеху, ни о читателях. Ничего по-настоящему доброго за все годы ремесла не сделал. Простите меня за это, если сможете. Искуплю. Воистину, искуплю. Обещаю. С сегодняшнего дня начинаю новую жизнь. Создам фонд содействия пишущим о любви и доброте. Запрягу в него всех издателей – пусть делятся. Всех, в ком ещё сохранилось. Сообща начнем потихоньку перестраивать наше общество, погрязшее в себялюбии, бездуховности и пофигизме. Присоединяйтесь. А писать отныне буду только о светлом. Чистом. Согревающем душу. Чтобы лечь в гроб не стыдно было. Благословите!

Овацию намечающийся классик отечественной словесности сорвал такую, какой под гостеприимными сводами ТСПЛиДа отродясь не слыхивали. Атмосфера в зале создалась совсем уж экзальтированная. Очень кстати, поскольку ведущие перешли к объявлению результатов конкурса в номинации за неортодоксальное раскрытие эротического содержания любви.

Впав в состояние нирваны после первого же погружения в загадочное сияние, исходящее от врученного ему магического горшочка, победитель успел произнести буквально несколько фраз.

– Заниматься любовью, – изрек он с энтузиазмом, которого от него никто из присутствующих не ждал, зная его флегматичный характер, – надо везде и всегда. В любое время дня и ночи. Утром и вечером. На рассвете и на закате. Всюду. Где только подсказывает воображение. На высочайших горных вершинах и в глубочайших морских впадинах. В самолетах. Автомобилях. Поездах. На сеновалах и круизных лайнерах. Дельтапланах, велосипедах и мотоциклах. Ели сумеете. Любовь – это всё. Это благословение Божие. Ничего лучше он не создал, как ни старался. Ни он. Ни его последователи. Ни человечество. За всю многотысячелетнюю свою историю. Всё, что я писал до сих пор, как теперь понимаю, получалось статичным. Пресноватым. Не дотягивало. Воспринимаю сегодняшнее награждение в качестве аванса. Отработаю. Обещаю, когда станете читать то, за что примусь сразу после завершения церемонии, будет бить вас током в миллион вольт. Не меньше. Я такое напишу и напридумаю – вы в своих самых смелых грезах и сновидениях не отваживались.

Его прервали нестройные хлопки, свист и улюлюканье. Чувству обиды, охватившему его, не было предела. Он так много ещё хотел сказать. Рассказать народу, что такое секс и как им правильно заниматься. Что делать, чтобы парить, словно на крыльях. Объяснить, что люди так любят друг друга, как они ведут себя в постели. Но тут сообразил, что свист и улюлюканье адресованы вовсе не ему. Так союзники встречали высокого гостя.

Не обращая ни на кого внимание, он проследовал на трибуну, и собрался было сразу взять слово. Но Лариса Петровна вновь успела сыграть на опережение. Она действовала быстро и эффективно. Уже понимая, какими удивительными свойствами обладают магические горшочки, она буквально за тридцать секунд приняла его в почетные члены ТСПЛиДа, объявила лауреатом и вручила подарок. Ничего не подозревая, он вобрал в себя сияние магического горшочка, и снова, как и в случае с простыми смертными, случилось чудо. Сперва на том месте, где он стоял, появилось одновременно с десяток похожих на него фигурок. Затем они, как матрешка, со скрежетом и матерком вошли друг в друга. Пауза затянулась очень ненадолго. Сразу же на лице первого появилось хитровато благостное выражение. Он присел на краешек стола и возвестил в снятый с подставки микрофон:

– Всё! Решено! Ухожу в отставку. Сегодня же согласую кандидатуру преемника. Хочу быть таким же, как вы. Посвятить себя любви и добру. Не понимаю, что мешало мне сделать это раньше.

Не пугайтесь – шучу. Без меня никакая новая культурная политика не получится. Поделюсь с вами её будущими контурами.

