Генератор истории

У человечества, прежде всего его небольшого европейского ответвления, есть множество хобби. Иногда оно отдается им с таким восторгом и упоением, что забывает обо всем на свете. И тогда грань между хобби и реальной повседневной жизнью истончается настолько, что уже не совсем понятно, где одно, а где другое.

Человечество ведет нескончаемые кровавые братоубийственные войны. Из года в год. Из поколения в поколение. И конца-края этому не видно.

Оно упивается своей исключительностью. Наподобие шимпанзе бьет себя кулаком в грудь, издавая нечленораздельные хвалебные возгласы. Мол, мы самые крутые. Венец творения. Царь природы. Само совершенство! Нам на всех углах должны стоять монументы.

И поэтому только и делает, что меряется своей избранностью, разбившись на мелкие и не такие мелкие группки и кланы. Свысока посматривающие друг на друга. Вожделея господство. Любой ценой. На худой конец, лидерство.

И одновременно посыпает себе голову пеплом. Жалобно стенает. Исходит слезами. По себе бедным. Несчастным. Невезучим. Презираемым и истязаемым. Жертвам несправедливости и неблагодарности.

Но самое любимое из них – переписывать историю. То есть каждый раз, при каждом удобном случае, по поводу и без повода, творить ее заново. Чтобы кого-то обелить, а кого-то очернить. Что-то затушевать, а что-то, наоборот, выпятить. Поражения превратить в победы. Из злодеев сделать праведников. В итоге присвоить себе то, чем никогда не обладали. К чему вообще не имели отношения. Лишь бы получилось. Только бы концы в воду.

Однако получается не всегда. Более того – чаще никогда. Со временем позолота все равно обсыпается. Неумело замазанные краски проступают наружу. Сколько бы от нее не открещивались, как бы ее не перевирали, правда пробивает себе дорогу.

А знаете почему? Нет? Честное слово? Тогда послушайте эту быль. Может, она послужит подсказкой.

… Было ранее утро. Но жгучее летнее солнце каким-то удивительным образом уже высушило от росы луговые травы и цветы. От издаваемого ими благоухания кружилась голова. За все неполные 33 года своей жизни, на которые пришлось не так уж мало всяких приключений и испытаний, Штронк никогда не чувствовал себя таким счастливым и свободным.

Он шел по едва различимой тропинке легким пружинистым шагом и наслаждался. Луговое разноцветье расстилалось направо и налево, куда хватало глаз. Бездонное небо и солнце купались в нем. Вбирали его в себя и растворялись в нем.

Все только ради Штронка. Они приглашали его плюнуть на второстепенное. Стать, как и они, частью единого полотна. Слиться с природой. Навсегда задержаться в созданной ею первозданной гармонии.

Казалось, ничего другого не существует. Ни прошлого. Ни будущего. Ни человеческой цивилизации. С ее апломбом. Претензиями. Бесконечными потугами и ложью. Только он и вечность.

Главные решения Штронк всегда принимал самостоятельно. Это лишь дилетантам и начальству могло показаться, будто он такой мягкий. Пластичный. Гуттаперчевый. Будто ради успеха он готов на любые компромиссы. И вообще предпочитает плыть по течению. Дудки! Раз за разом, играя с судьбой в прятки, Штронк приплывал именно туда, куда хотел. Куда наметил. А за приветливой улыбкой, нежным овалом лица, ясным безмятежным взором и внешне не так сильно накаченными мускулами скрывалась железная воля. Характер, закаленный не хуже дамасской стали.

Вот и это задание выпало на его долю вовсе не по воле случая или чьей-то прихоти. Он хотел, чтобы оно досталось именно ему. Немало поработал для этого. Отбрил всех остальных претендентов, способных ему помешать или набиться в напарники. Позаботился о том, чтобы любимчики "первого" оказались либо не в форме, либо уже занятыми. Где-то надавил. Где-то пожертвовал либо пешку, либо даже слона. Лишь бы выиграть партию.

