Бег с препятствиями

Хосе лежал на диване с выключенными всевизором (последняя модификация мультифункционального телевизора), ноутбуком и телефоном – чтобы не отвлекали – и прикидывал в уме тактику действий на сегодняшний вечер. Надо было решить три сверхсложные задачки: что надеть, куда идти и как очаровать его очередную избранницу.

Это для всех других написать программку управления заводиком по производству вакуумных трубок из сверхпроводимых материалов, рассчитать траектории всех светил в пределах нескольких парсеков и их влияние на приливы и отливы на Солнце или придумать такой пазл, на отгадку которого «офисному планктону» не хватало бы и двух-трех лет добросовестного сидения на работе, было делом неподъемным. Он же такие задачки щелкал как семечки, любовно высушенные в печи и ждущие лишь ласкового прикосновения острых зубок.

У него, наоборот, не получалось с простейшими ситуациями. Надо, например, свиданку назначить или цветы купить. Плевое дело. За 30 секунд уладить можно. А он неделями мучается. Как сделать так, чтобы правильно поняли. Чтобы не обидеть. Не оскорбить. Не унизить. Чтобы, с одной стороны, даже непонятливым все было ясно. А с другой – не дать повода воспылать ей несбыточными надеждами, которые потом очень долго будут выходить ему боком бесконечными упреками, письмами и выяснением отношений с родственниками.

Правда, наш герой никогда никаким выяснением отношений ни с кем не занимался, но избежать хотел превыше всего. Поскольку воображения ему было не занимать. А в воображении ему такие сцены представлялись во всех деталях, нюансах – не приведи Господи – и всех пикантных подробностях.

Избранниц же у него было пруд пруди. Что он мужик талантливый, неординарный и далеко пойдет, если в умелые руки попадет, видно было за версту. Поэтому девахи к нему липли феноменально. Слетались как мухи на мёд. Со всех сторон. Только уворачивайся. Будто он Ален Делон, Сальваторе Адамо и Криштиану Роналду вместе взятые.

Хосе же от их авансов не отмахивался. Вел себя с ними и любезно, и раскрепощенно. Только ничего у него не получалось. С обидной регулярностью. Все его любовные похождения ничем не заканчивались. Абсолютно. Как будто его преследовал злой рок. Его это даже с какого-то момента начало тревожить. Или он чего-то не понимает. Или с ним что-то не так.

На самом деле все очень просто объяснялось. Никаким Хосе в действительности Хосе не был. Звали его Хося. Такое имя ему родители при рождении дали. Это нежное, любовно выбранное, интеллектуальное имя сформировало его от кончиков пальцев до макушки. Его восприятие жизни. Женщин. Успеха. Ответственное отношение ко всему, за что бы он ни брался. В общем то, что обозначается красивым словом "менталитет". И соответственно его поведение: он как рыба в воде чувствовал себя в сложнейших ситуациях и катастрофически терялся в простых. То, что при получении паспорта он спешно поменял сидящее у него в печенках ласковое "Хосенька" на неотразимое "Хосе", как вы понимаете, ничего не изменило.

После неизменно чередующихся между собой походов в театр, кино или на концерт девушки старательно пробивались к нему домой или затаскивали к себе в надежде на установление более прочных и содержательных отношений. Каково же было их разочарование, когда час за часом драгоценного, невозвратного времени истлевал напрасно, а Хосе, в смысле Хосенька, вместо того, чтобы заняться делом, продолжал говорить не умолкая. О том, как помочь природе и облагодетельствовать человечество. О соотношении северных и южных течений и их влиянии на маятниковые колебания температур в разных широтах. О том, какую роль играет цветность в любви или, наоборот, нелюбви наиболее мнительных кварков между собой. О самых знаменитых физиках и математиках, открытиями которых он упивался и восторгался до такой степени, что готов был рассказывать неделями. Разъясняя каждую мелкую детальку, ускользающую от непосвященных.

Причем Хосе всеми фибрами души понимал, что хватит. Пора остановиться. Избранница при последнем издыхании. Она ждет другого. Надо, хотя бы для почина, позволить ей перехватить инициативу. Но не мог. Шлюзы не закрывались. Створки заклинило. Вот не мог, и все тут.

Естественно, что мало кто из избранниц дотягивал до второго или, особенно упертые, до третьего свидания. На большее не хватало ни одной из них. Даже из тех, кто готов был втюриться в Хосе по уши только потому, что он был славный парень и умница и нравился им вопреки всему.

Однако всему есть предел. "Так продолжаться больше не может, – решил как-то Хосе, пережив особенно унизительный разрыв с такой девахой, от которой у всех окружающих и знакомых дух захватывало. – Завтрашняя свиданка станет переломной. Она, новая избранница, не такая, как все другие. Она зацепила какую-то струну в моей душе. Потерять ее я не могу себе позволить. Ради нее готов на все. И не потеряю. Вот разработаю только достойный план и буду его неукоснительно придерживаться. План будет состоять в том…".

Первоначальный план, который он набросал, получился само собой бесконечно заумным. Но он, уняв фантазию, недрогнувшей рукой удалил из него все пируэты, излишние украшения и контуры. Прошелся по нему в том же духе и второй, и третий раз. И в целом остался доволен диспозицией и намеченным ходом предстоящей кампании. Вышло предельно примитивно, к чему он так стремился, и прямо к цели.

Под ее восторженные стоны он терпеливо отмучился на поп-концерте, который в этом сезоне был самым скабрезным, хитовым и скандальным, и стабильно занимал одно из первых мест в рейтинге. Потом они заглянули в гости на бокальчик вина к его старинным и все понимающим друзьям – пожилой семейной паре всемирно известных промоутеров науки, в компании которых он сразу начинал выглядеть своим парнем, остряком и балагуром. Когда же, наконец, наступил долгожданный момент, и они остались наедине, Хосе продемонстрировал неведомый ему ранее талант спринтера.

Не мешкая ни секунды, чтобы сохранить драйв и не дать возникнуть напряженности, которую снова пришлось бы разряжать все убивающим трёпом, он бросился на колени. Достал из-под дивана специально припрятанный им букет божественно красивых темно-алых роз. После этого приступил к исполнению ключевого номера программы. "Родная, – продекламировал он заранее подготовленный спич, тщательно отрепетированный им перед зеркалом. – Я люблю тебя. Безумно. Бесконечно. Я влюбился в тебя с первой нашей встречи. Это было похоже на просверк молнии. Через меня как бы прошел электрический разряд. Все в мире изменилось. Стало другим. Приобрело смысл и глубину. Я искал тебя всю жизнь. Мы созданы друг для друга. И должны быть вместе".

