Канун судного дня


Как здорово, что какие-то документы засекречивают. До сих пор. Казалось бы, век Интернета и видеокамер. Старший брат следит за каждым нашим шагом. Каждым словом. Желанием. Даже состоянием души. А правительства по-прежнему прячут от людей за десятком замков что-то самое интересное. Важное. Вдохновляющее. Или пугающее.

Как замечательно, что есть личные архивы! И завещания, в которых разрешается вскрыть конверт с бумагами или что-то расшифровать по прошествии 50, а то и 100 лет. Или если произойдет что-то такое, чего наши предки обоснованно опасались.

Это значит, нас окружают тайны. Мир соткан из них. Он наполнен мириадами разнокалиберных «если». Пропитан еще не сбывшимся и предначертанным. Они добавляют соль и перец во все те кушанья, которыми нас потчует современная цивилизация. Заставляют биться сердца в предчувствии новых удивительных открытий. Чего-то совершенно нового. Неизведанного. Зовут не останавливаться. Требуют искать. Находить. Удивляться. И удивлять.

Я вам рассказывал про моего доброго знакомого, который недавно завершил инвентаризацию спецхрана института древней истории. Вот еще одна исповедь, которую он мне передал. На этот раз из личного архива одного очень достойного человека, который буквально днями стал доступен. Для избранных. Но всего на одно короткое мгновение. Почти тотчас же он исчез. Сгинул. Испарился. Может быть, прочитав текст, вы поймете, почему. Ничего в нем не менял. Только сделал перевод и по понятным причинам убрал особенно интимные подробности. Итак…

… Ника ворвалась в мою размеренную жизнь, как удар ножа, который взрезает древний холст, веками мирно провисевший на бесцветной стене. Бушующая водная стихия, которую наивно пытались сдержать тщедушной плотиной. Лесной пожар, не знающий ни преград, ни снисхождения.

Обжигающий огонь нашей первой встречи со временем делался лишь сильнее. Жарче. Неуемнее. Это был неопадающий протуберанец. Выброс лавы, смеющейся над тем, что когда-нибудь следовало бы и застыть. Високосный год с его нагромождением бед и несчастий, превратившихся вдруг в триумфы и свершения.

В том, о чем мечтали я и мои друзья, и в том, чем мы занимались, ей не понадобилось ничего менять. Ломать. Перестраивать. Ника придала всему лишь несколько большую стройность и целеустремленность. Помогла нам разобраться в самих себе и взять свою судьбу, а, может, и не только ее, в свои руки.

Уже через несколько месяцев наша экспедиция двигалась на север, пробираясь все выше и выше в горы по тем самым местам, которые столь блистательно изображены на бессмертных полотнах братьев Рерихов. Только, может быть, чуть-чуть левее. Или правее. Ника сделала непоколебимой нашу уверенность в том, что где-то там, за пиками и вершинами, ледниками и обрывами спрятана земля наших древних предков. Там живут Хранители. Находится единственный и неповторимый центр духовной энергии Земли.

Судя по тому, что с нами происходит, он в опасности. Ему нужно помочь. Его надо спасти. Открыть людям. Восстановить былую связь между нами. Чтобы лампадка снова зажглась. Таинство свершилось. И мы вновь, как когда-то очень давно, стали единым целым. Священным. Прекрасным. Неразрывным.

Для Ники это было символом веры. Ее кредо. Призванием. Может быть, поэтому ее выбор пал на меня. Я мог собрать вокруг себя всех, кто нам был нужен для экспедиции. Лучших. Сильных. Отважных. Знающих. Всё организовать. Немаловажная деталь. Ведь логистика потребовалась совершенно безумная. Сломать административные препоны. Договориться о международном сотрудничестве. Придать тому, что недруги в глаза называли беспринципным авантюризмом, лоск крупнейшего эпохального изыскательского проекта.

Но я был не в накладе. Такой подарок судьбы, как Ника, такой восторг и такое искушение, выпадают одному на сотню миллионов. А возможность потягаться с провидением, которое наглухо закрыло дорогу к Святилищу для всех моих соперников и предшественников, и подарить людям разгадку и этой тайны, наподобие таинства огня, я не променял бы ни на что на свете.