Интуитивно он почувствовал: на этот раз ставки действительно высоки. От того, получится у него или нет, и как получится, будет зависеть слишком многое. С игрой в изменение истории шутить противопоказано. К ней нельзя подпускать киборгов. Ее нельзя доверять человеческим машинам без чести и совести, слепым орудиям, для которых, кроме приказа, ничего больше не существует. А значит, "разящим копьем" перемен выпало быть ему.

Но пока он упивался прелестью этого мира, как только мог. Его простотой. Гармонией. Совершенством. Впитывал в себя его любящее тепло. Мощь. Первозданность. Отключив предохранители и сенсоры своих эмоций. Переведя сознание в режим великолепного, дивного, щенячьего восторга. Ведь это состояние восторга, как и все хорошее в жизни, очень ненадолго. Оно в любой момент может оборваться. Пусть же и мозг, и тело напоследок насладятся им по-максимуму.

Штронк все так же легко и пружинисто шел вперед, но тропинка и все вокруг стремительно начали меняться. Еще недавно луговые травы и цветы колыхались у его ног. Теперь поднялись по пояс. Вот встали вровень с ним. Нависли, закрыв горизонт. Небо. Солнце.

Легкие былинки сделались необъятными стволами. Луговые цветы вымахали под облака и переплелись коронами столь плотно, что прекратили пропускать даже свет. Стало влажно. Душно. Тревожно. Под ногами захлюпала вязкая жижа. Воздух наполнили испарения. Но ягодки ждали впереди.

Из земли вылезли толстенные мосластые корни, перегораживая тропинку. Вскоре она совсем исчезла. Огромные стволы-гренадеры, еще недавно, как один, стройно тянувшиеся ввысь, скособочились и хаотично попадали в разные стороны. Откуда ни возьмись появился мокрый осклизлый бурелом. За ним ямы и канавы, в которые при любом неверном шаге путник проваливался сначала по пояс, а уже вскоре и с головой. Со всех сторон к нему потянулись острые ядовитые шипы, которым вообще неоткуда было взяться.

"Опасность, опасность, опасность, – запульсировало набатом в голове Штронка. – Здесь не пробиться. Я сбился с дороги. Надо поворачивать назад".

И тут же послышался приятный, нарочито спокойный баритон кого-то из группы поддержки с Командного центра, на котором ему пришлось просидеть не один день, готовясь к операции и отрабатывая взаимодействие: "Не дрейфь. Ты идешь в правильном направлении. Ничего такого уж нештатного приборы не регистрируют. Видимо, в испарениях появилось что-то, усиливающее воображение. Не обращай внимания. Двигай вперед".

Штронк и сам прекрасно понимал, что пути назад нет. Мир лугового благолепия исчез. Пропал. Просто так его не вернуть. Луговое разноцветье с его единением, счастьем, беззаботностью и свободой истлело и растаяло, задушенное беспощадным чертополохом. Когда-нибудь оно восстанет из пепла, возродится во всей своей красе и вновь установит свое господство до горизонта. Как скоро – зависит только от него, Штронка. Однако чтобы на него не нахлынуло чувство заброшенности и одиночества, он предпочел немножко попрепираться.

"Легко сказать – двигай, – пробурчал он. – Ни тропинки. Ни звездного неба. Никаких ориентиров. Тьма кромешная. Лучик фонарика тонет в испарениях. Что по сторонам, остается лишь угадывать. Дышать нечем. Куда сделать следующий шаг, не видно. Ни в одном блокбастере такого не было. Даже близко. В любой момент можно сгинуть. Либо сорвавшись в топь. Либо наткнувшись на предательские шипы. Вон их сколько вылезло. Лучше повернуть, пока не поздно. Или другую тропинку поискать, если…"

В ответ должно было последовать что-нибудь подбадривающее, типа: "Старина! На тебе костюмчик последнего образца. Ему никакие шипы не страшны. Тем более мелкие лужицы. Чтобы тебе было веселее, готовы аллигаторов в меню добавить и всякую крылатую нечисть. Только придется подождать чуть-чуть, пока недоработки исправим…" Или любая иная подначка такого же рода. Он уже подумывал, чем "выстрелить" по второму заходу, не обидным, но требующим незамедлительной реакции.