Хосе собирался произнести в том же духе еще несколько десятков фраз, расцвечивая свою мысль, – все-таки он столько времени убил на подготовку спича. Слава Богу, ему этого не дали. Сказанного им глубоким, убежденным, прочувствованным голосом оказалось вполне достаточно. Избранница не дала ему докончить. В экстазе Она бросилась ему на шею, опрокидывая на очень кстати постеленный толстый пушистый ковер. По издаваемым Ею всхлипываниям и повизгиваниям можно было понять, что Она тоже. То есть разделяет и чувствует. Хосе попытался было восстановить равновесие, вовремя плюнул на такие мелочи и с восторгом отдался на волю волн. Их губы отыскали друг друга и слились в поцелуе, обещающем райское блаженство…

Он парил высоко в небе. Легко и свободно. Ему не нужно было улавливать восходящие потоки воздуха. Он ни от кого и ни от чего не зависел. Так перемещаться в пространстве с любой скоростью и в любом направлении, перепрыгивая из одной сферы в другую, так играть с ватрушками облаков и подчинять ветер своим прихотям, как он, на Земле никто больше не мог. Не умел. Даже не подозревал, что подобное возможно.

Ангелы и демоны не в счет. Они проявление духа. На материальный мир они влияют. И очень сильно. Но к нему не принадлежат. Эльфы – тем более. Да, они обладают удивительными магическими способностями. Но крылья у них слабенькие. Ненамного сильнее, чем у царей пернатых и драконов. Эльфам с ним не тягаться.

Он принадлежал к племени дрефтов. Тех самых, которые вместе с древними магами и их соперниками млэнтами придали Земле ее современный облик. Они потушили самые разрушительные вулканы. Уменьшили амплитуду колебаний между ледниковыми периодами и перегревом планеты. Осуществили глобальную операцию по опреснению воды. Всего и не перечислить.

Они послужили прародителями человечества. Всех тех бесчисленных цивилизаций, память о которых сейчас утеряна. Всех других разумных существ, которых человек почти вытеснил с Земли, как кукушонок, и заставил прятаться и скрываться. Всем они отдали частички своих умений и способностей. Какие-то из них потомки сохранили. Какие-то утратили вместе с воспоминаниями об их происхождении. Дрефты же умели все. Или почти все.

Обустроив Землю и оставив ее потомкам в почти идеальном состоянии, они ушли на поиски других экзопланет, чтобы сделать их еще лучше, красивее и более приспособленными для беззаботной жизни. На Земле же оставили несколько сторожевых, они же заградительные – отрядов. Чтобы могли помогать землянам выжить по мелочам: предотвращать особенно разрушительные землетрясения; прекращать братоубийственные войны на полное взаимное уничтожение; организовывать и направлять всяческие и любые экологические движения. Если же ситуация слишком обострится – вызвать на помощь.

Он был одним из последних, оставшихся в заградительном отряде. До крайней черты человечество ситуацию, вроде бы, еще окончательно не довело, поэтому можно было расслабиться и получать от всего максимум удовольствия. Больше всего на свете он любил парить в верхних слоях атмосферы, откуда обзор оптимальный, и облетать дозором планету вдоль и поперек. Вот и сейчас он предавался своему любимому занятию. Он кайфовал. Блаженствовал. Беззаботно оттягивался по полной программе. С испытываемым им чувством легкости и свободы, могущества и востребованности ничто не могло сравниться.

Как вдруг вокруг стало твориться что-то неладное. Чудовищное. Необъяснимое. Снизу с непередаваемой скоростью ввысь взмыли тяжелые массивные стены. Черные. Страшные. Неумолимые. Они окружали его. Спеленывали пространство. Съедали его. Дробили. Уничтожали. Миг-другой – и они были повсюду. Он рванул ввысь – напрасно. Вправо-влево – с тем же эффектом. Этого не могло быть. Никак. Ни при каких обстоятельствах. Не было таких сил, которые могли бы бросить ему вызов. Не существовало ничего такого, ради чего такие стены могли появиться. Изрешетить, принизить, изничтожить пространство. Попытаться превратить дрефта в ничто. В червяка. Раба. Смерда. И тем не менее мрачная безысходная тюрьма, состоящая из бесконечного числа одиночек, окольцовывала его теперь со всех сторон. Он бросился на стену. Изо всех сил. Со всем пылом страсти и гаснущей надежды. Боль пронзила его насквозь. Конвульсии прошли по всему телу. Разряд какой-то ранее неведомой энергии ударил в голову. В целях самосохранения разум померк. Он остался в темноте. Слабый и безвольный. Наедине с вечностью…

Хосе с трудом разлепил веки. Просыпаться не хотелось. Ничего не хотелось. Все болело: руки, ноги, спина и спинной мозг. Голова была безумно тяжелой. Почти чугунной. "Что за наваждение", – прошептал он про себя. Ночной сон сверлил мозг. Он вспоминался со всеми подробностями. Ярко-ярко. Как будто Хосе пережил все наяву. Взаправду. А не в объятиях Орфея. И про дрефтов. И про заградительный отряд. И главное – про страшные стены, вырвавшиеся из земли. Ворвавшиеся в небо. Захватившие его и все поработившие.

Пока он безуспешно бился, пытаясь отыскать разумное объяснение увиденному во сне или спроецированному в его сознание, его пронзила другая, еще более пугающая мысль: где Она? Где его Избранница? Что с ним или с ними случилось. Он помнил все и во всех деталях до того момента, как их губы превратились в одно трепещущее, жаждущее продолжения, безумное существо. Потом все. Провал. Темнота.

Кое-как приняв холодный душ и приведя себя в порядок, он обследовал свое жилье. Повсюду царила безупречная чистота. Все стояло на своих местах. На ковре – ни пятнышка. Посуда вымыта. Холодильник забит. Обувь аккуратно расставлена. Никаких признаков, ни малейших намеков на вакханалию, на которую он до того так рассчитывал. Кроме того, увы, ни малейшего представления о том, что с ними произошло – с ним и его Избранницей. А произошло ли вообще что-нибудь?

Страшно волнуясь, он сбросил Ей по вотсапу нейтральное: "Ты как?" В ответ получил: "Нормально. А ты?" Чуть было не поперхнувшись, отбил: "Тоже. Вечером увидимся?" После краткой паузы, похожей на раздумье: "Не. Не выйдет. Обещала бабушку навестить. Вдвоем не получится. Она жутко строгая и любопытная. Давай лучше завтра". У него отлегло от сердца: "Заметано. Заеду за тобой. Куда – придумаем".

"Ладно, – решил он про себя. – Так или иначе у нее выведаю, что между нами случилось, если случилось. Не может же и у нее возникнуть провал в памяти. А пока пора заняться теорией".