Ника и сама была загадкой, тайной и таинством. Одно из наиболее могущественных ответвлений нашей общей религии сделало ее своим лидером. Будь я среди тех, кто принимал решение, она получила бы на один голос больше. Более совершенного сочетания красоты и энтузиазма, веры и компетентности, силы и обаяния во главе чего-либо влиятельного и стоящего никогда в жизни не видел. И, к моему безмерному огорчению, больше не увижу. Наверное. Но обо всем по порядку. Ей дали мандат действовать. Она поделилась им со мной. С нами.

Вот когда пригодился наш опыт всех предыдущих экспедиций. Полевых и геологоразведочных работ. Покорений неприступных вершин. Погружений на дно Великого Ледовитого и во впадины Атлантики. Сплава по Амазонке и Ангаре. Шатаний по всем тем местам, куда до нас не ступала нога цивилизованного человека.

Но, увы, мы взвалили на плечи неподъемную ношу. Тропы, по которым нам пришлось идти, считались непроходимыми. Также как и топи, которые мы вынуждены были огибать. Скалы, на которые мы карабкались. Глубочайшие, непонятно откуда бравшиеся каньоны, которые мы все равно преодолевали. К этому еще нужно добавить дикие грозы, сопровождавшиеся все разрушающими ливнями. Лавины. Сели. Камнепады. Все они будто бы дожидались именно нас. Нашего появления. Чтобы обрушиться на экспедицию со всей своей необузданной природной мощью. Неожиданные и непредвиденные перепады температур, которые заставляли избавиться от того, что затем требовалось буквально через несколько часов.

Однако природа – это не так страшно. К ней нам легче всего было приспособиться. Все-таки мы с ней были в интимных отношениях столько лет. Сложнее было с многочисленными силками, расставленными на нашем пути какой-то непонятной и от этого еще более зловещей силой. Западни выбивали из наших рядов одного за другим. Стоило только зазеваться. Хотя бы на миг. А ведь нельзя же быть настороже все 24 часа в сутки. Даже когда спишь. Или идешь след в след за проводником.

Хуже всего были злобные заклятия, которые стоили нам вьючных животных. Поклажи. Провианта. Снаряжения. Здоровья тех, кто вызвался быть с нами и нам помогать. Колдовство было разлито вокруг с купеческой щедростью. Против него мы со своим человеческим опытом и знаниями были безоружны. Оно превращало простой валежник в непреодолимое препятствие. Небольшие холмы в высочайшие кручи. Ручейки в бушующие потоки. Родниковую воду в отраву. Обычно безобидных летучих мышей в огнедышащих драконов. Принуждало нас подолгу кружить на одном и том же месте. Вытягивало из нас все силы. Заставляло видеть то, чего никогда не было. И не видеть очевидного.

Нас становилось все меньше. Наши соратники один за другим выходили из игры. Кто-то срывался с обрыва. На кого-то нападала лихорадка. Кому-то в ногу впивалась ядовитая колючка. Кого-то скрючивало непонятно отчего. Кто-то просто падал от изнеможения. Когда нас осталось всего шестеро – я, Ника и несколько наших самых близких помощников, мы поменяли правила, которым неукоснительно следовали на протяжении всего похода.

До этого мы делили все поровну: еду, поклажу, тяготы пути. От игры в равенство пришлось отказаться. Хотя, конечно, мы предпочли бы этого не делать. У нас не было ни малейшего шанса на то чтобы пройти всем вместе. Нужно было делать выбор. С этого момента мы с Никой шли налегке. Только нам выдавался полный рацион еды. Мы больше не меняли собою дозорных.

Может быть, вообще лучше было бы сделать всё иначе – спланировать экспедицию только под нас двоих. Тогда мы обошлись бы без стольких жертв. Не потеряли бы столько жизней. Избавили себя от страшных угрызений совести, когда не менее сильных и достойных оставляли дожидаться подмоги. Проще говоря, бросали, уповая на то, что кто-то другой о них позаботится.