Как вдруг в голове раздался порыкивающий начальственный бас: "Прекратить слюнтяйство. Не до ёрничества. Выдерживаем график секунда в секунду. Иначе не пройти. И пробитый нами пространственно-временной туннель схлопнется. Тогда все годы подготовки, все бешеные затраты насмарку". Его было ни с чем не спутать. За ходом операции вживую следили высокие инстанции. За каждым шагом. Каждым вздохом. Каждым поворотом сюжета.

Штронк чертыхнулся про себя – его лишали возможности позубоскалить с коллегами, снимая тем самым все возрастающее напряжение. Но, может, и к лучшему. Отвлекаться на пустой обмен любезностями он уже не мог себе позволить. Дикая, никем не объезженная трасса требовала предельной концентрации. Неприятные сюрпризы обрушивались на него со всех сторон. Уничтожать же, расстреливать препятствия ему было строго-настрого запрещено.

Кувырок влево. Прыжок вверх. Нырок вправо. Ход маятником. Очередное препятствие благополучно оставлено позади. Потом еще одно. Второе. Двадцатое. Меняем последовательность. Идем в параллель. Возвращаемся. Только быстрее. Еще быстрее. На пределе. Стиснув зубы. Заливаясь потом, услужливо слизываемым комбинезоном. Без возможности передохнуть. Усомниться. Включить сознание. Превратившись в машину выживания. И так час за часом. Потеряв ощущение времени. На одних биостимуляторах. На взводе. Без права на ошибку. Безумие чистой воды. Когда шансов один к десяти.

И все-таки ему повезло. Сил хватило. Он прошел. Чудовищному порождению чьего-то противоестественного воображения не удалось его остановить. Чуждая реальность расступилась, и он вывалился на привычную опушку "зеленки". Перед ним расстилалась бескрайняя равнина, служащая постаментом гигантского купола. Но этого Штронк, доведенный испытанным до крайней степени изнеможения, уже не успел увидеть. Сил на то, чтобы даже просто разлепить слипающиеся глаза, у него не осталось.

"Спи, родной! – раздался у него в голове нежный, ласковый женский шепот. – Сон полностью восстановит твои силы. Удесятерит их. Откроет перед тобой новые возможности. Я об этом позабочусь. Ты этого заслужил. Теперь спешить не обязательно. Перед тобой вечность. Последующие шаги обдумаем вместе. Нам никто не сподобится помешать. Спи, любимый!". И Штронк, как если бы ему не хватало только этого бархатистого баюкающего голоса, его теплых гипнотических интонаций, моментально вырубился. Даже не успев удивиться тому, откуда и каким образом он возник в его измученном мозгу.

Но тут же чьи-то обжигающие, терпкие, сладостные губы прижались к его губам столь бесстыдным яростным поцелуем, что и мертвый восстал бы из праха. Лианы рук обвились вокруг его шеи. Дерзкое трепетное тело прижалось к его груди. Сердце бешено забилось. Подобного Штронк никогда в жизни не испытывал и не подозревал, что такое возможно. Испепеляющий электрический разряд пронзил его насквозь от макушки до кончиков пальцев. Еще один. Еще и еще.

Время остановилось и потекло вспять. Полноводные потоки истории подхватили его и понесли вглубь веков. Все страсти и эмоции выдающихся героев и жертв прошлого охватили его. Только многократно усиленные. Обнаженные. Ничем не сдерживаемые. С умопомрачительной скоростью он перевоплощался, бросаемый историей из стороны в сторону, из одной эпохи в другую, от скрупулезно выписанного на скрижалях до оставившего лишь сгустки крови и незарастающие раны, то в Гая Юлия, Антония, Октавия, Суллу, Овидия, Байрона, Наполеона, Пастернака, то в Отелло, Гамлета, Одиссея, Озириса. И тысячи, тысячи других. Безвестных, однако не менее пламенных. Безрассудных. Готовых идти до конца. Поставивших ради нее все на кон и либо выигравших, либо проигравших. Это как раз значения не имело.