На работу он сегодня убедил себя не ходить. Мало ли что. Вдруг по его лицу или невпопад брошенной фразе сослуживцы раскусят, что с ним что-то не так. Контракт у него был по результату, что его вполне устраивало. Поэтому он мог сидеть дома или шляться где угодно – никого это не интересовало. Имело значение только одно – итоговый результат.

Но сегодня заниматься контрактом не хотелось. Он давно обещал добрым знакомым заглянуть к ним и помочь с написанием программы. Они недавно основали какое-то очень прогрессивное политическое движение и бились над тем, чтобы придать абстрактным лозунгам, под которые они объединились, хоть какую-то вразумительную субстанцию. Классная возможность отвлечься от последних злоключений и привести мозги в порядок. "Присоединюсь к их редакционной группе, – подумал он. – Глядишь, из этого начинания что-то путное получится. Очень бы хотелось. А то тоска беспросветная. Одной физикой и математикой сыт не будешь. Надо чтобы и жизнь вокруг как-то устаканивалась. А то действительно кроме стен и одиночества ничего не останется".

Как и подобает истинным революционерам, знакомые обосновались в подвале. Правда, вполне комфортабельном. С изысками. Свежеотремонтированном. Создающим ощущение чего-то теплого и одновременно нереального. Как будто Бегущая по волнам – вовсе не плод воображения, а все не сбывшееся – вполне может состояться. Надо только очень сильно захотеть.

Хосе встретили восторженными криками, увесистыми ударами по спине и жаркими объятиями. Он вдруг почувствовал себя среди своих. Легко. Раскрепощенно. Ночное наваждение отступило и его больше не беспокоило. Хотя в голове колокольчик время от времени позванивал и предупреждал: "Будь настороже. Вокруг происходит что-то необычное и непонятное. Похоже, в игру вступили силы, о существовании, могуществе и влиянии которых ты пока ничего не знаешь".

Для начала он попросил будущих соратников рассказать ему, что они успели наваять, в чем затык, и чего от него ждут. Они, нисколько не прячась и ничего не скрывая, согласились. В двух словах получалось, что они выступают за то, чтобы отобрать у ворюг и душегубов награбленное и справедливо поделить между всеми. Маленькая закавыка – им было не совсем ясно, что именно надо отбирать, и что сделать для того, чтобы эгалитарное общество, за которое они ратовали, могло бы народиться у коррумпированных родителей и быть состоятельным.

Хосе моментально включил на полную мощность мозг будущего Нобелевского лауреата и стал размышлять вместе с ними: "Надо ухватить главное звено. Что в современном обществе служит ядром. Стержнем. Цементирующей силой. Руководящей и направляющей. Тут двух мнений быть не может. Конечно же, мир финансов. Он давно подмял под себя все другое. Вся остальная сфера услуг и реальный сектор от него полностью зависят. От оборотных средств. Кредитов. Залогов. Перезалогов. Страхования и перестрахования. Схем обеспечения. К тому же на такие простые вещи, как земля, постройки, уже созданные или еще только планируемые мощности навешиваются тысячи деривативов. Они множатся. Плодятся. Пухнут как на дрожжах. Создают видимость абсолютно несусветных средств, сделок, операций, расчетов, исчисляемых многими сотнями триллионов денежных знаков. Вот то солнечное сплетение, в которое надо бить. Удар по которому заставит систему моментально сложиться и встать на колени".

Все сгрудившиеся в подвальчике сначала вытаращили глаза, а потом дружно загалдели: "Да! Да! Конечно! Классики именно об этом и говорили. Капитал – вот наш противник. Ему мы бросаем вызов. С ним хотели бы совладать. Вопрос только все тот же – как и каким образом".

Однако повисеть в воздухе этому вопросу они сами же не дали: "Да очень просто! Это уже предлагалось и обосновывалось раньше: надо упразднить деньги, и вся недолга. Они – те путы, от которых необходимо избавиться. Которые мешают человеку стать мерилом всех вещей. Раскрепостить личность. Поменять иерархию ценностей. Чтобы не мешок с банкнотами довлел над всеми, а ум, служение и добродетель были бы путеводной звездой общества. Идеального. Альтруистического. Эгалитарного".

Тут Хосе хотел было встрять в затеянный им же разговор, но его опередили. "Эй, ребята, – вступили в обсуждение те, что постарше. – Мы все это уже проходили. Советы первым делом с деньгами и расправились. Потом страны народной демократии, то бишь социалистический лагерь, поступить так же заставили. Только ничего из этого не вышло. Стимул к конкуренции пропал. А без него никак. Все, кранты. К тому же рентные отношения никуда не исчезли. Они лишь трансформировались. Источником ренты стало государство. Соответственно, припасть к этой кормушке сделалось равносильно успеху и самореализации. Ничем новая система господства и подчинения от старой не отличалась. Ну, получилась другой. Но лишь по форме, а не по содержанию. Поэтому и загнулась, когда срок вышел. Нет, нам нужно что-то другое. Чтобы не Спартак к власти пришел – он лишь рокировкой господ ограничился, дал власть бывшим рабам, но в системе господства и подчинения ничего не поменял – а власть как таковая исчезла".

Когда время на обдумывание критических сентенций прошло, в спор ввязались те из редакционной группы, которые до сих пор хранили молчание: "Не надо придавать универсальное значение какому-то одному, пусть и длительному эксперименту. То, что у Советов не получилось сконструировать конкурентоспособное и действительно эгалитарное общество, не означает, что идея сама по себе плоха. Не получилось ее исполнение. Но это совсем другое дело. Те, кто пытаются убить, затоптать, истребить саму идею, стараются представить все таким образом, будто она обанкротилась. Бесповоротно и навсегда. Дудки. Ничего подобного. Будущее за эгалитарным обществом. Тут двух мнений быть не может, сколько бы единомыслие не насаждалось. Весь вопрос только в том, как деньги по-умному упразднить. Хосе, дело за тобой. Включай свой мозг математика. От тебя все будущее зависит. Не подкачай".

Как по команде, все глаза уставились на Хосе. У него даже возникло ощущение, будто он на приеме у рентгенолога, и сестра говорит: "Наберите воздух в легкие, а теперь не дышите. Не дышите. Не дышите. Не дышите". Он быстренько прогнал это видение. Набрал воздух в легкие. И задержал дыхание.

"Друзья, – сказал он, подумав. – Деньги – суть фетиш. Выдумка. Абстракция. Они выполняют определенную функцию. Служат мерилом всех вещей. Посредником. Между издержками, потребительской стоимостью и продажной. Средством накопления и сбережения, как в былые времена, они больше не являются. На это можно забить. Нам нужно отыскать, что вместо денег может связывать людей в процессе производства благ и их потребления.