Как только сломались остальные четверо, и мы остались вдвоем, все изменилось как по мановению волшебной палочки. Идти вдруг стало легче. Силы вернулись к нам, будто бы некто дал нам по глотку волшебного эликсира. Воздух, которого здесь, высоко в горах, постоянно не хватало, снова упруго распирал наши легкие. Ощущение от последнего отрезка было эйфорическим. Показалось даже, что нас ждут. Неназойливо подталкивают в нужном направлении. И властители тутошних мест, наконец-то, сменили гнев на милость. Как хотелось нам думать, оценили по достоинству проявленное нами упорство и умение идти ва-банк.

С каждым шагом духовное энергетическое поле менялось вокруг нас. Становилось более плотным. Ощутимым. Приветливым. Многослойным. Трансформирующим планы реальности вокруг нас. Чтобы оглядеться, сообразить, что происходит, и перевести дух, мы решили было ненадолго остановиться. Наш маневр оказался излишним. Кто-то могущественный и неведомый, следивший за нашим приближением, тут же отреагировал. Но мягко. Неназойливо. Дабы не спугнуть и не обидеть.

«Отступать поздно, – прошелестело у нас в мозгу. – И сомневаться тоже. Вы почти пришли. Осталось сделать всего несколько шагов. А вот у цели вы или нет, судить будем позже. И совпадает ли она с предначертанным».

Мы с Никой переглянулись. В ее взгляде читались легко различимое удивление, страх и раздражение. «Ой-ой-ой, – подумал я. – Похоже, она приняла этот мыслепосыл за угрозу. Или она услышала намного больше, чем я. В любом случае, надо держаться настороже».

Я обнял ее, и она с благодарностью и облегчением прижалась ко мне. Взявшись за руки, мы продолжили путь, не переставая чувствовать чьё-то заинтересованное присутствие. Долина заканчивалась. Перед нами снова возвышалась отвесная стена, резко уходящая далеко вверх. Мы напряженно всматривались в нее, пытаясь различить потайной лаз или вход в привычные пещеры отшельника.

То, что произошло через несколько секунд, застало нас врасплох. Стена растаяла, уступив место величественным узорчатым сводам, долину же накрыл роскошный полупрозрачный матовый купол, сделавшийся их естественным органичным продолжением. Только что нас окружала дикая природа. Скорее, враждебная и бедноватая. Занавес поднялся. Мы оказались в Святилище. По роскоши убранства и удобству превосходящем любые потуги человеческого воображения.

«Присядьте с дороги», – обратился к нам двухметровый Старец. В голосе его чувствовались одновременно и снисходительная усмешка, и доброжелательность, смешанная с пониманием. По тому, как он держался, как крепки были его руки и высоко поднята голова, его можно было принять за 20-летнего Париса. Возраст выдавали лишь серебряная белизна изысканной бороды и ниспадающих волос да мудрый взгляд, пронизывающий вас насквозь. Ему с одинаковым успехом можно было дать и сто, и двести, и тысячу лет. Он возник как будто ниоткуда, пока я и Ника восторженно оглядывались окрест. Однако производил впечатление того, кто был здесь извечно. На ком все держалось. От кого все зависело.

«Не надо приветствий. Все равно вы пришли с пустыми руками. Вам многое дано, но вы в начале пути. Вы можете только просить и слушать, – продолжил он. – Поэтому подойдите к столу и перекусите, пока я буду говорить. От ментального общения с вами мне придется отказаться, чтобы вы не думали, будто я хочу вас разделить и сообщить каждому из вас разное. К такому общению вы пока не готовы».

Старец приглашающе повел рукой в сторону прекрасно сервированного восточного столика, на котором возвышалась гора яств. Сам же в течение разговора предпочел прогуливаться из стороны в сторону, как бы черпая в движении и вдохновение, и подходящие образы. По всей видимости, лекции он давно отвык читать, и теперь ему надо было сосредоточиться.