Затем, как будто и этого было мало, он распался на мириады звездочек, брызг, осколков и светлячков. Превратился в пыль, туман, растрескавшуюся глину, песчаную бурю и ровным слоем лег на внутреннюю поверхность гигантского купола. Сделался его слепком. Повторением. Олицетворением.

Хранилищем всего сущего. Того, что было. Того, что есть. И что будет. И того, что, может быть, и не было. Не произошло. Не получилось. Но могло случиться. И тогда наше настоящее и будущее стали бы совсем другими. Немножко другими. Или, напротив, что отнюдь не исключено, еще более ригидными. Инерционными. Безвариантными.

Перевернутым сосудом, в котором факты, события, воззрения, планы, надежды и сумасбродства перемешались в один неподражаемый коктейль. Испить который не было дано никому. Потому что законы вечности об этом позаботились. Состоящего из бесконечных последовательностей, параллелей и их противоположностей. Из немыслимого числа ингредиентов, которые, чтобы с ними не творили, все равно оставались разрозненными, атомизированными индивидуальностями.

Чем-то прозрачным, призрачным и невидимым. Во что люди, их предки и потомки всматривались из поколения в поколение. В надежде понять себя и окружающий их мир. Узнать, во имя чего. Зачем. В чем их предназначение. Получить знамение – нужно ли восстать или рабски следовать установленному порядку вещей. И множество других ответов на вопросы, которые гложут нас. Мучают. Лишают сна, покоя и просветления. И будут сводить с ума, пока среди нас не изведутся Прометеи и все те, кому не все равно. Кто продолжает бороться. Кто мечтает вырваться из клетки. Создать что-то другое. Лучшее. Более осмысленное. Правильное. Справедливое. Или хотя бы попробовать.

Непроходимый лес лишил Штронка физических сил. Испепеляющий огонь страсти опалил его душу. Ничто в его прежней жизни, никакие тренировки, никакие обычные человеческие эмоции не могли подготовить его к подобному испытанию. Даже близко. Огонь полыхал и злобствовал, отыскивая самые дальние, самые сокровенные, самые нетронутые ее закутки. Выжигая все на своем пути. Все нежное. Девственное. Сбереженное. Человеческое. И успокоился, когда больше ничего не осталось. Хотя любой смертный и свою жизнь, и сотни других отдал бы за то, чтобы испытать подобный пожар или, по крайней мере, нечто отдаленно похожее.

Однако и непроходимые дебри он прошел. И, вопреки всему, душу и сердце сохранил нетронутыми. И дальше идти был готов, чего бы ему это ни стоило. Вот только куда идти, еще важнее – как, в этом предстояло разобраться. Либо ему самому. Либо "поводырям", уютно устроившимся в своих далеких штаб-квартирах и окопавшихся у него в голове.

Сколько прошло времени, Штронка не волновало. Его занимали проблемы поважнее. Он проснулся бодрым. Энергичным. Полным сил и энтузиазма. Однако методично, как убежденный сторонник орднунга, проверил основные системы жизнеобеспечения организма, одну за другой. Все работали безупречно. На "пятерку". Ура! Первый этап операции остался позади. Можно было приступать к следующему.

Он огляделся по сторонам и присвистнул. Сзади осталась стена, которая его больше не интересовала. Во всяком случае сейчас. Впереди во все стороны до горизонта простиралось ровное поле. Не совсем Русское поле, как у Яна Френкеля, но где-то. Естественно и органично, будто иначе и быть не могло, из него вырастал удивительный опаковый Купол. Гигантский. Чистейших геометрических линий. Величественный и зачаровывающий.

Штронк постарался всмотреться в него повнимательнее и в недоумении протер глаза. Сначала ему показалось, что Купол – вот он. В двух шагах. Протяни руку – и дотянешься. Потом наоборот: что Купол сливается с горизонтом, и до него очень и очень далеко.

Впечатление будто он вырастает из земли, как бы утопает в ней, тоже оказалось ошибочным. Однако Штронк не мог сказать об этом с полной уверенностью. Похоже, Купол, скорее, парит над землей, подумал он про себя. Но тогда откуда такое чувство, будто своими корнями он уходит глубоко-глубоко под поверхность, обнажая лишь свою надстроечную часть?