Штаты и ЕСовцы эту истину давно усвоили. Китайцы и их последователи к этому знанию с недавних пор тоже приобщаются. Конвертируемая валюта – средство околпачивания дурачков. Те трудятся. Трудятся. Пупки надрывают. Обувают, одевают всю планету и для нее же постельное белье стирают, а доходы по-прежнему богатеньким отходят. Вот где собака зарыта. Вот, что ломать нужно".

Что именно ломать нужно, народ, естественно, не понял. Поэтому в наступившей тишине раздался голос одного из молодых, да прытких: "Слышь, Хосе, ты, это, здорово все излагаешь. Только объясни нам, грешным, ежели не брезгуешь, что именно ломать-то нужно".

Однако Хосе, взявшегося за составление нерешаемой теоремы, которая для него была теми самыми семечками, на мелкое ёрничанье и подколки уже не реагировал. "Смотрите, – продолжал он. – Хитрость заключается в том, что монеты и бумажки выпускаются для опосредования отношений между всеми участниками оборота, дабы они ни от кого не зависели и могли действовать вполне автономно, т.е. децентрализовано. Но выпускаются государством, целью которого остается не служение рынку, а господство над ним. То бишь централизация. Вседозволенность. И неподконтрольность. Таким образом, деньги в их нынешней транскрипции – сгусток противоречий. Они даны всем, чтобы те ни от кого не зависели, но печатаются теми, кто стремится к сохранению и увековечиванию своего контроля над всем и всеми. Вот в эту точку надо и нанести сокрушительный удар".

То, что Хосе нащупывает нечто нетленное, ухватившись за что можно было бы получить рычаг, о котором так мечтал Пифагор, все понимали. Но им хотелось бы понимать также, и что именно он нащупывает. Соответственно после того, как он ненадолго замолк, народ попросил у него разъяснений: в какую именно точку надо бить. Кому бить. Чем бить. Как бить. И что после того, как разобьют, останется.

Однако перебить Хосе, пустившегося в объяснения, было не так просто. У избранниц, во всяком случае, не получалось. "Тотальный контроль и централизация власти вместо свободы, самостоятельности и децентрализации – это только одна линия разлома, продолжал он. – Есть и пара других. Если разобраться, деньги – сугубо национальный инструмент взаиморасчетов. Имею в виду бумажные деньги, те, которыми в разные периоды истории и в разных странах туалеты можно было обклеивать. Они работают лишь до той поры, пока в них верят. В сами бумажки и страны, которые плодят разноцветные фантики. Перестают верить, бумажки сразу превращаются в то, что они есть на самом деле: зайчиков, слоников, деревянные и пр., от которых надо избавляться.

Деньги связывают все страны между собой. Являются единственным подлинным инструментом глобализации. Создают единый мировой рынок. Парадокс, однако, в том, что международных денег нет. В начале их возникновению мешали неразвитость и национализм. Потом все робкие попытки, под видом более тщательной проработки и изучения, пресекались на корню. Многонациональному миру, в котором многообразие производства и потребления неразрывно сплетено в единое целое, нужна международная валюта. Как воздух. Как качественная смазка любому механизму. Ее нет. Ее подменяет зеленый стандарт.

Это бред. Аберрация сознания. Непростительная ошибка лидеров СССР, которые допустили создание американцами доллароцентричной модели мировых расчетов, мировой экономики и мировых финансов без своего определяющего влияния. Не будь Бреттон-Вудса, а будь, скажем, Челябинск-3, не было бы и НАТО, и ЕС, и раскола мира на две системы и всего последующего.

Мировая финансовая система, зависящая от чиха Федрезерва, проникнута волюнтаризмом. Она однобока. Беспринципна. Неустойчива. Вместо того, чтобы гасить волны кризисов, неустанно генерирует их. Усиливает. Мультиплицирует. От кучи региональных – к первому глобальному. За которым обязательно последуют волны других.

Но это еще полбеды. Хуже всего то, что за нынешними деньгами стоит несусветное вранье. На банкнотах написано: "Обеспечивается всем достоянием" Америки или какой-то иной страны. Ложь. Наглая. Беспардонная. Ничем они не обеспечиваются и уже очень давно. За тем, чтобы на них никакие важные активы купить нельзя было, следят, как за зеницей ока. В последнее время напечатано столько денег, что, если бы не их головокружительное обесценение, все построенное и производимое на Земле десятки раз купить можно было.

Это умышленная безответственность, превращающая всю мировую финансовую систему в один огромный мыльный пузырь. Делающая национальную экономику любого потенциального конкурента страшно уязвимой. Дающая возможность спекулятивному капиталу пухнуть аки на дрожжах.

Деньги вышли из берегов. Для них не существует плотин. Они сметают все на своем пути. Речь не об отдельных локальных наводнениях. На Землю обрушился самый настоящий потоп. Опасность изменения климата, с которой все дружно сражаются, ему в подметки не годится. Потоп – наша сегодняшняя реальность. Не предположения. Не прогноз. Мы живем в обнимку с явлением, которое может поглотить нас в любой момент.

Значит, деньги надо скидывать с пьедестала по-умному. Не просто меняя шило на мыло, создавая им паллиативы и аналоги. Дополняя корзину валют международным юанем и парой–тройкой других национальных монет. Придумывая биткоины и иные электронные системы. А ставя на их место что-то совершенно другое. Исключающее концентрацию власти. Предполагающее международный механизм создания, распределения и управления. Тесно связанное с человеческими потребностями и материальной жизнью".

Зная, что на него сейчас все накинутся с новой силой, требуя ответа на вопрос о том, что он конкретно предлагает, Хосе сыграл на опережение. Перед тем, как заканчивать, он оговорился: "Разговор у нас серьезный. Обсуждение требует не одного часа. Время уже позднее. Знаю, что у вас возникла масса вопросов и вы хотели бы их задать. Но давайте отложим их на послезавтра – завтра у меня уже занято. Или когда вам удобно". Не дожидаясь реакции, он бросился прощаться и жать всем руки. Теперь все его помыслы были о завтрашнем свидании.

Как себя вести, Хосе положительно не знал. Сценарии писать, в чем он был так силен, было бессмысленно – он не понимал исходных данных. Оставалось только отдаться на волю волн. Так он и поступил. В ожидании, что Она проговорится, и все встанет на свои места.

Стараясь ничем не выдать себя и владеющее им волнение, он благосклонно согласился на Её предложение послать куда подальше традиционный поход в кино, театр или на концерт с заглядыванием на огонек к друзьям и просто погулять по парку. Походить по тенистым аллеям. Посидеть в розарии на лавочке. Послушать пару номеров в открытом Зеленом театре. Потанцевать под баян с бабушками и дедушками. Перемежая разговоры на любые темы, касающиеся только их двоих, долгими нежными поцелуями. В тени раскидистых деревьев. Под юпитерами танцевальной площадки. И вообще когда только заблагорассудится.