«Отдаю должное вашей смелости и упорству. Меня уже давно никто не посещал. Рад, что вам удалось прорваться. Вы заплатили за свою увлеченность высокую цену. Дорога далась вам нелегко. Вы еще даже не понимаете, насколько. Но не высшую, поскольку вы по-прежнему вместе. Хотя это поправимо.

Только услышите вы от меня отнюдь не то, на что надеялись. Все намного проще и намного сложнее, чем вы думаете. Два слова о себе. Мне не сто, двести или тысяча лет. Мне намного больше. Я здесь с самого начала и участвовал в какой-то степени в замысле Творца. Я один из его команды. Вы и ваши братья называли нас ангелами и архангелами. Только остальных Создатель забрал с собой, а меня оставил.

Я иной, чем вы. Я совсем другой. Внешность обманчива. Вместе с тем, мы очень похожи. В чем-то мы почти одинаковые. В понимании добра и зла. Все-таки у нас общие корни. В трепетном отношении к любви и дружбе, в той степени, в какой люди на них еще способны.

В буйстве чувств. В страсти, ненависти и мщении. В той клятве верности высшим ценностям, которую некоторые из ваших до сих пор помнят и умудряются блюсти.

После всего того, что было. После стольких веков. После того, как их, эти ценности, бессовестно и безоглядно предали, извратили и переиначили».

Нику передернуло. Меня, правда, тоже. Она побледнела и отъехала от стола. Старец моментально отреагировал. Как будто теплый ветерок, нежный и ласковый, подул со всех сторон. К нашему сознанию прикоснулось что-то успокаивающее и ободряющее. Когда мы снова готовы были слушать, он продолжил:

«Я слепок с этого мира и его противоречий. Я безмерно могуществен и одновременно бесконечно бессилен. Я могу все и в то же время ничего. Потому что есть высшие законы мироздания. Их нельзя нарушать. Они служат естественными ограничителями. Люди так и не поняли до конца правил нашего мира и жестоко поплатились за это».

На наших лицах отразилось то, что мы в этот момент подумали. Но Старец лишь усмехнулся в ответ. «Нет, не совсем так. В вашей истории и ваших легендах много правильных догадок. Но и не меньше вымышленного и надуманного.

Золотой век, подаренный людям, был благодатным вовсе не потому, что царило изобилие, и у людей имелось достаточно всего, чтобы удовлетворять их нужды. Не в этом дело. Золотой век был временем абсолютной свободы.

Человек познал, что такое добро и зло. Дружба и предательство. Вера и отступничество. Широта души и скаредность. Могущество и бессилие. Случайность и закономерность. Истина и ложь. Прозрение и обман. Знание и его ничтожность. Целеустремленность и безволие. Страсть и апатия.

Но устанавливать баланс между ними Творец не стал. Он доверил находить его каждому человеку в отдельности. Каждый мог выбрать для себя те пропорции, по которым он будет жить. То, сколько в его жизни будет верности или недоверия. Радости или печали. Богатства или самого насущного. Властолюбия или равенства и справедливости.

Более того, Создатель дал человеку способность анализировать нынешнюю и будущую реальности, сердцем и душой оценивать последствия своих поступков. Иначе говоря, он дал ему все для того, чтобы он мог непрестанно корректировать свой выбор. Коррелировать его с окружающим миром. Согласовывать с родными и близкими и всеми знакомыми и незнакомыми.

То есть через индивидуальные решения люди сами определяли, каким быть миру. Какими будут пропорции. Чего в нем будет больше намешано. Правды или кривды. Злобы или снисхождения. Восторга или отвращения. Возвышенного или низменного. Крови и насилия или умения договариваться. Половодья красок или серости.

Красивый замысел. Сильный. Цельный. Снимаю шляпу. Если бы получилось, Земля для всех иных миров послужила бы примером. Только под такой замысел человека другим надо было делать. Или выбирать какое-то более социальное создание. Не по Саньке шапка оказалась, как у вас принято говорить».