Аналогично и с ощущением, что Купол расположен в самом центре открывшегося перед Штронком пространства, симметрично по отношению ко всем сторонам горизонта. То казалось, что он действительно делит его на равные части. То приходило понимание, что Купол повсюду и нигде одновременно. Он не просто господствует над пространством, а заполняет и образует его. Он все время разный. Пульсирует. Кочует. Бьется так же сильно, эмоционально, порой ровно, порой неровно, как человеческое сердце.

Все предположения, которые они прорабатывали в Командном центре перед началом операции, рушились. "Батюшки, что же сделать, чтобы пробраться внутрь?" – на секунду выйдя из-под контроля, прошептали его губы. "Оцени, какие мы благородные, – прервал его наблюдения уже знакомый ему баритон. – Ты проспал трое суток. Не стали тебя будить, хотя начальство стояло на ушах. Можешь себе представить. Датчики показывают, что ты полностью восстановился. Находишься в идеальной физической форме. Более того, силы, которыми ты владеешь, совершенно непонятным для нас образом выросли на порядок. Эмоциональный, психологический, интеллектуальный потенциал еще больше".

Штронк присвистнул. "Будем разбираться с этим позже. Берем сейчас лишь на заметку, – продолжал баритон. – А вот с Куполом дело обстоит хуже. Гораздо хуже. Грубо говоря, мы ничего не видим. Все оборудование, которым напичкан "костюмчик", ничего не показывает. Вернее, показывает, что ничего нет.

Твоими глазами мы наблюдаем странное явление, которое ты окрестил Куполом. Знаем, что ты находишься в непосредственной близости от объекта, который нам нужен и который является ядром "Генератора истории" или самим "Генератором истории", по нашей классификации. Но приборы ничего не регистрируют.

Почему? Объяснения нет. Даже предположений. Логичный вопрос – можем ли мы действовать наобум. Насколько это опасно. Не лучше ли подождать, пока у нас появятся хотя бы какие-то зацепки? Хоть какие-то надежды на ясность".

На секунду в голове Штронка наступила задумчивая тишина. Но только на секунду. "Не лучше. Объект перед нами. Сомнения неуместны. Естественно, что он экранирован от внешнего наблюдателя. Непонятно, не почему мы его не регистрируем, а почему его вообще удалось увидеть. Так что поехали. Приступаем ко второй фазе", – распорядился рыкающий бас, исходящий от контролирующих операцию высших инстанций.

"Вперед, так вперед, – подумал Штронк. – Какие проблемы. Будем выдвигаться". Мультифункциональный комбинезон, не дожидаясь команды, уже печатал в 3 D скоростную платформу. Ему оставалось лишь вскочить на нее. Медленно, плавно она поплыла в сторону Купола. "Быстрей", – мысленно приказал Штронк. Ничего не изменилось. "Еще быстрей", – подстегнул он умную платформу. Она мчалась уже с приличной скоростью. Однако расстояние между ней и Куполом оставалось прежним. "Ну-ка, покажи все, на что ты способна", – подначил он ее. Платформа как будто только этих слов и ждала. Ветер засвистел в ушах Штронка. "Зеленка" сзади стала удаляться с бешеной скоростью. Купол, напротив, – расти. Подниматься ввысь, закрывая горизонт. Наливаться весом.

Однако когда до Купола было уже рукой подать и оставалось лишь крикнуть "на абордаж", тот вдруг исчез. Взял и исчез. Перед Штронком вновь до горизонта простиралось девственное поле. Он в растерянности оглянулся назад. Купол на глазах уменьшался. Или создавалось впечатление, что он уменьшается, поскольку платформа стремительно удалялась от него.

Штронк, не сбавляя скорости, развернулся по дуге и вновь рванул к Куполу. Повторилась та же история. Потом в третий, четвертый, пятый раз. "Генератор истории" элементарно не подпускал его к себе. Играл с ним сначала в поддавки, а затем в кошки-мышки. "Что придумать? Что предпринять?" – судорожно думал Штронк. А с ним вместе и весь Командный центр. Да и не он один. Сдаваться не хотелось. Об этом даже и речи быть не могло.