За этим занятием, так ничего и не поняв об их отношениях, Хосе вновь оказался с ней наедине у себя дома, как давеча. И тут все переменилось будто по мановению волшебной палочки. Стоило захлопнуться входной двери, как скромная пай-девочка, тихая и слегка влюбленная, куда-то испарилась. На ее месте образовались извержение вулкана. Все засасывающая воронка. Смерч. Десятая симфония Чайковского. Она моментально бросилась ему в объятия и прижалась своими губами к его губам совсем иначе, чем на променаде. Такой стихии можно было отдаваться ни о чем не заботясь…

Хосе снова был дрефтом и парил высоко-высоко в бездонном небе. Его наслаждению не было предела. Он блаженствовал, упиваясь своей мощью. Желаниями. Возможностью делать все, что только придет в голову. Величием его призвания. И бесконечной красотой природы, к совершенству которой его сородичи приложили руку. Упивался блаженством, как нигде и никогда. Страстно и беззаботно.

И вдруг... В следующую секунду, даже долю секунды началось светопреставление. Неведомо откуда взявшиеся смерчи расстреливали его в упор разрядами молний. Били сверху и снизу и со всех сторон одновременно. Жестоко. Беспощадно. На уничтожение. Он весь превратился в сгусток непереносимой боли. В стратостат, который проткнули сразу в тысяче мест. В истекающего кровью Прометея, в отличие от которого он не понимал лишь одного – зачем. В гонимую жуткими бестиями Европу. А по нему продолжали и продолжали колошматить, садистки всаживая одну очередь за другой.

Ни мыслей, ни желаний, ни воспоминаний о признании не осталось. Боль подавила все. Взорвав его, она наполнила собой небеса. Время. Пространство. Все сущее. Саму жизнь. "Зачем мне такая жизнь, – колотилось в его изнемогающем мозгу. – Такая она мне не нужна". Пока сознание не отключилось, уступив место гораздо более сведущему, опытному и прагматичному подсознанию.

Хосе с трудом разлепил веки на все том же диване. Все тело болело непереносимо. Голова походила на замусоренный сарай. Вместо мыслей в ней копошились только отвращение и безысходность. "Так-так, – прикрикнул он на себя. – Отставить. Что еще за кисейная барышня. Можно подумать, что всего и впрямь изрешетили очередями". Однако от такой попытки себя успокоить ему стало лишь еще тошнее.

Он вскочил. Сделал себе пару чашек ароматного вкусного кофе из удачно купленной им на большой распродаже кофеварки полного цикла. Сбегал на фитнес в соседнем доме поупражняться на снарядах. Когда же физически более-менее привел себя в норму, принялся раскидывать мозгами. Правда, сказать, что у него шибко здорово получалось, было бы преувеличением.

"Один раз вполне могло присниться черти чего, – начал он сам с собой разговор по душам. – Два – перебор. Очень подозрительный. Не иначе за этим что-то стоит. Но что?" Разговор получался какой-то уж шибко примитивный. Хосе крякнул. Походил по комнате, с трудом вспоминая все матерные слова, которые знал. Однако прерывать его не стал. Как и откладывать на потом.

"Зачем меня мордой об стол? – думал будущий Нобелевский лауреат. – Да еще так больно. Изощренно. По садистски. Чтобы испил полную чашу. Не мог вырваться. Не мог ничего сделать. Предпринять. Отбиться.

Последнее нападение – вообще подлянка жуткая. Меня определенно заманили в западню. К устроенному избиению тщательно подготовились. Продумали все детали. Чтобы не оставить ни шанса. По всему видно – работали профессионалы. Причем по-настоящему высокой пробы".

С аналитикой у него сегодня явно не затевалось. Он с негодованием посмотрел на себя в зеркало. То, что он в нем увидел, Хосе вполне устраивало. Не устраивало полнейшее нежелание недюжинного мозга включить извилины.

"Так, – сказал он себе, – попробуем зайти с другой стороны. Что мы на сегодняшний день имеем? Первое. Ничего подобного мне никогда не снилось. О существовании дрефтов, прародителей человечества и иных разумных существ на планете, никогда не слышал. Ничего о них не читал. Даже не подозревал об их существовании. С подобной гипотезой знаком лишь косвенно. По всяким фантазиям о появлении жизни на Земле".

Хосе удовлетворенно причмокнул. Мозг начинало размораживать. Хотя и непривычно медленно. Видимо, ночная травма оказалась слишком глубокой. На восстановление требовалось больше времени.

"Ага, первую зацепку имеем. Дрефты вполне могли существовать. Такая же рабочая гипотеза, как и все другие. Только свидетельств и доказательств в поддержку до сих пор не было.

А симпатичные ребята. Как все дивно устроили. Действительно, планета у нас роскошная. Красивая. Благодатная. Разнообразная. Спасибо вам за это. И радоваться жизни умели. И получать божественное наслаждение, судя по моим ощущениям. Хорошо бы понять, испытывал ли я его в действительности тоже.

Второе. Все началось, как только я познакомился с Ней. Вернее, когда принял историческое решение перестать слюнтяйничать. Иначе я бы Ее потерял. Этого я не мог допустить. Насколько Она мне дорога, почувствовал, когда объяснялся в любви. Сейчас могу себе с уверенностью признаться: в том, что говорил тогда, не было ни йоты кривды. Все так и есть. Люблю Её безумно. Похоже, не безнадежно. Только в том, что между нами было, пора разобраться. Сделаю это сегодня же. Вот и вторая зацепка есть".

Пока Хосе перетряхивал все вокруг – не путайте со словом "перетрахивал", оно совсем о другом – в поисках мобильника, чтобы сразу позвонить Суженой, ему в голову пришла еще пара умных мыслей.

"А может, объявленная мне во сне война быть каким-то образом связана с моими знакомыми альтернативщиками и нашей затеей завязать с деньгами? На первый взгляд, нет. Стартовое сновидение обрушилось на меня до моего выступления в редакционной группе. Вместе с тем, не стоит сбрасывать со счетов предупреждение братьев Стругацких о неких силах, природных, космических, неизвестно каких, противостоящих любым новшествам и открытиям, способным перевернуть мир. Конечно, все это беллетристика. Однако в каждой гениальной догадке есть доля истины. Предположим, она верна. Тогда получается, мы на верном пути. Систему удастся сломать и заменить на нечто более приличное, только если сбросить деньги с пьедестала. Обсудим сегодня вечером, как".

Хосе удалось отыскать мобильник в ванной на полочке с зубными щетками, и он поспешил набрать номер Единственной. В трубке раздалось сладостное многообещающее мурлыканье. После обязательного обмена нежностями они быстро договорились вместе выбраться к альтернативщикам – расстаться больше, чем на полдня, им становилось все труднее.