Старец ненадолго задумался, пояснять нам, что произошло или нет, и Ника не удержалась от естественной для нее реплики: «Фантастика! То есть получается, замысел безупречен. Создатель выше критики. Он же Всевышний. Как и вы. Он иной. А вот человек подкачал. Во всем виноваты его несовершенства, и только они».

Старец недоумевающе посмотрел на Нику. В глазах его что-то зажглось, что-то, безошибочно подтверждающее, что он иной. Легкое потикивание в голове подсказало, судя по выражению лица Ники, что в таком ключе слова Старца лучше не комментировать. Но сам он лишь снисходительно улыбнулся:

«Вот именно. Замысел был сверстан под хотя бы наполовину идеального человека. Хомо сапиенса разумного. Рассчитан на светлые стороны его души. На то, что в каждом из вас есть искорка Творца. Она камертон. Она возобладает. И так будет всегда и во всем. Увы, темная сторона на поверку оказалась более притягательной.

И в этом отношении человек сделал свой выбор. Сам. Собственноручно. Никто его специально не соблазнял и не подучивал. Оставим домыслы на совести тех, кто их придумал, дабы найти оправдание. Ведь Создатель предложил ему абсолютную свободу. Возможность выбора во всем. Во всех его проявлениях.

То, что получилось у человека самостоятельно, лучше не описывать. Страшнее, грязнее, кровожаднее, антигуманнее просто не придумать. Тот мир мы полностью уничтожили. Вырвали сорняк с корнем, чтобы ничего из него не просочилось в тот мир, который мы построили на его месте. В надежде на то, что все теперь будет иначе. Что мы запустим эволюционную модель, и замысел Создателя все же осуществится: в каждом из живущих на Земле пробудится Творец, и вы все же возьмете будущее планеты и судьбу цивилизации в свои руки. Не сразу. Не вдруг. А по прошествии веков. Испытав все горести и несчастья, какие только можно себе представить. Теряя и приобретая вновь. Накапливая знания и выковывая характер. Пока предначертанное не случится.

На переходный период следить за балансом, управлять им оставили меня. Только, конечно, так, чтобы об этом никто не знал. Ни в этом мире. Ни в любом ином. Окружили близлежащие места легендами и преданиями, чтобы сбить с толку. Защитили лентами Мёбиуса. Экранировали от любого информационного контакта. Обволокли магией. Как видите, сработало. Будет работать и впредь. Ведь с помощью одной лишь технологии выйти на наш уровень могущества или хотя бы приблизиться к нему невозможно».

Я думал, что Ника не вытерпит и, несмотря на предупреждение, съязвит что-нибудь по поводу того, что мы же прорвались в столь надежно защищенную «потустороннюю» крепость. Но она задала совсем другой вопрос: «И как, удается выдерживать баланс?»

Старец вновь посмотрел на нее долгим внимательным изучающим взглядом, подошел к столу, приглашающе пододвинул ей вазу с экзотическими фруктами и на этот раз без тени иронии ответил: «Плохо! Из рук вон плохо». Мы застыли в ожидании продолжения, словно парализованные. Ника, видимо, испугалась, что его не последует, и поторопила Хозяина: «Объясните!» Увидев маску, в которой застыло лицо Старца, тотчас же добавила: «Пожалуйста. Нам ведь так важно понять именно то, что вы хотите сказать. Не переврать. Не исковеркать».

Выражение лица Старца сразу же смягчилось, глаза подобрели, и он принялся нам растолковывать нехитрую человеческую историю. Только прожитую Гением, пытавшимся тормозить или подталкивать ее.

«Управлять балансом из единого центра, – заговорил он в задумчивости, не столько обращаясь к нам, сколько как бы советуясь с самим собой, – безумно трудно. Почти невозможно. Я убедился в этом с самого начала. Но Создатель и все остальные уже ушли. Вернуть их было нереально. Это противоречило бы всей логике того, что мы задумали.

Поэтому я решил для себя, что буду неустанно пробовать. Пытаться. Экспериментировать. Подбрасывать человечеству идеи и варианты, выводящие вас обратно на стезю Творца. К моему глубочайшему сожалению, игра, как и прежде, шла в одни ворота.