В конце концов пришлось признать очевидное: платформу Купол к себе не подпустит. К нему придется подбираться пешком. Штронк аккуратно припарковал ее у "зеленки" и двинулся вперед. Идти было легко. Свободно. Как давеча, до того, как луговое многоцветье не обернулось кошмаром. Обескураживало только то, что идти так можно было и день. И два. И месяц. И годы. Это "зеленка" отступала все дальше, скрываясь из глаз. Купол ни на йоту не приближался. Никаких намеков на то, что что-то изменится в будущем, не было.

Штронк физически ощущал, как бьют тревогу в высоких сферах и начинается истерика в Командном центре. План "Б" у них явно отсутствовал. Да и откуда он мог взяться, если ничего ни о "Генераторе истории", ни о пространстве, в которое он упакован, известно не было. За исключением того, что он существует. А что-то придумывать по живому не получалось. Датчики по-прежнему упорно фиксировали отсутствие в континууме каких-либо объектов.

Пошли уже третьи сутки, как Штронк тупо и прямолинейно двигался вперед. О пройденной им "зеленке" больше ничего не напоминало. Не Купол, а он теперь находился в центре вселенной. Купол же продолжал игриво смещаться к горизонту. Самое смешное, что в отличие от людей в Командном центре он никакой усталости не испытывал. С ним явно что-то произошло. Что-то изменилось. Но что именно, даже предположить было сложно.

"Так дело не пойдет, – решил про себя Штронк. – Нельзя показывать Центру, что мне больше не нужны ни сон, ни отдых. Что я могу теперь использовать неограниченный запас человеческой или какой-то иной энергии. Надо сделать вид, будто я смертельно устал. Что я на грани физического и психологического срыва. Будем надеяться: мой маневр коллеги не распознают. Только сыграть надо будет безукоризненно".

Ноги Штронка стали заплетаться. Он шел все медленнее и медленнее. Спотыкаясь и озираясь с испугом по сторонам. Пот катил градом. Сердце учащенно билось. Пелена застилала глаза. Все более ощутимая. Болезненная. Кровавая. Давление подскочило до критических показателей. На советы вкрадчивого баритона, сменившего его тенора, затем снова баритона он почти перестал огрызаться и реагировать. "Все, шабаш, – отдали ему, наконец, долгожданную команду, – привал. Вколи себе снотворное и лошадиную дозу успокаивающего и восстанавливающего. Как отдохнешь, продолжим. А пока нам надо покумекать".

Штронк зашатался и упал в изнеможении. Силы оставили его. Сознание отключилось. "Ну что же, – похвалил он себя, – во мне открылись недюжинные театральные способности". На самом деле все это потребовалось ему, чтобы заблокировать сознание для внешнего наблюдения, отключить связь с Центром и, наконец-то, получить полную свободу рук.

Чувствовал себя он, как и раньше, великолепно. Кроме того, ему захотелось проверить вызревшую у него гипотезу. Он все больше убеждался в том, что Купол не подпустит его к себе, тем более, не пустит внутрь, пока он принадлежит тому миру, который его послал. Пока он лишь чуждое ему орудие и подчиняется чужой воле. Теперь это препятствие больше не существовало. Как-то поведет себя Купол?

Штронк ожидал всего что угодно, только не этого. Вновь страстные ненасытные губы припали к его губам. Лианы рук обвились вокруг его шеи. Необузданные божественные желания охватили его и повлекли за собой. В бескрайнее небо. Бездонную пропасть. В прошлое и будущее. Восхитительную, необъятную, неисчерпаемую бесконечность.

Все было доступно ему. Всем он наслаждался и впитывал в себя как губка. Подвиги и предательство. Самые величественные и мерзкие. Известные человеческой истории и скрытые от нее. Самопожертвование и низость. Благородство и грязь.

Добро и зло сплелись в нем как клубок из миллионов гремучих змей. А потом рассыпались фейерверками искр. Взрывами сверхновых. Сотворением и гибелью галактик. И повторением божественного калейдоскопа любовных утех, превратившего его в солнечный протуберанец. Вновь ровным слоем легший на внутреннюю стенку Купола. Которая опять-таки существовала только в его воображении.