Настроение у счастливого влюбленного сразу же поднялось, но, однажды начав разбирать шахматную партию, Хосе уже не мог остановиться. "Итак, у нас есть как минимум три зацепки, – подытожил он. – Но не стоит упускать из виду еще кучу непонятностей. Спусковым крючком сновидений служат наши страстные объятия и поцелуи. Здесь должна быть какая-то причинно-следственная связь. Но она не очевидна. Далее, грань между сновидением и реальностью весьма условная. И боль, и наслаждение переживаю я. Именно я, а не моя бледная тень. Эманация. Отражение. Нечто бестелесное или что-то там еще. Над этим тоже стоит подумать. Главное – по легенде, дрефты фактически всемогущи. Или почти. Я один из них. Почему же я так легко проигрываю каждое из сражений? Позволяю супостату, кем бы он ни был, брать верх? Не сопротивляюсь? Не бью в ответ наотмашь? Предположений можно высказать очень много. Похоже, что-то мне мешает. Что-то меня останавливает. Что? Другой вариант – я боюсь своей неосторожной, неадекватной реакцией вызвать какой-то катаклизм. Выпустить на волю какие-то еще более страшные, разрушительные силы. Какие? Более рациональный и оптимистический: мне не ясен противник. Я специально играю в поддавки. Подставляюсь. Изображаю из себя беззащитность и христианскую добродетель. Мне нужно, чтобы он раскрылся. Тогда уже игра пойдет по совершенно иным правилам".

На этом Хосе пришлось поставить точку. Ему позвонили с работы и напомнили, что он уже несколько дней как не появлялся. Хосе, дабы не дразнить гусей, быстро собрался и выскочил из дома. Работой он дорожил и старался избегать неприятностей.

Его поджидал начальник отдела по контролю за персоналом. Без обиняков он признался, что это он попросил его вызвать. На работе его очень ценят. На него рассчитывают. Он ведущий. Уважаемый. Головастый. Поэтому ему позволяют любые гибкости и создают оптимальные возможности. Но есть вещи, которые зависят от руководства, и есть такие, которые нет.

Только что сверху спустили новое указание. Идиотское – неидиотское, значения не имеет. Ихнее дело – исполнять. Указание составлено крайне жестко и не допускает никаких лазеек. До первого числа всем сотрудникам предлагается подписать бумагу о том, что они не будут поддерживать никаких контактов с внесистемными политическими организациями, движениями и образованиями и перестанут встречаться с непроверенными иностранцами. Если же паче чаяния, то будут незамедлительно сообщать по начальству и куда следует.

Он, как начальник отдела, и все, кто над ним, прекрасно понимают, что это бред. Маразм. Чушь собачья. У него и так, наверняка, несмотря на то, что он будущий Нобелевский лауреат с обширными связями, никаких таких контактов нет. Но порядок есть порядок. Ему тоже предлагается подписать. Те, кто не сделают, увольняются автоматически. Без выходного пособия. Заключенные с ними контракты признаются ничтожными.

"Ух ты, – подумал Хосе, – ребята давят на все педали. Обкладывают по полной программе со всех сторон. Как тут не поверить в теорию заговора. Вообще в любую несусветную чушь".

Внешне же он ни удивления, ни недовольства или раздражения проявлять, естественно, не стал. Посочувствовал начотделу и тем, кто над ним, вот ведь, мол, такой бессмыслицей заниматься приходится. На голубом глазу заявил, что у него ничего несанкционированного по определению быть не может. Подписывать же неизвестно что и зачем пока не стал. Дескать, не к спеху. Он посоветуется сначала со старшими товарищами. Они подскажут. Сейчас ему важно было выиграть время. Оно работало на него. Но его оставалось критически мало.

Хосе еще немного покрутился на работе. Зашел за результатами сделанных им ранее запросов в вычислительный центр. Поболтал с коллегами. Ему хотелось узнать, что еще носится в воздухе. Ничего заслуживающего не носилось. Хотя, в целом, народ показался чуть более смурным, чем раньше, напыщенным и закрытым. Никто анекдоты не травил. О своих блестящих победах у женщин не распространялся. Сделанными выдающимися открытиями не бахвалился. Все выглядели усталыми и пришибленными. Но придавать этому преувеличенное значение тоже не хотелось. Люди всегда склонны воспринимать все будто бы подтверждающим сложившиеся у них предубеждения. И потом, на кризис коллеги должны же как-то реагировать.

Тем не менее Хосе пришел на встречу к альтернативщикам вдвойне озабоченным. Единственная и Ненаглядная уже ждала его там. Маленькая совещательная комната была забита. Видимо, предыдущий раунд обсуждений получил резонанс, и на новый сбежались все, кто имел к редакционной группе хоть какое-то отношение. Однако Хосе удивило не это, а то, насколько своей Богиня казалась на этом сборище, насколько органичной. Все Её знали, и Она всех знала. Все к Ней подъезжали с комплиментами, приветствиями и какими-то мелкими текущими вопросами. У Нее на всех хватало время. Всем Она уделяла внимание. Всем кивала и помогала с видимым удовольствием. Но он совсем уж оторопел, когда Ее посадили в импровизированный президиум рядом с ним.

Как только они там оказались, заседание началось – ждали лишь его. Кто-то из яйцеголовых, видимо, лидер группы, в двух словах изложил то, о чем Хосе говорил на прошлой встрече, причем вполне толково выделив главное, и передал слово гостю. Хосе поблагодарил, тепло поприветствовал собравшихся и пустился в дальнейшие объяснения.

"Чуть-чуть скорректирую свои давешние рассуждения. Деньги плохи не сами по себе. Человечество выдумало их в достопамятные времена не просто так, из любви к искусству. Самообману. Или сложностям. Они плохи тем, во что сейчас выродились. Мы пригвождаем их к позорному столбу, прежде всего за то, что они распределены чудовищно несправедливо. Абсолютно все, за мизерным исключением, имеют их или лишены лишь из-за того, что они родились в разных местах планеты и в разных семьях. Никакой их особой заслуги в этом или, напротив, вины нет.

Далее, за то, что они чудовищным образом и неизвестно кем управляются. Насмешка истории – для поддержания международного мира и безопасности есть столь влиятельная структура, как Совбез ООН. Однако первопричина всех войн, кризисов, конфликтов, нестабильности в мире – деньги. А чтобы совладать с ними ничего, действующего от имени человечества и в его интересах, не создано. Даже близко. МВФ и Всемирный банк, понятное дело, совершенно не о том.