Через месяц начинаем новую культурную революцию. Какое-то время уйдет на её подготовку, продумывание деталей, придание всему последовательного и системного характера. Она необходима. Давно назрела. Без неё проиграем в развернувшейся в мире конкурентной борьбе на выживание. Не впишемся в нарождающийся новый технологический уклад.

Конечная цель революции – утвердить любовь и доброту в качестве высшей ценности. Мы, наше общество, забыли, что такое настоящая, истинная любовь. Довольствуемся её суррогатом. Тягу к доброте превратили в посмешище. Отдали страну на разграбление упырям. Утратили понимание нетленного. В себе и окружающих.

В центр всего надо поставить уважение к человеку. Чтобы вся государственная бюрократическая машина только на него и работала. Чувство собственного достоинства вновь сделалось мерилом всех вещей. Каждый испытывал удовлетворение от того, как к нему относятся. На работе. В присутственных местах. На публике. Чтобы он повсюду чувствовал себя комфортно. Чтобы мы улыбались друг другу и здоровались с незнакомыми людьми. Человеческая гниль, пренебрежение, рвачество навсегда были изжиты. Выкорчеваны с корнем. Утратили право на существование.

Творческие люди, писатели, художники, дизайнеры, испытатели, ученые, учителя были бы подняты на пьедестал. Все имеющиеся у общества средства не растаскивались бы по углам, а вкладывались в будущее. В новую экономику. Стартапы. Человеческий капитал.

Мешающее этому законодательство поменяем. Внесем изменения в налоговый кодекс. Финансовые правила. Бюджетную процедуру. Функционирование банковской системы. Перепишем задачи, стоящие перед контролирующими, всё проверяющими и стимулирующими органами. Перед службами безопасности.

Надо, чтобы мы все из потребителей и просителей превратились в творцов и меценатов. Чтобы все были одновременно и узкими высококлассными профессионалами, и частично писателями, художниками, учеными, всем понемножку. Я тоже к этому буду стремиться. Уже с сегодняшнего дня. Поверьте. Не перегибаю.

Тогда сможем создать общество совместного производства и потребления всего на свете, о чём безнадежно мечтали все те, кто пробовали до нас. Честь им и хвала.

Начнем с детских садов и младших классов. Чтобы это сидело у нас в печенках. Вошло в ДНК. Проникло в подсознание. Преуспеем – за будущие поколения можно будет не волноваться.

Сам закончил. Что тут началось! Как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать. Ведомые Лариской и Женькой, пишущие о любви и доброте прорвались к трибуне, подхватили его на руки и стали подбрасывать в воздух. Под дружное одобрительное гудение остальных. Всхлипывания. Нечленораздельные выкрики – все сугубо позитивного характера.

Нет нужды упоминать, что все последующие ораторы, как получившие, так и не получившие горшочки, добавляли лишь эмоциональный хворост во всеобщее ликование и делились своим видением того, как строить общество, основанное на любви и доброте. Тем, что они лично для него сделают…

– Ну и наломала ты дров, – добродушно пожурила мамулька маленькую Эолку, выключая телевизор. – Похоже, весь ход мировой истории изменила. Очень достойных людей сделала счастливыми. Кстати, в полном соответствии с призванием феи. Вновь вернула в наш мир и мир людей любовь и доброту. Восстановила их в правах. И с помощью чего? Щепотки песка, солнечного лучика и частички своей души. Здорово у тебя получилось.

– Спасибо, мамулик! Я люблю тебя. Сильно-сильно. Ты всегда такие слова хорошие находишь. А горшочки – действительно клево. То-то ещё будет, когда Дед Мороз и Санта Клаус в их сияние свои новогодние подарки окунут.

Желаю, чтобы они никого ими не обделили. Чтобы у всех добрых людей жизнь сложилась так, как им самим хочется. Как у Лариски и Женечки. Чтобы все были счастливы. Уже в наступающем 2017 году!

Присоединяюсь!

© Н.И. ТНЭЛМ