Тектонические плиты замерли. Штронк открыл глаза и заулыбался. Легкий приятный ласковый ветерок охлаждал его разгоряченное тело. Он мог бы принять форму куба, шара или чего угодно. Но в человеческом теле находиться было спокойнее, уютнее и привычнее.

Штронк не просто пребывал внутри Куба. Каким-то образом он прикипел к нему. Сделался ему близок. Стал его частью. Каким, он тоже начал осознавать. Но до поры до времени не хотел расплескивать то доброе сладостное чувство, которое, после всего им испытанного, согревало его постоянно.

Похоже, теперь можно было безнаказанно снять блокировку сознания, отделившую его от Центра, и восстановить временно прерванную связь. "Докладываю, – браво отрапортовал он бывшим коллегам и высшим инстанциям. – Второй этап операции тоже пройден. Я внутри Куба. Случилось так, что "Генератор истории" сам перенес меня сюда. Видимо, накрыл собой, когда я спал и не представлял для него никакой опасности. Причем даже не накрыл, а, скорее, вобрал. Я чувствую его. Мне позволено с ним общаться. Все условия для того, чтобы перейти к третьей стадии операции, имеются. Жду указаний". В контракте не было указано, какие действия Штронк должен будет предпринять, оказавшись внутри "Генератора". Оговаривалось лишь, что он исполнит ту команду, которая поступит из Центра.

"Перед тем, как давать вводную, – пророкотал в его голове лающий командный бас ("Видимо, Командному центру не доверили эту часть операции", – сообразил Штронк), – хотели бы поделиться приятной новостью: принято решение представить Вас, полковник ("Ух ты, – улыбнулся про себя Штронк, – ну, расщедрились: не просто какое-то офицерское звание, а сразу старшее. Хотя, могли бы проявить широту души и сразу сделать генералом. Значит, последует какое-то совершенно головокружительное задание"), к орденам "Славы" за заслуги перед Родиной всех трех степеней. Поздравляем".

После паузы, необходимой, скорее всего, по законам жанра, для придания моменту необходимой торжественности, рыкающий бас перешел к делу: "Человечество поставлено на грань выживания. "Генератор истории" – наша последняя надежда. Баланс сил в мире нарушен. Что-то пошло не так. По неправильному сценарию. Мы скатываемся к Третьей мировой. Она уже полыхает в непосредственной близости от основных мировых центров. Сдерживать ее не получается. Необходимы радикальные меры. "Генератор истории" реально может помочь.

Наши изыскания показали, что он существует. Где-то. Мы вместе только что доказали, что это действительно так. В надежде на успех мы подобрали предпочтительные варианты паллиативного хода истории. К работе удалось принудительно подключить всю сеть наиболее мощных быстродействующих компьютеров планеты, вне зависимости от того, в чьих руках они находятся. Технологии больших цифр это позволяют.

Согласно проведенным расчетам, для восстановления баланса необходимо внести в ход современной истории энное количество, порядка сотни тысяч мелких изменений. Альтернативный вариант – повлиять на несколько крупнейших исторических фигур.

Начнем со второго сценария. Есть хорошие шансы на то, что может получиться. "Генератор истории" надо попросить или объяснить ему, или договориться – ну, или как-то иначе – поменять судьбу буквально нескольких человек. Все будет "славно", если М.С.Горбачева не кооптируют в состав Политбюро и Советский Союз удастся сохранить. Если получится фигуру Гитлера заменить на какую-то другую и предотвратить становление Третьего рейха. Если вместо убийства в Сараево произойдет не столь фатальное покушение, и тем самым человечество избежит Первой мировой войны. Такова вводная. Вперед. Действуйте".

Штронк переварил услышанное. Да, ради такого можно было пойти на любые жертвы. Операция, на которую его подрядили, обретала эпохальный смысл. Все звучало не только красиво, но и благородно. Хотя и исходило от высших сфер, которые по определению не могли быть ни возвышенными, ни благородными.