Не буду утомлять вас пересказом вашей собственной истории. Ограничусь лишь несколькими примерами. Я надоумил людей изобрести деньги как мерило всех вещей, способное связать между собой самые разные племена и зародыши разнообразных цивилизаций. Вы изобрели их – честь вам и хвала. Но целью своей жизни положили обирать всех остальных и грести все под себя.

Я придумал за вас учредить власть, чтобы прекратить братоубийственные распри и войну всех против всех. Остановить беспредел. Навести на Земле хоть какое-то подобие порядка. Договориться, что все будут почитать закон и подчиняться ему. Вы продолжили избивать друг друга. Только теперь под прикрытием и во имя закона. Причем еще более рьяно. И бескомпромиссно.

Отчаявшись, я навлек на людей пандемии оспы и чумы и спровоцировал фанатически безоглядные религиозные смуты, которые выкосили чудовищную часть населения, чтобы вы осознали. Ужаснулись. В конце концов, поклялись: «никогда больше». Однако уже спустя всего лишь несколько веков вы придумали концлагеря и особенно изощренные объяснения, почему надо истреблять, сжигать, уничтожать себе подобных. Ради прихоти. Извращенных высших ценностей, о которых вы сейчас с таким пафосом трубите. Утробного желания стоять над другими, помыкать ими и унижать.

Я водил пером Карла Маркса, когда он создавал свой бессмертный «Капитал». Вы еще оцените его по достоинству через поколение или два-три. Мне нужно было убедить вас в том, что жить за счет других плохо. Безнравственно. Подло. Замысел Творца совсем иной. Увы, вы превратили откровение в революционный нигилизм. Во что-то такое, что снова разъединило людей. Страны. Континенты. И обрекло на бескомпромиссное противостояние.

Чтобы сплотить людей, я рассказал вам, что вы не одиноки. Что вокруг вас есть и другие проявления разума. Правда, сильно отличающегося от вашего. Без биологического снобизма и наследственности. Без тех ограничений, которые установила для вас природа. Теперь не без содрогания жду, что из этого выйдет. Мой традиционный прогноз – ничего хорошего. Ваши спецслужбы и военные наверняка все засекретят и в тайне начнут готовиться к новому, на этот раз еще более разрушительному противостоянию».

Как-то незаметно мы с Никой дошли до точки кипения. Соглашаться со всей этой безысходностью, обвинениями, клеветой было больше нельзя. Подставлять мою любимую половинку и дальше очень не хотелось. Тем более что мы должны были чувствовать одно и то же. Поэтому я взял инициативу в свои руки:

«Постой, Друг, Бог, Хозяин, Хранитель, Архангел или как там тебя еще. Но если у тебя ничего не получается, зачем насиловать природу? Зачем выдумывать за нас и для нас все новые решения? Если все зря, почему бы тебе не уйти? Не оставить нам, мне, Нике, всем людям твое хваленое могущество. И уйти. Просто уйти. Насовсем. Изобразив все так, будто тебя никогда и не существовало».

Слова вырвались у меня спонтанно. Однако сформулировано все было четко и безукоризненно. Старцу пришлось бы очень постараться, чтобы дать на него честный вразумительный ответ. Тем не менее, Нике они откровенно не понравились. Как выяснилось, ее интересовало совсем иное. Задерживаться в очевидном, пусть только для нее, она не собиралась.

«Хозяин, – обратилась она к Старцу, ритуально встав на левое колено, – от тебя все зависит в этом мире. Ты наша совесть. Наши идеалы. Наш проект. И наше будущее.

Мы прониклись твоей безысходностью. Твоей ностальгией по Творцу. Тем, чего бы ты хотел, но не в состоянии достичь. Скажи, что дальше. Что теперь будет. Зачем ты, Всемогущий и Всепрощающий, позвал нас к себе».

На Старца это признание произвело какое-то совершенно эйфорическое действие. Может быть, он его очень ждал. Делал на него ставку. Подводил к нему Нику много-много лет.

