Главная > Тенденции & прогнозы > Комментарий > Европа: завершается политический цикл

Европа: завершается политический цикл

image_pdfimage_print

Бойня в Норвегии, британские погромы – только по инерции принято считать, что лето в Европе отведено отпускам, а политика берет паузу.

Если читатель пропустил или запамятовал, коротко напомню об этих событиях. В конце июля спокойную до некоторой сонности и сытую Норвегию потрясла выходка молодого соотечественника, который сначала устроил взрыв бомбы в Осло, а на следующий день хладнокровно перестрелял несколько десятков юношей и девушек, собравшихся на острове недалеко от столицы в летнем лагере, устроенном молодежной организацией правящей партии. Погибли в общей сложности 76 человек. Автор этого преступления назвал себя новым христианским рыцарем-тамплиером, объяснил свой акт необходимостью бороться с наступлением на западную цивилизацию «исламокоммунизма».

В начале августа заполыхало на Британских островах – сначала в лондонском районе Тоттенхем, а затем и в других местах. Поводом стала гибель от полицейской пули темнокожего молодого человека, предположительно преступного босса своего квартала, который открыл огонь по стражам порядка, собравшимся его задержать. Реакцией на это происшествие стали погромы и поджоги, грабежи и ночные бесчинства в неблагополучных иммигрантских районах больших городов: как будто эти люди только ждали повода. Длилось это несколько дней. В определенном смысле эти акции перекликались с «арабской весной» – антиправительственными выступлениями населения в некоторых арабских странах. Когда стало очевидно, что британская полиция не справляется с событиями, в определенный момент раздались призывы ввести в проблемные районы армию. Забавно, но это звучало на фоне требований Лондона к властям Сирии вывести армию из охваченных бунтами сирийских городов, призывами вести политический диалог с бунтовщиками.

Но не будем проводить параллели, которые слишком далеко заходят и относятся к различным реалиям. Итак, о чем говорят норвежские и британские события? Целое десятилетие европейские секретные службы, что понятно, сосредотачивались на противодействии исламскому терроризму – на волне событий 11 сентября 2001 года, военных операций в Афганистане и Ираке, борьбы с «Аль-Каидой» и иже с ними. В более широком плане речь шла об участии в так называемой войне цивилизаций, провозглашенной американским профессором Самюэлем Хантингтоном и воплощенной в политике неоконсерваторами, олицетворяемыми бывшим президентом США Джорджем Бушем. За это время европейские антитеррористы проглядели появление в собственных странах ультраправых радикалов, которые были готовы стать рядовыми и барабанщиками в этой войне цивилизаций. Только в ответном насилии они увидели способ противодействия этно-культурным последствиям миграционных процессов, формированию «Еврарабии», если пользоваться терминологией этих людей.

Доморощенные официальные правые радикалы казались им недостаточно радикальными, а правящие и официальные оппозиционные силы вообще представлялись пособниками злодеев-иммигрантов. Бойня, устроенная норвежским христианским джихадистом, вернула всех на землю. После этих событий журналисты решили заглянуть в последний по времени доклад (датирован 2010 годом) «Европола» о террористических угрозах ЕС. Выяснилось, что в пространном документе, составленном координационной структурой полицейских служб ЕС, про крайне правые угрозы говорилось скороговоркой на полутора страницах.

Английские бунты стали своего рода эхом призыва к антииммигрантской войне норвежского крестоносца. Прямой связи между этими двумя событиями, естественно, нет. Просто они отражают разные стороны одной реальности – неустроенность европейского общества после десятилетий притока иммигрантов из бывших колоний и других отдаленных уголков планеты.

В начале этого пути власти европейских стран считали, что иммигранты обеспечат промышленность и сельское хозяйство дешевой рабочей силой, которая вернется домой, когда и если в ней больше не будет нужды. Лондон вообще легко давал гражданство выходцам из стран Британского Содружества. Немцы надеялись на возвращение турок домой, к своим семьям. Французы и итальянцы попытались офранцузить и обитальянить их. Результат оказался везде одинаково плачевным. В той же Норвегии иммигранты составляют уже 10% населения. Иммигранты не европейского происхождения оказались на обочине процветающих обществ, боровшихся за соблюдение прав человека.

Об этом напомнил еще до британских бунтов умнейший американский комментатор Уильям Пфафф, который достал из забытья эпизод британской политики 1970-х годов. Тогда подававший надежды консервативный политик Энок Пауэлл потряс однопартийцев, осудив проводившееся послевоенными политиками облегченное предоставление выходцам из бывших колоний британского подданства и их устройство на Британских островах. По его мнению, этот курс со временем приведет к появлению расовых и религиозных меньшинств, которые станут источником социальной разобщенности, конфликтов и даже насилия. Свою речь Э.Пауэлл завершил ссылкой на пассаж из «Энеиды» Вергилия, в которой содержалось предупреждение о надвигающихся страшных войнах, в которых реки крови потекут в Тибре. Тогда Э.Пауэлла подвергли остракизму, осудили его высказывания, напоминает У.Пфафф, хотя вот они, «реки крови».