Он снова прервал связь с внешним миром и бросился в объятия Куба. Безумные. Восторженные. Безудержные. Оказалось, что перетасовать состав Политбюро ЦК КПСС, не допустить прихода Гитлера к власти и убийство в Сараево не так уж и сложно.

"Сделано, – рапортовал он Центру после восстановления связи. – Контракт выполнен". Центр попросил о паузе в 24 часа. Потом, когда все было выяснено и проанализировано, сообщил: ничего не изменилось. По результирующей, ситуация в мире – точно такая же.

"Раз не получилось, – попросил Центр, – пробуем вариант с сотней тысяч мелких изменений. "Мир во всем мире" того заслуживает. Важно же не следование пунктам контракта, а конечный результат. Пересылаем электронным пакетом и "через облака", а также мыслеграммой все, что нужно изменить".

Штронк и Куб внесли в микропроцессы, из которых складывается ход истории, все запрошенные изменения. Они произошли. Состоялись. Однако в макропроцессах, образующих ход истории, абсолютно ничего не изменилось.

Пока он проводил все эти эксперименты, – важные, нужные, необходимые, – Штронк осознал, что он больше вовсе не сторона контракта с Центром. И больше не Штронк. Не мальчишка 33-х неполных годков. Он тот самый "Генератор истории", по крайней мере, его половинка, о котором вожделели в Центре.

"Подводим итог, – сказал он. Но сказал так, что всюду, по всему миру, склонили голову. Тем более, его бывшие работодатели. – Историю не изменить, ломая или исправляя судьбы отдельных выдающихся людей. Пророков. Титанов. Лидеров. Историю творим все мы. Все человечество. Она такая, какой мы ее делаем. Все вместе. И только все вместе мы ее можем подправить и пустить по другой колее.

Но и вмешиваться в жизнь отдельного человека, любого из нас, также бессмысленно и предосудительно. Каждый подправленный эпизод, поворот, глиссада в судьбе одного человека компенсируются адаптивными изменениями в поступках всех тех, с кем он был связан. Из этого тоже ничего хорошего не получается.

Мы испытали все варианты. Вывод – произвольные поправки Истории не нужны. Бессмысленны. И невозможны. Только все вместе. Все. Абсолютно все. Мы в состоянии прокладывать ее колею.

Знаю это. Понимаю. Испытал. Поэтому договариваюсь с вами о следующем. Менять мы больше ничего не будем.

Первое. Я сохраняю возможность прямой связи со всеми вами. Со всеми Центрами. Всеми странами. Всеми народами. Но закрываю возможность просить о связи со мной, от кого бы такая просьба не исходила.

Второе. Обещаю, что не допущу впредь никаких попыток произвольного воздействия на Историю. Слишком часто за благородством помыслов скрываются лишь шкурные интересы и намерение что-то наварить. Этого больше не будет.

Третье. Никакого "Генератора истории" быть не может. Мы с женой лишь ее Хранители. Навсегда. Во веки веков. Наша любовь, наше счастье, наша преданность – залог того, что никто не нарушит тот святой обет Хранения, который мы вам даем.

Четвертое. Тропки к Хранителям истории больше не будет. Она помогла нам воссоединиться. Больше она не нужна. Мы закрываем ее навсегда.

Пятое. Никакой Третьей мировой мы не допустим. Человечество ждет совсем другая судьба. Ей мы будем помогать. Ломая всех тех, кто свою низость, бесхребетность, корысть и ненависть к другим пытаются прикрыть заботой о благе человечества.

Шестое. Теперь мы вместе. Мы воссоединились. Человечество готово к освоению новых миров. Постепенно, шаг за шагом Хранители истории будут появляться на других планетах. В других звездных системах. Рядом и очень далеко. Наша семья будет разрастаться. Но никто и никогда не нарушит наших семейных связей. Мы этого не допустим.

Седьмое. Счастье, вдохновение, свобода и благодать лугового разноцветия навсегда останутся с нами. Это наша любовь. Наше служение. Наша мечта. Мы делимся ими со всеми вами. Со всем человечеством. Как и силой нашей любви. Нашей страсти. Нашего желания.

Семь – счастливая цифра. Божественная. И будет оставаться ею всегда.

© Н.И. ТНЭЛМ