Как бы то ни было, его гипнотизирующий голос вновь протаял в моем мозгу. Только теперь он сделался на порядок более интимным. Нежным. Возбуждающим. «Конечно же, вы здесь далеко не случайно, – шептал он. – Вы принадлежите к последнему поколению, которое по-прежнему в состоянии все изменить. Дальше провал. Деградация. Небытие. Или сейчас – или никогда.

Вы часть замысла. В отношении вас сделано исключение. Вы наделены частью моей силы. В вас заключена капелька могущества Творца. Вы тоже можете управлять балансом. Причем исключительно в позитивном ключе. Оставаясь постоянно на светлой стороне. Всей своей жизнью вы доказали, что вы готовы. У вас получается. И ваша энергетика растет от года к году.

Вы присоединились ко мне и прошли только вы, чтобы я мог опереться на вас, не нарушая таинства. Чтобы вы осознали, поняли и прониклись. В отношении вас игра шла по-честному. Вы знали, что на кону. Страница, когда вы что-то предпринимали почти вслепую, отныне перевернута.

Наше высшее предназначение – стать тремя сторонами монолитного властного треугольника. Сплести присущие нам веру, неистовство и устремленность в одну нить. Отныне действовать синхронно, удесятеряя силу каждого. Совместно запустить план «Б», цель которого – шаг за шагом перераспределить бремя управления балансом от меня к тем, кто, как и вы, способен на такое».

К моему удивлению, Ника подхватила его слова, как если бы сама над ними уже долго думала и неоднократно прокручивала их в своем мозгу. «Хозяин, даже если бы у нас был всего один шанс на тысячу помочь тебе осуществить задуманное и сделать замысел Творца реальностью, мы бы все равно встали с тобой плечом к плечу. На самом деле уверена, как и ты, в том, что ситуация намного более благоприятна. Надо проявить лишь такое же упорство, как когда мы с Диком пробивались к Святилищу.

Мандат, полученный мной от единомышленников, в том и состоит. Я останусь с тобой, чтобы придать управлению из единого центра новое качество. Дик вернется в мир людей и будет вовлекать в то общество, которое меня направило, новые легионы.

Дик, тебя все знают. Чтят. Уважают. Ты публичный игрок. После успеха экспедиции ты превратишься во всеобщего кумира. Властителя дум. Оракула. К тому же все будут сочувствовать тебе, зная, сколь большую жертву ты принес. В моем лице. Как много ты положил на алтарь.

О том, что ты, Дик, займешь мое место, мы в обществе давно уже договорились. Тебя с нетерпением ждут, чтобы подхватить и поддержать выстраданный человечеством план «Б». Распускать нюни и утрясать детали не будем – между нами сохранится установленная сейчас ментальная связь. Пора. Буду ждать тебя обратно. Во главе воинства».

Мы подошли поближе. Возложили руки друг другу на плечи. Произнесли клятву Хранителей баланса. И все исчезло.

Дальнейшее разворачивалось точь-в-точь так, как Ника и предвидела. Меня встретили как мессию. Каждое мое слово ловили и мгновенно тиражировали. Под мои знамена люди становились сотнями и тысячами. Общество, во главе которого я ее сменил, на глазах превращалось в главенствующую силу на планете.

Думать о Нике, страдать, рефлексировать физически не было ни времени, ни возможности. Я ни на секунду не оставался один. И, тем не менее, я все время задавался одними и теми же вопросами: «Тогда, в безумном смерче нашей самой первой встречи, она уже все знала и предвидела? Она выбрала меня, потому что только я мог привести ее к Святилищу? Она шла к нему, чтобы остаться? Но зачем? Была ли в этом такая уж необходимость? Или все не так, и только наша любовь, преданность и верность поддерживают ментальную связь? И она ждет, и всегда будет ждать, когда я приду, ведя за собой по тропе Творца бесчисленное воинство, и алтарь станет нашим общим Святилищем, теперь уже навсегда?»

© Н.И. ТНЭЛМ