Наконец, за то, что деньги уже давно ни с чем материальным, в частности с совокупной потребительской стоимостью всего накопленного и создаваемого в сфере производства и услуг, не связаны. За ними, если разобраться, ничего не стоит. Торговля воздухом и ничем иным.

До того, как американцы отказались от "золотого стандарта", была хотя бы видимость. С начала 1970-х все изменилось. Мир финансов играет не просто краплеными картами, но и рубашкой кверху. А все мы переживаем какую-то феерическую авантюру.

Русские мне очень импонируют. У них классные анекдоты. Лучшие – про легендарного героя Гражданской войны, известного своей удачливостью, смекалкой и находчивостью. Как-то он в Монако приезжает. Народ посмотреть и себя показать. В казино нервишки проверить и вообще по-крупному оттянуться. Рулетка ему не понравилась: играть в нее себе дороже. А вот в зале, где в двадцать одно, по-ихнему в "очко", играют, задержался. Подсел к играющим. Прикупил "двадцать". А сосед слева говорит: "У меня очко". Василий Иванович ему: "Покажь!". Тот ему в ответ: "У нас не принято. У нас на доверии все строится". Как Василий Иванович такое услышал, ему карта и поперла – "очко" за "очком". Всех обыграл. Банк сорвал. Всех разорил.

Вот американцы с тех пор в такую игру чудную играют. Теми же методами. И с тем же эффектом. Причем, если до глобального кризиса 2007-2010 годов еще как-то завуалировано, то после – совсем в наглую. Сколько в свою экономику, переложив последствия на других, включив печатный станок, впрыснули, уму непостижимо. Если же сложить те бабки, на которые японцы, англичане и отбывающие в еврозоне расстарались, такая речка полноводная, ни к чему не привязанная, получается – всех утопить можно.

Своим эффектом все это имело то, что деньги по большому счету перестали выполнять возложенные на них функции. Но не деньги вообще, а те бумажки, которыми наводнили нашу общую мировую экономику. Они рисуют неверное соотношение потребительских стоимостей между различными товарами и услугами, предлагаемыми рынком. Перестали обслуживать реальный сектор экономики: какой чудовищный пузырь надули, а спрос никак не реагирует. Стагнация, понимаете ли. И сберегать прекратили. Инфляции, вроде, нет, а покупательная способность фантиков упала ниже плинтуса. Положишь кровные в банк, а они на глазах обесцениваются. Пенсионные, страховые – все. Дернешься в сторону – в недвижимость, акции или долги суверенные – грохнуться в любой момент могут, поскольку все той же полноводной жижей пропитаны.

Чтобы прочувствовать ситуацию, надо передать ее каким-то неожиданным емким образом. Сравнением. Гиперболой. Представим себе пока непредставимое. На нас вышла некая неземная цивилизация, которую наши астрофизики и фанаты всех мастей тщетно искали многие десятилетия, и предложила с их компаниями торговать. Мол, они уже присмотрели, что с Земли может найти спрос. Предложить же готовы будут намного больше, поскольку в эстетическом и технологическом отношении ушли на тысячелетия вперед. Спрашивается, в чем они согласятся вести расчеты с нами? Что, в зеленых? Да никогда в жизни. Особенно после того, что я только что объяснил. Чтобы развитая цивилизация согласилась принимать фантики, согласилась, чтобы ее дурили, как всех нас, – естественно, это курам на смех.

Сделаем теперь следующий логический шаг. Попытаемся предположить, что они предложат нам в качестве единицы расчетов, если речь не пойдет о нашем встраивании в галактическую систему взаиморасчетов и навязывании нам в императивном порядке их валюты. Идеи есть? Догадки? Предположения? Только не такие эпатажные, как биомасса, сексуальная или мозговая энергия.

Похоже, такой единицей могут служить только наша Земля и природные ископаемые. То есть настоящий материальный ресурс. В реальности у нас есть только то, что подарили нам природа и те, кто ей помогли. Все остальное преходящее. Вспомните английский Бирмингем. Пару веков, постоянно модернизируясь, он оставался цитаделью, флагманом британской промышленности. Потом отстал и сошел с дистанции. Конечно, ему нашли чем заняться. Его перепрофилировали. Сейчас в нем учатся сотни тысяч своих и иностранных студентов. Преимущество – преподавание ведется на отличном английском языке. Но какое это убожество в историческом, культурном и архитектурном плане. У города нет исторического центра. Он лишен памятников. В нем не на что посмотреть. Другой иллюстрации применительно к потребительским ценностям в быстро меняющейся технологической среде, которые мы производим, можно не приводить.

Вы наверняка знаете аксиому познания, которой строго придерживаются в научном мире: "Нельзя познать систему, находясь внутри нее". Сказочка про инопланетян помогает взглянуть на себя со стороны. Универсальным средством сопоставления потребительских стоимостей, взаимных расчетов, стимулирования реальной экономики и накопления действительно могут служить земля и исчерпаемые природные ископаемые. Это сейчас финансовым миром они превращены в такие же потребительские стоимости, как все другое – случайное, преходящее, временное, бесследно исчезающее. Они сдвинуты на периферию экономики. По понятным причинам. Им отведена подчиненная роль.

На самом деле они способны выступать мерилом всех вещей. Для этого нужно только разработать и принять международный механизм расчетов, который бы ими обеспечивался, принципиально отличный от ныне действующего. Утвердить стандарты. Согласовать квоты. Проделать всю сопутствующую работу. Но если принять сам принцип, это уже вопрос техники и переговоров. Земля – конкретный самодостаточный ресурс. Перейдя на стандарт, в основе которого он будет лежать, вполне реально разрушить долларовую империю и создать иную. Истинную. Эгалитарную. Работающую. С помощью которой удастся отменить и заменить нынешние деньги".

Хосе закончил. И раньше его выступление изредка прерывалось выкриками и едкими замечаниями. Сейчас же начался форменный гвалт. Народ повскакивал с мест. Со всех сторон послышались уточняющие вопросы. Все в небольшой совещательной комнатке говорили одновременно. Так что председательствующему не сразу удалось взять ситуацию под контроль. Видимо, услышанные рассуждения задели народ за живое.

К вящему удивлению Хосе спокойно и уверенно помогла председательствующему восстановить спокойствие его Возлюбленная. Когда все немного успокоились, Она пояснила: "Объяснения мэтра, он же будущий Нобелевский лауреат по экономике, который поможет нам рассчитать модель функционирования предложенной им системы, можно проиллюстрировать несколькими примерами. На самом деле их гораздо больше. Возьмем геостационарную орбиту. Это ограниченный исчерпаемый ресурс, который может использоваться вечно. Создан международный механизм его распределения между странами. Установлены правила. Вы можете эксплуатировать сами. Можете, как делают многие, сдавать его в аренду. Это тот ресурс, который дает нам все типы систем позиционирования, устойчивую связь, электронное вещание, дистанционное зондирование Земли. Уже сейчас он служит крайне интересным экспериментом стабильного международного сотрудничества. Он в какой-то степени является прототипом системы, о которой говорил мэтр".