На такой запугивающий подход можно резонно возразить: при всей серьезности случившегося в Норвегии и Великобритании нельзя забывать, что мы имеем дело с единичными случаями, а не с массовым явлением. Совершенно верно! Крайние проявления последствий бездумной иммиграционной политики в Европе – единичны. Вместе с тем, они – словно верхушка айсберга прикрывают глубинные политические процессы, происходящие в недрах европейских обществ. Какие именно?

Рискну предположить, что мы имеем дело с постепенным сдвигом водораздела, который пролегает между политическими силами в Европе. Раньше этот водораздел проходил по классической линии – правые и левые, точнее, умеренные правые (консерваторы, христианские демократы, либералы) и умеренные левые (социалисты, лейбористы, социал-демократы). Эти силы десятилетиями чередовались у власти. Уже давно по основным вопросам между ними принципиальных разногласий нет, в том числе, в социально-экономических и внешнеполитических темах. Политическая борьба стала сводиться к соперничеству предвыборных технологий и отдельных личностей, в своей массе все более бледных и уныло политкорректных.

Видимо, эта привычная схема перестает отражать новые реалии Старого Света. Обратите внимание на рост радикальных движений, которые можно было назвать крайне правыми, если бы они честно не играли по демократическим правилам, не призывая их отменить. Более того, в отстаивании ими ценностей западной цивилизации защите демократии отводится особое место. Тем не менее, эти движения, которые правильнее определить как популистские, набирают силу, причем, и в богатых, процветающих странах. Вот данные результатов последних по времени выборов в Северной Европе: Норвегия – 22,9% (Партия прогресса); Дания – 13,8% (Датская народная партия); Финляндия – 19,1% (Партия истинных финнов). Политические силы, принадлежащие к истеблишменту тех или иных европейских стран, стараются избегать взаимодействия с ними, хотя это становится все сложнее по мере роста влияния популистов. Сколько продержится нынешнее равновесие?

Прогнозы, особенно если они не обещают катастрофу, – дело неблагодарное. Тем не менее, я попробую предложить версию относительно дальнейшего пути развития политических дебатов в европейских странах. Поворотным событием могут стать президентские выборы во Франции весной 2012 года. Во-первых, речь идет о крупнейшей стране континента, которая всегда была законодательницей моды не только на платья и брюки, но и на политику и идеологию. Поэтому французские политические зигзаги всегда влияли на всю Европу. Во-вторых, сейчас на берегах Сены складывается своего рода политический вакуум. Основные политические силы не в состоянии выдвинуть лидеров, способных вдохновить соотечественников. Французы ожидают новой схватки между нынешним не слишком популярным даже среди единомышленников президентом и кем-то из деятелей соцпартии, давно неспособной выдвинуть яркого лидера. В этой ситуации тревожным для истеблишмента образом всплывает новый лидер крайне правого «Национального фронта» Марина Ле Пен. Она унаследовала хватку своего отца, создавшего это движение и бывшего в период своего расцвета, бесспорно, лучшим оратором в стране. Но она отошла от некоторых его установок расистского плана, подхватила отдельные социально-экономические постулаты, забытые коммунистами, и смогла привлекательным образом подать новое политическое блюдо националистического толка.

Вот показательная выдержка из одного из ее выступлений в ходе высокоумной дискуссии в Париже: «Понятия левые и правые сейчас больше ничего не значат. Как левые, так и правые выступают за Европейский Союз, за сохранение евро, за продолжение политики свободной торговли и иммиграции. Настоящий водораздел сейчас пролегает между теми, кто поддерживает глобализацию, и националистами».

Вряд ли у М.Ле Пен есть шанс быть избранной президентом. Вряд ли ее позиция способна получить поддержку большинства французов. Но ее аргументы в ходе предстоящей во Франции предвыборной кампании способны не только привлечь внимание значительного числа соотечественников, но и придать новую динамику политической жизни всей Европы, моделировать дискуссию в континентальном масштабе. Помимо северных стран и Франции национал-популистские движения заметным образом представлены в Австрии, Великобритании, Венгрии, Италии, Нидерландах, Швейцарии. Тем более, что в 2011 году руководители трех крупнейших стран ЕС – Великобритании, Германии и Франции публично и независимо друг от друга признали провал политики мультикультурализма.

Не станем ли мы свидетелями запоздалого оправдания зажигательной речи Э.Пауэлла 40-летней давности?

Андрей СЕМИРЕНКО

№7-8(57), 2011

№7–8(57), 2011