В тот вечер было высказано еще много интересных перспективных идей. Кто-то пытался расколошматить схему, изложенную Хосе, и опровергнуть предпринятый им анализ. Кто-то, наоборот, приводил все новые и новые аргументы в его пользу. Члены редакционной группы успели даже обсосать какие-то нужные им формулировки и согласовать цикл обсуждений того, как подступиться к запуску борьбы за создание новой эгалитарной системы собственности и расчетов, сколачиванию в этих целях широкого межпартийного политического фронта, организации необходимой социальной поддержки, волонтерского движения и пр.

Но все это отошло для Хосе на второй план. Голоса присутствующих доносились до него как сквозь вату. Он глаз не мог отвести от Нее. Чтобы лучше Ее видеть и не свернуть себе шею, даже поспешно перелез из президиума в креслице в первом ряду, любезно уступленное ему кем-то из завоеванных им почитателей.

"Что же все-таки между нами было? – спрашивал он себя в тысячный раз. – Как так получается, что произошедшего я не помню. Только чувства. Ощущения. Эмоции. А эти удивительные сновидения? Как странно наши пути пересеклись. Откуда Она знает "возрожденцев"? Почему во всем так здорово разбирается? Откуда у столь юной особы такая уверенность в себе и такая сила? И вообще, кто кого выбрал: я Её или Она меня?"

Все эти же вопросы он продолжал себе задавать, когда они бродили по ночному городу. Сидели в уютной кафешке какого-то из круглосуточно работающих развлекательных центров, которую он специально для Нее откопал. Добирались сквозь пробки на, в конце концов, вызванном Ею такси.

Как только за ними захлопнулась входная дверь его квартиры, повторилось то, что случилось оба предыдущих раза. Они бросились в объятия друг к другу, прижались губами в жгучем поцелуе, и мир, окружающий Хосе, растаял...

Только теперь он не блаженствовал где-то в облаках, а шел по дороге, извивающейся между гор, проложенной еще римлянами. В правой руке он держал удобную альпийскую трость с острым наконечником. Плечи оттягивал походный рюкзак с положенным в него увесистым трансмиттером. И дорога, и окружающие его горы, и зелень по сторонам были безумно красивы. Но он не обращал на них особого внимания.

Ему надо было дойти, установить трансмиттер, включить его и отправляться на выполнение следующего задания. В былые времена он перенесся бы в нужную ему точку по воздуху за несколько мгновений, но после уже двух подряд нападений, совершенных неизвестным противником, остальные дрефты попросили его не рисковать и придерживаться самых строгих предписаний конспирации и предосторожности.

Его переполняли мощь. Сила. Энергия. Хотелось отбросить все условности. Поступать как он привык. Ни на кого не оглядываться. Ничего не бояться. Ведь вместе с остальными они были истинными правителями Земли. Им провидение доверило заботиться о ней. О том, чтобы никакие козни, никакие катаклизмы не нарушили естественный ход вещей. А тут.

Он чуть отвлекся. И сразу все вокруг с непостижимой скоростью принялось меняться. Горы потекли оползнями. Зелень потускнела и увяла. Вечный римский булыжник потрескался и стал рассыпаться под ногами. Хуже того, дорога вдруг ни с того ни с сего резко взяла вверх. Трансмиттер сделался в десятки раз тяжелее, как если бы сила гравитации на Земле выросла на несколько порядков. Идти сделалось почти невозможно. Мышцы рук, ног, шеи свело. Каждая клеточка тела заболела, как если бы в него вонзили тысячи булавок и разом начали их поворачивать. Глаза застлала кровавая пелена. Его скрючивало. Давило. Пригибало.

"Этого не может быть, – мысленно шепелявил он в растерянности. – Я же дрефт. Я сгусток силы. Я всемогущ. Мне подчиняется природа. Что происходит? Что за чертовщина? Я изнемогаю. Я больше так не могу. Пусть будет как будет. Выхожу из игры". Его ноги подогнулись. Еще бы чуть-чуть, и он упал на дорогу.

И тут он почувствовал, как чьи-то заботливые руки подхватили его и поддержали. Тотчас же он испытал ощутимый прилив сил. Дрожь в коленях прошла. Красная пелена перед глазами рассеялась. А к заботливым рукам добавился нежный щекочущий голос, проясняющий сознание: "Глупышка! О своей силе и могуществе ты знаешь пока только на словах. Тебе надо учиться управлять ими. Подчинять себе. Своей воле. Своим устремлениям. Нашему общему предназначению".

Он был не один. Конечно же, не один. Это меняло все. Ставило на свои места. Придавало смысл. Тогда стоило бороться. Сражаться за все то, во что ты веришь. Что тебе дорого.

"Да, родной, – затрепетало внутри него, – мы нашли друг друга. Теперь мы вместе. И будем вместе всегда. И вместе будем противостоять попыткам сломать нашу реальность. Исказить. Трансформировать вопреки заветам наших предтеч".

На душе у него сделалось сказочно хорошо. Тепло. Спокойно. Он сосредоточился. Собрал волю в кулак. И радужное поле вокруг него вновь заиграло и заискрилось яркими первозданными красками. Он повел рукой, придавая движению ментальный посыл. И сразу давление на него, казавшееся только что непереносимым, ослабло. Горы восстановили свою изломанную линию. Зелень встала стеной. Дорога сделалась новенькой и «вылизанной», будто римляне отстроили ее только вчера.

"Да-да, милый, – нежно ласкал его родной воркующий голос, – не останавливайся! Ты можешь все. Ты знаешь все. Сбрось оковы. Откройся всем ветрам. Твори. Все будет так, как ты пожелаешь".

Отныне все делалось другим. Он больше ничего не боялся. Его ничто не могло остановить. Он сбросил трансмиттер с плеча и легко швырнул его вперед, чтобы он так, как нужно, установился за многие километры. Потом столь же легко поднялся в воздух.

Под ним простиралась Земля, планета людей, которая остро нуждалась в его помощи и защите. В том, чтобы природе ничего не угрожало. Чтобы правители в своей слепоте не завели все за последнюю черту. Чтобы те гадости и подлости, которые они учинили в последние годы, потихоньку удалось нейтрализовать. И извечная мечта всех альтруистов и идеалистов об эгалитарном обществе постепенно, шаг за шагом обрела плоть и кровь.

"Да-да, – вибрировал внутри нежный, влюбленный, любящий голос, – именно так. Родной. Желанный. Единственный мой дрефт!"

© Н.И. ТНЭЛМ